Глава 8

Английский империализм, признавший в числе первых западноевропейских государств национальные новообразования Прибалтики и придерживавшийся в своей внешней политике лозунга расчленения бывшей Российской империи, решил придать демократический оттенок русской контрреволюции на Петроградском фронте. Облачение в демократическую одежду всего белого движения на северо-западе России имело в виду, помимо общих политические соображений, создание единого антисоветского фронта, заключение военного союза прибалтийских государств, в первую очередь Эстонии и Финляндии, с русской белогвардейщиной в лице командования Северо-западной армии. Для того чтобы это соглашение было юридически правомочным и в целях лучшей организации контрреволюции, английский империализм к августу 1919 г. от политики относительной пассивности перешел к непосредственному вмешательству в дела Северо-западной армии. Первым и наиболее классическим актом английского вмешательства в ход гражданской [271] войны на Петроградском фронте было создание русского белогвардейского Северо-западного правительства. Политическое совещание, образованное в Финляндии в качестве совещательного органа при генерале Юдениче, было скомпрометировано своей ярко выраженной и отнюдь не скрываемой монархической программой. За время своего существования оно не сумело укрепить положение антисоветского фронта, а поэтому создание Северо-западного правительства с обязательным подчинением ему главнокомандующего армией должно было поправить положение белых немедленным заключением военно-политического договора с Эстонией и Финляндией.

Эту миссию английский империализм, в полном согласии с другими державами Антанты, возложил на своего уполномоченного в Прибалтике генерала Марша.

10 августа 1919 г. генерал Марш пригласил в здание английского консульства в Ревеле несколько представителей русского белого движения на северо-западе России. В числе приглашенных были четыре члена из Политического совещания при Юдениче — А. В. Карташев, С. Г. Лианозов, генерал М. Н. Суворов и В. Д. Кузьмин-Караваев, затем полковник К. А. Крузенштерн, К. А. Александров, М. С. Маргулиес, М. М. Филиппео, В. Л. Горн, Н. Н. Иванов и секретарь отдела внешних сношений штаба Северо-западной армии ротмистр Барщ. В присутствии членов английской миссии, представителей французской и американской миссий, корреспондента газеты «Тайме» Поллока генерал Марш обратился к собравшимся русским с речью на русском языке. Он отметил катастрофическое положение Северо-западной армии, невозможность ведения успешной борьбы с большевиками силами только одной русской армии и подчеркнул необходимость признания независимости Эстонии. Закончил свою речь генерал Марш категорическим требованием к «выдающимся русским людям, собранным без различия партий и политических воззрений» образовать, не выходя из комнаты, демократическое русское правительство, которое [272] должно будет сразу же подписать предложенный им текст договора с Эстонией. На образование Северо-западного правительства генерал Марш отвел 40 минут и сам с представителями разных миссий удалился. Ввиду того что уходя генерал Марш предупредил всех русских, что если правительство не будет ими создано, то союзники прекращают всякую помощь Северо-западной армии, единогласный ответ генералу Маршу был готов даже раньше назначенного им срока.

Карташев, Кузьмин-Караваев и Суворов пишут:

«Об отказе исполнить требование генерала Марша, предъявленное в столь ультимативной форме и к тому же совершенно для нас неожиданно, само собою разумеется, не могло быть и речи. Нам слишком хорошо было известно, до какой степени расстройства дошло положение дела как на фронте, т.е. в войсках, так равно и в тылу, т.е. занятых местностях, — главным образом вследствие того, что помощь вооружением, снаряжением и обмундированием, категорически обещанная союзниками еще в июне, запоздала прибытием более чем на месяц. И для нас слишком ясно рисовались неустранимые последствия приведения в исполнение угрозы, объявленной генералом Маршем: гибель надежды освободить Петроград как раз в тот момент, когда только что прибыли из Англии два парохода с танками, снарядами, ружьями, пушками, с сапогами и с обмундированием на десять тысяч человек и когда со дня на день ожидалось прибытие еще двух пароходов, и полный окончательный развал неодетой, необутой и не получавшей два месяца жалованья армии»{252}.

Явившемуся генералу Маршу было заявлено генералом Суворовым, что специально приглашенные в английское консульство лица: [273]

«...принимают на себя обязательство в кратчайший срок образовать правительственную власть и впредь до ее образования, берут на свою ответственность общее руководство русским делом».

Генерал Марш, одобрив такое быстрое разрешение вопроса, предложил первым трем лицам из состава намеченных в министры Северо-западного правительства приступить к немедленному подписанию соглашения с Эстонией. Присутствовавшие в зале консульства лица с этим согласились, но в связи с тем, что вызванные срочно представители эстонского правительства заявили, что они не имеют еще полномочий от государственного совета Эстонии, подписание соглашения было отложено до 18 часов 11 августа.

11 августа в назначенный срок все, за исключением А. В. Карташева, были опять в сборе. Генерал Марш предложил всем иностранцам перейти в соседнюю комнату, куда пригласил затем и С. Г. Лианозова. Там Лианозову было предложено немедленно подписать, не читая, заранее приготовленное генералом Маршем «Заявление эстонскому правительству и представителям Соединенных Штатов, Франции и Великобритании в Ревеле». На возражение Лианозова, что подписать документ, не читая его, он затрудняется и что «заявление» должно быть подписано также генералом Юденичем, Марш ответил, что на случай отказа Юденича подписать «заявление» — «у нас готов другой главнокомандующий».

Просьбу Лианозова относительно необходимости предварительного ознакомления всех собравшихся с текстом «заявления» генерал Марш удовлетворил. После ознакомления с документом, единогласно было решено, что:

«...текст имеет такие дефекты как со стороны содержания, так и со стороны изложения, что даже при наличности оговорки о вынужденности его принятия уважающими свои имена людьми он не может быть ни подписан, ни тем более вручен эстонскому правительству и представителям миссий»{253}. [274]

Однако несмотря на то что все собравшиеся считали себя «уважающими свои имена людьми», при категорической настойчивости генерала Марша «заявление» с некоторыми поправками все же было подписано «министрами» Лианозовым, Маргулиесом, Александровым, Филиппео, Ивановым и Горном. Только Кузьмин-Караваев и Суворов по разным причинам отказались дать подписи.

