На путях к великой Победе

Родился 2 декабря 1897 г. в г. Елизаветполе (ныне Кировабад Азербайджанской ССР). В Советской Армии с 1920 г., член КПСС с 1941 г. В 1934 г. окончил Военную академию им. М. В. Фрунзе, в 1938 г. — Военную академию Генерального штаба. Участник первой мировой и гражданской войн. Участвовал в борьбе за победу Советской власти в Закавказье. В 1923–1930 гг. командовал кавалерийским полком, в 1934–1936 гг. был начальником штаба кавалерийской дивизии, в 1938–1940 гг. — старшим преподавателем Военной академии Генерального штаба, а накануне войны — начальником оперативного отдела штаба Киевского военного округа.

В период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. занимал должности заместителя начальника штаба (начальника оперативного отдела) и начальника штаба фронта; был командующим 16-й (11-й гвардейской) армией и войсками 1-го Прибалтийского фронта.

В послевоенные годы — командующий войсками Прибалтийского военного округа, с 1954 г. — главный инспектор Министерства обороны, с 1956 г. — начальник Военной академии Генерального штаба и с 1958 г. — заместитель министра обороны СССР. В настоящее время — генеральный инспектор Министерства обороны СССР.

Выдающаяся победа Советского Союза над фашистской Германией явилась прямым следствием крупных стратегических наступательных операций, блестяще проведенных нашими Вооруженными Силами в ходе всей Великой Отечественной войны. К этим важнейшим операциям, обеспечившим нашу окончательную победу над гитлеровцами, с полным правом можно отнести и победоносное наступление советских войск, развернувшееся на завершающем этапе войны на обширных просторах Советской Прибалтики.

Много мужества и воинской доблести, бесстрашия и героизма проявили воины Ленинградского, 1, 2 и 3-го Прибалтийских фронтов, Краснознаменного Балтийского флота при освобождении братских народов Литвы, Латвии и Эстонии от фашистской неволи. Я бесконечно счастлив, что и мне довелось внести вместе с воинами 1-го Прибалтийского фронта свой скромный вклад в сокровищницу наших замечательных побед над немецко-фашистскими захватчиками. На всю жизнь запомнились мне теплые, полные искренности дружеские встречи, радость, восторг, ликование советских людей, которым мы несли избавление от коричневой чумы.

В связи с 25-й годовщиной великой победы, одержанной советским народом и его Вооруженными Силами над злейшим врагом человечества — германским фашизмом, мне хочется поделиться с советским читателем своими воспоминаниями о героизме и боевом мастерстве воинов 1-го Прибалтийского фронта, которыми я имел счастье командовать в исторических сражениях за освобождение Советской Прибалтики.

В июне 1944 г. войска 1-го Прибалтийского и всех трех Белорусских фронтов перешли в решительное наступление, целью которого было освобождение Белоруссии. В этой операции, получившей условное наименование «Багратион», 1-й Прибалтийский фронт наступал на правом крыле стратегической группировки советских войск. В его состав входили 4-я ударная (командующий генерал-лейтенант П. Ф. Малышев, член Военного совета генерал-майор Т. Я. Белик, начальник штаба генерал-майор А. И. Кудряшов), 6-я гвардейская (командующий генерал-лейтенант И. М. Чистяков, член Военного совета генерал-майор К. К. Абрамов, начальник штаба генерал-майор В. А. Пеньковский), 43-я общевойсковая (командующий генерал-лейтенант А. П. Белобородое, член Военного совета генерал-майор С. И. Шабалов, начальник штаба генерал-майор Ф. Ф. Масленников) и 3-я воздушная армии (командующий генерал-лейтенант авиации Н. Ф. Папивин, начальник штаба генерал-майор авиации Н. П. Дагаев).

За период с 23 июня по 4 июля войска 1-го Прибалтийского фронта нанесли 3-й танковой и 1.6-й полевой армиям противника серьезное поражение. Во взаимодействии с 39-й армией (командующий генерал-лейтенант И. И. Людников, член Военного совета генерал-майор В. Р. Бойко, начальник штаба генерал-майор М. И. Симиновский) 3-то Белорусского фронта наши войска окружили и ликвидировали витебскую группировку немцев, а затем решительным ударом в сочетании с обходным маневром разгромили их полоцкую и лепельскую группировки.

Действуя на стыке двух крупных групп фашистских армий, войска фронта надежно изолировали их друг от друга, исключили возможность группе армий «Север» прийти на помощь войскам группы армий «Центр», подвергавшимся беспощадным ударам со стороны Белорусских фронтов.

Первую задачу, которую Ставка поставила перед войсками нашего фронта, — разгромить немецко-фашистские войска в северной части Советской Белоруссии и очистить ее от оккупантов — мы успешно выполнили. К этому времени войска трех Белорусских фронтов освободили значительную часть Белоруссии и ее столицу Минск.

Успешно завершенная Белорусская операция, образно говоря, явилась трамплином, с которого мы начали освобождение Советской Прибалтики.

* * *

В первых числах июля передовые части 6-й гвардейской и 43-й армий прорвались к границам Латвии и Литвы, а отдельные подвижные отряды смело проникли уже на литовскую землю. При дальнейшем успешном развитии нашего наступления на запад перед войсками фронта открывались заманчивые перспективы.

Мы с членом Военного совета генерал-лейтенантом Д. С. Леоновым и начальником штаба фронта генерал-полковником В, В. Курасовым, человеком весьма эрудированным и глубоко мыслящим, в ожидании получения новой директивы Ставки и прибытия на усиление войск фронта обещанных крупных резервов стали подолгу засиживаться над картой, обдумывая наиболее выгодные, на наш взгляд, варианты дальнейшего наступления. Тщательно обдумывали направление главного удара, выбор которого в сложившейся к тому времени обстановке приобретал особое значение.

Мы не сомневались в том, что Советскую Прибалтику враг будет удерживать, что называется, до последнего. Именно с этой целью он и создал в северо-восточной части Прибалтики, перед 2-м и 3-м Прибалтийскими фронтами, очень глубокую и сильно развитую в инженерном отношении оборону, которая была занята крупными силами. На этом направлении оборона Прибалтики гитлеровским командованием была обеспечена наиболее надежно. И лишь на стыке групп армий «Север» и «Центр» положение фашистских поиск в связи с успешным наступлением 1-го Прибалтийского фронта на запад было менее устойчивым; здесь наступающим противостояли основательно потрепанные в предшествовавших боях соединения 3-й немецкой танковой армии. Это создавало благоприятные условия для дальнейшего развития нашего наступления.

Представлялись возможными несколько вариантов решения.

Одни из них состоял в том, чтобы глубоко вклиниться главными силами фронта на двинском (даугавпилсском) и свенцянском (швенчёнисском) направлениях. В этом случае мы имели бы здесь вполне реальную возможность сперва довольно прочно охватить с юга правое крыло группы немецких армий «Север», а затем стремительным выходом в район Риги отрезать ее от Восточной Пруссии.

Однако вырисовывался и другой заманчивый вариант: прикрываясь с севера частью сил, развивать главными силами нашего фронта наступление строго на запад во взаимодействии с 3-м Белорусским фронтом генерала И. Д. Черняховского. Успех на этом направлении обеспечивал не только освобождение территории Советской Литвы, но и, с выходом к побережью Балтийского моря в районе Клайпеды, изоляцию всей группы армий «Север» от остальных сил гитлеровской армии. Но при таком развитии событий оставалась опасность со стороны мощной группировки фашистских войск, которая противостояла севернее Западной Двины правому флангу 1-го Прибалтийского фронта и в любое время могла нанести трудно отразимый удар с севера по его глубокому тылу.

Вот почему мы в конце концов сочли наиболее приемлемым следующий вариант решения: наступая частью сил во взаимодействии с 3-м Белорусским фронтом на шауляйском направлении, основные силы фронта сконцентрировать для нанесения удара на Ригу с юго-востока с целью разгрома правого крыла группы армий «Север» и выхода на нижнее течение Западной Двины.

Мы полагали, что в случае успеха получим возможность не только перерезать все сухопутные коммуникации группы армий «Север», но и совместно с войсками 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов нанесем ей серьезное поражение.

Но и от этого решения пришлось отказаться. Оно не соответствовало замыслу Ставки Верховного Главнокомандования.

Из полученной в ночь на 5 июля директивы Ставки было видно, что главные силы своего фронта мы должны нацелить не на Ригу, а строго на запад, тесно взаимодействуя с 3-м Белорусским фронтом.

В директиве говорилось: «1 Прибалтийскому фронту в составе 6-й гвардейской, 43, 39, 2-й гвардейской и 51-й армий развивать наступление, нанося главный удар в общем направлении на Свенцяны (Швенченис), Каунас.

Ближайшая задача — 10–12 июля овладеть рубежом Двинск, Новые Свенцяны, Подбродзе (Пабраде). В дальнейшем, прочно обеспечивая себя с севера, наступать на Каунас и частью сил — на Паневежис, Шауляй».

Правофланговая 4-я ударная армия вместе с занимаемой ею полосой в соответствии с этой директивой передавалась 2-му Прибалтийскому фронту. В состав же нашего фронта должна была прибыть из 3-го Белорусского фронта 39-я армия, которая после завершения ликвидации окруженной витебской группировки противника выдвигалась в район севернее озера Нарочь.

Соседу слева — 3-му Белорусскому фронту была поставлена задача не позднее 10–12 июля овладеть рубежом Вильнюс, Лида.

Сосед справа — 2-й Прибалтийский фронт должен был на первых порах наступать только силами 4-й ударной армии вдоль железной дороги Полоцк — Двинск, а свои главные силы подготовить к переходу примерно с 9–10 июля в наступление с целью разгрома противника в районе Идрица, Себеж, Дрисса и выхода на рубеж Резекне, Двинск. После этого он нацеливался для нанесения главного удара на Ригу. Войскам 3-го Прибалтийского фронта предстояло перейти в наступление еще позднее.

Ознакомившись с новой директивой, мы поняли: Ставка рассчитывает, что дальнейшее обтекание южного крыла группы армий «Север» соединениями нашего фронта и удары остальных Прибалтийских фронтов с северо-востока вынудят фашистские войска отступать из Эстонии и Латвии в Восточную Пруссию и поэтому выход 1-го Прибалтийского фронта на пути их отхода окажется весьма кстати.

К развитию наступления на каунасском направлении Ставку вынуждало также стремление максимально использовать большой успех, достигнутый к тому времени на таких решающих направлениях, как варшавское и восточно-прусское. На последнем направлении и предполагалось усилить нажим 3-го Белорусского фронта решительным наступлением главных сил 1-го Прибалтийского фронта.

Но нас тогда не могла не волновать мысль: вынудит ли продвижение главных сил нашего фронта на Каунас группу армий «Север» к оставлению территории Эстонии и Латвии и отходу в Восточную Пруссию? А если нет? Тогда мощная группировка фашистских войск, подвергаясь не такому сильному удару с северо-востока, какого нам хотелось, со стороны значительно позднее переходивших и наступление войск 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов, будет дамокловым мечом висеть над глубоким тылом нашего фронта, устремившегося на запад. Риск был значительный. Но на войне без риска не обойтись.

Ставка сознательно шла на это, полагая, видимо, что успеху будут содействовать 2-я гвардейская, 51-я армии и 19-й танковый корпус, которые она вводила из своего резерва в полосе нашего фронта. Несколько позже в наше подчинение из 3-го Белорусского фронта передавался и 3-й гвардейский механизированный корпус генерала В. Т. Обухова.

Замечу, что при всем этом силы 1-го Прибалтийского фронта в соответствии с полученной директивой Ставки к началу наступления фактически значительно уменьшались, так как 4-я ударная армия передавалась нашему соседу справа, а 39-я армия могла принять участие в операциях войск нашего фронта в лучшем случае через пять-шесть суток. Что касается двух армий, передаваемых нам из резерва Ставки, то на их ввод в сражение нельзя было рассчитывать раньше середины июля.

Таким образом, с 5-го июля мы могли рассчитывать только на 6-ю гвардейскую армию И. М. Чистякова и 43-ю армию А. П. Белобородова, а также на танковый корпус В. В. Буткова. Дело осложнилось и тем, что в ходе преследования противники войска этих объединений растянулись почти на 200-километровом фронте и надо было снова перегруппировать силы, чтобы воссоздать ударные кулаки.

Тщательно взвесив создавшуюся обстановку, мы единодушно приняли решение; не ожидая подхода 39-й армии, наступать силами 6-й гвардейской, 43-й армий и 1-го танкового корпуса во взаимодействии с 4-й ударной армией 2-го Прибалтийского фронта и войсками правого крыла 3-го Белорусского фронта. Им была поставлена задача разгромить двинскую и свенцянскую группировки противника и выйти на рубеж железной дороги Двинск — Подбродзе, обеспечивая благоприятные условия для ввода 39-й армии в сражение на южном крыле фронта.

В соответствии с этим решением 6-я гвардейская армия должна была, взаимодействуя с 4-й ударной армией, разгромить двинскую группировку противника и овладеть рубежом: юго-западная окраина Двинска, Зарасай, Дукштас. 43-й армии надлежало нанести главный удар на Свенцяны с целью разгрома свенцянской группировки противника, после чего развивать наступление в направлении Игналина, Утена (Утяна), обеспечивая ввод 39-й армии с рубежа Новые Свенцяны, Подбродзе.

Командующему 39-й армии генералу И. И. Людникову мы приказали спешно подтянуть свои войска к левому флангу 43-й армии и после ввода в сражение наступать на Укмерге.,

Таким образом, все наличные силы фронта были сразу же нацелены на выполнение задач, поставленных Ставкой. Для парирования угрозы с севера и для влияния на ход наступления у нас в резерве оставался лишь танковый корпус генерала Буткова, боеспособность которого из-за весьма ограниченного числа исправных танков была к тому времени недостаточно высокой.

Наступление фактически продолжалось без малейшей паузы: едва завершилась операция «Багратион», как войска нашего фронта приступили к решению задач новой операции. Конечная ее цель состояла в том, чтобы во взаимодействии с 3-м Белорусским и 2-м Прибалтийским фронтами освободить территорию Литвы и южной части Латвии.

Невзирая на то, что мы начинали новую, весьма важную операцию крайне ограниченными силами и в довольно сложной обстановке, войска фронта были охвачены высоким наступательным порывом.

Среди всех его воинов в эти дни отмечалось неукротимое желание решительно разгромить отчаянно сопротивлявшиеся в полосе нашего наступления немецко-фашистские войска и возможно быстрее освободить изнывающие в фашистской неволе братские народы Литвы и Латвии.

Перегруппировку войск и восстановление ударных группировок генералы Чистяков и Белобородов осуществляли, в ходе наступления. Их армии все еще продолжали продвигаться на запад. Более медленным темпом наступали войска 6-й гвардейской армии, развернувшей свои силы почти на 150-километровом фронте. Они не только не могли поддержать наступление армии Белобородова на каунасском направлении, но и сами с трудом преодолевали нараставшее с каждым днем сопротивление свежих сил двинской группировки группы армий «Север».

И все же, несмотря на усилившееся сопротивление этой группировки противника, гвардейцы генерала Чистякова с 5 по 12 июля продвинулись на 50 км и вышли на линию населенных пунктов Друя, Слободки, Плюсы, озер Дрисвяты и Смалвое. А левее этой армии наступавшие на широком фронте войска генерала Белобородова, подлинного мастера оперативно-тактического маневра, обладавшего исключительной настойчивостью в достижении поставленных целей, добились поистине замечательных успехов: уже к утру 9 июля они захватили железную дорогу Даугавпилс — Вильнюс во всей полосе своего наступления, выполнив поставленную нам Ставкой задачу на два дня раньше намеченного срока. А на следующий день передовые соединения этой армии уже оседлали шоссе Даугавпилс — Каунас.

К тому времени главные силы 39-й армии, которой командовал один из героев Сталинградской битвы генерал-лейтенант И. И. Людников, успели подойти к передовой и с утра 10 июля повели наступление на Укмерге. Донесение командарма было лаконичным: «Переправился через реку Жеймяна севернее Пабраде и успешно продвигаюсь на Укмерге».

В этот день мы получили весьма радостные вести и от генерала И. Д. Черняховского, войска которого, окружив вильнюсскую группировку, приступили к очищению от фашистов столицы Советской Литвы.

Так было положено начало освобождению литовской земли. Наступление советских войск не прекращалось пи днем, ни ночью.

В ходе наступления воины наших частей с особой радостью узнали об освобождении 12 июля двух близких сердцу каждого литовца городов, Зарасай и Дукштаса, с которыми неразрывно связано имя замечательной советской патриотки, национальной героини литовского народа Марите Мельникайте. Она родилась в первом из них, а во втором трагически погибла, не склонив гордой головы перед фашистскими извергами. Очевидцы рассказывали, что когда воины частей 43-й армии узнали о казни М. Мельникайте в Дукштасе, то почти без единого выстрела бросились на фашистов, стремясь сойтись лицом к лицу с палачами Марите.

В эти дни из армий фронта стали поступать донесения об установлении непосредственной боевой связи с отрядами народных мстителей, с литовскими партизанами. Из донесений, поступивших к нам, мне особенно запомнилось сообщение генерала Белобородова, что в боях за Утену его войскам крепко помогли партизаны из отряда «Аудра», которым командовал славный сын литовского народа Пятрас Кутка. Так же мужественно сражались и другие отряды литовских партизан.

Было приятно, что настойчивые стремления Центрального Комитета Компартии Литвы и его первого секретаря А. Ю. Снечкуса развернуть ожесточенную борьбу партизанских отрядов в тылу ненавистных немецко-фашистских оккупантов не пропали даром. Нас радовала мысль, что, несмотря на все старания фашистов, им все же не удалось задушить партизанское движение на литовской земле.

