Допрос Допрос Альфреда Йодля защитой

(Из стенограммы заседаний Международного Военного Трибунала от 3-6 июня 1946 г.)

Сто сорок четвёртый день
Понедельник, 3 июня 1946
Утреннее заседание

Экснер1: Ваши чести, с вашего любезного разрешения я представлю своё дело следующим образом. Прежде всего, я вызову подсудимого Йодля для дачи показаний и использую все документы, с единственным исключением, во время допроса и представлю их суду.

Мне не потребуется утомлять Трибунал долгими чтениями. У меня есть три документальных книги, которые пронумерованы, Йодль 1, Йодль 2 и тому подобное — и я в каждом случае процитирую страницу, которая находится в левом верхнем углу на каждой странице перевода. Нумерация такая же как и в оригинале; они соответствуют. С сожалением скажу, что документы не точно в таком порядке в котором я их зачитаю и это частично из-за факта, что они получены слишком поздно и отчасти по иным факторам. У меня всё ещё нет нескольких допросов, в частности одного очень важного для меня. Я надеюсь, что я смогу представить их позднее. Мне было одобрено пять свидетелей, но я могу отказаться от одного из них. Четыре оставшихся свидетеля займут немного времени.

Теперь, с любезного разрешения Трибунала, я хочу вызвать подсудимого Йодля для дачи показаний.

(Подсудимый Йодль занимает место свидетеля)

Председательствующий2: Вы назовёте своё полное имя?

Йодль: Альфред Йодль.

Председательствующий: Повторите за мной эту клятву: Я клянусь господом — всемогущим и всевидящим — что я говорю чистую правду — и не утаю и не добавлю ничего.

(Подсудимый повторяет клятву)

Председательствующий: Вы можете сесть.

Экснер: Генерал-полковник Йодль в англо-американском судебном обзоре сказано, что вам 60 лет. Это ошибка. Недавно вам исполнилось 56. Когда вы родились?

Йодль: Я родился в 1890, 10 мая.

Экснер: Вы родились в Баварии и оба ваших родителя происходят из старых баварских семей. Вы избрали военную профессию; что явилось основной причиной вашего выбора?

Йодль: Мой пра-прадедушка был офицером; мой отец был офицером; дядя был офицером; мой брат стал офицером; мой тесть был офицером — я могу также сказать, что военная профессия была у меня в крови.

Экснер: И теперь я хочу что-нибудь услышать, о вашем политическом отношении. Какие политические партии существовавшие в Германии до 1933 являлись близкими вам по духу?

Йодль: Как для офицера все политические партии находились полностью удаленными от меня; и в особенности остатки от довоенного периода. Если вы посмотрите на окружение, из которого я пришёл, отношение моих родителей, должен сказать, что я был бы близок к Национал-либеральной партии3 и её идеям. В любом случае, мои родители никогда не голосовали за кого-либо кроме национал-либералов.

Экснер: Скажите нам несколько слов о своём отношении к Веймарской республики.

Йодль: Верный своей присяге я служил Веймарской республике честно и беззаветно. Более того, демократическая система и демократическая конституция не являлись чуждыми идеями для нас южных немцев, так как наша монархия также являлась демократической.

Экснер: И какими были ваши отношения с фон Гинденбургом4?

Йодль: Я знал Гинденбурга. Я был представлен ему после его первого избрания на президентство Рейха, когда он проводил его свой первый отпуск в Дитрамсцелле. Потом я провёл день с семьей Гинденбурга в их поместье Нойдок вместе с фельдмаршалом фон Манштейном5. Я могу лишь сказать, что я восхищался им; и когда он в первый раз был избран президентом Рейха, я считал это первым симптомом возврата немецкого народа к самоуважению.

Экснер: Каким было ваше отношение к Национал-социалистической партии6?

Йодль: Национал-социалистическая партия вряд ли была известна и вряд ли замечалась до Мюнхенского путча7. Это был путч втянувший Рейхсвер во внутриполитическое развитие. Тогда, за несколькими исключениями, он выдержал своё испытание на верность. Но после этого путча существовал некоторый раскол во взглядах офицерского корпуса. Различались мнения о ценности и бесполезности Гитлера8. Я был чрезвычайно скептичным и неубежденным. Я не был впечатлен пока Гитлер, во время Лейпцигского суда, дал гарантию, что он противостоял любому подрыву Рейсхвера.

Экснер: Вы присутствовали на митингах где выступал Гитлер?

Йодль: Нет, никогда.

Экснер: Скажите нам, каких лидеров партии вы знали до 1933.

Йодль: Я знал только тех кто ранее являлся офицерами: например, Эппа9, Хюнлайна10 и Рёма11. Но я больше не имел с ними какой-либо связи или контакта с ними после их ухода из Рейхсвера.

Экснер: До захвата власти вы читали книгу «Mein Kampf12»?

Йодль: Нет.

Экснер: Вы читали её позднее?

Йодль: Я частично читал её позднее.

Экснер: Каким было ваше мнение по еврейскому вопросу?

Йодль: Я не являлся антисемитом. У меня мнение, что никакая партия, никакое государство, никакой народ и никакая раса — даже каннибалы — не плохи сами по себе, но только как отдельно взятые. Конечно, я знал, что еврейство, после войны и морального распада возникшего после мировой войны, вышли в Германии на первый план в наиболее провокационной манере. Это не является антисемитской пропагандой; такими являлись факты, о которых сильно сожалели и сами евреи. Вместе с тем, я наиболее резко возражал любому государственному беззаконию, любому обобщению и любым эксцессам.

Экснер: Обвинение утверждает, что все подсудимые взывали: «Германия проснись; смерть евреям».

Йодль: Что касалось меня, такое утверждение ошибочное. В любой период своей жизни я соприкасался с отдельными евреями. Я был гостем евреев и некоторые евреи посещали мой дом. Но они являлись евреями которые признавали своё отечество. Они являлись евреями, чьи человеческая ценность не оспаривалась.

Экснер: Вам случалось использовать своё влияние от имени евреев?

Йодль: Да, это также.

Экснер: Вам известно, что правительство Рейха в 1932 году учитывало возможность попыток его свержения и стремилось обезопасить себя в этом отношении?

Йодль: Мне определенно известно, так как, когда я прибыл в Берлин, тогда я не обнаружил в предшествующем подразделении каких-либо приготовлений к войне; но я обнаружил приготовления к использованию Рейхсвера внутри страны, против крайних леваков также как и крайне правых. Существовали планы по манёврам некого рода в этой связи, в которых я сам участвовал.

Экснер: Каким было ваше отношение к назначению Гитлера рейхсканцлером в 1933 году?

Йодль: Назначение Гитлера рейхсканцлером явилось для меня полной неожиданностью. Тем вечером, когда я возвращался домой с товарищем, через взволнованные толпы, я сказал ему: «Это больше чем смена правительства; это революция. И насколько далеко она нас заведет неизвестно». Но имя Гинденбурга, который легализовал эту революцию и имена таких людей как фон Папен, фон Нейрат, Шверин-Крозиг13 оказывали на меня успокаивающее влияние и давали мне определенную гарантию того, что не будет революционных эксцессов.

Экснер: В этом пункте я хочу зачитать часть из допроса генерала Формана14. Это страница 208 третьего тома моей документальной книги. Я хочу обратить внимание Трибунала на факт, что страница 208 в верхнем левом углу — я приобщаю оригинал — относящийся к периоду с 1933. Йодль тогда находился в штаб-квартире группы и Форман находился в его группе. Я читаю под цифрой 2:

«Йодль, который тогда являлся майором генерального штаба, в 1933 являлся руководителем моей группы. Он полностью разделял взгляд начальника командования армией того времени, генерала фон Хаммерштейна15 и решительно противостоял Гитлеру и партии».

Теперь я пропускаю несколько строчек; они не являются настолько важными. Затем в центре страницы, я продолжаю:

«Когда 30 января 1933 Гитлер был назначен рейхсканцлером, Йодль был потрясён и удивлен. Я чётко вспоминаю что 30 или 31 января, по его просьбе, я созвал на совещание офицеров его группы. На том совещании он объяснял, что Гитлер был призван быть главой Рейха согласно существующей конституции и действующим законам. Не нам было критиковать это, в особенности поведение президента Рейха и фельдмаршала фон Гинденбурга. Мы должны подчиняться и исполнять свой долг как солдаты. Соответственно какая-либо критика новых мер инициированных новым канцлером, не должна была появляться в будущем, так как они являлись непоследовательными в его и нашей позиции.

«Вся его речь показывала огромную озабоченность и опасение относительно грядущего развития ситуации…»

Председательствующий: Доктор Экснер, было бы подходящее время прерваться.

(Объявлен перерыв до 14 часов)

Вечернее заседание

Итак, доктор Экснер, если для вас лично это удобно, Трибунал думает, что вы можете говорить побыстрее в своей речи по наушникам.

Экснер: До перерыва, мы услышали, что вы говорили своим офицерам, когда Адольф Гитлер пришёл в правительство. Итак, я хочу заслушать, что вы почувствовали с назначением Гитлера главой государства в 1934.

Йодль: Соединение двух должностей в одном лице сильно меня озаботило. Когда мы лишились Гинденбурга, мы лишились фельдмаршала любимого Вермахтом и всем немецким народом. Чего мы получим от Гитлера, мы не знали. Это, правда, результат плебисцита был настолько ошеломляющим, что можно сказать, что высшего закона, чем такой популярности не могло существовать. Таким образом мы, солдаты были совершенно оправданы в принятии присяги Адольфу Гитлеру.

Экснер: Обвинение говорит о ваших близких отношениях с Гитлером. Когда вы лично узнали Адольфа Гитлера?

Йодль: Я был представлен фюреру фельдмаршалом Кейтелем в командном поезде 3 сентября 1939, когда мы ехали на восточный польский фронт. В любом случае это был первый день, когда мы с ним обменялись фразами.

Экснер: Двумя днями спустя после начала войны?

Йодль: Двумя днями спустя после начала войны.

Экснер: Фюрер доверял вам?

Йодль: Это приходило постепенно. Фюрер имел определенное недоверие ко всем офицерам генерального штаба, особенно армии, так как тогда он всё ещё являлся крайне скептичным к Вермахту в целом.

Вероятно, я могу, процитировать его заявление, которое часто слышалось: «У меня реакционная армия, христианский» — иногда он так говорил — «императорский флот и национал-социалистические воздушные силы».

Отношения между нами сильно менялись. Сначала, до конца кампании на Западе, существовала значительная сдержанность. Затем его доверие ко мне возрастало более и более к августу 1942. Тогда возник большой кризис и его отношение ко мне было жестко уставным и недружеским. Так длилось до 30 января 1943. Затем отношения улучшились, будучи в особенности хорошими, искренними, после итальянского предательства в 1943 они охладели. Последний год характеризовался множеством острых споров.

Экснер: В какой степени фюрер доверял вам относительно своих политических намерений?

Йодль: Только постольку, поскольку нам требовалось знать их для нашей военной работы. Конечно, для начальника оперативного штаба вооруженных сил политические планы где-то более необходимы чем для командира батальона, так как политика является частью стратегии.

Экснер: Он разрешал дискуссии по политическим вопросам между ним и вами?

Йодль: Дискуссии о политических вопросах для нас солдат в целом не допускались. Один пример особенно характерен. Когда в сентябре 1943 я доложил фюреру, что фашизм в Италии умер, так как партийные эмблемы срывались повсюду, он сказал: «Такую бессмыслицу мог доложить только офицер. Снова очевидно, что генералы не разбираются в политике».

Легко можно понять, что после таких замечаний желание каких-либо политических дискуссий была маленьким.

Экснер: Следовательно политические и военные вопросы держались строго раздельно?

Йодль: Да, они являлись строго раздельными.

Экснер: Вам было возможно консультировать его по военным вопросам или нет?

Йодль: Консультации по военным вопросам полностью зависели от обстоятельств момента. Тогда, когда он сам был полон сомнений, он часто обсуждал военные проблемы неделями и месяцами, но если вещи являлись чёткими в его уме или если он имел сформировавшееся спонтанное решение, всем дискуссиям приходил конец.

Экснер: Здесь часто обсуждалась система поддержания секретности. Вы также являлись субъектом данной секретности?

Йодль: Да и в степени, которую я действительно впервые осознал во время данного суда. Фюрер информировал нас о событиях и происшествиях в начале войны — то есть, усилиях остальных стран по предотвращению данной войны и даже положения ей конца после её начала — только в степени, в которой данные события публиковались в прессе. Он говорил с политиками и партией совершенно иначе, чем с Вермахтом; и с СС16 по-другому.

Секретность, касавшаяся уничтожения евреев и событий в концентрационных лагерях, являлась шедевром секретности. Она также являлась шедевром обмана Гиммлера17, который показывал нам солдатам подделанные фотографии в частности об этих вещах и рассказывал нам истории о садах и плантациях в Дахау18, о Варшавском гетто19 и Терезиенштадте20, которые давали нам впечатление, что они являлись высокогуманными учреждениями.

Экснер: Новости извне не доходили до штаб-квартиры фюрера?

Йодль: Штаб-квартира фюрера являлась средним между монастырём и концентрационным лагерем. Множество существующих проволочных заграждений и много колючей проволоки окружали её. Существовали посты на дорогах, ведущих в неё и охранявших её. В середине находилось так называемое кольцо безопасности номер 1.

Постоянных пропусков на вход в это безопасное кольцо не давали даже моему штабу, только генералу Варлимонту21. Каждый охранник проверял каждого офицера, которого он не знал. Помимо докладов о ситуации, только самые редкие новости из внешнего мира проникали в эту святая святых.

Экснер: Но, что насчёт зарубежных газет и радио докладов?

Йодль: Среди зарубежных газет, мы изучали очень внимательно иллюстрированные американские и английские газеты, так как они давали нам очень хорошую информацию о новых вооружениях. Сами зарубежные новости получались и цензурировались отделом гражданской прессы штаб-квартиры. Мне представлялось только имевшее военный интерес. Доклады касавшиеся внутренней политики, полиции или текущей ситуации были запрещены.

Экснер: Как проходило ваше сотрудничество с фюрером?

Йодль: Оно проходило так: каждый день я делал, по крайней мере, два доклада о ситуации. Недавно даже с негодованием утверждалось, что я участвовал в 119 совещаниях. Я принимал участие более чем в 5000 совещаний. Эти дискуссии о ситуации и доклады о военной обстановке в тоже время являлись принятием приказов. На основании докладов о событиях фюрер немедленно решал, какие приказы следует отдать на следующие несколько дней.

Я работал таким образом: когда завершался мой доклад, я шёл в комнату ожидания. Там я немедленно составлял сообщения по телетайпу и приказы на следующие несколько дней и пока доклады о ситуации ещё продолжались, я зачитывал эти проекты фюреру для его одобрения. Затем Варлимонт забирал их в мой штаб, откуда они рассылались.

Экснер: Вы также присутствовали на политических беседах?

Йодль: Могу я добавить — для полноты картины следует сказать, что я не слышал многих вещей, которые обсуждались во время этих докладов об обстановке. То же самое, правда, для фельдмаршала Кейтеля, который работал похожим образом.

Экснер: Политические вопросы также выносились на обсуждение об обстановке и в какой степени вы присутствовали на дискуссиях политического характера?

Йодль: Как я уже говорил в начале, политические проблемы обсуждались только в степени необходимой для наших военных мероприятий. Также по случаям, когда политические и военные руководители собирались вместе, когда присутствовал министр иностранных дел, обсуждались проблемы, которые лежали на границе между политикой и ведением войны. Я не участвовал в исключительно политических разговорах с нейтральными или союзными политиками, или с министром иностранных дел. Я даже не принимал участия в дискуссиях по организации, вооружению и управлению оккупированными территориями, так как чисто военные дискуссии о ситуации, в которых я должен был участвовать часто затягивались или требовали почти от 6 до 8 часов в день. Тогда мне действительно требовалось свободное время и для моей работы.

Экснер: Здесь часто заявлялось, что было невозможным противоречить фюреру. У вас имелся какой-либо успех в возражениях?

Йодль: Нельзя сказать, что было невозможным возражать фюреру. Очень много раз я возражал ему наиболее категорично, но были моменты, когда действительно нельзя было ответить ни слова. Также многими своими возражениями я заставлял фюрера воздерживаться от многих вещей.

Экснер: Вы можете привести пример?

Йодль: Существовало большое количество оперативных вопросов, которые не интересуют суд; но в сфере интереса суда, есть, например, намерение Гитлера денонсировать Женевскую конвенцию22. Я предотвратил это, потому что я возражал.

Экснер: Существовали иные возможности повлиять на Гитлера?

Йодль: Открыто возражать не являлось возможным для предотвращения всего, того, что согласно моим глубочайшим убеждениям мне следовало предотвращать, всё ещё существовали средства часто задействованного мной использования тактики затягивания, вида пассивного сопротивления. Я затягивал работу по вопросу и ожидал психологически благоприятного момента для повторного вынесения вопроса.

Также, такая процедура являлась случайно успешной, например, в случае с намерением передавать неких низколетящих лётчиков суду Линча23. Это не увенчалось успехом в случае с приказом коммандос24.

Экснер: Мы поговорим об этом позднее. Следовательно Фюрер приказывал это сам.

Свидетель Гизевиус25 в ответ на вопросы обвинения, сказал: «Йодль имел ключевое положение у Гитлера».

Вы видели данного свидетеля или слышали о нём или как-либо иначе?

Йодль: Я не имел такой чести. Я услышал имя данного свидетеля здесь впервые и увидел его впервые в суде.

Экснер: Как, если в чем-либо, вы не смогли повлиять на Гитлера?

Йодль: Очевидно, я могу давать фюреру только выдержку о событиях. В виду его склонности принимать эмоциональные решения я естественно был особенно осторожен в представлении непроверенных докладов сделанных агентами. Если свидетель имел в виду это под общим термином «ключевое положение» он не ошибся. Но если он намеревался этим подразумевать, что я скрывал от фюрера жестокости, совершаемые нашим Вермахтом или жестокости совершаемые СС, тогда это абсолютная неправда. Кроме того, как об этом знал свидетель?

Напротив, я непосредственно докладывал о любых взглядах такого рода фюреру, и никто не мог остановить меня в этом. Я приведу примеры: здесь зачитывались письменные показания риттмейстера Шейдта26. Он свидетельствовал, что обергруппенфюрер Фегелейн27 говорил начальнику генерального штаба, полковнику Гудериану28 и генерал-полковнику Йодлю о жестокостях совершенных бригадой СС29 Каминского30 в Варшаве. Это абсолютная правда. Десять минут спустя я доложил о факте фюреру и он немедленно приказал распустить эту бригаду. Когда я услышал по американскому радио, от моего начальника прессы, о расстреле 120 американских военнопленных возле Мальмеди31, я немедленно, по своей собственной инициативе, начал расследование через командующего Западом для того, чтобы доложить результат фюреру. Когда невообразимые ужасы совершавшиеся ротой усташей32 в Хорватии дошли до моего сведения, я немедленно доложил о них фюреру.

Экснер: Я хочу сейчас вас прервать. В своём дневнике документе номер 1807-ПС, вы писали, 12 июня 1942 — страница 119, вторая документальная книга:

«Германская полевая полиция разоружила и арестовала роту усташей, из-за жестокостей совершенных против гражданского населения в Восточной Боснии».

Я хочу тут добавить, что это заслуживает внимания, потом что данная рота усташей была чем-то вроде войск СС в Хорватии и сражалась на германской стороне. Из-за жестокостей, германская полевая полиция арестовала роту усташей.

«Фюрер не одобряет данную меру, которая осуществлялась по приказанию командира 708-й дивизии, так как это подрывало авторитет усташей на котором зиждется всё хорватское государство. Это будет больший вредный эффект на мир и порядок в Хорватии чем беспорядки населения, вызванные этими жестокостями».

Это тот инцидент, о котором вы сейчас подумали?

Йодль: Да.

Экснер: У вас есть другой пример?

Йодль: После принятия приказа коммандос, я докладывал о вражеских нарушениях международного права фюреру, только, когда, он определенно бы услышал о них по иным каналам. Я докладывал о случаях мероприятий коммандос и захвате коммандос, только когда я мог быть совершенно уверен, что он услышит о них по другим каналам. В этом отношении я пытался удержать любые новые спонтанные эмоциональные решения.

Экснер: Возможно, было удержать Гитлера?

Йодль: К сожалению, нет.

Экснер: Я не понял.

Йодль: Я могу сказать, к сожалению нет. Существовали бесконечные пути, по которым фюрера информировали о военных вопросах. Каждое лицо и каждое ведомство могло вручить доклады в адъютантское управление. Фотограф, направленный фюрером для фотографирования на фронте, находил подходящим использовать эту возможность, чтобы доложить фюреру также по военным вопросам. Когда я возразил этому, фюрер ответил: «Меня не волнует от кого я слышу правду; главное, что я её слышу». Однако, эти доклады, не являлись докладами о жестокости, но лишь о противоположном. К сожалению, по каналам враждебным Вермахту, подстрекательские доклады против правильного и рыцарского отношения Вермахта достигали фюрера. Такие доклады вели к решениям с жестокими процедурами. Огромного ущерба можно было избежать, если бы мы солдаты были в состоянии удерживать фюрера.

Экснер: Какую роль Канарис33 играл в этой связи?

Йодль: Канарис видел фюрера дюжину раз. Канарис мог докладывать ему о том, что он хотел и обо всём, что знал. Мне казалось, что он знал гораздо больше меня, так как я занимался исключительно оперативным ведением войны. Но он никогда не говорил ни слова. Он никогда не говорил мне ни слова, и совершенно ясно, почему; этот свидетель был в лучших отношениях — этот человек, который сейчас мертв, был в самых лучших отношениях с Гиммлером и Гейдрихом34. Это являлось необходимым, для того, чтобы не стало подозрительным это логово заговорщиков.

Экснер: Свидетель Гизевиус много говорил о мятежах и намерениях осуществить путч. Вы лично когда-либо узнавали что-либо о таких планах?

Йодль: Я никогда не слышал ни единого слова или намёка о каком-либо мятеже или о каких-либо намерениях осуществить путч.

Экснер: В любое время, до или во время войны, вы считали мятеж возможным или многобещающим?

Йодль: Свидетель, говоря о мятеже как обычно умыл свои руки. Только это подтверждает мне, что он никогда не думал о нём серьезно. Результаты Капповского путча35 в 1921, Гитлеровского путча 1923, известны. Если требуются больше подтверждений, есть результат 20 июля 194436. Тогда никто больше не надеялся на победу в подлинном смысле слова. Вместе с тем, в этом мятеже, в этой попытке, ни один солдат, ни единая часть Вермахта, ни один рабочий, не восстали. Все нарушители и все члены путча действовали в одиночку. Для свержения данной системы требовалась могучая революция, более мощная революция, чем та, что была у национал-социалистов. И за такой революцией должна была быть масса рабочих и большинство Вермахта в целом, а не просто командир Потсдамского гарнизона, о котором говорил свидетель.

Но как можно было вести войну не на жизнь, на смерть с другими странами и в то же самое время осуществлять революцию и ожидать получения чего-либо положительного для немецкого народа, мне неизвестно. Только гении, которые жили в Швейцарии могут судить об этом. Германский Вермахт и немецкие офицеры не готовились для революции. Однажды прусские офицеры ударили мечами по земле — это было единственным революционным поступком германских вооруженных сил известным мне. Это было в 1848 году37. Если сегодня, люди, которые активно сотрудничали в приведении Гитлера к власти, которые участвовали в законах, которые мы солдаты со своей клятвой верности Адольфу Гитлеру обязывались поддерживать, если эти люди требовали революции и бунта Вермахта, когда им больше не нравился человек или когда происходили изменения, тогда я могу назвать это лишь безнравственным.

Экснер: Трения и кризисы возникали в ваших отношениях с Гитлером? Вы уже намекали на кое-что в данной связи.

Йодль: Мне проще написать об этом книгу, чем дать краткий ответ. Я хочу сказать только то, что помимо многих восторженных моментов, наша жизнь в штаб-квартире фюрера была в долгой перспективе мучением для нас солдат; так как она не являлась военной штаб-квартирой, а являлась гражданской и мы солдаты были там гостями. Не просто быть гостем где-либо 5 ½ лет Я хочу добавить лишь одну вещь. Среди нескольких офицеров, которые осмеливались смотреть фюреру прямо в лицо, и говорить тоном и манерой заставлявшими слушателей задерживать своё дыхание, потому что они опасались катастрофы — среди этих офицеров находился я сам.

Экснер: Приведите нам пример такого кризиса в ваших отношениях с Гитлером.

Йодль: Худший кризис был в августе 1942 в Виннице, когда я защищал генерал-полковника Гальдера38 от неоправданной критики. Это являлось моей оперативной проблемой, подробности которой не интересуют суд. Никогда в своей жизни я не испытывал такого выплеска ярости от человека. С того дня он никогда не приходил на ужин.

Экснер: К вашему столу?

Йодль: Нет, он никогда за оставшуюся войну не приходил на общий ужин. Доклад об обстановке больше не давался в моей картографической комнате, а в квартире фюрера. На каждом докладе об обстановке с того дня участвовал офицер СС. Восьми стенографистам приказано было находиться там, и они записывали каждое слово. Фюрер отказался пожимать мне руку. Он редко или вообще меня не приветствовал. Ситуация длилась до 30 января 1943. Он сказал мне, через фельдмаршала Кейтеля, что он больше не может работать со мной и что меня должен заменить генерал Паулюс39, как только Паулюс возьмёт Сталинград.

Экснер: Вы сами не пытались за это время освободиться из ОКВ40?

Йодль: В течение всего этого времени, даже на следующий день я попросил генерала Шмундта41 рассмотреть то, чтобы меня, наконец, направили на должность на фронте с горными войсками в Финляндии. Я хотел отправиться туда. Но ничего не случилось.

Экснер: Обвинение утверждает, что вы пользовались хорошим расположением фюрера и что фюрер выказывал вам свою любезность. Насколько это правда?

Йодль: Мне не требуется тратить на это много слов. То, что я сказал действительная правда. Я боюсь, то о чём говорило обвинение является воображаемым.

Экснер: Также говорилось, что вы были амбициозным в своей военной карьере. Что с этим?

Йодль: Если обвинение имеет в виду, что в качестве так называемого политического солдата я производился особенно быстро, оно ошибается. Я стал генералом в пятьдесят лет. Это совершенно нормально. В июле 1940, когда я был назначен генералом артиллерии, правда, что я пропустил звание генерал-лейтенанта, но это было случаем. Более молодой генерал воздушных сил, Ешшонек42, начальник генерального штаба Люфтваффе, был повышен до главного маршала авиации. Тогда Шмундт сказал фюреру: «С Йодлем можно вероятно сделать также». Впоследствии, вскоре после заседания Рейхстага43, фюрер также решил повысить меня — до генерала артиллерии. Этот Ешшонек, который был младше чем я, стал генерал-полковником гораздо быстрее чем я. Цейтцлер44, который ранее был моим подчиненным, стал генерал-полковником в то же самое время, что и я.

Председательствующий: Я думаю, мы прервёмся.

(Объявлен перерыв)

Председательствующий: Мы отложимся после полудня в 16: 30.

Экснер: Мы обсуждали, в какой степени вы пользовались расположением фюрера, то есть относительно -

Вы не получали исключительных наград от Гитлера?

Йодль: К своему удивлению, когда закончился кризис в Виннице, 30 января, я получил от фюрера золотой партийный значок.

Экснер: За все 5½ года войны?

Йодль: Да.

Экснер: Вы получали подарок или пожертвование от Гитлера или от партии?

Йодль: Не единого цента. Чтобы ничего не утаивать, я должен упомянуть факт, что в штаб-квартирах мы получали пакет кофе от фюрера на каждое рождество.

Экснер: Вы приобретали какую-либо собственность на территориях оккупированных нами или получали какой-либо подарок или памятный знак?

Йодль: Ничего такого. Когда в обвинительном заключении находится предложение в отношении того, что подсудимые обогащали себя с оккупированных территорий, что касается меня у меня есть только одно слово, и я должен быть откровенным — это клевета на достоинство немецкого офицера.

Экснер: Во время войны вы сберегли немного из своего содержания как генерал-полковника. Как вы вкладывали эти деньги?

Йодль: Все мои сбережения в этой войне сейчас в облигациях Рейха…

Председательствующий: Он сказал, что он не мог сберечь и пенни. Его об этом ещё перекрёстно не допрашивали.

Экснер: За время всего периода войны вы находились с Гитлером и следовательно вы должны реально знать его лучше. Значит, я хочу спросить вас о подробностях личности фюрера, но суд не любит повторений. Поэтому расскажите нам совсем кратко, что в поведении Гитлера особо влияло на вас, что вас особо впечатляло? Какие вещи вам не нравились?

Йодль: Гитлер был лидером в исключительной степени. Его знания и его интеллект, его риторика и его сила воли побеждали в конце каждого духовного конфликта со всеми. Он сочетал необычайную степень логики и ясности мысли, скептицизма и избытка воображения, которым часто предвидел, то, что произойдет, также очень часто сбиваясь с пути. Я действительно поражался ему, когда зимой 1941–42, своей уверенностью и энергией, он укрепил колебавшийся Восточный фронт; тогда, как в 1812 катастрофа была неминуема. Его жизнь в штаб-квартире фюрера не являлась ни чем как долгом и работой. Простота его жизни была впечатляющей. Не было ни одного дня в течение этой войны…

Председательствующий: Минуточку. Доктор Экснер, как вы сказали Трибунал уже слышал такого рода вещи снова и снова. Мы в этом не заинтересованы.

Экснер: Вероятно, вы можете рассказать Трибуналу нечто, что он слышал не так часто, а именно, что вам не нравилось в личности Гитлера.

Председательствующий: Я не думаю, что представление таким общим путём, того что ему не нравилось в Гитлере является интересом Трибунала. Я имею в виду, он не может разобраться со своим собственным делом?

Экснер: Вы чувствовали, что вы лично находитесь близко к фюреру?

Йодль: Нет; вообще никоим образом.

Экснер: Все ваши отношения являлись достаточно официальными?

Йодль: Да, чисто официальными. Я не входил в его ближний круг и он не знал больше чем то, что меня зовут Йодль, и следовательно предполагалось, что я был из Баварии.

Экснер: Кто входил в его ближний круг?

Йодль: В основном вся старая гвардия со времени, когда партия находилась на стадии развития: прежде всего Борман, изначальные женщины-секретарши, его личный врач и политические или эсэсовские адъютанты.

Экснер: Ваша речь гауляйтерам45 использована обвинением для подтверждения того, что вы являлись неизменным последователем фюрера и его энтузиастким приверженцем. Скажите нам, как вы пришли к данной речи?

Йодль: Борман предложил данную речь фюреру и фюрер приказал её, хотя я произнёс данную речь очень неохотно, в основном из-за нехватки времени. Но в целом желание в период кризиса…

Экснер: Когда была эта речь?

Йодль: В ноябре 1943. Итальянское отступничество предшествовало этому. Это было время тяжёлых воздушных атак. Тогда естественно было необходимо дать политическим руководителям дома полностью неприукрашенную картину общей военной обстановки, но в то же время наполнить их некоторым количеством доверия к верховному руководству. Эта речь, которая называлась «Стратегическая ситуация Германии к началу пятого года войны», очевидно не могла произноситься блоклейтером46, она могла произноситься только офицером оперативного штаба, и таким образом я произнёс данную речь.

Экснер: Каким было содержание той речи?

Йодль: Содержание, как я уже говорил, являлось полномасштабной картиной стратегической ситуации. Данное введение обрисовывало картину, лежавшую позади нас, но не с политической точки зрения, скорее со стратегического угла. Я описал оперативную необходимость всех операций, так называемых агрессивных войн. Никоим образом я не идентифицировал себя с Национал-социалистической партией, но, так как это единственно подходило офицеру генерального штаба, со своим верховным главнокомандующим; тогда это больше не являлось вопросом национал-социализма или демократии. Вопросом было «быть или не быть» немецкому народу. И патриоты также существовали в Германии, а не только в соседних государствах; и я рассматривал себя среди таких патриотов пока я дышу. Более того, это не важно кто говорит, но важно, что он говорит и о чём говорит. Кроме этого, я могу также заявить, что я произносил такую же речь перед командующими военными округами и старшими офицерами армии резерва.

Экснер: От начала и до конца речь содержит панегирик партии и фюреру, что является неоспоримым. Почему вы включили это в чисто объективную военную речь?

Йодль: Для меня было невозможным начинать такого рода речь с критических замечаний о партии или о своём верховном главнокомандующем. Было необходимо создать доверие между офицерами и партийным руководством; так как данное доверие не только требовалось с целью того, которой служила данная речь; это доверие был неотъемлемым требованием победы. Более того, я хочу сделать важное замечание; что обвинение представило в качестве документа номер Л-172…

Экснер: Эту речь гауляйтерам?

Йодль: Это вообще не речь гауляйтерам; это не та речь, которую я произнёс. Это ничего более чем версия речи для «мусорной корзины». Это первый черновой проект, который был полностью пересмотрен и изменён, потому что содержал много вещей, которые не являлись важными. Всё ядро речи, а именно раздел о ситуации того времени, часть касавшаяся противника и средств в его распоряжении и его намерениях, всё это исчезло. Вещи, содержащиеся в этом документе являются многими сотнями пометок для речи, которая была направлена в мой штаб. Я скомпилировал речь из этих заметок и затем я вернул весь материал своему штабу.

Экснер: Тогда это не рукопись вашей речи?

Йодль: Это никоим образом не рукопись; она выглядит совершенно по-иному.

Экснер: Итак, мы вернёмся к иному положению. Каких руководителей партии вы узнали со времени захвата власти до начала войны?

Йодль: Не упоминая солдат, только министра Рейха Фрика. Я был с ним дважды, когда обсуждались вопросы реформы Рейха.

Экснер: И каких из подсудимых присутствующих здесь вы знали до 1939 или до начала войны?

Йодль: Из подсудимых здесь, я знал только рейхсмаршала, гросс-адмирал Рёдера, фельдмаршала Кейтеля и министра Фрика; никого другого.

Экснер: Между тем, вы сами занимались с национал-социалистической литературой?

Йодль: Нет.

Экснер: Вы участвовали в партийных съездах Рейха?

Йодль: В 1937 году, в своём официальном качестве, я участвовал на последних 3-х днях в Нюрнберге, когда обозревались Трудовая служба47, СА48 и Вермахт.

Экснер: Вы участвовали в поминовениях в Мюнхене, то есть, каждый год 9 ноября?

Йодль: Нет, я там действительно не присутствовал.

Экснер: Вы можете рассказать нам, какой была ваша позиция в отношении полувоенных подразделений партии?

Йодль: Эти полувоенные организации росли как грибы после захвата власти; но только СА подчиненные Рёму попытались потягаться за власть. Свидетель Гизевиус говорил здесь, что путча Рёма не было. Это верно, но он почти случился. Тогда в военном министерстве Рейха мы были вооружены до зубов и Рём был настоящим революционером, а не диванным мятежником. Когда фюрер в июне 193449 вмешался больше не было конфликтов между Вермахтом и СА. Вермахт стал всё более подозрителен к подразделениям СС, которые с того момента чрезвычайным образом увеличились. Армия, можно смело сказать, никогда не соглашалась с таким дуализмом двух вооруженных организаций внутри страны.

Экснер: Теперь я хочу процитировать различные отрывки из вашего дневника — документа номер 1780-ПС, страница 2 первого тома документальной книги — с целью показать, что Йодль снова и снова занимался этим проникновением СС в армию. С 19 апреля — то есть второй параграф — или до того, с 22 марта, есть записи в этом отношении. Затем 19 апреля: «Г. посетил начальника управления вооруженных сил; сказал ему о своих сомнениях касающихся развития СС».

Во французском переводе «Г.» заменили на «Гейдрих». Конечно, это не имеет смысла, так как Гейдрих точно не имел сомнений касавшихся развития СС; но «Г.» совершенно очевидно относится к «Гальдеру», который являлся генерал-квартирмейстером. Мне неизвестно сделана ли данная поправка во французской документальной книге. С сожалением скажу, что я заметил довольно много ошибок в переводе в английской и французской документальных книгах и обратился к генеральному секретарю в этой связи для внесения поправок. Я должен чётко сказать, что большое число ошибок в переводе создаёт сомнительное впечатление, особенно если «Г» заменяется словом «Гейдрих», и начальник вооруженных сил связывается с одной из наиболее неприятных фигур в СС. Я должен сказать, что я полон сомнений — я должен подчеркнуть это — потому что в ходе последних нескольких месяцев сотни документов представлялись Трибуналу и перевод не проверялся. Когда мы сделали проверку по одному поводу, мы обнаружили довольно много дефектов, как недавно доктор Зимерс50.

Председательствующий: Доктор Экснер, вы предположительно должны задавать вопросы. Вы же сейчас делаете некие длинные заявления.

Экснер: Я хочу сослаться на предпоследний пункт от 3 февраля, на той же странице…

Председательствующий: Профессор Экснер, мы не можем позволить защитнику делать длинные заявления, которые не являются доказательством. Вы не можете делать заявления такого рода. Если есть какой-либо неправильный перевод, вы можете обратить на него внимание; но это не делается таким способом, делая общие заявления о переводе документов.

Экснер: Господин Председательствующий, я более не желаю сейчас давать объяснения, но я хочу процитировать отрывки из моей документальной книги относящиеся к 3 февраля…

Председательствующий: Вы поправили один видимо неправильный перевод или неправильную интерпретацию буквы «Г». Что же, вы можете так сделать снова, если потребуется, в иных местах. Вы не можете делать общие заявления об этом.

Экснер: Я зачитаю только допустимое. Я зачитаю выдержки из документальной книги, не делая какой-либо критики. Я больше ничего об этом не скажу.

Председательствующий: Очень хорошо.

Экснер: Здесь говорится, 3 февраля:

«Генерал Томас51, доложил, что офицер связи с министром экономики…подполковник Друс, посетил его по приказу Шахта. У него было мнение, что СС задействовали все средства для создания подозрений к Вермахту и прижимают его к стенке в нынешнем слабом государстве».

Затем под датой 10 февраля говорится:

«Гиммлер сказал, что огорчён тем, что старшие офицеры Вермахта выдвинули против него неслыханные обвинения».

Затем вероятно ещё один отрывок; из следующего документа, на странице 4 документальной книги, снова тот же самый дневник, документ номер 1809-ПС, запись от 25 мая 1940:

«План по неограниченному расширению СС звучит в целом подозрительно»

Вы, даже тогда, имели сомнения об опасностях такого дуализма, который упоминали?

Йодль: Как человек, очень хорошо разбирающийся в истории, я имел много сомнений об этом. Не только я имел сомнения, но даже во время войны я достаточно открыто выражал такие сомнения Гиммлеру и Борману.

Экснер: Как получилось, что Гиммлер получал больше и больше влияния в военных сферах?

Йодль: Это можно объяснить фактом, что фюрер имел чувство — которое вероятно в целом было правильным — что крупная часть офицерского корпуса противостояла его идеям. Он видел в этом отношении не только внутриполитическую угрозу, но также видел в этом опасность для победы, которая как он верил, была бы достигнута только безжалостными методами.

Экснер: И какие практические результаты возникли из этого?

Йодль: Практически результаты были такими: подразделения СС громадно увеличились; полиция получила власть, которая расширилась даже на оперативную сферу армии и позднее, были созданы высшие руководители СС и полиции; разведывательная служба была передана СС — где кстати, она была организована Кальтенбруннером гораздо лучше чем раньше — армию резерва передали под юрисдикцию Гиммлера и наконец, также всю организацию по делами военнопленных.

Экснер: В своём дневнике вы выражаете удовлетворение назначением фюрером генерала фон Браухича52 в качестве главнокомандующего армией. Тогда существовал выбор между ним и генералом Рейхенау53. Почему вы были рады выбору Браухича?

Йодль: Генерал фон Рейхенау был известен как подлинно политический генерал, и я опасался, что вероятно он мог не иметь сомнений в пожертвовании всеми старыми добрыми традициями армии для режима.

Экснер: Я хочу сослаться в этой связи на дневник Йодля, документ номер 1780-ПС, первый том с записью от 2 февраля 1938, второй параграф, и снова запись от 3 февраля 1938 находится на странице 7, где он выглядит особенно радостным:

«Начальник управления вооруженных сил проинформировал меня, что битва выиграна. Фюрер решил, чтобы генерал фон Браухич был назначен главнокомандующим армией».

Председательствующий: Я не думаю, что вам требуется это читать. Это просто говорит о том, что он был в пользу фон Браухича.

Экснер: Вы думали в частности о последствиях для генералов связанных с назначением фон Рейхенау?

Йодль: Да. Не было сомнений, что старшие генералы, такие как Рундштедт54, Бок55, Адам56, Лист57, Гальдер и тому подобные, никогда не подчинятся фон Рейхенау.

Экснер: После такого введения, позвольте перейти к преступлениям против законов войны и человечности, которые вменяются вам. Осталось мало времени. Поэтому, я хочу выяснить участие в распоряжении о комиссарах58. Вам был представлен проект высшего командования армии по обращению с советскими комиссарами, и вы поставили пометку на черновике данного проекта на основании чего обвинение вменило вам…

Председательствующий: Какой номер у документа?

Экснер: Номер документа 884-ПС, экземпляр номер СССР-351, страница 152, второй том моей документальной книги. В целом это набор пометок на докладе.

(Обращаясь к подсудимому)

Вероятно, прежде всего, вы можете рассказать нам: какую связь вы имеете с данным вопросом, то есть, обращением с комиссарами?

