Заключение
Испания — стратегическая база Италии и Германии
Вмешательство Италии во внутренний политический конфликт Испании началось задолго до начала гражданской войны. Оно было и материальным, и идеологическим.
Когда ген. Франко 19 июля 1936 г. поднял оружие против законного правительства своей страны и зажег пожар, который стал пожирать сотни тысяч жертв, вмешательство Италии, по вполне понятным мотивам, оставалось в тени, за кулисами. С этого момента завесы падают. Теперь даже внешняя сторона дела больше уже не прикрывается, как прежде, когда это было необходимо, чтобы обманывать мировое общественное мнение и прежде всего крупные демократические страны Запада и Северной Америки.
В феврале 1937 г. итальянская интервенция превратилась во вторжение. Еще до этого к итальянской интервенции присоединилась германская. Рим и Берлин следовали по одной дороге, и, как мы увидим позже, Германия и Италия стремились к одинаковым целям.
В 1926 г., на третьем году военной диктатуры ген. Примо-де-Ривера, между Испанией и Италией было заключено соглашение. Общественность узнала об этом соглашении только из незначительного официального коммюнике. Относительно конкретного содержания договора ничего не было известно.
Позднее появились слухи, нашедшие подтверждение в последующие годы, что это соглашение основывалось на двух пунктах: 1) Италия получала право в случае войны основать и содержать на Балеарских островах военную базу; 2) Испания брала на себя обязательство в случае войны запретить французским войскам проход по своей территории.
Этот «случай войны» не был определен в договоре. Однако, для того чтобы понять значение этих двух пунктов договора, не надо особой осведомленности: итальянская база на Балеарских островах может иметь ту или другую [71] цель, но выраженное вслед за ним Испанией обязательство — запретить французским войскам из Северной Африки проход через испанскую территорию может иметь смысл лишь в том случае, если с помощью итальянской базы на Балеарских островах морской путь этим войскам будет закрыт силой, если, другими словами, Италия окажется в лагере противников Франции или если, что может быть, она считает Францию своим главным врагом.
Когда в 1931 г. одним ударом было разрушено королевство Бурбонов, одним из первых актов молодой испанской республики был акт денонсирования без колебаний и без оговорок этого договора, недостойного истинных испанцев.
Понятно, что денонсирование этого договора должно было быть воспринято в Риме как в высшей степени тягостное и стеснительное для Италии.
У нас перед глазами протокол, подписанный в Риме 31 марта 1934 г. Этот протокол, в подлинности которого мы убедились после внимательного и критического изучения, подписан: генерал-лейтенантом доном Эмилио Баррера (одним из организаторов путча Санхурхо 10 августа 1932 г.), доном Рафаэлем Олахабалом, доном Лизарца (оба представители «Communauté Тraditionnaliste»), доном Антонио Гойкошеа (глава «Обновления Испании»). Все эти лица являются членами организаций, работающих на реставрацию династии Бурбонов.
Протокол является свидетельством результата свидания, состоявшегося в 4 часа пополудни 31 марта 1934 г. с главой итальянского правительства Муссолини и маршалом Итало Бальбо.
«Получив подробную информацию из изложения точек зрения каждого из присутствующих относительно современного политического положения, запросов и политико-морального состояния армии и военно-морских сил, — фиксирует протокол, — а также двух монархистских партий в Испании, председатель совета Муссолини заявил:
1) что он будет непосредственно помогать всеми необходимыми средствами двум партиям, враждебным сущевующему фактически в Испании режиму, в их усилиях свергнуть республику и заменить ее регентством, предназначенным подготовить полную реставрацию монархии (эта декларация была торжественно повторена Муссолини три раза);
2) что в качестве доказательства практической демонстрации определенности этого намерения он был готов выставить [72] 200 000 винтовок, 20 000 ручных гранат, 200 пулеметов и субсидировать ген. Франко 1,5 млн. пезет;
3) что эта субсидия имела только предварительный характер, за ней последовала бы в соответствующее время еще более усиленная помощь, по мере того как этого требовала бы работа или обстоятельства».
Таково принципиальное соглашение. За ним следовали постановления относительно транспорта оружия в Испанию и распределения фордов и оружия между разными организациями. Эти постановления в данном случае не представляют интереса.
Мы освободим себя от комментариев по вопросу этой конференции (нам кажется, что всякое объяснение только ослабило бы значение этого протокола) и удовлетворимся только констатацией того факта, что Муссолини, очевидно, был расположен тогда — и расположен в настоящее время — заплатить за предоставленную возможность организации военной базы на Балеарских островах деньгами, оружием и прежде всего политической безнравственностью.
