Глава 7.

Перед войной

§26. В эскадре Тихого океана

Эскадра Тихого океана, плававшая на самом сложном и неспокойном из морских театров, к концу XIX — началу XX в. была наиболее деятельным, непрерывно наращивающим боевую мощь формированием русского флота. И плавать, и готовиться к войне приходилось постоянно и всерьез. Особую ответственность накладывали также частые контакты с находившимися здесь кораблями европейских держав — приходилось бдительно следить за поддержанием международного престижа своего государства. Обширный театр, чреватая военными конфликтами дальневосточная политика европейских держав требовали от кораблей напряженной дипломатической службы в качестве стационеров в главнейших портах Китая, Кореи, Японии и в роли посыльных и разъездных кораблей. Все это затрудняло боевую подготовку кораблей и их совместные маневры, учения и стрельбы в составе эскадры: обычно такое удавалось лишь во время специально планировавшегося летнего сбора крупных кораблей во Владивостоке.

Длительные и интенсивные плавания вызывали хроническую перегрузку техники, а недостаток средств и ограниченное число кораблей, давно уже пришедшие в противоречие с размахом поставленных перед флотом задач, заставляли до последнего предела откладывать профилактические и ремонтные работы, что влекло за собой преждевременное изнашивание механизмов и вооружения кораблей. Да и ремонт при слабой оснащенности и недостатке квалифицированных кадров часто затягивался и высокого качества не гарантировал.

Эта неутешительная картина усугублялась шаткостью дальневосточной политики царизма, колебавшейся между традиционно дружескими и союзническими отношениями с Китаем и неоколониалистическими устремлениями, к которым начинали склоняться при дворе. В результате давно уже ожидавшие ремонта корабли вынуждены были отправляться в сомнительные экспедиции, не приносившие пользы, а подчас и вредившие государственным интересам России. Таким, например, был поход в Чифу в апреле 1896 г., когда на рейде этого порта собрались броненосец «Император Николай I» (под флагом младшего флагмана контрадмирала Г. П. Чухнина), крейсера «Рюрик» и «Дмитрий Донской» и канонерские лодки «Бобр», «Гремящий» и «Манджур». К ним вскоре присоединился крейсер «Память Азова» с прибывшим из Сеула начальником эскадры контрадмиралом Е. И. Алексеевым. По замыслу русского посланника в Пекине графа [128] А. П. Кассини приход в Чифу помимо задач совместной боевой учебы имел целью «помочь» китайскому правительству (так оно и вышло) решить вопрос о выделении участка земли для русской пароходной компании Шевелева.

8 мае эскадра собралась во Владивостоке, в августе провела в бухте Славянка (залив Славянский) двухстороннее маневрирование и «примерно-боевую стрельбу», а после маневров в сентябре отправилась в очередной обход корейских портов — борьба с японским проникновением в Корею требовала постоянного наблюдения за обстановкой на побережье. В октябре эскадра была в Чемульпо, а затем перешла в Нагасаки.

9 января 1897 г. «Рюрик», плававший все это время с эскадрой, поднял флаг начальника эскадры и совместно с крейсером «Адмирал Корнилов» вышел из Нагасаки в Гонконг, откуда адмирал Е. И. Алексеев отправился на «Рюрике» в Амой («Адмирал Корнилов» пошел в Манилу), потом в Шанхай и после двухмесячного плавания вернулся в Нагасаки. Здесь в течение десяти дней проходили большие маневры японского флота, а Е. И. Алексеев в это время провел вполне его удовлетворивший инспекторский смотр кораблей эскадры. «Как корабельная служба, так и обучение и боевая подготовка команд, равно порядок и чистота на судах эскадры находятся в надлежащем порядке», — докладывал Е. И. Алексеев генерал-адмиралу великому князю Алексею Александровичу.

20 апреля «Рюрик» под флагом начальника эскадры в сопровождении «Забияки» отправился изучать (на предмет пригодности для базирования флота) бухту Лонг-Рич в корейских шхерах, остальные корабли довершали обход корейского побережья.

Деятельность русских инструкторов в корейской армии, обучение ее по русским уставам с выполнением команд на русском языке, ведение русским советником при короле едва ли не всех вопросов обороны вызвали недовольство не только Японии, но и европейских держав. Под их влиянием Государственный совет в Сеуле предложил королю отклонить подготовленное соглашение об увеличении числа русских инструкторов. Этот акт и заставил начальника эскадры, не ожидая даже приглашения русского посланника, отправить эскадру к берегам Кореи, В Нагасаки для наблюдения за японским флотом оставили канонерку «Кореец». Лично изучив обстановку в Сеуле и подготовив ряд предложений по предотвращению японского проникновения в Корею, начальник эскадры 3 мая вышел на «Рюрике» из Чемульпо в порт Шестакова (Синьпко). Собравшуюся здесь эскадру «Рюрик» повел в залив Посьета (рейд Паллада) для изучения его оборонительных возможностей.

Вернувшись 11 мая во Владивосток, корабли приступили к ремонтным работам, которые, как и прежде, чрезвычайно затянулись. Дважды — в июне и июле — эскадра перемещалась для учений и эволюции в залив Славянка, откуда корабли поочередно выходили в море для ночной артиллерийской стрельбы и стрельбы минами на ходу.

Как оказалось, «Рюрик» при выстреле даже одного из четырех 203-мм орудий окутывался таким плотным облаком дыма (от зарядов черного пороха), что приходилось прекращать стрельбу из всех остальных орудий. Тем самым, докладывал наблюдавший эту стрельбу начальник эскадры, теряло смысл вооружение новейшего крейсера скорострельными орудиями с патронами бездымного пороха. Надо было или применить к 203-мм орудиям бездымный порох, или заменить их. Удивило адмирала [129] и то, что такой современный корабль, как «Рюрик», был вооружен устарелыми минными аппаратами, стрелять из которых можно лишь при скорости не более 10 уз. Их, конечно, тоже следовало заменить новыми аппаратами совкового типа.

29 октября 1897 г. эскадра снова отправилась для обхода корейских портов: новый ее начальник, контр-адмирал Ф. В. Дубасов, хотел решить оставленную его предшественником задачу — выбрать для флота новую незамерзающую базу. После обстоятельного изучения и всесторонней оценки каждой из возможных баз Ф. В. Дубасов пришел к выводу, что для обеспечения русских интересов в Тихом океане и для противодействия вторжению Японии в Корею в качестве базы русского флота в Тихом океане безоговорочно должен быть признан порт Мозампо (Масан). Только он, расположенный на территории дружественной Кореи и имеющий прямое сухопутное сообщение с Россией, может обеспечить действительную свободу выхода в океан. Со всей категоричностью, основываясь на новых многочисленных фактах упорного проникновения Японии в Корею, адмирал предсказывал неотвратимость войны с этой державой, ослепленной стремлением стать властелином всего Востока. Но база в Мозампо не была создана. Вместо нее царское правительство, отказавшись от борьбы с японским проникновением в Корею, неожиданно переориентировалось на Порт-Артур. Была развернута бурная дипломатическая деятельность, завершившаяся соглашением от 15 марта 1898 г. (и дополнительным протоколом от 28 апреля) об аренде Россией Квантунского полуострова с портами Порт-Артур и Талиенван сроком на 25 лет. Такая поспешность была вызвана опасением, что Порт-Артур может захватить Англия (подобно тому, как в ноябре 1897 г. Германия захватила у Китая бухту Кяо-Чао). Это усилило бы влияние Англии в Китае и повредило бы дружеским русско-китайским отношениям. Свою роль сыграло также намерение вывести к Ляодунскому полуострову через территорию Китая участок строившейся Сибирской железной дороги, что обеспечило бы незамерзающий выход к океану. Одновременно, как думали в Петербурге, снималась бы и угроза военного столкновения с Японией (из-за Кореи), которого Россия старалась избежать, пока строилась транссибирская дорога.

Так или иначе, но 29 ноября 1897 г. начальник эскадры получил приказ на основании уже полученного разрешения китайского правительства направить отряд из трех кораблей в Порт-Артур и не допустить захвата его англичанами. Вслед за ушедшими туда крейсерами «Адмирал Нахимов», «Адмирал Корнилов» и канонерской лодкой «Отважный» с такой же целью были отправлены в Талиенван крейсер «Дмитрий Донской» и канонерские лодки «Сивуч» и «Гремящий». Наконец, и сам начальник эскадры, которого не нашли нужным проинформировать о переговорах относительно аренды, 23 января 1898 г. по приказу из Петербурга вышел в Порт-Артур с крейсерами «Память Азова» и «Рюрик», имея задачу осмотреть порт и дать свое заключение. Телеграммой от 2 марта Ф. В. Дубасов сообщал свое отрицательное мнение о практических неудобствах и стратегической непригодности этой базы, отрезанной от отечественной территории.и удаленной от выхода в океан. Он указал также на опасность [130] находившегося рядом с Порт-Артуром незащищенного Талиенвана, который японцы уже однажды использовали для захвата Порт-Артура во время войны в 1894 г. Но в Петербурге, забыв про заповедь: «легко взять, трудно удержать», к мнению адмирала не прислушались, и 16 марта 1898 г. прибывший на «России» великий князь Кирилл Владимирович поднял на мачте Золотой горы Андреевский флаг. Порт-Артур стал русским портом.

В этой навязанной флоту крайне неудобной базе, почти дочиста разоренной недавно покинувшими ее японцами, эскадра оставалась до лета 1899 г., имея задание вести «беспрестанный надзор за движением и сосредоточением флотов Японии и Англии».

Все это время, несмотря на риск ослабления сил эскадры в критический момент, приходилось поочередно отправлять корабли на ремонт во Владивосток. Тяжким камнем на шее флота, в конце концов погубившим его, оказалось это приобретение. Оно влекло за собой разорительную жизнь «на два дома» с более чем 1000-мильной дорогой между ними в один конец, неоправданные расходы топлива и бесцельное изнашивание кораблей в походах на ремонт, огромные затраты на базирование в Порт-Артуре, углубление фарватеров и бассейнов, прорытие второго выхода, сооружение мастерских и дока, подрывало значение исконно русского порта Владивостока, развитие которого резко замедлилось. Замерло и развитие других портов и гаваней русского Приморья, ослабла охрана его побережья и природных богатств. Кораблей не хватало даже [131] для охраны бесценных котиковых, пушных и рыбных промыслов. Флот, покинув собственное побережье, оказался привязан к далекому и чужому Желтому морю. И горькой иронией оборачивалось сделанное в 1886 г. во Владивостоке заявление управляющего Морским министерством И. А. Шестакова о том, что этот порт навсегда останется главной базой флота и опорным пунктом русской государственности в Приморье, так как здесь Россия дошла «до естественных рубежей, далее которых нам идти незачем». Новые политики и «государственные люди» из окружения Николая II оказались неспособными оценить даже совет начальника эскадры о необходимости поддерживать дружеские отношения с китайским флотом и предоставить его кораблям постоянную стоянку в Порт-Артуре, создать условия для развития и поддержки еще сохранявшейся там китайской морской школы, учредить в Китае по примеру других держав должность русского военно-морского агента.

