Хитченс М.
Преподаватель Колорадского ун-та (США) Мэрилин Хитченс рассматривает историю заключения советско-германского пакта о ненападении от 23 августа 1939 г. в связи с ситуацией на Балканах и в ЮгоВосточной Европе в целом. Она подчеркивает, что политика государств этого региона (Турции, Греции, Югославии, Румынии, Болгарии, Венгрии), а также связанные с этим регионом действия великих держав представляют «первостепенный интерес» для историка международных отношений, ибо Балканы, уже сыгравшие в начале XX в. роль «пороховой бочки» Европы, оказались в центре переплетения интересов европейских государств и накануне второй мировой войны (с. УП). В монографии освещается внешняя политика, как самих Балканских стран, так и Германии, СССР, Англии, Франции, Италии с акцентом на события, развернувшиеся в апреле-августе 1939 г, «В историографии этого пакта в центре внимания находится польский вопрос, [41] поскольку Польша особо упомянута в самом тексте германо-советского договора, — пишет автор. — Однако ситуация на Балканах не в меньшей степени, чем польская проблема, способствовала заключению нацистско-советского пакта» (с. УП).
Анализируя завоевательные планы Гитлера, она отмечает, что конечной целью фашистского диктатора был «раздел мира между Германией, Японией и Великобританией, при этом Балканы должны были оказаться в пределах германской сферы» (с, 5–6).
Однако в 20-х и первой половине 30~х годов XX в. государства Юго-Восточной Европы (кроме Венгрии и Болгарии) входили в систему Западных военных союзов, и их внешняя политика была сориентирована к а Англию и Францию. «... Две балканские группировки ~ Малая и Балканская Антанты были образованы с благословения Франции, которая видела в них инструмент для сохранения статус-кво» (с. 86–87). Балканские участники Малой Антанты — Югославия и Румыния — были связаны союзным договором с Чехословакией (1921), а в 1926–1927 гг. Румыния и Югославия заключил» договоры с Францией. Целью Малой Антанты было — противодействие тем государствам региона, которые стремились к изменению своих границ (т. е. Болгарин, Венгрии), а также отпор возможным притязаниям Италии, могущей присоединиться к Венгрии и Болгарии. В феврале 1934 г. была создана и Балканская Антанта в составе Югославии, Румынии, Греции к Турции. Ее целью была объявлена зашита границ этих стран против любой агрессии со стороны какого-либо балканского государства.
Автор отмечает, что образование вышеперечисленных группировок не привело к политической стабилизации на Балканах, Их участники» несмотря на неоднократные попытки, не смогли найти общего языка с Болгарией и Венгрией, а также создать механизм коллективной защиты от агрессии небалканских государств. Соперничество между государствами Юго-Восточной Европы, их экономическая и военная слабость лишали их возможности самим решать [42] свою судьбу, превращали в клиентов великих держав, «интересы которых имели лишь один общий знаменатель — своекорыстие» (с. 3).
Во второй половине 30-х годов на Балканах резко усилилось германское влияние. Германия нуждалась в сырьевых ресурсах этого региона (особенно в румынской нефти) для подготовки к войне. В политическом плане Германия была в это время заинтересована в нейтрализации Балкан и предотвращении войны между самими балканскими государствами, ибо такая война помешала бы «непрерывному поступлению сырья» и могла бы спровоцировать вмешательство других держав, «включая СССР» (с. 84).
Обстоятельства благоприятствовали Германии; Фракция, ослабленная экономическим кризисом, «не могла быть покупателем балканских сырьевых товаров» (с. 7); Англия же смотрела сквозь пальцы на усиление экономических связей Германии с балканскими государствами, поскольку их развитие «шло не в ущерб британской торговле» (с. 8). По мнению премьер-министра Н. Чемберлена, само географическое расположение Балкан означало, что «Германия должна играть там доминирующую роль» (с. 8).
