Под советским флагом

Подводные лодки Флота СССР в предвоенные годы подразделялись на следующие типы: «Д», «М», «Щ», «С», «Л», «П», «К». К литерам добавлялась цифра, и каждая конкретная лодка именовалась «М-81», «Щ-324», «С-11», «Л-3» и т. п.

Когда же «Лембит» и «Калев» вошли в состав КБФ, встал вопрос: а как быть с ними? Некоторые командиры предлагали, ради соблюдения установленного на флоте единообразия, присвоить этим подлодкам литеру «С» (по своему водоизмещению они соответствовали классу средних лодок) и дать порядковый номер. Другие настаивали на «Л», так как подводные минные заградители в Советском флоте числились под этой литерой.

Но командование поступило разумно: зачем переименовывать подводные лодки, если они уже названы — одна «Калев», именем героя эстонского народного эпоса, а другая — «Лембит».

То обстоятельство, что эти имена лодкам присвоило буржуазное правительство, не меняло существа дела. Эстонская буржуазия, как и буржуазия любой другой нации, стремилась использовать благородные имена, яркие исторические события в своих классовых интересах.[5]

От поколения к поколению испокон веков передавались рассказы, ставшие легендой, о том, как в давние времена в пределы земель эстов вторглись полчища тевтонских псов-рыцарей. Предавая огню и мечу селения, отбирая скот, вытаптывая поля, угоняя в рабство мужчин, женщин и детей, они несли эстонскому народу порабощение.

Немецкие рыцари, благословленные папой римским на крестовый поход в Прибалтику, вторглись в южную Эстонию. Здесь, в земле Сакала, военачальником и старейшиной был Лембиту. Он решительно поднялся на борьбу с захватчиками, призывал эстов к объединению, ратовал за военно-политический союз с русскими. Под его руководством эстонские отряды вместе с новгородцами неоднократно разбивали отряды немецких рыцарей и заставляли их отступать. В 1217 г. Лембиту погиб в битве с рыцарями при Вильянди.

Скорбь и боль народа нашли свое отражение в сказаниях, которые передавались от отцов к детям. Так имя Лембиту стало символом борьбы за свободу, за счастье эстонского народа.

Эстонская буржуазия не прочь была приукрасить свое господство именами национальных героев, и нет ничего удивительного в том, что двум совершенным по тому времени подводным лодкам присвоены имена «Лембит» и «Калев».

В передней части рубки красовалась эмблема подлодки: круг в золоченом обрамлении, внутри которого крест. Над крестом трезубец Нептуна и надпись: «LEMBIT», а внизу: «VAARI ОМА NIME». По-русски это звучит: «Будь достоин имени своего».

Лодке с именем «Лембит» на рубке было уготовано сражаться с русскими, а получилось нечто прямо противоположное. «Лембит» с первого и до последнего дня Великой Отечественной войны, или, как говорят моряки, от звонка до звонка, активно сражалась с гитлеровцами, наследниками тевтонских псов-рыцарей, и советские подводники — эстонцы, русские, украинцы и другие — сделали все, чтобы подлодка стала достойна своего имени!

Но вернемся к нашему повествованию. «Лембит» осталась при своем имени, а вот с момента ее вхождения в состав КБФ в команде стали происходить изменения.

Часть офицеров и унтер-офицеров флота буржуазной Эстонии встретили революцию и советскую власть недружелюбно. Они, как выразители интересов господствующих классов, не принимали происходившие изменения и готовы были драться за старое, но перед лицом всеобщего ликования народа и мощи Красной Армии оказались бессильными на открытые выступления. Их враждебность к новому проявилась в молчаливом саботаже. Все приказы и распоряжения советского командования выполнялись крайне медленно, требовались неоднократные проверки. У своих подчиненных такие офицеры стремились вызвать неприязнь к советским порядкам, подстрекали их к уходу с кораблей, потворствовали[6] опозданиям и уклонению от службы, а то и просто пьянству.

Советское командование, разумеется, стало решительно избавляться от подобных элементов. На «Лембит», в штате которой было 5 офицеров и 29 сверхсрочников (унтер-офицеров), настроения команды резко контрастировали с происходящими в Эстонии изменениями.

Командир лодки капитан-лейтенант Фердинанд Шмидехельм (немец по национальности, женат на англичанке, домашний язык — английский) и шедшие за ним другие офицеры корабля явно не приняли советскую власть. К ним примкнули и некоторые из сверхсрочников. Часть унтер-офицеров колебалась, чего-то ждала и бездействовала.

