Содержание
«Военная Литература»
Военная мысль

Книга четвертая

ЛУИДЖИ: Под моим начальством одержана столь блистательная победа, что я предпочитаю больше не испытывать судьбу, зная ее изменчивость и непостоянство. Поэтому я слагаю диктатуру и передаю обязанности вопрошающего Заноби, следуя в этом нашему порядку начинать с самого младшего. Знаю, что от этой чести, или, лучше сказать, от этого труда, он не откажется как по дружбе ко мне, так и по врожденной смелости, которой у него больше, чем у меня. Его не устрашит дело, которое может одинаково принести победу и поражение.

ЗАНОБИ: Я готов повиноваться, хотя предпочел бы участвовать в разговоре как простой слушатель. Ваши вопросы до сих пор удовлетворяли меня больше, чем мои собственные, приходившие мне на ум во время беседы. Однако, вы теряете время, синьор Фабрицио, и мы должны просить у вас прощения за то, что утомляем вас этими любезностями.

ФАБРИЦИО: Наоборот, вы доставляете мне удовольствие, так как смена вопрошающих позволяет мне лучше узнать ваш образ мыслей и ваши склонности. Надо ли мне еще что-нибудь добавить ко всему сказанному?

ЗАНОБИ: Я хочу спросить вас о двух вещах, раньше чем идти дальше: первое — признаете ли вы возможность иного боевого порядка; второе — какие предосторожности должен принять полководец до того, как идти в бой, и что он может сделать, если во время битвы произойдут какие-либо неожиданности?

ФАБРИЦИО: Постараюсь вас удовлетворить и не буду отвечать на ваши вопросы отдельно, потому что ответ на первый вопрос во многом разъяснит вам и второй. Я уже говорил вам, что мною предложена известная форма боевого построения, дабы, исходя из нее, вы могли свободно ее менять, смотря по условиям местности и образу действий неприятеля. Ведь от местности и от противника зависят вообще все ваши действия.

Заметьте только одно: самая страшная опасность — это растягивать линию фронта, если только вы не располагаете войском, совершенно исключительным по силе и величине" Во всяком ином случае глубокий строй густыми рядами всегда лучше растянутого и тонкого. Ведь если твое войско меньше неприятельского, надо стараться как-нибудь уравновесить эту невыгоду, именно — обеспечить фланги, прикрыв их рекой или болотом, чтобы не оказаться окруженным, или защищаться рвами, как это сделал Цезарь в Галлии.

Знайте общее правило, что фронт растягивается или сокращается, смотря по численности ваших и неприятельских войск. Если противник слабее, а твои войска хорошо обучены, надо избирать для действия обширные раввины, потому что ты можешь тогда не только. охватить врага, но и свободно развернуть свои силы. В местности обрывистой и трудной, в которой невозможен сомкнутый. строй, это преимущество пропадает. Поэтому римляне почти всегда избегали неровных мест и предпочитали сражаться на открытой равнине.

Совершенно по иному поступают, если войско невелико или плохо обучено: тогда надо постараться возместить малочисленность или неопытность людей выгодами местоположения. Хорошо располагаться на высотах, откуда легче обрушиться на противника. Во всяком случае остерегайтесь размещать войско на скатах или где-нибудь близко от подножия горы, если в этой местности ожидается неприятель. Высота позиции будет тогда только вредна, потому что противник, занявший вершину, поставит на ней пушки и сможет непрерывно и спокойно тебя громить, не опасаясь отпора; ты же будешь стеснен собственными солдатами и потому не сможешь отвечать на его огонь.

Полководец, выстраивающий войско к бою, должен также позаботиться о том, чтобы ни солнце, ни ветер не были ему в лицо. И то и другое не позволяет разглядеть врага: солнце — своими лучами, а ветер — поднятой пылью. Ветер, кроме того, обессиливает удар метательного оружия, а относительно солнца надо еще иметь в виду следующее: мало позаботиться. о том, чтобы оно не светило войскам в лицо при начале боя, это преимущество должно сохраниться и дальше, когда солнце поднимется выше.

Самое лучшее — это располагать войска так, чтобы они стояли к солнцу спиной, потому что тогда пройдет много времени, прежде чем оно окажется прямо над ними. Предосторожности эти соблюдались Ганнибалом при Каннах и Марием в борьбе с кимврами.

