Юлий Цезарь. Расцвет и разложение армии императорского Рима.
Капиталистический Рим. Только после промышленного переворота, происшедшего в Англии в XVIII столетии, мировая экономика поднялась на высшую, сравнительно с императорским Римом, ступень развития. С V по XVIII век человечество оглядывалось на римскую государственность, как ныне азиаты и африканцы оглядываются на европейские государства: на древнем Риме учились. Сосредоточение капиталов достигло в Риме огромного напряжения: в Риме были состояния в 100 раз крупнейшие, чем в Афинах в эпоху их расцвета, достигавшие 80 миллионов рублей, при заработной плате в 10 раз меньше современной (20 коп. в день городской чернорабочий); такой концентрации капиталов еще почти не знает современная Европа. Во многих областях организации и техники римляне достигли несравненно высших ступеней, чем те, на которых находилось человечество в последующую тысячу лет. В Германии XX века, в судебном процессе по поводу технического патента, суд аннулировал выданный патент, так как сущность открытия оказалась описанной еще у римского ученого Плиния. При преемнике Юлия Цезаря римляне впервые приступили к топографическим съемкам под руководством Агриппы и выполнили мозаикой географическую карту на стене одного из храмов.
С этой зрелостью римской цивилизации находится в полном соответствии и военное искусство древнего Рима. В Александре Македонском блещет юношеский задор, это еще герой Илиады, правда, слушавший наставления Аристотеля и заботившийся о своем базировании. Высший представитель римского военного искусства, Юлий Цезарь, прежде всего может быть характеризован, как взрослый полководец, высоко грамотный в политике, стратегии, [71] тактике и технике. В основе его гения лежат опыт и знания. Изучению этого периода полного развития и последующего заката военного искусства древнего мира и посвящена настоящая глава.
Численность армии. Военная система Рима, находившаяся со времен второй Пунической войны в противоречии с республиканской конституцией, была одним из факторов организации империи и достигла в ней своего высшего завершения. Армия получила вполне постоянный характер. После смерти Юлия Цезаря осталось 40 легионов, при его преемниках число их доходило до 75; при Августе их было 18—25{45}, при Септимии Севере (193—211 г.) число их увеличилось до 33. Собственно легион представлял 10 когорт по 600 человек — 6000 человек. Нестроевые и денщики, число которых равнялось приблизительно половине строевых, в состав легиона не включались. Каждая когорта представляла отдельную тактическую единицу — батальон, который обучался вместе и был способен к самостоятельному маневрированию. Полководец мог строить свою армию в 3—4 и больше линии, мог обеспечивать фланги от покушений неприятельской конницы развертыванием на них в перпендикулярном направлении к общему фронту нескольких когорт, мог иметь последнюю линию, готовую встретить удар с тыла. Боевой порядок расчленился.
Комплектование. Если раньше только римские граждане входили в состав римского легиона, то теперь создалось обратное положение: каждый легионер делался римским гражданином.
При первых императорах легионы состояли преимущественно из италиков; но начиная с Веспасиана (69—79г.) италики комплектовали преимущественно преторианскую гвардию (не более 12 тысяч человек){46}, а легионы получали пополнение из той провинции, где они располагались. Преторианец отзывался о легионерах, как о варварах. В действительности, легионеры были преимущественно олатинившимися провинциалами, усвоившими уже дух, нравы и язык Рима. Средством для дальнейшего поддержания римского духа в легионах было назначение в них центурионами солдат, начавших службу в преторианской гвардии. Переводы центурионов из одного [72] легиона в другой мешали развитию в легионах духа сепаратизма.
