Соотношение сил в Манчжурии перед захватом

Манчжурия была той областью Китая, на которой японкий империализм в максимальной степени сконцентрировал свои усилия. На Манчжурию приходилось по некоторым расчетам около трех четвертей и во всяком случае не менее двух третей всех японских инвестиций в Китае{16}, которые в свою очередь представляют 81,9% всех вообще заграничных вложений японского капитала{17}. Нигде за пределами собственно японской территории японский капитал не имел таких разветвленных и значительных интересов и таких укрепленных позиций, как на территории Манчжурии. Здесь проживала почти 1/3 всех японцев, находящихся за пределами своей собственной территории, и свыше 80% японцев, живущих на территории Китая.

Манчжурия с ее 30-миллионным населением поглощала почти столько же японских товаров, сколько весь Центральный Китай с его 200-миллионным населением. В общем вывозе Японии в Китай на долю Манчжурии приходится в 1927 г. 31,1%, в 1928 г. — 33,6, в 1930 г. — 30,4 и в 1931 г. — 30,0%.

Относительное значение Манчжурии как рынка сырья и продовольствия еще более велико. Японский импорт из Манчжурии, начиная с 1928 г., превышает импорт из всего остального Китая; по отношению ко всему ввозу из Китая он составил в 1927 г. 42,4%, в 1928 г. — 56,7, в 1930 г. — [27] 58,8, в 1931 г. — 56,0%. Характерно, что из одной лишь Квантунской области, т. о. фактически из Дайрена, Япония ввозит 75% всех импортируемых ею бобов (в 1929 г. — 63,5 млн. иен из общего ввоза в 78,7 млн. иен{18}, 40% жмыхов (33 дан. иен из 76 млн. — остальные поступают из Манчжурии же через Владивосток) и 60 % угля (26,4 млн. из 43 млн. иен).

С другой стороны, Япония вместе с Кореей играли руководящую роль во внешней торговле Манчжурии. Это явствует из следующей таблицы (в миллионах таможенных таэлей){19}:

СТРАНЫ	Импорт			Экспорт
	1908 г.	1929 г.	1930 г.	1908 г.	1929 г.	1930 г.
Япония	13,6	126,5	110,0	16,8	135,3	114,5
Корея	1,1	12,2	10,4	0,4	33,6	39,9
Итого	14,7	138,7	120,4	17,2	168,9	154,4
Великобритания	0,5	9,7	10,5	0,4	21,6	10,3
Гонконг	2,0	13,7	12,8	0,8	6,4	6,7
Индия и британские колонии	0,0	2,8	1,4	0,0	0,7	0,8
Итого.	2,5	26,2	24,7	1,2	28,7	17,8
САСШ	6,8	25,9	20,7	0,0	10,3	7,0
Филиппинские острова	0,0	0,0	0,0	0,0	1,9	1,7
Итого	6,8	25,9	20,7	0,0	12,2	8,7
Прочие страны	8,0	39,3	41,0	10,5	122,8	107,8
Всего вместе с прочими	32,0	230,1	206,8	28,9	332,6	288,7
Собственно Китай	21,1	99,5	—	18,7	93,1	—
ВСЕГО	53,1	329,6	—	47,6	425,7	— [28]

Но само собой разумеется, что интересы Японии в Манчжурии вовсе не определялись только размерами ее торговли с этим краем. Япония господствовала в Манчжурии благодаря своим огромным капиталовложениям, большая часть которых связана со стержнем всей японской системы в этом крае — ЮМЖД, и благодаря тем исключительным правовым, политическим и военным условиям, которые японский империализм обеспечил себе к северу от Великой китайской стены. Согласно «Second Report of the Progress of Manchuria»{20}, общая цифра японских инвестиций в Манчжурии, на 31 марта 1930 г. составляла 2147 млн. иен, из коих стоимость собственных предприятий ЮМЖД — 716,2 млн. иен, а вместе с другими активами той же компании — 1 034,6 млн. иен, японские правительственные займы — 98,3 млн. иен, капиталы японских граждан и корпораций — 554,7, млн. иен и наконец имущество, принадлежащее квантунгскому правительству и японской армии, ежегодная дотация Квантунгу за 23 года, частная собственность японских подданных, проживающих в Манчжурии, и т. д. — 460,0 млн. иен.

