Глава III.

Борьба за живучесть в глубинах морей

Прорыв сквозь минные поля

Навсегда в памяти советских людей останется подвиг балтийских подводников, которые в суровый 1942 г. [85]

дерзко прорывались сквозь фашистские противолодочные позиции в Финском заливе. Трудно себе представить более сложные условия для такого прорыва, чем узкий залив, изобилующий банками, мелями, островами, малыми глубинами, позволяющими повсеместно ставить мины и легко создавать почти непреодолимые противолодочные позиции.

Все эти трудности наши подводники преодолевали дважды за каждый боевой поход — при следовании на запад в Балтийское море и при возвращении в родную базу.

Основную, самую многочисленную серию советских средних подводных лодок, построенных в предвоенные годы, составляли лодки типа Щ. Лодка этого типа была полуторакорпусной: легкий корпус не охватывал ее полностью, а прикрывал лишь две трети длины прочного корпуса. По бортам имелись були, в которых размещались главные балластные цистерны. Прочный корпус шестью водонепроницаемыми переборками делился на семь отсеков, рабочая глубина погружения равнялась 90 м, надводное водоизмещение 585 т, подводное — 700 т. Лодка имела сильное торпедное вооружение, состоящее из четырех носовых и двух кормовых торпедных аппаратов. Кроме того, в ней размещались еще четыре запасные торпеды. Артиллерийское вооружение включало в себя два 45-мм орудия и пулемет.

Энергетическая установка состояла из двух дизелей для надводного хода мощностью по 800 л. с., двух гребных электродвигателей для подводного хода мощностью по 400 л. с. и двух электродвигателей экономического хода мощностью по 20 л. с. Дизели обеспечивали надводную скорость до 14 узлов, а электродвигатели — подводную (в течение часа) до 8,5 узла.

Лодки типа Щ обладали хорошими мореходными качествами. Надводная дальность плавания составляла 5200 миль, а подводная экономическим ходом — 100 миль. Проектная автономность была 20 суток, но подводники еще в довоенное время, перекрывая технические возможности, довели ее до 60 суток и более. Экипаж на этих лодках состоял из 37–40 моряков.

В начале октября 1942 г. подводная лодка Краснознаменного Балтийского флота Щ-310 «Белуха» под командованием капитан-лейтенанта Д. К. Ярошевича возвращалась из боевого похода, проведенного у берегов [86] фашистской Германии, где был потоплен фашистский сухогрузный транспорт «Франц-Рудольф».

9 октября лодка шла на глубине 40 м у острова Гогланд. Вскоре после смены вахты в 12.00 раздался сильный взрыв за бортом в носовой части.

В отсеках погас свет. Раздались частые звонки «Аварийная тревога!». Послышался свист воды. Лодка стала проваливаться носом, и через некоторое время экипаж почувствовал сильный толчок — корабль лег на грунт на глубине около 60 м. Зажглось аварийное освещение.

В центральном посту отключилась следящая система гирокомпаса, а его ротор все набирал и набирал обороты. Под влиянием центробежных сил он мог бы сорваться с цапф, превратиться во все сокрушающий снаряд и устроить в центральном посту настоящий разгром. Хорошо, что штурман лодки старший лейтенант Г. М. Егоров (ныне Герой Советского Союза, адмирал флота не растерялся и сумел быстро привести гирокомпас в порядок.

Борьба за живучесть велась всюду. Наиболее сложное положение создалось в первом отсеке, который заполнялся водой через трещины в прочном корпусе.

Аварийная группа во главе с помощником командира успела по тревоге проскочить туда до того, как все переборочные люки были наглухо задраены. Осмотревшись, моряки решительно вступили в борьбу с водой. Они накладывали аварийные пластыри на места течи, подкрепляли их распорами, конопатили разошедшиеся швы.

Во втором отсеке, где находились стеллажи запасных торпед и аккумуляторная батарея, также возникли серьезные повреждения. Правда, забортная вода проникала внутрь прочного корпуса только по ослабшим заклепкам. Но зато появилась опасность смешивания этой воды с вытекшим из аккумуляторов электролитом и выделения хлора. Не исключалось короткое замыкание между элементами батареи, а в результате взрыв и пожар. Электрики, разъединив межэлементные соединения, предотвратили беду.

По докладам об обстановке командир лодки понял, что, вероятнее всего, неисправности связаны со взрывом мины у носовой части лодки. В районе центрального поста получила повреждение главная балластная магистраль, соединявшая все отсеки с главным осушительным [87] насосом. И использовать его для откачки воды за борт стало невозможно.

Через трещину в главной осушительной магистрали в центральный пост начала поступать вода. Затопило помещения агрегатов и радиорубку. Вода подходила к палубному настилу. Трюмные машинисты, надев маски изолирующих приборов, пытались под водой заделать трещину, установив на ней бугель с прокладкой.

К счастью, в кормовых отсеках поступление воды было незначительным. Дизели, электродвигатели, горизонтальные и вертикальный рули после взрыва остались в строю.

Командир приказал дать в первый отсек подпор воздуха. Течь из трещин и разошедшихся швов уменьшилась. Вскоре поступил доклад, что здесь моряки вышли победителями и добились полного прекращения водотечности. К этому же времени закончили ремонт осушительной магистрали и трюмные, заработал главный осушительный насос, и уровень воды в аварийных отсеках стал понижаться.

К 16.00 удалось окончательно осушить отсеки и ввести в строй часть освещения. После откачки воды из уравнительной цистерны дали малый ход. Но лодка, будучи раздифферентованной, не слушалась рулей. Она валилась то на нос, то на корму. Подводники еле удерживались на ногах. По палубе каталось все, что не было закреплено или что было сорвано взрывом со штатных мест.

Примерно через два часа на глубине 40 м дифферент на корму установился около 8°. Но внезапно лодка уперлась в какое-то препятствие, возможно, в затонувшее судно. Командир застопорил ход. В лодке уже чувствовался недостаток кислорода. К тому же во время борьбы с водой резко повысилось давление, многие подводники ощущали острую боль в висках, у других голову сдавило будто стальным обручем. Только теперь они заметили, что многие при взрыве получили ранения.

Командир посоветовался со штурманом и командиром электромеханической боевой части. Оба они предлагали всплыть и идти до своей базы на острове Лавенсари в надводном положении.

Дышать становилось все труднее. Взвесив все за и против, командир решил всплывать. Начали продувать среднюю цистерну главного балласта, осушили уравнительную [88] цистерну, но лодка не двигалась. Что-то прочно держало ее на грунте.

Оставалось последнее средство — пустить воздух в кормовую цистерну. Командир приказал командиру электромеханической боевой части старшему технику-лейтенанту М. С. Кувшинову дать пузырь в кормовую. Корма стала подниматься. А из первого отсека докладывали: «За бортом скрежет!». Дифферент на нос возрастал. Стоять было почти невозможно, чтобы удержаться на месте, подводникам пришлось крепко держаться за переборки, штурвалы, клапаны. Каждый думал об одном: «Удастся ли всплыть или лодка навсегда останется на грунте?»

Но вот кормой вверх лодка устремилась к поверхности. К огромной радости моряков при всплытии дифферент выровнялся. И, наконец, в центральном посту все услышали радостный голос трюмного: «Глубина ноль!»

Вскоре внутрь хлынула свежая струя воздуха. На море был штиль. С небольшим креном на правый борт и незначительным дифферентом на нос лодка двинулась к родным берегам. Штурман точно вывел ее в точку встречи с нашими дозорными кораблями. После возвращения в базу почти все моряки экипажа Щ-310 были удостоены государственных наград. Командир и штурман получили орден Красного Знамени.

Уже в базе точно установили повреждения корпуса, оказавшиеся весьма значительными. В носовой надстройке нашли куски фашистской мины и часть антенны, которой и коснулась лодка. Герой Советского Союза адмирал флота Георгий Михайлович Егоров вспоминал позже: «От носовой оконечности до центрального поста прочный корпус буквально провалился между шпангоутами, которые торчали наружу, как ребра у худой лошади.

Создали комиссию по оценке технического состояния корабля. Она определила, что наибольшие повреждения получил прочный корпус в районе от носовой дифферентной цистерны до второго отсека. Явных пробоин не было, но зато взрывом погнуло шпангоуты, вследствие чего образовались значительные щели по заклепочным швам, через которые поступала забортная вода. Комиссия установила, что повреждения причинены антенной миной, которая взорвалась над лодкой на расстоянии 12...14 м от корпуса. [89]

Флагманский инженер-механик бригады подводных лодок Иван Петрович Шеленин прямо сказал: «Как вам удалось справиться с повреждением и добраться до базы — ума не приложу!..»{8}.

Но, конечно, и флагмех, и все остальные понимали, что прорыв сквозь минные поля и благополучное возвращение Щ-310 в родную базу не чудо, не случайность, а следствие беспримерного мужества, самоотверженности и стойкости подводников, их отличной выучки.

Все это явилось результатом многочасовых занятий и тренировок, в ходе которых подводники овладевали приемами борьбы за живучесть, досконально изучали устройство лодки, механизмов и систем, правила их эксплуатации в простых и сложных условиях, при повреждениях от взрывов вражеских мин и глубинных бомб. Спасение поврежденной подлодки стало поистине патриотическим подвигом всего экипажа.

На этом боевые походы Щ-310 не окончились. После ремонта, уже в 1944 г., лодка вновь вышла на просторы Балтики топить гитлеровские суда. Экипаж существенно обновился, многие офицеры были назначены с повышением на новые должности. Теперь ею командовал молодой энергичный командир капитан 3 ранга С. Н. Богорад.

