Аман P.
В исследовании западногерманского историка Р. Амана рассматривается история 15 пактов, о ненападении, заключенных СССР и Германией в период между двумя мировыми войнами.
Книга, состоящая из девяти разделов, опирается на документы федерального архива ФРГ и архива Института современной истории в Мюнхене, а также на опубликованные документы и исследования.
Почти все пакты о ненападении в прошлом и в настоящем заключались в условиях, когда применение силы было уже запрещено международным правом, а между их участниками не существовало вооруженного конфликта и отношения после имевшего место военного столкновения были [13] урегулированы на основе мирного договора. При этом считает автор, ответ на вопрос о целесообразности заключения таких пактов должен даваться с учетом внешнеполитической обстановки, в которой они были заключены, исходя из их оперативной пользы или результатов оперативного применения.
По мнению автора, ни один из видов политических международных договоров не способствовал в такой мере разрушению систем военной и внешнеполитической безопасности в международном и региональном масштабах, как пакт о ненападении. Поскольку парадокс политики обеспечения безопасности заключался в стремлении одной из сторон добиться для себя при заключении пакта о ненападении абсолютной безопасности путем нейтрализации другой стороны, это вызывало чувство отсутствия абсолютной безопасности у стран, не участвовавших в договоре. Использование пакта о ненападении как политического средства вне рамок «законной{1} структуры коллективной безопасности со стороны Советского Союза в 1925–1939 гг. по отношению к Лиге Наций носило скорее оборонительный характер, чем агрессивный, как это было со стороны Германии в 1933–1939 гг.
Начиная с 1937 г. СССР в полной мере возобновил проводившуюся им до 1934 г. политику противопоставления пактов о ненападении системе коллективной безопасности, что завершилось подписанием пакта о ненападении с Германией в августе 1939 г. Этот факт ставит под сомнение приверженность Советского Союза политике коллективной безопасности. Подписание секретных протоколов к советско-германскому договору 1939 г. и вступление советских войск на территорию Польши в сентябре того же года являлось явным нарушением советско-польского договора о ненападении 1932 г. Исходя из этого, последний может быть квалифицирован как пакт о ненападении только до определенного момента, лежащего в пределах срока действия договора. Вместе с тем, полагает автор, не обнаружено каких-либо признаков, которые могли бы свидетельствовать об агрессивных планах со стороны СССР но отношению к Польше до 1939 г. [14]
В отличие от договоров о ненападении, заключенных Советским Союзом в 1925–1933 гг., в германо-польском договоре 1934 г. не содержится обязательства о соблюдении нейтралитета при конфликтах одной из сторон с третьими странами. Однако накануне нападения на Польшу Германия заключила ряд договоров о ненападении, в которых имелись такие обязательства. К последним относятся договор с Литвой о ненападении от 22 марта 1939 г. и соглашение о передаче Мемельской области, с Данией — от 31 мая 1939 г., с Латвией и Эстонией — от 7 июня и с СССР — от 23 августа 1939. Анализируя общее отношение Германии к пактам о ненападении, автор указывает, что советское предложение о заключении такого пакта в 1936 г. было ею отклонено под предлогом того, что у нее нет общей границы с СССР. Гитлер в это время не был заинтересован в политических переговорах с Советским Союзом, и вопрос о них был поднят только летом 1939 г. — снова по инициативе советской стороны. До 1937 г. Германия всячески стремилась воспрепятствовать включению граничащих с ней стран в систему коллективной безопасности путем заключения с ними двусторонних пактов о ненападении. Этим годом завершается первая фаза политики нацистской Германии, основанной на заключении договоров о ненападении, и начинается непосредственная подготовка «третьего рейха» к войне.
Нацистская дипломатия пошла на заключение пактов о ненападении, но отказывалась от признания договоров в системе Лиги Наций и добивалась исключения гарантий третьих стран. Уже в германо-польском договоре 1934 г, содержалось условие об ограничении таких гарантий только содержавшимися в ранее заключенных договорах. 28 апреля 1934 г. Гитлер заявил, что отношения Польши с Великобританией, которые впредь будут регулироваться теми или иными договорами, а также переговоры относительно заключения последних явятся нарушением германо-польского договора о ненападении.
