Войны Древнего Мира

Обзор «решающих войн прошлого» начнем с Египетско-Хеттского конфликта, датируемого 1300 г. до н. э. Его можно назвать первой «настоящей» войной. В отличие от «охот», военных экспедиций против более или менее диких племен и «доменных» междоусобиц, в когорых выковывались древние государства, в войне 1300 г. участвовали две великие державы, воспринимающие друг друга субъектами международного права, т. е. официальными воюющими сторонами. Кстати, в историю этот конфликт вошел, так же и как первая война, завершившаяся официальным мирным договором (1296 г. до н. э.)

Содержанием войны был вопрос о господстве в Сирии, которое хетты оспаривали у Египта. Решающим сражением оказался бой у Кадеша{4}. В этой войне хетты проявили большее искусство, египтяне же – большую доблесть.

Рамзес III благодаря значительному превосходству в силах развернул прямое наступление на Кадеш. Муваталлис, пользуясь недостатками в работе египетской разведки, сумел добиться нарушения взаимодействия между отрядами египтян. Свое войско он спрятал в засаде за городом, в то время как фараон беспечно расположился лагерем на виду Кадета.

Атака хеттов была внезапной. Им удалось разгромить отряд Ра. Сам фараон в составе отряда Амон попал в окружение противника, в то время как основные силы египтян были еще за Оронтом. В возникшей ситуации Рамзес не растерялся. Прежде всего он приложил усилия к тому, чтобы сообщить о сражении главным силам. В ожидании подкреплений фараон, «облачившись в броню», едва ли не в одиночку отбивал хеттское нападение, в чем и преуспел.

Сражение после подхода отряда Птах закончилось вничью.

Оно впервые продемонстрировало, что за счет военного искусства слабейший может победить сильнейшего и что тем не менее исход сражения решается все-таки не одним лишь абстрактным стратегическим мастерством, но реальным столкновением живой силы [416] на поле боя. Так что бой у Кадеша можно считать как тезой, таr и антитезой положений Лиддел-Гарта.

Сама война, как и абсолютное большинство войн, в которых сильнейшая сторона демонстрирует исключительно прямые действия, не привела к решающему результату и лишь институализировала противостояние египетской и хеттской держав, превратив его в вековой конфликт.

Из статистических данных известна лишь численность хеттского войска (по египетским источникам) – 28 тыс. пехоты и 6000 конницы, что правдоподобно. Исходя из известных данных о структуре египетского войска, его размеры оценивают в 20 тыс. пехотинцев и 2500 колесниц. Поскольку силы хеттов не были едиными (около половины – отряды из сирийских и палестинских городов-государств, ранее никогда не сражавшиеся вместе), с учетом превосходства египтян в вооружении можно говорить об их значительном превосходстве

Следующая великая война разразилась столетием позднее (1200 г. до н.э.), ее эпизод, связанный с осадой Трои, навсегда остался в европейской истории. Содержанием этого конфликта была попытка передела мира (в данном случае слово «мир» обозначает Восточное Средиземноморье), предпринятая Микенской Грецией. Реально война вылилась в длительную борьбу за побережье Малой Азии, и единственным ее позитивным результатом было создание несколькими столетиями позднее поэм Гомера.

В полном соответствии с воззрениями Лиддел-Гарта и в подтверж дение формулы Сунь-Цзы («Самое худшее – осаждать крепости...») война закончилась тотальным поражением всех участвующих в ней сторон. Хеттское государство и малоазиатский союз городов прекратили существование. Микенское войско было в конечном счете разгромлено египтянами, которые, однако, так и не оправились от последствий своей победы. Греция была завоевана дорийскими племенами, микенская культура разрушена, и Европа на столетия погрузилась во тьму. Вследствие наступившего во всех воюющих странах упадка статистические данные о войне носят сугубо легендарный характер.

Гибель «великих держав» рубежа I-II тысячелетий до н.э. вызвал волну экспансии со стороны Ассирии. Период с 912 по 606 г. до н. э. может быть назван «ассирийскими войнами». Содержанием их было создание, а затем уничтожение первой в истории «мировой империи».

Военное искусство ассирийцев интересно прежде всего с точки зрения совершенствования организационной структуры вооруженных сил:

впервые были созданы и широко использовались в боях саперные части. Ассирия придала военному искусству информационное измерение:

армия получила налаженную службу разведки и связи, всегда по традиции возглавляемую наследником престола. При осаде Иерусалима ассирийцы пытались сломить сопротивление противника с помощью пропаганды (первый зафиксированный случай применения идеологического оружия). [417]

Вооруженные силы Ассирийской державы были весьма значительны – в одном не слишком крупном и не самом удачном походе Салманасара и Сирию в середине IX в. до н.э. участвовало 120-тысячное войско).

Для ассирийского военного искусства была характерна жестокость, выходящая за общепринятые рамки даже того времени. Первоначально оно приводило к успеху. Очень быстро, однако, выяснилось, что подвластные ассирийцам территории обезлюжены, ничего не производят и, напротив, требуют ресурсов для их удержания. Наступил период неустойчивого равновесия, во время которого ассирийцы изобрели новый инд «умиротворения» — массовые депортации населения.

Почти все победы ассирийского войска были победами организации и мощи, но не военного искусства. Едва ли не единственным исключением был поход Саргона против царства Урарту (714 г. до н. д.). В полном соответствии с логикой непрямых действий Саргон диинулся не на север – к Урарту, а на восток. Урартский царь Руса попытался зайти ему в тыл. Здесь и сыграла свою роль вечная оборотная сторона обходных маневров – медлительность. Получив за счет превосходной работы ассирийской разведки сведения о войске противника, Саргон, бросив пехоту, с колесницами и кавалерией ударил в западном напрвлении, встретив урартское войско на марше. В коротком и кровопролитном бою Руса был разгромлен, чему не в последнюю очередь способствовало нарушение психологической устойчивости его армии ввиду эффекта внезапных и совершенно непрямых действий противника.

После победы города Урарту и его союзников храмы и казна достались победителю. Косвенным следствием победы был и захват четырьмя годами позже Вавилона с установлением господства над Двуречьем.

При преемниках Саргона действия ассирийцев становятся подчеркнуто прямыми и, как следствие, все более бесплодными. Грандиозное сражение при Халулэ (691 г. до н. э.) с вавилонянами, халдеями, эламитами и персами заканчивается вничью, боевые действия прекращаются из-за взаимного истощения. Для «государства-волка», военно-паразитического образования, живущего лишь войной, это было началом конца. В середине столетия – при Ашшурахиддине и Ашшурбанипале – Ассирии ненадолго удалось вернуть свои владения, «замирив» до состояния кладбища Элам, Вавилон, Сирийские города.

Конец наступил в 612 г. до н.э., когда Мидия и Вавилонское царство заключили союз, направленный на «вычеркивание из реальности» Ассирийской державы. К 605 г. до н. э. Ассирия была разгромлена, ее народ, культура и язык полностью уничтожены.

Не будет ошибкой сказать, что именно трагедия Ассирии положила начало попыткам ввести военные действия в русло каких-то этических ограничений. Во всяком случае, в исторических источниках, повествующих о судьбах ассирийских царей, присутствует и занимает заметное место мотив воздаяния за грехи.

Следующая и значительно более удачная попытка создать мировую империю связана с народами, населяющими Иранское плато. Мидия [418] после победы над Ассирией расширялась к западу и востоку. После безрезультатного сражения на реке Галис, прерванного солнечным затмением (28 мая 585 г. до н. э.), между ней и малоазиатской Лидией был заключен мир. Поколением позднее Мидия перешла в руки своих же данников персов, возглавляемых Киром. За четырнадцать лет – с 553 по 539 г. до н. э. Кир не только покорил Мидию, Парфию, Гирканию, Лидию, территории современного Ирана и Средней Азии, Месопотамию, Сирию, Палестину, но и создал на оккупированных землях нормальные условия для развития земледелия, ремесел и торговли, впервые в истории организовав пространство империи. Интересно, что, хотя античные источники подробно освещают жизнь Кира, о его полководческом искусстве говорится очень немногое. Как заметил еще Сунь-Цзы: «Когда хорошо сражавшийся побеждал, у него не оказывалось ни славы ума, ни подвигов мужества».

Вклад Ахеменидской державы в военное искусство значителен. Персия была, по-видимому, первой страной, сознательно применяющей на практике фундаментальное положение стратегии непрямых действий: целью войны является мир лучший, нежели довоенный . Киру Великому удалось связать политику, войну и дипломатию в единой искусство, и целью победы был не разгром врага, гекатомбы вражеских трупов и вереницы рабов, но превращение неприятеля в союзника. Наследники уяснили внешнюю сторону действий Кира – персидская политика оставалась веротерпимой{5} (да и вообще терпимой), но внутреннее – созидательное содержание своей политики «счастливейший из смертных» унес в могилу.

Для историка Ахеменидская держава интересна тем, что это – первое мировое государство, организованное на современных началах (прежде всего как единое юридическое и торговое охраняемое пространство). Соответственно, именно Персидская империя впервые столкнулась с транспортной теоремой, согласно которой связь провинции и метрополией может быть обеспечена, лишь если товарооборот между ними растет быстрее, нежели экономика провинции. В 500-499 гг до н. э. в греческих городах Малой Азии (самоуправляющихся, но входящих в состав империи) вспыхнуло антиперсидское восстание, вылившееся в первую великую войну европейской цивилизации – греко-персидскую.

Милет, являющийся центром восстания, был осажден. В события вмешались города-государства материковой Греции, в том числе Афины. Интервенция особого успеха не имела, в конце концов в 494 г до н. э. Милет был взят. Надо сказать, что персы, традиционно мягко обходясь с побежденными, жестоко наказывали изменников (что, вероятно, объясняется скорее перипетиями внутренних политических «разборок» в империи). Милет был сожжен, его жители проданы в [419] рабство. В ответ демократическая партия в Афинах организовала театральиую постановку трагедии «Взятие Милета», резко склонившую в ее пользу общественное мнение. Война Афин и Персии стала неизбежиой.

События следующих десятилетий современниками уже рассматривались как единая война эллинов (= Европы) с варварами (= Азия). По сути, главным и единственным значением этой войны стало формирование европейского самосознания, европейской (греческой) культуры и европейской цивилизации.

Первый персидский поход 492 г. до н. э. был образцом действий, непрямых до такой степени, что толком разобраться в их ходе и исходе не удалось ни современникам, ни потомкам

Мардоний двинулся на Фракию, распустив, однако, слухи о своем наступлении на Афины. Целей во Фракии он достиг ценой нескольких малозначительных стычек и вернулся за Геллеспонт. В результате греки без всяких на то причин возомнили себя непобедимыми. Их ликование усилилось, когда выяснилось, что часть персидских кораблей (не ясно, насколько значительная) погибла во время бури. Итогом этого безусловно удачного для Мардония похода было воодушевление среди греков и ускорение создания афинского флота.

Двумя годами позднее (490 г. до н.э.) персидские войска наконец выгадились в окрестностях Афин, что привело к первому великому сражению Европы и Азии — Марафонской битве.

Марафон подробно описан во многих трудах по военной истории, но глубже всего, пожалуй, как раз трактовка Лиддел-Гарта (см. стр. 26) Можно лишь добавить, что Мильтиад спровоцировал персов переносить войска к Афинам, причем, когда кавалерия (в которой Датис и Аргаферн, возглавляющие экспедицию, имели абсолютное превосходство) была погружена на суда, ионийские греки сообщили об этом соотечественникам условным сигналом

Сила сторон – 10 000 афинян, 1000 жителей Платеи против несколько большего по численности персидского войска («официальные» греческие данные – 10000 конницы, которая в битве, кстати, не участвовали, и столько же легкой пехоты). Потери (греческая официальная вервия) – 192 греческих гоплита и 6400 персов. Последняя цифра приводится Геродотом и, по-видимому, близка к истине{6}, что же касается потерь греков, то современные историки оценивают их не менее чем в 1000 убитых и раненых.

Можно согласиться с Лиддел-Гартом, что вся Марафонская битва рассматривалась персами как чисто отвлекающий маневр. Однако марш Мильтиада к Афинам был проведен настолько быстро, что Датис и Аргаферн оказались перед необходимостью атаковать город [420] в лоб. Персидские корабли, помаячив несколько дней перед Афинами ушли.

Не подлежит сомнению, что в 490 г. до н. э. персы могли чисто прямыми действиями разгромить афинян и взять город. Видимо для осуществления такого плана Артаферн был слишком хорошим полководцем. Непрямые действия приводят к решающему результату, когда и если они сопровождаются нарушены ем психологической устойчивости противника. Но при межцивилизационном конфликте мышление сторон пересекается настолько слабо, что даже вполне определенные знаки «не читаются» и не оказывают должного воздействия на волю неприятельских войск и командования. Именно потому непрямые действия персов в 492-490 гг. до н.э. не только оказались бесплодными, но и способствовали заметному укреплению специфического общеэллинского (европейского) менталитета.

Следующее нападение персов, напротив, было подчеркнуто прямым. Ксеркс сосредоточил огромную армию (в источниках называются совершенно мифологические данные – до 1,7 млн. воинов, историки сходятся на 50-70 тыс. бойцов, до 200 тыс. вместе со всей обозной и транспортной «периферией»), 207 боевых и около 1000 транспортных судов. Эллинский союз имел около 400 боевых кораблей, 39 тыс. гоплитов, а всего около 110 тыс. человек. Армии обеих сторон были весьма ненадежны: в состав персидских войск входили малоазиатские греки, чья лояльность оставляла желать лучшего, а эллинское войско составлялось из полисных ополчений, к совместным действиям не подготовленных и друг другу не доверявших.

Ксеркс начал с безвредных, но и бесполезных мероприятий типа создания Афонского канала или моста через Геллеспонт. Затем (480 г. до н. э.) персы выступили в поход и без боя прошли Фессалию, пополнив свои войска превосходной фессалийской кавалерией. Эллины дали им бой в Фермопильском проходе. Сражение это вошло не только в учебники истории, но и в книги для воспитания юношества, однако с обеих сторон оно велось настолько безобразно, что хочется говорить об «отбывании номера». Персы неоднократно прямо атакуют сильную и короткую позицию, обороняемую отборной пехотой, превосходяще» нападающих по качеству вооружения. Греки концентрируют все войска на этой позиции, не желая, видимо, и думать, что она может быть нейтрализована обходом – по морю или суше{7}.. Очередная морская буря сорвала маневр персидских кораблей в тыл Фермопильской позиции, что дало грекам возможность благополучно отступить.

Статистика по этому сражению со всей очевидностью легендарна. Современные историки говорят о 10 тыс. персов, атакующих 4500 воинов [421] Леонида. Потери греков точно сосчитаны, о персидских потерях значтся лишь то, что они были «тяжелыми». При такой организации дела в это легко поверить.

Фермопильская победа отдала в руки персов Среднюю Грецию. Персы, по-видимому, ожидали, что под угрозой полного разорения Ирины Афины согласятся на достаточно мягкие мирные условия. Но логика межцивилизационного конфликта такого решения не допускала.

Решающее сражение кампании разыгралось на море – у острова Сяламин. Самым трудным для победителя — Фемистокла — было организовать это сражение, если учесть, что в интересах персов было максимально оттягивать его, а флот Эллинского союза был на грани краха и ухода спартанских кораблей в Пелопоннес. Источники сообщают о сложнейшей открытой и тайной дипломатии Фемистокла, которая в конце концов и привела к тому, что персы пошли (28 сентября 480 г. до н. э.) на сражение в невыгодный для себя момент. Мы не склонны согласиться с Лиддел-Гартом в том, что и тактически Фемистокл использовал в этом бою непрямые действия. С учетом более высоких качеств греческих боевых кораблей и чрезвычайно неудачной конфигурации персидского флота в узком проливе на его стороне >Рмло преимущество в силах (378 боевых кораблей против 200 боевых и 500 транспортных), которое он и использовал. Потери персов, по-видимому, были катастрофическими. Во всяком случае, они сразу лишаются господства в Эгейском море. Психологический шок был настолько силен, что сам Ксеркс бежал в метрополию, а персидский флот в дальнейшем уклонялся от всяких столкновений с греками. (Практически одновременно в морском бою при Гимере в Сицилии были разбиты гоюдники персов – карфагеняне.)

После зимовки в Фессалии Мардоний, оставленный Ксерксом командовать сухопутным войском, вновь вторгся в Аттику. В битве под Платеями (479 г. до н. э.) он попытался тактически переломить ход кампании в свою пользу. Мардоний добился внезапности. Его удар был нанесен по расстроенным движением неприятеля рядам греков. Однако в прямом столкновении с тяжеловооруженной спартанской пехотой у персов не было шансов.

Греческая армия Павсания насчитывала 39 тыс. гоплитов и около 70 тыс. вспомогательных войск. Мардоний имел около 150 тыс. человек (из них 20-30 тыс. греков из Северной Греции). Как и при Марафоне, превосходство персов в кавалерии было абсолютным. После схватки на неудобной для конницы пересеченной местности армия персов была разгромлена полностью, укрепленный лагерь взят, Мардоний погиб.

Боевые действия были перенесены в Малую Азию. Персидский флот у мыса Микале (479 г. до н.э.) не решился принять сражение: корабли были вытащены на берег. После высадки греки уничтожили остатки персидского флота.

На этом первый этап войны закончился, причем победоносный Эллинский союз немедленно развалился на проспартанский Пелопоннесский союз и управляемый Афинами Делосский морской союз, что [422] в недалеком будущем привело к ожесточенной борьбе за гегемонию в Греции.

Однако межцивилизационный конфликт Европы и Азии далеко не был исчерпан этой войной. Через полтора столетия Александр Великий вторгся в Персию.

Как правило, историки рассматривают поход Александра отдельно от войн V в. до н. э. Действительно, историческая обстановка была другая, другими были цели войны, другим – было военное искусство. Но современники воспринимали поход Александра как прямое продолжение событий, начатых Милетским восстанием: сам Александр именио так трактовал войну (во всяком случае, на первом ее этапе). Несомненно, македоняне были столь же этнически далеки от греков, как и персы, но они точно так же принадлежали к европейской цивилизации с ее культом индивидуализма, динамикой, тягой к недеспотическим формам организации общественной жизни. Нельзя забывать и о том, что Александр объявил войну Персии прежде всего как протектор Всеэллинского союза.

В начинающейся войне персы претендовали на господство на море (400 кораблей против 160). В главной боевой силе того времени – тяжелой пехоте – преимущество было у Александра (30 тыс. против 20 тыс.){8}. По тяжелой коннице (которую западные историки время от времени называют рыцарской) силы были, по-видимому, равны{9}. В легкой кавалерии и легкой пехоте персы превосходили противника многократно.

С самого начала персы перешли к обороне. Стратег Мемнон (грек по происхождению) пытался провести в жизнь план, основанный на преобладании персов на море: избегать генерального сражения, нападать на материковое побережье Греции и в конечном счете перенести войну туда, высадив в тылу Александра армию. Историки хвалят этот план за военный талант, граничащий с гениальностью, но, может быть, и зря. Прежде всего, в Элладе Александр оставил значительный стратегический резерв под командованием Антипатра – 14 тыс. человек. Далее, действия персов против материковой Греции лишь способствовали бы усилению Панэллинского союза. Наконец, Александр выиграл время: его армия была сосредоточена и готова к боевым действиям [423], в то время как план Мемнона лишь начал подготавливаться к осуществлению. При таком опережении темпов персы теряли базы флота на Средиземном море раньше, чем Мемнон достиг бы ощутимых успехов в Греции (если бы он их вообще достиг, что тоже требовалось доказывать). В конечном счете исход войны определялся тем фактом, что в правильном бою персы не могли противостоять македонской фаланге. План Мемнона не позволял персам найти достойный «асимметричный» азиатский ответ на военный вызов Европы{10}.

Поход Александра привел к нескольким крупным сражениям, каждое из которых знаменует завершение очередного этапа кампании.

334 г. до н. э. — битва на реке Граник. Типичное авангардное сркжение – 30 тыс. пехотинцев и 5000 конницы под управлением Александра с ходу, без отдыха и разведки, бросились на персидскую армию – 10 тыс. легкой пехоты, 10 тыс. греческих наемников, 5000 конинцы. Хотя в этом сражении Александр больше думал о личной славе, нежели о победе, он последовательно разбил конницу врага, затем его легкую пехоту. Греческие наемники были окружены и уничтожены или проданы в рабство как предатели общеэллинского дела. Персидская армия была уничтожена практически полностью. Александр потерял 30 пехотинцев и около 100 всадников, правда, было очень много раненых. Результат победы македонцев – Малая Азия.

Осень 333 г. до н. э. — битва у Иссы. Бой с перевернутым фронтом, структурно напоминающий операцию Саргона II против Урарту. Различие – не в пользу Александра, который допустил грубый оперативный просчет и оказался перед необходимостью тактически выигрывать стратегически проигранное сражение, имея 40 тыс. человек против 60 тыс. человек Дария. В этом сражении для Александра все висело на волоске. Исход боя был решен, по-видимому, лишь тем, что и тот момент, когда ударные группировки противников почти одновременно добились успеха, Александр управлял войсками из самого центра сражения, Дарий же оставался в тылу{11}. До самого конца. Данные о потерях не приводятся. По всей видимости, у македонцев они были значительными, персы же вновь целиком потеряли свою армию. Победа при Иссе означала конец Персии как великой державы и разрешение межцивилизационного конфликта. Дальнейшие действия Александра были не оправданы.

Январь-август 332 г. до н. э. — борьба за побережье Средиземного моря. Для Александра — период «сбора урожая», [424] проведенный не лучшим образом. После Иссы Сирия, Палестина и Египет не могли быть удержаны персами. Устанавливая свое господство над этими территориями, Александр сначала потратил много времени на прямую осаду Тира, а затем еще и уничтожил этот город, продав в рабство 30 тыс. его жителей. Оправдать этот поступок было трудно даже апологетически настроенным по отношению к Александру историкам. Даже если оставить в стороне этические мотивы, гибель этого великого города была крайне невыгодна македонцам{12}.

1 октября 331 г. до н. э. — Гавгамелы. Попытка Дария «переиграть» Исское сражение в невыгодной для себя обстановке: 40 тыс. македонских пехотинцев и 7000 конницы столкнулись с 60 тыс. персидских пехотинцев, 15 тыс. всадников при 200 колесницах и 15 боевых слонах. Самое зрелое из сражений Александра, который сознательно, заранее рассчитанным точным маневром вынудил противника создать разрыв в оперативном центре позиции{13}. Подобные разрывы всегда возникают при резких перестроениях не слишком хорошо спаянного войска и, как правило, не опасны. Однако Александр, который ждал появления бреши, бросил туда свою отборную конницу – гетайров и элитную среднюю пехоту – аргироспидов.

Этого разгрома Персидское государство уже не перенесло. Суммируя вышеизложенное, необходимо сказать, что с точки зрения межцивилизационного конфликта действия Александра на всех этапах были прямыми (силовое решение), а после битвы при Иссе еще и ошибочными. В результате конфликт закончился поражением обеих культур: эллинистические царства, возникшие после похода Александра, были мертворожденными новообразованиями, не принадлежащими ни европейской, ни азиатской культуре{14}. В междоусобных войсках и заговорах погибли почти все полководцы Александра и были перебиты остатки македонского войска.

Войны за гегемонию в Греции «заполнили время» между периодом персидской экспансии и «ответом» Александра. Непрерывная [425] полуторавековая «борьба всех против всех» не привела ни к какому положительному результату. Итогом конфликта стал духовный распад эллинской культуры, утрата Грецией цивилизационного приоритета и потеря ею независимости.

По сути, «войны за гегемонию» мало отличались от «номовых» («доменных») конфликтов в Египте, Двуречье или много позднее — в (ррд невековой Европе. Следует согласиться с марксистской историографией, которая видит причины войн V-IV столетий до н.э. в кризисе полисной структуры античного мира. Устойчивость полиса как формы ирпшизации жизни объяснялась чрезвычайно пересеченной местностью Эллады, издревле лишенной дорог. С ростом цивилизации, однако, уйглпчивалась как транспортная связность, так и возможности осадной грхники. В результате изолированный полис становился беззащитным к подникали условия для военного объединения страны под властью г(1Л1)Нейшего.

Не привнеся ничего позитивного в европейскую историю, «войны (и гегемонию» способствовали, однако, превращению военного дела в «осиное искусство. Именно в этот исторический период в Европе нпр|)вые появляются стратеги и полководцы в современном значении чтих терминов.

Отношение к войне как к форме искусства привело к заметному усложнению структуры войск. Появляются элитные части типа фиван-гкого «Священного отряда». Наряду с легкой и тяжелой создается гргдняя пехота (пелтасты), сочетающая в себе боевую устойчивость с мобильностью (Ификрат, 390 г. до н.э.). Именно элитная средняя цгхота аргироспидов (серебряных щитов) станет «ключевым» родом поиск в победах Александра Великого{15}.

Первой и важнейшей среди «войн за гегемонию» была Пелопоннесская война (431 ~ 404 гг. до н. э.). В историю военного искусств она входит как редчайшая коллекция исключений из правил: сторона, более развитая экономически, политически и культурно, контролирующая более обширные финансовые и материальные ресурсы, превосходящая противника по численности населения, обладающая [426] неоспоримым господством на море, имеющая в целом более способных политических и военных руководителей, избравшая и последовательно осуществляющая выигрывающий стратегический план, терпит полное поражение.

Структура Пелопоннесской войны чрезвычайно запутана. Стороны маневрировали, меняли союзников и противников, сочетали «войну империалистическую (за власть в Элладе) с войной гражданской». Зона боевых действий охватывала Балканский полуостров, Малую Азию, Черноморские проливы, острова Эгейского моря, Сицилию и едва ли не Карфаген. Не останавливаясь на всех перипетиях этой борьбы, сосредоточимся на решающем событии войны – провале плана Перикла.

Как известно, в плане Перикла территория Аттики отдавалась на разграбление. Население укрывалось в укрепленном лагере, включающем Афины, Пирей и Фалер. Этот лагерь, защищенный длинными стенами и снабжаемый продовольствием по морю, был фактически неприступен. Опираясь на него, Перикл предполагал ударами по побережью Пелопоннеса убедить спартанцев в бесперспективности войны. В сущности, речь шла о формальной морской блокаде государства, господствующего на суше. Опыт Наполеона, Вильгельма II, Гитлера и иже с ними показал, что такой стратегической схеме трудно противопоставить что-то реальное: пусть медленно и без особого блеска, но морская мощь всегда ломает сухопутную.

Неудачу Перикла связывают с исторической случайностью – эпидемией чумы в Афинах. Заметим прежде всего, что распространенность этой версии, которой отдал дань и Лиддел-Гарт, можно объяснить только склонностью историков к некритическому переписыванию друг у друга. При скученности населения в афинском укрепленном лагере, при тогдашнем состоянии медицины и санитарии эпидемия чумы продолжалась бы не два года, а максимум 2,5 месяца. За это время вымерло бы от 95 до 100 процентов населения Афин и погибло бы около 2/3 осаждающей армии. Далее эпидемия прокатилась бы по городам Афинского морского союза, собирая несколько меньшую жатву. Трудно оценить, охватила бы эпидемия весь полуостров или нет, но во всяком случае война Афин и Спарты закончилась бы немедленно за отсутствием сражающихся. Так что как обычная логика, так и изложение симптомов болезни Фукидидом убеждают нас, что речь шла не о чуме, а о самом обычном брюшном тифе.

Но вот здесь уже необходимо бросить упрек Периклу. Медицина того времени знала об опасности подобных заболеваний в осажденных городах, и Перикл был обязан учитывать такую возможность (Собственно, если принять во внимание скученность, отсутствие водопровода, плохую воду и жаркий климат, следует удивляться не вспышке самой эпидемии, а тому, что Афины избегали ее так долго.)

Именно поэтому дать взвешенную оценку плана Перикла чрезвычайно трудно. Историк должен избегать искушения опираться только и исключительно на результат, в данном случае — неудачный. С другой стороны, не хочется и «сваливать» исход войны на чистую случайность [427]

По всей вероятности, афинский план войны мог быть успешно реализован. Однако для того, чтобы парировать неизбежные на войне случайности и осуществить план при любых привходящих обстоятельствах{16}, данную оперативную схему следовало проводить в жизнь совершенно по-другому.

Вообще, при изучении событий Пелопоннесской войны создается ощущение, что война эта Периклу была неинтересна. В строительство Афин, в сицилийскую колониальную политику, в кропотливую «наладку» афинского демократического государства Перикл вложил душу, в создание же плана – только ум. В ленивой блокаде Пелопоннеса почти не ощущается присутствия личности Перикла. Возможно, это отсутствие личностного измерения в стратегии и привело Перикла и его план к крушению{17}.

Статистические данные: Афины начали войну, имея 300 триер, >14 тыс. гоплитов, 16 тыс крепостных гарнизонов, 1200 всадников, 1600 лучников. Спартанцы с союзниками развернули до 60 тыс. человек полевой армии, флот их оценивается в 100-120 кораблей. Результатом войны стало полное уничтожение морской и финансовой мощи Афин, распад Морского союза и институирование «войн за гегемонию» в вековой конфликт.

Решающий удар могуществу Спарты нанес Эпаминонд в ходе Беотийских войн (371 — 362 гг. до н. э.) {18}. В битве при Левткрах (5 августа 371 г. до н. э.) Эпаминонд применил не столько «косой боевой порядок», сколько невероятное оперативное усиление. Имея 6000 гоплитов и 1,5 тысячи всадников против 10 тыс. непобедимой спартанской пехоты при 1000 кавалеристов, Эпаминонд при равной ширине фронта (по моде того времени) мог противопоставить 12 шеренгам противника только 8-9 шеренг. Это гарантировало ему [428] поражение, даже если не учитывать качественное превосходство спартанской пехоты. Однако на своем левом фланге (в нарушение всех традиций – на левом) Эпаминонд поставил свой единственный элитный отряд, выстроив его в 50 шеренг, и этот отряд прошел через боевые порядки противника, как нож сквозь масло. Психологический удар был столь силен, что впервые в истории армия спартанцев побежала{19}.

В битве при Мантинее (июль 362 г. до н. э.) на стороне Эпаминонда была идеальная стратегическая обстановка и общее превосходство в силах (30 тыс. пехотинцев и 3000 конницы против 20 тыс. пехотинцев и 2000 конницы). Сражение было организовано блестяще, что подтверждает хотя бы тот факт, что фиванцы выиграли его, даже лишившись командования (см. стр. 37).

Результатом беотийских войн явился полный военный и политический разгром Спарты.

Первый период «войн за гегемонию» завершила война Македонии против Панэллинского союза. В августе 338 г. до н . э. при Херонее встретились почти равные силы: и Филипп Македонский и Панэллинский союз имели по 30 тыс. человек. Филипп выиграл сражение, действуя в духе основных идей Эпаминонда: был осуществлен прорыв – охват при резком оперативном усилении ударного фланга.

Распад империи Александра привел к новому-витку «войн за гегемонию». Теперь между собой сражались не полисы или их объединения, а централизованные эллинистические царства. (Примерно в том же затяжном и бестолковом стиле.) Лиддел-Гарт выделяет битву при Ипсе (301 г. до н. э.), положившую конец попыткам воссоздать единую империю. С точки зрения военного искусства эта битва помимо своей масштабности{20} интересна тем, что в ней впервые армия, преимущественно азиатская, одержала победу над армией европейского типа.

К общему итогу эллинистического этапа «войн за гегемонию» можно отнести истощение участвующих в ней государств и создание благоприятных условий для римского завоевания.

Римское государство так же знало период «борьбы за гегемонию». (Вейская война 406-396 гг. до н. э.. Латинская война 340-338 гг. до н. э., Самнитские войны 327-290 гг. до н. э., Тарентская война 280-275 гг. до н. э. — лишь главнейшие из [429] столкновений, определивших распространение власти Римского полиса на весь Италийский полуостров.) Заметно четкое различие в ходе и исходе римских и греческих войн. В Греции мы видим красивые сражения (Левктры, Мантинея и пр.), тонкие стратегические планы (Перикл, Алкивиад, Брасид, Лисандр, Ификрат, Эпаминонд, Филипп), героические подвиги и черные измены и в качестве цены всему этому – полное разорение страны и гибель участвующих в борьбе полисом. В Италии ситуация совершенно противоположная. Редкий историк назовет имена римских полководцев периода Латинской или Самнитских войн. Стратегии по существу нет: если республиканские консулы н уклонялись от чисто прямых действий, то обычно только из политических (притом скорее внутриполитических) соображений. Результат — расцвет Рима и его превращение в сильнейшую средиземноморскую державу.

Если одну битву (или войну) и можно выиграть случайно, то о цепочке «случайных» побед длиной в два столетия говорить не приходится. У римлян, следовательно, была своя стратегия, свой особенный – безличный – стиль военного искусства.

Конечно, римляне немало внесли в организацию армии. Легион, разбитый на манипулы и центурии, был построением гибким и одновременно достаточно устойчивым. Собственно, римляне первыми в истории создали представление о самостоятельно действующей тактической единице. Но!.. Манипулярная структура легиона сложилось окончательно лишь после Тарентской войны.

Римляне были мастерами политической подготовки к войне (лишь Бисмарк в XIX столетии нашей эры превзошел уровень римских «военных» дипломатов). Однако, ссылаясь на искусную дипломатию как на основополагающий фактор побед римского оружия, мы меняем форму, но не содержание проблемы. Остается вопрос, в чем секрет римской дипломатии? Нельзя, разумеется, сводить ее к простейшей формуле «Разделяй и властвуй», которая и во времена Муваталлиса была банальностью.

Объясняя непобедимость Римского государства (при том, что римские легионы неоднократно были биты и равным, и сильнейшим, и слабейшим противником), обратим внимание на римский вклад в цивилизацию, на те реалии, которые были привнесены в мир римлянами и «ра6отают» до сих пор. Имеются в виду римские дороги и законы, так называемое «Римское право».

Римляне впервые создали стройную, логичную, обоснованную и взаимосвязную правовую систему. Они организовали юридическое пространство с совершенно особым менталитетом, основанным на идеях измеримого (объективного) права. Отношения Рима с окружающими народами выстраивались в сложнейшую цепочку законов, правил, статусов (римское гражданство, латинское гражданство, статус «друга и союзника римского народа», статус «сдавшегося» и пр.). Римляне изобрели и надлежащим образом оформили схему «ограниченного гражданства», что позволяло им достаточно щедро предоставлять полисам юридические права, но не возможность голосованием влиять на [430] римскую политику{21}. Возможно, здесь и кроется разгадка римской военной мощи. Римские законы убрали из войны и мирных переговоров беспредел, характерный для греческой истории. Сдавшийся, как правило, знал, на что он может рассчитывать.

Особенностью римской дипломатии была парадоксальная реакция на поражение: после разгрома римские требования к противнику становились жестче. Напротив, успехи смягчали условия мира или капитуляции. Эта непрямая, вывернутая наизнанку дипломатия (вместе с гениальным изобретением ограниченного гражданства) могла или быстро погубить Рим, или сделать его гегемоном Италии.

Военные и дипломатические успехи римляне закрепляли, создавая великолепные дороги, которые, наряду с египетскими пирамидами, являются одним из «чудес света», сохранившихся до наших дней (и используемых по прямому назначению!). Дороги и стабильные законы способствовали развитию торговли, в результате римское владычество не могло быть подорвано «Транспортной теоремой». Ну и конечно, дороги позволяли при необходимости быстро перемещать войска.

Гегемония в Италии поставила на повестку дня вопрос о господстве на Средиземном море и вслед за тем о создании мировой империи. Эту проблему Рим решил в ходе чудовищных по напряжению Пунических войн.

Как правило, внимание историков обращено на 2-ю Пуническую (Ганнибалову) войну, хотя решающее значение имела 1-я (264- 241 ъг. до н. э.), в ходе которой Рим захватил Сицилию, являющуюся оперативным центром всего Средиземноморья.

Главным вопросом войны был вопрос о господстве на море. Огромному (до 350 кораблей) карфагенскому флоту противостоял спешно организованный римский флот (120 кораблей с неопытными командами). Разумеется, пунийцы били римлян на море (260 г. до н. э., бой у Липарских островов), высаживали десанты, разрушали римскую торговлю. Решение, найденное римлянами, является, пожалуй, самым характерным для их военного искусства: изобретением абордажного мостика они свели бой на воде к разновидности боя на суше. Искусство карфагенских моряков ничем не могло помочь в схватке с хорошо вооруженными римскими легионерами. В бою при Милах (260 г. до н. э.) карфагенский [431] флот был разбит, причем захваченные корабли достались победителю. Уже через два года римляне имели 330 боевых кораблей, которые разбили в бою у мыса Экном (256 г. до н . э.) новую карфагенскую эскадру в 350 боевых кораблей. В этом бою римляне, пользуясь тем, что пунийцы не могли противопоставить абордажной тактике ничего реального, применили подчеркнуто прямые действия.

Однако дальнейшие слишком прямые действия в военной и дипломатической области привели к разгрому африканского десанта римлян, флот же был уничтожен бурей. Начался второй этап борьбы за Сицилию. Война приобрела нервный характер, успех способствовал то одной, то другой стороне. Преимущество на суше было на стороне римлян. Преимущество же на море (после ряда штормов и истощения римских финансов) вновь перешло на сторону карфагенян. И вновь римляне применили прием, характерный для их военного искусства. Обложив граждан чрезвычайно высоким налогом, они все-таки создали новый флот и в решающем бою при Эгатских островах (241 г. до н. э.) разгромили карфагенян. Теперь удерживать Сицилию стало невозможно, Карфаген запросил мира и был вынужден полностью оплатить римлянам стоимость войны (контрибуция составила 84 тонны серебра). Итогом войны был переход Сицилии в руки Римской державы.

Следующая — 2-я Пуническая — война (218-201 гг. до м. э.) уникальна тем, что впервые в истории обеими сражающимися армиями командовали поистине замечательные полководцы и притом мастера разных стилей военного искусства.

После потери Сицилии Карфаген, уступающий на море, не имел, казалось, возможности нанести удар римлянам. Действовать против Италийского п-ва, не обеспечив базы на о-ве Деметры, было невозможно. Повторение борьбы за Сицилию (с превосходно защищенными Сиракузами) не сулило никаких перспектив. В этой обстановке Гамилькар Барка нашел гениальный стратегический ход: Карфаген начал войну грандиозным обходным маневром, создав промежуточную стратегическую базу в Иберии (237 г. до н. э.). Пунийцы последовательно использовали стратегический принцип «не спешить». Удар по римскому союзнику Сагунту нанес уже сын Гамилькара Ганнибал в 219 г. до н.э. С этого момента война начинается «официально» и темпоритм событий резко меняется: армия Ганнибала начинает марш через Южную Галлию и Альпы и выходит в долину реки По, атакуя Апеннинский п-в не с юга, а с севера. Глубина обхода была значительна: так, Рона была форсирована Ганнибалом не в нижнем течении (где ее ждали римские легионы), а в верхнем{22}. [432]

Итогом похода стал бой при Треббии (декабрь 218 г. до н. э.). Ганнибал, имея 30 тыс. пехотинцев и 10 тыс. превосходной нумидийской конницы, вынудил Семпрония Лонга (32 тыс. пехотинцев и 4000 конницы) дать бой на равнине. Далее все было разыграно как по нотам: разгром конницы, прорыв в центре, удар засадного резервного отряда с фланга. Римляне потерпели полное поражение и оставили на поле боя 26 тыс. человек.

Бой закрепил за Ганнибалом Северную Италию и дал возможность создать новую промежуточную стратегическую базу – в недавно покоренной Римом Галлии. На следующий год обходным маневром Ганнибал разгромил римскую армию Фламиния в сражении у Тразименского озера в апреле 217 г. до н. э. (40 тыс. воинов Ганнибала против 32 тыс. Фламиния, потери римлян – 15 тыс. убитыми, 15 тыс. пленными).

Этот разгром ознаменовал новый этап войны. Римляне, безнадежно разбитые тактически, перешли к использованию своих стратегических преимуществ. Пока Сицилия была в их руках, Ганнибал практически не мог получать подкрепления. Владение оперативным центром обесценило успех фланговой атаки. Ганнибалу следовало поставить все на решающую операцию против Рима, вместо этого он соблазнился планом более непрямым и внешне более сильным, но оставляющим римлянам скрытые шансы: карфагенское войско пошло на юг, присоединяя к себе общины, желающие отпасть от Рима.

Здесь-то и сказались преимущества римского права и римской системы гражданства: невзирая на все поражения римлян, таких общин было немного. Создать базу в Южной Италии Ганнибалу не удалось, напротив, в этой области он оказался стратегически изолированным:

Сицилия блокировала прямой путь в Карфаген, Лациум мешал контактировать с Галлией и Иберией.

Римский полководец Фабий, уклоняясь от тактического сражения, пользовался всеми преимуществами оперативной обстановки, постепенно стесняя действия Ганнибала{23}. Однако усталость от затянувшейся войны (в которой внешне римляне терпели одни поражения) вынудила их решиться на новую битву. Слово Канны навсегда стало нарицательным в военном искусстве. 2 августа 216 г. до н . э. армия Ганнибала (40 тыс. пехотинцев, преимущественно галлы, 10 тыс. конницы) полностью уничтожили армию Теренция Варрона (63 тыс. пехотинцев и 6000 конницы). Потери Ганнибала составили 6000 .человек. Римляне потеряли все (по Титу Ливию – 48 тыс., по Полибию – 70 тыс.).

Теперь Капуя распахнула ворота перед Ганнибалом, Сиракузы и Македония заключили с ним союзы. Рим оказался перед лицом потери Сицилии. [433]

И вновь римское право помогло удержать от распада Италийский союз, римская дипломатия обеспечила мир с Македонией, а стратегическое искусство Фабия не дало возможность Ганнибалу использовать плоды победы.

В 212 г. до н.э. римляне вновь занимают Сиракузы, в 211 – Капую. Сципион начинает операцию против главной стратегической базы Карфагена – Испании. Ганнибал принимает ошибочное решение отдать базу и вызвать стратегический резерв под командованием своего брата в Италию. Это решение оказалось в прямом смысле слова роковым – Испания была потеряна, Гасдрубал убит, его армия уничтожена. После этого сенат дал возможность Сципиону осуществить свою давнюю мечту – закончить войну ударом по африканским территориям Карфагена.

В Африке Сципион практически полностью повторил действия Ганнибала в Галлии — двинулся в Нумидийские области, покоренные Карфагеном, привлек их на свою сторону, обеспечив теперь уже себе, а не Ганнибалу владение нумидийской конницей и вынудив Ганнибала дать ему тактическое сражение в любых условиях.

Битва при Заме 19 октября 202 г. до н.э. положила конец войне. Обе стороны имели по 30-35 тыс. пехоты (у римлян, видимо, чуть меньше), но кавалерия Сципиона была сильнее вдвое – 6000 против 3000. Спицион потерял около 1000, Ганнибал 10 тыс. человек и все шансы на продолжение войны.