В районе Виндавы командир, воспользовавшись плохой видимостью, атаковал из надводного положения большой, тяжело нагруженный войсками и боевой техникой транспорт и потопил его. Вскоре был потоплен вооруженный буксир, а затем опять крупный транспорт.

Вышедшие из аванпорта Виндавы вражеские эсминцы атаковали лодку и повредили ее. Маневрируя, командир оторвался от преследования. Подводники тщательно осмотрели механизмы и устройства. Выяснилось, что от разрывов глубинных бомб оборвались болты муфты, соединяющей коленчатый вал дизеля и вал гребного электродвигателя.

Запасных болтов на лодке не оказалось. Инженер-механик и его подчиненные напряженно искали выход из создавшейся аварийной ситуации. Не давала покоя мысль: «Неужели придется уйти с позиции, не выпустив [90] по врагу всех торпед?» Моряки понимали, что этого допустить нельзя.

На вопрос командира, используются ли необходимые болты для другого лодочного оборудования, один из моряков вспомнил, что такими же болтами крепится орудийная тумба к корпусу, они же применены в стойке ручного управления рулем. На поверхности бушевал шторм. Но он не помешал подводникам в короткий срок демонтировать несколько болтов и установить их в соединительной муфте.

Вскоре появился еще один вражеский конвой. И еще один транспорт, нагруженный артиллерией и танками, пошел на дно. Лодка благополучно возвратилась в базу.

В последующих боевых походах Щ-310 продолжала топить вражеские суда. За блестящие победы подлодка Щ-310 получила орден Красного Знамени. Правительство наградило всех моряков экипажа, а вскоре командиру капитану 3 ранга С. Н. Богораду было присвоено звание Героя Советского Союза.

Парус на перископах

И такое было в годы Великой Отечественной войны. Советские подводники в борьбе за живучесть своих кораблей использовали все средства, вплоть до замены дизельных лошадиных сил на «ветровые».

Многим подводникам Северного флота запомнился первый боевой поход в качестве командира подлодки Щ-421 капитан-лейтенанта Ф. А. Видяева.

20 марта 1942 г. Видяев получил боевое задание, и лодка вышла в море. В походе принял участие командир дивизиона капитан 2 ранга И. А. Колышкин (впоследствии контр-адмирал, Герой Советского Союза). А уже 28 марта лодка торпедировала вражеский транспорт.

3 апреля радист принял сообщение о награждении Щ-421 орденом Красного Знамени и присвоении ее бывшему командиру Николаю Александровичу Лунину звания Героя Советского Союза. К этому времени экипаж потопил уже 8 вражеских транспортов.

8 апреля в 21.00, когда лодка находилась на глубине 15 м, под кормой раздался взрыв мины. В кормовых отсеках погас свет. Появился большой дифферент на нос, а затем и на корму. Экипаж быстро занял места по [91] тревоге. По команде вахтенного офицера остановили гребные электродвигатели.

Из седьмого отсека старшина 1-й статьи К. Н. Дряпиков доложил в центральный пост, что через люк и задние крышки кормовых торпедных аппаратов поступает вода. Старшина задраил переборочную дверь, открыл клапан для поступления воздуха под давлением и затем возглавил борьбу за живучесть. На полную мощность запустили помпу для осушения отсека, но вода не убывала. Командир осмотрел в перископ горизонт, убедился в отсутствии опасности и приказал всплывать.

В седьмом отсеке в темноте развернулась напряженная борьба с водой. Одни краснофлотцы стремились приостановить поступление воды через торпедные аппараты, другие заделывали трещину в люке.

Вскоре доложили, что места поступления воды надежно заделали, а воду из трюма полностью откачали за борт. Командир приказал запустить дизель на винт, но лодка не тронулась с места. Пришлось двигатель остановить и обследовать состояние винтов. Для этого двух подводников в изолирующих аппаратах направили для спуска за борт и осмотра винтов, но сильное волнение не позволило этого сделать.

Командир дивизиона, посоветовавшись с командиром лодки, командиром электромеханической боевой части А. Л. Славинским и решив, что при взрыве мины оторвало или сильно повредило гребные винты, доложил по радио командующему Северным флотом о невозможности дать ход и сообщил координаты.

Обстановка сложилась угрожающая. Лодка находилась вблизи вражеского берега, течением и ветром ее сносило все ближе и ближе к береговой черте. Погружаться, не имея хода, она не могла. Но экипаж верил своим командирам, верил, что выход из опасного положения будет найден, и спокойно занимался текущими делами. В отсеках началась приборка, командир электромеханической боевой части организовал зарядку аккумуляторных батарей и пополнение запасов воздуха высокого давления.

Вот какое самообладание и выдержка были у подводников. Лодке угрожает смертельная опасность. И командиры, и старшины, и краснофлотцы мучительно ищут выход из создавшегося положения, думают о том, как дать ход и уйти от вражеского берега. Но внешне [92] все спокойны и сосредоточены, все заняты выполнением своих служебных обязанностей.

И выход был найден. Помощник командира лодки капитан-лейтенант А. М. Каутский предложил соорудить из чехлов парус, поднять его на перископы и попытаться уйти в сторону моря. Комдив и командир поддержали предложение. Вскоре боцман и рулевые изготовили самодельный парус, который незамедлительно подняли на перископы. Лодка стала понемногу удаляться от берега. Штурман подсчитал по лагу, что ее скорость под самодельным парусом 2...2,5 узла. Все приободрились.

13 часов шла Щ-421 под парусом. И все время комендоры и торпедисты были в полной готовности к немедленному применению оружия. Экипаж твердо решил в любом случае дать последний бой, но в плен не сдаваться. Когда появлялись вражеские самолеты, парус спускали, чтобы не демаскировать лодку.

Наконец поступила радиограмма, что на помощь идет подлодка К-22. Это было 10 апреля. Море сильно штормило. Все попытки завести буксирный конец на поврежденную лодку не удались. Решили использовать в качестве буксирного конца якорь-цепь. Но и она не выдержала. В небе опять появился фашистский самолет. Это грозило смертельной опасностью и для Щ-421, и для спасателя.

Командир К-22 капитан 2 ранга В. Н. Котельников старался оторочить принятие тяжелого решения. Он не мог погрузиться и покинуть своих товарищей, но и оставаться дальше рядом с поврежденной лодкой было нельзя. Наконец он передал Колышкину и Видяеву решение Военного совета Северного флота, что в случае невозможности буксировки Щ-421 должна быть потоплена.

Экипаж Щ-421 перешел на К-22. Замыкали этот переход командиры дивизиона и подлодки. К-22 отошла от борта Щ-421 и выстрелила в нее торпедой. Непобежденная Краснознаменная лодка с гордо поднятым Военно-морским флагом ушла навечно в глубину.

Именем рулевого названа улица города

Немало побед было во время Великой Отечественной войны на счету Краснознаменной подлодки Северного флота Щ-404. В какие только сложные, трагические [93] ситуации не попадала она, но славный экипаж всегда выходил победителем в борьбе за жизнь подводного корабля.

В составе экипажа были моряки, чьи имена знал весь Северный флот — это рулевой И. Е. Гандюхин, трюмный машинист Б. Г. Инюткин, торпедист Сергей Камышев и многие другие. Они прославили себя геройскими действиями в боевых походах, подвигами, совершенными в ходе торпедных атак и борьбы за живучесть подлодки.

В один из дней апрельского похода 1943 г. утром, когда уже рассвело, а над морем временами проносились снежные заряды, акустик доложил командиру капитан-лейтенанту Г. Ф. Макаренкову, что слышит шум винтов. Лодка подвсплыла на перископную глубину. Командир увидел транспорт в охранении трех миноносцев и тральщика.

Внезапно рядом с лодкой оказались еще два тральщика, которые ранее замечены не были. Пришлось срочно погрузиться. Но вражеские корабли обнаружили лодку, и началась бомбежка. В отсеках погас свет. Вышло из строя управление горизонтальными рулями. Лодка резко пошла на глубину.

Все глубиномеры в центральном посту отказали. В строю остался только прибор в первом отсеке, оттуда и докладывали глубину погружения. После подачи воздуха в среднюю цистерну погружение прекратилось. Над лодкой разорвалась очередная серия глубинных бомб. От сотрясения оборвался трос командирского перископа. Начала пропускать воду часть заклепок на прочном корпусе, особенно в кормовых отсеках.

В течение девяти часов на лодку было сброшено около 200 глубинных бомб. Только форсировав минное поле, удалось оторваться от преследования. К утру перископ исправили, лодка продолжила поиск врага, а 25 апреля атаковала и потопила двумя торпедами тральщик неприятеля.

В числе тех, кто обеспечил успешное устранение последствий бомбежки и торпедную атаку, был рулевой-сигнальщик старший краснофлотец И. Е. Гандюхин. Коренной помор, привычный к морю, он стал отличным рулевым. Хорошо овладел также сигнальным и артиллерийским делом. В составе расчета 45-мм орудия он не раз отражал налеты вражеских самолетов. Во время [94] одного из них, когда лодку атаковали восемь пикировщиков, взрывной волной его сбросило за борт. Но Гандюхин быстро подплыл к лодке, с помощью товарищей поднялся на палубу и включился в работу орудийного расчета.

В одном из боевых походов вышло из строя управление вертикальным рулем. Моряки быстро проверили ту часть системы управления, которая располагалась внутри прочного корпуса. Все в порядке. Значит, неисправность следует искать снаружи. За ее устранение взялся боцман В. И. Юдин вместе с И. Е. Гандюхиным и трюмным машинистом старшиной 1-й статьи В. Г. Инюткиным.