С выходом на рубеж Друя, озеро Дрисвяты, Салакас, Даугайляй, западнее Утена, озеро Виринта, Гиедрайчай армии фронта были вынуждены ввести все свои силы, которые, надо признать, к тому времени изрядно истощились. Учитывая это, мы понимали, что вряд ли можем рассчитывать на их большую боевую активность. Оставалась лишь надежда на ввод двух резервных армий, выдвигавшихся к линии фронта с востока. Но и оттуда, к нашему огорчению, поступали неутешительные сведения: речки, лесные завалы, разрушенные мосты и всякие другие препятствия снижали темпы передвижения частей. Поэтому мы полагали, что ввести эти армии в сражение удастся в лучшем случае через пять-шесть дней. А пока приходилось действовать наличными силами.

В ожидании подхода к линии фронта 2-й гвардейской армии{командующий генерал-лейтенант П. Г. Чанчибадзе, член Военного совета В. И. Черешнюк, а с 3 февраля 1945 г. генерал-майор Н. И. Ряпосов, начальник штаба генерал-майор П. И. Левин) и 51-й армии (командующий генерал-лейтенант Я. Г. Крейзер; член Военного совета генерал-майор В. И. Уранов, начальник штаба генерал-лейтенант Я. С. Дашевский) 12 июля был отдан приказ: 6-й гвардейской армии продолжать атаки против двинской группировки, но направление главного удара перенести на левый фланг, 43-й армии сосредоточить все свои усилия на шауляйском направлении. Задача 39-й армии оставалась прежней — развивать наступление на юго-запад через литовские города Укмерге, Кедайняй.

Отражая участившиеся настойчивые контратаки и контрудары противника, войска 1-го Прибалтийского фронта к концу 15 июля продвинулись до 6–12 км на северном крыле и до 20–30 км в центре и на южном крыле.

Здесь уместно возвратиться к директиве Ставки от 4 июля и напомнить, что, исходя из нее, войска нашего фронта должны были главный удар наращивать на каунасском направлении, чтобы, если фашистские войска побегут из Эстонии и Латвии, перехватить их на подступах к Восточной Пруссии. Но вот наступила уже вторая половина июля, а признаков бегства противника не наблюдалось. Неприятель продолжал оказывать отчаянное сопротивление как 6-й гвардейской армии, так и войскам 2-го Прибалтийского фронта, перешедшим 10 июля в общее наступление.

В этой обстановке нацеливать основные силы фронта на Каунас было не только нецелесообразно, но и все более рискованно. Поэтому представитель Ставки маршал А. М. Василевский, побывав у нас и взвесив все «за» и «против» со свойственной ему неторопливостью, распорядился перенести направление главного удара на Шауляй.

Это было очень своевременное решение. Оно позволяло не отказываться от главной идеи — отсечь фашистские войска, если они начнут общий отход из Эстонии и Латвии в Восточную Пруссию, и в то же время в случае, если мы овладеем Шауляем, создавало условия для крутого поворота значительных сил фронта на север с целью удара теперь уже в тыл сильной рижско-двинской группировки врага.

К тому времени на фронтовом командном пункте появились командующий 2-й гвардейской армией П. Г. Чанчибадзе и командующий 51-й армией Я. Г. Крейзер, войска которых уже подошли к линии фронта.

18 июля я приказал генерал-лейтенанту Я. Г. Крейзеру в ночь на 20 июля передовыми соединениями 51-й армии сменить войска 43-й армии в полосе от озер Ильгис и Салос справа до Шишкиняй и озера Рубикяй слева. Левее до линии Лабанорас, Видишкяй одновременно должна была развернуть свои дивизии 2-я гвардейская армия генерал-лейтенанта П. Г. Чанчибадзе.

С утра 21 июля обеим армиям надлежало перейти в наступление. 51-й армии предстояло нанести главный удар своим левым флангом и к исходу 24 июля овладеть районом Паневежиса, в дальнейшего развивать наступление на Шауляй. 2-й гвардейской армии было приказано продвигаться правым флангом в общем направлении на Рамигала, Цитовяны.

Нам был передан также 3-й гвардейский механизированный корпус. Но он нуждался в пополнении людьми и танками. Поэтому мы решили ввести его в сражение уже после овладения районом Паневежиса — для удара на Шауляй.

В это время остальные армии создавали свои ударные группы. Командармы, концентрируя основные силы на решающих направлениях, сознательно шли на определенный риск.

К ночи 21 июля приготовления к новому мощному рывку в основном были закончены. С волнением ждали мы рассвета.

После короткой, но мощной артиллерийской подготовки 51-я и 2-я гвардейская армии перешли в решительное наступление, В первых донесениях, поступавших из 2-й гвардейской и 51-й армий, сообщалось, что враг яростно сопротивляется. Однако к полудню начали приходить уже приятные вести — войска освобождали один населенный пункт за другим. К вечеру их стали считать десятками.

Нанося на карту достигнутые войсками фронта рубежи, неизменно спокойный и уравновешенный начальник штаба Владимир Васильевич Курасов удовлетворенно приговаривал:

— Лед тронулся, товарищ командующий, лед тронулся!

Немалый боевой опыт подсказывал нам, что наступление развивается хорошо. А следующий день подтвердил, что мы не ошиблись: генерал Крейзер, сдерживая переполнявшую его радость, кратко доложил, что войска 51-й армии освободили Паневежис. Это был последний крупный опорный пункт противника на подступах к Шауляю.

Неплохо развивались события и в полосе наступления 2-й гвардейской армии. Продвинувшись на запад от 20 до 45 км, она в числе многих населенных пунктов освободила литовские города Рагула и Рамигала.

На фоне этих больших успехов медленное продвижение 6-й гвардейской и 43-й армий в районе Двинска и к северо-западу от него не могло нас не огорчать.

Причины медленного продвижения своих войск генерал И. М. Чистяков объяснял тем, что сосредоточение главных сил его армии южнее Двинска было, по-видимому, обнаружено противником, которому вследствие этого и удалось своевременно бросить в бой все свои резервы и снятые с других участков войска. Кроме того, сообщал командарм, войска армии по-прежнему остро нуждались в снарядах, подвоз которых с тыловых баз фронта, несмотря на огромное расстояние, осуществлялся все еще только на автомашинах.

В ответ на это я указал на стремительное продвижение армий Крейзера и Чанчибадзе и потребовал от генерала Чистякова более решительно продолжать наступление.

Должен отметить, что настойчивые атаки 6-й гвардейской армии сыграли в последующие дни положительную роль. Они приковали к этой армии главные силы двинской группировки противника и облегчили действия 4-й ударной армии. Последняя к 24 июля обошла Двинск с севера, в то время как на южной окраине этого города вели бои соединения 6-й гвардейской армии. В результате фашистский гарнизон был обречен. 27 июля войска 4-й ударной армии во взаимодействии с частью сил 6-й гвардейской армии завершили его разгром.

Поскольку двинская группировка противника больше не представляла опасности для наступавших на запад главных сил фронта, мы потребовали от командармов Я. Г. Крейзера и П. Г. Чанчибадзе увеличить темпы наступления и выйти за линию городов Шауляй и Расейняй.

Для содействия 51-й армии в захвате Шауляя утром 26 июля был введен в сражение 3-й гвардейский механизированный корпус. В это же время генерал Крейзер ввел из второго эшелона свой 1-й гвардейский стрелковый корпус.

Свежие силы, сметая все на своем пути, словно неудержимый поток, устремились к Шауляю. За день они продвинулись от 35 до 70 км, выйдя к реке Муша севернее Шауляя и перерезав железную дорогу, идущую из этого города на Биржай. К вечеру от генерала В. Т. Обухова поступило донесение, что передовые части его мехкорпуса завязали бой на юго-восточной окраине Шауляя. Это был блестящий успех, и мы искрение радовались ему.

Не желая втягивать танковые и моторизованные части в уличные бои, я потребовал ускорить наступление стрелковых соединений 51-й армии с целью помочь 3-му мехкорпусу в Шауляе. Генерал Крейзер проявил большую настойчивость, и уже на следующий день стрелковые соединения его армии окружили Шауляй и во взаимодействии с частью сил мехкорпуса генерала Обухова штурмом (жди-дели этим крупнейшим узлом сопротивления фашистов в Прибалтике.

Порадовал нас в эти дни и генерал Чанчибадзе, который доложил, что правофланговые дивизии его армии продвинулись от 20 до 40 км.

В дни стремительного наступления наших войск на шауляйском направлении мы с начальником штаба все чаще и чаще с нараставшим беспокойством посматривали на огромное полотнище карты. На ней офицеры оперативного управления прерывистой красной чертой обозначали линию нашего фронта, которая теперь представляла собой 400-километровую дугу. Мы видели, как на этой огромной дуге наши армии в ходе наступления постепенно растягивались в ниточку. Оперативных же резервов в нашем распоряжении оставалось не так много.

Все это грозило серьезными осложнениями, если бы враг вдруг предпринял с разных направлений сильные контрудары. Дальнейшее вклинение главных сил фронта на запад в условиях, когда соседние прибалтийские фронты отставали от нас, а войска группы армий «Север» продолжали с прежним упорством цепляться за Эстонию и Латвию, становилось не только опасным, но и бессмысленным. С захватом Шауляя уже окончательно назрела необходимость повернуть главные силы фронта против рижской группировки противника, чтобы ударом на Ригу содействовать войскам 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов в окружении и разгроме этой группировки.

Выслушав эти соображения, представитель Ставки без колебаний приказал повернуть 3-й мехкорпус и 51-ю армию от Шауляя на Ригу.

Мы не стали медлить. Днем 27 июля командиру 3-го гвардейского мехкорпуса была послана телеграмма следующего содержания: «Благодарю за Шауляй. Прекратить бой районе Шауляя. Быстро сосредоточиться м. Мешкучай и ударом на север вдоль шоссе к исходу 27.7. 1944 г. главными силами овладеть Ионишкис, а сильными передовыми отрядами — Бауска, Елгава».

Вечером этого же дня получили новые распоряжения армии фронта. Генералу Крейзеру предписывалось немедленно направить спои войска вслед за 3-м гвардейским мехкорпусом, успешно продвигавшимся вдоль шоссе Шауляй — Елгава. Генералу Чистякову надлежало принять от 51-й армии участок фронта в районе Шауляя и продолжать наступление на запад на широком фронте. 6-я гвардейская и 43-я армии должны были отбросить противника на правый берег Западной Двины.

Итак, с 28 июля перед войсками фронта в ходе операции была поставлена новая задача.

Уже к исходу этого дня мы получили обрадовавшее нас донесение командира 3-го гвардейского мехкорпуса. Генерал Обухов кратко докладывал: «Передовой отряд корпуса, пройдя за день 60 километров, подошел к Елгаве и завязал бой с подошедшими туда из Риги частями 281 охранной дивизии».

Начало было неплохим. До Рижского залива оставалось всего 35–40 км. Поэтому командиру мехкорпуса было приказано немедленно двинуть часть сил к заливу. А генералу Крейзеру, стрелковые соединения которого не обладали мобильностью механизированных частей, было предписано поспешить на помощь 3-му гвардейскому механизированному корпусу.

Генерал Обухов не терял времени даром: пока главные силы его корпуса вели бои за Елгаву, он двинул к Рижскому заливу 8-ю гвардейскую механизированную бригаду под командованием смелого и решительного полковника С. Д. Кремера. Совершив стремительный 60-километровый рывок, мехбригада 30 июля с ходу ворвалась в город Тукумс и захватила его. В это же время ее передовой отряд продвинулся дальше на север и в районе Клапкалнса вышел на берег Рижского залива.

Это было выдающееся событие: последние сухопутные коммуникации, связывавшие группу армий «Север» с остальными силами гитлеровской армии, были перехвачены, правда, весьма незначительными силами.

Понимая, что силами мехкорпуса было невыгодно вести ожесточенные уличные бои за Елгаву, я приказал командующему 51-й армией взять эту задачу на себя. Теперь я был уверен, что с елгавской группировкой скоро будет покончено. Генерал Крейзер в наступлении, как правило, действовал на редкость решительно и дерзко. Я по праву считал его мастером стремительных атак. Случай с Елгавой помог мне укрепиться в своем убеждении.

Получив задачу, генерал Крейзер немедленно лично выехал в район Елгавы и умело организовал атаку осажденного города. В результате стремительного штурма фашистский гарнизон был разгромлен, а Елгава к началу августа была полностью очищена от фашистов.

Освобождение войсками нашего фронта крупных городов Шауляй и Елгава, выход его передовых отрядов к Рижскому заливу вынудили Гитлера сменить в конце июля командующего группой армий «Север». Вместо генерал-полковника Фриснера он назначил генерал-полковника Шернера, самого фанатичного из всех фашистских генералов. Шернер был другом Гитлера еще со времен мюнхенского путча. Именно ему Гитлер поручил в 1940 г. покорение Греции, Это его бандиты год спустя зверствовали на Украине, а позднее пытались задушить голодом героических защитников Ленинграда. И вот теперь Шернеру поручалось спасти положение в Прибалтике. Общеизвестно, что ему не удалось выполнить эту задачу.

31 июля на Военном совете фронта подводились итоги июльского наступления наших войск. Мы с удовлетворением отметили, что за 25 дней пройдено с боями свыше 400 км, нанесено поражение значительным силам противника и, наконец, в наших руках оказались все сухопутные коммуникации, связывавшие группу армий «Север» с остальными силами гитлеровского вермахта. Одним словом, войска фронта успешно выполнили свою задачу.

Однако, отметив это, мы вынуждены были констатировать и тот факт, что общее оперативное положение фронта значительно осложнилось, особенно в районе Тукумса, на острие клина, образовавшегося в результате глубокого вклинения наших войск в расположение противника. Если в первых числах июня мы начинали наступление тремя армиями на 160-километровом фронте, то к концу июля четыре армии оказались вынуждены растянуться почти на 500-километровом фронте.

Таким образом, итоги июльского наступления одновременно и радовали нас, и ставили перед нами новые вопросы. Нужно было искать наиболее правильные ответы на них.

* * *

Оценивая сложившуюся к концу июля обстановку, мы пришли к выводу, что прорыв наших войск к Рижскому заливу к западу от Риги вызовет настоящий переполох в стане врага и вынудит его принимать решительные шаги.

Но какие? Вынудит ли Гитлера случившееся поспешить с выводом группы армий «Север» из Прибалтики в Восточную Пруссию? Или он но остановится ни перед какими жертвами, чтобы удержать Прибалтику в своих руках? Эти вопросы нас все больше и больше волновали.

Представителя Ставки А. М. Василевского, которому к тому времени было поручено координировать боевые действия всех трех Прибалтийских фронтов, по-прежнему не оставляла забота: как бы фашистские войска не ускользнули в Восточную Пруссию. Поэтому он требовал от штаба фронта всеми путями вскрыть истинные намерения немецко-фашистского командования, а главное — выявить, где противник готовит главный удар с целью деблокирования своих поиск в Прибалтике.

В том, что гитлеровское руководство сделает все, чтобы восстановить сухопутные коммуникации, связывавшие с группой армий «Север», никто из нас не сомневался. Ясно было, что нам предстоит отразить мощные контрудары. Но где их следует ожидать на 250– километровом фронте от побережья Рижского залива до Кедайняя?

Кстати говоря, первые тревожные сигналы о решительных намерениях противника мы начали получать еще в последних числах июля.

Из доклада генерала П. Г. Чанчибадзе, продолжавшего командовать 2-й гвардейской армией, нам стало известно, что левый фланг этой армии, в районе к северо-западу от Кедайняя, 28 июля был атакован двумя сильными группами танков и мотопехоты (шесть — восемь моторизованных полков и около 150 танков), которые устремились в разрыв, образовавшийся между 11-м ' и 13-м гвардейскими корпусами. Как показали последующие события, этот контрудар был первым среди серии других ударов, намеченных гитлеровским командованием для оказания помощи группе своих войск, отрезанной в районе Риги и к северо-востоку от нее. Этот контрудар нанесла группа генерала Мауса, в которую, в числе других немецких соединений, входила и 7-я танковая дивизия.

Выход танков в тыл прорвавшейся на Расейняй (55 км западнее Кедайняя) 32-й гвардейской стрелковой дивизии заставил последнюю начать отход на северо-запад. Положение на левом фланге 2-й гвардейской армии резко ухудшилось. Завязалось ожесточенное сражение. Обе стороны не уступали в настойчивости; на атаку отвечали контратакой. Генерал Чанчибадзе быстро произвел перегруппировку и, стянув главные силы своей армии навстречу наносившей контрудар вражеской группировке, серьезно потрепал ее и вынудил на время прекратить атаки.

Так первый натиск врага разбился о непоколебимую стойкость гвардейцев. Однако для стабилизации положения в этом районе мне пришлось направить в распоряжение командарма свой резерв — 1-й танковый корпус.

Едва укрепилось положение соединений южного фланга 2-й гвардейской армии, успешно отразивших первый натиск крупной группировки танковых и моторизованных войск, как поступило тревожное донесение из штаба 43-й армии. В нем сообщалось, что за день войска армии освободили от фашистов 50 сел и хуторов, однако в ходе наступления им пришлось отразить свыше 15 ожесточенных контратак.

Это свидетельствовало о резкой активизации войск группы армий «Север», сконцентрированных в районе Риги. В связи с этим невольно припомнилось сообщение, присланное командиром одной из латышских партизанских бригад Ошкалнсом. Он писал, что в последние дни наблюдается интенсивное движение войск, артиллерии и танков со стороны Риги на юг. И как раз в тот же день заметно встревоженный генерал Н. Ф. Папивин, командующий нашей воздушной армией, доложил мне, что воздушная разведка отмечает выдвижение из пределов Восточной Пруссии на север, в полосу действий нашего фронта, крупных танковых и моторизованных колонн.

Все эти данные приводили нас к твердому убеждению, что отмеченные выше события определенно тесно взаимосвязаны: враг готовит с разных направлений мощные контрудары против главной группировки войск нашего фронта, вышедшей на основные сухопутные коммуникации группы армий «Север». Во весь рост встала задача подготовиться к отражению этих ударов и во что бы то ни стало отстоять занимаемые рубежи.

С этой целью мы немедленно отдали командующему 43-й армией распоряжение ускорить выход на реку Мемеле, закрепить за собой этот рубеж и подготовиться к отражению ожидаемого с севера контрудара. Позаботились и о создании резервов: 3-й гвардейский механизированный корпус был выведен из боя в район к югу от Елгавы, а 19-й танковый и 22-й гвардейский стрелковый корпуса спешно подтягивались из глубины расположения войск фронта в район к югу от Биржая. 2-я гвардейская и 51-я армии должны были усилить разведку в полосах своих действий и принять неотложные меры по укреплению обороны, особенно на танкоопасных направлениях.