Возобновление Германией политики заключения пактов о ненападении в 1939 г. автор объясняет обострением [15] польского вопроса, желанием локализовать германо-польский конфликт и изолировать Польшу. И если в 1933–1937 гг. заключение таких договоров имело целью» в первую очередь, завуалировать осуществлявшийся в Германии процесс перевооружения, то в 1939 г. их цепью было скрыть процесс непосредственной подготовки к агрессии и добиться изоляции очередной его жертвы. Правда, при этом на передний план все в большей степени выходило стремление использовать экономические возможности по обеспечению подготовки к войне, открывавшиеся в результате заключения договоров о ненападении,
По мнению автора, Гитлер использовал пакт о ненападении с Польшей для обеспечения процесса перевооружения, направленного прежде всего против нее. В то же время Польша рассматривалась как прикрытие с тыла в случае интервенции западных стран и как барьер при нападении со стороны СССР. Однако иллюзии Гитлера относительно благожелательного нейтралитета Польши в случае нападения Германии на Францию окончательно рассеялись в 1938 г.
Автор рассматривает попытки использования Польшей договора о ненападении с Германией для проведения самостоятельной политики. Польша мечтала о создании так называемой «третьей Европы» конфедерации нейтральных стран от Балтики до Черного моря при главенствующей роли Польши. Эта конфедерация должна была стать противовесом англо-французской «Антанте» и странам «оси». Подобные намерения выражались в планах создания Балтийского союза под польским руководством, установления обшей польско-венгерской границы и в создании польско-румынского союза. Осуществлению таких планов препятствовали неурегулированные конфликты с Литвой и Чехословакией, устранению которых, в свою очередь, мешали германо-польские разногласия.
Анализируя политику Польши в предвоенный период по отношению к странам Балтийского моря, автор полагает, что они занимали центральное место в польских планах создания конфедерации нейтральных стран. Однако эти [16] государства ограничились лишь провозглашением вооруженного нейтралитета» и дистанциированием от Лиги Наций. Усиление в них нейтралистских тенденций было ошибочно оценено в Варшаве как признак единства их политики и политики Польши. Однако нейтралитет стран этого региона после разрыва Гитлером договора с Польшей в 1939 г. способствовал ее изоляции в результате заключения Германией пактов о ненападении с прибалтийскими государствами. Таким образом, Польше не удалось использовать в своих интересах договор о ненападении с Германией, так как она переоценила и его значение как средства, гарантирующего безопасность, и свою мощь. Пакт о ненападении 1934 г. оказался инструментом, который смог активно использовать только тот участник договора, который обладал преимуществом в военном отношении.
Цели Гитлера в отношении Польши, как полагает автор, в достаточной мере до сих пор еще не выяснены. До 1933 г., в его планах завоевания жизненного пространства на Востоке Польша едва упоминалась. Заключение договора 1934 г. имело целью отодвинуть разрешение германо-польского конфликта на более позднее время. В последующий после 1934 г. период согласованность в области внешней политики обеих стран проявлялась в такой степени, что, считает автор, можно было говорить об отношениях, близких по своему характеру к союзническим. В частности, имели место неоднократные попытки со стороны Германии привлечь Польшу к Антикоминтерновскому пакту. В 1937–1938 гг. это отражало стремление придать германо-польским договорным отношениям позитивный характер, в отличие от отношений, вытекающих из пакта о ненападении. Подобные предложения в рамках германо-польских переговоров в январе 1939 г. о глобальном урегулировании были направлены на обеспечение тыла Германии в случае ее нападения на Францию и закрепление оборонительной роли Польши по отношению к Советскому Союзу, но не создание направленного против него союза. Так, 5 января 1939 г. Гитлер говорил министру иностранных дел Польши Ю. Беку; «Присоединение к Антикоминтерновскому [17] пакту, о чем вновь говорил Риббентроп... не должно, прежде всего, означать активной военной роли по отношению к Советскому Союзу» (с. 539).
Сделанным 6 января 1939 г. Беку предложениям об удовлетворении претензий Германии в отношении Украины автор серьезного значения не придает, поскольку договор о ненападении с Польшей был по существу ограниченным по времени соглашением, сроки которого определялись Гитлером. В намерения же фюрера никогда не входило сохранение Польши в границах 1934 г.