Йодль: Я не участвовал в подготовке данного проекта. В то время я не занимался военнопленными ни вопросами военного положения. Но мне был представлен проект после его передачи фельдмаршалом Кейтелем.

Экснер: Хорошо. Теперь вы добавили: «Мы должны учитывать возмездие против немецких лётчиков. Следовательно, лучше отмечать всю акцию как возмездие».

Что вы имели в виду данным заявлением?

Йодль: Намерение фюрера, изложенное в проекте единодушно отвергалось всеми солдатами. Об этом также имела место очень жаркая дискуссия с главнокомандующим армией. Это сопротивление завершилось характерным предложением фюрера: «Я не могу требовать, чтобы мои генералы понимали мои приказы, но я требую, чтобы они их выполняли». Итак, в этом случае, своей пометкой я хотел указать фельдмаршалу Кейтелю новый путь, который возможно ещё мог обойти данный приказ, которого требовали.

Экснер: Обвинение, как вы, возможно, помните, сделало данный приказ настолько серьезным обвинением против германских военных властей, потому что он был подготовлен до начала войны. Эти пометки датированы 12 мая 1941, и вы говорили: «Лучше отмечать всю акцию как возмездие». Что вы этим подразумевали?

Йодль: Правильно то, что из-за идеологической оппозиции большевизму, фюрер учитывал возможность разрешить распоряжение о комиссарах как определенное. Он подтверждал свою уверенность и приводил свои причины говоря: «Я веду войну против коммунизма 20 лет. Я знаю коммунистов, но вы их не знаете». Я должен добавить, что мы также, конечно, в определенной степени находились под влиянием, которое описывалось в литературе всего мира о большевизме с 1917. Мы также имели некоторый опыт, например, советской республики в Мюнхене59. Несмотря на это, у меня было мнение, что прежде всего мы должны подождать и понять действительно ли комиссары будут действовать как ожидал от них фюрер; и если подозрения подтвердятся, мы сможем использовать репрессалии60. Это подразумевалось моей пометкой на черновике.

Экснер: То есть, вы хотели подождать до начала войны; затем вы хотели подождать до получения опыта войны; и потом вы хотели предложить меры, которые, при необходимости, можно было рассматривать как репрессалии против методов борьбы используемых противником. Что вы имели в виду, когда говорили: «Следовательно, лучше отмечать всю акцию как возмездие»? Что вы имеете в виду под «Man zieht auf61»? Данные слова переведены обвинением как…

Робертс62: Милорд, в допросе, проводимом моим учёным другом, доктором Экснером, он несколько минут задаёт подсудимому очень длинные наводящие вопросы о том, что означает отрывок в этом письме. В моём представлении, это вообще не доказательство свидетеля; это речь доктора Экснера и я сейчас попрошу его задать другой.

Экснер: Я всё ещё думаю, что является необходимым в представлении доказательств определить, что думал подсудимый, когда он писал эти слова.

Председательствующий: Вы слышали от меня по нескольким поводам, что когда защитник задаёт наводящие вопросы, которые вкладывают ответ в уста свидетеля, для Трибунала это мало весит. Совершенно очевидно, что если вы хотели задать вопрос о том, что имел в виду свидетель своей пометкой он мог бы ответить; и такой способ, а не предложение ответа ему подходит для постановки вопроса.

Экснер: Прежде всего, я поставил вопрос, и затем как мне кажется, я подытожил основные положения сказанного свидетелем.

Также есть сложность в переводе, которую я хочу преодолеть; то есть, я не уверен в ней. «Es wird auf-gezogen» или «man zieht es am besten auf als Repressalien» переводиться как «Следовательно, лучше отмечать всю акцию» в английском и французском как stigmatiser63. Мне кажется, хотя это и не совсем верно, и хотя следует говорить: «Лучше обращаться с этим как с репрессалией» и по-французски говорить traiter64.

(Обращаясь к подсудимому)

Что тогда происходило?

Йодль: Мне кажется, далее следует объяснить выражение «aufziehen». Немецкое слово «aufziehen» также имеет в себе сомнение. Говорилось, что это являлось типично армейским выражением, использованным тогда подсудимым Йодлем. Это не означает, как предполагает обвинение «замаскировать». Скорее, я буквально скажу: «Мне кажется, мы должны обращаться с данной операцией совершенно по-иному», то есть, заняться этим по-иному. Мы сказали, что мы проведём демонстрацию фюреру новых вооружений иным образом; например, «в ином порядке; в иной манере». Среди нас солдат «aufziehen», обращаться, означало именно то же самое, что «браться» или «готовить» нечто. Но не означало «обманывать».

Экснер: Вы имеете в виду, что слово «aufziehen», не имеет второго значения указывающего на обман?

Йодль: Нет.

Председательствующий: Теперь мы прервёмся.

(Трибунал отложен до 10 часов 4 июня 1946)

Сто сорок шестой день
Вторник, 4 июня 1946
Утреннее заседание

(Подсудимый Йодль возвращается на место свидетеля)

Экснер: Генерал, вчера вечером мы начали разбираться с военными преступлениями, но сегодня я сначала хочу, прежде всего, задать вам несколько предварительных вопросов. Какое положение и какие задачи являлись вашими в период войны?

Йодль: Я должен был заниматься всей работой генерального штаба касавшейся оперативно-стратегического ведения войны. Затем, мне был подчинен отдел военной пропаганды, чьёй обязанностью было взаимодействовать с прессой; и в-третьих, я был главой ведомства, широко говоря, обязанного распределять средства связи различным родам войск Вермахта. Вся эта сфера работы занимала моё время в такой степени, что как правило я работал ночь напролет, до 3 часов утра. У меня вообще не было времени занимать себя иными вещами. Я даже должен был делегировать своему личному адъютанту почти всю свою работу с прессой, который должен был получать ежедневную информацию.

Экснер: Эти задачи, которые вы только, что назвали, все являлись задачами, связанными с вашим ведомством, и им являлся оперативный штаб вооруженных сил, начальником которого вы являлись, не так ли?

Йодль: Да, начальником, которого я являлся.

Экснер: И того отдела оперативного штаба, наиболее основного и наиболее важного, которым был оперативный отдел?

Йодль: Да, операции.

Экснер: И большинство ваших задач касалось данного отдела. Обвинение говорит, что вы являлись начальником штаба фельдмаршала Кейтеля. Вы согласны?

Йодль: Это неправильно, так как уже показывалась организация, которая объяснялась здесь во время дела фельдмаршала Кейтеля. Есть большое различие. Как начальник штаба, я был бы помощником фельдмаршала Кейтеля, занимавшимся его обязанностями. Однако, я являлся начальником одного из многих управлений подчиненных фельдмаршалу Кейтелю.

Начиная с 1941 практикой для меня и моего оперативного отдела стало докладывать фюреру напрямую по всем вопросам, касавшимся стратегий, в то время как фельдмаршал Кейтель, использовал мой отдел квартирмейстера как своего рода личный рабочий штаб, взяв на себя все его задачи.

Экснер: Вы, в качестве начальника оперативного штаба вооруженных сил, имели полномочия отдавать приказы?

Йодль: Нет — или даже только через свой рабочий штаб. Я был подчинён фельдмаршалу Кейтелю и даже сам Кейтель не являлся командующим, а лишь начальником штаба. Но по ходу этой войны я естественно решал многие оперативные подробности сам и подписывал их сам. Не существовало недоговоренности какого-либо рода в таких вопросах с главнокомандующими так как я имел их доверие, и я работал с ними в лучших отношениях.

Экснер: Для кого-нибудь извне, довольно непросто понять, что хотя у вас не было полномочий отдавать приказы, фактически, здесь представлено настолько много приказов, подписанных вами, и подписанных разными способами — иногда вашим полным именем, иногда «Й», первой буквой вашего имени. Пожалуйста, объясните разницу.

Йодль: Следует различать так: распоряжения, которые фюрер подписывал сам, если у них был оперативный характер, содержали мои инициалы в конце, в нижнем правом углу; и это означало, что я, по крайней мере, помогал в формулировании приказа. Затем существовали приказы, также исходившие от фюрера, хотя и не подписанные им лично, но подписанные «по приказу Йодль»; но они всегда начинались с предложения «Фюрер распорядился» или данное предложение находилось где-то по ходу приказа. Существовала преамбула, обычно приводившая причины для приказа и потом, он гласил: «Следовательно, фюрер распорядился».

Экснер: И в чём разница между этими двумя группами приказов? Почему одна группа приказов подписывалась фюрером, а другая только вами?

Йодль: Разница было просто в том, что приказы, подписанные мной имели меньшую важность.

Экснер: Итак, существовали иные приказы, которые не начинались с «Фюрер распорядился», но вместе тем подписанные вами. Что с ними?

Йодль: Эти приказы, как правило, подписывались: «Начальник высшего командования вооруженных сил, по приказу Йодль». Они являлись теми приказами, которые исходили от меня, то есть, меня или моего штаба формулировавшего его. Сам фюрер и фельдмаршал Кейтель вероятно информировались об этих приказах, но не во всех случаях.

Затем существовали иные приказы, содержавшие мой инициал на первой странице, в верхнем правом углу. Это были приказы принятые другими отделами. Мой инициал «Й» на первой странице просто официальное уведомление показывающее, что приказ был мне представлен. Но это не значит, что я должен был читать, его так если, просмотрев первую страницу, я видел, что распоряжение касалось вопроса не связанного с моей сферой работы, тогда я ставил инициал на нём и откладывал в сторону, потому что я должен был экономить время.

Экснер: Итак, есть другой большой том документов, из которых некоторые использовались как самое инкриминирующее доказательство против вас; они не являлись приказами, но обобщающими заметками. Вы можете прокомментировать это?

Йодль: Эти обобщающие записи являлись подготовительными заметками используемые в штабах высшего уровня для удобства людей, у которых не имелось времени изучать огромные дела. Обобщающие записи содержали, в краткой, сжатой форме, описание того или иного вопроса, часто взгляды занимаемые другими отделами и иногда даже предложения. Однако, важное положение в том, что это не являлось приказом; они не являлись проектом приказа, но они формировали основу приказа.

Экснер: Вероятно ситуация лучше проясниться если вы сможете объяснить это Трибуналу в связи с черновыми заметками, касавшимся комиссаров, которые затрагивались вчера. Это 884-ПС, экземпляр СССР-351; том II моей документальной книги, страница 152.

Перед тем как вы начнете, я хочу обратить внимание Трибунала на ошибку в переводе. На странице 152, под цифрой I, сообщается:

Английский перевод гласит: Высшее командование армии представило заявление…» но это проект. И я не совсем понял по-французски; он гласит: «Confirmation des instructions65». Он, следовательно, очевидно был projet66.

В любом случае немецкий оригинал гласит:

«ОКХ67 представило проект для инструкций относительно обращения с политическими сотрудниками и т. д., для единообразного применения приказа отданного 31 марта 1941»

И они являлись комиссарами. Всё это сжатый проект. Пожалуйста, вы объясните, что это означает?

Йодль: Данный документ типичный пример. Прежде всего, он содержит проект другого отдела высшего командования армии, не дословную, а краткую, сжатую форму. Затем, во-вторых, под цифрой II, на странице 153, взгляды другого отдела — рейхслейтера68 Розенберга — излагались. Затем под цифрой III, содержится предложение моего собственного штаба.

Следовательно, весь вопрос, далёк от приказа, каким он стал. И в обобщенном проекте таком как этот, я естественно делал очень много, я могу сказать, обрывистых черновых заметок служащих для дальнейшего рассмотрения и обсуждения или предложения всего вопроса. Поэтому нельзя применять такой же критерий как был применен к хорошо продуманным словам, содержащимся в подлинном приказе.

Экснер: Хорошо. Достаточно для обобщающего проекта и ваших заметок.

Теперь мы переходим к очень деликатной теме приказа коммандос. Данный вопрос разбирался здесь по различным поводам; и именно он вышел за пределы данного суда и его важность и его последствия известны нам из газет.

Я хочу услышать от вас, что-нибудь о факторах, которые привели к данному приказу. Данный приказ это документ 498-ПС, экземпляр номер США-501. У меня его нет в моей документальной книге, но я попросил генерального секретаря предоставить его в распоряжение Трибунала на различных языках. Я надеюсь это было сделано.

Затем есть пояснительное распоряжение в дополнение к основному приказу; оба подписаны фюрером. Это документ 503-ПС, экземпляр номер США-542.

Робертс: Это 498-ПС. Это документальная книга Кейтеля и Йодля, номер 7, страница 64.

Экснер: Первый приказ адресован войскам; второй, пояснительный приказ адресован главнокомандующим. Первый приказ угрожает вражеским солдатами смертью, если они участвуют в бандитской войне; и он в данной связи ссылается на коммюнике Вермахта.

Сначала вы можете объяснить связь между приказом коммандос и коммюнике Вермахта от 7 октября 42-го?

Йодль: Могу я попросить Трибунал, в качестве исключения, рассмотреть подробности. Очень многое зависит от данного приказа; не моя личность, моя личность не предмет для данного суда, но здесь под вопросом честь немецких солдат и немецких офицеров, которых я здесь представляю.

Приказ коммандос неотделим от объявления в коммюнике Вермахта от 7 октября 1942, так как данное уведомление в коммюнике Вермахта провозгласило настоящий приказ коммандос.

Экснер: И кто был ответственным за данное уведомление в коммюнике Вермахта? Кто его написал?

Йодль: Данное коммюнике Вермахта от 7 октября 1942 — оно являлось в действительности дополнением к коммюнике — исходило в основном от меня. Оно касалось отрицания доклада британского военного министерства, вопроса, который я не обсуждаю далее, так как это очень деликатное положение. Обвинение особо не желает поднимать его.

Экснер: Но данное дополнение…

Председательствующий: Доктор Экснер, нам неизвестно — по крайней мере я не видел документа от 7 октября 1942 и насколько нам известно обвинение не заявляло никаких возражений любому ответу на любые английские документы.

Экснер: Я желал представить документ, но заявлялись возражения.

Председательствующий: Что имеется в виду, когда подсудимый говорит, что обвинение не желает, чтобы он представил его или ответил на него?

Экснер: Вероятно, он сослался на факт, что нам не позволили представить коммюнике Вермахта; но он может кратко привести нам его содержание.

Председательствующий: Что же, это может быть вопрос перевода, но если он просто имеет в виду, что никаких доказательств не приводилось обвинением по предмету, конечно, нет возражения, чтобы он это сказал; но когда он говорит, что обвинение не хочет, чтобы он представлял или не хочет, чтобы он отвечал о документе, это наиболее неподходящее заявление.

Экснер: Да, понял.

(Обращаясь к подсудимому)

Вероятно, вы можете кратко рассказать нам о содержании данного коммюнике Вермахта от 7 октября 1942. Мне кажется, у вас оно есть в вашей документальной книге.

Председательствующий: Нет, но доктор Экснер, это не совсем то, что имею в виду. То, что подсудимый сказал это то, что обвинение не хочет, чтобы он разбирался с предметом.

Экснер: Да.

Председательствующий: Итак, если такое замечание было сделано, это неподобающее замечание. Обвинение не имеет связи с защитой по данному предмету, предположительно, за исключением того, что он представлен в качестве доказательства по данному делу.

Экснер:

(Обращаясь к подсудимому)

Вы поняли? Вы не должны говорить, что вам не позволили затрагивать данный предмет. Вероятно, вы дадите нам объяснение о том, что вы имели в виду?

Йодль: Данное коммюнике прямо связано с приказом коммандос. Только последний параграф данного коммюнике Вермахта важен. Он был написан самим фюрером, как уже заявлял фельдмаршал Кейтель и профессор Яррейс69 зачитывал его здесь Трибуналу. Это предложение, которое гласит:

«…в будущем со всеми террористическими и саботажными войсками британцев и их пособников, которые не действуют как солдаты, а как бандиты немецкие войска будут обращаться как с таковыми и будут безжалостно ликвидировать в бою повсюду, где обнаружат».

Экснер: И затем вас проинструктировали принять подробный приказ в отношении…

Председательствующий: Минуточку. Минуточку.

Подсудимый, Трибунал хочет знать: вы сказали, что приказ коммандос появился изначально в докладе Вермахта от 7-го октября 1942 который, в основном исходил от вас, и что данный доклад опровергал английское заявление военного министерства, с которым обвинение не захотело, чтобы вы разбирались. Что вы этим подразумевали?

Йодль: Этим я подразумевал, что мой защитник намеревался представить всё коммюнике Вермахта от 7 октября 1942 как документ в качестве доказательства. Но он воздержался от этого, когда обвинение возразило документу.

Максвелл-Файф70: Милорд, я точно никогда не возражал данному документу. Я спросил господина Робертса и он сказал мне, что тоже никогда ему не возражал; и, насколько нам известно, никто от имени обвинения никогда не возражал ему. Я точно сам не возражаю; как член английского правительства во время, когда данный вопрос возник, я никогда не слышал чего-либо об этом ранее; но у меня вообще нет возражения.

Экснер: Могу я, что-нибудь сказать?

Председательствующий: Да.

Экснер: Если здесь есть недопонимание, мы были бы более удовлетворены, и мы также представим данной коммюнике Вермахта этим вечером или завтра.

Я хочу разъяснить одно положение относительно вопроса, который господин Председательствующий, поставил подсудимому. Подсудимый сказал, что коммюнике Вермахта, в основном исходило от него, но что фюрер дописал дополнительное предложение…

Председательствующий: Доктор Экснер, если вы хотите, поправить что-либо, сказанное мною, вы должны делать это посредством свидетеля, а не самого себя. Вы не вправе давать показания. Вы лишь даёте показания посредством свидетеля.

Экснер: Да.

(Обращаясь к подсудимому)

Пожалуйста, заявите ещё раз, какую часть коммюнике Вермахта написали вы и какую часть добавил фюрер.

Йодль: Вся первая часть данного коммюнике Вермахта вообще не имела никакого отношения к войскам коммандос, но она касалась с хорошо известного дела о связывании немецких военнопленных на пляже Дьеппа71. Я позднее сошлюсь на это снова.

Председательствующий: Вы имеете в виду, что я был прав говоря, что основная часть исходила от вас?

Йодль: Да, абсолютно. Первая часть данного коммюнике Вермахта была сформулирована мной и содержит аутентичное опровержение заявления британского военного министерства переданного по британскому радио.

Данное заявление британского военного министерства было ложным и я установил причины, почему оно являлось ложным на основании протоколов, фотографий и письменных показаний, которыми мы обладали. Изначально данное дело не имело никакого отношения к коммандос и репрессалиям. Это было включено в коммюнике Вермахта посредством дополнения фюрера, которое началось с предложения: «Следовательно высшее командование Вермахта, вынуждено распорядиться о следующем».

Экснер: И рассматривалось необходимым сделать данное уведомление известным в коммюнике Вермахта в исполнительном приказе. Фюрер требовал от вас проекта исполнительного приказа?

Йодль: Когда фюрер написал это последнее дополняющее предложение он обратился ко мне и фельдмаршалу Кейтелю и потребовал, чтобы за общеизвестным коммюнике Вермахта последовал исполнительный приказ. И он добавил: «Но я не хочу никаких военно-полевых судов».

Экснер: Вы подготовили проект?

Йодль: У меня было очень много сомнений, которые не смогло развеять внимательное изучение Гаагских правил войны72. Ни фельдмаршал Кейтель ни я ни готовили такой проект; но члены моего штаба, по своей собственной инициативе, запросили проекты и взгляды у различных отделов. Таким образом, появился документ 1263-ПС, на который я сошлюсь позднее.

Председательствующий: Это документ 1263-ПС?

Экснер: 1263. Это страница 104, том II моей документальной книги, 1263-ПС, Франция-365; но мы разберёмся с ним позднее.

Председательствующий: Вы сказали страница 204?

Экснер: Нет, страница 104, том II.

(Обращаясь к подсудимому)

Моё желание являлось совершенно иным. Моим намерением было избежать совместного приказа, и я скорее ожидал, что в результате объявления коммюнике Вермахта — объявления которое точно не хранилось в тайне, но которое было передано по воздуху по всему миру — британское военное министерство снова обратиться к нам, или напрямую либо через Женеву, как делалось в нескольких предыдущих случаях. И я надеялся, что таким образом весь вопрос был бы переложен на министерство иностранных дел. Однако, этого не случилось. Британское военное министерство молчало.

Между тем прошло 10 дней и ничего не было сделано. Затем 17 октября генерал Шмундт, главный адъютант фюрера прибыл ко мне и сказал, что фюрер требовал исполнительного приказа. Я дал ему следующий ответ, слово в слово:

«Пожалуйста, передайте ему мои наилучшие приветствия, но я не приму такой приказ». Шмундт засмеялся и сказал: «Что же, я не могу ему так сказать» и моим ответом было: «Очень хорошо, тогда скажите фюреру, что я не понимаю, как такое распоряжение можно оправдать международным правом».

И он ушёл с этим. Теперь я надеялся, что меня попросят прибыть к фюреру, для того, чтобы, наконец, спустя многие месяцы, я снова смог говорить с ним лично.

Экснер: И это совпало с кризисом в Виннице?

Йодль: Да. Я хотел возможности либо поговорить с ним о своих сомнениях или также быть выброшенным насовсем. Либо случайность помогла мне но ничего не случилось. Несколько минут спустя Шмундт позвонил мне по телефону и проинформировал меня, что фюрер собирается сам подготовить приказы. 18 октября Шмундт снова лично прибыл и привёз с собой эти два приказа от фюрера — приказ по войскам и пояснение для командующих.

Председательствующий: Вы ссылаетесь на два документа, которые перед нами?

Йодль: Эти два документа, 498-ПС и 503-ПС. Бумаги, представленные Трибуналу в качестве документов не являются оригиналами фюрера; я лично вручал оригиналы во Фленсбурге. Документы, которые находятся в руках Трибунала являются копиями оригиналов или мимеографированными73 копиями моего штаба.

Экснер: Теперь, я хочу расширить вопрос. Вы упоминали, что ваш штаб разработал детали и вы ссылались на 1263-ПС, который представлен Трибуналу — страница 104 тома II. В данном документе вы написали два замечания на странице 106. Первое замечание на странице это «Нет». Во французском переводе это non74 пропущено, и следует его добавить. На той же странице немного ниже, говорится в вашем собственном рукописном «Этого также не делать» и ваш инициал «Й» за Йодля.

Вы можете объяснить, что это в целом значит?

Йодль: Как я уже сказал, члены моего штаба — как можно увидеть под первой цифрой на странице 104 — по своей собственной инициативе запросили предложений, во-первых, от управления внешней разведки, Канариса, потому что у него была группа экспертов по международному праву и во-вторых от юридического управления Вермахта, поскольку в конце концов, мы занимались юридической проблемой.

На странице 106, под параграфом «а», есть предложение, которое сделало управление внешней разведки:

«С членами террористических и саботажных войск, которые обнаружены…без формы или в немецкой форме, обращаются, как с бандитами…либо если они попали в немецкие руки вне боевых операций, они сразу доставляются офицеру для допроса. Впоследствии с ними разбирается военно-полевой суд».

Это было совершенно невозможно, так как, наткнувшись на солдата в гражданской одежде, никто не мог знать, кем он являлся. Он мог быть шпионом или сбежавшим военнопленным или вражеским лётчиком, который спас свою жизнь, выпрыгнув из своего самолёта и теперь надеялся спастись в гражданской одежде. Это должно было определяться опытным офицером дознавателем, а не военно-полевым судом включавшем лейтенанта, двух сержантов и двух солдат. В параграфе «б»…

Экснер: И по этой причине вы написали «нет»?

Йодль: По этой причине я написал «Нет».

В параграфе «б» предлагалось, чтобы если такие саботажные группы захватывались в форме, делался бы доклад оперативному штабу вооруженных сил, который тогда решал, что следует делать. Но в этом случае оперативный штаб вооруженных сил принимал бы функцию военного суда и такого не могло быть.

Я действительно должен претендовать на то, чтобы благодаря моему широкому опыту, я видел проблемы немного более яснее, чем некоторые мои подчиненные.

Экснер: И вы отвергли данное предложение. Вы сказали, что вы также имели тяжкие сомнения о приказе фюрера. Теперь вы расскажите суду, какие у вас были сомнения?

Йодль: Прежде всего, я имел ряд сомнений о его законности. Во-вторых, приказ был расплывчатым и также он не был достаточно ясен для практического применения. В частности, в этом случае, я считал военные суды абсолютной необходимостью. Я хорошо знал, что даже судьи могут случайно, сознательно или нет, находится под принуждением и могут выносить приговор не строго в соответствии с законом; но, по крайней мере, они предусматривали некоторую охрану против ошибки в судействе.

Экснер: Следовательно, если я понял вас правильно, вы хотели ввести некоторые правовые процедуры. Что вы имеете в виду под неясным и расплывчатым?

Йодль: Теория была в том, что солдаты, которые своими акциями ставили себя вне законов войны, не могли требовать обращения в соответствии с законами войны. Это является основным общепризнанным принципом международного права, например, в случае шпиона или franc-tireur75.

Целью данного приказа был намек британским войскам коммандос, которые использовали такие методы войны. Но приказ фюрера пошёл дальше и сказал, что все войска коммандос должны были истребляться. Это являлось положением, о котором у меня были тяжкие сомнения.

Экснер: Какие юридические сомнения у вас были?

Йодль: Просто это сомнение — что на основании данного приказа, солдат также должны были истреблять…

Председательствующий: Подсудимый, не требуется говорить так медленно, если вы можете, говорите побыстрее.

Йодль: Я опасался, что будут истребляться не только вражеские солдаты, которые, используя выражение фюрера, действительно вели себя как бандиты, но также достойные вражеские солдаты. В дополнение — и это в особенности невыносимо для меня — в самом конце документа 503-ПС приказывалось, чтобы солдат расстреливали после их захвата и допроса. Что являлось для меня полностью неясным это общее юридическое положение, а именно, пользовался ли солдат, действовавший как бандит юридическим статусом военнопленного или с учётом его поведения ранее он уже выводил себя за рамки такого юридического статуса.

Экснер: Под этим вы подразумеваете Женевскую конвенцию?

Йодль: Да, и имею в виду Женевскую конвенцию.

Экснер: Вы могли принять идею, что с вражескими солдатами, которые действовали в несолдатской манере не следовало обращаться как с солдатами?

Йодь: Да, я вполне мог её принять, а значит и другие могли, так как фюрер получал очень горькие доклады. Мы захватили все приказы канадской бригады, которая высадилась в Дьеппе и эти приказы представили мне в оригиналах. Эти приказы говорили, что повсюду, где возможно, немецких военнопленных связывают. Но спустя некоторое время, от командующего Западом, я получил подлинные доклады и показания свидетелей, с фотографиями, которые чётко убеждали меня, что множество людей организации Тодта76, отцы семейств, невооруженные, старые люди, которые носили на своей руке повязку со свастикой — такой был их знак — были связаны верёвкой вокруг их шей и с концом верёвки затянутом вокруг их щиколотки таким образом, чтобы они душили сами себя.

Я могу добавить, что я прятал данные фотографии от фюрера, и не говорил ему об этих досадных инцидентах, которые мне подтверждали. Я скрывал их от немецкого народа и от министерства пропаганды. Затем пришел доклад английского радио с категорическим опровержением, что каких-либо немецких солдат связывали в Дьеппе.

Немного спустя, войска коммандос совершили нападение на остров Саерск. Снова мы получили доклады о том, что немецких пленных связывали.

Наконец мы захватили так называемый британский приказ о ближнем бою. Для фюрера это явилось последней каплей; я также изучил его очень внимательно. Эти инструкции по ближнему бою иллюстрировали как можно связывать людей, чтобы таким образом они душили сами себя, и точно заявлялось в какое время наступит смерть.

Экснер: Следовательно, причины, которые Гитлер привёл для своего приказа 498 были действительно основаны на достоверно доложенных фактах. Я замечаю, что Гитлер ссылался на пленных которые были связаны, пленных которых убили, и что преступники, такие как коммандос…

Председательствующий: Вы пересказываете показания неточным образом, потому что подсудимый только, что сказал, что он утаивал эти вещи от Гитлера. Вы теперь говорите, что Гитлер знал о них. Это не то, что говорил свидетель.

Экснер: Тогда, я должен спросить вас докладывалось ли вам о фактах, которые легли в основу данного приказа.

Йодль: Мне кажется, у Трибунала есть документ 498-ПС. В нём фюрер впервые сделал общее заявление о том, что с некоторого времени наши противники в своём ведении войны использовали методы, которые нарушают международную Женевскую конвенцию. Я должен поддержать данное заявление как правдивое основываясь на докладах, которые, к сожалению, мы получали с лета 1941. Я не желаю вдаваться в отдельные случаи. Был возмутительный инцидент с британской подводной лодкой в Эгейском море. Существовал приказ в Северной Африке о том, чтобы немецким военнопленным не давали воды перед допросом. Было большое количество таких докладов.

Председательствующий: Подсудимый, Трибунал думает, что очень сложно вдаваться в отдельные инциденты, случавшиеся задолго до подготовки данного приказа, и вы говорили нам, что приказ был подготовлен в отношении, а именно связывания; и теперь вы ссылаетесь на иные вещи, которые предположительно случились задолго до этого. Трибуналу кажется невозможным расследовать все эти вопросы, которые случились задолго до этого.

Йодль: И я больше не хочу говорить об этих вопросах. Я лишь хочу указать на то, как я думаю должен, что в общем говоря причины приведённые фюрером для своего приказа не возникли из больного воображения, но основывались на действительных доказательствах в его и нашем владении. Так как это определенно сильно отличается от того, признавал ли я своим умом, что существовало некоторое оправдание для данного приказа или я считал весь приказ открытым скандалом. Это существенное положение в моём поведении. Но я попытаюсь быть кратким. Факт, что многие другие осужденные лица и преступники включались в коммандос, которые являлись отчаянными людьми, подтверждался показаниями пленных; и факт, что пленных связывали был очевиден из захваченных приказов и показаний свидетелей.

Председательствующий: Вы уже говорили нам вчера. Мы слышали это более чем однажды — что у вас имелись доказательства, что пленных связывали и что у вам имелись канадские приказы.

Экснер: Вероятно, вы можете сказать несколько слов о предмете убийства пленных.

Йодль: В заключение я хочу сказать, что я не видел какого-либо приказа, или захваченного приказа, которые распоряжались о смерти для немецких военнопленных, хотя это также являлось причиной для приказа фюрера. Но я должен объяснить, что британское военное министерство советовало нам — я не могу вспомнить точно было ли это через Женеву или по радио — что очень просто могут возникать ситуации, в которых военнопленных убивали бы — нет, скорее, в которых военнопленных должны были связывать, потому что иначе это вынуждало убивать их. И значит, если наконец фюреру теперь говорили, что найдены приказы, согласно которым коммандос принципиально должны были убивать пленных, тогда я думаю он ссылался на британские инструкции по ближнему бою, в которых описывался метод связывания, который вызывал смерть.

Экснер: И каким было ваше участие в приказе коммандос?

Йодль: Моё участие состояло только в рассылке приказа или необходимости рассылки, в соответствии с прямыми инструкциями.

Экснер: Обвинение однажды говорило, что вы также подписали данный приказ — один из двух приказов, я не знаю какой. Это не правильно?

Йодль: Нет, я подписал, только общее распоряжение о секретности одного из документов.

Экснер: Да, мы сейчас разберёмся с этим. Вы могли отказаться от передачи данного приказа?Йодль: Нет, если бы я отказался передать приказ фюрера, я был бы немедленно арестован; и я должен сказать, оправданно. Но как я сказал, я не был уверен нарушало ли данное распоряжение как полностью так и частично, право; и я всё еще не знаю этого сегодня. Я убежден, что если можно собрать здесь совещание экспертов по международному праву, у каждого из них вероятно будет отличающееся мнение по предмету.

Экснер: Генерал, вы можете говорить быстрее.

Вы вносили контрпредложения?

Йодль: В любое другое время, вероятно да. Однако, тогда — время конфликта с фюрером — мне вообще не было возможно поговорить с ним лично. Вынесение предмета во время общего совещания об обстановке не обсуждалось. Следовательно, я намеревался при исполнении данного приказа занимать самое великодушное отношение, и я был убеждён, что главнокомандующие сделают то же самое.

Экснер: И что вы подразумеваете под великодушием? Данный приказ должен был интерпретироваться разными способами?

Йодль: Да. Приказ предлагал два способа избежать обращения с действительно достойными солдатами как с преступниками. Если войска коммандос, по большей части начинающие бои ночью, не уничтожались, а захватывались, как правило почти во всех случаях, это уже являлось неким подтверждением, что наши войска не считали этих людей бандитами. Задачей главнокомандующих являлось проводить расследование. Если это являлось чисто разведывательной операцией, вся акция вообще не попадала под приказ коммандос и не докладывалась как налёт коммандос. Однако, если операция действительно проводилась саботажным и диверсионным подразделением, следовало проверять снаряжение. Оно должно было изучаться на то, носили ли люди гражданскую одежду под своей формой; носили ли они известные подмышечные пистолеты, которые автоматически стреляли, когда руки поднимались вверх для сдачи; или они использовали другие подлые методы во время сражения. Главнокомандующие могли тогда действовать в соответствии с результатом такого расследования. Мне кажется, что таким образом это было достаточно возможно — и фактически такое случалось много раз, я могу почти говорить о куче случаев — что расстрела храбрых, достойных солдат избегали.

Экснер: Вы могли оказывать какое-либо влияние на практики, которым следовали войска?

Йодль: Я пытался по различным поводам оказывать своё влияние. Когда мне докладывалось о том, что подразделение коммандос захватывалось — которое согласно распоряжению фюрера не разрешалось — тогда я ни поднимал, ни вопросов, ни возражений. Я вообще не докладывал фюреру об операциях коммандос, которые добивались малого успеха. И наконец, я часто разубеждал его от принятия слишком резких взглядов, как в случае с Пескарой77, который фельдмаршал Кессельринг78 уже описывал здесь, когда я добился убеждения фюрера о том, что участвовал только разведывательное подразделение.

Экснер: Много подразделений уничтожали?

Йодль: Операции коммандос значительно уменьшились в результате публичных объявлений в коммюнике Вермахта. Мне кажется, что всего случилось не более чем 8 или 10 случаев.

Ко времени, в течение месяцев с июля по август 1944, увеличилось большое число террористов доложенных убитыми по коммюнике Вермахта; однако, они не являлись войсками коммандос, но мятежниками, которых убивали во Франции. Это может быть подтверждено если Трибунал прочтёт документ 551-ПС, цифра 4. Данный приказ привёден — это США-551, на странице 117.

Робертс: Милорд, это страница 70 книги 7.

Йодль: Или страница 117 нашего тома II. Там приказывалось…

Экснер: Что приказывалось? Сейчас я хочу разобраться с другим документом, документом 532-ПС.

Председательствующий: Время прерваться.

(Объявлен перерыв)

Экснер: Относительно приказа коммандос, я хочу упомянуть документ 532-ПС, экземпляр номер Франция-368, который в нашей документальной книге 2, страница 113.

Документ представлялся по предыдущему случаю, и я возразил ему, потому что он не был подписан или даже был, перечёркнут.

Вы поясните, почему вы перечеркнули проект приказа, который содержался в данном документе?

Йодль: Непосредственно после написания проекта приказа, командующий Западом, запросил, чтобы теперь, после вторжения, приказ коммандос следовало также отменить. Я одобрил это предложение. Проект, представленный здесь, который отменял приказ только частично, а именно относительно непосредственного района береговых плацдармов и той части Бретани, немного дальше района береговых плацдармов, где высадки парашютистов проходили тогда ежедневно.

Председательствующий: Во время вашего возражения документ не был отклонён? Вы сказали нам, что вы возражали документу. О чём я спрашиваю вас это, что сделал Трибунал по вашему возражению? Он поддержал его или отклонил?

Экснер: Возражение было разрешено и я думаю, документ был исключен. Я не думаю, что ошибаюсь.

Председательствующий: Что же, почему вы предъявляете его сейчас?

Экснер: Я не просил исключения документа. Я просто заявил возражение о том, что не упоминались факты, что проект приказа в документе был перечёркнут и что он чётко имеет рукописную черновую пометку Йодля отвергающего его.

Председательствующий: Минуточку. Либо документ был приобщён в качестве доказательства либо нет; и как я понял, ваше возражение было отклонено.

Робертс: Фактически ему возражалось доктором Экснером после присвоения французского номер экземпляра Франция-368; и после его обсуждения, он был тогда исключён из протокола, английская стенографическая запись ссылается на страницу 3631. Милорд, я думаю факт в том, что и обвинение и защита согласились, что Йодль написал его; и следовательно, я определенно чувствую, что не может быть вопроса о его допустимости, как от имени обвинения или защиты. Милорд, я точно намеревался, с разрешения Трибунала, провести по нему перекрестный допрос; и у меня нет ни малейшего возражения представлению его моим другом доктором Экснером.

Председательствующий: Очень хорошо. Следовательно, он может остаться Францией-368.

Экснер: Вы продолжите?

Йодль: Тогда моим намерением являлось полностью избавиться от приказа коммандос. По этой причине я написал, после предложения под цифрой 4: «Это то чего они не должны» — вся первая страница. Однако, от этого не было пользы, потому что в тот самый день фюрер принял совершенно иное решение относительно запроса командующего Западом и его решение содержится в документе 551-ПС.

Экснер: 551-ПС, экземпляр США-551. Он содержится во втором томе на странице 115; и приказ об обращении с людьми, относящимися к коммандос. Данный приказ содержит ваше следующее рукописное замечание: «Похожие акции следует предпринимать на итальянском театре военных действий». Это страница 117.

Кратко объясните содержание данного приказа и причину для вашего замечания.

Йодль: Это можно быстро объяснить. В этом приказе были установлены территориальные границы ограничивающие применение приказа коммандос, который отныне должен был применяться только к вражеским операциям позади штабов командования корпусами, но не в боевом районе береговых плацдармов. Это территориальные ограничения, которые до сих пор не устанавливались; я немедленно принял данный приказ для итальянского театра боевых действий, потому что в Италии также существовал сухопутный фронт боевых действий. Если бы данный приказ был применён на практике в Италии, это означало, что никакая операция коммандос, которая начиналась с высадки на побережье не считалась бы операцией коммандос, потому что все высадки проходили на фронте линий штабов командования корпусами. Следовательно, я был очень настроен, чтобы иметь такие облегчённые условия применимые ко всему итальянскому театру боевых действий.

Экснер: Я лишь хочу зачитать один параграф на странице 116. Это второй параграф под номером 1. В первом параграфе говорится: «…приказ остаётся в силе…» Но второй параграф гласит:

«Исключая вражеских солдат в форме непосредственно в районе боевых действий у береговых плацдармов — то есть в районе боёв дивизий на фронте — так же как резервных войск включая командование корпусов, в соответствии с пунктом 5 основного приказа…»

Слово «Generalkommando» означает «командование корпусов» и оно не совсем правильно переведено на английский и французский. Данное ограничение приказа определенными районами являлось, основываясь на комментарии Йодля, также применимым для итальянского театра боевых действий.

Итак, наконец — но перед этим, у меня есть другой важный вопрос…

Председательствующий: Что вы сказали про перевод?

Экснер: Да; слово «Generalkommando» было переведено на французский как Region Militaire79. Region Militaire это не совсем чётко.

Председательствующий: И на английском?

Экснер: И в английском сообщается, «командование корпуса» Это правильно. Английский правильный: «Командование корпуса». Это тоже самое, что «Generalkommando».

Председательствующий: Доктор Экснер, Трибунал предпочтёт, чтобы вы обращали внимание Трибунала на всё то что вы говорите, является неправильным переводом, нежели заявлять, что это неправильный перевод. Я называю это вопросом мнения о том правильный или нет перевод. Не вам говорить о том, что перевод неправильный. Вы можете обращать на это наше внимание и говорить, что представленное вам неправильно переведено. Но сейчас, скажите нам также: в одной копии данного документа 551-ПС, появляется подпись или инициалы Варлимонта. В другой, в вашей версии перевода, кажется она подписана подсудимым Кейтелем. Какое у этого объяснение?

Робертс: Милорд, могу я сделать предположение? Я думаю, суд должен получить оригинал из комнаты экземпляров. 551-ПС фактически состоит из трёх документов. Первый это проект, измененный карандашом; второй проект с инициалом «В» — то есть Варлимонт, с карандашной пометкой Йодля в конце распространяющей его на Италию; и третья это окончательный приказ в котором карандашная пометка Йодля и включено изменение в рассылку по Италии. Таким образом, в действительности существует три документа, и последний мимеографированный документ с мимеографированной подписью Кейтеля. Это видно из изначального проекта.

Председательствующий: Продолжайте, доктор Экснер.

Экснер:

(Обращаясь к подсудимому)

Обвинение подчеркивает, что вы дали строжайшие инструкции по секретности данного документа, и что вы приказали разослать его только на уровень командиров во избежание его попадания в руки противника любой ценой. Вы давали такие инструкции для второго приказа пояснительного приказа, 503-ПС. Вы можете объяснить, почему вы приказали о такой строжайшей секретности?

Йодль: Данные инструкции по секретности в действительности относились только к документу 503-ПС.

Экснер: Это, я могу добавить, во втором томе моей документальной книги, на странице 102. Это приказ о секретности, подписанный Йодлем.

(Обращаясь к подсудимому)

Вы продолжите?

