Бойцы вспоминают минувшие дни...
Несколько лет назад я отдыхал вместе со своей женой Марией Васильевной в Пятигорске, в санатории Министерства обороны СССР. В один из первых дней, когда еще и осмотреться-то не успел, ко мне обратился культработник:
— У нас к вам просьба выступить с военными воспоминаниями. Нам очень повезло: в санатории отдыхают сразу два участника штурма рейхстага и упустить такую возможность просто грешно.
— А кто же второй? — поинтересовался я.
— Генерал Устюгов Василий Сергеевич.
Действительно повезло. И не только санаторию, но и мне. Встретил боевого товарища из своей дивизии, тоже артиллериста-противотанкиста, только из другого полка. Того самого, о ком Евгений Долматовский в своей книге «Автографы победы» написал:
«Справедливость требует упомянуть, что далеко не все, врывавшиеся в рейхстаг, расписывались на его стенах. Младший лейтенант Василий Устюгов, командир взвода в знаменитой 150-й дивизии (ныне полковник) вспоминает, как с Каримджаном Исаковым... принудил к капитуляции гарнизон рейхстага, как Каримджан Исаков, парторг батальона, сразу же после боя за рейхстаг дал ему, Василию Устюгову, рекомендацию в партию...»
К этому можно добавить, что Василия Устюгова приняли в партию на собрании, которое проходило в рейхстаге, когда на нем уже было водружено Знамя Победы. [178]
Что касается автографа, то он был весьма своеобразным. Командир взвода 45-миллиметровых орудий первого батальона 674-го полка 150-й дивизии младший лейтенант Устюгов оставил его на стенах рейхстага, когда со своими орудийными расчетами уничтожал огневые средства и живую силу противника, обеспечивая прорыв пехотинцам батальона капитана Давыдова.
Так что прав Евгений Долматовский, когда говорит далее в своей книге:
«Один солдат шел на штурм, задыхаясь в дыму, и чудом оставшись живым, не успел поставить свою подпись на камне (или просто ему в голову не пришло расписаться), а другой приехал в Берлин на экскурсию в день Победы, а то и позже, и роспись его, выцарапанная на камне, случайно попала в объектив военного фоторепортера и осталась в истории. Прошло столько лет и теперь о нештурмовавшем будет рассказано, а штурмовавший и не расписавшийся... — окажется забытым?..»
Да, это очень горько, но бывает и так. И подобные случаи глубоко ранят сердце. Сорок лет прошло после окончания войны, а еще не перевелись люди, которые присваивают себе никогда не принадлежавшие им высокие военные звания и отличия, чтобы получить незаслуженные почет и привилегии. Разве можно назвать это иначе чем кощунством, гнусным надругательством над тем, что свято для воина-ветерана?
Среди настоящих солдат подобных типов не встретишь. И мы, советы ветеранов, делаем все возможное, чтобы помочь их изобличить. Но значительно приятнее и благодарнее другая работа: помочь найти ветерана, которого долгие годы ищет его награда, обнародовать материал о подвиге, который до сих пор не был известен, словом, сделать так, чтобы никто и ничто не было забыто. Вот благородное поле деятельности для каждого ветерана.
Возвращаюсь к нашей встрече с Василием Устюговым. Мы, конечно, удовлетворили просьбу коллектива сотрудников санатория. А потом долго сидели, уединившись в холле, и наперебой расспрашивали друг друга о судьбе однополчан, интересовались, кто с кем встречался за прошедшие годы. Расставаясь, договорились при ближайшей возможности обязательно повидаться.
Года через три такой случай представился. Как-то в разговоре один мой сослуживец упомянул, что в Ленинградском военном округе служит генерал-лейтенант Борис Васильевич Шарый — участник штурма Берлина [179] и рейхстага. Воевал в 674-м стрелковом полку 150-й стрелковой дивизии, которым командовал подполковник А. Д. Плеходанов. Оказывается, командир 45-миллиметрового орудия сержант Шарый занимал последнюю позицию непосредственно у рейхстага, там же, где и орудийные расчеты младшего лейтенанта Устюгова.