Каждому легиону было придано несколько вспомогательных когорт, комплектовавшихся преимущественно из еще неолатинившихся римских подданных. Начальство в них было римское, командный язык — латинский, но когорта имела собственный национальный язык для внутреннего обихода; солдаты когорты получали по сравнению с легионером третью часть жалованья. Эти когорты представляли переходную ступень к конным частям и легкой пехоте, которые комплектовались исключительно варварами, являвшимися скорее союзниками, чем подданными Рима, и сохранявшими своих туземных вождей. Легион с приданными ему когортами и конницей, обыкновенно насчитывал не более 9-10 тысяч человек, так чтобы легионеры были в большинстве. Для обеспечения гегемонии за латинским духом, легионеры всегда являлись ядром, ставились в центре, а вспомогательные и варварские части дробились на мелкие группы, не имевшие самостоятельного объединения.
Общая воинская повинность сохранялась на бумаге; на практике армия пополнялась вербовкой; когда на трудный и сулящий мало добычи поход желающих завербоваться была недостаточно, прибегали и к повинности; вследствие разрешения ставить за себя заместителя, эта повинность утратила личный характер. Рабы в армию не допускались. Жениться солдат не имел права. Легионы стояли преимущественно вне больших городов, в укрепленных лагерях и острогах.
Офицеры не делились так строго на два класса, как в республиканском Риме. Центурион получил возможность выслужиться; из них преимущественно назначались лагерные префекты-коменданты, обязанные поддерживать строгую дисциплину. Трибуны и легаты по-прежнему имели слабую военную закваску и назначались из сыновей аристократических семей.
Внутренний порядок. При переходе к империи, жалованье солдатам было значительно увеличено. Цезарь повысил его по сравнению с республикой вдвое, а Август — до трех раз (225 динариев в год). Преторианец, живший не в лагере, а в Риме, получал в год, кроме пайка, 750 динариев — около 320 рублей, в 5-6 раз больше чернорабочего (20 коп. в день). Кроме того, легионеры получали подарки при вступлении императора на престол и в особых случаях, а при увольнении со службы получали премию — земельный надел или деньгами — 3000 динариев. Центурионы, получавшие при республике двойное солдатское жалованье, при императорах стали получать пятерной оклад. [73]
При легионе была сберегательная и похоронная кассы, с обязательным в них участием легионеров.
На службу в гвардию принимались молодые люди с 16 лет, в легионы — с 20 лет. Служба, продолжалась неопределенное число лет. В армии были солдаты 40—50-летнего возраста. Чтобы избежать крупных расходов на обеспечение отставных, правительство имело тенденцию задерживать в строю ветеранов, прослуживших 16—20 лет, освобождая их от наряда на работы, образуя из них как бы знаменные взводы. Требование об увольнении ветеранов, с, выплатой им заслуженных премий, выдвигалось всегда при солдатских бунтах и являлось одной из их причин{47}.
В императорской римской армии было значительное число знаков отличий — наплечных, нагрудных, почетных щитов и т. д., имевших характер личных орденов, а также были знаки отличия для целых воинских частей{48}.
Каждый вечер в лагерях игралась вечерняя заря; служебная переписка велась тщательно; командный язык был прообразом современного, с разделением команды на предварительную и исполнительную (к оружию; равняйсь; смирно; нале-во; напра-во; шагом-марш; стой. Команды для приемов оружием и т. д.). В армии производились инспекторские смотры. Дошедший до нас приказ о смотре, произведенном императором Адрианом третьему легиону в Африке, который закончился маневром, написан совершенно в современном тоне и представляет смесь признания работы и критики, похвалы и воздержания, авторитета и благорасположенности{49}. Этот приказ, выгравированный на скале его превосходительством легатом, командовавшим легионом, в назидание потомству, звучит теперь, как юмор истории.
Дисциплина поддерживалась строгая, хотя постепенно росшее участие легионов в провозглашении императоров, связанное с династическими переворотами, наносило ей значительный ущерб. Обучение велось интенсивно, но так как десятки лет трудно учить целые дни солдата одному и тому же, а угрожаемое положение границ не позволяло развить увольнение легионеров в запас или продолжительные отпуска, то легионерам, прошедшим основательно военное обучение, поручались фортификационные и строительные [74] работы. Не только все лагери, крепости, остроги — дело рук легионеров, но ими были произведены и капитальные дорожные работы в пограничных провинциях — проложены знаменитые римские дороги. На частные работы легионеры не наряжались, но к постройке храмов привлекались{50}.
