Первый период развития русского противогаза в 1915 г.

Газобаллонная атака на французском фронте, произведенная немцами у Ипра 22 апреля 1915 г., была первым применением химических средств в большом масштабе. Немецкий военный химик проф. Юлиус Мейер{17} справедливо указывает в своей работе, что все, что было сделано до этой даты в области применения химических средств для [14] военных целей, было лишь экспериментом и подготовкой к этой атаке». Однако и нападение 22 апреля нельзя не рассматривать как эксперимент, проведенный в большом масштабе. Результат атаки оказался совершенно неожиданным для нападающих. Немецкое командование, скептически относившееся к утверждению компетентных лиц о ядовитом действии хлора, не пыталось тактически использовать результат этой атаки. В результате этой сравнительно небольшой по современным масштабам волновой химической атаки было отравлено свыше 5 000 чел. и значительный участок фронта вследствие паники оказался полностью оголенным.

Первая волновая химическая атака вызвала смятение в штабах союзников. Они были застигнуты врасплох и оказались совершенно неподготовленными не только к ответу немцам тем же оружием, но и к эффективной защите собственных войск. Было очевидно, что только недооценка немецким командованием нового оружия предотвратила прорыв на фронте, который мог быть легко осуществлен в результате газовой атаки и возникшей в связи с нею паники среди войск союзников. Необходимо было немедленно найти средства, которые гарантировали бы от подобных ударов.

Русское командование узнало об атаке 22 апреля почти немедленно и пыталось принять некоторые меры для защиты своих войск. Однако эти меры были весьма скромными и недостаточными. К тому же неорганизованность и неразбериха, царившие в громоздких бюрократических учреждениях старой России и, в частности, в военно-санитарном ведомстве, привели к тому, что, несмотря на эти меры, месяц спустя после события у Ипра русские войска оказались совершенно беззащитными во время первой газобаллонной атаки под Варшавой.

Сравнительно рано было установлено, что немцы применяют хлор. Поэтому еще в начале мая 1915 г. до первой атаки немцев на русском фронте (рано утром 18 мая ст. ст.) организации Красного креста приступили к изготовлению первых противохлорных масок, представляющих собою компресс из пяти-шести слоев марли, простроченный по краям и снабженный двумя парами тесемок для укрепления маски на лице. Длина компресса около 15 см, ширина 5–8 см. Против рта и носа имелся карман, в который вкладывалась пропитанная гипосульфитом корпия (маска-повязка первого образца). Такие маски-повязки в начале мая 1915 г. изготовлялись в довольно значительных количествах по [15] крайней мере в Москве и Минске (и, повидимому, в Петрограде). В газетах того времени помещено следующее сообщение, датированное 23 мая{18}:

«В общеземском союзе, как сообщают «Речи» (14 мая), из Москвы получено уведомление, что в Минске в широких размерах выделываются респираторы. Ежедневно их выпускается 25000 штук. Респираторами снабжаются проходящие воинские части. Выработан усовершенствованный тип их».

Из рассказов о первой газовой атаке на русском фронте 18/31 мая{19} известно, что командование отдельных частей старой армии самостоятельно пыталось принять меры защиты своих войск на случай возможного химического нападения противника. Так, например, командование 55-й пехотной дивизии, на участке которой был впервые применен газ, по собственной инициативе заказало еще в начале мая в Москве противогазы и отправило за ними приемщика. Однако эти противогазы прибыли к месту назначения лишь под вечер 31 мая, уже после окончания газовой атаки.

Интересно отметить, что первая газовая атака на русском фронте не сопровождалась паникой среди войск, которая 22 апреля у Ипра привела к оголению фронта и, пожалуй, при всех дальнейших газовых атаках являлась главной причиной огромных потерь. Части, подвергшиеся нападению в районе Болимова у Воли Шидловской, несмотря на значительные потери, не только остались на месте, но и сумели отразить пять атак немцев, которые на этот раз пытались полностью использовать результат химического нападения.