Однако едва мы принялись за осуществление этих мер предосторожности, как командующий 43-й армией донес, что противник нанес с севера сильный контрудар в общем направлении на Биржай.

То ли продолжавшееся продвижение нашей 43-й армии на север, в направлении Бауски, и вызванное этим беспокойство за Ригу, то ли стремление оттянуть на себя как можно больше сил, чтобы помочь активным действиям своих войск с других направлений, но какая-то из этих причин побудила командование группы армий «Север» нанести контрудар своей рижской группировкой, не ожидая начала новых, более мощных ударов по войскам 2-й гвардейской и 51-й армий нашего фронта с других направлений.

События в районе Биржая разворачивались так. Выполняя приказ, генерал Белобородов 2 августа спешно выдвигал свои войска к реке Мемеле. Первой вырвалась к реке 357-я стрелковая дивизия генерала А. Г. Кудрявцева. И как раз в этот момент фашистское командование начало контрудар сильной группировкой численностью в шесть дивизий с сотнею танков.

Дивизия Кудрявцева оказалась в тылу врага. Она отошла в лес к северо-востоку от Биржая и заняла там круговую оборону. Положение дивизии было очень тяжелым: прекратился подвоз боеприпасов, стало невозможно эвакуировать раненых.

О случившемся я узнал от Белобородова и немедленно распорядился ускорить выдвижение 19-го танкового (командир генерал-лейтенант танковых войск И. Д. Васильев) и 22-го гвардейского стрелкового (командир генерал-лейтенант А. И. Ручкин) корпусов в район Биржая. Сам же спешно выехал на командный пункт командующего 43-й армией, находившийся в 20 км к юго-востоку от района, где произошли все эти осложнения.

Генерал Белобородов, несмотря на напряженное положение, создавшееся в полосе действий его армии, весьма спокойно и трезво оценивал сложившуюся обстановку. Он был уверен, что противнику не удастся прорвать фронт его войск. Однако, для того чтобы не только отразить контрудар противника, но и развивать дальнейшее наступление, сил в армии было явно недостаточно. Поэтому командующий армией обратился ко мне с просьбой прислать подкрепления. И был вполне удовлетворен моим ответом, гласившим, что в его распоряжение вскоре поступят корпуса генералов Васильева и Ручкина.

Между тем ударная группировка противника настойчиво продвигалась на юг. К вечеру 2 августа она была остановлена на северной окраине Биржая. Но на следующее утро возобновила атаки. Напряженные бои шли в течение всего дня. И только к его исходу врагу удалось ценой огромных потерь ворваться в город. Создалась явная угроза прорыва вражеских войск на Паневежис, в глубокий тыл главной группировки войск фронта.

Тогда-то и были введены в сражение корпуса Васильева и Ручкина. В ходе двухдневных боев войска 43-й армии разгромили ударную группировку противника и отбросили ее остатки за реку Мемеле.

Пока шла подготовка к разгрому ударной группировки, прорвавшейся к Биржаю, окруженная дивизия генерала Кудрявцева героически держалась, сорвав все попытки врага уничтожить ее. Она сковала значительную часть резервов противника, предназначенных для развития успеха на Паневежис.

Сражавшийся в рядах этой дивизии народный писатель Удмуртии Михаил Андреевич Лямин рассказывает: «Я никогда не забуду те пять дней и ночей в начале августа сорок четвертого года. Они были нелегкими, бессонными, голодными, наполнены беспрерывными боями. Нас теснили со всех сторон, теснили жестоко, в отместку за наши вчерашние удары. Берлинское радио даже передало об уничтожении нашей дивизии. Но мы не были уничтожены. Мы оборонялись с львиной стойкостью. У нас было много раненых, их нечем было перевязывать, медсанбат остался в тылах. Раненые сражались вместе со здоровыми. У нас не было продуктов и соли. Мы ели полусырое мясо убитых лошадей».

И все же дивизия не только отбила все атаки, но и приняла участие в разгроме противника. Когда перешедшие 5 августа в наступление резервные 22-й гвардейский стрелковый и 19-й танковый корпуса погнали врага от Биржая на север, она нанесла встречный удар и 7 августа соединилась с главными силами армии.

43-я армия, выйдя к 12 августа на реку Мемеле, по взаимодействии с другими армиями правого крыла фронта приступила к подготовке нового удара на север с целью освобождения от противника всего левобережья Западной Двины. Но необходимость отражать новые, еще более мощные контрудары противника вынудила нас временно отложить возобновление наступления в сторону Риги.

Надо сказать, что к тому времени резко осложнилась обстановка в полосах 51-й и 2-й гвардейской армий. Ведя наступательные бои местного значения, войска 51-й армии сумели овладеть станцией Ауце — важным железнодорожным узлом на магистрали, ведущей от Риги к крупному порту Либава (Лиепая). А 2-Й гвардейской армии удалось с боями продвинуться до реки Дубисса и овладеть городом Расейняй. На этом продвижение обеих армий закончилось. Более того, им самим пришлось перейти к обороне чтобы отразить мощный контрудар войск 3-й танковой армии противника.

Гитлеровское командование предпринимало отчаянные усилия. чтобы оказать помощь отрезанным в Прибалтике поискам группы армий «Север». К середине августа врагу удалось сосредоточить перед фронтом 51-й и 2-й гвардейской армий, растянувшихся почти на 250-километровом фронте, крупную группировку войск. В ее составе насчитывалось до семи танковых дивизий.

Этими силами командующий немецкой 3-й танковой армией и нанес 16 августа два сильных удара на елгавском и на шауляйском направлениях.

В ходе завязавшихся ожесточенных боев выяснилось, что только на елгавском направлении против двух стрелковых дивизий 51-й армии фашистское командование бросило более четырех танковых (4, 5 и 12-ю, а также группу «Штрахвиц») и две пехотные дивизии. Мощная группировка наступала и на шауляйском направлении против 2-й гвардейской армии. В ее составе было не менее пяти дивизий: три танковые (7-я, 14-я и дивизия СС «Великая Германия») и две пехотные. В обеих ударных группировках насчитывалось около тысячи танков и штурмовых орудий.

Надо сказать, что противник выбрал весьма удачный момент для нанесения контрудара. Ведь войска нашего фронта к тому времени осуществили без какой-либо паузы две наступательные операции. В ходе этих операций численность исправных танков и самоходных орудий, имевшихся в танковых соединениях фронта, резко снизилась. Поэтому основная тяжесть отражения массированных танковых атак противника ложилась на артиллерию, в том числе и на орудия крупных калибров.

На наше счастье, мощный контрудар 3-й танковой армии противника начался уже после того, как мы расправились с его группировками, наносившими контрудары с юга против 2-й гвардейский армии и с севера против 43-й армии.

Итак, уяснив условия, в которых начался контрудар 3-й танковой армии, мы можем приступить к рассказу о том, как развертывалось его отражение.

16 августа генерал Чанчибадзе, не скрывая тревоги, доложил, что его армия атакована из района Кельме крупными силами танков и пехоты. Он сообщил также, что на отражение атаки брошено все — авиация, вся артиллерия, саперные части и специально подготовленные группы истребителей танков. Однако противник, не считаясь с потерями, продолжает наращивать силы, вводя в бой все новые и новые части.

Благодаря стойкости войск 2-й гвардейской армии все атаки фашистов были отбиты с большим для них уроном. Но едва успели мы в этот день стабилизировать положение юго-западнее Шауляя, как на рассвете 17 августа противник нанес одновременно два удара — на Елгаву и на Шауляй. Сосредоточив на этих направлениях около 40–45 танков и самоходных орудий на один километр фронта наступления, он вклинился в нашу оборону в районах литовских городов Жагаре и Куршенай примерно на 8–12 км.

Для отражения наступления противника на шауляйском направлении, где он ввел в сражение до 400 танков, были привлечены 1-й танковый корпус и 16-я Литовская стрелковая дивизия, а также 5-я гвардейская танковая армия (командующий генерал-майор танковых войск М. Д. Соломатин, член Военного совета генерал-майор танковых войск П. Г. Гришин, начальник штаба генерал-майор танковых войск Г. С. Сидорович), переданная нам из 3-го Белорусского фронта. Хотя эта армия имела в своем составе лишь 37 бронеединиц (из них всего 17 танков), с ее подходом удалось не только остановить наступление противника, но и к 22 августа отбросить его на 10–12 км к западу от Шауляя. Большую роль в отпоре врагу сыграла, в числе других соединений, героически сражавшаяся на родной земле 16-я Литовская дивизия.

На елгавском направлении немецко-фашистские войска наносили удар в районе Жагаре по левому флангу 51-й армии, фронт обороны которой к тому времени достигал 140–150 км. Чтобы остановить продвижение противника, пришлось бросить в сражение 3-й гвардейский механизированный корпус и всю артиллерию, в частности и орудия крупного калибра.

Всего на елгавском направлении гитлеровское командование ввело в сражение несколько сот танков. Но, хотя удар наносился по нашей обороне, имевшей незначительную плотность, противнику удалось 18 августа вклиниться в районе Жагаре всего только на 10–12 км.

В дальнейшем бои в полосе действий 51-й армии приняли исключительно ожесточенный характер.

21 августа противник предпринял комбинированный удар с разных направлений по правому флангу 51-й армии в районе Тукумса, где на более чем 50-километровом фронте оборонялась одна из дивизий 1-го гвардейского стрелкового корпуса. Замысел вражеского командования сводился к тому, чтобы встречными ударами с запада танковой группы «Штрахвиц» и сводного отряда пехоты и танков с востока, из района Слока (устье реки Лиелупе), срезать тукумсский клин, образовавшийся в результате прорыва наших войск к Рижскому заливу. Этим предполагалось восстановить связь через узкую полосу вдоль залива с войсками группы армий «Север», оборонявшими рижский район. Причем в помощь силам, наносившим встречные удары, противник одновременно высадил на побережье Рижского залива, в районе восточнее Клапкалнса, морской десант с 30–35 судов.

Ввиду огромного превосходства в силах противнику удалось захватить шоссе, которое ведет от Тукумса на Ригу. Это была наша первая и единственная серьезная неудача за все время боев в Прибалтике.

После войны многие историки слишком упрощенно объясняют причину этой неудачи: командование не закрепило, мол, должным образом оборону в районе Тукумса. Однако в обстановке, сложившейся к середине августа, просто невозможно было сосредоточить на своеобразном узком «языке», вытянувшемся в сторону Рижского залива в районе Тукумса, достаточно мощные силы, способные парировать любые вылазки врага. Если бы мы стянули туда за счет обороны районов Елгавы и Жагаре достаточные резервы, то прорыв пяти-шести танковых дивизий 3-й танковой армии немцев с юго-запада в район Елгавы неизбежно привел бы не только к окружению всей 51-й армии, но и к созданию значительно более широкого коридора, связывающего силы врага в Латвии с Восточной Пруссией.

Контрудар 3-й немецкой танковой армии, поддержанный силами 16-й армии из района Риги, в двадцатых числах августа далеко не исчерпал имевшиеся у противника силы, и это вынуждало нас принимать меры к усилению елгавской группировки наших войск за счет других участков фронта. По разрешению маршала А. М. Василевского мы с 25 августа начали спешно перебрасывать соединения 6-й гвардейской армии с правого крыла фронта на левый фланг 51-й армии.

Для осуществления этого маневра имелись все условия: 43-я армия и только что переданная нам из 2-го Прибалтийского фронта 4-я ударная армия, в стыке которых наступала на северо-запад 6-я гвардейская армия, без особого труда могли сомкнуть свои фланги и высвободить гвардейцев.

Должен отметить, что командующий 6-й гвардейской армией генерал И. М. Чистяков в эти трудные для нашего фронта дни сам настоятельно просил меня дать его гвардейцам возможность охладить пыл фашистов, пытавшихся любой ценой пробиться на Ригу через Елгаву. Он предлагал отвести его армии самый опасный участок. Естественно, что, получив приказ, Чистяков со всей присущей ему энергией осуществил переброску войск армии на елгавское направление в очень короткий срок.

Дополнительные заботы легли и на плечи штаба фронта. Его офицеры и генералы во главе со своим начальником В. В. Курасовым и на этот раз блестяще справились с осуществлением сложной перегруппировки. Как всегда, исключительную энергию и настойчивость проявил в ходе переброски гвардейской армии на новое направление наш командующий артиллерией генерал-полковник Н. М. Хлебников.

Пока шла переброска 6-й гвардейской армии на новое направление, нам пришлось отказаться от попыток снова закрыть узкий коридор, созданный фашистами вдоль побережья. Ведь в те дни поиска 51-й армии с огромным трудом отбивали продолжавшиеся атаки танковой группировки врага, которая еще более усилилась путем переброски двух танковых дивизий (14-й и дивизии СС «Великая Германия») с шауляйского направления.

Положение на елгавском направлении до 26 августа оставалось настолько напряженным, что нам трудно было выкроить несколько часов на отдых. И представителю Ставки, как и его помощникам, в те дни тоже пришлось работать с предельным напряжением сил. Они приложила огромные усилия, чтобы ликвидировать кризисное положение на нашем участке и сделать действия всех трех Прибалтийских фронтов еще более согласованными.

Наконец, 26 августа наметился перелом в ходе сражения. Начали подходить соединения 6-й гвардейской армии. Они с ходу вступали в сражение на наиболее опасном участке фронта, в стыке 51-й и 2-й гвардейской армий. И сразу же натиск фашистских дивизий стал заметно ослабевать. А к концу месяца они вынуждены были совсем отказаться от продолжения атак.

Но надолго ли? Мы полагали, что после приведения в порядок и соответствующих перегруппировок ударная группировка фашистских поиск попытается возобновить свои атаки на Елгаву. Во всяком случае для этого противник все еще располагал немалыми возможностями.

И все же мы могли с удовлетворением отметить, что гитлеровскому командованию, несмотря на концентрацию против войск нашего фронта столь огромных сил, не удалось сломить сопротивление 51-й и 2-й гвардейской армий. Несколько километров, на которые фашистским войскам удалось продвинуться, они оплатили гибелью десятков тысяч своих солдат и офицеров, сотнями сожженных танков.

В те трудные для нашего фронта дни Маршал Советского Союза А. М. Василевский почти безвыездно находился у нас. В наиболее кризисные моменты отражения контрнаступления он выезжал непосредственно в войска и оказывал большое влияние на их действия по отражению таранящих ударов фашистских танковых армад.

Я с особой признательностью вспоминаю теперь о неоценимой помощи, которую оказал нам Александр Михайлович в те решающие дни, передавая нам силы и средства, столь необходимые для обуздания противника. Кроме 5-й гвардейской танковой армии, о которой я уже упоминал, он перебросил из 3-го Белорусского фронта три отдельные моторизованные артиллерийские противотанковые бригады, которые сыграли очень важную роль в отражении танковых атак противника.

Уделяя столь много времени и забот нашему фронту, Александр Михайлович ни на один час не оставлял без внимания и боевые действия 2-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов. Он сумел объединить их усилия для достижения единой цели — нанесения решительного поражения немецко-фашистским войскам, сражавшимся на северном крыле советско-германского фронта.

* * *

Не успели еще окончательно стихнуть, ожесточенные атаки фашистских дивизий, о которых я рассказывал выше, а Ставка Верховного Главнокомандования уже замыслила новое решительное наступление с целью окончательного разгрома группы армий «Север». В период с 26 августа по 2 сентября фронтам были поставлены очередные боевые задачи.

Ленинградскому фронту надлежало наступать из. района Тарту в направлении Раквере, а после разгрома нарвской группировки противника — в общем направлении на Таллин.

Войскам 3-го Прибалтийского фронта предстояло нанести главный удар своим правым флангом из района южнее озера Выртсъярв в общем направлении на Цесис и выйти на рубеж Мазсаланца, Валмиера, Смилтине. В дальнейшем фронт должен был наступать на Ригу с северо-востока.

2-й Прибалтийский фронт получил задачу во взаимодействии с 3-м и 1-м Прибалтийскими фронтами разгромить группировку войск противника, оборонявшуюся севернее Западной Двины, и овладеть Ригой.

1-му Прибалтийскому фронту было приказано силами 51-й, 6-й гвардейской и 2-й гвардейской армий прочно оборонять занимаемые рубежи, в оборонительных боях измотать танковую группировку противника юго-западнее Добеле и не допустить ее прорыва на Елгаву и Шауляй. Одновременно на правом крыле частью сил 4-й ударной и главными силами 43-й армий овладеть районами Вецмуйжа, Исцава и в дальнейшем наступать к устью Западной Двины, перехватывая пути отхода фашистских войск в Курляндию.

Задуманное в Прибалтике наступление по размаху представляло собой крупную стратегическую наступательную операцию, развертываемую на 500-километровом фронте с участием двенадцати армий, что составляло почти три четверти сил четырех наших фронтов. Начало наступления намечалось на 5–7 сентября.

Анализируя полученную директиву, в которой была сформулирована и задача 1-го Прибалтийского фронта, мы пришли к выводу, что требование Ставки наступать на Ригу лишь частью наших сил вызвало тем, что она обоснованно обеспокоена возможностью нового натиска фашистской, танковой группировки.

Поэтому в соответствии с замыслом Ставки мы нацелили командующих 51-й и 5-й гвардейской танковой армий на решение фактически двух задач; одна из них требовала быть в готовности но взаимодействии с 6-й гвардейской армией к отражению возможных ударов танковой группировки противника из районов Добеле и южнее на Елгаву; вместе с тем обеим армиям надлежало быть готовыми к переходу самим в решительное наступление в общем направлении на Тукумс — во фланг и тыл рижской группировки, если для этого сложится благоприятная обстановка.

Для подготовки Наступления 4-й ударной и 43-й армий мы, к сожалению, располагали весьма ограниченным сроком, какой-нибудь неделей. За это время нужно было проделать огромную подготовительную работу: более детально разведать противника, скрытно осуществить необходимые перегруппировки, накопить снаряды и проделать массу других мероприятий, обеспечивающих успех предстоящего наступления.