Когда 2 года спустя вспыхнул мятеж Франко, ген. Санхурхо пытался встать вместе с Франко во главе восстания. Санхурхо не достиг своей цели; он погиб во время авиационной катастрофы.
Среди найденных при нем бумаг был проект договора между Испанией, Италией и Германией. И этот новый договор не имел другой цели, как восстановить в силе и расширить аннулированный республикой договор 1926 г.
Итальянская оперативная база должна быть организована в порте Маон на острове Менорка. Германия должна была иметь в отношении этой базы одинаковые права с Италией{27}.
В то время как Италия старается если не замолчать наличие такого договора, то, по крайней мере, насколько возможно уменьшить представление о его действительном значении, Германия обсуждает вопросы договора почти открыто. Конечно, при этом тщательно стараются избегать проникновения действительных захватнических идей договора через ежедневную прессу в широкие массы населения страны, чтобы ввести их в заблуждение. [73]
Недавно в Германии изданы две книги по вопросам, связанным с договором. Обе они вышли с разрешения официальной цензуры, обе рекомендованы как книги весьма большого значения.
Первая озаглавлена: «Что происходит в Средиземном море»{28}; автором ее является (одно это уже довольно симптоматично) редактор газеты «Берлинер Тагеблат» Маргарита Боверит. В книге, между прочим, пишется:
«В 1926 г., в то время, когда в Европе существовал взгляд на диктатуру как на нечто, не имеющее почвы, тайный договор, заключенный между Примо-де-Ривера и Муссолини, предусматривал для Италии право использовать Балеарские острова. Эти острова расположены посредине между Тулоном и Бизертой, между Марселем и Алжиром, между Сетом и Ораном, в 400 км от Сардинии. До тех пор, пока эти острова будут находиться в распоряжении державы эвентуально враждебной{29}, морской путь, ведущий с юга Франции в Северную Африку, будет стоять под угрозой» (стр. 120-121).
«Морские пути в Алжир проходят в непосредственной близости от Балеарских островов. Если бы Балеарские острова захватил противник, это поставило бы эти пути под угрозу. Не одна только Франция может быть поставлена под угрозу со стороны Балеарских островов. Морской путь из Англии в Индию также проходит близ них в направлении к востоку, а между Гибралтаром и Мальтой нет никаких опорных английских пунктов для защиты этого пути» (стр. 254).
«История послевоенного времени показала, как Испания военной Диктатуры Примо-де-Ривера... склонялась к Италии: секретное соглашение 1926 г. с этой страной, по которому порт Маон на Менорке уступался ей как морская база в случае войны. Республиканская Испания, напротив, тяготела к Франции: не было речи о том, чтобы остров Менорка был опорным пунктом для итальянского флота» (стр. 275).
«Сардиния оказывает непосредственное влияние в трех направлениях: на севере она опасно приближается к острову Корсика, на юге — к Тунису, на западе она угрожает французским коммуникациям с Северной Африкой, с этой жизненной артерией французской империи...
Соглашение, заключенное между Муссолини и Лавалем в январе 1935 г., и абиссинский кризис мало содействовали [74] развитию дружественных отношений. Обе стороны это знали: тунисский вопрос не был еще разрешен» (стр. 11 и 275).
Это же совершенно отчетливо и полностью признается в книге, изданной ген. Хаусхофером в серии «Геополититических работ»{30} и озаглавленной «Средиземноморский бассейн. Геополитический очерк о большом морском бассейне»{31} (авторами этой второй работы являются Гуммаль и Зиверт):
«Почти посредине морских путей, ведущих из Марселя в Алжир, лежат испанские Балеарские острова. В силу своего географического положения они имеют исключительно важное стратегическое значение... С Балеарских островов можно в любой момент прервать французский транспорт морем. Следовательно, позиция Испании будет иметь решающее значение во всяком средиземноморском конфликте» (стр. 74).
«Маон на Балеарском острове Менорка с его портом, врезавшимся глубоко в берет, легко защищать. Он является одним из наиболее надежных опорных пунктов западной части Средиземного моря. Это подтверждено многочисленными усилиями всех средиземноморских держав, направленными к овладению этим пунктом, который однако, бесспорно, демографически и географически принадлежит Испании» (стр. 161).
«Геополитическое положение слишком серьезно для того, чтобы Италия когда-либо отказалась от Туниса. Сделанные Муссолини уступки Лавалю в январе 1935 г. относительно положения итальянцев в Тунисе могут рассматриваться только как тактическая мера временного характера.