С тех пор, как «Лембит» впервые пришвартовалась к пристани в Минной гавани Таллина, прошло три года. За это время ее команда только в 1939 г. стреляла торпедами и ни разу не ставила мин. Разумеется, в учебных целях. Объясняется это просто: каждая учебная стрельба торпедами требовала немалых затрат и была сопряжена с большим риском — не дай бог, потеряется торпеда! Ее придется покупать в Англии, за золото, а запас торпед, приобретенных вместе с лодкой, был мизерный. Точно так же обстояло дело и с минами. Главное, чем занимались подводники флота Эстонской республики, — это отработка погружения и всплытия. В летнее время (с личного разрешения президента!) «Лембит» выходила в море, в район Локса на учение. Бывало, прилетал двухкрылый самолет, производил поиск лодки, имитировал бомбежку, а команда «Лембит» из своей пушки вела стрельбу по самолету. Раза три лодка ходила за границу: в Хельсинки и Ригу. И все же основное времяпрепровождение для «Лембит» — стоянка в гавани, а для команды — надраивание латунных и бронзовых накладок, рукояток, кранов, штурвалов и других деталей, которых на подводном минном заградителе имелось во множестве. Поскольку на подводных лодках, кроме офицеров, служили только сверхсрочники — унтер-офицеры, то все работы, наряды и вахты падали на них.

Офицеры и унтер-офицеры приходили на лодку к 8 утра, а вечером уходили по домам. Ночью на корабле оставался только дежурный унтер-офицер. Матросы срочной службы штатами не предусматривались. Только в летнее время, когда лодка выходила в море, на камбузе появлялся матрос — кок, который готовил пищу для команды и обслуживал офицерскую кают-компанию в качестве вестового.

Между командами «Лембит» и «Калев» шло соперничество в наведении лоска на корабле, в лихости швартовки и срочности погружения в воду, ну и, разумеется, в спортивных состязаниях.

Это соперничество кое-когда приводило к неприятностям. Однажды командир «Калева» решил продемонстрировать высший класс швартовки, но вместо команды «Полный назад!» он переложил [7] ручки телеграфа на «Полный вперед!» — и «Калев» врезался носом в причальную бетонную стенку! А «Лембит», при торопливом погружении в воду, получил такой дифферент{3} на нос, что вся команда вынуждена была хвататься за ближайшие трубопроводы и рычаги и повиснуть на руках, чтобы не упасть на переборки отсеков. Правый дизель лодки, через выхлопную трубу, так «напился» морской воды, что потом пришлось разбирать его и чистить. Подобные конфузы случались каждую навигацию.

Положение дел на корабле стало постепенно меняться с момента вхождения в состав Краснознаменного Балтийского флота. 19 августа 1940 г. на «Лембит» впервые затрепетал Советский Военно-морской флаг. Капитан-лейтенант Шмидехельм покинул лодку тихо, без торжеств и банкета. За ним последовали другие. Какое-то время на «Лембит» воцарилось безвластие: старший офицер, лейтенант Рихард Кокк, приняв от Шмидехельма печать корабля, положил ее себе в карман, а до остального ему дела не было. Только в октябре 1940 г. на палубу «Лембит» ступил ее новый командир — капитан-лейтенант В. А. Полещук.

Владимир Антонович вспоминает этот день:

— Личный состав лодки, который почти полностью состоял из сверхсрочников, к моему назначению отнесся настороженно. — «Как пойдет служба?» — думал я. Прошел на середину отсека, сел за стол, сказал, что мне надо с каждым познакомиться. Вы, мол, моряки-подводники и должны мне помочь в изучении устройства подводной лодки.

Такое простое человеческое обращение понравилось. На лицах лембитовцев появились улыбки. Постепенно завязался откровенный разговор. В конце его Полещук заявил:

— По решению командования всем сверхсрочникам предлагается остаться на сверхсрочную службу в Советском флоте.

Это сообщение вызвало нескрываемый интерес. Со всех сторон посыпались вопросы:

— Команды на «Лембит» и «Калев» останутся эстонскими или русские придут?

— Мы на «Лембит» служить будем или нас на другие лодки направят?

— Будет ли засчитана служба в Эстонском флоте в выслугу лет сверхсрочника?

