Навстречу сражению
1. Выход боевых сил
Наконец настало время начать операцию по захвату о. Мидуэй. В каждом из трех пунктов выхода — Оминато на северной оконечности о. Хонсю, Хасира в западной части Внутреннего Японского моря и на островах Сайпан и Гуам в группе Марианских островов — соединения Объединенного флота были готовы направиться в назначенные им районы.
2-е ударное авианосное соединение контр-адмирала Какута, которое должно было нанести удар по Алеутским островам, выступало первым. В полдень 26 мая, держа свой флаг на легком авианосце «Рюдзё», Какута вывел соединение из порта Оминато. Пройдя Сангарский пролив, он взял курс на восток. К вечеру соединение вступило в полосу густого тумана. Удерживать корабли в строю стало очень трудно: ни один из кораблей не имел радиолокационных установок, а приказ о соблюдении радиомолчания оставался в силе. Зато туман уменьшал опасность обнаружения со стороны подводных лодок противника, которые, как было известно, крейсировали к востоку от о. Хоккайдо. Офицеры и матросы были рады туману, но в то же время надеялись, что к 4 июня, когда авианосцы должны будут нанести удар по Датч-Харбору, он рассеется.
На следующее утро с якорной стоянки у о. Хасира вышло 1-е ударное авианосное соединение Нагумо. В полдень 27 мая оно прошло через пролив Бунго и к вечеру было уже далеко в Тихом океане, продвигаясь на юго-восток в заранее установленном походном порядке. Ничто не говорило о том, что подводным лодкам противника удалось обнаружить нас. Все шло хорошо, и удовлетворенный я лег спать. [137]
Однако лично мне сильно не повезло: внезапный приступ аппендицита заставил меня лечь в лазарет. После перенесенной операции я мог выступать лишь в роли зрителя тех волнующих событий, которые вот-вот должны были развернуться.
28 мая из Оминато вышли главные силы Северного соединения под командованием вице-адмирала Хосогая и Соединения вторжения на острова Атту и Кыска. Вечером того же дня из района о. Сайпан вышли транспорты с десантом для высадки на о. Мидуэй в охранении легкого крейсера «Дзинцу» (флагманский корабль контр-адмирала Танака) и 12 эскадренных миноносцев. Вместе с ними были гидроавиатранспорты «Тигосэ» и «Камикава Мару», а также другие корабли. Чтобы ввести в заблуждение подводные лодки противника, которые могли находиться поблизости, Транспортная группа и Группа гидроавиатранспортов сначала взяла курс на запад, а затем, обогнув с юга о. Тиниан, направилась на восток. Почти одновременно из района о. Гуам вышла Группа поддержки контр-адмирала Курита, состоявшая из тяжелых крейсеров. Она легла на параллельный курс в 40 милях к юго-западу от Транспортной группы.
Последними вышли главные силы Соединения вторжения на о. Мидуэй под командованием вице-адмирала Крндо и Главные силы Объединенного флота под командованием адмирала Ямамото. Корабли Кондо оставили якорную стоянку у о. Хасира рано утром 29 мая. Первыми шли легкий крейсер «Юра» и семь эскадренных миноносцев 4-й эскадры; за ними следовали 4-я дивизия тяжелых крейсеров («Атаго», «Тёкай»), 5-я дивизия тяжелых крейсеров («Мёко», «Хагуро»), 1-й отряд*3-й дивизии линейных кораблей («Хиэй», «Конго»), легкий авианосец «Дзуйхо» и эскадренный миноносец. Адмирал Кондо держал свой флаг на тяжелом крейсере «Атаго». Пройдя пролив Бунго, соединение взяло курс на восток.
