Часть вторая

Глава VII.

Союзная объединенная стратегия

I

Союзная объединенная стратегия в настоящее время имеет две особенности, которые следует уяснить с самого начала. Первая определяется наличием атомного оружия у двух великих держав Запада — Соединенных Штатов и Англии. Решимость сохранить и применить это мощное средство предупреждения тотальной войны составляет первую особенность союзной объединенной стратегии и в свою очередь порождает целый ряд проблем, хотя и связанных между собой, но отличных от проблем, которые возникли в результате создания оборонительного Североатлантического союза. Существование НАТО и штаба верховного главнокомандующего объединенными вооруженными силами в Европе составляет вторую особенность союзной объединенной стратегии — особенность, которая в основном связана с обычными видами вооружения и общепринятыми формами взаимного политического союза и военной защиты. Что же касается СЕАТО и Багдадского пакта, то они еще не развились в эффективные союзные организации. Как уже подчеркивалось, обе эти особенности переплетаются, и любой анализ должен неизбежно вскрыть зависимость НАТО и штаба верховного главнокомандующего объединенными вооруженными силами в Европе от военной мощи двух великих западных держав. Следовательно, в настоящем исследовании Соединенным Штатам должно быть уделено значительное внимание не столько потому, что в них нуждается Западная Европа, сколько потому, что Англия зависит от военной стратегии США. [118]

Основу союзной объединенной стратегии (Allied combined strategy) составляют стратегические запасы атомного оружия и средства их немедленной доставки к жизненно важным центрам агрессора. Примерно до 1950 года запасы атомного оружия в США превосходили подобные запасы в России и служили полной гарантией от какой бы то ни было агрессии. Однако сейчас мы должны исходить, из предположения, что запасы атомного и водородного оружия в России стали сдерживающим фактором даже по отношению к оборонительной войне. В самом деле, вполне вероятно, что в настоящее время в накоплении запасов атомного оружия достигнута такая стадия, когда и западные союзники и Россия сознают нецелесообразность ведения тотальной атомной войны как для победителя, так и для побежденного.

Прежде чем могут быть сформулированы национальная стратегия или стратегия отдельных видов вооруженных сил, необходимо определить очередность задач союзной стратегии, касающихся различных видов войны с точки зрения их важности. Эта очередность время от времени может меняться, однако для настоящего времени нижеследующие положения представляются обоснованными.

Первоочередной задачей союзной объединенной стратегии является сдерживание развязывания тотальной войны, второй — холодная война, третьей — локальные войны, четвертой — тотальная война в случае, если сдерживающие средства не оправдают себя, и пятой — ограниченная война. Возможно, что некоторые авторитеты поменяют местами тотальную и ограниченную войны даже применительно к современной обстановке.

Несмотря на вышеуказанную очередность задач союзной стратегии, существуют различные соображения, в силу которых отдельные государства, входящие в союзы, уделяют различное, иногда даже первоочередное внимание их собственной национальной стратегии. Так, Великобритания должна быть готова самостоятельно решать проблемы, связанные с ведением холодных и локальных войн, и поэтому она должна уделять первоочередное внимание соответствующим областям стратегии. Это объясняется тем, что сейчас национальная политика и национальные интересы определяют союзную стратегию. Далее. Для выполнения первой задачи союзной объединенной стратегии необходимы запасы атомного оружия и средств [119] его доставки к цели, а также сухопутные войска и поддерживающие их военно-воздушные и военно-морские силы НАТО. Соединенные Штаты считают, что, обладая огромными ресурсами, они должны обеспечить предоставление основной части стратегической авиации. Соединенные Штаты полагают, что страны Британского Содружества наций должны предоставить базы для этой стратегической авиации, но они не настаивают на том, чтобы мы выделили значительную часть самолетов стратегической авиации. Англия, исходя из своих чисто национальных соображений, выделит такое количество самолетов стратегической авиации, какое сочтет нужным. Однако Соединенные Штаты настаивают, чтобы все западноевропейские союзники выделили значительные сухопутные войска для вооруженных сил НАТО. Таким образом, обязательства Англии, вытекающие из членства в НАТО, с точки зрения общего дела западных союзников, должны рассматриваться как имеющие первоочередное значение. В настоящее время при любом анализе объединенной стратегии необходимо представлять, что в течение длительного времени Россия будет единственной страной, способной угрожать существованию западных стран. Китай, расположенный в противоположной части земного шара, возможно, решится начать войну против Запада в союзе с Россией или самостоятельно, однако один Китай не в состоянии поставить под угрозу наше существование. В прошлом русские предпочитали создавать мощную сухопутную армию в ущерб развитию военно-морских и военно-воздушных сил, но теперь было бы опасным считать, что они не пересмотрели свою точку зрения, исходя из анализа современных достижений и технического прогресса. Напротив, многочисленные факты говорят о том, что русские усвоили и оценили стратегическое значение изменений, происшедших в наше время. Следовательно, о<ни также должны ясно сознавать, что третья мировая война с применением термоядерного оружия явится самоубийством как для них, так и для западных союзников. Но благодаря тому, что русские укрепляют свои мощные вооруженные силы, что вызвано, по крайней мере частично, страхом нападения, они имеют возможность широко использовать холодные и локальные войны всех видов, которые оказались для них столь результативными. Россия перевооружается, рассчитывая также [120] на то, что западные союзники со временем утратят свое единство, ослабнут или обанкротятся.