Заявление, названное с согласия генерала Марша «предварительным», провозглашало создание демократического правительства для Северо-западной области России, ведение дальнейших военных действий с целью занятия Петроградской, Псковской и Новгородской губерний, признание «абсолютной независимости Эстонии» и признание генерала Юденича в качестве главнокомандующего Северо-западной русской армией.

После двухдневной комедии с образованием Северозападного правительства генерал Марш счел необходимым принести извинение новоиспеченным министрам за свои чисто солдатские методы действий, мотивируя их необходимость тем, что русские люди много говорят, но ничего не делают и что в данном случае он выступал как солдат. Относительно подписанного «министрами» предварительного заявления генерал Марш сказал, что этот документ никуда пока не пойдет и будет находиться у него в кармане. О телеграмме генерала Юденича, предлагавшей до его приезда в Ревель не предпринимать никаких шагов по организации правительства, генерал Марш откровенно заявил: «Эта телеграмма слишком автократична, она пришлась нам не по вкусу».

Генерал Юденич прибыл в Ревель 12 августа, т.е. после того, как Северо-западное правительство было сконструировано.

Но до приезда в Ревель в Нарве с Юденичем имел продолжительную беседу другой английский «солдат», начальник английской военной миссии в Прибалтике — генерал Г. Гоф. Результатом этой беседы было то, что Юденич от своего имени составил письмо главнокомандующему [275] эстонской армией генералу И. Я. Лайдонеру, в котором он признавал независимость Эстонии «под условием безотлагательного участия эстонских войск в развитии операций на Петроград». Это письмо Юденича взял генерал Гоф и, несмотря на то что в доверительном разговоре с ним генерал Юденич отмечал, что на свое признание независимости Эстонии он смотрит как на вынужденное, отправил адресату со своим меморандумом, в котором были приведены и «доверительные» слова Юденича.

Прибытие генерала Юденича в Ревель ничего не изменило в ходе событий, если не считать того, что он, боясь потерять последнее доверие, оказываемое ему Англией, решил беспрекословно подчиниться «совету» генерала Марша и вступить с состав Северо-западного правительства в качестве военного министра. Итак, миссия английского «солдата» была выполнена. К 21 августа 1919 г, портфели министров Северо-западного правительства были распределены следующим образом: 1) председатель совета министров, министр иностранных дел и финансов С. Г. Лианозов, 2) министр внутренних дел К. А. Александров, 3) военный министр генерал Н. Н. Юденич, 4) министр торговли и промышленности, снабжения и народного здравия М. С. Маргулиес, 5) министр юстиции Е. И. Кедрин, 6) министр продовольствия Ф. Г. Эйшинский; 7) морской министр В. К. Пилкин, 8) министр народного просвещения Ф. А. Эрн, 9) министр общественного призрения А. С. Пешков, 10) государственный контролер В. Л. Горн, И) министр земледелия П. А. Богданов, 12) министр исповеданий И. Ф. Евсеев, 13) министр почт и телеграфов М. М. Филиппео и 14) министр общественных работ Н. Н. Иванов.

По сравнению со списком, предложенным генералом Маршем 10 августа, этот список не отличался большими изменениями. В качестве руководящих политикой правительства лиц остались те же, которые были наиболее желательными и приемлемыми для английского империализма. [276]

Северо-западное правительство, обменявшись политическими декларациями и приветствиями с целым рядом государств и со штабом Северо-западной армии, послало соответствующую телеграмму о своем существовании верховному правителю, адмиралу Колчаку. Однако последний, несмотря на то что как и он сам, так и Северо-западное правительство являлись делом рук представителей английской буржуазии, 28 августа в телеграмме Юденичу сообщал, что он по-прежнему будет оказывать ему «всемерное содействие для успешного завершения борьбы с большевизмом в Петроградском районе», считая его единственным представителем военной и гражданской власти.

Колчак в данном случае входил в противоречие с политикой английского империализма, обязывавшей его, как английского ставленника, разделять точку зрения своих хозяев, но, с другой стороны, Колчак следовал своему политическому лозунгу борьбы с Советской Россией, т.е. продолжал сам и принуждал к этому своих номинальных подчиненных идти под знаменем «единой великой, неделимой России». В этом и кроется секрет «прямолинейности и принципиальной выдержанности» политики верховного правителя — адмирала А. В. Колчака. Отсюда категорическое нежелание Колчака признать независимость такого государства, как, например, Эстония, и демонстративное игнорирование Северо-западного правительства, принужденного признать независимость Эстонии.

Как уже указывалось, первым актом рожденного английским империализмом Северо-западного правительства было признание независимости Эстонии. Наступление на Петроград силами одной Северо-западной армии не сулило контрреволюции скорой победы над Советской властью. Поэтому Северо-западное правительство всеми силами старалось ускорить заключение военно-технического договора как с Эстонией, так и с Финляндией. Однако подобного рода переговоры затягивались, и вопрос о прямом и открытом выступлении Эстонии и Финляндии против Советской России оставался открытым. Основным [277] условием оказания вооруженной помощи Юденичу Эстония и Финляндия выставляли требование о немедленном и безусловном признании их государственной независимости не только Северо-западным правительством, но и адмиралом Колчаком и Лигой Наций. Этот же вопрос являлся как раз преградой для всех руководителей белого движения на территории России. Стоит вспомнить хотя бы А. И. Деникина и его клику, которые целым рядом законоположений, интриг и просто применением физической силы вынудили национальные меньшинства на Северном Кавказе объявить открытую борьбу с южной белогвардейщиной. Национальный вопрос приобретал значительную остроту и на северо-западе России.

