Офицерский вопрос в начале ХХ века

Статистика генералов

Численность. К 1 декабря 1902 года состояло на действительной службе 1.386 генералов: 129 полных, 387 генерал-лейтенантов и 870 генерал-майоров. Рассматривая общее число генералов, естественно, возникает вопрос: велико оно или, наоборот, недостаточно для нашей армии? Необходимо установить масштаб, которым можно бы было руководствоваться для вывода.

Не вдаваясь в хитрые рассуждения, скажем, что такой масштаб уже существует на практике. В больших организационных единицах считается достаточным иметь одного генерала на 60-70 офицеров- Нет серьезных оснований, чтобы в нестроевых штабах и управлениях иметь много большую пропорцию.

Полагая общую численность офицеров и чиновников около 55.000, мы получим необходимое число, 900 генералов. Действительное 1.386 превосходит на 50% необходимое. Однако надо еще принять во внимание, что у нас имеется несколько высших учреждений, где полагаются одни лишь генеральские места. Туда назначаются даже некоторые и почета ради, а не на фактическую работу, однако и последнее необходимо для подбодрения в тяжелой офицерской службе.

Сбрасывая еще человек 200 запаса на военное время, получим все-таки общее число генералов большее процентов на 15 (человек на 200) действительной надобности.

Всего состоит на строевых должностях 661 человек, или 48% общего числа, и нестроевых — 725 человек, или 52%.

Полных генералов строевых — 28, или 22%; генерал-лейтенантов строевых — 182, или 47%; генерал-майоров [101] строевых — 451, или 52%. Хотя все количество почетных мест приходится на нестроевых генералов, тем не менее, принимая во внимание, что строевых частей, штабов и офицеров гораздо более, чем нестроевых, надо заключить, что число строевых чуть-чуть недостаточно, а число нестроевых излишне велико.

Возраст. Средний возраст всех полных генералов — 69,8 года, с колебаниями от 92 до 55 лет.

Генерал-лейтенантов — 61.8. с колебаниями от 85 до 45.

Генерал-майоров — 53,8, с колебаниями от 80 до 42. Средний возраст командующих войсками — 64,7. Командиров корпусов — 62 и начальников дивизий — 57,8.

Однако необходимо еще оговориться, что довольно благоприятная цифра 64,7 для командующих войсками сильно изменится (на 69,3), если отбросить второстепенные азиатские округа, и еще более станет неблагоприятной (71,5 года), если считать лишь важнейшие из Европейской России. Какой же возраст надо считать более всего выгодным для высшего командного элемента? Без сомнения, тот, в котором человек развился вполне уже умственно, успел приобрести большую опытность и еще настолько бодр физически, что в состоянии нести при всяком случае тяжелую службу высшего начальника.

При этом надо иметь в виду, что опытность зависит не только от числа лет жизни, но и, главное, от соответственной работы. Я хочу сказать, что можно быть опытным начальником дивизии в 45 лет, если начать ею командовать в 38, и неопытным командиром батальона — в 50, приняв его в 49 лет 11 месяцев и 28 дней. Полное умственное развитие для большинства людей бывает между 35-45 годами.

Природа подогнала к этому времени и наибольшую физическую бодрость. При этом в молодости человек развивается быстрее физически, чем умственно. Зато, подходя к старости, дольше и сохраняет второе драгоценное качество. Есть счастливые исключения, у которых даже после 45 лет имеется долгое время все полностью. Однако, повторяю, большинство людей более или менее скоро сдает и приближается к старости, всегда детству по слабости тела и нередко по разуму. Закон природы, закон неприятный, но которого, увы, никакая лесть или софистика не изменят.

И напрасно многие писатели стараются доказать, что полководцу лучше иметь 70 лет, чем 40. Я глубоко уверен, что некоторые делали это лишь в оправдание отсутствия у нас в армии до 1900 года возрастного ценза, а другие или шли покорно за первыми, или имели сами под 69. [102]

Даже существующий ныне предельный возраст (58 лет для командира части, 63 — для начальника дивизии и 67 — для командира корпуса) следует считать не очень строгим. Едва ли возможно и в 58 лет скакать без оглядки во главе своих эскадронов. Дай, Господи, каждому поработать плодотворно за письменным столом часов 7-8 в сутки. Недаром же статистика причисляет людей после 60 лет к нерабочей или полурабочей группе населения.

С другой стороны, наше государство не так богато, чтобы иметь строгий возрастной ценз и особенно для нестроевых. Весьма важно, хотя и нелегко, изыскать способы для омоложения корпуса офицеров. Денежные средства могут найтись с установлением, например, военного налога.

Затем необходимо заставить прочие ведомства принять участие в облегчении участи офицеров (и сверхсрочных нижних чинов), предоставляя им места в своих министерствах.

Конечно, при этом вполне будет справедливо уменьшать таким офицерам пенсии из государственного казначейства.

Почему молодые офицеры уходят из армии, а старые сидят?

Попробуйте предложить всем младшим офицерам выгодное место с переходом в другое ведомство, в Маньчжурию, Андижан, хоть на Луну. Масса покинет свое знамя и соберется под стяг двух сторублевых бумажек.

Неужели же мы столь меркантильны, что за рубли искренне готовы променять шашку на перо или даже аршин! Нет, до этого еще не могла дойти Россия. Государство не прожило пока и половины своего исторического бытия. Бегут лишь главным образом потому из армии, что непрестанные заботы о завтрашнем дне понижают характер воина и развивают в нем стремление к отхожим промыслам. Конечно, офицеру нельзя гнаться за содержанием банкира или даже другого чиновника, ибо почетная служба должна с избытком заменять деньги, но все-таки вознаграждение должно быть достаточным для жизни (холостому 90-120 руб.).

Офицеры в средних чинах хотя и старые, наоборот, крепко сидят на своем месте. Не уходят потому, что пенсия для них недостаточна, а попасть в другое ведомство почти невозможно. Не то увидим, когда каждый служака будет знать, что если он перестанет годиться к строю, то ему дадут что-нибудь подходящее по административной службе или же примут в другое ведомство. Тогда дело пойдет энергичнее, молодежь не будет даже по этой причине уходить, а старики засиживаться.

Правда, для такой реформы надо нашим чиновным многим [103] людям перестать смотреть на армию как на ненужное бремя для государства. Только при совместной работе всех ведомств и может быть получен молодой состав генералов, или же решение этого вопроса ляжет тяжким бременем, вовсе непосильным для государства. <...>:

Служба строевая и нестроевая. Какая же служба должна давать большую скорость движения? Конечно, та, которая более опасна, требует большей затраты энергии и сил, а в военное время создающая столь тяжкие положения, что в них могут жить и работать только люди бодрые духом, крепкие телом.

Ясно, что такая служба будет строевая. Она и должна давать в общей массе меньшее число лет, необходимых для получения генеральского чина.

Что же мы видим на практике?