Тунис с Бизертой представляют для Франции весьма ценное владение; для Италии они всегда являются заманчивой целью.
С чисто географической точки зрения Тунис, расположенный как раз у берегов Сицилии, был бы ценным дополнением Италии. Со стороны Италии было серьезной ошибкой, что она в занятии Туниса дала Франции опередить себя в 1881 г.» (стр. 68, 75, 84).
В номере от 21 октября 1937 г. передовая газеты «Франс Милитер» подробно рассматривает вопрос о последствиях, которые имела бы организация опорного пункта (итало-германского) на Балеарских островах: [75]
«Этот архипелаг (Балеарский) занимает в западном бассейне Средиземного моря по отношению к побережью испанского Леванта положение, почти симметричное положению Корсики и Сардинии по отношению к Тирренскому побережью Италии. Балеарские острова являются форпостом обороны, а в случае наступления — фланкирования морских путей. Треугольник{32} Картахена — Барселона — порт Маон имеет такое же значение, какое имеют два треугольника: Тулон — Бонифаций — Бизерта и Ля Специа — Кальяри — Трапани. Испанский треугольник своей вершиной на Менорке направлен на треугольники французский и итальянский, имеющие в Кальяри на юге Сардинии точку соприкосновения».
«Если Испания останется, как в 1914-1918 гг., нейтральной, то Балеарские острова сохраняют значение их положения; но это значение будет являться в некотором роде отрицательным. Напротив, если эта держава присоединится к другой, в частности к Италии, значение Балеарских островов станет положительным вследствие возможного соединения испанского и итальянского треугольников в ущерб французскому. И это же соединение, осуществленное линией Балеарские острова — юг Сардинии, угрожало бы также большой британской артерии в Средиземном море, на отрезке пути Гибралтар — Мальта».
«...Итальянская оккупация посредством гидросамолетов Пальмы на Майорке при угрозе порту Маон на Менорке разрушила это соотношение частей, тем более что она сопровождалась действиями немцев в Мелилье и Сеуте.
С помощью двух последних опорных пунктов Майорка, Кальяри, Трапани, ось Берлин — Рим превратилась в ось западную, средиземноморскую. Целиком занимая большую средиземноморскую британскую артерию в ее начале на западе, эта ось образует изгиб на севере ее и снова перерезает ее на высоте Пентеларских островов близ Мальты. Что же касается линий французских коммуникаций, то связь Балеары — Сардиния под защитой Италии сразу отрезает пути Марсель, Казабланка и из Орана на запад, Алжир [76] и Филиппевиль в центре, Тунис и Сеута и смежные с ними на востоке. Прежде всего перерезается артериальная система метрополии — французская Северная Африка, мобилизационная база Франции...»
Редактор «Франс Милитер» заключает:
«Воздушно-морскими мерами Франции и Англии невозможно сгладить, уравновесить включение Балеарских островов в стратегическую морскую систему Италии, которая одновременно угрожает также со стороны Ливии Тунису и Египту».
Исходя из обстановки, созданной германо-итальянской оккупацией Майорки — операции, в равной степени угрожающей жизненным интересам Франции и Англии, «Франс Милитер» требует оккупации или по крайней мере нейтрализации Менорки морскими силами Франции и Англии.
Через несколько дней, 26 октября 1937 г., этот вопрос снова обсуждается на страницах «Франс Милитер». Ген. Куньяк пишет:
«Под предлогом помощи испанским мятежникам и борьбы с большевистской интервенцией итальянцы укрепились на Балеарских островах, немцы внедряются на Канарские острова и на побережье Испанского Марокко, в Сеуте и Мелилье. Это началось с 1936 г.
Франции абсолютно необходимо сохранить в полной безопасности свои пути сообщения с Северной Африкой. Путь Англии в Индию идет через Гибралтар. Эти морские пути, необходимые Франции и Англии, в результате позиций, занятых год тому назад Германией и Италией, находятся под непосредственной угрозой. Такое затянувшееся переходное состояние становится ненормальным и тревожным.
Морскими и воздушными базами на Майорке, в Сеуте и Мелилье на Средиземном море французы в случае войны будут фактически отрезаны от Алжира и Марокко. Базы на Канарских островах лежат близко от пути Франции Казабланка — Бордо и как раз на пути Дакар — Бордо. Это — исключительно серьезный вопрос нашей мобилизации.