Техника и снабжение армии. Легионы получили артиллерию в виде 55 карабалист — метавших тяжелые стрелы, перевозившихся на вьюке и требовавших каждая 11 человек прислуги, и 10 онагр — род катапульт, метавших тяжелые камни и перевозившихся на повозке с воловьей запряжкой. Вследствие недальнобойности и нескорострельности, эти машины имели в полевом бою ничтожное значение, но оказывали крупные услуги при осадах и при обороне укреплений.
Тыл и снабжение римских армий были прекрасно налажены и позволяли свободно маневрировать полевой армии, достигавшей численности в 70—80 тысяч. Пользуясь водными путями и весенним подъемом воды, римляне сосредоточивали продовольственные запасы в магазинах, расположенных в укреплениях на границе, где намечалась крупная операция. При операциях против германцев таким выдвинутым вперед магазином являлась крепость Ализо, расположенная в верховьях реки Липпе, притока Рейна. Армия снабжалась при вторжении в Германию из этого магазина, а затем, когда при наступлении отрывалась от него, получала снабжение с транспортного флота, который спускался по Рейну в море, огибал побережье современной Голландии н поднимался вверх по германским рекам — Эмсу, Везеру, Эльбе.
Такая система снабжения давала римлянам огромное преимущество над варварами, которые на походе могли существовать только взятыми каждым из дому запасами и тем, что он находил на месте. Так, когда Юлий Цезарь приступил к завоеванию Бельгии, он с армией в 50—60 тысяч бойцов, а с нестроевыми — около 100 тысяч человек, расположился на северном берегу р. Энм, где простив него собрались все бельгийские племена (по данным Цезаря — 300 тыс. человек, по оценке Дельбрюка — 30-40 тысяч). Так как в расчеты Цезаря не входило давать сражение сосредоточенному противнику, то он устроился в укрепленном лагере, в тактически удобном пункте. Рвы лагеря имели 18 фут ширины и 9—10 фут глубины, бруствер — 12 фут высоты и был [75] усилен палисадом{51}. Водным путем армия Цезаря получала обильное довольствие; бельгийцы же вскоре начали ощущать голод, атака римских укреплений была им не по силам, н отдельные племена их разошлись по своим селениям. Тогда Цезарь перешел в решительное наступление и покорил одно племя за другим.
Покорение весьма воинственного народа произошло почти без боя, превосходством римской организации. Только племя нервийцев, поддержанное двумя другими, устроило нападение из засады на римскую армию в момент разбивки ею лагеря; таковое было отбито благодаря огромному численному перевесу легионеров и их дисциплине (легкая пехота и нестроевые бежали). Римляне, благодаря своей организации, могли сосредоточивать на полях сражений большие массы, чем варвары, и, пользуясь своими укрепленными лагерями, могли уклоняться от боя, когда последний не являлся им желательным. Попытка же вождя галлов Верцингеторикса укрыться в укрепленный пункт — Алезию — сразу привела к тому, что Юлий Цезарь заблокировал его, окружив сплошной линией укреплений, а чтобы выручка стала невозможной, обеспечил и свой тыл циркумвалационной линией{52}. 20 тысяч галлов Верцингеторикса были окружены контрвалационной линией в 15 верст длиной; протяжение циркумвалационной линии достигало 19 верст. На ровных, удобных для прорыва местах впереди рва были расположены разнообразные искусственные препятствия — до 8 рядов волчьих ям, с забитыми в них острыми кольями, включительно. Все эти работы были выполнены 70-тыс. римской армией в 5—6 недельный срок до прибытия выручки — 50-тысячной армии галлов, которая оказалась не в силах прорвать циркумвалационную линию, во время атаки была контратакована во фланг вылазкой римлян и обращена в бегство.