В противоположность национальной политике русской контрреволюции Советская Россия с первого дня своего существования провозгласила лозунг национального самоопределения народностей, населявших царскую Россию. Правительство Советской России неоднократно обращалось к государствам Запада и к народам всего мира с мирными предложениями. Для таких государств, как Эстония, Латвия, Финляндия, стоило только проявить добрую волю на пути к мирному разрешению всех назревших с Советской Россией конфликтов. Финляндия, получившая еще в декабре 1917 г. акт Совнаркома РСФСР о ее государственной независимости, но продолжавшая интриги против Советской России и поддерживавшая отдельные вооруженные банды, требовала санкции на свою независимость от воюющих с Советской республикой белогвардейцев. Что же касается Эстонии, Латвии и Литвы, то, захваченные в свою очередь обостренной внутренней гражданской войной, они только к концу 1919 г. стали проявлять нерешительные попытки вступить в мирные переговоры с Советской Россией. В ответ на ноту народного комиссара по иностранным делам Г. В. Чичерина от 31 августа 1919 г. к Эстонии, 14 сентября в Ревель съехались министры иностранных дел Финляндии, Латвии, Литвы и Эстонии для решения вопроса о мирных переговорах. [278]

29 сентября 1919 г. открылась в Юрьеве так называемая согласительная конференция прибалтийских государств по тому же вопросу. Наконец, только 4 октября правительства Эстонии, Латвии и Литвы известили народный комиссариат по иностранным делам о своем согласии начать предварительные переговоры 25 октября в Юрьеве{254}. В ответной ноте советское правительство требовало ускорить момент начала переговоров, предлагая со своей стороны произвести встречу делегатов не 25, а 12 октября.

Одновременно с Ревельской конференцией в Риге состоялся так называемый «социалистический» съезд из представителей демократических течений в 4 прибалтийских государствах. Рижский съезд постановил требовать от своих правительств немедленного заключения мира с большевиками, для чего было решено обратиться за содействием к рабочим всех стран. Правительства прибалтийских буржуазных республик не могли не считаться с постановлением Рижского съезда, так как делегаты съезда являлись лидерами довольно влиятельных парламентских течений в каждом государстве. В частности, оппозиция к взятому эстонским правительством курсу внешней политики была настолько сильна, что через некоторое время заставила эстонское правительство ускорить разрешение вопроса о мирных переговорах с Советской Россией и предложить функционировавшему на территории Эстонии белогвардейскому Северо-западному правительству со всеми его учреждениями переехать из Ревеля в Нарву.

Однако начало переговоров с Советской республикой сознательно тормозилось Эстонией. Желая обеспечить себя на два случая — на случай победы белых или победы Красной армии в предстоящей операции против Петрограда, эстонское правительство затягивало всеми способами вопрос о мирных переговорах. Двойную игру эстонской буржуазии наиболее ярко характеризует следующее [279] заявление министра иностранных дел Эстонии И. И. Носки, произнесенное в дружеский беседе с членом Северо-западного правительства М. С. Маргулиесом:

«Спешите с подготовкой наступления, и мы вас поддержим. Но знайте, что все должно быть сделано до ноября, ибо позже мы уже не сумеем уклониться от мирных переговоров с большевиками»{255}.

Сам же М. С. Маргулиес, не доверяя полностью своему эстонскому собеседнику, в дневнике записал:

«Становится страшно за наших, когда они бросятся вперед, а большевики, заключившие с Прибалтикой мир, всей тяжестью обрушатся на них. Скорее бы эти старые канцелярские крысы роздали бы снабжение, а то копаются, точно перед нами годы»{256}.

Приблизительно к тому же времени через представителя английской военной миссии в Прибалтике полковника Таландса стала известна мало достоверная нота английского правительства, согласно которой отношение Англии к прибалтийским республикам будет «неизменно благожелательным» независимо от того, будет ли заключен мир с большевиками, или нет.

Из всего сказанного следует тот вывод, что Северо-западная армия белых не имела достаточно обеспеченного тыла и что мирная политика Советской России, переплетаясь с национальным вопросом, толкала прибалтийские государства, в первую очередь Эстонию, на путь скорейшего заключения мира. Завязавшиеся дипломатические переговоры с Советской республикой заставили белогвардейцев торопиться с наступлением на Петроград, чтобы по занятии его раз и навсегда отбить охоту у лимитрофных республик вести переговоры о своей независимости и о мире с большевиками. Таким образом, наступление на Петроград маскировалось дипломатическими переговорами [280] государств Прибалтики с Советской Россией. В конечном счете это усыпило бдительность красноармейских частей, ослабило внимание военного командования и советских органов, которое должно было, наоборот, усилиться на фронте вблизи от Петрограда.

Внутреннее состояние целого ряда западноевропейских государств к концу 1919 г. принимало такие формы, что мировой буржуазии при посредстве русских белогвардейских армий приходилось поскорее ставить ставку на скорейшее удушение Советской России. Перекатывавшиеся по Европе генеральные забастовки рабочих почти всех промышленных предприятий захватывали колоссальные массы трудящегося населения. Рабочий класс западноевропейских стран категорически требовал от своих правительств прекращения войны с Советской республикой и скорейшего заключения мира. Последствия мировой войны чувствовались настолько сильно, что помышлять о каких-либо авантюрах против страны Советов без поддержки широких масс населения было чрезвычайно затруднительно. Почва под ногами буржуазных правительств накаливалась докрасна. Иностранные радиотелеграммы, например от 29 сентября, сообщали о забастовке английских железнодорожников, о нарушении сообщения между Лондоном — Брюсселем и Лондоном — Парижем, о забастовке германских металлистов и т.д.

Не осталась в стороне и Прибалтика. Трудовое население Эстонии, Латвии и Литвы, пережив с 1918 г. несколько режимов (режим оккупантов, советской власти и затем внутренней реакции), наглядно стало обучаться классовой борьбе. Большевистская пропаганда все чаще стала слышна на территории Эстонии и Латвии. Рабочие Ревеля отказывались разгружать прибывшие с английским вооружением для Юденича пароходы. Эстонские солдаты производили целый ряд эксцессов по отношению к офицерам Северо-западной армии. Например, 12 сентября солдаты 4-го эстонского полка напали в Нарве на русских белогвардейских офицеров и ранили трех человек{257}. [281]

Все это толкало русских белогвардейцев и мировую контрреволюцию на Советскую республику с целью ее окончательной ликвидации. К тому же вся контрреволюционная свора была прикована к событиям на юге России, к успешному продвижению А. И. Деникина к Москве. Своевременный удар белых по Петрограду способствовал бы скорейшему поражению Красной армии на всех фронтах — так полагали руководители белого движения на северо-западе России.

Некоторые министры Северо-западного правительства, сознавая всю трудность похода на Петроград вследствие малочисленности армии Юденича, предлагали не торопиться с наступлением, выждать время, подготовить и пополнить ряды армии, а уже после этого ударить на Петроград. Военное командование во главе с Юденичем считало необходимым немедленное наступление, мотивируя это тем, что в противном случае Северозападная армия не получит от Англии ни снаряжения, ни вооружения и по заключении мира между Эстонией и РСФСР будет расформирована.