Французское правительство имеет основание беспокоиться, если оно видит, что итальянцы остаются на Майорке, если оно знает, что на Майорке строят укрепления. Французское правительство одновременно констатирует, что целые итальянские дивизии без всякого основательного мотива посылаются в Триполитанию, граничащую с французским Тунисом. В то же время Германия усиливает свою пропаганду против Чехословакии. Не является ли все это результатом встречи Гитлера и Муссолини?» [77]
Итало-германский союз против Франции
Перед нами документ, до сего времени остававшийся известным немногим лицам. Он датирован 1900 г., и, следовательно, в настоящее время ему 38 лет.
Тем не менее он не является ни устаревшим, ни просроченным, он совершенно точно отражает настроение той эпохи и современное положение. Поставленный рядом с договором 1926 г., рядом с возобновлением в 1937 г. договора, аннулированного республиканской Испанией, он дает ясный ответ на столь часто предлагаемый вопрос: создает ли общность латинской культуры достаточную гарантию для будущего Франции и Запада?
Этот документ, оригинал которого находится в секретном отделе германского архива в Берлине, был составлен и подписан бывшим начальником итальянского генерального штаба ген. Салетта. Он адресован ген. графу Шлиффену, бывшему начальнику прусского генерального штаба. Мы извлекаем этот документ из забвенья в убеждении, что он может пролить свет в последний час на таинственный романтический мрак, может быть, полный красоты, но противоречащий действительности.
Этот документ, абсолютную подлинность которого автор этих строк гарантирует, в основном сводится к следующему:
«Вашему превосходительству хорошо известны политические причины, заставившие нас изучать план марша нашей III армии через Швейцарию для того, чтобы занять стратегический фронт, позволяющий нам действовать совместно с левым флангом германской армии. Ниже я изложу, в какой мере это необходимо по другим соображениям военного характера...
Ввиду важности событий, которые могут явиться результатом нарушения нейтралитета Швейцарии и беспомощности, на которую мы будем обречены в случае ненарушения нейтралитета этой страны, необходимо теперь изучить эту проблему, и нельзя не признать, что было бы легкомысленно пренебречь изучением этого вопроса. Вторжению союзных (итало-германских) войск на территорию Швейцарии могло бы предшествовать адресованное дипломатическим путем в начале военных действий требование федеральному правительству (в Берне) итальянского и германского правительств с заверением, что на территории Швейцарии не будет произведен никакой враждебный акт, что снабжение войск, проходящих через страну, будет оплачиваться и что [78] государству, как и частным лицам, будут возмещены все нанесенные им убытки. Является вероятным, что если почва не будет подготовлена заранее, Швейцария будет в конце концов возражать против подобного требования, потому что ей не легко отказаться от нейтралитета, являющегося для нее жизненной необходимостью, и потому, что ей было разрешено за последние годы создать армию, способную защищать страну.
Упомянутое требование должно, следовательно, сопровождаться угрозой ввести в страну значительные контингента войск в случае отрицательного ответа.
Как бы ни были храбры и хорошо организованы швейцарские войска, они не смогут сопротивляться одновременно на германской и итальянской границах, а укрепления, построенные Швейцарией, главным образом, на итальянском фронте, не могут оказать им большой пользы, так как мы избегаем пути на Сан-Готард и, вступив в Ронскую долину, окружая форты Сант-Мориц, пройдем через Коль-де-ля-Тетнуар.
Если бы Швейцария решилась противодействовать итало-германскому вторжению военной силой, то тем самым она, может быть, против своей воли, оказалась бы в союзе с Францией, оказалась бы вовлеченной в борьбу, в которой она не заинтересована, и должна была бы переносить последствия ее, которые противоречили бы ее собственным правильно понятым интересам.
Следовательно, возможно, что по этим соображениям Швейцария после протеста уступила бы угрозе. В противном случае можно считать, что не следует колебаться, итти ли вперед, так как если две наши державы, Италия и Германия, будут действовать совместно, риск по сравнению с преимуществами, которые можно получить, будет значительно меньшим.
Правда, сохранение нейтралитета Швейцарии было бы использовано тремя воюющими странами (Италией, Германией, Францией), которые, вольно или невольно, будут поставлены с началом военных действий в положение обороны. В самом деле, Швейцария защищает 200 км французской границы, защищает в пользу Германии левый фланг течения Рейна и закрывает французам два больших подступа к Италии, т. е. Симплон и Сан-Готард.