Самую большую трудность мы испытывали в подготовке к форсированию довольно глубоких и весьма заболоченных рек Мемеле и Лиелупе. Штатных переправочных средств у нас было мало, а подготовка подручных средств требовала немалого времени. И тут у нашего фронтового инженера генерала В. В. Косырева возникла великолепная идея: воздвигнуть в верхнем течении Мемеле временную плотину, в результате чего Лиелупе на участке главного удара 43-й армии резко мелела и появлялось множество бродов. Для пропуска же колесных автомашин намечалось несколько позже построить через Лиелупе мосты из готовых деталей.

Тем временем несколько облегчил наше положение Верховный Главнокомандующий. Внимательно следя за ходом подготовки войск и убедившись, что не все еще нами сделано, он утром 3 сентября разрешил нам перенести начало наступления на 15 сентября.

Дополнительная неделя, подаренная нам Верховным Главнокомандующим, давала возможность штабам более детально спланировать наступление и организовать взаимодействие. Артиллеристам она позволяла стянуть к району прорыва побольше орудий и минометов с других участков. Инженерные войска могли своевременно завершить строительство задуманной плотины на реке Мемеле. Наконец, тыловые части, не успевшие подвезти необходимое количество снарядов и авиационных бомб, получили возможность восполнить этот существенный пробел в обеспечении операции. Одним словом, эта неделя была крайне нужна всем, кто участвовал в подготовке наступления.

И, нужно сказать, она была использована должным образом. Общими усилиями командования, штабов и политорганов всесторонняя подготовка операции была завершена. Накануне начала операции командующий артиллерией фронта генерал Н. М. Хлебников с удовлетворением докладывал Военному совету, что на участке прорыва создана плотность от 105 до 186 орудий и минометов на один километр фронта и что все готово к началу артиллерийского наступления. Генерал В. В. Косырев сообщил о полной готовности инженерных войск. Командующий воздушной армией генерал Н. Ф. Папивин заверил Военный совет, что авиация в соответствии с поставленными задачами по первому сигналу готова подняться в воздух.

Штабы фронта и армий своевременно завершили отработку наступательных планов, организовали взаимодействие между армиями и авиацией, на местности проверили организацию прорыва обороны и ввода в сражение 3-го гвардейского механизированного корпуса. Полностью были завершены также и мероприятия по материально-техническому и медицинскому обеспечению войск в предстоявшем наступлении.

Накануне наступления мы с членом Военного совета генерал-лейтенантом Д. С. Леоновым и командующими родами войск побывали в штабе 43-й армии. Командарм генерал Белобородов детально познакомил нас со своим планом. Главный удар армия наносила силами 1-го и 84-го стрелковых корпусов. 92-й стрелковый корпус основными силами сковывал противника, а одной дивизией тоже участвовал в наступлении. 3-й гвардейский мехкорпус вводился в сражение после завершения прорыва стрелковыми дивизиями главной полосы вражеской обороны. Он должен был стремительно продвигаться на север и, овладев городом Иецава, развивать наступление на западную окраину Риги.

Мы остались вполне удовлетворены той скрупулезностью, с которой генерал Белобородов продумал замысел наступательной операции, а его штаб спланировал и организовал ее осуществление.

Довелось побывать в те дни и в 4-й ударной армии. В прорыве обороны противника участвовал находившийся на левом фланге этой армии 22-й гвардейский стрелковый корпус. Остальные ее силы переходили в наступление позднее, используя успех этого корпуса.

Как обычно, в ходе подготовки наступления значительно активизировалась вся партийно-политическая работа. Во фронте к тому времени насчитывалось около 173 тыс. коммунистов, которые были сконцентрированы на самых решающих участках. Во всех ротах были низовые партийные организации. В 4-й ударной и 43-й армиях коммунисты и комсомольцы составляли от 27 до 40 процентов всего личного состава. В каждой дивизии, готовившейся к наступлению, безвыездно находились представители фронтового и армейских политорганов. Они провели огромную и важную работу.

Накануне наступления Военный совет 43-й армии подготовил специальный приказ, в котором призывал воинов с честью выполнить свой ратный долг в предстоящем наступлении.

Наиболее точно выразил общее настроение воинов фронта сержант Рыженко из 881-го стрелкового полка 158-й стрелковой дивизии. «Товарищи! — обратился он к участникам митинга. — Просто сердце радуется, когда подумаешь о нашей силе и мощи. Подумать только: столько у нас техники, самолетов, танков, орудий, боеприпасов! Да с такими силами, которые вручил нам народ, мы разобьем любого врага!»

За двое суток до назначенного срока армии генералов П. Ф. Малышева и А. П. Белобородова были полностью готовы к наступлению. Мы доложили об этом маршалу А. М. Василевскому, и он решил перенести начало наступления с 15 на 14 сентября.

На рассвете я с группой генералов и офицеров прибыл на командный пункт генерала Белобородова. Командарм был уже на месте и, осматривая окружающую местность, сердито чертыхался, кляня «небесную канцелярию». И, надо сказать, основания для этого были серьезны: после дождя вся окружающая местность покрылась густым осенним туманом. Видно было не далее двухсот метров. Об использовании авиации нечего было и думать. Да и артиллерия могла вести огонь лишь вслепую.

Посоветовавшись, мы решили перенести начало атаки на более позднее время. Однако туман долго не рассеивался. Ожидание было мучительным. Наконец к полудню видимость стала сносной. Был подан сигнал начала артиллерийской и авиационной подготовки.

Мгновенно вспыхнула привычная слуху яростная артиллерийская канонада. Вскоре в воздухе появились самолеты, летевшие в несколько этажей. Сверху, натужно гудя, в строгих боевых порядках летели бомбардировщики. Вокруг них вились истребители. Ниже прижимаясь к земле, с воем проносились штурмовики. Эта картина радовала всех наших воинов, укрепляла уверенность в могуществе наших сил, в их способности сокрушить врага.

В 13 часов 30 минут стрелковые дивизии 43-й армии при поддержке танков и авиации стремительно атаковали позиции противника.

Первые донесения о результатах атаки всегда ожидаются с наибольшим нетерпением. Они фактически дают оценку нашей работе по подготовке операции. К счастью, на этот раз первые донесения радовали: войска без особых трудностей преодолели реку Мемеле, на которой к тому времени вскрылось много бродов, на 28-километровом участке вклинились в оборону противника и успешно продвигались на север.

Ударные группы 43-й и 4-й ударной армий шли вперед, преодолевая яростное сопротивление противника, который за короткое время предпринял 17 контратак. Несмотря на то, что наступление началось фактически во второй половине дня, первая полоса обороны, а в районе Бауски и вторая были прорваны еще задолго до наступления темноты.

Надо было торопиться, чтобы упредить противника. И мы решили немедленно ввести северо-восточнее Бауски 3-й гвардейский мехкорпус. Генерал Обухов протолкнул свои головные соединения в образовавшуюся брешь и повел их к городу Иецава, на подступах к которому проходил третий подготовленный рубеж обороны, именовавшийся фашистами «восточно-митавской оборонительной линией».

Прорвавшиеся уже затемно к этому рубежу передовые части генерала Обухова встретили организованное сопротивление. Их атаки продолжали на следующий день подоспевшие основные силы мехкорпуса и передовые части стрелковых дивизий.

Здесь, на подступах к Иецаве, находился наиболее мощный узел сопротивления противника. В этом я все более убеждался, оценивая и сопоставляя поступавшие отовсюду сведения о ходе сражения. Между тем нам нельзя было ввязываться в затяжные бои, выгодные противнику, стремившемуся выиграть время для переброски резервов. Поэтому я отдал приказ: мехкорпусу Обухова обойти Иецаву с востока и развивать наступление к Западной Двине и в сторону Риги.

Генерал Обухов и на этот раз умело осуществил маневр. В то время как стрелковые дивизии продолжали громить фашистов у Иецавы, он повел свои соединения в обход города с востока. Там они прорвались и через третий оборонительный рубеж, а затем стремительно продвигались вперед, отбрасывая выдвигавшиеся из тыла резервы противника.

Хочется отметить добрым словом блестящие боевые действия в этой операции 35-й танковой бригады мехкорпуса. Ею очень смело и успешно командовал Герой Советского Союза генерал-майор Ази Асланов. Я высоко ценил мужество и отвагу этого доблестного сына азербайджанского народа и до сих пор с печалью думаю о том, что не довелось ему дожить до победы: в ноябре 1944 г. в период ожесточенных сражений с фашистами в Курляндии генерал Ази Асланов пал смертью храбрых.

Вслед за мехкорпусом успешно продвигались и стрелковые соединения. Особенно стремительно наступали дивизии 1-го стрелкового корпуса, которым командовал Герой Советского Союза генерал-лейтенант Н. А. Васильев.

Неоценимую помощь наступавшим соединениям оказывали летчики 3-й воздушной армии. С первого дня наступления истребители уверенно господствовали в воздухе и, словно соколы, бесстрашно бросались на фашистские самолеты, появлявшиеся над нашими войсками. А в это время штурмовики и бомбардировщики сеяли смерть среди фашистов на земле. Тысячи фашистских вояк, десятки танков и орудий нашли свой конец от сокрушительных ударов летчиков 1-го гвардейского бомбардировочного корпуса, 314-й бомбардировочной, 221-й и 335-й штурмовых авиационных дивизий.

Шел третий день наступления. Войска успешно продвигались на Ригу. К вечеру 35-я танковая бригада 3-го гвардейского мехкорпуса и передовые части стрелковых корпусов 43-й армии прорвались к городу Балдоне и вышли к Западной Двине.

Я прикинул по карте; до Риги оставалось два десятка километров. Нетрудно было видеть, что в результате прорыва войск нашего фронта на юго-западные подступы к Риге возникла явная угроза изоляции и рассечения всей группы армии «Север». Мы понимали также, что первоочередной мерой командования этой группы армий явится усиление сопротивления на подступах к столице Латвии. Не вызывало сомнений и то, что гитлеровцы попытаются сильными контрударами отразить наступление войск 4-й ударной и 43-й армий, угрожавших Риге с юго-востока. Противник должен был предпринять контрудар хотя бы для того, чтобы успеть выскочить из мешка, который мы готовились «завязать» в районе Риги.

В том, что враг в те дни только и мечтал, как бы поскорее выскользнуть из этого мешка, мы впоследствии окончательно убедились.. Как выяснилось, 15 сентября командующий группой армий «Север» генерал Шернер настоятельно просил Гитлера разрешить отход войск из Советской Прибалтики, пока их не постигла полная катастрофа. Отличавшийся редким упрямством фюрер на этот раз вынужден был все же принять решение об отводе своих войск с занимаемых рубежей на всем фронте от Финского залива до Западной Двины.

Наши предположения, что командование группы армий «Север» в ближайшие дни попытается любой ценой нанести поражение советским войскам, угрожавшим Риге, не замедлили подтвердиться. Генерал Папивин чуть ли не через каждый час докладывал мне о беспрерывных передвижениях крупных колонн танков, пехоты и артиллерии как с востока, так и с запада в сторону Балдоне, где наши войска наиболее близко подошли к Риге. Эти данные полностью подтверждались информациями славных патриотов латышского народа, которые в составе партизанских отрядов на протяжении всей войны героически сражались в тылу врага, нанося ему существенные потери.

Пока генерал Шернер накапливал силы на южных подступах к Риге, его войска, действовавшие в районе Добеле, 17 сентября предприняли новый мощный контрудар, в котором участвовало свыше двенадцати моторизованных батальонов и 380 танков и штурмовых орудий. Вся эта группировка обрушилась на войска 51-й армии.

Командованию и штабу фронта пришлось снова распылять свое внимание как на руководство продолжавшимся наступлением на Ригу, так и на организацию отражения этого контрудара.

17 сентября, когда в районе Добеле войска 3-й немецкой танковой армии возобновили наступление, генералы Белобородов и Малышев доложили о новых успехах их армий на рижском направлении. В ходе упорных атак соединения 4-й ударной и 43-й армий освободили еще несколько десятков населенных пунктов. Однако командармы отмечали, что каждый километр пути на север достается все труднее и труднее.

В тот день мы особенно резко почувствовали возросшее сопротивление противника, предпринимавшего мощные контратаки силами подошедших резервов. Если накануне наши войска продвинулись за день от 10 до 15 км, то 17 сентября им удалось пройти вперед всего на 2–3 км. Перед наступающими одна за другой появлялись все новые дивизии противника, ранее действовавшие против войск других фронтов.

Обстановка на рижском направлении и в дальнейшем продолжала обостряться с каждым днем. Гитлеровское командование, перебросив в район Балдоне свои последние резервы, сосредоточило на этом направлении около двенадцати дивизий. Шесть из них, в том числе две танковые, входили в состав ударной группировки, которая утром 19 сентября при поддержке авиации нанесла мощный контрудар по 43-й армии и частям 3-го гвардейского мехкорпуса. Однако успеха она не имела. Все атаки противника были отбиты.

В этот день по вызову из Москвы мне пришлось по телефону лично докладывать Верховному Главнокомандующему И. В. Сталину о ходе нашего наступления. Он похвалил войска фронта за успешные действия и предложил немедленно передать в Генеральный штаб данные об отличившихся.

И уже вечером мы с большим волнением слушали, передаваемый из Москвы по радио приказ Верховного Главнокомандующего, в котором выражалась благодарность войскам фронта за достигнутые в ходе сентябрьского наступления успехи. В этой же вечер воины нашего фронта с радостью слушали по радио, как двести двадцать четыре орудия в столице нашей Родины сделали двадцать залпов в честь их победы.

Трудно описать ликование, охватившее воинов. Приказ Верховного Главнокомандующего словно прибавил силы наступавшим дивизиям, и они не только успешно отбили все контратаки, но и сами с новой силой атаковали врага и настойчиво теснили его на север и на запад.

В двадцатых числах сентября бои достигли наивысшего напряжения. Если в районе Добеле противнику удалось все же ценою огромных потерь потеснить наши войска на 5 км, то под Ригой он сам вынужден был каждый день пятиться назад, а 22 сентября был выбит и из Балдоне. На следующий день враг, введя две новые пехотные дивизии, прибывшие из Эстонии, попытался вернуть этот город, но был отбит.

Напряженные боевые действия, которые вели немецко-фашистские захватчики против правого крыла нашего фронта, а также ввод на этом участке почти всех крупных резервов группы армий «Север» создали благоприятные условия для развития наступления 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов с востока и северо-востока на Ригу. Под ударами войск этих фронтов основные силы группы армий «Север» к концу сентября были отброшены на сильно укрепленный в инженерном отношении Рижский плацдарм. Впрочем, при этом значительная часть войск противника продолжала упорно оборонять так называемый рижский коридор вдоль Рижского залива.

* * *

В связи с резким изменением стратегической обстановки в Прибалтике Ставка признала нецелесообразным дальнейшее наступление войск 1-го Прибалтийского фронта на Ригу с юго-востока по лесисто-болотистой местности против сильной группировки противника. Сложившиеся условия требовали переноса главного удара советских войск с рижского направления на клайпедское, с тем чтобы мощным рассекающим ударом из района Шауляя на запад прорваться к морю и отрезать пути отхода в Восточную Пруссию группе армий «Север», все еще насчитывавшей в своем составе около 40 полнокровных дивизий.

Новую директиву мы получили 24 сентября. Ставка фактически требовала направить в район Шауляя все силы фронта. Причем две армии{5-ю гвардейскую танковую и 43-ю общевойсковую) мы должны были перегруппировать туда в течение ближайших четырех дней, а остальные — после смены их войсками 2-го Прибалтийского фронта.

Указывалась и цель перегруппировки; создать в районе Шауляя мощную ударную группировку, силами которой прорвать оборону противника западнее и юго-западнее Шауляя и выйти на побережье Балтийского моря от Паланги до устья реки Неман. А в период подготовки нами большого наступления войскам 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов, согласно директиве Ставки, надлежало продолжать продвижение вперед с целью овладения Ригой и очищения побережья Рижского залива и Балтийского моря до порта Либава.

Таким образом, замысел Ставки вырисовывался предельно четко: нам надлежало мощным рассекающим ударом из района Шауляя на Клайпеду перехватить пути отхода войск группы армий «Север» из Латвии в Восточную Пруссию, а войскам 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов — громить противника в ходе решительного наступления и отбрасывать остатки его сил в «объятия» войск 1-го Прибалтийского фронта.

Начало наступления нашего фронта и войск 39-й армии 3-го Белорусского фронта было назначено на 1–2 октября. Иначе говоря, на подготовку, в том числе и на перегруппировку четырех армий, отводилось всего пять-шесть дней.

Мало знакомому с вопросами оперативного искусства читателю трудно представить себе весь необозримый объем предстоявших подготовительных мероприятий: надо было передвинуть полумиллионную армию с ее вооружением и боевой техникой на расстояние от 80 до 240 км, перебросить на новое направление свыше 9 тыс. орудий и минометов, 1350 танков и самоходных1 орудий, массу различной техники и имущества, подвезти, наконец, войскам огромное количество боеприпасов. Всю эту колоссальную работу мы должны были осуществить в условиях наступившей дождливой осени при недостаточной пропускной способности наличной сети шоссейных и грунтовых дорог.

Помимо всего этого, предстояло перебазировать на новое направление и основную массу фронтовой авиации, а также армейские и фронтовые тылы с их материальными средствами и громоздкими госпитальными базами.

Генерал В. В. Курасов, любивший точный расчет, долго изучал вместе со своими операторами огромную карту. В конце концов он огорченно развел руками:

— Никак не успеваем к назначенному сроку, товарищ командующий. К сожалению, войска в значительной своей массе вынуждены будут перегруппировку совершать пешим порядком, да и то только в ночное время. А это при наличии в полосе передвижений войск ограниченной сети грунтовых дорог существенно снижает темпы перегруппировки.