Этот расчет без всякого сомнения преувеличен, ибо размер японских инвестиций всегда служил одним из стандартных доводов для обоснования и оправдания японской агрессии в Манчжурии. В действительности японские капиталовложения в Манчжурии к началу нынешней интервенции исчисляются примерно в 1400–1500 млн. иен{21}.

Обращает на себя внимание ярко выраженный монополистический характер японских инвестиций в Манчжурии. Больше того, в Манчжурии получает широкое распространение столь характерное для структуры современного японского империализма сращивание частнокапиталистических и государственно-капиталистических [29] монополий. Почти половина всех японских капиталов в Манчжурии принадлежит обществу ЮМЖД — типичной полуправительственной монополии, сочетающей государственные средства и частный капитал и несущей по существу политические функции. Такова же природа Чосен-банка, Иокогама-Спешибанка и Восточного колонизационного общества, на долю которых приходится значительная часть вложений «японских корпораций», упомянутых в приведенном выше перечне. В последней рубрике этого перечня важнейшее место также занимает государственное имущество. В остальном в Манчжурии хозяйничают крупнейшие японские финансовые концерны — Ясуда (занимающий первое место в ряду частных акционеров общества ЮМЖД), Мицуи, Мицубиси, Окура, Кухара и др. Перечисленные гиганты японского финансового капитала не только выступают в Манчжурии непосредственно, но в значительной мере направляют и политику самого японского правительства в Манчжурии и деятельность полуправительственных японских монополий в этом крае. С другой стороны, следует подчеркнуть, что характерная для Японии самостоятельная роль полуфеодальной военщины особенно рельефно проявляется именно в Манчжурии, где, как будет видно из последующего, господство японского империализма и до 1931 г. непосредственно опиралось на мощный аппарат военного насилия.

В центре японских предприятий в Манчжурии стоит, как сказано, предприятие ЮМЖД. Общество ЮМЖД представляет собой гигантский транспортно-промышленный комбинат, охватывающий нн только целую систему железнодорожных путей, но и порты, портовые установки, склады, тяжелую и легкую индустрию, торговые, страховые и всякие иные подсобные предприятия. Бюджет этого комбината виден из следующих цифр (в миллионах иен){22}:

Годы	Доходы	Расходы	Прибыль
1907/08	12,5	10,5	2,0
1922/23	170,0	134,9	35,2
1929/30	241,0	195,5	45,5 [30]

Этот комбинат целиком контролируется японским правительством. Последнее располагает не только половиной акций{23}, но и правом назначать председателя, вице-председателя и директоров общества (последних из числа крупных акционеров). Предоставляя свою гарантию 6-процентному дивиденду по частным акциям, а также облигационным обязательствам дороги, японское правительство магнатов финансового капитала и помещиков является подлинным хозяином ЮМЖД.

Основой деятельности этого гигантского комбината остаются конечно железные дороги. Во всех колониях и полуколониях железные дороги являются, как известно, эффективнейшим орудием господства иностранного капитала. В Китае в частности эти дороги и их строительство играют в политике международного империализма стержневую роль. В Манчжурии, в силу ряда ее экономических особенностей наступательная политика империализма была тем более тесно связана с прокладкой рельсовых путей. История Манчжурского края за последние четыре десятилетия буквально совпадает с историей его железных дорог. Они являются ключом ко всей экономике Манчжурии, одной из тех командных высот, овладение которыми определяет собой экономическое, а стало быть и политическое господство{24}.