Главные силы, насчитывавшие 32 корабля, вышли вслед за кораблями Кондо. Впереди шли легкий крейсер «Сэндай» и 20 эскадренных миноносцев под командованием контрадмирала Хасимото, командира 3-й эскадры эскадренных миноносцев; за ними следовали 9-я дивизия легких крейсеров («Китаками» и «Ои») под командованием контр-адмирала Киси, 1-я дивизия линейных кораблей («Ямато», «Нагато», Муцу») под непосредственным командованием адмирала Ямамото и 2-я дивизия линейных кораблей («Исэ, «Хюга», «Фусо», «Ямасиро») под командованием вице-адмирала [138] Такасу. Легкий авианосец «Хосё» и один эскадренный миноносец замыкали строй.
Прошло пять месяцев с того времени, как линейные корабли последний раз выходили из своих вод. Во время операций первой фазы войны они оставались во Внутреннем Японском море, настойчиво готовясь к решающему сражению с американским флотом. Офицеры и матросы этих огромных коробок все еще были уверены, что их огневая мощь решит исход сражения. Теперь, казалось, представился случай доказать это. Моральный дух личного состава был очень высок. Боевая мощь соединения значительно увеличилась благодаря введению в строй «Ямато», вооруженного сверхмощной артиллерией.
Когда Главные силы направились к проливу Бунго, с с эскадренных миноносцев, патрулировавших у выхода из пролива, поступило донесение об обнаружении двух подводных лодок противника. Кроме того, по данным радиоразведки было известно, что у побережья Японии действуют шесть подводных лодок противника и еще четыре — к северо-востоку от атолла Уэйк. Надводные корабли и авиация военно-морской базы Курэ немедленно усилили противолодочную деятельность, а все корабли соединений Кондо и Ямамото получили приказ повысить противолодочную готовность. Оба соединения прошли через опасную зону без каких-либо происшествий.
Выйдя в открытое море, Главные силы построились в походный порядок. Линейные корабли образовали две параллельные кильватерные колонны: справа шли «Ямато», «Нагато» и «Муцу», слева — «Исэ», «Хюга», «Фусо» и «Ямасиро». Между колоннами располагался легкий авианосец «Хосё», противолодочные самолеты которого вели разведку района прохождения кораблей. Легкий крейсер «Сэндай» и 20 эскадренных миноносцев находились в круговом охранении на расстоянии 1500 метров от линейных кораблей. Легкие крейсера «Китаками» и «Ои» шли позади, на флангах колонн, в 10000 метрах друг от друга. Они должны были отражать атаки подводных лодок противника, которые могли преследовать соединение. Главные силы направлялись на юго-восток со скоростью 18 узлов, делая отвороты от генерального курса через каждые пять — десять минут.
2. Адмирал Нагумо
Когда я находился в лазарете «Акаги», мои мысли, естественно, были сосредоточены на предстоящей операции. [139]
Особенно много я думал о той огромной ответственности, которую нес адмирал Нагумо. Подходит ли он для той миссии, которая на него возложена?
Мое первое знакомство с адмиралом Нагумо относится к 1933 году. Я был тогда лейтенантом и командовал авиационной боевой частью тяжелого крейсера «Мая», входившего в состав 4-й дивизии крейсеров 2-го флота. Кроме «Мая», в состав дивизии входили «Тёкай» (флагманский кора;бль), «Такао» и «Атаго» — новейшие японские тяжелые крейсера. Нагумо, тогда капитан 1 ранга, был командиром «Такао».
Согласно организации Объединенного флота, принятой в то время, 2-й флот являлся Передовым соединением. Поэтому упор в наших учениях делался главным образом на торпедные атаки и ведение боя в ночных условиях, так что Нагумо — большой знаток боевого использования торпедного оружия — был на своем месте. Как младший офицер, работа которого сводилась к руководству полетами самолетов, я с восхищением следил за тем, как отлично справлялся он со своими сложными обязанностями. Выступления Нагумо на разборе проведенных учений всегда были логичными и поучительными, а в правильности его выводов можно было не сомневаться. Прямой, искренний и внимательный, он постоянно помогал молодым офицерам. Среди нас он пользовался огромным уважением и доверием. Мы не встречались больше до 1941 года. К этому времени Нагумо стал вице-адмиралом и командующим Ударным авианосным соединением (1-й воздушный флот). Я был назначен командиром авиагруппы «Акаги». Встреча с Нагумо живо воскресила мои воспоминания семилетней давности, и я был счастлив вновь служить под его командованием.