Ночью лодка всплыла. В море бушевал шторм. Обвязавшись страховочным концом, мичман Юдин в легководолазном костюме спустился за борт и, нырнув под корму лодки, установил, что привод руля разъединился. Затем в воду спустились остальные моряки ремонтной бригады. Выяснилось, что в шарнире привода выпал палец. Гандюхин приподнял привод, а Инюткин вставил палец и закрепил его.

Вот и все. Описание устранения неисправности привода руля заняло несколько строчек. На самом же деле работа в неимоверно тяжелых условиях продолжалась около 10 часов. Тех, кто оставался на палубе, могло легко смыть волной за борт, а работавшие за бортом в ледяной воде тем более подвергались смертельной опасности. Тут, как никогда, необходимы были твердая воля, умение мобилизовать все физические и моральные силы, большой опыт ремонта техники. И моряки обладали этими качествами в полной мере.

Гандюхин был везде, где трудно. В зимнем штормовом походе корпус лодки покрылся толстой ледяной коркой. Лед набился в надстройку и мешал работе привода вертикального руля, который из-за этого поворачивался только на несколько градусов. Гандюхин попросил доверить ему устранение неисправности. Вместе с ним выбрался наверх и Инюткин. Лодку бросало с борта на борт, волны захлестывали не только палубу, но и мостик. Смельчаки работали самоотверженно. Держась друг за друга, они отбили лед и освободили привод вертикального руля. Лодка продолжила боевой поход.

В другом походе на лодке самопроизвольно вытравился [95] якорь и при очередном накате волны с силой ударялся о корпус. Он бился о баллер носового горизонтального руля, грозя вывести его из строя. В числе других устранить неисправность вызвался Гандюхин.

Моряки, обвязавшись бросательными концами, с большим трудом пробрались на нос корабля. Казалось бы, что трудного — пройти 20 м от рубки? Но корпус захлестывали волны, палуба буквально уходила из-под ног. Храбрецы не отступили, с трудом выбрали якорь и закрепили его. А затем опять 20 м назад по мокрой скользкой палубе.

Грудь И. Е. Гандюхина уже украшали ордена Красного Знамени и Красной Звезды, когда он погиб как герой в сентябре 1944 г. вместе с экипажем гвардейской Краснознаменной подлодки Щ-402, на которой добровольно пошел в море вместо выбывшего рулевого-сигнальщика. Приказом командующего Северным флотом имя героя навечно занесено в списки личного состава Краснознаменной подлодки Щ-404.

Если вы пройдете по улицам города Полярный, расположенного на берегу Кольского залива, то на одной из них можно прочитать надпись: «Улица И. Е. Гандюхина». Память о герое осталась в сердцах североморцев.

Восхищаясь храбростью Гандюхина, его примеру старался следовать весь экипаж лодки Щ-404. Так, еще в сентябрьском походе 1943 г. особо отличился торпедист Сергей Камышев.

Лодка обнаружила вражеский товаропассажирский пароход, шедший в сопровождении миноносцев, двух тральщиков и трех сторожевых катеров. Такое охранение показывало особую заботу гитлеровцев о безопасности находящихся на пароходе пассажиров.

Командир приказал дать залп из четырех носовых торпедных аппаратов, и пароход затонул. Лодка уклонилась от миноносца, сбросившего две глубинные бомбы, но в этот момент поступил доклад, что торпеда с работающим двигателем застряла во втором торпедном аппарате.

Винты торпеды надрывно выли, отработавшие газы ее двигателя и дым жженой резины просачивались в отсек, вызывая у моряков головокружение и тошноту. Когда горючее кончилось и винты остановились, моряки попытались закрыть переднюю крышку аппарата. [96]

Но из этого ничего не вышло. Значит, торпеда застряла, частично выйдя из него. Смертельная опасность нависла над лодкой. Мало того, что торпеда могла в любой момент взорваться, при форсировании минного поля она свободно могла зацепить минреп.

Все понимали: торпеду надо разоружить. На это опасное дело вызвался торпедист Сергей Камышев. Командир предупредил его, что в случае появления вражеских самолетов или кораблей лодка погрузится. Сергей все понял. «В случае опасности погружайтесь», — сказал он.

И вот Щ-404 на поверхности моря. Камышев, вооружившись банником от орудия, обследовал торпеду. Она вышла из аппарата на две трети, ее боевое зарядное отделение находилось за передней крышкой и к инерционным ударникам с трудом, но можно было добраться. Ударник мог сработать от малейшего толчка. Просто не верилось, что взрыва еще не произошло, ведь лодка все время была на ходу.

Сергей надел легководолазный костюм, включился в изолирующий аппарат и приступил к разоружению торпеды. Работать мешала волна, но он приноровился к ее ритму и извлекал стакан ударника из гнезда тогда, когда волна уходила от борта. Вот вывернут один инерционный ударник, затем другой, и оба пошли на дно.

Товарищи подняли героя на палубу. Лодка, возобновив поиск, вскоре потопила еще один гитлеровский транспорт. После возвращения в Полярный герой-торпедист был награжден орденом Красного Знамени.

Подвиг старшины с «малютки»

В истории Великой Отечественной войны есть героическая страница, связанная с использованием подводных лодок Черноморского флота в качестве транспортов снабжения. Известный подводник и флотский военачальник Герой Советского Союза вице-адмирал Георгий Никитич Холостяков вспоминал по этому поводу: «Всего подводники совершили 75 транспортных рейсов в Севастополь... На подлодках перевезено около 2500 т боеприпасов, более 1000 т продовольствия, более 500 т бензина. Итог вроде бы скромный. Но в июне-июле 1942 г. это значило немало. И как не раз подчеркивал адмирал Ф. С. Октябрьский, то, что доставили севастопольцам [98] с Кавказа подводники, не доставил бы вместо них никто другой»{9}.

В ходе этой невиданной транспортной операции настоящий подвиг совершили экипажи многих подлодок, в том числе и М-32.

Надводное водоизмещение «малютки», как называли такие лодки на флоте, было всего 208 т, а подводное 254 т. Мощности единственного дизеля 800 л. с. и гребного электродвигателя 400 л. с. обеспечивали скорости надводного хода до 14 узлов, а подводного — до 8,4 узла. Вооружение лодки состояло из двух носовых торпедных аппаратов и одного 45-мм орудия. Рабочая глубина погружения не превышала 50 м. Немногочисленный экипаж насчитывал 20 моряков.

23 июня 1942 г. эта подлодка под командованием капитан-лейтенанта Н. А. Колтыпина доставила в осажденный Севастополь 2 т мин и винтовочных патронов и 8200 л бензина в балластной цистерне № 4. В Стрелецкой бухте боеприпасы выгрузили, бензин перекачали на бензовоз, после чего цистерну промыли водой. В обратный рейс взяли восемь раненых и эвакуированных, в том числе двух женщин.

Ночью перед переходом в Новороссийск лодка начала дифферентовку. В 2.15 при заполнении балластной цистерны № 4 на глубине 6 м в третьем отсеке произошел взрыв, силой которого выломало дверь в радиорубку и повредило радиостанцию. Видимо, причиной взрыва явились искры в реостате дифферентовочной помпы и наличие паров бензина внутри лодки.

В третьем отсеке возник пожар, шесть моряков, включая командира электромеханической боевой части, получили ожоги. Но пламя сбить удалось. Продули среднюю цистерну, и лодка всплыла.

Наступил рассвет, и штаб Севастопольского оборонительного района приказал командиру до наступления темноты лечь на грунт. Экипаж сразу же включился в очистку трюмов от пролившегося бензина, но работу закончить не смог, так как начался артиллерийский обстрел. Лодка вышла из Стрелецкой бухты, и провентилировав отсеки, легла на грунт между мысом Херсонесский и бухтой Казачья на глубине 36 м. В отсеках [99] чувствовался запах бензина. Командир приказал всем, кроме вахты, отдыхать и лишних движений не делать. До намеченного срока всплытия оставалось не менее 15 ч.

Около десяти часов командир и старшина команды мотористов главный старшина Н. К. Пустовойтенко, обходя отсеки, заметили одурманивающее действие паров бензина: одни моряки неестественно громко смеялись, пели, другие даже пробовали танцевать. В шестом отсеке командир моторной группы, не контролируя свои действия, дважды пытался открыть входной люк, забывая о том, что лодка под водой. Старшина команды электриков оттащил его от люка силой.

Прошло уже 12 ч после погружения лодки. Командир, почувствовав, что больше не в состоянии бодрствовать, лег и приказал Пустовойтенко разбудить его ровно в 21.00. Главный старшина, собрав все силы и всю волю, старался не поддаваться одурманивающему действию паров бензина. Он несколько раз подавал в отсеки воздух из баллонов, периодически надевал кислородную маску тяжело раненному офицеру.

В 21.00 старшине разбудить командира не удалось. Он перенес его и командира моторной группы в центральный пост и уложил их так, чтобы при отдраивании люка свежий воздух привел их в чувство. После этого по лодке была дана команда на всплытие, но моряки просто не реагировали на это.

Тогда Пустовойтенко решил действовать в одиночку. Он продул среднюю цистерну, лодка всплыла в позиционное положение. Старшина с трудом отдраил рубочный люк, но от свежего воздуха стал терять сознание. Собрав все силы, он включил вентиляцию отсеков и продул главный балласт. Лодка полностью всплыла. Неуправляемый корабль стало нести к Херсонесскому мысу, и вскоре он сел на камни.