Иная обстановка возникла бы в случае наступательной войны, потому что в этом случае Германия и Италия были бы заинтересованы в нарушении нейтралитета Швейцарии, а Франция отнюдь не была бы заинтересована в том, чтобы [79] дать их войскам занять территорию, позволяющую вбить клин между двумя союзными армиями (Италии и Германии), обойти Рейн и напасть с тыла и фланга на итальянские линии обороны в западных Альпах.
Следовательно, речь идет о том, чтобы упредить других, и бесспорно противник, занявший первым швейцарскую территорию или, по крайней мере, обеспечивший своим войскам право прохода, будет иметь значительное преимущество.
Предварительное соглашение с Швейцарией относительно вступления наших войск могло бы помешать этой стране, оскорбленной вторжением на ее территорию без предварительного объявления войны, броситься в объятия Франции. Следовательно, такое соглашение желательно, а чтобы его реализовать, за предлогами дело не станет.
Швейцарцы хорошо понимают, что желание сохранить их нейтралитет любой ценой заставит их встать прежде всего против той воюющей стороны, которая первая нарушит их территорию, даже не имея возможности определить, не является ли их подлинным интересом скорее встать на сторону, чем пойти против нарушителя ее границ. А так как возможность нарушения целостности швейцарской территории вероятна, было бы неразумным предоставить случаю, а не здравому смыслу, решать будущее Швейцарии. Разделяя аналогичные соображения, начальник штаба одного из швейцарских корпусов, швейцарский полковник В., пришел к выводу, что его страна, вместо того чтобы придерживаться бесплодного принципа сохранения нейтралитета любой ценой, сделает лучше, если, сохраняя свою независимость в мирное время, оставит за собой свободу союза в случае войны в недрах группировки держав на шахматной доске Европы.
Для того чтобы достичь нашей цели и упредить противника оккупацией швейцарской территории на востоке и в го же время насколько возможно смягчить последствия такой операции, нам необходимо к ней подготовиться в мирное время, изучая и разрабатывая прежде всего необходимые средства быстрой оккупации. Нужно соглашение относительно того, какой демарш предпринять, чтобы быстрое и решительное дипломатическое выступление двух заинтересованных держав (Италии и Германии) предшествовало и облегчало действие армий.
Если бы подобное действие было осуществлено одной Италией, то оно имело бы намного меньше шансов у швейцарского правительства, и вступление итальянских войск в Швейцарию принесло бы большие трудности, если бы Германия [80] не решилась одновременно и параллельно принять со своей стороны дипломатические и военные меры. Следовательно, важно знать в этом отношении точку зрения германского генерального штаба».
Окружение Франции
Недостойно человека закрывать глаза на угрожающую опасность, больше того — это опасно. Страх — это надо признать — ни в коем случае не является философией жизни. В истории народов он всегда был самым плохим советником.
К реальностям, на которые мы намекаем, надо причислить: дальнобойные германские пушки в Сеуте, в Испанском Марокко (из Сеуты до Гибралтара в круглых цифрах 20 км).
Надо напомнить требование, предъявленное и реализованное итальянским генеральным штабом, сводящееся к тому, чтобы с самого начала был предпринят захват сектора территории в 150 км в радиусе с Гибралтаром как центром.
Надо напомнить: морская и воздушная итало-германская база имеется на Балеарских островах.
Надо напомнить: морская база Германии имеется на Канарских островах (эти острова блокируют проход из Европы в западную, юго-западную и южную Африку).
Надо напомнить: тяжелые германские батареи установлены в Западных Пиренеях в секторе Ируна (эти батареи установлены на высоте 1 800 м, недалеко от французской границы, в нескольких сотнях километров от фронтов гражданской войны).
Надо напомнить требование германского генерального штаба, добивавшегося и осуществившего захват побережья и «хинтерланда» в Бискайе (как источник сырья и базу для операций против Франции и Англии).
Надо напомнить о наличии на испанской земле целых итальянских и германских дивизий.
Мы констатируем, что итало-германский блок уже занял свои позиции против Франции и Англии. Выступивший на сцену мятеж ген. Франко, которому помогали и который воодушевляли Италия и Германия, был только средством к достижению этой цели.
Именно на земле Испании идут первые бои войны Италии — Германии против Франции и Англии.
Перед лицом этой действительности намеки на декларации о мире, на пакты, заключенные якобы не ради агрессии, [81] об интернациональных узах — только беспочвенные и опасные иллюзии, сохранение которых полезно только тем, кто преднамеренно хочет плохого.
Оставим без внимания в этом отношении двойственность внешней политики Италии. Мы можем сделать это совершенно спокойно, потому что до тех пор, пока Италия будет действовать отдельно как противник, она может представить небольшую опасность. Но дело будет обстоять иначе, когда Италия присоединится к гитлеровской Германии.