Возьмем для начала одних лишь православных, без академии, без титула и без ордена Св. Георгия. Сделав необходимые вычисления, мы получим для полных строевых генералов число лет, затраченное для достижения чина генерал-майора равное 21,5 года, а для нестроевых — 20,3, т.е. оказывается, что последние, вопреки справедливости, двигались быстрее первых. Вывод тем более исключительный, что ведь из строевых очень многие получали чины за военные отличия.

Так как нынешние полные генералы состоят в среднем в генеральских чинах уже 29 лет, то, значит, было такое время, около 1873 года, когда вообще заслуги пера или, быть может, паркета считались дороже строя или даже меча.

Заключение получилось лично для меня столь неожиданное, что я подсчитал также всех, кто провел половину или одну треть своей службы в строю. Итог для них 20,8, средний среди прочих, вполне согласный по существу с предыдущими: больше нестроевого (20,3) и менее строевого (21,5).

Генерал-лейтенанты служили до чина генерала: строевые — 28,5 и нестроевые — 29 лет.

Так как генерал-лейтенанты в среднем состоят в генеральских чинах 15 лет, то, значит, около 1887 года произошло отрадное улучшение в строевой службе армии. Наконец, строевые генерал-майоры тратят 31,7 года для получения своего чина и нестроевые — 32,5, т.е. опять-таки законное превосходство строевой деятельности.

Сводя здесь все сказанное по поводу строевой или нестроевой службы, мы видим вначале ненормальную оценку нестроевой работы. Она считается выше и почетней. Однако сознание такой несправедливости увеличивается, и в царствование [104] незабвенного Императора Александра III восстановляется потерянное равновесие. Проходит еще несколько лет, и мы уже видим довольно решительное улучшение в строевой службе.

Ныне приняты многочисленные благие меры для поддержания принципа превосходства строевой деятельности. Нет сомнения, что и результаты будут соответственные, само военное дело выиграет, а большинство офицеров скажет горячее спасибо. Однако и на этой дороге не должно быть крайних увлечений. Иначе ведь никто из способных людей не пожелает служить вне строя, где тоже нужны часто отборные работники.

Образование. [...] Лица, получившие высшее военное образование, двигаются ускоренно и всей массой по иерархической лестнице.

В здоровом государственном организме так это и должно быть, в известных законных рамках, при наличности подходящих условий. Такими условиями было сильное превосходство людей, прошедших академии, над прочими, большинство которых имело даже общее образование ниже среднего, а из военных предметов ограничивалось лишь знанием буквы устава. Ясно, что если наличность подобных условий исчезнет, то необходимо будет для пользы дела и производство сделать более равномерным.

Мы должны приближаться понемногу к такому счастливому времени, когда только одна служба, а не академия, будет иметь главное значение.

Спешу оговориться, что я сам с высшим военным образованием, самолюбие, значит, во мне здесь не затронуто, и я вовсе не намерен остроумия ради доказывать что-нибудь парадоксальное или неискреннее.

Своим утверждением, что академия должна начать терять свое значение, я хочу лишь сказать следующее: подготовка и техника приобретают все большее и большее значение. Твердое знание военного дела, особенно тактики и стратегии, обязательно необходимо каждому, даже младшему офицеру. Военные училища должны развить свой курс, выбросив ненужное, и стать вполне с требованиями времени. Введение курса стратегии в программу военных училищ становится насущно» необходимо для армии (не место говорить здесь, но не могу утерпеть, чтобы горячо не пожелать, безусловно, необходимое знание высших истин стратегии нашим дипломатам).

Резкая разница, существующая между академией и училищами, должна исчезнуть. Всем надо быть отлично образованными. Мало того, что надо и должно, а главное, всем будет [105] можно, когда общие познания повысятся, законы наук упростятся, а главное, методы преподавания и самый подбор предметов станут соответственными.

Тогда армия будет получать академически образованных всех офицеров, и, быть может, хороший ученик Павловского военного училища по своим знаниям, а главное, по пониманию дела и умению использовать свои силы, будет годиться нынешнему поколению в профессора. Академия станет лишь немного высшей, повторительной школой. Ее будут проходить почти все офицеры, но она сама по себе мало будет ускорять достижение генеральского чина.

Тому, кто обеспокоился столь незавидной ролью академии, а главное, в надежде на мое предсказание, перестает в ней заниматься, я должен добавить, что все это произойдет, к несчастью, еще нескоро. Даже и ныне из военных училищ выходит около половины всех офицеров, и лишь с полным проведением в жизнь реформы юнкерских можно будет начать говорить об уменьшении значения академии, но, конечно, отнюдь не образования. <...>:

Посмотрим теперь, насколько соблюдается важность принципа образования при назначении на высшие строевые должности.

Из командующих войсками окончили академии 55%.

<...>: Из командиров корпусов окончили академии 50% и из начальников дивизий — 49%. <...>:

Большинство генералов получило свое общее образование в кадетских корпусах или военных гимназиях, а именно: полных генералов — 50%, генерал-лейтенантов — 74% и генерал-майоров — 55%. Процент окончивших военные училища еще больше, чем предыдущие.

Таким образом, все-таки среди генералов значительное число получило хорошее воспитание и образование. Казалось бы, такой прочный фундамент вполне подходит для возведения на нем отличного здания. Однако, к глубокому сожалению, я должен доложить, что еще много есть работы в воспитании солдата и, даже более, в тактической его подготовке.

Бесспорно, что мы шагнули далеко после войны 1877 г., но все-таки не дошли до желаемого предела.

Существенным утешением может, конечно, служить то обстоятельство, что все мы люди и что у каждой армии есть свои недостатки; некоторые же важные достоинства присущи лишь одной русской армии.

Титул. С древних времен всегда и всюду высокое происхождение имело большое значение. В самых демократических [106] странах аристократия должна двигаться по службе на всех поприщах несколько скорее простых смертных. Возьмите любое государство, хотя бы Англию, и там сыновья лордов пользуются чрезвычайными преимуществами. Все, что сложилось исторически, вошло, так сказать, в душу расы, только и может исчезнуть с постепенным развитием низших слоев человечества. Весь вопрос для здорового государства лишь в том, чтобы по мере прогресса всех классов граждан преимущества высших распространялись бы и на прочих интеллигентных людей, а не оставались бы прерогативами единичных счастливых личностей.

Такими образом, будет вполне естественно, если и наша аристократия движется в военной службе быстрее массы прочих офицеров. Хотелось бы только видеть, чтобы эта быстрота не была чрезвычайной, равнялась бы хотя на образование и постепенно падала бы параллельно с увеличением развития армии.

После такого вступления обратимся к цифровым данным.

Всего титулованных по службе: полных генералов (князья — 3, графы — 10, бароны — 4, итого — 17/1,3%), генерал-лейтенантов (князья — 15, графы — 8, бароны — 8, итого — 31 / 0,9%), генерал-майоров (князья — 7, графы — 5, бароны — 11, итого — 23/0,3%).

<...>: У титулованных достигается чин генерал-майора через 17; 24,9 и 27,4 года, а у лиц с высшим военным образованием — через 20,4; 26,8 и 27,9, т.е. разницы 3,4; 1,9, и, наконец, 0,5 показывают ясно все большее и большее значение личной службы, образования и падения заслуг предков или титула.