Римское инженерное искусство стояло весьма высоко. Во время гражданской войны в Испании Цезарь наблюдал в городе Илерде, на берегу притока р. Эбро, армию сторонников Помпея. Цезарю необходимо было обеспечить за собой маневрирование на обоих берегах притока р. Эбро, но близ фронта навести мост не удалось — неприятель разрушил его вылазкой по тому берегу, где находилась только конница Цезаря. Тогда Юлий Цезарь, прокопав несколько каналов{53}, сумел понизить воду в притоке р. Эбро до такого уровня, что открылся брод. [76]
Причины незаконченности завоевания Германии. В боевом отношении, как материал, германские варвары стояли, по-видимому, выше римских войск. Еще при Марие римская республика едва справлялась с нападениями кимвров и тевтонов. Юлий Цезарь избегал в равных силах полевого боя с галлами и маскировал свое уклонение от боя преувеличенными данными о численности противника. Но в стратегическом отношении превосходство римлян было огромно, так как римская организация позволяла сосредоточение 100 тысячных масс против 10—15-тысячных масс, которые могли привести на поле сражения не вышедшие еще из родового быта германские племена. В этих условиях поражение римлян в Тевтобургском лесу, при возвращении с летних выдвинутых позиций на зимние стоянки, являлось исключением, и римская империя имела достаточно физических сил и организованности для завоевания всей Германии. Если она остановилась на полупути к разрешению этой задачи, то не по военным, а по политическим причинам. Завоевание Германии требовало долголетнего сосредоточения на Рейне и за Рейном значительной части римской армии. Цезарь завоевал Галлию имея 12 легионов, — но они и провозгласили его римским императором. Тиверий дал Германику, чтобы отомстить за поражение в Тевтобургском лесу и завоевать Германию, только 8 легионов, но, не доверяя Германику, скоро уменьшил число легионов и прекратил борьбу. Сам император не мог руководить войной на столь отдаленном театре, а талантливый полководец с закаленной в борьбе значительной армией мог бы повторить прием Цезаря.
Вегеций. Важнейшие военно-литературные труды римлян до нас не дошли. Безвозвратно утрачен труд Порция Катона о военном деле, утрачен труд генерала Фронтина, заключавший, помимо теории, сборник военно-исторических примеров; утрачен основной военный устав императора Августа, дополненный Траяном и Адрианом. Виднейшим представителем римских взглядов на военное искусство является Вегеций, писавший, однако, уже в период падения римской империи, в V веке, и призывавший к реставрации древних военных учреждений, чтобы воскресить утраченное мировое господство римлян. Вегеций делает ценные позаимствования из недошедших до нас римских авторов, но, не будучи сам военным, смешивает тактику и организацию различных периодов римской истории. О популярности Вегеция можно судить по тому, что его труды дошли до нас в количестве 120 списков, сделанных в средневековье, между X и XV столетиями. Известный писатель, австрийский фельдмаршал принц де Линь, отзывался о труде Вегеция так: "божеству, говорит Вегеций, принадлежит идея [77] легиона, а я нахожу, что божество вдохновляло Вегеция". У Вегеция нет глубины философского и психологического анализа, которым отличались греческие писатели, особенно Ксенофонт. Но у него встречается целый ряд мыслей, вызывающих на размышление и ставших впоследствии общими местами: следует ли строить "золотой мост" неприятелю, — не доводя его до отчаяния, предоставлять ему путь отступления; благоразумно ли искать решения в сражении, что связано с риском, и не лучше ли одолеть неприятеля хитростью и мелкими булавочными уколами; не следует выводить в полевой бой недостаточно обученных новобранцев; не легко будет разбит тот вождь, который умеет правильно оценить свои и неприятельские силы; неожиданность, внезапность вызывает у противника страх и панику; кто не заботится о содержании своих войск, будет и без боя побежден. Современный читатель не нуждается в классическом авторитете для подтверждения этих истин, которые мы признаем избитыми, но которыми зачитывались многие поколения военных. В общем, труд Вегеция носит на себе отпечаток римского предпочтения практических рецептов отвлеченным рассуждениям. Представителем тактического и стратегического искусства римлян времен империи является Юлий Цезарь — великий полководец и великий военный историк, сам описавший собственные походы. Военное дело, механизм армии усложнился в эту эпоху в огромной степени — и Юлий Цезарь обнаружил высокое мастерство использовать все достижения организации и техники.