Обе страны, Германия и Италия, лживо мотивируют свое вторжение в Испанию их решением защитить Запад от большевизма. Мы думаем, что трудно считать «большевиками» уважаемого президента испанской республики Мануэля Асанья или героического защитника Мадрида генерала Миаха, если привести для примера только этих двух типичных деятелей из лагеря истинных испанцев.
Нарушение Германией в начале мировой войны гарантированного нейтралитета Бельгии имеет почти прямую связь с грубым нарушением Локарнского соглашения. Ничто не изменилось. Даже таинственные французские бомбардировщики, которые 1 августа 1914 г. якобы бомбардировали Нюрнберг, чтобы произвести великий мировой переворот, воскрешены под видом атаки не менее таинственной подводной лодки против германского крейсера «Лейпциг» у испанского побережья. Никто не видел этой «подводной лодки», никогда не наблюдал следа торпеды, ни тем более самой торпеды. Несмотря на это, в Берлине знали и даже нашли, кто виноват в этой атаке. Повторяем, все это похоже на миф о налете французских самолетов на Нюрнберг.
Ничто не изменилось. И тем более цинизм, который выступает как покров, под которым готовятся преступления. В «Доме германского искусства» в Мюнхене с некоторого времени находится огромная картина, представляющая и прославляющая бомбардировку Альмерии германским бронированным крейсером «Граф Шпее».
История не дает нам ни одного примера столь же жестокого действия, ни одного возмездия, осуществленного из побуждений низкой мести против беззащитных женщин и детей, как это было с бомбардировкой Альмерии, ставшей объектом «славы» одной страны. Такой бесчестный пример знает только гитлеровская Германия, скользящая в глубочайшую пропасть политической безнравственности. [82]
Если бы мы ставили себе задачей регистрировать этот факт, то тем не менее нашим долгом было бы открыто, гордо и с радостью заявить, что вся Германия не одобряет этого постыдного преступления. В кругах консерваторов, в рабочих организациях, где всегда живет дух Бебеля, в буржуазных кругах безоговорочно и самым резким образом осуждают путь, по которому идет Германия после 1933 г. Даже армия не является исключением, она чувствует, что идет к катастрофе, за которую она непосредственно несет ответственность, хотя она не нашла еще силы решительно вырваться из вовлекающего ее водоворота. Наконец, военный флот, который сегодня увидел себя опустившимся до роли палача, осуществил только акт подчинения презренным «политикам».
29 апреля 1913 г. Август Бебель на заседании общей комиссии рейхстага в Берлине заявил, что Бельгия с беспокойством рассматривает возможность франко-германской войны, на что бывший тогда министром иностранных дел фон-Ягов ответил: «Нейтралитет Бельгии гарантирован международными соглашениями. Германия поддерживает эти соглашения».
Этот ответ не удовлетворил Бебеля. Однако, министр иностранных дел ответил ему, что ему нечего добавить относительно Бельгии и Германии.
Август Бебель настаивал. Тогда вмешался военный министр фон-Хееринген и ответил: «Бельгия не играет никакой роли в причинах, оправдывающих военный бюджет. На самом деле эти причины надо искать в положении Германии на востоке. Германия не упустит из 1виду того, что нейтралитет Бельгии гарантирован международными договорами».
Пришло 1 августа 1914 г., а с ним и мировая война. 20 июля 1920 г. тот же самый фон-Ягов, бывший в 1913 г. министром иностранных дел, вынужден был перед опросной комиссией германского рейхстага признать:
«Я уже не помню даты, когда я впервые узнал об оперативном плане нашего генерального штаба, плане, предусматривавшем в случае войны необходимость наступления на запад и проход наших войск через Бельгию и Люксембург. Во всяком случае этот план в его совокупности был мне хорошо известен задолго до моего назначения на пост государственного секретаря по иностранным делам».
Фон-Ягов стал министром иностранных дел с начала 1913 г. Задолго до его назначения на этот пост он знал, как он признал это позднее, что нарушение нейтралитета [83] Бельгии — дело решенное. Это не помешало ему отрицать наличие такого плана 29 апреля 1913 г. перед комиссией рейхстага и утверждать, что подобного проекта прохода через Бельгию не существует и что Германия будет уважать нейтралитет Бельгии.