Затем среди титулованных замечается уменьшение числа лиц с высшим военным образованием, что объясняется отсутствием борьбы за существование. <...>:

Религия. Вопросы религии чрезвычайно важны для государства.

Я в этом случае безусловно согласен с Макиавелли, что распространение основ веры должно быть поставлено выше всех прочих государственных заслуг.

Вера и самые обряды религии тем более важны для воинов, для тех людей, которым приходится бывать часто в тяжких обстоятельствах, где смерть смотрит им в глаза и где одни только незыблемые основы веры могут спасти от колебаний и лукавых мудрствований. С точки зрения отвлеченной философии, быть может, все религии равны, но с точки зрения военной науки, дело обстоит совершенно иначе. Дело в том, что в большинстве случаев принадлежность к известной религии дает тон и политическим воззрениям. Так как в России 70% [107] жителей православных, а ввиду уклонения прочих народностей от военной службы % православных солдат еще более, чем соотношение между религиями, то ясно, как необходимо, чтобы каждый начальник держал себя как подобает истинно православному воину. <...>:

Таким образом, справедливо будет в нашей армии встретить явление более быстрого движения по службе православных, а затем лишь иноверцев в зависимости от их политических убеждений.

Теперь обратимся к цифрам и начнем с численного состава генералов по религиям с указанием процентов в каждом разряде.

Полные генералы: всего 129, православных — 105 (81%), лютеран — 20 (16%), католиков — 3 (2,3%), магометан — 0;

армяно-григориан — 1 (0,7%).

Генерал-лейтенанты: всего 387, православных — 321 (83%), лютеран — 47 (12%), католиков — 17 (4,4%), магометан — 1 (0,2%), армяно-григориан — 1 (0,2%).

Генерал-майоры: всего 870, православных — 757 (87%), лютеран — 77 (8,9%), католиков — 28 (3,1%), магометан — 6 (0,7%), армяно-григориан — 3 (0,3%).

Отсюда видно, что огромное большинство генералов — православные. <...>:

Боевой опыт. Рассмотрим теперь вопрос о боевом опыте генералов и о значении его при прохождении службы. Из общего числа всех 1.386 генералов было в одной или нескольких кампаниях 801 человек, т.е. 58%.

Получило орден Св. Георгия 110 человек, или 8%. Получило вообще боевые отличия 669 человек, или 40% от всего числа генералов, или 82% из числа бывших на войне. Запечатлело походы своей кровью 110 человек, т.е. 8% общего числа или 14% числа бывших в кампаниях. <...>:

Без многих доказательств, само собою понятно, что чем более находится лиц, бывших в кампаниях, среди высшего начальства, тем оно лучше для армии. Почти только у одних людей с боевым опытом может быть должное представление о ходе военных явлений. Удел очень немногих богато одаренных натур иметь верное суждение о событиях, не видя воочию самого факта.

Поэтому только та армия, где много лиц с боевым опытом, освещенным образованием, и может быть уверена, что она не вступит на ложный путь воспитания или обучения. [...] [108]

Статистика полковников

Численность. К 1 мая 1903 года состояло в чине полковника всего 2.668 человек.

Из них 1.252 (47%) занимало строевые должности и 1.416 (53%) — нестроевые.

Попытаемся решить вопрос, не имеется ли у нас недостатка или избытка строевых и нестроевых полковников и вообще много или мало у нас полковников?

В больших организационных единицах считается необходимым иметь на 25-35 офицеров одного полковника. Взяв во внимание число, офицеров в строевых частях, положенных к выставлению в военное время, окажется число строевых полковников недостаточным (человек на 500).

Этот недостаток иметь особого значения не может, так как он легко пополняется из состоящих налицо, весьма большого числа подполковников (до 5.000). Желательно лишь, чтобы эти подполковники, предназначенные с объявлением войны к получению полковничьих должностей, имели бы особую необходимую подготовку в мирное время.

Рассматривая список полковников по должностям, точно так же почти нельзя указать ни одну строевую должность, где наличность полковника была бы лишней даже в мирное время.

Иная картина представится нам при взгляде на нестроевые должности.

Во-первых, само число нестроевых полковников более чем строевых, а между тем было бы весьма ошибочно думать, что армия есть собрание главным образом небоевых элементов или что должности нестроевые более важны, чем строевые.

Таким образом, уже отсюда можно бы было заключить о неблагополучности числа нестроевых полковников. <...>:

Есть полковники, которые состоят ротными командирами (в кадетских корпусах). Несут они весьма несложные обязанности.

Есть, наконец, полковники, которые вообще не имеют никаких обязанностей, порою даже не получают вовсе содержания.

<...>: Замечу только, что, вообще, полковником может быть лишь тот, кто командует полком или кто несет службу, близкую по назначению к полковому командиру.

Излишние же полковники пользуются иными правами и содержанием; все, видимо, сознают недостаточную серьезность их работы, что все вместе взятое умаляет не к добру высокий чин полкового командира и создает излишне большое число нестроевых генералов. [109]

Итак, первые выводы моего исследования о полковниках будут: строевых полковников можно бы добавить в армии. В гвардии, где нет чина подполковника, полковников имеется достаточное число и даже избыток.

Нестроевых полковников надо сбавить и примерно на то же число, что добавить строевых. Общее же число полковников во всей армии можно оставить нынешнее.

Таким образом, согласно моему мнению, 2.668 полковников распались бы на 1.752 (66%) строевых и на 916 (34%) нестроевых.

Означенное разделение, соответствуя важности дела, было бы истинным выразителем того, что на первом месте в армии стоит строй, и лишь на втором — канцелярия. […]

Возраст. 2.668 полковников имеют в общем от роду 133.107 лет, что дает на одного в среднем 49,8 года.

Колебания же встречаются от 31 до 95 лет. Такая значительная амплитуда возраста, без сомнения, уже указывает на разнородность состава полковников.

Какой же возраст надо считать более всего соответствующим для полковников? Наиболее подходящим возрастом будет тот, достигнув которого человек уже успел приобрести необходимую опытность, достаточно развился умственно и вполне еще бодр физически, дабы при всяком случае нести службу.

Полное умственное развитие для большинства людей бывает между 35-45 годами. <...>:

Образование. Условия жизни и борьбы становятся все сложнее и сложнее. Техника изобретает все большее и большее количество способов защиты и поражения. Приобретение полных знаний становится все труднее и труднее, но зато делает образованную армию (при наличии, конечно, прочих данных) все более и более совершеннейшим орудием.

Отсюда, без сомнения, желательно, чтобы военные люди были бы все высокообразованны в молодости и продолжали бы интересоваться наукой по мере прохождения службы. <...>:

Военное воспитание при благородстве характера нации и добром желании приобретается весьма быстро.

Товарищеская среда и 2-3 месяца похода могут заменить воспитание школы. Знания же приобретаются медленнее. Они требуют долгой и серьезной работы за столом, к чему люди, оставив школу, весьма мало бывают способны.

Обратимся теперь к цифрам.