Йодль: В частности секретность по данному приказу была совершенна неизбежна. Прежде всего, она направлялась только командирам. Во-вторых приказ содержал много подробной информации о значительном уроне германскому Вермахту, который уже был причинен из-за этих операций коммандос и урон всё ещё мог причиняться при определенных обстоятельствах. Если бы приказ попал во вражеские руки, он точно бы стимулировал противника на продолжение данного особого вида войны в увеличенном масштабе. В-третьих приказ, 498-ПС, мог бы считаться репрессалией. Но последнее предложение в документе 503-ПС, предложение которое можно просто понять как последующее дополнение — так как приказ выглядел в конце до него — это предложение, я должен сказать, заставило, возмутило меня и являлось одной из причин, почему я настаивал на такой в частности строгой секретности для данного приказа.

Председательствующий: На какое предложение вы ссылаетесь?

Йодль: Я ссылаюсь на последнее предложение документа 503-ПС, которое гласит:

«Если временное сохранение одного или двух человек для допроса послужит некой полезной задаче, их следует расстреливать непосредственно после допроса».

Я не мог поддержать это…

Председательствующий: Это не 503, не так ли?

Экснер: 503-ПС.

Председательствующий: Вы не напечатали весь 503 в своей документальной книге, не так ли?

Экснер: К сожалению, 503-ПС не в ней, а только приказ о секретности, страница 102. Однако, я прямо просил, чтобы его представили Трибуналу.

Йодль: Могу я добавить, что данное предложение стало источником всех проблем. Войска использовали данное предложение и принципиально или как правило, не убивали коммандос, но брали их в плен.

Экснер: Вы сказали, что последнее предложение возмутило вас. Вы также были убеждены, что это противоречит международному праву?

Йодль: В этом отношении также могли быть сомнения. Но я находил отвратительным с человеческой точки зрения, что если можно было стрелять в человека, сначала я бы думал об основании вымогать из него всю информацию.

Экснер: Я хочу задать ещё один вопрос, касавшийся того, что вы упоминали до перерыва. Вы сказали, что вы не докладывали обо всём фюреру; вы не докладывали ему обо всех налётах коммандос. Это достаточно ясно. Но вы также сказали, что вы не докладывали об информации, которую получали от противника — убийствах и тому подобном. Что вы этим подразумеваете?

Йодль: Я докладывал о результатах Дьеппа и скажем так, нарушениях международного права, которые как мы считали, совершались там — связывании немецких пленных и тому подобном. Была лишь одна вещь о которой я не докладывал, а именно, связывании некоторых людей относящихся к организации Тодта таким образом, чтобы они удушали сами себя. Я не докладывал об этом и этого не появилось в коммюнике Вермахта.

Председательствующий: Подсудимый уже говорил нам об этом, почему вы об этом снова спрашиваете, я не знаю.

Экснер: Я думал, что это не совсем понятно.

(Обращаясь к подсудимому)

Теперь мы переходим к другому предмету, приказу относительно Ленинграда и Москвы. Как появился приказ Гитлера о судьбе Ленинграда и Москвы? Это С-123, второй том, страница 145 моей документальной книги; он представлялся под номером СССР-114. Это приказ, заявляющий о том, что сдача не будет приниматься. Как появился данный приказ?

Йодль: В начале второго параграфа появляется предложение: «Моральное оправдание данной меры ясно всему миру». Теперь я должен объяснить. Первой причиной являлся доклад фельдмаршала фон Лееба80, командующего группой армий «Север» у Ленинграда. Он докладывал, что население Ленинграда уже начало стекаться к его линиям на юге и западе. Он указывал на то, что для него было бы абсолютно невозможно прокормить эти миллионы людей Ленинграда и обеспечить их если бы они попали в его руки, потому что ситуация со снабжением группы армий тогда являлась прискорбной. Это являлось первой причиной. Но незадолго до этого, Киев был оставлен русскими армиями и как только мы заняли город один за одним произошли колоссальные взрывы. Большая часть внутреннего города была разрушена огнём; 50000 человек стали бездомными; немецкие солдаты были привлечены к борьбе с пожарами и понесли значительные потери, из-за подрыва при пожаре массы взрывчатки. Сначала местный командующий в Киеве думал, что это было саботажем со стороны населения, пока мы не обнаружили список на уничтожение, включающий от 50 или 60 целей в Киеве, которые уже были готовы к уничтожению незадолго до этого; и данный список был правильным, как показало расследование инженеров. По крайне мере 40 целей были готовы к подрыву, и большинство из них дистанционно были приведены в действие посредством радиосигнала. Я сам держал в своих руках этот список. Это подтверждало…

Председательствующий: Я не думаю, что вам нужно вдаваться в подробности о Киеве. Это касается Ленинграда. Подсудимый может кратко заявить о сущности того, что он сказал, происходило в Киеве; но мы не можем расследовать подробности этого.

Экснер: Господин Председательствующий, подсудимый хотел показать, что существовали опасения, что события в Киеве повторяться в Ленинграде.

Председательствующий: Я вполне это понял; но если бы он сказал, что у него были планы подрыва Ленинграда, это был бы совершенно иной вопрос, и он мог раскрыть его подробности. Но я говорю о том, что мы не можем вдаваться в подробности о Киеве.

Экснер: Нет. Я лишь хочу сослаться, не цитируя мой экземпляр АЙ-15, на странице 149 моего второго тома. Это доклад о взрывах в Киеве. Мы больше не будем затягивать с этим вопросом. Я лишь хотел донести это до сведения Трибунала.

(Обращаясь к подсудимому)

Пожалуйста, продолжайте.

Йодль: Тогда в заключение мне требуется только сказать, что фюрер всегда ожидал, что то, что произошло в Киеве, в Харькове и Одессе также случится в Ленинграде и возможно в Москве. Это являлось решающей причиной, почему данный приказ, который уже был написан, был передан им устно высшему командованию армии. И приказу придавало вес, то, что русское радио докладывало, что Ленинград заминирован и будет обороняться до последнего человека.

Целью данного приказа являлось только защитить немецкие войска от таких катастроф как уже случились; так как целые штабы взлетали на воздух в Харькове и Киеве. По этой причине фюрер принял данный приказ, который я следом, по его прямой просьбе, написал. Поэтому приказ начинался со слов: «Фюрер вновь решил» — что означало «ещё раз», «второй раз».

Экснер: Какой являлась причина по приказу оставить проходы на восток в окружении Ленинграда и Москвы?

Йодль: Нам не нужны были эти массы населения. У нас был опыт Парижа. Там даже потребовалось использовать транспортное пространство четырёх дивизий и весь поезд снабжения «Бавария», который мог снабжать десятки тысяч людей, для спасения населения от голода. В Ленинграде это было совершенно невозможным, потому что в первую очередь, железнодорожные пути были уничтожены; пути ещё не были перенастроены на нашу колею, и ситуация со снабжением являлась очень сложной. Было бы невозможно помочь этим миллионам людей каким-либо образом; там была бы настоящая катастрофа. Отсюда идея выдавливания их на восток, на русские территории; идея, между тем, не согласующаяся с утверждением, которое здесь делалось о том, что мы хотели уничтожать славян.

Экснер: Теперь я перехожу к другому предмету. Французский обвинитель вменил вам приказ в документе СК-56 — который является экземпляром Франция-335 в моей документальной книге, второй том, страница 153 — приказ о депортации евреев, соответственно отданный, в качестве начальника военного штаба, политический приказ.

Вы объясните, как появился данный приказ?

Председательствующий: Я думаю, перевод прошёл неправильно. Вы сказали, по крайней мере, я записал — страница 153.

Экснер: Страница 155. Я прошу прощения, он на странице 155 второго тома моей документальной книги. Действительный приказ на странице 156.

(Обращаясь к подсудимому)

Пожалуйста, отвечайте.

Йодль: Я должен объяснить в связи с данным документом, что депортация евреев из Дании обсуждалась на совещании, на котором я не присутствовал. Гиммлер предложил её фюреру; и фюрер одобрил её или приказал о ней. Я был проинформирован либо от генерала Шмундта или посла Гевела.

Затем по инструкциям, доставленным мне Шмундтом, я передал подробности приказа военному командующему в Дании. Заголовок или даже, адрес сообщения телепринтом показывает, что он был направлен в два ведомства, а именно министерство иностранных дел и командующему германскими войсками в Дании. Они являлись двумя принципиальными ведомствами, которым оно предназначалось. Рейхсфюрер СС получил письмо только для сведения, так, как было заведено в нашей деловой практике. Он не действовал в этом; это был приказ не для него, а просто для сведения. Он уже знал о решении фюрера.

Я никоим образом не готовил приказ по депортации евреев, но я написал: «Депортация евреев будет осуществляться рейхсфюрером СС…»

Экснер: Это под цифрой 2?

Йодль: Цифра 2. Было бы оно приказом, оно должно было адресоваться рейхсфюреру СС и должно было быть сформулирован так: «Рейхсфюреру СС депортировать евреев из Дании». Но оно совершенно о другом. Цифра 2 информировала генерала фон Ханнекена81 в Дании, что он не имеет никакого отношения к данному делу, но, что им руководит рейхсфюрер СС. Но об этом следовало сказать генералу фон Ханнекену, потому что существовало военное положение. Он имел исполнительную власть в Дании, и если бы что-нибудь делалось без его уведомления он мог непосредственно возразить этому и запретить это.

Вопрос казался мне настолько срочным, что с целью избежать инцидентов, я проинформировал военного командующего в Дании об этом по телефону, совершенно открыто и безотносительно к секретности. Французское обвинение упоминало неосмотрительность, которая позволила большинству евреев спастись из Дании в Швецию; предположительно возможным это сделал тот телефонный звонок.

Поэтому, наконец, я повторяю, что я был далёк от приказа о депортации евреев; я просто проинформировал ответственного военного командующего, чтобы он не имел никакого отношения к предмету. Кроме того, делая запросы, как я слышал потом, эти евреи были переданы в Терезиенштадт, где о них заботился и посещал Красный крест; и даже датский министр заявил, что он лично удовлетворен обращению с ними.

Экснер: Могу я обратить внимание Трибунала на то, что я считаю неадекватным переводом на английский и французский. Под цифрой 1 на странице 156 второго тома слово «добровольцы» не появляется в переводе. Здесь говорится: «Рейхсфюрер СС разрешил вербовать добровольцев из бывших военнослужащих датских сил, которых следовало освободить…» Слово «добровольцы» пропущено в английском переводе; французский просто говорит hоmmes — «людей».

(Обращаясь к подсудимому)

Вы действительно не имели дел с вопросами оккупированных территорий; они находились вне вашей юрисдикции. Как тогда вы подписали данный приказ?

Йодль: Действительно это дело меня вообще не касалось. Я подписал приказ, потому что фельдмаршал Кейтель находился в тот день в отъезде.

Экснер: Так как мы говорим о евреях, вы расскажите суду, что вы знали об уничтожении евреев? Я напоминаю вам, что вы находитесь под присягой.

Йодль: Я знаю лишь насколько недоказуемо звучат такие объяснения, но очень часто недоказуемое это правда, а доказуемое неправда. Я могу лишь сказать, полностью осознавая свою ответственность, что я никогда не слышал, ни намёка ни письменного, ни сказанного слова, об уничтожении евреев. По одному единственному случаю у меня были сомнения, и это было когда Гиммлер говорил о восстании в еврейском гетто82. Я не совсем поверил в такую героическую борьбу; но Гиммлер немедленно показал фотографии, показывающие бетонные блиндажи, которые были построены там, и он сказал: «Не только евреи, но также и польские националисты нашли там убежище, и они оказывают ожесточенное сопротивление». И этим он устранил мои сомнения.

Председательствующий: Вы говорите о Варшаве?

Йодль: Я говорю о восстании в Варшавском гетто, о котором я услышал из личного доклада Гиммлера представленного в нашем присутствии, в присутствии солдат штаб-квартиры фюрера. Гиммлер говорил только о восстании и ожесточённой борьбе. Что касалось полиции, так называемых оперативных групп, айнзацгрупп83 или айнзацкоммандос — концепция, между тем, о которой я впервые услышал подробно здесь — от самого фюрера никогда не было какого-либо объяснения иного чем, то, что эти полицейские подразделения являлись необходимыми для подавления восстаний, мятежей и партизанских действий до перерастания их в угрозу. Это не являлось задачей вооруженных сил, а полиции и по этой причине полиция должна была входить в оперативные районы армии. Я никогда не имел какой-либо частной информации об уничтожении евреев; и честное слово, я уверен на сто процентов, я услышал обо всех таких вещах впервые после завершения войны.

Экснер: Что вы знали о концентрационных лагерях…

Председательствующий: Я не думаю, что необходимо указывать на то, что вы не можете говорить о том, что не было объяснено фюреру; вы можете лишь говорить, только о том, что вам не объясняли. Перевод, который я слышал, об этих айнзацгруппах, о том что, о них не объяснялось фюреру.

Переводчик: Фюрером.

Председательствующий: Фюрером?

Переводчик: Да, ваша честь.

Йодль: Я сказал, что фюрер никогда не приводил нам какой-либо иной причины для присутствия полицейских сил, чем его заявление, что были необходимы полицейские меры.

Председательствующий: Я не расслышал перевод.

Экснер: Вам, что-нибудь известно о концентрационных лагерях или что вы о них знали?

Йодль: Я могу кратко сказать, что я знал о существовании концентрационных лагерей в Дахау и Ораниенбурга84. Некоторые офицеры подразделений однажды посетили Ораниенбург в 1937 и дали мне очень энтузиастские отчёты о нём. Впервые Я услышал название Бухенвальд85 весной 1945. Когда упоминалось название, я думал, что это новый лагерь для подготовки войск; и я сделал запросы. Заключенные всегда описывались как немецкие преступники-рецидивисты и некоторые застарелые политические противники, которые однако, как Шушниг86 или Нимеллёр87, содержались в своего рода почетном заключении. Я никогда не слышал ни единого слова о пытках, вывезенных лицах или военнопленных, крематориях или газовых фургонах, мучениях напоминающих инквизицию и медицинских экспериментах. Я могу лишь сказать, что даже если бы я должен был услышать о таких вещах, я не поверил бы в них пока я не увидел бы их своими глазами.

Экснер: Французский обвинитель зачитал заявление германского полицейского генерала Панке88, согласно которому вы присутствовали на совещании с Гитлером 30 декабря 1942, когда должны были обсуждаться террор и контртеррор и тому подобное и убийства-репрессалии. Что вы на это скажете?

Йодль: Я думаю это было 30 декабря 1943.

Экснер: Разве так?

Йодль: В некоторых положениях заявление правильное; в остальном неправильное. Во время данного совещания, по крайней мере, пока я присутствовал слово «убийство» никогда не упоминалось. Фюрер сказал:

«Я хочу бороться с саботажным террором и атаками, сейчас начавшимися в Норвегии, точно таким же оружием. То есть, если датская фабрика, работающая на Германию взрывается, что происходило, тогда фабрика, работающая исключительно, на датчан также взрывается. Если некоторые из наших укрепленных пунктов атакуются террористами, что также происходило, на этих террористов охотятся, окружают и уничтожают в бою; я не хочу военно-полевых судов, которые только создают мучеников».

Однако, он не говорил и не предлагал, чтобы безвинных датчан следовало убивать в качестве репрессалии. Я могу лишь сказать, что, в моём присутствии и в присутствии фельдмаршала Кейтеля, это и ничего другого не говорилось. Снова, является очень обсуждаемым вопросом с точки зрения международного права правомочно ли было для армии применять методы борьбы своих оппонентов для своих контрмер, в частности в такой войне franc-tireur и в мятежах таких как эти. Мне это кажется очень спорным вопросом.

Экснер: Вы только, что сказали: «Пока я присутствовал». Вы не присутствовали на всём совещании? Вы можете вспомнить?

Йодль: Я не думаю, что даже в моё отсутствие делались какие-либо иные заявления. Однажды во время совещания я вышел к телефону и отсутствовал короткое время, вероятно 15 минут.

Экснер: Теперь мы переходим к партизанской борьбе. Партизанская борьба и партизаны часто упоминались здесь. Вы можете кратко сказать, чем являлись партизаны?

Йодль: Не просто это чётко определить, учитывая все типы борьбы принятые в этой войне; но существовало пять характеристик: 1) Партизанская группа являлась боевым подразделением сформированным за чьим-то фронтом; 2) она не была или частично была в форме; 3) это не органическая часть вооруженных сил хотя она получает от них свои приказы; 4) она должна была быть в состоянии или в целом в положении…

Председательствующий: Нам не требуется лекция об этом вопросе.

Экснер: Что же, тогда нам приблизительно известно, чем являлись партизаны. Теперь я хочу спросить вас о борьбе против партизанских групп. Прежде всего, я должен зачитать, то, что мы слышали здесь о партизанах, документ Л-180, США-276, который содержится во втором томе моей документальной книги, страница 121. Это полный доклад айнзацгруппы по действиям против партизан; это приложение номер 9. Важно, то, что находится на странице 122, я думаю. Прежде всего, под римской цифрой I, цифра 5, я цитирую:

«В крупных городах, особенно с промышленными производствами, так называемые истребительные батальоны (то есть батальоны уничтожения) сформированные Советами перед входом немецких войск…»

Затем под римской цифрой III:

«…задачи и методы борьбы различных партизанских групп стали известны…отчасти из захваченных боевых директив самих партизан. Данное заявление захваченных партизан…знаменательно: «Партизан должен уничтожать всё до чего может добраться…»

И потом, в одной из «Боевой директивы для партизанских групп» полученной нами от командующего армией, тылового района «Север» мы находим заявление:

«Создавать невыносимые условия для противника и его союзников на оккупированных им территориях. Противостоят всем мерам противников».

И затем давались инструкции взрывать мосты, уничтожать дороги и т. д. Я не зачитываю всё. В последнем параграфе, который у меня на странице 123, прямо заявляется, что партизаны грамотно себя маскируют; что они иногда появляются как фермеры или работают в полях пока германские силы находятся поблизости. Свидетель фон дем Бах-Зелевски89 заявил здесь, что борьба против партизан осуществлялась в хаотичной манере. Он имел в виду, что она не руководилась из высших квартир. Вас должны были информировать об этом. Это правильно?

Йодль: Нет, это неправильно. Данный эксперт по борьбе с партизанами очевидно имел плохую память. Я обращаю внимание на документ Ф-665, в документальной книге 2, страница 126. Он называется «Инструкции по борьбе с партизанами» и подписаны лично мной 6 мая 1944. Трибунал увидит, что во втором предложении говорится, что…

Экснер: Страница 126.

Йодль:…инструкционная брошюра номер такая-то «Инструкция по борьбе с партизанами на Востоке» принятая ОКВ, оперативным штабом вооруженных сил, датированная 11 ноября 1942, отменялась. Это подтверждает, что по крайней мере с 11 ноября 1942, войска имели в своём распоряжении инструкции принятые оперативным штабом вооруженных сил о том как следовало вести борьбу против партизан.

Экснер: Могу я обратить внимание на мой документ АЙ-1, страница 133. Это письменные показания пастора Веттберга; я не хочу зачитывать их. Пастор Веттберг связался со мной, потому что он сам был вовлечен в борьбу против партизан, и он подтвердил, что борьбой отлично руководили даже до принятия новых инструкций, то есть, с 1942 и далее. В 1944 вы приняли эту новую директиву без разрешения Гитлера; это верно?

Йодль: Да.

Экснер: Что вас заставило это сделать? Это не являлось необычным шагом?

Йодль: Я хочу заявить, что я не представил данный приказ фельдмаршалу Кейтелю или фюреру, потому что он противоречил всем существовавшим приказам. Я должен подтвердить это позднее подробно, что ею давались инструкции по всем так называемым партизанам во Франции и Югославии — партизанские районы в России теперь находились в прифронтовых линиях — по обращению с ними как регулярными боевыми подразделениями и таким образом как с военнопленными.

Я предпринял необычный шаг, потому что я стал, убежден, после расстрела офицеров английских воздушных сил в Сагане, что фюрер больше не занимает себя идеей прав человека; и также, потому что после 1 мая 1944 я сам почувствовал ответственность за вопросы международного права, так как в тот день «управление Канариса» было распущено и зарубежный отдел, вместе с международным отделом перешли под моё командование. Я был настроен не допускать и не участвовать в таких нарушениях международного права с нашей стороны и действовал соответствующе с того дня до конца войны.

В данном приказе я объявлял всех партизан и поддерживающих их и даже тех, кто носил гражданскую одежду, являвшимся регулярными войсками и военнопленными, задолго до Эйзенхауэра90 — только 7 июля 1944 — потребовавшего, чтобы террористам во Франции был дан такой статус.

Экснер: Обвинение утверждает, что борьба против партизан была лишь кодовым названием, под которым убивали евреев и славян; это правда?

Йодль: Борьба против партизан являлась ужасной реальностью. В июле 1943 цитируя некоторые цифры, в России случились 1560 случаев железнодорожного саботажа. В сентябре было 2600; то есть 90 в день. Была опубликована книга Пономаренко91, которую цитировала американская газета о 500000 немцев убитых партизанами. Если зачеркнуть ноль в данной цифре, это является значительным достижением мирного советского населения. Но книга также утверждала, что население становилось враждебным; что убийства и террор становился частым; и что мирных квислинговских мэров убивали. В любом случае на Востоке велась огромная борьба.

Экснер: В данной связи, я хочу обратить внимание Трибунала на запись в дневнике Йодля, документ 1807-ПС. Это страница 119 второго тома моей документальной книги. Под 25 мая говорится: «Генерал-полковник Гальдер обратил внимание фюрера на возросшую партизанскую активность…»

Председательствующий: Минуточку. Я думаю подсудимый заявил, что в этой его директиве от 6-го мая 1944 был приказ, чтобы с повстанцами обращались как с военнопленными. Вы ссылаетесь на данный отрывок?

Экснер: Подсудимый, вы назовёте отрывок,?

Йодль: Он под цифрой 163, на странице 131.

Экснер: Страница 131 второго тома.

Йодль: Могу я прочесть его?

Экснер: Да.

Йодль:

«Со всеми партизанами захваченными во вражеской форме или гражданской одежде или сдавшимися во время боя принципиально следует обращаться как с военнопленными. Аналогичное применяется ко всем лицам, вовлечённым в непосредственном районе боевых действий, которые могут рассматриваться как поддерживающие партизан, даже когда в отношении них не подтверждается боевая деятельность. Партизаны в немецкой форме или форме союзной армии, расстреливаются после допроса, если захватываются в бою. С дезертирами, независимо от их одежды» — и, я могу добавить, даже одетыми в немецкую форму — «принципиально обращаются аналогично. Партизаны должны это услышать».

Председательствующий: Минуточку. Что же, вероятно — сейчас 1 час — мы можем прерваться.

(Объявлен перерыв)

Вечернее заседание

Экснер: У меня есть один дальнейший вопрос, касающийся партизанского регулирования. Обвинением предъявило обвинение в том, что вы посредством номера 161 партизанских правил — ваши чести, который, в документальной книге использованной последней, Ф-665, страница 130 тома II — являетесь ответственным за уничтожение целых деревень и даже всего населения деревень во Франции. Пожалуйста, вы прокомментируете это?

Йодль: Мне кажется это противоречит правде. Посредством номера 161, я уменьшал коллективные меры, и коллективные наказания о которых фюрер распоряжался без ограничений, до того, что разрешалось статьей 50 Гаагских правил сухопутной войны. В данной статье коллективное наказание запрещалось до тех пор, пока всё население не являлось равно виновным в террористических действиях любого рода. Следовательно, этим номером 161 я не приказывал сжигать деревни, даже в исключительных случаях, а напротив я сказал, что такие коллективные меры могли использоваться только в самых исключительных случаях и затем только с одобрения командира дивизии так как у него имелся трибунал и он мог провести судебное следствие.

Я не желаю затруднять Трибунал всеми остальными своими заслугами, о которых можно прочесть в данном документе. Я обсуждал хорошее обращение с населением; необходимость оставления у них предметов первой необходимости, и т. д. Мне кажется, в любом случае, что данный документ действительно служит моделью того какого рода война может вестись в рамках международного права. Я делал это, так как я был убеждён, что тогда французское движение Маков также мятеж Тито92 постепенно перерастают в регулярную войну.

Теперь о случае со 2-ой танковой дивизией СС93 упомянутой как пример вещей, которые я вызвал посредством данного номера 161. Я могу сказать, только, что поведение танковой дивизии СС являлось ответственностью командира. Я узнал об этом только месяцы спустя. Я благодарен французскому обвинению, за представление данного документа, и я благодарен также за заявление о том, что движение Маков94 в начале было не чем иным как войной franc-tireur, героизм которых я не оспариваю.

Экснер: Теперь мы перейдём к иной проблеме, низколетящим лётчикам. Из документа 731-ПС, страница 139 второй документальной книги и страницы 144 тома II моей документальной книги — из этих документов можно увидеть, что из различных источников делались предложения об обращении с вражескими лётчиками, которые совершали вынужденные посадки. Прежде всего, расскажите нам, причину для этого, и каким было ваше отношение к таким предложениям?

Йодль: Я попытаюсь быть кратким насколько возможно. Причиной являлись множественные доклады от людей, атакованных отдельными самолётами вопреки международному праву. Фюрер потребовал контрмер и таково происхождение меморандума 731-ПС, экземпляр Франция-1407. Он не является проектом приказа, и ещё меньше приказом. Это записка, содержащая предложения сделанные Люфтваффе в этой связи. Пока не шло речи о линчевании. Факт, что вообще я сам занимался данной проблемой находит своё объяснение в ответственности, которую как я упоминал ранее, оставалась на мне с 1 мая относительно вопросов международного права. Пометка, которую я сделал на документе уже зачитывалась. Я возразил одному параграфу — случаю, который вместе с тем являлся совершенно допустимым в соответствии с международным правом. Он был позднее зачёркнут и заменен заявлением, что считалось бы убийством, если бы один из наших солдат, высадившийся с парашютом был застрелен. Я написал данное возражение на документ 735-ПС. Концепция линчевания…

Экснер: Для содействия Трибуналу я хочу заявить, где находится данный отрывок. Замечание, сделанное Йодлем в его рукописи находится на странице 144 документальной книги. Различные предложения делались в связи с данным меморандумом, и затем Йодль добавил: «К номеру 3…»; и затем есть пометка.

(Обращаясь к подсудимому)

Пожалуйста, прокомментируйте это.

Йодль: Моей пометкой была: «Министерство иностранных дел согласно с номером 3б?» — а именно, что расстрел наших собственных лётчиков, которых сбивают и парашютируются на землю следует рассматривать как террористический акт.

Экснер: Этот номер 3б на той же самой странице, вверху.

Йодль: Я лишь хотел добавить, что линчевание было предложено в статье Геббельса95 опубликованной в «Volkischer Beobachter96». Чем более я занимал себя данной проблемой, тем более было очевидно, что ничего нельзя достичь мерами такого рода, так как никто не мог захватить низколётящего лётчика, так как он либо спасался, либо разбивался вдребезги об землю. Это вело лишь к общим убийствам лётчиков. Поэтому, я решил — и это было в полной договоренности с фельдмаршалом Кейтелем по этому положению — заставить всю акцию провалиться. Суд может увидеть, что между документом 731-ПС, который составлен 21 мая и документом 735-ПС, 16-ю днями спустя ничего не было сделано. Когда 6 июня я получил достаточно длинный доклад я пометил на нём: «Этого не достаточно; мы должны начинать всё сначала; как мы можем убедиться, что с другими вражескими лётчиками не будут обращаться таким же образом? Должна ли предусматриваться некая юридическая процедура или нет»? Если я написал это, тогда ваши чести, это абсолютное подтверждение, если вы рассматриваете мой общий метод работы, что у меня нет никакого иного подтверждения, что задержка и затягивание вещей разрешило вопрос сам собой. И у меня в данном случае получилось. Никакой военный начальник не отдал приказа. Мы даже не дошли до того, чтобы подготовить проект приказа. Единственная вещь, которая у нас была эти куски бумаги. Это подтверждалось и подтвердится в дальнейшем, многими месяцами спустя выдвижением фюрером против меня тяжелейших обвинений, и против Люфтваффе в частности, о торпедировании приказа.

Экснер: Теперь мы перейдём к чему-то совершенно иному. Начальник ОКВ, в письме, написанном в 1941, назвал вас и Варлимонта своими представителями для сотрудничества с министерством Розенберга по оккупированным восточным территориям. Это документ 865-ПС, экземпляр США-143. Как это работало на практике?

Йодль: Вообще никак. Помимо одного совещания в 1943 касавшегося обращения с народами Востока у меня вообще не имелось связи с министерством Розенберга. Единственное сотрудничество, которое имело место постоянно было осуществление пропаганды моим подразделением, так как все брошюры, которые составлялись и распространялись в России сначала обсуждались с министерством восточных оккупированных территорий.

Экснер: Тогда, почему вы вообще были назначены? Почему это являлось необходимым?

Йодль: Это было чисто формальным вопросом, потому что министр доктор Ламмерс97 написал каждой из высших властей общий запрос о назначении заместителя; и фельдмаршал Кейтель также назначил заместителя.

Экснер: Мы должны перейти к чему-то совершенно новому. Вам показывали достаточно странный документ, но суд это запомнил. Это подборка в табличной форме, в которой некоторые инциденты о значимости международного права приводимые в первой колонке. Во-второй колонке есть примеры; в третьей и четвёртой…

Робертс: Это страница 163 в большой документальной книге.

Экснер: Это диаграммная подборка, которая излагает на одной стороне некоторый инцидент и на другой перечисляет последствия данного инцидента: его оценка в свете международного права, её использование для пропаганды и тому подобное.

Вы объясните, как это произошло? Это действительно очень странный документ. Двенадцать нарушений международного права излагаются с нашей стороны, и мне кажется, 13 нарушений у противника.

Йодль: Я не думаю, что данный документ вообще примечательный. Он был составлен в конце 1938, незадолго до Мюнхенской конференции98. Я, в своём ведомстве, не знал точно, был бы вооруженный конфликт или нет и так как тогда положения международного права не были ясны нам, я хотел, взяв различные примеры, понять у экспертов по международному праву, каково настоящее отношение к таким нарушениям. Каждый офицер в моём подразделении затем ломал свою голову в поисках примера, и мы попытались покрыть каждую отрасль международного права путём особых примеров. Я считаю это заметным знаком того, что даже тогда мы сами занимались концепцией международного права. В этом вообще не может быть сомнения, что я одиночку несу ответственность за обдумывание этих примеров. Но если можно взять исключение в ответ на данные примеры, то есть на суждение в линиях международных законов войны, я могу лишь сказать, что это не исходило от меня; это исходило от ведомства Канариса. Помимо этого, это показывает очень аккуратное и почтительное отношение к международному праву, особенно относительно воздушной войны. В любом случае, это было на гораздо более высоком уровне, чем было на практике.

Экснер: Следовательно, существовало намерение совершать данные нарушения международного права?

Йодль: Вообще нет, но как тот, кто знаком с историей войн, я знал, что ещё никогда не было ни одной войны в этом мире на которой бы не происходили нарушения международного права.

Если вероятно, последует возражение, что почти в конце параграфа появляется: «Объяснения министерства пропаганды». Я хочу сказать, что это пришло в конце, после оправдания соответствующими законами войны и суждением с точки зрения международного права и что адмирал Брюкнер, который давал ответ, сам сослался на это — что пропаганда может применяться на практике только после разъяснения аспектов международного права. Более того весь вопрос являлся предварительным, так как министерство иностранных дел и различные начальники ведомств Вермахта должны были быть выслушаны о вопросе.

Экснер: Я просил адмирала Бюркнера99 в качестве свидетеля по данному вопросу, но он для меня кажется настолько маловажным предметом и следовательно я отзываю вызов данного свидетеля.

(Обращаясь к подсудимому)

Я хочу задать вам следующий вопрос в данной связи: каким являлось ваше отношение в целом к ограничениям, возлагаемым на ведение войны международным правом?

Йодль: Я осознавал и ценил международное право с которым я хорошо познакомился как с непременным условием достойного и гуманного ведения войны. Копии Гаагских правил ведения сухопутной войны и Женевской конвенции всегда лежали у меня на столе. Мне кажется, что своим отношением к приказу о комиссарах, к линчеванию и к намерению выйти из Женевской конвенции — резко отвергнутому всеми главнокомандующими и всеми родами войск Вермахта и министерством иностранных дел — я подтверждаю, что я пытался, насколько являлось для меня возможным, соблюдать международное право.

Конечно, есть обилие доступных положительных доказательств. Важные документы, вероятно будут представлены моим защитником. Я сошлюсь лишь на поведение германского Вермахта в Норвегии, вопрос в котором я сотрудничал. Я ссылаюсь на партизанские правила…

Экснер: Я представляю документ АЙ-14, страницы 99 и 100 в моей документальной книге, том I. Это особые директивы поведения в ходе оккупации Норвегии и Дании, директивы, которые поэтому, были приняты, когда данные страны оккупировались. Есть несколько очень характерных предложений содержащихся в документе, предложений которые я хочу зачитать. Вы найдёте на странице 98, цифру I:

«Военная оккупация Дании и Норвегии проводиться для цели обеспечения нейтралитета данных стран. Данная цель должна осуществляться мирным путём».

Затем на странице 99, вверху сообщается:

«Директивы поведения в личном общении с норвежским населением».

«Каждый военнослужащий вооруженных сил должен помнить, что он не входит во враждебную страну, но что войска входят в Норвегию для защиты страны и для безопасности её жителей.

«Таким образом, следующее должно соблюдаться:

«I. Норвежцы имеет сильно развитое национальное самосознание. Более того норвежский народ чувствует себя привязанным к остальным нордическим народам.

«Следовательно избегать всего, что может оскорбить национальное достоинство».

Цифра 2 также очень характерная. Затем я должен перейти к цифре 4:

«Дом норвежца свят согласно старой германской концепции. Гостеприимство щедро предоставляется. Собственность неприкасаемая. Дом остаётся…»

Председательствующий: Не требуется зачитывать всё это. Одного параграфа достаточно, чтобы показать характер документа, не так ли?

Экснер: Тогда я сделаю упоминание об оставшемся документе, который я не должен зачитывать и прошу Трибунал принять официальное уведомление о данном документе.

Тогда здесь, есть директива, документ АЙ-16…

Председательствующий: Доктор Экснер, но последний документ, кажется, не подписан подсудимым, не так ли?

Экснер:

(Обращаясь к подсудимому)

Какое отношение вы имеете к данному документу? Вы…

Йодль: Он подписан фон Фалькенхорстом100, но известно, что мы — оперативный штаб вооруженных сил и штаб фон Фалькенхорста — выделили одно подразделение для норвежского предприятия. Я участвовал в подготовке данного документа, и я представил его фюреру и фюрер одобрил его. В этом отношении даже есть запись в моём дневнике.

Экснер: Затеи идет документ АЙ-16, который я настоящим приобщаю.

«Специальные директивы по управлению и умиротворению в оккупированных районах Голландии, Бельгии и Люксембурга». Это страница 161, том II моей документальной книги. Я процитирую только из страницы 162 с целью сэкономить время. Вероятно я зачитаю, последнее предложение: «Международное право следует строго соблюдать в каждом случае». Но я прошу Трибунал принять юридическое уведомление об остальных правилах.

В этой связи я хочу упомянуть документ 440-ПС, экземпляр Великобритания-107, в моей документальной книге 2, страница 164 — директива номер 8 относительно ведения войны, датированная 20 ноября 1939. Она говорит в отношении задач воздушных сил — я зачитаю последний параграф:

«Местности, особенно крупные открытые города и производства не атакуются без вынужденной военной необходимости, ни в голландских ни в бельгийско-люксембургских районах. — подписано Кейтель».

Вы также её готовили?

Йодль: Я готовил данный приказ.

Экснер: Тогда мы можем сослаться на правила по борьбе с партизанми, вопрос, который также здесь обсуждался.

Йодль: И я хочу сослаться на нечто, что мне кажется, я заявлял вчера, что я приказал о немедленном расследовании инцидента Мальмеди.

Экснер: Вы постоянно думали об аспектах международного права, что касалось ваших приказов?

Йодль: Мне кажется, я уже заявлял об этом. Я изучал международное право очень аккуратно и это отражалось в моих приказах. Я не желаю задерживаться на сведениях полученными мной из данных правил, так как это неполно, но я хочу завершить, сказав, что есть факт, что не существовало никаких правил по регулированию воздушной войны, возникала прискорбная путаница в определениях — например, между восстанием и законной войной; между franc-tireur, бандитом и разведчиком; между шпионом и разведчиком; отрядами уничтожения и саботажниками. В любое время с помощью самолёта восстание могло превратиться в законную войну; и законная война, с другой стороны, могла стать состоянием восстания. Это относиться к десантным войскам и обеспечению снабжения по воздуху, которые должно иметься в международном праве.

Экснер: В этой связи, я хочу представить письменные показания Лемана101, экземпляр АЙ-10. Данный документ не представлялся суду, потому что лишь вчера обвинение заявило о своём согласии с использованием данных письменных показаний. Мне кажется это письменные показания главного военного прокурора доктора Лемана. Если Трибунал заявит о допустимости данных письменных показаний. Я могу, вероятно просто сослаться на них…

Председательствующий: Где они?

Экснер: Я настоящим их, но они ещё не переведёны, так мы получили разрешение о нём, только вчера в суде.

Робертс: Так как сэр Дэвид вчера сказал, что не имеется возражения письменным показаниям, хотя в действительности не было распоряжения допускающего письменные показания Лемана. Милорд, они очень короткие, особенна та копия, что есть у меня, и я думаю, что нет причины возражать им.

Экснер: Тогда, с целью сэкономить время, я сошлюсь на них; и я прошу Трибунал прочесть данные заявления доктора Лемана. Они кажутся существенными, так как, в конце концов, он высший юрист в германском Вермахте, главный военный прокурор Леман, который там привёл информацию.

Председательствующий: Вам лучше присвоить им номер.

Экснер: Ваша честь, да, я присвоил ему номер экземпляра АЙ-10.

Председательствующий: Да.

Экснер: Данный господин упоминает юридические дискуссии, которые он имел по случаю с Йодлем и он приводит нам отношение Йодля к юридическим вопросам.

Генерал, и теперь в связи с преступлениями против законов войны есть один последний вопрос, который привлекает наше внимание. Множественные записи в журнале боевых действий, приказы и т. д., являются предметом серьезных обвинений против вас. У вас имелась возможность до вашего захвата, уничтожить весь данный материал?

Йодль: Да, между 3 мая и 23 мая у меня было время и досуг сжечь каждый лист бумаги, но я отдал инструкции своему штабу не уничтожать не единого дела, так как я не чувствовал, что есть, что скрывать. Я передал, когда меня захватили полные дела, и прежде всего самые особо важные, все оригиналы директив фюрера с 1940 американскому офицеру.

Экснер: И сейчас я должен вернуться к предполагаемым преступлениями против мира. Прежде всего, мы выясним, какие посты вы занимали в течение критического периода. Пожалуйста, скажите какие посты, вы занимали с 1933.

Йодль: С 1932 по 1935 я находился в отделе, который позднее назвали оперативным отделом армии. С середины 1935 по октябрь 1938 я являлся начальником отдела национальной обороны в управлении Вермахта, которое позднее называли ОКВ.

Экснер: Это означает, что управление Вермахта в действительности являлось ОКВ?

Йодль: Да, позднее. С октября 1938 незадолго до польской кампании я был артиллерийским командиром в Вене и Брюнне, в Моравии; и с 27 октября 1939…

Экснер: Пожалуйста, минуточку. 27 сентября?

Йодль: Нет — даже августа. С 27 августа 1939 я принял должность и задачи начальника генерального штаба.

Экснер: Теперь, давайте возьмём данный период. Вы сами занимались с военными планами в 1932–35, когда вы находились в так называемом управлении армии?

Йодль: Тогда в оперативном отделе не шло приготовлений, за исключением боевых директив по импровизированному охранению восточной границы. Они были похожи на ополченческие организации и приготовления, готовившиеся к эвакуации всё германской границы на случай вражеской оккупации. Вот и всё.

Экснер: Вы имели какое-либо отношение к провозглашению всеобщей воинской обязанности?

Йодль: Нет, я не имел к ней отношения. Мне кажется, я услышал о ней за один день.

Экснер: Какими являлись ваши обязанности в качестве начальника отдела национальной обороны с июня 1935 по октябрь 1938?

Йодль: На данной должности я разрабатывал оперативно-стратегические директивы согласно инструкциям моих начальников, Кейтеля и Бломберга102. Я должен был изучать и разъяснять проблему руководству Вермахта; готовить исследования и учения для больших манёвров Вермахта в 1937. Я должен был надзирать за Академией Вермахта; я должен был разрабатывать проекты законов в связи с приказом о всеобщей воинской обязанности и с унифицированной подготовкой к мобилизации в гражданском секторе, то есть, государства и народа. Так называемый секретариат комитета обороны Рейха подчинялся мне.

Экснер: Пожалуйста, скажите мне, кем вы тогда были? Какое у вас было звание?

Йодль: Я получил эту должность, пока был подполковником; и в 1936 — мне кажется — я стал полковником.

Экснер: Вы принимали какое-либо участие в законе об обороне Рейха?

Йодль: Нет, данный закон возник до моего прихода в управление Вермахта.

Экснер: Но обвинение вменяет вам участие в нём на основании дополнения, которые вы сделали в документе 2261-ПС, экземпляр США-24, который находится в томе I, страница 9. В данном документе сказано: «Прилагается копия закона об обороне Рейха от 21 мая 1935…» Подпись Бломберга и она датирована 24 июня. Затем идёт дополнительный параграф: «Берлин, 3 сентября 1935. В группу 1а экономической обороны, направляется копия, подписано Йодль». Что вы об этом нам скажите?

Йодль: Бесспорно, что это действующий закон Рейха, копию которого я направил в другое ведомство. Мне больше нечего об этом сказать.