Согласованная союзная объединенная стратегия особенно важна в области накопления запасов водородного и атомного оружия — она позволит избежать создания больших запасов, чем это необходимо, и не ущемлять излишне другие стратегические потребности. Так, например, если России требуется, скажем, одна тысяча водородных бомб для уничтожения западных союзников, а наши запасы, предназначенные для уничтожения России, будут исчисляться 10 тысячами таких бомб, то этот факт сам по себе отнюдь не означает усиления нашей позиции, так как для этой цели нам, возможно, будет достаточно иметь одну — две тысячи водородных бомб. Подобные явления, наоборот, следует рассматривать как нерациональное расходование наших ресурсов, которые с большей эффективностью можно использовать в других сферах.

II

В начале первой мировой войны Англия представляла собой великую державу первой величины, обладающую огромной экономической и военной мощью. Эта страна фактически была индустриальной мастерской всей Британской империи, самостоятельной в промышленном отношении. Ее военно-морской флот в два раза превосходил флоты всех других стран мира, вместе взятых. Это означало, что в то время мы могли одни планировать и вести большую войну. К началу второй мировой войны финансовое, экономическое и военное могущество Англии сильно пошатнулось. У нее появились конкуренты в области промышленности и производственной мощи, в то же время Германия располагала вооруженными силами, во многих отношениях превосходящими английские. Более того, к этому времени колоссально возросла экономическая мощь Соединенных Штатов. И хотя Англия в течение многих месяцев одна вела войну с державами оси, ей потребовалась помощь США, чтобы одержать победу в войне{23}. [121]

В настоящее время относительная индустриальная и военная мощь Англии еще более уменьшилась, а мощь ее потенциального противника намного возросла. Теперь Англия не в состоянии одна вести мировую войну или даже применить свои вооруженные силы для отражения нападения противника без существенной помощи со стороны союзников. По сути дела она зависит от своих союзников. Без помощи со стороны Америки Англия не может даже планировать подготовку к войне, не говоря уже о вступлении в большую войну. Следовательно, огромное значение союзной объединенной стратегии для Англии на современном этапе очевидно.

В прошлом на протяжении нескольких столетий Англия почти не зависела от своих союзников, и в ее ранней истории мало примеров существования союзной объединенной стратегии. Исключением являются лишь войны Мальборо. Он первый сформулировал союзную объединенную стратегию и применил ее на практике, положив начало совместным действиям союзников. Его огромный вклад в эту область заключается в объединении стратегии военно-воздушного флота и сухопутных войск с дипломатией и в их максимальном использовании. Мальборо пришлось также бороться с вмешательством союзников в руководство военными действиями, которое он осуществлял, хотя характер и степень такого вмешательства в прошлом существенно отличались от имевшего место в мировых войнах XX века. Кроме того, ему пришлось преодолеть возражения, касающиеся его стратегии, со стороны политических коллег, кругозор которых зачастую был узким из-за обстоятельств местного характера. Поражает сходство между проблемами, стоявшими перед Мальборо, и теми, которые возникали в обеих мировых войнах XX века. Деятельность Мальборо охватывала почти все цивилизованные народы его времени и распространилась на все освоенные континенты и морские пространства земного шара. Мальборо, как и мы в обеих мировых войнах, вел борьбу против нации, которая с помощью военной силы пыталась навязать свою волю и свой образ жизни всем другим нациям в период, когда Европа была бессильна без английской помощи. Он наблюдал, как Англия приняла брошенный ей вызов, и оказался способным выступить в роли верховного главнокомандующего вооруженными силами союзников. Мы [122] называем так этот пост потому, что Мальборо был в центре дипломатической борьбы почти двадцати европейских союзных стран и возглавлял все вооруженные силы союзников, боровшихся против Франции, в ходе десяти военных кампаний и лично командовал войсками в крупных сражениях. Только одного его авторитета было достаточно для обеспечения согласованности действий союзников.