Японский капитал в Манчжурии широко использовал это мощное орудие внедрения в Манчжурию и господства над ней. Общество ЮМЖД располагало к моменту захвата Манчжурии японским империализмом собственной системой железнодорожных путей общим протяжением в 1119 км. Эта система слагается из главной линии Дайрен — Чаньчунь протяжением 702 км, линии Мукден — Аньдун (на корейской границе) протяжением 261 км и четырех мелких веток. Огромный рост товарного и пассажирского оборота по этой железнодорожной системе виден из следующих сопоставлений. В 1907/08 г. ЮМЖД перевезла 1491 тыс. т груза и 1512 тыс. пассажиров; в 1929/30 г. она перевезла 20462 тыс. т груза (в том [32] числе 9851 тыс. т угля, 3287 тыс. т бобов, 472 тыс. т жмыхов, 1519 тыс. т зерна и муки, 754 тыс. т леса, 186 тыс. т соли, 566 тыс. т минералов и 3814 тыс. т прочих грузов) и 10411 тыс. пассажиров.

ЮМЖД являлась только стержнем японской железнодорожной системы, которая включала в себя также целый ряд других дорог, построенных под японским нажимом на японские средства и находящихся в той или иной степени под японским административным контролем. Направление строительства этих железных дорог было избрано с таким расчетом, чтобы они являлись питательными ветками ЮМЖД. Опираясь на эти дороги, с одной стороны, и на вспомогательное транспортное общество «Кокусай Унью» — с другой, ЮМЖД осваивала и направляла огромный поток манчжурских хлебоэкспортных грузов, создавая таким образом одну из важнейших предпосылок экономического господства Японии над этой в основном сельскохозяйственной страной. Эти вспомогательные железные дороги, построенные японским капиталом и под японским контролем, распадались на две группы:

I. Дороги, вернее ветки, выстроенные частными смешанными японо-китайскими компаниями: 1) линия Цзиньчжоу — Чженьцзянтунь (102 км) в пределах арендованной территории, 2) ветка ЮМЖД Бенсиху — Нюсинтай (24 км) и 3) узкоколейка Тяньбаошань — Тумынь (111 км), идущая от северокорейской границы на запад (вошли в состав магистрали Чаньчунь — Гирин — Хойрен, см. ниже).

II. Дороги, формально принадлежащие китайскому правительству и эксплоатируемые в той или иной степени под контролем ЮМЖД. К этой категории относятся: 1) Гирин-чаньчуньская дорога протяжением 127 км (построена в 1912 г.); 2) Сыпингай-таонаньская дорога (с веткой Чженьцзянтунь — Тунляо, 114 км) общим протяжением 426 км (построена в 1923 г.); 3) Таонань-ананциская дорога протяжением 224 км (достроена в 1926 г.); 4) Гирин-дуньхуаская дорога протяжением 211 км (построена в октябре 1929 г.).

Не довольствуясь этой сетью железных дорог, в той или иной мере находящихся под его контролем, японский империализм еще до открытого захвата Манчжурии добивался права на сооружение ряда новых железнодорожных путей. Этот вопрос был одним из основных элементов японо-китайского конфликта в Манчжурии, предшествовавшего нынешней оккупации края. В результате этого [33] захвата японский империализм, как мы увидим дальше, не только овладел и объединил под своим контролем все без исключения китайские железные дороги, в том числе и такие, которые были построены на чисто китайские средства, но и форсирует дальнейшее железнодорожное строительство.

ЮМЖД в свою очередь питает главный порт Манчжурии — Дайрен. Дайрен расположен на арендованной территории; он и до захвата Манчжурии был под абсолютным японским контролем. Через него проходит две трети всей внешней торговли Манчжурии (в 1929 г. вывоз — 302,4 млн. талей из 425,7 млн., ввоз — 206,1 млн. таэлей из 329,6 млн.). Вне японской арендованной территории, но в значительной мере под контролем той же ЮМЖД, находились два других крупных порта Манчжурии — Ньючжуан-Инькоу (японская часть на левом, а китайская на правом берегу р. Ляо) и Аньдун.