Из всех 2.668 полковников окончили академию Генерального штаба — 343 человека, юридическую — 137, [110] артиллерийскую — 118 и инженерную — 177, а всего — 775 человек или 29% всего числа полковников. Число это, само по себе небольшое, в действительности еще непременно требует уменьшения на цифру окончивших юридическую академию, каковая академия в силу своей узкой небоевой специальности почти не играет роли в деле определения силы сопротивления армии на поле брани. <...>:

Академики достигают скорее и всей массой чина полковника. Казалось бы, это так и должно быть, но и в известных законных рамках и при наличности подходящих условий. Таковыми условиями я считаю превосходство людей образованных над прочими, из которых многие имеют даже общее образование ниже среднего, а из военных предметов ограничиваются чуть ли не знанием только буквы уставов. Ясно, что раз наличность подобных условий начнет исчезать, то необходимо будет и производство сделать более равномерным. <...>:

Очень печально, что у нас вообще немного людей образованных, а в строю и очень мало служит академиков. [...] Помимо небольшого числа образованных людей, находящихся у нас в армии, конечно, большую роль играет и само качество образования и воспитания, получаемого академиками.

Качество же, по-моему, невысоко. Недостатки военного образования и воспитания академиков зависят от следующих причин. Во-первых, от общих недостатков жизни и воспитания русского общества... Во-вторых, от своих частных, как-то — все академии разъединены. У них нет общего направляющего начала, общей программы, во многих частях, требующих таковой общности. Такое разъединение образования и воспитания наблюдается отчасти и между училищами. Пажеский корпус, кавалерийское училище, артиллерийские училища, инженерное, пехотные военные, пехотные и кавалерийские юнкерские тоже смотрят друг на друга не очень дружелюбно.

Это разъединение образования и воспитания является затем одной из причин наблюдающегося у нас резкого разъединения между родами оружия. Разделения не только внешнего, как думают некоторые, но и внутреннего, чему можно привести примеры мирного и военного времени.

Сама военная наука во многом оторвана от жизни. Мало метода преподавания. Много схоластики, лишнего балласта, неважному уделено слишком много времени. <...>:

В академиях очень большие курсы, почему изучение поверхностное. Вообще выходит погоня за количеством, а не качеством, Профессора успевают порой прочитать лишь 1/2-1/3 своего предмета. [111]

На первом месте поставлена память, а потом — соображение. Профессора, кому должно, не имеют общения с практикой войск. Некоторые набирают в погоне за наживой денег очень много работы, почему каждому из учащихся могут отдать лишь немного времени.

Общения с учащимися не имеют. Самый способ выбора профессоров, как я, по крайней мере, знаю, для академии Генерального штаба неудовлетворителен. Воспитания в академии нет, надзор слабый, конкуренция велика, а общие понятия этики у многих учащихся недостаточно прочны, почему зачастую наблюдается изготовление чужими руками, за деньги, обязательных практических работ. Академики обособляются в касту и порою относятся к своим товарищам неакадемикам свысока.

Академии артиллерийская и инженерная резко оторваны от строевой деятельности. Все академии очень малы по количеству слушателей. Разделение по разрядам, а следовательно, и дальнейшая карьера по службе много зависят от случая. <...>:

Боевой опыт. Взглянем теперь на боевой опыт полковников и выведем влияние боевого опыта на их прохождение службы.

Из общего числа 2.668 полковников было в одной или нескольких кампаниях 1.337 человек, или 50%. Генералов же участвовало в войнах 58%. [...] Орден Св. Георгия получило всего 44 полковника, т.е. 4% из числа бывших в кампаниях (генералов — 14%). Ранено и контужено полковников — 132, т.е. 5% общего числа полковников (генералов — 8%), и 10% от числа бывших на войне (генералов — 14%). <...>:

Командиры, частей. Воспитание и обучение армии главным образом зависит от командиров отдельных частей (полков, батальонов и дивизионов). Командиры этих частей в огромном большинстве состоят в чине полковника. <...>:

Всего командиров полков: Генерального штаба — 85 (21%), из гвардии — 104 (25,5%) и из армии — 201 (49%). Таким образом, абсолютное большинство командиров полков из армии, но если взять во внимание число офицеров из армии, Генерального штаба и гвардии, то в наилучших условиях оказывается гвардия, потом Генеральный штаб и, наконец, армия. <...>:

Семейное положение. Вот главнейшие данные: женатых — 2.098 (78,6%), вдовых — 98 (3,3%), холостых — 452 (17,3%), разведенных — 20 (0,8%), детей на одного женатого, вдового и разведенного — 2,7. […]

Закончив изложение, сделаем теперь сводку выводов.

Общее наличное число полковников соответствует надобности в них, но строевых недостаточно, а нестроевых излишек. [112]

Вообще же средний возраст нашего высшего командного элемента не более чем на западе, что все-таки, конечно, не должно служить нам безусловным утешением.

Образованию всегда у нас придавали значение. Лица, окончившие академию, ускоренно и всей массой двигаются по службе. К сожалению, многие, окончив академию, затем уже почивают на лаврах.

Людей образованных еще очень мало и особенно мало их в строю. Образование страдает от многих общих причин нашей жизни. В нем нет воспитания.

Значение религии для армии весьма велико. Важно в большинстве случаев, чтобы начальствующие лица были бы той же религии, что и их подчиненные.

Боевой опыт полковников значителен. К сожалению, он зиждется на войне 1877 года. Обучение нашей армии сущности военного дела недостаточно. <...>:

Роль офицеров

Деятельность каждого общества более всего зависит от его руководителей. Эта психологическая аксиома тем более довлеет в армии, где царит дисциплина.

Одни офицеры служат теперь долго, они воспитывают, они источник знаний, они высшие начальники и в них залог побед и поражений.

Основой всей жизни и боевой деятельности армии должны быть ее офицеры.

Если характер нации падает, то и великие чувства, одушевляющие воинов, понижаются: на первое место выдвигаются материальные блага мира.

Счастливы те нации, где есть сознание, что не все покупается за деньги, счастливы те, где есть сословие рыцарей, которые ценят железо и сталь дороже серебра и золота.

Такое сословие всегда дает энергию от идеи, сословие мучеников, которое не чета энергии процента, сословию от мещан. Усилия лжефилософов и подчиненных народов, мечтающих о самостоятельности, всегда будут направляться к уничтожению основ армии.

Наконец, многие штатские люди не любят еще офицеров просто из-за житейских мелких причин.

Таким образом, с различных сторон, и внешних и внутренних, пытаются помешать, сознательно и бессознательно, развитию армии и улучшить состав ее офицеров. [113]

А между тем кто не знает аксиомы, что для государства проигранная кампания всегда будет дороже, чем подготовка к победоносной войне. Да и кто посмеет воевать с нами, когда будет знать нашу силу и готовность.

Еще до несчастной Русско-японской войны казалось, что в жизни нашей армии и ее головы — офицеров — много есть сторон, где необходимы и возможны улучшения.

В начале 1903 года я выпустил свою работу «Статистика генералов» где, исследуя условия прохождения службы высшего командного элемента, старался найти пути к усовершенствованию.