Если у тебя мало конницы, располагай войска среди виноградников, кустарников и тому подобных препятствий, как поступили в наше время испанцы под Чериньолой в королевстве Неаполитанском, где они разбили французов. Часто наблюдалось, как те же самые солдаты с переменой боевого порядка местности, превращаются из побежденных в победителей. Так было с карфагенянами, неоднократно разбитыми Марком Регулом и победившими затем под начальством лакедемонянина Ксантиппа, который построил войска в долине, где им удалось восторжествовать над римлянами благодаря коннице и слонам.

Вообще, вдумываясь в древние примеры, я вижу, что почти все выдающиеся античные полководцы, уяснив себе сильнейшую сторону неприятельского войска, противопоставляли ей свою слабейшую, и обратно. При начале боя они приказывали самым сильным частям только сдерживать противника, а слабым частям отдавалось распоряжение пробиться и отступить за последнюю линию войска.

Такой способ сражения расстраивает неприятеля двояко: сильнейшая часть его войска оказывается охваченной, а с другой стороны, обманчивая видимость победы слишком часто порождала беспорядок и внезапный разгром. Корнелий Сципион, действуя в Испании против карфагенянина Гасдрубала, ставил обычно свои лучшие легионы в центре; когда же ему сообщили, что Гасдрубал знает этот порядок и собирается сделать то же самое, он перед боем изменил свое построение, расположил свои легионы на флангах, а худшие войска поместил в центре.

Когда бой начался, Сципион лишь очень медленно продвигал войска в центре, а крыльям отдал приказ стремительно напасть на врага; таким образом, сражение шло только на флангах того и другого войска, а части, стоявшие в середине, не могли сойтись, так как были друг от друга слишком далеко. Сильнейшие войска Сципиона бились со слабейшими войсками Гасдрубала и, конечно, одолели их. Такая хитрость была полезна в те времена, но сейчас она неприменима, так как существует артиллерия, которая открыла бы огонь, пользуясь свободным пространством между центрами обоих войск, а это, как мы уже говорили, очень опасно. Поэтому следует отказаться от римского образца и вводить в дело все войско, постепенно отттягивая назад назад его слабейшее крыло.

Если полководец располагает сильнейшим войском и хочет неожиданно окружить противника, он должен построить войско так, чтобы длина его фронта совпадала с неприятельской. Затем, когда бой разгорится, надо постепенно осадить свой центр, растянуть войска на флангах, и таким образом неприятель всегда будет охвачен совершенно незаметно.

Когда полководец хочет дать бой почти без всякого риска, он должен строить войско в местности, поблизости от которой можно найти верное убежище в болотах, горах или крепости: неприятель преследовать его не будет, но сам он неприятеля преследовать может. К этому способу прибегал Ганнибал, когда судьба стала ему изменять и он стал остерегаться встречи с Марком Марцеллом. Некоторые начальники в расчете на замешательство противника приказывали своим легко вооруженным войскам начать бой и затем сейчас же отступить сквозь ряды, а когда войска сталкивались и по всему фронту кипела битва, легкая пехота, собранная за флангами, снова вводилась в сражение, ошеломляла неприятеля ударом во фланг и довершала успех.

При недостатке конницы можно, помимо действий, о которых я уже говорил, скрыть за лошадьми батальон пик и в самый разгар боя приказать конным дать им дорогу — победа будет обеспечена. Многие приучают легкую пехоту сражаться между конными войсками, что давало кавалерия огромнейшее преимущество над противником. Из всех полководцев самыми замечательными по искусству располагать войска были во время войны в Африке Ганнибал и Сципион.

Ганнибал, войско которого состояло из карфагенян и вспомогательных отрядов различных народов, поставил в первой линии 80 слонов, во второй поместил вспомогательные войска, за которыми шли его карфагеняне, а в самом тылу оставил итальянцев, на которых не полагался. Построение это было рассчитано на то, чтобы вспомогательные войска не могли бежать, так как перед ними был неприятель, а сзади им закрывали дорогу карфагеняне; поэтому им волей-неволей приходилось по-настоящему сражаться, и Ганнибал надеялся, что они опрокинут или, по крайней мере, утомят римлян, а он в это время ударит на них свежими силами и легко добьет уже уставшие римские войска.