Постепенно в сознание пришли командир лодки, командир электромеханической боевой части и другие члены экипажа. Н. А. Колтыпин принял решение сняться с камней под электродвигателем, продув балластные цистерны № 1 и 5. Но сделать этого не удалось, так как по приказанию «Приготовиться к всплытию» все еще не пришедшие в себя моряки ошибочно открыли клапаны вентиляции балластных цистерн, через которые стравили запас воздуха высокого давления. [100]

Пришлось на продувание балластных цистерн запустить дизель. Пустовойтенко и командир отделения мотористов быстро выполнили необходимые операции. Лодка снялась с мели, но вскоре при маневрировании снова села на камни. Более того, ударами о них был поврежден вертикальный руль.

Чтобы сползти с камней, командир решил дать полный задний ход электродвигателем, одновременно подав воздух на аварийное продувание цистерн главного балласта, но лодка не тронулась с места. Электрик у главной станции управления гребным электродвигателем, все еще находящийся под воздействием паров бензина, вместо заднего хода дал передний, говоря: «Лодка идти назад к фашистам не может». Пришлось к главному электродвигателю встать Пустовойтенко. Но тогда обнаружилась новая беда — разрядилась аккумуляторная батарея.

К этому времени отсеки лодки провентилировалпсь, и подводники полностью пришли в себя. Вновь запустили дизель. Лодка снялась с мели и направилась в Новороссийск, куда и прибыла 25 июня. После двухмесячного ремонта она вновь вошла в боевой состав флота. Главный старшина Н. К. Пустовойтенко был награжден орденом Красного Знамени.

Что же помогло старшине совершить этот подвиг? Во-первых, исключительная сила воли, преданность Родине, высочайшая ответственность за порученное дело; во-вторых, невероятная физическая выносливость, крепкое здоровье. Ведь фактически он один из всего экипажа сохранил ясную голову и работоспособность, несмотря на многочасовое пребывание в отравленной атмосфере. И, наконец, ему помогло отличное знание устройства лодки, умение управлять механизмами и системами, не только относящимися к его заведыванию. Короче говоря, старшина был разносторонне подготовленным специалистом, способным заменить любого выбывшего из строя товарища.

Только такое сочетание всех этих качеств в одном человеке спасло лодку. Главный старшина Н. К. Пустовойтенко совершил подвиг, вошедший золотой страницей не только в историю нашего флота, но и в историю советской литературы, так как именно о нем писатель Леонид Соболев написал замечательную новеллу «Держись, старшина». [101]

Первая успешная атака по данным акустики

В десятом боевом походе 11 мая 1942 г. североморская «малютка» М-172 под командованием Героя Советского Союза капитан-лейтенанта И. И. Фисановича шла в подводном положении у вражеского побережья в районе Варангер-фьорда. На поверхности стоял густой туман, и в перископ было видно не далее 10 кабельтовых. У мыса Скольнес гидроакустик услышал шум винтов и доложил, что идет крупный транспорт в охранении трех военных кораблей.

Командир по акустическим пеленгам повел лодку на сближение и лег на боевой курс. 34 минуты лодка шла в атаку на невидимую цель. Лишь за две минуты до залпа командир поднял перископ, чтобы убедиться в правильности своих расчетов. Две торпеды поразили судно, и оно пошло на дно.

Это была первая в истории советского подводного флота успешная торпедная атака, выполненная только по акустическим данным. Корабли охранения начали интенсивную бомбежку района глубинными бомбами, но лодка ушла от преследования без повреждений.

Но такой удачный отрыв не всегда удавался. Запомнился экипажу М-172 одиннадцатый боевой поход. Весь день 15 мая лодка вела поиск судов противника. К вечеру против мыса Харбакен на горизонте был обнаружен большой, тяжело нагруженный транспорт в охранении трех сторожевых кораблей и двух тральщиков.

Командир принял смелое решение прорваться внутрь конвоя и атаковать транспорт. Он произвел прямо-таки пистолетный выстрел с дистанции всего три кабельтовых. Раздался взрыв, и еще одно фашистское судно пошло на дно.

Корабли охранения немедленно атаковали лодку. След торпеды точно указал им ее место и первая же серия глубинных бомб потрясла корпус «малютки». Вышли из строя освещение, гирокомпас, магнитный компас, рулевые указатели, с обшивки посыпалась пробковая изоляция.

Прошел час, второй... Лодка настойчиво стремилась оторваться от преследования, но бомбежка не прекращалась. Подводники поняли, что повреждена одна из [102] топливных цистерн, и соляр, всплывая на поверхность, выдает место нахождения лодки.

Командир, обдумывая сложившуюся ситуацию, твердо решил, что спастись можно, только упорно пробиваясь на восток под прикрытие наших береговых батарей. Это верное решение выполнить оказалось совсем непросто. Аккумуляторная батарея была почти разряжена, гирокомпас не работал.

Вахту по управлению вертикальным рулем нес краснофлотец Федор Быстрый. Картушка магнитного компаса ходила из стороны в сторону, а при близком взрыве совершала даже полный оборот. Рулевой буквально угадывал направление на восток.

Штурманский электрик Владимир Тертычный делал все, чтобы ввести в строй поврежденный гирокомпас. А пока командиру оставалось одно: ориентироваться по показаниям шлюпочного компаса и эхолота и упорно вести лодку на восток к побережью полуострова Рыбачий.

Прошло еще несколько часов. Фашисты продолжали преследовать и бомбить «малютку». Гидроакустик Анатолий Шумихин непрерывно нес вахту, помогая командиру уклоняться от атак фашистских кораблей. Полуоглушенный грохотом, во много раз усиленным в его наушниках, он вслушивался в шум винтов, преследовавших лодку кораблей и, морщась от боли в ушах, докладывал командиру направление их движения и изменение расстояния до них. Без этих сведений командир просто не смог бы уклоняться от атак кораблей противника и уводить лодку из-под удара.

Взрывы часто выбивали электрическое управление горизонтальными рулями. С большим трудом боцман и командир отделения управляли ими вручную. Приводы расцентровались, рули ходили очень тяжело, а дышать становилось все труднее. Наконец удалось оторваться от преследователей, дав полный ход, и уйти в сторону.

Воспользовавшись затишьем в бомбежке, командир электромеханической боевой части и старшина трюмных удифферентовали лодку так, что она смогла держать заданную глубину на малом ходу. Ведь нужно было максимально экономить электроэнергию, никто не знал, когда появится возможность всплытия.

Штурманский электрик Владимир Тертычный в немыслимых [103] условиях, под бомбежкой, с трудом удерживая инструмент в руках, сумел устранить повреждения и ввести гирокомпас в строй. Теперь лодка уверенно шла к своему берегу.

Но испытания экипажа на этом не закончились. Через полтора часа противник вновь нащупал лодку и продолжил бомбежку. Он применил новый тактический прием. После сброса очередной серии глубинных бомб корабли стопорили ход и прослушивали район, чтобы обнаружить подлодку и снова атаковать ее. Командир разгадал эту хитрость. Лодка давала ход лишь во время бомбежки.

На всех боевых постах моряки бдительно несли вахту и боролись за живучесть. Особенно доставалось кормовым отсекам, ведь большинство взрывов бомб приходилось ближе к корме. В пятом отсеке от сильного удара по корпусу сорвало отливной клапан аварийного водяного насоса. Неисправность быстро устранили. Так же энергично устранили и повреждения забортной арматуры.

Эхолот начал показывать меньшие глубины, лодка подошла ближе к своему берегу. Но в отсеках дышать все тяжелее. Подводники экономили электроэнергию, система очистки воздуха не включалась уже несколько часов. Некоторые моряки брали в рот горлышки патронов регенерации и дышали сквозь них очищенным от углекислоты воздухом.

Флагманский врач З. С. Гусинский, шедший в этом походе вместе с экипажем, сделал все возможное, чтобы облегчить положение. По его совету по отсекам рассыпали содержимое патронов регенерации. За счет этого воздух несколько очищался без дополнительного шума и расхода электроэнергии.

Кончался десятый час пребывания лодки на глубине. За это время фашисты сбросили на подлодку более 200 глубинных бомб. И при взрывах каждой серии она была на грани гибели, но мастерство командира, дисциплинированность и мужество, высокая специальная подготовка и самоотверженность экипажа спасали корабль.

Когда по расчетам лодка вошла в зону досягаемости наших береговых батарей, командир решил всплыть под перископ. Преследовавшие ее корабли были совсем близко, но с другой стороны был виден берег полуострова [104] Рыбачий. Лодка всплыла в 3,5 милях от мыса Вайтолахта, два вражеских сторожевика пошли на сближение и открыли артиллерийский огонь. Снаряды ложились с недолетом.

В ответ в бой вступила наша береговая батарея. Лодка полным ходом под дизелем пошла к берегу. Один сторожевик получил повреждение, второй прикрыл его дымзавесой, и оба они отошли на запад. Пришедший им на помощь самолет Ю-88 атаковал лодку на бреющем полете. Срочное погружение экипаж провел в рекордно короткое время. «Юнкерс» успел обстрелять из пулеметов только корму.

Когда лодка была уже на глубине 15 м, над ней раздался сильнейший двойной взрыв. Опять погас свет. Сорвались со своих мест глубиномеры, манометры, плафоны освещения, корабельные часы. Но электромотор работал нормально, рули также не были повреждены. «Малютка» выдержала и этот удар.