Экономическая экспансия Германии на Балканах сопровождалась усилением ее политического влияния. Закупая товары Балканских стран в кредит, поставляя им военную технику, Германия приобретала рычаги воздействия на их внешнюю политику. Однако главную роль в усилении германских позиций в Юго-Восточной Европе сыграли агрессивные действия Гитлера и «западная политика умиротворения» по отношению к Германии (с. 143), Оккупация немецкими войсками Рейнской демилитаризованной ионы в марте 1936 г„ аншлюс Австрии в марте 1938 г., а затем крушение Чехословакии в результате мюнхенских решений (сентябрь 1938 г.) и окончательной ее аннексии Германией (март 1939 г.) все эти события привели к краху системы французских военных союзов в Восточной Европе, а гибель Чехословакии означала и конец Малой Антанты. Балканские государства берут курс на нейтралитет и угодничество перед Германией. Румынский [43] министр иностранных дел Гафенку весной 1939 г. резюмировал положение следующим образом: «У Германии есть планы; есть ли планы у других держав? Если у них нет планов, нам остается волей-неволей следовать за Германией» (с. 34). В марте 1939 г. «Румыния заключила с Германией экономическое соглашение, которое, по мнению немцев и остального мира, означало политическую зависимость» (с. 33).
Условиями этого соглашения предусматривалось, наряду с резким увеличением вывоза в Германию румынского сельскохозяйственного сырья, поставками нефти и руды, образованием совместных промышленных компаний, сотрудничеством банков и т. д., также и оснащение румынской армии германским вооружением. Румынское правительство признавало, что отныне «будет трудно получать германскую экономическую помощь и в то же время сохранять независимый политический курс» (с. 41).
Политика Румынии не в последнюю очередь объяснялась тем, что Германия умело использовала венгерско-румынские противоречия из-за Трансильвании. Добившись в Мюнхене согласия Англии и Франции на расчленение Чехословакии, Гитлер позволил венграм захватить Закарпатскую Украину (ранее принадлежавшую Чехословакии), после чего Венгрия прочно вошла в орбиту германской внешней политики. Поддерживая (или, напротив, сдерживая) территориальные притязания Венгрии и Болгарии к государствам Балканской Антанты, Германия подчиняла своему влиянию и тех и других. «Она, — пишет автор, — разрушила систему балканских союзов и в такой степени парализовала балканские государства, что они стали молчаливыми пособниками в уничтожении Австрии и Чехословакии» (с. 34). Все это стало возможным потому, что Балканы «были покинуты Западом» (с. 34). Однако в конце марта и в апреле 1939 г. произошли события, которые изменили ситуацию не только на Балканах, но и во всей Восточной Европе в сторону, неблагоприятную для Германии.
Запад долго пытался «умиротворить» Германию. Вершиной такой политики стало мюнхенское соглашение, на [44] которое Англия и Франция пошли, по словам автора, «в силу военной неподготовленности и небезупречной морали» (с. 25).
Однако Гитлер остался недоволен мюнхенской сделкой, поскольку, во-первых, получил гораздо меньше территории, чем рассчитывал, и, во-вторых, «вообще был вынужден заключить соглашение» с Западом (с. 22). Уже в октябре 1938 г. (вскоре после Мюнхена) Гитлер приказал вермахту готовиться в окончательному уничтожению Чехословакии «с целью обезопасить германские границы и оккупировать Мемельскую область» (с. 26), принадлежавшую Литве. Настало 15 марта 1939 г., и мир узнал, что германские войска вступили в Чехословакию с целью, как было сказано, «обеспечения мира в Европе», а чехословацкий президент «вручил судьбу чешского народа и страны в руки фюрера германского рейха» (с. 29),
Эти события, пишет автор, «положили конец британскому умиротворению и стали началом сопротивления» Запада германской экспансии (с, 43). Отныне «целью Англии и Франции стало создание мирного фронта», т. е. группировки государств, способных заставить Германию отказаться от дальнейших захватов (с. 82).
31 марта 1939 г. Чемберлен объявил о предоставлении британских гарантий Польше. Румыния к тому времени, по мнению Запада, заключив с Германией экономическое соглашение, стала «вассальным государством», а потому именно Польша теперь рассматривалась «как бастион западной обороны в Восточной Европе» (с. 42). Тем не менее в ходе переговоров с поляками 4–6 апреля Англия пыталась заручиться их согласием на включение Румынии в систему взаимных обязательств, касающихся обороны от возможной германской агрессии. Польша, соглашаясь на британские гарантии, однако, не хотела подключать Румынию к этому союзу. По мнению поляков, это могло вызвать осложнения в отношениях с Венгрией, а главное, полагали они, Румыния не могла оказать Польше сколько-нибудь реальную помощь, если бы последняя подверглась нападению. «Оказавшись в тупике, Англия превратила [45] временные гарантии Польши в постоянные» (с. 42). Автор поясняет, что 31 марта 1939 г. Англия рассчитывала, что удастся «заключить и другие соглашения», и потому считала гарантии Польше «"промежуточной договоренностью», но пока пришлось ограничиться союзом с Польшей (с. 42).