Хотя книга была написана весьма сдержанно и, как мне казалось, справедливо, тем не менее пришлось претерпеть неприятности. Суть же заключалась в том, что какой-то неизвестный осмелился искать новых путей в подготовке корпуса офицеров и не говорил, что все благополучно.

Мне казалось, что наша армия уклонилась с пути, указанного великими полководцами, великими знатоками человека. Ее стали не так воспитывать и учить не тому, что надо для войны.

В ней было обращено главное внимание на внешность, частью — на быт солдата, но в ней было мало обращено внимания на сущность усовершенствования офицера.

Исчезла духовная сила, великая связь отцов-командиров со своими подчиненными детьми. Умение руководить и управлять, умение заставить всех и все пойти на смерть перестало цениться на деле. Надобности не встречалось, а в будущее глядеть не хотелось. Обращалось более внимание на точное знание форм, на умение вести хозяйство, одним словом, на доблести мирного гражданина и хорошего хозяина.

Повторяю, хороший состав офицеров — основа хорошей боевой деятельности армии. Русская армия никогда не имела лучшего солдатского материала, чем в настоящее время, и тем не менее испытала только поражения. <...>:

Численность и состав корпуса офицеров

К 1 января 1908 года состояло по списку в нашей армии всего на действительной службе офицеров около 44.800 человек, из них 1.300 генералов, 7.811 штаб-офицеров и 35.689 обер-офицеров.

Считая нашу армию мирного состава к концу 1907 года с небольшим 1.100.000 человек, на одного офицера списочного состава приходилось 24 нижних чина. Однако эта общая цифра далеко не одинакова для различных родов войск. Так, для [114] пехоты, этого главнейшего рода войск, можно полагать на 1 офицера до 50 нижних чинов. <...>:

Всего строевых, считая и штабы до корпусного штаба включительно, — 37.322 человека.

Из них 524 генерала, 4.747 штаб- и 32.051 обер-офицера.

Офицеров высших штабов, учреждений и заведений всего 7.478 человек и из них 776 генералов, 3.064 штаб-офицера и 3.638 обер-офицера.

При этом оказывается, чем выше чин, тем более нестроевых должностей; так строевые обер-офицеры относятся к нестроевым как 9 к 1, штаб-офицеры как 1,5 к 1 и генералы как 0,7 к 1.

Едва ли это справедливо в такой степени. Как будто неловко видеть столоначальника полковника, а делопроизводителя — генерал-майора.

Однако необходимо иметь всегда в виду особенности жизненного уклада каждого государства, в России же вообще допускается весьма большой чин и сан при исполнении небольших дел. Истинное число нестроевых офицеров необходимо для верности вывода увеличить на тех многочисленных чинов, которые, состоя в строевых частях, несут службу нестроевую. Например, командиры нестроевых рот, заведующие швальней, хлебопекарней, казначеи, квартирмейстеры, хозяева собраний, заведующие хозяйством, лавкой, обществом и т.д. Таких лиц найдется всего человек 6 на полк или на отдельный батальон и 1 — на батарею.

В списках строевых частей состоят также командированные, которые также не несут строевой службы: академии, курсы, заведения, комиссии, управления, штабы, школы, госпитали, полигоны и т.д.

Обе эти причины, т.е. хозяйство частей и командировки, отнимают в действительности от строя около 1 /4 состава или 10.000-12.000 человек.

Следовательно, к 1 января 1908 г. правильнее считать строевых офицеров около 25.500 и нестроевых — 19.000. Прохождение нашей всей службы все еще построено на огромной переписке и различных работах хозяйственного характера. Канцелярия полка, помимо разного рода распоряжений и приказов, в день исполняет до 25 бумаг.

Штаб дивизии исполняет в год тысяч около 8 бумаг, из которых немало есть весьма хитрых ведомостей и отчетов, которые составляют сводку полковых данных. Эти ведомости редко когда бывают нужны, и, конечно, без них обойтись легко можно. [115]

Характерно, что в военное время переписка не уменьшалась, а даже увеличилась, достигнув до 70-100 номеров в день в штабе дивизии. Освобождение строевых начальников от хозяйственных работ и переписки возможно, конечно, лишь с реформой интендантства, проведение которой в жизнь тормозится, между прочим, и строевыми начальниками и штабами. Причем указывается на какие-то трения, неудобства, и великая реформа грозит заглохнуть. Наша страсть к разного рода хозяйству характеризуется и разного рода смотрами, где собственно поверяется только выправка, маршировка, пища и т.д., но не тактическое или специальное обучение части. <...>:

В жизни приходится всегда жертвовать одним в пользу другого. Для того чтобы иметь хороших офицеров на службе и в запасе надо сделать так, чтобы их положение во всех смыслах было бы хорошо и прямо, и относительно к обыкновенным гражданам, тогда забудется старая поговорка, что лучшего сына отдам в инженеры, второго — в адвокаты, а третьего — в офицеры. <...>:

Уход в запас уменьшился к 1909 году почти в два раза сравнительно с 1907 годом. Цифра 1909 года весьма благоприятна, если даже ее сравнивают с прошлым, например 1887-1889 годами, вполне нормальными для жизни русской армии. Среди уходящих в запас молодых офицеров наблюдается часто обратное — поступление на службу в пограничную стражу, другими словами, можно думать, что уход в запас совершается лишь как средство перехода в иную службу, когда почему-либо начальство не позволяет обычный перевод. Пограничная же стража, имея некомплект, конечно, хлопочет о своем пополнении.

Как же быть? С одной стороны, для армии неприятно готовить себе офицеров и потом их терять, с другой стороны, офицеры нужны и для пограничной стражи, а равно и для других ведомств.

Вопрос этот весьма сложный и серьезный для государства, и мы рассмотрим его вообще в связи с уходом офицеров из строя куда бы то ни было. <...>:

Польза службы требует, чтобы состав офицеров части менялся возможно реже. Желательно, чтобы старшие постепенно уходили бы, а на их место прибывала бы молодежь из училищ.

Тогда лишь будет преемственность воспитания, обучения, традиций и привычек, а порою хотя бы даже и предрассудков, но которые тоже составляют единение части, частицу основы ее стойкости и упругости. [116]

Рыцари правильно смотрели на вещи. С трудом они принимали к себе новых сочленов и неохотно от себя отпускали.

Чем более в армии переездов офицеров из одной части в другую, тем безошибочней можно сказать, что армия живет все еще ненормальной жизнью. Повторяю, часть — это семья, а где же видно, чтобы члены семьи сменялись часто. <...>:

Уход на нестроевые должности

Мне кажется, что никто не будет спорить о главном назначении армии. Защита от врагов, война и сражение, победа и самая смерть — вот удел доблестной армии, призыв для храбрых.

Отсюда — первое место строевым офицерам.

Удовлетворение всех нужд армии хотя и важная, но, конечно, работа в этой области, порой и очень почтенная, все-таки должна стоять ниже боевой деятельности. Даже первые циники еще не осмеливались открыто призывать армию для пролития чернил, просиживания стульев и ломания перьев. Благо тем государствам, где крепкий меч считается всеми выше бойкого пера.