Итог был подведен через пятьдесят лет. Придравшись к первому же поводу, римляне высадились в Африке и, промучившись три года (149-146 гг. до н. э.), совершенно прямыми действиями взяли Карфаген, разрушили его и продали в рабство жителей. Позорная война для Рима и европейского миросознания, однако неоднократно с тех пор повторенная.

После 2-й Пунической войны Рим стал господином Средиземноморья, и следующее столетие римляне, верные себе, приводили юридическое положение дел в соответствие с фактическим.

Во 2-й Македонской войне (200-197 гг. до н. э.) они уничтожили военное могущество Македонии. Решающей была битва при Киноскефалах (197 г. до н.э.). Обе стороны имели одинаковые силы (по 26 тыс. человек). Утверждается, что это сражение показало тактическое преимущество легиона над фалангой. Не подлежит сомнению, что именно тактическая гибкость манипулярного строя дала возможность использовать разрывы в строю фаланги, выйти в тыл всему македонскому построению и довершить разгром (потери – 13 тыс. против 700 человек). Следует, однако, обратить внимание на полный упадок македонского воинского искусства. Александр умел использовать фалангу так, что она обеспечивала устойчивость боевого построения, подвижность же ему придавали кавалерия и средняя пехота. Строй Александра был прочным и гибким. Филипп V сумел лишь построить свои войска в виде огромной нерасчлененной массы и бросить их в атаку по пересеченной местности. [434]

С агонией Македонии покончила война 171-168 гг. В битве при Пидне в 168 г. до н. э. 26 тыс. римлян под командованием Эмилия Павла разгромили 40-тысячную македонскую армию Персии. Сражение развернулось по тому же сценарию: наступление фаланги, внедрение манипул в разрывы (Эмилий Павел использовал усиление, совместив прорыв с обходом линии противника), окружение и избиение. На поле боя осталось 20 тыс. убитых, 11 тыс. (включая Персея) попало в плен.

В период 197-187 гг. до н. э. были разгромлены войска державы Селевкидов (битва у Фермопил 192 г. до н. э., сражение при Магнезии 199 г. до н. э.). В 148-146 гг. до н. э. была окончательно присоединена Греция. Продолжались боевые действия в Испании (153-139 гг. до н. э.) и в Африке (111-105 гг.).

В конце II в. Марий реформирует римскую армию (в сущности, происходит переход к наемному войску, набираемому добровольно без всякого земельного и имущественного ценза, манипулы – по три – объединяются в когорты). Новая армия прошла испытание при отражении первой волны переселения народов: в 102 г. до н. э. при реке Изер и при Аквах Секстиевых были разгромлены тевтоны, в 101 г. до н.э. при Верцеллах – кимвры. Итогом был захват более 150 тыс. пленных, обращенных в рабство. Столько же осталось на поле боя.

К началу I в. римское государство закончило эксплуатацию успеха в битве при Заме. Новые завоевания требовали новых побед. Римляне одерживают их – в Армении, Сирии, Понтийском царстве Лишь наступление на Парфию заканчивается катастрофическим поражением{24}.

Успехи (и неуспехи) на восточных границах были для Рима менее значимы, нежели события в Галлии. В ходе первой (58-55 гг. до н.э.) галльской войны Юлий Цезарь покорил Трансальпийскую Галлию, Бельгию, совершил удачную экспедицию в Британию и разгромил германские племена. Всеобщее восстание в покоренной Галлии вызвало значительно более опасную и тяжелую для римлян вторую галльскую войну (55-54 гг. до н.э.). Действия Цезаря в этих кампаниях были образцом дипломатического и в неменьшей степени военного искусства римлян{25}. [435]

После периода Гражданских войн (83-82 гг. до н. э. – Сулла и Маврий, 49-45 гг. н. э. – Цезарь и помпеянцы, 31-30 гг. до н. э. – Октавиан и Антоний) Римская республика сменяется империей{26} и фактически переходит к обороне на всех фронтах{27}. Попытка присоединить Германию, предпринятая при Августе в 9 г., закончилась разгромом в Тевтобургском лесу, который вошел в историю как место первой победы, одержанной предками современных немцев. Каких-либо осмысленных исторических сведений об этом сражении не сохранилось.

С III в. н.э. империя вступает в полосу непрерывного тяжелого кризиса, ее экономика, а затем и военное искусство приходят в упадок. Ухудшается качественный состав римской армии, вследствие чего происходит отказ от тяжелого вооружения, сокращается уровень физической подготовки солдат. Легион начинают выстраивать фалангой (8 шеренг пехоты, 2 шеренги лучников, в тылу онагры, по флангам карабалисты). Должность солдата становится наследственной. При Диоклетиане (284-305 гг.) легионы подразделяются на пограничные и маневренные, причем лишь последние обладают какой-то боеспособностью. Теперь римляне непрерывно терпят страшные поражения.

Величайшим достижением Цезаря в Галлии была не громкая победа над Верцингеторигом, а создание условий для латинизации Германии и включения ее в общий кругооборот Римской державы. [436]

9 августа 378 г. вестготы фланговым ударом разбивают римскую армию в битве при Адрианополе. В 395 г. «Транспортная теорема» и резкое падение качества управления вынуждают Феодосия разделить империю за Западную и Восточную. Всего через 15 лет вестготы во главе с Аларихом занимают Рим. Галлия и Испания потеряны. 476 г. считается датой формального «упразднения» Римской империи{28}. [437]

Достойным завершением долгой военной истории древнего мира являются Византийские войны. После распада империи Византия, как и Эйпад, вступила в эпоху военных катастроф (441 г. — битва при Херсоне, 447 г. — на реке Вид, 465 г. — у мыса Меркурия и гибель 1113 судов). Порядок в армии удалось восстановить при Юстиниане (527-565 гг.) В многочисленных сражениях VI в. византийской армией управляли Велизарий и Нарсес, с чьими именами связаны самые яркие образцы военного искусства.

Византийские войны (527-562 гг. — с Ираном, 534 г. — с вандалами в Северной Африке, 535-555 гг. — с остготами и франками в Италии) прекрасно описаны Лиддел-Гартом (гл. IV). Во всех без исключения операциях византийцы уступали противнику в силах (25 тыс. против 40 тыс. в бою у крепости Дара, 530 г., 10 тыс. против 150 тыс. при обороне Рима, 532 г., 20 тыс. Против 80 тыс. у Кассили, 553 г.), и тем более поражают даже не сами победы, а легкость, с которой они были достигнуты. Если бы Юстиниан нашел в себе силы быть не византийским правителем, а подлинным римским императором, способным хотя бы минимально доверять тому, кто никогда не обманывал доверия, единое пространство империи было бы восстановлено, и Европа не погрузилась бы на столетия во тьму дикости.

После Юстиниана Византийская империя просуществовала еще несколько столетий, оставаясь пережитком эпохи древности, эпохи великих средиземноморских империй средневековья. Разгром Романа Диогена турками-османами (1068 г.) превратил империю в классический феодальный домен. Константинополь был взят крестоносцами на закате средневековья (1204 г.). Конец наступил в 1453 г., когда армия Мех-Периферия выключалась уже не только из товарного, но и из информационного оборота, ослабляя информационные потоки в империи и опять-таки уменьшая связность.

Вскоре империя раскололась на Восточную и Западную. Это прежде всего ударило по христианской Церкви, идеологической основе империи.

Раздел, уменьшив размеры подлежащих управлению областей, на короткое время понизил «транспортное сопротивление». Однако понижение налоговых поступлений подорвало мощь флота. Усилилось пиратство, что опять-таки привело к свертыванию торговли. Речь шла уже не о автаркии регионов, а о натуральном хозяйстве отдельных деревень.

Между тем войны от границ на Дунае и Рейне, от берегов Британии, от африканских пустынь пришли в сердце империи. Начался третий, последний период — варварское нашествие, культурная катастрофа, первая в истории «гибель Европы».

В нашу задачу не входит рассмотрение исторических перипетий, связанных с возрождением цивилизации. Заметим только, что ДО КОНЦА эта задача так и не была решена. Современная Европа смогла создать единую экономическую и информационную структуру Ойкумены. Единая же политическая структура – аналог pax Romania – возникла лишь в паллиативной форме ООН и Шенгенских соглашений. [438]

Войны Средневековья и Возрождения

К Средневековью мы будем относить почти тысячелетний период варварства, наступивший вслед за крушением великой средиземноморской цивилизации. Войны этого периода весьма хаотичны. Имеет смысл говорить о пяти типах средневековых войн.

1. Файда — типичный междоменный конфликт, всегда бессодержательный, как правило, бесперспективный и обычно безрезультатный.

Доменная структура в Западной Европе образовалась прежде всего вследствие взрывного распада pax Romania и разрушения системы общеимперской и мировой торговли. В новых условиях был неизбежен переход от товарного производства к натуральному хозяйству, замыкающему экономическую жизнь в тесные рамки малых (порядка деревни) самообеспечивающихся общин.

С другой стороны, в последние столетия римской цивилизации значительно возросла сопротивляемость оборонительных сооружений. В результате небольшой рыцарский замок становится неприступной крепостью. Последнее обстоятельство обеспечило устойчивость феода по отношению к центростремительным процессам и на столетия законсервировало доменную социальную структуру.

Вследствие крайнего упадка экономической жизни орудия ведения войны концентрировались в немногих руках, что привело к созданию такой примитивной военной структуры, как рыцарское войско. Рыцари очень немногочисленны (характерная численность войска — десятки, лишь во втором тысячелетии — сотни человек) и принципиально не могут быть подчинены дисциплине. Результатом была бедность тактических построений{29} и принципиальная невозможность как-то управлять боем.

Особенностью файды было практически полное отсутствие потерь. Принято говорить, что подобные конфликты разоряли крестьян-производителей. В целом это утверждение неверно. Производящая высокоорганизованная экономика погибла еще при крушении Рима. Натуральное же хозяйство феодов очень устойчиво, и разорить его силами рыцарского «копья» едва ли возможно.

Неверным является и другое распространенное мнение, согласно которому файды способствовали укрупнению доменов и, в конце концов, [439] привели к образованию централизованных государств. Анализ убеждает, что объединительные процессы в средневековье питались не столько кровью, сколько золотом (и родственными связями).

Мы вправе считать междоменные конфликты чисто энтропийными процессами, поддерживающими Европу в состоянии варварства, бессмысленно сжигая накопленный пассионарный потенциал.

2. «Пиратские войны» — набеги небольших, но хорошо вооруженных и обученных отрядов на побережье в целях вульгарного грабежа. Справедливо ассоциируются с грабительскими походами норманнов.

Тип войн более кровавых, но и более осмысленных, нежели файда. Прежде всего, походы викингов привели к медленной (индукционной) феодализации Северной Европы. Далее, эти походы наглядно демонстрировали военную слабость домена. Создание королевств «конугов-викингов» способствовало централизации европейских государств.

(К этому типу войн относится, в частности, норманнское завоевание Англии. В 1066 г. Вильгельм Завоеватель разгромил при Гастингсе англо-саксонского короля Гарольда. Насколько можно судить, война была предрешена самим фактом высадки: имеющий более сильный флот Гарольд не смог помешать десантированию и был вынужден дать бой при соотношении сил 7000 пехотинцев против 7000 пехотинцев и 4000 конницы. Несмотря на убежденность Лиддел-Гарта в обратном, мы склонны считать действия Вильгельма в этом сражении прямыми.)

3. Межнациональные войны. Отличались от файд только размерами, да и то незначительно. Могут служить примерами европейского средневекового военного «искусства».

(В битве при Бувине, происшедшей 27 июля 1214 г., т. е. – на границе средних веков и Возрождения, сражались несколько тысяч рыцарей. Филипп II Август разгромил армию германского императора Отгона IV. Сражение имело форму взаимной лобовой атаки линии на линию. Победитель организовал (или по крайней мере попытался организовать) некоторое взаимодействие между рыцарской конницей и муниципальной пехотой. Проигравший понес невиданные потери – 70 человек убитыми и 200 пленными.)

4. Волны «переселения народов» — неустранимый конфликт между оседлой и кочевой формой человеческого существования, что чаще всего подразумевало борьбу цивилизации с варварством, pax imperia и первобытного хаоса.

Причины варварских нашествий и их ритмы до сих пор не ясны. Из глубины веков прослеживаются следующие волны завоеваний:

- ахейское завоевание Греции — около 1500 г. до н.э. (ранняя древность);

- дорийское завоевание Греции — около 1100 г. до н.э. (ранняя древность);

- натиск кимвров и тевтонов — отбит римлянами на рубеже II и 1 в. до н.э. (классическая древность);

- готское нашествие — IV в. н.э. (закат древнего мира);

- собственно «великое переселение народов» — IV-V вв. (раннее средневековье), в чересполосице политических событий этого «смутного [440] времени» выделяется создание варварской гуннской империи; наступлению гуннов был положен предел в битве на Каталонских полях (451 г.);

- венгерское завоевание — Х в. (позднее средневековье);

- татаро-монтольское завоевание — XIII в. (эпоха Возрождения).

Заметим, что из семи прослеженных нами волн варварской экспансии лишь одна была полностью отражена. Во всех остальных случаях удары кочевников приводили к краху если не весь европейский миропорядок в целом, то во всяком случае многие цветущие страны. Разумеется, каждый раз военная победа оборачивалась для кочевых племен распадом привычного им образа жизни: на завоеванных территориях под новым названием возрождалось старое земледельческое государство. Таким образом, варварские нашествия не столько уничтожали цивилизацию, сколько отбрасывали ее на несколько столетий назад.

5. Межцивилизационный конфликт – в эпоху средневековья проявился как противостояние христианского Запада и мусульманского Востока. Прослеживается в ходе всей истории средневековья. Завоевав в VII столетии христианские государства Африки, арабы в 711-714 гг. захватывают Пиренейский п-в. Дальнейшее их продвижение к северу сорвано Карлом Мертеллом в знаменитой первой битве при Пуатье (732 г.). Сражение носило классический характер: европейская тяжелая пехота и рыцарская конница против азиатской легкой кавалерии. Со стороны европейцев битва при Пуатье была стратегической и тактической обороной. Разобраться в соотношении сил не представляется возможным, поскольку данные хроник – 30 тыс. франков против 400 тыс. арабов – не вяжутся даже с размерами поля боя.

В дальнейшем конфликт выливается в вялую борьбу за Пиренейский п-в (реконкисту). Подобно всем длительным войнам реконкиста закончилась обоюдным поражением: была уничтожена великая культура мусульманского ренессанса и создан ряд христианских королевств, отличающихся необычной даже для тех времен нетерпимостью.

Взрывной распад арабской державы провоцировал новую волну центробежных процессов. Средиземное море полностью контролируется пиратами-берберами и утрачивает роль транспортной магистрали между Востоком и Западом. В возникшей обстановке католическая церковь организовывает первое общеевропейское мероприятие – освобождение Гроба Господня. Став очередной вехой межцивилизационного конфликта, Первый Крестовый поход (1096-1099 гг.) инициировал ряд политико-экономических процессов, приведших к выходу Западной Европы из средневековой страты{30}. [441]

С начала XIII в. в Европе начинают преобладать центростремительные процессы. Доменная структура производства теряет устойчивость, И постепенно феоды поглощаются централизованными национальными государствами с открытой, т. е. ориентированной на торговлю, товарной экономикой. Меняется и характер войны. В эпоху Возрождения пехота вновь становится опорой боевого порядка.

Крах доменной феодальной структуры и вытеснение с полей сражения рыцарской конницы часто объясняют изобретением огнестрельного оружия, что неверно. По пробивной силе и точности стрельбы длинный лук и арбалет превосходили ручное огнестрельное оружие не только в эпоху Возрождения, но и много позднее – практически до перехода к нарезным стволам (середина XIX в.). Превосходство пушки над катапультой также проявилось не сразу. Далее, новое оружие было дорогим и достаточно ненадежным. Наконец, его было мало. (В XV в. артиллерия считалась сильной, если на тысячу воинов имелось одно орудие, которое выпускало за день от одного до трех ядер.)

Конечно, артиллерия самим фактом своего существования снижала обороноспособность феода. Стены классических средневековых цитаделей могли быть разрушены пушками, поэтому замки, не имеющие достаточного гарнизона и полагающиеся только на искусство фортификации, были обречены. Но, заметим, при правильных действиях наступающего они были обречены всегда.

На самом деле следует искать не столько причины возврата к традиционным формам ведения войны в эпоху Возрождения, сколько причины отказа от этих форм в раннее средневековье. И вновь нам приходится рассматривать этот период как эпоху социальной катастрофы, вызванной падением Римской империи и разрушением ее экономики, носящей товарный характер{31}.

Рыцарская конница могла решать исход сражения потому и только потому, что при натуральном хозяйстве отсутствует экономическая база для создания сильной и устойчивой на поле боя пехоты. Когда началась реанимация торговли, такая база появилась (прежде всего – в городах). Уже в битве при Бувине успеху французского рыцарства способствовали действия , возрожденной пехоты – муниципального ополчения. В «битве золотых Шпор» (1302 г., Куртнэ) фламандская муниципальная пехота разбивает в оборонительном бою рыцарское войско графа Артуа и убивает около 4000 рыцарей. (В этом бою фламандцы имели небольшое численное превосходство – 15 тыс. против 13 тыс., но все фламандское войско было пешим, в то время как у французов было около 7000 рыцарей.)

Расцвет эпохи Возрождения отмечен двумя крупными войнами — на западе и на востоке Европы. [442]

Можно согласиться с Лиддел-Гартом, когда он говорит о стратегической бездарности действий сторон в более чем вековой (1337-1453 гг.) англо-французской «разборке», начавшейся как типичный феодальный конфликт{32} и закончившийся первой в истории Европы межнациональной войной.

В историю вошли три сражения этой войны. Что характерно – все они закончились громкими победами англичан, в то время как война в целом была выиграна французами.

В битве при Креси 26 августа 1346 г. армия Эдуарда III состояла из 14 тыс. человек, из которых только 2300 были рыцарями. Французы имели более 20 тыс. человек (видимо, около 6000 рыцарей). Французы потерпели страшное поражение, потеряв лишь убитыми 1291 рыцаря. Причиной победы англичан было обеспечение взаимодействия в оборонительном бою спешенных рыцарей и йоменской пехоты, вооруженной длинными луками.

Еще более заметным было преимущество французов 19 сентября 1356 г. при Пуатье (3000 рыцарей и 10 тыс. пехотинцев против 1800 рыцарей и 2000 лучников). Победителем вновь применяется та же оперативная схема: оборонительный бой в тесном взаимодействии рыцарей и лучников. На этот раз действия были тоньше, включали преднамеренный отход, определение кульминационного пункта наступления французов и контратаку в конном строю против спешенных по приказу короля французских рыцарей{33}. Результатом было ошеломляющее поражение французского войска, сам король Иоанн попал в плен.

При Азинкуре {34} (25 октября 1415 г.) 1000 английских рыцарей и около 3000 лучников встретились с 10 тыс. французских рыцарей и арбалетчиков. На этот раз французы дали оборонительный бой, однако и в нем не смогли наладить взаимодействие своих сил. Были убиты 4000 их рыцарей.

В своем коротком рассказе о Столетней войне Лиддел-Гарт даже не упоминает Жанну д'Арк. Конечно, найти в ее действиях элементы непрямой стратегии (да и вообще стратегии) не представляется возможным. Тем не менее историческая традиция связывает с ее именем перелом в войне, и это требует по крайней мере объяснения. Возможно, [443] ближе всего к истине патриотическая легенда, согласно которой Жанна воплощала в себе саму Францию. В катастрофах Креси, Пуатье, Азенкура был рожден национальный эгрегор – информационный объект, который управлял действиями Жанны и привел ее к героической смерти во имя государства. До Жанны д'Арк с англичанами воевала совокупность феодов. После – централизованное национальное государство{35}.

События в Азии и Восточной Европе разворачивались быстрее и острее, нежели на Западе. Темучин, которого в России называют Чингисханом, сумел не только создать из монгольских кочевников сильную армию, но и найти для нее выдающихся полководцев. Провозглашенный в 1206 г. тринадцатью тысячами воинов вождем монголов, Темучин поставил перед собой задачу создать мировую империю и последовательно провел этот план в жизнь.

Основным вкладом монголов в военное искусство было создание массовых подвижных армий, состоящих из легкой и тяжелой конницы и подвижного же обоза с осадной техникой. Как правило, монголы действовали несколькими «группами армий» по 30-40 тыс. человек. Боевой порядок группы расчленялся по фронту и в глубину, до трети сил выделялось в резерв. Особое внимание уделялось разведке.

Тактика полностью была построена на внезапности. Армейские группы осуществляли маневр во фланг и тыл противника, имея задачу полностью уничтожить его полевые войска в коротком сражении. Очень широко использовалось притворное отступление – как в тактическом масштабе (на поле боя), так и в рамках всей операции.

«Группами армий» управляли опытные и умелые полководцы – Субудай, Джебе, Джельме, Хубилай. Организацию стратегического взаимодействия сил Чингисхан брал на себя. (В серьезных войнах использовалась схема «соединения-приманки», когда одна из «армейских групп» приковывала к себе внимание и силы противника, в то время как другая опустошала оставшиеся без прикрытия богатые области, подрывая саму способность противника к продолжению сопротивления. В завершающем сражении «приманка» наносила первый удар, а внезапно подошедшие «тысячи» армии резерва превращали поражение и разгром.) [444]

Эти армии не знали поражений В 1207-1209 гг. были покорены уйгуры, буряты, киргизы. В 1211 г. Темучин вторгся в государство Цзинь, и к 1217 г. он уже владел землями к северу от Хуанхе. Цзиньское государство начинает разваливаться. Одновременно (там же, на Дальнем Востоке) ведется борьба на уничтожение с государством Джурдженей, и Субудай демонстрирует противнику полную бесполезность линии крепостей перед высокомобильной армией (урок, который через семь с лишним столетий полководцы Третьего рейха преподнесут французам).

В 1221-1223 гг. Субудай предпринимает глубокую разведку силами одной «группы армий» (около 30 тыс. человек). Он уничтожает 200-тысячное войско султана Мухаммеда Холрезмшаха, огибает с юга Каспийское море и вторгается на территорию Закавказья. На зиму разведывательная «группа армий» отходит зимовать в Иран, в то время как основные силы Чингисхана завоевывают Индию. Связавшись с вождем, Субудай просит разрешения продолжить операцию на север и получает его. В 1223 г., организовав стратегическую засаду (близкую по схеме к бою у Тразименского озера), Субудай и Чжебе довершают разгром Грузии.

Субудай получает приказ вернуться, но прежде чем уйти в степь, его отряду предстоит выиграть еще одна сражение – памятную для русского народа битву на Калке.

В этом сражении впервые столкнулись военные организации Чингисхана и классического европейского государства. Средневековая тактика русских князей привела к полной и быстрой катастрофе, тем более страшной, что для Субудая Калка была не более чем арьергардным боем, проводимым прежде всего в разведывательных целях.

Чингисхан вновь перебрасывает основные силы на Дальний Восток. В 1226 г. начинается новое вторжение. Решающие сражения – при Юньшане и Иньчжоу – происходят в 1231 г., но стадия «добивания» растягивается еще на три года (отдельные крепости чжурчжэней, давно изолированные и утратившие боевое значение, сопротивляются до 1235 г.).

В 1237-1239 гг. наступает очередь Руси. «Неисчислимые орды»{36} монголов численностью около 30 тыс. человек уничтожают «страну городов». Двумя годами позднее начинается поход на Западную Европу. Субудай вновь добивается полной победы, но по какой-то не вполне ясной причине экспансия монголов на Запад неожиданно прекращается Во второй половине столетия боевые действия развертываются в Корее и на Среднем Востоке.

Надо отдать монголам должное: после всех войн и завоеваний они попытались как-то наладить хозяйственную жизнь в своей гигантской [445] империи. И немедленно оказались в условиях применимости «Транспортной теоремы». С этого момента распад и гибель монгольского государства были лишь вопросом времени.

Разрушение Руси изменило сложившееся равновесие в Восточной Европе. Перешло в активную фазу наступление немецких рыцарей-крестоносцев и других искателей приключений на Северо-Восточную Русь. В 1240-1242 гг. Александр Невский разбил в двух последовательных битвах шведский экспедиционный корпус и орденскую армию{37}.

Победы Александра и прежде всего успешное заключение им пусть неравноправного, но все-таки договора с монголами позволили сохранить русский народ как этнос. Теперь речь могла идти о восстановлении и русской государственности Это восстановление происходит в XIV столетии, причем, как и во Франции, складывается централизованное национальное государство.

Поскольку не только формально, но и реально Русь находилась под властью Золотой Орды, «процесс собирания русских земель» требовал тонкой политической игры, причем о соблюдении каких-то «правил» и обычаев» не могло быть и речи. Справедливо сказать, что на Руси формировалось государство совершенно нового типа, исключительно [446] централизованное и жестокое, с зачатками того общественного строя, который много позднее назовут тоталитаризмом.

Решающая для судьбы нового государства битва произошла в сентябре 1380 г. В историю она вошла как первое и чуть ли не единственное крупное сражение, проигранное ордынской конницей.

Организацию Куликовской битвы Дмитрием можно назвать образцовой. Прежде всего, союзник Мамая Олег Рязанский был, по всей видимости, человеком московского князя. Далее, оказавшись в стратегическом окружении (Орда, Литва и, по крайней мере «официально», Рязань), Дмитрий с блеском применил стратегию непрямых действий, точными маршами и контрмаршами разобщив войска противников. Наконец, в самом сражении Дмитрием был применен сложный расчлененный боевой порядок, идеально организованный для использования против монголов характерного монгольского же приема – очень сильного флангового удара резервным соединением{38}.

Куликовская битва нанесла смертельный удар Орде, хотя монгольское иго на Руси продержалось еще столетие. В 1480 г. Иван III решил стратегическую задачу Русского государства, быть может, самой красивой в истории военной кампанией, в которой с триумфом применил непрямые действия.

Стратегическая блокада, которой и было, по сути, известное «стояние» на реке Угре, подорвала силы монгольской армии (мощь которой всегда заключалась в подвижности). Неожиданное отступление русских войск от переправ было недвусмысленным «приглашением» Орде вступить в бой на самых невыгодных для нее условиях. Отказ от этого боя привел к взрывному распаду Орды и смерти последнего монгольского полководца. Иван III выиграл величайшую в русской истории войну без единого боевого столкновения.

В Западной Европе XIV-XVI вв. ознаменованы новым витком «войн за гегемонию». Франция ведет длительную и практически безуспешную борьбу за Италию со Священной Римской империей. Создается независимое Швейцарское государство. Немецкие рыцари организуют ряд малоудачных походов против чешской Реформации. Мушкет (изобретен в 1521 г.) и пушка вытесняют с поля сражения лук и осадную технику эпохи древности – баллисты и катапульты.

Эпоха Возрождения завершилась переходом ведущих европейских стран к колониальной экспансии. В XVI столетии складываются Испанская и Португальская колониальные империи (конкиста), Русское государство присоединяет Сибирь. [447]

Мануфактурный период войны

Если Крестовые походы можно рассматривать как исторический «водораздел» между средневековьем и Возрождением, то Великие географические открытия начертали грань, отделившую Возрождение от Нового времени. Содержанием наступившей эпохи стало создание общемировой системы торговли.

В марксистской историографии данный исторический период принято называть мануфактурным. Название весьма удачно, так как оно подчеркивает господство в европейской экономике Нового времени товарного производства.

Само по себе это означает, что была решена основная задача Возрождения: ликвидирована экономическая база домена и построено – пока что в масштабах отдельных национальных государств – единое торговое пространство. Не будет преувеличением сказать, что только теперь, на рубеже XV-XVI вв., открыв новые континенты, изобретя и распространив порох, компас, книгопечатание, создав, наконец, приемлемую идеологическую базу для экспансии, Европа вернулась к поступательному движению, развитию и возвышению, прерванному падением Рима.

Для мануфактурного периода характерны затянутость войн и отсутствие четкости, легкости и прозрачности в оперативном маневрировании. Потому военные конфликты этой эпохи не отвечают строгим критериям стратегической эстетики (хотя отдельные эпизоды и прежде всего отмеченная Б. Лиддел-Гартом кампания Тюренна 1674 – 1675 гг. впечатляюще красивы).

В целом же создается ощущение, что полководцы Нового времени слабо представляли себе, каким именно образом можно использовать вверенные им войска. Проблема состояла в том, что в связи с нарастанием темпа изменения организационных структур (лишь частично обусловленным ускорением технического прогресса) предшествующий опыт в значительной степени утратил свою полезность. Начиная с мануфактурного периода армия непрерывно получает в свое распоряжение инновации, к которым она не готова и которые ее руководство не в состоянии ни осмысленно принять, ни осознано игнорировать. В результате вся тактика сводится к судорожным попыткам как-то приспособить эти инновации к боевой реальности. Поэтому и нет в операциях легкости и красоты, которые все-таки прежде всего подразумевают виртуозное владение инструментарием{39}. [448]

Могут быть выделены следующие типы войн мануфактурного периода:

1. Колониальные войны, подразумевающие структурную индукцию европейского образа жизни на остальные народы Земного шара. С точки зрения военной истории эти войны совершенно «неинтересны», поскольку происходили между армиями, находящимися на разном организационно-техническом уровне. С позиций же «большой политики» эти войны сформировали ни более ни менее как современный миропорядок со значительным перераспределением совокупного мирового продукта в пользу европейской цивилизации.

2. Войны за мировое господство, иными словами – за создание единого мирового пространства империи.

К этому типу можно отнести вековой конфликт между Испанией и Великобританией, Тридцатилетнюю войну, серию войн за утверждение французской гегемонии в Европе, англо-голландские войны, Семилетнюю войну, наконец, наполеоновские войны{40}.

3. Гражданские войны, как правило, представлявшие собой в мануфактурный период буржуазные революции. Содержанием этих войн было установление соответствия между экономической и политической структурами общества. Окончательным результатом этих революций неизменно оказывалось двоевластие (между дворянством и буржуазией), кристаллизующееся в форму абсолютистского (позднее авторитарного, еще позднее – тоталитарного) государства во главе с харизматическим лидером, исполняющим роль общественного арбитра{41}. [449]

Заметим, что, хотя все типы войн были сугубо светскими (что вполне согласуется и с общим содержанием мануфактурного периода), они часто представлялись как религиозные конфликты – Реформации и Контрреформации. Насколько можно судить, это историческая случайность, вызванная болезненным католицизмом слишком уж удачливых властителей Испании – Фердинанда и Изабеллы{42}.

Из многочисленных сражений Тридцатилетней войны Б. Лиддел-Гарт остановился только на кампании 1632 г., в решающем сражении Которой погиб Густав II Адольф и с ним – великая Швеция и многообещающая идея надгосударственной протестантской конфедерации.

Следует, однако, помнить, что все незаурядные боевые качества «новой модели» не позволили достичь решающих результатов, пока парламентские полководцы прибегали к прямым наступлениям против укрепленных баз роялистов. В сражении при Марстон-Муре 2 июля 1644 г., и при Нейзби 14 июля 1645 г. «круглоголовые» имели не только преимущество в организации и боеспособности войск, но и решающий числовой перевес (в первом случае при равной 7-тысячпой кавалерии принц Руперт имел 11 тыс. пехоты против 20 тыс., во втором – 6,5 тыс. конницы и 7,5 тыс. пехоты Ферфакса король Карл мог противопоставить лишь 4 тыс. кавалерии и 3,5 тыс. пехоты). Оба сражения были выиграны парламентом, но это не привело к стратегическому результату. Разительный контраст с результатами непрямых действий Кромвеля и Ламберта в 1648 и 1650 гг.

Подводя итог, согласимся, что поражение роялистов действительно было предрешено «исторической необходимостью». Заслугой Кромвеля было то, что, применив непрямые действия, он сумел избежать обоюдного поражения сторон и разорения Англии. [450]

Битва при Лютцене 16 ноября не была ни самым красивым, ни самым результативном столкновением в ходе войны. Пожалуй, следует отметить только устойчивость шведской армии, которая была уже настолько дисциплинированной, что не развалилась при гибели полководца. В сражении участвовали почти равные силы: 18,5 тыс. у Густава II Адольфа, 18 тыс. у Валленштейна, который потерял 6000 человек, вдвое больше, чем шведская армия.

Заметим, что в полном соответствии со стратегией непрямых действий достижения участников Тридцатилетней войны были обратно пропорциональны вложенным усилиям. Хуже всего пришлось Германии, на территории которой в течение жизни целого поколения маневрировали, ничем себя не стесняя, большие по тем временам армии. Франция же, воздействовавшая на конфликт в значительной степени опосредованно, вплотную подошла к европейской гегемонии.

Дальнейшая политическая история эпохи оказалась связанной с англо-французским соперничеством и в очередной раз продемонстрировала миру приоритет морской стратегии над сухопутной.

Людовик XIV не унаследовал ничего из стратегических талантов отца и деда, которые, сражаясь в тяжелейших условиях враждебного окружения и внутренней нестабильности, последовательно и умело добивались не столько военных побед, сколько «мира лучшего, чем довоенный». Король-Солнце «растратил» сильнейшую в Европе армию и развалил самую надежную на континенте финансовую систему.

В серии войн начала XVIII столетия окончательно сформировался английский стиль стратегии, в известной степени являющийся квинтэссенцией непрямых действий. При чтении книги Б. Лиддел-Гарта создается правильное впечатление, что все красивые (и вычурные) маневры Мальборо были лишь дымовой завесой, маскирующей реальные действия Великобритании: захватив Гибралтар и Минорку, она обеспечила себе (вне всякой зависимости от результатов европейской «разборки») контроль над Средиземным морем.

В советской литературе «английская морская стратегия» подвергается резкой критике, как «бесчестная» и «эксплуатирующая союзников». С этим нельзя согласиться. Во-первых, ответственные государственные деятели должны при всех обстоятельствах ставить во главу угла интересы своей страны. Во-вторых, на стадии перехода к миру, самой важной, сложной и опасной операции любой войны, английские завоевания неизменно оказывались той козырной картой, которая позволяла, обеспечив специфические английские интересы, оказать также и решающую дипломатическую помощь союзникам.

В войне за Испанское наследство (1701-1713 гг.) многократные кровопролитные сражения не приводили к разумным результатам. При Бленхейме 13 августа 1704 г. Мальборо, имея меньше сил (52 тыс. против 60 тыс. Тальяра, в целом – более боеспособных), рискнул армией и выиграл, однако его потери достигли 12 тыс. человек (23%), возместить которые Мальборо было тяжело. Людовик XIV потерял 18 тыс. убитыми и 13 тыс. пленными (в основном малоценные [451] войска баварского союзника) и не утратил способности к продолжению войны. При Мальплаке 11 сентября 1709 г. союзники попытались достичь решающего результата. Они выиграли сражение ценой колоссальных жертв – 30 тыс. из 117 – 26%. Вильяр, потеряв 14 тыс. из 90, имел все основания считать это поражение своим крупным успехом. («Если Бог даст нам еще одно такое поражение, противники Вашего Величества будут уничтожены».) Действительно, при Денене (июль 1712 г.) французы разбили превосходящую по численности армию принца Евгения, что дало Королю-Солнцу возможность заключить «благопристойный» мир.

Так-то оно так, но малозаметные действия Великобритании на стратегической периферии Средиземноморья надолго, если не навсегда, исключили Францию из числа стран, претендующих на господство в Европе. И оказывается, основной вопрос войны был решен не при Бленхейме, не при Мальплаке, не Мальборовским маневрированием, а Гибралтарской экспедицией.

В еще более яркой форме приоритет «периферийной стратегии» над центральной проявился в Семилетней войне (1756-1763). Анализ этой войны обычно ограничивают борьбой Фридриха с «коалицией Кауница». Действительно, в стратегически безрадостной обстановке войны на три фронта Фридрих, используя механизм «внутренних операционных линий» и ряд тактических приемов, сводящихся по существу к «косому боевому порядку» Эпаминонда, несколько примитивизированному по сравнению с исходной идеей греческого полководца, но во всяком случае приспособленному к потребностям мануфактурного периода войны, добился ряда впечатляющих успехов{43}. [452]

Однако неопределенный мир вместо неизбежной капитуляции Фридриху принесли не его победы, а успешные действия Вулфа в Канаде. В результате войны Пруссия, Австрия и Россия остались «при своих», «победительница» Франция лишилась целой страны (и всякой надежды на создание мировой колониальной империи), а принадлежащие к «проигравшей» коалиции англичане вновь укрепили свои позиции.

В целом войны XVIII столетия привели к созданию двух империй принципиально различного типа: «морской» Британской и «континентальной» Российской. Победы Петра под Полтавой (1709), Салтыкова под Кунерсдорфом (1759), завоевательные походы Румянцева и Суворова базировались почти исключительно на прямых действиях и опирались на численное превосходство, неистощимость людских-резервов и – last but not least — на превосходство русской артиллерии.

Казалось бы, следующий век должен пройти под знаком русско-английского соперничества. Однако решающее столкновение прямой и непрямой стратегии оказалось бескровным: в конце XVIII столетия британская дипломатия сумела «поймать» Россию на эмоциональном отношении к эксцессам Французской революции и в дальнейшем беззастенчиво использовала этот психологический фактор и его производные. С этого момента Россия теряет цивилизационную самостоятельность и неизменно – при любом узоре европейского политического калейдоскопа — используется Великобританией как инструмент решения собственных задач на континенте. Заслуживает уважения последовательное выполнение сменяющими друг друга английскими правительствами процедуры психологического управления Россией, безотносительно к тому, была ли она союзником (наполеоновские войны и обе мировые войны) или противником (Крымская, русско-турецкая, русско-японская, Балканская войны, «антракт» 1918-1939 гг.). Самостоятельность русской внешней политики, надо заметить, не восстановлена по сей день.

Разумеется, окончательно разрешить подобным казуистическим образом неустранимое структурное противоречие между «континентальной» и «морской» стратегиями было невозможно, и Великобритании все же пришлось столкнуться с силами, полагающими себя гегемонами Европы. Это привело к длительной борьбе с революционной Францией (1789-1815), а позднее – к вековому англо-германскому конфликту. Достижением английской дипломатии была приобретенная возможность использовать Россию против Франции и Германии, в то время как обыденная «прямая» логика преобразования противоречия приводила к использованию Россией Франции и Германии против Англии. Иными словами, непрямые действия в области большой стратегии обеспечили [455] Великобритании благоприятную «редакцию» конфликтов XIX-XX столетий{44}.

Последовавший за Великой французской революцией 30-летний период общеевропейской войны отличается прежде всего непомерной идеологической насыщенностью («Республика – она как солнце...» — Наполеон Бонапарт) и заметным по отношению к предшествующим конфликтам возрастанием роли пропаганды. Французская революция заменила религиозную нетерпимость Реформации политической нетерпимостью, что привело, в частности, к тенденции затягивать безнадежно проигранные войны.

Со стратегической точки зрения решающие события произошли в 1799 г. на Средиземном море.

Победы Республики при Вальми 20 сентября 1792 г., Жемапе 6 ноября того же года, Флёрюсе 18 июня 1794 г. несомненно имели своим источником «историческую необходимость», проявляющуюся в данном случае как повышенная маневренность и боеспособность революционной армии. Не следует, правда, забывать, что во всех трех сражениях французы имели заметное численное превосходство{45}. Стратегически эти три победы позволили решить лишь минимальную аадачу – волей-неволей Французскую Республику пришлось признать де-факто за реальную военную силу.

В 1796-1797 гг. Наполеон, перенеся войну в Италию, поставил вопрос о доминации французского оружия на европейском континенте. Операция, осуществленная им против Австрии, была очень красивой. Кампания насчитывала немало громких сражений, а ее стратегическое содержание сводилось к последовательному заманиванию австрийских армий в блокированную Мантую. Решающую битву при Риволи 13-15 января 1797 г. Наполеон выиграл классическим блокадным приемом, который Б. Лиддел-Гарт называет «растянутая и нагруженная сеть». Австрийцы, имея 28 тыс. человек против 23 тыс. у Наполеона, потеряли половину своей армии, причем 10 тыс. – пленными.

Итальянская кампания была фланговой и периферийной по отношению к Австрии, но прямой в отношении главного противника – Великобритании. Добившись преобладания над австрийцами, Наполеон принял решение перенести боевые действия на средиземноморский ТВД, имея перспективой действия против Индии и подрыв британской экономической и финансовой мощи. [454]

Идея была правильной, но англичане, используя плоды победы Нельсона при Абукире 1-2 августа 1798 г.{46}, применили против Наполеона его же стратегический прием и блокировали войска Бонапарта в Египте. Очень скоро положение французской армии стало безнадежным, и Наполеону ничего не оставалось, как бежать во Францию и обвинить в поражении правительство Директории.

Все вернулось на «круги своя», и в 1800 г. пришлось начинать заново кампанию в Италии. На этот раз она развертывалась очень трудно, и в решающем сражении у Маренго 14 июня 1800 г. 16 тыс. войск первого консула были принуждены атаковать 40-тысячную армию Меласа. Сражение было выиграно благодаря частной инициативе Дезо, управляющего отдельной 12-тысячной дивизией. Услышав гул сражения, Дезо не побоялся нарушить прямой приказ Наполеона и повел свою колонну к полю боя. Внезапное вмешательство свежих войск привело к перелому в ходе битвы, но поражение австрийцев не было ни полным, ни окончательным. В конце концов, они потеряли 12 тыс. человек против 7000 французов, т. е. по окончании боя сохранили общее превосходства в силах. Лишь незаурядный дипломатический талант Наполеона позволил завершить сумбурную кампанию 1800 г. триумфальным миром.

Борьба Наполеона с Англией возобновилась в 1805 г. Первые «ходы» были для обоих сторон вполне очевидны: Бонапарт сосредоточил армию в Булонском лагере, создав угрозу Британским о-вам. Ответом на это было конструирование Англией очередной – третьей – коалиции в составе Англии, России, Австрии, Швеции, Неаполитанского королевства. Наполеон до последней возможности держал войска в Булони (думается, последние десять дней он не столько ждал Вильнева, сколько приковывал внимание противников к самой прямой и, возможно, тем не менее самой эффективной стратегической идее непосредственного вторжения в Англию).

Далее начинается ожесточенная борьба за выигрыш темпа. «Великая армия» срывается с места и форсированными маршами идет к Рейну и через Рейн. Союзники мучительно пытаются собрать в пределах Австрийской империи войска. Осуществляющая стратегическое прикрытие развертывания, армия Мака охвачена с обоих флангов и, иллюстрируя стратегический закон «тяготения потерявших устойчивость войск к укрепленной позиции», отступает 7 октября в крепость Ульм. Наполеон блокирует Ульм и быстро принуждает его к сдаче. 20 октября 1805 г. Мак капитулирует.