Вот как получилось. Воевали два противотанкиста в одном полку, но не знали друг друга. После войны, став видными военачальниками, часто сидели в одной аудитории, бывали одновременно на полигонах, решали учебно-боевые задачи и не подозревали, что однополчане, что связаны общей фронтовой судьбой и в последний день войны были рядом.
Вскоре после того, как я обо всем этом узнал, Устюгов во время очередного отпуска проездом остановился на несколько часов в Ленинграде и заехал ко мне. Услышав о Шаром, загорелся. Тут же мы позвонили Борису Васильевичу. На наше счастье, он оказался на месте.
Прошло еще немного времени — и три однополчанина заключили друг друга в крепкие объятия. Начались воспоминания. И передо мной сидели уже не два генерал-лейтенанта, а на глазах помолодевшие сержант Борис Шарый и младший лейтенант Василий Устюгов. «А помнишь?» — спрашивал один. «Ну конечно... А ты помнишь?» — в свою очередь восклицал другой.
Это могло показаться странным: они не знали друг друга, а встретились как закадычные друзья. Но я не удивлялся. Ведь они были рядом не просто в строю, а в смертельном бою, в самом пекле. И уже одно это роднит навеки.
Времени до отхода поезда оставалось совсем мало, а им еще многое надо было сказать друг другу, о многом вспомнить.
Василий Устюгов прибыл в качестве командира взвода 45-миллиметровых орудий в стрелковый батальон майора А. С. Твердохлеба, когда дивизия освобождала города и населенные пункты Польши. Борис Шарый попал на фронт в шестнадцать лет, сражался с фашистами в Прибалтике, под Варшавой.
Обоим им особенно запомнились тяжелые бои под Шнайдемюлем, где стрелковые подразделения при поддержке артиллеристов в течение нескольких суток отражали непрерывные атаки фашистских войск, пытавшихся вырваться из окружения. Вспоминали десятидневные наступательные бои в Восточной Померании, в результате которых, разгромив крупную вражескую группировку, [180] части нашей дивизии вышли к Балтийскому морю, в район Каммина.
Устюгов рассказал о тяжелом сражении батальона майора А. С. Твердохлеба и своих орудийных расчетов за населенный пункт Цеббин. Исключительное мужество проявил в том бою парторг батальона лейтенант Каримджан Исаков, о котором также повествует в своей книге «Автографы победы» Евгений Долматовский.
Берлинская операция... Штурм Берлина... Переправа через Шпрее... Штурм «дома Гиммлера» и рейхстага... Всюду славно поработали наши артиллеристы, подкрепляя своим огнем атаку наступавших батальонов, блокируя прямой наводкой гарнизон рейхстага.
— А помнишь Королевскую площадь? Море огня... Просто не верится, что каким-то чудом уцелел в этом пекле... А сколько хороших ребят полегло, — с тяжелым вздохом говорит Устюгов. — У рейхстага — рядовые Халаба и Микулич. Перед Шпрее погиб комбат майор Твердохлеб...
— Петрова убили, — добавляет Шарый. — Пушку Сердюка разбило фаустпатроном, Сердюк погиб тоже. С ним был Вася Буленко. Под Кунерсдорфом Беляев погиб...
Идут годы. Но мы не забываем наших боевых товарищей — и тех, кто сегодня находится далеко, и тех, кто пал смертью храбрых на поле боя. Не забудет и наш народ героев, отдавших жизнь во имя Победы.
Сорок лет Победы
День Победы. В год своего 40-летия он особенно торжествен и радостен. Необычайно прекрасна Москва, встречающая гостей со всех концов страны, из разных стран мира. Их в этом году особенно много. Украшенные приветственными транспарантами перроны вокзалов не успевают принимать поезда, доставляющие воинов-ветеранов, знатных тружеников фабрик, заводов, колхозных и совхозных полей.
Прибывают и ветераны 150-й дивизии к месту своей «московской прописки» — в школу № 247 Кировского района. Здесь нас встречают так же радушно, как и все прошлые годы, начиная с первой нашей встречи. Снова уроки мужества — и десятки пар внимательных глаз. Материала для таких уроков у каждого из нас предостаточно. Но если даже какие-то факты и повторяются [181] — беда небольшая. Из года в год аудитория обновляется. И многие из тех, с кем мы еще недавно встречались в классах, теперь продолжают учебу в институтах, служат в Советской Армии.