Экснер: Вы сами не участвовали в подготовке самого закона?

Йодль: Нет.

Экснер: Вы являлись членом совета обороны Рейха?

Йодль: Нет.

Экснер: Вы являлись членом комитета обороны Рейха?

Йодль: Я являлся им автоматически с момента принятия мной руководства отделом национальной обороны. На десятом заседании данного собрания экспертов от 26 июня 1935, генерала фон Рейхенау обозначили как моего заместителя.

Экснер: Каким было предназначение данного комитета? Мне кажется это уже обсуждалось, так что будьте насколько возможно кратким.

Йодль: В нескольких словах: с данным комитетом унифицировалась мобилизация, не армии, но мобилизация государства и народа, соответствующая военной мобилизации. Эти планы излагались в мобилизационных книгах приводящих окончательные цифры и различные стадии напряжения.

Экснер: Какими являлись различные стадии напряжённости?

Йодль: Мы узнали об этом из Франции и приняли её. Французская система, по которой мобилизации осуществлялась в пять этапов согласно степени существовавшей напряженности.

Председательствующий: Нам нужны подробности этого? Не достаточно сказать, что они были скопированы с Франции?

Экснер: Очень хорошо.

(Обращаясь к подсудимому)

Вероятно, вы можете сказать нам, что это значило; почему мы приняли систему стадий напряжённости? Какой являлась причина?

Йодль: Задачей было получить некоторые средства в наше распоряжение — тогда как было заведено в Европе — что мы достигаем интенсифицированной готовности к войне до принятия публичного приказа по мобилизации.

Экснер: Комитет обороны Рейха занимался вооружением?

Йодль: Нет. Он вообще сам не занимался вооружением.

Экснер: Комитет по обороне Рейха сам занимался с политическими планами или намерениями?

Йодль: Он не имел никакого отношения к политическим проблемам.

Экснер: А, что насчёт войны?

Йодль: Он занимался только мобилизацией.

Экснер: Это означает, некую особенную войну…

Йодль: Мобилизация является необходимостью для любой возможной войны.

Экснер: В этом комитете вы сами занимались с мобилизационными книгами. Правильно?

Йодль: Да. Мне кажется, я уже объяснял это. В данных книгах излагались и индексировались подробности обо всех основных властях Рейха согласно степени напряженности.

Экснер: Что вы имеете в виду под основными властями Рейха?

Йодль: Я подразумеваю все министерства.

Экснер: Вы имеете в виду гражданские власти?

Йодль: Да, гражданские власти. И приготовления, делавшиеся ими должны были согласовываться с приготовлениям военных.

Экснер: Какими были приготовления в демилитаризованной зоне103?

Йодль: Приготовления в демилитаризованной зоне были связаны только с эвакуацией, то есть сдачей районов западнее Рейна в случае французской оккупации.

Экснер: Мне кажется, мы уже долго это обсуждали, и в этой связи я хочу обратиться к документу ЕС-405, экземпляр Великобритания-160, страница 11 моей документальной книги, первый том, где упоминается десятое заседание. Вы обвиняетесь в распоряжении о высшей секретности касающейся всех этих приготовлений, которые согласно вашему описанию, являлись мерой чисто оборонительного характера. Почему всё это секретно?

Йодль: Сохранение в тайне мер такого рода предпринималось как принятое во всем мире. Для нас в Германии оно являлось особенно важным, так как годами гражданские власти не знакомились с военными вопросами, и мне казалось в особенности важным, чтобы в зарубежных странах не возникало недопонимания, такого, как случалось на данных слушаниях в связи с «Freimachung104» на Рейне.

Экснер: И почему вы распорядились о секретности? Для того, чтобы не беспокоить зарубежные страны?

Йодль: Тогда мы были даже слабее чем в течение периода, когда имели армию в 100000 человек. Эта армия в 100000 была развалена на сотни небольших групп. Это было время нашего величайшего бессилия и в тот период мы должны были быть чрезвычайно осторожными во избежание любых и всяких трений с зарубежными странами.

Экснер: Какими являлись военные планы тех дней?

Йодль: Я уже говорил, что существовали боевые директивы по пограничной охране Востока. Я также разработал инструкции для командующего в Восточной Пруссии на случай отрезания её от Рейха посредством внезапного нападения Польши.

Экснер: Тогда вы знали о каких-либо немецких стремлениях атаковать?

Йодль: Вообще не было ни мысли, ни разговора.

Экснер: Что же, я хочу процитировать одно предложение из двенадцатого заседания совета обороны Рейха. Это на странице 14 том I моей документальной книги, документ ЕС-407, экземпляр Великобритания-247. На том заседании подполковник Вагнер105 от ОКХ сказал — кстати, кем он был?

Йодль: Позднее он стал генерал-квартирмейстером.

Экснер: Подполковник Вагнер сказал:

«Результат войны» — то есть, последней войны — «полностью изменил военную и политическую ситуацию на случай будущей войны, а именно необходимостью ведения её в своей собственной стране».

Он сказал это 14 мая 1936. Что вы понимаете из данного предложения?

Йодль: Конечно, вероятно можно сказать…

Председательствующий: Доктор Экснер, уверен это заявление кого-то ещё и данное заявление говорит само за себя. Это не является предметом, который нам может интерпретировать свидетель.

Экснер: Очень хорошо.

(Обращаясь к подсудимому)

Итак, позднее вы занимались вооружением в управлении армии в отделе национальной обороны?

Йодль: Лично я вообще не имел никакого отношения к вооружению в действительном смысле. Это являлось вопросом различных родов войск Вермахта — армии, флота и воздушных сил — и этим занимались их руководили и организационные штабы. Главнокомандующие обсуждали данные вопросы напрямую с фюрером. Но я надеюсь, и я не отрицаю, что моя работа в генеральном штабе вносила вклад в реконструкцию германского Вермахта.

Экснер: Ваш дневник, 1780-ПС, не содержит ни слова о вооружении, и кажется очевидным, что тогда вы сами не занимались данной проблемой. Какими были ваши мысли по вопросу вооружения? Вы были в его пользу?

Йодль: Тогда у меня было такое же мнение как у моих начальников; и оно характеризовалось, что за день до заявления о том, что будут сформированы 36 дивизий, Бломберг также как и Фрич106 предложили фюреру, что следует сформировать только 24 дивизии. Они опасались размывания всей армии. Вероятно, они также опасались бурь во внешней политике, основанных на силах существовавших только на бумаге.

Экснер: Пожалуйста, ответьте на вопрос, который кажется важным для меня: какими являлись конечные даты в связи с вооружением в 1936?

Йодль: Предусматривались различные даты. Первым сроком был установлен 1942–43. Большая часть Западного вала107 должна была быть завершена к 1945. План реконструкции флота длился до 1944–45.

Экснер: Тогда, что вы считали задачей вооружения?

Йодль: Поскольку не было возможно, общее разоружение, целью являлось создание военного паритета между Германией и соседними странами.

Экснер: В этой связи я хочу обратиться к документу, который уже представлялся — 2-х летний доклад генерала Джорджа Маршалла108. Он уже приобщался как Редер-19. У меня есть передо мной часть, часть которую я представил под номером АЙ-3. Страница 168. Относительно проблемы перевооружения, некоторые предложения бьют в точку.

Во втором параграфе на странице 6 или скорее последнем предложении там, мы видим:

«Мир всерьез не учитывает желаний слабого. Слабость слишком большой соблазн, в частности для жестокого, кто хочет богатства и власти».

Затем на следующей странице есть другое предложение:

«Прежде всего, мы должны, я думаю, исправить трагическое недопонимание, что политика безопасности это политика войны…»

Пожалуйста, вы можете нам сказать, каким тогда являлось соотношение нашей военной силы к зарубежным странам.

Йодль: В 1935, когда мы ввели 36 дивизий, Франция, Польша и Чехословакия обладали 90 дивизиями мирного времени и 190 дивизиями для войны. У нас почти не имелось какой-либо тяжёлой артиллерии, и строительство танков находилось на самых ранних стадиях. Концепция оборонительного и наступательного вооружения обсуждалась здесь по различным поводам. Если вдаваться в подробности, это заведёт нас слишком далеко. Но я хочу сказать лишь, то, что касалось Германии, её географическое положение не применимо к данной концепцию Конференция по разоружению109, также, после месяцев обсуждений, провалилась из-за того, что подходящего определения данной концепции не удалось сформировать.

Экснер: Я снова хочу процитировать из эксперта, Джорджа Маршалла, на странице 168 моей документальной книги, из которой я только, что процитировал; и снова лишь одно предложение. Оно в первом параграфе: «Единственно эффективная оборона нации может теперь поддерживаться атакующей мощью…

Однако, сейчас обвинение утверждает, что вы должны были знать, что такое огромное перевооружение как немецкое перевооружение могло служить только агрессивной войне. Пожалуйста, вы это прокомментируете?

Йодль: Мне кажется, это можно объяснить лишь выражением военного невежества. До 1939 года мы, конечно, были в состоянии уничтожить Польшу в одиночку. Но никогда, ни в 1938 или 1939, действительно в состоянии выдержать концентрированную от этих государств вместе взятых. И если мы не рухнули уже в 1939, это лишь из-за факта, что приблизительно 110 французских и британских дивизий на Западе полностью бездействовали против 23 немецких дивизий.

Экснер: Но скажите нам, когда реально началось интенсивное перевооружение?

Йодль: Реальное перевооружение началось только после уже начавшейся войны. Мы вступили в эту мировую войну с почти 75 дивизиями. Шестьдесят процентов нашего пригодного населения не было подготовлено. Армия мирного времени насчитывала, вероятно, 400000, против 800000 человек в 1914. Наши запасы боеприпасов и бомб, как уже показал свидетель Мильх110, были до смешного малы.

Экснер: В этой связи я хочу зачитать вашу дневниковую запись. Страница 16 тома I моей документальной книги, которая это 1780-ПС, США-72. 12 декабря вы сказали:

«После завершения проекта «Л» — то есть национальной обороны — «фельдмаршал доложил о состоянии военного потенциала Вермахта, указав на основную проблему -неадекватные запасы боеприпасов для армии — от 10 до 15 дней боёв равные 6 дневным поставкам.

Йодль: Это правильно, у нас имелось боеприпасов от 10 до 15 дней боя.

Экснер: Теперь я перехожу к вопросу оккупации Рейнланда.

Председательствующий: Давайте прервёмся.

(Объявлен перерыв)

Экснер: Генерал, когда вы впервые услышали о планах по оккупации Рейнланда?

Йодль: С 1 или 2 марта 1936; то есть почти за 6 дней до реальной оккупации. Я не мог услышать о них ранее, потому что до этого фюрер сам не определился.

Экснер: Вы и генералы имели военные возражения оккупации?

Йодль: Я должен признаться, что у нас были неспокойные чувства игрока, вся удача которого стоит на кону.

Экснер: У вас имелись юридические возражения?

Йодль: Нет; я не являлся ни экспертом по международному праву ни политиком. Политически говоря, заявление, что соглашение между Чехословакией, Россией и Францией111 нарушало Локарнский пакт112, тогда я принял, как факт.

Экснер: Насколько сильны были наши силы в Рейнланде после оккупации?

Йодль: Мы оккупировали Рейнланд приблизительно одной дивизией, но только три её батальона вошли на территорию к западу от Рейна; один батальон вошёл в Аахен, один в Трир и один в Саарбрюкен.

Экснер: Три батальона. Это в действительности лишь символическая оккупация, разве нет?

Йодль: Да, и они действовали символически.

Экснер: Вы делали, что-либо во избежание военного конфликта из-за этой оккупации?

Йодль: Тогда существовали серьезные доклады, которые шли от наших военных атташе в Париже и Лондоне. Меня они не могли не впечатлить. Тогда мы предложили фельдмаршалу фон Бломбергу, что вероятно он должен обсудить отвод этих трёх батальонов к западу от Рейна при условии, что французы отведут в четыре или пять раз больше людей от своей границы.

Экснер: Данное предложение когда-либо делалось?

Йодль: Да, оно было сделано фюреру, но он отверг его. Он очень грубо отказал предложению генерала Бека113, что мы должны заявить, что мы не укрепляем район к западу от Рейна. Это было предложением генерала Бека, которое фюрер отверг очень грубо.

Экснер: Вы тогда думали, что акция была связана с агрессивным намерением?

Йодль: Нет, не могло быть какого-либо вопроса об агрессивных намерениях.

Экснер: Вы думаете, что тогда ведущие люди имели агрессивные намерения?

Йодль: Нет, никто не имел агрессивных намерений; но конечно возможно, что в голове фюрера уже существовала идея, что оккупация являлась условием для его последующих действий на Востоке. Это возможно; но я не знаю, потому что я не мог заглянуть в голову фюрера.

Экснер: Но вы не видели каких-либо внешних признаков этого?

Йодль: Нет, вообще нет.

Экснер: Вам известно о так называемом завещании Гитлера датированном 5 ноября 1937114, которое представлялось здесь?

Йодль: Я впервые услышал о нём здесь в суде.

Экснер: Что тогда о нём знали?

Йодль: Фельдмаршал фон Бломберг проинформировал Кейтеля и Кейтель проинформировал меня, что была дискуссия с фюрером. Когда я попросил стенограмму, мне было сказано, что никаких стенограмм не делалось. Я сошлюсь на свой дневник, документ 1780-ПС, в качестве подтверждения этого. То, что мне сказали вообще не являлось сенсационным и вряд ли каким-либо образом отличалось от чего-либо содержавшегося в общих директивах по подготовке к войне. Я могу только полагать, что фельдмаршал фон Бломберг тогда держал все эти вещи при себе, потому что он не мог поверить, что эти вещи когда-либо будут осуществлены.

Экснер: Существовал оперативный план против Австрии?

Йодль: Не существовало оперативного плана против Австрии. Я наиболее категорично это заявляю.

Экснер: Теперь мы подошли к документу С-175, директиве, которая имеет номер экземпляра США-69. Он в томе I; страница 18 и последующие страницы. Это директива по унифицированной подготовке вооруженных сил в 1937. Обвинение процитировало план «Отто»115 только в его директиве, для того, чтобы создать связь с тем, что весь план являлся кампанией против Австрии. Пожалуйста, объясните, что означала эта директива.

Йодль: Она являлась теми типичными приготовлениями для войны, для любого возможного случая. Такие директивы принимались в Германии каждый год пока существовал генеральный штаб и всеобщая воинская обязанность. Эти теоретические военные и исследования проводили различие между двумя случаями, а именно случаями войны, которые по своему характеру являлись политически вероятными или могли быть вероятными, и случаями которые не являлись вероятными. Что касалось предыдущего, оперативный план должен был быть подготовлен армией и воздушными силами. Так как последующие подходящие предложения только должны были выдвигаться. Если Трибунал перевернёт на страницу 21 документа, там появляется в конце страницы, часть 3, следующее предложение: «Особо специальные случаи рассматриваются высшим командованием в целом без участия региональных властей…» и помимо таких случаев, на странице 22, особый план «Отто».

Экснер: На странице 18 данного документа есть директива, действующая с 1 июля 1937 вероятно по 30 сентября 1938, то есть больше чем год. Это, наоборот, заменяет другую похожую директиву, на которую ссылалась в первом параграфе, которая была подготовлена для тех же самых проблем. Вы участвовали в дискуссиях по австрийскому вопросу?

Йодль: Нет, я не участвовал в каких-либо дискуссиях.

Экснер: В судебном обзоре от 12 февраля 1938 говорится, что вы находились в Оберзальцберге. Кейтель уже разъяснял это. Ваша запись в дневнике от 12 марта 1938 следовательно, основывается на отчёте полученном ваши от Кейтеля; это правильно?

Йодль: Да. Это просто заметка о кратком отчете, данном мне генералом Кейтелем о дне, вероятно немного приукрашенная.

Экснер: Но тогда он говорит, вечером 11 февраля: «Генерал Кейтель с генералами фон Рейхенау и Шперрле116 в Оберзальцберге. Шушниг и Г.Шмидт117 подвергаются очень сильному политическому и военному давлению». В английском и французском переводе говорится, что Шушниг и Шмидт были «снова подвергнуты очень сильному политическому и военному давлению». Данное слова «снова» не появляется в моём немецком оригинале.

Теперь, вы предлагали обманные манёвры против Австрии? Это предъявлено вам.

Йодль: Я не предлагал каких-либо обманных манёвров. Фюрер приказал их; и я не думаю, что они являлись незаконными, потому что мне кажется, что азартная игра в мировой истории, в политике и войне всегда ведётся краплёными картами. Но фюрер приказал это и об этом заявлено в моём дневнике. Я обеспечивал военной информацией и документами Канариса о том, где были расположен наши гарнизоны, какие манёвры проводятся. Канарис обработал их и затем распространил их в Мюнхене.

Экснер: Что вы думаете о цели…

Йодль: Мне было сказано, что задачей является оказать некоторое давление для того, чтобы Шушниг, когда он вернётся домой, придерживался соглашения в Оберзальцберге.

Экснер: Как долго до действительного входа в Австрию вы знали о таких намерениях?

Йодль: 10 марта утром до 11 часов я услышал об этом впервые.

Экснер: И когда написана запись?

Йодль: 12-го. Это было когда генерал Кейтель и генерал Вибн118, который временно являлся начальником оперативного штаба вооруженных сил, были внезапно вызваны в рейхсканцелярию, когда я услышал о намерении впервые.

Экснер: Тогда у вас был подготовлен план или что-то?

Йодль: Фюрер удивил их, заявив, что вопрос включал австрийскую проблему; и затем они вспомнили, что существовал план генерального штаба названный «Отто». Они направили за мной и за этой директивой, и узнали от меня, что такая директива действительно существовала, но что на практике ничего не было подготовлено. Так как она являлась только теоретическим планом и готовилась исключительно на случай реставрации в Австрии и так как сейчас такая реставрация не ожидалась, высшее командование армии фактически ничего не сделало.

Экснер: Как вы сами поняли всю австрийскую акцию?

Йодль: Мне казалось это семейной ссорой, которую сама Австрия разрешит посредством внутренней политики в самое короткое время.

Экснер: И что вы об этом думали?

Йодль: У меня свои обширные сведения об Австрии. Посредством родственников и знакомых, посредством германо-австрийского альпинистского клуба, к которому я принадлежал, так как, зная австрийские горы, находился в близком контакте с Австрией чем с северной Германией и я знал, что в этой стране правительство существовало вопреки воли народа долгое время. Крестьянское восстание в Штирии являлось характерным примером.

Экснер: Марш в Австрию осуществлялся по предложению, С-175?

Йодль: Нет, это являлось совершенной импровизацией за несколько часов с соответствующим результатом. Семьдесят процентов всех бронированных машин и грузовиков растянулись по дороге из Зальцбурга и Пассау к Вене, потому что водителей забрали со своего обучения и поставили им эту задачу.

Председательствующий: Подсудимый, вы только, что сказали, не так ли, что фюрер говорил им, что это являлось проблемой Австрии? Вы так сказали, разве нет?

Йодль: Я сказал, что фюрер проинформировал генерала Кейтеля и генерала Вибна об том, 10 марта, утром. Он не говорил со мной и до того дня я также не говорил с фюрером.

Председательствующий: Я лишь хотел знать дату. Вы сказали это было 10 марта?

Йодль: Да, 10 марта, утром.

Экснер: Это верно, что только подразделения мирного времени маршировали в приграничные округа, в австрийскую территорию?

Йодль: Да, это факт, что только подразделения мирного времени, которые намечались для парада в Вене действительно маршировали. Все подразделения, которые могли быть необходимы для военного конфликта, скажем, с Чехословакией или Италией, остановились в последний момент и не пересекали границу.

Экснер: Например, колонны с боеприпасами?

Йодль: Нет, всё оставалось позади.

Экснер: Существовала какая-либо медлительность среди политического руководства в последний момент?

Йодль: 11 марта, в полдень, я получил новости из рейхсканцелярии, чтобы Вермахт не входил, но чтобы полиция прошла через Вермахт и шла в одиночку. Однако вечером, 11 марта в 20 часов 30 минут, окончательное решение достигло меня, которым было то, что Вермахт должен, в конце концов выдвигаться. Я не мог понять причины задержки.

Экснер: Значит при всём этом в действительности не было вторжения силой?

Йодль: Нет, это была чисто мирная оккупация. Мной она была охарактеризована предложением начальнику оперативного отдела армии, чтобы он имел оркестры марширующими во главе колонн и чтобы все водители одели очки, иначе их могли ослепить цветами, бросаемыми в них.

Экснер: Какой была значимость приказа подписанного вами относительно марша в Австрию? Он представлялся вам ранее под документальным номером С-182, экземпляр США-77. Вы помните это, не так ли?

Йодль: Да, я помню. Это ничего более чем письменный протокол о чём-то, что ранее приказали устно и что уже осуществлялось. Вы поймите, данный письменный приказ, пришёл слишком поздно.

Экснер: И какова значимость документа С-103, экземпляр США-75, относительно возможной стычки с чешскими войсками или итальянскими войсками на австрийской территории? Как вы пришли к этому?

Йодль: Это основывалось на запросе от генерального штаба армии. Они хотели знать, даже в случае малейшей возможности, как войскам вести себя. Я разъяснил вопрос по телефону, через генерала Шмундта, с фюрером и я затем представил его решение в письменном виде, как его приказ.

Экснер: И как операция завершилась?

Йодль: Она прошла именно так как ожидалось. Там было празднование и триумфальный марш, такое какое мир вероятно редко видел — даже никто не любит о нём вспоминать сегодня. Население встречало нас уже ночью; пограничные заграждения сняли и все германские войска назвали тот марш войной цветов.

Экснер: Теперь мы переходим к вопросу Чехословакии. Вы участвовали в совещаниях от 21 апреля 1938 и 28 мая 1938, которые обвинение описало как совещания заговорщиков?

Йодль: Я не участвовал в каких-либо из этих совещаний.

Экснер: Какого типа работу генерального штаба вы проводили по плану «Зеленый119» — который, конечно, операция по Чехословакии?

Йодль: Я должен снова сослаться на документ С-175, который на странице 17 первого тома моей документальной книги. В этой общей директиве по унифицированным приготовлениям к войне, разбирались два важных плана, или с ними должны были разбираться: оборонительное развёртывание против Франции если она начнёт враждебность — «план Красный120» и наступательное развёртывание — «план Зелёный» — против Чехословакии. Это работало бы таким же самым образом, даже если бы у нас не обострился конфликт с Чехословакией, потому что война на два фронта — проблема с которой мы всегда сталкивались — не могла никогда вестись или выиграна в любом ином случае, чем посредством атаки против слабейшего. Данная директива, что касалось плана «Зелёный», должна была быть подготовлена для обновления в тот самый момент, когда Австрия автоматически стала новым районом сосредоточения. Таким образом, 20 мая 1938, мною был подготовлен новый проект для плана «Зеленый», который начинался с привычных слов: «Я не намерен атаковать Чехословакию военной акцией в ближайшем будущем без провокации…»

Экснер: Минуточку. Данная цитата это документ 388-ПС, экземпляр США-26. Этот документ датирован 20 мая 1938. «Я не намерен атаковать Чехословакию военной акцией в ближайшем будущем в отсутствии провокации…» Теперь, пожалуйста, продолжайте.

Йодль: Это было 20 мая. 21-го, спустя день, произошел отвратительный инцидент. Чехословакия не только мобилизовала, но даже промаршировала к нашим границам. Начальник чехословацкого генерального штаба объяснил это Туссену121 сказав, что 12 германских дивизий были сконцентрированы в Саксонии. Ничего, абсолютно ничего не происходило.

Экснер: В этой связи я думаю я должен обратить внимание Трибунала на опросник — экземпляр АЙ-9. Это опросник представленный генералу Туссену, который тогда был германским военным атташе в Праге. Он подтверждает мобилизацию того времени. Третий том, 199 — страница 201 документа, внизу, есть следующий вопрос: «Какой являлась причина чехословацкой мобилизации в мае 1938?»

И он ответил:

«Моё личное мнение, что чехословацкое правительство желало вынудить своих политических союзников занять чёткую позицию. Кречи122, начальник чехословацкого генерального штаба, проинформировал меня, как о причине мобилизации, что он имел точную информацию о том, что от 10 до 12 германских дивизий сконцентрированы в районе Дрездена, и что он больше не может нести ответственность не предпринимая контрмер».

С другой стороны следует упомянуть дневниковую запись Йодля, том I, страница 26:

«Намерение фюрера пока не затрагивать чешскую проблему изменилось с чешским развертыванием 21 мая, которое имеет место без какой-либо немецкой угрозы и даже без какой-либо видимой причины. Дальнейшее молчание Германии приведёт к потере престижа для фюрера, которое он не намерен показывать снова».

(Обращаясь к подсудимому)

Это запись из дневника Йодля, страница 26, первый том. Пожалуйста, теперь продолжайте.

Йодль: Это было информацией, которую я получил, отчасти от генерала Кейтеля и отчасти от майора Шмундта, относительно впечатления произведенного на фюрера. Результатом было, то, что он лично изменил мой проект от 20 мая и поставил в начале следующие слова:

«Моё непреклонное решение в том, что Чехословакия должна быть уничтожена за разумный срок путём военной акции. Решение по моменту политической и военной возможности является вопросом для политического руководства.

Экснер: Эти слова появились в документе 388-ПС, на который я уже ссылался, который экземпляр США-26. Это приказ от 30 мая 1939.

(Обращаясь к подсудимому)

Пожалуйста, расскажите нам кратко, каким являлось содержание директивы?

Йодль: В этом приказе от 30 мая фюрером упоминались три возможности о том, как мог возникнуть конфликт с Чехословакией: 1) Без особенной причины — политически невозможная и не обсуждалась 2) после продолжительного периода напряжённости — наиболее нежелательный, потому что не имелось элемента неожиданности; 3) лучшее решение, после инцидента, такого, какие случались тогда ежедневно и который оправдает нас морально перед миром если мы решим вмешаться.

Далее, было команда, чтобы на первый день армия прорвала укрепления с целью очистить путь для свободных операций манёвренных войск, танковых дивизий, для того, чтобы спустя 4 дня было бы создано положение, чтобы военное положение Чехословакии стало непригодным к обороне.

Экснер: Почему данную директиву переработали в июне?

Йодль: Вся директива С-175 впоследствии была пересмотрена в июне. Это было сделано, потому что с 1 октября наступил новый мобилизационный год и потому что данная директива С-175 в любом случае планировалась как действовавшая до 30 сентября 1938. Старая директива была, конечно, всё ещё в действии до 1 октября, но утратила сиу с 1 октября, из-за чего, 24 или 18 июня мной была подготовлена эта директива. В этой директиве упоминался план «Зеленый» в смысле намерения фюрера — а именно, что непосредственной целью его политики является с 1 октября 1938 — не по, а с 1 октября 1938 — использование любой благоприятной возможности для решения проблемы Чехословакии, но только если Франция не вмешается и Великобритания также не выступит.

Я подтверждаю, что не существовало даты каких-либо приказов по началу войны против Чехословакии. В данной директиве от 30 мая дата вообще оставалась открытой; и новые инструкции С-175, от 18 июня заявляли, что только с 1 октября, при первом благоприятном случае.

Экснер: Это на странице 29 нашей документальной книги, второй параграф: «Я решил с 1 октября…».

Йодль: Я, вероятно, могу завершить весь вопрос сказав, с целью быть откровенным, что действительно до 14 сентября, что касалось военных сил, ничего не происходило.

Экснер: Я снова ссылаюсь на запись в дневнике Йодля, том I, страница 32. Это выдержка из документа 1780-ПС, экземпляр США-72 и это запись от 14 сентября 1938:

«В полдень объявлено, что в Чехословакии опубликован приказ по всеобщей мобилизации…Однако, она не проводится, хотя приблизительно восемь возрастных групп вызваны по повесткам. Судетские немцы массово пересекают границу, мы попросили к 17 часам 30 минутам, предложения отдела 2 ОКХ, по усилению пограничной охраны вдоль чешской границы в военных округах VIII, IV, XIII и XVII. Фюрер дал разрешение из Мюнхена».

Председательствующий: Откуда вы это читаете?

Экснер: Я читаю со страницы 32 моей документальной книги; том I, страница 32, и это выдержка из дневника Йодля от 14 сентября, следовательно, запись была сделана в разгар критического периода.

(Обращаясь к подсудимому)

Какими являлись эти военные меры, которые вводились?

Йодль: С 13 или 14 сентября в Чехословакии были призваны восемь возрастных групп. Мы использовали усиление пограничной охраны для того, чтобы можно было принять многих спасавшихся судетских немцев.

С 17 сентября фюрер сформировал фрайкор123 Генлейна124, вопреки предыдущей договоренности и не говоря с нами заранее. Ранее было согласовано, что эти судетские немцы призывного возраста должны вступить в армию резерва.

В то же время начались политические обсуждения. Первая в Бергхофе уже прошла. Бенеш125 приказал мобилизацию в Чехословакии к 23 сентября и только теперь, и в соответствии с политическими дискуссиями, началось военное развёртывание против Чехословакии.

Я не сомневался, что это происходило для использования на случай не подчинения Чехословакии какому-либо соглашению, которое мы заключили с западными державами; фюрер чётко заявил, что он проведёт переговоры, только если Франция и Англия не вмешаются политически или военно.

Экснер: Вы сделали ещё две записи в своём дневнике, от 22 и 26 сентября, которые подтверждают, что вас тогда волновало. Заявление, сделанное капитаном Бюркнером, в первом томе моей документальной книги, на странице 34; снова выдержка из 1780-ПС, датированная 22 сентября:

«Капитан Брюкнер, начальник зарубежного отдела, докладывает, что согласно перехваченному международному телефонному разговору между Прагой и местным легационным советником, германское посольство в Праге уже штурмуется. Я немедленно связался по телефону и телеграфу с Прагой через полковника Юппе126.

«10 часов 50 минут: Бюркнер докладывает, что инцидент не подтверждается. Министерство иностранных дел говорило с нашим посольством.

«10 часов 55 минут: Я установил связь с Прагой и с Туссеном. На мой вопрос о том, как идут дела, он ответил: «Спасибо, превосходно». Главнокомандующий воздушными силами, которого проинформировали о первом докладе, с предложением, что он должен обдумать меры, на случай если фюрер примет решение бомбить Прагу, проинформирован через 1с о ложном докладе, который мог иметь своей задачей провоцирование нас на военную акцию».

Затем 26 сентября говорится:

«Важно, чтобы ложные доклады не привели нас к военным акциям до ответа Праги».

Обвинение заявило, что задолго до 1 октября было решено об агрессии. Вы расскажете мне, какова значимость данной даты, 1 октября 1938, для плана «Зелёный»?

Йодль: Мне кажется я уже говорил это. Я объяснял, что начался новый мобилизационный год, и что никакого приказа не содержалось об установленной дате для начала кампании против Чехословакии.

Экснер: Вы верили в то, что конфликт мог быть локализован?

Йодль: Я был точно убежден в этом, потому что я не мог вообразить, что фюрер, в том положении, в котором мы находились, начнёт конфликт с Францией и Британией, который приведёт нас к немедленному краху.

Экснер: И записи в вашем дневнике, вероятно показывают вашу озабоченность инцидентами?

Йодль: Да. В моём дневнике от 8 сентября есть ссылка на разговор с генералом Штюльпнагелем127. Согласно нему, Штюльпнагель в тот самый момент сильно волновался, что фюрер отойдет от своего чётко определенного отношения и позволит себе втянуться в военную акцию, несмотря на опасность французского вмешательства.

Согласно записи в моём дневнике я ответил, что действительно в тот момент я разделял его волнения в такой же степени.

Экснер: Это запись, которую Трибунал найдёт на странице 26 первого тома моей документальной книги. Снова это выдержка из документа 1780-ПС, и это запись от 8 сентября 1938.

(Обращаясь к подсудимому)

Вы уже сказали, не так ли, о чём было ваше волнение? Нашей слабости?

Йодль: Это не обсуждалось с пятью боевыми дивизиями и семью резервными на западных укреплениях, которые не являлись ни чем иным кроме как стройкой, выстоять против 100 французских дивизий. Это являлось по-военному невозможным.

Йодль: 24 августа, в письме, адресованном Шмундту, вы ссылались на важность инцидента для задач Вермахта в данном случае. Вы в этом серьезно обвиняетесь и я хочу, чтобы вы рассказали мне о значимости данного заявления.

Ваша честь, это 388-ПС, и он на странице 35 первого тома. Это выдержка из часто цитируемого документа 388-ПС: это доклад, сделанный во время приказа «Икс» и предварительных мер.

(Обращаясь к подсудимому)

Пожалуйста, вы заявите, что вы намечали данной работой генерального штаба?

Йодль: Приказ фюрера от 30 мая, который я уже объяснял, признавал, что даже при вступлении в силу данной акции, не могло оставаться иного выбора, чем нападение заранее установленной даты. Это могло последовать только как результат инцидента, потому что без провокации операция находилась под вопросом; и она не предпринималась бы, если бы прошло слишком много времени.

Армия с целью быть готовой к такому неожиданному прорыву чешских укреплений, запросила 4 дня на подготовку. Если ничего бы не случилось за эти 4 дня, военные приготовления больше не могли держаться в секрете и исчезал элемент неожиданности. Следовательно, не оставалось чего-либо иного, кроме как спонтанного инцидента в Чехословакии, который тогда 4 днями спустя приведёт к военной акции или дате о которой было решено заранее. В таком случае инцидент должен был случиться в течение этих 4 дней, которые армия просила для развёртывания.

Требования фюрера, не могли, фактически быть разрешены каким-либо иным образом с точки зрения генерального штаба. Моё письмо майору Шмундту подразумевало объяснение фюреру той сложной ситуации.

Тогда инциденты случались каждый день. Могу я напомнить вам, что с первой частичной мобилизации в Чехословакии судетских немцев пригодных к службе призвали уклоняться от данного приказа. Они бежали на границу Германии и чехословацкая пограничная полиция стреляла в них. Пули постоянно залетали в Германию. Всего более чем 200000 судетских немцев пересекли границу таким образом.

С точки зрения концепции инцидент не являлся таким значимым и преступным как могло быть, например, если мирная Швейцария была бы вовлечена. Если, следовательно, я сказал, насколько сильно мы были заинтересованы в таком инциденте, это означало выражение того, что если вообще можно прибегнуть к военной акции — все это, конечно чистая теория — можно использовать такой инцидент в качестве casus belli128.

Экснер: И как вы объясните ваше данное замечание: «…пока разведывательное управление не приказало организовать данный инцидент в любом случае»?

Это конец страницы 38 во втором параграфе. Это выдержка из 388-ПС.

Йодль: Да, у меня имелось слишком много сведений о европейской военной истории, чтобы не знать о том, что вопрос первого выстрела — видимой причины войны, не внутренней причины войны — играет важную роль в каждой войне и для каждой стороны.

Ответственность за начало войны всегда приписывается противнику; это не характеризует только Германию, но все европейские нации, которые когда-либо воевали друг с другом. В случае Чехословакии глубочайшая причина войны была совершенна видна. Мне не требуется описывать условия в которых 3 ½ немцев обнаружили себя, которые предположительно должны были сражаться против своего народа. Я сам мог наблюдать такую трагедию в своём доме. В данном случае, глубочайшая причина войны являлась твёрдо установленной и лорд Ренсимен129, который прибыл с миссией из Лондона130, вообще в этом не сомневался. В такой ситуации я точно не имел моральных угрызений о преувеличении данных инцидентов, и средстве противодействия в энергичном ответе на чешские действия и деятельности, расширяющей и усиливающей такой инцидент с целью того, чтобы политическая ситуация позволила это, и Англия и Франция не вмешались — как верил фюрер — мы могли найти действительно очевидную причину для принятия мер.

Экснер: Господа Трибунала, есть одно положение, на которое я желаю обратить ваше внимание. По моему мнению, есть одна ошибка в переводе. Я ссылаюсь на второй параграф снизу на странице 36. Это доклад об инциденте. Второй предпоследний параграф на странице 36 заявляет: «…чтобы план «Зелёный» был приведён в движение как результат инцидента в Чехословакии, который даст Германии провокацию для военного вмешательства. Перевод на английский последних слов это «провокация»; «Anlass» переведено как «провокация».

Председательствующий: Что вы сказали? Какова замена?

Экснер: Мне кажется перевод неправильный. Я не абсолютно уверен, но я хочу обратить внимание Трибунала на это. «Anlass» означает на французском «pretexte131» — который также известен нам как «предлог»

Председательствующий: Доктор Экснер, но нет разницы в значении слов, «провокация» ли это либо «причина».

Экснер: «Провокация звучит более агрессивно, не так ли? Я лишь хочу обратить ваше внимание на это. В немецком это «причина», а не «провокация»

(Обращаясь к подсудимому)

Итак, обвинение называет эти соображения, о которых мы только, что разговаривали, преступными идеями и связывает их с предположительно запланированным убийством германского посла в Праге. Нам сказали, что планирование данного убийства имело причиной вступление в Чехословакию. Что вы на это скажете?

Йодль: Это, конечно гротеск. Пример того, что фюрер предположительно упоминал в своих разговорах с фельдмаршалом Кейтелем, что германский посол должен быть убит людьми в Праге, даже не был мне известен. Генерал Кейтель не рассказывал мне; я услышал об этом здесь. Помимо этого, я думаю бесполезно продолжать обсуждать это, так как мы делали совершенно противоположное. Мы отдали приказ генералу Туссену по охране германского посольства в Праге и охране жизней людей в нём, потому что фактически, одно время им серьезно угрожали.

Экснер: Это подтверждается экземпляром АЙ-9, документ Йодль-62, третий том документальной книги, страница 200. Это вновь допрос генерала Туссена, который являлся тогда военным атташе в Праге. Третий вопрос следующий:

«Это правда или нет, что весной 1938 вы получили приказ защищать германское посольство в Праге и защищать жизни всех немцев в посольстве?

И его ответ:

«Да это правда. Я помню данный приказ, отданный мне по телефону вероятно в сентябре 1938…» — и так далее и тому подобное.

Затем в вопросе 4:

«Это правда, что германское посольство…»

Председательствующий: Свидетель уже сказал, что так было.

Экснер:

(Обращаясь к подсудимому)

Тогда я должен лишь сослаться на показания Туссена. В дополнение говорится, что инцидент должен был быть инсценирован нами. Нам не требуется вдаваться в подробности этого. Инцидент случился в действительности?

Йодль: Нет, не было ни подготовки к инциденту, и он не требовался. Инциденты возрастали с каждым днём, и решение было политическим и совершенно иным.

Экснер: Значит эта пометка, которую мы часто читали, оставалась чисто теоретической, не так ли?

Йодль: Это просто разработка на бумаге, идея, которая вообще не всегда потребуется.

Но уже стало ясно, что поскольку вскоре начались политические дискуссии, я прилагал продолжительные усилия для предотвращения провокаций, видимо желаемых со стороны чехов, для приведения к любым военным мерам с нашей стороны.

Экснер: Державы-подписанты в Мюнхене в конце сентября знали о военных приготовлениях Германии? Государственные деятели знали, что мы готовились по-военному?

Йодль: Обвинение создало у меня чёткое впечатление, что это стало известно только сегодня, и что это не было известно осенью 1938 в Мюнхене. Но это совершенно невозможно. Весь мир знал о призыве восьми возрастных групп в Чехословакии в сентябре. Весь мир знал о всеобщей мобилизации от 23 сентября. Политический корреспондент «The Times132» написал статью от 28 сентября против чехословацкой мобилизации. Никто не удивлялся, что непосредственно после подписания Мюнхенского пакта, 1 октября, мы вступили в…

Председательствующий: Доктор Экснер…

Экснер: Что же, на этом предмет завершён.

Это правда, что в августе 1938 вы подготовили новый оперативный план, о котором вы уже говорили от 7 июля? Новый план основывался на предыдущем?

Йодль: Да. Уже до решения принесённого Мюнхенским пактом, я по своей собственной инициативе, подготовил секретный оперативный план по защите всех германских границ. Он был подготовлен для того, чтобы границы защищались, пока костяк армии находился в резерве в центре Германии. Данный полный план был доступен здесь во время моего допроса. Он больше не содержится в документе 388-ПС, но на него сделана ссылка.

Экснер: На странице 40, тома I нашей документальной книги, я снова прочту выдержку из 388-ПС. В самом конце заявляется следующее:

«…после завершения «Зелёного», вскоре должно быть возможно начать дополнительное развёртывание».

И потом:

«…сначала Вермахт гарантирует оборону германских границ, включая вновь полученные земли, в то время как костяк армии и воздушных сил останется в нашем распоряжении. Такое дальнейшее развёртывание «обороны границ» следует исполнять отдельно на различных фронтах».

Почему вы готовили развёртывание к «обороне границ»? В чём была его причина?

Йодль: Причина заключалась в том, что необходимость операции против Чехословакии стала излишней, из-за решения проблемы неким образом, мы вообще больше не имели какого-либо плана развёртывания. И так как никакого иного намерения фюрера нам не было известно, я по своей собственной инициативе подготовил план такой операции, который был бы подходящим к любому случаю.

Экснер: Вам что-либо известно о намерениях фюрера, после Мюнхенского соглашения, идти дальше и оккупировать Богемию и Моравию?

Йодль: Нет, у меня и мысли не было об этом. Я знал о его речи от 26 сентября, в которой он сказал: «Теперь мы разрешили последнюю проблему».