Моряки осмотрелись в отсеках: потекли заклепки съемных листов на прочном корпусе, горловины цистерн, фланцы забортных клапанов. Подводники подтянули, где возможно, крепеж, чтобы уменьшить до предела течь. Выждав некоторое время, командир опять всплыл и под прикрытием береговой батареи пошел в базу.

По прибытии оказалось, что на лодке 40 серьезных повреждений. «Победить на этот раз было легче, чем вернуться», — устало улыбнулся командир, когда его поздравляли с восьмой победой.

Сразу после возвращения перед строем всей бригады лодок командующий Северным флотом вице-адмирал А. Г. Головко вручил экипажу М-172 орден Красного Знамени и Грамоту Президиума Верховного Совета СССР. По достоинству был оценен и подвиг штурманского электрика Тертычного. Командующий наградил его орденом Красного Знамени.

Впервые одним залпом поражены две цели

В январе 1942 г. подводная лодка С-102 Северного флота под командованием капитан-лейтенанта Л. И. Городничего вышла в свой третий боевой поход. В походе участвовал командир дивизиона подлодок капитан 3 ранга М. Ф. Хомяков.

Средняя подлодка типа С была наиболее совершенной [105] из тех, что строились в нашей стране до войны. Она имела надводное водоизмещение 840 т, подводное — 1070 т. Ее вооружение состояло из четырех носовых и двух кормовых торпедных аппаратов, одного 100-мм и одного 45-мм орудия. Два дизеля мощностью по 2000 л. с. каждый обеспечивали лодке скорость надводного хода до 19,5 узла, два гребных электродвигателя мощностью по 550 л. с. каждый сообщали ей под водой скорость до 8,8 узла. Дальность плавания десятиузловым ходом достигала 10 000 миль, автономность — 90 суток.

Прочный корпус разделялся водонепроницаемыми переборками на семь отсеков. Все переборки, кроме переборок пятого дизельного отсека, были сферическими, способными выдержать значительно более высокое давление, чем плоские. Рабочая глубина погружения равнялась 80 м, а предельная — 100 м. Экипаж состоял из 45 моряков.

В ночь на 5 января с подлодки С-102 на занятое противником побережье высадилась разведывательная группа. 10 января экипаж добился первой победы — был потоплен фашистский транспорт.

Утром 14 января лодка обнаружила вражеский конвой в составе трех транспортов, идущих в охранении сторожевого корабля и четырех сторожевых катеров. Командир атаковал транспорты четырехторпедным залпом и потопил два из них общим водоизмещением 15000 т. Впервые наша подлодка одним торпедным залпом уничтожила две цели.

После атаки командир увел лодку на глубину. Впереди по курсу начали рваться глубинные бомбы. После очередной серии взрывов лодка получила большой дифферент на корму (вышло из строя электрическое управление горизонтальными рулями) и начала всплывать. Перешли на ручное управление и одновременно заполнили цистерну быстрого погружения. На глубине 86 м лодка легла на грунт, но после взрыва серии бомб ее подбросило и затем ударило о дно. Вероятно, именно в этот момент получили повреждение топливные цистерны, и соляр стал выходить на поверхность, демаскируя корабль.

Хотя на лодке все замерло, были выключены механизмы и приборы, могущие быть источниками шума, глубинные бомбы продолжали взрываться совсем рядом. [106] Возможно, противник обвеховал то место, где на поверхности появилось соляровое пятно.

Близкие взрывы повредили некоторые механизмы, погас свет. Особенно серьезные повреждения получил пятый дизельный отсек. Мотористы сразу же начали ремонт воздуходувки дизеля. Чтобы вражеские гидроакустики не смогли засечь место нахождения лодки по стуку инструмента о металл, работали в те мгновения, когда рвались серии глубинных бомб. Пришлось исправлять многочисленные повреждения. На помощь мотористам пришли краснофлотцы других специальностей, хотя сами были измучены многочасовыми вахтами. Общими усилиями основные неисправности устранили.

Бомбежка длилась шесть с половиной часов. Гитлеровцы сбросили около 140 глубинных бомб. Командир дивизиона и командир подлодки решили всплыть и вступить в артиллерийский бой с кораблями. Но сделать это было не так просто: системы погружения и всплытия получили повреждения, и малейшая ошибка в действиях трюмных машинистов могла иметь самые тяжелые последствия.

Оценив обстановку, решили продувать главные балластные цистерны аварийным способом. Лодка начала всплывать с огромным дифферентом в 64°, и электролит выплеснулся из аккумуляторных батарей. Только расторопность электриков позволила избежать аварии. Они быстро удалили пролившийся электролит и протерли крышки баков спиртом.

Лодка всплыла. Вслед за командиром наверх быстро выбрался артиллерийский расчет. В считанные секунды носовое орудие изготовили к бою. Два вражеских корабля, находящиеся недалеко от лодки, не заметили ее, и она под дизелями полным ходом ушла от берега в северном направлении.

Когда лодка отошла на 30 миль от берега, мотористы проверили междубортные топливные цистерны и установили, что две из них дали течь. Пришлось их продуть и промыть, чтобы вытекающий соляр не демаскировал подлодку.

Лодка сняла разведгруппу с побережья и 20 января возвратилась на базу. За боевой поход она успешно выполнила все боевые задания и добилась выдающейся победы, потопив три крупных транспорта противника. [107]

Главное — моральная стойкость

Некоторые подводники Северного флота в годы Великой Отечественной войны называли подлодку С-56 к ее командира капитана 2 ранга Г. И. Щедрина «удачливыми» и этим объясняли многочисленные победы над; врагом.

Безусловно, личность командира, его храбрость, решительность, настойчивость, волевые командирские качества, тактическая подготовка, знание возможностей своего корабля и способов использования оружия — все это имеет исключительное значение.

По оценке многих выдающихся флотоводцев командирский почерк Г. И. Щедрина был именно таким. Вместе с тем, все его сослуживцы отмечают хладнокровие, спокойствие и выдержку командира С-56 в самых критических ситуациях. Но и это не объясняет полностью исключительного боевого успеха, выпавшего на долю С-56.

Герой Советского Союза вице-адмирал Г. И. Щедрин в своих книгах «На глубине», «Мы с подплава. Рассказы подводника», «На борту С-56», «Под глубинными бомбами» подробно рассказывает о героическом экипаже, анализирует причину «удачливости» лодки.

Он занимательно рассказывает о повседневной учебе подводников, подробно объясняет, что победы достались экипажу не случайно, не в результате шальной удачи. Они явились закономерным результатом настойчивой, целеустремленной воспитательной работы, кропотливой учебы офицеров, старшин и матросов, результатом многочисленных, напряженных тренировок расчетов боевых и центрального постов лодки.

Г. И. Щедрин неоднократно подчеркивал важность психологической подготовки подводников, воспитания у них таких качеств, как беспредельная любовь к Родине, верность присяге, воинскому долгу. Он досконально изучил своих подчиненных, сильные и слабые стороны их характеров, уровень их подготовки, точно знал, на что способен каждый офицер, старшина и матрос экипажа, какова степень максимальной отдачи от каждого.

Такое знание деловых и политических качеств подчиненных позволяло ему в самых экстремальных ситуациях оценить возможность успешного выполнения того [109] или иного решения и выбрать наилучшее, которое вело к победе над врагом. Он умел внушить своему экипажу веру в себя, в то, что командир всегда найдет правильное решение, которое приведет к выполнению боевой задачи.

В феврале 1944 г. поход С-56 проходил при непрекращающихся штормах. Ударами волн вдребезги разбило стекла в ограждении рубки. Смыло за борт ночной прицел. Вахтенным на ходовом мостике приходилось привязываться к тумбе перископа. Когда шторм начал стихать, лодка под водой приблизилась к берегу для поиска судов противника.

Вражеские сторожевики обнаружили ее. Первая серия бомб разорвалась около шести часов утра. На протяжении следующих 18 часов бомбежка шла непрерывно. И все это время экипаж находился на постах по боевому расписанию.

Командир старался понять причину такого устойчивого преследования. Мозг неотступно сверлила мысль: «Почему не удается уйти от врага? Не демаскирует ли себя чем-либо лодка?»

Он приказал до минимума сократить работу всех механизмов, являющихся источником какого-либо шума. Пришлось выключить даже машинки регенерации воздуха. Сторожевики вроде бы стали терять лодку. Но успокаиваться было еще рано. Акустик вновь доложил: «Правый борт, курсовой угол 35° — шум винтов миноносцев!». И опять посыпались глубинные бомбы.

До полуночи на лодку сбросили 124 бомбы. Командир продолжал маневрировать, уклоняться от атак, менял курс, глубину погружения, скорость хода. Ему удалось избежать, так сказать, прямых попаданий бомб, но не оторваться от преследования.

В отсеках все тяжелее дышать. У некоторых моряков началась одышка, головные боли, двигаться, выполнять свои обязанности становилось все труднее. Командир с секретарем партийной организации лодки обошли отсеки. Они убедились, что моряки превозмогают все трудности, но многие держатся из последних сил.

Первым потерял сознание моторист, осматривающий в трюме линии вала. Потом упали еще два моториста, также при осмотре трюмов. Видимо, сказалось то, что в нижней части отсеков концентрация углекислого газа была наибольшей. Командир приказал всем спускающимся [110] в трюмы включаться в изолирующие приборы. Такое же распоряжение получил акустик. На паелы высыпали содержимое патронов регенерации, что несколько снизило содержание углекислого газа в воздухе.

Г. И. Щедрин вспоминал позже: «Углекислоты больше четырех процентов, — говорит мне военфельдшер Ковалев и тут же, переходя с официального тона на доверительный, добавляет: — Коммунисты держатся, товарищ командир!