Заходим в школьный музей дивизии, ставший для ветеранов страницами воспоминаний, вехами их ратного пути. К 40-летию Победы музей пополнился новыми экспонатами, и приятно было услышать, что он считается одним из лучших школьных музеев столицы.
Сорок лет прошло. И хотя со многими однополчанами не раз встречались мы за это время, сегодня как-то особо оглядываем друг друга. Изменились, конечно, прошедшая война дает себя знать. Нет-нет да и почувствуешь ее отголоски. Немудрено: иной из нас за один день боев пережил столько, сколько другой за всю жизнь. Но все это скорее внешние признаки. Важно, что характеры остались прежние — боевые.
И в этом, как всегда, примером служит командир дивизии генерал-полковник в отставке Василий Митрофанович Шатилов. Чуть медленнее стала походка, а выправка все такая же безупречная, да иной она и не может быть у человека, отдавшего всю жизнь армии. По-прежнему бодр и Мелитон Кантария, только жалуется, что ноги стали побаливать и вряд ли сможет в этом году сопровождать на Красной площади Знамя Победы. Кому же ныне доверят эту почетную обязанность? Говорят, что будут среди них и наши однополчане...
Настал знаменательный день великого праздника. И вот по Красной площади во главе колонн воинов-ветеранов величественно реет Красное Знамя 150-й стрелковой Идрицко-Берлинской ордена Кутузова II степени дивизии — Знамя Победы. Его пронес прославленный летчик-истребитель, дважды Герой Советского Союза маршал авиации Н. М. Скоморохов. Ассистентами у Знамени Победы были ветеран 8-й гвардейской ордена Ленина армии, полный кавалер ордена Славы, Герой Социалистического Труда П. А. Литвиненко, ветераны нашей дивизии Герои Советского Союза полковники в отставке Н. М. Фоменко и С. А. Неустроев, Герой Советского Союза, полный кавалер ордена Славы старший сержант в отставке Н. И. Кузнецов. Три ассистента у Знамени Победы — артиллеристы. Представители «бога войны».
Я был несказанно горд, что в такой исторический день у Знамени Победы находились два ветерана нашей дивизии. Жаль было только, что не повидался с ними, так как они были заняты подготовкой к параду. [182]
Вскоре после возвращения из Москвы я получил от Николая Максимовича Фоменко письмо:
«Ты знаешь, я до сих пор жалею, что нам не удалось встретиться в Москве. Очень хотелось увидеться со всеми вами. Но мне была оказана высокая честь и ради этого пришлось на сей раз отказаться от встречи с боевыми друзьями. Ты сам понимаешь, что уступать место у Знамени нашей прославленной 150-й мне очень не хотелось.
Встретиться мы обязательно встретимся, и ты, пожалуйста, пойми меня правильно и товарищам постарайся растолковать, когда будешь писать. Пусть не думают, что я зазнался. Наоборот, у Знамени я старался во время перерывов рассказывать о нашей дивизии многим солдатам и офицерам, слушателям академий. О том, что воины 150-й водрузили над рейхстагом Знамя Победы, знают, разумеется, многие. Но всех интересует, как это происходило. В этом отношении, как мне кажется, мы со Степаном Неустроевым сделали немало и наши рассказы о Знамени и людях, водрузивших его на рейхстаге, запомнятся. Дополнят их, наверное, и многочисленные фотографии, которые были сделаны в тот день у Знамени.
Хочу сообщить тебе еще вот о чем. Сразу после празднования 40-летия Победы в Москве делегация ветеранов Великой Отечественной войны, в которую был включен и я, по приглашению Главного политуправления Советской Армии и Военно-Морского Флота посетила группу советских войск в Германии.
Встречали нас там всюду исключительно тепло, «хлебом и солью». Ежедневно приходилось выступать по два-три раза, но это не утомляло, как бывает всегда, когда ощущаешь нужность того, что делаешь. Да и слушали так, что как-то необыкновенно легко говорить было. Без труда находил общий язык с молодыми воинами, их семьями, школьниками.