Наибольшие трудности пришлось испытать Цезарю в гражданской войне против Помпея.
Начальный момент гражданской войны. Римский сенат, отстаивая интересы аристократии и опасаясь растущей силы и влияния Юлия Цезаря, под фальшивым предлогом борьбы с парфянами, потребовал у Цезаря два легиона. Когда он их получил и число легионов у Цезаря, управлявшего провинциями Трансальпийской и Цизальпинской Галлией (современная Франция и Ломбардия) и Иллирией, уменьшилось с 11 до 9, сенат 12 декабря 50 г. (до нашей эры) потребовал от Цезаря, чтобы он распустил свои войска и сдал управление провинциями. Цезарь решил вступить в борьбу. В 9-ти легионах Цезаря насчитывалось всего 31.000 солдат. В предвидении возможности гражданской войны, Цезарь распределил их так: один, самый сильный легион (13-й) находился в Ломбардии. 2 легиона были на пути из Галлии в Ломбардию. Остальные 6 легионов были подтянуты на юг Галлии и группировались пополам — на Роне и против испанской границы. Силы враждебной Цезарю аристократической партии, возглавляемой Помпеем, распределялись [78] так: Италия была почти безоружна; здесь находились переданные Цезарем 2 легиона, которых Помпеи опасался и которые он удалил на юг Италии, в Апулию; пять новых легионов только начинали формироваться. Главные силы Помпея — 6 старых боевых легионов — находились в Испании (Черт. № 5).
Таким образом, военный объект Цезаря, неприятельская вооруженная сила, которую надо было сокрушить, находился в Испании. Но политическим объектом действий Цезаря являлся Рим. Цезарю пришлось сделать выбор между военной и политической целями действия. Он остановился на последней. Только занятие Рима позволяло Цезарю выступить в роли защитника общенародных, а не узко эгоистических интересов, позволяло захватить в свои руки политическую власть и связанный с нею авторитет. Без Рима управление государством для Цезаря было невозможно. Захватив Рим, Цезарь имел возможность подтасовать выборы в свою пользу, придать своей узурпации облик известной законности, тогда как бежавшие из Рима сенаторы теряли значительную часть своего влияния и не правомочны были созывать сенат. Захват Рима создавал Цезарю политическую базу.
В ночь на 17 декабря 50 г. Цезарь с одним легионом перешел Рубикон — маленькую речку на границе Цизальпинской Галлии — и стремительно двинулся по трем дорогам, со своей горстью людей, на юг, вдоль берега Адриатического моря. Следующий легион догнал его только через [79] три недели. Цезарь встретил лишь ничтожное сопротивление{54}. Помпеи предполагал гораздо большие силы Цезаря; имея большое влияние на Востоке, он хотел перенести туда борьбу, так как боялся на итальянской почве вступить в решительный бой с Цезарем ("мертвящий центр"); много солдат дезертировало от него к Цезарю, уходили целые когорты. Помпеи, вместо того, чтобы отстаивать важнейшие укрепленные центры, призвав на помощь легионы из Испании, выдвинул другой план: морская сила была на его стороне; он эвакуировал из Бриндизи на Балканы своих сторонников и войска, Италия была лишена подвоза хлеба из своих житниц — Сицилии и Африки; костлявая рука голода должна была отрезвить итальянцев и заставить их возненавидеть Цезаря{55}.
В два месяца Цезарь овладел всей Италией. В течение трех недель затем он организовывал государственную власть в Риме. Захватом Сицилии он обеспечил ближайшую потребность в хлебе. С марта по октябрь 49 года он сокрушил в тяжелой борьбе 6 неприятельских легионов в Испании. 28 ноября 49 года он перенес борьбу на Балканы. Операция Цезаря характеризуется правильной политической оценкой, более чем дерзостным (блеф) началом борьбы и искусным действием по внутренним линиям в современном масштабе между Испанией и Балканами.