Однако скоро я заметил, что Нагумо сильно изменился, и даже начал разочаровываться в нем из-за его явного консерватизма и пассивности. Возможно, причина этого заключалась в том, что теперь он командовал авиацией, которая не была его специальностью. Как и прежде, он был добросердечным и приятным человеком, но его кипучая энергия и инициатива, казалось, исчезли, а вместе с ними исчезло и мое представление о нем, как о выдающемся флотоводце. Он стал казаться мне ниже ростом, и совершенно неожиданно я открыл, что он постарел. Нагумо уже не выступал инициатором операций, а при разработке планов чаще всего просто одобрял предложения своего штаба. [140]
Капитан 2 ранга Гэнда, начальник оперативного отдела штаба, однажды рассказал мне об этом в следующих словах:
«Всякий раз, когда я разрабатывал план операции, адмирал утверждал его, почти не рассматривая. Может показаться, что подобная система облегчала мою работу, но это совсем не так. Наоборот, очень тяжело видеть, как разработанные тобою планы утверждаются вышестоящими лицами без проверки, а затем объявляются как официальные приказы. Я уверен в себе, но не настолько, чтобы не понимать, что каждый из нас может ошибиться. Часто я нахожусь в затруднении, не зная, как решить ту или иную важную проблему. И когда мне приходит в голову мысль, что одно движение моего пера может повлиять на судьбу нации — страх парализует меня.
Если бы я служил под командованием таких командиров, как контр-адмирал Ониси или контр-адмирал Ямагути, планы операций, автором которых я являлся, тщательно изучались бы с различных точек зрения и возвращались бы мне с комментариями и замечаниями. Тогда у меня была бы возможность смелее вносить свои предложения, не задумываясь о том, совпадают ли они с соображениями командующего».
Я прекрасно понимал, что Гэнда имел в виду, и всецело сочувствовал ему. К сожалению, такая пассивность была присуща не одному Нагумо. Командующие флотов предпочитали полностью передоверять разработку планов офицерам своих штабов, а сами осуществляли общее руководство. Таким образом, личность командующего проявлялась лишь в процессе ведения операции. Тенденция чрезмерно полагаться на штаб определялась существовавшими принципами организации военно-морских сил Японии, согласно которым офицеры, подходившие по своему рангу для должности командующего флотом, получали этот пост вне зависимости от того, кем они были по образованию. Один из таких примеров — назначение Нагумо, торпедиста по специальности, на пост командующего 1-м воздушным флотом. Предполагалось, что некомпетентность командующего в специальных областях должна была компенсироваться знаниями специалистов его штаба. В результате влияние штабных офицеров, естественно, стало чрезмерно большим.
Однако это не означает, что офицеры штаба могли принимать решения за своих начальников. В конечном счете ответственность за ведение и исход операции целиком лежала на командующем, и каждое действие предпринималось [141] только с его санкции. Разумеется, Нагумо, хотя он и был пассивен, не всегда предоставлял подчиненным самим разрешать все вопросы. Были случаи, когда он даже не обращал внимания на их советы и принимал свой собственный план действий.
3. События 30–31 мая
Вечером 29 мая японские соединения медленно продвигались в назначенные им районы, не встречая какого-либо противодействия. Только туман все еще сильно мешал соединению Какута. Однако 30 мая погода начала портиться и в том районе центральной части Тихого океана, через который проходили силы Ямамото и Кондо. После полудня соединение Ямамото вошло в полосу дождя и ветра, усиливающегося с каждой минутой. Волны перекатывались через носовую часть эскадренных миноносцев и крейсеров, сильно затрудняя плавание. Соединение уменьшило скорость до 14 узлов и пошло прямым курсом.