Я верил в такое заверение, и это подтверждается фактом, что в течение тех дней — это было с 10 или 11 сентября — я предложил фельдмаршалу Кейтелю, тогда генералу Кейтелю, что он должен попросить британскую делегацию, о прибытии которой было объявлено, приехать в Иглау в Моравии, потому что многим немцам, которые жили там угрожали вооруженные чехословацкие коммунисты. Это конечно являлось предложением, которое я никогда бы не сделал если бы у меня была мысль, что фюрер вынашивает какие-либо дальнейшие намерения, касающиеся Богемии и Моравии.

Экснер: Эти дальнейшие намерения фюрера запротоколированы 21 октября 1938 в директиве. Вы знали о ней в ОКВ, или каким было положение?

Йодль: Нет, мне о ней неизвестно. Я её не видел. Я лишь увидел её впервые в этом зале суда во время моих предварительных допросов.

Экснер: Тогда вы были переведены…

Йодль: Я был переведён в Вену в качестве артиллерийского командира 44-й дивизии расквартированной там.

Экснер: Это было в конце октября, не так ли?

Йодль: Конце октября.

Экснер: Как вы представляли себе дальнейшее военное развитие? Но, конечно вы уже на это отвечали.

Йодль: Действительно, я ожидал облегчения политической напряженности и мирный период. Я это могу точно сказать.

Экснер: И что тогда с вами происходило?

Йодль: Так я не знал о других планах, я перевёз свой дом, в Вену забрав всю мебель со мной. Естественно я никогда бы так не сделал, если бы имел тусклую мысль о том, что война неминуема, потому что я знал, что в случае войны я должен стать начальником оперативного штаба вооруженных сил и должен был вернуться в Берлин. Я попросил генерала Кейтеля помочь мне стать с 1 октября 1939 командиром 4-ой горной дивизии в Рейхенхалле, и вновь, просьбы, которая бы никогда не пришла в мою голову если бы у меня была какая-либо мысль о том, что произойдет.

Экснер: Вы в качестве командира артиллерии в Вене оставались на связи с ОКВ?

Йодль: Нет, вообще вряд ли. У меня не имелось связей с ОКВ. Я не получал никаких военных документов от ОКВ за время всего данного периода.

Экснер: И кто информировал вас о ситуации того времени?

Йодль: Никто. В течение того времени, я не знал большего чем то, что происходило или что намечалось чем какой-нибудь лейтенант в моей артиллерии.

Экснер: У вас была частная переписка с Кейтелем?

Йодль: Я получил одно письмо от генерала Кейтеля. Я думаю, оно было в конце июля 1939. Он лично принёс мне хорошие новости о том, что достаточно вероятно я стану командиром 4-й горной дивизии в Рейхенхалле с 1 октября и что генерал фон Зоденштерн133 станет начальником оперативного штаба вооруженных сил, теперь на мирной основе, с 1 октября.

Экснер: Вы помогали готовить план по оккупации остающихся частей Чехословакии?

Йодль: Нет, не помогал. Во время оккупации я оставался в Вене так как некоторое время и временно стал начальником штаба 18-го армейского корпуса в Вене. Затем, позднее, я был перевёден в Брюнн в Чехословакии вместе со всей 44-й дивизией.

Экснер: Когда вы услышали о всём деле?

Йодль: Это было из приказов моего штаба дивизии, которые я услышал в марте 1939, за 2 или 3 дня.

Экснер: Этим вступлением в Чехословакию осуществлялся план «Зеленый» который вы изначально подготовили?

Йодль: Нет; он больше не имел к этому никакого отношения. Были совершенно иные войсковые подразделения, и даже половины войск предусмотренных для 1938 не использовалось для марша в Чехословакию в 1939.

Экснер: Итак, во время этого периода, когда вы находились в Вене было совещание с фюрером 23 мая 1939, которое часто здесь упоминалось, касавшееся несоблюдения нейтралитета, и т.д. Часто заявлялось, что Варлимонт присутствовал там, в качестве вашего представителя. Каково положение с этим? Он являлся вашим представителем?

Йодль: С огромным постоянством снов и снова говорилось, что генерал Варлимонт принимал участие в совещании в качестве представителя Йодля, или даже однажды сказали, в качестве его помощника. Вопрос так не стоит. Он являлся моим преемником, но не моим представителем. И даже если повторять это снова и снова, это не станет правдой. Он являлся моим преемником.

Экснер: Вы оставили ОКВ, не так ли?

Йодль: Да, я полностью оставил ОКВ. Факт, что достаточно случайно Варлимонт стал моим заместителем позднее не имел вообще никакого отношения к событиям мая 1939.

Экснер: Когда вы впервые услышали об этом заседании в мае 1939?

Йодль: Здесь в Нюрнберге в 1946.

Экснер: Между тем вы имели какой-либо контакт с руководителями партии, или с австрийскими национал-социалистами?

Йодль: Нет, вообще нет; ни с кем.

Экснер: Или с этими подсудимыми здесь?

Йодль: Нет, не с ними также.

Экснер: Однажды в это время фюрер приехал в Вену с Кейтелем. Я думаю они находились там 2 дня или приблизительно столько. Вы докладывали ему по этому поводу?

Йодль: Да, прибыв из Праги он совершенно ненавязчиво посетил Вену, и по тому поводу я сказал несколько слов генералу Кейтелю, но я не говорил с фюрером.

Экснер: Вы не представлялись ему?

Йодль: Нет.

Экснер: Каким должно было быть ваше военное назначение?

Йодль: Как я уже сказал, на случай войны я должен был стать начальником оперативного штаба вооруженных сил.

Экснер: Что насчёт ваших личных частных планов на то лето?

Йодль: На то лето я уже имел билеты в круиз по восточному Средиземноморью на 23 сентября 1939.

Экснер: На 23 сентября путешествие…

Йодль: Путешествие начиналось в Гамбурге; я уже оплатил билеты.

Экснер: Когда вы оплатили билеты? Вы помните?

Йодль: Я купил билеты во второй половине июля.

Экснер: Когда вы вернулись в Берлин?

Йодль: Я абсолютно не уверен в точной дате, но я представляю, что это было 23 или 24 августа — согласно телеграмме, которая неожиданно достигла меня в Берлине.

Экснер: Если бы вы не получили ту телеграмму, когда вы должны были ехать в Берлин?

Йодль: В случае всеобщей мобилизации я по-любому должен был бы поехать в Берлин.

Экснер: И теперь вы сделали доклад фюреру?

Йодль: Нет, я также не докладывал ему. Конечно я лишь доложил, генералу Кейтелю и начальникам генеральных штабов армии и воздушных сил и главнокомандующему флотом.

Экснер: Господин Председательствующий, я полностью завершил предмет, и я думаю, что было бы подходящее время прерваться.

Председательствующий: Вы можете сказать нам насколько долго вы хотите продолжать?

Экснер: Я очень надеюсь — точно это будет в течение завтрашнего утра; но скажем до полудня?

(Трибунал отложен до 10 часов 5 июня 1946)

Сто сорок седьмой день
Вторник, 5 июня 1946
Утреннее заседание

(Подсудимый Йодль вернулся на место свидетеля)

Экснер: Генерал-полковник, вчера вы нам говорили, что вы являлись начальником оперативного штаба вооруженных сил в течение войны и, что ваша основная задача состояла в подготовке военных оперативных планов. Это правильно, не так ли?

Йодль: Это правильно.

Экснер: Тогда, откуда вы получали свои планы? Кто решал, какие планы вы должны составлять?

Йодль: Это было тем же самым как любом ином военном штабе. Главнокомандующий — в данном случае лично фюрер — получал данные для принятия решений: карты, сводки по личному составу как наших так и вражеских сил, и информацию о противнике. Затем он принимал свои решения, и соответственно я приводил в действие свой генеральный штаб, придавая данным решениям военную форму необходимую для всего механизма Вермахта.

Экснер: Итак, в ходе этих задач и исследований вы также должны были работать над операциями, которые в действительности никогда не проводились.

Йодль: Я подготовил огромное количество таких операций. Из общего числа операций, для которых я подготовил приказы и инструкции, существовала только одна о проведении которой я определенно знал; это была операция против Югославии. В случае всех других оперативных планов, решение о том будет ли он осуществляться или нет, оставалось неопределенным долгое время.

В качестве примера оперативных планов, которые были подготовлены во всех подробностях, но которые не осуществлялись, я упоминаю вторжение в Англию, вступление в Испанию, захват Гибралтара, захват Мальты, захват полуострова Рыбачий возле Петсамо и зимняя атака на Кандалакшу на мурманской железной дороге.

Экснер: Тогда, данные ваши задачи охватывали все театры военных действий?

Йодль: В начале войны работа моего генерального штаба вообще не относилась ко всем театрам боевых действий, но инструкции фюрера шли только к родам войск Вермахта — то есть к армии, флоту и воздушным силам; и только в норвежской кампании обстоятельства складывались так, что оперативный штаб вооруженных сил являлся ответственным за театр военных действий. И данное условие полностью изменилось, когда в начале 1942 фюрер сам принял верховное командование армией. Кессельринг уже говорил об этом, но не ответил. Однако, это происходило по причине, что фюрер в качестве верховного главнокомандующего вооруженных сил, не мог принимать приказы через Йодля себе самому в своём качестве главнокомандующего армией и затем осуществлять их через генерал-полковника Цейтцлера. Соответственно произошло разграничение. С этого момента он, с генеральным штабом армии, руководил всем Восточным фронтом, в то время как оперативный штаб стал ответственным за работу генерального штаба на всех остальных театрах военных действий.

Экснер: Итак, свидетель фельдмаршал Паулюс заявил Трибуналу, что ОКВ являлось ответственным за приказ удерживать Сталинград; и как вопрос факта, и Кейтель и Йодль постоянно обвинялись в зарубежной прессе в отдаче этого катастрофического приказа. Это правда?

Йодль: Нет, это неправда. Свидетель, к кому я чувствовал глубочайшую симпатию и с которым я работал наиболее товарищеским образом, вообще не мог ничего знать об этом. Факты следующие: в момент угрожающей опасности, решение, что Сталинград следует удержать было принято фюрером в ходе личного разговора с генерал-полковником Цейтцлером и вопреки последующему совету. Цейтцлер сам мне сказал по своему возвращению с этой беседы. На последующей стадии, когда метели уже бушевали в степях Дона, вопрос прорыва Сталинградского гарнизона обсуждался снова. Фельдмаршал Кейтель, генерал-полковник Цейцтлер и я присутствовали по этому поводу.

Председательствующий: Доктор Экснер, я не совсем понимаю как это относится к делу, хотя фельдмаршал Паулюс и мог сказать что-нибудь об этом. Я имею в виду, что он мог дать некоторые показания по борьбе в Сталинграде, и он несомненно сделал так; но я не понимаю как это относится к нашему делу, или как это связано с делом Йодля.

Экснер: Господин Председательствующий, этим вопрос уже разрешился. Это было необходимо, для прояснения ошибки фельдмаршала Паулюса. Но этим вопрос уже разрешился.

(Обращаясь к подсудимому)

Теперь мы переходим ко времени, когда вы были вызваны из Вены в Берлин в 1939. Какое положение дел вы обнаружили в Берлине по прибытию?

Йодль: Я обнаружил полностью непостижимое состояние дел в Берлине — по крайней мере, непостижимое для меня. Никто не знал, что являлось правдой, а что блефом. Пакт с Россией134 укрепил наши надежды по сохранению мира, надежды, которые неминуемо возросли и укрепились неожиданной отменой атаки приказанной на 26 августа. Никто из солдат, с кем я говорил, не ожидал тогда войны с западными державами. Ничего не готовилось за исключением операций для нападения на Польшу.

Было только одно оборонительное развёртывание войск на Западном вале. Силы, размещенные там были настолько слабыми, что у нас были люди не во всех огневых точках. Однако действительные усилия по сохранению мира, усилия о которых я услышал от рейхсмаршала, имя Далеруса135 — все эти переговоры оставались неизвестными для меня постольку, поскольку этого не публиковалось в прессе. Но есть одна вещь, которую я могу сказать в заключение. Когда объявление войны было получено от Англии и Франции это было как удар под дых для нас солдат, которые сражались в первую мировую войну. Я слышал доверительно от генерала Штапфа136 — сегодня вопрос более не конфиденциален — что рейхсмаршал отреагировал точно таким же образом.

Экснер: Вам известно, когда Польша мобилизовалась?

Йодль: Этого я не могу сказать. Я лишь смог это узнать, когда я прибыл в Берлин и был в самый первый раз проинформирован генералом фон Штюльпнагелем о ситуации и нашей собственной силе, польском развёртывании уже шедшим вдоль границы, также как и немецком.

Экснер: Это само по себе уже отвечает на обвинения предъявленные вам против вас в судебном обзоре, а именно «планирование против Польши».

Вы готовили план против Польши?

Йодль: Нет. Ни единой строчкой чернил я не участвовал в подготовке польской войны.

Экснер: Тогда я прав, говоря, подытоживая, что когда вы оставили Берлин, ещё не существовало плана против Польши?

Йодль: Нет.

Экснер: И когда вы вернулись в Берлин план был готов?

Йодль: Да. План нападения был полностью разработан.

Экснер: Вы слышали речь фюрера от 22 августа 1939, которая часто здесь цитировалась?

Йодль: Нет; в тот день я всё ещё находился в Вене.

Экснер: Когда вы услышали эту речь?

Йодль: Впервые здесь в Нюрнберге.

Экснер: Вы помните встречу в специальном поезде фюрера 9 сентября 1939, описанную здесь генералом Лахузеном137? Вы это помните?

Йодль: Да, я прекрасно помню речь.

Экснер: Каким являлся предмет разговора в течение того заседания пока вы находились в поезде фюрера?

Йодль: Я встретил фюрера в так называемом командном вагоне, в комнате с картами, где находились фельдмаршал Кейтель, Канарис и Лахузен; и затем Канарис сделал краткий доклад об информации полученной с Запада и выразил мнение, что французская атака на сектор Саарбрюкена неминуема. Фюрер возразил этому, и я тоже. Помимо этого больше ничего не обсуждалось.

Экснер: Тогда заявление Лахузена верное о том, что вы находились только на отдельной части дискуссии?

Йодль: Что касается меня у меня ни слова возражения против заявления Лахузена. Абсолютно правильное.

Экснер: Частые упоминания делались во время данного суда об артиллерийской и воздушной бомбардировке Варшавы. Вы участвовали в отдаче приказов для этого?

Йодль: Да, я участвовал постольку, поскольку главнокомандующий армией обращался к фюреру за разрешением артиллерии обстреливать Варшаву, как только развёртывание артиллерийских подразделений было завершено. Фюрер отказал в этом. Он сказал: «То, что случилось из-за безумия поляков». Он приказал мне подготовить листовки — которые я составил лично и непосредственно — и снова сбросил их над Варшавой. Это было единственным, когда обновленное требование прекратить безнадёжное сопротивление подтвердилось абсолютно безуспешным, чтобы он санкционировал артиллерийский обстрел и воздушные атаки на крепость Варшаву — и я подчёркиваю, слово «крепость».

Экснер: Отдавая приказы, вы имели какое-либо отношение к координации немецких и советско-русских операций?

Йодль: Да. Когда мы всё еще находились в 3-х днях от Вислы, меня проинформировал к моему величайшему удивлению — мне кажется, представитель министерства иностранных дел — в то время как я вошёл в штаб-квартиру фюрера, что Советская Россия оккупирует польские территории…

Председательствующий: Подсудимый, если для вас это удобно, я думаю вы можете говорить немного быстрее.

Йодль: …что польские территории к востоку от согласованной демаркационной линии будут оккупированы советско-русскими войсками в назначенное время. Когда мы достигли данной согласованной демаркационный линии, которая была показана мне на карте — линией была восточнопрусско-литовская граница, Нарев, Висла, Сан — я телефонировал нашему военному атташе в Москве и проинформировал его, что мы вероятно могли достигнуть отдельных пунктов демаркационной линии в ходе следующего дня. Вскоре меня проинформировали по телефону, что русские дивизии ещё не готовы.

Когда, послезавтра, мы достигли демаркационной линии и пересекли её преследуя поляков, я снова получил новости из Москвы, в 02 часа 00 минут, что советско-русские дивизии займут свои позиции вдоль всего фронта к 04 часам 00 минут.

Данный манёвр был проведен пунктуально, и затем я подготовил приказ германским войскам, чтобы повсюду, где они вступали в контакт с войсками Советского Союза, и по согласованию с ними, они отходили к демаркационной линии.

Экснер: Вам известно, в какой день всё это случилось?

Йодль: Я не могу сказать точно, когда войска достигли линии, но я скажу, что это было приблизительно 14 или 15 сентября.

Экснер: Мы должны теперь разобраться с вопросом агрессивных войн против нейтральных стран…

Председательствующий: Доктор Экснер, теперь всё, что подсудимый рассказал нам кажется мне просто тратой времени, абсолютно не относящимся к данному делу вообще; и почему вы позволили ему это сделать я не понимаю.

Экснер: Вы обвинены в использовании своего личного влияния и ваших близких отношениях с фюрером для нападения на серию нейтральных государств. Скажите мне, это правда?

Йодль: Нет, неправда. Я помню, что свидетель здесь говорил о зловещем влиянии, ключевой позиции зловещего рода — в любом случае, чем-то зловещем. Но моё влияние на фюрера к сожалению не являлось настолько великим как могло быть, или вероятно даже должно было быть в виду занимаемого мною положения. Причина лежит в мощной личности этого деспота, который никогда не выносил советников.

Йодль: Когда вы впервые услышали о плане по возможной оккупации Норвегии?

Йодль: Фюрер сначала поговорил со мной — я думаю в середине ноября 1939 — в любом случае, достаточно долго после первого разговора с ним гросс-адмирала Рёдера. На том первом совещании, которое мне кажется, имело место 10 октября, я ещё не имел информации о чем-либо и фюрер не давал мне какой-либо информации. Но в середине ноября он поговорил со мной об этом. Я впервые узнал о подробностях во время устного доклада главнокомандующего флотом, который проходил 12 ноября и на котором я присутствовал.

Экснер: В данной связи я обращаю ваше внимание на документ С-64, экземпляр Великобритания-86, страница 46 документальной книги. Но мне не требуется вслух её читать. Том I, страница 46.

Какой была точка зрения фюрера?

Йодль: Общим отношением фюрера тогда было — это также письменно установлено: «Я вообще не заинтересован в расширении театров военных действий, но если опасность оккупации Норвегии Англией реально существует и если это является правдой, тогда ситуация была бы совершенно иной».

Экснер: Что-либо приказывалось тогда?

Йодль: Тогда ничего не приказывалось, а просто меня проинструктировали в целом обдумать проблему. Предварительная работа, как подтверждалось документами, началась 27 января 1940.

Экснер: Это можно увидеть из документа С-63, экземпляра Великобритания-87.

У вас тогда было мнение, что гарантия данная Гитлером в декабре и октябре 1939, что норвежский нейтралитет будет уважаться — у вас было мнение, что эта гарантия была дана для цели успокоения Норвегии как-будто до состояния безопасности, как предполагается обвинением?

Йодль: Это предположение можно определенно опровергнуть, и посредством нескольких дат, которые я должен перечислить. Эти гарантии, эти политические гарантии, данные фюрером — или правительством Рейха, я не знаю какая — 2 сентября и 6 октября. 9 октября фюрер зачитал и подписал знаменитый меморандум известный как документ Л-52. Я не знаю осведомлён ли Трибунал о том факте, что это был личный меморандум фюрера.

Экснер: Это документ Л-52, экземпляр США-540. Он напечатан на странице 48, том I, моей документальной книги.

В данном меморандуме — кто подготовил данный меморандум?

Йодль: Данный меморандум, как я думаю, очевидно, из документа, направлен трём главнокомандующим и начальнику высшего командования вооруженных сил. Он был продиктован слово в слово самим фюрером и был подготовлен за 2 ночи.

Экснер: Я зачитаю параграф 2, напечатанный на странице 48 моей документальной книги:

«Нордические государства:

«Их нейтралитет, при условии возникновения совершенно непредвиденных обстоятельств, может признаваться в будущем. Продолжение германской торговли с данными странами выглядит возможным даже в случае длительной войны».

Йодль: Совершенно не обсуждается, что фюрер, тогда в своём чрезвычайно секретном меморандуме, мог упоминать что-либо кроме его истинных предложений. Однако, всё это более осложнялось поскольку это было через 1 день, а именно 10 октября, после упоминания гросс-адмиралом Рёдером данных опасений фюреру.

Экснер: Оккупация Норвегии очень тяжёлое решение для руководства?

Йодль: Это ужасно тяжёлое решение. Короче — оно означало азартную игру германским флотом. Результатом являлось, то, что мы должны оборонять береговую линию более чем в 3000 километров, что означало приблизительно 300 000 человек слоняющихся без дела. Решение, следовательно, опиралось на действительно достоверную информацию, что Норвегии угрожала реальная опасность. Это являлось причиной, почему никакой определенной даты для операции «Weserubung138» и причиной почему я к последующей дате предложил, чтобы силы для норвежской операции, на случай необходимости, и для атаки на Западе следовало отделить друг от друга.

Экснер: Какими являлись причины, почему оккупация должна была быть подготовлена в мельчайших подробностях?

Йодль: Причины являлись совершенно открытыми и определенно приведёнными в приказе от 1 марта 1940, который является документом С-174…

Экснер: Это экземпляр Великобритания-89.

Йодль: Да; мы должны были подготовиться в любом случае.

Председательствующий: Это документ 174-ПС, или какой?

Экснер: Он не напечатан в моей документальной книге. Он ссылается на документ, который британское обвинение представило как экземпляр Великобритания-89.

Председательствующий: Но 174 должен означать что-нибудь, разве не должен?

Экснер: Документ С-174.

Робертс: Милорд, это документ С-174.

Председательствующий: С-174. Очень хорошо.

Робертс: И он был представлен господином Элвином Джонсом139, в документальной книге 3.

Председательствующий: Да.

Экснер: Итак, вы сказали в своём дневнике, что фюрер искал оправдания. Значение уже объяснялось здесь; но вам самому лучше знать, его значение, поскольку вы сами это написали. Что это означает?

Йодль: Фюрер в те дни говорил, когда я писал это — не в дневнике, а в своём блокноте, своём ежедневнике — он сказал: «Осуществляя решение подобного рода мне требуется абсолютно достоверная информация, с которой я смогу реально оправдать решение перед миром и подтвердить, что оно является необходимым. Я не могу сказать, что слышал следующее только от господина Квислинга140…» И по этой причине он тогда сильно нагрузил разведывательную службу, с целью получить ещё более точную информацию для фюрера об этих многих докладах, что мы получали…

Экснер: Итак, гросс-адмирал Рёдер объяснил факты, из которых можно заключить о планах Англии. Вам есть, что добавить к этому, или вопрос разрешен?

Йодль: В целом, гросс-адмирал Рёдер уже представил всю информацию. Есть одна вещь, которая осталась в моей памяти и которая также записана в моём блокноте. Это особое подначивание, совершенно открыто оправдываемое французской прессой, что при любых обстоятельствах Германия должна быть отрезана от шведских рудных поставок. Тогда произошла миноукладка в норвежских территориальных водах; и затем случилось дело «Altmark141», которое согласно моим исследованиям международного права, являлось открытым нарушением соглашения устанавливающего права и обязанности нейтральных государств в морской войне, и статьи 1 и 2…

Экснер: Относительно первых двух пунктов, которые упомянул свидетель, я хочу обратить внимание на документ 1809-ПС — то есть, его дневник, экземпляр Великобритания-88, страница 53 тома I моего сборника. Там есть запись от 10 марта:

«Новости относительно финско-русских переговоров очень радостны с политической точки зрения. Французская пресса от них в ярости, потому что считается необходимым отрезать Германию от шведской руды».

И затем запись от 25 марта:

«Англичане начали притеснять или обстреливать наши торговые суда в датских и норвежских территориальных водах».

Теперь, пожалуйста, расскажите нам, что привело к решению о нападении?

Йодль: Окончательное решение фюрера было принято 2 апреля и основывалось на двух частях информации. Первое, докладах, от флота относительно повторяющихся обстрелов германских торговых судов в норвежских и датских территориальных водах. Второе, доклад от Канариса, что британские войска и транспорты находились в состоянии готовности в северной части английского восточного побережья.

Экснер: Какими были последствия для нас, если бы Англия попала туда первой?

Йодль: В этом я могу сослаться на показания гросс-адмирала Рёдера и могу лишь сказать, что с Норвегией находившейся в британских руках война была бы наполовину проиграна нами. Мы были бы стратегически окружены с северного фланга и из-за слабости нашего флота мы были бы неспособны снова это исправить.

Экснер: Неоспоримое доказательство было позднее обнаружено о том, что британский план действительно существовал?

Йодль: Мы захватили все записи британской бригады высадившейся на Намос и в других местах. Мы застали врасплох и захватили британского военного корреспондента Ромилли142 в Нарвике, где он ожидал чего-то иного чем прибытие германских кораблей, иначе он бы спасся от захвата. На вопрос, о том, что о войне он хотел докладывать в мирном Нарвике он вообще не смог дать нам какой-либо информации.

Позднее мы захватили все записи французского генерального штаба, часть которых уже была представлена защитником адмирала Рёдера. Особенно поучительными и сильно заинтересовавшими меня, были дневники английских офицеров и некоторых сержантов, которых мы захватили в Норвегии. По крайней мере, они подтверждали одну вещь, а именно, чтобы все эти войска были уже погружены и должны были высаживаться в момент, когда наш германский флот выдвинулся к Норвегии.

Экснер: Я хочу снова сослаться на две записи в дневнике, страницу 54, том I моей документальной книги, запись от 24 апреля и запись от 26 апреля. Там сообщается:

«Майор Солтманн доложил о допросе англичан и представил дополнительные важные документы, среди них секретные списки офицерского состава. В полдень первые пленные прибыли в Берлин. Они были допрошены в бараках Александра и подтвердили подлинность приказов. Весь материал был передан министерству иностранных дел».

В заключение, я также обращаю ваше внимание снова на допрос Солтманна. Это документ АЙ, номер 4, экземпляр Йодль-57, который я сейчас представляю; страница 173 тома II. Мне не требуется зачитывать его вслух; я просто обращаю ваше внимание на ответы Солтманна на вопросы 4 и 5.

Теперь последний вопрос, о норвежском деле. Английский представитель обвинения сказал, что это показывало насколько отважными были солдаты, которые должны были атаковать Норвегию и затем использовали ложь и оправдания.

Йодль: Обвинение соответственно выдвинуло чисто оперативную проблему на уровень солдатства и человеческой чести. До сих пор так в мире не было принято. Я могу лишь сказать, что я не атаковывал норвежцев, ни прибегал к лжи и оправданиям. Но я использовал всю свою силу для достижения успеха операции, которую я считал абсолютно необходимой с целью предупредить похожую акцию со стороны англичан. Если когда-либо сломают печати на архивах, правота моего отношения станет чётко понятной. Но даже если бы это была ошибка, честность моего субъективного мнения того времени не могла каким-либо образом изменить эту причину.

Экснер: Теперь мы поговорим о войне на Западе. После завершения польской кампании уже существовал оперативный план по атакам на Западе?

Йодль: Нет. Начнём с того, что не существовало плана атаки на Западе; но, напротив, существовало в частности в армии, широко распространённое мнение, что война сойдёт на нет, если мы будем молчать на Западе. Это зашло настолько далеко, что главнокомандующий армией даже преобразовал дивизии моторизованной пехоты в крепостные дивизии, и забрал у них всё их мобильное снаряжение.

Экснер: Вы уже знали во время польской кампании, какими являлись намерения фюрера, касательно Запада?

Йодль: Фюрер сам сомневался во время польской кампании. Он также не находил правдоподобного объяснения по полному бездействию французских и английских войск во Франции, которые только изображали фиктивную войну с помощью своих военных коммюнике. В реальности не единого выстрела не звучало на фронте. Но к концу сентября, если я правильно помню, фюрер осознал, что раз Англия вступила в войну она будет бороться до печального конца.

Экснер: Как офицер генерального штаба вы можете ответить на следующее вопросы лучше, чем кто-либо ещё. Мы могли, с чисто стратегической точки зрения, оставаться исключительно в обороне, что касалось Запада?

Йодль: Я должен быть кратким, поскольку такие проблемы прямо не связаны с данным судом. Я лишь скажу, что это являлось бы величайшей возможной стратегической ошибкой, потому что превосходство, которым мы владели тогда, обязательно уменьшалось пропорционально нашей отсрочке в его агрессивном использовании; так как Англия постоянно доставляла дальнейшие войска во Францию, также как и Франция из своей колониальной империи.

Мне кажется больше не требуется говорить об этом.

Экснер: Я обращаю ваше внимание на документ С-62, экземпляр Великобритания-106, том I моей документальной книги, страница 56. Однако, мне не требуется, зачитывать его вслух. Это директива по ведению войны, содержащая основные идеи, которые мы уже выражали.

Йодль: Одна вещь вероятно наиболее важна. Фюрер принял такое серьезное видение данной опасности, о том, что мы можем не сохранить наше превосходство в длительной перспективе, так что он действительно хотел атаковать зимой, хотя все без исключения солдаты, не советовали ему этого.

Экснер: Здесь внимание можно обратить на наш документ, том I, страницы с 48 по 49. Это меморандум фюрера о ведении войны на Западе, из которого Йодль уже цитировал документ Л-52, экземпляр США-540. Детальное обоснование этого на странице 49 моей документальной книги.

Почему Франция не атаковала без нарушения нейтралитета Голландии, Люксембурга и Бельгии?

Йодль: Для фюрера не являлось мелочью создавать новых противников, обладающих силами в 500 000 человек, которые представляли голландские и бельгийские силы. Это привело к проведении атаки на Западе действительно меньшими силами, а именно, со 110 дивизиями против приблизительно 135 вражеских. Никакой военный командир не делал бы такого за исключением чрезвычайности.

Экснер: Итак, какими являлись причины?

Йодль: Мы не были в состоянии прорвать линию Мажино143 в её сильнейших точках, которые тогда бы остались незахваченными — а именно, между Рейном и люксембургской границей или верхнем Рейном где горы Вогез являлись дополнительным препятствием в преодолении через них Западного вала этих точек, этой линии Мажино. Для этой цели не хватало тяжёлой артиллерии, но не это было моральной причиной; фактически, скорее аморальной.

Огромная опасность лежала в том факте, что такая затянувшаяся атака на укрепления открывала нас для атаки в тылу объединенным прорывом английский и французских моторизованных войск через Бельгию и Голландию; и они находились к северу от Лиля с заведёнными моторами, можно сказать, для этой самой задачи. И решающим фактором было то, что имея множество докладов, которые доходили до нас, фюрер и мы сами, солдаты, определенно находились под впечатлением, что нейтралитет Бельгии и Голландии действительно лишь притворный и обманчивый.

Экснер: Как вы пришли к такому выводу?

Йодль: По отдельности данные доклады не представляли большого интереса. Однако, было бесчисленное количество докладов от Канариса. Они дополнялись и подтверждались нам письмами от дуче, Муссолини144. Но что абсолютно подтверждалось и полностью точно, чего я не мог видеть на картах каждый день, это ночных полётов королевских воздушных сил туда и обратно, полностью игнорирующих почти нейтральные голландские и бельгийские территории. Это, безусловно, усиливало убеждение в нас, что даже если бы две страны желали — и вероятно в начале они так желали — они не могли оставаться нейтральными длительное время.

Экснер: Какую опасность означала бы для нас оккупация Бельгии и Голландии англичанами и французами?

Йодль: Эти опасности были совершенно чётко обозначены фюрером, сначала в его меморандуме, документе Л-52, который непрерывно цитировался. Там, на странице 48 документальной книги, в последнем параграфе на странице, есть ссылка на огромную важность Рура — который, между прочим, кажется совершенно достаточным доказательством даже сегодня.

В своём обращении от 23 ноября 1939 к главнокомандующим — документ 789-ПС или экземпляр США-23 — он описан ещё раз, на странице 59, том I документальной книги, точно о том насколько эта опасность существовала бы для округа Рура если однажды британские и французские силы неожиданно окажутся в этом регионе. Он ссылался на то, что здесь находилась «Ахиллесова пята», и то, чем он действительно являлся для немецкой военной стратегии.

Экснер: И он сказал здесь, на странице 59 нашей документальной книги:

«У нас есть ахиллесова пята: Рурский район. Стратегия войны зависит от обладания Рурским районом. Если Англия и Франция ударят через Бельгию и Голландию в Рур, мы окажемся в величайшей опасности».

Йодль: Я, конечно, не мог тогда, поклясться в абсолютной точности множественных докладов Канариса, но материал, захваченный потом — и в связи я этим я обращу ваше внимание на совещание верховного военного совета в Лондоне 17 ноября 1939 — подтверждают полную точность докладов разведки.

Экснер: Предположительно у вас не имелось тогда причины сомневаться в честности Канариса, не так ли?

Йодль: Нет. Тогда не было ни малейшей причины для сомнения.

Экснер: Да. Но теперь возникли некоторые сомнения о его честности.

Итак, германская атака изначально планировалась в ноябре 1939. Почему фюрер откладывал её снова и снова? Перед нами не менее 17 приказов о переносе времени атаки.

Йодль: Не совсем правильно говорить, что фюрер приказал атаку в середине ноября, но скорее он хотел приказать атаку, на время, когда метеорологи могли предсказать около 6 или 7 дней ясной, морозной погоды. Но метеорологи не смогли это выполнить. Временами они думали, что могут предсказать такое состояние погоды, и тогда делались все приготовления для атаки. Затем они снова отменяли свои погодные предсказания, и наконец приготовления к атаке ещё раз прерывались. Вот почему нас так часто готовили для атаки и потом избегали её осуществлять.

По такому поводу я получил доклад от Канариса в отношении того, что одно подразделение французской армии уже пересекло одну часть бельгийской границы. Я не знаю, правда ли это.

Экснер: Обвинением вам вменяется сначала обман этих стран, а потом вторжение. Пожалуйста, расскажите нам, что вы скажете об этом предмете.

Йодль: Тоже самое, что я говорил ранее. Я не был ни политиком и не являлся главнокомандующим Вермахтом. У меня было впечатление — и, именно, впечатление которое могло бы подтвердится — что в действительности факт нейтралитета данных двух стран больше не уважался. И так как для этического кодекса моей акции, я должен сказать, что это была преданность — так как преданность в действительности этическая основа военной профессии. И то, что я был далёк от расширения данного кодекса преданности в слепой кодекс верности, возлагаемой на рабов, я считаю, подтверждалось, без сомнения подтверждалось всей манерой моих предыдущих показаний. Вместе с тем, вы не можете понять факт, что в особенности в оперативных вопросах такого особенного рода, для солдат нет иного курса, чем преданность.

И если обвинение сегодня вообще в состоянии предъявлять обвинения немецким офицерам здесь, этим подтверждается этическая концепция преданности её храбрых солдат.

Экснер: Теперь мы переходим к Балканам. В вашем дневнике, документ 1809-ПС, от 19 марта вы сделали следующую запись: «Балканы должны оставаться спокойными». Это на странице 61 тома I моей книги, экземпляр Великобритания-88, документ 1809-ПС, запись от 19 марта. Он говорит в начале:

«Фюрер вернулся, с конференции с дуче излучаясь радостью и сильно удовлетворенный. Полное единодушие…Балканы должны оставаться спокойными».

Что это значит?

Йодль: Господин профессор, я должен вас поправить. Это не мой дневник.

Экснер: Да. Что же, тогда я должен поставить тут иной вопрос. Ваш дневник и ваши дневники, о которых всегда говорят. Просто объясните что это — с чем мы здесь разбираемся. Был один реальный дневник, а другие нет?

Йодль: Есть только один дневник и это документ 1780-ПС, который с 1937 по 1938, и я использовал его для записей каждым вечером.

Экснер: И теперь этот дневник, документ 1809-ПС, чем был он?

Йодль: Я не вёл дневника во время войны, но конечно, я исписал дюжину небольших блокнотов. Когда один из блокнотов заполнялся, я отмечал красным важные отрывки на черновике и мой секретарь копировал их позднее, так как они могли быть важными для написания истории войны и для официального журнала боевых действий оперативного штаба вооруженных сил. Примером чего является документ 1809-ПС.

Экснер: Вы проверяли то, что ваш секретарь составляет?

Йодль: Нет, я не проверял этого, и никогда снова этого не видел. Потом он попал в руки обвинения.

Экснер: Итак, ещё есть третий, который всегда цитировался здесь как дневник. Это журнал оперативного штаба вооруженных сил.

Председательствующий: Вы сказали, что он попал в руки обвинения. Вы имеете в виду, что это один из документов переданных вами обвинению?

Йодль: Нет. Я вообще не знаю, куда ушли выдержки из моего блокнота. Обвинение захватило его где-то или как-то. Остальное является выдержками и частичными выдержками, из официального журнала боевых действий оперативного штаба вооруженных сил.

Экснер: И кто вёл этот официальный журнал боевых действий оперативного штаба вооруженных сил? Не вы?

Йодль: Нет. Его всегда вёл высококвалифицированный эксперт отобранный мною.

Экснер: Вы его проверяли?

Йодль: Окончательную проверку проводил доктор Шeрфф, профессор Гёттингенского университета.

Экснер: Мы заслушаем его в качестве свидетеля.

Вы проверяли записи, сделанные в официальном журнале боевых действий, или нет?

Йодль: Обычно на это у меня не было времени; но если генеральный штаб читал его и обнаруживал что-то особенное он бы обратил на это моё внимание.

Экснер: Что же, достаточно для выяснения этого.

Теперь мы снова переходим к вопросу Балкан. В вашем так называемом дневнике сообщается: «Балканы должны оставаться спокойными». Что это значило?

Йодль: Это краткая заметка о заявлении фюрера — а именно, что он полностью согласен с Муссолини, что Балканы должны оставаться спокойными.

Экснер: И мы действительно пытались сохранить Балканы в состоянии покоя насколько возможно?

Йодль: Да. Мы прилагали для этого постоянные усилия. Наше отношение к Югославии было настолько тактичным как если бы мы обращались с примадонной. Дело зашло настолько далеко, что когда мы должны были готовить греческую кампанию фюрер даже отказал в предложении от генерал-квартирмейстера армии, чтобы пломбированные поезда — поезда снабжения — шли через Югославию, что было допустимо в соответствии с международным правом. Более того, мы оказывали давление на Болгарию для того, чтобы она не участвовала в намечавшейся атаке на Грецию, в конце концов, чтобы не тревожить Турцию. И даже после греко-итальянской кампании145, фюрер всё ещё надеялся, что конфликта, настоящей войны между Германией и Грецией можно избежать.

Экснер: Я сошлюсь тут на директиву номер 18, напечатанную на странице 66 тома I, нашей документальной книги, которая содержит выдержку из документа 444-ПС, экземпляр Великобритания-116, и там мы находим следующее заявление в предпоследнем параграфе:

«Подготовительные меры высшего командования по ведению войны в ближайшем будущем будут осуществляться согласно следующим принципам…»

И затем заявляется в предпоследнем параграфе на этой странице:

«Использование железной дороги через Югославию не может учитываться при развёртывании этих сил…»

Йодль: Эта программа была полностью разбита произвольным итальянским актом, о котором рейхсмаршал и гросс-адмирал уже сделали заявления. Я сделаю лишь короткое дополнение. Италия, как обычно, была разбита, и направила начальника оперативного штаба верховного главнокомандования с криком о помощи ко мне. Но, несмотря на эту беду фюрер не вмешался в войну в Албании. Он не отправил не единого немецкого солдата туда, хотя вопрос рассматривался. Он приказал только операцию против Греции, начинающуюся из Болгарии, подготовленную к будущей весне. Даже это являлось первоначальной задачей оккупации залива Салоники, соответственно давая прямую уверенность итальянцам и только в случае, которого точно следовало опасаться, английских дивизий высадившихся на Балканах как результата итальянского безумия. В этом случае было решено рассматривать всю Грецию как оперативный район, поскольку мы не могли допустить базирования королевских воздушных сил в непосредственной близости от румынских нефтяных месторождений. И данный контингент очень ясно показан в приказе, который приобщался Трибуналу в качестве документа 1541-ПС, экземпляр Великобритания-117, страницы 63 и 64 документальной книги. Я хочу процитировать два отрывка, два очень коротких отрывка из него. В параграфе 2, подпараграфе Б страницы 63, говорится:

«Операция Марита146». Следовательно, мой план» — я цитирую — «…направить эти силы прямо через Болгарию, для оккупации северного эгейского побережья, если потребуется всей материковой Греции».

И затем я цитирую со страницы 64, параграф 4, подпараграф А:

«Первичная задача операции по оккупации эгейского побережья и залива Салоник. Может оказаться необходимым продолжение атаки на Лариссу и полуостров Коринф».

Из этих оперативных приказов совершенно очевидно, что оккупация всей Греции намечалась, только если бы нас вынудили к этой мере высадкой английских войск, которая тогда ещё не случилась.

Председательствующий: Мы прервёмся.

(Объявлен перерыв)

Экснер: Вы сказали, что мы планировали оставить Югославию нейтральной. Итак, данный план видимо был изменен путчем Симовича147. Почему это событие изменило нашу политику к Югославии?

Йодль: Этот путч против законного правительства, офицеров вмешавшихся в политику, непосредственно после вступления Югославии в Тройственный пакт148 имел антигерманскую направленность. Мы находились в готовности к кампании против Греции, против всей Греции, так как тем временем английский дивизии высадились там и эта кампания могла вестись только при сохранении нейтральной Югославии позади нас.

Председательствующий: Доктор Экснер, различные лица из подсудимых — подсудимые Геринг и Кейтель — разбирались с политическими аспектами вступления Германии в Югославию. Пока в показаниях подсудимого нет чего-либо нового, это выглядит полностью кумулятивным.