Ульмская операция вошла в военную историю как лучшая победа Наполеона. Почти без боев, одними маршами, он заставил капитулировать отборную 80-тысячную армию{47}. Его собственные потери не превысили 6 тыс. человек. [455]

Параллельно развертывались события на атлантическом ТВД. Наполеон принимал капитуляцию Ульма, когда, исполняя приказ императора, 18 французских и 15 испанских линейных кораблей вышли из Кадиса в направлении на Булонь. На следующий день, 21 октября, 27 английских линейных кораблей под командованием Нельсона уничтожили объединенный франко-испанский флот, причем 17 кораблей были захвачены англичанами, один потоплен, остальные, получив повреждения, устремились обратно в Кадис. В плен попал и сам командующий флотом – адмирал Вильнев. В бою у мыса Трафальгар Нельсон продемонстрировал образец уничтожения противника по частям. Арьергард и центр французов были уничтожены раньше, нежели авангард успел развернуться и вступить в бой.

Вряд ли можно сомневаться в том, что, не будь Трафальгара, Наполеон развернул бы Великую армию на запад и – вновь форсируя до предела марши – погнал бы ее в Булонь. Союзники, потерявшие темп после разгрома Мака, не смогли бы создать реальной угрозы Франции по крайней мере до середины декабря. К этому времени с Англией было бы покончено{48}.

Теперь же приходилось признавать, что «столкновение дебютов» разрешилось в пользу англичан: Нельсону удалось разбить замыслы противника, в то время как Наполеон сокрушил лишь одну – и не самую сильную – армию коалиции.

На австрийском фронте ноябрь был заполнен маршами, содержанием которых для союзников было соединение разрозненных австрийских и русских войск, для Наполеона же – нарушение взаимодействия группировок противника. Несмотря на умелые и быстрые действия императора, Кутузову удалось вывести армию из-под удара и присоединиться к австрийцам, «по дороге» нанеся французам чувствительное поражение у Кремоса (11 ноября 1805 г.).

К началу декабря, несмотря на огромные внешние успехи и занятие самой Вены, положение Наполеона стало критическим: противник превосходил его в силах, причем это превосходство постоянно наращивалось. Коммуникации Великой армии были слишком длинны и находились под угрозой со стороны Пруссии, вступление которой в войну ожидалось со дня на день. В этих условиях союзникам следовало максимально затягивать кампанию, Наполеон же был обречен искать сражения. Сражения, в котором его устраивала только победа. [456]

2 декабря 1805 г. под Аустерлицем он добился ее, с изумительной красотой применив оперативный прием, известный как «удар по центру обходящего противника». Армия императора насчитывала 73 тыс. человек и 250 орудий. Ей противостояли объединенные австро-русские силы под командованием Кутузова. Австро-русские войска – 86 тыс. человек и 350 орудий – попытались осуществить охват правого фланга Великой Армии. Движение разворачивалось медленно. Наполеон, точно уловив момент кризиса маневра, когда центр союзного расположения уже был достаточно ослаблен, в то время как успех обходного движения лишь начал намечаться, коротким ударом захватывает центр позиции – Праценские высоты – и устанавливает там свою артиллерию. Союзники потеряли управление боем и потерпели катастрофическое поражение, оставив на поле сражения 27 тыс. человек и 155 орудий. Французы потеряли около 12 тыс. человек.

Под Аустерлицем Наполеон сделал невозможное: тактическим путем превратил стратегически проигранное положение в победу. Уже 4 декабря австрийский император лично явился на французские позиции – просить мира.

К великолепной кампании 1805 г. примыкает состоявшееся годом позже Йена-Ауэрштедтское сражение. Воспользовавшись странной и неоправданной сменой настроений при дворе прусского короля, Англия сумела оформить очередную коалицию в составе Пруссии, Англии, России и Швеции{49}. Ультиматум был представлен Наполеону 2 октября (со сроком ответа до 8-го). Уже 6 октября французская армия начала операцию. 14 октября пруссаки были вынуждены принять сражение с перевернутым фронтом – сражение, которого они не ждали и к которому не были готовы.

Попавшие под главный удар армии Гогенлое и Рюхеля были уничтожены. Основные силы прусской армии под командованием герцога Брауншвейгского удалось разбить маршалу Даву – одним своим корпусом. Остатки трех прусских армий были отброшены на одну дорогу и перемешались, потеряв всякое подобие порядка. Пруссия потеряла 45 тыс. человек из 100 тыс. и все 315 орудий, потери Наполеона (в основном в корпусе Даву) – 12 тыс. человек из 150 тыс.

Сражение привело к полному распаду прусской армии. 26 октября был занят Берлин, к концу первой недели ноября пали почти все прусские крепости. Весь следующий год тянулась довольно бессодержательная война в Польше и Восточной Пруссии. Ни Наполеон, ни Александр не имели в этой кампании каких-то осмысленных целей. [457]

Тяжелые сражения под Пултуском 26 декабря, >Прейсиш-дйлау 8 февраля 1807 г., Фридландом 14 июня 1807 г. не стали новыми триумфами императора. Во всех этих сражениях он полагался больше на мощь и превосходные качества своей артиллерии, сосредотачивающей огонь против критического пункта позиции противника, нежели на маневр и внезапность. Но даже и выигранное под Фридландом сражение повлекло почти равные потери – 15 тыс. русских против 12 тыс. французов – при том, что общее превосходство в силах было на стороне Наполеона (85 тыс. на 60 тыс.).

В ходе войны с четвертой коалицией Наполеон сделал две серьезные ошибки, вероятно решающие. Он подписал декрет о континентальной блокаде, лишив себя всякой возможности достичь взаимопонимания с Англией, и навязал слишком суровые условия мира Пруссии, сделав неустойчивым мир на континенте. Континентальная блокада не только нанесла сильнейший удар по промышленности и финансам империи, но и полностью связала на последующие годы внешнюю политику Наполеона. И Испания, и новая война с Россией были предопределены этим декретом.

В 1809 г., после ряда неудач в Испании и Португалии, Наполеон был вынужден повторить кампанию 1805 г. После двух лет подготовки Австрия без объявления войны напала на французскую империю: 9 апреля австрийская армия вступила в Мюнхен. Вновь император опережает противника, противопоставив формальному выигрышу времени австрийцами реальный выигрыш темпа. В Регенсбургской операции 18-22 апреля Наполеону почти удалось превзойти Ульм. В ходе сложнейшей битвы на окружение он нанес поражение эрцгерцогу Карлу, который потерял почти всю передовую армию – 45 тыс. человек. Потери французов составили 16 тыс.

13 мая была взята Вена. Но уже 21 мая Карл одержал первую победу над Наполеоном между Эслингом и Асперном. 5-6 июля под Ваграмом император, сочетая обходное движение корпуса Даву с таранным ударом колонны Макдональда по центру противника, разгромил эрцгерцога, но победа не была достаточно убедительной{50}.

В 1810-1811 гг. негативное воздействие континентальной блокады усугубилось, что проявлялось в финансовой нестабильности империи, в перманентном промышленном кризисе и, наконец, в неудачах на Пиренейском п-ве, который оттягивал на себя все больше ресурсов. В Испании Наполеону пришлось столкнуться с совершенно особым видом боевых действий – партизанской войной. Если какие-то элементы партизанской войны встречались в военной истории и в глубокой древности, то превращение этой формы вооруженной борьбы в стратегически значимую – более того, неодолимую, — силу обусловлено особенностями завершающей стадии мануфактурного периода: ростом [458] зависимости армий от системы снабжения и высокой информационной связностью{49}.

В 1812 г. Наполеон попытался выйти из все ухудшающегося общего положения новой «войной за континентальную блокаду». Грандиозная русская кампания, насколько можно судить, была для императора войной с более чем ограниченными целями, войной, в которой он едва ли не с первого дня готов был к заключению мира. Идея продемонстрировать Александру несокрушимость армии и империи привела к сосредоточению огромных (до 450 тыс. человек) сил, ограниченность войны заставила Наполеона действовать на стратегически второстепенном направлении.

Русские скорее инстинктивно, нежели в соответствии с заранее разработанным планом, уклонялись от генерального сражения. Не будь информационно-пропагандистский элемент войны столь значителен, возможно, Кутузову удалось бы построить идеальное стратегическое решение, вынудив Наполеона совершить без единого сражения, но со значительными потерями марш от Березины к Москве и обратно. Строго говоря, все кровопролитные и тяжелые сражения Отечественной войны 1812 г. — под Смоленском 16-18 августа, Бородином 7 сентября, Малоярославцем 24-25 октября — только препятствовали Кутузову осуществить его стратегический план, базировавшийся на том простом факте, что неограниченная война с ограниченной оперативной целью априори проиграна.

Кампания 1813 г. с точки зрения военного искусства совершенно неинтересна. Единственным просветом в этом нагромождении измен, маршей и боев было гениальное письмо Кутузова, предлагавшего Александру прекратить войну с Наполеоном (которая теперь для России потеряла всякий смысл и велась лишь в интересах Англии) и совместно с Наполеоном строить антианглийскую континентальную империю. Иными словами, старый фельдмаршал предлагал России наконец определить свои реальные, а не пропагандистские цели в Европе и следовать им, а не инерции событий.

1813 г. был наполнен сражениями: под Лютценом 2 мая, Ба-уцен 20-21 мая, Дрезден 26-27 августа, Лейпциг 16-19 октября{52}. [459]

Кампании 1814 и 1815 г., несмотря на ряд красивых маневров с обеих сторон, были по сути лишь бессмысленным «добиванием» побежденного противника. Точка, поставленная 18 июня 1815 г. под Ватерлоо{53}, не принесла пользы никому, кроме Англии, выигравшей самую длительную и самую важную войну в своей истории и ставшей на столетие гегемоном мира.

Индустриальный период войны

Наполеоновские войны отделяют мануфактурную эпоху от очень короткого (менее 100 лет) периода индустриализации, разграничивающего Новое время и современную историю.

Содержанием 100-летия был переход от общемировой системы торговли к общемировой системе производства. Происшедшие за XJX в. перемены могут быть названы транспортной революцией: непрерывное совершенствование механических двигателей привело к созданию сетей железных дорог, связанных в единую систему регулярным транспортным флотом{54}. Резкое увеличение географической связности привело к полному господству в экономике товарного фабричного производства. В определенном смысле можно говорить о начале великого переворота в экономике, сравнимого по своим масштабам с «неолитической революцией», когда человечество перешло от присваивающей к производящей экономике. Впервые после приручения лошади и изобретения парусного судна значительно возросли характерные скорости перемещения людей товаров информации. Продолжающийся едва ли не с дорийского завоевания Греции «железный век» сменился стальным, что само по себе способствовало быстрому прогрессу машиностроения и энергетики. В применении к вооруженным силам [460] это означало, что промышленность начала производить оружие, дальность воздействия и разрушительная сила которого значительно (на порядки) превысили характерные для предшествующих эпох значения. Ружье пехотинца, сражавшегося при Ватерлоо, мало отличалось по реальным боевым возможностям от средневекового арбалета. Но уже штуцер в Крымской войне убивает врага, находящегося на пределе видимости. Нарезная артиллерия к концу столетия стала способной и «заглянуть за горизонт».

Итак, XIX в. – массовые армии{55}, оснащенные нарезным личным оружием (винтовками), нарезной казнозарядной артиллерией и базирующиеся на железнодорожные линии. Соответственно, их боевые возможности значительно выросли по сравнению с армиями мануфактурного периода. С другой стороны, войсковые структуры стали громоздкими, подвижность войск, высокая вне театра боевых действий (за счет железнодорожного маневра), резко снизилась на самом поле сражения. Неизмеримо возросла роль тыловых коммуникаций. Если при Наполеоне «двадцать тысяч солдат» и могли, хотя и плохо, «жить в пустыне», снабжаясь за счет местных ресурсов, то при Молътке армия, лишившаяся связи с тылом, обязана была немедленно сдаться.

Значительные структурные перемены в оснащении войск вновь, как и в начале мануфактурного периода, привели к кризису управления: за редким исключением «индустриальные войны» не внесли сколько-нибудь ярких страниц в историю военного искусства.

К войнам XIX столетия относятся:

1. Колониальные войны, которые мы вправе рассматривать как форму индукции европейской цивилизации. С военной точки зрения были, как правило, малоинтересны, поскольку сталкивались войска, различающиеся по своему оснащению на несколько эпох. (К исключениям, пожалуй, можно отнести только англо-зулусские столкновения;

афганские войны лишь подтвердили неэффективность антипартизанских действий вне всякой зависимости от соотношения сил; итало-эфиопская война, которая закончилась поражением колонизаторов, свидетельствует исключительно об уровне боеспособности итальянцев.)

2. Ограниченные войны в Европе и на американском континенте. По большей части представляли собой запоздавшие попытки решить в новых условиях задачи, характерные для эпохи Возрождения. Из этих войн значение для истории имели Гражданская война в США и бисмарковские войны в Европе, послужившие фундаментом для создания великих империй современности.

3. Войны за передел мира, которые, по сути, были лишь симптомами кризиса, положившего конец индустриальной страте и открывшего эпоху Мировых войн.

Из этой классификации выпадает Южноамериканская война (1864 — 1870), содержанием которой стало уничтожение культуры [461] Парагвая, единственной на латиноамериканском континенте страны, вступившей в начале XIX в. индустриальную стадию. Насколько можно судить, культура Парагвая, созданная под значительным влиянием ордена иезуитов, была одним из последних примеров организации общественной жизни вне рамок национального государства{56}.

Из «ограниченных войн» XIX столетия наименьший интерес имеет, по-видимому, Крымская война (1854-1855) О ней можно говорить только как о примере полного поражения русской дипломатии, усилиями которой Российская империя была втянута в войну с заметно превосходящей ее по силам коалицией. Содержание войны свелось к неожиданно неудачной для англичан периферийной экспедиции против Петропавловска и мучительно долгой осаде Севастополя. Единственным результатом войны было продление агонии Турецкой империи на несколько десятков лет.

Война Севера и Юга (1861-1865) часто рассматривается американскими военными историками как «война будущего», чуть ли не предвосхитившая оперативные и тактичевкие приемы 1-й Мировой. От этого взгляда не вполне свободен и Б. Лиддел-Гарт, посвятивший описаниям перипетий Гражданской войны в США целую главу. Хотя действия Шермана в Атланте и особенно в Джорджии действительно можно назвать образцовыми, они не должны затушевывать тот факт, что для разгрома Конфедерации, неизмеримо уступающей Северу в экономическом, финансовом, промышленном, военном и морском отношении да еще к тому же подвергнутой воздействию почти абсолютной блокады, полководцам Линкольна потребовалось четыре года. Перефразируя А. Конан Дойля и его любимого героя, хочется сказать: «По этой войне нужно учить стратегов, как не надо работать».

Значительно больший интерес представляют три взаимно «сцепленные» европейские войны, итогом которых было превращение Пруссии из «первого среди второстепенных государств Европы» в великую европейскую империю, которая сорока годами позже бросит перчатку Великобритании и попытается оспорить у нее контроль над мировыми торговыми путями. Очень трудно понять, почему Б. Лиддел-Гарт считает эти кампании, в которых немцам удалось быстро и с малыми потерями добиться стратегически значимых результатов, примерами прямых действий.

Нам представляется, что войны 1864-1871 гг. являют собой триумф непрямых действий — Бисмарка в политике, Роона — в организации армии и Мольтке — в стратегии.

Во всех трех войнах Пруссия, будучи по существу агрессивной стороной, добивающейся силой достижения своих внешнеполитических целей, с точки зрения европейского права вела исключительно справедливую [462] войну, направленную либо на поддержку международных договоров (Датский конфликт), либо на защиту своей территории от неспровоцированной агрессии. Так Бисмарк обеспечил Пруссии благожелательный нейтралитет России, а в войне 1870-1871 гг. – и Англии.

Реорганизация армии, проведенная Вильгельмом I и Бисмарком по идеям Мольтке и Роона, превратила прусский рейхсвер в современное войско, оснащенное превосходной артиллерией. Высший орган управления операциями – Генеральный штаб – впервые осознал при Мольтке свое предназначение, став «мозгом армии», центром планирования и осуществления войны. С этого момента по технике управления войск и особенно по технике их перемещения вне поля боя Пруссия/Германия заметно превосходит своих противников.

В войнах 1864-1870 гг. для Бисмарка особое значение имел темп. Важно было вовремя закончить одну войну, чтобы политики успели корректно подготовиться к следующей. Чрезвычайно важно, чтобы противник в одной войне во всех остальных был союзником или по крайней мере соблюдал нейтралитет. Еще более важно, чтобы государства, не входящие в «зону конфликта», не сумели использовать европейские войны в своих целях. (Добиться последнего Бисмарку удалось не в полной мере: после и вследствие франко-прусской войны России удалось денонсировать статьи Парижского мирного договора о нейтрализации Черного моря. Последующие события – русско-турецкая война 1877-1878 гг. и Берлинский конгресс 1878 г. – способствовали охлаждению отношений между Германией и Российской империей, что имело далеко идущие последствия.)

С точки зрения Бисмарка, в войне 1866 г. важнейшее значение имело не столько сражение при Садовой{57}, сколько своевременное заключение мира без вступления прусской армии в Вену. Это «преждевременное» прекращение войны было, по мысли «железного канцлера», непрямым действием в будущем конфликте с Францией.

В войне с Францией залогом успеха были политическая изоляция Наполеона III и быстрота мобилизация, возможная лишь при новых, внедренных Мольтке принципах штабной работы. Во всех сражениях пруссаки имели преимущество в силе и темпе маневра. Превосходная организация боя французами и высокие тактико-технические данные их ружей привели к некоторому успеху в кровопролитном сражении у Гравелот-Сен-Прива 18 августа 1870 г., где французы хотя и уступили поле сражения, но нанесли противнику серьезные потери (при соотношении сил 220 тыс. человек и 726 орудий на 130 тыс. [463] человек и 450 орудий потери французов составили 13 тыс. человек, а пруссаков – 20 тыс.). Тем не менее общестратегическая обстановка складывалась для французов безрадостно: Мольтке имел полное право назвать себя победителем при Гравелоте, потому что Базену пришлось отступить в Мец, где он и был блокирован. С этого момента война для французов была проиграна. Непонимание этого вынудило Мак-Магона предпринять нерешительную и бессмысленную попытку освободить Мец, которая кончилась 1-2 сентября под Седаном. Продемонстрировав генштабовскую четкость в управлении войсками, Мольтке одними маршами запер противника в крепости Седан, которая на следующий день капитулировала. Французы потеряли 17 тыс. убитыми, 103 тыс. пленными и 469 орудий, т. е. всю свою армию. (Мольтке имел, конечно, подавляющее превосходство в силах – Мак-Магона окружали 224 тыс. человек при 813 орудиях )

Последующие события войны имеют узкоисторический интерес.

Рубеж столетий ознаменован тремя «морскими» войнами: испано-американской, японо-китайской и русско-японской. Если сухопутные столкновения во всех этих войнах были «замечательно» прямыми (в самом лучшем случае Ойяма намечал неявную попытку выиграть фланг противника, прозрачную и легко парирующуюся), то действия на море представляли собой интереснейшие примеры непрямых действий. Впрочем, как будет показано в одной из последующих статей, действия на море почти всегда являются непрямыми по отношению к сухопутной кампании.

С. Переслегин

Мировая война и кризис европейского военного искусства

Вторая часть книги Б. Лиддел-Гарта посвящена стратегии грандиозной борьбы, развернувшейся в первой половине XX столетия между Британской и Германской империями. В нарушение традиционного подхода мы будем рассматривать 1-ю и 2-ю Мировые войны как единый многосторонний и многоуровневый вооруженный конфликт, прошедший в своем развитии несколько фаз.

1. Фаза развития конфликта. Протекала с 1890 по 1914 г. Фаза включает русско-японскую, итало-турецкую войну (закончились в пользу Великобритании), 1-ю Балканскую войну (закончилась в пользу России), 2-ю Балканскую войну (закончилась в пользу Германии), политическую игру «на повышение» в Боснии – Герцеговине, Марокко, Сербии (завершилась, скорее, в пользу центральных держав, привела к переходу конфликта в следующую «горячую» фазу), гонку вооружений на суше (выиграна Германией), «дредноутную гонку» (выиграна Великобританией), планирование войны и стратегическое развертывание сил и средств (в развертывании, несомненно, преуспела Германия, планирование однозначно оценено быть не может).

2. Фаза решающего столкновения. 1 августа — 18 января 1915 г. В этот короткий отрезок времени заключены марш-маневр германских армий в Бельгии, Пограничное сражение, битва на Марне, «бег к морю», сражение во Фландрии, Восточно-Прусская, Галицийская, Варшаво-Ивангородская, Лодзинская, Саракамышская операции. (После грубейших ошибок немецкого командования эта фаза и, видимо, конфликт в целом выиграны союзниками.)

3. Фаза добивания. 18 января 1915 г. – 28 июня 1919 г. Сражения Мировой войны (из которых хочется упомянуть только Ютландский бой) завершились 11 ноября 1918 г., но итог первой горячей фазы конфликта был установлен только после Версальской мирной конференции и надлежащего оформления новой структуры мира. На стадии «добивания» был подтвержден разгром Германской империи, установлено поражение союзников – Великобритании, Франции и России – и определена победа Соединенных Штатов Америки. [465]

4. Фаза усталости. 1919-1933 гг. На этой стадии Великобритания без боя уступила мировое лидерство США, согласившись подписать документы Вашингтонской конференции. Заключение этого исторического соглашения ознаменовало переход мира от Версальской к ранней Вашингтонской системе и спровоцировало мировой кризис 1929 г., заметно изменивший соотношение сил в Европе и предоставивший Германии фантастический шанс «повторить попытку».

5. Фаза перевооружения. 30 января 1933 г. – 31 августа 1939 г. Воспользовавшись тем, что западные державы в значительной степени утратили политическую ориентировку, а вмешательство США в европейские события блокировано доктриной Монро, Гитлер объединяет Германию, создает военно-воздушные и бронетанковые силы и возобновляет мировую войну.

6. Фаза мнимого реванша. 1 сентября 1939 г. – 6 июня 1942 г. Складывается из громких и красивых побед немецких войск в Польской, Французской, Балканской кампаниях, в ходе первого этапа германо-советской войны (операция «Барбаросса») и японского «Прыжка на юг» (Филиппинская и Малайская кампании). Наряду с громкими и эффектными победами фаза включает три сражения, проигранных германо-японской коалицией. Первым и важнейшим из них была «Битва за Англию», исход которой вынудил Гитлера отказаться от планов десантирования войск на Британские о-ва. Московская битва положила конец немецким «молниеносным операциям» и заставила Германию вести безнадежную для нее затяжную войну. Сражение у атолла Мидуэй остановило японскую экспансию, что немедленно поставило под удар слишком растянутые коммуникации «Сферы сопроцветания»{58}.

7. Фаза уничтожения. 6 июня 1941 г. – конец 1945 г. «Окончательное решение» векового конфликта и создание новой политической структуры мира. Характеризуется определенным возрождением [466] России.СССР, неожиданно взявшим на себя роль движущей силы нового исторического периода.

В ходе мирового конфликта 1890-1945 гг. произошел передел индустриального мира. Великие державы XIX в. – Великобритания, Франция, Австро-Венгрия, Германская, Японская и Российская империи – были разбиты на полях сражений или потерпели поражение за столами дипломатических конференций. Их место заняли две колоссальные надгосударственные системы: Северо-Атлантический союз, возглавляемый США, и просоветский Варшавский пакт{59}. Дальнейшее развитие событий привело к созданию монополярного мира — поздней (современной) Вашингтонской системы.

Содержанием Мировой войны 1890-1914 гг. стал переход от индустриальной к информационной страте развития европейской цивилизации.

Изучая события первой половины XX столетия в изложении Б. Лиддел-Гарта, необходимо учесть, что описываемые во второй части «Стратегии непрямых действий» события, даже с нашей точки зрения, про изошли сравнительно недавно. Что же касается английского военного историка, то он был свидетелем, а иногда и участником бесчисленной череды сражений и переговоров, оперативных решений и стратегических перегруппировок, ультиматумов и капитуляций. «Решающие битвы прошлого» вышли в 1929 г., первое издание «Стратегии непрямых действий» — в 1946 г. С одной стороны, это означает, что документальная база Б.Лиддел-Гарта была достаточно узка: многие события и реалии только что закончившейся войны считались государственной тайной (хотя бы «Ультра»{60}), еще больший объем информации – от официальных приказов до аналитических исследований и мемуаров – оставался недоступным. С другой стороны, многие люди, играющие заметную роль в управлении войной, были живы и занимали ответственные должности.

Приходится иметь в виду, что Б. Лиддел-Гарт был официозным военным историком Великобритании. Это означало, что в критике политики или военной доктрины своего государства, равно как и в описании [467] поведения английских или американских ответственных деятелей, он обязан был соблюдать внешние приличия и по мере возможности придерживаться официальной версии. Иными словами, Б Лиддел-Гарт не мог, например, честно написать, что английская стратегия во 2-й Мировой войне находилась на том же уровне развития, что и в Крымской («Англичане воюют так же, как Виктория танцует.. »)

Подробное комментирование второй и третьей частей книги Б Лиддел-Гарта уведет нас от чистой стратегии в водоворот конкретики фамилий, цифр, организационных структур, тактико-технических характеристик. За этими деревьями скроется «лес» фундаментальных стратегических принципов, ради изложения которых и была написана «Strategion of undirect operation».

В приложениях и комментариях к другим книгам серии «Биографии знаменитых сражений» операциям 1-й и 2-й Мировых войн будет уделено должное внимание{61}. Здесь мы ограничимся лишь самыми необходимыми замечаниями.

Фаза развития конфликта

События 1914-1918 гг. следует рассматривать как результат столкновения двух тщательно разработанных непрямых стратегических планов, связанных с именами Альфреда фон Шлиффена, начальника германского Генерального штаба, и Джона Фишера, первого лорда Адмиралтейства. (Русский и австро-венгерский планы войны были инициированы логикой Фишера и Шлиффена и не могут считаться самостоятельными. Французский «План № 17» не заслуживает в сущности даже критики. Недостатки, отмеченные Б.Лиддел-Гартом, значения не имели: «План № 17» был не более чем набором благих пожеланий, и выполнять его никто не собирался. Впрочем, трудно предложить что-либо осмысленное относительно Франции: идеологические соображения заставляли ее отказаться от оборонительной стратегии, а «расширенный лагерь Меца», на который опирались в своем развертывании германские армии, обрекал на неудачу любую наступательную стратегию.)

План Шлиффена целиком опирался на приоритет «континентальной стратегии»{62}:

1. В сложившихся политических условиях война с Францией должна стать войной на два фронта.

2. Единственная возможность выиграть такую войну – это разгромить войска противников по частям, что можно сделать, воспользовавшись преимуществом стратегии внутренних операционных линий. [468]

3. Быстрая победа над русской армией невозможна. Следовательно. первый удар должен быть нанесен на Западе.

4. Французская армия должна быть полностью разгромлена до полного развертывания сил русских. Это может быть осуществлено только в рамках операции на окружение.

5. Ввиду нехватки сил маневр должен быть асимметричным.

6. Французская линия крепостей не может быть быстро прорвана и, следовательно, должна быть обойдена.

7. Такой обход можно провести только через нейтральную территорию Бельгии или Швейцарии. По условиям местности второй вариант неприемлем.

8. От русского фронта требуется сохранить целостность в течение 10-12 недель, что может быть достигнуто только наступательными действиями.

План Шлиффена подразумевал нарушение нейтралитета Бельгии и, как следствие, вступление в войну Великобритании, крайне негативную позицию США и иных нейтральных стран. К вооруженным силам противников Германии добавлялись шесть бельгийских дивизий и три крепостных района – Льеж, Намюр, Антверпен. «Сдавались» противнику Восточная Пруссия, Галиция, Эльзас с Лотарингией, Рейнская область. Однако «выигрыш темпа» в Бельгии трансформировался в реальные оперативные выгоды:

1. Шесть бельгийских дивизий попадали под удар 35-40 немецких и должны быть разгромлены. «Правое крыло» получало возможность пользоваться богатой дорожной сетью Бельгии и Фландрии.

2. В течение 10-12 дней движение армий правого крыла должно было осуществляться в оперативном «вакууме».

3. В этих условиях контрманевр противника, на стратегическом фланге которого развертывались три армии, неизбежно запаздывал, что должно было привести к беспорядочному отступлению на юг и юго-восток, при этом французская столица захватывалась без боя.

4. Итогом наступательного марш-маневра немецких армий должно было стать решающее сражение юго-восточнее Парижа. Это «сражение с перевернутым фронтом», начатое немцами в идеальной психологической и стратегической обстановке, должно-было привести к разгрому союзных армий.

План Шлиффена был направлен прежде всего на подрыв психологической устойчивости противника и уже поэтому должен быть назван непрямым. Шлиффен исходил, конечно, из идей Клаузевица о желательности быстрой победы в генеральном сражении. Наступление, будучи непрямым стратегически, предусматривало прямые встречные бои в Бельгии и на франко-бельгийской границе, и здесь Шлиффен в гораздо большей степени, чем на Восточном фронте, полагался на превосходство в силах, на формальную мощь, на последовательное использование явного преимущества Германии в уровне штабной работы.

Джон Фишер, адепт «морской стратегии», начинал планирование там, где Шлиффен его заканчивал: [469]

1. Развитие политической обстановки с неизбежностью приведет Великобританию к войне с Германией.

2. Эта война начнется с разгрома Франции и оккупации ее территории.

(Здесь интересы Фишера и Шлиффена сходятся. Шлиффену нужен разгром Франции, чтобы получить шансы в дальнейшей борьбе против всего мира. Фишера поражение Франции устраивает с точки зрения долговременных интересов Британской империи.)

3. Последнее обстоятельство благоприятно для Великобритании, поскольку дает возможность вернуться к прежней роли мирового лидера.

4. Для этого необходимо разбить Германию и восстановить Францию силами Британской империи и зависимых от нее стран.

5. Таким образом, речь идет о последовательном использовании господства на море для полного разгрома противника, неоспоримо доминирующего на континенте.

6. Уничтожение экономической и военной мощи Германии должно быть произведено таким образом, чтобы косвенно нанести урон Соединенным Штатам Америки и вынудить их согласиться с ролью младшего партнера (уровня Японии).

7. Таким образом, на суше Великобритания обязана удержать русский фронт, на море – разгромить флот противника и обеспечить последовательную экономическую блокаду Германии. Эта блокада должна привести к коллапсу немецкой экономики и – по возможности – к ослаблению экономики американской. Потери русского «союзника» и длительность войны значения не имеют.

Оба плана – и фишеровский, и шлиффеновский – неявно подразумевали, что страна вступает в войну при благоприятной политической обстановке. Если Великобритании было жизненно необходимо получить н союзники Россию, то для Шлиффена столь же необходимо было содействие Италии.

Италия — это не только лишние 25 дивизий сомнительного качества, но и довольно сильный флот. Пока Италия остается нейтральной или воюет на стороне Антанты, англо-французский флот господствует в Средиземном море. Но если она выполняет свои обязательства по Тройственному союзу, ситуация выглядит по-иному: после разгрома Франции преимущество немцев на Средиземном море оказывается подавляющим, и они начинают всерьез угрожать важнейшим узловым точкам Британской империи — Гибралтару, Мальте, Александрии.

Таким образом, английская блокада может быть прорвана в Средиземном море. Англичане либо отдают этот регион и теряют империю, либо перебрасывают туда значительные силы. И тогда остается открытым вопрос: хватит ли оставшихся в Атлантике сил для полной блокады западноевропейского побережья?

Замысел Шлиффена ясен. Ключ к победе над Францией лежит в юго-западной Бельгии. Ключ к победе над Англией лежит на Средиземном море, и владеют им итальянцы. Столь же ясен и замысел Фишера. [470]

Фаза решающего столкновения{63}

Если предвоенные планы Германии и Великобритании были шедеврами искусства стратегии, то исполнение оказалось ниже всякой критики. К августу 1914 г. Шлиффен уже умер, Фишер был в отставке. Сменившие их посредственности не способны были ни сделать что-то свое, ни грамотно исполнить чужое.

Практически все изменения, внесенные Молътке Младшим в план войны на Западе, не только были неудачными, но и противоречили основной идее плана Шлиффена. Стремясь как-то уменьшить риск (риск, который лежал в самой основе планирования войны за Германию, заметно уступающую союзникам в силах), Мольтке постепенно смещал «ось операции»{62} к югу: если в развертывании Шлиффена она проходила севернее линии Эйпен-Намюр, то в развертывании Мольтке – южнее директрисы Сен-Вит-Живе. В результате выигрыш времени, вызванный неожиданностью развертывания операций в Северной Бельгии, оказался нейтрализованным в самом начале наступления.

На правом фланге Мольтке создал себе ненужные трудности, отказавшись нарушить нейтралитет Голландии. «Маастрихтский аппендикс» препятствовал нормальному развертыванию 1-й и 2-й германских армий. В результате операции в Бельгии развертывались медленнее, чем это было необходимо. Бельгийская армия была разбита, но не уничтожена и отступила к Антверпену, оставшись неопределенной угрозой в глубоком тылу повернувших на Париж немецких армий. Для осады Антверпена пришлось взять из полевой армии два корпуса, ослабив войска правого крыла.

При всей нечеткости (порой доходящей до безграмотности) действий Мольтке немцы все же выполнили «в общих чертах» первый этап своего стратегического плана, сосредоточив ударную группировку на франко-бельгийской границе. Командование же союзников не сумело даже грамотно развернуть войска: к середине августа выяснилось, что принятая схема расположения армий совершенно нежизнеспособна и должна быть немедленно изменена{65}. [471]

В двадцатых числах августа на фронте разразился первый кризис, известный как Пограничное сражение. Оно состояло из четырех отдельных битв: в Лотарингии, Арденнах, при Шарлеруа, Монсе. Содержание операций представляется следующим образом:

В Лотарингии: для французов – наступление с целью вернуть захваченные провинции и закрепить южный фланг на Рейне, для немцев – заманивание противника к Рейну в целях выигрыша времени на маневр правого крыла.

В Арденнах: для французов – контрудар в центре для нейтрализации немецкого наступления через Центральную и Северную Бельгию, для немцев – обозначение «ходьбы на месте» в общем шлиффеновском маневре.

При Шарлеруа-Монсе: для союзников – прикрытие основной операции с севера, для немцев – сокрушение сопротивления противника и создание условий для свободного продвижения правого крыла к юго-западу.

Для немцев проблема Пограничного сражения была не в том, что Мольтке сделал правое крыло слабым — напротив, левое стало слишком сильным. В результате бои в Лотарингии закончились неоспоримой победой германцев, и вместо затягивания французской армии на немецкую территорию получилось отбрасывание ее на линию крепостей. Геометрия плана Шлиффена оказалась нарушенной. Даже если бы Мольтке не санкционировал фронтальный штурм неприятельских укрепленных позиций на Мозеле (решение, выходящее за рамки здравого смысла), само по себе отступление французских армий из Лотарингии негативно сказывалось на выполнении немецкого плана войны.

Выпятился вперед, помогая союзникам консолидировать фронт, и немецкий центр в Арденнах. Под Шарлеруа же французская армия, которая к 23 августа находилась в оперативном окружении, сумела ускользнуть, воспользовавшись отсутствием единого руководства сражением со стороны Мольтке и узкоэгоистической позицией командующего 2-й немецкой армии Бюлова. Так немцы не сумели воспользоваться подвернувшимся шансом и быстро закончить войну.

Однако 5-я армия и английские экспедиционные силы в беспорядке отступали к Парижу, и это означало, что план Шлиффена пока выполняется.

Дальнейшие ошибки Мольтке были вызваны укоренившейся привычкой решать возникающие оперативные проблемы за счет правого крыла и отсутствием с его стороны осмысленного управления операцией{66}. В ходе сражения на Маасе герцог Вюртембергский (4-я германская армия) с упорством, заслуживающим лучшего применения, наносит удар своим левым крылом, стягивая армию к югу и создавая разрыв с ударным правым крылом. 4-й армии удается с боем форсировать реку, но ирония судьбы заключалась в том, что для немцев было [472] бы значительно выгоднее как можно дольше удержать французские войска на Маасе.

Несмотря на все допущенные Мольтке и его командирами неточности, положение союзников после завершения Маасской операции выглядело катастрофическим. Фронт разваливался. Англичане всерьез ставили вопрос об эвакуации экспедиционного корпуса. В центре проявилась угроза Вердену. На юге начался обстрел Нанси. Контрмеры французского командования сводились к явно запоздавшей переброске всего, что только можно было наскрести с разных участков фронта, в Северную Францию. В такой обстановке следовало ожидать психологического слома французской армии и прежде всего ее командования.

Этого, однако, не произошло. В критические дни начала сентября 1914 г. Жоффр сохранил в своих руках руководство армиями и сумел почти гладко завершить свой отчаянный стратегический маневр, развернув на северном фланге 6-ю армию и консолидировав фронт 4-й и 5-й армий созданием армейской группы (позднее 9-й армии) Ф. Фоша.

К этому времени наступающее правое крыло было резко ослаблено (осада Антверпена, Мобежа, Живе, охрана коммуникаций в Бельгии и переправ на Маасе, переброска двух корпусов на Восточный фронт) и сравнялось по численности с левым. Наличных войск уже не хватало немцам для планируемого широкого обходного маневра западнее Парижа. Началось вызванное нехваткой сил отклонение немецких войск к востоку: германское войско втягивалось в промежуток между крепостями Париж и Верден. В этих условиях началась Марнская битва – решающее сражение войны.

Б.Лиддел-Гарт придает большое значение «исчезновению» английских войск и их последующему наступлению в «марнскую брешь» — разрыв между 1-й и 2-й германскими армиями. Экспедиционный корпус действительно сыграл роль «свободной силы», решившей исход сражения, но вызвано это было не столько искусным управлением и непрямыми действиями, сколько нехваткой германских сил на поле сражения: у английской армии не оказалось противника, что и дало ей возможность наступать без помех.

Схема сражения представляется следующим образом. К началу сентября союзники достигли предела отступления — при дальнейшем отходе они теряли связь с Парижем, Верденом и, вероятно, побережьем Ла-Манша, резко нарушалась транспортная связность. Галлиени, начальник гарнизона Парижа, принял решение атаковать противника, уходящего от Парижа на юг (1-ю германскую армию), во фланг силами 6-й армии Монури. 4-й резервный корпус 1-й армии внезапной атакой фронта на р. Урк вскрыл этот замысел. Тем не менее сначала 1-я армия, а затем и все правое крыло, получив неожиданный удар, потеряли устойчивость.

Не получая никаких распоряжений от высшего командования, Клюк (1-я германская армия) принял решение разгромить фланговую группировку противника (6-я французская армия) и тем вернуть себе свободу маневра. В следующие дни стороны перебрасывают силы к р. Урк. [473]

>И В сентября Клюк добивается неоспоримого преобладания на фланге и отбрасывает французские войска к Парижу.

Южнее Бюлов (2-я) и Хаузен (3-я германская армия) атакуют армейскую группу Фоша, обеспечивающую стык между центром и левым флангом союзников. В сражении за Сент-Гондские болота немцам удается потеснить армию Фоша и овладеть всеми ключевыми позициями >Целя боя.

Однако эти успехи на флангах достигнуты оголением позиции в >VtltTpe. 5-я французская армия Д'Эспери и английская армия Д. >Френ-Ыв вошли в прорыв, форсировали Марну и, захватив находящийся в центре позиции город Шато-Тьери, разрезали расположение немецких армий. Сражение за оперативное время закончилось в пользу союзников: катастрофа 1-й германской армии под ударами английских войск, уже вышедших на ее тылы, наступала быстрее, нежели разгром войск Монури. Аналогично угроза тылу Бюлова нарастала быстрее, нежели тылу армии Фоша. В конце концов немцам не хватило для победы тех самых двух корпусов, переброшенных Мольтке на Восточный фронт!

В этот момент с опозданием проявились ненужные уже высокие профессиональные качества германского Генерального штаба и самого Мольтке. Когда стало ясно, что поздно пытаться «сохранить лицо», что речь идет о жизни и смерти армии, Мольтке наконец снял корпуса с левого фланга и быстро перебросил их в Бельгию. Попытка союзников повторить на Эне Марнский маневр была отражена этими корпусами. Немцам удалось зацепиться за верхний высокий берег р. Эны, уничтожить вклинения противника и организовать оборону. Жоффр, надо признать, в бессмысленных прямых атаках на линию Эны не упорствовал.

Энская битва подвела черту под попытками противников продолжить наступление в прежних группировках. От Бельфора до Краона возник сплошной неподвижный фронт, прорыв которого был сопряжен со значительными трудностями и требовал продолжительного времени.¹ В этих условиях неизбежна была серия технических операций, формально направленных на охват фланга противника, реально же – на удлинение линии непрерывного фронта.

Для воюющих сторон содержание "бега к морю" объективно сводилось к ответу на вопрос, какое направление примет линия сплошного фронта: западное (выгодное немцам) или северное (выгодное союзникам). К стратегии этот вопрос отношения не имел. В полном соответствии с законами геометрии фронт стабилизировался по изохроне (линии, вдоль которой стороны могут перебрасывать силы в одинаковом темпе).

Кровавую «точку» в событиях 1914 г. на Западном фронте поставила битва во Фландрии.

Содержанием кампании 1914 г. на Западном фронте стал провал плана Шлиффена и переход к затяжной войне, безнадежной для Германии.

По иронии судьбы на вспомогательном восточном ТВД этот план fttiui полностью выполнен. Содержанием четырех сражений 1914 г. на том театре была борьба за «польский балкон». [474]

Идея активной обороны в Восточной Пруссии была основана на том, что цепь Мазурских озер и Летценские укрепления затрудняют взаимодействие русских армий Самсонова и Ренненкамфа и дают 8-й германской армии возможность выиграть внутренний фланг любой из них. Э. Людендорфу удалось блистательно осуществить этот план, организовав железнодорожный маневр едва ли не в тылу русских армий. Красота замысла Людендорфа проявилась не столько во впечатляющих, но полуслучайных «Каннах» Танненберга, сколько в возможности быстро переориентировать войска, наступающие на Самсонова, против Ренненкамфа – если бы тот проявил активность и начал продвигаться на запад или север.

На другом фланге стратегического фронта – в Галиции – дела центральных держав обстояли значительно хуже. В Люблин-Холмской, Галич-Львовской и Городокской операциях австро-венгерская армия была разбита и отошла за р. Сан.

Если Галицийскую битву и не назовешь триумфом стратегии непрямых действий, она во всяком случае представляет собой пример грамотного и осмысленного управления войсками. Конрад фон Хётцендорф использовал в своих интересах утечку информации о плане стратегического развертывания австро-венгерских армий (возможно, этаутечка была организована им самим). Сохранив всю известную русским схему развертывания, Хётцендорф отнес ее на 100 км к западу В результате охватывающий маневр 4-й и 5-й русских армий был полностью парализован встречным охватом. В ряде ожесточенных 6oeв австрийцам удалось нанести поражение русскому правому крылу, отбросив его на восток.