Империалистической Англии оставалось только подтолкнуть Северо-западную армию на Петроград, что она с успехом и сделала. Английские военные представители заверили Юденича, что при его наступлении на Петроград английская эскадра окажет поддержку и предпримет операцию против Кронштадта.

Из всех явлений, сопутствовавших движению Северо-западной армии на Петроград в октябре 1919 г., было только одно положительное, как говорит бывший государственный контролер Северо-западного правительства В. Л. Горн, — это желание белого офицерства и буржуазии скорее покончить с русским большевизмом, все же остальное было против наступления. Северо-западную армию, как камень, тянуло ко дну.

Что же представляла из себя Северо-западная армия? Каково было ее политико-моральное состояние? [282]

Белогвардейская армия на северо-западе России резко разделялась на две части, одна из них состояла: 1) из рядовых солдат, мобилизованных в прифронтовой полосе крестьян, 2) из военнопленных старой русской армии, находившихся в концентрационных лагерях Германии и Австрии, 3) из перебежчиков от красноармейских частей; другая часть армии была представлена контрреволюционным офицерством и генералитетом.

Это не создавало, конечно, предпосылок для спаянности, монолитности всего армейского организма. Махровые монархисты-офицеры, часть мобилизованного кулачья и всякие проходимцы из деклассированных элементов могли сочувствовать борьбе с Советской Россией. Основная рядовая масса белых в лучшем случае оставалась пассивным орудием в руках генералитета.

Настроение солдат Северо-западной армии ухудшилось еще под влиянием следующего чисто внешнего обстоятельства. Некоторые части армии были полностью обеспечены обмундированием, снаряжением и продовольствием, другие же вынуждены были ходить в отрепьях, в рваной обуви, без теплого белья.

Так, например, влившийся в Северо-западную армию отряд светлейшего князя А. П. Ливена, великолепно экипированный заботами германских военных властей в мундиры, каски и шинели германского образца и своей выправкой и дисциплиной напоминавший «доброе старое время», вносил раздоры среди отдельных частей Северозападной армии и возбуждал любопытные вопросы среди рядовой солдатской массы. Не осталось в стороне и младшее офицерство. Широко обсуждавшийся в их среде вопрос о перемене ориентации с Англии на Германию встревожил всерьез английское командование. Английский генерал Г. Гоф, начальник союзных военных миссий в Прибалтике, 4 августа 1919 г. писал по этому поводу генералу Юденичу следующее:

«Многие русские командиры до такой степени тупоумны или коротки памятью, что уже открыто говорят о необходимости обратиться к немцам за помощью [283] против воли союзных держав. Скажите этим дуракам, чтобы они прочли мирный договор. Все, что Германия имеет, уже ею потеряно... Немцы снарядили войска Ливена крадеными припасами.

Через несколько недель все германские припасы должны быть сданы нам...»{258}.

За этим письмом Гофа последовало категорическое запрещение английским правительством провоза из Германии заказанного там генералом Юденичем при любезном посредничестве Швеции обмундирования для Северо-западной армии в количестве 60 тысяч комплектов.

Кроме ливенцев, «гнетущее впечатление» на ободранную и полуголодную Северо-западную армию производили эстонские армейские части, хорошо обмундированные заботами Англии. Английская помощь для русских белогвардейцев была только на словах, в то время как германское обмундирование уже мозолило глаза русских белых солдат.

Для поднятия настроения своих войск белые генералы применяли самую бесстыдную, наглую ложь. В специально издаваемых ими в массовом количестве листовках говорилось об успехах белых армий в Сибири, на юге России, о восстаниях внутри Советской России, о зверствах красноармейцев и т.д. и т.п. В белогвардейских частях вводилась палочная дисциплина. За малейшее упущение и всякие безобидные политические разговоры солдаты несли жестокие наказания. Помещики, князья, графы, генералы великолепно сознавали, что без суровых наказаний солдатская масса не будет забитым, бессловесным пушечным мясом в их руках.

Тыловые учреждения Северо-западной армии представляли собой место сосредоточения всех контрреволюционных элементов. Большое количество царских генералов, [284] которых у Юденича насчитывалось 53 человека, было занято работой в армейских тылах. Только идейные и более прямые противники Советской власти шли в строевые части. Остальные, шкурники и трусы, предпочитали вести борьбу не на фронте, бок о бок со своими солдатами, а на доходных тыловых служебных постах армии.

Вот что пишет по этому поводу белый журналист Г. Л. Кирдецов:

«К пирогу злосчастной Северо-западной армии примазалась масса рыцарей наживы из самых разнородных слоев населения, военных и гражданских; генерал и бывший чиновник царского режима, банкир и жандарм, лавочник и простой искатель приключений и доходов. Всеми этими элементами руководило одно стремление: обеспечить себе теплое местечко в Петрограде на случай удачи операции, а в случае провала урвать какой-нибудь лакомый кусок от общего пирога»{259}.

8 момент октябрьского наступления Северо-западная армия состояла из 26 пехотных полков, 2 кавалерийских полков, 2 отдельных батальонов и десантного морского отряда, всего в количестве 17 800 штыков, 700 сабель. На вооружении армии было около 500 пулеметов, 57 орудий, 4 бронепоезда («Адмирал Колчак», «Адмирал Эссен», «Талабчанин» и «Псковитянин»), 6 английских танков, 6 аэропланов и 2 броневика.

Своей экипировкой Северо-западная армия обязана была Англии. Упадочное настроение русских рядовых белогвардейцев вовремя было учтено представителями английского империализма в Прибалтике, и после соответствующей «нотации» (от 4 августа 1919 г.) генерала Г. Гофа по поводу этих настроений прибытие первых эшелонов с военным имуществом стало фактом.

9 сентября в Ревельский порт прибыл английский пароход с обмундированием. По некоторым данным, груз этого парохода вначале предназначался для английского десанта в Архангельске и получил распоряжение [285] из Лондона следовать в Архангельский порт. Но в пути, в связи с эвакуацией английских войск из Архангельска, пароход получил распоряжение взять курс на Ревель. Этим обстоятельством в значительной степени объясняется то радостное недоумение, с которым принимали груз представители Северо-западного правительства. Пароход доставил: 40 тысяч комплектов обмундирования (рубашки, кальсоны, френчи, штаны, шапки, носки и проч.), 48 тысяч пар ботинок с обмотками, 20 тысяч шинелей, провизию, туалетные мелочи, 20 тысяч чемоданчиков с бритвенным приборами, зубными щетками и, наконец, как восторженно пишет один из министров Северо-западного правительства М. С. Маргулиес: «Да здравствует культура, будет из чего солдатам курить папиросы» — три огромных тюка клозетной бумаги.

