Первый штурм. Действия сторон между первым и вторым штурмами

Овладев 7–9 августа передовыми русскими позициями на Сягушани и Дагушани, японцы прекратили на этом направлении активные действия. 14 августа началась борьба за передовые позиции на левом фланге крепости на горах Угловой, Трехголовой, Боковой и предгорьях хребта Панлуншань. Ноги предполагал, захватив горы, поставить там батареи, необходимые при подготовке генерального штурма для поражения крепостных позиций с фланга. Кроме того, он рассчитывал оттянуть людские и материальные силы с северо-восточного фронта крепости, где намеревался впоследствии прорвать оборону.

Разыгрались ожесточенные бои. Здесь действовала 1-я дивизия с приданными ей частями 1-й резервной бригады и 2-й полевой артиллерийской бригады и трех батарей тяжелой артиллерии. Командир 1-й дивизии генерал-лейтенант Матсумура разделил свои войска на три отряда. Главные его силы — 1-я бригада (два полка) — наступали в центре и имели задачу овладеть горами Сиротка, Трехголовая и предгорьями Панлуншаня. На правом фланге наступала 1-я резервная бригада (три полка), имея задачей занять гору Боковую, высоты к западу и полуостров между бухтами Луиза и Голубиная. На левом фланге была расположена 2-я бригада (два полка).

Горы оборонялись тремя командами и двумя ротами 5-го стрелкового полка под общей командой капитана 2 ранга [134] Иванова, в резерве у которого было две роты Квантунского флотского экипажа. После кровопролитных боев неприятель захватил Трехголовую и Боковую, но дальше продвинуться не смог. Непрерывные атаки на Угловую и Панлуншань со стороны бухты Луизы окончились безрезультатно, хотя здесь и вели наступление три полка, поддерживаемые 50 орудиями. Особенно яростные атаки велись в районе Угловой горы. Не добившись успеха, противник изменил направление и повернул на предгорья Панлуншаня. Русских солдат, оборонявших Панлуншань, поддерживали артиллеристы с Зубчатой и Саперной батарей, с Угловой и Дивизионной гор, и атаки неприятеля, вначале обещавшие успех, здесь захлебнулись. Русские перешли в контратаку и отбросили японцев на исходные рубежи.

Учитывая опыт боев за передовые позиции, генерал Ноги понимал, что штурм крепости будет стоить ему огромных жертв. Возможно, он и не начал бы немедленно штурма, если бы это зависело от него. Но главная ставка в Токио, исходя из стратегических задач войны, приказывала взять крепость в кратчайший срок. Как уже было сказано, японский генеральный штаб, отдавая приказ о захвате крепости, рассчитывал, во-первых, использовать освободившуюся осадную армию против русских под Ляояном и, во-вторых, уничтожить оставшиеся корабли русской эскадры.

Командующий осадной армией и адмирал Того, прежде чем начать штурм, попытались запугать защитников Порт-Артура. Предложенный ими 16 августа ультиматум о сдаче крепости был рассчитан, принимая во внимание соотношение сил противников, исключительно на испуг. Стессель в это время не мог сдать крепость. Любая попытка его в этом отношении была бы пресечена в зародыше. Поэтому командование ответило на ультиматум отказом.

Тогда 19 августа японцы начали штурм. План генерала Ноги в основном сводился к следующему: при поддержке артиллерийского огня 370 орудий, расположенных по полукругу от бухты Тахэ на востоке до бухты Луизы на западе, две пехотные бригады (одна 1-й дивизии и другая 1-я резервная) ведут наступление на горы Угловую и Длинную; две бригады (1-й и 9-й дивизий) атакуют передовые позиции Северного фронта и одна бригада 9-й дивизии — в стык между фортами крепости № II и III; 11-я дивизия наносит удар по форту № II, по батарее литера «Б» и Куропаткинскому люнету, после занятия перечисленных объектов штурмующие части усиливаются резервами и продолжают наступление на Большое Орлиное гнездо и высоты Драконова хребта, овладевают Митрофаньевской горой, а затем с тыла врываются на форт № III и укрепление № 3.

Нанося главный удар по наиболее укрепленному Восточному фронту, Ноги с оперативной точки зрения действовал неграмотно. Он считал, что удар по Западному фронту, где прежде чем проникнуть в главную полосу обороны, нужно было еще вести [136] бой за передовые позиции, задержит его во времени и не позволит овладеть крепостью немедленно, как этого требовали из Токио.

В 4 1/2 часа 19 августа раздался первый выстрел, и сразу же вступила в бой вся осадная артиллерия. В ответ открыли огонь форты, укрепления крепости и корабли эскадры.

Дислокация русских войск перед первым штурмом была следующая. Восточный фронт от бухты Тахэ и батареи № 22 до форта № II и укрепления № 3 включительно обороняли роты 15, 16 и 25-го стрелковых полков — всего 16 рот, одна охотничья команда и три роты Квантунского флотского экипажа под общим командованием командира 25-го полка подполковника Некрашевич-Поклад. В частном резерве была одна рота.

Северный фронт от Скалистого и Водопроводного редутов до укрепления № 4 и до форта № V включительно обороняли роты также 15, 16 и, кроме того, 26-го стрелкового полков — всего 25 рот и три охотничьи команды, две роты пограничников, рота железнодорожного батальона и 22 орудия 4-й артиллерийской бригады под общим командованием командира 26-го стрелкового полка полковника Семенова.

Обоими фронтами командовал генерал-майор Горбатовский, который имел в резерве восемь рот.

Западный фронт оборонялся 14 ротами 13-го и 27-го стрелковых полков под общим командованием полковника Петруша. В районе Ляотешана и Голубиной бухты находились шесть рот и две охотничьи команды с двумя батареями. Угловые горы оборонялись отрядом из 20 рот и четырех охотничьих команд с тремя батареями под общей командой командира 5-го стрелкового полка полковника Третьякова. Отряду были приданы четыре роты Квантунского флотского экипажа.

В общем резерве крепости состояло до 16 рот 13-го и 14-го стрелковых полков и две артиллерийские батареи.