Сражение под Фарсалом. С большим риском, в два приема, переправил Цезарь из Бриндизи через Адриатическое море, на котором господствовал неприятельский флот, армию в составе 11 легионов из общего числа 28, находившихся в его распоряжении. Помпеи со своей армией укрепился на побережье, близ Дирахиума. Благодаря господству на море, Помпей получал обильное снабжение и имел возможность перенести театр операций с Балканского полуострова в какую-либо провинцию запада, завоеванную Цезарем. Последнему было необходимо вызвать Помпея на полевое сражение, а для этого требовалось [80] рисковать. Цезарь отправил 3½ легиона в Фессалию, навстречу подкреплениям, которые направлялись к Помпею, и для завоевания Греции, а сам, с 7½ легионами, осадил армию Помпея, состоявшую из 9 легионов{56}. Эта осада превосходных сил, которые при помощи флота могли совершить десант в тылу осаждающих, оправдывалась стремлением Цезаря удержать Помпея на Балканах и нанести ему моральный ущерб. Она привела армию Цезаря к частному поражению при переходе Помпея в контратаку. Но этот успех оказался гибельным для Помпея: он был уже не в силах сдержать своих сторонников, требовавших быстрого использования успеха, начал преследование отходившего в Фессалию Цезаря, потерял преимущества, связанные с действиями на побережьи моря, где господствовал его флот, и у Фарсала дал (6 июня 48 г. до Р. X.) сражение Цезарю, к которому последний так стремился{57}.
Помпеи располагал почти полуторным численным превосходством: 40 тысяч пехоты и 3 тысячи конницы против 30 тысяч пехоты и 2 тысяч конницы Цезаря, который не успел притянуть к себе ушедшие в Грецию отряды. Но качество войск и командования у Цезаря были выше (Черт. № 6).
План Помпея заключался в следующем, правый его фланг был обеспечен глубоким ручьем; поэтому он собрал всю конницу и всех легковооруженных на левый фланг, которым решил нанести охватывающий удар. Чтобы дать время последнему развиться, Помпей приказал своей пехоте, выстроенной в три линии когорт, встретить удар противника на месте, не бросаясь, как это было принято у римлян, навстречу.
Цезарь, чтобы усилить свою численно недостаточную конницу, прибег к поддержке ее наиболее способными. к быстрым движениям молодыми легионерами, которые несколько дней упражнялись в совместных действиях с конницей. Заметив уже во время развертывания сосредоточение кавалерии Помпея против своего правого крыла, Цезарь приказал своей коннице, в случае атаки неприятеля, [81] уклоняясь от удара, отходить назад и выставил, перпендикулярно к общему фронту, 6 сильных лучших когорт из третьей линии за правым флангом пехоты. Остаток третьей линии он задержал позади, в виде общего резерва, в расчете на то, что его закаленная в боях пехота центра, построенная в две линии когорт, удержится против трех линий Помпея.
Конница Помпея, следуя за отходящей конницей Цезаря, подставила свой фланг 6 когортам, стоявшим за правым флангом Цезаря. Высшее доказательство тактической сплоченности когорт Цезаря — они бросились в атаку на конницу Помпея, одновременно конница Цезаря бросилась в контратаку; кавалерия Помпея была смята, отброшена назад, левое крыло пехоты Помпея охвачено, попытка Помпея бороться с этим охватом выдвижением части третьей Линии явилась запоздалой, общий резерв Цезаря нанес последний удар, левый фланг, а затем и весь фронт пехоты Помпея сдал, все бежало в укрепленный лагерь, где неизбежно последовала скорая сдача Цезарю. Дело армии Помпея [82] проиграно, но партия его располагала еще на других театрах могучими средствами борьбы; Помпей снял с себя знаки полководца, предоставил солдат своей судьбе и бежал организовать дальнейшее сопротивление Цезарю. Энергичное преследование, развитое Цезарем, уничтожило армию Помпея без остатка.