Примечательно — и тебе об этом, конечно, будет интересно узнать, — что жить нас на несколько дней определили на той самой «даче Геринга», которую мы с тобой обживали сорок лет назад. Райский уголок, хотя узнать его сейчас, разумеется, трудно. И все же место, где располагалась тогда наша батарея, я нашел.
В офицерском клубе видел портреты Героев Советского Союза, в том числе и наши. Во Вюнсдорфе прекрасный музей. Впечатляет диорама штурма рейхстага и водружения Знамени Победы. На почетном месте в музее [183] — альбом Героев Советского Союза, там и наши фамилии значатся. Пишу об этом совсем не для того, чтобы похвастаться — вот, мол, мы какие знаменитые. А просто приятно сознавать, что не забывают то, что сделано было нами в борьбе с врагом.
Порадовало меня, как живут трудящиеся ГДР. Трудятся для собственного блага, растят детей и хотят одного — чтобы не знали ни дети, ни внуки новой войны. Это ли не пример для их земляков на Западе!..»
И сегодня в строю ветераны
Больше половины ящиков моего домашнего письменного стола заполнены почтовыми конвертами со штемпелями многих городов, областных и районных центров, сел. Думаю, что при желании с их помощью можно было бы составить довольно подробную географическую карту нашей страны.
Все это — письма моих друзей-однополчан. Каждая такая весточка для меня очень дорога, доставляет большую радость. За четыре десятилетия, минувшие после Победы, все мы заметно, мягко говоря, повзрослели, обзавелись семьями, появились у нас дети, внуки. И уже не так легко, как в былое время, собраться в дорогу, чтобы повидаться с фронтовым другом. А так хочется узнать о его житье-бытье, горестях и радостях. Потому и решили мы, особенно в последнее время, переписываться регулярно, держать, как говорится, друг друга в курсе.
К чести моих товарищей, должен сказать, что слово свое они держат твердо. И радует меня, что в большей части письма бодрые, нет в них жалоб на всевозможные хворобы, присущие нашему возрасту. Без них, конечно, не обходится, но не привыкли фронтовики плакаться. Так, помню, и в войну было: по нескольку суток не спали во время наступления, буквально валились с ног от усталости, но за все время ни одной жалобы не слышал я от своих бойцов. А если сам спросишь, не тяжело ли, — ответ один: вот победим фашистов, кончится война, тогда и отоспимся...
Читаю письма — и сейчас их вижу такими же. И отрадно, что и сегодня ветераны в строю. Многие работают, но и тех, кто ушел на заслуженный отдых, пенсионерами не назовешь: не могут сидеть сложа руки. [184]
Помогают военкоматам, школам в большом и очень важном деле — патриотическом воспитании молодежи.
В каждом письме это видно, хотя и не особенно любят наши ветераны рассказывать о себе. Но о своем боевом друге непременно и сами сообщат все, что знают, и другого попросят не забыть. Узнали, что я задумал книгу об артиллеристах — участниках битвы за Берлин, штурма рейхстага — и во многих письмах теперь нахожу я советы по этому поводу, факты, имена героев, которые обязательно должны быть упомянуты.
Бывший командир моей дивизии генерал Василий Митрофанович Шатилов признается в своем письме, что артиллеристы наши заслуживают, чтобы о них рассказали значительно больше, чем он это сделал в своих книгах «В боях рожденное знамя» и «Знаменосцы штурмуют рейхстаг». Комдив просит меня учесть это обстоятельство и написать подробнее о своей батарее, об артиллеристах и минометчиках стрелковых батальонов и полков дивизии.
Такого же мнения и полковник в отставке Федор Матвеевич Зинченко, который живет теперь в Черкассах. «В книге «Герои штурма рейхстага», — читаю в его письме, — совсем мало об артиллеристах и минометчиках. Они и их боевые действия заслуживают большего. Разве можно забыть, как помогала стрелковым подразделениям в боях за Берлин и взятие рейхстага «бог войны» — артиллерия...»
