Лига наций в действии и упадке

Позиция европейских империалистов предопределила разумеется и ход женевских дискуссий по дальневосточному вопросу. В этом деле Лига наций наглядно обнаружила свою нерешительность и слабость в борьбе с грабительской, хищнической политикой японского империализма, несмотря на то, что в своем значительном большинстве члены Лиги наций были заинтересованы в осуждении и приостановке захватнических планов Японии.

На первых этапах манчжурских событий задачей Лиги явилось благолепное трактование манчжурских событий как «конфликта» путем благочестивых напоминаний обеим сторонам — той, которая бьет, и той, которую бьют, — о необходимости воздерживаться от действий, способных усугубить конфликт. В дальнейшем Лига наций главным образом занималась изысканием способов наиболее благовидного уклонения от такой постановки вопроса о дальневосточных событиях, которая могла бы привести к открытому столкновению ее с Японией, т. е. практически шла на на поводу у этой последней. Женевские дискуссии, более чем что-либо другое, обнаружили что, поскольку это зависит от европейских империалистов, японский империализм располагал в Манчжурии свободой рук..

Нет надобности подробно излагать ход этих дискуссий. Последовательные резолюции «Лиги по манчжурскому вопросу представляли сплошное отречение от защиты Китая, ибо ни одна из них ни в малейшей степени не препятствовала дальнейшему развитию японской агрессии в Манчжурии. Первая из этих резолюций, от 22 сентября 1931 г., связывала вопрос об эвакуации японских войск с пресловутой [163] «безопасностью жизни и имущества японских подданных», которую японский империализм как раз и избрал предлогом своего наступления в Манчжурии. Вторая резолюция, от 30 сентября 1931 г., фактически подкрепляла японскую ложь относительно якобы начавшейся эвакуации японских войск («принятие к сведению» заявления японского представителя, что его правительство намерено продолжать с Максимальной быстротой уже начавшийся отвод войск в пределах железнодорожной зоны), но не содержала ровно никаких предложений по существу той кровавой бойни, которая тем временем продолжалась в Манчжурии. Третья резолюция, от 24 октября 1931 г., представляла собой как будто шаг вперед, ибо она предлагала Японии немедленно начать и развить увод своих войск внутрь железнодорожной зоны, с тем чтобы этот увод был закончен до открытия следующей сессии Лиги наций, назначенной на 16 ноября. Она однако не была принята Японией и тем самым, в виду отсутствия требуемого единогласия — оказалась юридически недействительной. Четвертая резолюция, от 10 декабря 1931 г., ограничилась по существу принятием японского предложения о посылке на Дальний Восток комиссии для изучения положения на месте. Эта резолюция вызвала вздох облегчения в Женеве, ибо она позволяла снять манчжурский вопрос с обсуждения чуть ли не на целый год. В промежутке Лиге наций пришлось иметь дело с дальневосточным вопросом только в связи с шанхайскими событиями.

Значительное обострение международных противоречий в результате вторжения Японии в Шанхай позволило, казалось бы, Китаю рассчитывать на то, что Лига наций будет наконец вынуждена принять какие-то меры реального противодействия японской агрессии, почему Китай и потребовал применения ст. 15 устава Лиги, предоставляющей большие возможности для вмешательства. Но деятельность Лиги и в этом случае ограничилась сначала назначением комиссии из представителей держав на месте (эта комиссия в своих докладах попросту регистрировала ход военных действий), а затем принятием торжественной резолюции собрания Лиги, которая помимо обычной фразеологии свелась к назначению еще одного лишнего органа для обсуждения дальневосточного вопроса — «комиссии 19-ти» (председатель собрания, делегаты 10 стран — члены совета и 8 представителей других стран). На эту комиссию были возложены [164] поручения вроде: «представить доклад о прекращении военных действий в Шанхае», «проследить выполнение резолюций 30 сентября и 10 декабря» (как будто в них было, что выполнять), «подготовить разрешение спора по согласованию со сторонами в порядке абзаца 3 ст. 15 устава Лиги и представить доклад собранию» и т. п.