На пароходе было доставлено также 20 тысяч ружей, 15 миллионов патронов и 30 грузовиков. Это вооружение, очевидно, предназначалось для сформированной на севере России под прикрытием английского десанта русской Северной белогвардейской армии, остальные же предметы культурного обихода, как бритвенные приборы и зубные щетки, — для «цивилизованных» разбойников английского империализма. Только в силу некоторой случайности все это попало в Северо-западную армию.

По прибытии парохода Северо-западному правительству пришлось напрячь максимум сил для своевременной погрузки всего имущества в вагоны железной дороги. В связи с некоторым сопротивлением эстонских властей, тормозивших дело погрузки, Северо-западное правительство разрешило выдать ведавшим погрузкой офицерам по нескольку десятков тысяч неподотчетных сумм для раздачи взяток эстонским железнодорожным чиновникам.

Через несколько дней пароход «Сольфель» доставил в Ревель 13 английских пушек, предназначенных для эстонской армии, Северо-западному правительству пришлось вступить в переговоры с английскими представителями относительно подобной «несправедливости» [286] с требованием для своей армии хотя бы половинного внимания — 9 пушек. Это требование было услышано, и 16 сентября Северо-западная армия получила из 18 пушек только 6, остальные 12 сделались собственностью эстонской армии.

Привезенное в достаточном количестве для Северозападной армии обмундирование, однако, не все попало по принадлежности. Большая часть его была расхищена тылами, и только несколько тысяч комплектов попало, и то с большим запозданием, в руки белых солдат. Английские пушки и доставленные затем танки не отличались высоким качеством, позволявшим немедленно их использовать в боевых действиях. Орудия были без замков, танки нуждались в капитальном ремонте, что принесло немало неприятностей и забот белогвардейцам при их втором наступлении на Петроград.

Организация Северо-западной армии не отличалась особенной стройностью. Все силы белых были разбиты на 2 корпуса, один под командованием графа И. К. Палена, другой — генерала Е. А. Арсеньева. Одна дивизия, насчитывавшая 3250 человек, затем — 2-й запасный полк, танковый батальон и десантный морской отряд — силой в 2230 чел. не входили в состав корпусов. Таким образом, «на отлете» находилось 5480 бойцов. Выделение этих частей в особую группу произошло в силу того обстоятельства, что во главе их стояли бывшие в свое время командующие Северным корпусом и Северной армией (переименованных позднее в Северо-западную армию) генералы Г. Г. Неф и К. К. Дзерожинский, подчинять которых одному из корпусных генералов считалось нетактичным{260}.

Оставалось, следовательно, 13 тысяч бойцов, с которыми генерал Юденич и предполагал захватить Петроград.

Занять Петроград белые рассчитывали путем внезапного и сильного удара по кратчайшему направлению Ямбург — Гатчина. [288]

28 сентября части Северо-западной армии, желая отвлечь внимание красных войск от действительного места сосредоточения своих главных сил для нанесения удара по Петрограду, предприняли наступление в лужском и псковском направлениях и потеснили части 7-й советской армии. Плохая разведывательная служба со стороны красных штабов не позволила вовремя расшифровать замысел противника и обнаружить район его сосредоточения. Одновременно с действиями в лужском и псковском направлениях противник, сосредоточив главные свои силы в районе Ямбурга, 11 октября прорвал линию фронта, занял Ямбург и стал развивать свой успех вдоль линии железной дороги Ямбург — Гатчина. Вспомогательные удары белые наносили в направлении на Лугу и вдоль южного побережья Финского залива. 13 октября белые заняли железнодорожные станции Лугу, Плюссу, Серебрянку. 16 октября — Красное Село, 17 октября — Гатчину и Струги Белые. В этот же день штаб 7-й советской армии из Детского Села переехал в Петроград. Северо-западная армия, преследуя отступавших в панике красных, совершала переходы с боями по 30–40 километров в сутки.

Над Петроградом нависла серьезная угроза. К вечеру 17 октября советские войска приблизились на 15 километров к бывшей Николаевской, ныне Октябрьской, железной дороге. Перерыв этой железнодорожной линии войсками генерала Юденича прекратил бы возможность подвоза подкреплений и создал бы чрезвычайно трудную обстановку для обороны Петрограда.

Действовавшая в этом направлении дивизия генерала Ветренко получила категорический приказ занять станцию Тосно. И только неисполнение этого приказа и уклонение в сторону Петрограда со стороны генерала Ветренко, мечтавшего первым вступить в Петроград, дало возможность красному командованию сосредоточить в этом районе надежный кулак для защиты железной дороги.

18 октября генерал Юденич приказал 1-му корпусу Северо-западной армии ворваться в город. 19 октября [289] 5-я дивизия белых под командованием князя А. П. Ливе-на заняла поселок Лигово, а к вечеру 20 октября части 7-й советской армии отошли на линию Пулковских высот, последнего тактического рубежа на пути к Петрограду. Штаб 6-й советской стрелковой дивизии вынужден был переехать в Петроград, на Балтийский вокзал.

21 и 22 октября противник вел кровопролитные бои за обладание Пулковскими высотами, по занятии которых он свободно мог бы открыть артиллерийский огонь по Путиловскому и Обуховскому заводам с их рабочими поселками.

Левый фланг Северо-западной армии наступал вдоль южного побережья Финского залива, имея своей задачей овладение фортами Серая лошадь (с 21 октября 1919 г. — Передовой) и Краснофлотский (б. Красная горка).

Правый фланг Северо-западной армии, имевший целью продвижение в направлении Луги и Пскова вследствие недостаточности сил не мог занять города Пскова и тем обеспечить Северо-западную армию от флангового удара Красной армии. Белым удалось занять только Лугу и ряд железнодорожных станций по линии Луга — Псков и продвинуться восточнее этой линии на 20–30 километров. К 21 октября, когда происходили решающие бои за Пулковские высоты, части Северо-западной армии заняли узловую станцию Батецкая по железным дорогам Петроград — Дно и Луга — Новгород.