Коммунисты. Вот к кому надо обратиться за поддержкой! Подхожу к переговорным трубам и громко вызываю: — В носу! В корме! — Стучит кровь в висках, собственный голос кажется чужим, далеким. Отсеки отвечают безразличными, вялыми «есть».

— Говорит командир... Противник начинает нас терять. Нужно продержаться, не увеличивая шумности. Я знаю, что личный состав устал, выбивается из сил. Разрешаю беспартийным отдохнуть. Коммунистов прошу стоять за себя и за товарищей. Повторяю, коммунистов прошу держаться.

Первым ответил седьмой отсек: — Беспартийных нет. Вахту стоим. — Голос мичмана Павлова, старшины команды торпедистов, показался мне бодрее, чем был минуту назад. За ним докладывает старшина команды электриков главстаршина Боженко: — Центральный! В шестом стоят по готовности номер один. Вахту несем все. Назаров подает заявление в партию.

— Центральный! Личный состав пятого отсека просит считать всех коммунистами! На вахте будем стоять, сколько потребуется.

Так отсек за отсеком. Боевые посты не оставил ни один человек, не исключая юнги Юры Гладышева, совершающего свой первый боевой поход».

Только через шесть часов гитлеровцы потеряли лодку окончательно и ушли к норвежским берегам. С-56 всплыла и провентилировала отсеки. Экипаж преодолел все трудности, полностью мобилизовав силы и выдержку.

На рассвете лодка после зарядки батарей и вентилирования готовилась к погружению. Когда она вышла из снежного заряда, командир увидел, что находится в середине вражеского конвоя. Лодка срочно погрузилась. Г. И. Щедрин решил атаковать врага по данным акустика, [111] который поймал цель и четко выдавал пеленги на нее. Подлодка легла на боевой курс для стрельбы кормовыми аппаратами. Наконец команда «Пли!», и торпеда пошла. Через некоторое время послышался взрыв и за ним радостный возглас акустика: «Шум винтов первого транспорта прекратился!»

Но радость тут же сменилась тревогой. Из кормовых аппаратов вышла только одна торпеда. Для второй глубина погружения оказалась слишком большой, и силы сжатого воздуха хватило только на то, чтобы стронуть ее с места, откинуть курковой зацеп и запустить двигатель. Он заработал, но торпеда осталась в трубе аппарата.

Старшина попытался вытолкнуть торпеду повторной подачей воздуха, однако выдавил из аппарата только воду. Дифферентовка лодки нарушилась, что привело к самым тяжелым последствиям. Дифферент на нос резко нарастал: 10, 15, 20°... Лодка буквально «пикировала» в глубину. Подводники повисли на переборках, все, что не было закреплено, полетело в носовые части отсеков, пройдена рабочая, а затем предельная глубина погружения...

Уже в самом начале этого «провала» командир приказал дать пузырь в нос и работать обоими гребными электродвигателями полный назад. Но выполнить эту команду оказалось совсем не просто. Старшина трюмных машинистов как бы повис на станции погружения. Одной рукой он держался за арматуру, чтобы не сорваться к носовой переборке отсека, а второй с неимоверным трудом начал открывать клапан.

Наконец воздух стал поступать в носовые цистерны, выталкивая оттуда воду. Лодка облегчилась, и началось всплытие. Опасность быть раздавленными отвели, но выпустить воздух из носовых цистерн за борт было нельзя. Воздушный пузырь сразу бы заметили с вражеских сторожевиков.

Воздух из цистерн пришлось стравить в пятый дизельный отсек. Вместе с воздухом в отсек попала и вода. Начал нарастать дифферент на корму. Лодка пошла на всплытие. Возникла необходимость опять принимать воду в цистерну быстрого погружения. Дифферент удалось отвести, но лодка продолжала всплывать на ровном киле.

Ее подхватила волна и удерживала у поверхности. [112]

На показавшуюся из воды рубку устремились вражеские сторожевик и миноносец. Опять нависла смертельная опасность.

Срочно приняли воду в цистерны. Трюмные работали как автоматы. Казалось, быстрее и четче выполнять приказы просто невозможно. Командир вызвал артиллерийские расчеты, поднялся в боевую рубку и достал кормовой флаг. Он решил дать последний бой. Но только начали открывать верхний рубочный люк, как из центрального поста послышался крик: «Товарищ командир, закрывайте люк! Лодка погружается!»

И опять стремительное движение вниз, глубина 15, 25 м... Бомбы разорвались совсем рядом. В носовых отсеках погас свет. Но лодку удалось удифферентовать и уйти от преследования. Только теперь оказали помощь морякам, получившим ранения и ушибы. Переднюю крышку кормового аппарата, из которого не вышла торпеда, закрыть так и не удалось. Пришлось заднюю крышку укрепить подпорами, чтобы ее не вырвало силой гидравлического удара от взрыва бомб.

В течение всего времени с момента атаки транспорта и до полного отрыва от вражеских кораблей на лодке не наблюдалось ни малейшей паники. Такая психологическая устойчивость сочеталась с высокой степенью натренированности каждого члена экипажа в выполнении своих обязанностей. Гитлеровцы не ожидали, что лодка сможет погрузиться так быстро, уйти под воду буквально у форштевня миноносца, и установили бомбы на минимальную глубину взрыва. Они опоздали всего на несколько десятков секунд.

Электрики четко исполняли команды по изменению: скорости хода под электромоторами при аварийном дифференте, виртуозно работали трюмные машинисты. Отчетливое чувство «лифта» (умение улавливать малейшее движение лодки на всплытие и погружение) проявили командир электромеханической боевой части инженер-капитан-лейтенант М. И. Шаповалов и боцман мичман И. Д. Дорофеев, управляющий горизонтальными рулями.

Именно предельная отработанность действий, глубокие знания устройства и использования лодочных механизмов и систем позволили морякам четко работать в буквально немыслимых условиях.

Вместе с тем, подводники сделали вывод из горького [113] урока, связанного со вторичной попыткой вытолкнуть торпеду из аппарата. Этот случай еще раз подтвердил недопустимость нарушения инструкций даже в мелочах. Старшина команды торпедистов действовал, безусловно, с самыми лучшими намерениями, когда без разрешения центрального поста продул воду из торпедного аппарата. Но ведь именно эти его действия и привели к резкой раздифферентовке, что могло окончиться гибелью лодки.

Родина достойно отметила победы героического экипажа. Вскоре С-56 отозвали в базу. Лодка прибыла туда как раз в годовщину ее беспримерного перехода из Владивостока через два океана в Полярный. Подводники с радостью узнали, что лодка награждена орденом Красного Знамени.

В последующем экипаж был удостоен гвардейского звания. Уже в послевоенное время С-56 возвратилась на Тихоокеанский флот, став первой подлодкой, совершившей плавание вокруг земного шара. Сейчас легендарная С-56 помещена на пьедестал боевой славы на набережной во Владивостоке.

Всплытие с предельной глубины

1 сентября 1943 г. подводная лодка Северного флота Л-20 под командованием капитана 3 ранга В. Ф. Таммана подошла к мысу Нордкин. После доразведки она приблизилась к самому берегу и поставила мины на вражеских фарватерах.

Этот подводный минный заградитель был одним из кораблей серии Л (названный так по имени первой лодки этого типа «Ленинец»), построенных в годы предвоенных пятилеток. Л-20 спустили на воду в апреле 1940 г. Уже после начала Великой Отечественной войны в августе 1941 г. ее перевели в Белое море по Беломорско-Балтийскому каналу. В августе 1942 г. лодка вступила в строй и с октября базировалась на Полярный.

Надводное водоизмещение заградителя — 1123 т, подводное — 1417 т. Торпедное вооружение усилено по сравнению с вооружением подлодок типа Л более ранней постройки и состояло из шести носовых и двух кормовых (в надстройке) торпедных аппаратов. Лодка принимала 20 мин, артиллерийское вооружение состояло [115] из одного 100-мм и одного 45-мм орудий и двух пулеметов.

Новые дизели общей мощностью 8400 л. с. и электродвигатели мощностью 2400 л. с. обеспечивали надводную скорость хода до 17,2 узла, подводную — 10,3 узла. Дальность плавания 11 130 миль, рабочая глубина погружения 90 м, экипаж состоял из 55 моряков.

Окончив постановку мин, лодка отошла в море для зарядки аккумуляторных батарей. 3 сентября Л-20, ведя поиск судов, направилась к берегу. В 10.00 вахтенный офицер увидел в окуляре перископа вражеский конвой. Командир атаковал транспорт тремя торпедами и потопил его.

Лодка начала маневр уклонения от атаки корабля охранения, и тут случилось несчастье: на глубине она ударилась носовой частью о подводный пик или гряду скал. После команды «Осмотреться в отсеках!» стали поступать доклады об отсутствии повреждений. Вызвал тревогу только доклад из второго отсека: «Внутрь прочного корпуса поступает забортная вода».

Сразу после удара о скалу командир этого отсека старшина 2-й статьи Василий Острянко потребовал соблюдения тишины. Снизу из трюма доносилось шипение. Острянко приказал вскрыть настил и сам первый принялся за работу. К нему присоединились командир отделения радистов старшина 2-й статьи Николай Чижевский, акустик Николай Никаншин и проходивший на лодке практику курсант военно-морского училища Николай Портнов.

Разобрав койки и сняв настил, они вытащили из трюма мешки с картофелем и увидели, что снизу, из-под крышки шахты гидролокатора веером били струи воды. Немедленно об этом доложили в центральный пост.