Однако тактически русские были подготовлены лучше австрийцев, вследствие чего наступление последних развивалось медленно. На юге же русское левое крыло (3-я и 8-я) армии в сражениях у рек Золотая Липа и Гнилая Липа разгромило австрийское прикрытие (3-я, затем и 2-я армии), заняло Львов и начало склоняться к северу, выходя через Рава-Русскую на коммуникации австрийской ударной группировки.

Вел. кн. Николай Николаевич воспользовался задержкой русскои мобилизации по сравнению с австро-германской и организовал железнодорожный маневр резервами, перебросив значительные силы на Люблинское направление.

В этих условиях Хётцендорф решился на изумительный по красоте маневр. Он поворачивает наступающую на северо-восток армию Ауфенбаха на юго-запад и организует концентрическое наступление на Львов силами трех армий. В хаотическом Городокском сражении русские однако, сумели удержать фронт, а начавшееся после сосредоточения резервов новое наступление северного крыла поставило Хётцендорфа перед необходимостью завершить операцию.

Австро-венгерская армия, потеряв свыше 400 тыс. человек, из них 100 тыс. пленными (потери русских 230 тыс.), отошла за Сан. Тем не менее она выполнила свою часть плана Шлиффена – фронт сохранил свою целостность дольше чем 9 недель, необходимые старому фельдмаршалу. [475]

Попытка немцев оказать возможную помощь австрийцам вылилась в наступление недостаточными силами В ходе >Варшавско-Иванго-ЦЩдской операции это наступление было остановлено, а русские армии перешли на западный берег Вислы. В конце ноября Людендорф, впрочем, добился реванша, продемонстрировав в Лодзинском сражении, что серьезные операции на левом берегу Вислы невозможны, пока немецкие войска удерживают Восточную Пруссию.

Фаза «добивания»

В результате провала шлиффеновской операции на Западном фронте союзники получили возможность без помех осуществлять план Фишера. С этого момента Германия уже не сражается за победу и лишь пытается достичь компромиссного мира.

В 1916-1918 гг. содержанием войны были попытки (обычно неудачные) преодолеть сложившуюся к концу 1914 г. позиционную оборону.

Дискуссия о позиционном фронте, причинах его возникновения и способах преодоления занимает важное место в историографии 1-й Мировой войны. Часто установление неподвижного фронта связывают с насыщением обороны пулеметами (Б.Лиддел-Гарт). Еще чаще «вина» возлагается на траншеи и проволочные заграждения. Следует, еднако, согласиться с М. Галактионовым, что осенью 1914 г. в распоряжении войск практически не было колючей проволоки, число же пулеметов было совершенно недостаточным для перекрытия фронта. Да и легенда об абсолютной боевой эффективности пулеметов как-то не вяжется с тем, что 70% потерь в войну приходилось на огонь артиллерии.

Концепция «примата обороны над наступлением» носит более общий характер. Она обосновывается тем простым рассуждением, что все наступательное оружие (пулеметы, винтовки, орудия и минометы и т.д.) может быть использрвано и в обороне, в то время как оборонительное оружие (мины, колючая проволока) в наступлении использоваться не может.

Доктрина примата обороны постулировала невозможность прорыва укрепленного фронта. Уже поэтому она должна вызывать серьезные возражения. Действительно, наступление и оборона непосредственно связаны: можно накопить значительные силы для наступления, основываясь именно на прочности обороны. То есть колючая проволока и траншеи все-таки используются в наступлении – позволяя экономить силы на спокойных участках, чтобы массировать их на главном направлении.

«Проклятие позиционности» лежало не здесь. Фундаментальной задачей было развитие прорыва, превращение его из тактического в оперативный. Проблема состояла в том, что коммуникации наступающей армии проходили через разрушенную вдребезги зону неприятельской обороны. Даже если эти коммуникации не попадали под фланкирующий огонь, доставка через месиво разрушенных окопов боепитания [476] и подкреплений вызывала сложности. По сути, шла безнадежная гонка: наступающие пытались протолкнуть свои резервы через «бутылочное горлышко» зоны прорыва, в то время как обороняющийся подвозив свои резервы к участку боев по нетронутым железным и шоссейным дорогам. Естественно, вскоре силы сторон уравнивались, и наступление прекращалось.

Таким образом, причина позиционности лежит прежде всего в недостаточной подвижности наступающих войск; в узком смысле – в невозможности использовать механический транспорт на местности, перекопанной окопами и разрушенной боями.

На первом этапе, когда были вполне ясны лишь внешние контуры проблемы позиционности («колючка» + кризис снаряжения), бытовало мнение, что достаточно могущественная артиллерия, нормально снабжаемая снарядами, легко проложит пехоте дорогу через позиционнып фронт. Провал этих попыток заставил задуматься над ролью тактической подвижности.

Простые расчеты, проделанные в рамках «модели бутылочного горлышка», показывают, что глубина удавшегося тактического прорыва лежит между полушириной и шириной участка прорыва. То есть, пробивая оборону противника на 40-километровом участке, можно продавинуться (при идеальных условиях) на 20-40 км. Если при таком про движении будут захвачены стратегически важны пункты позиции или взяты большие трофеи в виде артиллерии и пленных, нарушится устойчивость фронта в целом и сражение перейдет в маневренную стадию. Если же подобных результатов достигнуть не удастся, захваченный плацдарм окажется для наступающего лишь источником дополнительных трудностей.

В 1915-1918 гг. наметились следующие пути решения главного противоречия позиционной войны (между малой подвижностью атакующих дивизий в зоне прорыва и огромной подвижностью резервных дивизий, перебрасываемых посредством железнодорожного маневра прикрыть прорыв):

1. Выиграть время на стадии тактического прорыва. Заметим, что это время особенно ценно, так как противник еще не вник в ситуацию и не предпринял контрмеры – оно, следовательно, дает чистый выигрыш темпа. Кроме того, быстрое преодоление оборонительной полосы приводит к умеренным разрушениям местности.

По этому пути последовательно шли немцы. В ходе войны они разработали методы обеспечения тактической внезапности и создали систему уточненной стрельбы без предварительной пристрелки (на которую союзники тратили несколько суток). Немцы впервые осуществили газовую атаку, имея целью захватить первую линию обороны неразрушенной. В дальнейшем они перешли к широкому использованию дымовых и химических снарядов против артиллерии противника.

2. Резко увеличить тактическую подвижность войск в зоне разрушений. Эта оперативная идея привела к созданию танков и самоходной артиллерии на гусеничном ходу. [477]

3. Уменьшить подвижность резервов противника разрушением его коммуникаций. В условиях позиционной войны это было возможно лишь атакой с воздуха. В исследуемую фазу подобный оперативный прием не применялся (или почти не применялся). Изучен в 20-е гг. Дуэ и стал основным способом воздействия на противника в завершающих фазах.

Разумеется, штабы не собирались ограничиваться чисто техническими инновациями и пытались найти военные способы разрешения основного противоречия. Идея выглядела просто:

4. Уничтожить резервы противника, чтобы «спешить прикрыть прорыв» было некому Данная концепция реализовывалась в следующих вариантах:

А. Стратегия размена. Разработана Антантой и опиралась на численное и материальное превосходство. Предполагалось ценой собственных громадных потерь вызвать адекватные потери противника, более чувствительные для него ввиду нехватки сил. Фронт развалится, когда противник исчерпает все ресурсы.

Эту идею руководители Антанты проводили вполне сознательно и достигли катастрофического результата в России, Италии, даже во Франции. Они не учли, во-первых, того, что «размен» с немцами по-дучался, как правило, далеко не в пользу союзников, а во-вторых, того, что подобный образ действий чрезвычайно негативно воспринимается собственными войсками.

Б. Стратегия сокрушения: притянуть все резервы противника в одну точку и непрерывной атакой аннигилировать их, после чего Прорвать фронт в другом месте.

Эту оперативную идею с тяжелейшими для Франции последствиями попытался применить в 1917 г. Нивель.

В. Стратегия истощения: уничтожить резервы противника в непрерывном многомесячном сражении за важный пункт. Весьма неудачно реализовалась немцами под Верденом.

Г. Стратегия ограниченного воздействия: истощить резервы противника серией частных атак. (Сражения второй половины 1917 г. во Франции, довольно успешно организованные Петеном.)

Д. Стратегия параллельных ударов: иметь несколько участков прорыва, разделенных неатакованными участками, но образующих единую систему. (При этом реальная ширина фронта прорыва может заметно превышать сумму длин активных участков.) Эта оперативная схема требовала тончайшего военного искусства, поскольку обеспечить взаимодействие активных участков, разделенных позиционным фронтом, было почти невозможно. В 1-й Мировой войне последовательно применил эту схему только Брусилов (Луцкий прорыв 1916 г.)

Е. Стратегия последовательных ударов: дезорганизовать резервы противника, постоянно меняя активные участки. Подразумевает общее превосходство в силах и более четкую работу железных дорог с наступающей стороны. Реализована в 1918 г. Фошем и привела к поражению Германии. [478]

Наконец, была выдвинута и еще одна идея: вообще не наступать на Западном фронте и искать победу в других местах. (Собственно, наличие у союзников такой возможности следовало из плана Фишера, устойчивого даже к полному крушению Западного фронта.) Такую стратегию называли «периферийной», или иногда «восточной». (Стратегия, предусматривающая сосредоточение всех усилий на западноевропейском ТВД, получила имя «западной», или «центральной».)

По сути, «восточники» исповедовали стратегический принцип наименьшего действия (т. е. стремились минимизировать свои потери), в то время как «западники» планировали свои операции в соот ветствии с принципом наибольшего результата (стремились максимизировать потери противника).

Кратко рассмотрим ход основных военных событий в 1915-1918 гг.

1915 г. Немцы быстро захватили инициативу и не выпускали ее из рук до конца кампании. Ограничившись обороной на западе, они нанесли тяжелое поражении России и вывели из войны Сербию. Технически план реализовывался изоляцией России после вступления Турции п войну и высокой железнодорожной мобильностью австро-германских войск, обеспечивающей быстрое сосредоточение превосходящих сил на избранном направлении атаки.

В отличие от центральных держав страны Антанты не смогли преодолеть внутренние противоречия и научиться координировать свои действия. В 1915 г. они пытались претворить в жизнь по меньшей мере три совершенно различные стратегии.

Подавляющее число французских генералов были ярыми «западниками» и намечали решающее наступление на западноевропейском ТВД. Их останавливала только очевидная нехватка материальных средств. В результате французское командование пришло к решению не делать ничего: все ресурсы нужны были на Западном фронте (поэтому всякая «периферийная стратегия» исключалась), но для активных действий их все равно не хватало.

В Великобритании картина мнений была более сложной. Генералитет за редким исключением был настроен «прозападно» (и непрерывно требовал переброски во Францию людей и техники), в то время как политическое руководство страны в соответствии с национальными традициями изыскивало решения в рамках «периферийной стратегии» непрямых действий. Результатом этой раздвоенности оперативного мышления явилась Дарданелльская операция, задуманная У. Черчиллем.

Русское же командование, не зная страха и сомнений, придерживалось концепции сосредоточения усилий на главном – берлинском – направлении и готовило новое решительное наступление.

Результатом подобного «коалиционного планирования» явились тяжелые катастрофы. Русская армия после поражений в Восточной Пруссии и Галиции была поставлена перед необходимостью не только отдать все завоевания 1914 г., но и очистить Польский балкон. Запоздалая попытка союзников прийти ей на помощь ударами на Западном фронте полностью провалилась. Наконец, в Дарданеллах было бездарно и безрезультатно потеряно много кораблей и людей. [479]

Столь неудачный для союзников ход кампании обусловил то, что успех их дипломатии, приведший к вступлению в войну Италии, был нейтрализован присоединением к центральным державам Болгарии. В результате Сербия была оккупирована, а Балканский фронт ликвидирован. «Восточнику» Ллойд Джорджу удалось едва ли не на уровне личной дипломатии добиться создания бестолкового «Салоникского плацдарама», который немцы в течение всей войны называли «самым большим лагерем неприятельских военнопленных».

Между тем имелись все предпосылки для разгрома Турции в 1915 г. Для этого было достаточно перейти к обороне на русско-германском фронте (что России все равно пришлось сделать), сконцентрировать усилия на Кавказе и, воспользовавшись преобладанием на Черном море (после вступления в строй русских дредноутов «Императрица Мария» и «Императрица Екатерина»), начать в координации с англичанами нажим на Босфор. Разумеется, и англичане должны были отказаться от плана, в соответствии с которым армия делала одно, а флот другое, и сконцентрировать против Турции достаточные силы.

1916 г. Огромные успехи, которых центральные державы достигли в 1915 г., не приблизили их к цели войны. Великобритания завершила создание и обучение массовой армии. Союзники изжили «кризис военного снаряжения» и развернули на Западном фронте огромные силы. В этих условиях продолжать кампанию в России, имея задачей выход за линию Днепра, было слишком рискованно, и немецкое верховное командование возвращается на «западные» рельсы, организуя под Верденом «мясорубку маасского района».

Союзники впервые за войну попытались скоординировать свои действия: англо-французское наступление на Сомме и русское – в районе Барановичей и в Галиции.

В эту кампанию центральным державам не удалось достичь даже видимости успеха. Операции на Западном фронте вылились в многомесячный, непрекращающийся, бессмысленный обоюдный кошмар. Ни Сомма, ни Верден не привели ни одну из сторон к победе, но оба эти сражения продемонстрировали переход на сторону союзников преимущества в материально-техническом обеспечении операций.

На русском фронте наступление в районе Барановичей было сорвано, зато вспомогательный удар Брусилова в Галиции потряс оборону австрийской армии и впервые за всю войну привел к развалу на широком участке позиционного фронта.

Успехи Брусилова привели к вступлению в войну Румынии, боеспособность которой оказалась настолько невысокой, что румынская армия была полностью разбита в первой же операции. (Что дало немцам повод записать и эту военную кампанию в свой актив.)

1917 г.: триумф «восточной» стратегии. Теперь центральные державы стояли на пороге полной катастрофы. Превосходство Антанты достигло в круглых цифрах 170 дивизий. Преимущество в средствах ведения войны также было на стороне союзников. В этих условиях Людендорф (сменил Фалъкенхайна в конце 1916 г.) не мог предложить никакого разумного стратегического плана. Германия начала неограниченную [480] подводную войну, но в самом лучшем случае это могло привести только к ответу на блокаду опоздавшей на три года контрблокадой. Между тем промышленность Германии уже испытывала нехватку сырья, в стране начинался голод.

Однако «стратегия размена», которой увлекалось командование Антанты, отомстила за себя. Потрясенные огромными и бесполезными потерями, армии отказывались сражаться. В России произошла революция. Во Франции Нивель, сменивший Фоша, вернулся к концепции сокрушения неприятельского фронта одним ударом. Операция, весь расчет которой строился на внезапности, подвергалась обсуждению в парламенте! По всей видимости, где-то за месяц до начала подробный план французского наступления на Шмен-ден-Дам стал известен во всех странах мира, в которых была хоть какая-то разведка

После «бойни Нивеля» французские части выходят из повиновения, а англичане под руководством Хеша начинают очередное дорогостоящее и бесполезное «наступление с ограниченными целями» (драма Пашенделя). Немецкий западный фронт (несколько сокращенный после преднамеренного отхода на «линию Зигфрида») продолжает держаться, а на востоке рурская армия распадается, и новое большевистское правительство России заключает с немцами мир. Союзники реабилитировались вступлением в войну США, но на развертывание их сил требовалось время.

Итак, «восточная стратегия» восторжествовала Все попытки союзников добиться решения на главном, французском фронте провалились. Цена оказалась настолько высокой, что привела к гибели русской и тяжелой болезни французской армии. Что же касается слабых и малобоеспособных союзников Германии, то генералы-«западники» не считали возможным «напрасно тратить драгоценные ресурсы вдали от мест, где решается судьба войны». Потому и Австро-Венгрия, и Турция, и Болгария еще держались.

Под конец года немцы, у них это уже вошло в привычку, провели успешную наступательную операцию против одного из второстепенных союзников. На этот раз они выбрали Италию. Под Капоретто итальянская армия была разбита и откатилась на сотню с лишним километров к р. Пьяве. Союзники были вынуждены оказывать Италии срочную помощь.

И только Алленби, действующий на второстепенном турецком театре, одержал в 1917 г. громкую (по крайней мере, в глазах общественного мнения) победу, заняв Яффу и Иерусалим.

1918 г.: триумф «западной стратегии». Последняя военная кампания началась в довольно странной обстановке, четко изложенной Людендорфом: политическое и экономическое положение центральных держав было катастрофическим, стратегическое – очень тяжелым, oперативное – вполне приемлемым, а с тактикой дело обстояло просто превосходно. В подобной ситуации Людендорф принял единственно возможное, но роковое решение целиком повернуться к «западной» я стратегии, сосредоточить на французском фронте все, без чего можно [481] обойтись на других направлениях, и выиграть войну на западе до прибытия в Европу крупных американских сил

В свое мартовское наступление он вложил все остатки воли Германии, весь свой талант прирожденного полководца, но козыри отставного адмирала Фишера оказались сильнее. Очень интересно проследить, как стратегическое оружие блокады воздействовало на тактические операции.

Не имеющая достаточных ресурсов Германия не могла свободно экспериментировать с новой техникой, вследствие чего к 1918 г. наметилось решающее отставание в танках и тяжелой авиации. Что ж, Людендорф мог обойтись без этих средств прорыва, его войска выигрывали достаточно много времени при штурме тактической зоны обороны. Может быть, этого времени хватило бы на захват Амьена (что могло привести к самым серьезным последствиям). Увы, голодные немецкие солдаты потратили выигранное время у английских продовольственных складов, и никакая дисциплина, никакой «мат» не могли заставить их двигаться дальше.

К концу лета во Франции было уже 1500 тыс. американцев. Союзники перешли в наступление.

Мы уже упоминали, что Людендорф сконцентрировал во Франции все силы. Остальные фронты держались только надеждой на немецкую победу да тем, что их толком не трогали. Теперь наступил конец.

Осенью последовательно рушатся Балканский (Салоникский), Австро-Венгерский и Турецкий фронты. Западный хотя и сохраняет свою целостность, но откатывается назад. Немцы еще могут попытаться закрепиться на Рейне, но нет уже ни сил, ни надежды. Да и фронт на Рейне не удержится: крушение периферийных фронтов открыло новую – непрямую – дорогу в Германию – с юга. Нет никаких шансов.

Немецкие представители являются в салон-вагон маршала Фоша:

- Мы хотим знать ваши предложения о мире.

- Что вы, — отвечает Фош, — у нас нет никаких предложений о мире. Нам нравится продолжать войну.

- Я плохо понимаю, как нам надо говорить. Мы не хотим, не можем продолжать эту войну.

- А, так вы просите о мире. Это другое дело.

Фаза усталости

События 20-х гг. заставляют вновь обратиться к плану Фишера. С формальной точки зрения он был выполнен идеально: германский флот, так и не найдя в себе силы выйти в море для последней безнадежной, но, может быть, славной битвы, под конвоем был приведен в Скапа-Флоу и навсегда остался там. Английская блокада стала одним из основных факторов, приведших к разгрому и уничтожению центральных держав. Казалось бы, перед Великобританией вновь, как после Трафальгара и Ватерлоо, открылись перспективы мирового лидерства. [482]

Однако увлечение английских генералов «западной» стратегией отомстило за себя. Тяжелые потери на полях Фландрии потрясли страну. Общественное мнение Великобритании, как правило, отличающееся «патриотической сдержанностью», приобрело характерный для большинства демократических режимов истерический характер. В этих условиях Ютландское сражение, являющееся не особенно впечатляющей, но несомненной стратегической победой, привело к катастрофе на уровне большой стратегии.

Б. Лиддел-Гарт ничего не пишет о Ютландском бое, и мы его понимаем. Почти невыносимо анализировать выигранное сражение, которое погубило твою родину. Тем более что это сражение было (как и все генеральные морские битвы) прямым{67} и формально выходило за рамки «Strategion of undirect operation».

Схема сражения была построена следующим образом:

1. Сосредоточив флот на севере, англичане подставляли под обстрел со стороны немецкой разведывательной эскадры свои приморские города.

2. Обстрел этих городов приводил к слабым негативным последствиям в Англии и к сильной эмоциональной реакции в Германии. Общая ситуация на фронтах и прежде всего становящаяся нестерпимой блокада провоцировали Германию на такой шаг.

3. Эскадра линейных крейсеров Битти должна была поймать немецкие линейные крейсера на отходе и уничтожить («схема Доггер-банки»).

4. (Поправка Шеера.) Поражение у Доггер-банки было обусловлено тем, что линейные корабли флота Открытого моря не поддержали отряд Хиппера. Следовательно, мы должны использовать образ действий англичан для того, чтобы навести английские линейные крейсера на главные силы флота и уничтожить.

5. (Поправка Джеллико.) Однако изолированный отряд линейных крейсеров попадет в трудную ситуацию, если немцы используют в операции весь линейный флот. Поэтому необходимо расширить «схему Доггер-банки» до «схемы Ютланда» — мы должны использовать образ действий немцев для того, чтобы навести флот Открытого моря на главные силы Грандфлита и уничтожить.

На это «возразить» Шееру было нечего. (Если не считать непринципиальной замены обстрела городов Юго-Западной Англии на отлов скандинавских конвоев.) Фишер добился своего: Ютландское сражение было стратегически выиграно англичанами еще до начала.

Фишер никогда не был сильным тактиком. Его вполне устроила разработка адмирала Того: кроссинг, бой на дальних дистанциях при плохой видимости (другой в Северном море в общем и не бывает), «фокусировка огня», вывод эскадры противника из строя как реальной боевой силы, использование миноносцев для ночных атак, уничтожение утром рассеявшихся по акватории Северного моря немецких кораблей. [483] Но эту – чужую – тактическую задумку он довел до совершенства.

Прежде всего созданы авангардные линейные крейсера. Затем — 5-я эскадра, подвижный центр боевого порядка. Она усиливала флот Битти, создавая условия для быстрого разгрома крейсеров Хиппера. Далее, являясь самым сильным соединением обоих флотов, она представляла собой мобильный резерв английского флота, а при необходимости – эскадру «чистильщиков» моря от поврежденных вражеских кораблей. Наконец, 5-я эскадра обеспечивала структурную связь между главными силами и передовым отрядом.

Сражение было настолько хорошо подготовлено, что – при всех проблемах с видимостью, погодой, связью и управлением, наконец, невзирая на невезение – оно развивалось, в общем, по плану. Ценой двух линейных крейсеров англичане втянули противника в бой в наиболее невыгодных для того условиях. Авангардное соединение Хиппера, хотя все его корабли еще держались на воде, практически перестало существовать как боевая сила. Главные силы Хох Зее Флотте были охвачены Грандфлитом, удачно вставшим между немцами и их базой. С этого момента вся немецкая тактика сводится к поворотам «все вдруг» в надежде затеряться в сгущающейся мгле. Заметим, что ни один из этих поворотов не мог улучшить их положения.

Очень много бумаги потрачено на то, чтобы доказать ошибочность развертывания Грандфлита влево. Стрэди{68}, например, утверждал, что развертывание нужно было провести на центр (по этому поводу время от времени пишут, что Великий флот не мог произвести столь сложное перестроение – утверждение, которое мы оставляем на совести авторов), Вильсон настаивал на развертывании вправо...{69} Думаю, Фишер с полным основанием заметил бы, что его план полностью инвариантен относительно подобных тактических моментов. «Достаточно того, чтобы командующий флотом и младшие флагманы сделали немного больше того, что требует долг, и при любой схеме развертывания немцы будут разгромлены», — сказал бы, наверное, старый адмирал.

По-видимому, решающей ошибкой Джеллико было то, что он решил при любых обстоятельствах уклониться от ночного боя, исходя из неочевидного утверждения, что Хох Зее Флотте лучше к нему подготовлен.

Флоты потеряли контакт. Ночные столкновения происходили совсем не в соответствии с планом Фишера и по существу имели случайный характер. Командиры английских эсминцев вложили в эти столкновения больше энергии и изобретательности, нежели противник. Английские легкие силы действовали неумело и не в соответствии с диспозицией, но они хотя бы действовали смело! Неуверенная реакция немцев на эти атаки свидетельствует о том, что к ночи флот Открытого моря исчерпал все свои силы – и психические, и физические. [484]

Шеер проскользнул за кормой Грандфлита, и к утру его корабли, включая полуживые «Зейдлиц», «Дерфлингер» и «Мольтке», вышли к Хорнс-Рифу. Джеллико не проиграл сражения. Он даже в какой-то степени выиграл его. Но только это был далеко не Трафальгар.

Фишер (но не Джеллико) выполнил минимальную задачу. Его флот по его плану разгромил Германскую империю и продлил существование Британской. Но это уже была другая Британия. Британия, которая вскоре подпишет Вашингтонские соглашения и сама своими руками уничтожит Великий флот. Британия, которая будет терпеть сталинизм в Советском Союзе, фашизм в Италии и национал-социализм в Германии. Британия, которая – при Черчилле! – будет торговать своей территорией в обмен на устаревшие американские эсминцы. Британия, которая сочтет достойной формой войны стратегические бомбардировки.

В фазе усталости Великобритания потеряла больше других. Ей еще в какой-то мере удалось продиктовать народам условия послевоенного (Версальского) мироустройства{70}. Но уже в Генуе и Рапалло лидерство Англии было поставлено под сомнение. Попытка вести «дешевую империалистическую политику» закончилась Вашингтонской конференцией, на которой Великобритания вынуждена была отказаться от стратегически необходимого ей союза с Японией и согласиться на равенство своего флота с американским.

Экономического положения страны это не улучшило, напротив, в 30-е гг. Англия попадает в затяжной «кризис традиционных отраслей хозяйства». (Можно утверждать, что содержанием этого кризиса было противоречие между построенной в начале века экономикой «страны-гегемона» и новой ролью Великобритании как младшего партнера США.)

Фаза перевооружения

Б. Лиддел-Гарт высоко оценивает деятельность А. Гитлера в «холодный» период 2-й Мировой войны, который мы назвали «фазой перевооружения». Необходимо, однако, признать, что огромные успехи [485] Германии были по меньшей мере наполовину обусловлены «полным стратегическим взаимопониманием и поддержкой» со стороны Западных держав. Возможно, речь шла о чрезвычайно непрямой большой стратегии, имеющей целью взаимно уравновесить Германию b Советский Союз, столкнуть эти страны между собой и затем уничтожить{71}.

Впрочем, наиболее вероятна самая простая версия: не было ни сложной политической интриги, в которой Германия переиграла Великобританию, ни хитроумной американской провокации, «в которой черными играл бы весь существующий миропорядок». Причиной катастрофы стали обыкновенные ошибки. Ошибки людей, которые – ни образованием своим, ни интеллектом – не соответствовали занимаемым должностям..

Действия Германии в этой фазе были очень последовательными. Отвлекая внимание Европы рискованными внешнеполитическими акциями (Рейнская область, аншлюс Австрии, Судетский кризис), Гитлер сосредоточил усилия страны на преодолении «комплекса Версаля» и создании современной армии. Ни ту, ни другую задачу решить он не сумел.

Психологический настрой в рейхе был, конечно, выше чем в Западных державах. Однако, во-первых, этот настрой был достигнут нагнетанием националистической истерии, что противоречило этическим принципам стратегии{72} и, следовательно, содержало в себе зародыш поражения, и, во-вторых, Гитлеру удалось внушить стране лишь решимость сражаться, но отнюдь не уверенность в неизбежности конечной победы.

Что же касается армии, то 15-летний перерыв в создании вооруженных сил не мог не сказаться на их качестве. Конечно, германским войскам удалось таким образом избавиться от замшелых традиций, дряхлеющих генералов и устаревшей боевой техники, но плата была непомерно высока.

Прежде всего, Германия потеряла флот и была явно не способна восстановить его в сколько-нибудь разумные сроки. Это означало, что Великобритания (при всем ослаблении собственных ВМС) имеет все [486] возможности повторить в идеальных условиях блокадную операцию Фишера.

Далее, Германия очень поздно начала создавать бронетанковые и военно-воздушные силы. У нее просто не было времени стандартным военным методом «проб и ошибок» нащупать идеальные технические и организационные решения. В результате немецкие танки отличались слабой бронезащитой, низкой надежностью ходовой части и недостаточной огневой мощью{73}.

Люфтваффе имели на вооружении прекрасный одноместный истребитель (Me-109), лучший в мире пикирующий бомбардировщик (Ю-87) – и всё. Горизонтальные бомбардировщики Хе-111 безнадежно устарели, Ю-88 и До-17 уступали по своим возможностям машинам союзников. Для отличного тяжелого истребителя Me-110 не была разработана доктрина применения. Тяжелых четырехмоторных бомбардировщиков рейх вовсе не создавал, а транспортная авиация, состоящая из снятых с вооружения бомбардировщиков Ю-52, была не способна решать ни стратегические, ни даже оперативные задачи.

Удручающее впечатление производит немецкая противотанковая артиллерия. Полевая артиллерия по своему качеству соответствовала мировым стандартам, но по количеству орудий уступала артиллерии противников.

В целом Германия была значительно хуже подготовлена к войне в 1939 г., нежели в 1914 г. Лишь политическая обстановка – стараниями не столько Гитлера, сколько Чемберлена и Даладье – была, пожалуй, более благоприятна.

Фаза мнимого реванша

Можно говорить не столько о победе Германии в кампаниях 1939-1940 гг., сколько о полном поражении союзников (что, понятно, не умаляет мастерства немецкого командования, с блеском использовавшего предоставленные ему шансы).

Сражения в Польше, пожалуй, подтвердили слова Молотова об «уродливом детище Версальского договора». Географическое положение страны, начертание и протяженность границ делали Польшу почти беззащитной от вторжения с востока или с запада. Тончайшей политической игрой Польша могла продлить свое существование (прежде всего Варшава должна была стремиться к тесному союзу с Чехословакией и Литвой), но польское руководство предпочитало прямые, более того – прямые агрессивные действия.

Стратегический план прикрытия Польши представлял собой «шедевр». Во всяком случае, порочный принцип «все прикрыть и ничего не отдать» проводился в этом плане последовательно. [487]

Быстрая кампания в Польше подтвердила боевую ценность бронетанковых дивизий, но не подлежит сомнению, что при принятой поляками группировке войск армии Рыдз-Смиглы были бы разгромлены и одной пехотой.

Норвежская кампания стала, наверное, самой красивой немецкой операцией за всю войну. Поражает точность планирования и осуществления необычного стратегического замысла: высадки морского десанта в зоне абсолютного господства флота противника.

Операции в Норвегии были задуманы, вероятно, для отвлечения сил и внимания союзников от основного ТВД – французского. Если таковы и были замыслы Гитлера, они увенчались успехом, несмотря на проволочки с началом большого наступления на Западе.

В военной литературе принято противопоставлять «план Шлиффена» 1914 г. «плану Манштейна» 1940 г., хотя это два варианта реализации одного и того же замысла – шлиффеновского. Первый «работает», если французы развертывают свои войска южнее Намюра, что было практически неизбежно при нейтралитете Бельгии. Второй осуществляется, когда французы развертываются в Северной Бельгии и возникает зона оперативного напряжения, связаннная с кратковременной слабостью района Арденн и р. Маас в ее среднем течении. Шлиффен, по-видимому, имел в виду обе возможности{74}.

Наступление в Арденнах было осуществлено немцами образцово. Добившись крушения фронта в северной Франции, гитлеровские войска быстро перегруппировались и возобновили боевые действия против остатков союзных сил. Завещание Шлиффена было выполнено: Западный фронт пал{75}.

И здесь оказалось, что германское командование не ожидало этого успеха и не было готово его развить. Результатом стал добровольный отказ от высадки в Англии в 1940 г. Вместо нее была организована сумбурная воздушная «битва за Британию», которая стоила немцам больших потерь в самолетах.

С этого момента Германия явно теряет путеводную нить в войне. «Записки Шлиффена» кончились, и ОКВ, по-видимому, не представляло, [488] что предпринимать дальше. Уникальная возможность (возникшая только благодаря тяжелым и непростительным ошибкам союзников) вести войну на сравнительно прочном стратегическом фундаменте сразу же оказалась подорванной.

Германия осуществляет изумительную тактически, но стратегически ошибочную операцию «Марита» на Балканах. В результате Гитлер оказывается вынужденным удерживать чрезвычайно слабо связанный с его «европейской империей» плацдарм. Для полноты неприятностей кампания в Югославии и Греции привела к трениям с итальянцами и к критической задержке начала русской кампании.

«Марита» могла быть включена в общий стратегический контекст действий «Оси» на Средиземном море, если бы она послужила прологом к решительному наступлению на этом ТВД, которое можно было начать ударом по острову-крепости Мальте. В дальнейшем следовало предусмотреть операции против Кипра и Родоса и переброску значительных подкреплений в Северную Африку. Такое развитие событии могло привести к разрушению оперативного взаимодействия британских сил на Средиземноморье. Потеряв возможность свободно маневрировать ресурсами, англичане не смогли бы одновременно защитить Гибралтар, Египет и Ближний Восток{76}.

Очень трудно понять, зачем была проведена операция «Меркурий». В рамках «средиземноморского варианта» действия против Крита выглядят если не оптимальными, то во всяком случае разумными. Но к этому времени Германия уже отказалась от нанесения главного удара на Средиземном море и вернулась к чисто континентальной стратегии{77}.

План «Барбаросса» производит тяжелое впечатление. Невозможно понять, как такой сырой и непродуманный документ мог пройти «ответственный контроль» в германском Генеральном штабе. К «Барбароссе» с полным основанием можно отнести те же слова, что и к пресловутому французскому «Плану № 17»: это скорее набор благих пожеланий, нежели план боевых действий. [189]

Целью операции «Барбаросса» был выход немецких войск на линию Астрахань-Архангельск, после чего предполагалось разрушить Уральский экономический район «с помощью авиации». Даже эта строка вызывает недоумение. Какие самолеты? Немцы имели только фронтовую авиацию, ее использование против промышленных центров Великобритании в 1940 г. успеха не принесло. С каких аэродромов эти самолеты должны были действовать? Даже аэродромная сеть северной Франции показалась немцам недостаточно густой для нормального обеспечения воздушного наступления на Англию... Откуда эти аэродромы должны были снабжаться горючим и боеприпасами? Из Румынии и Польши? С Кавказа? По каким транспортным магистралям? По русским дорогам?

Чисто оперативные мотивы развертывания плана «Барбаросса» также сомнительны. Прежде всего, оно основывалось на неочевидном предположении, что советская армия сохранит крайне невыгодную для нее исходную конфигурацию и в критические дни, предшествующую началу наступления, останется неподвижной. Далее, вопрос о преодолении с боем линии Западная Двина-Днепр авторами плана даже не ставился. Изначально наступление предполагалось вести двумя примерно равными по силе группировками южнее и севернее Припятских болот, причем организация взаимодействия между этими группировками не предусматривалась! Если на севере действия были до некоторой степени непрямыми (во всяком случае, геометрически), то на юге речь шла о совершенно прямом ударе, который в лучшем случае мог привести немецкие войска на Днепр.

В оперативном масштабе (уровень групп армий) германская армия добилась значительного оперативного усиления, что позволяло иметь на направлениях главных ударов огромное преимущество в силах. Но в масштабе стратегическом четыре танковые группы, три воздушных флота и семь армий{78} равномерно развернулись вдоль границы.

План «Барбаросса» не имел единого стратегического замысла. Цели групп армий расходились. Завершив приграничное сражение, Лееб (группа «Север») должен был наступать на Ленинград, Бок («Центр») – на Москву, Рундштедт — на Ростов и далее – одновременно – на Сталинград и Кавказ. Если Польша в 1939 г. пыталась «все прикрыть и ничего не отдать», то немцы в 1941 г. явно поставили своей целью «все схватить и ничего не упустить»{79}.

Если советское руководство и имело какой-то план на случай цойны с Германией, реконструировать его содержание, исходя из логики развития событий на фронте, не представляется возможным: [490] план прекратил свое существование как организующая структура в первые же часы войны{80}.

Первый этап боевых действий, закончившийся окружением 300-тысячной группировки в районе Минска, наглядно продемонстрировал всю порочность схемы развертывания советских армий прикрытия. Западный фронт развалился под ударами немецких войск. Северо-Западный утратил устойчивость и за несколько дней откатился к Двине. На Юго-Западном фронте – в ходе сражения в треугольнике Луцк- Ровно-Броды – были практически разгромлены советские бронетанковые войска. Гитлеровская авиация захватила полное господство в воздухе.

В этих условиях советское руководство нашло очень сильный и непрямой стратегический ход, отдав приказ о перебазировании промышленности на восток. Этим решением план «Барбаросса» по сути перечеркивался: даже его полное выполнение с выходом к Волге не приводило теперь к выходу СССР из войны. Судя по тому, насколько быстро и организованно прошла эвакуация, она была спланирована и подготовлена задолго до войны.

На следующем этапе войны начали проявляться коренные недостатки плана «Барбаросса». Темп немецкого наступления резко снизился. Линия Днепра преодолевалась с боями и неоправданными потерями, при этом отсутствовала ясность относительно дальнейших операций. В длительных совещаниях Гитлер и его генералы пытались на ходу сымпровизировать новый план кампании. Кончился этот период «сомнений и тягостных раздумий» Киевской стратегической операцией, [491] ориентировавшей усилия вермахта против Юго-Западного фронта.

После войны генералы упрекали Гитлера за эту операцию, помешавшую им взять Москву (с этой точкой зрения частично солидаризируется и Б.Лиддел-Гарт). Думается, однако, что фюрер с военной точки зрения был прав. Действия на Украине привели к захвату Киева (политическое и экономическое значение которого было не многим меньше, чем Москвы), к разгрому нескольких русских армий и создали угрозу Донбассу. Только пленных было захвачено более 600 тыс.

Можно ли требовать от операции большего? Сторонники «московской стратегии» почему-то предполагают, что захват Москвы привел бы к прекращению сопротивления Советского Союза. Но каковы основания для такого утверждения? Исторический опыт свидетельствует скорее о том, что с падением Москвы война для России только бы начиналась. Поскольку пример Наполеона был известен в СССР любому школьнику, рассчитывать на ошеломляющий психологический эффект от захвата столицы не приходилось.

Во всяком случае разгром Юго-Западного фронта позволил немцам лучше подготовить удар на Москву и провести его в более благоприятных условиях. Советское командование продолжало «играть в поддавки», в результате чего Киевская катастрофа дополнилась Вяземской. Тем не менее ситуация на Восточном фронте постепенно становилась для Германии критической. Выработался ходовой ресурс техники. Резко снизилось количество исправных танков в танковых группах. Войска смертельно устали. Направления ударов становились все более и более очевидными, вследствие чего преимущество немцев в маневре полностью обесценилось. После того как в ноябре немцы возобновили наступление на Москву в прежней группировке, что противоречило всем принципам военного искусства, но, по-видимому, было неизбежным по транспортным соображениям, поражение стало лишь вопросом времени.

Советское контрнаступление оказалось совершенно прямым и только поэтому не привело к полному разгрому группы армий «Центр». Тем не менее масштаб поражения был значителен{81}.

На фронте установилось неустойчивое равновесие, которое – не в свою пользу – было нарушено советскими войсками весной 1942 г.

Конец 1941 г. принес расширение военного конфликта на Дальний Восток.

В японо-американской войне особый интерес представляет первый, «холодный» ее период. Насколько можно судить, Япония в 1941 г. не была заинтересована в войне и предпочла бы решить разногласия с США дипломатическим путем. Ф. Рузвельт, напротив, исходил из того, что политика «неучастия в войне» не соответствует долговременным интересам США. Госдепартамент разработал тонкую провокацию, составив ноту, осуждающую действия Японии в Индокитае. В процессе [492] перепечатки «индо» пропало, и документ приобрел вид ультимативного требования к Японии очистить территорию Китая.

Нота подтолкнула Страну восходящего солнца к активным действиям, на что Ф. Рузвельт и рассчитывал. Однако на провокацию госдепартамента Я. Ямамото, командующий Объединенным флотом, ответил грандиозной контрпровокацией.

Ф. Рузвельт хотел предоставить противнику честь объявить войну. Но, конечно, медлительное американское командование и помыслить не могло, что это объявление будет сопровождаться нанесением сокрушающего удара по главной базе флота США на Тихом океане.

В следующие месяцы Ямамото, с блеском применяя стратегию непрямых действий, овладел Малайей, Филиппинами и Индонезией{82}. Однако никакая стратегия не могла помочь Японии, по своим экономическим возможностям сравнимой разве что с Бельгией, противостоять военной машине Соединенных Штатов. Первая же полуслучайная неудача у атолла Мидуэй поставила японский флот на грань катастрофы.

После Москвы и Мидуэя уничтожение «Оси» стало лишь вопросом времени.

Фаза уничтожения

Последняя попытка Германии выиграть войну, предпринятая в безнадежной обстановке, заслуживает рассмотрения. Воспользовавшись тем, что слишком прямые удары советских войск в ходе зимней и весенний кампаний 1942 г. обходились наступающему очень дорого, немцы искусными действиями в Крыму и под Харьковом вновь захватили инициативу. На этот раз удар был направлен на Кавказ и имел своей целью захватить важнейшие нефтяные месторождения и закрепить правый фланг немецкого стратегического фронта на Волге и Каспии. В дальнейшем «планировалось» ни более ни менее как наступление совместно с африканской армией Роммеля на Ближний Восток и оттуда – в Индию. К военному искусству арабо-индийские планы, само собой разумеется, отношения не имели.

Замысел операции «Блау» импонирует по крайней мере своей цельностью. Будучи осуществлен годом раньше, он, возможно, имел бы шансы на успех. Но теперь силы советской армии были отмобилизованы и развернуты, немецкие же войска утратили преимущество в подвижности. К тому же Гитлер был не до конца последователен, заложив в план 1942 г. действия против Севастополя и Ленинграда и задействовав на этих второстепенных с точки зрения схемы «Блау» направлениях 11-ю армию под руководством лучшего стратега Германии Эрика фон Манштейна.

Желание обеспечить за собой не только кавказские месторождения, но и линию Волги привело к раздвоению оперативных усилий. С какого-то [493] момента обеспечивающие действия (Воронеж, Сталинград) получили приоритет перед основными{83}.

Темп операции упал почти до нуля, и вскоре советские войска нанесли удар по слабым точкам гигантской блокадной линии. Этот удар должен был привести к полному коллапсу всего южного крыла стратегического фронта, и хотя этого не случилось, масштаб катастрофы, пришедшей в военную историю как Сталинградская, был огромным.

Дальнейшие события со стратегической точки зрения лишены всякого интереса. Говоря о кризисе европейского военного искусства, мы имеем в виду прежде всего бессмысленные и кровавые кампании 1943, 1944 и 1945 г. Союзники добивались «безоговорочной капитуляции» и не ставили вопрос о ее цене. Собственно, эти кампании знаменуют поворот от классического военного искусства к индустрии уничтожения людей.

Стратегия непрямых действий в Североафриканской кампании 1940-1942 rr.{84}

Уважаемый Базиль!

