Кровь и чернила

Офицер Красной Армии обратился с письмом к председателю горисполкома Херсона, спрашивая о судьбе своей сестры Р. Ф. Сигаловой и своей свояченицы Е. Д. Черкасской. Вместо ответа он получил свое же письмо, на конверте было написано одно слово: «Расстреляны».

В Херсоне, как и в других городах Украины, немцы убили много невинных и беззащитных, женщин, детей, стариков. Мы еще поговорим с убийцами: в Берлине. Мы найдем среди палачей и тех, которые убили Сигалову и Черкасскую.

Сейчас я хочу сказать о другом: о бездушье человека, написавшего на конверте: «Расстреляны». Может быть, у этого чиновника, сидящего в горисполкоме, нет на свете родных, близких, друзей? Может быть, он не понимает, что такое человеческое горе? Он даже не счел нужным написать три строки офицеру Красной Армии. Он удовольствовался росчерком на конверте.

Великое горе, которое принесли нам фашисты, сблизило, сплотило советский народ. Мы поняли, что все мы — одна семья. За освобождение Украины умирали сибиряки, кавказцы и северяне. Один человек льет свою кровь за родину, а другой жалеет каплю чернил, минуту своего времени. Разве это допустимо в Советской республике? Разве не знает этот чиновник из херсонского горисполкома, что наш долг — смягчать боль каждого гражданина, что мученики, убитые фашистами, стоят перед глазами нашего народа, что их могилы священны и что память о них ведет Красную Армию на запад?

Мы гордимся воинами, которые сейчас на фронте судят убийц женщин Херсона. И нам стыдно за того человека, который не понимает ни горя офицера Красной Армии, ни совести нашего народа.