— А где будет находиться «Лембит», в Таллине или в Кронштадте?

— Когда начнется война?

Над этим вопросом дружно посмеялись, но чувствовалось, что люди обеспокоены.

В Таллине в то время усиленно распространялись слухи о [8] скорой войне, велась враждебная Советскому Союзу подпольная пропаганда, особому шантажу подвергались люди в военной форме, часто за спиной они слышали злобные упреки и угрозы. Несмотря на все это, к чести многих военнослужащих бывшей эстонской армии и флота, следует подчеркнуть, что они не поддались шантажу и продолжали служить— теперь уже в Красной Армии и Красном Флоте.

На «Лембит» пятеро сверхсрочников изъявили желание продолжить службу под Советским Военно-морским флагом. (Об их судьбах будет рассказано ниже.)

Вслед за В. А. Полещуком на лодку пришли и другие офицеры, а вместе с ними — подводники-краснофлотцы: дизелисты, торпедисты, электрики, сигнальщики, трюмные, артиллеристы. Молодые, задорные ребята, для которых в отсеках лодки как будто все и знакомо, стали внимательно изучать устройства новых для них механизмов, приглядываться к действиям эстонцев-сверхсрочников, учиться у них навыкам обслуживания своих заведовании.

Трудностей во взаимоотношениях людей не возникало, потому что сверхсрочники владели русским языком. Через несколько дней на лодке установилась та доброжелательная атмосфера, которая быстро появляется в любом человеческом коллективе, объединенном общими задачами и целями.

Всем оставшимся на «Лембит» сверхсрочникам присвоили воинское звание «мичман» и поставили во главе группы матросов и старшин по своим специальностям. Мичманы-эстонцы оказались замечательными воспитателями. Они составили тот костяк команды, вокруг которого налаживалась боевая и специальная подготовка прибывших для дальнейшей службы на «Лембит» краснофлотцев.

Однако главная тяжесть работы по сколачиванию воинского коллектива, его воспитанию и обучению, подготовке его к действиям в повседневных и боевых условиях, легла на плечи нового командира — Владимира Антоновича Полещука.

Командование не ошиблось в выборе кандидатуры командира на «Лембит». За плечами у капитан-лейтенанта была большая и нелегкая биография моряка и уже заметная, по тем временам, слава подводника. Хотя ему еще не было и 35 лет от роду, он хорошо знал море и флотскую жизнь. С 1924 г. более десяти лет плавал на судах Морфлота, прошел всю «лесенку» от матроса до капитана дальнего плавания. В 1935 г. стал военным моряком-подводником. В годы советско-финляндской войны командовал подводной лодкой «Щ-322». Умело и решительно атаковал и потопил вражеский транспорт водоизмещением 12 тыс. т. Грамотный и опытный командир, коммунист с 1929 г., Владимир Антонович быстро завоевал авторитет лембитовцев.

А начинать ему приходилось буквально с азов. Каждый военный моряк знает, что на корабле имеется четко отработанная[9] документация, так называемые корабельные расписания. Это своего рода кодекс функциональных обязанностей для всего личного состава корабля. Все расписания делятся на боевые и повседневные, по которым весь личный состав распределяется по командным пунктам и боевым постам для применения оружия и использования технических средств. Расписания составляются по заведованиям, по приготовлению корабля к бою и походу, по борьбе за живучесть, по постановке на якорь и по другим вопросам. Всего на корабле имеется более двух десятков расписаний. Главное из них — расписание по боевой тревоге.

— Я от эстонского командира получил на двух страницах список забортных отверстий, подлежащих закрытию при погружении. Другие документы отсутствовали, — вспоминает В. А. Полещук.

Вся осень и зима 1940 г. прошли в подготовке документации, изучении материальной части и в освоении корабля личным составом. Все шло своим чередом. Комиссар лодки Н. Н. Собколов постоянно находился среди личного состава, познакомился с каждым матросом, хорошо знал их настроения.

Он настойчиво работал и сумел сколотить на корабле партийную и комсомольскую организации. К ноябрю 1940 г. на «Лембит» служили 6 членов и 7 кандидатов в члены партии, 7 комсомольцев.

Ежедневно на подводной лодке проводились беседы о положении на фронтах в Западной Европе, о необходимости высокой бдительности, о славных традициях балтийских моряков.

На флагштоке «Лембит» гордо развевался Советский Военно-морской флаг.