По рассказу очевидца{20} зеленоватое облако, появившееся над русскими окопами около 3 час. 30 мин. 31 мая (ст. ст.), было принято войсками за хорошо знакомую дымовую завесу, вслед за которой предполагалась атака. Поэтому были подтянуты резервы и усилена передовая линия. Части 217 Ковровского и 218 Горбатовского полков (55-й пехотной дивизии) оказались наиболее пострадавшими от газа. Первый из этих полков был фактически полностью уничтожен. Его потери составляли 16 офицеров и 2 147 солдат. Второй полк потерял 9 офицеров и 894 солдата. Общие потери на всем участке фронта составили около 7–8 тыс., из которых в ближайшие сутки умерло свыше 2 тыс. чел. [16]

Несмотря на эти потери, войска продолжали оставаться на позициях до смены, которая произошла лишь на седьмой день после атаки, т. е. 7 июня.

Немедленно после этой первой газовой атаки началась лихорадочная деятельность многочисленных организаций по изобретательству и изготовлению всевозможных противогазовых средств. Принц Ольденбургский, занимавший в то время должность верховного начальника санитарной и эвакуационной части, вызвал к себе химика, генерала В. Н. Ипатьева, бывшего в то время председателем комиссии по заготовке взрывчатых веществ при ГАУ, для выяснения вопросов, касающихся выработки мер против газов. Было точно установлено, что 31 мая немцы применяли хлор, и в связи с этим намечен план расширения соответствующих заводов по изготовлению хлора с целью ответа немцам в течение 4–5 месяцев. Незадолго перед этим обсуждался также вопрос о производстве фосгена{21}.

Все дело газовой борьбы и противогазовой защиты было поручено принцу Ольденбургскому, но вскоре было дано новое распоряжение о передаче принцу Ольденбургскому только противогазов, которые, как мы видели, уже и ранее изготовлялись в подведомственных ему организациях. Одним из первых шагов принца Ольденбургского на этом поприще явилось его воззвание к женским организациям (институтам, гимназиям, благотворительным обществам и т. д.) с призывом начать массовое изготовление марлевых масок. В результате этого воззвания, как указывает газета «Русский врач»{22}, «было повсеместно приступлено к изготовлению предохранительных масок».

Результат такого «повсеместного* изготовления одного из важнейших предметов воинского снаряжения сказался, к несчастью, не сразу. Несмотря на то, что таким путем удалось быстро снабдить все фронтовые части масками, «действительная защита от газов была совершенно не обеспечена. Изготовленные руками знатных дам, часто совершенно не умевших шить, маски в своем большинстве оказались непригодными и не достигающими цели. Причинами этого явилось, во-первых, то, что ни одна из изготовляющих организаций не знала толком, что же собственно от нее требуется, во-вторых, и сами организации отнеслись к делу [17] чрезвычайно легкомысленно, допустив ряд грубых ошибок в конструкции масок. В погоне за количеством изготовленных противогазовых повязок совершенно не обращалось внимания на их качество. Маски Красного креста, поступившие на фронт, оказывались либо слишком малыми, либо слишком большими. Тесемки были плохо пришиты и быстро отрывались. Количество слоев марли, как правило, было весьма малым (пять — шесть) и совершенно недостаточным для эффективной защиты. В результате всего этого авторитет «защитных средств» оказался подорванным в армии с самого начала.

Очевидцы и участники событий того времени рассказывают, что уже после второй газовой атаки, произведенной немцами в том же районе, что и первая (в секторе Болимово — 50 км к западу от Варшавы), 23–24 июня (ст. ст.), стало вполне ясно, что маски совершенно не защищают от газов. Поэтому солдаты массами их бросали или «украшали» ими и прилагавшимися к ним бутылочками с пропитывающей жидкостью деревья.

Необходимо упомянуть также об изобретательской лихорадке, начавшейся одновременно с лихорадкой массового изготовления масок. Каждая организация, сколько-нибудь связанная с изготовлением масок, стремилась предложить свой тип масок. Так как никакого контроля качества масок в первое время не существовало, то многие организации успели изготовить значительные количества масок по изобретенным на местах образцам. Известен, например, образец маски «училища правоведения». Очевидно, что подобные учреждения не имеют никакого отношения к вопросам защиты от газов. В результате «изобретательской» деятельности многочисленных организаций и полного легкомыслия управления принца Ольденбургского на фронте появилось одновременно более 20 образцов различных масок, мало отличающихся друг от друга по качеству, но зато носивших различные более или менее благозвучные названия. Я не собираюсь здесь описывать все эти образцы, да и нет возможности этого сделать, так как многие из них, предложенные, очевидно, менее влиятельными организациями, просто не дошли до чести быть упомянутыми и описанными в литературе.