Мы представили точные расчеты маршалу А. М. Василевскому. Внимательно изучив их, он обещал выпросить для нас у Ставки еще двое-трое суток. Это нас в какой-то мере удовлетворило. Ведь мы понимали, что Ставка не сможет предоставить нам больше времени, ибо главный расчет предстоявшего наступления строился на внезапности оперативного маневра. Мы должны были Tie дать противнику возможности своевременно перебросить на кяайпедокое направление свои крупные оперативные резервы, чтобы воспрепятствовать наступлению нашего фронта.

Было ясно, что даже при соблюдении всех мер маскировки очень трудно утаить от противника перегруппировку всех сил довольно мощного по своему составу фронта на повое направление с преодолением при этом значительного расстояния. Поэтому нами принимались оперативные меры, направленные на то, чтобы гитлеровское командование не получило времени на проведение контрмер, если бы даже оно и сумело разгадать наш замысел.

Опыт войны убедил меня, что чем меньше времени имеешь на подготовку операции, тем тщательнее надо ее планировать. Генерал Курасов тоже хорошо это понимал и потому не только в короткий срок, но и всесторонне подготовил совместно со своими помощниками все необходимые материалы. Директива войскам фронта на наступление, план перегруппировки, план операции и другие документы были готовы еще до 29 сентября. Тщательно изучив группировку противника в полосе наступлепия, характер инженерного оборудования оборонительных позиций и рубежей в тактической зоне и в оперативной глубине, а также наступательные возможности поиск фронта, мы пришли к убеждению, что на этот раз все благоприятствует нанесению двух ударов.

Главный удар решили нанести из района северо-западнее Шауляя силами 6-й гвардейской, 43-й и 5-й гвардейской танковой армий на участке шириной около 20 км в общем направлении на Клайпеду. Здесь для решительного взлома обороны противника сосредоточивалась половина всех сил фронта и создавалась весьма высокая даже для того времени артиллерийская плотность — 250 орудий и минометов на каждый километр участка прорыва.

Общевойсковыми армиями предполагалось в первый день операции прорвать оборону противника на всю ее тактическую глубину.

Для развития же прорыва в глубину в общем направлении на Клайпеду намечалось использовать 5-ю гвардейскую танковую армию, которая вводилась в сражение главным образом в полосе наступления 43-й армии. Что касается 6-й гвардейской армии, наступавшей на правом крыле ударной группировки фронта, то она усиливалась 19-м танковым корпусом генерала Васильева и качестве армейской подвижной группы.

Нанесение второго удара было возложено на войска 2-й гвардейской армии. По нашему замыслу, они переходили в наступление из района, расположенного к юго-западу от Шауляя. Армия усиливалась 1-м танковым корпусом генерала Буткова в качестве армейской подвижной группы.

51-я армия после ее смены войсками 2-го Прибалтийского фронта выводилась во второй эшелон фронта на направлении главного удара. 4-я ударная армия развертывалась на правом крыле всей группировки фронта и должна была обеспечить ее от возможных контрударов противника с севера. За ней сосредоточивался 3-й мех-корпус, выводимый в резерв фронта.

На 3-ю воздушную армию в этой операции возлагались следующие задачи: прикрыть сосредоточение ударных групп фронта; осуществить авиационную подготовку атаки и авиационную поддержку наступления ударных группировок; обеспечить ввод в сражение армий второго эшелона и в первую очередь танковой армии и отдельных танковых корпусов; воспрепятствовать подходу резервов противника из глубины и с флангов.

По опыту предыдущих операций мне было известно, что на командование воздушной армии можно положиться: оно сделает все, что нужно для успешного выполнения приказа. Для того чтобы скрыть от фашистского командования найти оперативные намерения, я в личной беседе с генералом Папивиным обратил его внимание на необходимость в период осуществления перегруппировки войск фронта полностью закрыть разведывательной авиации противника путь в паше воздушное пространство.

Это было одно из важнейших мероприятия той части нашей подготовительной работы, целью которой было достижение внезапности. Ее мне хотелось бы выделить особо.

Еще 26 сентября мы направили в армии специальную директиву, в которой подчеркивали, что от умения скрытно провести нашу подготовку — рекогносцировки, перегруппировки, сосредоточение и занятие исходного положения — во многом зависит успех предстоящей операции. В числе мероприятий по дезинформации противника было рекомендовано имитировать подготовку нового наступления на Ригу из района Балдоне. В связи с этим автомашины, выделенные для переброски войск, двигались днем в сторону Риги, а ночью возвращались назад с войсками, боеприпасами и различным имуществом, перебрасывавшимися в новые районы.

Число лиц, участвовавших в планировании наступления, было предельно ограничено. Всякие переговоры по всем средствам связи о готовящейся операции были категорически запрещены. Все задачи и указания о предстоящем наступлении доводились до исполнителей старшими начальниками лично в устной форме. Рекогносцировку мы рекомендовали проводить небольшими группами, скрытно, причем все офицеры и генералы должны были переодеваться в красноармейскую форму или носить маскировочные халаты и пилотки. Генералам и офицерам армий, совершавших перегруппировку, разрешалось выезжать на рекогносцировку только под видом представителей вышестоящих штабов с соответствующими документами, как бы для проверки. Была налажена строжайшая комендантская служба, которой мы предоставили исключительные права по поддержанию соответствующего режима на всей территории, где происходила подготовка войск к наступлению.

Несмотря на все принятые предосторожности, нельзя было, однако, быть полностью уверенными, что фашистскому командованию не удастся раскрыть наши намерения. Поэтому мы потребовали, чтобы разведка своевременно выявила, предпринимает ли противник контрмеры. В первую очередь стремились проверить это путем захвата пленных. Однако явных признаков, подтверждающих осведомленность противника о готовившемся наступлении, нашей разведке не удалось установить.

Пока колонны соединений и частей скрытно, под контролем штабов, выдвигались в назначенные районы, командующие армиями с группами генералов и офицеров армейских управлений прибыли в исходные районы, откуда их войска переходили в наступление, Здесь они проводили рекогносцировку исходного района, уточняли на местности замысел предстоящего наступления, места сосредоточения войск, места для размещения органов управления, оформляли результаты проделанной работы документами: боевыми приказами, различными планами, распоряжениями. Одним словом, вели всю ту огромную работу, которая выпала на их долю в дни, отделявшие момент поступления директивы из Ставки от начала атаки.

Последние приготовления подходили к концу. Вечером 4 октября генералы Чистяков, Белобородов и Чанчибадзе доложили, что их армии готовы перейти с утра следующего дня в наступление. Новый командующий 5-й гвардейской танковой армией генерал-лейтенант танковых войск В. Т. Вольский, мой старый фронтовой друг, с которым мы вместе пережили первые, самые трудные, месяцы войны, умело подготовил свои войска к вводу в прорыв. Главные силы его армии были уже в назначенном районе сосредоточения к северо-западу от Шауляя, а остальные соединения подтягивались к району сосредоточения.

Благодаря умелой и настойчивой работе командующего бронетанковыми войсками фронта генерал-лейтенанта К. В. Скорнякова и его штаба все танковые части и соединения своевременно и организованно изготовились для участия в предстоящем наступлении поиск фронта.

Генерал Н. М. Хлебников, как всегда, отлично справился со всей суммой мероприятий по подготовке артиллерии. Огромная масса артиллерийских и минометных стволов была нацелена на вражеские позиции, готовая по первому сигналу открыть сокрушительный огонь.

От генерала Хлебникова не отставал талантливый начальник инженерных войск фронта генерал В. В. Косырев. Инженерное обеспечение операции было спланировано и практически подготовлено в полном объеме. Саперы были готовы снять в ближайшую ночь последние минные заграждения в намеченных проходах. Начальник службы противохимической защиты полковник М. Ф. Доронин подготовил задымление участков форсирования рек и переправ через них, чтобы воспрепятствовать ведению противником прицельного огня.

Исключительную по объему работу провел начальник тыла фронта генерал Д. И. Андреев со своим штабом и службами. К началу наступления войска были полностью обеспечены боеприпасами; горючим, продовольствием и другими видами снабжения. Очень много сделал для медицинского обеспечения операции начальник военно-санитарного управления фронта генерал А. И. Бурназян.

Еще в первых числах октября развернулась и активная политическая подготовка воинов к новому наступлению. В войска выехали почти все фронтовые политработники, в том числе начальник политуправления генерал М. Ф. Дребеднев, его заместители полковники Медведев и Филатов, начальник организационно-инструкторского отдела полковник Диброва и другие. Они организовали изучение полезного опыта партийно-политической работы в предыдущих наступательных операциях.

3 и 4 октября во всех соединениях были проведены собрания партийного актива. После этого их участники, возвратившись в свои части, организовали встречи и беседы, в которых рассказывали о злодеяниях, совершенных гитлеровцами на нашей земле, об отличившихся в последних боях героях своей дивизии, полка, батальона, роты.

Наибольшим успехом пользовались беседы бывалых воинов. Об их подвигах рассказывали многочисленные листовки, боевые листки, дивизионные и армейские газеты. Рассказы и советы самих героев выслушивались с затаенным дыханием. Это была, пожалуй, самая доходчивая форма пропаганды.

Итак, казавшееся несколько дней тому назад почти невозможным свершилось: фронтовая наступательная операция была подготовлена в весьма короткий срок.

Последним нас порадовал начальник разведки генерал-майор А. А. Хлебов. Он доложил, что в ближайшей глубине обороны противника существенных приготовлений к отражению нашего наступления не замечено.

Наступило утро 5-го октября. Оно было по-осеннему хмурым. Темные, густые облака, казалось, касались крыш домов и, словно спеша избавиться от своей ноши, обрушивали море воды на и без того раскисшую землю. При виде такой грустной картины лица моих ближайших боевых соратников стали мрачнее висевших над нами туч.

Ну и погодка! — не выдержал Хлебников. — Моим артил леристам словно повязку на глаза надели.

Да ... — вздохнул Папивин, — при такой погодке даже штурмовика не выпустишь.

Я молча слушал эти реплики, отлично понимая, что они являлись косвенным намеком на необходимость отложить начало операции: какое же наступление без артиллерии и авиации!

Однако я просто не мог смириться с этой мыслью. Ведь каждые сутки оттяжки — это выигрыш для врага, ибо мы не были уверены, что он все еще не обнаружил передвижений огромной массы войск. Посоветовавшись с членом Военного совета Леоновым и начальником штаба Курасовым, решил начать наступление в тот же день, если хоть немного улучшится видимость. На наше счастье к 11 часам дня погода действительно слегка изменилась. Облака, словно избавившись от избытка влаги, поднялись метров на сто. И хотя видимость еще была неважная, все же условия для начала наступления немного улучшились.

Во всех армиях фронта приступили к разведке обороны противника боем. Между 11.20 и 11.30 открыли огонь артиллерия и минометы. В течение 20 минут они интенсивно обстреливали первую позицию. Затем стремительно бросились вперед передовые батальоны дивизий. Они ворвались в первую траншею неожиданно для фашистских солдат, которые отсиживались в укрытиях в ожидании окончания артиллерийской подготовки.

На направлении главного удара, в районе литовского местечка Куршенай, в числе первых ворвавшихся на передний край противника бойцов и командиров была отважная полковая разведчица Нина Редько. Еще снаряды рвались вдоль первой траншеи противника, а отважная разведчица бросилась вперед и увлекла за собой товарищей. Вскочив в траншею, Нина Редько лицом к лицу столкнулась с фашистом. Внезапное появление девушки ошеломило его. Он растерялся, и это стоило ему жизни. На какое-то мгновенье упредила и метким выстрелом сразила Нина и следующего фашиста. Тем временем, обгоняя отважную девушку и круша врага, продвигались вперед остальные бойцы. Не прошло и 20 минут, как и первая, и вторая траншеи были очищены и наши передовые подразделения ворвались в Куршенай.

Два отделения из батальона майора Куташенкова сразу же проникли в тыл и незаметно просочились к мосту через реку Вента. В короткой рукопашной схватке они уничтожили саперов, подготовлявших мост к взрыву, и захватили его, отбив все атаки противника.

Подразделению капитана Болдырева, вырвавшемуся вперед, противостояли превосходящие силы гитлеровцев. Но Болдырев решительно повел в атаку горстку своих бойцов. Вспыхнул ожесточенный рукопашный бой. Когда он окончился, на поле боя осталось 65 фашистских трупов, а уцелевшие предпочли сдаться в плен. Один из взятых в плен унтер-офицеров так рассказывал об этом бое: «Я до сих пор не имел представления о силе ваших солдат. Нас было 150 человек, а русских не более 60. Их упорство и внезапность атаки привели к тому, что мы понесли потери и не сумели противостоять их удару».

Противник предпринимал яростные контратаки, но их стойко отражали наши бойцы и командиры. Яркий тому пример — взвод лейтенанта Давлетова.

Когда он был контратакован фашистской ротой с танками, Давлетов обратился к бойцам: «Товарищи! Стоять, как стояли панфиловцы. Ни шагу назад без моего приказа!» И бойцы ответили на этот призыв метким огнем по врагу. Фашистскую пехоту они заставили залечь, а с прорвавшимися тапками вступили в бой. Боец-комсомолец Высоченко успел подбить один танк из противотанкового ружья, но следующий ворвался в расположение взвода. Тогда лейтенант Давлетов схватил связку гранат и бросился под танк. Раздался взрыв, и стальная громадина замерла.

Потрясенные героической гибелью командира, бойцы мужественно продолжали схватку с врагом. Когда уцелевшие танки повернули назад, младший лейтенант Мальцев снова поднял бойцов в атаку. Вскоре он был смертельно ранен. Когда к нему подбежал санинструктор, чтобы перевязать его, Мальцев с трудом прошептал: «Оставь. Все кончено. Передай парторгу, чтобы вписал меня в свою книжечку, где у него записаны коммунисты. Я изо всех сил старался заслужить эту честь».

Так сражались наши воины повсюду.

Наступление началось успешно: передовые батальоны в течение первого же часа углубились в расположение противника на 2–4 км.

Их успешным действиям хорошо помогли стремительные атаки штурмовиков, которые из-за низкой облачности проносились так низко над землей, что порой казалось: вот-вот они заденут верхушки деревьев, крыши домов, телеграфные столбы.

Несмотря на все еще плохую погоду, авиация, как и артиллерия, оказала существенную поддержку наступавшим. Летчики генерала Папивина, в основном штурмовики, совершили в течение дня около 500 самолето-вылетов.

Командармы не замедлили воспользоваться успехом передовых отрядов и во втором часу дня начали вводить в сражение главные силы стрелковых корпусов, которые неудержимо пошли вперед. Противник предпринимал отчаянные попытки задержать наступающие части, но это ему не удавалось. Наши воины были охвачены исключительно высоким моральным подъемом: ведь они выбрасывали врага из последних районов родной советской земли! Все словно соревновались в героизме и самоотверженности. Отовсюду доносили об удивительных подвигах.

К концу дня оборона противника в полосе наступления 6-й гвардейской и 43-й армий была прорвана почти на 80-километровом фронте на глубину 14–17 км. В полосе 2-й гвардейской армии события развивались менее успешно, но и там наши воины прорвали оборону немецко-фашистских войск на участке 18 км по фронту и 7–8 км в глубину.

Поскольку переход в наступление начался со значительным опозданием, вторую полосу обороны, несмотря на высокий темп продвижения войск фронта, удалось прорвать лишь к вечеру. Это привело к задержке ввода подвижных групп в сражение. Вечером от генерала Вольского поступило донесение, что передовые отряды его танковой армии вышли к реке Вента и готовы с утра следующего дня перейти в наступление. О готовности ввести в действие спои армейские подвижные группы доложили и командармы Чистяков II Чанчибадзе.

Утро второго дня наступления показалось не столь мрачным; правда, весь небосвод был затянут облаками, однако они держались на довольно значительной высоте. Это позволило генералу Папивину выпустить всех своих рвавшихся в бой летчиков. Они сразу же захватили господство в воздухе. В этот день воздушная армия совершила более тысячи самолето-вылетов.

Армии генералов Чистякова, Белобородова и Чанчибадзе с утра решительно атаковали противника, закрепившегося на реке Вирвите. Они продолжали наступление в предусмотренных планом направлениях: 6-я гвардейская — на город Калвария, т. е. вдоль железной дороги, связывающей Шауляй с Кретингой; 43-я — на Клайпеду, 2-я гвардейская — от Кельме на Шилале и далее к устью реки Неман.

Фронт наступления с каждым часом расширялся. В этой обстановке чрезвычайно важно было сохранить твердое управление войсками. И штаб фронта блестяще справился с этой задачей: я имел возможность не только проследить все передвижения войск, но и, благодаря стараниям нашего начальника связи генерала К. А. Бабкина, в любую минуту установить связь с командармами и командирами корпусов и даже дивизий, чтобы в случае необходимости перенацелить их войска для выполнения новых задач.

В первой половине дня стало известно, что танковые корпуса генерала Вольского форсировали Вирвите и стремительно продвигаются в общем направлении на Кретингу и далее на Клайпеду. Генералы Чистяков и Чанчибадзе ввели в сражение свои танковые корпуса. В итоге темп наступления резко увеличился.

В связи с быстрым расширением участка прорыва 6-я гвардейская армия вынуждена была в ходе развития наступления постепенно развертывать войска в сторону своего правого фланга. Она все больше отклонялась на северо-запад, откуда ожидался контрудар по наступавшим войскам со стороны главных сил группы армий «Север».

Это вынуждало нас торопить генерала Малышева с вводом своей армии правее 6-й гвардейской. В полдень Малышев доложил, что главные силы 4-й ударной армии, сдав свою полосу войскам 2-го Прибалтийского фронта, к концу дня выйдут на рубеж городов Круопяй, Папиле, чтобы с утра 7 октября перейти в наступление и направлении Акмене.

Вскоре и генерал Крейзер сообщил, что главные силы 51-й армии, тоже сдавшие свою полосу войскам 2-го Прибалтийского Фронта, находятся на марше и во второй половине следующего дня будут готовы к вводу в сражение. Как предусматривалось планом/ они должны были заполнить образующийся между 6-й гвардейской и 43-й армиями разрыв, чтобы развивать наступление в общем направлении на Палангу.