Обществу ЮМЖД принадлежат крупнейшие не только в Манчжурии, но и во всем Китае угольные (рудники) с годовой добычей около 7 млн. т. Наряду с углем общество ЮМЖД занимается разработкой нефтяных сланцев, огромные запасы которых (свыше 5 млрд. т) сосредоточены в этом же угольном районе. Сланцы эти с их 6-процентным содержанием нефти перерабатываются в жидкое топливо. Стоимость завода ЮМЖД по перегонке сланцев составляет 9 млн. иен. Завод имеет производительную способность в 70 тыс. т сырой нефти, 1 тыс. т сульфат-аммония и 15 тыс. т парафина. Нефть по контракту идет на нужды японского флота. Общество ЮМЖД имеет также сравнительно крупный железоделательный завод в Аньшане с производительной способностью до 300 тыс. т чугуна и проектирует создание нового завода. Уже после захвата Манчжурии запроектировано сооружение крупного завода по выработке химических удобрений и ряда других предприятий.

В дополнение ко всему этому общество ЮМЖД управляет железнодорожной зоной, владеет огромным городским имуществом и выполняет самые разнообразные административные функции вплоть до взимания налогов.

Еще до нынешнего захвата Манчжурии японский капитал занимал господствующее положение в сфере как добывающей, так и обрабатывающей промышленности. Он фактически монополизировал в своих руках железную и сланцевую промышленность; он играл ведущую роль в [34] угольной промышленности, в которой ему однако в некоторой степени приходилось сталкиваться с китайской конкуренцией; он фактически контролировал добычу натуральной соды и соляные промыслы (на морском побережьи) и в значительной мере лесные разработки.

Японскому капиталу принадлежала также ведущая роль в сравнительно слабо развитой обрабатывающей промышленности Манчжурии; он владел крупнейшими шелкомотальнями, хлопчатобумажными фабриками, сахарными заводами, табачными фабриками и т. д.; в его же руках находилась маслобойная и мукомольная промышленность Южной Манчжурии, с которой конкурировали соответствующие китайские предприятия Северной Манчжурии. Само собой разумеется, что Япония и раньше вела в Манчжурии ту же политику, какую империализм в целом ведет в колониальных и полуколониальных странах. Япония препятствовала сколько-нибудь самостоятельному капиталистическому развитию Манчжурии, содействовала развитию ее производительных сил только в направлении, отвечающем собственным японским интересам и превращающем Манчжурию в аграрно-сырьевой придаток Японии. Действительно в промышленной активности японского капитала в Манчжурии основное место занимала добывающая промышленность; обрабатывающая поощрялась лишь в той мере, в какой она связана с первичной переработкой местного сырья, слишком громоздкого для перевозки.

Но непосредственные материальные инвестиции японского капитала в манчжурской промышленности играли лишь второстепенную роль в системе японской эксплоатации Манчжурского края. Последний остается в основном сельскохозяйственной страной, ограбление которой осуществляется главным образом в форме захвата ее земледельческих продуктов. Вплоть до начала нынешней интервенции японскому капиталу не удалось разрешить земельного вопроса путем создания японских латифундий. Однако помимо железных дорог, о которых уже говорилось, важными рычагами японской эксплоатации являлись японские банки, ломбарды и ростовщики. Банки эти не только укрепляли японскую торговлю и промышленность, но играли громадную роль в деле внедрения японского капитала в Манчжурию через посредство финансирования китайских предприятий, с одной стороны, и китайского генералитета, помещиков, монгольских князей [35] и т. д. — с другой, а также при помощи эмиссий. Таких японских банков насчитывалось около 25 с более чем 50 отделениями. Важную роль играло уже упомянутое Восточное колонизационное общество («Тотаку»), созданное первоначально для поощрения японской эмиграции в Корею и за границу и развившееся в аппарат, занятый земельной спекуляцией и ростовщической эксплоатацией туземного крестьянского населения в Корее и Манчжурии.

В обстановке экономического кризиса капитализма все. показатели активности японского капитала в Манчжурии, обнаружили конечно понижательную тенденцию. Действительно обороты Дайренского порта в 1931 г. сократились по сравнению с предыдущими годами на 17% по экспорту и на 42% по импорту. ЮМЖД перевезла в 1930/31. г. всего 15 млн. т груза вместо 20,5 млн. т в предыдущем году, в том числе 3,5 млн. т каменного угля против почти 10 млн. Поскольку однако японский капитал располагал в Манчжурии целым рядом исключительных преимуществ и возможностей, можно считать несомненным, что его потери в результате углубления экономического кризиса в Манчжурии во всяком случае меньше, чем хотя бы потери пытавшегося конкурировать с ним в отдельных отраслях, китайского капитала.