В этом сражении мы наблюдаем уже более сложные формы боя: переход к обороне с последующим наступлением, взаимодействие родов оружия, идею общего резерва, расчлененное маневрирование{58}.
Это сражение представляет всемирно-исторический этап, так как оно похоронило идею римской республики и явилось фундаментом Римской империи{59}.
Государственные перевороты. Римские императоры являлись не вполне наследственными монархами; как основавший империю Цезарь был прежде всего полководец, так и его преемники могли сохранить власть за своей династией только в том случае, если наследники их могли водить и обуздывать солдатские массы. Уже после смерти Цезаря началась борьба между двумя наследниками Цезаря — наследником по полководческому таланту Антонием и его наследником по крови — Октавием. Требования талантливости от представителей императорской власти выдвигали узурпаторов, которые, опираясь на военную силу, сталкивали слабых представителей наследственных прав, а им в свою очередь грозили новые узурпаторы.
Эта чехарда императорской власти имела корни в глубоком экономическом кризисе, охватившем Римскую империю. Экономический расцвет Рима был основан на громадных завоеваниях, на военной прибыли, на даровом труде рабов, которых доставляли успешные походы. Сам Рим, при невысокой степени производительности труда в античном мире, тратил больше, чем производил. С остановкой завоеваний кризис стал неизбежным. Этот экономический кризис делал смертельными раны, которые он наносил римскому военному могуществу, и обусловливал общий переход к натуральному хозяйству{60}. [83]
Переход на натуральное хозяйство. Этот переход тяжело отразился на армии. Уже в начале III столетия Септимий Север, вследствие исчезновения полноценных денег, был вынужден увеличить паек; для того, чтобы легионер мог использовать прибавку натурального довольствия, пришлось разрешить легионерам иметь при себе семьи. Таким образом, римский легионер, живший при денежном хозяйстве в казарменной обстановке — в лагере или укрепленном острожке — и посылавший семье свои денежные сбережения, теперь получил от правительства паек и на семью и стал жить с ней вне, казармы, являясь в нее только на часы занятий. И так как при натуральном хозяйстве самопомощь является законом, то очень скоро у римских легионов оказываются свои поля, свое хозяйство, которым они уделяют то внимание, которое раньше безраздельно поглощалось службой.
Профессиональный римский солдат постепенно обратился в полумилиционера, в военного поселенца, имевшего ничтожную боевую ценность и слабое представление о военной дисциплине.
В государстве одновременно происходило исчезновение сборщика податей, так как не было денег, и центуриона-фельдфебеля, носителя римской дисциплины. В третьем столетии центурион-фельдфебель уже переродился в центуриона-каптенармуса, раздатчика пайков.
Германизация войск. Параллельно с этим процессом, подрывавшим основы устройства постоянной армии, происходил и другой процесс ее денационализации. Период великих завоевательных походов был изжит; армия вела по преимуществу монотонную жизнь на отдаленных границах, прерываемую междоусобной бранью при государственных переворотах. В этих условиях военная карьера перестала прельщать представителей древних римских фамилий, которые охотнее стали специализироваться на чисто гражданской службе. Римский историк императора Валерьяна (254—259 г.) обращает внимание на то, что он представлял исключение: он избрал себе военное поприще, хотя и был довольно знатного происхождения. Латинский командный состав быстро стал отходить на второй план. Сначала каждая провинция окрасила командный состав в свои оттенки, затем перевес начали получать варвары-германцы. Власть, заботясь о сохранении латинского характера хотя бы за. гражданским управлением, должна была озаботиться резким разделением гражданской и военной [84] службы. Сын Валерьяна, Галлиен (259—268 г.), воспретил совмещение сенаторского звания с военной службой. Диоклетиан и Константин провели полное разделение гражданской и военной администрации.
Римский солдат превосходил воинственных германских варваров исключительно благодаря строгой дисциплине, регулярному обучению и превосходству организации постоянной армии.