Во второй отсек прибыл командир электромеханической боевой части инженер-капитан-лейтенант А. Н. Горчаков. Осмотрев повреждение, он предположил, что пробит выступающий из днища лодки обтекатель гидролокатора. Вода устремилась в шахту, напором сдвинула верхнюю крышку шахты и вырвала куски толстой уплотнительной резины. Сквозь щель, образовавшуюся между крышкой и комингсом шахты, она и стала поступать под настил. [116]

Расчет второго отсека мужественно вступил в борьбу с водой. Дверь на переборке в третий отсек плотно задраили. Острянко открыл вентиль подачи сжатого воздуха, чтобы создать в отсеке противодавление и уменьшить поступление забортной воды.

Стоя в трюме по пояс в воде, моряки пытались забить щель под крышкой шахты. Портнов орудовал кувалдой, а Чижевский и Никаншин готовили и поддерживали клинья. Но их забивке мешали крепящие крышку болты.

Подтягивая ключами гайки, подводники уменьшили поступление воды, но застрявшие в щели куски резиновой прокладки не позволили полностью загерметизировать шахту. Вскоре уровень воды поднялся так, что работать стало невозможно.

Из-за поступления воды внутрь прочного корпуса лодка начала проваливаться на глубину. Командир приказал продуть уравнительную цистерну, дать воздушный пузырь в носовую группу балластных цистерн, положить горизонтальные рули на всплытие, пустить водоотливные средства. Все это приостановило погружение.

Бомбы рвались все ближе и ближе. И командир принял единственно правильное, технически грамотное и обоснованное решение. Дождавшись очередной атаки вражеского охотника, он развернул лодку на 180° и повернул к берегу. Через 35 мин после удара о скалу лодка легла на грунт прибрежной банки.

Были прекращены все работы, строго соблюдалась полная тишина. Вражеский охотник, потеряв контакт с лодкой, ушел на запад. Подводный корабль лежал на грунте на предельной для него глубине: в носу прибор показывал 110 м, в корме — 120 м.

Уровень воды во втором отсеке доходил уже до третьего ряда коек. Внутрь прочного корпуса поступило более 70 т воды, а продуть остатками сжатого воздуха можно было значительно меньше. В двух носовых отсеках, отрезанных от остальных, находилось 13 человек, в третьем, хотя и не затопленном, но наглухо загерметизированном, еще пять. Пробоина осталась незаделанной, и прекратить поступление воды не удалось. Положение сложилось тяжелейшее.

Когда лодка легла на грунт, моряки во втором отсеке несколько приободрились, но не надолго. Под давлением [117] поступающей забортной воды объем воздуха в отсеке уменьшился, дышать становилось все тяжелее. Действовало только аварийное освещение. Вскоре отсек заполнился водой на три четверти объема. Все попытки подводников открыть клапан аварийного осушения окончились неудачей. Неужели конец, неужели все возможности для борьбы с водой исчерпаны?

Однако через некоторое время давление в первом и втором отсеках уравняли, и в верхней части переборки открылась горловина, служившая для перегрузки торпед. Из нее показался старшина группы торпедистов мичман Александр Пухов. А из-за его плеча старшина 2-й статьи Александр Доможирский крикнул: «Братцы! Переходите к нам!». Это был приказ командира лодки. Промокшие и замерзшие моряки перебрались в новое помещение. Острянко, как и положено командиру, покинул отсек последним.

Находившиеся в первом отсеке торпедисты Дмитрий Крошкин, Александр Хоботов и Александр Фомин, трюмный Константин Матвейчук, матрос Георгий Бабошин и ученик-рулевой Саша Егоров тепло приняли друзей, предложили им сухое белье.

Теперь расчеты обоих носовых отсеков объединились. Всех 12 моряков, коммунистов и комсомольцев, возглавил в борьбе за живучесть коммунист командир минно-торпедной боевой части старший лейтенант Михаил Шапаренко. И несмотря на то, что это был его первый боевой поход на Л-20, он проявил себя с самой лучшей стороны.

Прав ли был командир лодки, приказав морякам перейти из второго отсека в первый? Ведь суровый закон подводной службы гласит: переборочные люки, закрытые по тревоге, отдраивать в аварийной ситуации нельзя! Личный состав отсека должен оставаться в нем и бороться за живучесть до конца.

Но командир все же решил нарушить водонепроницаемость переборки между отсеками и обеспечить переход моряков в сухое помещение. Он верил своим подчиненным и знал, что теперь их силы удвоятся и они сделают все, чтобы обеспечить всплытие лодки с предельной глубины.

В центральном посту напряженно обдумывали план всплытия. Продуть балласт было нечем, ведь запас сжатого воздуха израсходовали на создание противодавления [118] в носовых отсеках, а затем на частичное продувание первой балластной цистерны. Запас воздуха в командирской группе баллонов был цел, но его следовало поберечь на самый крайний случай.

Единственно возможное решение — откачать воду турбонасосом. Но ведь клапан аварийного осушения второго отсека оставался закрытым и находился глубоко под водой в трюме. Надо было совершить невероятное: проплыть 10 м через весь второй отсек в ледяной воде, нырнуть в трюм, найти клапан, расположенный в дальнем углу под оперением запасной торпеды, и повернуть его маховик на десяток оборотов. Вдобавок ко всему у подводников в носовых отсеках не было гидрокостюмов, а только кислородные изолирующие приборы. Значит, нырять придется нагишом...

Шапаренко обратился ко всем двенадцати морякам и вызвал добровольцев. Все двенадцать ответили согласием. Старший лейтенант первым послал Василия Острянко. Старшина достиг кормовой переборки отсека, но судороги свели ноги и руки. Пришлось возвращаться.

Затем ныряли Чижевский, Крошкин, Доможирский, Хоботов. Чижевскому удалось добраться до клапана и открыть его на четверть оборота. Но тут маска кислородного прибора зацепилась за что-то, загубник вырвало и старшина вынырнул наверх.

Несколько раз нырял в воду Острянко. Наконец ему удалось открыть клапан полностью. Началась откачка воды из второго отсека. Турбонасос работал на пределе возможности, но уровень воды в отсеке упал только наполовину и больше не уменьшался.

В чем же дело? Как повысить производительность работы турбонасоса? Он хорошо откачивает воду при малом противодавлении. Но ведь наружное давление достигало 11 атм. Значит, необходимо в отсеке, откуда откачивается вода, иметь давление 8...9 атм, тогда турбонасосу придется преодолеть противодавление всего в 2...3 атм.

Но для создания такого давления в отсеке нужен сжатый воздух. И опять выручила моряцкая смекалка. Командир минно-торпедной боевой части предложил использовать воздух высокого давления из торпед. В носовых аппаратах оставалось три торпеды, а во втором отсеке находилось шесть запасных. В каждой из [119] них был резервуар со сжатым до 200 атм воздухом. Вот этот-то воздух и решили перепустить в баллоны системы высокого давления.

Но опять трудности. Если в первом и втором отсеках создать давление 9 атм, то переборка между вторым и третьим отсеками может не выдержать. Значит, нужно подпереть переборку, создав в третьем отсеке также повышенное давление.

Перепустить воздух из торпед в торпедных аппаратах было сравнительно просто, а во втором отсеке запасные торпеды находились частично в воде. Пришлось нырять, чтобы вскрыть на торпедах лючки и присоединить к воздушному резервуару шланг.

Доможирский, взяв ключ, без маски скрылся в холодной воде. Со второй попытки ему удалось отвернуть пробку. Отдышавшись на поверхности, он вместе с Фоминым снова ушел под воду. Так повторялось несколько раз. Наконец шланг подсоединен, клапан открыт. Сжатый воздух из резервуаров запасных торпед поступил в систему высокого давления.

Подготовку к всплытию несколько раз прерывали, так как акустик докладывал о появлении над лодкой вражеского мотобота. Все замирало до тех пор, пока шум винтов в наушниках акустика не затихал.

Наконец воздух из всех девяти торпед перепущен. Моряки приступили к созданию в отсеках намеченного противодавления, и после того, как давление в носовых отсеках поднялось, заработали водоотливные средства. Вода во втором отсеке начала убывать. Все облегченно вздохнули.

Командиры лодки и электромеханической боевой части еще и еще раз проверяли расчеты на всплытие. Решили для гарантии предусмотреть частичное осушение минных труб. Моряки в первом отсеке буквально по винтикам разобрали, прочистили, собрали и еще раз проверили работу трюмной помпы. Старшины подсказали еще один резерв для пополнения запасов воздуха высокого давления: отсосать воздух из центрального поста и кормовых отсеков до атмосферного давления. Ведь при манипуляциях с воздушной системой давление в этих отсеках несколько повысилось.

За счет реализации этого предложения в одной из групп баллонов давление удалось поднять с 35 до 90 атм. [120]

Но вот раздалась команда: «По местам стоять, к всплытию!». Заработали трюмные помпы и турбонасос, осушая внутренние цистерны и минные трубы. Затем продолжилась откачка воды из второго отсека. Постепенно дифферент перешел с кормы на нос, значит, корма оторвалась от грунта.

Приступили к продувке главного балласта воздухом высокого давления. Корма продолжала подниматься, дифферент на нос достиг 40...50 °. Для того чтобы оторвать носовую часть, командир дал команду обоим электродвигателям работать «полный назад». Дифферент на нос увеличился до предела, лодка приняла почти вертикальное положение. Наконец она оторвалась от грунта и стремительно пошла на всплытие.

При нарастании дифферента на нос остатки воды из трюма второго отсека выплеснуло к носовой переборке. Вода хлынула через торпедопогрузочную горловину в первый отсек. Опытный экипаж допустил непростительную оплошность. По команде «По местам стоять, к всплытию!» забыли задраить горловину. Видимо, сказалось предельное напряжение. Только в последний момент Крошкин и Бабошин с трудом захлопнули крышку горловины и накинули барашки.

Пройдя половину пути, лодка начала выравниваться и уже на ровном киле всплыла на поверхность. Кораблей противника видно не было. Срочно запустили дизели, и заградитель направился от берега в море.

Прошло некоторое время, и давление в третьем отсеке снизили до атмосферного. В носовых же отсеках произошло следующее. Там моряки уже много часов находились в атмосфере, имеющей давление, значительно большее, чем атмосферное. После всплытия это давление стало падать. И когда через некоторое время утечка воздуха прекратилась, оно осталось на уровне 1,5.. 2 атм.

Капитан 1 ранга В. Ф. Тамман много лет спустя писал: «Позднее мы пришли к выводу: воздух вырывался из отсеков не только через шахту гидролокатора, но и через многие другие отверстия и щели, в том числе через торпедопогрузочный люк (отжимая уплотнительную резину), крышки торпедных аппаратов, водоотливную магистраль»{10}. [121]

Такое внезапное падение давления вызвало у всех 13 подводников кессонную болезнь, такую же, которая возникает у водолазов, выброшенных на поверхность с глубины. Десять из них потеряли сознание и только Пухов, Доможирский и Бабошин передвигались. Они старались помочь остальным, давали им дышать кислородом, подбадривали словом.

Через некоторое время дверь на переборке между вторым и третьим отсеками отдраили. Товарищи осторожно перенесли пострадавших в другие отсеки и оказали им первую помощь. А в носовые отсеки прошла аварийная партия.

Моряки этой партии вновь задраили переборочный люк, подняли давление в отсеке и приступили к ликвидации течи. На поверхности сделать это было значительно проще. Через час корпус лодки полностью загерметизировали, поступление воды прекратилось. Лодка благополучно возвратилась в Полярный.

Несмотря на принятые меры, краснофлотец Саша Егоров скончался. Остальные 12 героев оправились от кессонной болезни и продолжали воевать на подлодках.

За свой выдающийся подвиг в борьбе за живучесть корабля все оставшиеся в живых получили орден Красного Знамени, а Сашу Егорова посмертно наградили орденом Отечественной войны 1 степени.

Ремонт под водой на меридиане Берлина

В ночь с 9 на 10 августа 1942 г. подводный заградитель Л-3 «Фрунзевец» под командованием опытного моряка капитана 2 ранга П. Д. Грищенко вышел в очередной боевой поход. Подводники прорвались сквозь противолодочные рубежи фашистов в Финском заливе и на просторах Балтики начали поиск вражеских судов. Над морем едва рассвело, когда командир минно-торпедной боевой части старший лейтенант И, Дубинский доложил: «Обнаружен конвой, его курс 180°».

Не успев добриться, командир бросился в центральный пост к перископу. Наружную линию охранения составляли миноносец и сторожевые корабли, внутреннюю — сторожевые катера. В середине вражеской колонны выделялось своими размерами большое судно [122] (впоследствии установили, что этот транспорт имел вместимость 5492 брутторегистровых тонн).

По команде командира лодка ушла на глубину, нырнув под первую линию охранения. Миноносец прошел над ней на большой скорости.

Не сбавляя хода, Л-3 снова всплыла под перископ. Теперь она находилась уже между катерами и миноносцем. Прямо по курсу конвоя показался фашистский самолет, но пасмурная погода благоприятствовала подводникам, хотя опасность обнаружения оставалась чрезвычайно большой. Слышались отдаленные разрывы глубинных бомб — это гитлеровцы для профилактики бомбили район по курсу конвоя.

Командир смело прошел на перископной глубине внутреннюю линию охранения и атаковал транспорт двумя торпедами. В перископ увидели огромный столб дыма и пламени над судном, послышался взрыв, затем еще один. Транспорт пошел ко дну.

После выпуска торпеды лодка облегчилась и подвсплыла, на поверхности показалась рубка. На нее полным ходом ринулись катера. И командир принял нестандартное, но, видимо, правильное решение. Набирая глубину, он устремился к транспорту, к единственному месту, где можно укрыться от глубинных бомб. Горящее топливо, вытекшее из цистерн транспорта, разлилось по поверхности и как бы прикрыло лодку от вражеских кораблей, которые не рисковали войти в пламя.

Эта первая победа в 1942 г. далась экипажу нелегко. Сказалось отсутствие достаточной тренировки, что и привело к выбросу лодки на поверхность после выпуска торпед.

И опять командир принял не стандартное, но, как оказалось, исключительно мудрое решение. Он отвел лодку в центральную часть Балтийского моря и трое суток занимался с экипажем боевой подготовкой. Теперь он был уверен, что расчет центрального поста готов обеспечить любое маневрирование, а торпедисты — дать залп шестью торпедами.

Лодка взяла курс к Померанской бухте — на свою позицию. Командир приступил к выяснению путей движения вражеских судов, чтобы в наиболее выгодных местах выставить мины. Позже он вспоминал: «Мы трое суток затратили на разведку, а затем еще почти сутки [123] на минные постановки. Я решил выставить мины в трех местах — в треугольнике со сторонами в 5, 6 и 7 миль. Такой метод постановки — отдельными минными банками — создавал у противника мнение о большой минной опасности, не позволял вытралить все мины сразу. Только после войны стало известно, что на наших минах подорвались и затонули два вражеских транспорта, перевозивших ценный груз — никелевую руду»{11}.

Не успела лодка приступить к поиску судов противника, как случилась беда — лопнула верхняя крышка цилиндра правого дизеля. Кроме того, на лодке за две недели пребывания в море накопилось много других неотложных ремонтных работ, выполнять которые на ходу просто невозможно.

Командир решил приблизиться к о. Борнхольм и положить лодку на грунт недалеко от мыса Рённе, как заметил находившийся в этом походе на лодке писатель А. И. Зонин, «на меридиане Берлина». Командир выбрал для подводной стоянки укромную бухту. Акустик прослушивал наверху непрерывное движение судов, но все это было в стороне от лодки.

Меньше чем через час после погружения мотористы приступили к работе. От нагретых дизелей температура в отсеке поднялась до 40°С. Температура же самой лопнувшей крышки достигла 60 °С. Ждать больше нельзя. Мотористы, обливаясь потом, работали в одних трусах. Работой руководил командир электромеханической боевой части старший инженер-лейтенант М. А. Крастелев и главный старшина Александр Мочалин. Оба опытных подводника служили на Л-3 с довоенных времен.

Моряки работали молча, теснота в отсеке затрудняла движения, от высокой температуры трудно было дышать. Но главное, нужно было все делать осторожно, не стучать и не греметь. Лодка находилась недалеко от вражеского берега, и ее могли обнаружить фашистские шумопеленгаторные станции, засечь акустики с проходивших мимо кораблей.

Мотористы, бесшумно переставляя огромный ключ с одной гайки на другую, постепенно отвернули их и освободили поврежденную крышку. Затем боцман со своим помощником из числа рулевых закрепили за нее [124] стальные стропы. Мотористы медленно подняли 300-килограммовую крышку на талях и осторожно уложили на паелы между дизелями.

В это время вокруг лодки встали на якорь несколько миноносцев и тральщиков. Чтобы не выдать себя, пришлось работать еще более осторожно. А ветер с юго-запада развел большую волну, и даже на глубине лодку стало бить о песчаный грунт.

Ремонтные работы велись во всех отсеках, но готовность лодки к плаванию определялась завершением работ по замене крышки цилиндра. Моряки устали, воздух в отсеках стал тяжелый, спертый, однако все понимали, что их усилия и труд обеспечат победу и жизнь. Наконец запасная крышка цилиндра поставлена на место, моряки закрепили все анкерные болты и установили арматуру.

Закончив аварийный ремонт, лодка направилась к вражескому берегу. В ночь на 29 августа она в надводном положении атаковала конвой и потопила два больших груженых транспорта. На следующий день был пущен на дно еще один транспорт.

Лодка повернула на восток к родной базе и вдруг на траверзе Хельсинки прогремел сильный взрыв. В отсеках вышли из строя электролампы, в центральном посту сорвало с переборки часы. Вскоре раздался еще один взрыв (перед этим моряки слышали шуршание минрепа о борт). Это рвались вражеские противолодочные антенные мины. Время от времени они продолжали рваться и в дальнейшем, но лодка шла на глубине, а они взрывались ближе к поверхности.

Опасный прорыв закончился недалеко от острова Лавенсари, где лодку встретили два катера МО. Однако при швартовке к пирсу на винт намотался двадцатиметровый стальной трос, брошенный кем-то на дно. Работы по его удалению шли всю ночь. Только под утро Александру Мочалину удалось полностью освободить винт. 10 сентября лодка возвратилась в Кронштадт. Знаменательный боевой поход закончился.

14 октября командующий Краснознаменным Балтийским флотом адмирал В. Ф. Трибуц вручил всем членам экипажа лодки государственные награды. Ордена Ленина получили командир, помощник командира, инженер-механик, командир минно-торпедной боевой части и еще 11 членов экипажа. 24 члена экипажа были [125] награждены орденом Красного Знамени, а 15 — орденом Красной Звезды. 22 марта 1943 г. экипажу Л-3 вручили гвардейское Знамя.