В этой последней резолюции был, правда, один новый момент: она заявляла, что «члены Лиги наций не обязаны признавать какого-либо положения договора или соглашения, которое создалось в результате применения методов, противоречащих уставу Лиги». На это постановление не раз, как мы указывали выше, ссылался в своих выступлениях американской государственный секретарь Стимсон, усматривая в нем победу американской доктрины непризнания. Что это заявление Лиги наций было направлено против Японии и имело действительно в виду непризнание результатов японского захвата, сомневаться не приходится, но, поскольку Лига наций не констатировала, что Япония нарушила устав своими действиями в Манчжурии и Шанхае, и эта часть резолюции практического значения иметь не могла.

Манчжурский вопрос был, как сказано, препоручен комиссии Литтона, посланной на Дальний Восток Лигой наций в соответствии с уже отмеченной резолюцией совета Лиги от 10 декабря 1931 г. Предложение о посылке этой комиссии, в состав которой вошли представители Америки, Англии, Франции, Германии и Италии, было внесено самой Японией с целью выиграть время, и в этом отношении японские расчеты вполне оправдались. Комиссия выехала только 3 февраля, избрала самый окольный путь — через Америку — и так долго задержалась в Японии и Шанхае, что попала в Манчжурию только много времени спустя после того, как Япония уже создала там «независимое» Манчжурское государство. Доклад комиссии был опубликован лишь тогда, когда Манчжурское государство уже получило официальное признание Японии. Все это давало основание японскому империализму рассчитывать, что комиссия и в своих выводах попросту санкционирует японское господство в Манчжурии.

Но Манчжурия была и остается объектом ожесточенной борьбы между империалистами, и манчжурский вопрос есть лишь часть китайского вопроса и тихоокеанской проблемы. Личный состав комиссии и роль, которую играл в ней американский представитель, привели к тому, что в докладе [165] ее в наибольшей степени отразились позиции не японского и даже не европейского империализма, а позиции САСШ. В итоге доклад комиссии оказался как по своей аргументации, так и по своим выводам горькой пилюлей для японского империализма и для его манчжурской агентуры.

Доклад этот составлен эзоповским языком, со множеством дипломатических оговорок и противоречий. Хотя отдельные места доклада поддаются различным толкованиям, в целом он безусловно направлен против Японии. Доклад этот прежде всего начисто отвергает всю японскую версию событий последнего года в Манчжурии. Правда, будучи документом ярко империалистического характера, он охотно подхватывает те антикитайские и в особенности антисоветские выпады, которыми японская пропаганда пытается подкрепить эту свою версию. Доклад охотно говорит о царящем в Китае хаосе и заявляет, что

«...политические перевороты, гражданские войны, социально-экономические беспорядки и как следствие их слабость центрального правительства, являющиеся характерными чертами Китая со времени революции 1911 г., ...представляют собой угрозу миру во всем мире и являются дополнительной причиной мировой экономической депрессии».

Доклад буквально пересыпан также всевозможными антисоветскими намеками и инсинуациями и по этой линии полностью поддерживает утверждения неофициальной японской пропаганды.

Но установка доклада резко меняется, когда дело доходит до конкретных тезисов японской версии манчжурских событий. Эти тезисы, как известно, сводятся к следующему: 1) Япония исторически, политически и экономически обладает в Манчжурии «особым положением», которое уполномочивает ее в частности заботиться о сохранении мира и порядка в этом крае, представляющем собой ее «жизненную линию»; 2) японское выступление 19 сентября 1931 г. и все последующие военные действия Японии в Манчжурии были попросту актом самозащиты, необходимым для того, чтобы «предотвратить жестокое нападение на значительные права и интересы, жизненно важные для ее национального существования» (речь мининдела Уцида 27 августа 1932 г.), и следовательно Япония вовсе не нарушила пакта Келлога; 3) Манчжурское государство порождено добровольным движением за независимость, возникшим среди самих [166] манчжуров, почему признание этого государства не нарушает Вашингтонского договора девяти держав.