По сравнению с этим внушительным перечнем японских экономических интересов в Манчжурии наличные интересы других кроме Японии империалистических держав кажутся, относительно говоря, незначительными. Торговая их заинтересованность в Манчжурии характеризовалась таблицей, приведенной на стр. 27. Приходится однако учитывать, что в условиях жесточайшего экономического кризиса капитализма даже этот сравнительно небольшой сбыт на манчжурском рынке приобретает для торговли и промышленности соответствующих стран серьезное значение.

Инвестиции прочих империалистов в Манчжурии невелики. Ремер{25} исчисляет общую сумму иностранных инвестиций в Манчжурии в 1931 г. в 880 млн. американских долларов, а сумму прямых инвестиций четырех важнейших стран — в 812 млн. американских долларов, из коих на долю Японии приходится 550 млн., а остальное представляет стоимость КВЖД и имущество советских граждан, [36] а также и белоэмигрантов, проживающих в Манчжурии; он следовательно отказывается от учета незначительных английских и американских инвестиций в этом крае. Обзор за 1931–1932 гг., выпущенный газетой «Japan Advertiser», приводит следующие данные: Англия — 39 590 тыс. йен, САСШ — 26 400 тыс. иен, Франция — 21 086 тыс. иен, Швеция и Дания — 850 тыс. иен.

Английский капитал заинтересован был в Пекин-мукденской железной дороге. Английский же капитал был повидимому связан с той нидерландской компанией, которая до договору с китайским правительством начала было строить порт Хулудао (контракт 24 января 1930 г. на сумму 6400 тыс. американских долларов, в счет которых Пекин-мукденская железная дорога должна была ежемесячно вносить компании 95 тыс. американских долларов){26}. Прочие английские инвестиции в Манчжурии незначительны, а два отделения английского банка, имеющиеся в Харбине и Мукдене, и раньше не вели сколько-нибудь активной политики.

Что касается американских инвестиций, то они во всем Китае исчисляются всего в 250 млн. американских долларов (по Ремеру в 1930 г. — 239,9 млн. американских долларов), а в Манчжурии и вовсе незаметны на фоне капиталовложений ЮМЖД. Америка, как и Англия, не имеет в Манчжурии прочных финансово-экономических связей с туземной буржуазией, и широковещательные планы Вилларда Стрэта, который в десятых годах этого столетия был глашатаем активного внедрения в Манчжурию американского капитала, на практике отнюдь не осуществились.

Французский капитал издавна имел довольно тесные связи с мукденскими милитаристами.

В Манчжурии (Харбин) наряду с английским: и американским (и конечно японскими) банками фигурирует отделение недавно созданного Франко-азиатского банка, перенявшего на себя функции «реорганизованного» в Париже, но впоследствии ликвидированного Русско-азиатского банка. Французский капитал внедрялся в Манчжурию также при посредстве контролируемых им чехо-словацких заводов Шкода, обслуживавших мукденский арсенал, построивших верфь на реке Сунгари и завязавших крупные связи в мукденских правительственных кругах. [37]

Заинтересован в Манчжурии и германский капитал, поставлявший Мукдену оружие.

Но для понимания совершенно исключительного положения, занятого японским капиталом в Манчжурии еще до ее захвата, необходимо учесть специальные военно-политические условия его работы в этом крае. В дополнение к договорному режиму, которым Япония пользовалась в Манчжурии, как и в остальном Китае, японский капитал располагал здесь политическими преимуществами, завоеванными в течение четверти века непрерывной агрессии, мощным аппаратом и «особыми удобствами» внеэкономического принуждения.