Но не только погода вызывала беспокойство. Радиогруппа «Ямато», непрерывно следившая за переговорами противника, перехватила длинное срочное донесение, посланное американской подводной лодкой из точки, находившейся прямо на пути следования Транспортной группы. Донесение адресовалось на о. Мидуэй. Хотя нам и не удалось его расшифровать, однако не исключалась возможность, что противнику удалось обнаружить нашу Транспортную группу. Если это было так, то со стороны противника логично было предположить, что транспорты идут к о. Мидуэй с целью высадки войск, так как большой конвой, следующий из Сайпана северо-восточным курсом, едва ли мог быть всего лишь караваном снабжения, направляющимся к о. Уэйк. Однако офицеры штаба Ямамото не испытывали особого беспокойства. Они опрометчиво решили, что если противник, разгадав наш замысел, вышлет надводные силы, чтобы воспрепятствовать высадке, нам удастся достигнуть главной цели операции — вовлечь флот противника в сражение и уничтожить его.
31 мая в центральной части Тихого океана продолжала удерживаться плохая погода. Не только кораблям соединений Ямамото и Кондо, но и авианосцам адмирала Нагумо, находившимся в нескольких сотнях миль к востоку, приходилось бороться с сильным ветром и дождем. Тем временем радиоразведка «Ямато» отметила новые признаки активности [142] противника, в частности, его самолетов и подводных лодок в районе Гавайских и Алеутских островов. Адмирал Ямамото и его штаб подозревали, что все это может предвещать выход оперативного соединения. Все с нетерпением ждали сообщений летающих лодок, которые в этот день должны были провести разведку в районе Гавайских островов.
Две летающие лодки типа «2», выделенные для этой операции, которая получила название «операция К», своевременно перебазировались на атолл Вотье в 30 мая в 24.00 (по токийскому времени) должны были вылететь с него, чтобы к 14.30 (17.30 по местному времени) незадолго до захода солнца достигнуть рифов Френч-Фригейт, принять горючее с подводных лодок, ожидавших там, и через полтора часа вылететь к Гавайским островам. Если все пройдет благополучно, летающие лодки достигнут островов в 20.45 (01.15 31 мая по местному времени). Закончив разведку, они, как предполагалось, вернутся на Вотье 1 июня в 09.20 (по токийскому времени). Вице-адмирал Комацу, командующий Передовым соединением выделил для этой операции шесть подводных лодок. Три из них предназначались для передачи горючего летающим лодкам у Френч-Фригейт. Четвертая должна была занять позицию на линии между Вотье и Френч-Фригейт, в 550 милях от последнего, и вести радиоразведку, а пятая — крейсировать у мыса Кеахоле и служить спасательным кораблем в случае необходимости. Шестой подводной лодке было приказано занять позицию в 80 милях юго-западнее о. Оаху для несения дозорной службы и наблюдения за погодой.
Однако этот тщательно разработанный план не удался. 30 мая одна из подводных лодок-заправщиков «I-123» достигла Френч-Фригейт и против всяких ожиданий обнаружила там два корабля противника, стоящие на якорях{19}. Она срочно донесла об этом по радио на Кваджелейн и сообщила, что шансов на передачу горючего летающим лодкам, как это предусматривалось планом, очень мало. Вице-адмирал Гото, командир 24-й воздушной флотилии на Кваджелейне, отвечавший за проведение «операции К», приказал отсрочить прибытие летающих лодок на Френч-Фригейт на 24 часа, а подводной лодке вести наблюдение в надежде, что корабли противника уйдут. [144]
Эта слабая надежда исчезла на следующий же день, когда «I-123» донесла об обнаружении двух летающих лодок противника, направлявшихся к Френч-Фригейт. Стало ясно, что противник использует рифы как базу для гидроавиации. От «операции К» пришлось отказаться.
Все эти малоутешительные известия были сразу же переданы адмиралу Ямамото. С провалом «операции К» рухнули надежды установить состав сил противника, находящихся в Пирл-Харборе. Тем не менее штаб Объединенного флота все еще рассчитывал, что если противник выйдет из Пирл-Харбора с целью воспрепятствовать нашему вторжению на о. Мидуэй, подводные лодки вице-адмирала Комацу, развернутые в завесы между Гавайскими островами и о. Мидуэй, смогут заблаговременно предупредить о выходе сил противника и их численности.