Я уже говорил вам, что ваши идеи повлияли на ход событий в Египте в нашу пользу дважды в 1940-1942 гг., когда положение было особенно серьезным. План наступления, приведший к уничтожению армии Грациани у Сиди-Баррани и срыву первого вторжения противника в Египет в .1940 г., был прекрасным примером применения вашей стратегии непрямых действий. Оборонительная стратегия и тактические действия, благодаря которым были сорваны планы вторжения Роммеля у Эль-Аламейна в июле 1942 г., также были основаны на непрямых действиях. Я давно собирался сообщить вам о событиях более подробно Из этого письма вы убедитесь, что, когда мы пренебрегали принципом непрямых действий, то дорого за это расплачивались.

В сентябре 1940 г. я был освобожден от руководства боевой подготовкой британских войск Индии и назначен начальником вновь созданного средневосточного штабного колледжа. В начале октября{85}, когда вторгнувшаяся армия Грациани была остановлена у Сиди-Баррани (см рис. 12 в тексте Лиддел-Гарта. — Прим. ред.), я в течение двух недель находился с частями О'Коннора в Западной пустыне. О'Коннор изучал [495] возможность перехода в контрнаступление, несмотря на превосходство Грациани на земле и в воздухе. Мы обсуждали слабые места в дислокации частей Грациани и возможности широкого маневра на сближение южнее эскарпа с целью создать в тылу противника у Эс-Саллума (75 км западнее Сиди-Баррани) и Хальфайи то, что вы называете «стратегическим барьером». Другим вариантом действий было нанесение контрудара в районе Сиди-Баррани. Транспортные затруднения заставили в конце концов использовать второй вариант.

Переброска некоторых подразделений и без того малочисленных Воздушных сил со Среднего Востока в Грецию вынудила отсрочить наступление, и 21 ноября 1940 г. Уэйвелл приказал мне снова посетить штаб войск в Западной пустыне. Здесь О'Коннор попросил меня присутствовать на дивизионном учении 4-й индийской дивизии по овладению укрепленным лагерем в пустыне, какие имели итальянцы в цепи своих позиций южнее Сиди-Баррани, и высказать свое беспристрастное мнение. Это пробное наступление являлось репетицией, носило чисто фронтальный характер и должно было проводиться в направлении, откуда противник его больше всего ожидал, и прямо через минное поле, для разминирования которого в то время у нас не было никаких средств. По времени получалось так, что наша артиллерия могла иметь после рассвета четыре часа для пристрелки. Это было опасно, так как в течение этого промежутка времени наши атакующие части находились бы под угрозой нападения с воздуха значительно превосходящих военно-воздушных сил противника. В общем метод подготовки не расходился с официальной инструкцией, но не соответствовал тактической обстановке, и поэтому, несомненно, наступление не увенчалось бы успехом. Вечером О'Коннор, Галлоуэй и я разработали необычный способ, который носил ярко выраженный характер непрямых действий. Мы изложили наши выводы в документе «Метод овладения лагерем в пустыне», который явился директивой для действий и дал отличные результаты. Требования директивы основывались на применении вашего принципа непрямых действий при выборе направления и способа действий, при расчете времени и учете морального фактора.

Марш-подход начался 8 декабря 1940 г., и в ту же ночь наши части сосредоточились южнее Нибейвы, самого южного лагеря на фронте Противника, поблизости от прохода между этим лагерем и группой лагерей у Софафи, которые прикрывали обращенный в южном направлении фланг итальянцев. На рассвете 9 декабря армейский танковый батальон (из состава 7-го королевского танкового полка) и часть моторизованной пехоты 4-й индийской дивизии атаковали с тыла и захватили лагерь Нибейва, а затем стали продвигаться на Туммар, чтобы аахватить его также с тыла. Длительная артиллерийская пристрелка была отменена, и артиллерийская поддержка осуществлялась совершенно без пристрелки; 72 орудия вели сильный огонь по итальянскому{86} [496] лагерю со стороны, противоположной направлению атаки танков. Мы успокоили артиллеристов, назвав их огонь «огнем на изнурение», каким он в действительности и был. Тем временем 7-я бронетанковая дивизия быстро прошла через проход и двинулась на запад в тыл всего передового района противника, чтобы отрезать его от подкреплений и преградить путь отхода в Эс-Саллум{87}. Такое сочетание непрямых тактических действий совершенно расстроило оборону противника. Сопротивление прекратилось, и мы окружили основную часть итальянской армии восточнее эскарпа, понеся при этом незначительные потери, несмотря на то что противник обладал численным превосходством и господством в воздухе. В связи с этим Уэйвелл однажды писал мне: «Небольшое отступление от правил – опасная вещь, но без этого редко кто выигрывает бой».

Интересным в наступлении О'Коннора было то, что в силу острой нехватки транспорта он был вынужден в зоне подвижных сторожевых застав, под носом у Грациани, создать двухсуточные запасы воды и боеприпасов, и если бы в этот промежуток времени боевые действия О'Коннора не закончились успешно, ему пришлось бы из-за отсутствия воды отступить, используя транспорт для перевозки пехоты. Никакой другой английский командующий и, я думаю, почти никто из командующих континентальных держав, за исключением, может быть, русских, не начал бы наступление при таких невыгодных условиях. Но О'Коннор проделал то же самое еще раз у Беда-Фоммы. О'Коннор является смелым, расчетливым и очень опасным противником, умело применяющим принцип непрямых действий{88}.

В январе 1941 г., после нашего продвижения в восточную часть Киренаики, я взялся за составление доклада о действиях по захвату Бардии и Тобрука{89}. О'Коннор рассказал мне о своих планах на будущее, и мне посчастливилось принять участие в разработке плана обходного маневра и в самом маневре 7-й бронетанковой дивизии против Беда-Фоммы, которым отрезались пути отхода в Триполитанию остаткам сил противника южнее Бенгази{90}. [497]

Несомненно, операции О'Коннора с декабря 1940 г. по февраль 1941 г. были выдающимся примером непрямых действии в области стратегии и тактики. Блестящее начало у Сиди-Баррани, так же как другие мастерские действия и их стремительный финал у Беда-Фоммы, — все его прямое свидетельство успеха непрямых действий. О'Коннор был первоклассным командующим и, по сути дела, единственным руководителем английских полевых войск, который во время Второй Мировой войны сумел «убить лисицу в открытом поле».

Весной 1941 г. при внезапном появлении Роммеля в Африке оружие непрямого действия обратилось против нас, и наши небольшие и плохо снаряженные части едва избежали катастрофы, отступив в беспорядке к Тобруку{91}. Тогда мы, к сожалению, расстались с О'Коннором. Но смелое решение остановиться и обороняться в 45 км от Тобрука силами четырех с половиной бригад (этих войск было крайне мало для обороны, однако практически это было все, что мы имели в Египте) выбило из рук Роммеля оружие непрямого действия; в течение всего лета и осени у противника едва хватало сил, чтобы, с одной стороны, блокировать нас в Тобруке, а с другой – сдерживать наши попытки освободить Тобрук с суши, обороняясь на позиции у Эс-Саллума. Решение оборонять Тобрук было принято по настоянию Черчилля и Уэйвелла. 10 апреля 1941 г. я прилетел в Тобрук для передачи Морсхеду приказа на оборону{92}.

Наши наступательные действия в июне 1941 г. на египетской границе были фронтальными, хотя обстановка давала широкие возможности для непрямых действий. По этой же причине наше прямое и открытое наступление из Палестины в Сирию, находившуюся под контролем французского правительства Виши, встретилось с большими препятствиями и могло привести к поражению, если бы не последующее обходное наступление из северной части Ирака против уязвимого восточного фланга противника, которое подтвердило принципиальную правильность удара в тыл. Наступление осуществлялось под командованием Окинлека. [498]

В июне 1941 г. командование на Среднем Востоке сменилось, и Окинлеку, прибывшему из Индии, пришлось заняться реорганизацией войск и укреплением боевого духа удрученных неудачами солдат в Западной пустыне, прежде чем начать наступление на войска оси в Киренаике В это время на базе войск, находящихся в Западной пустыне, была сформирована 8-я армия. Тобрук все еще был обложен войсками противника, и Роммель постепенно накапливал силы для решительной атаки слабо защищенного города. В ноябре{93}, прежде чем Роммель успел подготовиться к атаке Тобрука, мы начали наступление, известное под названием «Крусейдер». В основе его лежал здравый стратегический замысел, который давал командующему армией Каннингхему возможность, во-первых, использовать удобное операционное направление на север из района в пустыне около Маддалены, в котором были расположены замаскированные склады, и, во-вторых, выбрать одну из двух целей: ударить в тыл противника, обложившего Тобрук, или по войскам, находящимся на пограничном оборонительном рубеже. С другой стороны, расположение войск Роммеля было очень невыгодным. Войска Роммеля спиной были обращены к морю, и, кроме того, будучи вынужденными блокировать Тобрук и оборонять позиции в районе Хальфайя, они не имели достаточ ной глубины{94}. Наш подход со стороны Маддалены заставил немцев вести бой под прямым углом по отношению к своим коммуникациям. Несмотря на значительные преимущества, нам не удалось уничтожить силы Ром меля{95}. Наш тактический план был рассчитан на то, чтобы английские бронетанковые войска ввязались в бой с танками Роммеля до того, как начнется наступление на Тобрук или на пограничный оборонительныи [499] рубеж немцев. Хотя для Роммеля это было в известной мере стратегической неожиданностью, однако он, организовав взаимодействие своих технически более совершенных танковых частей с другими родами войск, вначале нанес нам тактическое поражение{96}. От этого поражения нам удалось оправиться только после того, как общие боевые действия распались на боевые действия отдельных корпусов, которые Ритчи с некоторым запозданием развил в непрямые действия против немцев через Бир-Гоби и Эль-Адем (25 км южнее Тобрука). Это заставило Роммеля отвести свои главные силы в относительном порядке к Эль-Агейле, пожертвовав частями на египетской границе и в Бардии{97}.

После этого нам уже не удалось использовать непрямые действия. Следующая вылазка Роммеля{98} из Эль-Агейлы против наших сильно распыленных частей заставила последние отойти в беспорядке{99}. Однажды [500] у Мсуса Роммель поставил Ритчи в затруднительное положение, создав одновременную угрозу и Бенгази и Эль-Мекили (160 км западнее Тобрука){100}. Последний вышел из этого положения, поспешно отступив к Тобруку, и, опередив преследователей, остановился на линии Айн-эль-Газала-Бир-Хащейм (75 км юго-западнее Тобрука). На этом рубеже 8-я армия находилась с февраля до мая 1942 г:, в то время как Роммель, находясь в безопасности в районе Джебель-Акдар, планировал против нее дальнейшие действия. Побывав в тот период на фронте 8-й армии, я старался продумать вопрос о таком оперативном построении современной армии, которое не имело бы недостатков, подобных недостаткам войск Грациани, располагавшихся у Сиди-Баррани, и которые снова повторялись в расположении войск Ритчи у Газала и Тобрука. Диспозиция 8-й армии в период февраль-май 1942 г. сильно походила на диспозицию итальянской армии у Сиди-Баррани в октябре-ноябре 1940 г. в том отношении, что построение 8-й армии не имело глубины и гибкости и, кроме того, значительные отряды были выдвинуты так далеко, что не могли получить своевременной тактической поддержки{101}.

Здесь мы вновь сталкиваемся со сложной проблемой ведения войны в пустыне, т. е. с соотношением между протяженностью фронта и глубиной расположения передовых частей и резервов. В пустыне механизированные войска имеют большую свободу маневра, что еще больше обеспечивается необходимостью из-за трудностей снабжения ограничивать размер полевых армий. Поэтому армия, которая находится в обороне, легко может быть обойдена противником с фланга. Для предотвращения этого войска, действующие в пустыне, стремятся растянуть фронт в ущерб глубине обороны и за счет резервов. Однако такое решение проблемы никогда не было правильным. Эта тенденция особенно заметна, когда в армии мало подвижных войск или не хватает танков, а также когда командование не учитывает особенностей войны в пустыне. Сам Роммель поддался этому стремлению осенью 1942 г., когда в результате июльских боев он слишком растянул свой фронт, примкнув южный фланг к впадине Каттара (рис. 14), и поэтому ко времени наступления Монтгомери имел незначительную глубину обороны.

Поражение Грациани и Ритчи объяснялось тем, что они не руководствовались основными положениями стратегии о том, как избежать [502] дезорганизации и упадка духа войск в результате внезапного выхода противника в тыл или как изменить оперативное построение армии, чтобы она могла действовать на новом направлении, не ослабляя себя Надо так расположить свои силы, чтобы стремление противника выйти в тыл не явилось с его стороны непрямые действием в стратегическом масштабе. Это означает, что обороняющаяся армия должна иметь на своих флангах и в тылу такую же мощную оборону, как и с фронта Оборона может считаться эффективной только тогда, когда она сумеет остановить наступление противника и создаст условия для нанесения контрудара{102}.

Обороняющаяся армия может располагать свои войска по одному из трех вариантов. Первый вариант – линейное расположение войск с подвижными резервами. Второй вариант – круговое расположение войск, т.е. тоже линейное, но с прикрытым тылом («еж»). Третий вариант – организация узлов сопротивления, расположенных в шахматном порядке. Узлы сопротивления должны отстоять друг от друга как можно дальше, но так, чтобы при этом можно было оказать своевременную взаимную поддержку огнем артиллерии и резервами.

Расположение узлов сопротивления должно обеспечивать сосредоточение к любому пункту, подвергшемуся нападению, по крайней мере 75% всех подвижных огневых средств, прежде чем противник сможет сломить очаг сопротивления. Это означает в некоторой степени отказ от идей жесткой обороны в полосах дивизий, о которых говорится в полевом уставе. В соответствии с этим уставом наши командующие склонны полагать, что если в данной полосе необходимо расположить несколько дивизий в линию, то каждая из них должна сосредоточить все свое внимание только на обороне своего фронта и лишь в своих частных интересах оказывать помощь ближайшим соседям. В этих условиях оказание помощи атакованной дивизии первого эшелона и защита полосы обороны с тыла обычно возлагаются на резервы. Трудность ведения оборонительных действий небольшими силами на открытой местности объясняется тем, что обороняющийся чрезмерно увеличивает свой фронт и поэтому не может создать достаточную глубину и более или менее значительные резервы. Но этого не случится, если обороняющийся поймет, что мы вернулись к тем нормативам по численности, ширине фронта и подвижности, которые были характерны во времена Ватерлоо, и внесет соответствующие поправки.

По-видимому, лучшим средством является применение модернизированной формы построения легионов, при котором армия в обороне располагает свои войска в определенных пунктах, отстоящих друг от [503] друга по фронту и в глубину до 9 км. В каждом пункте сосредоточено соответствующее количество артиллерии и пехоты; остальная часть артиллерии, пехоты и танков может свободно перебрасываться в пределах Полосы обороны либо для сосредоточения в угрожаемом пункте, либо для удара во фланг и в тыл противника, пытающегося обойти оборону с фланга. При этом армия, имеющая в своем составе, предположим, >NCTbipe пехотные дивизии и один бронетанковый корпус, может размещаться в полосе по фронту 40 км и в глубину 30 км. При таком еперативном построении будет обеспечена взаимная поддержка, а бронетанковые части корпуса могут использоваться в качестве резерва. Аэродромы должны быть прикрыты наземными войсками и находиться в их тылу. С обоих флангов этой полосы должны располагаться легкие подвижные части с самостоятельными районами обслуживания и ремонта. Несколько позади, но в пределах досягаемости огня артиллерии из опорного пункта должны располагаться все имеющиеся тяжелые танки. При соблюдении этих требований вся система обороны будет гибкой. На открытой местности опорные пункты каждого «легиона» занимают возвышенные места, чтобы таким образом господствовать над окружающей местностью и хорошо просматривать ее. На пересеченной местности с наличием дорог опорные пункты размещаются на перекрестках дорог. Вся оборона должна быть подвижной, гибкой и прочной.

Если бы оперативное построение 8-й армии, располагавшейся южнее Тобрука, соответствовало этим требованиям, она нанесла бы поражение Роммелю{103}. Но действительное расположение 8-й армии было, как я сказал, линейным и уязвимым при нанесении удара в классическом >облическом стиле. Такое наступление и предпринял Роммель 27 мая 1942 г. Его план состоял в том, чтобы главными силами итальянских танковых частей танковой армии «Африка» сковать фронт Ритчи, а сравнительно небольшим по численности немецким африканским корпусом с лучшей частью итальянцев обойти гарнизон частей «Свободной Франции» в Бир-Хашейме и ударить по району между Эль-Адемом и Найтсбриджем, где оборона у Ритчи была наиболее слабой. Хотя первоначальное наступление не вполне удалось, Роммель так парализовал Ритчи, что смог, во-первых, уничтожить изолированную бригаду 50-й дивизии и захватить еще более изолированную позицию частей «Свободной Франции» у Бир-Хашейма, обезопасив тем самым свой тыл, и, во-вторых, отразив несколько фронтальных контратак с большими потерями для англичан, сумел развить новое наступление против Эль-Адема. Это наступление опять поставило Ритчи в затруднительное положение, так как оно одинаково угрожало как тылу наших войск, оборонявших участок [504] у Айн-эль-Газалы, так и району непосредственно восточнее Тобрука, где находились наша конечная выгрузочная станция и полевые склады. Эга угроза так подействовала на командующего английской армией, что он отвел более половины 8-й армии к египетской границе, оставив остальную часть в Тобруке без прикрытия истребительной авиацией и, следовательно, обреченной на неизбежное уничтожение.

В этих операциях Роммель мастерски продемонстрировал применение принципа непрямых действий. Используя небольшие силы немцев в составе двух танковых бригад и четырех бригад механизированной пехоты, Роммель атаковал по частям и полностью разбил всю 8-ю армию Ритчи, сковав ее с фронта многочисленными итальянскими частями, которые трудно было использовать для чего-либо другого.

25 июня 1942 г. Окинлек, заменивший Ритчи, возглавил непосредственное руководство операциями в Западной пустыне, и я вместе с Окинлеком отправился в штаб 8-й армии. Остаткам 8-й армии Ритчи удалось избежать попыток Роммеля отрезать их от египетской границы, и они отступили к окрестностям Мерса-Матрух. Прибытие Окинлека внесло в борьбу новую струю, так как он мог распоряжаться всеми уцелевшими силами и средствами, находившимися между Мерса-Матрух и границей Ирана, и как главнокомандующий мог принимать более широкие стратегические решения, необходимые для максимального сосредоточения усилий в этот критический момент. Его первой задачей было или дать бон немцам вблизи Mepca-Матрух, или отступить далее на восток. В связи с мифической славой оборонительных свойств местности в районе Мерса-Матрух на первый взгляд могло показаться, что там хорошо вести боевые действия. Но Мерса-Матрух можно было удержать лишь в том случае, если обороняющаяся армия имела достаточно крупные бронетанковые силы, чтобы воспрепятствовать обходу противника через пустыню. Беч таких сил оборонительные рубежи Мерса-Матрух и Багиш превратились бы в лишенные воды лагеря для интернированных, обойдя которые противник устремился бы непосредственно к дельте Нила{104}.

Так как большая часть наших бронетанковых сил была потеряна в прежних боях, главнокомандующий решил лишь задержать противника сдерживающими действиями в районе южнее Мерса-Матрух с целью организовать прочную оборону близ Эль-Аламейна, где и провести «битву за Египет». Но, кроме этого принципиального решения, Окинлек принял два других решения, которые должны были изменить весь ход этой битвы и автоматически придать ей характер непрямого действия. Первое решение касалось централизации управления артиллерией в масштабе армии, которая была необоснованно раздроблена путем постоянного распределения артиллерийских полков, разделенных на группы, по пехотным бригадам. Второе решение сводилось к отказу от использования заранее подготовленных оборонительных сооружений, широко разбросанных [505] между Эль-Аламейном и впадиной Каттара. Эти сооружения больше не соответствовали характеру сражения, которое планировал Окинлек. Последнее решение в значительной степени сбило с толку противника. Немцы также растянули по фронту свои части, среди которых было много сильно уязвимой немеханнзированной пехоты.

История, я думаю, покажет, что руководство Окинлека 8-й армией В июне и июле 1942 г. не только спасло Объединенные Нации от поражения, чреватого огромными последствиями, но и дало изучающим военное искусство классический пример применения непрямых действий. Хотя стратегия Окинлека по необходимости была оборонительной, однако все его тактические действия были наступательными. Отведя остатки армии к Эль-Аламейну, он прежде всего позаботился о том, чтобы остановить стремительное движение Роммеля на Александрию по побережью. Между 1 и 3 июля силы держав Оси атаковали наши позиции южнее Эль-Аламейна, встретив сильный артиллерийский огонь и удары авиации. Наш фронт был гибким и простирался от Эль-Аламейна до господствующей над окружающей местностью гряды Руейсат. Структура обороны фронта была необычной, так как пехота и артиллерия располагались вместе. Основу этого гибкого фронта составляли 25-фунтовые орудия, которые прикрывались близко расположенной пехотой и поддерживались оставшимися у нас танками. Африканский корпус немцев не смог преодолеть этот боевой порядок, и с 3 июля его атаки прекратились{105}.

Без промедления Окинлек перешел в контрнаступление, нанеся своим левым крылом под командованием Готта, включавшим подвижные подразделения новозеландской дивизии и 7-ю моторизованную бригаду, контрудар по правому флангу войск Роммеля и в районе на полпути между побережьем и впадиной Каттара. Этим контрударом был нанесен серьезный урон итальянской дивизии «Ариете». Роммель перебросил большую часть немецких войск на свой правый фланг, примкнув его к впадине Каттара, оставив для обороны левого фланга у побережья главным образом итальянцев. 10 июля последних атаковала 9-я австралийская дивизия Морсхеда с таким успехом, что Роммель едва спас положение с помощью частей, только что прибывших на самолетах с Крита, и снова был вынужден поспешно перебросить своих утомленных солдат с правого фланга на север. После этого Окинлек провел третью атаку, на этот раз силами новозеландцев против итальянцев в центре фронта Роммеля.

Эти три хорошо проведенные Окинлеком атаки заставили Роммеля укрепить деморализованные части итальянцев путем рассредоточения германского африканского корпуса на всем протяжении 60-километрового фронта между морем и впадиной Каттара. Этим самым был сведен на нет наиболее боеспособный элемент танковой армии Роммеля — «Африка». [506]

Таким образом, в середине июля 1942 г. попытка вторжения держав Оси в Египет была отражена{106}. В дальнейшем противник нес все более и более увеличивавшиеся потери от боевых действий и болезней. Войска противника, занимавшие почти 60-километровый фронт в открытой пустыне, подвергались безжалостной бомбардировке мощных воздушных сил и массированному огню более чем 300 полевых орудий. Наступление Роммеля на дельту Нила окончательно провалилось; со времени подхода к Эль-Аламейну он потерял около 9000 пленными. Но Роммель обладал исключительными способностями восстанавливать свои силы. Предстояло еще так усилить общую оборону Египта и позиции 8-й армии, чтобы в случае, если Роммель снова перейдет в наступление, можно было бы наверняка нанести ему поражение. Следовало также подготовиться к преследованию, если бы обстоятельства вынудили Роммеля отступить назад со своего открытого и чрезмерно растянутого фронта. Однако, принимая во внимание темперамент Роммеля, этот шаг с его стороны казался маловероятным.

Самой неотложной задачей англичан было усилить позиции 8-й армии на открытой местности между морем и грядой Руейсат. Южный фланг этих позиций был оголен. А мы видели, как дважды в этих кампаниях армии, располагавшиеся на таких позициях в открытой пустыне, были атакованы и разбиты меньшими силами (эти операции подробно описаны в главе XIX вашей книги).

Стоявшая перед Окинлеком проблема заключалась в том, как обезопасить 8-ю армию в случае возобновления Роммелем наступления в обход фланга Ритчи. Его решение претворяло в жизнь теоретический план, который я уже описал. Бросив невыгодные позиции, подготовленные в 1941 г., он построил в тылу, на небольшом удалении от переднего края обороны 8-й армии, который простирался лишь на 32 км к югу от гряды Руейсат, опорные пункты (узлы сопротивления). Эти пункты располагались в шахматном порядке на удалении 9 км друг от друга по фронту и в глубину (см. рис. 14). В каждом опорном пункте Окинлек расположил по два пехотных батальона и по одной 25-фунтовой батарее. Каждая пехотная дивизия трехбригадного состава имела в своей полосе по три таких опорных пункта. Все эти пункты могли оказать друг другу взаимную поддержку.

Однако опорные пункты являлись лишь остовом обороны армии. Управление всеми частями и соединениями 8-й армии, которые не требовались для обороны опорных пунктов, было объединено в руках самого Окинлека. Эти части и соединения располагались в промежутках между опорными пунктами и могли быстро перебрасываться в зависимости от обстановки на любой фланг, в направлении фронта или в тыл. Внутри этой своего рода большой шахматной доски были созданы полосы минных [507] заграждений, расположенные так, чтобы не давать противнику возможности маневрировать и в то же время облегчать контрманевры своих войск. Расположенная таким образом армия могла быстро повернуться фронтом в любом направлении, не теряя своей устойчивости. Вследствие этого не было опасности, что какая-либо часть армии будет вести бой изолированно, без поддержки других войск, или что командование армии испытает такое же моральное потрясение от атаки противника с тыла, которое явилось столь роковым для Грациани и Ритчи. Штаб Окинлека находился внутри полосы обороны. Но необходимо было иметь не только это. В случае действий противника на одном из флангов полосы обороны по нему наносился удар как изнутри полосы обороны, так и извне. Поэтому Окинлек предусмотрел проведение контрудара бронетанковыми и моторизованными частями из района юго-восточнее полосы обороны в любом направлении. Его план предусматривал применение непрямых действий войсками, расположенными в полосе обороны и предназначенными для сдерживания наступающего противника, в то время как группа тяжелых танков и подвижная группа легких танков были расположены таким образом, чтобы нанести удар наступающему противнику во фланг или в тыл.

Но если бы Роммелю удалось вынудить нас отступить с позиций на рубеже Эль-Аламейн – Руейсат прежде, чем 8-я армия получила из Англии подкрепления, это отнюдь не означало бы, что все потеряно, ибо сразу по прибытии в Эль-Аламейн были приняты меры по подготовке второго оборонительного рубежа восточное него, в случае если бы пришлось отступить с позиций у Эль-Аламейна. Для этой цели оборонительные сооружения в районе Александрии были развиты как в направлении пустыни за Эль-Амрию (23 км юго-западнее Александрии), так И к востоку от Нила. Сухое русло Вади-эн-Натрун (рис. 14) также было использовано для усиления обороны. Западнее Каира оборонительные сооружения в районе долины Нила были расширены в сторону Эль-Файюма. Кроме того, была проведена подготовка к постройке мостов через Нил у Маади и южнее. Эти оборонительные сооружения давали возможность 8-й армии, в случае если бы ей пришлось отступить из района Эль-Аламейна под давлением Роммеля, отойти в организованном порядке. При своем вынужденном отходе 8-я армия создала бы постоянную угрозу флангу противника с двух направлений.

Уэйвелл, посетивший 8-ю армию 6 августа 1942 г., сказал мне перед отъездом: «Ваше положение очень выгодно. Такой способ обороны будет оправдывать отход ваших передовых частей с фронта с целью заманить противника в западню. Думаете ли вы это сделать?» Мы действительно имели в виду такую возможность, и идея казалась нам заманчивой{107}. [508]

Быть может, для военной науки является большой потерей то, что такое построение обороны армии никогда не было должным образом проверено в боевых условиях. При следующем наступлении Роммеля, в сентябре 1942 г., отдохнувшая и усиленная 8-я армия превосходила немцев в численности, огневой мощи и танках, и их атака протин южного фланга обороны 8-й армии встретила такое сопротивление со стороны наших резервов, что она нигде не имела успеха и Роммель потерял около 60 танков. Во всяком случае общий ход сражения развивался по плану Окинлека, а не по плану Роммеля. Это была победа Окинлека, остальные командующие только воспользовались результатами его предусмотрительности. Это не умаляет ценности идеи или заслуги командующего, который был готов использовать даже во время кризиса все новые идеи. В действительности Роммель был разбит уже в июле, хотя лишь в октябре Монтгомери нанес ответный удар, закрепивший победу Окинлека. В основу построения обороны у Эль-Аламейна был положен принцип непрямых и наступательно-оборонительных действий.

Дважды в этой войне наши силы на Среднем Востоке переживали кризис, и, если бы события развертывались иначе, судьба наших войск могла сложиться по-иному. Первый раз кризис возник при наступлении у Сиди-Баррани, второй раз – в оборонительной битве за Египет{108}. Если бы О'Коннор потерпел неудачу под Сиди-Баррани или 8-я армия «под командованием Окинлека была разгромлена под Эль-Аламейном, войска Оси захватили бы Египет и Средний Восток. История войны выглядела бы иначе. Редко кто из генералов в положении Окинлека действовал бы в подобной критической обстановю так хладнокровно и так разумно. В истории военного искусства мало примеров такой последовательности хорошо продуманных непрямых действий как в обороне, так и в наступлении, которые предотвратили катастрофу в июле 1942 г. и привели к победе. Видимо, решения принимались О'Коннором и Окинлеком под влиянием идей, изложен ных в главах X, XIX, XX этой книги. Собственно говоря, как я уже указывал, так оно и было. Это не значит, что О'Коннор, или Окинлек, или любой другой хороший генерал ведет войну по книгам, но они изучали военную теорию во время войны так же систематически, как и в мирное время. Из данного обзора кампаний, в которых победа неизменно приходила тогда, когда применялись принципы непрямых действий, можно сделать вывод, что ни один командующий не должен пренебрегать этими принципами. Исключение может быть только тогда, когда одна сторона имеет подавляющее превосходство в наземном оружии, в подвижности и воздушных силах. Более того, важно отметить, что ни Роммель у Газалы, ни О'Коннор у Сиди-Баррани не обладали превосходством в воздухе. Превосходство в воздухе, как бы [509] оно ни было велико, никогда не компенсирует плохое руководство войсками на земле{109}.

Читатели этой книги не найдут в ней готовых формул, обеспечивающих успех. Вместо этого они получат ключ к решению проблем войны, и этим ключом является использование непрямых действий. Это не настолько простой инструмент, и им могут воспользоваться лишь люди с критическим, не консервативным складом ума, т. е. военные с широким кругозором, которые, подобно Бриану Бору перед битвой у Клон-Тарфа, могут спросить: «Какого характера война будет сегодня?». Здесь нет определенного и готового закона о том, как вести войну. Учет конкретной обстановки, правильно оцененной при изыскании лучших ередств непрямых действий с целью лишить противника психологической и физической свободы действий, даст возможность наметить наиболее целесообразный способ действий. В одном случае это будет связано с вождением войск, в другом – с обеспечением огнем всех видов. Наступление или оборона должны применяться в соответствии с требованиями непрямых действий. Стратегическая оборона может потребовать наступательных действий. Стратегическое наступление иногда лучше может развиться из тактической обороны. Важное значение имеет склад ума. Отходом от установленных обычных правил всегда преследуются наступательные цели. Стремление обороняться, каким бы оно сильным вам ни казалось, является проявлением пораженчества. Цель непрямых действий – найти слабое место у противника, подорвать его моральный дух. Иногда целью может быть также психологический разгром руководства войск противника. При этом мерой успеха будет служить степень свободы действий, которой добьется активная сторона в конце этого процесса. Чтобы добиться этой конечной цели, надо находиться в постоянной тревоге о направлении вашего следующего удара. Однако нельзя предписать готовых рецептов и бессмысленно ожидать непрямых действий от прямолинейно действующего посредственного генерала, для которого предписанные правила превыше всего.

Совершение бесспорно, что для успеха во всех областях военной деятельности необходимы прежде всего здравый смысл, логика и способность отойти от общепринятого. Последнее качество особенно важно для командира, самостоятельно принимающего решение. Принцип непрямых действий, без всякого сомнения, является средством для выигрыша войны.

Структура вооруженных сил и ее динамика{110}

Первоначально армия не имела структуры. Да и назвать армией эти образования, представлявшие собой нечто среднее между охотничьим отрядом и бандой хулиганов, можно было с трудом. Однако появление государства и, как следствие, возникновение регулярных войск потребовали создания некоторой структуры управления этими войсками г определения порядка их боевого использования. Форма армии – вооружение, построение и способы применения – определялась уровнем технического, экономического, культурного и военного развития. Можно, однако, выделить несколько общих принципов формирования структуры армии, работоспособных во все эпохи:

Принцип простоты управления. Человек не способен обрабатывать информацию от большого количества источников. Управлять же одновременно более чем пятью различными частями может только очень хорошо подготовленный военачальник. Поэтому количество «единиц управления» должно быть минимально. В идеале – меньше пяти. (В военной истории могут быть найдены примеры двоичной, троичной, четверичной и, что реже, пятеричной и десятеричной структуры армии.)

Принцип максимального разнообразия. Ситуации, которые могут быть порождены войной, непредсказуемы. Поэтому желательно чтобы под управлением командира был весь спектр средств, которые могут ему пригодиться при решении первоочередных задач. (Иными словами, надлежит строить армию из сбалансированных соединений, способных действовать в известной мере автономно.)

Принцип устойчивости. Единица управления не должна «разваливаться», а это может возникнуть, например, когда в одной группе объединены тяжелая пехота (медленная) и легкая кавалерия (быстрая). [511]

I. Армии раннерабовладельческих государств (Египет, Двуречье, Ассирия, Персия)

Отличительной особенностью армий раннерабовладельческого общества является доминирующая роль легкой пехоты (характерно для оседлых народов) или легкой кавалерии (у кочевых народов). Связано это, естественно, с отсутствием экономической базы для изготовления доспехов и тяжелого вооружения.

Для этого периода характерны булава и копье с каменным, много реже – медным наконечником, медный, позднее – бронзовый топор, кинжал, праща. Первоначально египтяне применяли бумеранг, позднee появляется лук, который, однако, некоторое время используется как редкое и экзотическое «оружие массового поражения» (воинская должность «начальник над луками»). К границе III и II тысячелетия лук становится обыденным оружием, появляется усиленный лук.

Структура армии Египта необычна и, возможно, является наложением нескольких структур с разными координационными числами{111} (четыре, шесть и десять): 6-40 – 60-100 – 400-600. Следующим структурным звеном был «отряд» численностью от 2 до 10 тыс. человек. Число отрядов в армии фараона было переменным. (В бою у Кадеша — четыре.)

Построение – первоначально колоннами, затем – шеренгами (до десяти). Комплектование территориальное — 1 воин от 100 мужчин.

В своем развитии армия раннерабовладельческого типа переходит к использованию защитного вооружения (деревянные щиты) и боевых колесниц. По мере создания крупных империй, охватывающих как оседлое, так и кочевое население, тактические единицы усложняются. (В Ассирии структурная единица имела вид боевой группы в составе 200 пехотинцев, 10 всадников и пяти колесниц. Отряд насчитывал от двух до 10 таких групп. Координационные числа – 5 и 10.)

Улучшение вооружения пехоты приводит к более плотным построениям, которые можно рассматривать как зачатки фаланги. [512]

2. Армия классической древности. Структура фаланги

С появлением доспеха основной акцент сдвигается с сторону тяжелой кавалерии и тяжелой пехоты. Воин в доспехе «неуязвим» для легкого вооружения, требуются значительные усилия для вывода его из строя. С другой стороны, доспехи дороги. Их могли позволить ceбе лишь богатые люди. Поскольку при формировании армий этой эпохи воин являлся со своим вооружением (лишь особые виды вооружений колесницы и слоны – могли содержаться за государственный счет), то армия расслаивалась по экономическому признаку{112}.

Отметим, что большинство государств рабовладельческой эпохи и своей основе были сельскохозяйственными. (Это было естественно, так как при том же уровне развития кочевое государство нуждается в значительно большей территории.) В земледельческих государствах самые богатые слои общества формировали тяжелую кавалерию, бедные – легкую пехоту или «вспомогательные войска» (гребцы на флоте). Для существования тяжелой пехоты требовался значительный «средний класс», т.е. зажиточные крестьяне и горожане. Поскольку экономика классической древности имела зерновой характер, такая прослойка могла возникнуть лишь при условии малого плодородия земель{113}.

Среди стран Средиземноморья именно земля Греции (исключая Беотию) была недостаточно плодородна, что и привело к зарождению тяжелой пехоты и доминированию этого рода войск в течение всей «классической истории».

Формой применения тяжелой пехоты стала фаланга — глубокое линейное построение. Она представляет собой прямоугольник из нескольких (6-8 шеренг, иногда 10-12) копейщиков, по 400-1000 человек в шеренге. Копья у второй шеренги длиннее, чем у первой, и т.д. Это построение дает возможность сосредоточить на фронте фаланги копья нескольких передних шеренг, что увеличивает мощь фронтального удара фаланги по сравнению с прочими построениями. В то же время подобный способ построения требует от воинов отменной выучки. Для передвижения вперед требуется, чтобы вся фаланга двигалась «в ногу», иначе построение нарушается. О выучке гоплитов говорит тот факт, что они могли атаковать фалангой с разбегу.

К отрицательным чертам фаланги относится малая маневренность Поворот фаланги является чрезвычайно сложным и едва ли вообще выполнимым маневром. Фланги и тыл фаланги уязвимы. Кроме того, фаланга могла вести бой лишь на равнинной местности.

Эти недостатки фаланги не следует абсолютизировать. Данный воинский строй был одним из наиболее адекватных способов структурной [513] организации тяжеловооруженных бойцов. В обороне он был практически неодолим. По сути своей фаланга должна рассматриваться как основа боевого порядка, обеспечивающая его устойчивость. Слабая подвижность фаланги означала, что маневренные действия следует возложить на другие рода войск (равно как и прикрытие строя с флангов и тыла).

В Спарте армия состояла из шести мор, каждая из которых состояла из четырех лохов, лох – из двух-четырех пентекостий, пентекостия – из двух эномотий. Эномотия – низшее подразделение – состояла из 32 воинов (4 ряда в 8 шеренг). Координационное число – 2. Морой командовал полемарх, лохом – лохарг, пентекостией – пентикостер, эномотией – эномотарх. Количество воинов в море достигало 500-900 человек (60-120 рядов по 8 шеренг).

Структура армии Александра Македонского

Отец Александра, Филипп, создал регулярную армию, которая состояла из 30 тыс. пехоты и 3000 конницы. Для комплектации пехоты страна была разделена на 6 округов, а для комплектации конницы – на 16 округов. Каждый округ выставлял одну единицу: для конницы – илу, для пехоты – малую фалангу. Территориальное деление нашло свое отражение и в организации македонской армии: люди одного округа комплектовали одну определенную единицу, что увеличивало сплоченность войск.

Пехота делилась на легкую, среднюю и тяжелую. Легкая пехота набиралась из беднейших слоев населения и из зависимых племен, вооружалась луками и дротиками. Средняя пехота (гипаспасты), являлась связующим звеном между атакующим крылом кавалерии и фалангой пехоты. Отборную часть средней пехоты составляли аргираспиды, знаком отличия которых являлся окованный серебром щит. Гипаспасты могли действовать как в сомкнутом, так и в разомкнутом строю. (По сути, именно гипаспасты обеспечивали маневренные качества македонского пехотного строя, в то время как сарисофоры, разумеется, поддерживали его устойчивость.)

Тяжелая пехота (сарисофоры или фалангисты-гоплиты) была опорой боевого порядка, из нее формировалась фаланга. Фаланга македонцев имела в глубину 8-20 шеренг, даже 24 шеренги, шеренга состояла из 1000-2000 человек. Длина копий шеренг постоянно увеличивалась — первые шесть шеренг вооружались копьями длиной от 2 до 6 м в зависимости от номера шеренги, таким образом достигалось шестикратное усиление на фронте. Передняя шеренга несла большие щиты.

Александр стандартизировал фалангу. Его фаланга состояла из 16 384 человек. Она строилась в глубину по 16 шеренг, в каждой шеренге по фронту 1024 человека. Колонна из одного ряда и 16 человек являлась низшим подразделением (лохом). Следующие подразделения состояли из 2, 4, 8 и 16 лохов. Колонна из 16 человек по фронту и 16 в глубину (256 человек) назвалась синтагмой и являлась наименьшим строевым (тактическим) подразделением. 16 синтагм образовывали малую фалангу, 4 малые фаланги составляли большую фалангу. При необходимости повышения устойчивости фаланги левое крыло могло становиться за правое. [514] При таком построении фаланга состояла из 512 рядов по 32 шеренги. Координационное число – 2, как и для спартанской фаланги.

Кавалерия делилась на легкую, среднюю (димахи) и тяжелую (катафракты). Средняя конница была подготовлена к бою как в конном, так и в пешем строю. Легкая конница не имела защитного вооружения.

Македонская гвардия состояла из тяжелой конницы (гетайры) и тяжелой пехоты (гирасписты). Александр довел численность гираспистов до 6000 человек.

3. Армия классической древности. Структура легиона

Альтернативной фаланге формой организации пехоты был римский легион.

Структура легиона неоднократно менялась, что было вызвано как совершенствованием вооружения, так и появлением новых способов боевого применения легиона.

Первоначально основой легиона была фаланга; 3000 тяжеловооруженных пехотинцев образовывали саму фалангу, а 1200 легковооруженных обеспечивали фланги и тыл. Легион в своем составе имел также 300. всадников. Однако эти цифры ориентировочные. Реально в отдельных сражениях легион мог состоять и из 5000-6000 человек. Первоначально минимальная единица фаланги – манипула – состояла из 8 шеренг по 8 рядов (64 человека).

Со времен Самнитских войн (с 327 по 290 г. до н.э.) римляне совершили переход от обычной фаланги к манипулярной. Старое деление фаланги на сотни заменилось делением на манипулы. Каждый легион состоял из 30 манипул, манипула делилась на 2 центурии, центурия — на 6 декурий. Декурию возглавлял декурион, центурию – центурион. Командиры манипулы – старший и младший центурионы – располагались на ее флангах. Общая протяженность манипулы по фронту достигала 20 м, в глубину – 15-18 м.

Место каждого бойца определялось в зависимости от возрастного разряда и с учетом имущественного положения. Так, самые молодые и беднейшие зачислялись в разряд велитов – легковооруженных. Следующая группа – тяжеловооруженные – делилась на гастатов (1200 бойцов в 10 манипулах по 120 человек), образовывавших первую линию, принципалов (1200 воинов в 10 манипулах по 120 человек), составлявших вторую линию, и триариев (600 бойцов в 10 манипулах по 60 человек), из которых состояла третья линия. Легковооруженные распределялись между манипулами по 40 человек в каждую.

Отметим сложную организационную структуру легиона, имеющую три координационных числа – 2, 3 и 10.

Кавалерия делилась на 10 турмов по 30 всадников. Обычно располагались по 5 турм с обоих флангов первой линии.