По всем этим пунктам авторы доклада заняли позицию, прямо противоположную японской. «Китайский народ, — заявляет доклад, — рассматривает Манчжурию как нераздельную часть Китая». Доклад Литтона отрицает также законность японских претензий на «особое положение» в Манчжурии. «Японская концепция этого «особого положения» не ограничивается тем, что законным образом определено в договорах и соглашениях с Китаем или другими государствами... Естественно поэтому, что другие государства находят затруднительным, если не вовсе невозможным, признать его в каких-либо международных актах». Притом, согласно заявлению доклада Литтона, претензии на «особое положение» или «особые права и интересы» в любой части Китая, включая Манчжурию, несовместимы о постановлениями Вашингтонского договора девяти держав 1922 г. Соответственно отвергается и японский тезис о самозащите. Приведя подробно японскую и китайскую версии событий 19 сентября 1931 года, доклад Литтона заявляет:

«Японцы тщательно подготовили свои планы на случай возможных враждебных действий между ними и китайцами, и в ночь на 19 сентября эти планы были осуществлены с быстротой и точностью. Китайцы со своей стороны... не имели плана нападения на японские войска, и японская атака и последующие операции застали их врасплох. Военные операции японских войск в течение этой ночи не могут быть рассматриваемы как меры законной самообороны».

Но особо резко заострена против Японии та часть доклада, которая посвящена Манчжурскому государству.

«Совершенно ясно, — заявляет доклад, — что движение в пользу независимости, о котором никто ничего не слышал в Манчжурии до сентября 1931 г., стало возможным лишь благодаря присутствию японских войск. Группа японских военных и гражданских чиновников задумала, организовала и осуществила это движение как выход из положения, создавшегося в Манчжурии после событий 19 сентября... По этим причинам нельзя считать, что нынешний режим создался благодаря действительному и добровольному движению в пользу независимости».

Как известно, японский империализм считает манчжурский вопрос ликвидированным в силу акта признания [167] Японией Манчжурии. «С признанием Манчжурского государства этот вопрос умер», — заявила японская газета «Дзидзи» 7 ноября. Комиссия Литтона придерживается другого мнения.

«Совершенно ясно, что поддержание и признание нынешнего режима в Манчжурии не являются удовлетворительным разрешением вопроса, ибо оно несовместимо с основными принципами существующих международных обязательств», — заявляется в докладе.

В противовес японским притязаниям комиссия Литтона предложила свой собственный план, построенный на международном контроле над Манчжурией. Само собой разумеется, что интересы Китая вовсе не приняты во внимание женевскими посланцами. По заявлению доклада

«...простое восстановление status quo в Манчжурии также не является решением вопроса. Поскольку нынешний конфликт возник из условий, существовавших до сентября прошлого (1931) года, восстановить эти условия значит лишь привести к повторению беспорядков. Это значило бы рассматривать весь вопрос теоретически и не считаться с реальностью положения».

Комиссия Литтона рассматривает манчжурский вопрос со столь же империалистической точки зрения, как и японское правительство, но в качестве отправного пункта избирает тезис, что

«...другие страны... также имеют интересы в трех восточных провинциях. Помимо Китая и Японии другие мировые державы также имеют вжнейшие интересы, которые они должны защищать в японо-китайском конфликте».

Будущее Манчжурии мыслится авторами доклада не иначе, как на базе «открытых дверей», т. е. одинакового доступа всем империалистическим интересам, и притом открытых дверей

«...не только с юридической точки зрения, но и на практике: в торговле, промышленности и банковском деле».

Сущность «плана Литтона» заключается в следующем. Номинально Манчжурия возвращается под суверенную власть Китая, который однако должен заранее отказаться от осуществления этой власти. Китайское правительство должно издать декларацию, в которой оно сохраняет за собой только право внешних сношений (теряющее конечно всякое значение в связи с закреплением международного контроля над Манчжурией), право управления таможенной, [168] почтовой и соляной службой (т. е. именно теми отраслями, управление которыми в Китае находится в руках иностранной администрации) и наконец право первоначального назначения главы исполнительной власти трех восточных провинций.