В прошлом, как это было в эпоху Мальборо, союзная стратегия скорее зависела от личности военачальника, чем от военной организации и системы координации и согласования. Даже в первую мировую войну стратегия союзников во многом являлась продуктом хороших или плохих взаимоотношений между государственными, военными и другими деятелями, а не продуктом какой-либо определенной военной организации или концепции. Иллюстрацией этого служит руководство английскими и французскими войсками в Западной Европе — главы обоих государств вместе со своими военными советниками время от времени встречались для выработки определенных совместных действий и стратегии, проводившихся затем в жизнь при минимальном согласовании действий между главнокомандующими вооруженными силами этих государств. Только после того, как наступление немцев во Франции в 1918 году создало чрезвычайно тяжелую обстановку, западные союзники решили назначить Фоша верховным главнокомандующим английскими и французскими войсками, но даже этот шаг привел лишь к ограниченному согласованию их действий. После прибытия в 1918 году во Францию экспедиционного корпуса США союзная стратегия сводилась лишь к взаимному соглашению между французами и американцами относительно места ввода американских войск в бой и к согласованию в очень общих чертах их действий. Во второй мировой войне союзная объединенная стратегия стала делом первостепенной важности, что вынудило нас уделить ей такое внимание, которого она заслуживала. Союзная объединенная стратегия всегда будет в значительной степени определяться личными качествами политических и военных руководителей различных государств, а также специфическими национальными целями войны, как это продемонстрировала позиция США в отношении так называемого британского империализма [123] на Ближнем и Среднем Востоке. И сегодня для осуществления контакта между этими руководителями требуется высокоразвитая союзная организация. В объединенной стратегии проблемы и трудности союзников подчиняют себе проблемы и трудности, стоящие перед отдельными государствами, и таким образом вырабатывается наиболее точная общая линия, осуществление которой, как и в национальной стратегии, во многом зависит от личных качеств соответствующих руководителей.

III

Объединенная стратегия коренным образом изменилась, когда Соединенные Штаты после нападения японцев на Пирл-Харбор в декабре 1941 года стали союзником Англии во второй мировой войне. Характер этой стратегии, разумеется, определялся характером соглашения между политическими руководителями обоих государств в области военной политики союзников. Первая встреча Черчилля и Рузвельта во время войны состоялась у Арджёнтии на о. Ньюфаундленд. В последующие годы войны они встречались еще девять раз; кроме того, они обменялись примерно двумя тысячами телефонных разговоров, писем и телеграмм. Между ними, разумеется, возникали споры и разногласия, однако они всегда были на высоте стоящих перед ними задач. Никогда в истории политика союзников не имела такого большого значения, как в этот критический период, и никогда в прошлом она не зависела в столь значительной степени от тесного взаимодействия глав двух великих держав. Величайшей заслугой этих политических руководителей было то, что они хорошо понимали друг друга и глубоко сознавали огромное значение стоящих перед ними стратегических проблем.

Первая совместная англо-американская операция была задумана с целью осуществить вторжение в Северную Африку, и она получила кодовое название «Торч». При ведении совместных военных действий большие трудности зачастую встречаются при выработке соглашения о национальности главнокомандующего союзными войсками. Но хотя у англичан было много способных генералов, Черчилль с готовностью дал согласие на предложение Рузвельта назначить генерала Эйзенхауэра [124] главнокомандующим союзными войсками. Существенную роль в столь быстром согласии Черчилля сыграл тот факт, что Соединенные Штаты возражали против нанесения удара в районе Средиземного моря. В то время союзники не были в состоянии осуществить вторжение в Европу, что со всей убедительностью подтвердила проведенная два года спустя операция «Оверлорд». Однако Черчилль считал, что имелись многочисленные возможности для вторжения, как он выражался, «в мягкое подбрюшье» в районе Средиземного моря, и последующие события подтвердили правильность этого вывода.