Ни Зинченко, ни кто другой, ни тем более я не собираемся упрекать Василия Митрофановича в недооценке роли артиллерии. Генерал сделал и продолжает делать многое, чтобы возможно полнее показать боевой путь прославленной 150-й дивизии и благодаря ему страна узнала о подвигах множества героев. Но ведь недаром справедливо говорится, что нельзя объять необъятное. Дивизия — сложный войсковой организм, объединяющий несколько родов войск. Рассказать о каждом из них подробно на страницах одной книги просто невозможно. Я задался более скромной целью — воскресить на страницах книги подвиги своих товарищей артиллеристов, причем, главным образом, своего полка — и то с трудом уложился в объем, предложенный издательством. Рукопись близилась к завершению, а почта приносила все новые письма, где мои товарищи вспоминали такие ситуации, иные из которых, можно сказать, сами просятся в военный приключенческий роман. [185]
Вот отрывок из письма, которое прислал мне из Вильнюса бывший командир взвода противотанковых орудий 469-го стрелкового полка нашей дивизии Василий Иванович Чернышев:
«Наступая в Померании, наш полк 3-го марта 1945 года вышел к населенному пункту, который был сильно укреплен немцами и яростно ими оборонялся. Пришлось остановиться на некоторое время, занять оборону. На следующее утро, после небольшой артиллерийской подготовки, решено было обойти противника справа и затем с ходу атаковать. Так и сделали.
Когда наша пехота при поддержке танков поднялась в атаку, противник не выдержал и стал отступать. Продвигаясь в боевых порядках пехоты, я со своим взводом вытащил орудие на дорогу и занял удобную позицию. В это время из населенного пункта, уже оставленного гитлеровцами, выбежала группа людей в какой-то непонятной гражданской одежде. С криками «Не стреляйте! Мы свои!» они бросились к нам. Оказалось, это были узники концентрационного лагеря, где фашисты в нечеловеческих условиях содержали советских военнопленных.
Ты можешь представить себе мое состояние, — продолжал письмо Василий Иванович, — когда среди этих несчастных полуживых людей я узнал своего родного брата, о котором лишь, было известно, что на фронте он пропал без вести. Оказалось, что Михаил в 1941 году был ранен в одном из жарких боев под Минском и в почти бессознательном состоянии, потеряв много крови, попал в плен. С тех пор почти четыре года никому из родных ничего о нем не было известно. Все мы были уверены, что он погиб. Но каким-то чудом он выжил, пройдя все муки ада. Когда он рассказывал нам о том, что пришлось пережить, глаза моих товарищей горели гневом и нетерпением скорее пойти снова в бой, покарать извергов.
Михаил остался в моем взводе. Через некоторое время, после соответствующей проверки, он был направлен в разведвзвод одного из полков 171-й дивизии нашего 79-го стрелкового корпуса. Сражался он храбро и достойно закончил войну в Берлине...»
Читая это письмо, я вспомнил один недавний случай. К нам в Ленинград приехала группа представителей Союза социалистической молодежи Западного Берлина. На встречу с ними в Музей истории Ленинграда был приглашен и я. [186]
Завязалась беседа. Я спросил их о жизни в Берлине, назвал несколько конкретных адресов. Мои собеседники удивились:
— Генерал так хорошо знает Берлин?
— Прошел со своей батареей до стен рейхстага, — пояснил я.
Разговор оживился. Молодые немцы решительно заявили, что приехали в Советский Союз для того, чтобы узнать правду о минувшей войне. У них, на Западе, упорно утверждают, что развязали войну русские, и во всех бедах, которые она принесла немецкому народу, винят, разумеется, нас.
Подобные вымыслы для нас, конечно, не новость. В ФРГ в некоторых слоях общества делается все возможное, чтобы чудовищно исказить историю второй мировой войны, посеять среди населения, особенно молодежи, ненависть к советским людям, всячески подогревать реваншистские настроения.
Но как ни стараются западные пропагандисты, молодежь все настойчивее стремится узнать правду. Вот и эта группа из Союза социалистической молодежи многое поняла, на многое посмотрела по-новому после того, как побывала в Москве, Минске, Ленинграде, поговорила с самыми обыкновенными людьми, не подвергавшимися никакой западной «пропаганде», а рассказавшими чистую правду о том, что сами пережили и видели — единственную правду о войне, которую необходимо знать людям всего мира.