Экснер: Тогда будьте любезны просто сказать нам, есть ли у вас, что-то новое, что можно добавить к этому — некие документы, и т. д.

Йодль: Мне есть кое-что добавить, что касается меня лично.

Председательствующий: Ничего не прошло — английский не прошёл. Пожалуйста, попытайтесь снова. Повторите то, что вы сказали.

Йодль: У меня есть кое-что ещё добавить касающееся меня лично относительно югославской проблемы…

Председательствующий: Нет. До нас ничего не дошло. Подсудимый, продолжайте. Вас спросили о том, есть ли что-то новое.

Йодль: Да, у меня есть кое-что личное.

Экснер: Да, расскажите.

Йодль: Тем утром, когда фюрер спонтанно приказал немедленно подготовить атаку на Югославию. Я предложил ему, по крайней мере, я упомянул ему, что после концентрации наших войск мы должны сначала выяснить реальную ситуацию, политическую ситуацию ультиматумом. Он отказался так сделать. Он сказал: «В этом нет никакого толка». Фельдмаршал Кейтель уже подтверждал это.

Экснер: Скажите мне, это было 27 марта?

Йодль: Да, это было 27-го. Могу я привести подтверждение этому. Вечером 27-го был отдан приказ…

Председательствующий: Я не думаю, что это требуется, если подсудимый Кейтель так сказал, и вы так говорите, и об этом нет перекрестного допроса.

Экснер: Но я чувствую, что в этом есть нечто важное.

Йодль: Да, текст на странице 71. Если суд сравнит это предложение на странице 71, параграф 1, с предложением на странице 69 документальной книги, будет замечена разница. Страница 69 содержит приказ подписанный фюрером, и он начинается с предложения, которое я должен процитировать:

«Военный путч в Югославии изменил политическую ситуацию на Балканах. Даже если она сделает заявление в верности, Югославию следует считать нашим врагом и соответственно разбить её настолько быстро насколько возможно».

Из даты видно, что это появилось, 27 марта. Я работал над ней всю ночь в рейхсканцелярии, что является очередным подтверждением внезапного характера всего дела. В 4 утра 28-го, как заявляется на странице 71, я представил следующую памятную записку, эту оперативную памятную записку, нашему связному с итальянским высшим командованием генералу фон Ринтелену149. В ней я написал — я цитирую:

«Приведёт ли политическое развитие к вооруженному вмешательству против Югославии, это немецкое намерение…» и т. д.

В этом примере, я должен признать, я немного вмешался в политическую сферу, но сделав так я думал, что если Германия не разъясняет политическую ситуацию без каких-либо сомнений, вероятно Италия сможет так сделать.

Экснер: Следующий документ это также доказательство внезапности этого решения и у меня оно напечатано на странице 73, том I. Это приказ, отданный высшим командованием армии на основании этих директив — приказ по развёртыванию войск для операции. Это документ Р-95, экземпляр Великобритания-127, страница 73, тома I, как я уже заявлял, и там сообщается:

«Как результат изменения политической ситуации…» и т. д. — и потом — «будут сконцентрированы…» — и потом последний параграф говорит — «операции присвоят кодовое название «Проект 25».

Генерал-полковник, я спрашиваю вас, можно что-либо понять из этого?

Йодль: Приказ не отдавался до 3 апреля…

Экснер: Нет, 30 марта.

Йодль:…30 марта.

Экснер: Операция получила кодовое название «Проект 25?»

Йодль: Кодовое название для данной операции был впервые озвучено спустя 3 дня после путча, что подтверждает, что она не планировалась в 1937 как однажды здесь заявлялось.

Экснер: И теперь, лишь один вопрос об этом балканском деле. Греческий нейтралитет всё еще поддерживался к 24 марту 1941, когда мы дали разрешение для Люфтваффе атаковать её территорию на Крите? В этой связи я сошлюсь на документ С-60, экземпляр АЙ-13. Это приказ от 24 марта 1941, который как только, что заявлялось, санкционировал атаки на Крит и также греческие морские перевозки. Итак, что насчёт греческого нейтралитета к 24 марта 1941?

Йодль: С точки зрения международного права он к этой дате более не существовал. Англичане тем временем высадились на Крите и в Пирее, и мы уже знали об этом к 5 или 6 марта. Поэтому приказ, соответствовал международному праву. Но завершая проблему Югославии, я могу добавить, что предположение сделанное обвинением, что план атаки на Югославию исходил из ведомства Йодля, это заявление, которое не может основываться на чём-либо.

Председательствующий: На какой документ вы ссылаетесь? 24 марта 1941? Вы сказали 360, который для нас ничего не обозначает.

Экснер: 24 марта, который документ С-60, экземпляр АЙ-13.

Председательствующий: Спасибо. Какая страница?

Экснер: Страница 76, том I

(Обращаясь к подсудимому)

Теперь мы переходим к вопросу Советского Союза. Сколько войск у нас было на Востоке во время западной кампании?

Йодль: Сначала было 10 дивизий, которые в ходе западной кампании уменьшились до 6 или 5 дивизий.

Экснер: Что вынудило нас направлять войска на Восток после западной кампании?

Йодль: Уведомление от командующего на Востоке, что с такими слабыми силами мы не сможем поддерживать порядок в Польше и охранять демаркационную линию.

Экснер: В своём дневнике — так называемом дневнике — документе 1809-ПС, том I, моей документальной книги, страница 83, вы написали 24 мая: «Ситуация на Востоке становиться угрожающей из-за русской угрозы против Бессарабии». Это 24 мая 1940. Это то, что вы записали в своём дневнике. Как вы пришли к такому выводу?

Йодль: Причиной являлось сообщение от Канариса докладывавшее о концентрации 30 русских дивизий против Бессарабии. Выражала ли запись мою обеспокоенность или это было идеей фюрера, которую я записал, я уже сегодня не скажу.

Экснер: Что же, 6 сентября 1940 вы подписали приказ заявляющий, что перегруппировка не должна создавать впечатление о наступательных приготовлениях. Как это следует понимать?

Йодль: Данный приказ, подписанный мною был интерпретирован сначала как скрывающий намеченную атаку на Россию.

Экснер: Минуточку. Я хочу указать Трибуналу на спорный приказ. Это страница 78, том I, документ 1229-ПС, экземпляр США-130. Это приказ Йодля, адресованный службе внешней разведки, и там говорится:

«Восточный район будет укомплектован усиленными подразделениями в ближайшие недели. К концу октября, должно быть достигнуто положение, показанное на прилагаемой карте».

Ваши чести, и теперь я с сожалением укажу на пропуск в английском и французском переводах. Следующий параграф пропущен и он очень важен для понимания всего документа. Он говорит, а именно:

«Для работы нашей собственной разведывательной службы, так же как и для ответов на вопросы, задаваемые русской разведывательной службой…»

Председательствующий: Этого нет в нашем документе. Какой параграф вы читаете?

Экснер: В параграфе 2 в моей документальной книге, страница 78.

Председательствующий: Это не было переведено.

Экснер: Это то о чём я говорю. Это ошибка. Поэтому я сейчас его продиктую или медленно зачитаю.

Председательствующий: Вы хотите, чтобы его перевели?

Экснер: Да.

Председательствующий: Понимаете, параграф 2 вообще не переводился. Там ничего нет.

Экснер: Там три строчки, которые вообще не переводились, но они являются самыми важными.

Председательствующий: Тогда, просто зачитайте его в наушники. Читайте отрывок.

Робертс: Милорд, полный документ в британской документальной книге 7, страница 102.

Председательствующий: Большое спасибо. Продолжайте.

Экснер:

«Для работы нашей собственной разведывательной службы, так же как и для ответов на вопросы, задаваемые русской разведывательной службой, применяются следующие принципы…»

Йодль: Инструкции, такие как эти, ведомству Канариса принимались мной каждые 6 недель. Они формировали основу, для так называемой контрразведывательной работы, которую я здесь не желаю подробно обсуждать. В данном случае для меня являлось важным делом, чтобы слабые силы, которые имелись на Востоке казались сильнее. Например, это чётко видно из параграфа 3 который говорит и я цитирую:

«В заявлениях о ситуации со снаряжением сил, особенно танковых дивизий, рекомендуется при необходимости преувеличивать».

Я также указывал в следующем параграфе, что противовоздушную оборону следовало преувеличивать. Всё это делалось из-за того, что тогда возникла тревога о возможности русской операции против Румынии. Задачей данного приказа являлось отклонить их от этого, и это намечалось только для разведки. Если бы 6 сентября, я уже знал о каком-либо агрессивном намерении против России я бы точно сказал противоположное; так как этим приказом, как я его отдал, я бы работал в интересах Гизевиуса и его друзей — а именно, я бы информировал русских о том, что мы начали развёртывание войск.

Экснер: Итак, когда вы впервые услышали об опасениях фюрера о том, что Россия может оказаться враждебной к нам?

Йодль: Впервые 29 июля 1940, в Бергхофе рядом с Бергхтесгаденом.

Экснер: В связи с чём?

Йодль: Фюрер отвёл меня в сторону после дискуссии об обстановке и сказал мне, совершенно неожиданно, что он обеспокоен тем, что Россия может оккупировать больше территории в Румынии до зимы и что румынский нефтяной район, который является conditio sine qua non150 в нашей военной стратегии, таким образом будет отнят у нас. Он спросил меня, не сможем ли мы развернуть наши войска немедленно, чтобы быть готовыми к осени противостоят сильными войсками русским намерениям. Это почти точные слова, которые он использовал, все остальные версии ложные.

Экснер: Вы только, что упомянули озабоченность Гитлера захватом румынских нефтяных месторождений. Фюрер делала что-либо насчёт данного опасения?

Йодль: Именно на основании данного разговора — когда я протестовал о том, что было совершенно невозможно осуществить развертывание войск за время в 4 месяца — чтобы фюрер приказал об улучшении приготовлений к развёртыванию. Тогда немедленно два приказа были отданы. Мне кажется, один, от 9 августа. Он назывался «Восстановление Востока» и включал все меры для улучшения приготовлений к развёртыванию на восточной территории. Второй приказ был отдан 27 августа. У нас его нет здесь, но о нём записано в журнале боевых действий штаба морских операций.

Экснер: Да, это страница 85, том I моей документальной книги. Там есть запись, в самом конце страницы, в журнале боевых действий штаба морских операций:

«Перевод 10 дивизий и 2 танковых дивизий в Генерал-губернаторство151, на случай оперативного вмешательства необходимого для защиты румынских нефтяных месторождений».

Председательствующий: Доктор Экснер, вы кажется, зачитываете со страницы 85. Не так ли?

Экснер: Да, со страницы 85. Это страница 85 немецкой версии. Вероятно, нумерация страниц не совсем совпадает с нумерацией в английской версии. Эта запись: «Перевод 10 дивизий и 2 танковых дивизий в Генерал-губернаторство».

Председательствующий: Да, я понял.

Йодль: Эта запись подтверждает намерения фюрера тогда об укреплении на Востоке.

Экснер: Что же, когда фюрер отдал приказ о подготовке атаки?

Йодль: Первый приказ по размышлениям об атаке или обсуждение о какой-либо вообще агрессивной операции, был письменно отдан оперативным штабом вооруженных сил и представлен фюреру 12 ноября. Это документ 444-ПС…

Экснер: Он на странице 66, том I моей документальной книги.

Йодль: …он уже известен Трибуналу. Но этому первому приказу, который известен мне, предшествовали устные инструкции фюрера главнокомандующему армией.

Экснер: Это можно понять из самого документа, а именно со страницы 67, которая гласит:

«Независимо от результатов этих дискуссий, все приготовления на Востоке, которые уже устно приказаны должны осуществляться».

Следовательно, это подтверждает, что предшествовали устные приказы и подготовка.

Йодль: Однако, я не в состоянии сказать, когда эти устные инструкции были даны армии.

Экснер: Скажите мне, в этих заявлениях, которые Гитлер сделал вам, было какое-либо упоминание о таких вещах как расширение «Lebensraum152», и продовольственной основы в качестве причины для завоевательной войны, и тому подобное.

Йодль: В моём присутствии фюрер никогда даже не намекал на какую-либо иную причину, чем чисто стратегическую и оперативную. Так как месяцами, можно сказать, он непрестанно повторял:

«Нет сомнений. Англия надеется на этот окончательный удар кинжалом против нас на континенте, иначе бы она прекратила войну после Дюнкерка. Частные или секретные соглашения уже определенно заключены. Русское развёртывание безошибочно. Однажды мы внезапно станем жертвой хладнокровного политического вымогательства или на нас нападут».

Но иначе, говорz об этом неделями, ни одного слова не упоминалось мне ни кому-либо иному, чем чисто стратегические вопросы такого рода.

Экснер: Согласно полученным докладам, как развивалась военная ситуация на Востоке после польской кампании?

Йодль: Когда мы впервые столкнулись с русскими в польской кампании, отношения были достаточно холодными. Мы должны были аккуратно предотвращать сбор какой-либо информации об их войсках и снаряжении. Были постоянные инциденты на Сане. Русские стреляли во всех, в бегущих поляков или немецких солдат, и там были раненые и убитые; и демаркационная линия пересекалась во множественных случаях. Необычайно мощные силы задействованные Россией для оккупации балтийских стран, Польши и Бессарабии поражали нас с самого начала.

Экснер: Доклады, которые вы получали, содержали указания на военные подкрепления для Красной армии?

Йодль: Из карт, которые представлялись каждые несколько дней, которые основывались на докладах разведки и информации из отдела радиоперехватов, формировалась следующая картина: летом 1940 было около 100 русских дивизий вдоль границы. В январе 1941 было уже 150 дивизий; и приводились их номера, соответственно доклады являлись достоверными. В сравнении с этой силой, я могу добавить, что англо-американо-французские силы действовавшие из Франции против нас никогда, по моим сведениям, не насчитывали 100 дивизий.

Экснер: Гитлер пытался выяснить ситуацию дипломатическими мерами?

Йодль: Он пытался так сделать на хорошо известной конференции153 с Молотовым154; и я должен сказать, что я возлагал большие надежды на эту конференцию, так как военная ситуация для нас солдат была следующей: с определенно нейтральной Россией в нашем тылу — Россией которая дополнительно снабжала нас — мы не могли проиграть войну. Вторжение, такое как произошло 6 июня 1944, совершенно бы не обсуждалось, если бы мы имели в своём распоряжении все силы, которые мы использовали и потеряли в этой безмерной борьбе в России. И мне никогда в голову не приходило, что государственный деятель, который, в конце концов являлся стратегом, без необходимости упустит такую возможность. И факт в том, что он месяцы боролся сам с собой об этом решении, определенно находясь под влиянием идей предлагавшихся ему рейхсмаршалом, главнокомандующим флотом также как и министром иностранных дел.

Экснер: На основании полученных докладов, как выглядела дальнейшая ситуация для обеих сторон?

Йодль: Разведывательная служба работала уже с января 1941. Дивизии на наших границах и также вдоль румынской границы росли стремительно. 3 февраля 1941 начальник генерального штаба армии проинформировал фюрера об операциях, которые он сам намеревался осуществить. В тоже самое время он представил карту, показывающую русское развёртывание войск. Карта показывала — и это подтверждалось документами — что там было 100 пехотных дивизий, 25 кавалерийских дивизий…

Председательствующий: Доктор Экснер, нам требуются все эти стратегические подробности планов, которые готовились германским генеральным штабом?

Экснер: У них самая большая значимость для установления той картины перед лицом генерального штаба. Если бы нарастающая концентрация русских войск не имела…

Председательствующий: Но это не то, о чём он говорит. Он говорит нам о феврале 1941. ОКВ представило планы показывающие развёртывание германских войск.

Экснер: Это план, который разрабатывался…

Председательствующий: Я не думаю, что требуется вдаваться в такие подробности как рассказывать нам, сколько они имели кавалерийских полков.

Экснер:

(Обращаясь к подсудимому)

Пожалуйста, расскажите нам в общих чертах, как Гальдер изображал ситуацию вам после доклада в феврале 1941. Тольку одну цифру: сколько дивизий было развёрнуто?

Йодль: Я уже говорил, что в феврале 150 русских дивизий было развёрнуто против нас.

Председательствующий: Это он уже говорил.

Экснер: И сколько находилось на нашей стороне?

Йодль: Я хочу сказать в ответ на это, что в тоже время наше развёртывание, как докладывалось генералом Гальдером, только началось. И далее, я хочу указать на то, что согласно документу С-39, экземпляр США-138, страница 92 первой документальной книги, это ясно видно из изучения этой документальной книги — это график развёртывания — что до 1 июня действительное количество боевых подразделений включающее 14 танковых дивизий и 12 моторизованных пехотных дивизий, было доставлено. Я упоминаю это для того, чтобы нельзя было сказать, что атака Германии была очевидной в феврале 1941. Об этом не шло речи.

Экснер: Обвинение особо подчёркивает, что данный план по атаке на Советскую Россию был подготовлен задолго до него. Вероятно вы можете больше сказать об этом?

Йодль: Я объясню этот предмет в нескольких словах. Нам требовалось использовать 10000 поездов для такого развёртывания. Если можно перевезти 100 в день это заняло бы 100 дней; но мы никогда не достигали такой цифры. Таким образом, чисто технические причины такого развёртывания уже заняли 4 месяца.

Экснер: События в Югославии как-либо повлияли на решение фюрера?

Йодль: Они дали ему окончательный импульс. До того времени фюрер сомневался. 1 апреля, не ранее, он решил, атаковать; и 1 апреля он приказал подготовку атаки к 22 июня. Сам приказ об атаке — то есть, настоящее начало кампании — был отдан только 17 июня, что также подтверждается документами.

Экснер: Тогда, по вашему мнению, фюрер вёл превентивную войну. Последующий опыт подтвердил, что она являлась военной необходимостью.

Йодль: Несомненно, это было чисто превентивная война. Позднее мы точно обнаружили огромные русские военные приготовления на наших границах. Я опускаю подробности, но я могу лишь сказать, что хотя у нас получилась тактическая неожиданность дня и часа, стратегической неожиданности не было. Россия была полностью готова к войне.

Экснер: В качестве примера, вероятно, вы можете рассказать Трибуналу о количестве новых аэродромов, которые были обнаружены на русско-польской территории?

Йодль: Я вспоминаю приблизительно, что там было около 20 аэродромов в восточной Польше и что между тем они выросли более чем на сотню.

Экснер: Совершенно кратко, при таких обстоятельствах каким был бы результат опережения нас Россией?

Йодль: Я не хочу вдаваться в стратегические принципы, в операции за линией фронта; но я могу кратко заявить, что мы никогда не были достаточно сильны для обороны самих себя на Востоке, как подтвердилось событиями после 1942. Это звучит гротеском, но с целью оккупировать такой фронт в 2000 километров нам, по крайней мере требовалось 300 дивизий; и мы никогда их не имели. Если бы мы ждали вторжения, и русская атака взяла нас в клещи, одновременно, мы точно бы проиграли. Следовательно, если политическая предпосылка являлась верной, а именно, что нам угрожала такая атака, тогда с военной точки зрения также превентивная атака являлась оправданной. Политическая ситуация представлялась нам солдатам в таком свете, соответственно мы основывали свою военную работу.

Экснер: Теперь, несколько вопросов касающихся Японии. Какая значимость у директивы 24 от 5 марта 1941 о сотрудничестве с Японией? Она уже упоминалась, но предмет не совсем ясен. Это страница 94, том I нашей документальной книги, которая документ С-75, экземпляр США-151. Гросс-адмирал Рёдер, давая показания, уже кое-что говорил об этой директиве. Вы можете рассказать мне что-то новое?

Йодль: Документ очень важный. Первое, я должен признаться. Раз уж я обвинен в простом получении данного документа. Но он исходил от меня; я его разрешил. Он был разработан моим штабом в группе флота. Соответственно, я знаю этот документ лучше чем кто-либо другой. Это не оперативный приказ, это наставление для немецких офицеров.

Экснер: Что это значит?

Йодль: Всем немецким офицерам, которые официально или неофициально вступали в контакт с японскими офицерами следовало точно говорить, какими являлись цели германской политики, а именно, атака Англии даже на Дальнем Востоке и соответственно удержание Америки вне войны.

Экснер: В параграфе 3, подпараграфе А, данной директивы мы читаем:

«Следует подчёркивать, что общая цель войны сокрушить Англию как можно скорее и соответственно удержать Соединенные Штаты вне войны».

Йодль: Такая директива являлась необходимой с целью аккуратных заявлений со стороны немецких офицеров, которые не могли бы использоваться японской армией и флотом для своих политических задач. По этой причине министерство иностранных дел также получило копию, как показано в списке рассылки внизу страницы 96. В случае оперативного приказа такого бы никогда не произошло. Также вот почему фюрер не подписал его.

Экснер: Цели германского флота также заявлялись вверху страницы 96. Они гласили следующее:

«Более того, атаки на остальные британские базы — на американские морские силы, только если вступление в войну Соединенных Штатов нельзя предотвратить — способны сокрушить вражеские силы в этих местах».

И значит, мы снова находим стремление предотвратить вступление Соединенных Штатов в войну и нападение на них, только если ничего другого не осталось.

Йодль: Я хочу добавить, что целью данного документа не являлось оказывать влияние на Японию, так как это было бы политической акцией; это просто была директива для всех офицеров говорящая им что говорить в таком случае.

Экснер: Гросс-адмирал Рёдер уже говорил нам, что морскими приказами он стремился удержать Соединенные Штаты вне войны. Вам есть что-нибудь добавить к этому?

Йодль: Только один пункт, который гросс-адмирал не упомянул. Он исходит из документа С-119 и экземпляра Йодль-37. Это можно прочесть на странице 98 документальной книги номер 1.

Экснер: Страница 98 тома I, экземпляр Йодль-37, которую мы представили. Там мы находим: «Особые правила о депортации во время оккупации Дании и Норвегии». И затем…

Йодль: Следует прочесть только одно предложение.

Экснер: Пожалуйста, читайте.

Йодль:

«Все военные корабли и торговые суда под флагом США, также как самолёты, исключаются из запрета на плавание или пролёт».

Экснер: И это последнее предложение внизу страницы 98. Параграф говорит о запрете кораблям, торговым судам, самолётам и т. д., покидать порт, за исключением американцев.

Йодль: И таким образом, во всех военных мероприятиях штаба морских операций, Америке предоставлялось исключительное положение на долгое время.

Экснер: До атаки Японии на Америку, вы имели какие-либо официальные дела с японскими офицерами?

Йодль: Нет, ранее нет.

Экснер: Вообще нет?

Йодль: Нет.

Экснер: Вы ожидали атаки на Пёрл-Харбор?

Йодль: Атака явилась полной неожиданностью. Для меня она являлась полной неожиданностью, и я почувствовал, что она также неожиданная для фюрера; так как он прибыл, в середине ночи, в мою комнату с картами с целью передать новости фельдмаршалу Кейтелю и мне. Он был полностью удивлен.

Экснер: Теперь я хочу, чтобы вы разъяснили ошибочную интерпретацию письма Фалькенштейна. Это страница 81, том I, нашей документальной книги. Письмо, документ 376-ПС, экземпляр США-161, находится здесь. Это письмо от Фалькенштейна вам, мне так кажется?

Йодль: Нет, нет.

Экснер: Нет?

Йодль: Нет, генералу фон Вальдау, из оперативного штаба воздушных сил.

Экснер: Оно говорит:

«В виду будущей войны против Америки, фюрер рассматривает вопрос оккупации атлантических островов».

Это может быть интерпретировано как то, что он намеревался напасть на Америку: В виду будущей войны против Америки, фюрер рассматривает…» Что это означало, и как вы это интерпретируете?

Йодль: Это совершенно очевидно. Тогда действительно рассматривались соображения об оккупации атлантических островов, вещь которую фюрер всегда хотел сделать.

Экснер: Для какой цели?

Йодль: В качестве некой базы безопасности, таким образом, передовой пост на случай американской интервенции; и значит, мы должны были рассматривать такую идею. Хотя флот также как и оперативный штаб вооруженных сил и начальник высшего командования вооруженных сил определенно отвергали это, мы должны были рассматривать эти вопросы хотя бы теоретически; и вот о чём он говорил генералу фон Вальдау в данном письме.

Далее, тоже самое было, затем написано в приказе, документе 444-ПС, точно как написано здесь.

Экснер: У нас был какой-либо интерес в расширении войны?

Йодль: Лично у меня нет. Я могу лишь сказать, что пространство от Нордкапа до Тобрука и от Бреста до Ростова-на-Дону по моему мнению было слишком большим.

Экснер: И мы были заинтересованы в наличии у Японии войны с Америкой?

Йодль: Нет, мы бы предпочли нового и мощного союзника не имея нового и мощного противника.

Экснер: Мы втянули Италию в войну?

Йодль: Я не знаю, как это делалось политически; но после краха Франции, когда Италия также пожелала принять активное участие в войне, мы пытались предотвратить это, мы солдаты в ОКВ. Но мы лишь добились отложения её интервенции на 4 или 6 дней; фюрер не мог совсем отказать. Но за время всей войны Италия не помогала нам, скорее только обременяла; и это подтверждается последующей историей войны.

Экснер: Что касается обвинений в преступлениях против мира. Я хочу сослаться на относящиеся к делу документы, которые представили по Герингу, Риббентропу, Рёдеру и Дёницу. Я не знаю, является ли такая ссылка необходимой согласно процессуальным правилам.

Теперь один последний вопрос. Обвинение представило целую серию кампаний как преднамеренный и согласованный план по завоеванию, которое вы, как заговорщик, и инициировали и осуществляли. Что вы на это скажете?

Йодль: Мне кажется, я уже поправил такую совершенно искаженную картину своими показаниями. Война против Польши началась без моего какого-либо участия в её подготовке. Она развилась в мировую войну вопреки надеждам всех солдат. Всё приходилось импровизировать в этой войне. Не существовало ничего кроме плана атаки на Польшу. Не было достаточно ни бомб, ни боеприпасов. Тогда ни единый солдат не думал о Норвегии, Бельгии, Голландии, Югославии, Греции или даже России. Никаких военных соглашений не было достигнуто с Италией или с Японией.

Я удостоверяю заявление американского начальника генерального штаба, генерала Маршалла, абсолютно верным почти в каждом пункте.

Экснер: Господин Председательствующий, у меня больше нет вопросов.

Председательствующий: Кто-либо из защитников подсудимых хочет задать какие-либо вопросы?

Латерзнер155: Генерал, в качестве начальника оперативного штаба вооруженных сил, вы долгие годы являлись ведущим офицером генерального штаба германских вооруженных сил?

Йодль: Да.

Латерзнер: В ходе вашей военной деятельности вы также долгое время являлись преподавателем в Военной академии?

Йодль: Не именно в Военной академии, но на курсах генерального штаба, которые предшествовали Военной академии и которые тогда проводились при отдельных штаб-квартирах округов.

Латерзнер: Так как все наши высшие военные руководители пришли из профессионального класса офицеров генерального штаба, я прошу вас рассказать нам кратко о том, как этих офицеров готовили в Военной академии. Пожалуйста, ограничьте себя исключительно следующими положениями:

Как или скорее, сколько времени тратилось на инструктирование наступлению; затем пропаганде для агрессивных войн; и отношению к международному праву и политике?

Председательствующий: Трибунал думает, что вопрос совершенно не относится к делу.

Латерзнер: Если суд считает данные вопросы не относящимися к делу, я отказываюсь от ответов на данные вопросы.

Генерал-полковник, вам известна точка зрения обвинения, что военные руководители предположительно сформировали группу с целью развязывания агрессивных войн и в ходе этих войн совершения преступлений против законов войны и законов человечности. Пожалуйста объясните Трибуналу ваше отношение к данному положению, в частности о том действительно ли высшие военные руководители сформировали такую группу.

Йодль: Я никогда не понимал идею о такой группе и никогда не пойму её. Это тоже самое как если бы пассажиры пассажирского корабля встретились на океанском лайнере и там сформировали подразделение — или были обязаны сформировать подразделение — под руководством капитана. Эта так называемая группа высокопоставленных офицеров, возможно, могла существовать в имперские времени как нечто реальное, но не полноценное даже тогда. Но тут, после национал-социалистической революции, данные группы были полностью сломаны во всех сферах жизни, политически, философски и идеологически. Целью объединявшей их была военная профессия и необходимая преданность.

Председательствующий: Вероятно, нам лучше сейчас прерваться.

(Объявлен перерыв до 14 часов)

Вечернее заседание

Латерзнер: Генерал-полковник, до оккупации Чехословакии 10 августа была встреча в Бергхофе между Гитлером и военными руководителями, на которой вы также присутствовали. До сих пор это совещание ещё не обсуждалось здесь, и я хочу спросить о предмете этого совещания.

Йодль: Во время этого совещания, фюрер говорил только с офицерами генерального штаба, и произнёс речь, которая длилась около двух с половиной часов обо всей военной и политической ситуации. В частности, он касался судетско-немецкой проблемы и сказал, что она должна быть решена во, что бы то ни стало. Он описывал различные возможности и в частности, дал понять, что он намерен решить вопрос без вмешательства Франции и Англии и был убежден в успехе.

Латерзнер: Это являлось предметом совещания?

Йодль: Вам известна причина, по которой главнокомандующие трёх родов войск вооруженных сил и их начальники не присутствовали?

Йодль: Я знаю причину, потому что главный адъютант майор Шмундт, заранее проинформировал меня о совещании. Он сказал мне, что фюрер намерен поговорить непосредственно со старшими офицерами генерального штаба тогда, когда они бы не находились под влиянием их слишком критичных главнокомандующих и таким образом не склонялись к уклонению или критике.

Латерзнер: Но тогда, во время того совещания, вместе с тем была, значительная критика со стороны этих офицеров, не так ли?

Йодль: Я не могу сказать, что там была критика; но один из генералов верил, что он мог или должен обратить внимание фюрера на возможность того, что, в конце концов, Франция и Англия могут вмешаться, если он сделает, что-нибудь против Чехословакии. Это был генерал фон Виттерсгейм156.

Латерзнер: Гитлер позднее снова следовал принципу исключению высших военных руководителей из таких совещаний?

Йодль: Фюрер делал так достаточно часто. Я скажу, что он делал это принципиально. Например, после безуспешной атаки на мост Неттуно, к юго-западу от Рима, он приказал, чтобы младшие офицеры, которые принимали участие в этих битвах, от командиров полка до командиров рот, прибыли в штаб-квартиру фюрера. Днями он лично опрашивал каждого из них в одиночку без их начальников. Он делал тоже самое, очень часто с офицерами воздушных сил, кого он опрашивал без главнокомандующего воздушными силами.

Латерзнер: Генерал-полковник, вы присутствовали во время большинства совещаний по обстановке у Гитлера. Могли командующие генералы находившееся в штаб-квартире фюрера тогда принимать участие в таких совещаниях без затруднений?

Йодль: Пока в ходе этих совещаний по обстановке обсуждались только такие вещи которые уже произошли, фюрер был великодушен с теми кто присутствовал; но как только обсуждалось что-либо, что касалось будущих операций — например, наступление в России в 1942 — командующие генералы групп армий с Западного фронта не могли принимать участие; и наоборот, постольку поскольку это касалось его намерений, он мог инициировать, чтобы такие офицеры должны были информироваться.

Латерзнер: Тогда в таких случаях, созывался так называемый «ближний круг» для совещания об обстановке?

Йодль: Правильно. И значит об этом объявлял главный адъютант, от имени фюрера, что сейчас пройдет дискуссия в узком составе, в которой могут участвовать такие-то и такие-то офицеры.

Латерзнер: Во время таких совещаний об обстановке, вы часто слышали энергичные возражения со стороны командующих генералов групп армий? Кто заявлял такие возражения и по какому поводу? Пожалуйста, ограничьте себя наиболее важными примерами.

Йодль: Я могу дать вам очень краткий ответ на этот вопрос; иначе, я должен говорить об этом час. Я могу сказать, что ни одно совещание не проходило без старых традиционных концепций, если можно их так назвать, относительно операций вступающих в конфликт с революционными концепциями фюрера. Следовательно, помимо вероятно единичных операций в течение первой части войны, я могу заявить, что всегда, когда делался доклад командующего группой армий, происходила схватка мнений. Я могу упомянуть имена всех командующих группами армий, которые когда-либо занимали посты. Я не знаю никого к кому бы это не относилось.

Латерзнер: Конечно, вы знали, всех командующих группами армий, не так ли?

Йодль: В течение первой половины войны, я знал всех командующих вплоть до командующих группами армий. В течение второй половины войны, на Востоке были командующие группами армий, которых я не знал. Так как большая их часть не пришла из генерального штаба, а являлась строевыми офицерами, я мог не знать некоторых из них.

Латерзнер: Генерал-полковник, мог, например, командующий группой армий доложить для дискуссии с Гитлером без затруднений?

Йодль: Командующие группами армий не могли этого сделать. Командующие группами армий, прежде всего, должны были попросить главнокомандующего армией пока такой существовал. Когда главнокомандующего армией больше не стало, командующие группами армий, тогда обращались в управление военных адъютантов или обращались к начальнику генерального штаба армии за разрешением сделать доклад, которого сами по себе командующие не могли сделать.

Латерзнер: Значит, если командующий армией намеревался протестовать некой мере, которую не считал правильной, тогда он должен был идти к главнокомандующему его группой армий, который в ответ должен был идти к главнокомандующему отдельным родом войск вооруженных сил; а значит таким являлся практически единственный канал, через который можно было заявлять возражения Гитлеру обычным официальным образом?

Йодль: Это совершенно верно. Все военные ведомства так делали, и это делалось множество лет.

Латерзнер: Что вам известно о попытке настроить Гитлера против генералов? Когда я говорю «генералов» я имею в виду тех, которые являются «группой».

Йодль: Вероятно, я уже ответил на это частично, когда я жаловался, что мы не были в состоянии предотвратить получение фюрером военных докладов и новостей из непроверенных источников. Являлось стандартным правилом, что полицейские круги в особенности постоянно использовали возможность через Гиммлера критиковать традиционное, или — как они его называли — реакционное, гуманистическое, рыцарское отношение высших военных руководителей, для того, чтобы жестокие приказы от фюрера о жестоких акциях — как он называл их — могли быть остановлены. Таким было постоянно состояние дел. Всех из них никоим образом не включали в это и не были направлены против всех генералов, но направлялись против некоторых из них.

Латерзнер: Генерал-полковник, вы всё ещё не совсем ответили на мой вопрос. Я спросил, знали ли вы, что-нибудь о попытке Гиммлера сделать Гитлера враждебным, по причинам о которых я надеюсь, вы расскажите мне.

Йодль: Что же, происхождением того, что я только что описал, было то, что Гиммлер приехал к фюреру и конечно доложил ему, лично. Он жаловался на некоторых командующих, всех из армии; и мы знали об этом, потому что на следующий день фюрер внезапно начала заявлять некоторые возражения некоторым командующим без наших сведений почему, и вызывать плохое предчувствие.

Латерзнер: Какими являлись отношения между ОКВ и ОКХ?

Йодль: До войны и в течение первой части войны отношения между высшим командованием вооруженных сил и высшим командованием армии были затруднены значительными трениями. Однако, причиной являлась исключительно внутренняя. Из-за создания высшего командования вооруженных сил группа генерального штаба должна была выйти из под юрисдикции начальника генерального штаба армии и которая находилась, я должен сказать, даже над генеральным штабом армии и отдавала ему приказы. К этому созвездию, конечно, относились с большим недоверием в генеральном штабе армии. Однако, я могу добавить, что фельдмаршал Кейтель и я, и многие разумные офицеры, добились полного преодоления такой напряженности пока шла война.

Латерзнер: Генерал-полковник, я думаю, этого достаточно об этом положении.

Военные руководители обвиняются в ненужном затягивании безнадёжной войны. Что вам известно об этих усилиях фельдмаршала фон Рундштедта и Роммеля157 после успеха вторжения?

Йодль: Я помню совещание с этими двумя командующими, когда фюрер и я вылетели в штаб-квартиру, которую подготовили к северу от Реймса. Это было около июля 1944. Во время этого совещания, и фельдмаршал фон Рундштедт и в особенности Роммель описывали в безошибочной манере серьёзность всей ситуации во Франции, характеризуя огромное превосходство англо-саксонских воздушных сил, против, которых были беспомощны наземные операции. Я помню совершенно чётко, что фельдмаршал Роммель спросил фюрера в конце: «Мой фюрер, что вы действительно думаете о дальнейшем развитии войны?» Фюрер был разгневан этим замечанием, и он отрывисто ответил: «Это не тот вопрос, который касается ваших обязанностей. Оставьте его мне».

Латерзнер: Вы читали письмо, которое фельдмаршал фон Клюге158 написал Гитлеру незадолго до смерти?

Йодль: Я стоял рядом с фюрером, когда он получил это письмо. Он открыл конверт, прочёл письмо и затем дал прочесть его мне. Оно говорило именно противоположное тому, что я ожидал. Фельдмаршал фон Клюге начал своё письмо с чрезмерного восхваления личности фюрера и непоколебимости вести войну. Он сказал, что он ещё более симпатизировал его идеалам, чем осознавал фюрер. Он начинал свою задачу на Западе полный доверия. Но так как обещанной поддержки наших воздушных сил не было дано теперь он убеждался, что ситуация была безнадёжной, и его посмертным советом было заключить мир. Вот, вкратце, что содержалось в письме.

Латерзнер: Генерал-полковник, вы можете привести дальнейшие примеры относительно усилий командующих генералов окончить безнадёжную войну?

Йодль: Ни один командующий не мог затрагивать политический вопрос, потому что завершение войны это не военное, а политическое решение. Но косвенно я должен сказать, что не было ни одного офицера на ответственной должности, который бы не говорил фюреру прискорбно, честно, и открыто, какой являлась военная обстановка и не описывал её безнадёжность — как и оказалось в конце. Также я сам, выразил такой взгляд в письменном меморандуме фюрера.

Латерзнер: У меня есть несколько вопросов относительно различных кампаний.

Каким являлось отношение высшего командования армии, в частности фельдмаршала фон Браухича, относительно австрийской кампании?

Йодль: Вечером перед маршем в Австрию, около 2 часов утра, я находился с фельдмаршалом фон Браухичем. Я обнаружил его в унылом настроении. Я не видел причины для этого; но видимо он был убеждён, что этот марш в Австрию мог, возможно, привести к военному конфликту с Италией или Чехословакией. Или вероятно с политической точки зрения он не совсем радовался этому намечавшемуся увеличению южнонемецкого элемента в Рейхе. Я не знаю. Но в любом случае он был не рад.

Латерзнер: Какими были причины напряжения существовавшего между Гитлером с одной стороны и военными руководителями с другой после польской кампании?

Йодль: Конфликт тогда был особенно серьезным, потому что главнокомандующий армией и многие высшие генералы разделяли взгляд, который я описывал этим утром — а именно, что мы должны оставаться спокойными на Западе до конца войны. Так как это снова являлось политическим спором, который они могли использовать, главнокомандующий армией тогда представил фюреру военную аргументациию. Данная аргументация учитывала условия, в которых тогда находилась наша армия, она не была в состоянии поразить французскую армию, усиленную британской армией в наступлении. Это чрезвычайно огорчило фюрера и его огорчение само постоянно выражалось в каждой речи командующим. Вся речь от 23 ноября, весь меморандум который он написал 10 октября можно объяснить в свете этого конфликта.

Латерзнер: Обвинение, в качестве основания обвинительного заключения группы, представило ряд письменных показаний. Я хочу попросить вас заявить о своих взглядах в связи с письменными показаниями номер 12, документом 3710-ПС, экземпляр США-557, который был составлен Вальтером Шелленбергом159. Здесь на странице 1 Шелленберг свидетельствовал, что во фронтовой зоне специальные группы СД160 полностью находились под командованием армий — то есть, тактически, технически и с точки зрения войсковой службы, так он сказал в письменных показаниях. Генерал-полковник, это правда?

Йодль: Это правда, только в ограниченной степени. Я должен начать свой ответ сказав, что я не был знаком с идеей айнзатцгрупп и айнзатцкомманд пока не попал в Нюрнберг. Я должен сказать совершенно открыто, даже рискуя быть названным «Парцифалем161», но это факт. Я знал только о полиции. Оперативная территория армии разделялась на три сектора. Линия фронта называлась зоной боевых действий и шла приблизительно до места, куда могла доставать вражеская артиллерия. В этом секторе всё, вообще все, во всех отношениях подчинялось армии. Но в этом секторе не было полиции — за исключением секретной полевой полиции, которая в любом случае подчинялась армии.

Латерзнер: Секретная полевая полиция действительно являлась частью дивизии, не так ли?

Йодль: Да, она являлась дивизионными войсками, которые проводили полицейскую работу в войсках. Затем шёл тыловой район армий, который находился под командованием армейских генералов и помимо этого там находились коммуникации армии, которые включали все подразделения снабжения и службы генерал-квартирмейстера армии. В этом основном секторе — который являлся крупнейшим сектором включающим 97 процентов всего оперативного района — вся полиция и все, что не относилось к армии органически не находились под командованием армии, что касалось задач, но подчинялось полиции, подчиненной рейхсфюреру СС Гиммлеру. Только с точки позиции служебных войск — то есть, относительно их снабжения или передвижений во время продвижения или отступления — армия, конечно, имела право отдавать приказы войскам относительно их передвижений и их сосредоточения.

Латерзнер: Шелленберг заявляет, что в тыловых оперативных районах и тыловых районах армии эти особые группы подчинялись армии только, что касалось снабжения; и что касалось приказов и задач, подчинялись главному управлению безопасности Рейха. Это правильно?