4. События 1–2 июня
Утро 1 июня встретило соединение Ямамото серой, мглой. Пагода была отвратительная, хотя дождь к этому времени уже прекратился. Низко нависшие облака делали видимость настолько плохой, что с мостика «Ямато» едва можно было различить смутные очертания эскадренных миноносцев, которые шли впереди на расстоянии 1500 метров в качестве охранения. Наконец, настало время встречи с танкерами для приема топлива. Однако в точке рандеву танкеров не оказалось. На поиски их с «Хосё» выслали самолеты. Из-за плохой видимости поиски прошли безуспешно. Но в это время на «Ямато» была получена радиограмма с танкеров, в которой сообщалось их новое место. Теперь мы могли встретиться с танкерами, но радиомолчание было нарушено, и, вполне возможно, противник уже знал о местонахождении Главных сил.
Предположение, что американские силы уже обнаружили наши соединения или во всяком случае подозревали об их продвижении к о. Мидуэй, подтвердилось в тот же день. Радиоразведка установила заметное оживление работы радиостанций противника в районе Гавайских островов, а из 180 перехваченных донесений 72 были с грифом «срочно». Случайная встреча в 50 милях северо-северо-воеточнее атолла Вотье японского разведывательного самолета с американской летающей лодкой показала, что радиус воздушного патрулирования авиации, базирующейся на о. Мидуэй, увеличен до 700 миль. Имелись также донесения, в которых [145] сообщалось об обнаружении в 500 милях к северо-востоку и северо-северо-востоку от о. Уэйк подводных лодок противника, что почти наверняка свидетельствовало о существовании завес американских подводных лодок примерно в 600 милях юго-западнее о. Мидуэй.
В это время транспорты с войсками находились почти в 1000 миль к западу от о. Мидуэй и продолжали двигаться северо-восточным курсом. Таким образом, уже 3 июня, то есть за два дня до намеченного воздушного налета на остров авиации соединения Нагумо, конвой, делавший 240 миль в сутки, должен был войти в зону действия американских патрульных самолетов с о. Мидуэй. Становилось совершенно очевидным, что транспорты продвигались быстрее, чем требовалось для их безопасности.
2 июня в районе местонахождения соединения Ямамото удерживалась облачная погода с кратковременными дождями. Прием топлива, начавшийся после запоздалой встречи с танкерами, возобновился утром, но вскоре был прекращен, так как видимость еще больше ухудшилась.
Тем временем был нарушен еще один пункт плана операции. Задержавшийся с выходом из Японии 5-й отряд подводных лодок, который должен был 2 июня развернуться в завесу «В» к северо-западу от Гавайских островов, не сумел вовремя это сделать. Подводные лодки 3-го отряда, выделенные в завесу «А», которую предполагалось развернуть к западу от Гавайских островов, также не смогли из-за задержки вследствие срыва «операции К» в намеченный срок занять свои позиции. Фактически подводные лодки прибыли в заданный район только 4 июня.
Так как завесы подводных лодок развернуты не были, адмирал Ямамото и его штаб находились в полном неведении относительно действий оперативного соединения противника. Правда, 2 июня от подводной лодки «I-168», которая вела разведку у о. Мидуэй, были получены некоторые сведения об обстановке в этом районе. В донесении говорилось, что, кроме дозорного корабля, обнаруженного южнее Санд-Айленд, других кораблей противника не замечено; что противник, по всей вероятности, интенсивно ведет воздушное патрулирование в юго-западном направлении в радиусе примерно 600 миль от о. Мидуэй; что американцы, по-видимому, держат свои силы в полной боевой готовности, что большое количество истребителей круглосуточно барражирует и что на острове, очевидно, ведутся большие строительные работы, так как замечено много строительных кранов. [146]
Это донесение было единственным важным разведывательным материалом, полученным от подводных лодок за всю операцию по захвату о. Мидуэй, хотя штаб Объединенного флота возлагал на них большие надежды.