На том же заседании 29 апреля 1913 г. военный министр Хееринген мотивировал значительное увеличение бюджета армии положением Германии на востоке и категорически заявил, что «Бельгия здесь не играет никакой роли». Доказательство того, что он знал о готовящемся нарушении нейтралитета Бельгии, дает нам записка начальника генерального штаба Мольтке, содержащая объяснение мотивов проекта, о котором идет речь. Эта записка (от 21 декабря 1912 г.) была приложена к общему проекту бюджета генерального штаба и военного министерства:
«Если наше политическое положение в Европе не изменится, мы всегда будем вынуждены, в силу того что мы находимся в центре Европы, быть готовыми к войне против двух сторон и, следовательно, иметь на одной границе гораздо меньшие силы для обороны, чтобы на другой стороне быть в состоянии перейти в наступление. Этой другой стороной всегда будет только Франция. Здесь можно рассчитывать на быстрое решение, в то время как нельзя предусмотреть конца наступательной войны против России. Но для того, чтобы перейти к наступлению против Франции, необходимо нарушить нейтралитет Бельгии. Только пройдя через Бельгию, можно надеяться повести наступление в открытом поле и разбить французскую армию. На этом пути мы встретим английский экспедиционный корпус, а также, если нам не удастся заключить соглашение с Бельгией, бельгийскую армию. Как бы то ни было, эта операция имеет больше шансов на успех, чем фронтовая атака против французских укреплений на востоке. Наступление подобного рода привело бы нас к войне, которая имела бы характер крепостной войны и заняла бы много времени, отняв у нашей армии ее порыв и инициативу, нужные нам тем более, что число наших вероятных противников увеличится».
Специальная комиссия германского рейхстага после изучения всех обстоятельств, приведших к войне против Франции и Бельгии, с полным сознанием своей исторической и моральной ответственности констатировала следующее:
«План (нарушения нейтралитета Бельгии) имел значение не только военное, но и политическое. Этой стране не было послано никакого ультиматума; без всякой декларации германская [84] армия должна была дойти до границы Бельгии. Так как тем самым был бы вскрыт оперативный план Германии, то можно предположить, что французы в свою очередь приняли бы соответствующие меры. Последние могли состоять только в оккупации естественной позиции обороны в долине Мез к югу от Намюра. Но, совершив это, французы нарушили бы нейтралитет Бельгии. Действительно, на деле... германский генеральный штаб в 1914 г. исходил из того, что нейтралитет Бельгии не должен быть нарушен немцами в начале войны. Им надо было избежать этого любой ценой. Штаб хотел действовать медленно, чтобы германские политики могли тем или иным образом избегнуть обвинений в нарушении нейтралитета Бельгии».
С другой стороны, отчет гласит:
«Вступление немцев в Бельгию не было вызвано непосредственной угрозой со стороны Бельгии и тем более вступление французских войск в сектор Живэ — Намюр. Наступление немцев было скорее основано на плане, хорошо разработанном в течение многих лет фельдмаршалом графом Шлиффеном. Фронт в Эльзас-Лотарингии казался слишком прочно укрепленным, и следовало избрать единственный путь, по которому можно было проникнуть в «крепость Франции». Вот какова была единственная причина вступления в Бельгию. Все остальное было только попыткой избежать стороны вопроса, связанной с международным правом. Генеральный штаб хотел действовать таким образом, чтобы вынудить французов первыми проникнуть в Бельгию, приняв на себя ответственность за нарушение нейтралитета (Бельгии)».
Однако, политические и военные руководители Франции поняли, на чем их хотят спровоцировать. Они не дали заманить себя в засаду. Поэтому кайзеровской Германии пришлось преждевременно раскрыть свои карты.
Зачем мы вспоминаем здесь эти, к несчастью, слишком часто забываемые события? — Чтобы сорвать маску с преступной игры, подготовляемой сегодня берлинскими политиками. Дипломатия этих политиков, видимо, не богата воображением: чтобы компенсировать свое низкое состояние, она упорствует в выполнении однажды задуманных ею планов.
И, наконец, последнее по порядку, но не по своему значению: мы хотим избегнуть того, чтобы германская армия, очутившись еще раз на повороте истории, шла, не сознавая преступности и бесчестия своей роли, мы хотим, чтобы она знала, что, являясь послушным орудием в преступных руках, она унижается до роли палача. [85]
Выводы
Сегодня, как и тогда, идет сумасшедшая гонка вооружений.
Сегодня, как и тогда, за границей и внутри страны объясняют причину этих вооружений «положением Германии на востоке» или, как это называется на языке Гитлера, «большевизмом».
Сегодня, как и тогда, германский генеральный штаб убежден и с большой энергией навязывает это убеждение политическим руководителям, что начать военный поход с России нельзя, что это будет делом, заранее проигранным.