Йодль: Это верно. Вся полиция получала приказы о том, что она должна делать только от Гиммлера.

Латерзнер: Шелленберг также заявил далее в своих письменных показаниях номер 12, документ 3710-ПС, экземпляр США-557, что это подчинение относительно военной службы также включало вопрос дисциплины. Это правда?

Йодль: Это ошибка. Офицер армии никогда не мог наказать сотрудника полиции или СС.

Латерзнер: Как было установлено, основной задачей этих особых групп было осуществление массовых казней евреев и коммунистов. Шелленберг заявляет в своих письменных показаниях номер 12, что он убеждён, что командующие группами армий чётко информировались об этих задачах по официальным каналам. Поскольку Шелленберг заявил о таком убеждении в своих письменных показаниях я прошу вас привести нам свои, потому что я думаю я прав предположить, что вы являлись лучше всего информированным офицером вооруженных сил.

Йодль: Конечно, я не могу, судить точно, с чем сталкивались командующие пока они находились вместе на фронте; но я могу сказать с абсолютной уверенностью, что я никогда не видел приказа, раскрывавшего, что эти полицейские подразделения направлялись в оперативные районы для какой-либо иной задачи, чем поддержание порядка и спокойствия, с полицейской точки зрения и раскрытия мятежей и партизанских действий. Я никогда не видел доклада или приказа, который содержал, что-либо об этом.

Латерзнер: Генерал-полковник, вы верите, что командующие армиями или группами армий потерпели бы такие условия не протестуя?

Йодль: Я считаю, что это не обсуждается, потому что даже в случае небольших инцидентов они заявляли наиболее жесткие протесты. Сотни документов, которые представлены обвинением здесь показывают как войска на фронте возражали мерам которые они считали недопустимыми с гуманной точки зрения или опасными для мира и порядка на оккупированных территориях. Я напомню вам лишь меморандум Бласковица162, который был одним из первых.

Латерзнер: Вы читали этот меморандум?

Йодль: Нет, я не читал его. Я о нём слышал.

Латерзнер: Далее, обвинение представило письменные показания номер 13 от риттмейстера Вильгельма Шейдта. Это документ 3711-ПС, экземпляр США-558. Шейдт говорит в этих письменных показаниях и я цитирую со страницы 2: «Общеизвестен факт, что партизанская война велась с жестокостью с обеих сторон».

Я пропускаю предложение. Далее:

«Нет сомнения, но эти факты должны были быть известны ведущим офицерам оперативного штаба вооруженных сил и в генеральном штабе армии. Также известно, что существовал взгляд Гитлера на то, что борьба против партизан могла использовать только жестокое, устрашающее наказание которое могло быть успешным».

Заявление риттмейстера Шейдта верное, а именно, что ведущие офицеры оперативного штаба вооруженных сил и генерального штаба армии знали о жестокости задействованной обеими сторонами в партизанской борьбе?

Йодль: То, что мы знали о ведении партизанской войны уже представлено Трибуналу. Я сошлюсь на инструкции, которые я подписал относительно борьбы с партизанами в документе Ф-665, экземпляр Франция-411. Она начинается с длинного экскурса о ведении партизанами войны. Конечно, мы не изобрели её. Это была компиляция из сотен докладов. Чтобы войска в такой борьбе, видя методы задействованные противником, со своей стороны не были мягкими можно легко представить. Несмотря на это директивы, которые мы принимали, никогда не содержали ни слова в отношении того, чтобы не брали пленных в таких партизанских боях. Напротив все доклады показывали, что число взятых в плен было больше чем количество убитых. Взгляд фюрера о том, чтобы в своей борьбе против партизан войска не следовало ограничивать, достоверно подтверждается многими спорами, которые я, также как начальник генерального штаба армии, имел об этом предмете с фюрером.

Латерзнер: Что если командующие получали доклады о жестокостях совершенных своими солдатами?

Йодль: Тогда они предавались военно-полевому суду. Это снова установлено в документах. Я напомню вам приказ, принятый фюрером, который начинается с предложения: «Мне докладывают, что отдельные солдаты вооруженных сил предавались военно-полевому суду из-за своего поведения при борьбе с партизанами».

Латерзнер: И это было единственной вещью, что могли сделать командующие в таком случае?

Йодль: Другого пути не было. И даже по этим приказам он всегда действовал в соответствии со своим правовым суждением. Кто мог остановить его делать так?

Латерзнер: Обвинение также представило письменные показания номер 15, генерала Рёттигера, документ 5713-ПС, которому присвоен номер экземпляра США-559. Это письменные показания генерала Рёттигера163 заявляют, в середине страницы 1:

«Только теперь, под тяжестью документов представленных мне, я осознаю, что принимая приказ о задействовании жесточайших мер по борьбе с партизанами, высшие эшелоны могли, возможно, держать на уме окончательную цель в использовании армией такой борьбы с партизанами для достижения безжалостного уничтожения еврейства и других нежелательных элементов».

Военное руководство высшего уровня придерживалось какой-либо такой точки зрения и какой была их окончательная цель?

Йодль: Нет. Конечно, легко быть мудрым задним умом. Я также узнал о многих вещах сегодня, чего я не знал раньше. Однако, эти сведения не относятся вообще ко всему здесь, потому что рядом с партизанами не было евреев. В основном, эти партизаны являлись фанатичными русскими бойцами — в большинстве белорусами — и были твердыми как сталь. И, на вопрос, поставленный моим защитником, даже свидетель Бах-Зелевски признал, что среди партизан не было евреев.

Относительно уничтожения славян, я могу лишь сказать, что славяне, убитые в партизанской борьбе насчитывали не более чем одну двенадцатую или одну тринадцатую от числа которое в обычных, масштабных битвах с советско-русскими армиями потеряли русские убитыми и ранеными. Что касается цифр, они вообще не имеют весомости. Следовательно, это совершенно ошибочный взгляд.

Латерзнер: Следующие письменные показания, номер 16, того же генерала Рёттигера, представленные обвинением, как документ 5714-ПС, экземпляр США-560. В последнем предложении генерал Рёттигер заявляет следующее и я цитирую:

«Хотя в целом можно знать какими являлись особые задачи подразделений СД и хотя это видимо случалось при сведениях высших руководителей вооруженных сил, мы противостояли таким методам насколько было возможно, поскольку это означало угрозу нашим войскам».

Другими словами генерал Рёттигер в своих письменных показаниях придерживается того, что особые задачи подразделений СД видимо осуществлялись с ведома высших военных руководителей. Если это правильно, тогда, вы генерал-полковник, должны знать о задачах и на эти вопросы вы уже…

Йодль: Да, я уже отвечал. Я никогда не говорил ни с одним офицером у которого были сведения об этих вопросах и мне не рассказывалось о них.

Латерзнер: Также, в деле против генерального штаба и ОКВ, обвинение представило письменные показания 17, документ 3715-ПС, экземпляр номер США-562. Эти письменные показания исходят от фюрера СС Роде, Роде заявляет вверху страницы 2:

«В качестве подтверждения, можно процитировать приказ, который заявлял, что все члены партизанских групп, которых захватили, такие как евреи, агенты и политические комиссары, должны передаваться войсками СД для «особого обращения» без задержки. Помимо этого, данный приказ содержал инструкции, чтобы в партизанской войне не брались пленные, помимо вышеупомянутых».

Генерал-полковник, такой приказ существовал, чтобы в партизанской борьбе не брали пленных?

Йодль: Такого приказа никогда не существовало. Я никогда не видел такого приказа. Он не содержался в инструкциях относительно партизанской борьбы. Помимо этого, практически каждое слово в данном заявлении неправда. Никогда не было приказа от ОКВ-ОКХ — то есть, приказа, который исходил от обоих ведомств. Евреи среди повстанцев. Я уже разобрался с этим. Агенты среди повстанцев. Агенты — это отдельная история. Политические комиссары. Это совершенно другое дело. Они никогда не передавались СД, для особого обращения — если они вообще передавались — потому что задача СД была совершенно иной. Они могли передаваться полиции безопасности. Другими словами, каждое слова неправда.

Латерзнер: Есть письменные показания номер 18, того же фюрера СС Роде, которые обвинение представило как документ 3716-ПС, экземпляр номер США-563. Роде заявляет, как следует из письменных показаний:

«Насколько мне известно, особые группы СД, приданные различным группами армий, находились под юрисдикцией последних во всех смыслах — то есть, тактически, также как и любым другом путём. По этой причине, задачи и методы данных подразделений были полностью известны командующим. Они одобряли задачи и методы, поскольку видимо, они никогда не заявляли каких-либо решительных возражений им».

Вам известен фюрер СС Роде?

Йодль: Нет, я его не знаю. Я не думаю, что требуется говорить об этом настолько много, потому что генерал полиции Шелленберг, который сам возглавлял такую группу и который действительно должен знать, заявил совершенно открыто на этом месте свидетеля, в чьей юрисдикции он находился и от кого получал приказы.

Латерзнер: Это не был свидетель Шелленберг; это был Олендорф164.

Йодль: Олендорф? Да.

Латерзнер: Теперь, у меня есть несколько вопросов о приказе о комиссарах. Вы присутствовали на совещании, когда Гитлер устно отдал приказ о комиссарах командующим?

Йодль: Насколько я помню, прямо сначала он говорил только с главнокомандующим армией или начальником генерального штаба и несколькими офицерами ОКВ об этом приказе о комиссарах. Насколько я вспоминаю, он ссылался на данный приказ позднее, когда обращался к командующим. Мне кажется, что это было во время второго совещания, когда он использовал слова: «Я не могу ожидать, чтобы мои генералы понимали мои приказы, но я должен требовать, что они им подчинялись».

Латерзнер: Вам известны командующие, которые сопротивлялись этому приказу?

Йодль: Позднее кто-то говорил мне — я не знаю, являлось ли это правдой — что фельдмаршал Роммель сжёг этот приказ. Но…

Латерзнер: Это не воспоминание о приказе коммандос? Генерал-фельдмаршал Роммель был…

Йодль: О, да, это был приказ коммандос. Вы говорите о приказе, о комиссарах, не так ли?

Латерзнер: Да, правильно.

Йодль: Я помню, что были постоянные возражения от высшего командования армии, которое, к сожалению, должно было осуществлять данный приказ, и так длилось долгое время. Офицеры генерального штаба конфиденциально говорили мне, что большая часть не осуществляет его. Я знал одно официальное ходатайство сделанное фюреру по официальному отзыву данного приказа. Это было сделано, хотя я не могу вспомнить когда.

Латерзнер: Кто заявил ходатайство?

Йодль: Высшее командование армии. Был ли это начальник генерального штаба или главнокомандующий, я не могу сказать.

Латерзнер: Когда было сделано ходатайство?

Йодль: Мне кажется весной 1942.

Латерзнер: Весной 1942: И это ходатайство…

Йодль: Я точно знаю, приказ был отозван.

Латерзнер: Вы говорили с каким-либо командующим, который одобрял данный приказ?

Йодль: Нет. Все офицеры с которыми я говорил, считали, первое, что приказ следует отменить с гуманной точки зрения и во-вторых, что он являлся ошибочным с практической точки зрения.

Латерзнер: Когда Гитлер приводил свои причины для приказа устно — и вы уже говорили о некоторых из них — он предположительно упоминал дополнительные причины делать так. Я хочу, чтобы вы рассказали нам, чем они являлись, чтобы мы могли ясно понять предмет.

Йодль: Он дал долгое объяснение — как он всегда делал, когда он чувствовал необходимым убедить кого-либо.

Латерзнер: Он заявил…

Председательствующий: Эти причины уже не приводились?

Латерзнер: Господин Председательствующий, насколько я проинформирован, они ещё не приводились.

(Обращаясь к подсудимому)

Во время совещания с Гитлером…

Председательствующий: Минуточку. Разве вы уже не приводили причины, которые, вы говорите, Гитлер привёл для данного приказа?

Йодль: Я не привёл самые важные причины, на которые фюрер также указал. Ими были…

Председательствующий: Минуточку.

Доктор Латерзнер, я уже просил вас быть более кратким по многим поводам, в которых вы допрашиваете свидетеля и вы действительно потратили уже час на высший командный штаб. С каждым свидетелем, который даёт показания, вы занимаете очень много времени и Трибунал думает, что большая часть времени тратится вами. Сейчас, данный свидетель может привести любые дальнейшие причины, но я не хочу спорить об этом. Сейчас он может привести объяснение.

Йодль: Я могу лишь добавить, что фюрер сказал по этому поводу: «Если вы не верите в то, что я вам говорю, тогда прочитайте доклады от контрразведки, которые мы получили относительно поведения русских комиссаров в оккупированных балтийских странах. Тогда вы получите картину того, чего можно ожидать от этих комиссаров»

Он это также заявил.

Латерзнер: Я хочу поставить вам вопрос о докладе в документе 884-ПС, представленном как экземпляр СССР-351.

Председательствующий: Пожалуйста, повторите номер.

Латерзнер: Номер 884-ПС, это документ представленный русским обвинением 13 февраля, и на странице 151 второй документальной книги генерала Йодля. Под номером II данного доклада, страница 153, есть следующее заявление. Я цитирую «На это, рейхслейтер Розенберг в меморандуме 3 предложил…» Я не хочу читать далее. Далее предложение.

Я хочу спросить вас о причине включения в доклад этого номера II.

Йодль: Я могу лишь предполагать, потому что я не писал его. Но, несомненно…

Председательствующий: Поймите, нам не нужны его предположения. Если он может только предположить, тогда ему лучше не предполагать. Нам нужны показания, а не предположения.

Латерзнер: Да, я опускаю этот вопрос. Я полагал, что у свидетеля были личные сведения об этом.

Свидетель, вчера вы говорили, что приказ коммандос от 18 октября 1942 был изменён — то есть, частично аннулирован по ходатайству командующего Западом. Кем был этот командующий Западом, который применил это изменение?

Йодль: Генерал-фельдмаршал фон Рундштедт и он обратился для отмены всего приказа.

Латерзнер: Вам известен приказ генерала фон Рейхенау, который русское обвинение представило 13 февраля в качестве документа СССР-12? Он датирован 10 октября 1941. Вам известны причины для принятия данного приказа?

Йодль: Да. Рейхенау тогда, был командующим 6-й армией, и в его секторе находился город Киев. Этим утром я уже начал описывать произошедшие события в Киеве в конце сентября, и они являлись причиной для данного приказа.

Латерзнер: Как командующие осуществляли свою юрисдикцию — строго или не настолько строго?

Йодль: Я знаю это, потому что доктор Леман…

Председательствующий: Это не имеет никакого отношения к обвинением против высшего командования. Против высшего командования нет обвинения в организации военно-полевых судов или неправильном управлении военно-полевыми судами.

Латерзнер: Господин Председательствующий, мне кажется у меня иное мнение по данному пункту. Если бы командующий услышал о каких-либо нарушениях дисциплины или жестокостях…

Председательствующий: Вам известно, что-либо в обвинительном заключении или что-нибудь в доказательствах, что вменяет высшему командованию или какому-либо члену высшего командования, неправильное поведение в военно-полевом суде или в связи с военно-полевым судом?

Латерзнер: Нет. Я просто хочу обнаружить типичное отношение высшего командования.

(Обращаясь к подсудимому)

Что вам известно о причинах массовых смертей случившихся среди русских военнопленных зимой 1941?

Йодль: Я информировался о данном предмете, потому что несколько адъютантов фюрера направились туда лично, и они докладывали фюреру в моём присутствии. Мы в основном занимались массовыми смертями после последней крупной битвы в мешке под Вязьмой165. Причина массовых смертей была описана адъютантами фюрера как следующая: полуголодные окруженные русские армии оказывали фанатичное сопротивление в течение последних 8 или 10 дней. Они буквально жили на коре деревьев и корнях, потому что они отступали в непроходимые лесные районы и когда они попадали в наши руки они были в таком состоянии, что они могли с трудом передвигаться. Невозможно было перевозить их. Ситуация относительно снабжения была критической, потому что железнодорожная система была уничтожена, а значит невозможно было вывезти их. Поблизости не было жилья. Только немедленный внимательный госпитальный уход мог спасти большинство из их. Вскоре начались дожди, и затем установился мороз и по это причине такое большое число пленных — в частности эти пленные из Вязьмы — погибли.

Это был доклад адъютантов фюрера, которых направили для расследования. Похожие доклады поступали от генерал-квартирмейстера армии.

Латерзнер: Что вам известно об обстреле Ленинграда германской артиллерией? Вы помните, что свидетель допрашивался здесь об этом положении?

Йодль: Я присутствовал на двух совещаниях, на которых сам фюрер встречал немецкого артиллерийского командующего, который был ответственным за артиллерию перед Ленинградом. Он принёс с собой точную таблицу целей, и он показывал очень аккуратную разработанную систему, согласно которой только ключевые заводы Ленинграда отмечались как необходимые цели, а значит подрывающие силу сопротивления крепости. Они в основном являлись фабриками, которые всё ещё производили боеприпасы. Боеприпасов для этой тяжёлой артиллерии, только в небольшой степени достигавших центра Ленинграда, было столь мало, что следовало быть чрезвычайно экономными в их использовании. Они были в основном захваченными во Франции орудиями, и мы имели настолько много боеприпасов насколько захватили.

Латерзнер: Вам известно, что свидетель утверждал, что, по его мнению, артиллерия осмысленно уничтожали замки в Ленинграде. Вы видели таблицу целей для этой артиллерии?

Йодль: Да, у меня самого была таблица целей артиллерии в моем портфеле многие недели. Только предприятия вооружения отмечались на нём. Было бы безумием обстреливать, что-нибудь ещё. Конечно, каждый артиллерист знает, что из-за рассеивания снаряды могу падать повсюду.

Латерзнер: Что вам известно о приказе от Гитлера и ОКХ по уничтожению жилищ и очагов во время отступления 1941? Какой была причина этого приказа?

Йодль: Причиной этого…

Латерзнер: Я сошлюсь на приказ СССР-130. К сожалению, я не смог удостовериться в какой день обвинение представило данный приказ. Я установлю это позднее и проинформирую Трибунал.

Йодль: Во время кошмарной зимней битвы, с температурой 48 градусов мороза, командиры на фронте докладывали фюреру в его штаб-квартиру, что это была битва исключительно за тёплоё убежище. Те, кто не имел какого-нибудь обогрева — то есть, деревни с работающими печками — не мог выстоять и не мог бороться на следующий день. Можно сказать это действительно была борьба за печки. И когда, из-за этого мы вынуждены были отступать, фюрер тогда приказал, чтобы эти очаги следовало уничтожать — не только дома, но также очаги взрывались — потому что в такой критической ситуации только это предотвращало русских от преследования. Поскольку в соответствии с Гаагскими правилами сухопутной войны, любой тип уничтожения допускается, который абсолютно необходим с военной точки зрения, мне кажется, что такой тип зимней войны — и это случалось только во время зимней войны — этот приказ являлся оправданным.

Латерзнер: Что вам известно о деле Катыни166?

Йодль: Относительно обнаружения массовых захоронений, я получил первый доклад от моего отдела пропаганды, который был проинформирован через его роту пропаганды приданную группе армий. Я услышал, что управлению криминальной полиции Рейха была поручена задача расследования дела и тогда я направил офицера моего отдела пропаганды на эксгумацию для проверки обнаруженного зарубежным экспертом. Я получил доклад, который в целом соответствует докладу, которые содержался в номере «Белой книги167» я думаю, министерства иностранных дел. Я никогда не слышал, чтобы кто-либо имел какие-либо сомнения о фактах, которые были представлены.

Латерзнер: Вы также видели фильм, который русское обвинение показало в этом зале суда и который показывал жестокости совершенные на югославском театре военных действий. Вы можете объяснить какие-либо их картин, которые вы вероятно всё ещё помните?

Йодль: Мне кажется каждый фильм показанный в этом зале суда, совершенно правдивый как фильм. Здесь были захваченные фотографии. Но никогда не говорилось, что за фотографии представлены. Из фильма не ясно, не была ли собака, терзающая человека сфотографирована в армейском центре собаководства.

Председательствующий: Это просто спор.

Латерзнер: Я остановлю его.

Председательствующий: Да.

Латерзнер: Я думал об определенных фотографиях, которые вы могли прояснить заявив: «Я помню фотографирование полицейской собаки прыгающей на человека или манекен». Вы можете сказать…

Председательствующий: Вы спросили его об этих фотографиях и он сказал, что они все являются правдой — по его мнению — подлинными фотографиями; и он не брал их. Он не знает чего-либо о них, и всё, что он может сказать о них кажется нам спором.

Латерзнер: Я отзываю свой вопрос.

Генерал-полковник, Лёвен168 был захвачен способом как показано свидетелем ванн дер Эссеном? Свидетель ван дер Эссен169 сказал, что Лёвен был захвачен без боя.

Йодль: Я удостоверился в том, что коммюнике вооруженных сил от, я думаю, 18 мая содержит предложение: «Лёвен взят после тяжёлого боя». Но мне не кажется…

Председательствующий: О каком месте вы спрашиваете?

Латерзнер: Я спросил свидетеля, каким образом Лёвен был захвачен: была ли там эвакуация противника и потом оккупация или за город сражались. Свидетель заявил, что боя за Лёвен не было, что, следовательно, это являлось презренным актом.

Председательствующий: Как это касается генерального штаба?

Латерзнер: Что же, господин Председательствующий, в этом случае, я не знаю кого следует винить в этом событии. Я не вижу какой-либо связи с кем-либо из подсудимых; и если никто не может быть обвинен за это, мы должны исключить всё событие.

Председательствующий: Это одно из событий, предъявленных в обвинительном заключении?

Латерзнер: Нет, обвинительное заключение не ссылается на него.

Председательствующий: И доказательства, доказательства касаются его?

Латерзнер: В обвинительном заключении нет на него ссылки; но в доказательствах, представлялся свидетель, который заявил, что университет Лёвена был сознательно уничтожен германской артиллерией, хотя причины обстреливать город не было.

Председательствующий: Я не уловил место — но, продолжайте.

Йодль: Я знаю, что коммюнике вооруженных сил от 18 мая 1940 содержало предложение: «Лёвен захвачен после тяжёлого боя». Хотя даже германские вооруженные силы коммюнике молчало о некоторых вещах, оно определенно никогда не заявляло о намеренной неправде. Я могу сказать это, потому что я редактировал его.

Латерзнер: Вчера вы уже говорили о деле Ордо. Я просто хочу спросить вас, что фельдмаршал фон Рундштедт сделал по поводу данного события, когда ему было доложено о нём.

Йодль: Много недель спустя я узнал о том, что расследование было начато фельдмаршалом фон Рундштедтом и что там была переписка о случае Ордо между фельдмаршалом Кейтелем, комиссией по перемирию и фельдмаршалом фон Рундштедтом.

Латерзнер: Командующий Западом начал военно-полевые слушания?

Йодль: Он должен был так сделать, потому я читал заявление суда СС в связи с этим событием.

Латерзнер: Что явилось началом таких слушаний?

Йодль: Я не могу сказать.

Латерзнер: Тогда я перехожу к последним положениям. Сколько совещаний было перед наступлением в Арденнах в декабре 1944?

Йодль: Было четыре совещания о наступлении в Арденнах.

Латерзнер: Вы присутствовали на всех?

Йодль: Я принимал участие во всех.

Латерзнер: Была какая-либо просьба о приказе или принимался когда-либо приказ на одном из этих совещаний о расстреле пленных в ходе наступления?

Йодль: Нет. Я могу также добавить, что ни разу во время какого-либо из этих совещаний не упоминалось ни единого слова, которое не касалось чисто военных соображений. Вообще не было разговора о поведении войск.

Латерзнер: Генерал-полковник, вам известен и если так, приказ отданный — предположим — фельдмаршалом фон Рундштедтом?

Йодль: Не может быть вопроса о таком приказе. Он никогда не мог быть отдан по военным каналам. Он мог быть отдан только через полицию — то есть Гиммлера или СС.

Латерзнер: Но тогда он бы не обязывал подразделения вооруженных сил — то есть, армию?

Йодль: Совершенно не обсуждается, что какой либо командующий армии когда-либо даже принимал такой приказ; и мне не известен никакой приказ фюрера, который был направлен против обыкновенных военнопленных.

Латерзнер: Я просто поставил вопрос, потому что свидетель ванн дер Эссен также заявил, в этом зале суда, что судя по обращению с пленными, он сделал вывод, что это являлось результатом приказа от высшего уровня. Вот почему я задал этот вопрос.

Вам известно дело — дело коммандос?

Председательствующий: Я думал вы задали свой последний вопрос. Вы сказали, что это было вашим последним вопросом.

Латерзнер: Последние вопросы. Господин Председательствующий я пройду за 5 минут. Я прошу учитывать факт, что генерал-полковник Йодль член обвиняемой группы, и фактически тот офицер который лучше всего проинформирован, и что полтора часа такого допроса не чрезмерное количество времени.

(Обращаясь к подсудимому)

Вам известно дело коммандос, в котором участвовал сын британского фельдмаршала Александра170?

Йодль: Да, я знаю дело.

Латерзнер: Пожалуйста, расскажите мне о нём.

Йодль: Я услышал о деле из доклада — я не могу точно вспомнить от кого он поступил. Я обсуждал его с фельдмаршалом Кейтелем и я выразил взгляд, что не требовалось предпринимать военно-полевые слушания против лейтенанта, потому что он одел германскую кепку во время такой акции. Судебные слушания находились в производстве против него и фельдмаршал Кейтель отдал приказ, чтобы слушания были прекращены.

Латерзнер: И слушания были прекращены?

Йодль: Да.

Латерзнер: А теперь, относительно степени группы, ещё два вопроса: какой была юрисдикция заместителя начальника оперативного штаба вооруженных сил?

Йодль: Заместитель начальника оперативного штаба вооруженных сил — я скажу — управлял, на практике, работой генерального штаба во всём моём штабе, от которой я конечно, был в некоторой степени оторван, потому что я находился в так называемом кольце безопасности номер 1, а мой штаб находился в кольце безопасности номер 2 — то есть, снаружи; и вся работа генерального штаба внутри самого штаба направлялась им, и если требовалось, он конечно действовал как мой заместитель.

Латерзнер: Обвинение заявило, что заместитель начальника оперативного штаба вооруженных сил был ответственным за стратегическое планирование и равен по значимости другим должностям, которые приводятся в обвиненной группе?

Йодль: Нет. Я был ответственным в первую очередь.

Латерзнер: Значимость положения этого заместителя начальника оперативного штаба вооруженных сил равна другим позициям, которые приводятся в обвиняемой группе?

Йодль: Нет, она гораздо ниже. Он не имел положения, командующего армией, ни положения начальник генерального штаба.

Латерзнер: Большое спасибо; У меня больше нет вопросов.

Председательствующий: Мы прервёмся.

(Объявлен перерыв)

Председательствующий: Кто-либо из других защитников подсудимых желает задать какие-либо вопросы?

Штамер171: Генерал-полковник, вы присутствовали, когда в конце марта 1944 Гиммлер докладывал Гитлеру, во время ситуации по обстановке, что около 80 офицеров королевских воздушных сил сбежали из лагеря Шталаг172 III, у Сагана?

Йодль: В момент, когда Гиммлер докладывал о данном факте, я находился не в большом зале в Бергхофе. Я находился в следующей комнате с телефоном. Было слышно очень громкое обсуждение. Я подошёл к перегородке, чтобы послушать, что происходит. Я услышал, что они говорят о побеге английских лётчиков из лагеря Саган.

Штамер: Рейхсмаршал Геринг присутствовал на этом совещании по обстановке?

Йодль: Рейхсмаршал Геринг не присутствовал на этом совещании по обстановке. Я в этом абсолютно уверен.

Штамер: В последующих беседах с рейхсмаршалом, вы обнаружили, что он думал о расстреле некоторых из сбежавших офицеров?

Йодль: Из бесед с начальником генерального штаба Люфтваффе, я узнал, что рейхсмаршал был возмущен этим расстрелом и я знал, что в частности в ситуациях таких как эти бывший офицер в нём, который не одобрял такие невероятные действия проявлял себя. Нужно отдать ему должное. Шли непрерывные споры между ним и фюрером, которым я лично свидетель.

Штамер: У меня больше нет вопросов.

Бомм173: С разрешения суда, я задам свидетелю несколько вопросов.

Свидетель, вы являлись начальником оперативного штаба вооруженных сил и вам известны подразделения находившиеся в вашем распоряжении. Обвинение утверждает, что вы ожидали найти в СА боевое подразделение в первые дни агрессивной войны на основании так называемого подразделения коммандос. Теперь я хочу спросить вас, если вам известен термин коммандос в связи с использованием СА Вермахтом.

Йодль: Нет, этого мне неизвестно. Я услышал слово подразделение коммандос впервые в связи с мероприятиями батальонов английских рейнджеров. Мы никогда не использовали такой термин.

Бомм: Тогда не стояло вопрос, что СА использовалось как подразделение коммандос позади регулярных войск при вхождении в Австрию или оккупации Судетов?

Йодль: Мне неизвестны случаи, в которых подразделения СА взаимодействовали при оккупации другой страны — за исключением фрайкора Генлейна; однако, он состоял в основном из судетско-немецких беженцев. Мне кажется во фрайкоре Генлейна, было несколько руководителей СА, которые ранее были офицерами.

Бомм: Полк Feldherrnhalle174 использовался как подразделение СА или как полк Вермахта в войне?

Йодль: Полк Feldherrnhalle определенно являлся полком Вермахта. Я хочу сказать, что он олицетворял традиции СА и в основном комплектовался из СА, но он вообще не имел отношения к верховному командованию СА. Он являлся полком Вермахта в любом смысле слова.

Бомм: Вам известно что-либо о факте, что в 25 группах школ, и 3 школах руководства Рейха СА, от 22000 до 25000 руководителей и помощников руководителей ежегодно готовились для фронта, и что эти от 22000 до 25000 руководителей и помощников руководителей использовались как таковые в Вермахте?

Йодль: Я знаю об этом и считаю невозможным, чтобы Вермахт имел у себя руководителей и помощников руководителей, подготовленных кем-либо ещё кроме как своим собственным персоналом.

Бомм: Положение не было таким, что все члены СА призывались в Вермахт в качестве обычных солдат, и проходили звания таким же образом как любой солдат Вермахта?

Йодль: СА призывались в Вермахт также как и любые другие немцы. Я знаю о многих случаях, когда высшие руководители СА начинали свою службу в Вермахте на самых низших позициях в качестве солдат или сержантов.

Бомм: Затем обвинение также утверждает, что после 1934 СА подготовили не только от 22 000 до 25000 руководителей и помощников руководителей, но что 25 000 офицеров, действительных и сержантов, были подготовлены СА для Вермахта. Вам известно, что-либо об этом?

Йодль: То, что я сказал о помощниках руководителей, правда, в ещё большей степени среди офицеров. Офицеры готовились только в военных училищах армии и нигде больше.

Бомм: Обвинение далее утверждает — и я спрашиваю, известно ли вам об этом — что в течение расширяющихся военных усилий, 86 процентов профессионального руководящего состава подготовлено доступно.

Йодль: Я не могу дать на это связывающий ответ. Я не знаю об этом.

Бомм: И обвинение далее утверждает, что СА направили 70 процентов от миллионов своих членов прямо в Вермахт. Могло быть, что 70 процентов членов СА несли свою военную службу. Я хочу спросить являлись ли эти 70 процентов принятыми прямо от СА либо они были призваны как обычные группы, к которым относилось пригодное к службе мужское население?

Йодль: Вообще не важна принадлежность к СА, когда людей призывали к армию. Люди СА призывались также как и остальные немцы, которых призывали на военную службу. Состоял или не состоял человек в СА не имело ни малейшего значения.

Бомм: Вермахт, когда-либо брал сигнальные подразделения СА, инженерные подразделения или кавалерийские подразделения или медицинские подразделения и использовал их в действиях внутри или извне дивизии Вермахта?

Йодль: Лично я о таких случаях не знал, когда какое-либо подразделение СА появлялось в бою вне Германии во время войны.

Бомм: Начальник оперативного штаба вооруженных сил имел связного с СА?

Йодль: Нет. Время от времени ко мне приходил офицер из верховного командования СА, и он в целом спрашивал о судьбе и состоянии полка Feldherrhalle, который пополнялся в основном из СА и позднее о танковом подразделении, которое также продолжило традиции Feldhemhalle СА.

Бомм: Обвинение представило газету, которая показывает, что по случаю муштровки членов СА присутствовал фельдмаршал Браухич. Оно хочет показать эти близкую связь между подготовкой СА и Вермахтом. Вы можете объяснить эту фотографию?

Йодль: Мне кажется это объясняется фактом, что фельдмаршал фон Браухич сопровождал начальника штаба Лютце однажды когда он инспектировал обычное подразделение СА и он сопровождал фельдмаршала фон Браухича, потому что как я уже говорил, после путча Рёма у нас больше не было причин конфликтовать с СА. К началу войны СА передало всё своё снаряжение, включая все палатки в распоряжение Вермахта. Я это чётко помню.

Бомм: Визит фельдмаршала фон Браухича, когда он инспектировал членов СА мог быть частью официальной деятельности фельдмаршала?

Йодль: Нет, по моему мнению это было актом учтивости.

Бомм: С точки зрения заговора в котором СА здесь обвинены, вам известно, что говорилось задачах СА, особенности в годах с 1933 по 1939, для подготовки Германии и особенно молодёжи, к сложной войне на завоевание прививать, повышать и поддерживать военный дух в Германии, в особенности среди молодёжи? Вам известно что-либо в этой связи из личных наблюдений?

Йодль: Мне ничего об этом неизвестно. То что СА, как подразделение партии, также стремились поощрять патриотический дух в своих рядах, проводя физическую подготовку, это само собой разумеется. Что о подготовке к агрессивным войнам, никто такого не делал.

Бомм: Но это утверждалось здесь в отношении СА. У вас мнение, что это неправда?

Йодль: У меня нет причин думать, что это правда.

Бомм: У меня больше нет вопросов.

Хорн175: Генерал-полковник, 26-го августа 1939 было установлено днём икс для нападения на Польшу. Это, правда, что 25 августа приказ о нападении был отозван по срочной просьбе Риббентропа, потому что согласно сообщению, которое получило министерство иностранных дел, Великобритания ратифицировала Союзный договор заключенный с Польшей 6 апреля 1939, Риббентроп сказал фюреру, что продвижение германских войск, следовательно, означает войну с Великобританией?

Йодль: Я не могу ответить на ваш вопрос в целом, но я знаю кое-что об этом. Когда 25-го к нашему большому удивлению мы получили приказ: «Атака назначенная на 26-е не состоится», я тогда позвонил майору Шмундту — фельдмаршала Кейтеля не было там — и спросил его о предмете. Он сказал мне, что незадолго до этого министр иностранных дел Рейха доложил фюреру, что Британия заключила пакт — пакт о взаимопомощи — с Польшей и по этой причине он не мог ожидать британского вмешательства в войну с Польшей. По этой причине фюрер отозвал свой приказ о наступлении. Тогда я знал это.

Хорн: Весной 1941, после путча Симовича, фюрер провёл совещание с главнокомандующими родов войск Вермахта и подсудимый фон Риббентроп был позднее вызван на совещание. Это правда, что на этом совещании фон Риббентроп представлял точку зрения, что перед военной акцией, следует попытаться урегулировать разногласия с Югославией дипломатическими средствами? Как Гитлер отреагировал на данное предложение?

Йодль: Я особо вспоминаю этот инцидент, потому что за 1 час до этого я говорил тоже самое фюреру, что нам следовало выяснить ситуацию ультиматумом. Час спустя, не зная этого, министр иностранных дел Рейха сделал такое же замечание и ему пришлось значительно хуже чем мне. Фюрер сказал:

«Значит, так вы уяснили ситуацию? Югославы поклянутся, что черное это белое. Конечно, они скажут, что у них нет военных намерений и когда мы вступим в Грецию они ударят нам в спину».

Я очень точно вспоминаю заявление.

Хорн: Генерал-полковник, это правда, что министерство иностранных дел с самого начала войны с Россией было полностью устранено из восточных вопросов, что Риббентроп лично жаловался и через своего связного посла Риттера и что он не добился успеха в своих предложениях фюреру?

Йодль: Я знаю, что посол Риттер176, который часто приходил проведать меня, постоянно жаловался в частных беседах о наличии такой большой части в его сфере деятельности отнятой у министерства иностранных дел, и я должен признать, что это являлось не только мнением посла Риттера, но также и мнением всего министерства иностранных дел также как и министра иностранных дел.

Хорн: В своих показаниях вы уже упоминали тот факт, что Вермахт был против намерения Гитлера денонсировать Женевскую конвенцию. Вам известно, что Риббентроп также энергично противостоял намерению Гитлера и что после возражений с самого начала от Вермахта, Риббентроп затем добился в склонении Гитлера к отказу от своего намерения?

Йодль: Представляя это таким образом, я не могу полностью это подтвердить. Одну вещь я знаю, точно: министерство иностранных дел письменно проинформировало меня о неблагоприятном отношении к предложению такой идеи фюрером. Для меня это было заключительным подтверждением, что министр иностранных дел придерживался такой точки зрения. Я записал о такой неблагоприятной позиции министерства иностранных дел — вместе с неблагоприятным отношением армии, флота и Люфтваффе — в коротком меморандуме, и представил его фюреру. В какой степени министр иностранных дел Рейха лично возражал фюреру об этом вопросе, я не могу сказать точно.

Хорн: Это правда, что фон Риббентроп выступал против связывания английских военнопленных в качестве репрессалии за связывание немецких военнопленных и по согласованию с ОКВ убедил фюрера прекратить эту меру?

Йодль: Это правда. Министр иностранных дел Рейха, министерство иностранных дел, постоянно возражали фюреру об отзыве касающейся заковывания канадских пленных и следовало полагать, что эти многие возражения, которые также поддерживались ОКВ, наконец, добились отмены приказа.

Хорн: На вечернем заседании во вторник вы обсуждали вопрос летчиков-террористов. В этой связи вы заявили, что делая запросы и наблюдения вы хотели предотвратить повод для решения относительно обращения с этим вопросом. Обвинение представило два спорных документа. Одним был протокол о предполагаемой беседе между Риббентропом, Герингом и Гиммлером в Клессхайме, другой мнением посла Риттера, которого уже упоминали. Я хочу услышать от вас известно ли вам, что-нибудь об отношении Риббентропа к обращению с вопросом лётчиков-террористов, особенно оправдывал ли Риббентроп, чтобы с данным вопросом обращались в соответствии с Женевской конвенцией и думал ли он, что возможно отклоняться от данной концепции только если решающие военные необходимости требовали этого, и даже в таком случае только прямо указывающие заранее гарантирующим державам, что намечался отход от Женевской конвенции?

Председательствующий: Доктор Хорн, не могли бы вы поставить вопрос более коротко; что ему об этом известно?

Хорн: Генерал-полковник, это правда, относительно вопроса о лётчиках террористах, что фон Риббентроп, таким же образом, как и Вермахт был против отхода от Женевской конвенции и он представил данный взгляд Гитлеру?

Йодль: На это я могу сказать — снова из бесед с послом Риттером — что я знал, что министр иностранных дел оправдывал официальную процедуру, то есть, официальное уведомление о том, что мы больше не считаем некие акты террора относящимися к обычной войне. Таким являлась изначальная точка зрения министерства иностранных дел. На это я тогда сказал, что фюрера вероятно не заинтересует как я завершу его устные инструкции. Так как это было отвергнуто, предложение, такое как министр иностранных дел намечал сделать, никогда не выдвигалось или по крайней мере я никогда не видел этого.

Хорн: Вам известно что-либо о мирной инициативе английских офицеров от имени генерала Александера, подержанной английским правительством в 1943?

Йодль: Тогда я очень хорошо знал, что в Афинах, англичанин — мне кажется это был английский капитан — установил с нами контакт. Этот капитан сказал, что он прибыл из английской штаб-квартиры в юго-восточном районе. Я присутствовал, когда министр иностранных дел Рейха доложил фюреру об этом вопросе, и я знаю, что он предлагал, чтобы данным контактом попытаться понять какие результаты он мог принести. Это было сделано: фюрер согласился; но я более ничего не слышал об этом предмете и видимо ничего не произошло.

Хорн: Вам, что-либо известно о каких-либо дальнейших мирных попытках Риббентропа особенно после польской кампании, после Дюнкерка и 1943?

Йодль: Я знал лишь о попытках и намерениях после кампании на Западе. Тогда фюрер говорил совершенно открыто и откровенно с каждым. Я сам, также как и министр иностранных дел Рейха, слышал согласие фюрера на заключение мира с Англией в любое время если часть наших бывших колоний будет нам возвращена.

Хорн: Это правда, что подсудимый фон Риббентроп предложил Гитлеру, чтобы венгерским евреям, постольку, поскольку они желали так сделать, позволили эмигрировать?

Йодль: Я также это вспоминаю. Недолго спустя после оккупации Венгрии нашими войсками, около начала мая 1944, было совещание в Бергхофе, на котором было достигнуто решение. Фюрер хотел услышать наши взгляды на то следует ли распустить венгерскую армию или её следовало оставить как есть. В конце дискуссии, которая носила чисто военный характер, министр иностранных дел Рейха сказал фюреру: «Мы не можем выслать всех венгерских евреев на корабле в некоторую нейтральную страну?» Фюрер ответил: «Легче сказать, чем сделать. Вы думаете это возможно?» Никто не возьмёт их. Кроме того, это технически невозможно».Так я вспоминаю эту беседу.