В марте 1899 г. начальник эскадры, которому из страха потерять Порт-Артур запрещали покидать его, не без труда добился от начальства разрешения на посещение Японии нуждавшимися в ремонте кораблями. В Нагасаки с этой целью оставили «Рюрик», а начальник эскадры на «России» вместе с крейсером «Дмитрий Донской» перешел в Иокогаму. Японские власти, довольные «новой политикой» России в Корее, встретили русские корабли с исключительным радушием: адмирала со штабом и командиром дважды принимали император и императрица, даже традиционный праздник «Цветения вишен» был перенесен на более ранний срок, чтобы русские успели его увидеть до ухода.

Ремонт остальных кораблей задерживался чиновниками Министерства иностранных дел. Насущная необходимость в ремонте кораблей и невозможность таких работ в Порт-Артуре все же заставили пойти на риск: в мае в Нагасаки отправили для ремонта крейсер «Память Азова» [132] и броненосец «Сисой Великий», а в июле начальник эскадры с крейсерами «Россия», «Рюрик», «Адмирал Корнилов» и «Владимир Мономах» после захода в Нагасаки перешел во Владивосток.

Безрадостные и прежде условия базирования и ремонта в этом главном отечественном порту были в 1899 г. просто отчаянными. Порт безнадежно «зашивался» с ремонтом кораблей резко увеличившейся эскадры. Раньше капитальный ремонт кораблей после трех лет плавания в Тихом океане выполнялся на Балтике, теперь же после 6 лет плаваний ремонт приходилось делать во Владивостоке. Но «без материалов работать невозможно, а в Порт-Артуре их нет и во Владивостоке их недостаточно», — телеграфировал в Петербург начальник эскадры. Выручали лишь частный поставщик А. М. Гинзбург да японские заводы, без которых, писал Ф. В. Дубасов, большая часть кораблей «не могла бы теперь двигаться». В таких условиях в случае разрыва отношений с Японией эскадра немедленно окажется «в безвыходном положении». А из Петербурга вместо денег, станков и материалов отвечали советами В. П. Верховского шире привлекать к ремонтным работам экипажи кораблей. Но объем этих работ, отвечал начальник эскадры, так велик, что метод, предлагаемый В. П. Верховским, «не доведет суда до исправности... не оставит времени боевому обучению, превратив команды в плохих мастеровых и плохих матросов».

Такова была объективная картина, существенно не менявшаяся до самой войны 1904—1905 гг. Развернув обширную программу кораблестроения, царизм рассчитывал одним фактом сосредоточения мощного флота побудить Японию к сдержанности в своих притязаниях на Азиатский материк. О войне с ней в Петербурге не думали, рассчитывая уладить все конфликты с помощью дипломатии и политических комбинаций. Требования начальников эскадры об ассигнованиях на плавания, ремонты, боевую подготовку и новейшую технику (радио, дальномеры, оптические прицелы и т. д.) безжалостно урезались. А заодно «урезали» и слишком беспокойных начальников эскадры, чрезмерно докучавших такими требованиями. 31 июля 1899 г. Ф. В. Дубасов передал во Владивостоке командование эскадрой новому ее начальнику вице-адмиралу Я. А. Гильтебрандту{75}.

Эскадра, по существу, оставалась еще чисто крейсерской. Ее составляли крейсера «Рюрик» (флаг начальника эскадры), «Россия», «Память Азова», «Дмитрий Донской», «Владимир Мономах», «Адмирал Корнилов», «Разбойник» (парусно-паровой клипер), мореходные канонерские лодки «Манджур», «Гремящий», «Кореец», «Бобр» и «Сивуч», минные крейсера «Всадник» и «Гайдамак». Два эскадренных броненосца — «Сисой Великий» (флаг контр-адмирала М. Г. Веселаго) и «Наварин» (флаг контр-адмирала О. В. Старка) присоединились к эскадре немногим более года назад.

4 августа Я. А. Гильтебрандт вышел на «Рюрике» в Порт-Артур, который произвел на него, как он отозвался, «весьма грустное впечатление». 16 августа «Рюрик» с начальником эскадры был уже в Фузане (Пусан): предстояло довершить начатое еще Ф. В. Дубйсовым дело о приобретении в Мозампо участка земли для угольного склада эскадры. [133]

Но Япония, все энергичнее бравшая под свой контроль Корею и уже давно имевшая там свои войска и огромную армию торгово-промышленных агентов и советников, с легкостью парализовала действия русских представителей: все участки побережья, которые пытались купить русские, почему-то непременно уже оказывались приобретенными или перекупленными японцами. Дело затягивалось надолго и кончилось безрезультатно, а Я. А. Гильтебрандт уже 17 августа должен был на «Рюрике» перейти из Фузана в Нагасаки для приема угля: посланник в Китае телеграфировал о возникшем здесь опасном обострении отношений с Англией.

В эти дни перед лицом ответственных политических задач, изложенных в обширной инструкции ГМШ, и несоответствия этим задачам скромного состава эскадры, условий ее базирования и ремонта Я. А. Гильтебрандт обращается с программной докладной запиской к управляющему Морским министерством. В ней говорилось: «Япония стоит во всеоружии, судостроительная ее программа заканчивается в 1900 г., порта оборудованы блестяще, имеется 12 сухих доков для больших судов; Китай до жалости беспомощен... (...)Не только почти все побережье Китая расхищено нашими европейскими соперниками, но главнейший из них, Англия, проникает дальше и дальше внутрь разлагающегося китайского государства, ставя всевозможные препятствия и усложняя ими всякое наше мероприятие» <20. С. 340>.

Далее автор записки указывает на то, что англичане всеми мерами восстанавливают японцев против России: редкий номер местной английской печати проходит без каких-либо инсинуаций и клеветы насчет России и русских. Как в Крымской войне Англия стремилась, к уничтожению Черноморского флота, так и теперь она ставит главной своей целью истребление русской эскадры Тихого океана и устранение тем самым «всякого политического и экономического значения нашего на здешних берегах». В борьбе с соединенным англо-японским флотом эскадра наша, «разнотипная и малочисленная», окажется в критическом положении. Конечно, эскадра сослужит свою службу, но гибель ее при подавляющем перевесе сил будет, по-видимому, неизбежна. «Но это ли только нужно родине, чтобы флот русский погиб не иначе как со славою? Не славная гибель его нужна, а славная жизнь, оберегающая интересы государственные», — писал адмирал. Но для этого, напоминал он, «необходимы порты, капитально оборудованные, с достаточным числом доков, мастерских, с полными запасами для нужд плавающего флота и гавани, где бы могли найти убежище пораненные в бою корабли». Гавань такая имеется только одна — во Владивостоке, доков на весь театр — два, да и те в расстоянии один от другого свыше 1000 миль, порты ни запасов, ни плавучих средств для обслуживания эскадры не имеют, мастерские портов с их «пагубно малым числом станков и инструментов» быстрого восстановления и ремонта кораблей не обеспечивают.

«Выход из этого удручающего положения, выход, достойный нашей великой родины, может быть найден исключительно в правильной постановке нашей политики на Дальнем Востоке», — считал адмирал. А для этого надо «признать точно, без колебаний вновь народившуюся силу [134] Японии» и вступить с ней в такое соглашение, которое исключит ее союз с Англией. Сделать это можно, согласившись с фактом полного преобладания Японии в Корее, взамен чего следует выговорить право России на организацию базы русского флота на о. Каргодо (Кочжедо), вблизи Мозампо.

Но мысли адмирала шли вразрез с уже полностью сформировавшейся в Петербурге идеей о «жизненной» необходимости обладания Квантунским полуостровом как естественным выходом России к незамерзающим водам Тихого океана и конечному пункту великого сибирского железнодорожного пути, продолжением которого в океане будет служить коммерческий порт в Талиенване, охраняемый эскадрой в его военной базе — Порт-Артуре. Да и японцы, уже вполне утвердившиеся в Корее, не допускали даже мысли о каком-либо присутствии русских в Мозампо, которое они считали «Гибралтаром Корейского пролива». Инициатива адмирала, как и его предшественников, не имела успеха. А настаивать пока не поздно, на уходе из Порт-Артура он не решился.

Русский флот так и остался в условиях базирования на два порта, разделенных более чем 1000-мильным пространством чужих вод и берегов. Сомнительность базирования на Порт-Артур подтвердили и совместные маневры флота и сухопутных войск, проведенные весной 1900 г. по замыслу вице-адмирала Е. И. Алексеева, с августа 1899 г. — «главного начальника и командующего войсками Квантунской области и морскими силами Тихого океана». Наступающую эскадру составили «отряд десантной экспедиции» во главе с начальником эскадры (крейсера «Россия», «Рюрик», «Владимир Мономах», «Дмитрий Донской» и броненосец «Наварин») и блокирующий отряд: броненосцы «Сисой Великий» (флаг младшего флагмана), «Наварин», «Петропавловск», три канонерские лодки и два минных крейсера.

По оценке посредников, высадка сухопутного (более 1200 человек) и морского (455 человек) десантов 18 апреля была произведена успешно, оборонявшиеся войска под командованием генерал-майора А. М. Стесселя не успели подтянуть достаточно сил противодействия, а подходу подкреплений помешал огонь канонерских лодок. Успешно действовал и блокирующий отряд, отразив несколько атак миноносцев. В ходе маневров корабли приобрели опыт совместных ночных плаваний без огней и опыт блокадных действий, проверили в деле организацию службы, включая высадку и прием десанта, а также ряд нововведений, вроде кормовых огней с лампами минимальной силы света (до 5 свечей), фонарей с откидными дверцами для скрытой сигнализации и т. д.

В отчете о маневрах Я. А. Гильтебрандт подчеркивал крайнюю рискованность использования десанта из экипажей кораблей, боеспособность которых при отсутствии резерва морских команд сильно понижается. Опыт маневров убедил начальника эскадры в необходимости подчинения приморской крепости командованию флота. Этого требовали задачи обеспечения единства методов управления стрельбой, правил сигналопроизводства, организации опознания кораблей, обслуживания материальной части, четкого взаимодействия между береговыми батареями, минной обороной и кораблями эскадры. Но все эти доводы, подкрепленные ссылками на высказывания знаменитого германского фельдмаршала X. К. Б. Мольтке в 1886 г., на министерство не подействовали. Мнение адмирала, первым поднявшего вопрос о единстве командования флотом и базой, в Петербурге даже не обсуждалось.

Последующие события отвлекли эскадру от планомерной боевой подготовки и неожиданно заставили вспомнить опыт только что проведенных [135] маневров. Виной тому было боксерское восстание в Китае. Этим восстанием китайский народ, не надеясь на продажных сановников, попытался сам дать отпор все более бесцеремонно хозяйничавшим в стране иноземцам. Поводом для ответного военного вторжения европейских держав был захват восставшими иностранных дипломатических представителей. И хотя Россия с самого начала стремилась удержать карательный пыл иностранцев, особенно немцев, чей посланник был убит в Пекине, европейская солидарность и опасения сепаратных действий со стороны других держав заставили Россию принять участие во вторжении в Китай. Тогда же, под предлогом предотвращения дальнейших больших разрушений русской железной дороги, Россия ввела войска в Манчжурию (Маньчжурия).