Стратегическая обстановка, в условиях которой подготавливалась операция «Торч», имела одну особенность — западные районы Северной Африки были заняты французскими войсками, которые по своей приверженности варьировались от пронацистских и сомнительно нацистских до явно просоюзнических.

Сложная политическая обстановка и существование правительства Виши послужили другой причиной, сделавшей назначение генерала Эйзенхауэра столь желательным, так как благодаря этому операция «Торч» представлялась скорее американской, чем английской затеей. Считалось также, что внезапное нападение на североафриканское побережье увенчается успехом до того, как Германия сможет усилить свои войска в этом районе. Так как операция «Торч» была первой англоамериканской совместной операцией, само собой разумеется, что в процессе естественной эволюции объединенной стратегии в военной области возникало много непредвиденных проблем, при решении которых приходилось учитывать интересы вооруженных сил обеих стран. Так, например, день начала операции в Англии принято условно обозначать день Д, а в последующие дни — день Д+1, день Д + 2 и т. д. В Соединенных Штатах эти же самые дни обозначались как день Д1, день Д2 и т. д. Следовательно, в обозначении сроков проведения операции появлялось недопустимое расхождение на один день. В наших планах, например, 12 февраля имело написание 12/2, тогда как в американских эта же самая дата писалась 2/12. Все наши операции за пределами метрополии планировались по гринвичскому времени, а американцы в своих документах пользовались местным временем. Эти и многие другие оперативные и процедурные [125] вопросы необходимо было урегулировать, но ни одна сторона не хотела отходить от своих правил.

Однако по существенным вопросам объединенной стратегии серьезных разногласий почти не было. Этому во многом способствовало стремление командиров и их штабов делиться своим опытом и знаниями с союзником и перенимать у него все лучшее — стремление, которое поощрялось и поддерживалось генералом Эйзенхауэром. Организация союзного штаба и сама стратегия были далеко не совершенными, но этот недостаток компенсировался стремлением успешно провести первую совместную операцию. Тот факт, что союзный штаб функционировал весьма успешно, объясняется, по-видимому, нововведениями, внесенными Эйзенхауэром. Этот штаб в основном был укомплектован офицерами и генералами сухопутных войск, которые служили под начальством Эйзенхауэра, являвшегося одновременно верховным главнокомандующим вооруженными силами союзников и главнокомандующим сухопутными войсками союзников. Планирование боевых действий военно-морских и военно-воздушных сил и руководство ими осуществляли в основном соответствующие главнокомандующие, которые поддерживали связь со штабом Эйзенхауэра. Это впоследствии послужило образцом для штаба верховного главнокомандующего вооруженными силами союзников, хотя некоторые утверждают, что такая организация штаба не способна обеспечить твердого руководства войсками.

IV

Хотя вторжение союзников в Нормандию в 1944 году (операция «Оверлорд») явилось блестящим примером применения подлинно объединенной стратегии, из рассмотрения трудностей, с которыми встретились союзники при ее подготовке, особенно в политической и стратегической областях, можно извлечь много полезных уроков. После отступления из Дюнкерка в 1940 году стало ясно, что для достижения окончательной победы над Германией мы должны будем изыскать пути и средства для вторжения на континент. Некоторые американские и английские энтузиасты бомбардировок уверяли, что одними бомбардировками с воздуха можно сломать хребет Германии до. того, как возникнет необходимость введения [126] наших армий на ее территорию. Другие, в том числе влиятельная группа руководителей американской армии, считали, что для разгрома немецких армий необходимо будет вторгнуться на материк. Планы вторжения, разработка которых требовала от штабов больших усилий, готовились до и после вступления США в войну; однако только в апреле 1943 года, когда был назначен начальник штаба верховного главнокомандующего вооруженными силами союзников в Европе (главнокомандующий еще не был назначен), при разработке планов стали исходить из учета реальных условий.