Место китайского правительства в качестве решающего фактора, который будет определять в дальнейшем судьбы Манчжурии, займет по этому плану не Япония, как в настоящее время, а своего рода консорциум держав, осуществляющих власть через посредство целой серии иностранных советников. Важнейшее место в этом плане занимает увод из Манчжурии всех как японских, так и китайских вооруженных сил,  — единственной вооруженной силой остается местная жандармерия, состоящая под начальством и руководством иностранных инструкторов.. Гражданская администрация также в значительной мере передается в иностранные руки, и в частности иностранцы, назначенные в конечном счете советом Лиги наций или правлением Банка международных расчетов, становятся во главе полиции, фискальной администрации, центрального банка и всей судебной системы. Доклад предусматривает, что «значительное количество этих иностранных советников должно быть японцами». Он заявляет, что «права и интересы Японии в Манчжурии не могут быть игнорируемы, и всякое решение, не считающееся с ними и не принимающее во внимание исторических связей Японии с этой страной, не будет удовлетворительным». Тем не менее сущность предложений комиссии именно в вытеснении монопольного японского контроля и в замене его такой системой администрации, при которой Японии не будет принадлежать больше решающее слово.

Следует подчеркнуть, что доклад Литтона ставил манчжурский вопрос как нераздельную часть всей китайской проблемы. Эта последняя трактуется в докладе менее четко, чем ее манчжурская часть, но контуры намечаемого ее разрешения те же: интернационализация, установление международного контроля, активное участие империалистов в борьбе с советской революцией в Китае.

«Окончательной предпосылкой удовлетворительного разрешения манчжурского вопроса, — заявляет доклад, — является международное сотрудничество во внутренней реконструкции Китая. В политических и экономических вопросах Китай нуждается в сотрудничестве со всеми руководящими державами». [169]

Поскольку одновременно комиссия подробно описывает громадные успехи Советского Китая и в частности подчеркивает, что Советский Китай непосредственно угрожает господству империализма в Китае, и поскольку она утверждает, что «проблема коммунизма в Китае тесно связана с более широкими проблемами национальной реконструкции», становится очевидным, что в качестве первого шага по предуказанному ею пути комиссия предлагает сокрушение великой китайской революции соединенными силами всей международной и китайской реакции.

Опубликование доклада комиссии Литтона (1 октября 1932 г.) нанесло известный удар японскому империализму, ибо содержащиеся в нем разоблачения содействовали мобилизации общественного мнения мира против Японии и затрудняли Лиге наций и европейским союзникам Японии возможность более или менее открытого санкционирования захвата Манчжурии (в форме признания Манчжурского государства). Доклад таким образом затруднил разрешение манчжурской проблемы методами японского империализма. Однако альтернативное и столь же империалистическое разрешение этой проблемы, которое выдвигалось комиссией Литтона главным образом под влиянием Америки, также не имело и не имеет никаких шансов на осуществление: с самого начала было ясно, что японский империализм не собирается добровольно отказываться от завоеванных им позиций и что он не променяет своего монопольного господства в Манчжурии на международный контроль и тем более не пойдет на такое ослабление своих позиций, — даже по сравнению с доконфликтным периодом, — какое должно иметь место в случае увода из Манчжурии японских войск.

«Япония будет продолжать свою твердо установленную политику в Манчжурии независимо от выводов комиссии Литтона», —

кратко заявил генерал Муто, посол и главнокомандующий в Манчжурии, 3 октября 1932 г.

«Линия японской политики не может быть поколеблена или изменена, — заявил в день, опубликования доклада военный министр Араки, добавив: — Мы нисколько не озабочены докладом».

Японская буржуазная пресса реагировала на доклад Литтона буквально в одних и тех же словах. В газете «Иомиури» 17 октября 1932 г., в газете «Хоци» 14 октября, в газете «Чугай Сиогио» 22 октября, да и в любом другом органе японского империализма бесконечно повторялось одно [170] и то же утверждение, что, «каково бы ни было отношение Лиги и других держав к манчжурскому вопросу, политика Японии не будет изменена».