Таким образом, линия максимального продвижения белогвардейцев к 21 октября проходила начиная с форта Передового на побережье Финского залива и, постепенно отдаляясь от южного берега залива, подходила к предместьям Петрограда, затем круто сворачивала на юг и, оставляя в руках Красной армии станцию Тосно Николаевской железной дороги, шла вдоль железнодорожной линии Петроград — Дно до станции Батецкой. Здесь она сворачивала на юго-запад и, наконец, шла прямо на запад, упираясь в Псковское озеро.

За войсками Северо-западной армии, подошедшими к Петрограду, массой хлынули помещики, буржуазная [290] интеллигенция, придворная знать. Все предвкушали окончательную победу над большевиками и поэтому спешили поскорее въехать в Петроград. По дороге на Петроград застревали в своих бывших поместьях изгнанные крестьянами в дни революции помещики и сразу же приступали к сбору бывшего своего имущества и к наказанию повинных в «хищении» его крестьян. Крестьянство вновь увидело над собой барина. Пошли в ход крутые, жестокие меры расправы над деревней. Помещики не гнушались, как это было и всегда, вызывать к себе на помощь вооруженную силу, на этот раз белогвардейцев, и заставлять крестьян в течение нескольких часов возвращать взятый ими в свое время в имении скот и инвентарь. Все действия белых генералов и помещиков были проникнуты только одним, чисто животным хищническим окриком: «Вернуть!»... Один гвардейский офицер прямо сказал: «Высшее офицерство идет на большевиков с целью вернуть усадьбы, квартирное имущество, вешать комиссаров и наказать сволочь-народ, который сверг царя и поддержал большевиков...»{261}.

Полнейший произвол царил во всех действиях белых захватчиков. Грабеж являлся наиболее распространенным и излюбленным занятием. Грабежом белые занимались повсюду, особенно сильно пострадали города. В Павловске (ныне — Слуцк) частями 3-й стрелковой дивизии Северо-западной армии подверглись ограблению не только частные особняки, но главным образом дворцы. Упаковывались в ящики шелковые портьеры, чайная и столовая посуда с вензелями членов бывшей императорской фамилии и прочее имущество. Через некоторое время старинные скатерти и попоны с вензелями императорской охоты были обнаружены у самого начальника 3-й дивизии генерала Ветренко, того самого, который, не исполнив приказа Юденича о занятии станции Тосно, самовольно направился к Петрограду. Отдельные предметы из награбленного во дворцах имущества после отступления [291] Северо-западной армии продавались за бесценок офицерами и солдатами. Можно себе представить общее количество награбленного, когда для вывоза его белые реквизировали до 1000 подвод только в окрестностях Павловска. На этих подводах вывозилось кроме ценных вещей и такие предметы, как стекла, клей, пилы, печные дверцы, дверные ручки, материал, мебель и т.п. Наибольший успех в деле грабежа проявлял так называемый Даниловский полк 3-й белой дивизии, в котором было сосредоточено наибольшее количество из награбленного имущества. Особенному разгрому был подвергнут Гатчинский дворец. Чинами штаба 1-го стрелкового белогвардейского корпуса из Гатчины было вывезено 3 вагона дворцового имущества. Это имущество долго затем продавалось в Ревеле и в других эстонских городах сначала тайно, а затем и открыто. В белых эстонских и русских газетах за 1920 год часто можно было встретить такого рода объявления: «Охотничья карета Александра II, отделана слоновой костью, продается на Б. Розенкрант-ской, 16. Узнать в магазине № 1».

Относительно установленных белыми порядков в захваченной ими области можно судить по весьма характерному приказу по городу Гатчине:

«ОБЯЗАТЕЛЬНОЕ ПОСТАНОВЛЕНИЕ.

С 17-го сего октября в 5 часов утра город Гатчина объявляется на осадном положении.

Приказ по городу № 1.

Приказывается:

1) Всему мужскому населению немедленно зарегистрироваться у коменданта города для несения милиционной службы.

2) Каждый должен немедленно заявить коменданту о всяком известном ему коммунисте или комиссаре, живущем в городе.

3) Всем домовладельцам немедленно дать сведения о всех коммунистах, комиссарах и неблагонадежных элементах, проживающих в доме. О них заявить ближайшему коменданту. [292]

4) Всякий знающий какой-либо советский склад и оставленное советское имущество должен немедленно заявить о том ближайшему коменданту или сдать на сборный пункт.

5) Все ворота и двери домов должны быть днем и ночью на запоре, под личной ответственностью домовладельцев и дворников, коим беспрерывно дежурить у ворот.

6) При приходе войск никому окон не открывать и у окон не стоять...

7) Всякое оружие, холодное и огнестрельное сдать в 5-часовой срок ближайшему коменданту. По истечении сего срока за всякое найденное оружие в домах будет расстреляно ответственное лицо в доме, где найдено оружие, равно как и имеющий таковое.

8) Движение по улицам разрешено лишь до 17 часов.

9) За грабежи, поджоги, распространение ложных волнующих слухов виновные будут расстреливаться с доклада коменданта.

10) Воспрещается всякая отлучка и прибытие в город без явки к коменданту.

11) Всему населению обменять советские удостоверения... которые действительны лишь по 20 число сего месяца у коменданта города. Не имеющие удостоверения будут все задержаны.

12) За нарушение какого-либо из этих пунктов смертная казнь через повешение,

13) Благонадежной части населения мирно продолжать свою работу в ожидании прибывающего в ближайшем будущем для него продовольствия.

14) Разрешается свободная торговля всеми товарами, продуктами, за исключением спиртных напитков, виновные в нарушении сего будут караться, как за нарушение всякого пункта сего вообще.

15) Всем бывшим офицерам, находящимся в городе, немедленно явиться к коменданту.

16) Все комендатуры и учреждения будут обозначены национальными флагами и дощечками.

17) Часы переставить на 1 час назад.

18) Улицы именовать согласно названиям, бывшим до большевистского переворота. [293]

19) Сие постановление входит в силу со дня опубликования его.

Начальник гарнизона генерал-майор Пермыкин.

Комендант г. Гатчина штабс-капитан Лавров{262}.