Главная причина нереальности планов вторжения в Западную Европу на этой ранней стадии планирования заключалась в том, что комитет начальников штабов не пришел к единому мнению по вопросу о том, какие операции, когда и как должны быть проведены, и проявлял нежелание назначить кого-либо ответственным за разработку планов и их последующее проведение в жизнь. К тому же наличных ресурсов было недостаточно даже для проведения части операций, предусматривавшихся многочисленными планами союзников, и это в первую очередь относилось к десантным судам, что приводило к постоянным изменениям в распределении ресурсов и пересмотру англо-американских соглашений. Кроме того, пока существовала угроза вторжения противника в метрополию, главная проблема, которую должна была разрешить Англия, состояла в том, чтобы избежать опасности преждевременного использования войск, предназначенных для целей обороны, и в том, чтобы, не ослабляя сил обороны, подготовиться к вторжению во Францию.

Структура органов английского высшего командования, решавших в то время вопросы подготовки и проведения совместных операций, была слишком запутанной и сложной. Нет необходимости перечислять многочисленные комитеты и планирующие органы, которые остро нуждались в руководстве и не имели ни полномочий, ни права принимать решения. В настоящее время Уайтхолл не стал бы заниматься объяснением причин столь хаотической организации планирования. Американское высшее командование стояло перед аналогичными трудностями. Однако, хотя в США координация действий между отдельными видами вооруженных сил была сопряжена [127] с большими трудностями, чем в Великобритании, вторжение в Европу для американцев являлось более легкой военной задачей, так как эта операция проводилась не у порога их дома. Кроме того, располагая мощным военным потенциалом, американцы знали, что как бы ни был велик связанный с этим риск, армия Гитлера находилась далеко от их страны.

В начале августа 1942 года генерал Маршалл и Гарри Гопкинс прибыли в Англию и от имени правительства Соединенных Штатов представили конкретные предложения, касающиеся англо-американских операций в Западной Европе в 1942 и 1943 годах. Эти предложения стали известными под названием «плана Маршалла». План предусматривал проведение операции с использованием около 6000 боевых самолетов и 48 дивизий, как только в Англии сосредоточится достаточное количество сил и средств, то есть примерно в апреле 1943 года. Эта идея не была новой для английского комитета начальников штабов, но «план Маршалла» поставил идею вторжения на первое место, и генерал Маршалл настаивал на том, чтобы этот план в дальнейшем положили в основу стратегической программы Соединенного Королевства и Соединенных Штатов.

Генерал Маршалл требовал от Черчилля все отложить в сторону ради осуществления основной цели — вторжения во Францию. Однако премьер-министр был непреклонен: он не уставал указывать на необходимость обеспечения обороны Индии и Среднего Востока. И действительно, как мы уже видели, премьер-министр добился отсрочки вторжения во Францию и использования выделенных для нее сил и средств для операции «Торч» — вторжения в Северную Африку. И хотя после принятия этого решения русские настаивали, чтобы англичане и американцы предприняли операции с целью сковать в Западной Европе 40 дивизий противника, премьер-министр не пошел дальше своего заверения в том, что второй фронт будет открыт так скоро, как это представится возможным, и что мы предполагаем использовать в этих целях до полутора миллионов человек.

Когда к концу 1943 года началась серьезная подготовка к. операции «Оверлорд», задача высшего командования союзников в значительной степени была усложнена тем, что политические руководители Англии и США [128] не дали твердых и согласованных указаний относительно распределения сил и средств. Неопределенность положения в этот период усиливалась тем, что высокопоставленные американские генералы и адмиралы требовали отдать предпочтение боевым действиям на Тихом океане, а не на Европейском театре.

Самые ожесточенные споры между союзниками, с одной стороны, и между руководителями отдельных видов вооруженных сил — с другой, велись вокруг стратегии воздушных бомбардировок. По этому вопросу политические руководители обеих стран соглашения не достигли. Несмотря на решение о вторжении во Францию, директива политических руководителей англо-американскому объединенному штабу об использовании стратегических бомбардировщиков, выработанная в Касабланке (январь 1943 года) одновременно с утверждением операции «Оверлорд», предусматривала последовательное разрушение и дезорганизацию немецкой военной, промышленной и экономической системы и подрыв морального духа немецкого народа, в результате чего он должен был потерять способность к вооруженному сопротивлению. Никто из участников совещания в Касабланке не имел ясного представления о том, какого размаха действий стратегической авиации потребует подготовка операции «Оверлорд», и это, к сожалению, дало пищу конфликтам. Произошло немало международных споров, прежде чем верховный главнокомандующий убедил политических деятелей, занимающихся подготовкой операции «Оверлорд», отдать предпочтение стратегическим бомбардировкам. В заключение следует заметить, что после вторжения в Нормандию необходимость стратегических бомбардировок стала особенно ясной: без стратегической авиационной подготовки вторжение кончилось бы полным провалом.