В Музей истории Ленинграда немцы приехали после посещения Пискаревского мемориального кладбища. Они были настолько потрясены увиденным и услышанным там, что попросили перенести просмотр документального фильма «Подвиг Ленинграда» на следующий день. А я подумал, что неплохо бы им поговорить с такими нашими людьми, как брат Василия Чернышева Михаил, испытавший все ужасы фашистского плена. Такая встреча тоже многое могла добавить к представлению о войне для тех, кто знает о ней только понаслышке...
Нет, для того чтобы война больше никогда не повторилась, мы не имеем права скрывать от молодого поколения все ее ужасы, как бы тяжко ни было вспоминать о них. Не имеем права допускать, чтобы в низменных целях, как это практикуют на Западе военные историки, кто-либо принижал героизм советских воинов, освободивших ценою миллионов жизней от коричневой [187] чумы не только свой народ, но и народы Европы.
Для достижения этой благородной цели ветераны нашей дивизии не жалеют сил и энергии. Бывший командир минометной батареи нашего полка, ныне полковник в отставке Анатолий Кузьмич Рубленко четверть века проработал военным комиссаром города Глазова, почетным гражданином которого сейчас является. И теперь, на добровольных началах, продолжает бывать в школах и технических училищах, встречается с допризывниками.
Воспитанию молодежи посвятил себя после войны брат Рубленко Григорий Кузьмич, который учительствует в городе Бережанах Тернопольской области.
Как всегда, неутомим полковник в отставке Степан Андреевич Неустроев, выполнявший почетную обязанность ассистента у Знамени Победы на юбилейном параде в Москве в 1985 году. Редкая встреча с воинами-ветеранами в Севастополе, где живет Неустроев, обходится без него. «Прикоснулся к родному Знамени — и словно новые силы появились...» — делится он со мной в письме.
Получил недавно приятную весточку от бывшего наводчика второго орудия нашей батареи, сержанта в отставке Мамадали Кидировича Хасанова. Он проживает в Узбекистане, в Ферганской области. Глава большой семьи — пятеро сыновей и восемь внуков. Пенсионер, но продолжает трудиться в совхозе вместе с детьми и не уступает молодым в работе. «Младший сын мой служит в армии, — пишет Хасанов. — И я за него спокоен. Уверен, что так же, как и мы все прошедшие сорок лет, они, молодые, не допустят войны...»
Ветераны в строю... «Стараюсь помогать выполнять Продовольственную программу», — сообщает бывший артиллерист-противотанкист Саит Сагитович Сагитов из Татарии. Из Усть-Каменогорска дает о себе знать его товарищ по оружию Георгий Васильевич Черниченко: «Никогда не забуду день 2 мая 1945 года, когда меня принимали в партию в рейхстаге, в стенах которого еще шли бои. Работаю так, чтобы товарищам не пришлось за меня краснеть...»
Идут письма... От бывшего артиллериста-противотанкиста Юрия Ивановича Мельникова из Вильнюса, Бориса Ароновича Лебединского из Вологды, бывшего наводчика нашей батареи Ивана Никифоровича Свинаря из города Джетыгара. [188]
Недавно приезжал ко мне из Белоруссии бывший солдат нашей батареи Федор Иосифович Рыбаченок. Навещают и другие однополчане. Да и здесь, в Ленинграде, немало еще нас, из 150-й стрелковой, участников штурма рейхстага. Встречаюсь с генерал-лейтенантом в отставке Борисом Васильевичем Шарым и его боевым другом по батарее Георгием Андреевичем Дорожковым, с бывшим минометчиком Сергеем Ивановичем Васькиным, с участниками штурма берлинской «Кроль-оперы» бывшими артиллеристами Владимиром Михайловичем Нагорным и Георгием Ивановичем Кандыбиным и Николаем Михайловичем Беляевым...
Я несколько раз употребил слово «бывший». Но как-то непривычно оно воспринимается по отношению к моим боевым друзьям. Солдаты Победы, они и сегодня в строю... [189]