К концу второго дня армии Чистякова и Белобородова продвинулись еще на 15–20 км и освободили свыше 350 населенных пунктов. Заметно увеличился темп наступления и на вспомогательном направлении: гвардейцы генерала Чанчибадзе, отбросив врага на 13–15 км, заняли более сотни населенных пунктов.

Донесения из армий показывали, что нам удалось скрыть свой маневр и подготовку наступления на Клайпеду. Во всяком случае ход наступления свидетельствовал, что противник опоздал принять контрмеры. Желая найти подтверждение этим предположениям, я приказал доставить ко мне двух захваченных в плен штабных офицеров. Их опрос подтвердил, что первые признаки готовившегося нами наступления фашистская разведка сумела выявить лишь 2–3 октября, но при этом она даже не подозревала о размахе предстоящего удара.

Командующий группой армий «Север» генерал Шернер, как выяснилось впоследствии, и мысли не допускал, что советские войска смогут в ближайшее время предпринять крупное наступление на клайпедском направлении. Эта недооценка наших возможностей дорого обошлась фашистам.

Даже на третий день нашего наступления фашистское командование не успело перебросить на клайпедское направление сколько-нибудь значительные силы. Лишь около двух пехотных дивизий да танковая бригада с прилегавших участков фронта успели подойти к району, где решалась участь войск группы армий «Север». Однако эти незначительные силы не могли серьезно повлиять на обстановку.

Как мы и рассчитывали, в последующие дни наши наступавшие армии, песмотря на начавшиеся изнурительные осенние дожди, достигли еще большего успеха. Только за 7 октября главные силы фронта продвинулись на 30–35 км.

Этому в значительной мере содействовало организованное вступление в сражение 4-й ударной и 51-й армий. Первая, как и предусматривалось, наступала правее 6-й гвардейской армии на Акмене и далее на северо-запад. Продвижение дивизий этой армии высвобождало войска 6-й гвардейской армии и позволяло ей все быстрее сосредоточивать усилия для наступления в сторону Либавы, прикрывая тем самым главные силы фронта от ударов с северо-запада.

Армия Крейзера, вступившая в сражение в стыке 6-й гвардейской и 43-й армий, при подходе наших войск к городу Тельшяй успешно продвигалась вдоль железной дороги, ведущей от Шауляя на Кретингу.

Еще более стремительно продвигались к Клайпеде войска 43-й армии, впереди которых наступали танковые корпуса 5-й гвардейской танковой армии.

Ритм сражения подсказывал, что противник на направлении главного удара наших войск был полностью деморализован. Это было особенно заметно по пленным, которых с каждым днем становилось все больше. Они выглядели небывало растерянными и явно испуганными. Они охотно давали показания и все искреннее произносили ставшую сакраментальной фразу: «Гитлер капут!» Как они были непохожи на тех, кого мне довелось увидеть в первые дни войны на Украине!

Документы сохранили показания многих из этих пленных. Вот что, например, говорил сдавшийся в плен 7 октября бывалый вояка, ефрейтор одной из рот гренадерского полка дивизии СС «Великая Германия»: «7 октября было самым страшным из всех дней, которые мне пришлось когда-либо пережить. Русские били по нас из всех видов оружия. Едва ли кому-нибудь удалось вырваться из русского огневого кольца. Думаю, что спаслись лишь те, кому посчастливилось попасть в плен». Так заговорили в те дни вояки из «непобедимой» армии; они стали почитать за счастье возможность попасть в плен.

Лишь в полосе 2-й гвардейской армии, наступавшей на вспомогательном направлении, противник все еще яростно отбивался. Но и она к концу 7 октября сумела «прогрызть» всю тактическую зону обороны противника и развернуть стремительное наступление к границе Восточной Пруссии. В числе передовых дивизий этой армии последние километры родной земли в упорных боях преодолевали воины прославленной в предыдущих сражениях 16-й Литовской стрелковой дивизии, которой командовал полковник А. И. Урбшас.

Оценивая свои успехи, мы не сомневались, что они неизбежно вызовут переполох в стане врага и вынудят командование группы армий «Север» спешно перебрасывать на клайпедское направление значительные силы из рижской группировки. А ослабление последней облегчало наступление войск 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов, в чем мы тогда же убедились: из штаба 2-го Прибалтийского фронта было получено сообщение, что войска группы армий «Север» 6 октября стали покидать укрепленный рубеж Сигулда и стягивать свои силы непосредственно к Риге. У нас не оставалось сомнений, что окончательный разгром уцелевших войск на клайпедском направлении и поворот главных сил нашего фронта на север ускорят бегство противника и из этого весьма важного стратегического пункта Прибалтики, хотя бы ради того, чтобы попытаться пробиться и Восточную Пруссию.

О влиянии продолжавшегося успешного наступления наших поиск на судьбу всей группы армий «Север», в течение нескольких лет осквернявшей землю Советской Прибалтики, наши политработники постарались рассказать всем воинам. Это вызвало еще большее воодушевление среди наступавших.

К концу дня 8 октября в обороне противника была проделана уже 260-километровая брешь. К этому времени от 551-й и 548-й пехотных, 5-й и 7-й танковых дивизий, танковой дивизии СС «Великая Германия», танковой бригады «Гросс» и от множества отдельных частей уцелели только жалкие остатки.

Дороги отступления фашистских войск выглядели сплошным кладбищем боевой техники: танков, орудий, автомашин. И всюду трупы. Ужасающая картина даже для глаз бывалых воинов, повидавших многое за годы войны. Это было поистине суровое возмездие за содеянные преступления!

Для воинов нашего фронта этот день был особенно радостным: по радио из Москвы был передан на всю страну приказ Верховного Главнокомандующего, в котором высоко оценивался успех войск 1-го Прибалтийского фронта. Весть о том, что товарищ Сталин благодарит всех воинов 1-го Прибалтийского фронта за новую выдающуюся победу, одержанную над врагом, молниеносно разнеслась по всем соединениям и частям. Она сыграла немалую роль в дальнейшей активизации всей партийно-политической работы, вселила в каждого воина новые силы, стремление с честью выполнить возложенную на него боевую задачу.

В эти ужасные для оккупировавших Латвию и Литву фашистов дни даже такой «несгибаемый» гитлеровский приспешник, как Шернер, вынужден был обратиться к своему фюреру с просьбой о помощи. Но Гитлеру было не до него: советские армии все ближе подходили к границам рейха, и ему приходилось прибегать к все новым «тотальным» мобилизациям, которые втягивали в армию даже инвалидов и несовершеннолетних.

В этой обстановке Шернеру оставалось лишь предпринимать самые отчаянные меры. И он бросал новые и новые дивизии навстречу армиям Малышева и Чистякова, пытаясь яростными контрударами остановить их продвижение. 8 октября в контрударах участвовало около двухсот танков, на следующий день число их удвоилось.

Хотя темп наступления 4-й ударной и 6-й гвардейской армий в связи с этим резко удал, но они все же по-прежнему продолжали теснить противника на северо-запад. Зато из остальных армий продолжали поступать донесения об успешном продвижении наших войск к морю и к границе Восточной Пруссии.

9 октября генерал Вольский прислал лаконичное донесение: «Форсировал Минию. Впереди море». Это означало, что корпусам 5-й гвардейской танковой армии осталось до Балтийского моря всего 15–20 км. К концу дня об успешном форсировании реки Минин донес и генерал Белобородов. Он сообщал также, что передовые дивизии его армии с ходу атаковали внешний оборонительный рубеж, опоясавший кольцом мощных железобетонных укреплений крупный литовский город-порт Клайпеду, с 1939 г. изнывавший под игом фашистских захватчиков.

Стремление быстрее очистить этот город от вражеских войск было настолько сильным, что воинов, первыми пробившихся к нему, не остановили ни массированный огонь артиллерии крупных калибров отряда кораблей фашистского флота, спешно выдвинутых в район Клайпеды, ни мощные удары авиации противника, ни железобетонные укрепления, ни даже огонь всех видов гитлеровских войск, успевших оседлать эти укрепления. Наши бойцы смело бросались на штурм. Сколько беззаветного героизма проявляли они вновь и вновь!

Несмотря на кажущуюся неприступность обороны на подступах к Клайпеде, многим частям удалось в первые же часы вклиниться в расположение противника. Особенно успешными были атаки 935-го стрелкового полка 306-й стрелковой дивизии.

О накале разгоревшихся 9 октября на подступах к Клайпеде боев можно судить на примере 8-й роты упомянутого выше полка.

Во главе с младшим лейтенантом Бердышевым она пробилась к командному пункту фашистского полка. Гитлеровцы предприняли несколько яростных контратак. Дело каждый раз доходило до рукопашной схватки, и каждый раз фашистам приходилось откатываться назад. Ведь в роте было 17 коммунистов и комсомольцев, а это много значило.

В одной из рукопашных схваток пал смертью героя командир роты. Вражеские пули сразили одного за другим командиров взводов. Но рота не отступила. Командование ею принял на себя парторг Терешин. И вновь бойцы шли в атаки.

В ходе одной из них группе бойцов во главе с рядовым Бадальяном удалось пробиться к фашистскому полковому знамени. Бадальян успел овладеть им, но был окружен группой гитлеровцев, кинувшихся на помощь охране. Советский солдат вступил в неравную схватку. Он был смертельно ранен, но врагам так и не удалось отбить свое знамя. Отдав его подоспевшим товарищам и глядя в сторону Клайпеды, смутно видневшейся сквозь дымку разрывов, он с сожалением вздохнул: «Эх, совсем немного не дошел!»

В те дни каждым воином владела мысль: «Поскорее дойти до цели. Поскорее прогнать фашистских захватчиков с последних клочков советской земли».

Шестой день наступления принес решающий успех. Хотя к этому времени перед нашими армиями появились новые крупные силы противника, в том числе 21-я, 58-я и 251-я пехотные дивизии и 21-я дивизия береговой охраны, враги не смогли и в этот день сдержать наступающие советские войска. Более того, командармы, докладывая о появлении новых вражеских частей, заверяли, что все усилия противника обречены на провал. И действительно, искусным маневрированием войсками и боевой техникой они сорвали все вражеские попытки остановить наступление.

Наступавшим войскам снова крепко помогли летчики 3-й воздушной армии. Генерал Папивин, еще накануне жаловавшийся на усталость летного состава, в этот день мобилизовал все свои резервы и добился самого большого за все наступление числа самолето-вылетов: 1300 раз его боевые машины поднимались в воздух, хотя погода была по-прежнему хмурой и сырой.

В тот день произошло, наконец, событие, которого мы с нетерпением ждали с самого начала наступления: войска фронта пробились к Балтийскому морю. Первым сообщил эту радостную весть генерал Вольский. Его танковые соединения стремительной атакой овладели Кретингой и между Палангой и Клайпедой вышли на морское побережье. При этом они с ходу открыли огонь по стоявшим на рейде фашистским кораблям, успев один из них потопить. К концу дня о выходе на побережье Балтийского моря севернее Паланги доложил и генерал Крейзер.

Это уже была большая победа. Трудно переоценить все ее значение для последующего успешного хода операции Красной Армии по разгрому восточно-прусской группировки войск, прикрывавшей одно из важнейших стратегических направлений на Берлин.

Итак, 10 октября группа армий «Север» была окончательно отрезана войсками нашего фронта от Восточной Пруссии, теперь уже без всякой надежды на освобождение перерезанных сухопутных коммуникаций. Во всяком случае, мы немедленно предприняли все меры, чтобы не выпустить их на сей раз из кольца. И именно в связи с этим сознательно ослабили нажим на Клайпеду, чтобы все силы сосредоточить против яростно атаковавших соединений заблокированной в западной части Латвии группы армий «Север». Это соответствовало указанию маршала А. М. Василевского, непосредственно руководившего с 30 сентября наступлением 2-го и 3-го Белорусских фронтов и твердо потребовавшего от нас не отвлекать силы на второстепенные задачи,

Чувствуя усиливающийся с каждым днем натиск фашистских войск с севера, мы догадывались, что участь Риги отныне решена: Шернер вынужден был снимать оттуда и бросать против нашего фронта все больше и больше сил, что неизбежно должно было вынудить его в конечном счете оставить Ригу.

Как теперь известно, Шернер еще 9 октября, когда войска нашего фронта прорвались на подступы к Клайпеде и были уже недалеко от морского побережья, настоятельно просил у Гитлера разрешения оставить Ригу и отойти на Курляндский полуостров. Гитлер отказал. А когда мы прочно закрепились на побережье Балтийского моря от озера Папе{южнее Либавы) до Клайпеды и стали угрожать захватом Либавы — важнейшего порта на Курляндском полуострове, Гитлер вынужден был согласиться на оставление Риги.

Но организованно отвести свои войска Шернеру не удалось. 13 октября армии 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов стремительным ударом очистили Ригу. Вынуждая противника спасаться бегством, они отбрасывали его в сторону армий нашего фронта. А мы не только не позволили прорваться в Восточную Пруссию ни одной фашистской дивизии, но и, тесня их на север, совместно с остальными Прибалтийскими фронтами зажали войска группы армий «Север» на небольшом клочке Курляндского полуострова.

Даже реакционные западногерманские историки признают ныне, что Шернер был в полной растерянности. Он не видел выхода из создавшегося положения. Огромная группировка войск, некогда удерживавшая за собой почти всю Прибалтику, была обречена. Немецко-фашистскому командованию приходилось сбросить со счетов 38 пехотных, танковых и моторизованных дивизий, свыше полмиллиона фашистских солдат и офицеров, огромную массу вооружения, боевой техники и боеприпасов. И это в то время, когда Гитлер лихорадочно готовился к решающей схватке, стремясь во что бы то ни стало удержать за собой территорию Германии с ее столицей Берлином.

Командующий группой армий «Север» пытался приободрить своих окончательно впавших в панику солдат и офицеров. Причем делал это Шернер довольно своеобразно. «Тем, — обращался он к ним, — кто по своей глупости или злонамеренности сравнивает положение наших войск с армией фон Паулюса под Сталинградом и болтает о котле, следует заткнуть глотку».

Фашистскому командованию массовыми репрессиями удалось в какой-то мере «заткнуть глотку» окруженным. Но это в конечном счете не помогло им избежать сдачи в плен.

Заменивший впоследствии генерал-полковника Шернера на посту командующего группой армий «Север» генерал-полковник Рен-дулнч предлагал Гитлеру как выход из создавшегося положения абсолютно фантастический план - прорваться в Восточную Пруссию. И надо сказать, подобные попытки противником предпринимались, особенно после прорыва войск 1-го Прибалтийского фронта к морю, лишившего группу армий «Север» ее последних сухопутных коммуникаций с Восточной Пруссией. Но все эти усилия не достигали цели. Начальник генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Гудериан придерживался мнения, что необходимо постоянно вывозить войска из Курляндии — одну дивизию за другой. Однако фашистское командование учитывало, что на перевозку одной дивизии из Либавы в Германию требовалось не менее 12 дней, а для полного оборота кораблей — три недели. Расчеты показывали, что на вывоз всей группы армий нужно было минимум полгода. Тогда Гитлер решил оставить главные силы группы армий «Север» в Курляндии, а вывозить морем лишь боевую технику, наиболее ценную материальную часть, конский состав и небольшое количество войск.

Тем временем осенняя распутица, наступившая вскоре после прорыва войск фронта к морю, буквально сковала их действия. Не облегчила условий для широкого наступления в лесисто-болотистой местности Курляндии и последовавшая за этим мягкая, слякотная зима. Кроме того, в январе 1945 г. советским войскам предстояло перейти в общее решительное наступление на главном, западном стратегическом направлении в целях разгрома восточно-прусской группировки гитлеровцев, освобождения братской Польши и выхода на ближайшие подступы к Берлину. В ходе подготовки к этим операциям из состава войск нашего фронта были переданы: 3-му Белорусскому фронту — 2-я гвардейская армия, 1-й танковый корпус, а затем и 43-я армия; 2-му Белорусскому — 5-я гвардейская танковая армия; 1-му Белорусскому — 51-я армия. Значительная часть нашей фронтовой авиации и средств усиления также была передана этим же фронтам.

Поэтому в конце 1944 г. в Курляндии наступила полоса относительного затишья, прерываемая отдельными ударами 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов по отсеченной от Восточной Пруссии группировке войск противника. Лишь в январе 1945 г. войскам 4-й ударной армии нашего фронта удалось под командованием генерал-лейтенанта П. Ф. Малышева прорвать Мемельский укрепленный район и при содействии сил Краснознаменного Балтийского флота штурмом овладеть Клайпедой — последним оплотом фашистов на литовской земле.

Таков был итог прорыва войск 1-го Прибалтийского фронта к Балтийскому морю. Клайпедская наступательная операция явилась как бы заключительным аккордом гигантской борьбы наших войск в Советской Прибалтике.

Гитлеровское командование, потерпев крупное поражение в Прибалтике, вынуждено было под давлением советских войск очистить почти всю ее территорию. Оно без особого сопротивления оставило такой выгодный стратегический район и важный узел сухопутных и морских сообщений в Прибалтике, каким является Рига и примыкающая к ней местность.

Главные силы группы армий «Север» были загнаны в леса и болота Курляндии. Подавляющая их часть была лишена возможности принять на заключительном этапе войны участие в отражении победоносного наступления Советских Вооруженных Сил на территории фашистской Германии, и мы были твердо убеждены, что недалек день, когда безоговорочно капитулируют и окруженные еще в октябре 1944 г, в Курляндии отборные войска немецко-фашистской группы армий «Север».

* * *

Наступал 1945 год. Впереди уже ясно виднелась наша великая Победа. Начавшееся в середине января мощное стратегическое наступление Советских Вооруженных Сил на огромном фронте — от Балтийского моря до Дуная — развивалось весьма успешно.

Наступавшие на северном стратегическом крыле Красной Армии войска 2-го и 3-го Белорусских фронтов нанесли немецко-фашистским силам серьезное поражение и овладели значительной частью Восточной Пруссии. Благодаря стремительному выходу войск 2-го Белорусского фронта к заливу Фришес Хафф и 3-го Белорусского фронта к Балтийскому морю севернее и южнее Кенигсберга крупные силы противника были расчленены на отдельные группировки.