События, однако, «развивались быстро. Италия 7 апреля 1939 г. осуществила вторжение в Албанию. Это создавало непосредственную угрозу Югославии и Греции и вызвало тревогу всех государств Балканской Антанты. Тревога усугубилась тем обстоятельством, что Италия выступала как союзник «Германии в составе «стран оси». На Балканах было известно, что накануне вторжения итальянцы заручились согласием Германии на свои действия, Отвечая 5 апреля на запрос албанского посланника по поводу возможной итальянской агрессии, представитель германского МИД заявил, что «Германия не заинтересована в Адриатике и что любая интервенция против Италии исключается» (с. 47). В тот же день Риббентроп передал итальянскому министру иностранных дед Чиано, что «Германия всецело поддерживает усиление Италии и итальянского влияния», полагая, что в результате «укрепится мощь оси» и «Греция окажется под ее воздействием» (с. 47).
Вскоре, однако, выяснилось, что «действия Италии на Юго-Востоке Европы создали огромные сложности для германской дипломатии» (с. 44), Англия и Франция, воспользовавшись опасениями балканских государств, приняли меры для восстановления своего влияния в регионе. Выступая в парламенте, Чемберлен объявил 13 апреля о предоставлении британских гарантий Румынии и Греции. В тот же день гарантии этим странам были даны и Францией. Правда, гарантии были односторонними; на этом настаивали сами гарантированные государства, опасавшиеся недовольства Германии. Тем не менее Берлину не удалось заставить Грецию и Румынию отказаться от полученных гарантий. Согласно заявлению Чемберлена, любая угроза независимости этих стран, на которую они ответят применением своих вооруженных сил, приведет к тому, что Англия окажет им «всю возможную помощь и поддержку» (с. 53). [46]
14 апреля 1939 г. правительства Германии и Италии получили послания от президента США Рузвельта, который предостерегал их от вооруженной агрессии против третьих государств. Моральный эффект этого послания оказался значительным, «особенно у народов Балканских стран» (с. 55)., 12 мая была опубликована англо-ту редкая декларация, в которой оба правительства заявляли о своем намерении «оказывать друг другу всю возможную помощь и поддержку в случае акта агрессии, ведущего к войне в Средиземноморье» (с. 326). Антиитальянская направленность данного соглашения была очевидной. Дипломатия стран «оси» была также особо встревожена взаимным характером англо-турецких обязательств и возможностью присоединения к ним других государств Балканской Антанты.
В конечном счете Германии удалось не допустить создания на Балканах «мирного фронта» под эгидой Англии и Франции и воспрепятствовать связям между государствами Юго-Восточной Европы и Польшей. Заключив 22 мая 1939 г. «Стальной пакт» с Италией, предусматривавший взаимную экономическую, дипломатическую и военную поддержку, Германия резко усилила нажим на Балканскую Антанту, угрожая ее членам экономическими санкциями, прекращением поставок оружия и поддержкой венгерских и болгарских притязаний (в случае же сотрудничества с Германией — обещая контролировать действия Италии, Болгарии и Венгрии и продолжать экономическую и военную помощь). Однако, по словам автора, германская дипломатия в противоборстве с британской одержала «пиррову победу» (с. 82), ибо восстановить прежние позиции ей так и не удалось. «Лояльность Балкан Германии стала сомнительной» (с. 261), и Гитлер не был уверен, что их «нейтралитет сохранится, особенно если мощь Запада возрастет» (с. 132).
Опасения Гитлера резко усилились в связи с тем, что весной 1939 г. в международных отношениях появился новый фактор; Запад сделал попытку привлечь к антигерманской коалиции Советский Союз. В результате Гитлер [47] пришел к выводу, что без переговоров с СССР он не сможет ни изолировать Польшу (что весной 1939 г. стало его первоочередной задачей), ни обеспечить надежную и выгодную для Германии нейтрализацию Балкан. Надежды Гитлера удержать СССР от активной роли в европейских делах с помощью Японии не оправдались. Демарш США в апреле 1939 г. и решительные действия Англии (предоставление гарантий Польше, Греции, Румынии, усиление британской армии и т. д.) побудили Японию проявить осторожность и воздержаться в 1939 г. от заключения тройственного пакта с Германией и Италией, Так, по мнению автора, сложились условия для германо-советских контактов, которые привели в итоге к пакту о ненападении.