Нацистская Германия принципиально до 1938 г. не возражала против заключения договоров о ненападении с прибалтийскими странами, но считала это нецелесообразным по отношению к Латвии и Эстонии, которые не имели с ней общих границ. По мнению автора, нацистская дипломатия не хотела в этом плане создавать прецедент для отношений с Советским Союзом. Кроме того, как заявлял 20 июня 1936 г. министр иностранных дел «третьего рейха» фон Нейрат, Германия не намеревается нападать на прибалтийские государства и поэтому нет необходимости заключать с ними пакты о ненападении.
Активизация германской политики в отношении прибалтийских стран произошла в 1938 г. После Мюнхена Латвия настойчиво добивалась распространения на нее заявления Гитлера об отказе от территориальных претензий, а Германия, в свою очередь, опасалась заключения советско-латвийского военного соглашения, слух, о возможности которого распространяло прогермански настроенное правительство Эстонии.
Стремясь решить вопрос о присоединении Мемеля таким образом, чтобы не толкнуть Литву к сближению с Польшей, Берлин изменил свое отношение к заключению пактов о ненападении с прибалтийскими странами. Нацистам удалось добиться заявления Эстонии о не заинтересованности в вопросе о Мемеле и большей ориентации Латвии на сближение с Германией, а также замедления процесса улучшения отношений между Литвой и Польшей. Заключенный 22 марта 1939 г. договор о ненападении с Литвой [18] должен был успокоить общественное мнение за границей, взбудораженное вторжением в Прагу и захватом Мемеля, и обеспечить отказ Литвы от поддержки Польши.
В связи с ростом после Мюнхена влияния Советского Союза на европейскую политику в планах Гитлера по ограничению масштабов конфликта с Польшей и его последствий большее значение начали приобретать Латвия и Эстония. При этом Советский Союз с беспокойством следил за действиями «третьего рейха» в отношении прибалтийских стран. Это беспокойство усилилось после того, как в Берлине не прореагировали на содержащиеся в докладе Сталина на XVIII съезде ВКП(б) 10 марта 1939 г. намеки на желание улучшить советско-германские отношения.
До конца апреля 1939 г. Гитлер находился в «дипломатической обороне», так как ему нечего было противопоставить политике Великобритании и Франции, направленной на урегулирование конфликта.
6 апреля 1939 г. было объявлено о начале переговоров между Великобританией и Польшей о заключении пакта о взаимопомощи, что использовал Гитлер в качестве предлога для прекращения действия германопольского договора 1934 г. Об этом он заявил 28 апреля. К этому моменту у Германии оставался только один договор о ненападении — с Литвой. Стремясь к изоляции Польши, Германия сделала предложения о заключении таких пактов Латвии, Эстонии, Дании, Норвегии, Финляндии и Швеции.
Договор с Латвией и Эстонией предполагалось заключить еще в мае. Однако эти страны настаивали на включении в пакт о ненападении статьи, учитывающей их обязательства по договорам с третьими странами, в частности с СССР и Польшей. Это несколько задержало завершение переговоров. Однако Германия оказала давление на своих партнеров, и они отказались от своих убеждений. Изменению их позиции способствовало выступление Молотова на сессии Верховного Совета СССР, в котором он заявил о требовании Советского Союза включить в проект договора с Великобританией и Францией обязательства оказывать Латвии и Эстонии помощь в случае агрессии против них независимо [19] от того, поступила от них просьба об этом или нет. Договоры с Латвией и Эстонией были подписаны рейхом 7 июня 1939 г.
Из остальных стран на подписание договора о ненападении согласилась только Дания, настоявшая лишь на том, чтобы подписание состоялось не одновременно с Латвией и Эстонией. Германо-датский пакт был подписан 31 мая 1939 г.
Пакты с Латвией и Эстонией не были связаны с подготовкой к политическому урегулированию отношений с Советским Союзом, как это уже длительное время утверждается в историографии. До речи Гитлера в рейхстаге 28 апреля 1939 г. никаких конкретных шагов для достижения согласия с Советским Союзом в Берлине не предпринималось. Напротив, с советской стороны зондаж относительно возможности начала политических переговоров шел уже с начала апреля. Однако правительство «третьего рейха» оставило эти усилия без внимания. О мартовской речи Сталина Гитлер и Риббентроп узнали только в начале мая, т. е. тогда, когда переговоры с Латвией и Эстонией подходили к завершению.