Горе книжникам и фарисеям, которые, утверждая это, в то же время способствуют увеличению нестроевого элемента, возвышают его над строевыми.

Издревле была борьба между полем и канцеляриею, но, увы, нередко побеждала последняя. Оно и понятно. Законы и приказы пишутся нестроевыми людьми, а подняться, возвыситься до самоотречения не хватало духа. Заботились о себе, а не о пользе Его Величества.

Да что говорить. Всем известны многочисленные тому факты как, например, начальники отделений обгоняют своих боевых и доблестных товарищей. <...>:

Стремление устраиваться на нестроевые должности более всего объясняется невыгодностью службы в строю, ее тягостью и однообразием, возможностью уходить из строя и вновь в него возвращаться, спокойствием нестроевой службы, расположением учреждений в больших городах, возможностью носить красивый военный мундир, не неся военной службы, наконец, более быстрым движением по службе.

Опять-таки и в этом ни для кого нет секрета. Как ни неприятно об этом говорить, но надо, ибо ведь мы хотим видеть русскую армию победоносной, а без отличного корпуса офицеров нет успеха. Служба в строю должна быть так поставлена, чтобы из него не было бы бегства сотен молодых, здоровых и полных сил офицеров. Траурные дни великой службы, дни [117] Мукдена и Цусимы — уносят менее офицеров, чем уход на нестроевые должности и командировки.

Всегда, конечно, найдутся люди вялые, неэнергичные, предпочитающие комнату полю, и пусть они, но только они одни, и уходят из армии.

Канцелярия должна иметь отборных работников, но среди них лишь строго необходимое число офицеров.

Строжайше должно быть проведено в жизнь, что никто и ни при каких обстоятельствах из нестроевых не может обгонять в чинопроизводстве своих строевых товарищей, а если обогнал, то в строй не возвращается.

Никто из нестроевых не может ни в чем бы то ни было иметь более прав, содержания и наград, чем его отличные строевые сверстники.

Неприятно утверждать мне, нестроевому офицеру, такую истину, но это так должно быть и пусть будет на пользу дорогой армии.

Ряд запретительных мер сыграет гораздо меньшую роль, чем превосходство быта строевых офицеров.

Наряду с этим все, кто пострадал на службе в строю или потерял на ней здоровье, но годен еще к административной службе, обязательно имел бы право на получение службы в военном или ином министерстве.

Тогда, очевидно, каждый строевой офицер может служить, большим рискуя и без тревоги взирая на будущее. <...>:

Уход в невоенное ведомство с сохранением мундира

Офицер уходит из военного ведомства, перестает быть защитником отечества и в то же время носит тождественную эмблему рыцарского служения отечеству. Вопрос этот большой сложности, и здесь надо посмотреть, нет ли службы вне военного ведомства, которая походила бы на военную.

Мне кажется, что есть, но все-таки эта служба не столь рыцарская. Устав ее, быть может, и очень строгий, но все-таки другого разряда.

Быть может, еще в России рано отказаться от приставов в чине полковника или начальника тюрьмы в чине капитана, но, без сомнения, своевременно отличить и безусловно отделить службу в военном министерстве от службы в иных ведомствах.

Службу в любом министерстве, хотя бы внутренних дел, тоже разделить так, чтобы у него офицерские должности были [118] бы редким исключением и приравнены были бы к нестроевой службе военного ведомства, не выше.

Такие должности, как член совета министерства земледелия что ли, никогда бы не видели офицерского мундира, а буде кто из нас обнаружит желание и способности к земледелию, пусть переименуется в действительные или агрикультур-советники.

<...>: Если не будет еще принято ряда поощрительных и понудительных мер к уходу отслуживших, имея в виду необходимость молодого состава, то опять-таки через несколько лет совершается естественная эволюция событий.

Одна часть молодежи, видя невозможность дослужиться до чего-нибудь сравнительно высокого, заражается апатией и падает духом.

Другая — начинает усиленно уходить с военной службы, стараясь пристроиться к иной деятельности.

Строгое требование исполнения служебных обязанностей всех чинов, полевая деятельность, требование стоять на уровне современного военного искусства, возрастной ценз, уход обойденных, хорошие пенсии, возможность быть принятым на нестроевую и невоенную службу — вот главнейшие меры, которые заставят уходить стариков и дадут соответствующий молодой, энергичный и знающий состав офицеров по всей иерархической лестнице, начиная от прапорщика и кончая генералом. <...>:

Подготовка к офицерскому званию

У нас всего тридцать кадетских корпусов с общим числом учащихся в 12.000. В среднем ежегодно оканчивает около 1.300 человек, но из них идут в училища лишь 90%, 10% уходят на сторону, причем из них очень ничтожное число — по состоянию здоровья, а прочая — по нежеланию посвятить себя военной службе.

Лучшие кадеты выбираются для специальных училищ, а более состоятельные идут в Николаевское кавалерийское. Один лишь Пажеский корпус имеет свои специальные классы, откуда выходят во все рода оружия.

Все кадетские корпуса и военные училища, кроме артиллерийских и инженерного, подчинены одному Главному управлению Военно-Учебных заведений.

Принцип объединения дела не проведен еще полностью.

Дальнейшее усовершенствование своих познаний на службе офицеры получают в академиях, которые точно так же не [119] имеют общего направляющего начала и не подчинены главному начальнику Военно-Учебных заведений.

Таким образом, среди военно-учебных заведений нет единства доктрины, нет той связи и преемственности от высшего к низшему, что дает спайку и силу. <...>:

Умозрительный метод преподавания царит у нас и у латинских народов. Гораздо жизненнее обучение стоит у германцев и англичан.

Там все преподаватели сами проходят основательный курс методики преподавания.

Затем многие живут в качестве репетиторов вместе с учениками.

Ранее всего гонятся за основательностью усвоения и полезностью знаний. Гонятся за умением самостоятельно работать, развить наблюдательность, умение находить причины и следствия, а не повторять чужие и заученные фразы.

Всем ведь известно, что русские люди способны к изучению языков. Блистательно это доказывается в женских учебных заведениях и в некоторых мужских. В кадетских же корпусах после 7-летнего изучения языков почти нет кадетов, кто бы мог на них говорить и весьма мало, что даже важнее, способных хорошо понимать прочитанное.

Это ли не доказательство несостоятельности методов преподавания языков в кадетских корпусах.

Характерно, что дети начинают хорошо говорить в 3-4 года, а кадеты, затем юнкера и академики половину жизни учат иностранные языки и не умеют переводить прочитанного.

При ведении практического метода работа будет лишь тогда возможна, если на каждого обучающего будет поменее обучающихся, что сопряжено, конечно, с расходами.

Между тем у нас многократно пытались изменить систему преподавания, но без расходов от казны, меняя лишь программы, но не методы и систему.