Войска 4-й немецкой армии, насчитывавшие свыше 150 тыс. солдат и офицеров, с упорством обреченных удерживали Хейльсбергский укрепрайон южнее и юго-западнее Кенигсберга. Оперативная группа «Земланд»{123}, состоявшая из И дивизий, одной бригады, нескольких отдельных пехотных и специальных полков, закрепилась на весьма выгодных для обороны рубежах западной части Земландского полуострова и в Кенигсбергском крепостном районе. Только Кенигсбергский гарнизон этой группы насчитывал свыше 130 тыс. солдат и офицеров, до 4 тыс. орудий и минометов, более 100 танков и штурмовых орудий.

К середине февраля советские войска приступили к ликвидации изолированных в Восточной Пруссии немецко-фашистских войск. Против первой группировки — 4-й немецко-фашистской армии — наступали войска 3-го Белорусского фронта (командующий генерал армии И. Д. Черняховский, член Военного совета генерал-лейтенант В. Е. Макаров, начальник штаба генерал-полковник А. П. Покровский). Удар по второй группировке — оперативной группе «Земланд» — должны были нанести войска 1-го Прибалтийского фронта.

Перед нами стояла задача сперва разгромить противника, оборонявшегося в западной части Земландского полуострова, а затем штурмом овладеть крепостью Кенигсберг. Для этой цели управление фронта вместе с 3-й воздушной армией было переброшено к 10 февраля из Курляндии в Восточную Пруссию. Одновременно нам были переданы из 3-го Белорусского фронта 39, 43 и 11-я гвардейская армии, 1-й танковый корпус и необходимые войска усиления. Надо сказать, что первые две из названных армий были до предела истощены предыдущими кровопролитными сражениями и имели в своих стрелковых дивизиях вместе с тыловыми подразделениями но 2250–3000 солдат и офицеров. А у 1-го танкового корпуса было всего 17 танков. Причем других танковых и самоходных частей фронт не имел.

Как показали боевые действия, в последующем 1-й Прибалтийский фронт из-за явного недостатка в силах и средствах не смог без подкрепления крупными резервами выполнить возложенные на пего задачи. Да и наступление 3-го Белорусского фронта в этот период против хейльсбергской группировки противника шло с большим скрипом и не сулило скорой победы.

Учитывая, что эти фронты не располагали тогда достаточными силами и средствами для одновременной ликвидации еще довольно мощной восточно-прусской группировки врага, Ставка приняла разумное решение: уничтожить эту группировку по частям путем нанесения мощных последовательных ударов. Вначале наши войска должны были разгромить хейльсбергскую группировку, затем штурмом овладеть Кенигсбергом и закончить боевые действия ликвидацией противника в западной части Земландского полуострова.

Для лучшего использования сил и средств и централизации управления боевыми действиями наших войск в Восточной Пруссии 1-й Прибалтийский фронт 24 февраля был преобразован в Земландскую группу войск с включением ее в состав 3-го Белорусского фронта. Пишущий эти строки был назначен командующим Земландской группой и вместе с тем заместителем командующего фронтом Маршала Советского Союза А. М. Василевского, вступившего в эту должность 21 февраля после гибели генерала армии И. Д. Черняховского. Членом Военного совета группы стал генерал-лейтенант М. В. Рудаков, начальником штаба — генерал-полковник В. В. Курасов.

Исходя из решения Ставки, войска 3-го Белорусского фронта, усиленные частью сил 11-й гвардейской армии, а также 3-й воздушной армии Земландской группы войск, 13 марта под руководством маршала А. М. Василевского возобновили наступление против хейльсбергской группировки противника и в упорных боях к 29 марта разгромили ее. При этом войска фронта взяли в плен свыше 45 тыс. солдат и офицеров, захватили большое количество танков, до 4 тыс. орудий и минометов и 130 самолетов.

Еще в конце февраля маршал А. М. Василевский поручил мне подготовить так называемую операцию Земланд — штурм Кенигсберга с последующим разгромом группировки немецко-фашистских войск на Земландском полуострове. Подготовка этой операции велась одновременно с ликвидацией хейльсбергской группировки противника.

Из состава Земландской группы до середины марта лишь 39-я и 11-я гвардейская армии располагались вокруг Кенигсберга, 43-я же армия противостояла немецко-фашистским войскам, оборонявшим Земландский полуостров. Теперь же в соответствии с общим решением маршала А. М. Василевского в состав группы но мере уничтожения противника в районе Хейльсберга должны были последовательно прибыть 50-я, 2-я гвардейская и 5-я армии.

Это позволяло в предстоявшей операции использовать для штурма Кенигсберга 11-ю гвардейскую, 43-ю и 50-ю армии, а для ликвидации противника на Земландском полуострове и овладения военно-морской базой Пиллау — 2-ю гвардейскую, 5-ю и 39-ю армии.

Для участия в операции были привлечены значительные силы авиации — 2444 боевых самолета, в том числе 500 тяжелых бомбардировщиков. Общее руководство всеми этими воздушными силами возлагалось на Главного маршала авиации А. А. Новикова. Задача же авиации состояла в том, чтобы прикрыть сосредоточение и развертывание войск, разрушить наиболее важные опорные пункты, парализовать работу Кенигсбергского порта, изолировать крепость Кенигсберг от военно-морской базы Пиллау и западной части Земландского полуострова, непрерывными действиями поддержать наши войска при штурме крепости.

Не теряя ни одного дня, штаб Земландской группы войск во главе со старым моим соратником генерал-полковником В. В. Курасовым четко спланировал всю работу по подготовке операции. До ее начала нужно было доразведать характер обороны и группировку противостоявших войск, в чрезвычайно стесненных дорожных условиях осуществить весьма сложную перегруппировку и сосредоточение войск к линии фронта, всестороннюю их подготовку к предстоявшим действиям. Требовалось также тщательно подготовить артиллерийское и авиационное наступление, четки согласовать взаимодействие как внутри общевойсковых армий, так и между сухопутными войсками, авиацией и Военно-Морским Флотом.

Самой серьезной трудностью, с которой мы столкнулись в начале подготовки операции, была малочисленность стрелковых дивизий, составлявших основные силы войск группы. Сказались непрерывные бои, в которых они участвовали в течение последних месяцев. И вот теперь им предстояло выполнить новые задачи, сложность которых определялась особенностями штурма крепости Кенигсберг, во многом отличавшегося от обычного наступления.

Последним обстоятельством объяснялось то, что подготовке штурма крепости мы уделили исключительно большое внимание. Штаб группы прежде всего организовал тщательную разведку всей системы обороны крепости. Наряду с разведывательными поисками и наземным наблюдением проводилось тщательное аэрофотографирование. Очень ценные сведения добыли разведчики-саперы, а также группы, засылавшиеся в тыл врага начальником разведки группы войск генерал-майором А. А. Хлебовым.

В результате предпринятых мер нам к началу штурма стало известно многое о крепостном Кенигсбергском районе. Занимаемая им площадь составляла почти 200 кв. км. Она была буквально нашпигована мощными железобетонными и маленькими каменными «крепостями», которые группировались вдоль трех оборонительных рубежей. Первый из них, называвшийся внешним обводом, тянулся вокруг города на расстоянии 6–8 км от его окраины и имел общее протяжение 55 км. Следующий проходил прямо по окраине, а третий опоясывал центр города.

Когда мне впервые довелось наблюдать первую линию обороны, прежде всего бросилось в глаза обилие красивых холмов, покрытых мощными деревьями с широкими кронами. Я обратил внимание начальника инженерных войск генерал-лейтенанта В. В. Косырева на эту мирную картину, и он с досадой ответил:

— Под такими «рощицами» и скрыты трехэтажные мощные форты, окруженные противотанковыми рвами шириной до 20 м и глубиной до 7 м, наполовину заполненными водой. Только на первом рубеже насчитывается около пятнадцати таких фортов, да еще в городской черте — девять.

Как выяснилось в дальнейшем, промежутки между фортами окапались заполненными железобетонными дотами, бункерами, прочными каменными строениями, также используемыми в качестве огневых точек. Заводские и крупные административные здания города противник хорошо подготовил к круговой обороне. Улицы и площади были перекрыты железобетонными многоамбразурными огневыми точками, замаскированными танками, самоходными орудиями.

Для удержания крепости гитлеровское командование располагало более чем достаточным количеством войск и средствами их усиления. Если не считать нашего подавляющего превосходства в авиации, то противник имел сил почти столько же, сколько мы. Так что, пожалуй, впервые в истории современных войн штурм такой мощной крепости осуществлялся почти равными силами.

Большинство частей и соединений, составлявших гарнизон крепости, было укомплектовано в основном коренными жителями города и прилегавших районов Восточной Пруссии, что в значительной мере повышало устойчивость обороны. В распоряжении оборонявшихся имелось много вооружения, неограниченные запасы боеприпасов и продовольствия. Словом, крепость могла выдержать осаду в течение нескольких месяцев.

Никогда еще мы не готовили наступательную операцию столь тщательно. Были продуманы мельчайшие детали предстоявшего штурма. Именно этой скрупулезности подготовки, помноженной на всесокрушающий героический порыв советских воинов, и предстояло обеспечить успех операции.

Уже 8 марта план был мною доложен маршалу Л. М. Василевскому.

Замысел штурма крепости сводился к тому, чтобы силами трех общевойсковых армий при мощной поддержке авиации нанести четко согласованные по времени и задачам концентрические удары с целью одновременного рассечения гарнизона крепости на части и немедленной ликвидации разобщенных группировок. 43-я и 50-я армии под командованием генерал-лейтенанта А. П. Белобородова и генерал-лейтенанта Ф. П. Озерова должны были нанести удары по кенигсбергской группировке с северо-запада, а 11-я гвардейская армия, которой командовал генерал-полковник К. Н. Галицкий, — с юга. Полностью одобрив план, командующий фронтом в свою очередь подчеркнул необходимость тщательно подготовить войска к штурму крепости.

39-й армии под командованием генерал-лейтенанта И. И. Людникова предстояло нанести удар по фашистской группировке, прикрывавшей узкую полосу местности вдоль залива Фришес Хафф. Тем самым осажденные в крепости изолировались от остальных фашистских войск, находившихся на Земландском полуострове и военно-морской базе Пиллау. На разгром этих войск и овладение названной базой нацеливались 2-я гвардейская и 5-я армии под командованием генерал-лейтенантов П. Г. Чанчибадзе и Н. И. Крылова совместно с 39-й армией.

Командование, штабы и политорганы всех этих армий с большим искусством и умением подготовили подчиненные войска к участию в операции. Справедливость требует отметить, что благодаря именно их огромной организаторской работе были обеспечены успешный штурм крепости и полный разгром всех войск оперативной группы «Земланд». Исключительно большую работу провели командующие, штабы и политорганы воздушных армий, ВВС Краснознаменного Балтийского флота и бомбардировочных авиационных корпусов резерва ВГК. Они блестяще подготовили боевые действия авиации для обеспечения наступления наших войск и сыграли весьма важную роль в стремительном штурме крепости Кенигсберг.

Неоценимую услугу готовившимся к штурму войскам и их командованию оказали офицеры оперативного управления штаба Земландской группы, возглавляемые генерал-майором Ф. Н. Бобковым. Вместе с офицерами разведки и топографической службы они за короткий срок подготовили два точных и весьма детальных макета всей системы обороны Кенигсберга. Командиры именно по этим макетам изучали план предстоявшего штурма, каждый в полосе наступления своей армии, соединения или части, и потому так легко в ходе штурма ориентировались в укреплениях противника.

Огромную работу проделал весьма опытный и энергичный командующий артиллерией группы генерал-полковник Н. М. Хлебников со своим штабом. На его плечи легли заботы о подготовке артиллерийских групп различного назначения, огромного количества орудий, в том числе самых тяжелых и сверхмощных калибров, для удара по наиболее прочным укреплениям противника, организации взаимодействия с фронтовой авиацией и 18-й воздушной армией при разрушении крепостных сооружений и подавлении живой силы и системы артиллерийского и минометного огня оборонявшихся, организации сопровождения атаки пехоты и танков артиллерийским огнем в ходе штурма, а также многие другие сложные задачи, и генерал-полковник Н. М. Хлебников отлично справился с ними.

Много сделали для подготовки штурма Кенигсберга мой заместитель по бронетанковым войскам генерал-лейтенант К. В. Скорняков и начальник химической службы генерал-майор М. Ф. Доронин. Немаловажную роль в обеспечении успеха сыграли танкисты вместе с подразделениями огнеметчиков и дымовиков.

Не меньше забот выпало на долю наших инженерных войск и их начальника генерал-лейтенанта В. В. Косырева. Свыше половины личного состава находившихся в его распоряжении сил вошло тогда в штурмовые отряды и группы. Остальные были использованы для создания специальных групп разведки, отрядов разграждения, восстановления дорог, мостов. Колоссальную работу провели саперы для инженерной подготовки исходных позиций наших войск. Кроме того, они заранее заготовили огромное количество разборных мостов большой грузоподъемности, обеспечивавших преодоление танками и артиллерией многочисленных каналов и рвов, в том числе и реки Прегель.

Исключительную оперативность, высокую организованность и настойчивость проявили и офицеры тыла, возглавляемые моим заместителем по тылу генерал-лейтенантом Д. И. Андреевым.

Не вызывает сомнения, что паши войска в сравнительно короткий срок не смогли бы так тщательно подготовиться к штурму и столь блестяще осуществить его, если бы всю их деятельность не пронизывала целеустремленная партийно-политическая работа, направлявшаяся членом Военного совета группы генерал-лейтенантом М. В. Рудаковым. Политработники организовали также широкий обмен опытом участников боевых действий в крупных городах. Большую помощь оказала и армейская печать. На ее страницах публиковались десятки статей, рисунков, освещавших тактику боев в укрепленном городе, преодоление глубоких рвов, водных преград. Воодушевляющее воздействие оказали многочисленные листовки, прославлявшие героев предыдущих боев. Партийные и комсомольские собрания призывали коммунистов и комсомольцев быть в ходе штурма впереди.

Настроение бойцов и командиров хорошо выразил на митинге солдат 264-го стрелкового полка Верин: «Мы скоро идем в бой, товарищи! — сказал он. — Перед нами Кенигсберг — гнездо фашистских разбойников Восточной Пруссии. Взять Кенигсберг нам приказала Родина. Я обещаю и призываю всех с честью выполнить приказ — не щадя своей жизни, бить гитлеровцев». А вот как высказались тогда сержанты Макаров и Лунев: «Фашистские грабители и детоубийцы, засевшие в змеином гнезде — Кенигсберге, будут уничтожены»; «Кенигсберг — сильная крепость. Но эта крепость не спасет фашистов».

Воодушевление бойцов и командиров накануне штурма было настолько велико, что многие раненые обратились к командованию с настойчивой просьбой досрочно выписать их из госпиталей. Старые воины С. И. Акимов и А. А. Новокрещенов, имевшие на своем счету по 250 уничтоженных фашистов, в письме к командованию заявили: «В настоящее время мы работаем в госпитале 2544. Признаны негодными к строю и зачислены в штаты госпиталя. Горя непреодолимой ненавистью к проклятым фашистам и желая ускорить час Победы, мы просим Военный совет направить нас в 91-ю Духовщинскую Краснознаменную ордена Суворова дивизию к полковнику Кожанову, под командованием которого мы хотим сражаться. Пусть мы нездоровы, не стопроцентные строевики, но руки и ноги пока у нас есть, оружие мы можем держать в руках, а также владеть им».

Такие мысли и чувства владели всеми воинами.

1 апреля мы должны были начать силами авиации и артиллерии предварительную подготовку к разрушению крепостных фортов. Но действия артиллерии, которой предстояло провести огневую разведку и вскрыть форты и доты, т. е. сбить с железобетона земляное покрытие, как мы с горечью убедились во второй половине дня, не дали должного успеха из-за низкой облачности, густого тумана и моросящего дождя. Такая погода продолжалась до 5 апреля. В течение этих дней фактически не смогла начать нанесение ударов и бомбардировочная авиация, лишь легким самолетам «По-2» удалось произвести 766 вылетов в ночное время.

В начале апреля в район северо-восточнее Кенигсберга прибыл маршал А. М. Василевский. Он расположился на командном пункте Земландской группы войск и, внимательно ознакомившись с деталями плана и с готовностью войск и авиации к штурму крепости, выразил свое полное удовлетворение. С этого времени непосредственное руководство войсками маршал А. М. Василевский принял на себя и на штаб 3-го Белорусского фронта.

Штаб Земландской группы войск{по существу, бывший штаб 1-го Прибалтийского фронта) с этого момента был выведен в резерв Ставки. Мне же в роли заместителя командующего 3-м Белорусским фронтом предстояло с генералами и офицерами штаба Земландской группы помогать маршалу А. М. Василевскому в осуществлении штурма крепости и проведении всей операции.

По указанию Александра Михайловича я немедленно выехал на командно-наблюдательный пункт, находившийся северо-восточнее Кенигсберга, у населенного пункта Фухсберг, чтобы проследить за боевыми действиями 43-й армии, наступавшей на главном направлении. Здесь же развернулся КП командующего этой армией генерал-лейтенанта А. П. Белобородова.

6 апреля в 3 часа ночи наши разведывательные батальоны начали атаку. Мы с волнением ждали результатов. Что покажет разведка боем? Не пытался ли враг скрытно отвести войска с первой линии в глубь обороны, чтобы перехитрить и вынудить нас бесцельно выпустить огромное количество боеприпасов по пустому месту? Утро принесло радость: разведка оказалась успешной. Внезапная и яростная атака буквально ошеломила врага. Он не сразу пришел в себя. Опомнившись лишь к утру, противник предпринял ожесточенные контратаки, пытаясь отбросить назад ворвавшиеся на первую позицию разведывательные батальоны. Так подтвердилось, что он упорно стремится удержать первый рубеж. При этом наши войска значительно улучшили свои исходные позиции для атаки.