К 20 мая 1900 г. на рейде порта Таку (Дату), морских ворот Пекина, собрались эскадры семи держав. Русский флот представляли броненосец «Сисой Великий», крейсер «Дмитрий Донской», канонерские лодки «Гремящий», «Кореец», минные крейсера «Всадник» и «Гайдамак». 24 мая на смену «Дмитрия Донского» пришел крейсер «Россия» под флагом начальника эскадры. В дальнейшем для перевозки десантных отрядов были привлечены чуть ли не все крупные корабли, включая броненосцы «Наварин» и недавно присоединившийся к эскадре «Петропавловск», крейсер «Адмирал Корнилов», а затем и пароходы Добровольного флота.

В перестрелке с батареями Таку 4 июня 1900 г. в составе речных сил союзных держав участвовали и оказавшиеся под особенно сильным огнем канонерские лодки «Бобр», «Гиляк» и «Кореец».

«Дело наших канонерок при Таку, по-моему, одно из самых замечательных в летописях морской войны», — писал непосредственный участник событий мичман с «Рюрика» П. А. Вырубов. «Рюрик», ушедший 7 мая во Владивосток за новым послом в Японии А. И. Извольским, заходил по дороге в Нагасаки, где простоял две недели, а затем после пятидневной стоянки во Владивостоке отправился с послом и его семейством в Иокогаму. Получив здесь известие о взятии Таку, «Рюрик» вышел во Владивосток, откуда 17 июня доставил в Порт-Артур сухопутные войска. Корабль, на котором летом должны были менять во Владивостоке гребные валы и капитально ремонтировать корпус, отправили в тяжелое изнурительное крейсерство в Формозский пролив конвоировать транспорты с войсками. 18 сентября «Рюрик» обеспечивал высадку союзников в Шанхай-гуане (Шаньхайгуань), где всю ночь освещал побережье своими прожекторами. И только к концу года корабль поставили на ремонт.

Показательны выводы, сделанные вице-адмиралом Е. И. Алексеевым по окончании операций. Он указывал лишь на недостаток в составе эскадры разведчиков, миноносцев, канонерских лодок и крейсеров (без которых о полезном крейсерстве немыслимо было и думать). Общих же оценок и предложений, касающихся повышения боеготовности и пополнения главных сил, Алексеев не дал. Военного столкновения с Японией он, в отличие от начальников эскадр, по-видимому, не ожидал.

Зная как бывший начальник эскадры крайнюю слабость ремонтной и судостроительной базы флота и негодность всей системы ремонта, [136] адмирал правильно указывал на необходимость узаконить капитальный ремонт кораблей, выделив для этого специальные средства и время с выводом корабля из строя. Но коренного усиления или перевооружения ремонтной базы, как это было сделано в 1885 г. при И. А. Шестакове, когда во Владивостоке вместо прежних мастерских был построен современный механический завод, адмирал не предлагал. Речь шла лишь о том, чтобы выделить деньги для быстрого сооружения в Порт-Артуре двух доков и «вообще возможно быстрее развить его средства». Как и прежде, приходилось изворачиваться, добывая материалы и инструменты на японских и даже гонконгских предприятиях. Лишь изредка, после упорных напоминаний, добивались заказов, сделанных и, как правило, урезанных в Петербурге.

В полной мере все это преступное легкомыслие властей предстояло почувствовать с начала 1901 г., когда после затянувшейся кампании корабли начали поочередно становиться на ремонт.

§27. В кампании и на ремонте

За пять лет службы на Дальнем Востоке «Рюрик» стал ветераном эскадры, наплавал без малого 100 000 миль и сжег в топках до 50 000 т угля. Многое на корабле износилось, требовали ремонта его корпус и механизмы, а гребные валы — замены. Внушительным был перечень предложений по усовершенствованиям, накопленных сменявшими один другого командирами крейсера. Корабль нуждался в модернизации.

Известие о предстоящем ремонте крейсера во Владивостоке было встречено на корабле без энтузиазма. Немало было сказано о «недомыслии наших петербургских рамолиментов»{76}, обрекавших корабль на затяжную и небезвредную для его корпуса более чем полугодовую зимнюю стоянку на блоках и клетках в доке, а офицеров — на долговременное и разорительное в условиях владивостокской дороговизны береговое содержание <3>. Распадалась и сдружившаяся за время плавания кают-компания этого лучшего, как с гордостью писал мичман П. А. Вырубов, корабля эскадры: часть офицеров в силу извечного некомплекта расписывали на другие корабли. Действительно, не в пример крейсеру «Память Азова», с ремонтом которого в Нагасаки в 1898 г. справились за два месяца, «Рюрик», окончив кампанию в декабре 1900 г., пробыл в ремонте более полугода. К неудобствам затяжных работ присоединились и такие чисто бытовые, как отсутствие отопления и освещения. В доке не было водопровода пресной воды, и пополнять ее запасы для питья команды приходилось с помощью ушатов, которыми каждый день вооружались специально выделяемые для этого наряды матросов. В довершение всего сам док нуждался в ремонте из-за критического состояния его бетонной облицовки, которую начали заменять гранитной.

Тем не менее хотя и не очень быстро, но ремонтные работы на корабле развернулись повсеместно: меняли гребные валы, чинили руль, по всей длине корпуса исправляли основательно пострадавшую медную обшивку, под тараном в носовой части растаскивали по днищу дока и очищали якорные цепи и якоря. На палубе обновляли рангоут, который, наконец [137] -то вследствие большого износа и сомнительной эффективности решили, так же как на крейсере «Память Азова», освободить от всех парусов и соответственно облегчить. Правда, МТК, признавая «современное стремление на наших боевых судах уменьшать рангоут и парусность», полностью отказаться от парусов все же Не решился. Предложено было, сохранив прежние стальные мачты, уменьшить площадь парусов до 700 кв.м, приняв схему вооружения с деревянными стеньгами и реем только на фок-мачте (по примеру крейсеров «Россия» и «Память Азова»).

О предполагавшейся в 1897 г. замене огнетрубных котлов водотрубными, (и об усилении защиты артиллерии за счет экономии веса, которую дала бы такая замена) уже не было и речи. Чтобы увеличить надежность подачи боеприпасов в случае повреждения элеваторов,по предложению командира крейсера оборудовали вблизи них герметичные горловины с проводкой подъемных талей для ручной подачи. После более чем годичной переписки начальника эскадры с МТК получили разрешение и начали устанавливать броневые колосники для защиты во время боя машинных люков. Для подъема крышек такого рода (весом по 500 кг) приспособили тали, а для сообщения машинных отделений с жилой палубой во время боя предусмотрели запасные выходы. На грот-мачте перестроили площадку, на которой устанавливаются прожектора, чтобы они могли действовать в ночном бою. Заменили и старые прожектора. В системе вентиляции погребов боеприпасов были заменены 16 маломощных и износившихся электрических вентиляторов. Вместо медных шкентелей, неоднократно рвавшихся, установили заказанные в Кронштадте медные цепи.

Долгих предварительных выяснений и оживленной переписки стоила и установка на «Рюрике» электрического привода к золотнику паровой рулевой машины и электрических указателей положения пера руля (такой привод, установленный при постройке, оказался непрактичным). Техническими требованиями к таким устройствам не располагали и в МТК. По счастью, на броненосце «Наварин» благодаря настойчивости энтузиаста электротехники лейтенанта А. А. Реммерта была уже доработана и надежно действовала система электрического управления рулем с помощью электродвигателей французской фирмы «Сотер и Харле». Эту систему и предложили установить на «Рюрике» и «России» при содействии А. А. Реммерта{77}, ставшего теперь флагманским минным офицером эскадры. 6 июля 1899 г. МТК (журнал № 103) согласился с этим решением и разрешил сделать заказ на электродвигатель фирме «Сотер и Харле». Необходимый в качестве резервного валиковый привод рекомендовалось для сохранения его работоспособности контролировать «возможно чаще», а впоследствии заменить его гидравлической системой инженера Балтийского завода Пайдаси, испытанной на «Храбром».

Разрешалось заказать и прибор лейтенанта Колокольцева для указания положения пера руля. Однако сменивший Ф. В. Дубасова новый начальник эскадры Я. А. Гильтебрандт, опасаясь за качество прибора, изготовленного в полукустарных мастерских Владивостока, в октябре 1899 г. просил МТК заказать для «Рюрика» систему Гейслера, уже проверенную на «России» и броненосцах «Петропавловск» и «Полтава». [138]

Ко времени прихода эскадры из Порт-Артура во Владивосток «Рюрик» 27 июня начал кампанию, находясь еще в доке. Новые валы были уже установлены, дело оставалось за соединительными муфтами, при посадке которых образовался зазор около 37 мм. МТК потребовал строгого соблюдения технических требований, и муфты пришлось с неимоверными усилиями срубать на валах. Новые муфты установили в горячем состоянии, но после остывания от чрезмерных внутренних напряжений одна из них раскололась. Муфту с Балтийского завода могли доставить не ранее чем через три месяца, поэтому 6 июля «Рюрик» освободил док для ожидавшего своей очереди «Адмирала Нахимова». Констатируя, что работа оказалась не по плечу «слабым техническим силам порта», новый (с сентября 1900 г.) начальник эскадры вице-адмирал Н. И. Скрыдлов просил для установки муфт командировать специалистов, а с каждой заказанной муфтой присылать несколько запасных болванок из прессовой стали, чтобы мастерские Владивостокского порта в случае новой неудачи могли выполнить их расточку на месте.

Плавание под одним из двух имевшихся винтов оказалось вполне сносным, и, выйдя 12 июля под флагом начальника эскадры в Амурский залив, «Рюрик» по 1 августа успешно выполнил весь комплекс боевой подготовки, включая и стрельбы из учебных стволов. Тревоги и учения, проведенные Н. И. Скрыдловым, убедили его, что время, отведенное крейсеру на учебу, было проведено «с видимой пользой». Благодаря таким результатам было решено оставить корабль в кампании и поручить ему тренировки комендоров кораблей, остававшихся в резерве. До ухода эскадры «Рюрик», приняв очередную партию комендоров-практикантов, регулярно уходил на неделю-две к месту своей постоянной в это лето стоянки — в Амурский залив, где вновь и вновь отрабатывал учебные стрельбы. Опыт такого плавания был очень кстати для корабля, проведшего в бездействии целый год и потерявшего за это время значительную часть обученного экипажа из-за увольнения в запас отслуживших срок матросов. Прием около 1000 человек молодых матросов Сибирского экипажа последнего призыва не устранил (несмотря на задержку увольнения матросов-специалистов) некомплекта по эскадре, составлявшего до 200 человек.

17 июля 1901 г., завершив плавание, вошел на Владивостокский рейд «Громобой». По итогам инспекторского смотра корабля, проведенного на следующий день начальником эскадры, крейсер оказался «вообще в порядке», но, по мнению адмирала, недостаточно интенсивно (как и ранее прибывшие броненосцы «Полтава» и «Севастополь») использовал время плавания «в учебном отношении». Упоминалась тут и единственная за время похода стрельба, выполненная лишь по выходе из Нагасаки, да и то по приказанию адмирала. Суровым был и отзыв адмирала о состоянии машин крейсера, которые «не осматривались и не перебирались с ухода из Кронштадта».