Приказ генерала Б. С. Пермыкина красноречиво говорит о политике белых в занятых ими районах. Пункты 2, 3, 9, 12 и 13 приказа являются наиболее характерными и прямо отражающими жестокую борьбу в России в дни гражданской войны.

Согласно этому приказу и ряду других мероприятий военного начальства все мужское население Гатчины в возрасте 18–45 лет было мобилизовано на окопные работы и при отступлении белых насильно уведено с собой. Несмотря на обещание, правда для «благонадежной» части населения, подвоза продовольствия, белогвардейцы за 17 дней своего пребывания в Гатчине выдали мобилизованным на рытье окопов по 3 фунта картофеля, 2 фунта селедок и ¼ фунта муки{263}.

Спекулянты, легализованные приказом № 1, стали непомерно взвинчивать цены на все продукты и предметы первой необходимости, как, например, 1 фунт белой муки стоил 25 руб., 1 фунт сливочного масла 30–35 руб., 1 фунт свинины 40–45 руб. и т.д. Расчет должен был производиться исключительно царскими или так называемыми «думскими» деньгами, «керенок» и советских знаков никто не принимал.

Ожидая со дня на день вступления белой армии в Петроград, вождями Северо-западной армии составлялись проекты новых назначений, списки лиц, имеющих право въезда в Петроград, подготавливался план разгрома петроградского революционного пролетариата. Генерал П. В. Глазенап был назначен Юденичем петроградским генерал-губернатором. Спешно создавались штабы [294] и учреждения и набирался штат сотрудников. Со всех концов Европы стали съезжаться концессионеры и подрядчики с предложением своих услуг. Из Стокгольма приехал знаменитый в финансовых сферах банкир Д. Л. Рубинштейн и немедленно приступил к исполнению своих обязанностей, заключавшихся в том, чтобы понижать курс финляндской и эстонской марок и повышать курс денежных знаков Северо-западной армии — так называемых «юденок», николаевских (царских) и думских рублей. Результатом этой работы было, например, то, что до наступления Юденича на Петроград думский рубль котировался в 25–30 пенни, во время наступления и занятия белогвардейцами Лигова — 95 пенни и, наконец, в момент перелома на фронте и приостановки наступления, к 31 октября 1919 г., — в 40 пенни{264}. После краха авантюры Юденича финляндское правительство выслало за пределы своей территории злосчастного Рубинштейна.

Генерал Юденич успел уже сдать одному из подрядчиков заказ на постройку прифронтовой узкоколейной железной дороги стоимостью в несколько десятков миллионов рублей. Когда узнало об этом Северо-западное правительство и запротестовало по поводу бессмысленного расточения государственных средств, то военное командование ответило ссылкой на то, что военные пути сообщения не находятся в ведении правительства{265}.

Оживленно велись переговоры с представителем консорциума английских банков Ф. Ф. Личем относительно организации в Петрограде англо-русского банка с монополией на валютные операции. Назначенный петроградским генерал-губернатором Глазенап совместно с биржевым маклером Э. К. Цоппи решал вопросы о будущих назначениях и о мерах по поддержанию «порядка и общественной тишины» в столице после ее занятия.

Министры Северо-западного правительства спешили с заключением договоров с эстонцами и финляндцами о [295] поставке продовольственных грузов для голодавшего Петрограда. Было уже заготовлено 400 000 пудов муки в Выборге, сало, молоко, бобы, 200 000 пудов муки в Ревеле, велись переговоры о закупке в Эстонии 1 1/2 миллиона пудов картофеля, подписывалось соглашение с финскими огородниками на поставку нескольких миллионов пудов овощей. Специальная американская комиссия взяла на себя обязательство кормить петроградских детей до 14 лет, для чего заняла у эстонцев около 54 000 пудов муки; Северо-западное правительство отпустило в свою очередь на организацию этого дела 10 миллионов рублей. На средства Центрального военно-промышленного комитета, организованного русской буржуазией в дни мировой войны, через М. Е. Башкирова было заказано в Америке 600 000 пудов муки, 1 1/2 миллиона пудов риса и сахара{266}

После взятия белыми Гатчины, из Детского Села Юденич по прямому проводу просил председателя совета министров Северо-западного правительства С. Г. Лианозова держать наготове весь продовольственный запас для Петрограда, а первые партии немедленно погрузить в вагоны, так как занятие Петрограда последует не позднее 2–3 дней.

Простой этот перечень работ, проделанных в начале второй половины октября 1919 г. Северо-западным правительством и главным командованием, показывает, как сильна была у них уверенность в победе над Советской республикой. Однако все эти приготовления были напрасны.

Никакой серьезной экономической программы Северо-западное правительство не имело. Так, например, на вопрос эстонцев, как белые будут регулировать цены в Петрограде, министр торговли и промышленности Северо-западного правительства Маргулиес ответил: «Никаких нормировок, лишь продажа правительством продуктов по себестоимости для того, чтобы не дать ценам вздуться свыше меры»{267}. [296]

Временным подвозом продовольствия контрреволюционные дельцы надеялись задобрить население красной столицы и под маской этого благодеяния произвести кровавую расправу над революционным пролетариатом.

Коммерческими и различного рода финансовыми комбинациями были заражены почти все руководители белого движения. Это было манией, стоившей впоследствии нескольких неприятных конфликтов для Северозападного правительства, подчас юмористического характера. После потери Луги и Гатчины Северо-западное правительство получило категорическое требование уплатить свыше полумиллиона финских марок за какую-то колбасу, закупленную в целях «спасения» голодавшего населения Петрограда уполномоченным Красного креста по Петрограду профессором Г. Ф. Цейдлером и председателем комитета по организации городской управы в Петрограде бывшим сенатором С. В. Ивановым.