Бои на западном участке начались ожесточенной бомбардировкой Угловой горы, которая продолжалась около часу. После этого полк неприятельской пехоты пошел на приступ. Гору обороняли шесть рот 5-го стрелкового полка с артиллерийской поддержкой. Японская пехота с большими потерями добралась до проволочных заграждений и там залегла, не имея возможности двинуться ни вперед, ни назад. На помощь подошли резервы. Командующий этим участком генерал Тамоясу не жалел людей и вводил в бой все новые и новые подразделения. Русские роты заметно редели. Комендант Угловой подполковник Лисаевский был ранен в начале боя. Когда положение стало угрожающим, он вышел из блиндажа в окопы и здесь был снова дважды ранен.

Солдаты упорно сражались, поддерживаемые морскими батареями с Большого Орлиного гнезда, редута № 1, укрепления № 2 и со «Спины Дракона». От батальона японцев, атаковавшего центр Угловой, осталось несколько десятков солдат. Большие [137] потери понес противник и на флангах горы. Однако неприятель подтягивал к месту боя резервы и, поддерживаемый артиллерией, не прекращал атак.

В 9 часов утра на Угловую прибыл генерал Кондратенко и принял на себя руководство обороной. Бой не ослабевал: атаки противника были тщетны — русские не отступали ни на шаг.

Не менее жаркие бои в этот день происходили и на Северном фронте обороны и особенно у Водопроводного и Кумирненского редутов. Водопроводный обороняла рота с двумя пулеметами, а Кумирненский — рота с двумя пушками и пулеметом. Окопы справа и слева от редутов занимали отдельные взводы. С утра японцы взяли оба редута под жесточайший артиллерийский обстрел и только в три часа дня пошли в атаку, предполагая, что все защитники уничтожены. Но несмотря на то, что на Водопроводном редуте бойницы, блиндажи и прикрытия были совершенно разрушены, оставшиеся в живых солдаты встретили неприятеля огнем. Густые цепи японцев, появившиеся внезапно [138] из оврагов, полегли у гласиса наружного рва редута. Многие из них были убиты.

На редут снова обрушился огонь артиллерии. Скоро к противнику подошли резервы, и к вечеру во рву скопилось до батальона неприятельской пехоты. Японцы бросали на редут ручные гранаты и непрерывно пытались подняться на бруствер, но каждый раз отбрасывались штыковыми контрударами. Водопроводный оставался неприступен.

На восточном участке фронта весь день шла артиллерийская канонада. Ноги приказал расчистить путь для своей пехоты и подавить русскую артиллерию, разрушив форты и укрепления. Обстрелу подверглись форты № II и III, укрепление № 3, капонир № 3, батарея литера А, редуты № 1 и 2, Большое Орлиное гнездо, люнет Куропаткина и т. д. К исходу дня некоторые из них сильно пострадали. В расположение батареи литера А (шесть 6-дюймовых пушек), которая вела огонь по резервам противника и по его артиллерийским позициям, упало свыше ста снарядов; при этом были разбиты четыре орудия, две платформы и поврежден пороховой погреб. На батарею Большое Орлиное гнездо (две 6-дюймовые морские пушки), которая вела бой с неприятельской батареей, упало свыше десяти снарядов и было потеряно одно орудие. Особенно пострадало укрепление № 3; на него буквально ежеминутно падали десятки фугасных снарядов. В артиллерийской дуэли потерпели ущерб и другие форты, укрепления и батареи крепости.

Таким образом, за день боя японцы заняли часть окопов у горы Угловой, подбили несколько орудий и артиллерийским огнем нанесли существенные повреждения укреплениям.

Утром 20 августа вновь началась артиллерийская канонада. Густые колонны неприятельских солдат пошли в атаку. Солдаты цепями бежали на Угловую гору и Панлуншань. Русские яростно отбивались, но не смогли устоять: в час дня остатки рот были отведены на Высокую гору. На позицию, как и накануне, прибыл Кондратенко, но помочь уже было нельзя, нехватало резервов.

«Оставление нами Угловой горы вызвано полным уничтожением блиндажей и страшными потерями от шрапнельного огня, так как войскам приходилось обороняться, стоя совершенно открыто, — доносил коменданту крепости Кондратенко. — Выбыло из строя больше 500 человек... Офицеры почти все погибли. При отходе на горе были оставлены орудия»{121}.

Попытки японцев преследовать отступавших с Угловой горы и проникнуть к Высокой были пресечены.

В этот день так же упорно, как и накануне, продолжались бои на Водопроводном редуте. Утром солдаты противника, оставшиеся во рву со вчерашнего дня, получив ночью подкрепления, [139] влезли на бруствер и пытались водрузить на нем свой флаг, но были рассеяны огнем пулеметов. Однако опасность новой атаки не миновала; к сидящим во рву постепенно просачивались пополнения. В 3 часа дня на Водопроводный подошла из резерва рота пограничной стражи. Комендант редута капитан Кириленко решил с ее помощью выбить неприятеля изо рва. Пограничники ударили на фланги противника, а сам Кириленко с отрядом из 40 стрелков пошел в атаку с фронта. Неприятель был уничтожен.

За день японцы потеряли свыше 500 солдат и офицеров.

Иначе сложилась обстановка у Панлуншаньского редута. По окончании артиллерийской подготовки батальон противника пошел в атаку. Рота, оборонявшая редут, не выдержала и отступила. Комендант крепости генерал Смирнов, узнав об этом, приказал выбить японцев из редута силами отступившей роты, предупредив ротного командира и офицеров, что они будут преданы полевому суду, а рота расформирована, если редут не будет взят обратно. Предпринятая контратака, в которой участвовало две роты под командой полковника Мачабели, успеха не имела, занять удалось только часть редута, да и это стоило слишком дорого. В числе погибших был и полковник Мачабели, лично водивший роты в бой{122}.

Выполняя приказ коменданта, солдаты и офицеры, утром оставившие редут, самоотверженно бились, желая вырвать его у неприятеля, но все их усилия были тщетны. Роты потеряли в бою всех офицеров, 26 унтер-офицеров и более половины солдат.

На Восточном фронте противник продолжал вести интенсивный артиллерийский огонь. Командующий артиллерией крепости генерал Белый в целях маскировки и экономии снарядов приказал по возможности не отвечать, готовясь встретить штурмующую пехоту неприятеля.