Многочисленность образцов масок, выданных войскам, на чем мне и в дальнейшем еще придется остановиться, сыграла печальную роль. Солдаты, наблюдая, например, за тем, что у офицеров имеются маски другого, лучшего, типа, справедливо негодовали на командование, которое [18] заботится лишь об офицерах и ни во что не ставит солдат., Офицеры к тому же частным образом приобретали маски с внешней стороны более красивые, чем, например, уродливые маски-рыльца (маски Трындина, немецкие маски и пр.), и тем самым вызывали еще большие нарекания солдат.

Однако самое главное заключалось в том, что маски поступали на фронт без всякого предварительного их испытания в газовых камерах и проверки их действия. Неизвестно сейчас, какими данными пользовались организации Красного креста, когда рекомендовали для изготовления шести — или десятислойные марлевые маски. Такие маски удерживали на себе слишком мало пропитки с антихлором и в лучшем случае, как позднее выяснилось, защищали в течение 2–3 мин. Очевидно, здесь имело место принятие на; веру газетного сообщения о том, что два итальянских профессора из Болоньи предложили маску-рыльце из 10 слоев марли. Эта маска по сообщению газеты «Русский врач» будто бы защищала от хлора в течение часа{23}. В начальный период ни одна организация не попыталась довести толщину маски до 20–30 слоев, чтобы сделать возможной защиту хотя бы в течение 10–20 мин.

Наконец, при изготовлении пропитки для масок вначале была допущена грубая ошибка химического характера. Здесь очевидно виноваты были врачи, которые почти исключительно (без участия химиков) в то время руководили производством марлевых респираторов. Дело в том, что маски в первый период химической войны пропитывали раствором гипосульфита без добавки соды или с недостаточным ее содержанием. Хорошо известно, что гипосульфит натрия связывает хлор и с давних пор называется «антихлором». Однако, по-видимому, никто из организаторов производства противогазов в то время не удосужился разобраться в химическом процессе нейтрализации хлора гипосульфитом. Как известно, реакция при этом идет следующим образом:

Na2S2O3 * 5Н20 + 4 Сl2 = Na2SO4 + H2SO4 + 8 НС1.

Образовавшаяся серная и соляная кислоты в свою очередь реагируют с гипосульфитом с выделением серы к сернистого газа.

Na2S2O3 + 2 НСl = 2 NaCl + H2O + SO2,

Na2S2O3 + H2SO4 = Na2SO4 + H2O + SO2 + S. [19]

Таким образом, если бы маска, пропитанная одним гипосульфитом, и достигала своей цели — защиты от хлора, то все равно должно было бы наступить отравление сернистым газом, попадавшим в дыхательные пути с воздухом, прошедшим через маску. Эта ошибка была обнаружена химиками, к тому времени уже выехавшими на фронт (Н. А. Шилов, Б. М. Беркенгейм), и побудила к постановке одного из первых научных исследований, касающихся противогазового дела. Такое исследование («О продуктах реакции гипосульфита с хлором в различных условиях») было выполнено Н. А. Изгарышевым в Москве в лаборатории проф. Н. А. Шилова (в Коммерческом институте){24}.

Уже летом 1915 г. рецепт пропитки был изменен и в нее была введена сода (в достаточном количестве), а также и глицерин как предохраняющее средство от быстрого высыхания маски. Тогда же было организовано производство сухой смеси солей, из которой изготовлялась простым растворением пропитывающая жидкость. Такая смесь доставлялась на фронт в запаянных жестяных коробках, причем содержимого каждой из них было достаточно для пропитки 100 масок{25}.

Рецепт пропитки масок-рыльц был следующий{26}:

гипосульфит крист. (пятиводн.) 30 частей

соды безводной 10 частей

глицерина чистого 10 частей

воды 70 частей