Какую роль играл СССР в международных отношениях 30-х годов? Черчилль в свое время полагал, что СССР стремился вместе с Западом создать систему коллективной безопасности в Европе с цепью преградить путь германской агрессии. И только убедившись в ненадежности западных партнеров, СССР «был вынужден отказаться от системы коллективной безопасности, которая больше не внушала ему доверия», и пойти на соглашение с Германией, которое, в сущности, стало «кульминационным итогом мюнхенской политики» (с. 135).
По мнению автора, такое представление о советской внешней политике не соответствует действительности. Не Черчилль, а Гитлер, пишет она, «правильно понимал суть «мирной политики» Москвы, «которая сводилась к тому, чтобы втянуть Запад «в военные действия против Германии, предоставив Восточную Европу России» (с. 266).
Экспансионистские устремления СССР касались и балканского региона. «Сталин, главный архитектор советской внешней политики того времени». Придал ей черты русского великодержавия, которые, несмотря на коммунистическую риторику, уходили своими корнями в далекое прошлое» (с. 135). Сталин оправдывал захватническую политику России в своем письме от 19 июля 1934 г., адресованном членам Политбюро и посвященном критике высказываний Ф. Энгельса о внешней политике России (Энгельс, в [48] частности, сравнивал стремление самодержавия господствовать на Балканах и владеть Константинополем с германской аннексией Эльзас-Лотарингии). По мнению Сталина, в основе внешней политики России лежало оправданное стремление «получить выход к морям с целью расширения торговли и укрепления стратегических позиций» (с. 136). Другие державы, в особенности Англия, мешали России и несли главную ответственность за развязывание войн.
Ближайшей целью Сталина в Юго-Восточной Европе было возвращение Бессарабии, ранее принадлежавшей России и занятой Румынией в 1918 г. Еще в 1924 г. Литвинов предлагал признать суверенитет Румынии над Бессарабией, полагая, что безопасность СССР не выиграет от присоединения этой и ряда других территорий. Однако Сталин, Чичерин и Раковский не согласились с его точкой зрения. В результате сохранения советских территориальных притязаний отношения СССР с Польшей и Румынией были крайне неприязненными, и два этих государства заключили друг с другом договор о взаимопомощи в случае войны против Советского Союза.
Предоставление английских гарантий Румынии и Греции означало, с точки зрения, СССР, что ему придется соперничать за господство на Балканах не только с Германией, но и с Западом. «Классический русский ответ на такую дилемму состоял в разжигании войны между обоими соперниками, в результате которой мощь Советского Союза возрастает настолько, что Балканы достанутся ему» (с. 2).
В более широком плане вся советская внешняя политика 30-х годов определялась «идеей, что конфликт между капиталистическими странами может быть полезен Советскому Союзу... Сталин поддерживал эту идею, выдвинутую еще Лениным» (с. 189). По его мнению» территория означала могущество, а могущество — способность содействовать мировой революции... Поэтому наступление и оборона... русское государство и коммунистическая идеология, национализм и интернационализм всегда соединялись в его сознании, вместо того» чтобы исключать друг друга, как то часто происходило в западном восприятии сталинских целей» (с. 138). [49]
В 1934–1938 гг. во внешней политике СССР преобладала антигерманская направленность. Хотя «Сталин сделал очень мало, чтобы помешать фашистам прийти к власти», он «позднее присоединился к «мирному фронту» Запада, с тем чтобы побудить Запад к сопротивлению странам «оси», раздуть пламя конфликта, обратив его на Запад» (с. 266).
Оценивая политику СССР во время чехословацкого кризиса в 1938 г., автор утверждает, что, вопреки своим официальным заявлениям, СССР на деле не собирался воевать с Германией, тем более в одностороннем порядке, без помощи Запада. Она цитирует донесения германского посла в Москве Шуленбурга, сообщавшего 26 августа 1938 г., что «Советский Союз сведет свою роль к минимуму, чтобы к концу войны сохранить свою армию в неприкосновенности» (с. 273). В дальнейшем, «как отмечали немецкие и британские дипломаты в Москве, Советский Союз не проявил никаких признаков подготовки к защите Чехословакии, несмотря на свои воинственные заявления и уверения в лояльности» (с. 150).