В 9 часов утра 6 апреля до Фухсберга, где я находился с небольшой оперативной группой, с юга донесся гул артиллерийской канонады. Это заговорили крупные калибры артиллерии 11-й гвардейской армии. Через час в «концерт» включилась артиллерия 39, 43 и 50-й армий. Земля дрожала от гула тысяч орудий и минометов. Через каждые две-три минуты в него вплетались волнующие звуки ударов прославленных «катюш» — гвардейских минометов. И хотя в этот день из-за плохой видимости наши самолеты не часто появлялись над полем сражения, картина боя была потрясающей.

Как показали первые пленные, огонь нашей артиллерии оказал ошеломляющее воздействие на гарнизон Кенигсберга.

В 12 часов во всех армиях пошли в атаку танки прорыва и штурмовые отряды. Надо сказать, что в ходе подготовки к операции подобные отряды и группы были созданы во всех стрелковых дивизиях. При этом мы учли опыт сражений в крупных городах, где бой обычно распадается на отдельные, часто изолированные атаки хорошо подготовленных к обороне каменных строений. Штурмовые группы и отряды были сильными по своему составу, и мы верили, что их действия будут успешными. Эта надежда оправдалась. Вскоре после начала атаки прилетели первые ласточки победы: соединения и части первого эшелона штурмовавших армий ворвались в расположение врага, уже блокировав ряд фортов.

Однако враг оказывал ожесточенное огневое сопротивление. К разрывам наших снарядов и мин присоединились разрывы мощных калибров крепостной артиллерии Кенигсберга.

Это мы ощутили на себе. Около двух дивизионов вражеской артиллерии обрушили свой огонь на район Фухсберга. Вокруг нашего командно-наблюдательного пункта поднялся невообразимый грохот, все заволокло дымом. Вдруг мощный снаряд разорвался рядом. Вокруг все потемнело. На меня обрушилась выбитая взрывной волной оконная рама. К счастью, отделался легкими ушибами.

Командующему 43-й армией генерал-лейтенанту А. П. Белобородову, находившемуся рядом, тоже повезло. А вот для наших гостей — двух представителей военной прокуратуры из Москвы — первый день штурма стал последним; оба лежали без признаков жизни.

Пришлось перебраться в подвальное помещение. В это время за первой линией вражеской обороны шли ожесточенные бои. Отовсюду поступали донесения о массовом героизме наступавших. Даже раненые отказывались уйти с поля боя. Они покидали его только тогда, когда уже не могли двигаться; их уносили на носилках.

Разведчик 107-й гаубичной артиллерийской бригады Тукмаков, раненный в лицо, заявил: «Во мне еще достаточно сил, чтобы продолжать выполнять боевой приказ, и никуда я с поля боя не уйду». Другой разведчик, Матусевич, подобрался к вражеской передней линии и оттуда корректировал огонь. Он был ранен, но уйти назад отказывался до тех пор, пока не умолк последний вражеский пулемет. Ворвавшиеся на вражеские позиции бойцы нашли героя умирающим от потери крови.

С первой минуты сражения пример подавали сыны партии и комсомола. Так, 71 из 105 особо отличившихся воинов 70-го артиллерийского полка и 9 из 12 раненых, оставшихся в бою, были коммунистами и комсомольцами.

В боевых действиях авиации 6 апреля основные усилия принадлежали 1-й воздушной армии. Участию бомбардировочной авиации и значительной части штурмовиков помешала ненастная погода. Поэтому, хотя господство в воздухе полностью находилось в руках советских летчиков, поддержка авиации была слабее, чем предполагалось. Тем не менее к исходу первого дня штурма наши войска сломили сопротивление врага на первом оборонительном рубеже. Они заняли два и блокировали три вражеских форта, выбили гитлеровцев из 15 пригородных поселков, вступили в предместья Кенигсберга и в упорных уличных боях овладели 102 кварталами.

Эти итоги показывали, что штурм начался успешно, судьба Кенигсберга предрешена.

На следующий день стало легче, хотя враг по-прежнему бесновался, бросив в бой все свои резервы. Только на участке 90-го стрелкового корпуса 43-й армии противник предпринял 14 контратак.

Воодушевление наступавших росло с каждым часом. Наши стрелки, саперы, артиллеристы, танкисты, связисты — воины всех родов войск — словно состязались в самоотверженности, отваге и бесстрашии. Когда в 107-й артиллерийской бригаде управление огнем нарушилось из-за порыва связи, ее восстановление было поручено сержанту Петестронину. Под ожесточенным огнем противника он сумел исправить два порыва и уже обнаружил последний, когда почувствовал, что в бок и руку впились осколки вражеской мины. Теряя силы, сержант схватил слабеющей рукой оборванные концы провода и зажал их зубами. Связь была восстановлена, и артиллерия заговорила с новой силой. А когда связисты отправились на поиски своего сержанта, то нашли бездыханное тело героя, зубами накрепко стиснувшего концы провода.

С утра 7 апреля установилась летная погода. Вступившая в этот день в сражение наша авиация окончательно предопределила исход штурма в нашу пользу. В 10 часов утра первыми вступили в бой бомбардировщики 1-й и 3-й воздушных армий и 5-го гвардейского бомбардировочного авиакорпуса. Они нанесли последовательные удары по районам, где враг больше всего сопротивлялся нашим наступавшим войскам. Штурмовики непрерывно поддерживали продвижение пехоты и танков. В этот день впервые в истории нашей авиации свыше 500 тяжелых бомбардировщиков Главного маршала авиации А. Е. Голованова под прикрытием истребителей нанесли в дневное время массированный удар по наиболее важным фортам и опорным пунктам крепости. Около часа не смолкал в Кенигсберге грохот разрывов крупнокалиберных бомб.

Сопротивление фашистов после этого удара заметно ослабло.

В тот день пали еще несколько вражеских фортов, и слава об овладевших ими героях облетела войска. Особо отличился экипаж самоходного орудия под командой брата бессмертной Зои, старшего лейтенанта Александра Космодемьянского. Он первым ринулся на штурм форта «Королева Луиза», прямым выстрелом своего орудия выбил ворота и ворвался во главе штурмовой группы во внутренний двор. Ошеломленные фашисты сложили оружие. Там было захвачено 350 солдат и офицеров, 8 исправных танков и 200 автомашин. Беспримерный подвиг совершила разведывательная саперная группа младшего лейтенанта А. М. Родителева. Его бойцы глубоко проникли в тыл врага и в неравной схватке уничтожили 15 зенитных орудий вместе с их расчетами.

Больших успехов достигли соединения 16-го гвардейского стрелкового корпуса генерала С. С. Гурьева и 36-го гвардейского стрелкового корпуса Героя Советского Союза генерала П. К. Кошевого, 16-я гвардейская стрелковая дивизия генерала М. А. Пронина, прорвавшаяся к реке Прегель.

Как и предусматривалось планом, второй день операции ознаменовался разгромом врага и на втором оборонительном рубеже. Одновременно были обескровлены его основные резервы. И, как стало впоследствии известно, в ночь на 8 апреля комендант Кенигсберга генерал О. Лаш запросил у Гитлера разрешение оставить Кенигсберг. Ему было отказано.

Не ослабевал высокий накал боев. Они не прекратились и ночью, благо света от пожаров хватало. Первыми форсировали Прегель и захватили плацдарм на ее северном берегу гвардейцы корпуса генерала Кошевого. Почин сделали под огнем противника штурмовые отряды 46-го гвардейского стрелкового полка и минометчики капитана Киреева из дивизии генерала Пронина. К утру на другом берегу была уже вся дивизия. Стремительной атакой она овладела вагоностроительным заводом и в 14 часов 30 минут в районе теперешнего кинотеатра «Победа» соединилась с частями 43-й армии, наступавшими с севера. Кенигсбергский гарнизон был прочно зажат в кольцо и отрезан от Земландского полуострова.

Теперь гитлеровское командование разрешило коменданту Кенигсберга генералу Лашу вывести окруженные войска и с этой целью в ночь на 9 апреля прорвать кольцо. Однако осуществить это намерение не удалось, несмотря на то что навстречу прорывавшимся из Кенигсберга одновременно нанесла удар с Земландского полуострова сильная группа фашистских войск. Наши войска отбили все атаки противника. Лишь на отдельных направлениях незначительным отрядам врага удалось, пользуясь темнотой, просочиться в расположение наших войск, но там они и были разгромлены.

Беспримерное мужество и величайшую самоотверженность проявили при этом наши воины. Приведу лишь один пример.

Вражеский отряд численностью в 500 человек прорвался на огневые позиции 12-го минометного полка. На пути гитлеровцев оказался вдали от своих 18-летний старший разведчик А. А, Евсеев. Окруженный врагами, он вступил в неравный поединок. На крики «Рус, сдавайся» Евсеев отвечал яростным огнем. Он сражался до последнего патрона, а когда они кончились, бросился в гущу врагов с гранатой. Герой погиб, уничтожив десятки гитлеровцев. А тем временем к месту неравной схватки подоспел отряд минометчиков во главе с заместителем командира 12-го минометного полка подполковником Зубцом. Минометчики в яростной рукопашной схватке уничтожили около 400 фашистов, а оставшихся в живых захватили в плен.

Стремясь избежать бесцельных жертв, маршал А. М. Василевский обратился к окруженным с предложением сложить оружие. Однако фашистское командование решило сопротивляться.

Поэтому с утра 9 апреля штурм возобновился с новой силой. По центру города, где сконцентрировались окруженные войска противника, была обрушена вся мощь артиллерийского огня и авиационных ударов. А в это время через Прегель в центр города переправились соединения 8-го гвардейского стрелкового корпуса.

Первыми форсировали реку гвардейцы Вешкин, Горобец, Лазарев, Ткаченко, Шайдеревский и Шиндрат. Против горстки храбрецов был брошей батальон фашистов, но герои не отступили. Они приняли бой и сражались до последнего патрона. Когда наши части прорвались к месту неравного боя, они нашли тела героев, окруженные десятками убитых ими фашистов. У одного из героев нашли записку: «Здесь дрались гвардейцы и погибли за Родину, за братьев, сестер и отцов! Дрались, но не сдались врагу...»

Переправившиеся через реку полки и дивизии 8-го. гвардейского стрелкового корпуса к 19 часам соединились с войсками 50-й армии генерал-лейтенанта Ф. П. Озерова, наступавшими с севера. К тому времени все важнейшие объекты города находились в руках советских войск. Пал и сильно укрепленный Королевский замок. Враг был разобщен на отдельные изолированные группы, подвергавшиеся непрерывным ударам.

Видя свое поражение, комендант Кенигсберга Лаш в 19 часов 30 минут выслал двух парламентеров для переговоров о капитуляции.

Полтора часа спустя на его командный пункт прибыл начальник штаба 11-й гвардейской стрелковой дивизии подполковник П. Г. Яновский, которому маршал Василевский приказал вручить генералу Лашу ультиматум о безоговорочной капитуляции. Он заставил коменданта отдать приказ своим войскам о капитуляции, а затем, захватив с собой в качестве пленных все командование окруженных, возвратился вместе с сопровождавшими его офицерами Федорко и Шпитальником в расположение своих войск. В ночь на 10-е появились первые колонны капитулировавших фашистов Кенигсбергского гарнизона.

В честь новой славной победы советского оружия столица нашей Родины в 24 часа 9 апреля салютовала войскам 3-го Белорусского фронта двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырех орудий. Специальным Указом Президиума Верховного Совета СССР была учреждена медаль «За взятие Кенигсберга».

Впервые в истории современных войн войска, штурмовавшие равного по численности врага, засевшего в крупном, сильно укрепленном городе, всего за четыре дня одержали внушительную победу.

За период штурма было уничтожено около 42 тыс. и захвачено в плен почти 92 тыс. гитлеровцев, в том числе 1800 офицеров и генералов. Среди огромных трофеев насчитывалось свыше 3,5 тыс. орудий и минометов, 130 самолетов, около 90 танков и штурмовых орудий, множество автомашин, тягачей и тракторов, огромное количество различных складов и другое имущество{124}.

Правительство высоко оценило подвиг воинов, сокрушивших последний оплот врага в Восточной Пруссии. Многим генералам, офицерам, сержантам и рядовым солдатам за героизм, проявленный в ходе штурма города, было присвоено звание Героя Советского Союза, а еще больше награждено орденами и медалями Советского Союза. К нашей общей радости Маршал Советского Союза А. М. Василевский за талантливое руководство войсками был награжден вторым орденом Победы!

Семьсот лет Кенигсберг был символом милитаризма и агрессии, направленной своим острием против славянских народов. 9 апреля 1945 г. это гнездо прусского милитаризма было навсегда ликвидировано.

В последующие дни главные усилия войск фронта были сосредоточены против немецко-фашистских войск, пытавшихся удержать во что бы то ни стало западную часть Земландского полуострова с военно-морской базой Пиллау. Удары 2-й гвардейской и 5-й армий были усилены вводом из второго эшелона фронта 11-й гвардейской армии. Наступление началось утром 13 апреля. В упорных боях советские войска разгромили при содействии Краснознаменного Балтийского флота оборонявшуюся здесь группировку войск. 25 апреля пал Пиллау.

Вскоре маршал Василевский, передав мне командование войсками 3-го Белорусского фронта, по приказанию Ставки убыл во 2-й Прибалтийский фронт, чтобы организовать разгром Курляндской группировки противника.

К тому времени остатки наголову разгромленных в бывшей Восточной Пруссии гитлеровских войск укрылись на длинной морской косе Фрише-Нерунг и в устье Вислы. Их численность доходила до 50 тыс. солдат и офицеров. Организовать и осуществить весьма своеобразное наступление наших войск с целью полного разгрома данной группировки противника довелось автору этих строк. Сначала 11-я гвардейская армия, а затем и 48-я армия, которой командовал генерал-лейтенант Н. И. Гусев, с честью выполнили трудную задачу. Большую помощь наземным войскам при этом оказывали фронтовая авиация и моряки Балтийского флота.

Нам удалось почти полностью очистить от противника косу Фрише-Нерунг. Мы были готовы нанести 8 мая последний удар и по группировке, продолжавшей с упорством обреченных сопротивляться в устье Вислы. Но незадолго до этого Верховное Главнокомандование, желая избежать кровопролития, приказало предъявить прижатым к морю остаткам фашистских войск ультиматум. 8 мая мы разбросали в расположении фашистских поиск листовки такого содержания:

«К ГЕНЕРАЛАМ, ОФИЦЕРАМ И СОЛДАТАМ НЕМЕЦКОЙ АРМИИ НА ФРИШЕ-НЕРУНГ И В УСТЬЕ ВИСЛЫ.

От командующего советскими войсками 3-го Белорусского фронта.

Русские и союзные войска соединились на всем фронте от Балтийского моря до Дрездена. 2 мая русские войска заняли Берлин. Вся Германия, Италия, Голландия и Дания в руках русских и союзных войск.

В результате полного разгрома 7 мая 1945 г. в Реймсе представители германского правительства и ОКВ подписали безоговорочную капитуляцию Германии и всех германских вооруженных сил как на Восточном, так и на Западном фронтах. Капитуляция вступает в силу с 23.00 8 мая 1945 года по немецкому времени.

Днем 7 мая ОКВ по радио из Фленсбурга объявило о безоговорочной капитуляции Германии. Всем германским войскам на востоке и западе, севере и юге гросс-адмирал Дениц приказал прекратить сопротивление и капитулировать. Всем немецким судам и подводным лодкам он приказал прекратить военные действия и вернуться в Германию.

Офицеры и солдаты!

В соответствии с подписанной представителями германского правительства и ОКВ капитуляцией предлагаю: немедленно прекратить военные действия, сложить оружие и сдаться в плен. Если отдельные нацистские фанатики не подчинятся приказу ОКВ — уничтожайте их, как предателей германского парода. Если вы не выполните условий капитуляции и к 10.00 по немецкому времени 9 мая 1945 года не сложите оружия, тогда пеняйте на себя. Наши поиска перейдут к решительному штурму и беспощадно вас уничтожат».

Верные своему обещанию, мы не пускали в ход оружия до установленного часа. Однако, как оказалось, фашисты понимали лишь язык силы. И мы применили ее. Забегая вперед, скажу, что этот последний удар вынудил капитулировать перед нашими войсками около 30 тыс. солдат и офицеров немецко-фашистских войск во главе с тремя генералами.

Так вот и получилось, что в день, когда во всех городах и селах нашего необъятного государства шло невиданное ликование, в день великой Победы, мы оружием утверждали ее, лишая последней надежды наших наиболее упорных противников.

Но уже не о них думалось в тот день. Сколько невообразимой радости и волнения вызвало в наших сердцах правительственное сообщение о победоносном завершении Великой Отечественной войны!

Мы слушали его, затаив дыхание. Буря восторга, охватившая воинов, вылилась повсеместно, во всех частях, как на переднем крае, так и в тылу, в стихийные салюты в честь долгожданной Победы.

Палили из всего, что могло стрелять: винтовок, пистолетов, автоматов, пулеметов и даже орудий и минометов. Трассирующие снаряды и пули расцветили все голубое небо. Это было поистине количественное и красивое зрелище, необычное, конечно, для привыкших к боевой дисциплине войск, но ведь и день был необычный неизмеримо радостный, волнующий до слез.

В те минуты и часы даже у суровых ветеранов непобедимой советской гвардии в глазах поблескивала непрошеная влага. И не каждому удавалось сдержать волнение. Помню одного старого гвардейца, у которого скупые слезинки медленно скатывались по щекам и повисали прозрачными каплями на кончиках обвисших усов. Я спросил его:

— Чего ж ты, старина, плачешь в столь радостный день? Не вытирая слез, он тихо проговорил:

— Товарищей жалко, которым не пришлось дожить до этого светлого дня нашей Победы.

Да, в радостный для нас день мы не забывали и тех, кто ценою своей горячей крови и жизни приблизил час великой Победы. отстоял коммунистическое будущее нашей Родины. И никогда не изгладится в сердцах советских людей светлая, благодарная память о павших героях.

Проходит год за годом, но каждый раз в праздник Победы великая радость сочетается в наших сердцах с печалью о погибших во имя ее. И эта печаль придает нашей радости особую торжественность и величие. Чувство великой гордости и восхищения заполняет сердце при мысли о том, каких великих патриотов рождала, рождает и будет впредь рождать наша социалистическая Родина.