V

В ранний и самый тяжелый для Америки период войны быстрота, слаженность и эффективность работы нашего политического руководства и верховного командования, а также их компетентность произвели на Рузвельта большое впечатление, когда он познакомился с их деятельностью во время своей первой встречи с Черчиллем в Вашингтоне после событий в Пирл-Харборе. Особенно [129] сильное впечатление произвела на него быстрота передачи сведений из Лондона в Вашингтон для Черчилля, а также работа его секретариата, который мастерски вел протоколы заседаний и поразительно быстро фиксировал принятые решения. Во время-этой первой встречи Рузвельт решил перенять у нас организацию и порядок работы нашего комитета начальников штабов и секретариата, а также согласился образовать в Вашингтоне англо-американский объединенный штаб и секретариат для согласования союзной стратегии, планов и операций вооруженных сил союзников. С одной стороны, эти меры обеспечивали хорошую организацию взаимодействия, однако, с другой — на деятельность англо-американского объединенного штаба сильное влияние неизбежно оказывали американская политика и стратегия, так как он находился на территории США.

Тесный личный контакт между премьер-министром Англии и президентом Соединенных Штатов во второй мировой войне, который поддерживался путем обмена телеграммами и личными беседами, несомненно, был чрезвычайно важен для общего дела, несмотря даже на то, что в силу этого государственный департамент США и министерство иностранных дел Англии иногда оказывались на заднем плане. Указанный недостаток в первую очередь характеризует работу государственного департамента и объясняется манерой ведения дел президентом — через специального представителя Гарри Гопкинса. На завершающем этапе войны метод обсуждения и зачастую разрешения многочисленных проблем англо-американской политики путем переписки между Черчиллем и Рузвельтом имел дурные последствия. Но необходимо помнить, что президент разделял точку зрения американцев, по крайней мере в отношении России и Китая, рассматривая Россию как почти лишенную, а Китай как полностью лишенный империалистических целей; в то же время он игнорировал или отбрасывал как преследующий эгоистические цели вклад Англии в дело развития Азии и Африки. Он умышленно не замечал в английской колониальной политике каких-либо проявлений долга в отношении колониальных народов.

Как мы уже видели, во время второй мировой войны военные вопросы, общие для Англии и США, решались высокоэффективным англо-американским объединенным [130] штабом. Однако при решении многих более важных вопросов министерство иностранных дел и государственный департамент оказывались в худшем положении, так как не существовало англо-американского политического органа связи, соответствующего англо-американскому объединенному штабу. В то время, казалось, не было особой потребности в таком органе, к тому же трудно создать объединенный политический орган, который не дублировал бы работы существовавшей дипломатической машины и, следовательно, не создавал бы путаницы. Тем не менее большей координации действий можно было достигнуть, особенно во время многих важных бесед между премьер-министром и президентом. Хотя на некоторых конференциях и присутствовали начальники штабов, министерство иностранных дел и государственный департамент не были представлены не только своими руководителями, но и не всегда своими старшими представителями. Например, ни министр иностранных дел, ни государственный секретарь не присутствовали при встрече союзников в заливе Пласеншия в августе 1941 года, когда была предложена, правда, несколько неожиданно, декларация, известная под названием Атлантической хартии. Показательно, что не существует ни одного аутентичного экземпляра этой хартии, на котором стояли бы все необходимые подписи. На второй конференции, в Квебеке, в сентябре 1944 года премьер-министр и президент подписали документ, в основу которого был положен «план Моргентау»{24}, причем ни английский министр иностранных дел, ни американский государственный секретарь даже не знали об этом. В некоторых отношениях вооруженные силы Соединенных Штатов встретились даже с большими трудностями, чем наши вооруженные силы, так как США сделали еще меньше, чем мы, в области организации взаимодействия флота и армии, а также в области координации и планирования их действий. Взгляды командований американских военно-морских сил и армии резко расходились, и это расхождение значительно усилилось после катастрофы в Пирл-Харборе. Поэтому американские руководители были твердо убеждены, что для проведения [131] совместных операций с участием всех видов вооруженных сил необходимо единое командование. В США эта задача решалась проще, чем у нас, так как у них существовало только два вида вооруженных сил, каждый из которых имел в своем составе военно-воздушные силы. Интересно отметить, что, когда американцы вступили в войну, они пытались разрешить проблему единства командования в морских десантных операциях, предоставляя всю полноту власти командующему военно-морскими силами на весь период до «окончания высадки и передавая ее командующему сухопутными войсками лишь после того, как, по мнению последнего, десант прочно закрепится на берегу. Фактически этот принцип никогда не соблюдался американцами на практике при проведении операций собственными силами.