В последнее время обращено внимание на физическое воспитание кадет. Хотелось бы быть уверенным, что гимнастика не есть цель для акробатов, а только средство для получения крепких телом и духом людей. <...>:

Из кадетских корпусов и со стороны пополняются военные училища. Туда стекаются молодые люди и юноши, чтобы через 2-3 года стать господами офицерами. В 2-3 года должен совершиться величайший акт. Кадет и гимназист должны стать отборными гражданами, которым вверяется зачастую не только воспитание солдат, их обучение, но даже и сама их жизнь. [120]

В 2-3 года надо приобрести необходимые познания и характер рыцаря, способного на великие подвиги. Есть ли что-нибудь важнее, выше, а в то же время и труднее задачи.

Ясно, что даже некоторое приближение для достижения цели возможно лишь при отличной постановке дела в училищах.

Конечно, воспитание и обучение офицера не оканчивается в училище, а должно продолжаться и во время службы, но основание, закваска, получается в стенах школы. Кроме того, многие со школьной скамьи в случае войны прямо пойдут в бой.

Напомним, что в настоящее время все юнкерские училища приравнены к военным.

Из кадетских корпусов ежегодно идет в училища около 1.300 человек, а всего производится в офицеры около 2.500, другими словами, половина офицеров получает свое воспитание и образование в разных гражданских учебных заведениях.

По результатам занятий видно, что юнкера второй категории стоят выше своих товарищей из корпусов. Однако и они обучены по отвлеченным учебникам, хотя и с большей самостоятельностью к работе.

Все военные училища (а равно сравненные с ними юнкерские) разделены у нас по родам оружия.

Всего у нас училищ: пехотных — 7; кавалерийских — 4;

артиллерийских — 2; инженерных — 1; топографических — 1;

пажеский корпус — 1.

Если бы между ними существовало бы только разделение внешнее, то это было бы полбеды, но, к сожалению, между ними царит разделение по существу, по взглядам и традициям, что, конечно, в будущем одна из причин разделения у нас родов оружия и даже частей того же рода оружия.

Представляется мне весьма полезным иметь всего одно военное училище.

Место ему я выбрал где-нибудь около Царицына или Самары.

Первый год или полгода все бы юнкера проходили бы общий курс, а затем разделились бы по отделам. Столица и Красное Село вредны, как места слишком людные для воспитания и обучения юнкеров.

Такое соединенное училище давало бы единение армии.

Роты получились бы военного состава — и свой отряд — из всех родов оружия.

Занятия можно было бы вести более в поле. Такое училище можно было бы всем обеспечить и снабдить. Специальные училища теперь весьма балуют роскошью воспитания юнкеров и в то же время в них царит изучение наук для науки. [121]

Требования боевые, практика и жизнь находятся в забвении.

Например, на младшем классе артиллерийских училищ из 8 предметов — 4 невоенных и на старшем из восьми — 4 невоенных. Все училища не обеспечены преподавательским персоналом, а при мобилизации их положение станет трагическим.

Преподавать в училище не считается за честь или священный долг, так как кто преподает, тот отрывается от исполнения своих прямых обязанностей. Штатных же учителей училища не имеют. Постановка курсов, невзирая ни на какие новые программы, долго еще будет отвлеченная, ибо нет средств и не разработано методов ведения занятий.

Исключение сделано в методе преподавания тактики для пехотных училищ, которую есть желание и толчок извне поставить жизненно. Однако без общей и коренной реформы, без подбора соответствующих своих училищных преподавателей, отпуска средств, участков, полей и т. д. дело далеко не двинется.

Большое также заблуждение начинать все предметы с начала года одновременно. Этот вопрос надо разработать в зависимости от связи между предметами, и тогда окажется особая последовательность.

Надо чтобы училища имели бы свои участки для учений и стрельбы, тиры, музеи и все пособия.

Работать надо поболее в поле и поменее в классе.

Училищам не должно мешать в работе, а то в настоящее время из короткого лета отнимается много времени на разные побочные смотры и упражнения. Свою же программу не успевают пройти наполовину.

У юнкеров почти нет свободного времени для самостоятельной работы. Весь день строго по часам или наоборот право идти в отпуск.

Юнкера не получают жалованья, хотя они находятся на действительной военной службе, а между тем среди них есть много людей бедных, для которых унтер-офицерское жалованье было бы весьма кстати. Теперь даже бережливый юнкер, не получая ниоткуда денег, принужден должать и скоро заражается горестным пороком, вообще распространенным среди европейских армий, пороком безусловно понижающим характер воина.

Отношение между воспитателями и учащимися в некоторых училищах бывают чисто формальные.

За этакое-то неисполнение — такое-то наказание, нет обучения нравственности, нет еще общения с подчиненными, нет иногда личного примера, нет обучения господству над страстями, а порою сухость, наказание, сопряженное с обидой. [122]

На юнкера за год накладывается 40 взысканий, записанных в журнал, и потом такой молодой человек становится офицером. За дурные успехи не все кончают училище, а за более важное, несоответствие своего характера офицерскому званию, большинство благополучно надевает офицерские погоны.

Всю закваску в обучении училищ покуда давали академии и более всех Николаевская академия Генерального штаба (ныне переименованная в Императорскую Военную Академию).

Военные академии

Цель всех академий — высшее образование.

Императорская Военная Академия преследует общее военное образование, а остальные — специально-техническое.

Бессмертный Петр Великий и его сподвижники были, с точки зрения наших программ, зачастую менее образованы, чем наши юнкера, и тем не менее свершили величайшие деяния.

Великая Екатерина и ее генералы были менее образованы, чем любой наш академик, а тем не менее слава русской армии стала бессмертной.

Наполеон I, разметавший с неслыханною легкостью ученых полководцев Европы, не раз треплется русскими с обыкновенными генералами.

Великие замыслы гения не раз оказывались тщетными против Кутузова, Барклая, Багратиона, Ермолова, Неверовского, Раевского, Тучкова и многих других орлов Екатерининской школы.

Этим вступлением я хочу указать, что наличность именно военных людей, офицеров-победителей, в меньшей степени зависит от знаний, от образования, чем от души и характера.

Таким образом, цель и главная задача каждой военной академии все-таки состоит в поддержании и в развитии духовных способностей, в умении владеть подчиненными, затем в преподании умения работать, ценить обстановку и затем лишь в снабжении запасом знаний.

К глубокому сожалению, в настоящее время постановка дела в академиях выдвигает последнее на первое место. А души в академиях нет.

Все академии стараются готовить самых ученых людей, мало обращая внимания, нужны ли эти знания, сумеют ли приложить питомцы свои сведения. Не делают почти ничего, чтобы окончившие академию были бы людьми сильными духом, хорошими начальниками и товарищами. Наука все заслоняет и [123] поглощает. Да горе еще и в том, что и не наука, ибо под наукой подразумевают известную дисциплину знаний с великими законами причин и следствий, а часто нечто худшее, просто конгломерат сведений.

Все академии между собою разъединены совершенно. В них нет общей доктрины, направляющего начала, общих интересов и единения.

Курсы очень велики и требуют огромного напряжения памяти. За год приходится изучить 5.000-6.000 страниц и исполнить несколько практических работ, правда, небольшое число, но с большими требованиями по внешности.