Действительно, их пришлось подвергнуть во Владивостоке основательной двухмесячной переборке. Из других неисправностей важнейшими оказались неполная (около 50 % проектной) производительность испарителей, вследствие чего, по отзыву адмирала, крейсер постоянно испытывал «чрезвычайные затруднения» в снабжении питательной водой котлов и вынужден был приобретать ее «в огромном [139] количестве». Комиссия порта считала, однако, что виноваты не испарители, а личный состав крейсера во главе со старшим механиком, допускавшие большую утечку воды через неисправные фланцы труб. Впрочем, в холодильниках число неисправных трубок (300!) признали незначительным неприятности с холодильниками на всем флоте были постоянными. Отмечались трещины в четырех (из десяти) донках Бельвиля и перегревание электрического шпиля. По донесению адмирала, выхаживание якоря вручную происходило быстрее, чем при работе шпиля, который мог действовать только на малой скорости и его часто приходилось останавливать.

К недостаткам крейсера была отнесена и чрезмерная облегченность его корпуса, вследствие чего при большой его длине на высоких скоростях возникала «чрезвычайно сильная вибрация оконечностей», угрожавшая его прочности и представлявшая, по-видимому, «немалую помеху» при стрельбе из носовых и кормовых орудий. Трехнедельная стоянка в доке (с 6 октября) в общем подтвердила практичность новой (по образцу крейсеров «Паллада», «Диана», «Аврора») упрощенной однослойной деревянной обшивки с креплением ее к корпусу сквозными бронзовыми болтами. Несмотря на полугодовое плавание в сложных условиях, потребовали замены лишь несколько брусьев фальшкиля, досок обшивки и медных листов.

Последним из пришедших летом во Владивосток кораблей стал в док крейсер «Россия». На нем предстояло выполнить ремонт подводной части корпуса, забортной арматуры и гребных валов, которые, как и на «Рюрике», могли иметь значительный коррозионный износ. Но опыт зимнего ремонта «Рюрика» заставил, как это когда-то предсказывал мичман П. А. Вырубов, отказаться от малопродуктивной зимней стоянки в необорудованном доке и отложить работы по замене валов до весны. В связи с этим начальник эскадры в строевом рапорте докладывал, что аттестация владивостокских мастерских «на степень первоклассного адмиралтейства» еще «далеко впереди». Чтобы увеличить производительность работ, приходится около каждой специализированной мастерской экстренно сооружать такую же мастерскую увеличенных размеров, но до готовности их оставался еще не один год и работы подчас приходилось вести в расположенных рядом шалашах, пригодных лишь для летнего времени. Замечательно, что при явном превосходстве технического оснащения Владивостокского порта над Порт-Артурским адмирал отдавал предпочтение, очевидно не успевшим обюрократиться, мастерским Порт-Артура, в которых «живое дело меньше затрудняется бумагами и перепиской», как это «вошло в порядок»{*40} отечественных казенных адмиралтейств, включая и Владивостокское.

28 июля 1901 г. «Громобой», подняв флаг начальника эскадры, вышел в море для стрельбы из орудий малых калибров и минами на ходу, выявившей полезный эффект патронов фосфористого кальция, которыми были снабжены мины новейшего образца. Поиск всплывшей мины значительно облегчался благодаря облаку дыма, который образовывался при взаимодействии кальция с водой.

До конца июля крейсер оставался в Амурском заливе, занимаясь учениями и стволиковыми стрельбами. 9 августа крейсеру сделал смотр [140] командующий морскими силами в Тихом океане адмирал Е. И. Алексеев, прибывший во Владивосток на крейсере «Адмирал Корнилов».

20 августа «Россия» под флагом начальника эскадры провела в море первую «примерно-боевую» стрельбу. 27 сентября «Россия» (флаг начальника эскадры) и «Рюрик» вместе с другими кораблями вышли в море для эволюции и приняли участие в четырехдневных маневрах сухопутных войск, проводившихся 1-м Сибирским корпусом под командованием генерал-лейтенанта Н. П. Линевича. Десант численностью до 1200 человек высаживали с броненосцев, крейсера выполняли разведку и высадку отвлекающего корабельного десанта. В пути встретили направлявшиеся с визитом во Владивосток японские крейсера «Ивате», «Касаги» и австрийский «Мария Терезия». На приемах и на балу, данном на крейсере «Громобой», японский адмирал Ито, европейски образованный, долгое время служивший в Париже, не скупился на любезности и уверения в дружбе со своим северным соседом. Японских гостей вскоре сменили итальянские: «Витторо Пизани» (под флагом контр-адмирала графа Кондиани) и «Фиерамоцци», которые посетили залив Посьета.

Пользуясь благоприятной погодой, корабли эскадры продолжали боевую подготовку, отрядами или порознь выходя в море для маневрирования и стрельб. 2 сентября «Громобой» и «Рюрик» в присутствии адмирала провели первую для них контргалсовую стрельбу — одно из самых интересных и поучительных упражнений, требовавших особого внимания и быстрой реакции при расхождении кораблей на близком расстоянии.

6 октября эскадра в составе броненосцев «Петропавловск» (флаг начальника эскадры), «Полтава» и «Наварин» вышла в Порт-Артур, совершив обход корейских портов. Повсюду наблюдалось активное проникновение японцев в Корею: новые здания правлений и новые пристани японской пароходной компании, налаженный местный каботаж ее пароходов с рейсами до Владивостока, японские телеграф, школа, казармы японских солдат, размещаемых небольшими группами по окрестностям. Из русских представителей в Гензане (Вонсан), например, оказался лишь агент пароходства Общества Восточно-Китайской железной дороги (ОВКЖД). На подходе к Порт-Артуру эскадра провела большие маневры, имитируя блокаду Порт-Артура неприятельским флотом.

Под флагом младшего флагмана контр-адмирала Г. П. Чухнина 13 ноября пришел в Порт-Артур крейсер «Громобой». Вместе с эскадрой он участвовал в трех (3—5 дней каждое) особенно тяжелых учебных походах, когда почти все время плавание и маневры кораблей осложняли то скрывавшая мателоты{78} метель, то заволакивающий горизонт непроницаемый туман. Особенно тяжело приходилось миноносцам, до самых дымовых труб непрерывно обдаваемым ледяными брызгами.

Опыт этих совместных плаваний позволил начальнику эскадры говорить о неудовлетворительных эволюционных качествах «Громобоя», выразившихся в очень большом радиусе циркуляции. Как считал адмирал, это не позволяло ставить «Громобой» (в отличие от «России») в общую линию эскадры и заставляло держать его в походе вне строя в качестве разведчика (недостаток, который в войне как-то не проявился...). [141]

12 декабря гарнизон и флот провожали в Россию отряд кораблей, вынесших на себе основную тяжесть освоения нового театра. Артур покидали ветераны, первыми пришедшие на его рейд: броненосцы «Сисой Великий», «Наварин» и крейсера «Дмитрий Донской», «Владимир Мономах», «Адмирал Корнилов». Отряд возглавлял контр-адмирал Г. П. Чухнин.

С первого декабря и до дня ухода прощальные обеды следовали один за другим. «Насколько была холодна и неприветлива артурская погода, настолько же были теплы и сердечны устроенные Артуром проводы нашей эскадры», — писал отслуживший свою службу на «Рюрике» мичман П. А. Вырубов <3. С. 75>. И вот настал день, когда остававшиеся корабли вышли в море и пройдя 10 миль, повернули навстречу уходившему из Порт-Артура отряду. Вскоре на контркурсах на расстоянии 180—300 м две колонны кораблей сошлись. Краткий, волнующий миг прощания, приветственные возгласы, торжественный гром салютов флагманских броненосцев — и корабли расходятся в сумрачной зимней мгле. Многие — навсегда и каждый — навстречу своей судьбе.

Наступившая суровая зима с необычно обильными снегопадами сделала стоянку на внешнем Порт-Артурском рейде, как писал начальник эскадры, бесполезной. Из-за волнения на открытом внешнем рейде прекратилось даже сообщение с берегом. Для продолжения программы плавания «Петропавловск» и «Полтава» 20 декабря отправились в Японию, а оставшиеся крейсера «Громобой» (флаг младшего флагмана контр-адмирала К. П. Кузьмича), «Рюрик», «Адмирал Нахимов» и броненосец «Севастополь» вошли во внутренний бассейн.

Первым кораблем, построенным по новой судостроительной программе 1898 г., стал крейсер «Варяг», прибывший 13 февраля 1902 г. в Нагасаки. На нем поднял флаг контр-адмирал К. П. Кузьмич, а доставивший его из Порт-Артура в Нагасаки «Громобой» отправился во Владивосток. Здесь ему пришлось вступить в вооруженный резерв: тем самым высвобождались средства, необходимые для плавания «Варяга». Такими «маневрами», обеспечивающими каждому кораблю возможность практических плаваний, начальнику эскадры приходилось заниматься постоянно.

В марте и апреле к эскадре, возобновившей интенсивные учения, стрельбы и маневры в море, присоединились заградители «Амур» и «Енисей», броненосец «Пересвет», а в мае — пришедший из Владивостока (через Нагасаки) крейсер «Россия». «Громобой» задержали во Владивостоке непредвиденные обстоятельства: 23 апреля при вводе его в док в момент посадки на киль-блоки начали деформироваться днищевой набор и котельные фундаменты, дала трещину переборка на 36-м шпангоуте. Пришлось немедленно откачать воду и вывести крейсер из дока. Комиссия под председательством командира «России» капитана 1 ранга П. И. Серебренникова обнаружила ряд повреждений в наборе крейсера и разрывы болтов котельных фундаментов, из чего был сделан вывод, что корпус крейсера и раньше испытывал в доках недопустимые напряжения. Свою роль могли сыграть неправильная установка кильблоков из-за неисправности днища дока, а также то, что крейсер входил в док чуть ли не с полными запасами. По мнению комиссии, МТК следовало [142] составить перечень грузов, с которыми допустим ввод крейсера в док, ибо в данном аварийном случае нагрузка была такой, что «грозила полным разрушением корпуса». Со своей стороны, начальник эскадры считал главной причиной аварии «недостаток технических знаний у корабельных инженеров Владивостокского порта», хотя, конечно, был согласен с тем, что давно пора выработать подобную инструкцию по вводу новейших кораблей в док, подобно тому, как это было сделано в свое время для деревянных кораблей.

Боевая учеба, прерванная походом в Чифу, имевшим целью продемонстрировать в иностранном порту внушительный состав эскадры, продолжалась до конца мая. В поход во Владивосток для докования отряд крейсеров («Рюрик», «Россия», «Адмирал Нахимов») под командованием контр-адмирала К. П. Кузьмича вышел 30 мая, а 4 июня во Владивосток (и тоже с заходом в Японию) ушли четыре броненосца. «Варяг» (артурский док имел достаточные для него размеры) оставляли в Желтом море.

§28. Крейсера готовятся к бою

23 июня 1902 г. «Рюрик», «Россия» и «Громобой» вместе с флотом, стоявшим на Владивостокском рейде, отмечали 100-летие со дня рождения адмирала П. С. Нахимова. После молебна 17 выстрелами салютовали адмиральскому флагу, поднятому на крейсере «Адмирал Нахимов». Этой церемонией флот отдавал дань памяти герою Синопа и Севастополя, присягал на верность его неугасимому духу, традициям чести, доблести и славы.