VI

Соединенные Штаты, являясь в настоящее время самой мощной державой в мире{25}, в некоторых отношениях сталкиваются с самыми трудными стратегическими проблемами по сравнению со всеми остальными западными союзниками. США сравнительно недавно оказались в роли ведущей мировой державы. Многие страны свободного мира, особенно на Востоке, питают подозрение к чрезвычайно щедрой помощи Америки и к каждому ее шагу. Обладая огромной мощью и располагая почти неограниченным количеством военной техники, американцы не без основания проявляют нежелание жертвовать своими солдатами, в то время как бомбардировщик, реактивный снаряд или военно-морской корабль способны выполнить ту же задачу без больших потерь в живой силе. Соединенные Штаты с их мощными военно-воздушными силами не собираются выделять большого количества сухопутных войск для военного конфликта. Они определенно намерены применить новые виды оружия большой мощности с тем, чтобы поддержать наземные войска всеми имеющимися средствами. Поэтому, несмотря на расширение сферы, охватываемой стратегией [132] США, и увеличение военных обязательств, политика Соединенных Штатов преследует цель сокращения американских сухопутных войск за границей. Частично они будут заменяться национальными войсками, созданными с американской помощью в таких странах, как Южная Корея, националистический Китай, Филиппины и Индо-Китай.

Стремясь ко все более тесному слиянию стратегий союзников и к более четкому рабочему контакту между высшим политическим и военным руководством союзников, особенно между Соединенным Королевством и Соединенными Штатами, мы должны помнить, что различие взглядов на общие проблемы и, следовательно, расхождения между ними, носящие зачастую существенный, а иногда серьезный характер, являются естественным явлением. Главной причиной этих расхождений, несомненно, являются различные и противоречащие друг другу национальные интересы. В этом направлении прогресс может быть достигнут только путем использования всех возможностей для сближения и примирения национальных интересов, то есть путем взаимных уступок. В военной области действуют другие важные факторы, порождающие разногласия, но ликвидировать эти разногласия значительно легче. Такие факторы, как национальные традиции, военный опыт, национальный характер, темперамент и обычаи, приводят к формированию военных руководителей различных типов, а также порождают различные методы и подходы к решению общих проблем.

. В свете этих факторов возникает несколько противоречивых течений международной военной мысли. Тенденция американцев строго придерживаться писаного слова и догм резко отличается от более гибкой практики англичан, придерживающихся общих принципов и свободно истолковывающих точное значение писаного слова в свете опыта. В отношении техники ведения дел американские руководители зачастую прямолинейны и откровенны в своем стремлении к ясным, неопровержимым директивам. Английские же руководители по сравнению с ними более мягки и сговорчивы. Хорошей иллюстрацией этих различий может служить позиция американцев, поддерживающих систему с верховным главнокомандующим во главе. В отличие от них англичане, [133] когда это возможно, предпочитают иную систему — комитет главнокомандующих трех самостоятельных видов вооруженных сил, несущих совместную ответственность. В этой связи небезынтересно заметить, что англичане только недавно и с некоторой неохотой образовали пост независимого председателя комитета начальников штабов. По-видимому, наиболее разительно проявляется различие в организации вооруженных сил Соединенных Штатов и Соединенного Королевства в полноте той власти, которой наделены комитеты конгресса по расследованию — в широком смысле этого слова — военных учреждений и командований. Власть этих комитетов значительна; они могут даже поставить под угрозу положение любого главнокомандующего.