С этих позиций Японию в данной обстановке могло бы сбить только осуществление реального единого фронта империалистов, в частности Америки и Англии, дипломатическая акция которых была бы подкреплена угрозой соответствующих военных или экономических санкций. Поскольку это оставалось неосуществимым, было совершенно очевидно, что доклад, по крайней мере до радикального изменения обстановки, останется мертвой буквой. Но доклад все-таки был налицо. Америка продолжала по мере возможности оказывать давление, требуя хотя бы формального его принятия; наконец в каких-то оттенках начали сказываться те новые тенденции в политике европейских империалистов, в частности Франции, о которой шла речь выше. Женевское учреждение представляет собой типичную политическую биржу, регистрирующую всевозможные колебания конъюнктуры и отражающую воздействие самых разнообразных международных факторов. Сдвиги в международной политике, частью даже не имеющие прямого отношения к Дальнему Востоку, — с одной стороны, и трудное положение, в котором оказалась Лига наций перед необходимостью спасать свой «престиж», — с другой, привели в конечном счете к тому, что Женева, не изменяя по существу своей бездейственности и пассивности, вынуждена была, прибегнуть к жесту, долженствующему «спасти лицо» Лиги. Этот жест — принятие доклада комиссии Литтона — был вместе с тем фиксацией принципа непризнания результатов японской агрессии, на котором с самого начала настаивала Америка.

Но даже на этом решении — хотя оно попрежнему вовсе не означало действенной борьбы с японским империализмом и на практике было равносильно формальной отписке — Лига наций остановилась с большими колебаниями. Официальная дискуссия по докладу Литтона началась в ноябре 1932 г., а закончилась только в феврале 1933 г. Эта дискуссия развивалась первоначально в обстановке исключительно благоприятной для Японии, представитель которой Мацуока еще 21 ноября 1932 г. демонстративно заявил, что «образование Манчжурского государства представляет собой ту единственную основу, на которой вопрос может быть разрешен», что Япония не может входить в рассмотрение иных решений и что [171] Япония надеется остаться и впредь верной опорой Лиги наций — однако только в том случае

«...если это не окажется абсолютно несовместимым с существованием Японии и с ее великой политикой поддержания и сохранения мира и порядка на Дальнем Востоке».

Существенно то, что в выступлениях представителей Англии, Франции, Италии и Германии не обнаружилось никакого намерения этих держав отстаивать предложения комиссии, выработанные с участием их представителей. Наоборот, Саймон произнес речь, которая вызвала восторг в японской прессе и официальную благодарность со стороны Мацуока («Саймон сказал за полчаса то, что я пытался выразить в течение 10 дней», — заявил японский делегат) и в которой он посредством надерганных цитат из доклада пытался перетолковать его в сторону, благоприятную для Японии. Впечатление, произведенное речью Саймона, было таково, что английское правительство сочло нужным обратиться по этому поводу к нанкинскому правительству со специальными успокоительными уверениями в том смысле, что, дескать, Саймон хотел лишь содействовать мирному и скорейшему урегулированию конфликта.

Между тем выступление Саймона не было случайным. «Times» в передовой от 8 декабря 1932 г. признал его «полезным коррективом», заявляя:

«Больше зла, чем добра, будет сделано неопределенными угрозами принуждения, которые не оправдываются обстоятельствами дела, как они констатированы в докладе Литтона, и которые могли бы быть эффективными лишь в случае, если бы общественное мнение в других странах было глубоко убеждено в справедливости требований одного из спорящих и несправедливости другого».

Французский представитель Поль Бонкур со своей стороны подчеркивал, что Лига наций не располагает силой, необходимой для навязывания своей воли участникам дальневосточного конфликта. Общая тенденция выступления представителей империалистических держав в Женеве сводилась к тому, чтобы, во-первых, подменить роль судьи в японо-китайском конфликте ролью посредника, во-вторых, не предлагать заранее никаких конкретных решений спора, взяв при этом предложение комиссии Литтона только как основу для дискуссии, в-третьих, выиграть время, расширяя в частности базу обсуждения путем привлечения в [172] состав «комиссии 19-ти» САСШ и СССР (формальное предложение о приглашении СССР и САСШ в состав «комиссии 19-ти» было внесено Саймоном).

В результате обсуждение доклада Литтона превратилось в своего рода футбольную игру: совет Лиги, не приняв решения, передал вопрос пленуму, последний, несмотря на попытки нескольких «малых держав» поддержать выводы доклада и осудить Японию, передал вопрос в девственно чистом виде «комиссии 19-ти», а эта комиссия — своей «редакционной подкомиссии». Подобную игру можно было бы продолжать бесконечно, но создалось положение, явно угрожавшее окончательной дискредитацией Лиги наций.