Сегодня, как и тогда, германская политика направлена к военной цели, находящейся непосредственно на западе, — Франции, Бельгии — и только во вторую очередь, в качестве переходной ступени, — на юго-востоке.
Но прежде — и в этом существенное отличие 1914 г. от 1937 г. — армия единодушно разделяла эту политику. Сегодня, напротив, ее энтузиазм охлаждает слишком свежие воспоминания о мировой войне и, в особенности, уроки гражданской войны в Испании.
Раньше военные мало занимались внешней или даже внутренней политикой и еще меньше заботились о влиянии этой политики. Сегодня они научились рассматривать военные дела с точки зрения политики.
Больше того, армия хочет и стремится осуществить радикальное изменение господствующей в Германии системы (об этом надо сказать открыто). Еще больше она боится внешнего хаоса и политической изоляции Германии.
Следовательно, не только соображения внутренней политики, но и причины внешней политики поставили германскую армию в оппозицию к политике германского правительства в Испании{33}. Мы с удовлетворением отмечаем, что эта оппозиция совершенно закономерно все больше углублялась и расширялась. Со временем даже самая суровая дисциплина не будет больше в состоянии закрыть эту пропасть.
Сегодня, как и тогда,... торжественно признают нейтралитет Бельгии и даже Швейцарии. Торжественно заявляют, что нет никаких притязаний в отношении испанской территории. [86]
И сегодня, как и тогда, неисправимым мечтателем будет тот, кто примет эти клятвы за чистую монету.
История пойдет своим путем. Она повторит путь прошлого. Нейтралитет будет нарушен, с предварительной провокацией или без нее, если это нарушение обещает преимущества более важные, чем соблюдение международных соглашений и уважение к ним. Аксиомой правового канона «Необходимость не является законом» канцлер Бетман-Гольвег пытался оправдать наступление на Бельгию в августе 1914 г., этим он хотел снять вину с Германии.
Гитлер, когда ему будет угодно, привлечет другую аксиому правового канона: «Необходимость делает законным то, чего закон не допускает». Сделав это, он будет отрицать не только виновность, но и незаконность. Таким образом, внешняя сторона будет соблюдена.
«Война в Испании в начале последних нескольких месяцев приняла характер европейской войны. Иностранные добровольцы, записанные в армии противников, ведут войну, а их правительства делают вид, что живут в мире с теми и с другими», — вряд ли можно более открыто обрисовать обстановку, чем это сделал официальный орган германского военного министерства «Дейче Вер» (3/VI 1937 г.).
Дело здесь идет уже не о сочувствии или о проявлении враждебности к Франко, не о выступлениях за или против демократического режима, за или против «большевизма». Здесь по существу сталкиваются элементарные жизненные интересы Франции, Англии, Запада. Опасность быть удушенной грозит Франции с севера, востока, юга, юго-запада.
На испанской территории идут первые бои назревающей европейской войны. Если победит ген. Франко, то Франция и Англия проиграют эти первые бои.
Выдающийся английский специалист по военным вопросам Лиддл Гарт, преданность которого своей стране и симпатии к Франции не вызывают сомнений, недавно предупредил своих соотечественников:
«В стратегическом отношении опасность проявляется так ярко, что трудно понять горячность, с которой некоторые шовинистические круги нашего народа желают победы мятежникам. Кажется, что классовые интересы и чувство собственности ослепили их в такой мере, что они пренебрегают стратегическими соображениями».
Значение этих слов должно быть усвоено также и во Франции.
Мы можем допустить ошибку, считая, что война в Испании является гражданской войной, подобной многим другим. [87] Это — не только война законного правительства в свою защиту, за свое утверждение. Война в Испании гораздо большее. Это — первые шаги новой европейской войны, которая без всякого объявления уже идет полным ходом.
Гитлеровская Германия и Италия Муссолини делают вид, что они выступают против большевизма. Гитлеровская Германия и Италия Муссолини лгут. Для них неважно, господствует ли большевизм в Испании или нет. Им нужна Испания как трамплин. Испания Франко будет действовать по указке Гитлера и Муссолини. Демократическая Испания, напротив, уже раз выступила против их черных замыслов, когда она денонсировала договор 1926 г. Испания Франко возобновила и расширила этот зловещий договор; она предоставила фашистским диктаторам трамплин. Вот почему Германия и Италия идут за Франко.
Гитлер и Муссолини хотят захватить Испанию, потому что они хотят завоевать Францию и Европу.