В дни максимальных успехов Северо-западной армии генерал Юденич открыто стал высказывать свое недовольство составом правительства. Юденич говорил, что Северо-западное правительство как таковое необходимо ликвидировать, ибо оно недостойно въехать в Петроград. Мотивировка была до крайности проста: одна часть министров является просто «провинциалами», другая же — «дельцами». Относительно председателя совета министров Северо-западного правительства, бывшего крупного нефтепромышленника на Кавказе, С. Г. Лианозова Юденич заявил: «Какой-то нефтепромышленник — какой там премьер?» Контр-адмирал В. К. Пнлкин на одном из заседаний совета министров доказывал, что въезд министров Северо-западного правительства в Петроград в качестве правительства будет позором для всего белого дела, потому что это правительство сконструировано и вызвано к жизни не волей русского «народа», а по приказу английского генерала. Члены Северо-западного правительства были серьезно обеспокоены создавшимся положением, в их среде часто стали раздаваться возгласы негодования и возмущения по адресу кучки генералов [297] во главе с Юденичем. Предлагались решительные меры для того, чтобы заставить Юденича подчиняться воле правительства. Но поскольку еще в те дни Юденич находился в зените славы, то министры боялись объявлять открытую борьбу с ним. С. Г. Лианозов держался примиренческой тактики, он говорил, что ни на какие острые и резкие конфликты с генералами не пойдет, потому что он является промышленным деятелем, а не революционером и не хочет закрывать себе дорогу для возвращения в Россию. Если Северо-западное правительство и имело некоторое влияние на жизнь армии в процессе ее подготовки к наступлению, то в момент боевых успехов вся власть, как военная, так и гражданская, находилась в руках генералитета, и главнокомандующий армией генерал Юденич был бесконтрольным полновластным диктатором, но в то же время прямым ставленником и пешкой в руках английского империализма.

Действительный хозяин событий находился далеко от своих слуг и в лице своего министра У. Черчилля выразил бывш. русскому послу Е. В. Саблину живейшую радость по поводу удачного наступления Северозападной армии.

Черчилль, лично беседуя с Саблиным, указал на необходимость командирования в штаб Юденича полномочного лица и очень интересовался дальнейшими планами и организацией управления по взятии Петрограда{268}.

Части Северо-западной армии 21 октября были остановлены на линии Пулковских высот. Последним их успехом 21 октября было незначительное продвижение на правом фланге 6-й советской дивизии, в 15 километрах от форта Краснофлотского, по правому берегу реки Кова-ши. Азарт противника был настолько велик, что генерая А. П. Родзянко на предложение посмотреть в бинокль на Петроград ответил, что на следующий день он будет гулять по Невскому проспекту (ныне проспект 25 Октября). [298]

Готовился к въезду в Петроград и Юденич. Он 20 октября 1919 г., находясь в Гатчине, обратился со следующим воззванием к защитникам города:

«Граждане города Петрограда и вы, заблудшие люди, обманутые насильниками комиссарами, солдаты и матросы Красной армии!

Пушки Северо-западной армии гремят под Петроградом... Сопротивление бесполезно... Верховный правитель адмирал Колчак, генерал Деникин и я ведем борьбу с большевизмом за право русского народа решить свою судьбу и наболевшие вопросы о земле и капитале через своих представителей в Народном собрании...

Демократия Америки и Англии прислала для вас муку, консервированное молоко, крупу и мясо. Финляндия заготовляет молочные продукты, скот и дрова, то же делает и Эстляндия... Корабли, нагруженные съестными припасами, стоят во всех портах Балтийского моря, поезда наготове идти к вам и спасать нас от голодной смерти... Ваши светлые дни близки.

С колокольным звоном, молитвенным пением хвалебных гимнов... идите нам навстречу, и забудем, что была между нами распря.... и пойдем строить новую, свободную и светлую жизнь...

При проходе войск Северо-западного фронта все красноармейцы и матросские части должны вынести и сложить все имеющееся у них оружие, самим же построиться в версте от сложенного оружия и выслать вперед переговорщиков с белыми флагами.

Все окна и двери в домах должны быть закрыты. При этих условиях не будет лишних жертв, и город в ближайшие дни получит первые транспорты продовольствия, которые стоят наготове»{269}. [299]

Затем Юденич отдал еще одно «предусмотрительное» приказание, которое относилось не только к подчиненным ему войскам, но и к домовым комитетам бедноты г. Петрограда:

«Предписываю всем частям, действующим против Петрограда с моря и с суши, не открывать огня по городу без предупреждения о сем сигналом.

Домовым комитетам вменяется в обязанность в целях избежания жертв среди мирного населения предупредить граждан об опасности появления на улице после сигнала»{270}.

Одновременно с этим велась другая, более нужная для белогвардейцев работа. Начальник разведки штаба Северозападной армии генерал Владимиров (К. С. Новогребель-ский) организовал специальную автомобильную колонну, которая должна была войти в Петроград накануне торжественного въезда Юденича и произвести там предварительную расправу по заранее составленному списку{271}.

В это время чья-то судорожная белогвардейская рука по телеграфу передала весть о падении Красного Петрограда. Эта телеграмма была подхвачена радиоволной, и в ночь на 20 октября уже весь мир облетело сообщение о падении Красного Петрограда. Белогвардейские своры адмирала Колчака и генерала Деникина торжествовали.

Осведомительное агентство (Осваг) при штабе генерала А. И. Деникина в массовом количестве распространило следующую листовку{272}:

«Экстренная телеграмма. Из официальных источников нам сообщают: английский флот бомбардировал Кронштадт и взял его. Генерал Юденич вступил в Петроград». [300]

«Донская речь», в № 10 от 15 ноября 1919 года, в статье «В туманах севера» писала: «Пал Петербург. Ожила чудесная северная сказка, желанная русская мечта»...{273}

Лондонские, парижские и берлинские газеты крупным шрифтом сообщали о падении Красного Петрограда.

Согласно сообщения «Известий германского министерства иностранных дел» о том, что Петроград взят Северо-западной армией, русские белые генералы в Берлине назначили на следующий день молебен в церкви старого русского посольства{274}.

Белогвардейские борзописцы забыли только упомянуть, что в эти дни борьбы за Петроград действительной «чудесной сказкой» было занятие Красной армией на Южном фронте г. Орла, разгром конницей С. М. Буденного объединенной белой конницы К. К. Мамонтова и А. Шкуро и занятие г. Воронежа. На Южном фронте произошел окончательный перелом, поворот событий в пользу Красной армии. То же происходило и на Восточном фронте. Армия адмирала Колчака поспешно отступала, а красные полки подходили к Омску — резиденции «верховного» правителя.

Только одному Петрограду угрожала еще серьезная опасность.

Необходимо было напрячь все силы и мобилизовать все средства для скорейшего перехода Красной армии в контрнаступление против армии генерала Юденича. [301]