Изгнание врага

В эти торжественные часы хочется сосредоточиться, взглянуть назад.

Сентябрь сорок первого... По Крещатику проходят немецкие колонны. Берлинское радио каждый день сообщает о захвате городов, сопровождая сводки барабанным боем, присвистом, щелканьем, лаем Гитлера, воем сотни комментаторов. Сухими, жесткими глазами провожают бабы отступающих красноармейцев. Фельдмаршал фон Рейхенау снимается на фоне Харькова, и немцы сопровождают фотографию короткой подписью: «Завоеватель». Пыль мечется над проселками: танки Гудериана несутся из Путивля, из Конотопа к Орлу. Плетутся на восток женщины с грудными детьми, а немецкие летчики их расстреливают и, возвратясь на аэродром, пьют «за победу!». В Германию идут поезда с украинской пшеницей. Гитлер кричит: «Красной Армии больше нет». Гитлер вместе с Муссолини снимаются среди развалин Смоленска. Почтенный профессор читает лекцию в Гейдельберге: «Россия — это колосс на глиняных ногах», и студентики, еще не призванные в армию, гогочут: «На глиняных, го-го!»... Немцы врываются в Донбасс. Осенний ветер качает тела повешенных горняков. Берлин озабоченно кудахчет: «Нам не хватает комендантов и полицейских». Им кажется, что партия выиграна. И даже американская газета «Нью-Йорк таймс» пишет: «С потерей Донбасса становится почти немыслимым организованное сопротивление России...»

Это было два года тому назад, и об этом сегодня стоит вспомнить. Сегодня, когда колосс Россия шагает стальными ногами на запад, когда многие за границей не находят достаточно эпитетов для прославления Красной Армии, когда, обливаясь слезами облегчения, прижимают к себе бабы запыленных бойцов, когда никто уже не помнит о Муссолини, который снимался в Смоленске, и когда Гитлер молчит — ему нечего больше сказать, когда каждый день мы узнаем об освобождении десятка городов, когда началось изгнание врага.

Да, то, что сейчас происходит, это не одно из сражений, это воистину изгнание врага. Впервые всем нашим существом мы ощущаем начало конца.

В течение двух лет немцы писали о значении Донбасса. В германских консульствах — в Аргентине, в Швеции, в Португалии — под портретами Гитлера висели многокрасочные карты Донбасса; треугольниками, ромбами, квадратами были обозначены богатства захваченного края. Экономисты выпускали труды о прошлом, настоящем и будущем Донбасса. Военные обозреватели, снисходительно говоря о «непонятном упрямстве русских», показывали, что, потеряв Донбасс, Советский Союз не сможет долго сопротивляться. «Страна без угля» — так озаглавил свою статью передовик «Национал цейтунг» в декабре 1942 года.

Мы хорошо знаем, чем была для нас потеря Донбасса. Мы не скрывали от себя наших ран. Мы выдержали то, чего, казалось, нельзя выдержать. Мы потеряли уголь Донбасса, руду, хлеба Украины, Кубани, Дона, заводы Днепропетровска, Харькова, Воронежа, Сталинграда, нефть Майкопа, мы очень много потеряли. В одном из недавних боев пулеметчик Сытин был ранен, но продолжал стрелять. В госпитале врач, увидав, сколько крови потерял раненый, спросил его: «Как вы выдержали?..» Сытин ответил: «Прогнать их хотелось...» Огромная внутренняя сила два страшных года поддерживала Россию. Она помогла и бойцам, и горнякам Сибири, и женщинам перенести все потери.

Теперь Красная Армия отвоевала Донбасс. Она отвоевала этот великий рабочий муравейник, тепло и свет нашей родины. Рабочая страна, мы любим Донбасс. Он дорог нам традициями, гордым нравом шахтеров, их приверженностью к свободе. Это не просто две области, это не столько-то квадратных километров, это солнечное сплетение Советского Союза и это любовь молодой, гордой, новой России.

Мы вправе праздновать освобождение Донбасса, но даже Донбасс теперь только глава. Происходит нечто большее: изгнание врага. Три дня прожило в сводках «Конотопское направление», и вот Конотоп уже в тылу. Мы понимаем, что значит Бахмач... Как горят глаза украинцев — и под Ленинградом, и в далекой Карелии, и в Смоленщине! Киев ждет, Киев уже слышит в ночи смутный гул: это идет свобода.

Еще две недели тому назад немцы писали: «Русским удалось захватить один город Орел и маленькую территорию, нигде не превосходящую пятидесяти километров в глубину. Они не смогли овладеть Донбассом и выбить нас из Украины». Хвастуны, они храбрились до последнего: пока не побежали. Может быть, Харьков, Сумы, Конотоп — это не Украина? Может быть, в Сталино теперь не мы, а немцы? Лжецы, кого они хотят обмануть? Мы давно перестали спорить с ними словами. Мы опровергаем их артиллерийским огнем. Пусть, отдышавшись на минуту, они вопят: «Мы потеряли всего-навсего сто городов. Мы пробежали всего-навсего двести километров». Не договорив, они тронутся дальше.