2 июня соединение Нагумо, которое продвигалось в 600 милях впереди Главных сил, вошло в зону густого тумана. Облака низко нависали над океаном. Начал моросить дождь. Видимость стала настолько плохой, что соседние корабли едва различали друг друга.
Вице-адмирал Нагумо, находившийся на «Акаги», так же мало знал о местонахождении сил противника и его намерениях, как и штаб Объединенного флота. Из-за того, что приемная радиостанция «Акаги» была очень несовершенной, а также из-за необходимости соблюдать радиомолчание, Нагумо не имел значительной части тех сведений, которыми располагал адмирал Ямамото и из которых следовало, что противник уже знает или сильно подозревает о нашем приближении к о. Мидуэй и готовится предпринять ответные действия. Сложилось именно такое положение, которого боялся начальник штаба соединения Нагумо контр-адмирал Кусака. Еще перед выходом из Японии он неоднократно требовал, чтобы все важные сведения, полученные радиоразведкой, передавались с «Ямато» на «Акаги», но адмирал Ямамото и его штаб, очевидно, все еще надеялись, что элемент внезапности не утрачен, и считали целесообразным соблюдать радиомолчание.
Итак, день 2 июня близился к концу. Японские силы неуклонно приближались к своим объектам. Заметных признаков того, что какая-то часть наших сил обнаружена, все еще не было, и каждый, от главнокомандующего Объединенным флотом до простого матроса, надеялся, что такое драгоценное преимущество, как внезапность, все еще в наших руках.
5. События 3 июня
На рассвете 3 июня туман, в полосу которого соединение Нагумо вступило в полдень прошлого дня, уже напоминал тяжелое покрывало. Идя походным порядком, принятым для плавания в условиях тумана, соседние корабли часто не видели друг друга уже на расстоянии 500 метров. Были включены мощные прожекторы, но и они едва пробивали мглу. [147]
Движение на зигзаге сквозь эту густую пелену, когда лишь изредка, на одно мгновение видишь рядом идущий корабль, было делом трудным и требовало огромного напряжения сил. Но выбора не было, так как мы входили в воды, которые контролировались подводными лодками противника. Туман скрывал нас от разведывательных самолетов противника. Однако это преимущество сводилось на нет опасностями, с которыми сопряжено плавание в таких трудных условиях. Больше того, туман не мешал подводным лодкам противника, оборудованным радиолокационными установками, и в то же время не позволял нам выслать самолеты для противолодочной разведки. Обстановка была крайне сложной и таила в себе много неожиданностей. Поэтому все корабли были приведены в полную боевую готовность, а число вахтенных на противолодочных наблюдательных постах увеличено вдвое.
Адмирал Нагумо и офицеры его штаба находились на правой стороне мостика «Акаги». Они молча вглядывались в плотную завесу, которая окутывала корабль со всех сторон, и лицо каждого выражало напряжение и тревогу. На другой стороне мостика командир корабля Аоки и его штурман Миура, мобилизовав весь свой опыт в умение, старались удержать корабль на заданном курсе и сохранить его место в строю. Время от времени они вглядывались через иллюминаторы в туман в надежде разглядеть хоть что-нибудь.
Ровно в 10.30 соединение должно было лечь на новый курс. Однако прежде чем изменить курс в таком густом тумане, следовало передать подтверждение об этом на все корабли. Ограниченная видимость делала невозможным использование сигнальных флагов и даже прожекторов. Ничего не оставалось делать, как прибегнуть к помощи радио, использование которого могло обнаружить наше присутствие и местонахождение, чего больше всего опасались адмирал Нагумо и офицеры его штаба.