ЮМЖД упирается в «арендованную» территорию Квантунга площадью в 1300 квадратных миль. Эта территория практически и до последних событий являлась собственной территорией Японии, на которой последняя господствует полностью. Вдоль самой ЮМЖД имеется зона, площадь которой японские источники исчисляют почему то всего лишь в 100 квадратных миль, но которая в действительности гораздо значительнее. Эта полоса с 1905 г. также была превращена фактически в японскую территорию: она управлялась ЮМЖД, агенты которой осуществляли функции власти, охранялись японскими войсками и находились вне пределов воздействия китайских войск и китайских властей. В эту зону входят обширные японские концессии в городах Чань-чуне, Мукдене, Аньдуне, Ньючжуане и др.

Все это, вместе взятое, служило важной территориальной; базой японского господства и перманентной японской интервенции в Манчжурии. Значение этой базы и расположенных на ней крупных японских военных сил, «законно» проникающих таким образом на тысячу километров в глубь Манчжурии, ясно само собой. Иллюстрацией этого положения может служить самый процесс захвата Манчжурии в 1931 г. Только опираясь на эту территориальную базу, японский империализм мог в течение каких-нибудь двух суток и почти без потерь захватить все важнейшие стратегические пункты Средней и Южной Манчжурии и почти всю железнодорожную сеть, разоружить огромные массы китайских войск, ликвидировать манчжурский арсенал и авиацию, овладеть китайскими банками и правительственными учреждениями и тем самым сразу вывести из строя и уничтожить аппарат старой китайской: власти в Манчжурии. [38]

Но Квантунгская область и зона ЮМЖД с «охранными войсками», расположенными в пределах этой последней, не исчерпывали всех средств насилия, которыми Япония располагала в Манчжурии. Здесь же, на манчжурской территории, уже за пределами железнодорожной зоны, расположены крупные части японской жандармерии и полиции, приписанные к японским консульствам во всех углах страны. Эта японская полиция терроризировала не только многочисленное корейское население, надзор за которым являлся ее официальной задачей, но и китайское население и китайские власти.

На Вашингтонской конференции китайская делегация тщетно указывала на то, что пребывание этой полиции на китайской территории в Манчжурии не имеет под собой никакого договорного или правового основания. Наличие этих полицейских сил создавало базу для весьма распространительного толкования той экстерриториальности, которой японские подданные пользуются на территория Манчжурии, как и на территории остального Китая. Полнейшая безнаказанность и произвол всегда характеризовали поведение японской колонии в Манчжурии. Достаточно сказать, что в Манчжурии нередко имели место случаи, когда японские купцы и их приказчики насильно провозили свои товары через китайскую таможню и пункты по взиманию каких-либо внутренних сборов, заставляя таможенные власти силой оружия отказаться от взимания сборов.

Описанные политические и территориальные условия давно уже обеспечили Японии значительную степень политического и военного контроля над Манчжурией. Мукденские власти все последние годы были по существу заложниками и стало быть орудием в руках Японии.

Наиболее агрессивные акты вмешательства Японии в дела Манчжурии за предшествующие годы следующие. В конце 1925 г., стремясь побудить Чжан Цзо-лина к еще большим уступкам, японская военщина спровоцировала восстание части мукденской армии под командованием Го Сун-лина, а затем, вынудив соответствующие обещания со стороны мукденского правительства, сама же создала условия, позволившие ему разгромить повстанцев. В 1927 г. первая шаньдунская экспедиция Японии остановила наступление гоминдановских войск на Бейпин и Тяньцзин бывшие тогда под контролем манчжурского диктатора Чжан Цзо-лина. Весной 1928 г. Япония своим вмешательством [39] в военные действия в Северном Китае (вторая шаньдунская экспедиция, цзинаньское побоище и японский меморандум 18 сентября) дала Чжан Цзо-лину возможность вывести без боя и без серьезных потерь свою армию из района Бейпина в Тяньцзин обратно в пределы Манчжурии. Но одновременно японская военщина взорвала на воздух поезд Чжан Цзо-лина, возвращавшегося в Мукден, и убила самого маршала и его ближайшего сподвижника, цицикарского губернатора У Цзинь-шена. Во второй половине того же 1928 г. Япония активно противодействовала стремлению наследника Чжан Цзо-лина Чжан Сюэ-ляна договориться с нанкинским правительством и признать последнее; прямыми угрозами военного вмешательства Японии удалось задержать это признание на целые полгода и ограничить его фактическое значение.