В противовес этому, Сципион поставил гастатов, принципов и триариев обычным порядком, при котором одни части могут вливаться в ряды других и друг друга поддерживать. В первой линии он оставил множество интервалов. Дабы скрыть это от неприятеля и убедить его, что перед вим сплошная стена, Сципион заполнил интервалы велитами, которым при появлении слонов приказано было немедленно очистить дорогу и отходить сквозь ряды; таким образом, удар слонов пришелся по пустому месту, а в сражении победа осталась за римлянами.

ЗАНОБИ: Вы напомнили мне своим рассказом об этой битве, где Сципион приказал своим гастатам не отступать в интервалы линии принципов, а разделил их и направил на фланги, очистив дорогу принципам, когда пришло время двинуть их вперед. Не скажете ли вы мне, почему он уклонился от обычного порядка?

ФАБРИЦИО: Конечно. Дело в том, что Ганнибал сосредоточил свои сильнейшие войска во второй линия. Сципиону пришлось противопоставить ему такую же силу, и он соединил для этого принципов с триариями. Интервалы в линии принципов были заняты триариями, так что для гастатов места уже не было; поэтому Сципион не укрыл их среди принципов, а приказал раздаться в обе стороны и расположиться на флангах.

Заметьте, однако, что раскрывать таким приемом первую линию, чтобы очистить место для второй, можно только при очевидном преимуществе. Движение это происходит тогда в полном порядке, как оно и было выполнено Сципионом. При неудаче такие действия кончаются полным разгромом, и потому необходимо оставить себе возможность оттянуть войска во вторую линию.

Вернемся, однако, к нашему разговору. У азиатских народов среди всяких изобретений, придуманных ими для устрашения врагов, употреблялись колесницы с косами по сторонам; они не только прорывали ряды, но и уничтожали косами противника. Римляне боролись с ними трояко: строили войска глубокими массами, расступались перед колесницами, как перед слонами, очищая им дорогу, или прибегали к другим средствам, как, например, Сулла в войне с Архелаем, у которого этих колесниц с косами было очень иного. Римский полководец вбил в землю за первой линией войск ряд кольев и остановил этим налет колесниц. Заметьте, что Сулла при этом построил свои войска по-новому: он поместил велитов и конницу позади, а всю тяжелую пехоту выдвинул вперед, оставив при этом достаточно широкие интервалы, чтобы в случае необходимости заполнить их своими запасными силами; в самый разгар сражения конница пронеслась через интервалы и решила этим победу.

Если вы хотите во время боя привести неприятельские войска в замешательство, то надо придумать что-нибудь, способное устрашить противника, например, распространить весть о прибывших подкреплениях или обмануть его видимостью их, дабы ошеломленный противник легче поддался. Подобными приемами с успехом пользовались римские консулы Минуций Руф и Ацилий Глабрион. Другой полководец, Кай Сульпиций, во время битвы с галлами посадил на мулов и других животных непригодные для войны нестроевые части и, расположив их порядком, напоминающим тяжелую конницу, велел им выехать на соседний холм; эта хитрость дала ему победу. То же сделал Марий, воюя с тевтонами.

Если во время боя полезны ложные нападения, то неизмеримо действительнее настоящие атаки, особенно когда они в разгар дела неожиданно производятся с тыла или с фланга. Сделать это трудно, если тебе не благоприятствует местность; ведь для таких действий часть войска должна быть скрыта, а на голой равнине это невозможно. Наоборот, воюя в лесах или горах, очень удобных для засад, можно прекрасно спрятать часть своих сил и нанести противнику сокрушительный и внезапный удар, который всегда доставит тебе верную победу.

Очень важно иной раз распустить во время боя слух о гибели неприятельского полководца или о бегстве части его войска; хитрость эта часто приводила к успеху. Неприятельскую кавалерию легко испугать неожиданным, звуком или зрелищем. Так поступил Кир, выставивший верблюдов против лошадей, а Пирр одним видом своих слонов расстроил и разогнал всю римскую конницу. В наши дни турки разбили персидского шаха и сирийского султана громом ружейного огня, который так напугал непривычную к такому звуку конницу их, что одолеть ее было уже легко. Испанцы в борьбе с Гамилькаром поставили в первой линии повозки, запряженные быками и набитые соломой, которую в самом начале боя зажгли; испуганные быки бросились на линию войск Гамилькара и прорвали их ряды.