В честь славного юбилея у начальника эскадры для высших чинов флота и армии состоялся завтрак, вечером в морском собрании — большой бал. На следующий день возобновили учения: крейсера — в Уссурийском заливе, броненосцы — в Амурском. «Рюрик» перед вводом в вооруженный (с 1 июля) резерв успел провести первую «примерно-боевую стрельбу». 27 июня в Амурском заливе состоялась 25-мильная гонка минных катеров, на следующий день на виду у всей эскадры на пятимильную гонку вышли корабельные паровые катера. Затем парусную гонку на приз имени П. С. Нахимова провели лучшие гребные шлюпки эскадры. Первым этот только что учрежденный ежегодный приз для эскадры Тихого океана выиграл барказ крейсера «Россия»..

Выполнив полугодовую программу боевой подготовки, большая часть кораблей вступила в вооруженный резерв, который для кораблей 1 ранга с 1902 г. должен был составлять 36 мес в году!

Эта была заданная свыше своего рода норма бездействия — что-то вроде вмененных эскадре 36 «корабле-месяцев» (по аналогии с человеко-часами) стоянки на приколе. Поскольку простейший способ ее выполнения — на весь год оставить без плаваний три корабля — был, понятно, неприемлем (корабли, действительно, стали бы за это время плавучими казармами, на которых, как писал В. И. Семенов, «живут, скучая и ссорясь между собой, господа и мужики, одетые в морскую форму»), то начальнику эскадры, испытывая постоянное раздвоение личности, приходилось «разбрасывать» эту норму на все корабли. Сверх этой нормы были и другие, требовавшие экономии угля, воды, снарядов, смазочного масла и т. д. В результате, по словам В. И. Семенова, «хорошо, если за весь год [143] наберется дней двадцать ходовых...» (В. И. Семенов. Флот и морское ведомство до Цусимы и после. Спб. — М., 1911. С. 30). Такая форма казенной экономии, как без обиняков докладывал начальник эскадры, имела исключительно отрицательное значение. Из-за нее расстраивался слаженный механизм эскадры, из-за нее, при невозможности плавать постоянно, корабли теряли приобретенные навыки, увеличивалась вероятность аварий и поломок механизмов.

За время стоянки, учений в Амурском заливе и поочередного докования кораблей эскадры Владивосток посетили под адмиральскими флагами корабли германского (крейсер «Ганза»), итальянского (крейсер «Марко Поло»), американского (броненосец «Кентукки») и французского (целый отряд во главе с крейсером «Энтрекастри») флотов.

8 августа начальник эскадры вице-адмирал Н. И. Скрыдлов, исполнявший обязанности командующего морскими силами в Тихом океане, на крейсере «Россия» прибыл в бухту Америка, чтобы ознакомиться с перспективами использования флотом Сучанского угольного месторождения. 11 августа в двухнедельное северное плавание под флагом К. П. Кузьмича ушел крейсер «Громобой». Пора было показать свой флаг в собственных водах, которые, как напоминал начальству в своих донесениях Н. И. Скрыдлов, иностранные корабли посещают каждое лето. Крейсер побывал в Корсаковском и Александровском постах на Сахалине, в заливах Де-Кастри и Св. Ольги, в Императорской Гавани — у берегов, которые помнили первые русские крейсера, где отдавали якоря фрегаты «Паллада», «Аврора» и транспорт «Байкал».

Крейсер «Россия» и броненосец «Севастополь» возобновили проводившиеся ранее опыты радиосвязи, достигавшей 25-мильной дальности. 30 августа состоялась смешанная шлюпочная гонка (по желанию — на веслах или под парусами), в которой приняли участие шлюпки американского крейсера «Нью-Йорк». Первой, обойдя о. Аскольд за 2 ч 11 мин, закончила дистанцию баржа{79} начальника эскадры, показавшая скорость 6 уз. 6 сентября минные катера «Рюрика» и «Громобоя» участвовали в проводившемся Владивостокской крепостью маневре контрминирования пролива Босфор Восточный.

С 19 сентября оживились регулярные выходы кораблей в Амурский залив. У мыса Ломоносова, в соответствии с только что выработанными правилами, провели первую на эскадре состязательную стрельбу. Приняв на корабли офицеров Владивостокской крепости, утром 20 сентября по просьбе генерал-губернатора и командующего войсками генерала от инфантерии Н. И. Гродекова эскадра в строе кильватерной колонны, сделав четыре галса, выполнила условный обстрел крепостных укреплений Амурского залива. Днем, спустив буксируемые щиты, с расстояния от 600 до 900 м между колоннами провели состязательную контргалсовую стрельбу.

В полночь 24 сентября крейсер «Рюрик» начал кампанию и в тот же день в отряде крейсеров вместе с «Громобоем» и «Россией» под флагом начальника эскадры вышел в море. Утром 26 сентября пришли в Нагасаки и немедленно начали приемку угля: крейсерам предстоял еще ни разу не практиковавшийся в русском флоте исключительный по продолжительности 600-мильный пробег полным ходом до самого Порт-Артура. Рекомендованные МТК шестичасовые пробеги полным ходом (не [144] чаще одного раза в полгода), по мнению Н. И. Скрыдлова, не позволяли всерьез проверить выносливость и навыки экипажей.

Пробег начался 27 сентября в открытом море, когда от Нагасаки удалились на 60 миль. К утру 28 сентября корабли непроизвольно образовали строй пеленга. В 6 милях впереди и справа «России» гонку возглавил «Громобой», позади слева «России» на таком же расстоянии держался «Рюрик». Густой черный дым из труб от американского кардифа, принятого во Владивостоке, застилал весь горизонт. К вечеру постепенно отстававший «Рюрик» потеряли из виду. Гонка продолжалась всю ночь.

В 4 ч утра 29 сентября «Громобой» сигнализировал, что прошел траверз скалы Энкоунтер — условный финиш пробега; через полчаса закончила пробег «Россия». Перешли на экономический ход, и в 7 ч утра «Россия» встала на бочку на внешнем Порт-Артурском рейде. «Рюрик» пришел в 7 ч 30 мин. Не скоро улеглось возбуждение в экипажах, вызванное этой гонкой. Доволен был и начальник эскадры, убедившийся в надежности своих машинных команд. Конечно, были и утомление, выражавшееся «особой бледностью лиц», учащенный пульс у кочегаров, перекидавших каждый за 30 с лишним часов не один десяток тонн угля, но отзывы врачей были обнадеживающими. Как докладывал командир «Громобоя», его матросы могли бы, если надо, хоть сейчас повторить пробег. Успешно справились и с неполадками, заставившими на «Громобое» трижды (из-за нагревания подшипников) стопорить машины и ненадолго выводить из действия один котел, чтобы заменить вырванный хвостовик питательной трубы пароводоочистителя. Средняя скорость пробега крейсера составила 17,21 уз, т. е. почти на 3 уз меньше, чем на приемных испытаниях.

В последовавшей затем гонке броненосцев первым, как и следовало ожидать, был новый «броненосец-крейсер» «Пересвет» (флаг младшего флагмана К. П. Кузьмича), показавший на 566-мильном пробеге среднюю скорость 15,7 уз (тоже на 3 уз меньше, чем на испытаниях). Такова была степень зависимости скорости кораблей-угольщиков от названных ранее факторов, среди которых немалая роль принадлежала расторопности и выносливости кочегаров и качеству угля на их лопатах.

29 октября 1902 г. эскадра (уже под командованием контр-адмирала О. В. Старка, сменившего Н. И. Скрыдлова) собралась на Талиенванском рейде, чтобы подвести итоги боевой учебы уходящего года.

В четыре линии встали крейсера «Россия» (флаг начальника эскадры), «Громобой», «Варяг», броненосцы «Пересвет», «Севастополь», «Полтава», заградители «Амур», «Енисей», канонерская лодка «Гремящий», крейсера «Разбойник», «Забияка», эскадренные миноносцы «Боевой», «Бесстрашный», «Бесшумный», «Беспощадный», «Лейтенант Бураков» и отряд номерных миноносцев № 203, 204, 210, 211 во главе с минным крейсером «Всадник». В 9 ч утра в центре встал «Рюрик», пришедший из Порт-Артура под флагом командующего морскими силами. Адмирал Е. И. Алексеев приступил к проверке боевой готовности кораблей начиная с крейсера «Россия». Один за другим корабли исполняли все полагающиеся по уставу тревоги и учения. [145]

На следующий день, приняв на корабли в качестве гостей большую группу сухопутных офицеров, отряды броненосцев и крейсеров на расстоянии 550—900 м друг от друга провели контргалсовую стрельбу, после чего, увеличив расстояние до 1,5 км, начали переговоры по радио. Наибольшим расстоянием для этого вида связи, установленным броненосцем «Севастополь», оказалось 14 кб. Докладывая о широком и повсеместном применении радио на эскадре, О. В. Старк напоминал начальству, что пока радио в основном служит средством рейдовой связи и для его уверенного использования в море необходимо «улучшить и совершенствовать приборы Дюкрете, а главное, изменить схемы соответственно последним требованиям науки»{*41}.

Всесторонняя проверка состояния боеготовности кораблей, включая торпедные стрельбы миноносцев, продолжались до 4 ноября, когда «Рюрик», держась вне строя возвращавшейся в Порт-Артур эскадры, продолжал вести с ней радиопереговоры. 10 октября 1902 г. флот провожал уходивший в Россию крейсер «Адмирал Нахимов», последний из кораблей — ветеранов эскадры. Старшим офицером на нем был начавший службу на «России» мичманом, а теперь уже дослужившийся до капитана 2 ранга великий князь Кирилл Владимирович. В последнем совместном походе эскадры 11 ноября ночью провели опытное испытание окраски минных катеров, чтобы проверить ее затем на миноносцах. Корабли, которым предстояло вступить в резерв, форсировали в море учения и стрельбы, крейсера готовились к переходу на зимовку во Владивосток.

В полночь 19 ноября «Громобой» под флагом контр-адмирала К. П. Кузьмича, «Россия» и «Рюрик» вышли в море. В Нагасаки корабли разделились: «Рюрик» по просьбе посланника должен был зайти в Иокогаму, чтобы своим присутствием привлечь иностранные корабли к празднованию тезоименитства Николая II. В Иокогаме «Рюрик» «получил изменение маршрута» и 22 декабря возвратился в Порт-Артур: эскадре был нужен крейсер для экстренных посылок, а единственный из оставшихся — «Варяг» — застрял в затянувшемся ремонте. Для посыльной службы явно недоставало малых кораблей.

Из-за беспокойной зимней стоянки на внешнем рейде Порт-Артура вся эскадра к праздникам Рождества Христова собралась в гавани: в восточном бассейне — броненосцы «Петропавловск» и «Полтава», канонерские лодки «Кореец» и «Отважный» (в доке) и миноносцы, в западном, только что углубленном для стоянки больших кораблей, — крейсера «Рюрик», «Варяг», заградители «Амур», «Енисей» и канонерская лодка «Сивуч».