Хорн: Вчера вы говорили о выселении датских евреев и сказали, что эта высылка проходила по приказам Гиммлера. Письменные показания полковника Милднера177 представлены мне, в которых утверждалось, что данная высылка имела место по приказам министра иностранных дел. Это заявление, правда?

Йодль: До этого совещания Гиммлера-фюрера, которое заставило меня послать сообщение телетайпом командующему Вермахтом в Дании, я никогда не слышал ни слова о евреях депортированных из Дании, и я никогда не слышал о том, что министерство иностранных дел принимало в ней какой-либо участие.

Хорн: Вы когда-либо узнавали об основном отношении подсудимого фон Риббентропа к еврейскому вопросу?

Йодль: Помимо предложения о венгерских евреях, я не вспоминаю какой-либо беседы с министром иностранных дел Рейха, на которой я присутствовал, в которых было какое-либо упоминание евреев.

Хорн: Спасибо. У меня больше нет вопросов.

Краус178: Я заинтересован узнать, сколько дивизий было готово к 1 апреля 1938? Я заинтересован в этой ключевой дате, потому что в тот день финансовая помощь Рейхсбанка прекратилась. Вы можете рассказать мне сколько дивизий были готовы к 1 апреля 1938?

Йодль: Тогда было действительно готовыми около 27 или 28 дивизий- то есть, относительно персонала и материально.

Краус: Генерал-полковник, вы можете рассказать мне, сколько их было запланировано?

Йодль: Я не могу сказать точно.

Краус: Приблизительно?

Йодль: Я знаю, что только одна танковая дивизия была тогда готова, одна кавалерийская дивизия, одна горная дивизия, и остальные вероятно являлись пехотными дивизиями. Остальные танковые дивизии ещё не были снаряжены и они существовали только в проекте.

Краус: Я хочу знать, в какой степени это вооружение возросло между той датой и началом войны к 1 сентября 1939 — то есть, выросла с 27 дивизий?

Йодль: С осени 1938, картина стала более благоприятной, потому что приготовления в промышленности вооружений теперь приносили результаты, и много снаряжения доставлялось для дивизий; также, потому что с того времени, обученные возрастные группы начали прибывать. Следовательно, поздней осенью 1938, мы находились в состоянии развернуть приблизительно 55 дивизий — включая дивизии резерва — даже при том, что некоторые из них были слабо оснащены. В 1939 — как я говорил ранее, согласно моим воспоминаниям — было от 73 до 75 дивизий.

Краус: Следовательно, число развернутых дивизий после марта или апреля 1938, послу ухода президента Шахта из Рейхсбанка, возросло на 200 процентов от 15 или 16 месяцев, в то время как за более чем 3 года было развёрнуто 27 дивизий?

Йодль: Это, правда, за исключением того, что этим 55 дивизиям или даже этим 75, всё ещё очень не хватало снаряжения таким же образом как небольшому числу весной 1938 или апреля 1938, которое я упоминал. Но факт, что с того времени вооружение шло гораздо быстрее из-за — как я говорил — самой природы вещей.

Краус: Спасибо, у меня больше нет вопросов.

Кауфман179: Свидетель, вчера вы свидетельствовали, что разведывательная служба во время Кальтенбруннера были лучше организована, чем раньше. Пожалуйста, скажите мне, какое положение занимал Кальтенбруннер во время вашего пребывания в ОКВ?

Йодль: Я встретил Кальтенбруннера, когда…

Председательствующий: Секундочку. Доктор Кауфман вы задали общий вопрос. Нам приводили все должности Кальтенбруннера более чем единожды. Это то, что вы хотите знать?

Кауфман: Господин Председательствующий, Кальтенбруннер лишь свидетельствовал довольно общо о факте, что его разведывательная служба была связана с военной разведывательной службой. Данный свидетель может рассказать нам какой была связь военной разведывательной службы с остальными разведывательными службами, в особенности поскольку относительно её видения и влияния на политику в целом.

Председательствующий: Я не понял, вы спросили его о чём-то про разведывательную службу. Вы задали ему довольно общий вопрос об отношениях которые он имел с ОКВ во время, когда подсудимый был связан с ОКВ в совершенно общих терминах. Это может включать ответ, который займет около часа.

Кауфман: Могу я повторить вопрос, который видимо не прошёл правильно?

Свидетель, вчера вы свидетельствовали, что во время Кальтенбруннера вся разведывательная служба была лучше организована чем ранее — то есть, при Канарисе, я спрашиваю вас какое положение занимал Кальтенбруннер внутри разведывательной службы.

Йодль: Кальтенбрунннер…

Председательствующий: Какой именно вопрос вы хотите задать? Трибунал не думает, что вы должны задавать общие вопросы такого характера. Если у вас есть, что-либо конкретное, что о чём вы хотите узнать, вы можете это спросить.

Кауфман: Что делал Кальтенбруннер во время дискуссий об обстановке, которые проходили ежедневно?

Председательствующий: Доктор Кауфман, с трудом возможно вообразить более общий вопрос чем этот относительно Кальтенбруннера: какой была его деятельность за ряд лет?

Кауфман: Господин Председательствующий, я сказал, во время доклада об обстановке, то есть, ежедневных военных совещаниях — как вёл себя Кальтенбруннер? Что он делал? Что он говорил? Он докладывал? В чём заключались его доклады? По моему мнению, это конкретный вопрос.

Председательствующий: О каком времени вы говорите?

Кауфман: Я спрашиваю о времени после его назначения начальником главного управления безопасности Рейха, времени с 1943 и далее. Это единственное время, которое обсуждается.

Председательствующий: Вы можете спросить его со ссылкой на отдельные совещания, точно. Почему бы вам не спросить его относительно отдельных совещаний, если вам о таких известно?

Кауфман: Так я и планировал.

Свидетель, вы поняли, в чём вопрос? Пожалуйста, вы ответите мне?

Йодль: Насколько я помню, до весны 1945, когда штаб-квартира окончательно не переехала в рейхсканцелярю в Берлине, Кальтенбруннер не принимал какого-либо участия в дискуссиях по обстановке. Я не могу вспомнить, что когда-либо видел его на дискуссии в штаб-квартире фюрера.

Кауфман: Простите меня, вы имеете в виду 1944 или 1945?

Йодль: 1945. С весны 1945 — то есть, с конца января, я часто встречал Кальтенбруннера в рейхсканцелярии. До этого он прибывал в штаб-квартиру фюрера, время от времени, и говорил со мной там — особенно о передаче разведывательной службы Канариса — но он не присутствовал на совещаниях по обстановке с фюрером.

Кауфман: Он не представлял письменные доклады о военной обстановке?

Йодль: До принятия им разведывательной службы у Канариса — он принял её 1 мая 1944 — перед принятием разведывательной службы он время от времени направлял мне очень хорошие доклады из юго-восточного района, и эти доклады сначала привлекли моё внимание к его опыту в разведывательной службе. Затем он принял разведывательную службу и хотя я был сначала против этого, после выражения ему своих взглядов я даже поддержал его, так как у меня сложилось впечатление, что человек знал своё дело. После этого, конечно, я постоянно получал доклады от Кальтенбруннера так как ранее я получал их от Канариса. Я не только получал доклады от агентов, но время от времени он направлял мне, то что я называл политической сводкой на основании отдельных докладов агентов. Эти обширные доклады о политической ситуации повсюду за рубежом привлекали моё внимание, потому что они суммировали всю нашу военную ситуацию с откровенностью, печалью и серьезностью, которых не замечалось в докладах Канариса.

Кауфман: Свидетель, вы также вчера показывали, что после ежедневной военной ситуации совещание завершалось, Гитлер собирал вокруг себя доверенных лиц и своих политических людей. Теперь я спрашиваю: Кальтенбруннер находился в этом круге доверенных лиц?

Йодль: Я никогда не слышал о Кальтенбруннере находившемся в частном кругу фюрер и никогда не видел его там. Что я видел являлось чисто официальным отношением.

Кауфман: Спасибо, у меня больше нет вопросов.

Кранцбюлер180: Генерал-полковник, гросс-адмирал Дёниц обвинен в призыве флоту продолжать бороться весной 1945. Вы сами как ответственный военный советник, советовали фюреру капитулировать тогда?

Йодль: Тогда я не советовал ему капитулировать. Это совершенно не обсуждается. Никакие солдаты это не делали. Это было бы бесполезно.

Кранцбюлер: Даже после неудачи наступления в Арденнах в феврале 1945?

Йодль: Даже после неудачи наступления в Арденнах. Фюрер осознавал ситуацию, в целом, также как и мы, и вероятно быстрее нас. Поэтому нам нет требовалось говорить ему что-либо в этой связи.

Кранцбюлер: Какими были причины не делать этого?

Йодль: Зимой 1944 было много причин так не делать, помимо факта, что вопрос капитуляции или прекращения сопротивления касались только верховного главнокомандующего. Причинами против являлись, в основном, что у нас не было сомнения, что может быть только безоговорочная капитуляция, так как остальные страны не оставили нам сомнений в том, что нас ждёт, они совершенно устранились фактом, что мы захватили английское «Затмение181» — господа из британской делегации знают, что это. Они были точными инструкциями о том, что должна была делать оккупирующая держава в Германии после капитуляции. Итак, безоговорочная капитуляция означала, что войска прекращают бороться там где они находились во всех местах фронта и захватывались противником стоящим перед ним. Тоже самое случилось бы как случилось зимой 1941 в Вязьме. Миллионы пленных разместили бы в середине зимы открытыми. Смерть получила бы огромную дань.

Прежде всего, люди всё ещё находившиеся на Восточном фронте, которые насчитывали около 3 ½ миллионов, попали бы в руки противника на Востоке. Нашим стремлением являлось спасти как можно больше людей направив их в западный район. Это могло быть сделано притягиванием двух фронтов ближе друг к другу. Это были чисто военные мнения, которых мы придерживались на последних этапах войны. Мне кажется, что спустя годы можно будет больше сказать об том, что могу сказать или желаю сказать сегодня.

Нельте182: Генерал-полковник, как долго вам известен фельмаршал Кейтель?

Йодль: Мне кажется я встретил его в 1932, когда он был начальником организационного отдела армии.

Нельте: И с того времени, за исключением времени, когда вы находились в Вене, вы всегда работали с ним?

Йодль: Это было время, когда фельдаршал Кейтель не находился в военном министерстве, а в поле. Мне кажется это было в 1934–35. Потом я потерял его из вида. Иначе бы я был с ним всё время.

Нельте: Ваша работа с ним являлась только официальной или вы имели с ним личные отношения?

Йодль: В течение лет, как результат всего, что мы прошли вместе, эти отношения стали очень личными.

Нельте: Обвинение охарактеризовало фельдмаршала Кейтеля как одного из наиболее могущественных офицеров Вермахта. Оно вменило ему использование такого положения для влияния на фюрера. Другие круги представленные там называли Кейтеля слабым и обвиняли его в неспособности достигать своей задачи при своём положении.

Я не хочу задавать каких-либо вопросов, которые ранее задавались и отвечались; но есть вопросы на которые ранее отвечалось различным образом — как вы слышали — и только лицо такое как вы можете ответить на них, лицо которое работало с фельдмаршалом более чем десятилетие. Следовательно, пожалуйста, расскажите мне кратко — укорачивая свои предложения — какими были официальные отношения между Кейтелем и Гитлером.

Йодль: Официальные отношения между фюрером и фельдмаршалом Кейтелем были точно такими, как между фюрером и мной, но на совершенно ином уровне. Они являлись чисто официальными, особенно в начале. Они перемежались, также как в случае всех остальных высших офицеров, постоянными стычками между революционером и прусским офицером связанным традициями.

Нельте: Тогда, эти стычки, приводили к расхождению во мнениях, случавшемуся ежедневно?

Йодль: Они являлись ежедневно происходящими и как эффект вели к чрезвычайно неприятным сценам, таким сценам которым можно стыдиться, так как старший офицер, должен был слушать такие вещи в присутствии молодых адъютантов. Запись в моих дневниках подтверждает, что к 19 апреля 1940, например, фельдмаршал Кейтель бросил свой портфель на стол и вышел из комнаты. Это факт.

Нельте: Могу я спросить о какой являлась причина?

Председательствующий: Нет, доктор Нельте. Если вы хотите, чтобы он подтвердил доказательства приведенные подсудимым Кейтелем, почему бы вам не спросить подтверждает ли он их?

Нельте: Господин Председательствующий, эти вопросы, которые я не представлял фельдмаршалу Кейтелю. Моя линия опроса стала необходимой из-за допроса подсудимого…

Председательствующий: Вопрос, что вы поставили ему был: какими были его отношения с фюрером? Вы не можете ставить его так широко, и вы точно охватываете этим подсудимого Кейтеля.

Нельте: Я обсуждал это с Кейтелем.

Председательствующий: Вы поставили вопрос Кейтелю и Кейтель отвечал на это очень долго.

Нельте: Господин Председательствующий, после опроса Кейтеля, появился свидетель, который дискредитировал заявление фельдмаршала Кейтеля, если то, что он сказал, является правдой. Следовательно, с целью разъяснить, я должен…

Председательствующий: Это та самая причина, почему я спросил вас хотите ли вы, чтобы данный свидетель подтвердил, то что сказал подсудимый Кейтель и — если бы вы это сделали — почему вы не спросите его подтверждает ли он доказательства по Кейтелю.

Нельте: Генерал-полковник, вы слышали, что мы можем упросить вопрос по данному предмету. Я представлю вам то, что свидетель Гизевиус сказал здесь, в этом зале суда, о фельдмаршале Кейтеле. Это в основной части , противоречило тому, что фельдмаршал Кейтель и остальные свидетели допрашиваемые о Кейтеле говорили. Я указываю на то, что Гизевиус не говорил о своих собственных сведениях, но что он получал информацию из ОКВ. Если вы хотите рассмотреть это, пожалуйста, ответьте сейчас на вопрос: по вашим сведениям о таких вещах, это правда, что фельдмаршал Кейтель говорил под присягой — и что подтверждалось другими, за исключением Гизевиуса — или правда то, что сказал Гизевиус?

Йодль: Правда только то, что сказал фельдмаршал Кейтель. Я испытавал эту тысячу дней. То что говорил свидетель Гизевиус в этой связи является общими фигурами речи. Помимо Гитлера, не было человека могущественней; не было и не могло быть влиятельного человека следом за ним.

Нельте: Свидетель Гизевиус упоминал в качестве примера подтверждения того, что Кейтель не давал определенным докладам представляться Гитлеру. Поскольку вы принимали участие в этом документе, я хочу представить данный документ вам и попросить вас прокомментировать его. Это документ 790-ПС. Данный документ не действительное изложение стенограммы, а запись для дела, как вы поймёте. Это о «Белой книге» которая была подготовлена о предположительных бельгийским и голландским нарушениям нейтралитета. И в этой связи свидетель Гизевиус сказал:

«Мне кажется, что я должен привести ещё два примера, которые я считаю особо значимыми. Прежде всего, всеми средствами пытались настроить Кейтеля предупредить Гитлера перед вторжением в Бельгию и Голландию, и сказать ему — то есть Гитлеру — что информация представленная Кейтелем относительно предполагаемого нарушения нейтралитета голландцами и бельгийцами являлась ошибочной. Контрразведка — то есть Канарис — «должен был подготовить эти доклады, которые инкриминировали голландцев и бельгийцев. Адмирал Канарис, тогда отказался подписать эти доклады…Он непрерывно говорил Кейтелю, что эти доклады, предположительно подготовленные ОКВ являлись ошибочными.

«Это один пример, когда Кейтель не передал Гитлеру, то, что должен был».

Генерал-полковник, я прошу вас подтвердить, после просмотра этого документа, что эти заметки показывают, что фельмаршал Кейтель и вы ожидаемо прилагали ложные доклады, и что на основании доклада Канариса — содержащегося в части А — ОКВ отказалось приложить эту «Белую книгу». Это правда?

(Ответа не последовало)

Председательствующий: Что же, если вы поняли вопрос, вы ответите на него?

Йодль: Я понял вопрос, и я хочу установить факты тут кратко и сказать как это было в действительности насколько я могу не задохнуться от отвращения.

Я присутствовал, когда Канарис прибыл в рейхсканцелярию с данным докладом фельдмаршалу Кейтелю и представил ему проект «Белой книги» министерства иностранных дел. Фельдмаршал Кейтель затем просмотрел книгу и внимательно выслушал существенные замечания сделанные Канарисом, пожелания министерства иностранных дел, в отношении того, чтобы разведке требовалось вероятно некоторое улучшение, чтобы он подтвердил, что военная акция против Голландии и Бельгии являлась абсолютно необходимой, и что, как говорилось там, окончательное грубое нарушение оставшегося нейтралитета. Прежде чем Канарис сказал и слово, фельдмаршал Кейтель бросил книгу на стол и сказал: «Я не настаиваю на этом. Как я могу принимать ответственность за политическое решение? В этой «Белой книги», слово в слово, доклады, которые вы сами — Канарис -дали мне».

Впоследствии Канарис сказал: «У меня точно такое же мнение. По моему мнению, это совершенно излишне подписывать этот документ Вермахтом и доклады, которые у нас есть, в целом, совершенно достаточны, чтобы установить нарушения нейтралитета, который имеет место в Голландии и Бельгии». И он посоветовал фельдмаршалу Кейтелю не подписывать их.

Случилось так. Фельдмаршал взял книгу с собой, и мне неизвестно, что случилось потом. Но одна вещь точно, что воображаемые доклады этого господина Гизевиуса переворачивали всё вверх головой. Все эти доклады о нарушениях нейтралитета шли от тех людей которые теперь утверждают, что мы их ложно подписывали. Это один из наиболее отвратительных инцидентов в мировой истории.

Нельте: Генерал-полковник, адмирал Канарис принимал участие в этом деле. Гизевиус сказал: «Не возможно, чтобы адмирал Канарис представил срочный доклад Гитлеру по своей собственной инициативе». Он утверждает, что Канарис давал доклады фельдмаршалу Кейтелю, который не представлял их. Я спрашиваю вас, это правда?

Йодль: Конечно, я не следил за каждым документом приходившем к фельдмарщалу Кейтелю; но фельдмаршал Кейтель представлял всё, что рассматривал необходимым фюреру для сведения. Я уже говорил, что если Канарис не был доволен в этой связи, он мог пойти к фюреру напрямую. Ему следовало пройти лишь в следующий кабинет и сообщить главному адъютанту фюрера или ему следовало сказать мне.

Председательствующий: Если вы не знаете, почему бы вам так не сказать? Если вам неизвестно передавал он это фюреру или нет, так и скажите.

Нельте: Я лишь спросил, правдивы ли показания о том, что адмирал Канарис не мог пойти к Гитлеру. Я хотел вашего ответа на данный вопрос.

Йодль: Фактически, он ходил к фюреру дюжину раз.

Нельте: Если бы он захотел он мог попасть когда угодно?

Йодль: В абсолютно любое время.

Председательствующий: Теперь, вы скажите мне на какой странице стенографических записей эти показания Гизевиуса?

Нельте: Показания о Кейтеле в расшифровке заседания от 26 апреля 1946.

Председательствующий: Очень хорошо.

Нельте: Теперь я хочу показать вам два письменных показания, которые вы подписали совместно с фельдмаршалом Кейтелем, которые также представлены Трибуналу. Это письменные показания номер Кейтель-9, высшее командование Вермахта и генеральный штаб, и письменные показания номер Кейтель-13, развитие условий во Франции с 1940 по 1945 и военная компетенция.

Вы помните, что подписали эти письменные показания?

Йодль: Да, написал.

Нельте: И если вы уверены в этом, вы помните содержание?

Йодль: Да.

Нельте: Вы подтверждаете точность ваших письменных показаний?

Йодль: Я подтверждаю это заявление.

Нельте: Я не зачитываю эти письменные показания или их часть. О предмете перевооружения — то есть, относительно генерала Томаса, который также приводится в них в качестве источника информации — я хочу задать несколько вопросов.

Вам известно, что обвинение представило многотомную книгу здесь, документ 2353-ПС, которая описывает перевооружение, описанное генералом Томасом. Так как генерал Томас также приводился свидетелем Гизевиусом здесь в качестве источника информации, я должен спросить вас о Томасе. В его письменных показаниях, которые прилагаются к документу 2353-ПС, он говорил, что 1 февраля 1943, он был освобождён из ОКВ. Вам известно правда это или нет.

Йодль: Насколько я помню, он был назначен в группу офицеров особого назначения высшего командования Вермахта. Следовательно, он находился в распоряжении фельдмаршала Кейтеля.

Нельте: У него не было особого назначения, когда он был стал доступен для специального назначения?

Йодль: Он принял несколько задач, после этого, мне кажется.

Нельте: Я лишь хотел удостовериться, что также после 1 февраля 1943, генералу Томасу всё ещё давались задачи ОКВ, в особенности о том, чтобы написать эту книгу, которая была здесь представлена, это правда?

Йодль: Это правда, он был задействован в написании того, что могло называться «Историей перевооружения».

Нельте: Каким было отношение фельдмаршала Кейтеля?

Йодль: Я знаю, что время от времени, когда эти двое работали вместе — это было только до войны и в самом начале войны, отношения были хорошими.

Нельте: Вам известны доклады генерала Томаса касающиеся перевооружения?

Йодль: У меня нет точных воспоминаний о каких-либо докладах о нашем перевооружении. Я могу лишь вспомнить о военном потенциале наших противников. Я это помню.

Председательствующий: Доктор Нельте, вы собираетесь продолжать, потому что без 10 минут 5, и если вы не собираетесь завершить вечером нам лучше прерваться.

Нельте: Мне нужна ещё четверть часа.

Председательствующий: Тогда мы откладываемся.

(Трибунал отложен до 10 часов 6 июня 1946)

Сто сорок восьмой день
Четверг, 6 июня 1946
Утреннее заседание

(Подсудимый Йодль возвращается на место свидетеля)

Нельте: Генерал, вчера в ответ на мой последний вопрос о генерале Томасе вы сказали, что он обычно делал доклады по военному потенциалу вражеских держав вам и фельдмаршалу Кейтелю. Эти важные доклады всегда представлялись Гитлеру?

Йодль: Эти доклады, с детальным графическим описанием, эскизами и схемами, регулярно представлялись фюреру и часто случались жесткие дискуссии, потому что фюрер считал такое представление вражеского потенциала чересчур преувеличенным.

Нельте: Вы и фельдмаршал Кейтель разделяли точку зрения, что представления генерала Томаса являлись обоснованными?

Йодль: У фельдмаршала Кейтеля и меня было мнение, что после самого внимательного изучения вражеских достижений в производстве вооружений, эти заявления Томаса несомненно были полностью аккуратными.

Нельте: Вы слышали свидетеля Гизевиуса говорившего о том, что Томас предположительно являлся противником военного руководства Гитлера. В течение лет и сделанных докладов, вы когда-либо осознавали данный факт?

Йодль: Я такого не наблюдал. Единственной вещью, которую я наблюдал, была та, что он возражал такому преувеличенному оптимизму которому привычно предавался и вероятно в своём основном отношении он являлся скорее пессимистичной нежели оптимистической натурой.

Нельте: Генерала Томаса уволили со своей должности как главы управления экономических вооружений ОКВ из-за усилий Кейтеля?

Йодль: Нет, но во время ухода в отставку с действительной службы генерал Томас находился в подчинении министра Шпеера, но министр Шпеер больше не интересовало работать с ним и он попросил фюрера, чтобы его уволили из ведомства вооружений, которое министр Шпеер. И это было сделано фельдмаршалом по приказу фюрера.

Нельте: Поэтому я могу установить…

Председательствующий: Доктор Нельте, как показания генерала Томаса относятся к делу Кейтеля — как вопрос о том действовал ли генерал Томас против предполагаемых интересов Германии или нет относится как к Кейтелю так и Йодлю? Показания Гизевиуса относятся к делу подсудимого Шахта. Мне кажется — и я думаю, Трибуналу — они будут совершенно не относящимися к делу как подсудимого которого представляете вы так и делу подсудимого Йодля. В чём смысл для нас о том действовал ли генерал Томас с целью попытаться, свергнуть Гитлера или нет.

Нельте: Вопрос, который касался подсудимого Кейтеля о том представлял ли фельдмаршал Кейтель и поддерживал доклады передаваемые Томасом. Свидетель Гизевиус говорил здесь, ссылаясь на Томаса в качестве источника информации, что эти доклады Томаса скрывали от Гитлера. Поэтому эти показания…

Председательствующий: Мы прошли это вчера и теперь подсудимый Йодль говорит, что доклады Томаса представлялись фюреру. Но на, что я хотел вам указать, это то, что вопрос честно ли Томас делал свои доклады или нет это вопрос совершенно не относящийся к делу.

Нельте: Это к недостоверности источников Гизевиуса, по моему мнению; но я отзову вопрос. Однако, в этой связи я должен задать ещё один вопрос относительно другого источника информации Канариса.

(Обращаясь к подсудимому)

Канарис был регулярным и частым гостем в штаб-квартире фюрера и вашем гостем. Какими были отношения между фельдмаршалом Кейтелем и его старейшим начальником управления?

Йодль: Отношения между фельдмаршалом Кейтелем и Канарисом с первого до последнего дня была заметно дружескими и к сожалению со слишком слепым доверием.

Нельте: Могу я спросить какими были отношения после 20-го июля?

Йодль: Я знаю, что после 20-го июля фельдмаршал Кейтель не верил в обвинения против Канариса и, что после ареста Канариса он деньгами поддерживал его семью.

Нельте: Какими были отношения между Канарисом и Гейдрихом?

Йодль: Я упоминал это однажды. Канарис пытался в особенности поддерживать хорошие отношения с Гиммлером и Гедрихом, для того, чтобы они не разуверились в нём.

Нельте: Что вы можете сказать об отношении фельдмаршала Кейтеля к плану Гитлера в октябре 1939, плану нападения на Западе?

Йодль: Я знаю, что фельдмаршал Кейтель видимо сильно впечатленный отношением главнокомандующего армии и генерального штаба армии и также озвучивал предупреждения против наступления на Западе. Я это знаю, хотя у меня нет об этом личного опыта; но Шмундт говорил мне об этом позднее — я знаю, что тогда он также имел споры с фюрером, которые привели к первой просьбе об отставке. Это то о чём я могу доложить согласно сказанному мне Шмундтом; я не свидетель этому сам, ни фельдмаршал Кейтель не говорил мне об этом лично.

Нельте: В документе 447-ПС, который обвинение представило — они являлись руководящими принципами по особым задачам принятым в директиве номер 21 — под I, 2б, это известный теперь параграф, согласно которому в оперативном районе армии, рейхсфюреру СС от имени фюрера давалась особая задача в связи с подготовкой политического управления, вытекающего из неминуемого конфликта между двумя противостоящими политическими системами. Достаточно для краткой цитаты. Я не вручаю вам документ, поскольку вы точно с ним ознакомлены и укорачивая вопрос, я лишь прошу вас рассказать суду как фельдмаршал Кейтель отреагировал не принятие этого приказа.

Йодль: Требование фюрера отойти от суверенитета армии в оперативном районе с Гиммлером и полицией привели к дням горьких споров с фюрером. Такие же споры уже шли, когда Тербовен был назначен в Норвегию. Можно лишь прочесть записи в моём дневнике, 1780-ПС. Конечно сегодня я знаю, почему фюрер настаивал на данной точке зрения при любых обстоятельствах и почему он применял полицию, подчиненную Гиммлеру, в оперативных районах. Это всё было против наших правил. Это было вопреки предыдущим соглашениям с полицией и Гиммлером, но к конце фюрер ввёл данную меру несмотря на сопротивление во всех отношениях.

Нельте: Обвинение утверждает, что в 1940 фельдмаршал Кейтель отдал приказ убить генерала Вейгана, тогда начальника генерального штаба французской армии. Данное заявление в основном опирается на показания свидетеля Лахузена. У меня есть несколько кратких вопросов о данном вопросе. Фельдмаршал Кейтель был компетентен отдать приказ об убийстве генерала?

Йодль: Нет. Любой смертный приговор должен был утверждаться фюрером.

Нельте: Что же, я естественно не имею в виду смертный приговор — в этой связи.

Йодль: Что же. Вообще ни у кого не было полномочий приказать совершить убийство.

Нельте: Я спрашиваю это, потому что показания Лахузена сделаны так как если бы данный приказ был отдан фельдмаршалом Кейтелем адмиралу Канарису. Если мы предположим, что такой приказ был отдан Гитлером, это являлось бы политически важным актом учитывающем важность Вейгана.

Йодль: Несомненно.

Нельте: Это не являлось бы глупым действием в политических терминах?

Йодль: Прежде всего это являлось бы преступлением…

Председательствующий: Доктор Нельте, это всё спор и вы ставите свои вопросы в совершенно наводящей форме. Действительное возражение им в том, что это дискуссия.

Нельте: Если бы такой приказ был отдан, он мог остаться для вас неизвестным?

Йодль: Я не могу представить, чтобы фельдмаршал Кейтель ответственный за убийство не поговорил бы со мной.

Нельте: Что именно вы слышали о деле Вейгана183?

Йодль: Я никогда не слышал ни единого слова о деле Вейгана. Я услышал только одну вещь, когда Гиммлер докладывал фюреру в моём присутствии: «Я дал Вейгана очень хорошую виллу в Бадене. Он полностью обеспечен таким образом, что он может быть удовлетворен». Это единственная вещь о которой я когда-либо слышал с именем Вейгана.

Нельте: Свидетеля Лахузена также заслушивали по делу генерала Жиро184. Вам, что-либо известно о деле Жиро, которое привлекло много внимания?

Йодль: Я мало слышал о деле Жиро. Вскоре после успешного побега Жиро фельдмаршал Кейтель однажды сказал мне в беседе, что за Жиро должен следить Канарис, а значит тот не сможет, чего опасался фюрер, сбежать в Северную Африку и там руководить подразделением колониальной армии против нас или, для того, чтобы он мог быть арестован в случае если он воссоединится со своей семьей на оккупированной территории. Так он мне говорил. Несколькими месяцами спустя он снова мне сказал: «Теперь я отзываю это поручение к Канариса, потому что фюрер передал его Гиммлеру. Две службы, занимающиеся этим только создают сложности и разногласия». Третий раз я услышал о деле Жиро, когда фельдмаршал Кейтель сказал мне, что заместитель Жиро — мне кажется это был конец 1943 или весна 1944 — обратился к контрразведывательной службе и сказал, что Жиро, который не соглашался с де Голлем185 в Северной Африке, спрашивал мог ли он вернуться во Францию. Я сказал фельдмаршалу Кейтелю тогда, что мы абсолютно согласны на это немедленно, потому что для нас это было чрезвычайно благоприятно политически. Это единственная вещь, которую я когда-либо слышал о деле Жиро. Ничего более.

Нельте: Позавчера вы говорили о беседах в поезде фюрера в сентябре 1939, на которых также присутствовал генерал Лахузен. В этой связи вы сказали: «У меня нет возражений заявлению Лахузена». Но, чтобы избежать недопонимания, я хочу, чтобы вы сказали, имели ли вы виду, что все показания Лахузена, который также ссылался на Жиро и Вейгана, достоверны и правильны или только часть относительно ваше присутствии в поезде фюрера?

Йодль: Конечно, я имел в виду только те заявления Лахузена, которые он сделал обо мне. Что о других заявлениях, которые были сделаны здесь, у меня есть своё мнение, но вероятно они тут не уместны.

Нельте: Вчера, в ответ на вопрос доктора Штамера, вы говорили о споре по поводу случая с 80 офицерами КВВС, которые сбежали. С целью разъяснить данный вопрос, который тяжкая ноша против фельдмаршала Кейтеля, я хочу, чтобы знать следующее: вы слышали жёсткое возражение Кейтеля из-за того, что захваченных офицеров КВВС должны были передать Гиммлеру, то есть, Гестапо?

Йодль: Когда я стоял у перегородки те 1 или 2 минуты, я слышал, что прежде всего фюрер:

«Это неслыханно. Десятый раз дюжина пленных офицеров сбегает. Эти офицеры являются огромной опасностью. Вы не понимаете» — означало Кейтеля — «что в виду 6 миллионов иностранцев, которые являются пленными и рабочими в Германии, они являются лидерами, которые могут организовать мятеж. Это результат беззаботного отношения комендантов. Этих сбежавших офицеров воздушных сил следует немедленно передать Гиммлеру».

И затем я услышал ответ фельдмаршала Кейтеля:

«Мой фюрер, некоторые из них уже возвращены в лагерь. Они снова военнопленные. Я не могу отдать их».

И фюрер сказал: «Очень хорошо, они могут остаться там». Это то, что я слышал своими собственными ушами, пока моё внимание снова не привлёк телефонный звонок.

Нельте: Потом вы говорили снова с фельдмаршалом Кейтелем об этом инциденте?

Йодль: Мы поехали в Берхтесгаден вместе из Бергхофа. Фельдмаршал Кейтель был вне себя, на подъёме он рассказал мне, что он не докладывал о побеге этих лётчиков фюреру. Он надеялся, что на следующий день они будут возвращены. Он был в ярости от Гиммлера, который немедленно доложил об этом фюреру. Я сказал ему, что если фюрер, в виду общей ситуации в Германии, видел такую огромную опасность в побеге зарубежных офицеров, тогда Англию следует уведомить, для того, чтобы приказ был отменен — чтобы все пленные должны были пытаться бежать.

Я должен, открыто сказать, что тогда никто из нас даже не думал о том, что эти захваченных лётчиков могут расстрелять. Так как они не сделали ничего кроме побега из лагеря, что немецкие офицеры также делали дюжину раз. Я представлял, что он хотел устранить их от дисциплинарных действий армии, которые определенно, по его мнению, были бы слишком мягкими и хотел, чтобы они работали некоторое время в концентрационном лагере подчинённом Гиммлеру. Это то, что я представлял.

Нельте: В любом случае, в вашем присутствии и услышанном вами, приказы Гитлера Гиммлеру расстрелять этих офицеров не отдавались?

Йодль: Я знаю это совершенно точно, так как я знаю, что я почувствовал, когда внезапно получил новости об их расстреле.

Нельте: Теперь я хочу задать вам несколько коротких заключительных вопросов.

Трибунал спросил подсудимого Кейтеля во время дачи показаний, представлял ли он письменные обращения об отставке. Вы присутствовали. Что вы можете сказать суду об усилиях Кейтеля уйти в отставку со своей должности?

Йодль: Первым случаем, упомянутым мною недавно был весной 1940, из-за кампании на Западе. Шмундт говорил мне об этом, но я не видел его сам. Второй случай, о котором я знаю точно, был в 1941, когда был сильнейший спор между фюрером и фельдмаршалом Кейтелем; и фюрер использовал выражение: «Я работаю с болванами».

Председательствующий: Нам не требуются эти подробности. Я имею в виду, если он может рассказать нам, когда Кейтель пытался уйти в отставку…

Йодль: Второй случай был осенью 1941. После спора, фельдмаршал Кейтель написал прошение об отставке. Когда я вошёл в комнату его пистолет лежал перед ним на столе и я лично забрал него.

Председательствующий: Доктор Нельте, я сказал, что Трибунал не хочет подробностей, и теперь нам начали рассказывать подробности об отставке, о способы которым она совершалась.

Нельте: Суду не важно знать, насколько серьезно стоял вопрос, что подсудимый Кейтель даже хотел использовать свой пистолет?

Председательствующий: Он вдается в подробности об отдельном столе на котором был представлен документ или чём-то такого рода. Он делал усилия в письменном виде. Это важно.

Нельте: Вы можете свидетельствовать, об этом случае, когда фельдмаршал Кейтель письменно вручил свою отставку?

Йодль: Я сам видел его и читал вступление.

Нельте: Если подобные вещи часто случались, как вы заявили в ходе ваших показаний, и зашли настолько далеко, как показывает пистолет, как получилось, что Кейтель всегда оставался?

Йодль: Потому фюрер не отдалял его ни при каких-обстоятельствах. Он абсолютно отказывал ему в уходе. Мне кажется, что предпринимались различные попытки в данном направлении также из других источников; но фюрер не позволял ему уйти. Во-вторых, конечно наше взаимное отношение было таким, что мы были, в конце концов, вовлечены в войну за существование в которой офицер, долгосрочно, не мог оставаться дома и вязать чулки. Снова и снова чувство долга побеждало и перевешивало и заставляло нас, переносит все трудности.

Нельте: Вы понимали, что следовало удерживать генералов «верными для верности» и что долг могли доходить только до той точки в которой он не вредил человеческому достоинству. Вы когда-либо думали об этом?

Йодль: Я много думал об этом.

Председательствующий: Определенно это не является вопросом для постановки защитником. Это спор, не так ли? Это спор, а не показания. Это не подходящий вопрос для постановки.

Нельте: Я закончил.

Тома186: Свидетель это правда, что Розенберг в середине января 1943, вручил вам и генералу Цейтцлеру проект прокламации для народов Восточной Европы?

Йодль: Это правда. Это было после дискуссии об обстановке. Розенберг присутствовал в штаб-квартире. Он попросил меня и Цейтцлера пройти на секунду в следующую комнату и сказал, что он хотел доложить фюреру о прокламации для восточных народов и что он хочет сначала представить его вам. Я помню это.

Тома: Вы всё ещё помните содержание?

Йодль: Там была очень обширная уступка относительно суверенитета этих отдельных восточных государств. Это была откровенная попытка, путём политики согласования, бороться с беспорядками и антагонизмом германской системе.

Тома: Вы выразили Розенбергу ваше удовлетворение этой прокламацией?

Йодль: Мы тогда говорили, что это всегда являлось нашей идеей, но об этом у нас были сомнения, не являлось ли это слишком поздно.

Тома: Какой успех был у этого меморандума?

Йодль: Розенберг говорил мне после совещания, фюрер, как он часто делал, отложил вопрос в долгий ящик; то есть не отверг его, но сказал: «Отложите в сторону».

Тома: У вас сложилось впечатление, что предложения Розенберга возникли из озабоченности об опасностях вызываемых методами Коха187?

Йодль: Несомненно, это была попытка противодействовать этими методами, которые постепенно использовались Гиммлером и в частности Кохом.

Тома: Спасибо, у меня больше нет вопросов.

Ханзель188: Стратегические задачи дивизий Ваффен-СС подчинялись вам?

Йодль: Дивизии Ваффен-СС, относительно задач, в целом обрщались как с похожими дивизиями армии.

Йодль: Сколько дивизий Ваффен-СС существовало, по вашим воспоминаниям? Пожалуйста назовите также число дивизий Вермахта, чтобы мы могли сравнить.

Йодль: В начале войны, мне кажется, мы начинали с тремя дивизиями СС. Число росло до конца войны оценочно к 35 или 37 дивизиям, так как число армейских дивизий варьировалось, но которое можно приблизительно привести как почти 280, 290, 300.

Ханзель: Какой являлась процедура по созданию новых дивизий? Кто решал будет ли такая дивизия дивизией Ваффен-СС или дивизией Вермахта?

Йодль: Как только фюрер приказывал сформировать новую серию дивизий он говорил, после консультаций с Гиммлером, что столько-то и столько-то дивизий следовало создать и столько-то и столько-то дивизий Ваффен-СС. Он определял число.

Ханзель: Существовал некий стандарт или это делалось произвольно?

Йодль: У меня сложилось впечатление, что создавая дивизии СС, фюрер хотел идти настолько далеко насколько возможно.

Ханзель: И что вы считаете — когда вы говорите «мог», что вы считаете ограничением?

Йодль: Ограничением было то, что солдаты дивизий Ваффен-СС должны были быть добровольцами; вскоре пришло время, когда Гиммлер доложил: «У меня больше нет пополнений для дивизий» и с того времени возникла ситуация, что когда на военную службу приходили люди, самые сливки забирали СС, и этих людей, даже если они являлись строгими католическими крестьянскими сыновьями, призывали в дивизии СС. Я сам получал горькие письма от крестьянских жён об этом.

Ханзель: В связи с призывом в Ваффен-СС, которое вы только что описали, политические взгляды брались в расчёт? Призывник сначала опрашивался политически каким-либо образом до его передачи Ваффен-СС или это не учитывалось?

Йодль: Нет, решающей вещью, являлался ли парень крупным, выглядел здоровым и обещал быть хорошим солдатом. Это являлось решающей вещью.

Ханзель: Вчера вы сказали, что при отборе призывников не учитывалось принадлежал ли человек к СА или нет. Тоже самое правда о членстве в общих СС? Я подразумеваю этим смыслом, что не учитывалось принадлежал ли призывник к общим СС, также в отборе, подготовке или повышении?

Йодль: Не в такой чёткой степени как в случае с СА. Мне кажется, что большинство людей в общих СС приходили в Ваффен-СС и добровольно. Но мне также известно, что очень много так не делали и их призывали обычным путём в армию, для того, чтобы с ними обращались в армии также как и с остальными немцами.

Ханзель: Тогда если правильно вас понял, было много членов общих СС с одной стороны которые служили в армии; и с другой стороны, было много тех кто ни принадлежал ни к партии ни к СС но служил в Ваффен-СС?

Йодль: Это правда; это не относилось к самому началу войны, но это абсолютная правда ко второй половине войны.

Ханзель: И вторая половина войны включала большое число?

Йодль: Несомненно, эта — вторая половина — я всегда называл эту часть после больших потерь в первой русской кампании 1941.

Ханзель: Насколько сильными являлись Ваффен-СС в конце войны, приблизительно?

Йодль: Около 480 000 человек.

Ханзель: И потери, то есть убитые и пленные, следует добавить к этому числу?

Йодль: Да, их следует добавить.

Ханзель: И у вас есть какие-либо цифры об этом?

Йодль: Трудно оценить это в отношении СС.