Мы знаем, что враг еще не добит. Немцы гонят на запад сотни тысяч украинок и русских: женщины должны строить новые укрепления. Немцы кричат о каком-то «Восточном вале». Они хотят зацепиться за холмы, за реки, за болота. Они еще не сломлены. Они еще повинуются своим начальникам. Фриц, выбитый из Донбасса, будет драться у Запорожья. Фриц, уцелевший в Конотопе, оскалит зубы у Бахмача. Мы не преуменьшаем силы врага. Он еще не растерял своей сильной техники. Он еще может бросить в бой свои резервы. Но потери немцев непоправимы: не только территорию потеряли враги, они потеряли веру в победу.

Нелегко пробиваться вперед Красной Армии. Военные специалисты могут объяснить это изумительное наступление возросшим боевым опытом, большей дисциплиной, лучшим порядком, мощной техникой, взаимодействием пехоты и артиллерии, ролью танковых корпусов. Они будут трижды правы. Писатель, я хочу сказать о другом, о той силе, которая превратила степенных и мирных крестьян Поволжья или Сибири в яростных солдат, о той силе, которая позволяет пехотинцу проходить в день по сорок километров, не бояться угрозы на флангах, усмехаться при виде немецких бомбардировщиков, идти, идти и снова идти. В эти дни побед я хочу еще раз напомнить, что есть в нашей войне нечто отличное, выделяющее ее среди всех войн: теперь войну ведет не только разум народа, не только его горячая привязанность к своей земле, войну ведет и возмущенная совесть. Рука об руку шагают справедливость и Россия: они воодушевлены одним.

Наступая, Красная Армия снова видит черные дела захватчика: пепелища городов, пустыню, тела замученных. Там, где немцы могут, они угоняют все население. Передо мной приказ германского командования об «эвакуации» Навлинского района: «Каждый тотчас отправляется со своей семьей, скотом и движимым имуществом в западном направлении. Кто будет следовать в восточном направлении, будет обстрелян». Издыхающая змея жалит. Погибая, гитлеровская Германия хочет погубить весь мир. Так взлетают вверх минированные дома и гибнут на дорогах русские дети. А если послушать рассказы оставшихся, если поглядеть в их глаза, мутные от страха и унижения, откроется другая «зона пустыни» — в сердцах людей, опустошенных двумя годами бесправия. Наши бойцы видят, как немцы ввели барщину для крестьян, как они пороли ослушников, как они заманивали, запугивали и заражали девушек. За все они ответят — с этим чувством идет на запад армия справедливости.

Один наш батальон был сформирован из уроженцев Курской области. Жадно ждали командиры и бойцы весточки от своих. И вот пришли страшные вести. Лейтенант Колесниченко узнал, что его отец повешен в селе Медвинка. Мать капитана Гундерова немцы расстреляли. Красноармеец Бородин прочитал, что немцы замучили его мать и расстреляли двух братьев. Лейтенант Богачев — убита жена, расстрелян отец. Красноармеец Луханин — расстреляна жена. Красноармеец Карнаухов — убиты двое детей и сестра. Красноармеец Барышек — расстрелян отец; дядя, не выдержав издевательств немцев, наложил на себя руки. Красноармеец Орехов — жена приговорена к повешению. Красноармеец Есин — расстреляны дядя, жена его и дочка. Красноармеец Бридин — убит племянник, пятилетний мальчик. Красноармеец Рыбалко — расстрелян зять. У девятерых семьи угнаны в Германию. У тридцати двух дома сожжены. Это все в одном батальоне. Что удержит такой батальон? Сибиряки, уральцы, кавказцы, видя такое горе, такие злодеяния, идут вперед, как вестники справедливости.

Германия трепещет: блеснул меч правосудия. Фрицы растерялись. Всего два месяца тому назад Гитлер сулил им победоносное наступление. Теперь Гитлер молчит, говорит русская артиллерия. Немецкий офицер Зигфрид Манцке, попав в плен, бубнит: «Продолжение войны не имеет никакого смысла». Да, война имела смысл для них, когда они шли на великий грабеж. Тогда война была салом и нефтью. Теперь война для них потеряла смысл. Но она полна значения для нас: мы их отучим воевать. Мы отобьем у них охоту каждые четверть века отправляться за чужим добром. Они узнают, сколько стоит кило сала и тонна нефти.

За два месяца наступление Красной Армии изменило климат мира. Прихлебатели Гитлера приуныли. Над измученной Европой шумит очистительная буря. Подняла голову неукротимая Франция. Самый миролюбивый народ мира, кротчайшие датчане, и те восстали против захватчиков. Недавно в Афинах немцы судили молодого грека, который поджег немецкие суда. «Вы подожгли два транспорта?» — спросил немец. Грек поправил: «Нет, три». Изумленный дерзостью юноши, немецкий полковник сказал: «Понимаете ли вы, какая судьба вас ждет?» И грек ответил: «Я знаю, какая судьба ждет меня. Но я знаю также, какая судьба ждет вас». В этих словах — мысли и чувства мира: весной Германия могла еще казаться некоторым победительницей, теперь все видят, что она обречена.

А Красная Армия, гордая тем, что она идет впереди человечества, продолжает свой путь. Перед ней Днепр. Перед ней жизнь. Были отступление, контрнаступление, оборона, наступление. А теперь? Теперь — изгнание врага.