Когда же он обратился в недисциплинированного, плохо обученного и недостаточно снабжаемого военного поселенца-милиционера, превосходство воинственных варваров, с их неизжитой энергией полудикарей, стало очевидным. В борьбе за престол двух кандидатов в императоры одерживал верх тот, кто располагал в своих рядах большим количеством германских наемников. Вспомогательные когорты скоро стали центром римской армии, стали лучше оплачиваться, а легионы — представлять второстепенную часть войска. Напрасно император Проб (276—282 г.) стремился замаскировать зависимость Рима от германских наемников, распределив по легионам 16 тысяч германцев. Легионы уже подражали германцам — строились в колонны, отказались от дротика и меча, перешли на копье, как на главное нападательное вооружение.
Этот порядок был только запротоколен Диоклетианом (284—305 г.), который разделил армию на 4 категории; большинство старых небоеспособных легионов, сильно уменьшившейся численности, обратилось в пограничные поселенные войска — лимитанов. Гвардия была сохранена в виде палатинов — вначале два преданных Диоклетиану легиона варваров. Для сопровождения императора в походе назначалась особая категория — комитетские части. Так как пограничные части, самое большее, по своей боеспособности, могли гоняться за разбойниками и были бессильны против вторжения какого-либо племени, то для поддержки их, в виде активного резерва на угрожаемых, границах, была сформирована новая категория войск, по образцу комитатских, получившая вследствие этого оригинальное название псевдокомитатских.
Чем больше варваров было в части, тем она считалась боеспособнее. Скоро слово варвар стало синонимом солдата. Официально учреждение военного фиска стало называться варварским фиском.
Императорская власть, опираясь на эти несвязанные с ней ничем, кроме жалованья и пайка, иноплеменные нецивилизованные войска, чувствовала себя слабой. Константин Великий, в своем походе на Рим, перед колоннами своей армии приказал нести кресты не потому, что это было важно для язычников — кельтов и германцев, составлявших [85] его армию, а чтобы затруднить положение его противника Максенция, возбудив против него сильную христианскую партию в Риме. Добившись успеха, Константин, не веря уже в исключительную силу своего оружия, вступил в соглашение с сильным союзом епископов христианской церкви; на уступку в пользу церкви части своих верховных прав римский император никогда бы не пошел, если бы не ощущалась гнилость фундамента его военного могущества. Старая культура умирала.
В течение III, IV и V столетий пограничные районы — Британия, Рейнская и Дунайская области — были потеряны для римской культуры, вследствие расселения в них германцев, которые являлись то наемниками римских императоров, то восставали против них. То явление, которое называется великим переселением народов, представляет по существу поступление на римскую службу целых германских племен. Не как крестьяне являлись в Римскую империю германские племена, со своими женами, детьми и скарбом, а как наемники, которые в рядах своей племенной организации шли испытывать военное счастье на римской службе. В обстановке разложения, вызванной катастрофой денежного обращения, Рим уже оказывался неспособным к организацией и вместо того, чтобы набирать в вспомогательную часть Отдельных германцев, нанимал кондотьера-германца, преимущественно вождя племени, который обязывался выставлять определенное число воинов и в расплату получал концессии на области и провинции (уступка под постой части каждого дома, под земельный надел — части каждого частного владения и т. д.). В последней четверти IV века это явление-начало получать развитие. Германский наемник уже в течение двух столетий располагал физической силой — но для захвата власти ему не хватало организации, социальной структуры. Теперь она оказалась налицо. Небольшие племена, не превосходившие 70 тысяч человек, считая и женщин и детей, и имевшие возможность выставить не более полутора десятка тысяч бойцов, оказались в состоянии покончить с той фикцией, которую представляло римское гражданское управление, не опиравшееся на национальную военную силу; германские предводители захватили власть в Галлии, Италии, Испании и Африке — сначала как наместники императоров; объявление самостоятельности королевств вест- и остготов, бургундцев, франков, вандалов — явилось уже небольшим и неважным изменением формы. Римская империя умерла; римский солдат не был побежден германцем — он дал себя им заместить. [86]