Многие полководцы любят обманывать противника, заманивая его в засады, когда этому способствует местность. На открытых и широких равнинах выкапывают ямы, слегка прикрытые хворостом и землей; между ними оставлены проходы и, когда завяжется бой, собственные войска отступают, а преследующие их неприятельские солдаты проваливаются в рвы и погибают.

Если во время боя произойдет событие, которое может испугать людей, то очень важно суметь его скрыть и даже извлечь из него пользу, как поступали Тулл Гостилий и Люций Сулла. Заметив измену части своих солдат, перешедших к неприятелю, и страшное впечатление, произведенное этим на всех остальных, Сулла немедленно распорядился объявить по всему войску, что все происходит по его приказу. Это не только успокоило воинов, но воодушевило их настолько, что победа осталась за римлянами. Тот же Сулла отдал однажды отряду солдат приказ, при исполнении которого все они погибли. Чтобы не устрашить войско, он велел объявить, что истребленная часть состояла из предателей и он нарочно отдал ее в руки неприятеля. Серторий во время войны в Испании убил своего же воина, сообщившего ему о гибели его легата, и сделал это из боязни, что известие распространится и перепугает все войско.

Самое трудное — это остановить бегущее войско и заставить его возобновить сражение. Необходимо сразу отдать себе отчет, побежало ли все войско или только часть его; если все — то дело пропало, если часть — то можно еще попытаться как-нибудь помочь. Многое римские полководцы бросались бегущим наперерез, заставляли их остановиться и грозно стыдили за трусость, как поступил, например, Люций Сулла. Увидав, что части его легионов опрокинуты солдатами Митридата, он с мечом в руке бросился к беглецам и крякнул: "Если кто-нибудь спросит вас, где вы покинули своего начальника, отвечайте: мы покинули его в бою на полях Беотийских". Консул Аттилий выставил против бегущих стойкие части и приказал объявить, что если беглецы не повернут обратно, они будут перебиты одновременно и своими и врагами. Филипп Македонский, знавший, что солдаты его боятся скифов, поставил в задней линии войска отборнейшие конные части и приказал им убивать всякого, кто побежит. Солдаты его предпочли погибать в бою, а не в бегстве, и победили.

Многие римские полководцы вырывали знамя из рук знаменосца, бросали его в самую гущу неприятельских воинов и объявляли награду тому, кто принесет его обратно; делалось это не столько для того, чтобы предупредить бегство, сколько для возбуждения еще большей отваги.

Мне кажется уместным сказать теперь несколько слов о том, что бывает после боя, тем более, что замечания об этом будут кратки и, естественно, связаны с предметом нашей беседы. Битва кончается поражением или победой.

Если ты победил, преследуй неприятеля со всей возможной быстротой и подражай в этом Цезарю, а не Ганнибалу, который остановился после победы при Каннах и этим лишился власти над Римом. Цезарь же после победы не задерживался ни на минуту и обрушивался на разбитого противника с еще большей стремительностью и яростью, чем во время боя на грозного врага.

Если же ты разбит, то полководец должен прежде всего сообразить, нельзя ли извлечь из поражения какую-нибудь выгоду, особенно в тех случаях, когда хотя бы часть его войска сохранила боевую силу. Случай может представиться благодаря непредусмотрительности врага, который после победы обычно становится беспечным и дает тебе возможность его побить, как победил карфагенян римский консул Марций: карфагеняне после гибели обоих Сципионов и разгрома их войск не обращали никакого внимания на остатки легионов, уцелевших у Марция, который напал на них врасплох и совершенно разбил.

Легче всего удается то, что враг считает для тебя невозможным, и удар большей частью обрушивается на людей в ту минуту, когда они всего меньше о нем думают. Если же ничего нельзя сделать, то искусство полководца состоит в том, чтобы, по крайней мере, смягчить последствия поражения. Для этого надо принять меры, чтобы затруднить противнику преследование или задержать его. Некоторые полководцы, предвидя неудачу, приказывали начальникам отдельных частей быстро отступать в разных направлениях и разными дорогами, заранее назначив место встречи; это озадачивало противника, боявшегося разделить свои силы, и давало возможность благополучно уйти всему войску или большей его части.