Создавшееся положение со всей ясностью выявило тот факт, что возложенные на соединение Нагумо две тактические задачи по существу несовместимы. Первая — атаковать о. Мидуэй 5 июня в ходе подготовки к высадке десанта — требовала строгого выполнения намеченного плана. Вторая — войти в соприкосновение с флотом противника и уничтожить его, — наоборот, предполагала полную свободу действий и обусловливала необходимость сохранять местонахождение в секрете во время поиска противника. [148]
Необходимо было решить, какой же задаче следует отдать предпочтение. Штаб Нагумо неоднократно обсуждал этот вопрос, но теперь пришло время сделать окончательный выбор. И это тогда, когда о флоте противника не имелось ровно никаких сведений. В такой критической обстановке капитан 1 ранта Ониси, старший офицер штаба, высказался первым. Он заявил:
«Главная цель операции — уничтожение флота противника. Прикрытие и поддержка высадки десанта — вторая по важности задача. Однако в плане операции особо предусматривается нападение с воздуха на о. Мидуэй 5 июня силами авиации нашего соединения. Это значит, что удар должен быть произведен точно в намеченное время при условии, что ко времени начала атаки не будет обнаружено оперативного авианосного соединения противника.
Если мы, как это предусмотрено планом, не сумеем нейтрализовать авиацию, базирующуюся на о. Мидуэй, то двумя днями позже наши десантные силы натолкнутся на сильнейшее сопротивление и весь график вторжения на остров будет сорван».
С обычной прямотой адмирал Нагумо задал вопрос, который был у всех на языке: «А где находится флот противника?»
В ответ Ониси продолжал: «Мы ничего не знаем о местонахождении американских сил, так как нам не удалось провести разведку Пирл-Харбора. Но если противник находится сейчас в Пирл-Харборе, у нас будет достаточно времени для подготовки к встрече с ним, даже если он выступит сразу же после удара по о. Мидуэй. Ведь ему нужно покрыть более 1100 миль.
Больше того, если противник уже знает о нашем продвижении к острову и выступил, чтобы встретить нас, он не мог за это время уйти далеко от своей базы и, естественно, не может оказаться поблизости. Поэтому, я думаю, первое, что мы должны сделать, — это провести задуманный рейд на о. Мидуэй».
В ответ начальник штаба Кусака повернулся к начальнику разведывательного отдела и спросил, нельзя ли на основании перехваченных радиограмм сделать какие-либо выводы о передвижении сил противника. Получив отрицательный ответ, Кусака осведомился, не получено ли об этом каких-либо сведений с флагмана Объединенного флота «Ямато». Снова получив отрицательный ответ, он обратился к адмиралу Нагумо: [150]
— Поскольку мы должны любой ценой придерживаться графика, не разрешите ли вы воспользоваться нашей маломощной внутриэскадренной радиосвязью для передачи приказа об изменении курса?
Командующий согласился с этим, как с единственно возможным выходом из создавшегося положения. Приказание было передано на средних волнах в надежде, что работа передатчика на пониженной мощности не будет обнаружена американцами. Этим далеко не безопасным способом в прошлом из-за беспечности противника удавалось пользоваться без каких-либо последствий. Однако на этот раз радиограмму при совершенно отчетливом приеме получили даже на «Ямато», который шел на удалении 600 миль. Так как оперативное соединение противника находилось в то время недалеко от нас, о чем мы даже не подозревали, вполне вероятно, что это сообщение также было перехвачено им{20}.
Авторы плана операций с самого начала исходили из того, что флот противника выступит только после нанесения удара по о. Мидуэй. Поэтому мы никак не подозревали, что противник уже поджидал нас, готовый напасть в любой момент.
Густой туман продолжал висеть над соединением Нагумо остаток дня и всю ночь. В противоположность напряжению, царившему на мостике «Акаги», в кают-компании стоял гул от громких разговоров и смеха беззаботных летчиков, работа которых заключалась лишь в том, чтобы прыгнуть в самолет и в одно мгновение взмыть в небо. Все было готово для намеченного воздушного налета, до которого оставалось еще два дня. Но плохая погода продолжала удерживаться, а дополнительных указаний не поступало. Летчикам нечего было делать, и они коротали время за картами.