От этих актов частичной интервенции не так уж далеко до выступления с целью окончательного захвата Манчжурии, имевшего место в сентябре 1931 г.

Если бы Япония имела дело только с китайскими властями в Манчжурии, то эта последняя была бы давно включена в состав Японской империи. Но, несмотря на громадные достижения в Манчжурии, японский империализм не мог считать свои монопольные позиции окончательно закрепленными, ибо он находился под постоянной угрозой внедрения в этот край иностранного, в частности американского, капитала. На эту угрозу, которая практически сказывалась не только и не столько в непосредственной форме, сколько в форме организации через китайские буржуазно-помещичьи элементы сопротивления японскому внедрению, Япония отвечала форсированием дальнейшего наступления в Манчжурии. Япония домогалась создания в Манчжурии таких политических, административных, военных и экономических условий, которые обеспечили бы полнейшее отделение этой окраины от Китая, плотное «закрытие дверей» для капитала других стран и бесповоротное закрепление монопольного господства Японии. История Манчжурии за последние два десятилетия отчетливо свидетельствует о том, что в планах японского империализма китайскому «северо-востоку» был давно уже уготован корейский путь развития, т. е. окончательное превращение в японскую колонию.

Общеизвестные к настоящему времени конкретные цели военно-политического захвата Манчжурии и японской агрессии в Китае распадаются на две основных группы. [40]

Первая из них может быть охарактеризована следующим образом. Превращая Манчжурию в свою колонию, японский империализм ставил и ставит своей целью: а) монополию (с исключением всех конкурентов) на феодально-капиталистическую эксплоатацию 30-миллионного трудящегося населения Манчжурии, т. е. монопольного присвоения грандиозных колониальных сверхприбылей; б) обращение Манчжурии в колониальный придаток японского капитализма и приобретения в ней заповедной и защищенной даже во время войны сырьевой и продовольственной базы (бобы, рис, пшеница, просо, хлопок, соль, сода, нефть, уголь, железная руда и др.), тем более ценной, что сочетание в ней руды и коксующегося угля открывает перспективу создания мощной тяжелой индустрии, которая в Японии все еще слаба; в) приобретение плацдарма для дальнейшей японской экспансии в Китае вообще и в Северном Китае в частности, который, по расчетам японских империалистов, рано или поздно должен разделить судьбу Манчжурии.

Политика Японии по отношению к Китаю в целом по-прежнему подчинена принципу индивидуального «вгрызания», в наибольшей степени отвечающему специфическим японским «удобствам грабежа», в противоположность выдвигаемому САСШ методу международной интервенции и установления международного, сиречь американского, контроля. Как явствует в частности из меморандума Танака, японский империализм в конечной счете претендует на монопольное господство над всем Китаем и даже над всей Восточной Азией (именно эти стремления и скрываются за лресловутой японской доктриной Монроэ){27}. На данном этапе Япония ведет, политику; расчленения и раздела Китая о расчетом на захват львиной доли добычи в свою пользу. Эта политика осуществляется и путем непосредственного вторжения в Китай с целью создания [41] новых плацдармов для дальнейшего наступления операции (в Шанхае в 1932 г. и в Жехэ в Северном Китае в 1933 г.) и путем политической подготовки расширения уже захваченных плацдармов (выступления в Тяньцзине, интриги аньфуистов в Бейпине и т. п.), и наконец традиционным путем, разжигания генеральской войны в Китае и использования определенных милитаристских группировок.

Не меньшое значение однако имеет вторая основная цель японского захвата Манчжурии, тесно связанная с агрессивными антисоветскими устремлениями японского империализма, равно как и с его контрреволюционными жандармскими функциями в Китае. Захватив Манчжурию, японский империализм стремится создать барьер между Советским союзом и — страшной для империалистов вообще, а для Японии в особенности — китайской революцией, одержавшей уже значительные победы на огромной территорий Китая. Больше того, захватив Манчжурию, влиятельные группировки в лагере японских правящих классов поставили своей прямой целью создание плацдарма для последующей войны против СССР и для попытки овладения Советским Дальним Востоком. [42]