Точка зрения, что заключение договоров о ненападении с этими странами побудило СССР вступить в переговоры с Германией, опровергается тем фактом, что переговоры СССР с западными державами к этому времени настолько продвинулись, что было достигнуто согласие по вопросу об автоматическом оказании помощи подвергшейся агрессии стране вне зависимости от . наличия просьбы с ее стороны, на чем особенно настаивало советское руководство. Возможность политического договора с СССР до середины июня 1939 г. изучалась только на уровне германского посольства в Москве. Первое упоминание пакта о ненападении как основы для политического соглашения содержалось в информации болгарского посла в Берлине правительству «третьего рейха», в котором он излагал позицию советского представителя; «Если Германия заявит, что она не нападет на Советский Союз или заключит с ним пакт о ненападении, то Советский Союз, пожалуй, откажется от [20] заключения договора с Англией» (с. 625). До 15 июня мысль о подобном заявлении имелась только у Риббентропа, который намеревался использовать его для удержания СССР от переговоров с западными державами. Это свидетельствует о том, что в Берлине считали, что. Советский Союз может выступить против Германии только в союзе с западными странами.
По мнению автора, отсутствие положительной реакции на информацию болгарского посла со стороны Гитлера и, более того, его указание в конце июня о запрещении каких-либо инициатив, касающихся политических переговоров с СССР, свидетельствуют об отсутствии в тот период у нацистского руководства заинтересованности в таких переговорах. И лишь к концу июля, когда разрядка в англо-японских отношениях лишила оснований для надежды на заключение германо-японского союза, направленного против западных держав, Гитлер и Риббентроп стали форсировать политические переговоры с Советским Союзом. Этому также способствовало поступление информации о предстоящем начале переговоров в Москве с военными миссиями Великобритании и Франции. Но цепью Гитлера в переговорах с СССР было не только помешать его соглашению с западными державами, но и добиться политического урегулирования с ним. Этим и объясняется предложение германской стороны относительно «всеобщего урегулирования интересов... от Балтийского до Черного моря» (с. 628). Именно в это время ведомство экономического планирования рейха в исследовании возможностей по обеспечению страны военными материалами в случае блокады со стороны Великобритании сделало следующий вывод: «Полное обеспечение возможно только сырьем из России (нам дружественной)... » (с. 628).
Пакты о ненападении использовались как Советским Союзом, так и Германией вне рамок системы коллективной безопасности противников, чтобы иметь возможность напасть на них в выгодный для себя момент.
Автор выделяет следующие общие черты германской и советской систем пактов о [21] ненападении:
1. Использование двустороннего договора для воспрепятствования сотрудничеству партнера в рамках системы коллективной безопасности и предотвращения заключения им договора о союзе или взаимопомощи с третьими странами.
2. Обеспечение собственной безопасности на определенный срок, смещение разрешения конфликта в будущее по укрепления собственного военного потенциала, обеспечение свободы действий во внешнеполитической области для одностороннего решения конфликта.
3. Принятие на себя минимальных обязательств по договору, обеспечивающих стабильность собственного положения и свободу действий.
4. Очередное подтверждение приверженности укреплению мира.
5. Нейтрализация к изоляция партнера по пакту,
6. Установление выгодных для себя экономических отношений при минимальных политических обязательствах.
7. Использование договора о ненападении для создания доверия и выяснения намерения партнера, двухстороннее сокращение вооруженных сил в общих пограничных областях для решения задач в других пограничных районах, т. е. для прикрытия тыла в случае конфликта с другим потенциальным противником или при вторжении на его территорию, как в случае с нацистской Германией — при запланированной агрессии против третьих стран.
При этом, как считает автор, у советского руководства не было намерений нарушить тот или иной пакт о ненападении, когда он шел на его подписание.
В заключение автор констатирует, что пакты о ненападении не решали в прошлом и не решают в настоящее время проблему обеспечения мира. Исторический анализ показывает, что большая часть пактов о ненападении нарушалась почти исключительно странами, по инициативе которых они заключались. Такие пакты приводили только к «моральному разоружению», создавали условия для ведения войны в ограниченных масштабах и осуществления косвенной агрессии.
Ю. Н. Зоря