Истинной целью советских усилий было подтолкнуть Запад к активным действиям, а самим остаться в стороне. Запад должен был вести советскую войну против нацизма» (с. 152).
Мюнхенское соглашение расстроило советские планы и привело к временной международной изоляции СССР. Вместо «войны в капиталистическом мире возникла опасность германо-советской войны» (с. 266). Это объяснялось тем, что Запад в тот период не желал реального создания «мирного фронта», предпочитая «умиротворять» Германию. Советскому Союзу пришлось отказаться от надежды добиться своих целей через соглашение с западными державами, и он после Мюнхена стал предпринимать попытки сближения с Германией, Но и соглашение с Германией в период с осени 1938 по март 1939 г. было нереально, поскольку Гитлер тогда «был уверен, что обеспечит советский нейтралитет и без пакта, равно как и свое господство в Польше и на Балканах» (с, 266).
Намереваясь нанести удар на Западе, Гитлер хотел [50] укрепить свой тыл на Востоке. Первоначально он думал превратить Польшу в своего вассала, пообещав в дальнейшем Советскую Украину как награду за содействие Германии, Влияние Германии на Балканах, по мнению Гитлера, было к весне 1939 г. обеспечено вполне. Однако Польша отказалась подчиниться германским требованиям, а решительные действия Англии на Балканах ослабили там германское влияние. Завязавшиеся в конце марта-апреля 1939 г. по инициативе Запада англо-франко-советские переговоры создали угрозу, «что Россия может присоединяться к Западу» (с. 163). Только тогда Гитлер решил сам завязать переговоры с СССР. По иронии истории, пишет автор, именно успешное британское противодействие Гитлеру, особенно на Востоке, привело Англию «к величайшему провалу», ибо побудило Гитлера «искать нового союзника» в лице России (с. 203). На решение Гитлера вступить в переговоры с СССР повлиял и отказ Японии от союза с Германией, но позиция Японии в 1939 г. сама была во многом обусловлена британской решимостью в польских и балканских делах.
«Историки; исследовавшие советско-германский пакт о ненападении» усматривали главную причину его заключения в слабости. СССР и его заботе о своей безопасности» (с, 167). По их мнению, СССР, в силу своей экономической и военной неподготовленности, предпочел договориться с Гитлером о своем нейтралитете в грядущей войне Германия с Западом, чем с Западом — о совместных военных действиях против Германии. Такая точка зрения впервые была высказана еще Гитлером, который заявил, что «превыше всего Советы хотели остаться нейтральными» (с. 296).
Вдобавок, нередко утверждается в историографии, на англо-советские переговоры отрицательно повлияли «взаимные подозрения сторон» (с. 217) ив особенности отказ Польши от советской военной помощи.
Все эти суждения, по мнению автора, не соответствуют истине. Несмотря на свои внутренние трудности, СССР вел переговоры «с позиции силы, а не слабости» (с. 167). Поскольку Германия и Запад одновременно домогались [51] соглашения с СССР, это позволяло ему «противопоставлять соперников друг другу и лавировать между ними» (с. 265). В результате Советский Союз получил возможность «иметь дело с Германией на равных» (с. 167).
«Не выдерживает критики и аргумент, что немцы предлагали нейтралитет, а Запад — участие в войне» (с, 265). На деле «Англия хотела от Советов очень немногого», а именно: «заявления в поддержку находившихся под угрозой государств на Востоке, а также оказания им крайне ограниченной военной помощи, если бы до этого дошло депо» (с. 204), Не Запад, а сам Советский Союз требовал «расширить масштабы своего участия» в возможном военном конфликте, «невзирая на желания государств Восточной Европы» (с. 265).
Хотя Запад и СССР действительно испытывали «взаимные подозрения», это едва ли помешало бы им достигнуть соглашения. «Нацисты и Советы подписали пакт, хотя питали друг к другу недоверие не меньшее, если не большее», чем имелось между СССР и Западом (с. 217).