Другие, чтобы задержать неприятеля, оставляли ему самое ценное свое имущество, надеясь, что он прельстится добычей и позволит им убежать. Тит Дидий проявил немалое искусство, чтобы скрыть потери, понесенные в бою. После битвы, продолжавшейся до ночи и очень дорого ему обошедшейся, он приказал ночью же зарыть большую часть, трупов. Утром неприятель, увидав, что поле сражения завалено телами его солдат, между тем как римских трупов почти не было, решил, что дела его плохи, и обратился в бегство.

Мне кажется, что в общем на ваши вопросы я ответил; остается только сказать о возможном построении войск. Некоторые полководцы строили свои войска клином, надеясь таким образом легче прорвать неприятельский фронт. Другие противопоставляли этому вогнутое расположение в виде клещей, дабы зажать в них клин противника и сдавить его со всех сторон. Я хотел бы указать вам по этому поводу на общее правило: лучшее средство расстроить намерение врага — это сделать добровольно то, что он хочет заставить тебя сделать насильно. Если твои движения добровольны, ты выполняешь их в полном порядке к выгоде для себя и ущербу для неприятеля; если они вынуждены — ты погиб.

В подтверждение этой мысли я снова напомню вам кое-что, уже сказанное раньше. Противник строится клином, чтобы прорвать ваши ряды. Разомкните их сами, и тогда вы расстроите его войска, а не он ваши. Ганнибал выставляет впереди слонов, чтобы опрокинуть легионы Сципиона, — Сципион размыкает ряды и этим приемом предопределяет свою победу и крушение врага. Гасдрубал ставит сильнейшие части свои в центре, чтобы опрокинуть солдат Сципиона, — тот приказывает им отступить самим и побеждает.

Словом, разгаданный замысел дает победу тому, против кого он направлен. Остается теперь, если память мне не изменяет, объяснить вам предосторожности, которые полководец обязан принять перед сражением. Прежде всего, военачальник никогда не должен вступать в бой, если у него нет явного преимущества или он не вынужден к этому необходимостью. Преимущество определяется свойствами местности, боевым порядком, превосходством в численности и качестве войск.

Необходимость наступает, когда ты видишь, что бездействие тебя погубит, потому ли, что у тебя нет денег или продовольствия и войско твое может в любую минуту, разбежаться, или потому, что неприятель ждет больших подкреплений. В таком случае надо всегда давать бой даже с невыгодой для себя, потому что гораздо лучше испытать судьбу, которая может оказаться к тебе благосклонной, чем бояться ее и идти на верную гибель. Уклониться от битвы в ртом случае — это такой же тяжкий грех полководца, как упустить возможность победы по неведению или трусости. Преимущество дается тебе или промахом противника или собственной проницательностью.

Бдительный неприятель не раз разбивал многих полководцев при переправах через реки, выжидая для нападения минуты, когда войско противника разрезано рекой пополам. Цезарь истребил таким образом четвертую часть войска гельветов.

Нельзя упускать также случай напасть свежими и отдохнувшими силами на врага, утомившего своих солдат неосторожным преследованием. Если неприятель старается вовлечь тебя в бой на рассвете, оставайся в лагере как можно дольше и нападай сам, когда противник уже устанет от долгого стояния под оружием и утратит первоначальный боевой пыл. Этого приема держались в Испании Сципион и Метелл, первый — в борьбе против Гасдрубала, а второй — против Сертория.

Если силы неприятеля уменьшились вследствие разделения войск, как это было у Сципионов в Испании, или по иной причине, надо точно так же испытать счастье. Осторожные полководцы ограничиваются большей частью тем, что отражают нападение неприятеля и редко нападают на него сами, ибо стойкие и сильные солдаты легко выдерживают самую яростную атаку, а безуспешная ярость легко переходит в трусость. Так действовал Фабий против самнитян и галлов и вышел победителем, а коллега его, Деций, погиб.