Последняя оказалась перед необходимостью принять резолюцию, которая в какой-то степени опиралась бы на выводы доклада Литтона. В самом процессе выработки этой резолюции действительные хозяева Лиги и в частности английский империализм делали еще повторные попытки найти такую «компромиссную» формулу, которая спасла бы престиж Лиги наций и вместе с тем явилась бы приемлемой для Японии. Дошло до того, что генеральный секретарь Лиги англичанин Дремонд занялся сочинением проекта резолюции (или, вернее, поправок к резолюции), которую японская делегация должна была от себя предложить на заседании Лиги наций; этот проект был предварительно послан на утверждение в Токио, но не получил там одобрения. В конце концов торг между Женевой и Токио из-за различных формулировок не привел ни к каким результатам: база хотя бы для словесного компромисса между принципами доклада Литтона и японскими устремлениями заведомо отсутствовала. «Комиссия 19-ти» вынуждена была предложить, а собрание Лиги наций — утвердить длиннейший доклад, который со всякими экивоками все же солидаризировался с заключениями комиссии Литтона и стало быть был заострен против Японии.

Существенные черты «рекомендаций» Лиги наций по манчжурскому вопросу сводятся к следующему: 1) урегулирование этого вопроса должно происходить на основе устава Лиги наций, пакта Келлога и Вашингтонского договора девяти держав; 2) японские войска, расположенные вне зоны Южноманчжурской железной дороги, должны быть эвакуированы, ибо суверенитет над этой территорией принадлежит Китаю; 3) в Манчжурии должна быть создана правительственная организация, признающая суверенитет Китая, но располагающая широкой автономией, [173] причем должны быть приняты во внимание специальные права и интересы Японии; 4) Китай и Япония должны начать переговоры об урегулировании этого вопроса с участием специального комитета, в котором будут представлены государства, являющиеся членами «комиссии 19-ти» и к участию в котором должны быть привлечены Соединенные штаты и СССР; 5) члены Лиги наций должны и впредь отказываться от признания Манчжоу Го de jure или de facto «ввиду несовместимости этого признания с основными принципами существующих международных обязательств и с добрыми отношениями между Японией и Китаем, от которых зависит мир на Дальнем Востоке».

Японский империализм отнюдь не был устрашен этим решением, за которым не было готовности к действию, но он убедился, что его маневренные возможности в Женеве исчерпаны.

На принятие собранием Лиги наций этого доклада японская делегация ответила оглашением следующей декларации:

«Японское правительство вынуждено притти к выводу, что взгляды Японии и других членов Лиги на методы достижения мира на Дальнем Востоке не совпали. Японское правительство вынуждено притти к убеждению, что его попытки сотрудничать с Лигой наций в отношении японо-китайских разногласий достигли предела».

Японская делегация тут же покинула заседание, а в дальнейшем японское правительство объявило о выходе Японии из состава Лиги наций. Это решение объясняется именно отчетливым пониманием, что со стороны Лиги и руководящих ею европейских держав Японии решительно ничего не грозит. При обсуждении вопроса о выходе из Лиги наций в японском тайном совете министр иностранних дел Уцида, по сообщению газеты «Иомиури» от 18 марта 1933 г., охарактеризовал позицию держав следующим образом:

«САСШ старались ограничить японскую экспансию, но они всячески избегают прямого столкновения с Японией. Англия показала, что она понимает позицию Японии, однако, стремясь к сохранению своего влияния в Лиге наций, она не смогла поддержать Японию. Франция занимала еще более дружественную позицию по отношению к Японии, однако обстановка, сложившаяся в Европе, заставила ее позаботитъся об усилении престижа Лиги наций». [174]

Уцида доказывал, что выход из Лиги не повлечет за собою ни применения санкций, ни даже экономической блокады.

Для всего этого эпизода чрезвычайно характерно, что, приняв заостренную против Японии резолюцию, Лига наций тотчас же почила на лаврах. Принятие резолюции, по существу признающей Японию агрессивной стороной, не помешало английскому империализму установить запрет на вывоз оружия одинаково и в Японию и в Китай (запрет этот был через несколько дней отменен), т. е., по выражению либеральной «Manchster Guardian», «осудить порок, но наказать добродетель».