Праздник на кораблях прошел с елками, вручением подарков и матросскими спектаклями. Особенно славилась на эскадре почти профессионально игравшая самодеятельная труппа «Рюрика».

По итогам боевой учебы особое беспокойство вызывала по-прежнему необеспеченная охрана стоянки эскадры на обширном открытом внешнем рейде Порт-Артура. [146]

Об этом говорил опыт маневров 1901 г., когда минный катер под командованием мичмана В. Н. графа Игнатьева{*42} с крейсера «Адмирал Нахимов» в течение 2,5 ч, ни разу не попав в луч прожектора и никем не обстрелянный, миновал крейсер «Адмирал Корнилов», успешно атаковал броненосец «Сисой Великий» и крейсер «Дмитрий Донской» и, пробравшись через временно открывавшийся (для выхода миноносца) бон внутрь гавани, «торпедировал» там даже не подозревавшую об этом канонерку «Отважный». Об этой же опасности теперь в 1902 г. писал новый начальник эскадры. Оказалось, что по опыту учений на рейде по-прежнему «весьма трудно иметь уверенность в своевременном обнаружении атаки» и что при отсутствии сторожевой цепи лучше открывать боевое освещение заранее, так как без освещения миноносцы будут обнаружены слишком поздно. При плотной сторожевой цепи освещение следует открывать только «в случае надобности».

За год до войны острым оставался и некомплект офицерского состава — приходилось, чтобы вывести на смотр миноносцы, перебрасывать на них офицеров с больших кораблей, где их и без того не хватало.

Эти же проблемы преследовали эскадру и в наступившем 1903 г. предвоенном году. Внешне все шло привычным порядком. После зимней стоянки большинства кораблей в разлагавшем службу, но так и не отмененном вооруженном резерве начались плавания и учения в море. В апреле — мае к эскадре в разное время присоединились корабли вышедшего в октябре 1902 г. из Кронштадта отряда контр-адмирала Э. А. барона Штакельберга: броненосцы «Ретвизан», «Победа», крейсера «Диана», «Паллада», «Аскольд», «Боярин», «Богатырь» и семь новейших миноносцев французской и отечественной постройки. Резко возросли интенсивность и разнообразие маневров и учений увеличившейся эскадры. Особенно настойчиво добивался адмирал «сплаванности» кораблей, то есть умения держаться в строю и маневрировать в составе отряда. В участившихся выходах в море, следуя флажным сигналам (в день их бывало до 50) флагманского «Петропавловска», корабли выполняли одно перестроение за другим. И техника, случалось, не выдерживала: в одном из таких походов «Рюрик» поднял сигнал: «Могу иметь ход только 10 уз, так как котел № 6 дал течь и выведен из действия».

С присоединением к эскадре 28 апреля «России» и «Громобоя» эскадра разделилась на три самостоятельно маневрировавших отряда. В очередном походе 12 мая отряд линейных кораблей составили пять броненосцев и «Рюрик», отряд крейсеров — «Россия», «Громобой», «Паллада», «Диана», минный отряд из пяти миноносцев во главе с крейсером «Варяг». В Порт-Артур заходили только для погрузки угля. Маневрирование, сменялось контргалсовой стрельбой, плановыми подготовительными стрельбами, шлюпочными и десантными учениями...

Все еще недостаточная в сравнении с японским численность флота заставляла, теперь уже не считаясь с расходами, компенсировать ее усиленной боевой подготовкой. В воздухе все явственнее пахло порохом. Япония продолжала выступать со все более откровенными притязаниями на Азиатский материк, добиваясь от неготовой к войне России новых и новых уступок. Окончательно возобладавшая в правящих кругах Японии агрессивная милитаристская группировка шла ва-банк, почти открыто провоцируя войну. В этих условиях бдительность и боеготовность становились определяющими в деятельности русской эскадры Тихого океана. [147]

К концу мая в результате непрерывных плаваний и напряженных учений завершили программу первого учебного периода со всеми боевыми упражнениями и ночной контргалсовой стрельбой. Его итоги подвел проведенный 4 июня на внешнем Порт-Артурском рейде большой смотр морских сил Тихого океана. Флаг командующего Е. Д. Алексеева был поднят на крейсере «Рюрик». Из 36 вымпелов на рейде костяк эскадры составляли ее новейшие корабли: 5 эскадренных броненосцев, 8 крейсеров, 15 эскадренных миноносцев, 2 заградителя. Все корабли, как телеграфировал в Петербург командующий, были найдены им «в хорошем виде и порядке».

Сложность обстановки явилась, по-видимому, и причиной того, что поход во Владивосток для ежегодного летнего докования Е. И. Алексеев решил осуществить тремя отрядами, в разное время выходившими из Порт-Артура. Все силы предполагалось затем стянуть к Порт-Артуру к 15 сентября — третьему сроку вывода русских войск из Манчжурии. Но и этот осторожный план не удался сразу. Несмотря на внешне благополучные результаты визита в Японию русского военного министра А. И. Куропаткина, обстановка не разрядилась и оба отряда броненосцев было решено задержать в Желтом море. Во Владивосток 10 июня ушли только «Громобой», «Россия» и «Богатырь». После четырехдневной стоянки в Мозампо они 17 июня пришли во Владивосток. Начались ремонтные работы.

Порт-Артурская эскадра, держась почти все время в море, приступила ко второй части все более интенсивной боевой подготовки, включавшей артиллерийские и минные стрельбы. В эти дни Е. И. Алексеев телеграфировал в Петербург о «напряженном настроении» в Японии и подозрительных приготовлениях ее флота, собравшего самые мощные корабли в западных портах, о сосредоточении в Вей-Ха-Вее английской эскадры, а в Чифу — американской. Тогда и в Петербурге решили дви нуть на восток очередное подкрепление из Кронштадта — броненосец «Ослябя» и из Тулона — достраивавшиеся здесь броненосец «Цесаревич» и крейсер «Баян»{*43}. В первый рейс с учениками машинной и кочегарной школы, которые по приходе в Порт-Артур должны были стать пополнением эскадры, уходил только что построенный в Германии учебный транспорт «Океан»{80}. Но этих подкреплений надо было еще дождаться, и новой шифровкой от 9 июля Е. И. Алексеев докладывает, что в сложившейся обстановке «для достижения лучшей боевой подготовки» все корабли 1 ранга должны быть в кампании, тогда как установленная министерством программа плавания этого не допускает. «Кредитов нет», — отвечал начальник ГМШ контр-адмирал З. П. Рожественский{81}. «По преподанным высочайшим указаниям, — разъяснял он, — в настоящее время нет оснований для требования чрезвычайного кредита», их следует запрашивать только в «крайней необходимости», оценить которую можно лишь на месте. Пришлось махнуть рукой на дипломатию и, проведя в Порт-Артуре состязательные стрельбы из всех орудий, прямым ходом отправить броненосцы во Владивосток. [148]

«Петропавловск» (флаг начальника эскадры), «Пересвет». «Полтава», «Севастополь», «Ретвизан», «Победа» («Новик» отделился на пути в Нагасаки) 17 июля покинули Порт-Артур, миновав Японское море, 22 июля вошли в бухту Золотой Рог. Немедленно приступили к поочередному докованию кораблей, вступивших на время ремонта в вооруженный резерв. Приказом начальника эскадры для приведения кораблей «в полную боевую готовность в возможно короткий срок» все ремонтные работы предлагалось выполнять днем и ночью. С этой целью от вахт освобождалисБ старшие офицеры-специалисты, а вахтенную службу несли с одним вахтенным начальником.

8 это время «Рюрик» конвоировал из Порт-Артура во Владивосток четыре номерных миноносца — № 203, 204, 210, 211. Они шли 6 двух кильватерных колоннах по обоим бортам крейсера. На рейдах «Рюрик» снабжал их всем необходимым, принимая их к себе на бакштов, а в море при неисправностях брал на буксир. 20 июля после двухдневной стоянки у о. Каргодо в бухте Алексеева перешли в Мозампо. 22-го вышли в море, днем 23 июля пришли в порт Шестакова, утром пошли дальше и днем 25 июля благополучно добрались до Владивостока.

Утром 5 августа на рейде появился крейсер «Аскольд» под флагом командующего морскими силами, которому 17 выстрелами салютовали с флагманского броненосца «Ретвизан» и из крепости.

9 августа, как записал в вахтенном журнале крейсера младший штурманский офицер мичман В. П. Шмидт{82}, «Рюрик» поднял флаг командующего морскими силами, а через час с небольшим прибыл на корабль и сам Е. И. Алексеев{83}. Его сопровождали начальник морского отдела штаба Квантунской области контр-адмирал В. К. Витгефт и личный адъютант командующего капитан 2 ранга З. Я. Ульянов, 4 офицера и 6 нижних чинов штаба, 5 человек прислуги, включая личных повара и камердинера.

Днем 12 августа «Рюрик» снялся с бочки в бухте Золотой Рог, утром 16 августа, пройдя 1210 миль, отдал якорь на внешнем Порт-Артурском рейде. Е. И. Алексеев со свитой отбыл с корабля.

23 августа снялись с якоря крейсер «Боярин» и конвоируемые им миноносцы № 205, 206, 208. Они также должны были усилить морскую оборону Владивостока. Днем 1 сентября; обменявшись с «Рюриком» позывными, пришел с Балтики транспорт (учебное судно) «Океан», командир которого капитан 1 ранга Е. Р. Егорьев впоследствии удостоился особой похвалы начальника ГМШ за исключительно быстрый океанский переход. Следом за «Океаном» появился на рейде побывавший до этого во Владивостоке германский крейсер «Фюрст Бисмарк» (флаг вице-адмирала).

Утром 8 сентября «Рюрик» покинул Порт-Артур и 10 сентября прибыл в Нагасаки. На рейде застали канонерскую лодку «Гиляк», английские броненосец «Глори» (флаг полного адмирала) и крейсер «Левиафан», французский крейсер и четыре японских миноносца. Приступили с обоих бортов к погрузке угля, в местный русский лазарет отправили семь человек и приняли пять излеченных для доставки на эскадру. Днем 11 сентября, приняв на борт русского посланника барона Р. Р. Розена и секретаря миссии Б. К. Арсеньева, «Рюрик» снялся с якоря и пошел в Порт-Артур: [149] необходимо было доставить дипломатов к наместнику. Через двое суток, проделав уже много раз отмеренные корабельными лагами мили, прибыли на внешний рейд Порт-Артура. Утром 16 сентября, снова приняв на борт посланника и его секретаря, вышли в обратный путь{84}. 18 сентября по приходе на рейд Нагасаки обменялись салютом с броненосцем «Кентукки» — флагманским кораблем американской эскадры, включавшей броненосец «Орегон», крейсера «Нью-Орлеан» и «Олбани». Здесь же стоял германский крейсер «Герта». В 17 ч 18 сентября барон Розен и секретарь миссии съехали с крейсера, а уже в 18 ч 25 мин «Рюрик» снялся с якоря. Сияющие зеленью сопки Нагасакской бухты видели его последний раз.