Некоторые военачальники из страха перед силой врага начинали бой в конце дня, дабы в случае поражения можно было спастись под покровом ночной темноты. Другие, зная, что неприятель по суеверию воздерживается от битвы в известные дни, выбирали для боя именно этот день и выходили победителями. Так действовали и Цезарь в Галлии против Ариовиста и Веспасиан в Сирии против иудеев. Самая же необходимая предосторожность для всякого военачальника — окружить себя преданными и благоразумными советниками с большим боевым опытом, постоянно обсуждая с ними состояние своих и неприятельских войск. Особенно важно знать, на чьей стороне численное превосходство, кто лучше вооружен и обучен, чья конница сильнее, кто более закален, можно ли вернее положиться на пехоту или на конницу.

Необходимо затем обсудить характер местности и выяснить, благоприятствует ли она больше тебе или неприятелю, кому легче добывать продовольствие, надо ли оттягивать сражение или стремиться к нему, работает ли время на пользу или во вред тебе, ибо затяжка войны часто утомляет солдат и они бегут от опротивевшей им тягости походной жизни.

Особенно важно знать, каков неприятельский полководец и окружающие его — смел ли он или осторожен, отважен или робок. Надо также знать, можно ли доверять вспомогательным войскам. Однако, есть еще правило, которое важнее всех других, — никогда не вести в бой войско, которое боится врага или сколько-нибудь сомневается в успехе, ибо первый залог поражения — это неуверенность в победе. В таком случае надо всячески избегать боя, действуя по примеру Фабия Максима, который укреплялся в неприступных местах и отбивал этим у Ганнибала всякую охоту искать с ним встречи. Если же ты боишься, что сила позиции не спасет тебя от неприятеля, решившегося на битву, то надо прекратить полевую войну и разместить войска в крепостях, дабы утомить противника трудностями осады.

ЗАНОБИ: Нельзя ли избежать боя каким-нибудь другим способом, кроме разделения войск и размещения их по крепостям?

ФАБРИЦИО: Я, кажется, уже говорил кому-то из вас, что при полевой войне нельзя избежать боя с противником, который во что бы то ни стало хочет сразиться. Здесь есть только один способ — держаться от врага на расстоянии не меньше 50 миль, дабы можно было всегда во-время отступить. Ведь Фабий Максим не избегал боя с Ганнибалом, но он хотел, чтобы все выгоды были на его стороне. Ганнибал же на этих позициях победить Фабия не надеялся. Если бы карфагенский полководец был уверен в успехе, Фабию оставалось бы только принять сражение или бежать.

Во время войны с Римом Филипп Македонский, отец Персея, тоже хотел уклониться от боя и нарочно расположился для этого на высокой горе, но римляне пошли на приступ и разбили его. Галльский вождь Верцингеторикс, избегавший сражения с Цезарем, который неожиданно для него перешел какую-то реку, отошел со своим отрядом на много миль. В наши дни венецианцы, если они не хотели сражаться с королем Франция, должны были бы ему подражать и не дожидаться перехода Адды французами, а отойти. Между тем они медлили и не сумели ни избежать сражения, ни дать его в выгодных условиях во время переправы войска через реку. Французы, бывшие поблизости, ударили на венецианцев во время их отступления и разбили их наголову.

Все дело в том, что боя нельзя избежать, если неприятель во что бы то ни стало его ищет. Пусть не ссылаются при этом на Фабия, потому что в этом случае он уклонялся от боя не больше и не меньше, чем сам Ганнибал. Часто бывает, что солдаты твои рвутся вперед, ты же понимаешь, что по численности войска, по характеру местности, наконец по ряду других причин победы не будет, и стремишься их остановить. Бывает и обратное: необходимость или обстановка требуют боя, а солдаты не уверены в себе и никакого желания драться не проявляют. В одном случае надо их напугать, а в другом — увлечь.

Когда требуется охладить солдат и убеждения не помогают, то лучше всего отдать небольшую часть на расправу неприятелю, и тогда все остальные, бывшие и не бывшие в бою, сразу тебе поверят. Здесь можно обдуманно применить то, что у Фабия произошло случайно. Войско его, как вы знаете, требовало сражения с Ганнибалом; добивался этого и начальник конницы. Сам Фабий боя не хотел, но ввиду таких разногласий войско разделили. Фабий держал свои части в лагере, а начальник конницы пошел на битву, попал в тиски и был бы совершенно разбит, если бы тот же Фабий его не выручил. Этот пример вполне убедил и начальника конницы и все войско, что Фабия надо слушаться.