Тем временем погода в районе местонахождения соединения Ямамото улучшилась, и прием топлива, приостановленный накануне, возобновился.
Самое худшее в этом бесконечном тумане было то, что он полностью скрывал от нас передвижение сил противника. Как уже известно, разведка Пирл-Харбора летающими лодками, назначенная на 31 мая, с использованием Френч-Фригейт как заправочной базы не удалась. От подводных лодок [151] мы также не получили никаких сведений. Теперь нашим единственным источником сведений о противнике была радиоразведка. Еще 30 мая в результате радиоперехвата, который велся на «Ямато», удалось заметить повышенную активность противника в районе Гавайских островов. Особенно деятельно вели себя патрульные самолеты. Это давало серьезные основания предполагать, что какое-то соединение противника вышло из своей базы. Но штаб Объединенного флота даже не предупредил об этом адмирала Нагумо!
Адмирал Нагумо в офицеры его штаба были сильно раздосадованы, когда уже после сражения узнали, что штаб Объединенного флота на основании радиоразведки еще до начала боя располагал данными, которые позволяли сделать предположение о выходе сил противника. Почему же Объединенный флот не передал этих важных сведений Ударному авианосному соединению? Ведь тогда американцам не удалось бы захватить нас врасплох. Это не было сделано по двум причинам.
Во-первых, штаб Объединенного флота, не имея на то оснований, решил, что «Акаги», находившийся к противнику ближе, чем «Ямато», наверняка располагает этими же сведениями, и, следовательно, Нагумо примет соответствующие решения. Во-вторых, штаб Объединенного флота опасался, что радиопереговоры между соединениями дадут возможность противнику обнаружить их местонахождение.
Во всяком случае тот факт, что адмирал Ямамото не отдал необходимых указаний, чтобы предупредить грозящую опасность, явился одной из важных причин провала операции. Он был слишком увлечен идеей «радиомолчания», и в этом состояла его ошибка. Легко представить себе чувство раздражения и горечи, которое овладело контр-адмиралом Кусака, когда он прибыл на борт «Ямато» после сражения, чтобы доложить о почти полном разгроме соединения Нагумо, и здесь впервые узнал о преступной халатности штаба Объединенного флота. Однако виноват был не только он. Морской генеральный штаб также был частично виновен в поражении, ибо он дважды посылал Объединенному флоту радиограммы, в которых говорилось, что американский флот действует в районе Соломоновых островов. В радиограммах ясно давалось понять, что противник еще не подозревает о движении японских сил к о. Мидуэй.
То обстоятельство, что морской генеральный штаб сначала выступал против операции по захвату о. Мидуэй, нисколько не оправдывает его. Дав согласие, он отвечал за ее [152] проведение и даже больше, чем штаб Объединенного флота. Всего лишь за несколько дней до решающего сражения в морском генеральном штабе были собраны все разведывательные сведения относительно деятельности противника. Но внимание разведывательного отдела привлекали главным образом те данные, которые подтверждали предположение, что американское авианосное соединение специального назначения все еще находится в районе Соломоновых островов. Это было бы лучшим доказательством неведения противника о наших намерениях. Если бы противник подозревал о чем-нибудь, он, конечно, отозвал бы все свои немногочисленные авианосцы из юго-западной части Тихого океана. Даже перехватив ряд сообщений с грифом «срочно» из района Гавайских островов, морской генеральный штаб продолжал придерживаться своего первоначального мнения. Это произошло, вероятно, в силу присущей японцам тенденции представлять происходящие события в благожелательном для себя свете. Эту тенденцию можно проследить на протяжении всей минувшей войны.
Гром сражения должен был вот-вот разразиться, и в первый раз за 6 месяцев судьба, казалось, не улыбалась нам. Однако руководители морского генерального штаба не внесли в план никаких изменений. Наши соединения бросились вперед через бескрайний туман, подобно лошадям, запряженным в почтовую карету, которые вслепую мчатся вперед, подгоняемые свистящим кнутом. [153]