20 сентября, пройдя 635 миль, «Рюрик» вернулся в Порт-Артур. С «Петропавловска», возглавлявшего отряд броненосцев, приняли семафор, предписывающий «Рюрику» с утренней полной водой войти в бассейн на место «Полтавы». В 9 ч утра 21 сентября, пропустив выходившие на рейд «Новик» и «Полтаву», снялись с якоря, миновали Тигровый полуостров, повернули в бассейн и стали посреди него на две бочки. У северной стенки бассейна, левее и чуть впереди стоял под краном порта крейсер «Варяг», за кормой крейсера возвышалась белая громада трехтрубного учебного судна «Океан». Так в первый и последний раз на считанные часы сошлись на одном рейде, три исторических корабля. На берег отправили наряды принимать уголь в баржи, с которых затем началась погрузка в угольные ямы крейсера. В этот день на крейсер прибыл новый его командир — Евгений Александрович Трусов. 48-летний бывалый тихоокеанец, он еще в 1895—1897 гг. служил старшим офицером на крейсере «Память Азова», в 1900—1902 гг. командовал минным крейсером «Всадник» и канонерской лодкой «Сивуч», а до назначения на «Рюрик» был командиром Квантунского флотского экипажа, исполняя обязанности начальника Штаба командующего морскими силами в Тихом океане.

Пока «Рюрик» был занят дипломатической службой, все большие корабли эскадры во Владивостоке прошли докование, спешно принимали уголь и группами, и поодиночке выходили в Амурский залив для минных и артиллерийских стрельб, учебных высадок десанта, леерного сообщения с берегом с помощью ракет и выполнения множества других задач плановой боевой подготовки. Одних только торпедных выстрелов на ходу из аппаратов броненосца «Севастополь» сделано было до полусотни!

Никогда -- ни ранее, ни потом — не собирался на рейдах Владивостока флот такой внушительной силы и численности. Пополненная новейшими кораблями, оживленная активной боевой учебой русская эскадра в своих отечественных водах [150] демонстрировала миру готовность постоять за интересы России на Дальнем Востоке, за свое Приморье и право выхода в океан. Как и в прошлом году, велик был наплыв иностранных гостей. Не раз и не два гремели на рейде приветственныt салюты разновременно прибывавших (в большинстве под флагами своих адмиралов) представителей европейских флотов в Тихом океане. Германские крейсера «Фюрст Бисмарк», «Герта», посыльное судно «Буссард», французские крейсера «Буже» и «Монткальм», итальянские «Витторо Пизани» и «Пьемонте», английские броненосец «Глори»{85} и посыльное судно «Алякрити» — всех их радушно принимали эскадра и город в эту последнюю мирную осень флота. Приходили совершавшие свои регулярные рейсы пароходы Добровольного флота «Киев» и «Херсон», деловито курсировали по рейду и уходили в море корабли Сибирской флотилии «Якут», «Тунгуз», «Камчадал», «Алеут», ледокол «Надежный»{86}. В конце августа в состав флота зачислили пароход Добровольного флота «Москва», переименованный в транспорт «Ангара».

23 августа под командованием контр-адмирала Э. А. Штакельберга в десятидневное крейсерство с заходом в Хакодате ушли крейсера «Россия», «Громобой», «Богатырь»{87} и «Аскольд».

Днем 10 сентября флот покидал Владивосток. Правую колонну броненосцев составили «Петропавловск» (флаг начальника эскадры), «Полтава», «Севастополь», левую — «Пересвет», «Ретвизан», «Победа». Впереди флота строем клина шли разведчики «Россия», «Громобой», «Богатырь»; «Аскольд» держался впереди строя, «Новик» — на правом траверзе флагманского корабля. К ночи закрыли все огни, пробили сигнал «Отражение минной атаки». Через полчаса по сигналу адмирала включили прожектора{*44}. Днем 11 сентября «Богатырь» и «Громобой» отошли влево и вправо на 15 миль. Вечером еще дважды играли отражение минной атаки.

В Желтом море с пересечением линии мыс Шантунг (Чэншаньцзяо) — о. Сэр Джемс Холл флот начал маневры: броненосцы, уклонившись к корейскому берегу, должны были скрытно подойти к Порт-Артуру для высадки десанта; крейсера, появившись у мыса Шантунг, отвлекали внимание обороняющихся. Целью маневров было проверить — может ли противник незамеченным подойти к Порт-Артуру в то время, когда в нем нет эскадры. Весь район маневров с ночи 15 сентября флот прошел без огней. Длительные тренировки и тщательный контроль обеспечили полную светомаскировку, а впервые примененная зеленовато-оливковая (вместо белой) окраска броненосцев и вовсе поразила своей неожиданностью дозорные миноносцы «противника». Немедленно бросившиеся на них в атаку «Богатырь» и «Новик» обеспечили их условное «уничтожение». Без потерь все же не обошлось: оставшийся незамеченным «Внимательный» (командир лейтенант Симонов), сохранив выдержку, пропустил эскадру мимо себя и условными короткими свистками с расстояния около 400 м дал знать, что концевой броненосец «Победа» успешно им торпедирован. Других сил «противодействия» не оказалось, и 16 октября десант под прикрытием броненосцев и присоединившихся крейсеров был успешно высажен в бухте Кэрр.

В последующих «ночных боях» флот, отражая атаки миноносцев, подошел под стены крепости и, осветив ее прожекторами, снова скрылся [151] в темноте. Утром 18 сентября, закончив маневры, корабли отдали якоря на внешнем рейде Порт-Артура. Фактическая высадка восьмитысячного десанта (вторая задача маневров) не состоялась — вновь обострившаяся политическая обстановка заставила наместника прервать маневры. Флот в ожидании развития событий сосредоточивался в Талиенване, куда после спешной приемки запасов прибывали корабли из Порт-Артура.

С такой же спешностью принимал свои запасы и «Рюрик»: большие крейсера в соответствии с разработанным еще в 1902 г. планом военных действий должны были сосредоточиться во Владивостоке. Вот почему после авральной ночной погрузки «Рюрик» утром 22 сентября, после прощания экипажа с капитаном 1 ранга Н. А. Матусевичем, уже под командованием Е. А. Трусова вышел из Восточного бассейна на внешний, рейд. Наутро 23 сентября на рейд вышли «Громобой» и «Россия»; «Богатырь» поджидал их в полной готовности. Днем по сигналу с «Петропавловска», выполняя последнее в жизни корабля эскадренное учение, пробили две «дробь-тревоги»{88}, закрепили все орудия по-походному. В 9 ч 45 мин вечера опробовали шпилевую и рулевую машины, в 10 ч 5 мин опробовали главные машины, подтянули якорную цепь (тогда ее называли канат) до 15 саженей. В 10 ч 30 мин с «России» приняли семафор «Искать неприятеля завтра утром». И вот последний уже цифровой рейдовый сигнал адмирала с позывными крейсеров — «Сняться с якоря»...

Четыре крейсера в строгом кильватере — «Россия», «Громобой», «Рюрик», «Богатырь», в еще в белой по-мирному окраске, всерьез готовились к встрече с противником, который каждый час мог появиться из-за мглистого, затянутого дождем горизонта. С утра 24 сентября пробили одну «дробь-тревогу», начали готовить корабль к бою, просвистали «прислуга по орудиям», первая вахта орудийных расчетов заняла свои места по боевому расписанию. Оставив справа о. Квельпарт, к вечеру 25 сентября вошли в Корейский архипелаг{89} и увеличили скорость до 14 уз. На ночь вторую вахту оставили спать у орудий. В 4 ч 15 мин 26 сентября разбудили команду и после молитвы и завтрака развели прислугу по орудиям. С напряженным до предела вниманием, увеличив скорость до 16 уз, вошли в сужающееся западное горло Корейского пролива. Слева за о. Каргодо — шхеры материка у Мозампо, где могли скрываться японские миноносцы, справа — в скалах о-вов Цусима притаилась японская военно-морская база Озаки. К 11 ч, пройдя параллель Фузана, вышли в открытое море.

Вечером с подходом к о. Дажелет (Мацусима, ныне Уллындо), слева от которого находился корейский берег с расположенным севернее портом Гензан, с «России» очередным семафором предупредили: «Тщательнее следить за горизонтом». Дажелет миновали ночью, и с утра, выйдя в самую широкую часть Японского моря, отряд три часа занимался эволюциями. В 4 ч дня, когда счетчик лага показывал 950 пройденных миль, часть снарядов, приготовленных у орудий, спустили в погреба. В 9 ч открылся маяк Скрыплева, прошли траверз о. Аскольд, в 10 ч вызвали прислугу к орудиям и погребам для уборки боеприпасов. В полдень 28 сентября под выстрелы крепости, салютовавшей флагу контр-адмирала на [152] «России»; вошли в бухту Золотой Рог, завершив 1170-мильный путь. Крейсера пришли в свою базу.

До конца октября с прежним напряжением корабли продолжали отрабатывать и совершенствовать свою боевую подготовку.

Ее успеху способствовали как общий высокий уровень постановки на эскадре артиллерийской и штурманской службы под руководством флагманских офицеров: артиллерийского — лейтенанта А. К. Мякишева и штурманского — подполковника корпуса флотских штурманов А. А. Коробицына{90}, так и сложившиеся на крейсерах традиции неформального отношения к службе, которые создавала и поддерживала плеяда талантливых офицеров. Такими офицерами были и первые командиры «России» и «Громобоя» А. М. Доможиров и К. П. Иессен; немало преданных делу офицеров было и среди специалистов крейсеров. К ним, например, принадлежали плававший на «Рюрике» в 1903 г. лейтенант Г. В. Дукельский{91}, автор обстоятельного разбора осенних предвоенных маневров эскадры в 1903 г.; старший офицер «Рюрика» капитан 2 ранга Н. Н. Хлодовский, опубликовавший в «Морском сборнике» такие глубокие исследования, как «Законы развития морской силы» (1898) и «Опыт тактики эскадренного боя» (1903); старший артиллерийский офицер «России» лейтенант барон В. Е. Гревениц, первый указавший на необходимость готовиться к значительно увеличенным (до 60 кб) дистанциям боя. Деятельность этих офицеров и их единомышленников способствовала развитию духа творчества и подлинно научной обоснованности в организации службы, воспитании личного состава и боевой подготовки их кораблей.

Уже в 1898 г. на «Рюрике» под руководством старшего артиллерийского офицера лейтенанта Ф. Р. Скорупо была составлена «Памятная книжка для патронных 6-дюймовых орудий крейсера 1 ранга «Рюрик»», в 1901 г. старший артиллерийский офицер (с 1901 по 1903 г.) «России» лейтенант К. А. Плансон разработал целый «Курс артиллерии для учеников-комендоров крейсера 1 ранга «России»». Замечательным был и опыт проводившейся в 1900 г. на «России» по инициативе лейтенанта Л. Б. Кербера военно-морской игры, разработанной известным английским историком и теоретиком, издателем ежегодного справочника кораблей мира Ф. Т. Джеком. Все участники игры были поощрены командиром А. М. Доможировым.