Наоборот, когда нужно увлечь солдат в бой, то лучше всего обозлить их, передав им вражескую ругань, а также убедить их в том, что у вас во вражеском стане есть связи, благодаря которым часть неприятельского войска подкуплена. Надо расположиться близко от неприятеля и завязывать легкие стычки, потому что люди легко теряют страх перед всем, что повторяется ежедневно. Наконец, надо изобразить гнев, во-время произнести солдатам речь, упрекая их в трусости, и устыдить их тем, что ты пойдешь в бой один, если они не хотят за тобой следовать.

Чтобы ожесточить солдат, лучше всего принять еще такую предосторожность: запретить им до конца войны отсылать добычу домой и куда бы то ни было ее прятать; тогда они поймут, что бегством можно спасти жизнь, но не добро, которое они ценят не меньше, и будут драться за него с таким же упорством, как и за себя.

ЗАНОБИ: Вы сказали, что можно словом увлечь солдат в бой. Надо ли, по-вашему, обращаться ко всему войску; или только к начальникам?

ФАБРИЦИО: Убеждать или разубеждать немногих очень легко, потому что там, где слова не действуют, помогает власть или сила. Труднее расшевелить толпу, заставить ее отказаться от мнения, противного твоему собственному или вредного для общего блага. Здесь можно действовать только словом, и если вы хотите убедить всех, то надо говорить перед всеми. Поэтому выдающиеся полководцы должны быть ораторами, ибо едва ли можно чего-нибудь добиться, если не умеешь говорить перед целым войском. В наше время это искусство совершенно исчезло. Прочтите жизнь Александра Великого, и вы увидите, как часто приходилось ему увещевать людей речами, обращенными ко всему войску; без этого он никогда не мог бы провести по аравийским пустыням в Индию солдат, разбогатевших от военной добычи, среди величайших лишений и опасностей. Ведь война — это бесконечная цепь случайностей, каждая из которых может погубить войско, если полководец не умеет или не привык говорить с солдатами, ибо слово рассеивает страх, зажигает души, укрепляет стойкость, раскрывает обман, обещает награду, разоблачает опасность, и указывает пути к спасению, дает надежду, восхваляет или клеймит, вообще вызывает на свет все силы, способные воспламенить или уничтожить человеческую страсть.

Поэтому князь или республика, замышляющие создание нового войска, должны приучить своих солдат выслушивать речь вождя, а самого вождя — научить говорить с солдатами. В древности могучим средством удерживать солдат в повиновении были религия и клятва верности, произносившаяся перед выступлением в поход; за всякий проступок им грозила не только человеческая кара, но и все ужасы, какие может ниспослать разгневанный бог. Эта сила наряду с другими религиозными обрядами часто облегчала полководцам древности их задачу и облегчала бы ее всюду, где сохранился бы страх божий и уважение к вере. Серторий уверял свои войска, что победа обещана ему ланью, которая внушается богами; Сулла толковал им о своих беседах со статуей, увезенной из храма Аполлона, а во времена отцов наших Карл VII, король французский, воевавший с англичанами, говорил, что ему подает советы девушка, ниспославшая богом, которую всюду называли Девой Франции и приписывали ей победу.

Полезно также возбудить в твоих солдатах пренебрежение к противнику; так поступал спартанец Агесилай, показавший своим солдатам нескольких персов голыми, дабы его воины, увидев эти хилые тела, поняли, что таких врагов бояться нечего. Другие вынуждали своих воинов к бою, заявив, что единственная надежда на спасение — это победа. Последнее средство — самое сильное и лучше всего развивает в солдате стойкость. Стойкость эта еще укрепляется любовью к родине, привязанностью к вождю и доверием к нему. Доверие же создается хорошим оружием и боевым строем, одержанными победами и высоким мнением о полководце. Любовь к родине дана природой, любовь к вождю создана его талантами, которые в этом случае важнее всяких благодеяний. Необходимость многолика, но она безусловна, если на выбор остаются победа или смерть.

Дальше