Легионы объединялись в консульские армии – по три-четыре легиона в армии. [515]

Введенный манипулярный боевой порядок являлся исключительно нажным преобразованием в военном деле. Легион расчленялся по фронту и в глубину. Десять манипул гастатов располагались так, что интервалы между ними равнялись ширине фронта манипулы. Манипулы второй и третьей линии строились напротив интервалов предыдущей линии. Такое построение приводило к разрыву фронта противника сразу во многих местах, что для фаланги являлось поражением. Третья линия служила тактическим маневренным резервом, по типу второй линии Александра Македонского при битве в Гавгамелах.

Кроме того, расчлененное построение делало легион более подвижным. Легион мог вести бой на любой местности – равнинной и пересеченной. Сочетая в себе все рода войск, легион был первой в истории тактической единицей, организованной в соответствии с принципом разнообразия, — он был в состоянии самостоятельно решать задачи на поле боя. С другой стороны, сложная структура легиона и многообразие возможных форм его применения резко повышали требования к боевой подготовке как солдат, так и командиров всех степеней. Особую роль в обеспечении боеспособности легиона играли центурионы.

Манипулы были сведены в когорты (по три манипулы). В бою они тактической роли не играли, а являлись единицами снабжения. В дальнейшем когорта (реформы Мария, конец II в. до н. э.) становится тактической единицей. Первая линия теперь состояла из пяти когорт (15 манипул), вторая линия – из пяти когорт (15 манипул), а третья линия отсутствовала. Такое построение упростило командование легионом, однако уменьшило свободу маневрирования на пересеченной местности. Сократилась тактическая глубина боевого порядка. Кроме того, были упразднены велиты, таким образом легион лишался возможности успешной завязки боя и уклонения от него. Несмотря на громкие успехи Мария н войнах против кимвров и тевтонов, следует признать, что содержанием реформ была примитивизация структуры легиона, вызванная, по-видимому, ухудшением качества низшего командного состава.

В середине I в. до н. э. Юлий Цезарь организовал легион на новых основах. Десять когорт делились на три линии в соотношении 4-3-3, Кроме того, в состав легиона были введены стенобитная техника (в среднем 10 онагр и катапульт и 55 аркбаллист), а также обоз (примерно 500 мулов). Кроме того, в состав легиона добавлялись легковооруженные лучники и пращники.

Численность легиона возросла до 6100 пехотинцев и 730 всадников, а с учетом вспомогательных войск достигала 10 тыс. человек. Во главе легионов во времена Республики стояли трибуны (4-6, по 2 на линию), а во времена империи – легаты. Каждый легион имел «знамя» в виде >.тачка.

Легион I в. до н.э. являлся наиболее совершенной оперативно-тактической единицей в древнем мире. Он обладал способностью как вести самостоятельный бой, так и участвовать в операциях совместно с другими легионами.

В дальнейшем структура легиона серьезных изменений не претерпевала. Однако в силу различных причин, главной из которых была [516] недостаточная подготовленность римских военачальников, происходят отказ от третьей линии и постепенный переход к тактике, характерной для фаланги. Это значительно уменьшало мощь легиона, так как манипулярное построение (и прежде всего наличие разрывов между манипулами) делало легион плохой фалангой.

При разделе Римской империи в Восточной империи было 70 легионов, а в Западной – 63 легиона. Содержание такого количества войск было явно вне рамок экономических возможностей государства.

4. Византийская армия

Структура византийской армии окончательно сложилась при Юстиниане. Армия состояла из личной дружины полководца (с переменной структурой), дворцовой гвардии, пехоты и конницы. Могли добавляться также союзнические части (федераты). Координационные числа для пехоты – 2 и 3: войско подразделялось на три меры по 8000 человек, каждая из которых, в свою очередь, — на четыре мерии примерно по 2000 человек, состоящие из 8 тагм по 256 человек. Для конницы – 3 и 5: три меры по 6000 всадников, каждая из трех мерий – по 2000, образованных пятью тагмами переменного состава (200-400 бойцов).

Хотя нетрудно проследить связь этой структуры с классическим легионом, следует заметить, что «акцент» значительно смещен в сторону конницы. Византийские «легионы» (название сохранялось довольно долго) строились в две линии, причем в первой было 5-10 шеренг кавалерии. Со временем византийская пехота окончательно превратилась во вспомогательные войска.

5. Раннесредневековые армии

Общий экономический и культурный упадок средневековья привел к кризису организационных структур в вооруженных силах. Тактической единицей «доменной» армии было «копье», состоящее из рыцаря, его оруженосцев, слуг и пехотного прикрытия (копейщики, лучники), никак не организованного и боевого значения не имеющего. «Копья» объединялись в «знамена» разной численности (от 25 до 80 «копий»). Три-пять «знамен» составляли королевскую армию. Заметим, что указать для такой «армии» координационные числа не удается; иными словами, это было скорее скопище вооруженных людей, нежели организованная военная сила.

Характерное боевое построение — «частокол» — шеренга рыцарей, за ней строятся оруженосцы и остальное «копье». Реже применялся «клин» — колонное построение.

Вооружение разнообразное – копья, мечи, булавы, топоры. У пехоты – копья (позднее алебарды), луки или арбалеты.

В отличие от западноевропейцев с их «копьями» и русских с «полками» переменного состава, татаро-монголы имели четко организованную [517] армию с координационным числом 10. Основное вооружение –два лука (для ближней и дальней стрельбы). Войско включало легкую и тяжелую конницу, но наблюдалась тенденция к сближению этих родов войск в единую универсальную конницу, что было обусловлено как особенностями монгольских лошадей, так и принципом устойчивости.

6. Структура армий мануфактурного периода

Совершенствование средств нападения, прежде всего артиллерии и мушкетов, привело к изменению структуры армии по сравнению с предыдущей эпохой. С XV столетия армии переходят на комплектование по найму. Вновь возрастает роль пехоты (что обусловлено ростом городов, экономика которых базировалась на свободном и зажиточном «среднем классе»). Основной ударной силой постепенно становятся мушкетеры и легкая кавалерия.

Интересно, что серьезных изменений структуры армии долгое время не происходит. Возникает понятие полка как высшей организационной единицы, полк делится на произвольное число рот (порядка десяти), в роте от 150 до 400 человек. Координационное число не прослеживается. Как полк, так и рота не является тактической единицей, в роли которых ныступают квадратные колонны переменного состава. В 1445 г. во Франции создаются так называемые ордонансовые конные роты фиксированной структуры (в войске 15 рот, в роте 100 копий, состоящих из рыцаря, легкого кавалериста, пажа и трех лучников).

После изобретения мушкета процесс кристаллизации структуры ускорился. Исчезает «копье». Лук и арбалет повсеместно вытесняются мушкетами. Основой управления войсками становится обеспечение взаимодействия мушкетеров и пикинеров.

«Венгерская схема» включала в качестве основы колонну пикинеров (глубиной 80 и шириной 100 человек). Колонны выстраиваются в линию. В промежутках между колоннами – кавалерия. Мушкетеры окружают весь строй (включая тыл и фланги), образуя до шести шеренг с рядом проходов. Впереди линии мушкетеров размещалась артиллерия.

Испанцы строили в шахматном порядке в три линии квадратные колонны (30 шеренг) – терции. Четыре терции образовывали бригаду. Каждую колонну окружала тонкая линия мушкетеров, кавалерия размещалась на флангах общего построения.

Нидерландский боевой порядок был похож на шведский, однако нидерландская бригада выстраивалась в шахматном порядке в 2-3 линии. Голландцы первыми отказываются от колонн и переходят к линейной тактике. С середины XVI в. они строятся линиями в 10, 6 или >Fi шеренг. Тактической единицей является полуполк – 500 человек.

Позднее доля пикинеров в войсках начинает сокращаться, появляются чисто мушкетерские полки. Боевой строй вытягивается в линию, дабы обеспечить максимальную мощь огневого залпа. Используется строй «караколе», когда первая шеренга мушкетеров, дав залп, отходит за последнюю (контрмарш назад) либо, напротив, последняя шеренга [518] после залпа первой заходит за нее (контрмарш вперед). По мере развития тактики армия стремится к усилению одномоментного огня: построение в три линии, стреляют залпами, первая – с колена. Несмотря на значительное внешнее различие, нельзя не заметить структурного сходства этого громоздкого и малоподвижного строя со слабыми флангами и тылом с древней фалангой. Подобно фаланге, линейное построение мушкетеров обладало значительной силой в обороне и использовалось как основа боевого порядка.

При Густаве II Адольфе шведские войска получают упорядоченную структуру с координационным числом шесть (два и три). Полк подразделяется на роты, роты – на взводы и отделения. Отделение – 6 человек. Рота – 48 пикинеров, 54 мушкетера, 18 офицеров, всего 120 человек. Полк образует организационную единицу. Тактическими единицами являются фирфенгейм (батальон) из четырех рот и бригада из трех батальонов. Батальоны линий строятся в шахматном порядке. На крыльях – конница, иногда усиленная мушкетерами. Конный резерв (в три и шесть шеренг) – за бригадами каждой линии. Артиллерия – по обстановке. Бригада – до 180 м по фронту, эскадрон конницы (200 кавалеристов) – 60 м. Длина фронта армии Густава Адольфа — до 2 км.

В России формирование регулярной армии «мануфактурного типа» связывают с деятельностью Петра I, сформировавшего в 1699 г. два драгунских и 27 пехотных полков (примерно по 1200 человек). Структура была не вполне определившейся: конкурировали координационные числа 2 и 3. Интересной особенностью русской армии было создание стратегической кавалерии (корволант или «летучий корпус») и раннее (1701 г.) появление артиллерийских полков.

Построение линейное: две линии по четыре шеренги, конница на флангах, артиллерия впереди. Выделены «линии поддержки» — тактические резервы.

7. Структура французской армии времен Наполеоновских войн

До революции французская армия состояла из 102 полков (из них 23 – наемные) и 12 отдельных батальонов пехоты, 62 полков кавалерии, 14 батальонов артиллерии, 7-тысячной гвардии. В течение 1789-1792 гг. происходил постепенный развал этой системы. 21 февраля 1793 г. был принят декрет о слиянии линейных полков и гренадерских батальонов – создаются полубригады. 23 августа того же года принят закон о всеобщей воинской повинности, в результате чего Франция – первой среди европейских стран – перешла на мобилизационную систему комплектования войск.

Низшим подразделением являлась рота из 65-90 человек. Девять рот, из которых две фузилерные и одна гренадерская, составляли батальон. Три батальона образовывали полубригаду, которая заменила полк. В состав полубригады включалась батарея из 4-6 орудий. Всего в полубригаде [519] было 2700 человек. Таких полубригад было создано 196. Кроме того, были организованы полубригады легкой пехоты (30 единиц){114}.

В кавалерии низшим подразделением стала рота из 85-110 кавалеристов. Две роты составляли эскадрон. Полк тяжелой конницы (кирасиры) состоял из четырех эскадронов, а полк легкой (гусары, драгуны b конные егеря) – из шести.

В инженерном корпусе было шесть минерных и девять саперных батальонов.

До 1797 г. высшим соединением была дивизия. В состав дивизии входили четыре полубригады линейной и одна полубригада легкой пехоты, 1-2 полка конницы, одна рота пешей и одна рота конной артиллерии. Всего в дивизии 10-12 тыс. человек.

Дивизии сводились в армии из 3-4 дивизий. К 1794 г. республика смогла выставить в поле четырнадцать армий.

С 1798 г., при Наполеоне, структура войск немного изменилась. Упразднены полубригады. Теперь дивизия состоит из 2-4 полков (численностью в 2500 человек с шестью 4-фунтовыми орудиями), одного полка легкой пехоты без артиллерии, двух батарей (пешей и конной по шесть орудий), полка конницы. Итого 10-12 тыс. человек при 24-36 орудиях. Тактической единицей остается батальон (850 человек) из шести рот: четырех фузилерных, одной гренадерской и одной вольтижерной.

В 1804 г. Наполеон окончательно закрепил корпусную организацию своей армии. Пехотный корпус состоял из 2-5 пехотных дивизий, 1-2 кавалерийских бригад, 24-48 орудий резервной артиллерии и четырех саперных рот. Существовали и армии, объединяющие произвольное число корпусов, но это были скорее административные единицы.

В 1805 г. дивизионная конница была упразднена и кавалерия получила дивизионную и корпусную организацию. Кавалерийский полк состоял из четырех эскадронов. Кавалерийский корпус Мюрата, созданный в 1805 г., включал четыре драгунские, две кирасирские дивизии и 3-4 конные батареи.

8. Структура армий стран – участниц Крымской войны 1853-1855 гг.

В российской армии высшим войсковым соединением был корпус, обычно 3-дивизионного состава. Перед Крымской войной 1854-1855 гг. армия состояла из 14 корпусов, в том числе трех-резервных кавалерийских. Пехотная дивизия, как правило, состояла из четырех полков (около 3500 человек) по четыре батальона 4-ротного состава. (Координационное число – 4.) По штату в роте было положено четыре офицера, 20 унтер-офицеров и 230 рядовых, в эскадроне – 168 человек и 133 лошади. [520]

Полевая артиллерия (106 пеших и 29 конных батарей) была сведена в 28 пеших и семь конных артиллерийских бригад, а почти все бригады – в 10 артиллерийских дивизий. Инженерные войска состояли из 10 саперных батальонов 4-ротного состава и двух конно-инженерных дивизионов 2-эскадронного состава

Во французской армии пехотный полк (до 2000 человек) состоял из трех батальонов, кавалерийский полк из пяти эскадронов, в нем по штату полагалось 850-900 человек Полки сводилось в бригады и дивизии.

Турецкий полк (3500 человек) состоял из четырех батальонов – трех линейных и одного стрелкового Батальон состоял из восьми рот штатного состава по 104 человека. Кавалерийский полк имел шесть эскадронов по 120 человек.

В Англии все пехотные полки (за единичным исключением) были однобатальонного состава. Батальон состоял из 10 рот. Всего в полку было 800-1000 человек. Кавалерийский полк состоял из 3-4 эскадронов. Пехотные и кавалерийские полки сводились в дивизии.

В армии вступившего в Крымскую войну в 1855 г. Сардинского королевства полки также были однобатальонного состава. Батальон состоял из четырех рот по 125 человек. Полки сводились в дивизии. Число полков в дивизии достигало 10. Кавалерийский полк имел 600 человек – четыре эскадрона.

9. Структура армий времен Гражданской войны в США 1861-1865 гг.

В организационном отношении армии Севера и Юга были однотипны. Основной оперативной единицей была дивизия, состоявшая из трех бригад 2-полкового состава. Тактической единицей являлся полк, в котором было 10 рот по 80-100 человек. Две-три дивизии сводились в корпуса, а корпуса (обычно два) объединялись в армию.

10. Структура армий в Мировых войнах

В течение следующего столетия существенных изменений в организационных структурах войск не происходит. Высшей тактической единицей является дивизия, состоящая из 12-18 батальонов. Самыми крупными по составу были английская и бельгийская дивизии, что связано с отсутствием в армиях этих стран специфически корпусных учреждений (английский корпус был чисто административным образованием). Координационные числа в дивизиях всех армий — 3 и 4.

Дивизии объединялись в корпуса (обычно по два, но это правило часто нарушалось). Корпуса образовывали армии переменного состава. В начале войны во Франции и ряде других стран существовали отдельные, т. е. не включенные в состав дивизий, полки, батальоны, роты.

{1} Вероятно, лучшей иллюстрацией метода непрямых действий была бы история эпохи «Сражающихся царств» (У-Ба) в Древнем Китае. К сожалению, русскоязычные материалы по войнам этого периода практически исчерпываются комментариями Н. И. Конрада к древнекитайским военным фиктатам «Сунь-Цзы» и «У-Цзы». (См библиографию.)

{2} То, что это – весьма умеренная плата, легко понять, сравнив численность человечества и среднюю продолжительность жизни человека с характерной численностью и средней продолжительностью жизни любого вида крупных приматов.

{3} Альтернативным войне механизмом, выполняющим все перечисленные функции и требующим меньшей «платы», является, по-видимому, творчество. Нельзя не сожалеть о том, что доля людей, способных превращать свою агрессивную энергию в творческую деятельность, пока еще пренебрежимо мала.

{4} Кадеш (Кинза) – город на верхнем Оронте, ныне городище >Телль-11сби-Менд, был ареной многочисленных военных конфликтов во втором тысячелетии до н.э. На границе XV и XIV вв. до н.э. Кадеш возглавил антиегипетскую коалицию палестинско-сирийских городов-государств, которая была разбита Тутмосом III под Мегиддо. Неоднократно осаждался египетскими войсками (с переменным успехом).

{5} Исключение составляют действия Камбиза в Египте (убийство священного быка Аписа и пр.), которые уже современники объясняли расстройством психики после лишений эфиопского похода.

{6} Греки обещали принести в жертву козу за каждого убитого врага. В связи с большими потерями персов жертвоприношение пришлось растянуть им много лет. Маловероятно, что при подобном обете потери противника будут сильно преувеличиваться.

{7} Греки проклинали имя Эфиальта, указавшего персам путь через горы. По всей видимости, эллинские командиры всерьез предполагали, что огромное войско Ксеркса, имеющее превосходно налаженную разведку (и, в конце концов, включающее фессалийских добровольцев), не в состоянии самостоятельно отыскать горные тропы.

{8} Это было обусловлено логикой конфликта цивилизаций. Гоплиты рекрутировались из свободных зажиточных земледельцев – специфически европейского общественного класса, существование которого и обусловили характерные черты европейского менталитета (индивидуализм, стремление обширных социальных групп к участию в управлении государством и пр.). Собственно, вся персидская тяжелая пехота была наемной и преимущественно греческой по происхождению.

{9} По греческим источникам, персы имели 12 тыс. тяжелой кавалерии против 5000 македонской, однако сами же македонцы указывают на превосходство выучки и вооружения своих тяжелых кавалеристов. По-видимому, в число македонцев включают лишь элитную конницу, персов же считают оптом.

{10} Такой ответ мог быть найден в сфере применения специфически азиатских видов войск – легкой иррегулярной кавалерии и слонов.

{11} Это был решающий момент в межцивилизационпом конфликте. Есть глубокая логика в том, что Александр лично возглавил свою конницу в битве, которая вполне могла оказаться последней, в то время как персидский деспот ждал в своем шатре исхода боя. И в том, что, оказавшись лицом к лицу с Александром, он дрогнул и кинулся бежать, бросив управление боем, который на большинстве участков носил для персов победоносный характер.

{12} Существует точка зрения, объясняющая резкое изменение личности Александра после Иссы психическим заболеванием.

{13} Аналогичную оперативную схему Александр применил позднее, в битве при Гидаспе (326 г. до н. э.) против индийского царя Пора. Александр имел 25 тыс. пехоты и 5000 кавалерии против 30 тыс. пехоты, 3000-4000 конницы, 300 колесниц, 200 боевых слонов. Маятниковым движением нарушив целостность позиции противника, Александр неожиданным ударом прорвал его фронт. Индийцы потерпели поражение, оставив на поле боя до 23 тыс. человек. Сражение обеспечило прочность восточных границ новой империей.

{14} Позднейшее процветание социальных структур европейского типа никоим образом не может быть поставлено в заслугу Александру. Римляне, создавшие величайшую в истории европоориентированпую империю, переняли европейский образ мышления не от эллинистических владык, а от сицилийских и италийских греков-колонистов.

{15} Заметим, что появление пелтастов привело к глубоким и неочевидным изменениям в общественной жизни. Гоплиту требовались дорогое вооружение и значительная общефизическая подготовка, по специальных воинских умений действия в составе фаланги не подразумевали, поэтому этот вид поиск мог рекрутироваться из обеспеченного крестьянства. Средние пехотинцы, если они не хотели бесславно и быстро погибнуть, должны были изучаться искусству индивидуального боя. Но если в тяжелую для государва годину крестьянин и мог оставить плуг, облачившись в панцирь гоплита, то заниматься постоянными военными тренировками он был явно не в состоянии. Иными словами, военное дело для пелтаста могло быть только профессией. В результате в Греции начинает развиваться пасмпичество и происходит постепенный переход к наемной армии. Но само по себе это означало, что государство теряло заботу о благополучии свободного крестьянства, основы полиса.

{16} К этим «привходящим обстоятельствам», которые не учел или недоучел Перикл, относятся: финансовая помощь Персии Спарте, >лакопофиль-nuo обеспеченных аристократических кругов почти по всей Греции, неустойчивость настроений афинского демоса.

{17} С чисто технической точки зрения Перикл не учел, что Морской союз создавался прежде всего для обеспечения свободы торговли на Эгейском морс и уже поэтому не мог быть устойчивым при длительной и очень дорогой войне. Соответственно, надлежало действовать быстро. Ответом на приход спартанской армии в Аттику должна была стать не блокада с отдельными беспокоящими противника вылазками, а переброска афинской армии в Пелопоннес, захват Мессены и изоляция Спарты на Пелопоннссе кольцом зависимых от Афин государств (в рамках идей Эпаминонда, осуществленных пятьюдесятью годами позже).

{18} Деятельность Эпаминопда является лучшей антитезой к классическому марксистскому объяснению всего на свете экономическими причинами. Фивы и до, и после, и во времена Эпаминонда ничем не выделялись на общеэллинском фоне, если не считать вошедших в анекдоты и поговорки глупости и туповатости их жителей. При Эпаминопде Фивы становятся гегемоном Балканского полуострова. После его смерти эта гегемония потеряна силу.

{19} Конечно, это лишь голая оперативная схема, и в реальности действия Эпаминонда были гораздо тоньше. Например, сильная фиванская конница за одно короткое (почти без потерь!) боевое столкновение во-первых, скрыла особенности развертывания войск Эпаминонда, во-вторых, отбросила неприятельскую конницу на пехоту с очевидной потерей спартанцами времени, в-третьих, перестроилась к флангу «священного отряда» и приняла участие в довершении разгрома врага, усиливая «косую атаку» охватом. Именно такие «мелочи и частности» характеризуют крупного полководца.

{20} Антигон имел 85-90 тыс. человек против 70 тыс. пехотинцев, 10 тыс кавалерии.

{21} Стратегический маневр Ганнибала (или Гамилькара) великолепен. Когда говорят, что, планируя действия в Германии в Первой Мировой войне, Шлиффен использовал замыслы Ганнибала, обычно имеют в виду довольно примитивный тактический маневр на окружение, осуществленный в битве при Каннах и рассчитанный на слишком уж большую глупость противника. В реальности, конечно, образцом для Шлиффена был марш-маневр пунийцев через Иберию, верхнюю Рону и Альпы.

{22} Именно проблема «гражданства» оказалась гибельной для Афинского морского союза. Афиняне не могли свободно предоставлять его союзникам и были принуждены ставить даже вернейших из них в подчеркнуто зависимое положение. Римляне же, ничем не рискуя, предоставляли целым полисам «гражданство без права голосования в комициях», а отдельным лицам, оказавшим особые услуги Риму, и полное гражданство. Таким образом среди покоренных народов создавался слой людей, не за страх, а за совесть преданных Римскому государству. Что же касается народных масс, то, имея ограниченное гражданство, они пользовались всеми преимуществами вхождения в единое и стабильное юридическое пространство. В общем и целом это обеспечивало более стабильную жизнь, нежели до присоединения. В результате римские союзы, как правило, оказывались весьма прочными.

{23} По сути, фабианская стратегия — не столько уклонение от боя, сколько стратегическая блокада. В принципе у римлян был и более сильный план, впоследствии осуществленный Сципионом: воспользоваться господством на море и владением Сицилией и нанести удар по Карфагену, вынудив Ганнибала немедленно покинуть Италию.

{24} Парфийское царство оказалось камнем преткновения для Рима. При Каррах (53 г. до н. з.) парфяне продемонстрировали способы использования тяжелой конницы против римской пехоты. Лишь 10 тыс. воинов из 40 тыс. вернулись в Рим. Разгром институализировал конфликт на следующие столетия. Покорить сто и расширить империю, включив в нее новые провинции — Ассирию, Месопотамию и Вавилонию, — удалось лишь Траяиу в 114-116 г. и то ненадолго.

{25} Нелегко оцепить полководческий талант Божественного Юлия. С одной стороны, отказать ему в военном таланте как-то неудобно – немногие военачальники в истории могли бы похвастаться подобными успехами с такими мизерными потерями. С другой стороны, трудно найти в его дейстииях образцы военного искусства. Операции Цезаря в Галлии и Британии развиваются «сами собой». В Гражданской войне Цезарь выиграл громкие и красивые сражения при Фарсале (6 июля 48 г. до н. э. : по 30 тыс. пехотинцев, в кавалерии преимущество у Помпея – 4000 на 1000, исход сражения решил специально выделенный Цезарем резерв, до 24 тыс. помпеянцев сдались в плен) и Мунде (17 марта 45 г. до н. э.: 40 тыс. пехотинцев и 9000 конницы у Цезаря против 65 тыс. пехотинцев и 12 тыс. конницы у его противника, который потерял 30 тыс. человек), однако сама война была затянута, и Цезарь не раз совершал ошибочные действия и ставил себя в опасное положение. Возможно, Цезарь был не столько великим полководцем, сколько просто умным и (как это ни странно в применении к политическому деятелю эпохи распада республиканского строя) очень хорошим человеком. На своем – древнем, рабовладельческом уровне – он почти неизменно выбирал из всех возможных решений самое гуманное.

{26} Хотя в этот период все силы державы уходили на внутреннюю борьбу, римляне не упустили случая присоединить к себе Египет.

{27} Разумеется, сам характер Римской империи как империи военной вынуждал императоров время от времени предпринимать завоевательные походы. Эти действия против племен, населяющих окраины Ойкумены, обходились довольно дорого и давали минимум добычи. В сущности, эти походы (исключение составляет деятельность Траяна) были элементом стратегической обороны. Пассивно удерживать огромные пределы империи было невозможно, несмотря на значительные размеры армии (25 легионов при Августе, 30 – при Траяне) и систему оборонительных сооружений на границах, известную как «Адрианов вал».

{28} Распад pax Romanian происходил в несколько стадий, каждая из которых была по-своему мучительна. На первой стадии отпадали дальние провинции. Это слабо задевало ядро империи, однако «освободившиеся» провинции почти немедленно варваризовывались и выпадали из торгового оборота – и не только как часть империи, но и как независимые государства. Тем самым падал общий торговый оборот империи и, следовательно, ее связность. Замыкалась цепочка положительной обратной связи. Еще раз подчеркнем, что потеря отдаленных провинций отнюдь не консолидирует империю. Напротив, связность ее снижается и центробежные процессы, раз начавшись, нарастают.

«Транспортная теорема» рассматривает два основных механизма разрушения наднациональных структур: информационный и экономический. Информационный работает, когда время обмена информацией между цент ром и регионом превышает характерную длительность процессов, подлежащих управлению из центра. Государство перестает быть гомеостатическим механизмом, функционирующим в реальном времени, и распадается при нарастающих процессах колебательного характера. Экономический механизм более сложен. «Транспортная теорема» требует, чтобы скорость развития информационной транспортной связи региона с центром превышала бы скорость экономического развития региона. В противном случае в экономике региона нарастает уровень автаркии. На определенной стадии издержки от существования империи (более или менее постоянные) начинают превышать прибыли (которые с ростом автаркии, естественно, снижаются). Соответственно, истеблишмент региона, вынужденный – с ростом автаркии – сосредотачиваться на местных проблемах, утрачивает имперское мышление. Коль скоро это произошло, существование империи становится метастабильным. Практически любое внешнее воздействие индуцирует фазовый переход, при котором империя разбивается на региональные государственные образования, причем бывший имперский истеблишмент превращается в национальную политическую элиту новых государств. Интересно, что причины, содержание транспортного распада подчеркнуто вненациональны, в то время как «спусковой механизм», форма этого распада, обычно как раз национальны. В результате империя распадается не по линиям наименьших транспортных связностей, а по произвольным линиям, называемым национальными границами. Возникшее иррациональное противоречие иррационально же и разрешается – распад империи стимулирует вооруженные конфликты на всех уровнях – от межнациональных до межмафиозных.

Попытки Рима сохранить свои владения (равно как и попытки не сохранять их) сопровождались «локальными вооруженными конфликтами» по всем границам империи, что приводило к дальнейшему падению уровня жизни и уровня культуры.

{29} Рыцари (кроме военно-религиозных орденов) строились частоколом в одну линию, поскольку находиться во время боя за чьей-либо спиной считалось недостойным. Сражения проходили в форме медленного сближения линий и последовательных единоборств. Характерным было очень малое количество погибших (единицы).

Огромная разница в вооружении (и, что не менее важно, в уровне боевой подготовки) конного рыцаря и пехотинца-ополченца привела практически к полному вытеснению пехоты с поля боя.

{30} Значение имели не столько результаты похода (достаточно скромные), даже не искусственно сконструированное «единство Европы», по исключительно необходимость финансового и транспортного обеспечения операции. Первый Крестовый поход привел, по сути, к возрождению средиземноморской морской торговли. Тем самым центростремительные процессы в европейских странах получили столь необходимую им финансовую и организационную базу.

{31} Заметим, что в государствах, генетически не связанных с Римом, рыцарское войско было обычной тяжелой кавалерией, обученной взаимодействовать с пехотой.

{32} Поводом к Столетней войне послужили неясности в толковании юридического статуса английских феодальных владений во Франции и соответственно – формы вассальной присяги.

{33} Этот приказ – спешить рыцарей – явился следствием нетворческого подхода к анализу поражения при Креси. В очередной раз было продемонстрировано, что механическое копирование удачного приема вовсе не означает уяснения его смысла. «Всякий знает форму, посредством которой я победил, но мало кто понимает, посредством какой формы я организовал победу», — говорит Сунь-Цзы.

{34} Интересно, что название этого города в русскоязычной «военно-сухопутной» и «военно-морской» традиции не совпадает: в «сухопутной» версии есть победа англичан при Азенкуре, а в «морской» — корабль, названный в честь этой победы, известен как «Эджинкоорт».

{35} В этом значение Столетней войны для истории Европы. Франция сложилась как государство современного типа под воздействием частных поражений в этой войне. Англия – в результате гражданских войн, последовавших за изгнанием английской армии с континента. Точно так же, как и попытке преодолеть катастрофу монгольского завоевания родилось централизованное русское государство. Возможно, в некой иной исторической реальности Европа могла миновать стадию национальных государств: центростремительные процессы привели бы тогда к быстрому объединению континента в единое экономическое и политическое пространство. Во всяком случае, не следует забывать, что все национальные «исторически сложившиеся» государства Европы выкованы военными поражениями.

{36} О численности монгольских войск долгое время распространялись совершенно фантастические сведения. Говорили о ста, двухстах и даже пятистах тысяч человек. Не знаем, как авторы представляли себе конную армию в пятьсот тысяч всадников и миллион копей, пытающуюся найти пропитание зимой в Северо-Восточной Руси

{37} Сведений о Невской битве 15 июля 1240 г. мало. Насколько можно судить, речь идет о типичной противодесантной операции, проведенной Александром в типично монгольском стиле: очень быстро, очень малыми силами, внезапно и с решающим результатом. В битве на Чудском озере (о которой в России сложено немало легенд) было продемонстрировано, что хорошо подготовленная пехота способна противостоять очень сильному рыцарскому войску Решающий удар по орденскому клину, однако, был нанесен все-таки тяжелой кавалерией под личным командованием Александра. Сражение полностью, вплоть до мелочей, повторяло схему «Канн» и закончилось тем же результатом. Западноевропейские историки отказываются признать цифры потерь, приводимые в русских источниках (500 рыцарей убитыми), но дальнейший ход войны и переход Ордена к стратегической обороне после нее, пожалуй, подтверждают данные новгородских летописей.

Военная мощь Ордена была окончательно уничтожена в Грюнвальдской битве 1410 г., когда объединенные силы Польши и Литвы при участии нескольких русских хоругвей разгромили рыцарское войско магистра Ульриха. В русской и советской историографии принято оценивать это событие как сугубо прогрессивное, на деле же Грюнвальд лишь способствовал разобщению Западной и Восточной Европы и консервации на несколько столетий странного политического «новообразования», известного как Речь Посполита. Существование этой государственной структуры препятствовало объединению Германии, мешало оно и нормальному экономико-политическому развитию Руси и Чехии. Что же касается собственно литовского и польского народов, то победа при Грюнвальдс принесла им только одно – возвращение па триста лет в раннефеодальную страту.

Тевтонский орден – едва ли не последняя па континенте негосударственная, т. с. общеевропейская, военно-политическая структура – прекратил свое существование в 1466 г

{38} Боевой порядок русского войска в Куликовской битве имеет очевидное сходство с классическим китайским военным каноном. Неясно, следует ли здесь говорить о влиянии (вполне вероятном через общее пространство Монгольской империи) или просто одинаковые условия боя привели к выработке похожих организационных структур.

{39} Говоря о «тяжеловесности», «затянутости» и «запутанности» операций мануфакторного периода, мы, конечно, имеем в виду только столкновения между собой армии европейского типа. В колониальных войнах преимущество европейской организации войска в сочетании с превосходством европейцев в вооружении гарантировали быструю победу практически при любом соотношении сил. Таким образом, речь действительно идет о прогрессе в военном деле: при всех своих недостатках армии Нового времени были неизмеримо сильнее своих предшественников. Лучше всего подтверждает этот факт резкое изменение баланса между Ойкуменой и Окраиной – армии мануфактурного периода уничтожили саму возможность варварских нашествий.

{40} Понятно, что четкие границы между эпохами существуют только в нашем воображении, соответственно, классификация войн «по периодам» всегда несколько условна. С нашей точки зрения, характерное время «смены эпохи» составляет около 100 лет (Крестовые походы, географические открытия, индустриализация). Войны Французской революции и последовавшие за ними войны Наполеона с равным основанием можно рассматривать и как последние «мануфактурные», и как первые «индустриальные» войны.

{41} Б. Лиддел-Гарт, будучи английским историком, подробно останавливается на событиях Гражданской войны 1642-1652 гг. в Великобритании. Причину победы парламентских войск он видит в последовательном применении Кромвелем метода непрямых действий.

Историки марксистской направленности (прежде всего Е.Разин) категорически отвергают этот вывод и обуславливают успех революции «исторической необходимостью».

Боевой дух парламентской армии действительно был высок, и можно убедительно показать, что именно моральный подъем «круглоголовых» был тем дополнительным фактором, который позволил парламенту преодолеть силу традиций и построить «армию новой модели» с ее великолепной организацией и железной дисциплиной. В этом смысле можно согласиться с марксистской историографией: абстрактная «историческая необходимость» в ходе английской буржуазной революции проявилась как энтузиазм солдатских масс, который привел к реорганизации армии на современных основах.

{42} Испания была первым государством, вступившим в мануфактурную стадию, создавшим торговый флот и организовавшим колониальную империю. Возможно, весь. мануфактурный период должен был пройти под знаком «испанской доблести и толедской стали». Однако резкое расширение границ мира скорее всего и привело Фердинанда и Изабеллу к религиозному помешательству, которое, видимо, в дальнейшем передавалось в королевской семье по наследству. В результате Испания стала организовывать не мировую торговую империю, даже не мировую христианскую империю, а мировую католическую империю. Этот «католицизм» насаждался методами более чем просто жестокими. Для самой Испании религиозная нетерпимость, корни которой идут из времен реконкистов, т.е. из глубокого средневековья, послужила причиной господства инквизиции и последующей остановки технического прогресса, вследствие чего Испания проиграла сперва борьбу с английскими «джентльменами-пиратами», а затем и с регулярным флотом Говарда Эффингемского и Фрэнсиса Дрейка, первого великого флотоводца Нового времени. Преждевременная (с точки зрения естественного развития характерных конфликтов эпохи) утрата Испанией господства на море и цивилизационпого приоритета привела к взрывному разрушению Испанской империи, вылившемуся в форму религиозного конфликта в Нидерландах. Ожесточенность этого конфликта спровоцировала индукцию религиозной нетерпимости в Европе и окрасила последующие войны на континенте привходящими религиозными мотивами.

{43} «Тактические» вехи Семилетней войны на Европейском театре: >Пра-90 (6 мая 1757 г.), поражение Фридриха у Колина 18 июня 1757 г. (34 тыс. человек против 50 тыс. Дауна, потери — 14 тыс.), громкие победы над французами у Россбаха 5 ноября 1757 г. (22 тыс. против 43 тыс. Субиза, ценой 550 человек Фридрих разгромил армию противника, которая, потеряв 7700 убитыми, перестала существовать) и месяцем позднее – над австрийцами у Лейтена (40 тыс. солдат и 167 орудий у Фридриха, 300 орудий и 66 тыс. человек у Дауна – потери соответственно 6000 и 27 тыс.). И после всех событий кампании 1757 г. Фридрих оказался перед перспективой полного поражения. В следующем году 25 августа при Цорндорфе, сражаясь против русских войск, неумело руководимых Фермером, Фридрих вынужден был довольствоваться неопределенным результатом сражения и большими потерями у противника (16 тыс. солдат из 42 тыс. и fi0 орудий против 11 тыс. человек из 33 тыс. и 36 орудий). Попытка добиться решающей победы над Салтыковым заставила Фридриха 12 августа 1759 г. при Кунерсдорфе пойти на страшный риск. Салтыков хладнокровно отразил «косую атаку», обеспечил за собой избыточный контроль над центром позиции холмом Шпицберг и нанес пруссакам страшное поражение. В источниках указывается 18 тыс. потерь (37%), но эта цифра не даст представления о реальности – армия Фридриха, возглавляемая самим королем, после сражения рассыпалась. Дальнейший ход войны не представляет интереса, поскольку характеризуется скорее взаимными интригами союзников, нежели их борьбой с Фридрихом, который, почти не имея войск, на внутренних линиях и тактических контршансах как-то держался еще три года – и таки дождался смерти императрицы Елизаветы и прихода к власти его личного друга Петра III.

{44} Борьба «континентальной» и «морской» стратегий завершилась в 60-е гг. XX в. выходом гонки вооружений в космическое измерение. В настоящее время это противоречие приобрело форму борьбы между «информационной» и «технологической» стратегиями.

{45} Вальми: 60 тыс. солдат Дюмурье против 46-тысячной армии герцога Брауншвейгского, Жемап – 42 тыс. французов против 15-20 тыс. под началом герцога Альберта, Флёрюс – 81 тыс. пехоты и кавалерии против 46 тыс.

{46} Нельсон с 14 линейными кораблями атаковал стоящий на якоре французский флот Бюэса (13 линкоров, 4 фрегата) и разбил его по частям. Французы потеряли 11 линейных кораблей, два фрегата и 6 тыс. человек (60% личного состава).

{47} Наполеон имел огромное превосходство в силах: 220 тыс. против 80 тыс. Однако объяснять этим обстоятельством исход битвы в данном случае нельзя. Армия Мака была типичным передовым соединением – стратегическим прикрытием развертывания главных сил. Заслуга Наполеона в том, что своими маневрами он нарушил взаимодействие между Маком и остальными союзными армиями, что и привело к отступлению австрийских войск в Ульм.

{48} Разумеется, поздняя осень – не лучшее время для десантных операций в Ла-Манше. Но, учитывая превосходство противника на море, — и не худшее. Для успеха операции была необходима всего одна тихая ночь. Следует помнить, что проблемы снабжения высадившейся армии в начале XIX столетия стояли не столь остро, как это было в обе Мировые войны.

{49} А. Манфред не без оснований указывает, что в Пруссии с опозданием на несколько месяцев сложилась та же психологическая атмосфера, которая вынудила союзников 1805 г. дать Наполеону сражение под Аустерлицем, не дожидаясь подкреплений. Надо заметить, что тогда абсолютная уверенность в победе была по крайней мере обусловлена выгодным стратегическим положением и превосходством в силах. Создается впечатление, что военная истерия пруссаков летом-осенью 1806 г. была вызвана запоздавшим эмоциональным резонансом.

{50} При соотношении сил 170 тыс. солдат и 584 орудия и 110 тыс. человек и 452 орудия в пользу Наполеона соотношение потерь 27 тыс. против 32 тыс.

{51} Прежде всего, информация была основой пропаганды ненависти к захватчикам – необходимого условия возникновения партизанской войны Далее, сравнительно незначительные поражения регулярных войск империи от действий партизан при высокой информационной связности быстро становились известными в Европе и оказывали весьма неблагоприятное воздействие на общественное мнение и опосредованно на финансы.

{52} Статистика: Чютцен – 150-тысячная армия Наполеона при 350 орудиях против 92-тысячной Витгепштейна и 650 орудиях, потери соответственно 15 и 20 тыс. человек. Бауцен – примерно те же силы (143 и 96 тыс., 350 и 636 орудий), примерно те же потери – 18 и 12 тыс. Под Дрезденом уже союзники имели общее численное преимущество – под командованием Шварцепбсрга было 235 тыс. человек против 195 тыс. у Наполеона. Потери союзников составили 20 тыс. человек. Лейпциг носил все черты генерального сражения. Превосходство Шварценберга – 300 тыс. человек и 1385 орудий против 200 тыс. человек и 700 орудий – было подавляющим. Потери Наполеона достигли 80 тыс. человек и 325 орудий, но и Шварценберг потерял 54 тыс. человек – больше, чем во многих проигранных сражениях. «Битва народов» открыла союзникам путь во Францию.

{53} Веллингтон имел 130 тыс. человек против 72 тыс. у Наполеона. Сражение по своей оперативной схеме может быть названо «Маренго наоборот» — неожиданный подход на поле боя свежей прусской колонны Блюхера решил исход битвы. Веллингтон потерял 23 тыс. человек, Наполеон – >Я2 тыс. и всякую возможность продолжать войну.

{54} В создании единой мировой транспортной сети совершенно особую роль сыграла постройка Суэцкого (открыт в 1869 г.) и Панамского (открыт и 1914 г., официально в 1920 г.) каналов. Резко увеличив индустриальную связность, «зоны каналов» приобрели военное значение «центров позиции» соответственно для Британской империи и Америки. В XX в. Суэцкий канал стал местом почти непрерывных боевых столкновений (обе Мировые войны, арабо-израильские войны). За зоной Панамского канала США обеспечили избыточный контроль, благодаря чему военных действий там почти не было.

{55} Воинская повинность, как система комплектования армии, была порождена Великой французской революцией. По этому параметру наполеоновские войны могут быть отнесены к индустриальному периоду.

{56} Победители – Аргентина, Бразилия и Уругвай – отторгли свыше половины территории Парагвая и истребили около 4/5 населения страны. По масштабности уничтожения мирного населения эта война превзошла более поздние достижения А. Гитлера.

{57} Сражение при Садовой состоялось 3 июля 1866 г. В трех прусских армиях насчитывалось 221 тыс. человек и 924 орудия, им противостояла армия Бенедека в составе 195 тыс. человек и 770 орудий. Сражение было выиграно марш-маневром армии кронпринца Прусского во фланг и тыл австрийцам. Потери пруссаков составляли 9200 человек, Австрия потеряла 18 тыс. убитыми и 24 тыс. пленными. Армия Бенедека развалилась.