Суть дела конечно в том, что практически женевское решение ничего не изменило в положении на Дальнем Востоке. Оно не остановило в частности японского наступления в Жехэ, развернувшегося тотчас же после принятия резолюции Лиги наций. Эта резолюция представляла собой простую отписку. Она отнюдь не предполагала каких-либо действий, направленных против Японии, и не лишила последнюю свободы рук в Манчжурии. Она не повлекла и разумеется не повлечет за собой применения к Японии каких-либо санкций экономического, а тем более военного порядка. Заявление лейбористской английской газеты «Daily Herald» в передовой от 23 февраля 1933 г. о том, что «если, после того как собрание Лиги приняло свою резолюцию, Япония прибегнет к войне против Китая (речь идет о кампании в Жехэ. — Н. Т. ), то она тем самым становится виновной стороной для каждого члена Лиги, и каждый член Лиги обязан порвать свои экономические отношения с нею», — является лишь образчиком демагогии английских реформистов.

Пустым местом останется конечно и предусмотренный в женевской резолюции комитет по японо-китайским переговорам. Советское правительство письмом т. Литвинова от 7 марта 1933 г. отказалось присоединиться к постановлению Лиги и принять участие в совещательном комитете, указав в частности, что из числа входящих в него государств большинство не поддерживает никаких отношений с Советским союзом и следовательно настроено к нему враждебно, почему «такой комитет вряд ли в состоянии выполнять задачу координирования действий с Советским союзом». Соединенные штаты, напротив, 14 марта изъявили согласие «сотрудничать с комитетом», но сочли невозможным назначение своего представителя с функциями [175] члена комитета и ограничились делегированием своего посланника в Швейцарию для участия в работах комитета без права голоса. В остальном этот комитет явился еще одной из бесконечных инстанций и органов, выделяемых Лигой наций со специальной целью изобразить видимость какой-то деятельности.

В заключение нужно все же подчеркнуть, что этот последний эпизод в истории происхождения дальневосточного вопроса в Лиге наций при всей его практической бесплодности сохраняет определенное и немалое политическое значение. Женевская резолюция демонстративно отказывает Японии в международном признании ее новых позиций в Манчжурии. Она является таким образом наглядным свидетельством того, что манчжурский вопрос вовсе не исчерпан, как на этом настаивает японский империализм. Самый факт принятия этого решения знаменовал большую, чем раньше, потенциальную возможность сотрудничества европейских империалистов с Америкой, занимающей непримиримую позицию по отношению к манчжурскому захвату. Наконец принятие резолюции наглядно демонстрирует, что манчжурская авантюра, требующая от Японии стольких жертв, еще весьма далека, с точки зрения интересов японского империализма, от своего благополучного конца.

В этой связи следует упомянуть еще о принятом летом 1933 г. решении об оказании Китаю «технической помощи». В Китае с осени 1933 г. уже находится уполномоченный Лиги по оказанию этой помощи — Райхман. Общее руководство возложено на специальный комитет из представителей Англии, Франции, Италии и ряда других стран. Задачей его является координация работы многочисленных иностранных технических экспертов, приглашенных нанкинским правительством, по вопросам транспорта, связи, здравоохранения и т. д. Японская печать встретила это решение с неприкрытой тревогой и враждебностью. «В условиях, создавшихся ныне на Дальнем Востоке, — писала в августе 1933 г. газета «Осака Асахи», — пресловутая техническая помощь со стороны Лиги легко может превратиться в политическую, т. о. направленную против Японии». Япония отдает себе конечно отчет в том, что за Лигой наций стоит в этом вопросе британский империализм и что названное решение является отражением усиления антияпонской активности последнего в Китае. Лондонский «Times» указывал в связи с посылкой в Китай Райхмана, что Лига [176] вступила на путь именно той «международной акций», которая; по меняю этой газеты, необходима для наведения в Китае порядка. Характерно, что как раз в это время английское правительство сменило своего посланника в Китае, заметив его дипломатом, имеющим тесные связи с аппаратом Лиги наций и наиболее способным следовательно использовать акцию Лиги в Китае в английских интересах. [177]