В этот день много и удачно стреляли по японским артиллерийским позициям и по скоплениям их войск броненосцы «Ретвизан», «Севастополь», «Пересвет», «Победа» и «Полтава». Они вели перекидной огонь главным образом из 6-дюймовых орудий; в результате были приведены к молчанию многие неприятельские батареи.

Второй день штурма не внес существенного изменения в положение сторон. Японцы овладели Угловой горой и Панлуншаньским редутом — объектами, не имевшими особо важного значения в системе обороны крепости.

На третий день генерал Ноги приказал начать атаки на Северном и Восточном фронтах.

Утром 21 августа завязались бои за Кумирненский редут. Противник ввел в бой до тысячи солдат. [140]

К полудню положение на Северном фронте не вызывало никаких опасений. Водопроводный и Кумирненский редуты, хотя и полуразрушенные, продолжали крепко держаться. Японцы ограничивались сильным артиллерийским огнем; по всем признакам с их стороны готовилась атака в стык между редутами; на этот случай генерал Кондратенко послал сюда две резервные роты.

Особенно упорные бои 21 августа развернулись на Восточном фронте. Ночью под покровом темноты войска противника в колоннах успели дойти незамеченными до наружного рва форта № II. Еще несколько минут, и они ворвались бы на орудийные дворики, но неприятель был замечен и встречен огнем в упор; внезапная атака сорвалась. Потери на форту составили 35 человек, из них убиты были шесть. Неприятель, отойдя на исходные позиции, оставил на подступах к форту сотни трупов.

Этой же ночью японцы напали на Куропаткинский люнет. Пользуясь складками местности и темнотой, они незамеченными пробрались до бруствера. Командир гарнизона успел скомандовать «в ружье!» и впереди своих подчиненных бросился в схватку. Враг был смят — немногие уцелевшие его солдаты бежали. Но затишье на люнете продолжалось недолго; подошли новые подразделения противника, и бой возобновился. Один за другим в неравной борьбе погибли офицеры, было убито много солдат; японцам удалось ворваться в люнет. Унтер-офицер Литасов, принявший командование, и его солдаты, отступая, отбивались штыками; ефрейтор Никифоров был послан на Большое Орлиное гнездо за помощью. Контратака, предпринятая со стороны Орлиного гнезда, не дала результатов, — неприятель успел укрепиться и вел частый пулеметный огонь. И только утром солдаты Литасова и солдаты с Орлиного, поддержанные огнем с Малой Орлиной батареи, повторив атаку, освободили люнет. Неприятель сразу же пошел в контратаку, но в это время открыла огонь артиллерия форта № II. Контратака была отбита почти без потерь для оборонявшихся.

Не менее ожесточенные бои шли в промежутке между фортами № II и № III, у редутов № 1 и № 2. Около 4 часов утра перед редутом № 2 появился неприятельский батальон, потерявший при сближении не менее половины своего состава. Японские солдаты залегли в оврагах. На помощь им подошел второй батальон, сразу же устремившийся на редут в штыковую атаку. Из-за сильного огня японцы были вынуждены залечь. Командир действующих здесь частей генерал Ичинохе, наблюдая за атакой, приказал ввести в бой третий батальон, но и это не помогло. Тогда по редуту был открыт шквальный артиллерийский огонь. Под его прикрытием Ичинохе вывел на исходное положение свежий полк, решив изменить направление удара и атаковать редут № 1. Однако этот полк попал под перекрестный огонь с редута № 2 и капонира № 2 и разделил участь солдат полка, атаковавшего перед этим редут № 2. Нелегко было и русским. Начальник [141] 1-го отдела обороны генерал-майор Горбатовский доносил коменданту крепости, что резервы у него истощаются и осталось всего четыре роты, но люди дерутся стойко, хотя и несут большие потери от пулеметного и шрапнельного огня. Спустя час он же донес, что расходует последние резервы. Однако выдохлась и дивизия Ичинохе; бой затих. Защитники редутов, не отдыхая, принялись восстанавливать разрушенное. Затишье на участке оказалось временным, но оно дало возможность подвести кое-какие подкрепления и правильно оценить создавшуюся обстановку. К вечеру противник еще не раз поднимался в атаку, но успеха не имел.

Утром 21 августа для усиления сухопутной обороны с кораблей эскадры было свезено на берег семь десантных рот: с «Пересвета» — 215 человек, с «Победы» — 222, с «Полтавы» — 200, с «Севастополя» — 182, с «Ретвизана» — 207, с «Паллады» — 116 и т. д. Всего 21 офицер и 2246 матросов.

До августа не было необходимости свозить десант с кораблей, но в связи с тесным обложением крепости десантные роты со всех броненосцев и сводные с других кораблей, в среднем каждая от 115 до 220 человек, в начале августа были приведены в боевую готовность. Всего в десанте к этому времени числилось 1246 матросов и 15 офицеров, но с началом штурма он был усилен моряками с броненосцев. [142]

Вечером 21 августа, когда нажим противника особенно усилился, четыре роты из морского десанта были выведены на передовые позиции между фортами № II и № III. Оставшиеся подразделения находились в резерве в районе Китайской стенки, готовые пойти туда, где будет в них необходимость.

На Западном фронте бригада противника штурмовала гору Длинную, но безуспешно. Впоследствии по приказанию Ноги на горе был поставлен столб с надписью на русском языке. «Полковник Синзоро Тедзука был расстрелян за то, что, заняв русские окопы, не сумел их удержать, а когда русские открыли огонь, он бежал, чем способствовал нашей неудаче».

После трех дней штурма командованию крепости стало ясно, что главный удар японцы наносят на Восточном фронте. Исходя из этого, часть войск с Западного фронта была снята и в ночь на 22 августа переброшена для усиления резервов на восточном направлении. Часть подбитых орудий была заменена запасными, легко поврежденные исправлены. Утомленные в боях подразделения были заменены отдохнувшими и укомплектованными ротами.

Вечером генерал Кондратенко отдал приказ: «Объявляю всем войскам передовых и основных позиций сухопутной обороны, что ни малейшего отступления от занимаемых ими позиций не допускается под страхом ответственности по законам военного времени» {123}.

Четвертый день штурма начался отвлекающими действиями противника на Западном фронте. В боях, разыгравшихся у Длинной и Дивизионной гор, моряки 5-й и 6-й рот Квантунского флотского экипажа, под командой капитана 2 ранга Циммермана, отбили несколько яростных атак противника, которому ценой больших потерь удалось захватить только одну сопку, не имевшую никакого значения.

Замечательно работали на участке фронта морские артиллеристы форта № V. Из своих 6-дюймовых орудий они подавляли одну неприятельскую полевую батарею за другой. Японцы были вынуждены подвезти для обстрела форта осадные 120-миллиметровые орудия.

Неприятель настойчиво атаковывал, стремясь оттянуть на себя резервы крепости. Те же цели в основном он преследовал и на Северном фронте, где его войска маневрировали, а артиллерия вела сильный огонь, стараясь ввести в заблуждение порт-артурское командование о месте предполагаемого главного удара. Ноги считал, что его план русскими не разгадан; он явно недооценивал противника.

Основные бои 22 августа развернулись на Восточном фронте, в местах, где они велись накануне. Редуты № 1 и № 2 и прилегающие [143] к ним окопы вновь стали ареной кровопролитнейших схваток. К действующим здесь ранее частям двух неприятельских дивизий была подтянута резервная бригада. Над редутами от разрывов шрапнели висели белые облака. Атакующие цепи сменяли одна другую, силы обороны таяли.

Когда положение стало угрожающим, генерал Кондратенко приказал ввести в дело моряков. Роты с «Амура», «Ретвизана», «Полтавы», «Паллады» и других кораблей в ожесточенных контратаках отбросили японцев на их исходные рубежи и закрепились на развалинах редутов. Японцы, оправившись, снова бросились в бой, пытаясь прорвать линию обороны и проникнуть в ее глубину. Но моряки не отступали ни на шаг.

Противник на этом важнейшем для него участке понес огромные потери. Много пало и русских моряков, погиб командир десантного отряда капитан 2 ранга Лебедев, но матросы не позволили врагу проникнуть в глубь обороны крепости.

В это время генерал Горбатовский доносил коменданту крепости:

«Резерва у меня нет, все израсходованы, осталась одна полурота моряков. Убыль офицеров велика. Редут № 1 четыре раза переходил из рук в руки. В данный момент на одной половине редута № 1 наши, а другую половину занимают японцы; оба редута под страшным огнем, люди, видимо, начинают уставать...» {124}.

Немного спустя он снова доносил:

«Убыль громадная как нижних чинов, так и офицеров. Резервов у меня нет. Самое малейшее усиление японцев может увенчаться прорывом даже за Китайскую ограду, так как защищать некем...» {125}.

Возможно, Ноги и догадывался о слабости русских, но и его войска были настолько истощены, что наступать больше не могли.

«Генерал Ноги, — говорится в японской официальной истории войны, — видя, что ход боя не идет, как предполагалось, решил хотя бы ценой полного уничтожения дивизии повторить штурм, но войска, находясь несколько дней подряд в бою, значительно потеряли свою боеспособность и без изменения способа ведения атаки не могли бы добиться лучших результатов» {126}.

Ноги созвал совет старших начальников, выслушал их и, признав, что через редуты в глубину крепости не прорваться, приказал атаки в этот день прекратить. Когда Ноги отдавал этот приказ, Горбатовский телефонировал коменданту крепости о том, что положение на его участке более чем серьезно, так как в частях остались буквально десятки солдат без офицеров, а в резерве остатки трех рот, с которыми нельзя устоять даже против слабого натиска со стороны противника, ожидаемого каждую минуту. [144]

Комендант ответил, что он высылает сильные подкрепления и что на позицию выехал генерал Кондратенко.

Японские части, еще не успевшие получить приказ Ноги о прекращении атаки и установившие, что на редутах обороняются только единичные стрелки, еще раз пошли в атаку. Подкрепления русских опоздали. Два редута, совершенно разрушенные, почти сравненные с землей, перешли в руки противника. Это был серьезный успех японцев за четыре дня штурма, так как цель, поставленная войскам генерала Ноги, — овладение укреплениями между русскими фортами № II и № III — была достигнута. Войска противника вклинились в главную линию обороны. Стало ясно, что именно здесь они будут добиваться дальнейшего успеха, чтобы прорваться в глубину.

Кондратенко и Горбатовский совершенно правильно расценивали важное значение редутов для обороны, но в критический момент они не могли оказать должной поддержки ротам, оборонявшим редуты. Выделению войск из резерва крепости особенно сопротивлялся генерал-майор Фок, который, не гнушаясь опорочиванием боевых офицеров, настойчиво убеждал коменданта крепости генерала Смирнова в том, что дела на фронте не так уж безнадежны, чтобы понапрасну посылать солдат под огонь неприятеля.

К сожалению, Смирнов мало чем отличался от Стесселя и верил демагогу и интригану Фоку больше, чем генералу Горбатовскому, находившемуся на переднем крае. Были и другие причины оставления редутов, более важные из них — слабое артиллерийское вооружение и недостаточное оборудование в инженерном отношении. Можно сказать, что редуты оставались такими же, какими они были десять лет назад во время японо-китайской войны 1894 года; это были земляные валы, не имевшие даже рвов.

К концу дня 22 августа по всему фронту установилось затишье. Это было использовано русскими для исправления разрушенных укреплений и перегруппировки сил. Генерал Кондратенко отдал приказ о приведении в порядок линии фронта и о распределении резервов. Ночью на фронт подошли бывшие на отдыхе роты. Участвовавшие в боях моряки были сменены ротой с канонерской лодки «Гиляк» и сводным батальоном из разных морских частей. Они возвратились на корабли, потеряв трех офицеров и 146 матросов убитыми и пять офицеров и 225 матросов ранеными.

В то время, когда Кондратенко находился на позиции, где решалась судьба Порт-Артура, у начальника укрепленного района Стесселя был собран военный совет для обсуждения вопросов о недостатках крепости. В ответственный для судеб обороны момент впавшие в панику генералы, позабыв свои обязанности, заражая честных офицеров капитулянтскими настроениями, записали в журнале совета 15 пунктов, в которых говорилось, что Порт-Артур — не крепость, а скопление невероятных ошибок, [146] что здесь мало фортов и что сооружены они вопреки фортификационной науке, что орудия установлены открыто и т. д. и т. п.

Когда этот документ впоследствии дошел до военного министра Сахарова, тот написал на нем: «Читал. К чему это?». Начальник Главного штаба генерал-лейтенант Фролов тут же ответил: «Это, к величайшему горю, оправдательный акт, быть может, предстоящей сдачи крепости...» {127}.

Предчувствуя тяжелые дни, Стессель и его приспешники вместо того, чтобы принять все зависящие от них меры для усиления обороны, итти на позиции к солдатам и офицерам, готовили документ для оправдания себя, своей трусости и неумения воевать. Это был прямой акт предательства.

Днем 23 августа снова на фронте было спокойно, и только со стороны бухты Тахэ доносились глухие раскаты мощной артиллерии броненосца «Севастополь», который по просьба сухопутного командования обстреливал фланг японской армии в Дагушаньской долине. «Севастополь» выпустил семь 12-дюймовых и 60 6-дюймовых снарядов. Японская артиллерия, вступившая было в бой, быстро смолкла. При возвращении в базу броненосец коснулся неприятельской мины. Произошел взрыв. Однако поврежденный корабль дошел до гавани самостоятельно.

Предвидя, что японцы возобновят штурм между фортами № II и № III, генерал Кондратенко сосредоточил на этом направлении 13 1/2 рот. Хотя многие из них были неполного состава, но все же это была внушительная сила, испытанная в боях.

Кондратенко не ошибся в оценке обстановки. 23 августа генерал Ноги приказал командиру 9-й дивизии продолжать штурм в промежутке между фортами № II и № III и захватить Большое Орлиное гнездо, Заредутную батарею и Скалистый кряж. Кроме 9-й дивизии, сюда были нацелены войска 4-й резервной бригады и 10-й бригады 11-й дивизии.

В начале двенадцатого часа ночи в районе Заредутной батареи началась ружейная стрельба. В это время русские саперы, работавшие на Китайской стенке, при свете ракет увидели японцев, которые смяли стоявшую у стенки роту стрелков и бросились к Заредутной батарее и Большому Орлиному гнезду. Неприятель прорвался в тыл основной линии обороны. Комендант форта № III штабс-капитан Булгаков приказал сжечь мост через ров, ведущий в тыл.

Скоро к ружейному огню присоединились пулеметные очереди и, наконец, открыла огонь противоштурмовая артиллерия с фортов. Темноту прорезали сотни ракет. Открыла огонь тяжелая осадная артиллерия, которой начали отвечать батареи и форты крепости. С фронта к Заредутной батарее японцы подходили [147] группами, русские встречали их в штыки. Но скоро солдаты противника появились на флангах батареи, в это же время На нее обрушился орудийный огонь. Через несколько минут из 52 стрелков осталось 11. Японцы прорвались к орудийным дворикам, но их выбили оттуда подоспевшие подкрепления русских. Когда в штабе крепости стало известно о прорыве неприятельских войск в глубь обороны, были немедленно приведены в боевую готовность все силы в направлении прорыва и на его флангах. Из общего резерва к месту прорыва были переброшены две роты. Через час после прорыва, по свидетельству иностранных корреспондентов из армии Ноги, в лощине перед Заредутной и Большим Орлиным гнездом и между ними находилось уже около 10 тысяч солдат. Здесь они были нащупаны прожекторами и накрыты массированным огнем артиллерии крепости. Русская пехота упорно контратаковала с разных направлений. В половине первого часа ночи остатки неприятельских войск были отброшены за Китайскую стенку и дальше к исходным позициям. В панике японские солдаты пробежали через развалины редутов № 1 и № 2 и были встречены огнем своих резервов, принявших их за русских. Но это не остановило беглецов. Они прорвались через своих в тыл. Вторая атака японцев была сравнительно легко отбита.

В ночь на 24 августа русские продемонстрировали образец активного оборонительного боя ночью. 13 1/2 рот при поддержке нескольких рот из резерва, сражаясь на гребнях гор Заредутной и Большого Орлиного гнезда, отразили натиск и выбросили проникших в систему обороны шесть неприятельских полков.

В японской литературе и в мемуарах, главным образом английских корреспондентов из армии Ноги, без всякого основания расписывалась беспредельная преданность японского солдата «божественному» микадо, с именем которого он якобы упорно дрался и погибал под Порт-Артуром. Что это шовинистическая пропаганда, оболванивание нижнего чина — не подлежит никакому сомнению. Солдат был упорен, но это упорство во многом объяснялось страхом быть расстрелянным, наказанным своим офицером. Это подтверждает бунт в 8-м резервном полку.

В ночь на 24 августа этот полк, находившийся на переднем крае, изготовился к атаке. Но когда командир полка дал сигнал для броска вперед, ни один человек, кроме офицеров, не вышел из окопов. Несмотря на увещевания, угрозы и стрельбу из револьверов по непокорным, солдаты отказывались повиноваться. Очевидно, в полку существовала крепкая организация, тайно подготовившая этот акт (полк в своем большинстве был укомплектован рабочими из города Осака).

О бунте стало немедленно известно генералу Ноги, который приказал окружить полк надежными частями и «поддержать его». Под угрозой быть расстрелянными, солдаты пошли в атаку. [148]

На другой день солдат, оставшихся после боя живыми, отвели в тыл для расправы. С утра до вечера их в назидание другим гоняли в строю. Солдаты штурмовали горные ущелья и сопки, делали с предельной выкладкой большие переходы, часами лазили по грязи и при всем этом получали по горсти риса на день. Зачинщики бунта были расстреляны, многие солдаты умерли от голода и мучений, многие покончили с собой. Через две недели оставшиеся в строю были расписаны по одному в разные части и подразделения армии.

Этот не единичный и не случайный эпизод в японской армии отражал классовую борьбу между представителями господствующего класса — офицерами и угнетенного класса, в данном случае солдатами — представителями рабочего класса.

После ночных боев 24 августа генерал Ноги прекратил штурм.

Неоценимую помощь войскам, оборонявшим крепость во время августовских боев, оказал артиллерийский огонь с кораблей. До осады крепости сухопутное командование не верило в возможность стрельбы морской артиллерии по неприятелю на берегу на дальние расстояния. Но когда обстановка потребовала этого, начальник крепостной артиллерии генерал Белый пригласил на совет артиллеристов эскадры. На совещании обсудили вопросы организации наблюдательных пунктов, секторов стрельбы и т. д. Пробная стрельба, проведенная 30 июля с броненосца «Пересвет» из 12-дюймовых орудий, была удачной. 1 августа «Пересвету» был уже точно указан объект для обстрела — деревня Людзятунь, лагерь японцев. Из четырех выпущенных снарядов три упали в районе цели. После этого ежедневно штаб крепости требовал: «обстрелять квадрат такой-то», «поразить цель такую-то». По мере приближения неприятеля к крепости, такие заявки возрастали; 7, 8 и 9 августа стреляли уже все корабли. С 12 по 25 августа только броненосец «Пересвет», ведя огонь по осадной артиллерии японцев, выпустил 132 снаряда. Броненосец «Ретвизан» выпустил 293 снаряда, из них 40 12-дюймовых; «Победа» — 191 снаряд, из них 24 12-дюймовых; «Паллада» — 180 6-дюймовых. «Паллада» заставила замолчать японскую батарею, разогнала обоз, сбила с позиции две батареи, взорвала пороховой погреб, разогнала колонну пехоты и отряд кавалерии, сбила батарею 6-дюймовых пушек и т. д. Хорошо стреляли «Победа» и другие корабли.

Августовский штурм был отбит с громадными для врага жертвами. Армия Ноги не попала под Ляоян, как на это рассчитывали в Токио. Маршал Ойяма, узнав о неудаче, решил больше не откладывать операцию против Куропаткина. Порт-артурцы упорством и беззаветной храбростью разрушили планы Ойямы.

Получив известие, что защитники Порт-Артура блестяще отбили первый штурм японцев, Куропаткин объявил об этом в приказе по армии, чтобы укрепить ее моральное состояние. [149]

К этому времени под его командованием состояло 199 батальонов 143 сотни 628 полевых и 28 осадных орудий. Личный состав равнялся примерно 200 тысячам человек.

Командующий предполагал переходить в наступление, но японцы опередили его. Маршал Ойяма, имея под своей командой примерно тоже до 200 тысяч человек, нанес удар первым. Куропаткин начал отход на Ляоянские позиции. С 30 августа по 4 сентября шло кровопролитное сражение, в результате которого Куропаткин оставил Ляоян, потеряв в боях 516 офицеров и 15374 солдата. Потери японцев составили 600 офицеров и свыше 23 тысяч солдат.

В этом сражении Куропаткин упустил благоприятнейший случай нанести поражение противнику. Как после стало известно, японцы попали в очень тяжелое положение: Ойяма потерял управление армиями, в резерве у него не осталось войск. На третий день сражения командующий 1-й армией генерал Куроки, находясь в безвыходном положении и имея против себя подавляющие силы русских, принял решение отступать, но Куропаткин предупредил его, приказав отступать своим войскам. Это [150] произошло на два часа раньше предполагаемого отхода японцев.... Когда армия Куропаткина отходила по направлению на Мукден, армия Ноги у Порт-Артура была по существу разбита русскими. Это признали и японцы. В японской истории войны записано:

«Несмотря на все жестокие атаки нашей третьей армии с 19 по 24 августа, мы не могли сломить искусно вооруженных батарей и защищавшего их до последней капли крови неприятеля. Потеряв 15 тысяч воинов, мы едва лишь могли завладеть укреплениями западного и восточного Панлуншаня»{128} (редуты № 1 и №2).

Не осуществились планы японской ставки. Генерал Ноги потерял треть армии. Некоторые полки перестали существовать: в 7-м стрелковом полку от 2500 человек осталось в строю шесть офицеров и 208 солдат, в 36-м полку — 240 человек, 6-я бригада насчитывала всего 400 человек, тогда как перед штурмом в ее составе числилось 5 тысяч штыков.

Когда стало ясно, что японцы выдохлись и прекратили активные действия, Стессель отправил Алексееву и Куропаткину телеграмму:

«...Штурмы отбиты с громадным уроном для японцев; мы потеряли ранеными... 69 офицеров и 3466 нижних чинов, убитых тоже много, но в точности еще не приведено в известность; в госпиталях состоит 132 офицера, 5661 нижний чин (учтены раненые во время боев на перевалах, а также с 30 июля по 18 августа. — А. С.). Снарядов в полевой артиллерии по 150 штук на орудие. Орудия крепостные в большом числе подбиты (явное преувеличение. — А. С.). Необходимо выслать подкрепление...{129}.

«Под ружьем у меня, — говорилось далее в телеграмме, — из пяти полков 4-й дивизии 9419 нижних чинов и 145 офицеров. В 7-й дивизии — 11 169 нижних чинов, офицеров 150. Из восьми генералов один умер (Разнатовский), один был ранен и контужен (Надеин), один вывихнул себе ногу (Горбатовский). Из командиров полков — убит 13-го полка кн. Мачабели; ранены 14-го полка полковник Савицкий, 15-го полка полковник Грязнов...

Тысячи трупов японцев валяются перед нами...{130}

Это донесение Стесселя отражало действительное положение в основном правильно.

Первый штурм Порт-Артура окончился поражением японцев. Они явно переоценили свои возможности и не приняли в расчет мужество и героизм русского солдата. Они предполагали, что будут иметь против себя знакомого им Фока и ему подобных, а их встретил Кондратенко, настоящий русский генерал. [152]

Штурм показал японцам, что ускоренная атака крепости без учета сил и средств обороняющегося, без достаточной инженерной подготовки и без наличия мощной осадной артиллерии обречена на неудачу. Ко всему этому у генерала Ноги нехватило войск, а те 50 тысяч, которыми он располагал, были им использованы неумело. Из Токио последовал приказ прекратить атаки и ждать подкреплений и тяжелую осадную артиллерию. Узнав о решении главной ставки, командующий флотом Того обратился к ней с просьбой принять меры к скорейшему овладению крепостью, ибо состояние японских кораблей после боя 10 августа было тяжелым; надо было исправить многочисленные повреждения, сменить артиллерию и готовиться к встрече со 2-й русской Тихоокеанской эскадрой.

Августовские бои были первым успехом русского оружия на всем театре войны. Японцы понесли такие огромные потери, что вынуждены были перейти к долговременной осаде крепости. Это сильно спутало их первоначальные планы. Порт-Артур приковал к себе три лучшие кадровые дивизии противника с многочисленной мощной артиллерией и многими вспомогательными войсками и службами, явился своеобразным громоотводом для Куропаткина и безусловно спас его армию от разгрома под Ляояном.

* * *

Отказавшись от намерения взять крепость ускоренной атакой, японцы начали осадные работы. 25 августа в районе редутов № 1 и № 2 были вырыты первые сапы {131}. На передовые линии вышли неприятельские саперы. Генерал Кондратенко отдал приказ непрерывно обстреливать редким огнём участки, где будут замечены земляные работы неприятеля.

28 августа — тридцатый день осады — был спокойнее всех предыдущих. Только случайные выстрелы по саперам противника нарушали тишину, и столь же редко отвечали осаждавшие. Крепость продолжала совершенствовать оборону. В свое время военный инженер капитан Шварц по приказу генерала Кондратенко представил проект устройства второй оборонительной линии крепости между укреплением № 3 и батареей литера Б. Прерванные во время боев работы возобновились; они велись по ночам.

Инженерные работы противника производились по всему фронту, японцы работали круглые сутки. Свыше 2 тысяч сапер, роя землю, медленно продвигались к русским укреплениям.

В начале сентября защитники крепости начали производить вылазки для разрушения траншей и других земляных сооружений противника. Что замышляют японцы? В каком месте готовят [153] удар? Где устанавливают артиллерию? Эти вопросы, интересовавшие генерала Кондратенко, могли быть разрешены только разведкой. Наступившие темные ночи, частые туманы и проливные дожди благоприятствовали разведывательным партиям.

6 сентября была произведена вылазка из Куропаткинского люнета. 35 солдат в темноте проникли через проволочное заграждение в неприятельскую траншею и бросились в штыки. Японцы, не разобравшись в обстановке, побежали; при этом было заколото несколько десятков неприятельских солдат без потерь со стороны нападавших. В ту же ночь была произведена разведка на Седловую гору; в ней приняло участие 60 человек. Японцы бежали, а охотники, разрушив их траншеи, вернулись обратно, принеся с собой несколько десятков трофейных винтовок.

Поиски разведчиков проводились систематически. Вылазочные партии, конечно, не могли разрушить все, что строили и сооружали японцы на переднем крае, но вылазки вселяли веру в силу обороны, поддерживали моральный дух защитников.

Попытки получить через разведчиков сведения о расположении войск противника и его артиллерии не дали результатов, так как в глубину расположения японской армии проникнуть удавалось немногим. К тому же Стессель вскоре запретил совсем производить вылазки, мотивируя это напрасными потерями.

9 сентября гарнизону была объявлена запоздалая телеграмма начальника штаба Маньчжурской армии, в которой говорилось: «Армия горит желанием итти на выручку доблестным защитникам Артура, но поджидает подхода горной артиллерии и первого армейского корпуса, что произойдет в конце августа. Наступление будет энергичное и решительное» {132}.

Оборонявшие крепость солдаты, матросы и офицеры в это время и мысли не допускали, что Маньчжурская армия уже оставила Ляоян и что им придется еще четыре месяца без всякой помощи извне отбиваться от сильнейшего, озлобленного неудачами неприятеля и, не дождавшись обещанных подкреплений, погибнуть.

В первой половине сентября осадные работы противника заметно продвинулись вперед. Его траншеи находились уже в ста шагах от Кумирненского и Водопроводного редутов, в трехстах шагах от капонира № 3 и в четырехстах шагах от форта № II. За это время пополнился осадный парк артиллерии неприятеля. Адмирал Того передал с судов для армии 12 47-миллиметровых орудий и две 6-дюймовые скорострельные пушки. 13 сентября в город Дальний прибыл из Японии транспорт с 11-дюймовыми осадными гаубицами. Для гаубиц на фронте были приготовлены [154] специальные бетонные площадки. На пополнение поредевших в августовском штурме дивизий Ноги получил 16 тысяч солдат и офицеров и, кроме того, две роты сапер.

Порт-артурцы между тем совершенствовали форты, батареи и редуты в инженерном и артиллерийском отношении. На укреплениях утолщались земляные брустверы, возводились сплошные валы из мешков с землей, оборудовались дополнительные траверсы в окопах, предохраняющие людей от поражения продольным огнем, сооружались бойницы и особенно блиндажи и козырьки для защиты от шрапнели, которая обычно наносила большой урон. На наиболее ответственных участках в ночное время сооружались проволочные заграждения, и на некоторых важных подступах к крепости были заложены фугасы. Частные резервы на наиболее угрожаемых направлениях были усилены, общие резервы крепости размещены с расчетом быстрой переброски к любому месту обороны, где в них будет необходимость.

Вся крепостная артиллерия получила свои определенные цели. Она значительно усилилась: так, на приморском участке была установлена 280-миллиметровая пушка, на Острожной горе — четыре малокалиберных скорострельных орудия, вооружалась корабельной артиллерией строившаяся вторая линия обороны. Были воздвигнуты новые батареи на Каменоломном кряже — из десяти 75-миллиметровых судовых орудий, в Китайской импани — из шести 47-миллиметровых, в разных местах позади горного кряжа — из десяти 47-миллиметровых и левее импани — из двух 120-миллиметровых орудий. Батареи обслуживались моряками, а всей этой группой командовал лейтенант флота Хоменко. Около батареи литера «Б» моряки установили 6-дюймовое орудие, снятое с канонерской лодки «Бобр», на укрепление № 4 поставили шесть морских орудий, а на Восточном фронте было установлено шесть батарей противоштурмовых орудий. В общем артиллерийская оборона значительно усилилась.

В августе крепость потеряла подбитыми и оставленными на позициях 49 орудий и 13 пулеметов. Но благодаря установке новых орудий количество артиллерии в сентябре увеличилось до 652 стволов, зато количество пулеметов уменьшилось до 53. Запас снарядов, несмотря на то, что в августе их было расстреляно 64625, почти не уменьшился, так как расход был пополнен с кораблей флота; крепость на 1 сентября имела 251 428 выстрелов.

На эскадре в первой половине сентября произошли большие перемены. Временно командующий флотом контр-адмирал Ухтомский, доложив наместнику о состоянии кораблей после боя 10 августа, ждал его указаний. Настроение среди командиров кораблей в этот период было явно «оборонческое», что ярко отразилось в докладной записке командира броненосца «Ретвизан» капитана 1 ранга Щенсновича, поданной им Ухтомскому. [155]

«Бой окончился поражением нашей эскадры, — писал он. — Наши суда в настоящее время не способны в составе эскадры пройти во Владивосток» {133}. Щенснович утверждал, что прорваться, без риска быть уничтоженным, не сумеют даже и отдельные корабли.

Ухтомский 19 августа собрал совещание флагманов и командиров кораблей 1 ранга и поставил для обсуждения вопросы: может ли эскадра пройти во Владивосток, когда будут исправлены поврежденные корабли, и, если эскадра не в силах пройти во Владивосток, то следует ли ей, продолжая ремонтироваться, расходовать свои силы для поддержки осажденной крепости.

После обмена мнениями было решено, что прорваться во Владивосток нельзя и что следует немедленно оказать помощь крепости как орудиями, так и людьми.

Однако адмирал Алексеев не терял надежды использовать оставшиеся в Порт-Артуре корабли для действий на море. В день совещания флагманов от него была получена следующая телеграмма:

«...Подтверждаю, что решение времени выхода эскадры без излишнего промедления предоставляется исключительно вам по обсуждении с флагманами и командирами» {134}.

Алексеев указывал, что цель нового выхода флота в море — нанесение неприятелю возможного поражения, которое окажет влияние на дальнейший ход войны.

Наместник уже не был уверен, что кораблям удастся прорваться во Владивосток. Требуя выхода для боя, он рассчитывал, что если эскадре и придется погибнуть в море, она сумеет все же нанести какой-то урон японскому флоту, а это, в свою очередь, облегчит положение 2-й эскадры, идущей из Балтики. Но Алексеев оставлял за временно командующим «инициативу», право обсуждения, выходить в море или нет.

«Суда в море выйти не могут, — ответил Ухтомский, — поэтому составлено расписание высылать для обороны крепости, кроме десанта, остальные судовые команды, оставив на кораблях самое ограниченное число для действий судовой артиллерии по береговым позициям неприятеля».

Получив такой ответ, наместник снял Ухтомского с поста и вместо него назначил известного уже в то время садиста, зверски обращавшегося с матросами, представителя наиболее реакционного офицерства, командира крейсера «Баян» капитана 1 ранга Вирена. Последний был произведен в контр-адмиралы и назначен командиром отдельного отряда броненосцев и крейсеров. В связи с этим Алексеев отдал Вирену следующий приказ: «Из находящихся ныне в Порт-Артуре эскадренных броненосцев и крейсеров 1 ранга образовать отдельный отряд... О получении [156] и исполнении сего приказания немедленно мне донести, приняв к руководству мои приказания и инструкции, преподанные адмиралу Витгефту... Особенно обращаю ваше внимание на высочайшее повеление о прорыве эскадры во Владивосток» {135}. Назначив Вирена командиром отдельного отряда, Алексеев еще более ухудшил состояние эскадры, лишив ее единоначальника, так как канонерские лодки, миноносцы и проч., как и военный порт с его пловучими средствами, выходили из подчинения командиру отряда.

Докладывая наместнику об обстановке, Вирен умолчал о выходе флота в море.

Тогда наместник вновь телеграфировал: «Донесите... ваши соображения относительно исполнения в настоящих условиях прорыва отряда во Владивосток».

15 сентября Вирен отправил Алексееву пространное донесение, в заключении которого писал: «...Артур будет держаться, пока хватит снарядов и еды, и если бог даст его отстоять, то и остаток нашей эскадры будет цел и принесет существенную пользу и прибавку отправляемой из Балтийского моря эскадре. Если же наш отряд, идя во Владивосток, будет разбит, то одна эскадра Балтийского моря бессильна бороться с японским флотом...

Кроме всего изложенного присутствие наших судов в Порт-Артуре и возможность их выхода заставляло и заставляет большую часть японского флота держаться около Порт-Артура, и этим до некоторой степени облегчались операции Владивостокскому отряду» {136}.

Вывод контр-адмирала был таков: «Всякая попытка прорыва во Владивосток обречена на неудачу».

После этой телеграммы наместник уже больше не требовал выхода в море. Таким образом, после сражения 10 августа в Желтом море корабли эскадры не были использованы для активных операций против японского флота, хотя состояние их позволяло сделать еще одну попытку вступить в бой с неприятелем. Броненосцы «Ретвизан», «Победа», «Пересвет» и крейсер «Паллада» находились в исправности и были готовы к бою. Броненосец «Полтава» и крейсер «Баян» заканчивали ремонт повреждений, и только «Севастополь» требовал длительного ремонта. Японский флот в это время имел в строю всего три броненосца: «Шикишима», «Фуджи» и «Асахи». «Миказа» после боя 10 августа чинился и перевооружался в Японии.

С 28 августа по 5 сентября корабли эскадры ежедневно обстреливали японские позиции. За эти дни только «Пересвет», «Ретвизан», «Победа» и «Паллада» выпустили до 250 крупнокалиберных [157] снарядов. Огонь корректировался и был эффективен.

Крепость, значительно усилившись за счет сил и боевых средств флота и использовав перерыв в боях, смогла исправить разрушенное и восстановить свою боеспособность главным образом в артиллерийском отношении. Перед вторым штурмом она была не менее сильна, чем перед первым.

Генерал Ноги, получив подкрепления людьми и артиллерией и приблизившись на сотни метров к некоторым укреплениям крепости, а также имея приказ главной ставки о скорейшем захвате Порт-Артура, решил вторично штурмовать русскую твердыню.