Наконец, неверно возлагать вину за срыв англо-франко-советских переговоров на Польшу, а также Румынию, которые отказывались пропустить через свою территорию советские войска. Их «сдержанность, пишет автор, — объяснялась страхом спровоцировать Германию. Поэтому румыны (и поляки) дали понять, что примут советские гарантии, но не желали быть упомянутыми (в соглашении СССР с Западом. — Реф.) и пояснили, что не примут от СССР никакой помощи до начала войны, но после ее начала их позиция будет совершенно иной» (с. 199–200).
Истинная причина того, что Запад не смог достичь соглашения с СССР о совместных действиях против Германии, заключается, по мнению автора, в следующем:
1) на первом плане для СССР «стояли не проблемы безопасности (ибо русские были уверены в прочности своей обороны)», а стремление «получить контроль над территориями от Балтийского до Черного моря» (с. 198), «Интересы СССР... в конечном счете, сводились к вопросу о контроле над Балканами, Польшей и проливами» (с. 185). [52]
В обмен на возможную помощь Западу Советы добивались «свободы рук» на Востоке», «по отношению ко всем государствам вдоль их западной границы» (с. 265); 2) однако Запад, и прежде всего Англия, не желал платить такую цену за советское содействие. Западные союзники низко оценивали наступательные возможности Красной Армии и полагали, что СССР, даже при желании, «окажет им мало практической помощи». Они не желали допускать советское господство в Восточной Европе и вели переговоры «в известной мере, по тактическим соображениям, с целью удержать Советский Союз от перехода на другую сторону» (с. 264–265).
В таких условиях Советский Союз, который «тоже вел переговоры (с Западом. — Реф.) по тактическим соображениям, с цепью подтолкнуть немцев к соглашению» с ним, предпочел договориться с Германией (с. 265). Соглашение стало возможным в силу «краткосрочного совпадения интересов обеих сторон»: Германия получала возможность «воевать на одном фронте» и при этом иметь «устойчивое снабжение ресурсами», а СССР — «войну в капиталистическом мире вдалеке от своих границ и время для вооружения и маневра» (с. 218), Немцы удовлетворили территориальные амбиции СССР, признав Финляндию, Прибалтику и восточные районы Польши советской сферой интересов и заявив о своей «полной политической незаинтересованности» в судьбах государств Юго-Восточной Европы (при этом, приняв к сведению «особый советский интерес» к Бессарабии). Таковы были основные пункты секретного дополнительного протокола к пакту, составленного по инициативе СССР.
«Существует мало доказательств в пользу идеи, что Германия напала бы на Советский Союз, если б Москва (летом 1939 г. — Реф.) объявила о переходе на сторону Запада» (с, 265). Советский Союз хорошо знал истинные планы Германии в тот период и расчетливо стремился к достижению своих целей.
Одним из последствий советско-германского пакта стала окончательная нейтрализация Балкан, что на время вполне устраивало Гитлера. С западным влиянием и попыткам образования антигерманских группировок в этом регионе было покончено. Но советско-германские противоречия там сохранились. «В июне 1940 г., когда Германия… была втянута в масштабные боевые действия на Западе и особенно нуждалась в умиротворении Балкан... Советы, полагая, что застали немцев врасплох, приступили в одностороннем порядке к претворению в жизнь своего понимания претензий на Бессарабию» (с. 221).
В результате советского ультиматума румынские войска покинули Бессарабию, но политическим итогом этой акции стал отказ Румынии от англо-французской гарантии и образования нового, прогерманского кабинета.
Дальнейшая судьба Балкан известна: разгромив Францию, Германия поработила Югославию и Грецию, превратила Румынию и Болгарию в своих сателлитов и напала на СССР. В итоге войны Балканы оказались под советским контролем. Однако, полагает автор, судьба Польши и Балкан была предопределена, ибо если даже Запад в 1939 г. достиг бы соглашения с СССР (признав советское определение «косвенной агрессии» и, предоставив право на проход советских войск через Польшу и Румынию), все равно выяснилось бы, что «СССР не может вести наступательную войну на Востоке», и страны этого региона оказались бы под германским господством (с. 201), «Ход истории, — пишет автор, можно было изменить только одним способом: если бы Запад обладал могуществом и волей, достаточными для того, чтобы сокрушить и Германию» и Советский Союз. В 1939 г. он ими не обладал» (с. 204),
В. Ю. Дашевский