Следует подчеркнуть, что Садова-Кенигриц была высшей точкой стратегии Мольтке и прежде всего – блестящей операции против Саксонии.

{58} Конечно, мы не придаем американской победе у Мидуэя значения «поворотного пункта» во 2-й Мировой войне. Эта война с самого начала была для «Оси» попыткой «переломить судьбу» заведомо негодными средствами, и в известном смысле «поворота» не было вообще. Тяжелейшие ошибки западных союзников, надлежащим образом использованные немцами и японцами и ненадлежащим образом – итальянцами, позволили германскому блоку перевооружиться, вновь вступить в войну и на первой стадии вооруженной борьбы добиться значительных успехов. Когда приобретенный опыт позволил антигитлеровской коалиции повысить качество управления войсками до удовлетворительного, огромное экономическое и демографическое преимущество «свободных народов» немедленно сказалось. Сражение у атолла Мидуэй выделено как завершение фазы мнимого реванша просто потому, что оно было последней осмысленной наступательной операцией «Оси». (Германия после проигрыша Московской битвы обеспечить стратегические предпосылки операций против Кавказа и Сталинграда – прежде всего подвижность войск – уже не могла, поэтому летнее наступление немцев на Восточном фронте с самого начала было дорогой в никуда.)

{59} Мы считаем необходимым отделить легитимную «классическую» Российскую империю от Союза Советских Социалистических Республик 40-х-70-х гг. XX в., который в известной мере действительно является «государством нового типа». Необычная организационная, экономическая и информационная структура СССР, спровоцировавшая очень высокие темпы развития, не имела аналогов в истории, но, возможно, такие аналоги еще возникнут по мере развития постиндустриальной (информационной) цивилизации.

{60} «Ультрой» принято называть комплекс операций британской разведки и криптографической службы, приведший к раскрытию и свободному чтению немецкого радиокода. Американский аналог «Ультры», позволяющий читать японский код, иногда называют «Энигмой».

{61} См., например, справочно-аналитический материалам к книгам ф. Шермана «Американские авианосцы в войне на Тихом океане», Э.Манштейна «Утерянные победы», Б.Такман «Августовские пушки»

{62} Подробнее см.: Переслегин С. Б. Мировой кризис 1914 г.; Такман Б. Августовские пушки. — М., 1999.

{63} См. также: Переслегин С. План Шлиффена в действии

{64} Под «осью операции» понимается линия, по обе стороны от которой количество войск одинаково.

{65} Вообще говоря, при правильных действиях противника этого было бы достаточно для проигрыша войны. Развертывание армий – механизм слишком тонкий и сложный, чтобы его можно было перестроить «на ходу». Импровизация, которую на скорую руку предпринял Жоффр, привела к потере времени и сосредоточению 5-й французской армии на крайне неудачной позиции между Самброй и Маасом. «Исправление ошибок» развертывания перемешало войска, в результате чего в 5-й армии оказалось четыре корпуса и пять отдельных дивизий разной степени боеспособности. Взаимодействие между этой трудноуправляемой армией, прикрывающими ее левый фланг англичанами, бельгийцами в крепости Намюр, наконец, — соседом справа – 4-й армией Де Лангля – организовать не успели.

{66} Мольтке не столько не мог, сколько не хотел руководить сражением, искрение полагая управление войсками исключительной прерогативой командующих армиями.

{67} См. в Приложении 3: Исмаилов Р. Флот и стратегия непрямых действий.

{68} Младший флагман Джеллико в Ютландском сражении, ранее – начальник морского штаба.

{69} См.: Вильсон X. Линейные корабли в бою.

{70} Версальский мирный договор и зависимые от него соглашения вовсе не представляли собой «мир победителей» (в отличие, например, от Потсдамских решений). Д. Ллойд Джордж и Ж. Клемансо приложили немалые усилия к тому, чтобы послевоенный порядок выглядел справедливым (хотя бы с точки зрения Запада). Их можно обвинить только в слишком последовательном проведении в жизнь абсурдного национального принципа – что привело к массовому созданию маложизнеспособных государств с незащитимыми границами – да в полном игнорировании факта существования России. Вообще Версальская политика по отношению к Советскому государству была и нерешительной, и непоследовательной. Следовало решиться на что-то одно – на силовое свержение большевистского режима либо, если по каким-то причинам это признавалось невозможным или нежелательным, на установление с ним нормальных рабочих отношений. Во всяком случае, исключение России из «европейского концерта» делало «версальскую систему» нестабильной.

{71} Альтернативная версия связывает зигзаги англо-французской политики в 30-е гг. с хорошо продуманной американской политической провокацией. Крах 1929 г. особенно сильно ударил по экономике США. Ф. Рузвельт, прекрасный аналитик, пришел к выводу о структурном характере кризиса. Это означало, что выход лежит на пути разрушения сложившейся мировой экономико-политической системы. Англо-германская война могла показаться Ф. Рузвельту комфортным для США способом уничтожения Версальского мироустройства. Но для того, чтобы организовать эту войну, следовало преодолеть очевидную военную слабость Германии. Неустойчивость европейской политики создавала возможность разнообразных комбинаций в этом направлении.

{72} См. Приложение 3: Исмайлов Р., Переслегип С. Этика войны и непрямые действия.

{73} Эти недостатки были преодолены (и то не до конца) лишь в последнем поколении немецких танков. Но «тигры» и «пантеры» пришли на поле боя, когда война была уже безоговорочно проиграна.

{74} Заметим, что в Пограничном сражении 1914 г. мы столкнулись с «эхо-вариантом» плана Манштейна. 5-я французская армия, передвигаясь на север, чтобы прикрыть стратегический фланг союзников, ослабила участок Мааса между Седаном и Динаном. 3-я германская армия вошла в обрадовавшийся разрыв, что поставило 5-ю армию за грань катастрофы.

Конечно, в 1940 г. за счет наличия в войсках бронетанковой техники события развивались быстрее и острее.

{75} Мы ничего не говорим здесь о руководстве войной со стороны западных союзников, поскольку такого руководства не было. И «наступление» на «линию Зигфрида», и маневр «Диль» представляли собой не столько элементы какого-то, пусть неудачного, оперативного замысла, сколько «развертывание вообще» — без выраженной цели. Создается впечатление, что весь план союзников исчерпывался пассивной обороной.

{76} Хотя «средиземноморский вариант» выглядит достаточно благоприятным для «Оси», проблему стратегической изоляции немецких и итальянских соединений да Балканском п-ве он не решает. Иными словами, сосредоточение усилий на юге ставило Германию под угрозу удара с востока, при этом быстрая переброска частей в Румынию и Польшу была бы затруднена.

{77} Непоследовательность немецкой стратегии в 1941 г. трудно понять, если не учитывать перманентный конфликт между ОКВ (главным командованием вооруженных сил) и ОКХ (главным командованием сухопутных сил). Кампания против России должна была вестись главным образом силами сухопутной армии и отвечала интересам ОКХ. Средиземное море с самого начала рассматривалось как театр ОКВ. Что касается вторжения в Англию, требующего виртуозной организации взаимодействия флота, «люфтваффе» и армии, то к этой операции с одинаковым подозрением относились обе командные инстанции.

{78} 2-я армия сосредотачивалась позднее и представляла собой стратегический резерв.

{79} Говорят, некогда в Генеральном штабе существовало испытание для новичка: ему предлагали составить некий формальный план войны на вымышленной карте. Если операционные линии расходились, офицер признавался негодным для службы в Оперативном отделе.

{80} С недавних пор приобрела популярность концепция В. Суворова, согласно которой Советский Союз готовил наступательную войну против Германии. Указывается даже дата нанесения удара – 6 июля 1941 г. Ни в коей мере не отрицая агрессивность сталинского режима, подчеркнем, что в отличие от Гитлера Сталин во всех своих политических решениях стремился избежать риска. Финская кампания вскрыла крупные недостатки в боевой подготовке Красной Армии, совещания высшего комсостава и штабные игры конца 1940 г. показали, что советские вооруженные силы не являются полноценным боевым инструментом. В этих условиях превентивная война выглядит авантюрой. (Нам представляется, что такая война закончилась бы для страны катастрофой. Достаточно заметить, что при методах управления 1941 г. невозможно было обеспечить внезапность.) Далее, если всерьез планировать нечто подобное, следовало либо воспользоваться заминкой вермахта на Балканах (к тому же неспровоцированное нападение Германии на Югославию, заключившую договор с СССР, давало дивный повод к войне), либо уже ждать до зимы.

Нам представляется, что весной-летом 1941 г. в советском военном руководстве происходил медленный и мучительный процесс отказа от существующих с весны 1940 г. активных замыслов и переход к оборонительной стратегии. В результате группировка войск не отвечала ни наступательным, ни оборонительным задачам, а из плана боевых действий были изъяты разделы, касающиеся собственно проведения операций, в результате чего он превратился, по сути, в план развертывания.

{81} Под Москвой вермахт потерял огромное количество автотранспорта, мследствие чего подвижность немецких войск резко снизилась. Серьезными были и потери в танках.

{82} См., например: Шермап Ф. Американские авианосцы в войне на Тихом океане.

{83} В оправдание немецкого руководства можно сказать, что, во-первых, владение Волгой было необходимым звеном блокадного по своему рисунку плана «Блау» и, во-вторых, существенно увеличить силы на Кавказе не представлялось возможным по транспортным соображениям: коммуникации группы армий «А», растянутые до невозможности, ориентировались, по существу, на единственную железнодорожную ветку.

{84} Письмо заместителя начальника Генерального штаба генерал-майора Эрика Дорман-Смита Лиддел-Гарту. Средний Восток, 1942 г. (напечатано в качестве предисловия к книге Лиддел-Гарта «Стратегия» издания 1946 г.)

{85} Итальянское наступление силами 10-й армии (5 дивизий и полковая группа) началось 7 сентября 1940 г. Им противостояли две английские дивизии и две отдельные бригады. Не имея сил для организации обороны, английские войска начали общий отход. Уже 16 сентября итальянцы захватили Сиди-Баррани. Однако проблемы в управлении и снабжении войск вынудили итальянцев остановить наступление. Тем не менее англичане продолжали отступать и остановились лишь на подготовленных рубежах у Мерса-Матрух. В результате между войсками оказалась «ничейная» зона шириной 130 км. Так что остановку армии Грациани автор напрасно приписывает англичанам.

{86} Автор умалчивает о том, что английские войска получили пополнение до двух дивизий, таким образом численность английских войск и 10-й итальянской армии практически сравнялась.

{87} Эс-Саллум был захвачен 16 декабря, т.е. на восьмой день наступления. Средний темп наступления составил 10 км/сут.

{88} Стоит отметить, что маневр О'Коннора был чрезвычайно рискованным. Сумей итальянцы организовать оборону Эс-Саллума, маневр на окружение превратился бы во фланговый удар, и Грациани мог бы вывести свои войска по побережью. Кроме того, характерна пассивность итальянцев, которые даже не попытались организовать контрудара, поскольку у них сложилось впечатление, что англичане превосходят их численно. Непрямые действия в этой операции заключались именно в психологии.

{89} Бардия была взята 5 января 1941 г., а Тобрук пал 22 января.

{90} Бенгази был взят 6 февраля. Пассивность итальянского командования, которое не смогло организовать оборону столицы Киренаики, хотя в Ливии находилась 5-ю армия восьмидивизионного состава (она была первоначально направлена против Туниса), явилась следствием шока от разгрома 10-й армии. В результате английского наступления итальянцы потеряли более 130 тыс. солдат и офицеров только пленными, около 400 танков, 1290 орудий. Английские потери – 475 человек убитыми, 1225 ранеными и 43 пропавшими без вести. Побочным результатом этой катастрофы стало поражение итальянцев в Эфиопии (в результате прямых действий 150-тысячной колониальной армии англичан при поддержке эфиопских партизан Против 40-тысячной армии итальянцев, которые продолжались до 20 мая).

{91} Как несложно подсчитать, силы англичан составляли 4 дивизии. Силы же Роммеля – немецкая танковая и немецкая легкая пехотная, плюс итальянские войска под командованием генерала Гарибальди, из которых только две свежие дивизии были боеспособны. Наступление О'Коннора привело к распылению сил, поэтому удар Роммеля имел успех.

{92} Отметим, что для блокады Тобрука было вполне достаточно итальянских сил, однако для дальнейшего наступления Роммслю было необходимо подкрепление. Отказ Гитлера выделить на второстепенное, по его мнению, направление часть сил (при том, что в дальнейшем он сам настоял на операции против Югославии и Греции, таким образом связав свои силы на другом второстепенном направлении) привел к оперативной паузе, которой английское командование, ликвидировавшее очаг сопротивления итальянцев в Эфиопии, смогло воспользоваться.

{93} Стоит отметить, что английское наступление развернулось слишком поздно. Черчилль настаивал на начале операции уже в сентябре, однако командование считало 8-ю армию еще не готовой. Роммель собирался начать операцию по штурму Тобрука 23 ноября, так что английское командование опередило его всего на неделю.

{94} План Роммеля был гораздо более сложен, нежели это представляет автор. Непосредственно ливийско-египетскую границу обороняли силы чуть больше дивизии. Основная часть итальянских войск дислоцировалась в районах Тобрука и Бир-эль-Гоби, а немецкий корпус находился восточное Тобрука, примерно на полпути к Бардии. Таким образом, оборона Роммеля базировалась на контрударе из глубины – если англичане обходят очаги обороны итальянцев на границе, то подставляют свой фланг под удар немецкого танкового корпуса.

{95} В состав английской 8-й армии (включая гарнизон Тобрука) входили два корпуса (13-й и 30-й), группа «Оазис» (осуществлявшая глубокий обход в пустыне) и армейский резерв. Всего шесть дивизий, пять бригад и один полк (из них одна дивизия и три бригады бронетанковые), 118 тыс. человек, 924 танка, 760 орудий, к обеспечению авиации привлекалось 1072 самолета. Этим силам противостояли итало-германские силы в составе семи итальянских дивизий (из них одна танковая и одна моторизованная), сведенных в два корпуса – 21-й и мобильный, а также танкового корпуса «Африка» из трех немецких дивизий (две танковые и легкая пехотная), итого менее 100 тыс. человек, 552 танка, 520 орудий. Их поддерживали 340 самолетов.

{96} Удар англичан пришелся в пустоту, и за два дня правый фланг 30-го корпуса прошел 70 км, без боя захватив аэродром Сиди-Резеха. Левый же фланг отстал, так как встретил упорное сопротивление итальянцев у Бир-эль-Гоби. 19 ноября танковый корпус атаковал правый фланг 30-го корпуса, отбросил прикрывавшие его танковые части и на следующий день достиг рубежа в 20 км севернее Сиди-Омара. В результате 30-й корпус, который по замыслу командования должен был наносить главный удар, потерял до 2/3 танков и был вынужден отступить на 40 км.

{97} Ни о каких непрямых действиях здесь и речи идти не может. 13-й корпус, пользуясь численным превосходством, преодолел сопротивление итальянской дивизии, к 23 числу захватил форт Капуццо и блокировал Бардию – узел снабжения противника. Контрудар Роммеля 25-26 ноября через Сиди-Омара, уже захваченный противником, успеха не имел. 27 ноября британские части соединились с перешедшим в наступление гарнизоном Тобрука и деблокировали его. Итало-германские войска, попавшие в тяжелое положение, попытались контратаковать, однако успеха не имели, 7 декабря бои за город прекратились, Роммель отошел к Эль-Газале, а потом и на оборонительный рубеж к Эль-Агейле. Одна из итальянских дивизий с силами усиления попала в окружение (в Бардии). Она капитулировала 15 декабря (примерно 15 тыс. человек). 10 января 1942 г. англичане заняли Эс-Салум, а 17 января – Хальфайю. Операция Крусейдер завершилась. Характерно соотношение потерь: англичане потеряли 17 704 человека, 271 самолет и 278 танков, а Роммель 32 тыс. человек (из них 29 тыс. пленными), 165 самолетов и 292 танка. В общем и целом Роммель провел успешную оборонительную операцию при нехватке сил и внезапности удара противника. Однако стратегически это было поражением.

{98} Итало-немецкое командование использовало паузу, которая образовалась из-за осады Бардии, с толком. Танковый корпус «Африка» был увеличен до 35 тыс. солдат (из них 17 тыс. немецких), 310 орудий, 117 немецких и 79 итальянских танков.

{99} Выражение «сильно распыленные» недостаточно характеризует позицию англичан. К середине января английские части оказались разбросаны па огромной территории: по фронту 500 км, в глубину – 650 км. Непосредственно в соприкосновении с противником находилась лишь одна дивизия 13-го корпуса, танки которого (130 шт.) располагались на 100-120 км в глубине. 30-й корпус все еще оставался па ливийско-египетской границе.

{100} Стремясь опередить Роммеля, англичане оставили в Бенгазии склады с вооружением, портовое оборудование, в плен попало более 1000 британских солдат, а главное, Роммель захватил 500 автомашин и боеприпасы. Потери англичан огромны: немцы уничтожили и захватили 377 танков и бронемашин, 192 орудия, 1220 автомашин, 50 самолетов.

{101} Стоит отметить, что британская группировка получала постоянное пополнение и в мае 1942 г. превосходила силы Роммеля более чем в два раза. Тем не менее английское командование, напуганное успехами Роммеля, не думало об активных действиях. Официальное мнение командования заключалось в том, что до 1 июня 8-я армия не в состоянии вести наступательные действия.

{102} Вывод явно необоснованный. Исходя из такого утверждения несложно показать, что обороняющаяся армия должна быть способна отразить удар с любого направления. Это означает на самом деле, что она будет иметь недостаточно сил с любой стороны. В условиях Африки гораздо более успешной должна считаться мобильная оборона, которая будет использовать преимущества слабой транспортной сети, когда наступающая сторона неизбежно растягивает свои войска в глубину

{103} Поскольку удар Роммеля был направлен на выход в тыл противнику и приходился «в пустоту», то расположение 8-й армии особой роли не играло. Наоборот, если бы Ритчи принял схему, предложенную автором, то, вполне вероятно, он был бы вынужден оставить часть своих сил в окружении, поскольку «шахматный порядок» позиций обуславливает невозможность частей первой линии к быстрому отступлению (им мешают части второй линии). Чрезмерная глубина также является опасной

{104} Хочется в очередной раз отметить психологический аспект проблемы отступления. Несмотря па то что численность ударной группы Роммеля (т. с армии «Африка») и остатков 8-й армии были примерно равны, англичане считали свои силы недостаточными даже для обороны.

{105} Не имея сил для продолжения наступления и не получая продовольствия и боеприпасов (не говоря уже о подкреплении), силы Роммеля были вынуждены остановится перед Эль-Аламейном.

{106} В данном случае оценка должна быть другой: лишь господство англичан на Средиземном море и вызванная этим нерешительность итало-германского руководства (прежде всего – в отношении снабжения частей Роммеля горючим) смогли остановить Роммеля на последнем рубеже перед Александрией.

{107} Стоит отметить, что оборонительные приготовления летом 1942 г., когда уже планировалась высадка в Алжир, а английская армия в Северной Африке наладила снабжение, выглядят странно. Вместо подготовки к полномасштабному наступлению, имеющему целью окружение Роммеля в Алжире, Окинлек готовится к обороне, и, как следствие, ноябрьское наступление 8-й армии оказалось прямым и позволило Роммелю в относительном порядке отойти в Ливию, затем в Тунис.

{108} Наступление Роммеля под Эль-Аламейном могло иметь лишь психо логическое значение – даже если бы оно удалось, развить успех было бы нечем. Тем не менее противник стал рассматривать ситуацию на фронте как «кризис», тем самым сковав свою волю.

{109} Несмотря на то что оба сделанных автором утверждения верны, второе не следует из первого. Из первого можно сделать вывод, что и при отсутствии господства в воздухе при умелом руководстве можно вести успешные наступательные действия.

{110} В этом приложении содержится краткий справочный материал посвященный эволюции структуры вооруженных сил европейских ю сударств.

{111} Назовем координационными числа, различные комбинации которых порождают структуру армии. Например, Советская Армия (три взвода образуют роту, три роты – батальон, три батальона – полк, три полка – дивизию) имеет координационное число 3. Если вводится дополнительное звено: два полка объединяются в бригаду, а две бригады составляют дивизию, то перед нами система с двумя координационными числами – 3 и 2. Как правило, наличие в структуре нескольких координационных чисел снидетельствует о том, что она объединяет некогда независимые военные системы.

Регулярность структуры, порождаемой координационными числами, часто нарушается в самом верхнем звене (поскольку количество высших >|;ч<тичсских единиц определяется исключительно возможностями государства) и в самом нижнем (по тактическим соображениям).

{112} В римских терминах можно говорить о некотором «цензовом разряде» солдата.

{113} При значительном плодородии почв преимущества крупного землевладения по сравнению с мелким и средним приводят к чрезвычайно быстрой поляризации общества.

{114} Координационное число для полубригады – 3. Понять, для чего якобинцам потребовалось неуклюжее слово «полубригада» (при том, что никаких «бригад» не существовало в природе), по-видимому, невозможно.

Приложение 2.

Непрямые действия в региональных конфликтах второй половины XХ столетия

Стратегический анализ боев 1948 г. в Палестине{1}

Задачу стратегического планирования (а также и тактического, хотя и в более ограниченном масштабе) можно рассматривать с двух сторон. С одной стороны, мы должны стараться всеми средствами помешать противнику действовать в соответствии с основными принципами войны, с другой — приложить все усилия к тому, чтобы дать нашим войскам возможность использовать эти принципы и тем самым облегчить достижение наших целей. Поэтому все принципы, которые противник намеревается использовать, должны быть учтены теми, кто планирует действия наших войск.

Посмотрим, что для этого следует делать. Принципу внезапности надо противопоставить непрерывную деятельность различных разведывательных органов; принципу целеустремленности – тактические отвлекающие атаки, а также действия стратегического, психологического и политического порядка; принципу экономии сил – нападение на линии коммуникаций и склады в тылу, чтобы сковать тем самым силы противника и заставить его распылять их; принципу взаимодействия – удар по линиям управления; принципу сосредоточения – отвлекающие атаки и действия авиации с целью расчленить силы противника; принципу обеспечения безопасности – все вышеуказанные мероприятия и ряд других, о которых будет сказано ниже; принципу наступательного духа – наступательный дух; принципу подвижности – уничтожение линий коммуникаций.

Что касается планирования нашей деятельности, которая должна обеспечить достижение военно-политической цели, определяемой правительством на каждом этапе, то оно должно быть согласовано со вспомогательными и отвлекающими действиями. Однако всегда следует иметь в виду, что в основу планирования должно быть положено [524] использование принципов войны в таком объеме и таким образом, чтобы судьба сражения была в стратегическом отношении решена еще до того, как оно начнется, или, по крайней мере, чтобы в ходе сражения были созданы максимальные преимущества для нас В этом и состоит секрет безупречного стратегического планирования Известное изречение Клаузевица «кровь является ценой победы» устарело.

Время фронтальных тактических наступлений уходит в область преданий, на смену приходит искусство тактики, главная задача которого заключается в наступлении во фланг и тыл противника Однако полководцы все еще спорят относительно того, применим ли этот метод и к стратегии. Он, конечно, применим, но, естественно, в ином виде. Стратегия непрямых действий, несомненно, единственно правильная стратегия. Но применение непрямых действий в стратегии, как это блестяще сформулировано, объяснено и разработано капитаном Лиддел-Гартом, гораздо шире и сложнее, чем в тактике. Для того чтобы использовать в своих целях принципы ведения войны и опираться при этом на стратегические непрямые действия, дабы решить исход боя в свою пользу еще до его начала, необходимо осуществить следующие три задачи:

а) перерезать линии коммуникаций противника, чтобы воспрепятствовать подходу резервов;

б) преградите противнику пути отступления, подорвав таким образом его волю к сопротивлению и подавляя его моральное состояние;

в) нанести удар по органам управления противника, лишив тем самым командование противника возможности управлять своими войсками.

Важность всех трех задач подтверждает правоту слов Наполеона, что «весь секрет военного искусства заключается в способности стать хозяином линий коммуникаций».

Решение этих задач является условием для выполнения основной стратегической миссии, которая так удачно определена капитаном Лиддел-Гартом при анализе цели стратегии и ответственности стратега: «Истинная цель стратегии состоит не столько в том, чтобы искать боя, сколько в том, чтобы добиваться такой выгодной стратегической обстановки, которая если сама по себе не приведет к решению, зато обеспечит достижение этого решения боем».

Выгодная стратегическая обстановка создается главным образом дезорганизацией войск противника путем выполнения вышеуказанных трех задач, что обычно приводит к развалу армии противника или ее разгрому боем. С другой стороны, планируя выполнение этих задач, часто приходится принимать во внимание политические факторы, которые влияют на способ выполнения задач. Так, например, хорошо известно, что нарушение линий коммуникаций и блокирование путей отступления сказываются тем быстрее, чем короче расстояние от места проведения этих действий до главных сил противника. Иначе говоря, при нанесении удара по ближайшим тылам противника эффект от этого сказывается быстрее; при ударе по глубокому тылу противника эффект будет значительно сильнее. Поэтому планы должны [526] составляться с учетом времени, которое имеется для проведения операции. В наших боях фактор времени зависел иногда от «искусственных» причин вследствие особого характера войны прошлого года, т. е. из-за вмешательства время от времени Организации Объединенных Наций. Иногда приходилось довольствоваться планами, обеспечивающими достижение более быстрого, но не обязательно наибольшего эффекта. Об этом мы более подробно скажем ниже, когда будем анализировать бои прошлого года.

Еще несколько слов о целеустремленности. Цель должна быть одна, но методов ее достижения – несколько, в противном случае, т. е. при наличии только одного метода, неудача немедленно повлечет за собой срыв в достижении цели. План должен строиться таким образом: «Если... случится то-то и то-то... тогда...; с другой стороны, если случится то-то... тогда...». Лиддел-Гарт правильно писал: «План, как и дерево, должен иметь ветви, для того чтобы он мог приносить плоды; план, в котором поставлена одна цель, подобен обтесанному столбу».

Я хочу дать нашим военным возможность самим изучить и проанализировать бои, в которых они принимали участие, побудить их к тому, чтобы они попытались применить результаты этого анализа к стратегическим рассуждениям и предположениям, не довольствуясь тактическими субъективными описаниями, которых так много в нашей военной литературе. Я также хочу сказать несколько слов о некоторых операциях прошлого года в свете того, что было изложено выше. Наиболее важными операциями были: операция «Тэн плейгс» (против египтян); операция «Эйн» (против египтян); операция по закреплению в Элате (в северной части залива Акаба); операция «Хирам» (освобождение Галилеи). Со стратегической точки зрения (как она охарактеризована выше) заслуживает также внимания и операция «Родос» (соглашение о перемирии). Из обзора будет видно, что планирование всех этих операций производилось на основе стратегических принципов и методов, о которых мы уже упоминали: стратегическое непрямое действие, нарушение коммуникаций, блокирование, максимальное использование хитрости для достижения внезапности, с тем чтобы быстро и основательно расстроить планы развертывания сил противника. Фактор времени, не последний по важности, несмотря на то что он не всегда от нас зависел, также влиял на выбор того или иного метода.

Египтяне, вторгшись в Израиль, надеялись, что его ворота будут для них открыты, и поэтому продвигались в северном направлении по прибрежному шоссе на Исдуд (рис. 15). Когда противник был остановлен, он направил часть своих сил на Эль-Фалуджа в направлении на Иерусалим. Он обладал превосходящими силами и укрепился в нескольких оборонительных районах, имея больше оборонительного оружия, чем мы. Это вынуждало нас по возможности избегать фронтальных боев. Но у противника были и слабые стороны. Основная слабость египтян состояла именно в том, о чем говорил в свое время Наполеон: «Весь секрет военного искусства заключается в способности стать [528] хозяином линий коммуникаций». Линии коммуникаций египтян были чрезмерно растянуты.

В операции «Тэн плейгс», цель которой состояла в том, чтобы открыть путь в Негев (район в южной части Палестины, ранее назывался Неджеб) и расстроить планы развертывания сил противника, эта слабость египтян была использована в максимальной степени. Классический пример решения трех указанных мною задач, а именно: нарушение линий снабжения, блокирование путей отступления и нанесение ударов по органам управления, продемонстрирован в операции «Тэн плейгс». Это можно подтвердить следующими фактами:

1) прорыв восточнее Эль-Маншия, в результате которого, в сочетании с многочисленными ударами десантно-диверсионных групп, были перерезаны восточные коммуникации противника и захвачена высота 113, не дал противнику возможности развернуть свои силы;

2) захват Бейт-Ханнуна, в результате чего был прегражден путь для отступления главных сил противника и перерезаны линии его коммуникаций, привел его в замешательство; воля и моральный д} противника были основательно поколеблены, и он решил отойти (кстати говоря, это служит примером блокирования путей отхода в непосредственном тылу противника), вследствие чего был быстро подавлен моральный дух его войск;

3) повторные бомбардировки пунктов Газа, Эль-Мадждаль, Рафах (30 км юго-западнее Газа) и Эль-Ариш (43 км юго-западнее Рафаха) нарушили систему связи и органы управления противника, совершенно парализовав его нервную систему.

Необходимо отметить, что наши войска действовали отдельными крупными группировками против северной и западной группировок противника и это давало командованию израильтян возможность перебрасывать войска в зависимости от обстановки в любом направлении.

В операции «Эйн» (рис. 16), проводившейся также против египтян в районе Эль-Ауджа, Эль-Ариш, было продемонстрировано несколько замечательных примеров военного искусства. С самого начала египтянам не удалось обеспечить согласованные действия своих двух группировок — западной и восточной, с тем чтобы добиться решающего стратегического преимущества. После завершения операции «Тэн плейгс» египтяне с опозданием пытались использовать свою восточную группировку, чтобы отрезать и блокировать южную часть района Негев.

Как отмечалось ранее, наступательному духу противника лучше всего противопоставлять наступательный дух своей армии. Этот принцип был положен в основу при проведении операции «Эйн». (Наши мудрецы издавна говорили: «Убей того, кто пришел убить тебя».) Мощное наступление на противника с тыла, выбор неожиданного пути подхода через Халасу на Эль-Ауджа (что, между прочим, противник считал невозможным) и стратегическая диверсия (сочетание тактической, психологической и политической угрозы) против западной группировки египтян вдоль побережья — все это, вместе взятое, обеспечило победу израильских войск. [530]

Операция «Эйн» ясно подтвердила вышеупомянутую истину, что цель стратегического плана состоит в том, чтобы решить исход боя еще до того, как он начнется, или по крайней мере создать такие условия, при которых бой обязательно даст решающий результат. Развитие успеха операции «Эйн», переросшее в преследование противника на египетской территории, также хорошо подтвердило справедливость другого, упомянутого ранее принципа о зависимости между местом блокирования и быстротой и степенью его эффекта на противника. Прорыв наших войск в направлении Эль-Ариш и установление контроля над важным Перекрестком дорог у Абу-Авейгила (30 км западнее Эль-Ауджа) в Синайской пустыне дали бы еще более решающие результаты, но для этого требовалось слишком много времени. С другой стороны, быстрый переход наших войск в окрестности Рафаха с целью сковать противника хотя и оказал, по-видимому, меньшее влияние вследствие близкого подхода к главным силам противника (благодаря этому противник даже получил тактическое преимущество над нашими войсками), все же дал быстрые результаты и заставил египтян просить о перемирии.

Операция «Родос», операция по закреплению в Элате, а также расширение нашей территории в так называемом треугольнике и в районе Вади-Арах (проход Меджиддо) показывают, что средства, применяемые в стратегии, часто отличаются от средств, используемых в тактике, и что стратегия иногда пользуется политическими средствами для того, чтобы добиться условий, благоприятных для достижения тактического успеха. Эти средства, когда их применение успешно, позволяют сохранять много сил и энергии.

Наконец, я должен упомянуть о не менее важной операции «Хирам» (рис. 17). Это была молниеносная операция классического типа, но в то же время она служит хорошим примером такого стратегического решения задачи, значение которого не меньше (в данном случае оно оказалось даже более эффективным), чем значение тактического решения. Кокджи хотел добиться тактического решения и, может быть, имел бы успех, если бы мы после произведенного им давления на Манара втянули наши силы в новые фронтальные атаки, часть которых до этого оканчивалась безрезультатно.

В операции «Хирам» мы применили стратегию непрямых действий с максимально возможным использованием гибкости при нанесении ударов, которые были согласованы с общим планом и. поставленной целью. В своих действиях мы стремились реализовать три основные задачи:

нарушить коммуникации, заблокировать пути отхода и нанести удары по органам управления. Действия двух колонн наших войск, двигавшихся одна от Сафада в северном направлении на Саса и другая от Кабри в восточном направлении через Таршиха, явились прекрасным примером спланированного стратегического окружения в кампании 1948 г., которое привело к быстрому достижению победы.

В заключение должен подчеркнуть, что я не имел намерения детально описывать ход боевых действий; я хотел лишь показать эти действия с точки зрения стратегии и помочь понять их значение. [551]

Описание операций{2}

Операция «Тэн плейгс» (15-21 октября 1948 г.)

В то время как десятидневные бои на других фронтах в период между первым и вторым перемириями (9-19 июля) показали, что инициатива находится в руках израильских войск, которые успешно вели боевые действия, обстановка на египетском фронте оставалась почти без изменения. Египетская армия, первоначальная надежда которой на быструю и решающую победу над плохо вооруженными и измотанными израильскими войсками не оправдалась, со времени заключения первого перемирия сосредоточила свои усилия на укреплении позиций в занятой части Палестины. Позиции были расположены главным образом в арабских поселениях, разбросанных вдоль прибрежной дороги в северном направлении до Исдуда, вдоль дороги, связывающей пункты Эль-Ауджа, Аслудж, Беершеба, Хеврон, Бейт-Лахм (Вифлеем), и вдоль дороги Эль-Мадж-даль-Бейт-Джибрин, которая соединяет обе вышеуказанные дороги.

Несмотря на значительные усилия, египтянами было захвачено только два еврейских поселения, расположенных изолированно у прибрежной дороги. Жители третьего поселения, успешно отразив несколько атак египтян, были эвакуированы после заключения первого перемирия. Основной район еврейского поселения в Негеве (полупустынный район на юге Палестины, большая часть которого была передана еврейскому государству согласно резолюции Организации Объединенных Наций в ноябре 1947 г. о разделении), расположенный в стороне от шоссейных дорог, оставался нетронутым. Но его коммуникации с севером, т.е. центральной частью государства Израиль, были перерезаны египтянами с обеих сторон вышеупомянутой рокадной дороги Эль-Мадждаль – Бейт-Джибрин.

Было очевидно, что такое положение не могло долго продолжаться, даже если бы условия перемирия, согласно которым египтянам разрешалось использовать в определенные часы суток рокадную дорогу, а государству Израиль, в другие часы суток, — дорогу Эль-Ауджа-Вифлеем, точно выполнялись египтянами, чего на самом деле не было. В то время как сложившееся положение вещей устраивало египтян, надеявшихся в будущем подавить еврейское поселение в Негеве или голодом принудить его жителей к капитуляции, проблема снабжения еврейских поселений заставила Израиль взять инициативу в свои руки, особенно когда появились признаки того, что сложившаяся военная обстановка будет рассматриваться как основа для политического разрешения вопроса, что оставило бы Израиль без Негева.

Задача, стоявшая перед израильским командованием, оказалась трудной. Обстановка в районе военных действий сложилась неопределенная. Египтяне атаковали израильскую колонну машин с запасами, [532] посланную на юг в соответствии с решением Организации Объединенных Наций; несколько машин сгорело, и колонна была вынуждена вернуться назад. Стало очевидно, что любые ответные меры израильских войск не будут для египтян неожиданными. Однако путь в Негев можно было обеспечить только путем захвата одного или нескольких хорошо укрепленных опорных пунктов, находящихся по обе стороны дороги Эль-Мадждаль – Бейт-Джибрин. Причем, если бы израильское командование решилось на этот шаг, его следовало предпринять в начале операции. Другими словами, нужно было не только временно отказаться от внезапности, но и наносить удар прямо в лоб в том месте, где египтяне более всего ожидали наступления.

С другой стороны, египетские войска не были эшелонированы на достаточную глубину. Их позиции состояли из нескольких узких оборонительных полос: одна (прибрежная) полоса проходила от морского побережья до Негева, другая полоса шла вдоль дороги Эль-Мадждаль- Бейт-Джибрин, и третья полоса тянулась на северо-восток, в направлении гор Иудеи. Именно это слабое место в расположении египетских позиций мы использовали во время операции и тем самым в значительной степени компенсировали наши недостатки. Однако для этого на юге нужно было иметь больше сил, чем мы располагали вначале. Поэтому операции «Тэн плейгс» предшествовала переброска по воздуху в изолированный Негев через египетский фронт значительных подвижных сил.

15 октября 1948 г., когда подготовка была закончена, был дан сигнал для наступления. Во второй половине дня израильские военно-воздушные силы произвели налет на египетский аэродром в районе Эль-Ариша и на ряд других объектов, включая Газа, Бейт-Ханнун, Эль-Мадждаль и Эль-Фалуджа. Во время этого налета был нанесен сильный удар по египетским военно-воздушным силам, которые хотя и проявляли активность, но не могли вернуть господство в воздухе. Следующей ночью израильские сухопутные войска глубоко вклинились в египетскую линию обороны около деревни Бейт-Ханнун на прибрежной дороге. Это создало угрозу египетским линиям коммуникаций, а позже дало возможность израильтянам почти полностью перерезать их, что мешало египтянам свободно перебрасывать в Эль-Медждаль подкрепления, и запасы и вынудило их отвлечь значительные силы с основного участка боевых действий. С этой же целью были произведены рейды на юге, во время которых были взорваны мосты и железнодорожные линии между пунктами Эль-Ариш, Рафах и Хан-Юнис (8 км северо-восточнее Рафаха).

В это же время израильские войска захватили несколько высот в районе Бейт-Джибрин, которые не были заняты египтянами, перерезав тем самым рокадную дорогу Эль-Мадждаль-Бейт-Джибрин. Таким образом, утром 16 октября, несмотря на то что боевых действий почти не было, линии коммуникаций египетских войск на севере были перерезаны и создалась угроза их коммуникациям на западе. Обстановка складывалась благоприятно для прорыва египетского фронта на севере. На рассвете 16 октября началось наступление бронетанковых сил и пехоты на деревню Эль-Маншия и древний город Телль. Однако наступающие войска попали под меткий артиллерийский огонь египтян. Несколько [533] танков было выведено из строя, и пехота не смогла без их поддержки перейти в атаку. Последовал приказ отступить.

Захват Эль-Маншия предполагалось осуществить попутно, чтобы иметь возможность угрожать с тыла египетским позициям в районе стыка дорог. Так как захватить Эль-Маншия не удалось, не оставалось ничего другого, как атаковать позиции египтян у стыка дорог. Оборона египтян опиралась на ряд высот, часть которых находилась в непосредственной близости от перекрестка дорог, а часть — на удалении свыше 1,5 км, и на крепость Ирак-Сувейдан, в 3 км восточное перекрестка дорог, которая доминировала над местностью в радиусе нескольких десятков километров. При атаке этих высот не было ничего похожего на непрямые действия. В течение ночи с 16 на 17 октября в результате ожесточенной рукопашной схватки были захвачены высота 113 и некоторые другие высоты. Египтяне доказали, что они знают, как надо организовать позиции для обороны и как надо их оборонять.

Этой же ночью началось наступление израильских войск на правый фланг египтян, примыкавший к горам Иудеи юго-западнее Иерусалима. Хотя этим наступлением преследовалась отвлекающая цель, однако оно оказало мало помощи войскам, которые атаковали перекресток дорог, упорно обороняемый египтянами.

17 октября египтяне провели сильную контратаку с целью восстановить свои коммуникации между Эль-Мадждалем и Эль-Фалуджа. Однако им не удалось вернуть ни одной из захваченных нами высот. Обстановка теперь сложилась таким образом, что, хотя египтяне и не могли больше пользоваться рокадной дорогой, мы также были лишены возможности использовать дорогу от Эль-Ауджа на Вифлеем. Этого можно было бы добиться только захватом оставшихся в руках египтян опорных пунктов, расположенных вдоль этой дороги в районе Улейкат, или захватом других опорных пунктов, расположенных восточное, что позволило бы нам обойти Улейкат. Следующие два дня мы потратили на то, чтобы попытаться в этом секторе выполнить одну из указанных задач, а египтяне продолжали упорно обороняться и контратаковать.

Хотя египтянам удалось удержать позиции к востоку от крепости Ирак-Сувейдан до Эль-Маншия, т. е. район, с этого времени известный как эль-фалуджский мешок, Улейкат пал в ночь с 19 на 20 октября 1948 г. Наконец-то после изоляции, продолжавшейся в течение многих месяцев (практически с декабря 1947 г.), между Негевом и остальной частью Израиля была установлена надежная связь.

Другие моменты этой операции можно кратко суммировать следующим образом. На западе египтяне, беспокоившиеся за свои коммуникации вследствие вклинивания израильских войск в районе Бейт-Ханнун, оставили район Эль-Мадждаль почти без единого выстрела; в частности, они оставили еврейские поселения Иод-Мордекхой и Нитзаним, которые были захвачены ими в мае после весьма упорных боев. На востоке они были оттеснены с позиций в горах быстрым наступлением, в результате которого наши войска подошли к окраинам Бейт-Лахма (Вифлеем). На севере египетские войска стойко держались только в эль-фалу джском мешке. Это продолжавшееся сопротивление египтян [534] подчеркивало ту опасность, которая свойственна непрямым действиям. Перерезав линии коммуникаций противника, израильские войска не только лишили египтян возможности отойти назад, но и вынудили их закрепиться и организовать упорную оборону. Однако кольцо окружения все более сжималось, и когда 8 ноября пала крепость Ирак-Сувейдан, египтянам ничего более не оставалось, как сдаться.

Тем временем на юге операция израильских войск увенчалась захватом Беершебы. Быстро развивая успех, наши войска стремительно продвигались по дороге на юг, в Негев, и в ночь с 20 на 21 октября вместе с войсками, находившимися уже в Негеве, захватили Беершебу.

Комендант египетского гарнизона Беершебы, возможно, знавший о том, что на севере идут бои, все же не ожидал, что израильские войска появятся так быстро. Поэтому гарнизон города был захвачен врасплох и сдался после пятичасового боя. Египтяне капитулировали почти в тот же день, как 31 год тому назад, когда в ходе Первой Мировой войны, англичане захватили Беершебу. Захватом Беершебы судьба египетского гарнизона в районе Хеврона была решена, и он вскоре был сменен арабским легионом; египтяне переместили свой правый фланг к югу от Беершебы, в район Аслуджа.

Операция «Эйн» (22 декабря 1948 г. 7 января 1949 г.)