Ежедневные лекции, часа четыре в день, и другие обязательные занятия в академии не оставляют много времени на самостоятельную работу, и потому приходится ограничиться беглым чтением серьезных вещей, а если принять во внимание, что и профессора успевают сами прочитать курс неполностью, то все изучение иного отдела ограничивается простым чтением по подготовке к экзаменам. Лекционная система — вот главный метод обучения академиков.

Работа на дому сводится к чтению с утомленной головой записок или учебников.

Записки зачастую не исправляются профессорами, хотя и значатся под их редакцией, почему пестрят разного рода курьезами. Схоластическое стремление дать поболее всяких сведений приводит к помещению в учебниках академий даже самого практического предмета — тактики — странных формул вроде пресловутой MV{48} : 2/mv{49} : 2 = M/m, выражающей превосходство наступления над обороной или знаменитой формулы победы Аэция в Каталаунской битве. <...>:

Конечно, академии имеют и хорошие курсы, но ведь это и естественно. Странно, как могут быть терпимы плохие. В академиях не в почете инициатива в работе, не особенно чтится самолюбие офицера, далеко не ко всем одинаково строгое отношение. Между товарищами нет добрых отношений и особенно, конечно, там, где есть конкуренция. Нет офицерского суда чести, который, без сомнения, сдержал бы случаи исполнения работ чужими руками. Сам учебный и педагогический персонал должен, конечно, быть в академиях выдающийся, и не только по науке, а главное, по душе, по характеру.

Всею совокупностью причин академии готовят нервных людей, и особенно была повинна в этом бывшая Николаевская академия Генерального штаба, она же и первая по значению в деле подготовки всей армии. [124]

К заслугам надо отнести, что они дают многих весьма трудолюбивых людей, и если бы академии также бы развивали характер и способности, то они, конечно, могли бы играть важную роль в деле возвышения нашего командного состава.

Само прохождение службы, карьера, весьма различны у академиков, окончивших почти одинаково.

В строй уходили лишь неудачники и с тем, чтобы уйти из строя при случае.

Образование в академиях, благодаря небольшим штатам, могут получить далеко не все желающие. Сравните наши штаты хотя бы с Германией, и мы увидим в последней двойное и более превосходство.

Итак, в чем же, мне казалось бы, надо изменить военное образование в России.

Реформа академий и училищ должна проводиться по общему плану общей реформы всего образования и воспитания.

Во главе всего военно-воспитательно-учебного дела должен стоять один человек и одно управление.

Все военные академии должны быть слиты в одну. Первый год, а может быть, полгода, все учащиеся проходят общий курс и потом разделяются по специальностям.

Нельзя ни на минуту забыть воспитание и долг рыцаря-офицера.

Курс проходить по возможности практически, особенно для тех, кто должен служить в поле. Курсы надо сократить, и дать время самим научиться работать.

Профессорский состав обновлять и привлекать из строя специалистов.

В академии принимать в любом обер-офицерском чине и в большем количестве.

При приеме в строевой отдел требовать физическую годность и для всех отличную аттестацию.

Выработать метод преподавания каждого предмета и пройти его ранее введения самими профессорами.

Профессоров пополнять из лучших преподавателей.

Программу и курс переработать, выкинув мелочи, схоластику. Курсы писать самому профессору, а не ученикам.

В академиях и училищах ввести курс военного воспитания, теорию и практику. Предоставлять всякому желающему получить звание академика и права по службе без академии, путем самостоятельной подготовки.

В основу всей реформы строевого отдела положить выработку воина-героя, а не философа-учителя. Академикам, [125] уходящим в строй, давать права, равные служащим в штабах, управлениях и заведениях.

Быть может, многие не согласятся с деталями изложенного мною вопроса, но никто ведь не будет спорить против сущности и необходимости усовершенствования нашего учебно-воспитательного дела. <...>:

Высокие идеи повергаются и устои слабнут, когда нет средств для существования. Лучшим средством достатка для жизни всегда была скромность, умение жить по средствам.

Надо со школьной скамьи воспитывать юношество без роскоши. Воспитывать в глубоком уважении к казенной собственности.

Воспитывать в уважении к военной профессии как к известному подвигу, который не измеряется количеством рублей. Это требование касается и нестроевых офицеров. Положение офицеров в обществе весьма зависит от умения себя содержать с достоинством. Очень жаль, что юнкера не упражняются в житейской тактике, и многие выходят из училища заранее уже обреченные на столкновения без особо уважительной причины.

Содержание офицеров должно быть согласовано с действительными ценами. Небольшими странностями в этом отношении еще выделяется квартирный вопрос.

У одних казенная квартира выше всякой разумной потребности, а у других в том же учреждении, например у полковника в Петербурге, отпуск равен 30 руб. в месяц.

В одном государстве был издан закон, что казенная квартира дается по чинам, начиная с младших, и произошло чудо. Вопрос, который тянулся сотни лет, был блистательно разрешен в 5. Правда, вначале депутату, предложившему этот закон, не было житья от лордов и пэров, а затем все сознались в высокой пользе для службы такого узаконения.

Хотелось бы еще обратить внимание на частое явление последних лет, на весьма иронические, хотя бы остроумные приказы.

В нашей армии есть еще целый ряд нравственных причин ухода офицеров, которые, хотя и ослабляются за последние годы, но еще далеки до исчезновения. А именно: мы все твердим, что инициатива — залог победы, что звание офицера весьма высоко, почетно и в то же время не уважали самостоятельности. Делаем ряд промахов для унижения авторитета офицера.

Заурядное сажание офицера под арест, разносы криком в присутствии нижних чинов, иронические выговоры в приказах, грязные судные дела, которые затем можно читать во всех газетах, — все это обезличивает, принижает офицера. [126]

Между тем каждый знает, что энергия и горячность — вещи различные. К слову сказать, в последнее время вошло в моду выносить всякий сор и личные счеты на страницы печати. Опять-таки одно дело гласность и другое — трепать авторитет начальника или товарища.

За последние годы сделано уже вообще немало для увеличения боевой способности армии.

Но ведь и армии соседей не спят, а потому, чтобы не отстать, надо деятельно работать.

Главное, надо поддерживать личным примером внутреннюю силу армии, которая лишь одна дает непобедимость.

Великая Россия вправе от нас требовать личных жертв на восстановление своей мощи и боевой славы. Армия — твоя сила. Сила идет от начальствующего персонала, от офицеров, отличный состав которых должен быть у дорогой родины. Приложим к тому наши старания.

Скажем теперь свое последнее авторское слово.

Большинство недостатков нашего высшего командного элемента зависит от нашей общественной жизни. Исправится общество, поднимутся скоро и высшие слои армии, тем более, что всей нашей армии присущи многие весьма существенные достоинства.

Сама жизнь нашей армии зиждется, вообще, на прочных началах. Темные же пятна есть и у царя светил, Солнца.

На них обращено внимание в армии, и работа ведется к их усовершенствованию. Пожелаем лишь ее ускорения. Эта работа заставляет бодро смотреть на вещи и ручается за будущее. Пусть каждый поможет подготовке армии. Пусть каждый внесет свою посильную лепту в ее изучение. То будет путь к исправлению вооруженной силы. <...>: