Флаг Суоми над Ханко
После ухода последней советской эскадры над Ханко наступила тишина. Во все оставшееся время «Войны продолжения» советские самолеты ни разу не бомбили свою бывшую военно-морскую базу...
3 декабря финны поняли, что советский гарнизон полностью эвакуирован с полуострова. Дабы окончательно прояснить ситуацию, была проведена воздушная разведка, полуостров с моря обследовали два патрульных судна...
Сначала высадились на острове Руссаре, где подняли национальные флаги Финляндии. Затем двумя отрадами: один со стороны разделительной границы, а второй — со стороны Твярминне, финны двинулись к городу Ханко. Серьезную опасность представляли минные поля. В подразделениях были потери. Однако проходы в минных заграждениях помог найти перебежчик — бывший командир пулеметной роты Красной Армии лейтенант по фамилии Сенкевич (позже остался служить у финнов в частях пропаганды).
4 декабря финские войска вошли в город Ханко. На велосипедах на городскую площадь въехали шведские добровольцы. Капитан их роты Графстрем поднял над разрушенной ратушей финский флаг... Егерь Руди Эриксон и младший сержант Хейкки Лаулайнен подняли флаг на кирхе...
Официально национальный флаг Финляндии над Ханко было приказано поднять адъютанту третьего пограничного батальона Карлу Ове Берглунду (впоследствии он стал городским главой Ханко).
Финны называли военно-морскую базу Красной Армии на полуострове Ханко пистолетом, направленным в сердце Финляндии. 2 декабря 1941 года этот пистолет был разряжен.
Картина перед вернувшимися хозяевами предстала довольно безрадостная. Город был основательно изуродован. Водонапорная башня лежала на земле. От ратуши осталась одна стена... 37 городских зданий разрушено заложенными в них зарядами. Вся система городских коммуникаций выведена из строя.
По всему городу и в гавани Ханко огромные груды военного лома. Тлеет уничтоженное продовольствие... Над поверхностью воды у пристани [214] горы сброшенного в море военного оборудования... На дне бухты портовый и плавучий краны.
Финские историки говорят о «команде разрушения» из 600 саперов, прибывших на Ханко из Ленинграда перед эвакуацией советской военно-морской базы.
Кроме городских объектов, начиненных минами перед уходом советских войск, остались заминированными линия обороны Ханко, побережье и шхеры...
Сам командир ВМБ Кабанов давал высокую оценку своим саперам:
«Саперы подразделения 8-й бригады заминировали весь передний край на перешейке и островах, установили великое множество управляемых фугасов и фугасов натяжного действия — в этом они были большими умельцами и выдумщиками. Война с финнами научила их усложнению минных полей, пользованию ловушками, сюрпризами.»
При разминировании на Ханко уже к октябрю 1942 года (по финским данным) было снято свыше 13 000 противотанковых, свыше 15 000 противопехотных и около 5000 ствольных мин, а также почти 1600 ящиков со взрывчаткой. Всего было обезврежено свыше 105 тонн взрывчатых веществ.
Советские боеприпасы находили на Ханко на протяжении нескольких десятилетий после войны и, как говорят финские военные специалисты, будут находить еще не менее 200 лет! Снаряды к 305-мм советским железнодорожным артустановкам были обнаружены во время земляных работ в 2000 году. Последняя такая находка относится к июню 2001 года, когда в связи с ремонтными работами на шоссе, а также севернее Ханко, на бывшей маневровой площадке, среди железнодорожных путей, обнаружили цепочку зарядов из 180-мм снарядов и пороховых зарядов, соединенных между собой электрокабелем. По какой-то случайности единого взрыва, способного поднять на воздух всю площадку, ни сразу после эвакуации советского гарнизона ВМБ, ни позже, к счастью, не произошло.
Сначала финны пытались привлекать к разминированию советских военнопленных. Однако это обернулось новыми трагедиями. Пленные красноармейцы не шли на сотрудничество. Они и в плену продолжали сражаться. Зная расположение минных полей и систему закладки мин, безвестные герои, презирая смерть, шли прямо на них и подрывались вместе с финскими саперами! В июне 1942 года на дороге Ханко-Лаппохья [215] пленные красноармейцы подорвали автомобиль, перевозивший мины. При этом погибли они сами, а также находившиеся вместе с ними финские саперы... Подобный взрыв был произведен советскими военнопленными и на кондитерской фабрике.
В воспоминаниях маршала Финляндии Карла Густава Маннергейма, который вместе с командующим финскими военно-морскими силами генералом Вяйне Лахья Рихардом Валве посетил Ханко в декабре 1941 года, есть такая запись:
«...Таким образом, была устранена угроза жизненно важным частям страны и появилась возможность приступить к мероприятиям по принятию судов в этом важнейшем нашем зимнем порту. Кроме того, снова стало возможным каботажное плавание вдоль побережья Финского залива. Войскам, сражавшимся на фронте Ханко, была в приказе объявлена благодарность, особое признание было высказано в адрес шведских добровольцев.
В середине декабря я побывал на Ханко, где под вой зимней вьюги принял парад войск.»
Маннергейм действительно принял парад шведских добровольцев 15 декабря в Харпарскоге. На месте парада был затем установлен памятный камень, впоследствии получивший название «Камень Маннергейма».
Однако первый парад непосредственно в городе Ханко, 6 декабря 1941 года, в День Независимости Финляндии, принял, стоя на ступенях кирхи, «последний егерь» — командир флота и береговой артиллерии генерал-лейтенант Вайно Валве. Городской голова Ханко Элис Веннстрем произнес торжественную речь... Об этом, в частности, пишет П. Силваст в своей книге «Ханковский артдивизион береговой обороны»{145}.
Читаем дальше у Маннергейма:
«Будучи многие годы летним гостем этого идиллического городка, я почувствовал боль, увидев насколько он изменился за короткое время нахождения под чужой властью и в лапах войны, хотя дома и были готовы принять своих бывших хозяев{146}...»
Наверное, более всего впечатлениями от увиденного на Ханко в декабре 1941 года можно объяснить и такую последующую фразу Маннергейма: [216]
«Как на других театрах военных действий, так и здесь{147} по приказу советского правительства на практике проводилась тактика выжженой земли, в которую входила эвакуация населения и уничтожение населенных пунктов, дорог и движимого имущества, если его не успевали увезти раньше.
... Лучше всего русские справлялись с разрушительной работой и вывозом движимого имущества{148}...»
Обидные, конечно, слова, но что поделаешь... Так нас понимали, так старались смягчить горечь своего поражения. При этом, справедливости ради, надо заметить, что финны сами поступали именно так, когда отступали перед частями Красной Армии.
Советские военнопленные на полуострове
Читатель, видимо, еще держит в своей памяти то, что самая большая часть красноармейцев, эвакуированная с советской военно-морской базы Ханко последним конвоем, покинула полуостров в ночь на 2 декабря 1941 года на турбоэлектроходе «Иосиф Сталин»{149}.
Среди пассажиров была и немалая часть личного состава 9-й и 17-й железнодорожных батарей, до последнего остававшегося при транспортерах (напомним слова С. И. Кабанова о том, что подрыв 305-мм и 180-мм артустановок был осуществлен в последний день эвакуации, 2 декабря 1941 года).
Всего с турбоэлектрохода «Иосиф Сталин» было взято в плен 2,5 тысячи недавних защитников Ханко. Часть пленников, 758 человек{150}, немцы передали финнам, которые вернули их на полуостров (среди них был и цитировавшийся нами С. В. Тиркельтауб). На Ханко вновь стало много красноармейцев, но только теперь они не были там хозяевами, а пребывали на бывшей военно-морской базе Балтийского Флота СССР в качестве военнопленных, в лагерях за колючей проволокой...
По свидетельству начальника административного отдела Союзной Контрольной Комиссии по Финляндии (о ее деятельности — чуть позже) генерал-майора В. Д. Стырова, на полуострове были три лагеря советских [217] военнопленных, в которых по состоянию на начало сентября 1944 года содержалось 7,9 тыс. человек.
Самый большой лагерь — № 1, был в Восточной гавани, в парке возле яхт-клуба (теперешний отель «Регата»). Пленные жили в бараках, построенных во время советской аренды полуострова. Лагерь № 2 располагался севернее города Ханко, в районе теперешней ящичной фабрики. И третий, небольшой — в Тяктоме. Здесь под жилье военнопленных был приспособлен барак, построенный для советских летчиков. В этом лагере содержались 24 офицера и воинских чиновника{151}.
Важнейшими работами, к которым привлекали пленных красноармейцев, как мы уже писали выше, было участие вместе с финскими саперами в разминировании территории бывшей советской военной базы. Кроме того, они были заняты на разборке оставшегося от русских военного лома, на погрузке и разгрузке судов в гавани. Часть пленных трудилась в качестве подсобной рабочей силы на восстановлении укреплений в зоне стационарных позиций советских 305-мм железнодорожных артиллерийских установок в Тяктоме...
Многие военнопленные, среди которых, безусловно, были и недавние артиллеристы, в том числе и с железнодорожных установок, были привлечены финнами к восстановлению взорванных артсистем. К сожалению, мы не можем высветить их количество и фамилии. Можно представить, как вздрогнули и опечалились сердца этих людей при новой встрече с железнодорожными транспортерами, на которых многие из них еще совсем недавно служили...
Немалому числу советских военнопленных пришлось пройти на Ханко через многие печальные приключения, пережить особо огорчительный, трудно вообразимый поворот судьбы{152}.
Военнопленные из группы, доставленной на Ханко с «Иосифа Сталина», хорошо знали город и полуостров, лучше других ориентировались в обстановке. Поэтому именно они чаще всего предпринимали попытки побегов из лагерей.
Так, 16 мая 1942 года военнопленные лагеря № 1 Лежняк, Мазур и Богданов отважились пешком идти на восток, в родной Ленинград... Шли четыре дня по чужой стране, в окружении враждебного населения. [218]
Однако возле деревни Эспоон Масала, к которой они вышли из-за отсутствия продовольствия, они были задержаны шюцкоровцами.
27 мая 1942 года отмечен еще более серьезный случай побега. Военнопленные Федоров, Громыко и Ермолаев (в финском источнике: Феодоров, Громика и Ермалаев), раздобыв общую карту шоссейных дорог Финляндии и вооружившись трехлинейной винтовкой, видимо, найденной в каком-то старом советском блиндаже, также решили идти к своим. После того, как под утро 30 мая им удалось перейти «вспаханную полосу», отделявшую когда-то территорию военно-морской базы Ханко от остальной Финляндии, они были обнаружены и возле Скогбю вступили в бой с преследовавшим их отрядом финских солдат. При этом один из солдат и офицер были убиты, двое военнослужащих — ранены. В конце концов, видя безнадежность своего положения, красноармейцы подорвали себя гранатой...
Всего в Финляндии по состоянию на 5 октября 1944 года в 13 лагерях и 5 госпиталях находилась 41 374 советских военнопленных. Эти данные взяты из стенограммы первого совещания Союзной Контрольной комиссии в Финляндии.
Судьба советских военнопленных, возвратившихся по окончании войны из лагерей в Финляндии, была такой же трагической, как и тех, кто вернулся из немецкого плена. Как пишет В. С. Краскова в книге «Преступления за кремлевской стеной»:
«По финским сведениям, они взяли в плен 5469 советских военнослужащих. Судьба их оказалась трагической. После освобождения из тяжелого плена они вместе с частями Красной армии прошли по улицам Ленинграда, осыпаемые цветами. Затем их отделили от «воинов-победителей», погрузили в отдельный спецэшелон, и все они канули в безвестность{153}...»
В этом абзаце не все, видимо, в ладах с правдой цифр, но с остальной правдой все в порядке. [219]
Советские 305– и 180-мм артустановки в финском плену
Теперь о том, как финны обошлись с нашими выведенными из строя железнодорожными артустановками TM-III-12 и ТМ-I-180.
Мы помним из предыдущей главы, какую гигантскую и сложнейшую работу пришлось провести в конце ноября — начале декабря 1941 года командиру советской военно-морской базы на Ханко генералу С. И. Кабанову и его подчиненным по проведению эвакуации гарнизона, вывозу припасов, а также по выводу из строя не подлежащих возвращению на Большую Землю уникальных артустановок.
Нас прежде всего интересует судьба подвергнутых разрушению трех 305-мм и четырех 180-мм транспортеров.
Согласно утверждениям финского историка Пекки Силваста, который посвятил свою магистерскую диссертацию исследованию политических событий, связанных с арендой Советским Союзом полуострова Ханко:
«Артустановки 305/52 ORaut были приведены в непригодное для стрельбы состояние путем подрыва связок ручных гранат, и последний выстрел был сделан без жидкости в тормозных системах, которые таким образом были доведены до непригодности. Более хрупкие механизмы были разбиты молотом. Сложная система центрального управления огнем, которая представляла собой выдающееся достижение точной механики, была уничтожена с большой основательностью. Механизмы, измерительные и другие приборы бронированных вагонов для боеприпасов и двигателей были разбиты. Вагоны (но не сами орудия) были утоплены в гавани. Для этого по причалу был построен специальный тупиковый путь со стрелочным устройством, который доходил до самой воды. Орудия и местность вокруг артиллерийских позиций были плотно заминированы зарытыми в землю фугасными гранатами 305-мм. Из них были вынуты донные детонаторы и на их месте установлены взрывные капсюли и подрывные патроны, соединенные с обыкновенным ударным взрывателем. Запасы пороха были уничтожены сжиганием. [220]
Боеприпасы были зарыты в землю и в железнодорожных насыпях с целью минирования территории. В последний раз их нашли летом 2001 года. Часть остается до сих пор в земле.»
По сведениям П. Силваста, «взорванные 305-мм стволы железнодорожных артустановок, по всей видимости, были отвезены на фабрику по производству гвоздей».
У него мы получаем дополнительные сведения о технических достоинствах русских артсистем. Так, описывая участь бронированного вагона-центрального поста, автор сообщает:
«ЦАС (центральный аппарат стрельбы) был настолько технически совершенен, что при определении направления и дистанции для стрельбы способен был учитывать отклонения, вызываемые вращением земного шара, метеорологические и баллистические факторы.»
В одной из многочисленных бесед с Пеккой Силвастом я услышал от него сравнение вычислительной аппаратуры ЦАС с настоящим русским механическим компьютером...
Задача перед командованием советской ВМБ была поставлена однозначно: железнодорожные артустановки должны быть выведены из строя безвозвратно. Однако в чрезвычайном напряжении последних часов пребывания наших подразделений на Ханко выполнить такой приказ в полной мере все-таки не удалось.
Видимо, С. И. Кабанов несколько приукрасил картину, когда говорил о том, что подрывники смогли уничтожить всю артиллерию. Вернемся к отдельным его высказываниям:
«Я решил взрывать почти все батареи в день прихода за нами последнего эшелона... Железнодорожные батареи Волновского и Жилина надо взрывать на день — два раньше{154}.
...Я решил подвижной состав уничтожать с середины ноября, оставив до последних дней транспортеры, вагоны-центральные посты, вагоны-погреба и часть паровозов{155}...»
Колоссальный объем разрушения оставлен на последние дни! [221]
Чуть далее читаем: «2 декабря во второй половине дня началось уничтожение материальной части артиллерии»{156}.»
Заметим для себя: «Началось во второй половине дня...» Речь идет о последнем дне пребывания остатков гарнизона на Ханко, когда в гавани уже под парами стояли готовые к выходу корабли, когда завершалась спешная погрузка личного состава базы на суда.
В это время сотня саперов 42 отдельного саперного батальона бригады генерал-майора Н. П. Симоняка и полсотни специалистов-подрывников из подразделений береговой обороны генерал-майора И. Н. Дмитриева минировали дороги и важные объекты, здания, подрывали электростанцию, хлебозавод, холодильник, водокачки, командные пункты, убежища, доты...
Снова читаем у С. И. Кабанова: «В 16.00 2 декабря с материальной частью артиллерии базы все было покончено. Все было взорвано, утоплено. Наступила тишина. Финны тоже не стреляли. Группы прикрытия начали отход{157}.»
Таким образом, если доверять словам С. И. Кабанова, то всего за два-три часа последнего дня его подчиненные уничтожили всю материальную часть артиллерии! Правда, Сергей Иванович как бы мимоходом замечает в своих мемуарах, что 1 декабря к нему обратился комендант сектора береговой обороны генерал-майор И. Н. Дмитриев, на котором лежала ответственность за уничтожение железнодорожных батарей, что у него с подрывом стволов 305-мм транспортеров ничего не получается. Засыпка песка в стволы этих пушек и производство после этого выстрела не приводит к разрыву орудий{158}!
Услышав неприятное известие, С. И. Кабанов, сам поспешил на 9-ю батарею. Но ведь на все это нужно было время... Орудия располагались на позициях, а не возле штабного подъезда. Сергей Иванович в сердцах признается: [222] «Оказывается уничтожать железнодорожные батареи не так-то просто{159}.»
Но перед своим начальством и, как говорится, перед историей командир военно-морской базы страхуется: «Получив от всех артиллерийских начальников, в том числе от генерала Дмитриева, доклад об уничтожении матчасти, я доложил об этом Военному Совету КБФ{160}.»
Понять С. И. Кабанова, да и генерала И. Н. Дмитриева, конечно, можно. Идет жестокая война. На последней черте жизнь тысяч людей, которых они должны спасти, вывезти с Ханко. В конце концов они и сами должны спастись! И потом, разве могли они тогда даже предположить, что финны окажутся столь толковыми и основательными, что поднимут со дна моря все, что туда было сброшено, все отремонтируют и, главное, вернут к жизни тяжелые железнодорожные артиллерийские системы, да еще начнут из них стрелять? Такое не могло им тогда привидеться даже в самом кошмарном сне! Разве могли они в тех условиях предвидеть и то, что кто-то в будущем станет разбираться в их действиях, расследовать обстоятельства эвакуации. Ведь С. И. Кабанов и его бойцы покидали этот выжженый и взорванный-перевзорванный полуостров Ханко навсегда!
Это мы сегодня понимаем, что, как бы хорошо ни была организована эвакуация, как бы не удалось все сделать складно и ловко, многое, конечно же, разрушить и вывезти не удалось. Это было просто невозможно сделать в той обстановке, в отведенные войной сроки. Например, Ове Энквист упоминает про склад трофеев, который образовался после ухода русских с военно-морской базы на Ханко.
Здесь нужно поставить читателя в известность о том, что после прочтения книги Ове Энквиста у меня возникло очень много вопросов по судьбе плененных финнами в 1941 году советских железнодорожных артиллерийских транспортеров на полуострове Ханко.
С весьма малой надеждой разыскать автора, я все же написал письмо г-ну О. Энквисту и решил просить о помощи в моих поисках финское посольство в Москве. Для такого шага у меня были некоторые основания. В свое время (об этом я упоминал выше) моя работа была тесно связана с российско-финскими отношениями и мне часто по долгу службы доводилось бывать в посольстве Финляндии в Москве, в Кропоткинском переулке. [223]
Я хорошо знал тогдашнего посла этой страны в России г-на Маркуса Люра. Однажды меня даже пригласили участвовать в интересном событии, на которое съехались послы почти всех северных стран — открытии на лужайке посольского двора оригинальной «Пейзажной конструкции» финского скульптора Мартти Айха.
Второй секретарь посольства Финляндии г-жа Ханнеле Малмс, занимающаяся вопросами культуры, была очень внимательна и обещала мне полное содействие в установлении контактов с г-ном Ове Энквистом через возможности посольства. Прошло некоторое время и я получил от нее сообщение, что мое письмо дошло до адресата, весьма заинтересовало г-на Энквиста и он уже прислал в посольство свой ответ!
Меня весьма обрадовало и то обстоятельство, что, по информации г-жи X. Мальме, новый Чрезвычайный и Полномочный посол Финляндии в Российской Федерации Его Превосходительство г-н Рене Нюберг как профессиональный историк также весьма заинтересовался темой исторических исследований по пребыванию советских артиллерийских транспортеров в его стране во время Второй Мировой войны и обещал всяческое содействие.
Посольство любезно исполнило перевод с финского на русский адресованного мне г-ном Энквистом послания.
В дальнейшем он прислал еще два сообщения, вывел меня на своих коллег-историков, дал адреса музеев и архивов, военных центров Финляндии. Между нами завязалась оживленная переписка. Моим финским коллегам весьма импонировал интерес России к этой странице наших отношений.
Ове Энквист родился в 1953 году. Первоначальное военное образование — офицер береговой артиллерии. С 1976 года служил в береговой артиллерии на различных должностях, в т.ч. начальником форта и командиром дивизиона. В 1985 году вел курс оружейной техники и стрельбы в высшей военной школе. После этого служил в Главном штабе береговой обороны старшим офицером и начальником отдела. Подполковник Генерального штаба.
О. Энквист издал много работ по береговой артиллерии, в т. ч. о разных фортах, а также написал множество статей и исследований для финских и других изданий. Кроме того, он был главным редактором газеты «Береговой Защитник» («Rannikon Puolustaja»). В 1995 году в серии военного музея было издано исследование О. Энквиста «Куйвасаари». [224]
Завод в Ювяскюля. Восстановление советских артустановок TM-I-180
История восстановления финскими инженерами и рабочими советских железнодорожных артустановок ТМ-III-12 и TM-I-180 представляет, на наш взгляд, немалый интерес.
Финны оценили все четыре орудия 17-й советской батареи, доставшиеся им в качестве трофеев на Ханко, как «не очень поврежденные»{161}.
180-мм транспортеры были незамедлительно отправлены в ремонт на государственный артиллерийский завод в городе Ювяскюля. Это предприятие выполнило основную работу по восстановлению советских транспортеров.
Ювяскюльский завод был построен в рамках оборонной программы Финляндии незадолго до «зимней» войны. Его цеха были вырублены в монолитной скале в 300–400 километрах севернее Хельсинки. Торжественное открытие завода состоялось 27 февраля 1939 года.
Директором завода в период восстановления на нем советских трофейных 180-мм артустановок был подполковник Олави Сювянен. Родился он в 1898 году в городе Турку. Во время Освободительной войны 1918 года участвовал в походе по Юго-Западной Финляндии в составе Шхерного добровольческого отряда. В 1923–1925 гг. окончил высшие военные курсы. Далее был руководителем ремонтной мастерской, служил преподавателем по стрельбе в STO/SKK. [225]
С 1937 по 1945 гг. О. Сювянен возглавлял государственный артиллерийский завод и рабочую группу АО «Валмет». Член Ювяскюльского городского правления (1940–1945).
В организации работ по восстановлению 180-мм железнодорожных транспортеров активное участие принимали также помощник директора завода по технической части подполковник Хонгистто и главный начальник артиллерийских цехов Лавониус.
В настоящее время Ювяскюльский завод занимается в основном производством бумагоделательных машин.
К работам по восстановлению 180-мм железнодорожных артустановок было также привлечено и предприятие Пассили, расположенное в Хельсинки. В то время это была ремонтно-механическая мастерская Государственных железных дорог Финляндии.
Общее руководство работами по возрождению боевых свойств трофейных артсистем осуществлял штаб военно-морских сил.
Уже в декабре 1941 года, т. е. меньше, чем через месяц после попыток подрывников С. И. Кабанова вывести артиллерийские железнодорожные установки из строя на полуострове Ханко, Ювяскюльский завод отремонтировал первое орудие!
Такой быстрый результат не только свидетельствует в пользу высокого производственного мастерства финских инженеров и рабочих, но и дополнительно подтверждает тот факт, что сильно разрушить орудия 17-й батареи советским саперам, видимо, не удалось.
После Янова дня, т. е. в середине лета 1942 года, из ремонта вышел второй транспортер, а 28 октября — третий!
Таким образом, менее чем за год 17-я советская батарея 180-мм артиллерийских орудий на железнодорожных транспортерах была восстановлена финскими специалистами. Это стало серьезным усилением артиллерийских возможностей финской армии.
Нужно также иметь в виду, что четыре 180-мм артиллерийских транспортера, доставшиеся финнам после эвакуации советского гарнизона с военно-морской базы на полуострове Ханко, не исчерпали перечень подобных трофеев финской армии.
По данным финского железнодорожного музея, еще до обретения «ханковских» транспортеров, летом 1941 года, финны в период их наступления на Карельском перешейке, когда они вернули территории, оставленные по результатам «зимней» войны, и вышли на прежнюю советско-финскую границу, «в числе прочих военных трофеев захватили [226] в районе Ваммелйоки — Ино еще 2 железнодорожных артиллерийских транспортера со 180/57-NI пушками, паровоз и 15 вагонов».
В известной автору российской литературе по теме железнодорожной артиллерии, а также в изученных им архивных документах какого-либо упоминания о захвате финнами в качестве трофеев в боях на Карельском перешейке в первые месяцы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. двух советских 180-мм железнодорожных артустановок не встретилось. Отчасти это объяснимо. О своих потерях противоборствующие стороны охотно не рассказывают. Если признать указанные финские сообщения достоверными, а для этого, на мой взгляд, есть определенные основания, то подобную информацию логичнее всего рассматривать применительно к 12-й и 18-й ОЖДАБ. Остальные состоявшие в то время на вооружении Красной армии 180-мм железнодорожные батареи из этого рассмотрения следует исключить. 17-я батарея находилась на полуострове Ханко. 16-я — на черноморском побережье Кавказа. 19-я прибыла на театр боевых действий в самый канун войны и в рассматриваемый период непосредственного участия в боях под Ленинградом еще не принимала. Обращает на себя внимание также и то, что в ряде сообщений первых месяцев войны о 12-й и 18-й батареях речь идет всего о трех транспортерах при их штатном количестве в батарее — четыре. В частности, по 12-й батарее такие данные начинают появляться уже с июля 1941 года.
Следует отметить при этом также, что советская нумерация как 180-мм, так и 305-мм стволов была финнами сохранена.
В итоге уже к концу 1942 года финская армия стала обладательницей шести артсистем ТМ-I-180 советского производства. [227]
Восстановление советских 305-мм артустановок
А как в это время складывалась судьба орудий бывшей 9-й батареи, трех 305-мм железнодорожных установок TM-III-12, которые в вихре Второй мировой войны тоже стали пленницами финской армии?
Когда финны вернулись на полуостров Ханко, они обнаружили все три артустановки на позициях в Тяктоме. Тележки отсутствовали. Недоставало и многого другого из того, что составляло собственно батарею: паровозы, вагоны-арсеналы, вагон управления огнем, вагон-ремонтная мастерская и пр.
Повреждения, причиненные непосредственно орудиям, были чрезвычайно серьезными. Особенно это касалось стволов.
Мы уже знаем, как С. И. Кабанов научил-таки своих подрывников уничтожить «по финской технологии» стволы артустановок TM-III-12. Правда, финская версия операции по разрушению советскими саперами 305-мм стволов выглядит несколько иначе, чем ее описал С. И. Кабанов.
Ствол одного транспортера (№ 2) был разорван пополам взрывом заложенного в него заряда, а два других ствола были приведены в негодность путем подрыва взрывчатки с внешней стороны, что породило на их телах глубокие вмятины. Кроме того, последние выстрелы из этих двух стволов были произведены без жидкости в тормозах отката, и силой отдачи орудийные механизмы были сильно разрушены. Повреждения были таковы, что о реставрации, ремонте или реконструкции старых стволов не могло быть и речи.
Удручающее впечатление производили разрушения других узлов и механизмов. Все, что можно было разбить, было разбито кувалдами. Сложные системы управления орудийными механизмами были полностью уничтожены. Электромоторы и различные приборы были также приведены в негодность.
Ситуация осложнялась тем, что весь район батареи был заминирован с использованием снарядов 305-мм калибра. Зимой проводить разминирование было особенно трудно, поэтому некоторые из таких работ решено было отложить до схода снега. [228]
В районе боевой позиции 9-й батареи в Тяктоме были обнаружены закопанные в землю недостающие части от пушек, рабочий инструмент, принадлежности для стрельбы, боеприпасы.
Были, в частности, раскопаны неизрасходованные советскими артиллеристами боеприпасы к 305-мм артустановкам. На 42 выстрела нашли боевых зарядов. Найдено было также около 150 боевых и 90 учебных снарядов. Со снарядов были сняты донные взрыватели, а вместо них смонтированы подрывные заряды и пиропатроны, подсоединенные к детонаторам. Финнам удалось обезвредить эти устройства.
Кроме того, нашли 850 пустых гильз, из чего был сделан вывод, что первоначально к транспортерам имелось точно такое же число выстрелов. Серьезной проблемой был подъем со дна гавани Ханко оборудования, снаряжения и имущества 305-мм железнодорожной батареи, которое туда сбросили русские, покидая полуостров.
С помощью плавучего крана удалось поднять многие орудийные детали, а также специальные вагоны, включая вагон-ремонтную мастерскую, что в немалой степени упростило задачу восстановления транспортеров.
Находившиеся в бронированных вагонах для боеприпасов и в моторных вагонах — машины, счетчики, другое оборудование и приспособления — были основательно разломаны.
Долгое время не удавалось найти тележки от транспортеров. Но в конце концов, в начале июля 1942 года, и они были обнаружены и подняты на поверхность в гавани Ханко.
У военных специалистов и высоких гражданских чиновников Финляндии, когда они вновь ощутили себя хозяевами на полуострове Ханко, сразу же возник вопрос: можно ли восстановить эти поверженные гиганты — русские транспортеры? И надо ли их восстанавливать? Затраты на это обещали быть весьма и весьма значительными...
В июне 1942 года финны принимают решение в пользу восстановления 305-мм артустановок на железнодорожных транспортерах. Безусловно, это было санкционировано на самом высоком военном и политическом уровне. Как помнит читатель, главнокомандующий финской армией маршал Маннергейм после ухода Красной армии дважды посещал полуостров Ханко и, конечно же, интересовался состоянием трофейных железнодорожных артсистем. Наверное, в финских архивах есть документы, объясняющие причины столь сложного для финской стороны и весьма затратного решения о восстановлении советских 305-мм транспортеров, которое, однако, все же было принято. Почему? Какие аргументы перевесили [229] чашу весов в пользу принятия заключения о начале восстановительных работ? Мы можем сегодня высказывать только свои соображения.
1. На тот период (весна — лето 1942 года) у Финляндии вновь (после неуверенности, вызванной разгромом вермахта под Москвой в декабре 1941 года), окрепла надежда, что Германия все-таки выиграет войну у Советского Союза. Летом 1942 года Красная Армия под немецкими ударами вновь стала терпеть поражения. Финляндия, безусловно, полагала, что доставшиеся ей в результате военных действий столь ценные трофеи однозначно навсегда останутся в ее распоряжении. СССР при любом исходе войны не станет требовать их возвращения{162}.
3. Финские военные помнили о больших боевых возможностях советских железнодорожных артсистем при разрушении ими «линии Маннергейма» во время «Зимней» войны и с нетерпением ждали прибытия 305-мм артустановок в свое распоряжение на Карельский перешеек.
4. Обладание столь мощными действующими артсистемами делало Финляндию особо защищенной как с моря, так и с суши... Теперь уже она контролировала вход в устье Финского залива.
Сама по себе техническая задача по восстановлению исполинских артсистем представлялась неимоверно сложной. Какая-либо документация, инструкции и чертежи отсутствовали.
С конструкцией транспортеров финны знакомились впервые. Вначале им в ряде случаев даже трудно было представить, как крепятся и соединяются между собой те или другие части орудий и транспортеров. Притом, работа осложнялась огромными весовыми характеристиками узлов артустановок. При их восстановлении финны внесли в конструкцию некоторые изменения, прежде всего связанные «с учетом интересов личного состава». Батарея была оснащена финскими приборами управления стрельбой.
Но основная проблема — стволы{163}. Это определяющая часть артиллерийской системы. Нет ствола — нет пушки, нет артустановки. Без ствола не о чем говорить! Для финнов, однако это не стало препятствием. [230]
В их арсеналах с недавних пор хранились 8 точно таких же стволов, как и те, что подорвали русские на артустановках ТМ -III-12. Это были стволы от русского линкора «Император Александр III».
Из Бизерты в Суоми
В канун военного конфликта между Советским Союзом и Финляндией, когда напряжение в отношениях между двумя странами достигло предела, финские военные озаботились укреплением береговой обороны побережья в зоне своей столицы. Срочная задача первоначально казалась неразрешимой. Выход был найден после того, как французская фирма «A. Klagvine» через финского военного атташе подполковника Хийси предложила Финляндии купить у нее двенадцать 305-мм орудий производства Обуховского завода и восемнадцать 130-мм орудий системы «Виккерс», которые в 1930-е годы (по финским данным, в 1935 или в 1939 году, по российским — в конце 20-х или самом начале 30-х гг.) были демонтированы с русского линкора Императорского Черноморского флота «Император Александр III» и все это время хранились в арсенале «Сиди-Абдуллах» французской военно-морской базы в тунисском порту Бизерта.
Хроника окончания изготовления обуховцами 305-мм стволов 52 калибра длиной для названного линкора такова{164}:
орудия №№ 86, 91 — в мае 1915 г.;
орудия №№ 96,99 — в июне 1915 г.;
орудия №№ 101, 103 — в сентябре 1915 г.;
орудие № 127 — в ноябре 1916 г. {165};
орудие №№ 113, 119, 120, 121, 129 — в декабре 1916 г.
Значительную роль в приобретении Финляндией русских 305-мм орудийных стволов сыграл также полковник Аладар Паасонен.
Инспекторский осмотр русских орудий совместно с уже упомянутым подполковником Хийси проводили подполковник Энкайнен и оружейный техник Йолма. Осмотр показал, что состояние орудий вполне удовлетворительное, они пригодны для использования, и была дана рекомендация [231] на их закупку. С разрешения правительства Франции стороны пришли к согласованию о продаже Финляндии 305-мм стволов 4 января 1940 года{166}. Пока улаживались формальности, началась «Зимняя» война, дело застопорилось, и пушки оставались без движения до поражения Финляндии в марте 1940 года. После этого переговоры о приобретении орудий были возобновлены. В конце концов Франция просто подарила Суоми пушки с «Императора Александра III».
29 января 1940 года финский пароход «Джульетта» с погруженными в его трюмы и засыпанными тысячей тонн зерна четырьмя орудиями с русского линкора «Император Александр III» вышел из гавани Бизерты и взял курс на Гибралтар, а затем — на север. И снова подтвердилась истина: все, связанное с русскими линкорами «Императрица Мария» или «Император Александр III», обязательно попадает в какие-то драматические приключения.
Во время этих рейсов в Европе уже вовсю бушевала Вторая мировая война. С 30 ноября 1939 года шли боевые действия на советско-финском фронте. 9 апреля 1940 года германские войска оккупировали Норвегию.
«Джульетта» первоначально должна была выгрузить стволы в финском порту Петсамо (Печенга), но он к этому времени уже был занят Красной армией. Судну пришлось в норвежском пограничном порту до августа ждать согласования с немцами возможности выйти в путь вокруг Скандинавии. 8 сентября 1940 года орудия, наконец, были разгружены в финском порту Турку (шведск.: Або).
Второй пароход — «Карл Эрик» — также с четырьмя 305-мм стволами с линкора «Император Александр III» — вышел из Бизерты через неделю после «Джульетты». Его плавание прошло благополучно и он первым из трех кораблей, предназначенных для перевозки русских орудий, разгрузился в порту Турку через несколько дней после окончания Советско-финской войны.
Пароход «Нина» с четырьмя 305-мм стволами, когда-то находившимися в башнях последнего линкора русского императорского флота, покинул Бизерту 26 февраля 1940 года. «Нине» выпала другая участь. Во время своего путешествия она непредвиденно задержалась в Генуе и 9 апреля 1940 года была задержана немецкими десантниками в норвежском порту Берген. Затем, возможно, не без договоренности с финской стороной, «Нина» была конвоирована в Германию. Немцы передали русские стволы — [232] этот «первоклассный пушечный материал» — на заводы Круппа для переточки их под свои снаряды и для изготовления к ним новых лафетов. Чуть ниже мы расскажем о поразительной судьбе этих четырех стволов.
В распоряжении Финляндии, таким образом, оказалось восемь 305-мм стволов от русского линкора «Император Александр III».
В этой части нашего повествования один воистину детективный сюжет сталкивается и неразрывно переплетается самым удивительным образом с другим, не менее экстравагантным и романтичным! Поэтому мы на некоторое время уйдем из Второй Мировой войны, оставим пока многострадальную нашу соседку Финляндию переживать последствия ее противостоящего СССР мезальянса с Германией и возвратимся в Россию, причем в самое начало прошлого теперь века... Итак...
Слово о русском линкоре «Император Александр III»
17 октября 1911 года он вместе с линкорами «Императрица Мария» и «Екатерина II» был заложен на стапелях судоверфи в городе Николаеве на Черном море.
2 апреля 1914 года линкор «Император Александр III» был спущен на воду и на нем был поднят Андреевский флаг.
В 1915 году для названных кораблей на Обуховском заводе в Петрограде были изготовлены 305-мм орудия. На каждом из линкоров они были установлены в четыре трехорудийные башни.
29 апреля 1917 года, еще в период достройки, после февральской революции в России, после отречения от престола Государя Императора Николая II и прихода к власти Временного Правительства, линкор «Император Александр III» был переименован и получил название «Воля». На его главной мачте был поднят флаг Временного правительства.
15 июня 1917 года линкор вступил в строй. Команды на нем было 1386 человек.
С июня 1917 по ноябрь того же года линкор принимал участие в Первой Мировой войне. Он входил в состав 2-й маневренной группы. После гибели линкора «Императрица Мария» «Император Александр III» возглавил 1-ю маневренную группу. В ноябре 1917 года выходил на перехват германского крейсера «Бреслау».
Буря Октябрьской революции и Гражданской войны захватила этот могучий корабль так же, как закружила, понесла и раскидала по миру миллионы русских людей. Вместе с частью Черноморской эскадры экипаж линкора вначале пошел за большевиками... [233]
29 декабря 1917 года корабль входит в состав «красного» Черноморского флота. На его мачтах поднимается красный флаг революции.
У нас нет намерения идеализировать страницы биографии «Императора Александра III». 23–24 февраля 1918 года, после митингов на линкоре, матросня, захваченная волной анархии, учинила в Севастополе «Варфоломеевскую ночь» (по их выражению — «Еремеевскую»), когда истребляли «всех офицеров, купцов и вообще господ».
Весной 1918 года флот разделился на две части. В Новороссийске были собраны корабли под флагом большевиков. Остальные суда, в том числе и линкор «Император Александр III», оставались в Севастополе.
Власть в то время на юге России менялась быстро. Права на линкор заявила Центральная Рада Украины, и 29 апреля 1918 года по приказу командующего Черноморским флотом контр-адмирала М. П. Саблина на линкоре был поднят «жовто-блакитный» украинский флаг.
30 апреля 1918 года «Император Александр III» был обстрелян артиллерией и пулеметами германских войск в гавани Севастополя при его попытке уйти в Новороссийск.
1–2 мая 1918 года линкор перебазировался в Новороссийск.
3 мая 1918 года. В Новороссийске экипажи собравшихся там кораблей Черноморской эскадры проводят референдум и принимают решение о подъеме андреевского флага на всех судах.
28 мая 1918 года Председатель Совета Народных комиссаров В. И. Ульянов (Ленин) телеграммой в адрес Черноморского флота требует «уничтожить все суда Черноморского флота и коммерческие пароходы, находящиеся в Новороссийске». Это было время, когда, захватившие власть большевики, считали, что «военно-морской флот советской республике вообще не нужен. Достаточно лишь «Морских сил ВЧК».
Контр-адмирал М. П. Саблин отказался выполнить эту директиву. Однако 11 июня делегатское собрание, проведенное на линкоре «Император Александр III», 79 голосами против 29 (воздержалось 28 человек) приняло решение топить корабли. 12 июня — новое решение. Референдум всех кораблей, проведенный ночью в Новороссийске, постановил: «В Севастополь не идти, флот не топить, а в случае наступления немцев сражаться до последней возможности».
13 июня 1918 года В. И. Ульянов (Ленин) и Председатель ВЦИК Я. М. Свердлов вновь телеграфируют в Новороссийск: «Подтверждаем приказ: немедленно уничтожить суда!»
Линкор «Император Александр III» не принял эту директиву и под командованием капитана 1 ранга А. И. Тихменева, на тот момент временно [234] исполнявшего должность командующего Черноморским флотом, 17–19 июня под андреевским флагом вместе с шестью эсминцами вернулся в свою главную базу — Севастополь.
В тот же день линкор был захвачен германскими войсками и разоружен. Дело дошло до того, что «Император Александр III» 1 октября 1918 года был включен в состав военно-морских сил Германии на Черном море. На нем был поднят германский флаг.
24 ноября 1918 года на рейде Севастополя встала английская эскадра. Линкор «Император Александр III» и некоторые другие корабли взяты под контроль интервентов. Русским кораблям передано требование спустить андреевские флаги и поднять английские.
Через месяц, 22 декабря, английский линкор «Агамемнон» привел линкор «Император Александр III» из Севастополя в турецкий порт Измит, что на Мраморном море.
Но и на этом приключения последнего из самых могучих линкоров российского военно-морского флота не закончились.
17 октября 1919 года линкор «Император Александр III» был переименован в честь основателя «белой» Добровольческой армии и стал называться «Генерал Алексеев».
Под андреевским флагом он был возвращен на Черное море и снова встал на якоря в гавани Севастополя. Корабль, командиром которого был в то время капитан 1 ранга В. А. Григорков, определен флагманом флота «белой» армии.
Это была девятая смена флага на линкоре. Он начал свою жизнь под Андреевским флагом и закончил ее тоже под ним.
Слово о русском генерале Алексееве
Михаил Васильевич Алексеев (3(15). 11.1857–25.9.1918). Сын солдата сверхсрочной службы, выслужившего чин майора, родился в одной из глухих деревень Тверской губернии. Учился в Тверской классической гимназии. Окончил Московское пехотное юнкерское училище. В 1890 году окончил Николаевскую академию Генерального штаба.
В 1904 году в Академии Генерального штаба был удостоен звания заслуженного профессора.
В 1908 году был избран почетным членом конференции Императорской военной академии.
В кампанию 1877–1878 гг. получил «скобелевское» боевое крещение и три боевые награды. Будучи генерал-квартирмейстером 3-й Манчжурской [235] армии, отмечен пожалованием ему золотого оружия и орденов Св. Станислава 1-й степени с мечами и Св. Анны 1-й степени.
С августа 1914 года — начальник штаба Юго-Западного фронта. С марта 1915 года — главком Северо-Западного фронта. После принятия Императором Николаем II поста Верховного Главнокомандующего был назначен начальником штаба Верховного командования (август 1915 — март 1917) и фактически руководил операциями на русско-германском фронте.
В ряде исследований отмечается, что М. В. Алексеев был «по природе мягкий и уступчивый», но с этим нам, людям другого времени, тем не менее трудно согласиться. Во время Февральской революции, именно М. В. Алексеев организовал давление на Императора Николая II, побуждая его отречься от престола. Этот русский генерал, присягавший Государю и будучи ближайшим его советником по ведению войны и защите России, «в небывало роковой обстановке» фактически изменив присяге, взял на себя тяжелейшую ответственность перед историей за то, что во многом его личными действиями пресеклась последняя царская династия и тем самым были открыты последние сдерживающие затворы перед губительным для страны половодьем революции. И все «во имя судеб России, чести геройской нашей армии, благополучия народа, всего будущего дорогого нам Отечества».
1 марта 1917 года М. В Алексеев отправил телеграмму царю с проектом «Манифеста». 2 марта он же адресовал царю телеграммы Главнокомандующих армиями фронтов (телеграммы, которые, по сути, он же и организовал) с просьбами о его отречении.
Слабохарактерный человек на такие шаги не решится.
Другое дело — суд потомков. 2 марта в поезде Николай, в частности, записал в дневнике: «В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена, и трусость, и обман». Такие оценки бывший царь безусловно распространял и на самых высоких своих генералов... Думаю, что мой земляк М. В. Алексеев был в их числе. Ведь он был одной из самых действующих фигур в деле отречения Государя Императора.
Известно также, что во время последней встречи с Государем М. В. Алексеев сказал ему: «А теперь, Ваше Величество, позвольте мне пожелать Вам благополучного путешествия и дальнейшей, сколько возможно, счастливой жизни».
Меньше чем через полтора года после этого пожелания, и сам последний Император России Николай II, и вся его семья были зверски умерщвлены большевиками в Екатеринбурге... [236]
Обращаясь к войскам после оставления должности Верховного Главнокомандующего, М. В. Алексеев писал в приказе:
«Шел с твердой верой в промысел Божий, в призвание русских войск, и теперь, когда дрогнули устои военной мощи, я храню ту же веру... Всем, кто в дни народной смуты сохранил решимость не давать на растерзание родной земли, низкий поклон от старого солдата...»
Это тоже позиция сильного человека.
Он не принял большевистскую революцию и в ноябре 1917 года создал Алексеевскую Офицерскую Организацию, которая затем стала ядром белогвардейской Добровольческой Армии. Он стал духовным вождем добровольческого движения.
Для всех, кто хотел поддержать знамя восстановления монархической власти в России М. В. Алексеев был «непререкаемым общерусским авторитетом», его имя «давало... надежды на объединение вокруг него борющихся сил», «авторитет ген. Алексеева слишком высок»...
«...Крестный путь его озарен кристаллической честностью и горячей любовью к Родине — и великой, и растоптанной».
«Когда не стало армии и гибла Русь, он первый поднял голос, кликнул клич русскому офицерству и русским людям. Он отдал последние силы свои созданной его руками Добровольческой армии. Перенося и травлю, и непонимание, и тяжелые невзгоды страшного похода, сломившего его физические силы, он с верою в сердце и с любовью к своему детищу — шел с ним по тернистому пути к заветной цели спасения Родины», — так писал об Алексееве Антон Иванович Деникин.
Тунис. Бизерта. Форт «Абу Абдаллах»
В 1920 году линкор «Генерал Алексеев» участвовал в боевых операциях против красных, занимавших побережье Днепро-Бугского лимана. С Тендровского рейда линкор вел артиллерийский обстрел батарей Красной Армии, укрывавшихся в Очаковской крепости, отбивался от их аэропланов.
2 августа 1920 года орудия носовой башни линкора вели огонь по расположенному у входа в лиман Николаевскому острову, на котором красные установили 130-мм батарею. Всего в этот день был произведен 21 выстрел. Шесть или семь снарядов попали в остров, вызвав на нем сильный взрыв. [237]
4 августа корабль произвел артналет по 150-мм красной батарее орудий системы «Канэ» возле Очакова. В этот день также был произведен 21 выстрел.
6 августа обстрел этой батареи был продолжен. Орудиями третьей башни в первой половине дня было выпущено 29 снарядов, а затем до подавления батареи сделан еще 21 выстрел. В тот же день по другим батареям был нанесен огневой удар из 17 выстрелов.
Таким образом, только за три дня августа 1920 года линкор «Генерал Алексеев» выпустил по позициям Красной армии 109 305-мм снарядов.
18 августа 1920 года «Генерал Алексеев» вернулся в Севастополь.
10 ноября П. Н. Врангелем был отдан приказ об эвакуации Белой армии из Крыма: «...Сделано все, что в пределах сил человеческих. Дальнейшие пути наши полны неизвестности...»
В связи с тем, что эвакуация была объявлена добровольной, большинство чинов линкора «Генерал Алексеев», прежде всего из мобилизованных, ушло на берег. Это сильно осложнило управление кораблем. В частности, настоящих кочегаров на борту осталось всего восемь человек. На судне был развешан приказ командира корабля, призывавший работоспособных пассажиров записываться в состав команды, что гарантирует им выдачу корабельного пайка... Двое суток шла погрузка угля, различных припасов из береговых складов и пассажиров. На линкоре образовались горы ящиков, тюков и мешков. В спешно сооруженном на палубе загоне мычали и блеяли 10 коров и 100 овец, принадлежавших Морскому корпусу.
31 октября (13 ноября) 1920 года в 7 часов утра линкор вышел на внешний рейд Севастополя и стал на якорь против Стрелецкой бухты. В 22 часа с 2086 пассажирами на борту линкор «Генерал Алексеев» во главе огромного каравана (121 судно, 130–150 тысяч человек) взял курс на Константинополь. Эскадрой командовал вице-адмирал М. А. Кедров, командующий всеми морскими силами Белой Армии на Юге России. С этой эскадрой покинул Россию и Главнокомандующий русской армией барон П. Н. Врангель. В Константинополе он принял последний парад русского Императорского флота.
305-мм орудия линкора «Генерал Алексеев» произвели на публику про обе стороны Босфора должное впечатление!
В Константинополе с корабля сошли пассажиры, большинству из которых суждена была вечная разлука с дорогой их сердцу Россией. На борту линкора остался только персонал Морского корпуса и кадетская рота. [238]
На Западе долго не знали, что делать с русскими кораблями. В конце концов Франция предоставила русской эскадре место для стоянки в порту Бизерта в Тунисе, находившимся в то время под ее протекторатом. При этом был объявлен статус эскадры: она «не принадлежит никакому государству, а находится под покровительством Франции».
Условия перебазирования эскадры из Константинополя в Бизерту были строго регламентированы. Корабли были разбиты на два конвоя. Каждый шел в сопровождении французского эскорта. На грот-мачтах было предписано поднять французские флаги. Андреевские оставили на кормах. Русские корабли не могли по своему усмотрению заходить в порты Средиземноморья. Пополнить запасы угля и воды можно было только в Пилосе и Аргостолионе. В остальных случаях заправка должна была производиться в море, без захода в порты.
Первый конвой, который возглавил линкор «Генерал Алексеев» (у него был новый командир — И. К. Федяевский), в сопровождении французского крейсера «Эдгар Кинэ» вышел из Константинополя сразу после 20 декабря. Второй конвой под эскортом французского судна «Бар де Люк» — в январе 1921 года.
Слово о Наварине
Разве можно без душевного волнения представлять себе этот последний поход русских военных кораблей!.. Это был путь по местам великой морской славы России. Купоросные волны Мраморного и Эгейского, Ионического, Адриатического и Средиземного морей точно так же, как об «Императора Александра III», в прошлые века плескались о борта кораблей капитана 1 ранга Г. А. Спиридова, контр-адмирала С. К Грейга, капитана 1 ранга М. Т. Коняева, вице-адмирала Ф. Ф. Ушакова, вице-адмирала Д. Н. Сенявина! Чесма, Патры, Корфу, Дарданеллы, Афон, Наварин!.. По этим географическим названиям в далеких морях русские мальчишки всегда будут изучать военно-морскую славу России.
В 20-х числах декабря 1920 года линкор «Генерал Алексеев», встал на рейде порта Пилос, в Наваринской бухте. Эта гавань не иначе как Богом была назначена последней русской Императорской эскадре в качестве промежуточной стоянки! Орудия линкора вобрали в себя воздух, которым сто лет назад здесь дышала победа русских кораблей. Священник корабля, отец Георгий Спасский, в присутствии судовых офицеров и воспитанников Морского корпуса отслужил панихиду на могиле русских моряков, погибших 93 года назад. [239]
«Наиболее удобным пунктом для базирования русского флота» Наваринская бухта была названа еще в XVIII веке. В его летописи отмечено, в частности, что 30 марта 1770 отряд из двух линейных кораблей и одного фрегата с десантом под командованием капитана 1 ранга М. И. Борисова из так называемой Архипелагской эскадры знаменитого русского адмирала Григория Андреевича Спиридова осадил крепость Наварин, и после 6-дневной бомбардировки, 10 апреля того же года она была взята десантом под началом бригадира морской артиллерии деда А. С. Пушкина Ивана Абрамовича Ганнибала.
18 апреля 1770 года вся русская эскадра была сосредоточена в Наварине: 6 линейных кораблей, 2 фрегата, 1 бомбардировочный корабль, 1 пакетбот, 3 пинка и несколько транспортов. Из Наварина были организованы десанты для штурма турецкой крепости Модон. В Наварине русские держали и сухопутную оборону против осаждавших их здесь турецких войск...
Лично для меня земля и море Наварина трижды священны вот еще почему: здесь бывали мои великие земляки, бежечане, графы Федор Григорьевич Орлов и Алексей Григорьевич Орлов (Чесменский), а также еще один русский герой, сын тверской земли, мичман Дмитрий Сергеевич Ильин. Все эти славные русские люди, покинув Наварин, приняли полтора месяца спустя, 26 июня 1770 года, участие в блистательном для русского флота бою при Чесме.
Но не менее известно и прославлено на все будущие времена для русского флота сражение в Наваринской бухте 8 октября 1827 года.
В тот достопамятный день турецко-египетский флот под командованием Ибрагима-Паши в составе трех линейных кораблей, 23 фрегатов, 40 корветов и бригов, на которых находилось 2200 орудий (плюс 165 орудий турецких береговых батарей), был наголову разбит, сожжен дерзкой атакой объединенной англо-франке-русской эскадры под началом английского вице-адмирала Э. Кордингтона, русского контр-адмирала Л. М. Гейдена и французского контр-адмирала А. Р. де Реньи. Турки потеряли 7000 человек убитыми и весь флот.
Главную тяжесть сражения в Наваринской бухте приняли на себя русские линейные корабли, занявшие центр боевых порядков союзников. Особо прославились в этом бою будущие знаменитые русские адмиралы: лейтенант П. С. Нахимов, мичман В. А. Корнилов и гардемарин В. И. Истомин. Вечно в пантеоне русской морской славы будут сиять золотом имена героев Наваринской битвы: А. П. Авинова, X. И. Алексеева (во время сражения ему было всего 15 лет), П. М. Баранова, А. В. Воеводского, [240] И. П. Епанчина, В. А. Иванова, Б. Д. Нордмана, Е. В. Путятина, П. А. Синицына...
Настоящее геройство и высокую морскую выучку показал в бою экипаж флагманского 74-пушечного корабля «Азов» под командованием неустрашимого (так в рапорте о сражении) капитана 1 ранга М. П. Лазарева. Этот русский корабль первым вошел на рейд Наварина и под «адским огнем» вел сражение одновременно с пятью судами противника. Он потопил два больших фрегата и один корвет, сжег флагманский фрегат, вынудил выброситься на мель 80-пушечный линейный корабль, после чего зажег и взорвал его. Кроме того, «Азов» уничтожил 80-пушечный флагманский линейный корабль Мухарем-бея, действовавший против английского флагмана.
Указом императора Николая I в «честь достохвальных деяний начальников, мужества и неустрашимости офицеров и храбрости нижних чинов» «Азов» впервые в истории Русского Флота отмечен кормовым Георгиевским флагом.
Сражение, хотя продолжалось около 4 часов с величайшим упорством со стороны турок, но при всем том кончилось совершенным истреблением всех окружающих нас неприятельских кораблей, фрегатов, корветов и прочих потоплением, а большей частью сожжением и, наконец, взрывом на воздух.
И снова — символика, связывающая в единую нить времена, людей и корабли, составившие военно-морскую славу России: в Наваринском сражении особую доблесть показал и линейный корабль «Гангут», который потопил турецкий фрегат, а другой зажег и взорвал. При этом отличились лейтенанты О. Т. Готовцев и П. Ф. Анжу.
Петр Федорович Анжу за этот бой был награжден греческим орденом Спасителя и почетнейшим в русской армии орденом Святого Георгия, который давался офицерам за личную храбрость.
Об убитых и раненых на других кораблях русской эскадры в битве при Наварине, да простится нам, мы говорить не будем, но про «Гангут» в силу того, что нам на одноименном полуострове Балтийского моря в нашем повествовании еще бывать и бывать, скажем.
На «Гангуте» в результате боя пострадали:
Капитан-лейтенанты: Петр Анжу — раною головы. [241]
Олимпий Готовцев — раною правой ноги.
Лейтенанты:
Михайло Анненков — сильным ушибом правой руки и спины от близко пролетевшего ядра.
Василий Бехтеев — раною правой руки.
Мичманы:
Дмитрий Рыкачев — сильным ушибом правой руки и ноги от близко пролетевшего ядра.
Василий Бартенев — раною правой руки и ноги.
Шхипер 13 класса Антон Агафонов — раною головы.
Штурман 14 класса Василий Воронковский — раною головы...
Командовал «Гангутом» при Наварине капитан 2 ранга Александр Павлович Авинов. За отличие в сражении он был произведен в капитаны 1 ранга с пожалованием ордена Святого Владимира 3-й степени. Награжден также французским орденом Святого Людовика с бантом, английским орденом Бани и греческим орденом Спасителя Командорского Креста. В 1828 году на корабле «Гангут» А. П. Авинов совершил переход из Мальты, где русская эскадра залечивала свои корабельные и матросские раны после Наваринского сражения, в Кронштадт, то есть прошел со своими орудиями мимо полуострова Ханко, русского Гангута.
Бог дал и мне огромное счастье быть в тех местах, в Наваринской бухте.
В середине 90-х годов теперь уже прошлого века, после Афин, Акрополя, Парфенона, камня, с которого проповедовал Апостол Павел, после храма в Патрах, где мы помолились у креста, на котором был распят первый проповедник христианства на Руси апостол Андрей Первозванный, мы прибыли в небольшой городок Пилос, расположенный в юго-западной части Пелопонесского полуострова, на берегу Наваринской Бухты. Подумать только! Если б я тогда знал про судьбу линкора «Император Александр III» и про то, что этот святой для России корабль заходил в эту гавань!
На маленьком суденышке мы пересекли теплую и тихую, сказочно мирную бухту и долго были возле могилы русских моряков, погибших здесь 170 лет назад. Зимой 1920 года ученики Севастопольского Морского корпуса, пришедшие в Наварин на дредноуте «Император Александр III», тоже поклонились этой могиле.
(Интереснейшая деталь: после Наваринского сражения император Николай I подарил Морскому корпусу флаг с турецкого фрегата, сдавшегося [242] линейному русскому кораблю «Александр Невский», которым командовал Л. Ф. Богданович...
Возле захоронения русских героев растут огромные эвкалипты. Ветку с одного из этих деревьев я привез с собой, как память, в Москву, а когда мы возвращались в Пилос, я все смотрел и смотрел в прозрачную морскую воду и все ждал, что увижу на дне что-нибудь от далекой битвы...
На берегу залива в Пилосе воздвигнут памятник трем адмиралам, обеспечившим победу объединенной эскадры над турецко-египетским флотом: англичанину Эдуарду Кордингтону, французу графу Анри де Риньи и русскому флотоводцу графу Логину Петровичу Гейдену. Неподалеку есть небольшой музейчик, посвященный Наваринскому сражению. Все вроде бы пристойно, но премного огорчило меня то, что об английской и французской эскадрах материалов на стендах было много, а о вкладе русских моряков в победный исход сражения — почти ничего. Непорядок! По возвращении в Москву, я связался с начальником Центрального военно-морского музея в Санкт-Петербурге капитаном 1 ранга Е. Н. Корчагиным, и через некоторое время через посольство России в Греции в Пилосский музей был отправлен объемистый пакет исторических документов, восполняющих пробел в его экспозиции, посвященной Наваринской битве.
* * *
27 декабря 1920 года линкор «Генерал Алексеев» («Император Александр III») прибыл в Бизерту (Тунис) и стал на якорь во Внутреннем озере. Последний боевой поход последнего самого могучего русского корабля был завершен. Линкор и его команда были по существу интернированы. По предписанию французских властей с целью сокращения расходов команды судов русской эскадры были сокращены. У офицеров было отобрано личное оружие. Снаряды, заряды и торпеды были сданы в арсенал Сиди-Абдаллах. На русских кораблях были подняты желтые карантинные флаги, что свидетельствовало о запрещении беженцам покидать корабли.
Но впереди были еще четыре года корабельной жизни. Первое время русские пилигримы пытались продолжать ее по укоренившимся традициям. «Редко кто пропускал церковную службу... Пели «Бородино», пели «Великий 12-й год». На кораблях по-прежнему поднимались Андреевские флаги. Для молодых офицеров были организованы артиллерийские классы. Команда продолжала жить надеждой еще послужить Андреевскому флагу, и поэтому суда и их орудия содержались в полном порядке. [243]
7 января 1921 года на «Императоре Александре III» для детей эмигрантов была устроена большая новогодняя елка. Как вспоминает А. А. Ширинская — дочь командира эсминца «Жаркий» А. С. Манштейна, ушедшая восьмилетней девочкой вместе с отцом в ноябре 1920 года из Севастополя, «после молебна был спектакль народных танцев, и совсем неожиданно появились боксеры — один из них в черной маске...»
Маленькие русские люди, навсегда потерявшие Родину, под ярким африканским солнцем, посреди теплого экзотического моря веселились и водили рождественские хороводы на бронированной палубе, возле грозных башен линкора, под 305-мм стволами...
Однако постепенно команда линкора сокращалась. На завершающем этапе жизни когда-то грозного корабля в ней осталось всего несколько десятков офицеров и матросов.
Последним командующим русской эскадры в Бизерте был контр-адмирал М. А. Беренс (умер в Тунисе в 1944 году).
28 октября 1924 года Франция официально признала СССР. Этот день можно считать последним днем русской императорской эскадры. В тот же день на линкоре было проведено последнее собрание офицеров и гардемаринов.
В 17 часов 25 минут 29 октября 1924 года на линкоре «Император Александр III» и на других кораблях русской эскадры на месте их стоянки у южного берега Бизертского канала и в бухте Каруба прозвучала команда: «На флаг и гюйс!» И через минуту — следующая: «Флаг и гюйс спустить!»
Навсегда покидая корабль, последние артиллеристы Русского Императорского флота, прощаясь, целовали могучие 305-мм орудийные стволы линкора.
Последняя эскадра старой России — великой морской державы — перестала существовать...
В тот же день линкор был признан правительством Франции собственностью СССР, но в связи с тем, что французское правительство связывало вопрос возвращения кораблей с признанием советским правительством долгов по займам, сделанным царской Россией, они не были возвращены Советскому Союзу.
29 декабря 1924 года в Бизерту для технического осмотра кораблей эскадры и, в частности, линкора «Император Александр III» прибыла советская миссия во главе с известным кораблестроителем, академиком [244] А. Н. Крыловым. Членом комиссии был и первый Главнокомандующий Красным Флотом Е. А Беренс — родной брат последнего командира Русской Императорской эскадры М. А. Беренса.
Мы далеки от того, чтобы измысливать в описываемой нами истории ложную символику, но вот как описывает академик А. Н. Крылов последние мили своего путешествия перед встречей с последней русской эскадрой:
«Был мертвый штиль, ночь была темная, безлунная, на небе ярко блестели Юпитер, Марс и Венера, точно указывая плоскость эклиптики, и на темном фоне неба по эклиптике совершенно ясно выделялся зодиакальный свет, что мне и много плававшему Беренсу пришлось видеть в первый раз...»
Линкору «Император Александр III» суждено было постоянно быть в центре какой-то драмы. Произошла она и в данном случае. Ведь командиром последней русской эскадры, стоявшей на якорях в Бизерте, был Михаил Андреевич Беренс — младший брат представителя советской инспекции — Евгения Андреевича Беренса. Надо же так сойтись людям! Два родных брата, два командующих флотами России. Красного и Белого. Они выбрали в служении Родине разные пути. Один под Красным знаменем большевистского переворота, другой — до конца под Андреевским флагом...
Есть особая символика в том, что в декабре 1924 года они оба ходили по палубе последнего русского, тогда еще живого, но уже задыхавшегося в чужой воде, линкора «Император Александр III», 305-мм орудийные стволы которого нависали над ними, разглядывали их, слушали их голоса... Но братья, будучи рядом, не встретились.
А. А. Ширинская свидетельствует:
«В день осмотра кораблей советскими экспертами Михаил Александрович уехал в город Тунис — элементарное выражение вежливости по отношению к французским властям, которые не желали этой встречи. Что касается возможности других причин, никто не стал их искать!
Оба были людьми чести...»
Нас, однако, в данном случае не менее человеческих эмоций, какими бы они ни были значительными, интересуют объективные исторические обстоятельства и события. [245]
Представляет немалый интерес посмотреть на Бизерту тех лет глазами выдающегося русского корабела:
«Бизерта — небольшой приморский городок с бухточкой, в которой стоят рыбацкие суда, расположен как по берегу моря, так и естественного глубокого (около 12 м) и широкого (около 150–200 метров) водопротока, соединяющего почти круглое, диаметром около 35 км, озеро с морем. На этом озере, в 30 км от берега моря, устроена военная гавань, мастерские, жилые дома, портовое управление и прочее близ селения Сиди-Абдала. Здесь же находились и суда, подлежащие нашему осмотру...»
Что же увидела советская инспекция? Каким она нашла линкор?
«Следующий корабль был «Генерал Алексеев», первоначально «Император Александр III». Я прежде всего обратил внимание адмирала Буи на силуэт корабля: четыре башни, все в одном уровне, две боевые рубки и две трубы, две мачты американского образца (точнее, образца Шухова, предложившего гораздо раньше такую конструкцию) с наблюдательными постами и больше ничего, тогда как на французских линейных кораблях были построены целые замки и минареты. Беренс говорил: «Стоит только в ту сторону выстрелить — не промахнешься».
На «Александре III» была еще одна особенность: броня была собрана не просто впритык, плита к плите, а на шпонках сечением в двойной ласточкин хвост; для этого на броневом (Мариупольском) заводе был построен прочный и вполне точный шаблон той части борта корабля, к которому должна была прилегать броня, которая пригонялась таким образом вполне точно, плита к плите, без малейших щелей и уступов, неизбежных при обычной установке.
...Корабль стоял в Бизерте уже шестой год, ни разу не красился, так что вся краска и шпаклевка слезли, и пригонка броневых плит была отчетливо видна.»
Последующие годы можно назвать периодом печального умирания последнего флота и, в частности, лучшего боевого корабля дореволюционной России.
По свидетельству А. А. Ширинской, «в начале 30-х годов корабли все еще стояли в арсенале Сиди-Абдала». [246]
Комиссия из большевистской России покинула Бизерту 6 января 1925 года.
Много позже А. Н. Крылов заметил: «Но вся работа комиссии пропала зря, вмешались политики и дипломаты, так что наши суда и до сих пор (14 октября 1941 года) ржавеют в Бизерте...»
Поиск материалов по биографии 305-мм морской железнодорожной артустановки ТМ-III-12 позволил мне не иначе как с помощью Божьей пережить удивительные ощущения, вступить в знакомство и рабочие контакты с фантастически интересными людьми...
14 марта 2002 года я разговаривал с самой Анастасией Александровной Ширинской! Ее вполне можно считать единственной живущей на земле музой последнего русского флота. Еще ее называют «Анастасией Бизертской», «последней белой русской»... На нее мне помог выйти Культурный Центр России в Тунисе.
Это было нечто феноменальное! Находясь в Москве, на Поклонной Горе, я слышал из Бизерты энергичную, насыщенную свежими эмоциями и необычными звуковыми красками, чистейшую и благородную речь женщины в расцвете сил и здоровья! Она моментально улавливала и реагировала на все оттенки разговора. Звучал такой прекрасный русский язык, которым теперь в России уже не разговаривают. Невозможно было поверить, что на другом конце провода находится женщина, которой отроду 91 год:
— Вы знаете, я такая фантазерка! Мне хочется еще побывать в России, побывать в нашем имении... Но силы уходят и уходят...
В 1937 году с линкора «Император Александр III» были демонтированы его уникальные 305-мм орудия. Все двенадцать, они были помещены в арсенал французской военно-морской базы Сиди-Абдала в Тунисе. Более грустная участь постигла сам корабль, который в то время по своим боевым характеристикам вполне мог еще находиться в военном строю. По некоторым свидетельствам, он в начале 30-х годов был продан уже как собственность СССР «Рудметаллторгом» одной из французских фирм, доставлен во французский порт Брест и разрезан на металлолом.
По информации же французского историка русского происхождения А. В. Плотта, парижский телефон которого мне дала А. А. Ширинская, линкор «Император Александр III» никогда больше не покидал Бизертского [247] озера и был превращен в металл для мартенов там же, в бухте Себра. Утилизацией корабля занималось некое французское предприятие «Societe anonyme exploitasion de minision», непосредственным представителем которого по найму рабочих и проведению работ выступал бывший инженер-полковник русской армии А. П. Клягин. А. В. Плотта, пятимесячным ребенком вывезенный из Севастополя в Константинополь последней русской эскадрой, впоследствии бывал в Бизерте юношей, «когда для него все было интересно», и он лично видел, как разделывали линкор «Император Александр III» и другие пришедщие с ним корабли. Осенью 1938 или 1939 года, по его свидетельству, вся верхняя часть корпуса судна уже была срезана почти по ватерлинию...
Александр Владимирович прислал мне многочисленные снимки «Императора Александра III», а также его фрагментов, относящиеся к пребыванию линкора в Бизерте в 20-е и 30-е годы. Корабль сфотографирован как на большой воде Бизертского озера, так и в сухом доке. Если доверять датировке этих фотографий, то в тот период 305-мм орудия еще находились во всех его башнях.
Получил я от А. В. Плотта и совершенно замечательные карту и копию старинной гравюры с его пояснениями. Все вместе это давало абсолютно полное представление о той части побережья Средиземного моря, где расположена Бизерта, о канале, соединяющем морскую акваторию с «Бизертским озером», а также о месте «площадки Клягина», на которой, по словам тоскующего о родной земле русского эмигранта, «разбирались», «вырезывались» и «умирали наши корабли»...
Информация, полученная от Александра Плотта, подтверждается в целом и литературой по данной теме. «Император Александр III» был продан на слом в 1934 году. Его разборка и разрушение были завершены в 1937 году.
Но непреложный факт в том, что главная сила линкора «Император Александр III» — его орудия — не были уничтожены. Они ждали своего времени, чтобы воскреснуть! И оно пришло.
Восемь 305-мм стволов линкора «Император Александр III» под номерами 86, 91, 96, 113, 119, 121, 127, 129 были благополучно доставлены в Финляндию из Бизерты.
Мы имеем протоколы их осмотра, проведенного финскими специалистами под руководством инженер-капитана И. Саловиуса в августе — октябре 1940 года. Состояние стволов, в частности, №№ 86, 127, и 129 оценено как хорошее. [248]
Именно эти стволы и были установлены финнами на транспортеры TM-III-12 взамен орудий, выведенных из строя саперами С. И. Кабанова.
Читатель сейчас безусловно испытывает нетерпение от вопроса: а под каким же номером тот ствол, который смонтирован на транспортере, установленном в военно-морской экспозиции ЦМ ВОВ на Поклонной Горе? Отвечаем — под номером 127!
Выше мы приводили архивные данные о времени изготовления каждого из 305-мм стволов для линкора «Император Александр III».
День рождения ствола № 127 — ноябрь 1916 года. Эту дату с полным основанием можно считать и первым днем рождения транспортера TM-III-12, установленного на Поклонной Горе.
Но мы имеем возможность последовать дальше по пути идентификации 305-мм транспортеров. Ведь у каждого из них был свой номер. И все эти уникальные орудия, к счастью, сохранились.
Транспортер TM-III-12 со стволом № 127 по всем документам проходил под № 1. Транспортер со стволом № 129 — под № 2{167}.
Артустановка ТМ -III-12 № 3 имела ствол № 86. С конца 70-х годов теперь уже прошлого века она «отдыхает» на берегу Финского залива, неподалеку от форта «Красная горка». Что касается места ее пребывания, то находится она в самом романтическом комфорте: морской воздух, шум Балтийского прибоя, рядом могучие капониры и младшие собратья по стаду артиллерийских особей... А в остальном — картина весьма грустная. Все, что только можно было отвинтить и отломать от транспортера, [249] отвинчено и отломано. Особо «экскурсантов» бесхозной экспозиции интересовали бронзовые комплектующие бесценного памятника военно-технической истории России. И ныне артустановка № 3 вновь находится, пожалуй, в состоянии близком к тому, в каком ее оставили саперы С. И. Кабанова, когда эвакуировались с полуострова Ханко. А по замечаниям финнов, транспортер № 3 тогда пострадал больше других{168}...
А какая судьба была уготована остальным пяти 305-мм стволам с русского линкора «Император Александр III»? Они были направлены на вооружение стационарных батарей береговой обороны Финляндии.
По информации, датированной началом октября 1940 года и полученной мною от г-на Ове Энквиста, два ствола: № 113 и № 121 были установлены в артиллерийской башне форта на острове Исосаари. Еще два — № 91 и № 119 — использованы при создании двухбашенного форта на острове Мякилуото, что в 40 километрах от Хельсинки...
На сегодня 305-мм стволы русского линкора «Император Александр III», оставшиеся на территории Финляндии, имеют такие координаты.
В музее на острове Куйвасаари (около Хельсинки), «в качестве запасного ствола рядом с казематом» размещен ствол под № 96.
В форте «Эре» (в Турунских шхерах), в двух музейных артиллерийских башнях, установлены стволы под номерами 119 и 91, т. е. те, которые во время Второй мировой войны были в форте Мякилуото.
Иная судьба постигла ствол № 121. В 1982 году он был сдан на металлолом.
Возможно кому-то из читателей покажется излишней патетика автора при описании всех деталей, связанных с историей стволов с русских линкоров, впоследствии установленных на сухопутных дредноутах — железнодорожных транспортерах. Чтобы понять причину этого, нужно просто осознать, чем является орудийный ствол для боевого корабля. Он — его сущность. А сам корабль, собственно, и создан для того, чтобы носить [250] на себе орудия, доставлять их вместе с боезапасом в нужную точку битвы. Ради этого — все остальное, что есть на судне: каюты, двигатели и, наконец, команда.
И можно ли относиться без особого пиитета к орудийным стволам, о которых повествуется в этой книге, — святой реликвии отечественного военно-морского флота. Чего только они не видели, чего только не слышали эти стволы! Какие тайны хранят! О чем могли бы рассказать! О людях, их создавших... О комендорах, которые вели из них огонь... О городах и морях... Они слышали Врангеля и Маннергейма, адмирала Нимитца и адмирала Беренса, капитана 1 ранга Тихменева и адмирала Кузнецова... Через сколько морей они прошли! В их жерлах свистели ветры Черного и Эгейского, Мраморного и Средиземного, Северного и Норвежского морей... Они качались на волнах Атлантического океана, прошли Босфор и Дарданелы, Гибралтар, Ла-Манш и Па-де-Кале...
Их гладили ладони русских моряков трех поколений... Эти стволы слышали их песни и печальные разговоры о далекой Родине в предчувствии чужбины... Слышали последние молитвы русских моряков и офицеров при прощании с линкором...
Стволы с русских линкоров «Императрица Мария» и «Император Александр III» цепляли тросами тунисские и французские докеры, финские артиллеристы-ремонтники... Кто только и на каких только языках не судачил о России и ее судьбе, видя эти стволы, а то и сидя на них...
Трагические биографии линкоров — часть судьбы их стволов. А морские артиллерийские железнодорожные транспортеры ТМ-III-12, на которых впоследствии были установлены орудия этих дредноутов, — наследники, преемники славы и горькой судьбы этих кораблей. Это живая и глубокая нить, связующая в единое целое весь пласт могущества и великой славы русского военно-морского флота...
Русские сверхпушки на германской батарее «Нина — Мирус»
Но ведь были еще четыре ствола с линкора «Император Александр III»: №№ 99, 101, 103 и 120. Те, которые 9 апреля 1940 года были перехвачены немецкими десантниками в порту Берген на финском пароходе «Нина». С этими стволами истории было угодно развернуть новый, если так можно сказать, боковой приключенческий сюжет...
Германские специалисты по достоинству оценили русский трофей. Стволы от линкора «Император Александр III» были переданы фирме [251] «Крупп». Там к ним изготовили новые лафеты с углом возвышения в 45 градусов. На базе этих орудий сформировали батарею под названием «Нина». Артиллерийская комиссия германского флота под руководством известного в Германии морского артиллерийского офицера капитана первого ранга Мируса (Fregatten-kapitan Mirus) разместила эту батарею на захваченном у англичан в проливе Ла-Манш острове Гернси.
Немцы расположили башни с каждым из четырех орудий на значительном расстоянии одно от другого, замаскировав их под фермерские постройки с соломенными крышами. В подземных железобетонных казематах с вентиляцией, водоснабжением и отоплением были оборудованы командный пункт, казармы для прислуги, погреба боезапаса и дизельная электростанция.
Батарея полностью была готова к боевым действиям с конца 1943 года. В течение июня — августа 1944 года батарея активно участвовала в артиллерийских обстрелах кораблей на маршрутах англо-американского снабжения в районе французского порта Брест. Как правило, стрельба велась по целям, находившимся на удалении 31–37 километров.
В сентябре 1944 года батарея точно накрыла своим огнем два американских крейсера США типа «Montpelier».
После гибели капитана Мируса во время атаки английского истребителя немцы переименовали батарею «Нина» в «Мирус».
Батарея находилась в руках немцев и оставалась боеспособной до мая 1945 года, когда она была сдана англичанам. [252]