Прямым руководством к действию служила на крейсерах работа по обобщению опыта боевой мобилизации корабля под названием «Приготовление к бою, план организации управления артиллерийским огнем и боевые расписания крейсера «Россия»», выполненная еще в 1899 г. старшим артиллерийским офицером крейсера лейтенантом Е. В. Свенторжецким{92}. Эта работа вместе с подготовленными тогда же на «России» (с учетом опыта «Рюрика») и типографски изданными «Памятками» для комендоров и прислуги орудий каждого калибра и их погребов служила ценным подспорьем в боевой подготовке наряду с официальными наставлениями и правилами МТК, ГМШ и штаба начальника эскадры.

Вероятно поэтому, в отряде, не ожидая свыше никаких распоряжений, в первые же дни по приходе во Владивосток свезли на берег, как это и рекомендовалось в работе Е. В. Свенторжецкого, значительную часть деревянных поделок и предметов оборудования, чтобы в случае боя избавиться от остального дерева уже прямо на корабле.

О характере боевой подготовки и деятельности корабля того периода дают представление уже записи в вахтенном журнале «Рюрика». На крейсере периодически грузили уголь, возобновляя его полные запасы, щелочили котлы, снаряжали в порядке очередных занятий и доставляли для проверки адмиралом минные плоты, экзаменовали команду в знании семафора, свозили на берег десантные отряды с орудиями Барановского для практических стрельб из этих орудий. Регулярно практиковались в боевом освещении на рейде, проводили тренировки минеров подрывных партий и дальномерщиков. Корабли выходили в залив для эволюции, минных и артиллерийских стрельб, отрабатывали навыки и организацию [153] всех видов подачи боеприпасов — в элеваторах, лебедками: «в электрическую», вручную, временными ручными талями. Случалось, штормовая погода опрокидывала спущенные на воду щиты, заставляла откладывать стрельбы. Осложнялись и поиски выстреленных торпед и подъем их на борт: на «Рюрике» волной о борт крейсера разбило шлюпку № 1 и ее вместе с пойманной торпедой едва успели подхватить талями. От сотрясений корпуса при боевых стрельбах не раз бились стекла и зеркала в рубках и каютах.

Подготовка была действительно приближена к боевой. И только установленный свыше расход боеприпасов оставался по-прежнему удручающе малым. На стрельбе по щиту в Амурском заливе 8 октября главная ударная сила корабля — 203-мм орудия сделали по три выстрела неснаряженными снарядами и только по одному снаряженным, то есть боевым. Соответственно 60 и 20 снарядов обыкновенного чугуна и 80 раздельных патронов к ним затратили на все шестнадцать 152-мм орудий{93}. Еще скромнее был расход на второй «примерно-боевой» стрельбе, выполнявшейся в море всеми четырьмя крейсерами.

Два дня, с 22 по 23 октября, отряд в полном составе — «Россия», «Громобой», «Рюрик» и «Богатырь» — провел в Амурском заливе в стрельбах и совместном маневрировании. На ночь становились в заливе на якорь против Семеновского покоса, а с утра возобновляли эволюции со всеми (по сигналам адмирала) возможными вариантами поворотов и перестроений — на заданное число румбов, с заменой головного корабля и т. д.

Парусной гонкой шлюпок 29 октября совместные учения крейсеров завершились. 30 октября «Рюрик» вошел в док, а 31-го вместе со всеми [154] крейсерами окончил кампанию. Наместник Е. А. Алексеев, который только что провел в Талиенване большой смотр флота, вынужден был из-за отсутствия кредитов вывести в резерв вместе с крейсерами и часть Порт-Артурской эскадры. Во Владивостоке на рейде остались под вымпелами лишь причисленный к отряду транспорт «Лена» (бывший пароход Добровольного флота «Херсон»), корабли Сибирской флотилии и пришедшее 9 октября из Порт-Артура учебное судно «Океан». Обстановка продолжала оставаться неспокойной, и поэтому вопреки обыкновению флаг начальника отряда на «России» не был спущен, остался в кампании и его штаб. Личный состав новейших кораблей отряда был пополнен (по-видимому, вместо уволенных в запас) за счет стоявшего в доке «Рюрика»: на «Россию» перевели 14, на «Громобой» — 4, на «Богатырь» — 3 матросов.

Убедительным подтверждением высокой боеготовности крейсеров стала проверка, устроенная 18 декабря «Громобою». Находившийся, как и все корабли отряда, в 12-часовой готовности в резерве, он через пять часов после получения приказания вышел в море и отправился по назначению в Геизан. 21 декабря 1903 г. крейсер под командованием капитана 1 ранга Н. Д. Дабича возвратился во Владивосток и снова вступил в резерв{94}.

Такова была внешняя картина последних предвоенных дней активной боевой подготовки крейсеров. Интенсивная и разнообразная, она, как вскоре должно было выясниться, страдала и серьезными недостатками. В характере ее не могли не сказаться последствия экономии, просчетов и заблуждений верхушки флота во взглядах на его тактику и технику. Преодолеть их корабельные офицеры были не в силах.

Заданной свыше была знаменитая таблица 286 учений, в массе которых, подчас надуманных и архаичных (с минными плотами, воздушными змеями, ракетами для леерного сообщения с берега и т. п.) терялись те главные, от которых напрямую зависели боеготовность и боеспособность корабля. Нельзя было уйти и от регламентированных условности и имитационности в обучении стрельбе из орудий с жестким ограничением количества расходуемых боеприпасов, малой повторяемостью, ничтожной дистанцией и медлительностью практических стрельб, выполнявшихся на малой скорости корабля, по самодельным неподвижным, как правило, щитам, нисколько не соответствовавшим действительным размерам цели в бою. О создании на базах специальных служб, ответственных за сохранность и подготовку щитов для корабельных стрельб, не было еще и речи. Все заботы возлагались на корабли. Слишком далекой от реальных условий была и практика стрельбы из орудий ружейными пулями.

Все наставления по ведению боя ограничивались ст. 341 Морского устава, рекомендовавшего командиру в бою «сколь возможно следовать начертанному флагманом плану и его сигналам», а при расстройстве боевого порядка эскадры действовать «по своему соображению». В неприкосновенности со времен парусного флота оставалась во многом и организация службы и боевой подготовки корабля с сигналами на горне и барабане, хотя их, особенно барабан, нельзя было услышать в грохоте стрельбы. Потерян был и смысл украшавших все смотры общих водяной и пожарной тревог, поскольку они, требуя участия в них и комендоров, могли вызвать прекращение стрельбы в разгар боя. Только война заставила осознать прямой вред в бою от той армады шлюпок, и катеров, что носили корабли: огромные, нависшие над орудиями тяжелые мишени, множившие разрывы вражеских снарядов, мешали стрельбе, своими обломками при взрывах поражали людей, пушки и технику, были постоянными источниками пожаров и, конечно, ко времени необходимости для спасения людей становились непригодными. Отказаться [155] предстояло и от обыкновения раскатывать заранее пожарные шланги — в бою ко времени тушения пожаров они оказывались безнадежно иссеченными или обращенными в клочья разрывами и осколками снарядов. (Их позднее стали держать скатанными.) Аналогичные последствия ожидали в бою и не убранные вниз [156] прожектора, и приготовленные к стрельбе минные аппараты, и прислугу противоминной артиллерии (на марсах и по бортам) и орудий нестреляющего борта.

Но главным изъяном предвоенной боевой подготовки были невнимание к скорости стрельбы из орудий (этот показатель в документах той поры нигде не упоминался), отсутствие опыта ведения огня на дальних расстояниях, неотработанность методов управления огнем (особенно эскадрой) и его сосредоточения в комплексе с управлением кораблем и маневрированием эскадры (табл. 7). Появившаяся перед самой войной замечательная по четкости и остроте выводов работа подполковника корпуса морской артиллерии В. А. Алексеева «Скорости стрельбы» (Спб., 1903) не могла поколебать застарелой самоуспокоенности — и здесь пришлось ожидать уроков от японцев. В войну вступили со старинной мудростью: «стреляй редко да метко». Фатальными последствиями грозило и отсутствие вот уже несколько лет предусмотренных решениями МТК, но так все еще не дошедших на флот горизонтально-базисных дальномеров и оптических прицелов. Имевшиеся к началу войны директивные документы, включая и Правила артиллерийской службы (1901), были значительным шагом вперед против Правил 1892 г., но и они новейших проблем управления огнем почти не затрагивали. Многие их пробелы устраняла, по отзывам специалистов, разработанная летом 1903 г. на эскадре Тихого океана лейтенантом А. К. Мякишевым новая редакция Правил при управлении и действии судовой артиллерией в бою и при учениях. Небольшая по объему (38 страниц), отпечатанная всего лишь в 50 экземплярах, она, несмотря на все ее значение, оставалась местным документом эскадры. Отзыв на нее в ГМШ в октябре 1903 г. только еще составлялся.

Стрельба на дистанции до 60—70 кб — вдвое больше официально признанной дистанции артиллерийского боя — предусматривалась в инструкции, которую в конце 1903 г. разработал флагманский артиллерист Владивостокского отряда крейсеров лейтенант барон В. Е. Гревениц (1872—1916). Но и на отработку этой инструкции времени уже не оставалось.

Не получили должного применения и развития на флоте идеи лейтенанта Н, Н. Хлодовского, предложенные в его замечательной работе «Опыт тактики эскадренного боя» (Морской сборник. 1903. № 4—7). (В молодости он был разжалован за связь с народовольцами из мичманов в квартирмейстеры. В дальнейшем был восстановлен в офицерском звании. Погиб в должности старшего офицера на «Рюрике».) Хлодовский углубил основные положения морской тактики как науки о бое, впервые обратив внимание на вопросы боя между отрядами и эскадрами кораблей и показав несостоятельность прежних взглядов на эскадренный бой как на серию преследующих общую цель боев одиночных кораблей. В работе устанавливались три основные фазы боя, подчеркивалась решающая роль выбора замысла действий в бою. В отличие, от общепринятого линейного построения флота раскрывались преимущества предложенного глубокого его построения (со вторым эшелоном боевого порядка), делался вывод, что до окончания решающей стадии боя — артиллерийского состязания — торпедные и таранные атаки будут невозможны.

С работой Н. Н. Хлодовского перекликались положения выпущенного в 1903 г. труда японского генерального штаба под названием «Управление судовыми орудиями». Это было практическое руководство по боевой подготовке, боевой организации и готовности корабельной артиллерии, управлению артиллерийским огнем, ведению одиночных и эскадренных боев. О степени его новизны и конкретности говорит то, например, положение (установленное за 13 лет до вывода, сделанного англичанами по опыту Ютландского боя), что «в группах кораблей, входящих в состав эскадры и маневрирующих в бою в кильватерных колоннах, не должно быть более шести кораблей» (Павлович Н. Б. Развитие тактики военно-морского флота. Ч. 1. М., 1979. С. 301). Недалеко были они и от установленного после войны в русском флоте правила, что наибольший эффект сосредоточенной стрельбы по одной цели достигается не более чем тремя кораблями (при стрельбе с большего числа кораблей эффективность ее будет неуклонно падать из-за искусственного сдерживания темпа, обусловленного необходимостью дать каждому кораблю возможность следить за падением «своих» залпов при их корректировке). Такого всеобъемлющего руководства в русском флоте, как, впрочем, и в других флотах мира, к началу 1904 г. не было. Многому из новейшей тактики русским морякам предстояло учиться уже непосредственно в бою. [157]