Расположение египетских войск в начале операции «Эйн» было похоже на диспозицию их перед операцией «Тэн плейгс», хотя масштабы самой операции «Эйн» были значительно меньше. Египетские войска действовали двумя группировками (см. рис. 16): левая группировка была сосредоточена вдоль прибрежной дороги, причем северный фланг ее примыкал к Газа; правая группировка располагалась вдоль дороги от Эль-Ауджи до Аслуджа (южнее Беершебы). Обе группировки были связаны между собой двумя рокадными дорогами: одна, от Рафах на Эль-Ауджу, частично проходила по египетской территории и другая шла южнее, от Эль-Ариш на Абу-Авейгила. Кроме того, египетские войска находились в эль-фалуджском мешке и в районе Хеврона. Хотя египетская армия не была разгромлена, было маловероятно, чтобы она предприняла крупную наступательную операцию без помощи по крайней мере хотя бы одной из арабских армий. Все еще удерживая значительные районы Палестины, египетская армия представляла для молодого государства значительную угрозу, которая могла быть устранена только при условии окончательного разгрома египтян.

Дислокация египетских войск была основана главным образом на двух предпосылках, из которых одна оказалась правильной, а вторая, в конечном счете приведшая к поражению египтян, — ошибочной. Первая предпосылка исходила из того, что тот, кто владеет линиями коммуникаций в таком малонаселенном районе, как южная часть Негева, распространит свой контроль на весь район. Вторая предпосылка заключалась в том, что к линиям коммуникаций на этой территории египтяне относили только шоссейные дороги. Поэтому они еще раз организовали свою оборону [535] в виде системы опорных пунктов, расположенных вдоль шоссе, создав секторы (полосы) обстрела для защиты этих коммуникаций.

Единственный урок, который египтяне извлекли из операции «Тэн Плейгс», заключался в учете ими того, что израильские войска приобрели опыт в ведений наступления ночью и что израильские военно-воздушные силы стали таким оружием, с которым следует считаться. В ре-эультате египтяне стали лучше маскировать свои позиции и усилили меры охранения ночью.

Наш общий план наступления напоминал план третьего сражения Алленби под Газа осенью 1917 г., с той лишь разницей, что наступление велось в противоположном направлении: если Алленби наступал на Газа с юга, то мы – с севера. Замысел состоял в том, чтобы приковать к западному участку фронта как можно больше египетских сил, а затем решительным ударом вытеснить их восточную группировку за египетскую границу. После выполнения этой задачи наши войска должны были повернуть на северо-запад и, угрожая коммуникациям, связывавшим противника с Египтом, заставить его эвакуировать прибрежную полосу в районе Газа. В случае необходимости на последнем этапе сражения предполагалось перейти в прямое наступление на Газа.

Операция началась массированным налетом израильских военно-воздушных сил на египетские аэродромы и войска, сосредоточенные в районе Рафах, Хан-Юнис и Газа, сопровождавшимся артиллерийским обстрелом египетских опорных пунктов вдоль всего фронта. В ту же ночь наши войска на западном фронте заняли несколько высот примерно в 13 км южнее Газа, угрожая таким образом перерезать дорогу Рафах-Газа. Как И рассчитывало командование израильских войск, египтяне не замедлили попасться на удочку; они сосредоточили в этом секторе для проведения контратак значительные силы, включая большую часть танков, и в то же время усилили оборону в районе Газа-Рафах.

Хотя высота 86 и была после упорного боя снова захвачена египтянами, она сыграла свою роль тем, что отвлекла их силы. Таким образом, когда началось наступление в восточном секторе, оно в стратегическом отношении оказалось совершенно внезапным. Первая задача состояла в том. чтобы очистить от египтян дорогу от Беершебы до Эль-Ауджы включительно. Египтяне, конечно, подготовились к этому, однако они не рассчитывали, что наша разведка обнаружит древнюю римскую дорогу, которая идет из Беершебы почти по прямой линии в тыл Эль-Ауджи. Еще меньше они ожидали, что наши инженерные войска смогут скрыто подготовить эту дорогу для прохода машин, а также тяжелых и средних танков. Однако все это было сделано. В то время как боевое охранение египтян у Аслуджа держало под неослабным контролем беершебскую дорогу, ожидая нашего наступления с этого направления, израильские легкие подвижные войска появились со стороны пустыни, захватили несколько опорных пунктов, расположенных южнее, и в двух местах преградили дорогу Эль-Ауджа- Рафах. При атаке Эль-Ауджи, на рассвете 25 декабря, этот населенный пункт был уже отрезан от своих северных аванпостов и баз на западе. Гарнизон сделал все возможное, чтобы сдержать натиск израильских войск, но, когда все посланные [536] ему на помощь подкрепления были отброшены войсками, блокирующими дорогу на Рафах, рано утром 27 декабря он оставил Эль-Ауджу и отступил в пустыню. Через несколько часов был занят до этого полностью изолированый Аслудж, и дорога из Беершебы на Эль-Ауджу стала свободной для наших войск на всем протяжении. На этом закончился первый этап нашего плана.

Хотя наши войска были утомлены от боев, второй этап операции начался после очень короткого перерыва для отдыха и подвоза снабжения. Израильские войска двинулись в Египет Абу-Авейгила, египетская база в Синае на пути в Исмаилию, была захвачена в ночь с 28 на 29 декабря, и теперь колонна танков продвинулась вперед по дороге в Эль-Ариш, захватив южнее какого-то городишка аэродром с несколькими неповрежденными самолетами. Еще один бросок вперед дал бы нам возможность занять позиции на прибрежной дороге и выйти к побережью около Эль-Ариша. Однако политические соображения не позволили осуществить этот замысел. Хотя египетские войска могли беспрепятственно действовать на израильской территории, стало ясно, что присутствие израильских войск на египетской земле вызовет возражения. Под сильным политическим нажимом и под угрозой военного вмешательства Англии колонне танков было приказано отойти на израильскую территорию.

Не имея другого выбора, мы были вынуждены попытаться выйти к побережью в районе Рафах севернее пограничной линии. С этой целью было сосредоточено несколько бригад для наступления на Рафах с юго-востока и с юга. Войска заняли позиции на кладбище, откуда были видны город и большой, построенный англичанами лагерь, а также группа высот южнее дороги Эль-Ариш-Рафах. В полдень 7 января египтяне предложили заключить перемирие.

Хотя приказ отступить с египетской территории был получен в разгаре наступления, когда его плоды, казалось, уже были в руках, однако Израиль имел достаточные основания для того, чтобы быть довольным результатами операции. Египтяне были изгнаны из всей Палестины, за исключением узкой полосы у Газа; большая часть их армии была уничтожена или дезорганизована и, следовательно, на значительное время выведена из строя. Такие результаты были достигнуты израильскими войсками, почти не превосходившими по численности оборонявшиеся египетские войска и все еще уступавшими им по вооружению.

Операция «Хирам» (28-30 октября 1948 г.)

Когда регулярные арабские армии вторглись в Палестину, освободительная армия под командованием Фавзи Кокджи, которая до сих пор выносила на себе основную тяжесть боев, была отведена для реорганизации, а точнее для переформирования, в регулярные войска После первого перемирия Кокджи стал хозяином Галилеи и по очереди заигрывал с Сирией, Ливаном и Ираком. Номинально он все еще был подчинен непосредственно Лиге арабских стран, а не командованию какой-либо из регулярных армий этих стран. [537]

Десятидневные боевые действия, которые происходили в период между двумя перемириями, стоили Кокджи большей части Нижней Галилеи, включая Назарет Однако ему удалось отвести большую часть своих Войск в Верхнюю Галилею, где он расположился в районе площадью примерно 32х24 км. Считалось маловероятным, чтобы Кокджи мог самостоятельно предпринять в ближайшем будущем крупное наступление, Поскольку перед этим он понес сильные потери, однако в случае объединения его с одной или несколькими другими регулярными арабскими армиями он все еще представлял потенциальную угрозу. Оперируя по Внутренним линиям с выгодного галилейского плато, самого высокого на западе Палестины, Кокджи мог начать наступление в направлении любой из трех удерживаемых Израилем узких полос, охватывающих район расположения его войск, на запад, в долину Зебулун, совместно с ливанской армией; на юг, в долину р. Нахр-эль-Мукката, совместно с иракской армией, и, вероятнее всего, в долину р. Иордан (в районе озера Хула), совместно с сирийской армией (см. рис. 17).

Примерно в середине октября Кокджи, рассчитывая на то, что войска Израиля скованы боями на египетском фронте, решил, что, несмотря на перемирие, настало время добиться хотя бы частичного успеха и восстановить свой престиж. Поэтому он вознамерился атаковать позиции израильских войск в районе Шейк-Абада, откуда просматривалось еврейское поселение Манара, гнездившееся на гребне горного хребта на высоте 760 м над долиной озера Хула. Эти позиции были захвачены внезапной атакой, и Манара была снова отрезана, а долина озера Хула поставлена под угрозу.

Однако Кокджи снова просчитался, и на этот раз его просчет оказался роковым. Принимая во внимание, что Кокджи пошел на провокацию и нарушил перемирие, израильское верховное командование, воспользовавшись затишьем в боях на египетском фронте, в результате чего освободились израильские военно-воздушные силы, решило раз и навсегда изгнать армию освобождения Кокджи из Палестины, а если удастся, то полностью уничтожить ее В результате проведения операции «Хирам»{3}, на которую потребовалось не более 60 часов, армия Кокджи была изгнана из Палестины, причем большая ее часть была разгромлена.

Район, удерживаемый Кокджи, был идеальным местом для ведения энергичными и решительными войсками партизанской войны или организации обороны Для современной регулярной армии этот район обладал одним значительным недостатком – слабо развитой сетью дорог, что сказалось на действиях Кокджи. Можно было использовать лишь дорогу, идущую с севера на юг, и четыре дороги, пролегающие с востока на запад. Все остальные пути представляли собой тропы, большая часть которых была труднопроходима даже для мулов. Ключом ко всей системе коммуникаций являлась деревня Саса, в которой сходились дороги, идущие с запада от Бассы, через Тарбику, и от Нахарии, через Таршиху, дорога с юга, проходящая через Фаррадию, и дорога с севера, идущая [538] через Малнкию. Последняя дорога ведет в Ливан, откуда производилось снабжение армии Кокджи

Войска Кокджи были разделены на три более или менее равные части, каждая из которых именовалась «Ярмукской бригадой». Называть эти части бригадами было, пожалуй, довольно-таки претенциозно То же самое можно сказать о связи этого названия с именем Ярмука, захватившего Палестину у византийцев, которыми командовал Халид ибн эль-Валид. Одна бригада Кокджи располагалась южнее дороги на Акку, другая удерживала северо-восточный район, включая Сасу, и третья – со штабом в Таршихе – располагалась на северо-западе.

В общих чертах наш план состоял в следующем. Два отряда были выделены для сковывания сил Кокджи на юге отвлекающими действиями с юга-юго-запада, третий отряд должен был захватить пункт Таршиха с запада. Тем временем главные силы в составе легких бронеавтомобилей, полугусеничных машин и пехоты должны были наступать в западном направлении из района Сафада и захватить пункт Саса, обеспечив защиту флангов и тыла от нападения с юга и запада. После соединения израильских войск, действующих с запада и востока, они должно были развивать свой успех, имея задачей:

а) уничтожить войска противника, оставшиеся в выступе и попавшие тем самым в мешок;

б) наступать на северо-восток и очистить от противника район вдоль дороги Маликия-Метулла, обеспечив таким образом безопасность ев рейского поселения в долине озера Хула.

Военно-воздушные силы должны были во второй половине дня перед началом наступления, провести бомбардировку главных объектов Таршиха, Саса, Маликия и др., а затем быть наготове по вызову оказать поддержку наступающим сухопутным войскам. Артиллерии было недо статочно, в основном она была придана главным силам, и там едва достигала численностью одной батареи.

Задача бронетанковых сил в таком плане заслуживает особого внимания. На первый взгляд их использование в этом районе казалось рискованным, так как, будучи привязанными к нескольким дорогам, они были бы отданы на милость противника, занимавшего возвышенности с обеих сторон. Тем не менее было решено не только применить бронесредства, но и использовать их в качестве ударной силы при наступлении на главный объект, чтобы не допустить или задержать подход подкреплений к противнику. Решающим условием успеха была стремительность действий. Успех операции по политическим и военным соображениям зависел от того, будет ли разбит Кокджи до того, как ему окажет помощь какая-либо регулярная армия арабов или пока он опомнится и примеч контрмеры, ибо даже после потери Сасы Кокджи мог легко восстановить положение. Использование бронесредств в таких условиях было рискованным, но, к счастью, все обошлось благополучно.

Относительно выполнения плана добавлять особенно нечего. Хотя разграждение и разминирование дорог заняло в первую ночь больше времени, чем предусматривалось планом, вследствие чего наступление на Мейрун и Гиш, которое планировалось провести ночью, было начато [539] на рассвете, восточный отряд к утру 29 октября значительно продвинулся в направлении на Сасу и захватил две деревни южнее этого пункта, отразив несколько контратак противника. Кадровый сирийский батальон, подошедший к району боев ночью, был атакован и почти полностью уничтожен прежде, чем смог занять свою позицию. Одним словом, противник был застигнут врасплох

В то же время задача, поставленная перед двумя отрядами израильских войск, действовавшими с юга и юго-запада, не была ими полностью выполнена. Им удалось ввести Кокджи в заблуждение относительно того, что главный удар наносится якобы с юга. Однако мы не смогли Сковать на этом фронте силы Кокджи, который приказал своим войскам Отступать к северу от дороги на Акку, т. е в район, по которому нано-СИлся наш главный удар. Правда, отступившие на север части противника мало повлияли на исход боевых действий в районе Саса.

Западному отряду не удалось захватить Таршиху в ночь с 28 на 29 октября. В результате жители нескольких деревень, которые сдались израильским войскам, относились к ним настороженно, так как желали взбежать неприятностей в случае успеха Кокджи.

На рассвете 30 октября была захвачена Саса, после чего войска Кокджи оставили Таршиху, в которую израильские войска вступили рано утром 30 октября. Через несколько часов был установлен контакт Между передовыми подразделениями восточной и западный групп израильских войск. Однако значительное число арабских солдат прорвалось через линию фронта наших войск и перешло через границу в Ливан. Дальше последовал разгром войск Кокджи. Преследующие его Израильские войска не только очистили Верхнюю Галилею вплоть до Мандатных границ Палестины на севере, но некоторые наши части даже Прорвались в Ливан к Вади-Дуббе.

К 6 часам 31 октября, т. е. меньше чем за 60 часов, операция «Хирам» была завершена почти без каких-либо потерь со стороны израильских войск.

Арабо-Израильские войны

1

В течение долгого времени государство Израиль считалось самым верным и надежным союзником США на Ближнем Востоке. Соответственно, противостоящие ему арабы в той или иной степени тяготели к Советскому Союзу. Этот стереотип настолько въелся в восприятие ближневосточного конфликта так называемой мировой общественноетью, что заставил почти забыть историю создания Израиля. История эта весьма причудлива и нетривиальна. Исчезновение же противостояния сверхдержав вкупе с усилением исламского фундаментализма дало основания припомнить, кто, когда и кому был союзником.

Сама идея воссоздания еврейского национального государства и Палестине родилась еще в начале этого века, а после изгнания турецких армий из Палестины в 1918 г. эта перспектива начала приобретать вполне реальные очертания. Однако руководство Британской империи, получившей после Первой Мировой войны мандат Лиги Нации на управление Палестиной, отнюдь не испытывало радостных чувств относительно подобных планов – несмотря на появившуюся еще в 1917 г. декларацию британского министра иностранных дел Бальфера, призывавшую к созданию в Палестине «еврейского национального очага».

Запретить начавшееся сюда переселение евреев из Европы и Америки британские власти были не в состоянии, но мешали ему, чем могли – благо, в ту пору империя еще прочно держала бразды правления своими территориями. Часть еврейских переселенцев, смирившись с существующим положением, продолжала строить коммунизм и отдельно взятых кибуцах, другая часть мириться не пожелала. В середине 30-х гг. в Палестине начали появляться первые еврейские террористические организации, ставившие своей целью свержение британского колониального владычества. Англичане в долгу не остались. Применяя по своему обыкновению старый римский принцип «divide et impera» (разделяй и властвуй), они поступили тут весьма эффективным образом: использовали против еврейского национализма национализм арабский. Палестинским мусульманам дали широкие полномочия по освобождению [541] «Святой земли» от незваных пришельцев, из них начали формироваться территориальные части, основным противником которых предполагались еврейские повстанцы.

Конечно, не только британцы предполагали сделать ставку на ислам. В Берлине, столице новорожденного Третьего рейха, тоже строились далеко идущие планы, в которых контроль над Палестиной считался необходимым условием для дальнейшего продвижения к нефти Персидского залива и в Индию. Работа фашистов по нахождению союзников в мусульманском мире шла успешно – с 1937 г. муфтий Иерусалимский Амин эль-Хуссейни, духовный лидер мусульман Ближнего Востока, перебрался на постоянное жительство в Берлин (где сразу же пришел с Генрихом Гиммлером к полному единству взглядов относительно еврейского вопроса). Однако прыжок на Индию так и не состоялся: готовившийся переворот в Иране был сорван введением советских войск, мятеж Рашида Али в Ираке англичане подавили сами, а танки «Лиса пустыни» Роммеля безнадежно увязли в песках под Эль-Аламейном в 60 милях от Александрии. Оставшись без обещанной работы, муфтий эль-Хуссейни был направлен в оккупированную немцами Югославию, где вместе с мусульманскими частями СС занялся решением уже славянского вопроса. За деятельность на этом поприще он был объявлен военным преступником и в 1946 г. заочно приговорен югославскими властями к смертной казни – что не помешало ему летом 1946 г. выехать из Франции в Египет по приглашению короля Фарука.

Тем временем в мае 1941 г. в Палестине отдельные еврейские отряды самообороны объединились в организацию «Пальмах» — зародыш будущих вооруженных сил Израиля. Она вместе с другими военизированными еврейскими группировками на протяжении последующих шести лет не прекращала вооруженной борьбы с англичанами. Борьба эта особенно обострилась по окончании Второй Мировой войны, когда пути евреев и Британии окончательно разошлись, а грядущий развал колониальной империи стал очевидным. Еврейские партизанские отряды взрывали мосты, разрушали железнодорожные пути и совершали теракты против английских военнослужащих и работников колониальной администрации{4}.

В конце концов английские войска были вынуждены перейти к широкомасштабным операциям против военных отрядов «Пальмах» и казнить нескольких захваченных в плен террористов. Но террор в ответ только усилился, постепенно переносясь и на арабов. 26 июля 1946 г. в Иерусалиме влетел на воздух отель «Кинг Дэвид», где размещались учреждения британской администрации. На территории Палестины было введено военное положение, однако в метрополии началось движение за эвакуацию Израиля и предоставление евреев и арабов самим себе. [542]

Дело было отдано на рассмотрение Организации Объединенных Наций. Идея о создании объединенного палестинского арабо-еврейского государства оказалась похоронена сразу же – ненависть между евреями и арабами была настолько сильна, что они ни при каких условиях не согласны были жить в одной стране. Как это ни удивительно, СССР и США оказались единодушны и сообща выступили за создание независимого Израиля. Это «совпадение взглядов» объясняется довольно просто. На американскую политику оказывала влияние позиция огромной еврейской диаспоры в США, обладавшей к тому же немалым политическим и финансовым весом Для СССР же решающее значение имели давняя социалистическая направленность еврейского движения и традиционные проанглийские симпатии арабов. Впрочем, Соединенные Штаты на тот момент Палестиной интересовались меньше всего – у империи, приходящей на смену Британской, хватало проблем и в других частях Земного шара. В результате 25 ноября Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию о создании на территории Палестины еврейского и арабского государств и определила их границы. Англичане начали поэтапный вывод своих войск из Палестины. Было совершенно ясно, что после их окончательного ухода (намеченного на весну 1948 г.) неизбежно вспыхнет война. Она, собственно, уже велась – правда, не организованными армиями, а вооруженными бандитскими формированиями обеих сторон, равно терроризирующими местное население.

Введенное в декабре 1947 г. эмбарго на поставки оружия в Палестину поставило еще нерожденный Израиль на край гибели. Арабы же недостатка в оружии не испытывали: им досталась немалая часть оставшегося от англичан снаряжения, кроме того, в их распоряжении находился иорданский Арабский легион под командованием английского генерала Джона Глабба, укомплектованный британскими офицерами, а также регулярные армии Египта, Сирии и Ливана, саудовские и иракские части. К тому же у палестинских арабов были свои военные подразделения, а в районе Иерусалима располагалась «Армия спасения», руководимая неутомимым муфтием эль-Хуссейни. Арабские силы блокировали многие еврейские поселения и готовились к их полному уничтожению, как только начнутся официальные боевые действия.

И в этот момент Советский Союз оказал Израилю решающую помощь, начав переброску оружия и снаряжения транспортными самолетами через Чехословакию. Одновременно из Европы и СССР начали прибывать добровольцы, большинство из которых были участниками войны. Число советских офицеров, участвовавших в создании израильской армии, до сих пор точно не известно, но, судя по результатам, оно было значительным.

14 мая английские войска покинули Иерусалим. В тот же день парламент в Тель-Авиве провозгласил создание независимого государства Израиль. Первыми странами, признавшими его, оказались США и СССР. На следующее утро египетская авиация бомбила Тель-Авив, а войска арабских стран перешли в решительное наступление. Однако [543] противостояли им уже не отдельные разрозненные террористические отряды, а крепкая, хорошо организованная армия, вооруженная Советским Союзом и в значительной степени руководимая советскими офицерами. Кто же тогда знал, что уже через несколько лет советские симпатии на Ближнем Востоке сменятся на диаметрально противоположные, какими и останутся в течение последующих четырех десятков лет? А виной всему будет один-единственный египетский майор с немецким «железным крестом» на груди, которому эта война даст возможность стать полковником, а затем генералом и Героем Советского Союза.

Война 1948-1949 описана в этом же Приложении. Потери Израиля убитыми в войне составили 1244 человека.

2

Война 1956 г., называемая также «Суэцким кризисом» или «англо-франко-израильской агрессией в Египте», слабо соотносится с другими арабо-израильскими войнами. Этот конфликт был вызван экономическими проблемами и общим кризисом колониальной системы. Подоплекой Суэцкого кризиса стал вопрос об Асуанской гидроэлектростанции, которую англичане и американцы, в нарушение ранее взятых обязательств, отказались финансировать, сославшись на связи египетского правительства Насера с Чехословакией и Советским Союзом{5}. В ответ на это египетское правительство приватизировало компанию Суэцкого канала (принадлежавшую Англо-французскому капиталу) в расчете на то, что пошлины за пользование каналом в течение нескольких лет дадут требуемую сумму. Англо-французы, обеспокоенные таким ходом событий (через канал в Великобританию и Францию шла нефть из Персидского залива), решили захватить требуемое силой. В лице Израиля, недовольного позицией Египта (в основном блокадой выхода из залива Акаба), они нашли союзника.

Для нападения на Египет англо-франко-израильские союзники сосредоточили 229 тыс. солдат и офицеров, 130 кораблей (в том числе 6 авианосцев), 650 самолетов. Регулярная египетская армия к началу событий насчитывала 90 тыс. человек, сведенных в 16 бригад. Также в состав египетских сил входило большое количество нерегулярных воинских формирований, которые не могли оказать серьезного сопротивления агрессорам. ВВС Египта насчитывали 128 современных самолетов, однако лишь 30 истребителей и 12 бомбардировщиков оказались в боевой готовности.

29 октября 1956 г. 10 израильских бригад вторглись в Египет и, обходя пункты сопротивления войск противника, устремились к Суэду. Британия и Франция, согласно первоначальному плану, потребовали вывода сил обеих сторон из района канала и, прикрываясь авторитетом ООН, 5 и 6 ноября 1956 г. высадили десант в Порт-Саид и Порт-Фуад. [544]

Однако, не найдя поддержки у других членов ООН и встретив сильное сопротивление СССР, они были вынуждены вывести свои войска 22 декабря 1956 г. ООН эвакуировало англо-французские силы, а в марте 1957 г. были выведены и израильские войска. Абсолютное превосходство израильской армии отразилось в потерях: израильтяне потеряли убитыми 190 человек.

Провал агрессии вызван был прежде всего позицией США, которые сначала подталкивали Англию и Францию на обострение отношений с Египтом, однако во время войны заняли нейтральную позицию и даже внесли 2 ноября 1956 г. в ООН резолюцию, осуждающую действия агрессоров. Поднялся престиж СССР, решительно выступившего против агрессии.

При анализе этой войны создается впечатление, что по сути она явилась политической провокацией против правительства Антони Идена, имеющей целью, с одной стороны, сломать политическую карьеру одного из соратников У. Черчилля, а с другой – катастрофически ослабить внешнеполитические позиции Великобритании как великой державы. В осуществлении этой провокации американская дипломатия преуспела.

Расплата за этот «успех» наступила в 70-е гг., когда решения стран – экспортеров нефти больно ударили по американской экономике.

Следующая война, так называемая «шестидневная», является наглядной демонстрацией к доктрине Дуэ.

К моменту начала войны силы Израиля насчитывали 240 тыс. человек, 1100 танков и 450 боевых самолетов. Сухопутные войска организационно были сведены в 31 бригаду (23 мотопехотные, шесть бронетанковых и две воздушно-десантные) и 10 танковых батальонов. Они были сведены в три фронта: Южный в составе 14 бригад (70 тыс. человек при 600 танках и 220 самолетах), развернутый против Египта; Северный в составе 10 бригад (50 тыс. человек при 300 танках и 70 самолетах) против Сирии и Центральный в составе семи бригад (35 тыс. человек при 200 танках и 30 самолетах) против Иордании.

В составе египетских сил насчитывалось около 300 тыс. человек, 1200 танков, 500 самолетов и 90 кораблей. В сухопутных войсках имелось 30 бригад, большая часть которых была сведена в четыре мотопехотные, одну пехотную и две танковые дивизии.. Непосредственно на Синайском п-ве были развернуты все семь дивизий (100 тыс. человек и 1000 танков). В составе вооруженных сил Сирии и Иордании насчитывалось около 100 тыс. человек, 750 танков, 130 самолетов и 28 боевых кораблей. Накануне войны к этим силам присоединилась иракская пехотная бригада.

Как мы видим, вооруженные силы арабских стран «не уступали» (а по танкам даже заметно превосходили) противника, однако уровень подготовки израильтян был намного выше. Кроме того, израильская разведка вскрыла систему радиосвязи противника и сосредоточение его войск. [545]

Война началась в 8.45 5 июня 1967 г. превентивным ударом израильских ВВС по 16 аэродромам противника. Полная неготовность египтян к отражению удара привела к огромным потерям: было уничтожено около 270 самолетов Израильтяне потеряли около 50 машин, из них 35 от огня зенитной артиллерии. С 6 июня основные усилия были переключены на поддержку сухопутных войск на Синайском п-ве, а с 9 июня – и на Сирийском фронте. В 9.15 Южный фронт израильтян перешел в наступление. Первоначально диспозиция была такова: на Приморском фланге израильтяне сосредоточили четыре бригады, которым противостояли 20-я пехотная (в секторе Газа) и 7-я мотопехотная (у Рафаха) египетские дивизии. В центре против четыре израильских бригад оборонялась 2-я мотопехотная дивизия (у Эль-Кусеймы). На южном фланге против трех бригад египтяне сосредоточили 6-ю мотопехотную дивизию (у Эль-Кунтиллы) и танковую бригаду. В резерве у израильтян находились четыре бригады, а у египтян 3-я мотопехотная, 4-я и 9-я танковые дивизии, а также две пехотные бригады.

Успешнее всего развивалось наступление северной группы израильтян: их главный удар, наносившийся в 30-километровый промежуток между северной и центральной группами египтян, и вспомогательный в промежуток между 20-й и 7-й дивизиями имели полный успех. К исходу дня им удалось окружить 20-ю дивизию, а 7-ю обойти с обоих флангов. Дальнейшее развитие наступления вдоль побережья также имело успех — две бригады окружили в районе Эль-Ариша египетскую пехотную бригаду. Действия центральной группы первоначально не столь внушительны – 5 июня четыре бригады атаковали 2-ю египетскую дивизию «в лоб». Не сумев прорвать оборону напрямую, израильтяне ввели в бой две бронетанковые бригады, которые ночью обошли противника с юга и севера. На южном фланге израильтяне успеха не имели, даже наоборот, 6-я египетская мотопехотная дивизия перешла в контрнаступление и продвинулась на 5-10 км.

Для того чтобы остановить наступление противника, египетское командование решило нанести контрудар в стык между северной и центральной группами израильтян тремя резервными дивизиями. Однако израильская авиация сорвала этот контрудар и египтяне начали отходить. Стоит отметить, что 4-я египетская дивизия получила по радио приказ к отступлению, который был послан израильскими дезинформаторами.

Уже к концу 7 июня израильтяне захватили перевал Митла и города Румани и Бир-Гифгафа, отрезав пути к отступлению большинству египетских войск.

Действия на Иорданском направлении привели к окружению иорданских сил 7 июня. 8-го же числа израильтяне вышли на всем фронте на р Иордан.

На Сирийском фронте активные боевые действия начались лишь 9 июня. В 12.30 семь израильских бригад перешли в наступление. Несмотря на превосходство сирийцев в пехоте, танках и артиллерии, сирийские войска не выдержали удара противника и в ночь на 10-е стали отходить. [546]

Потери израильтян за эту кампанию составили 766-803{6} человека убитыми, порядка 200 танков и менее 100 самолетов. Арабские страны потеряли более 40 тыс. человек убитыми и пленными, 900 танков и 360 боевых самолетов. При этом из 700 захваченных израильтянами танков противника до 100 оказались в полной исправности, а около 200 – с незначительными повреждениями.

Ход кампании наглядно продемонстрировал преимущество непрямых действий разведки и авиации. Также показательно наступление северной и центральной групп израильтян: северная, применявшая тактически непрямые действия, добилась успеха сразу же, а центральная, наносившая прямой удар, — только на следующий день, при этом использовались резервы.

3

Поражение в «шестидневной» войне привело к усилению антиизраильских настроений в арабском мире. С другой стороны, логика цивилизационного конфликта требовала от Израиля, несомненно захватившего преимущество, «атаковать под угрозой потери преимущества». Однако некоторое время стороны занимали выжидательную позицию, накапливая силы и ограничиваясь лишь диверсиями против друг друга В 1970 г. под международным давлением было подписано соглашение о прекращений огня между Израилем, с одной стороны, и Иорданией и Египтом, с другой.

В течение двух лет вооруженные силы Египта и Сирии готовились к новой войне против Израиля. Политическое руководство поставило перед вооруженными силами ограниченные задачи: на Синайском п-ве преодолеть Суэцкий канал, продвинуться до Синайских гор и занять оборону на перевалах. В Сирии – после преодоления израильской обороны – выдвинуться на линию старой границы (р. Иордан). Дальнейшие действия предполагалось вести не военными, а политическими методами.

Вооруженные силы Египта после мобилизации насчитывали 833 тыс. человек (из них в оперативных войсках 310 тыс. человек). Они развернули две танковые дивизии, две механизированные дивизии, восемь пехотных дивизий и 20 самоходных бригад (одна бригада Президентской Гвардии, три десантные, три- особого назначения, три танковые, одна оперативно-тактических ракет, одна инженерная и три артиллерийские). Технический парк насчитывал 2400 танков (в основном советского производства: Т-54/55, Т-62, РТ-76, а также Т-34), 2400 БТР и БМП, 1120 артиллерийских установок калибром выше 100 мм, 70 ракетных установок тактических ракет, и 30 оперативно-тактических ракет, 360 ракетных систем ПВО и 2750 артиллерийских систем ПВО, а также 2500 противотанковых установок. Авиация состояла из 420 истребителей (160 МиГ-21, 60 МиГ-19, 200 МиГ-17), 130 истребителей-бомбардировщиков [547] Су-7, 48 бомбардировщиков и штурмовиков (18 Ту-16 и 30 Ил-28), 70 военно-транспортных самолетов (30 Ан-12, 40 Ил-14), примерно 80 вертолетов Ми-6 и Ми-8. ВМС насчитывали ><2Н кораблей.

Армия Сирии после мобилизации насчитывала 332 тыс. солдат и офицеров (в оперативных войсках 140 тыс.). Сухопутные войска состояли из двух танковых дивизий, трех пехотных дивизий, 21 самоходной бригады (1-я бригада Президентской Гвардии, пять пехотных бригад, Две механизированные, четыре танковые, пять артиллерийских, одна специального назначения, одна бригада оперативно-тактических ракет, две инженерные), десантного батальона и батальона Пустынной Гвардии. Технический парк насчитывал 1820 танков, 1300 БМП и БТР, 855 артиллерийских орудий калибра более 100 мм, 20 пусковых установок оперативно-тактических ракет, 360 ракетных установок ПВО, 1900 артиллерийских установок ПВО, 900 противотанковых орудий, 2800 противотанковых установок. ВВС насчитывали 230 истребителей (110 МиГ-21, 120 МиГ-17), 45 истребителей-бомбардировщиков Су-7, 16 транспортных самолетов (12 Ил-14, 4 Ил-18), 36 вертолетов.

Кроме того, на Сирийском фронте действовали войска других арабских государств. Ирак предоставил 3-ю танковую дивизию усиленного состава (20 тыс. человек, 300 танков, 300 БТР, 54 орудия), а также 73 самолета (18 МиГ-21, 7 МиГ-17, 32 Су-7 и 16 Hawker Hunter), Иордания и Саудовская Аравия – по бронетанковой бригаде, Марокко – механизированную бригаду, а Организация Освобождения Палестины – две бригады особого назначения.

В 1973 г. Израиль произвел лишь частичную мобилизацию. В момент начала боевых действий его армия насчитывала 110 тыс. человек. Сухопутные войска состояли из четырех бронетанковых, девяти механизированных, одной моторизованной, одной десантной и трех артиллерийских бригад. По мобилизации численность армии возрастала до 415 тыс. (из них 310 тыс. в оперативных войсках). Сухопутные войска после мобилизации должны были состоять из 40 бригад (из них 20 танковых, 12 моторизованных и механизированных, четыре десантные и четыре артиллерийские), организационно сведенных в 12 дивизий. Технический парк составляли 1850 танков (Шерман, М-48, Центурион, ДМХ и примерно 150 Т-54/55 и РТ-76, трофейных), 3000 БМП и БТР, >&45 артиллерийских установок калибра выше 100 мм, 75 ракетных установок ПВО, 1000 артиллерийских установок ПВО, 930 противотанковых установок. ВВС насчитывали 352 истребителя (150 А-4, 140 F-4, 50 Мираж-III, 12 Супер Мистерие) и 56 резервных истребителей (20 А-4, 36 F-4), восемь бомбардировщиков Vautour, 66 транспортных самолетов (6 С-130, 12 С-47, 10 С-97, 30 Noratlas), 50 боевых вертолетов (8 Супер Фрелон, 12 СН-53, 30 АВ-205).

Рассмотрим операции на Синайском п-ве и в Сирии отдельно. На Синайском п-ве египтяне сосредоточили две полевые армии (пять пехотных, две механизированные и две танковые дивизии, три самоходные бригады), 2240 высадочных средств. Израильская оборона [548] базировалась на оборонительной линии «Бар Лева», создание которой обошлось в 300 млн. долл., где оборонялись три пехотные бригады. Во втором эшелоне (20-25 км от канала) располагался подвижный резерв – две бронетанковые бригады. Резервные 252-ю и 162-ю танковые дивизии и 143-ю дивизию требовалось мобилизовать. Таким образом. египтяне имели общее 3-кратное превосходство в силах.

Боевые действия начались 6 октября 1973 г. в 14.00 (так называемое время «Г» минус 20), ударом 200 египетских самолетов и тактических ракет по израильской системе обороны. Через пять минут открыла огонь артиллерия. В 14.20 огонь артиллерии был перенесен в глубь позиции израильтян, началось форсирование канала. К 14.45 египетские силы закрепились на восточном берегу, в 18.30 перешли в наступление. В 20.30 началась переправа танков. Основная масса танков была переправлена через Большое Горькое озеро, являвшееся слабой точкой оборонительной позиции израильтян. Вглубь Синайского п-ва в 18.00 были высажены пять десантов. 3-я египетская армия начала продвижение к перевалу Гидди. Около полуночи в египетскую засаду попала 600-я бронетанковая бригада Израиля. К 10.00 следующего дня египтяне овладели полосой 70-километровой ширины на противоположном берегу канала.

В этой тяжелой тактической обстановке израильские войска смогли организовать контрнаступление. 162-я и 143-я дивизии нанесли контрудар на севере, с задачей сковать силы противника. На юге, в полосе наступления 3-й египетской армии, 252-й израильской дивизии (совместно с 600-й) удалось остановить наступление 3-й египетской армии. Попытки египтян прорвать оборону израильтян успехом не увенчались.

Пауза на фронте продолжалась до 14 октября. Израильтяне использовали ее, чтобы увеличить численность своих войск на Синайском п-ве. К 6.00 15 октября они сосредоточили пять дивизий и три бригады, перейдя в контрнаступление. Основной удар приходился на фронте 2-й египетской армии. Удар оказался не успешным, однако 16 октября отряд израильских войск (семь плавающих танков и мотопехота на восьми плавающих БТР 247-й бригады из состава 143-й израильской дивизии) переправился на западный берег канала и захватил плацдарм в районе станции Абу-Султан.

Содержание боев в ночь 16 октября заключалось в образовании и расширении плацдарма на западном берегу канала. Контратаку египтян удалось отбить, причем израильтяне смоги осуществить сложный маневр – развернули фронт на 180°. К 20-му числу израильтяне захватили плацдарм шириной 30 км, с которого они атаковали силами трех дивизий (143-й, 162-й и 252-й танковыми). К 24 октябрю израильтяне дошли до окраин Суэца, и к 25-му числу 3-я египетская армия была полностью окружена.

Вторая операция проводилась сирийскими войсками. На израильской линии обороны («Пурпурная линия») действовали силы 1-й бронетанковой бригады «Голан». В глубине располагалась 36-я механизированная дивизия (итого три пехотные, одна механизированная и одна [549] танковая бригады). Против них сирийцы сосредоточили три пехотные дивизии, усиленные тремя бронетанковыми и тремя артиллерийскими бригадами. Силы усиления (1-я и 3-я танковые дивизии) были предоставлены другими арабскими государствами.

Наступление сирийцев началось 6 октября в 14.00 – согласованно с египтянами. Главный удар наносился в центре силами 9-й пехотной, одной танковой дивизии, а также двумя бронетанковыми бригадами из состава 3-й иракской дивизии (она прибыла позднее). С севера наступление обеспечивалось действиями 7-й пехотной и 3-й танковой дивизии, и с юга — 5-й пехотной. Целью наступления являлся мост через р. Иор-днн, являвшийся центром позиции противника.

Израильтяне бросили на усиление фронта 240-ю и 146-ю танковые дивизии, которые к 8 октября смогли остановить наступление сирийцев, никеся контрудар по основанию наступающего противника – 240-я дивизия севернее направления главного удара, а 146-я южнее. К 10 октября израильтяне практически вышли на «Пурпурную линию».

Израильтяне надеялись на то, что, как и в 1967 г., сирийские войска будут деморализованы, их соединения начнут распадаться. В этом предположении израильтяне перешли в наступление. 10 октября начали Ингтупление 36-я механизированная и 240-я бронетанковые дивизии на северном фланге в общем направлении на Дамаск. 11-го числа перешла й наступление 146-я дивизия на южном фланге. Однако к 13 октября стило ясно, что наступление выдохлось, а 16-го числа иорданская тан-коиая бригада и две иракские бригады предприняли попытку контратаки на южном фланге 240-го дивизии. Позиционный фронт сохранялся до перемирия 24 октября.

В разных источниках данные о потерях разнятся{7}: Израиль потерял убитыми 2412-4000 человек, ранеными от 3900 до 12 000. Потери в технике более точны: 420 танков (25%), 390 БМП и БТР (13%), 160 самолетов (30%). Потери арабских стран значительно выше: 7600-21 000 убитыми, 8000-25000 ранеными, 1270 танков (25%), 500 БМП и БТР (12%), 460 самолетов и вертолетов (43%), около 200 стационарных и 220 мобильных пусковых установок.

Отметим, что арабские страны действовали против хорошо укрепившихся войск противника, однако смогли выполнить ближайшую цель – прорвать оборону израильтян. Действия израильтян являются примером грамотных активных оборонительных действий. На Синайском п-ве они продемонстрировали удар по центру позиции арабов, иогорый к тому же оказался не занят противником (арабское командование не допускало возможности того, что израильтяне смогут переправиться через канал, хотя сами только что продемонстрировали такую переправу). Центром арабской позиции был, естественно, северный [550] берег Большого Горького озера. Именно эта точка связывала обе египетские армии. С потерей ее всякое взаимодействие между армиями прекратилось – канал, который с таким трудом удалось форсировать, стал преградой в тылу египетских войск. В Сирии было продемонстрировано, что один удар, сколь угодно сильный, можно локализовать Был применен метод контрудара по основанию наступающей группировки с двух сторон. Геометрия наступления всегда такова, что глубина наступления больше ширины, поэтому двусторонний контрудар достигает цели раньше, чем наступление войск противника.

4

Война 1973 г. была самой напряженной из всех арабо-израильских войн. После нее Израиль и Египет вступили в полосу дипломатических переговоров, которые окончились 26 марта 1979 г. подписанием мирно го договора По этому договору Израиль выводил свои войска с терри тории Синайского п-ва.

Договорившись о мире со своим южным соседом, израильтяне об ратили внимание на северного соседа – на Ливан. Содержание войны 1982 г. состояло в замирении Ливана, уничтожении Организации Освобождения Палестины и подписании Ливано-Израильского мирного до говора. Несмотря на почти полную оккупацию страны, указанные цели достигнуты не были.

{1} Сокращенный перевод статьи начальника Генерального штаба израильских вооруженных сил генерала Я. Ядина, опубликованной в журнале «Бамачанех» (журнал израильских вооруженных сил), сентябрь 1949 г.

{2} Составлено начальником исторического отделения генерального штаба израильских вооруженных сил подполковником Н.Лорхом.

{3} Кодовое название «Хирам» дано по имени одного их древних королей Ливана.

{4} Террористическое прошлое ощущалось в израильской армии еще долго, а израильские спецслужбы так и вовсе никогда не отказывались от подобных методов, применяя их с максимальной эффективностью.

{5} В основном помощь СССР и других социалистических стран выражалась в поставках оружия Египту для переоснащения армии.

{6} Поскольку указанные войны происходили совсем недавно, то расхождения в опубликованных данных о потерях неудивительны.

{7} Например, в разных источниках количество потерянных израильских самолетов колеблется от 108 до 200. Данные о потерях арабских стран различаются еще больше. Мы привели наиболее вероятные, с нашей точки зрения, цифры.

Приложение 3.

Учение Б. Лиддел-Гарта

Непрямые действия в классической китайской стратегии