Ни одна из этих национальных систем не смогла примирить отдельные виды вооруженных сил, и в результате наша объединенная и совместная стратегии испытывают определенные трудности. Английское высшее военное командование с его эффективно действующей системой комитетов стремится скрыть разногласия между отдельными видами вооруженных сил и их узковедомственный подход к рассмотрению тех или иных вопросов путем нахождения возможностей для соглашения, и поэтому народ редко слышит о разногласиях между военными. В то же время разногласия, имеющие место внутри комитета начальников штабов Соединенных Штатов, общеизвестны. Расхождения во взглядах отдельных членов комитета начальников штабов объясняются не только их принадлежностью к различным видам вооруженных сил, но и различным подходом к самой политике.

Союзная объединенная стратегия сталкивается с теми же трудностями, что и стратегия Соединенного Королевства, но характер их более сложный. Основной слабостью стратегии союзников является естественная тенденция западноевропейских стран ставить свой суверенитет и узконациональные интересы выше некоторых факторов, без которых невозможна эффективная союзная стратегия. Чем полнее согласие между США и Англией, тем эффективнее их общая стратегия. Например, уязвимость и безопасность Англии в случае атомного нападения — важнейший вопрос, по которому должно быть достигнуто соглашение между Соединенным Королевством [134] и Соединенными Штатами. Не может быть сильной союзной стратегии, если беспокойство англичан по поводу того, что их могут стереть с лица земли в первые же дни войны, должным образом не разделят американцы; и любое заверение в том, что Соединенные Штаты в состоянии выжить после атомного нападения и в конечном итоге обеспечить победу союзникам, представляло бы мало утешения для разрушенного Соединенного Королевства. Так как Соединенные Штаты и их военный потенциал значительно менее уязвимы, чем Соединенное Королевство и его военный потенциал (хотя эта точка зрения не имеет широкого признания в США), для Соединенного Королевства важно, чтобы базы бомбардировщиков противника были атакованы в первую очередь, причем массированно. Возможно, что американцы менее, чем англичане, озабочены уязвимостью Соединенного Королевства и предполагали бы атаковать другие цели, которые, с их точки зрения, имеют большую ценность для достижения победы в войне. Однако хотя наши взгляды по этому вопросу и могут расходиться, они, безусловно, дополняют друг друга, что можно проиллюстрировать на примере огромного многообразия задач, которые могут быть возложены на стратегические военно-воздушные силы, находящиеся в нашем общем распоряжении. Английское оружие должно быть такого высокого качества, чтобы оно создавало уважение к позиции Англии со стороны как Соединенных Штатов, так и России. До тех пор, пока Англия не сделает этот вклад, она не может быть уверена, что цели противника, имеющие для нее очень важное значение, окажутся поставленными на первый план в первые же часы тотальной войны.

Рассматривая возможное развитие союзной стратегии в ближайшие десять — — двадцать лет, не следует забывать, что американская цивилизация становится все более и более американской. Каким бы тривиальным ни казалось подобное заявление, необходимо отметить, что это поистине исключительное явление, которое стали осознавать в начале первой мировой войны. Превращение огромной разнородной общины в одну нацию — свидетельство дальновидности государственных деятелей Соединенных Штатов и немалый комплимент характеру самих американцев. Хотя и Англия, и Соединенные Штаты являются странами Запада, американский образ [135] жизни все более и более отличается от традиционной европейской цивилизации, что является наиболее существенным результатом указанного выше процесса. Иммигранты все реже обращают свои взоры к бывшей родине как источнику вдохновения. Новый идеал они обрели в лице Соединенных Штатов, и в их взгляде на остальной мир есть доля оптимизма. В результате они склонны проводить свою линию, и это различие между новым и старым миром будет оказывать все большее влияние на глобальную стратегию и судьбы народов всего мира.

Однако на пути выработки и применения единой союзной стратегии действительно стоит непреодолимое препятствие, которое, по всей вероятности, более, чем какой-либо другой фактор в истории прошлых коалиций, способствовало уменьшению преимуществ такой коалиции. Это огромное неравенство в ресурсах, людских резервах и военной мощи между самими союзными нациями. Масштаб неравенства является наиболее опасным свойством коалиций, которое может привести не только к расхождению интересов, но и к их столкновению. В настоящее время многие склонны рассматривать заявления о том, что Соединенное Королевство имеет равные с западными союзниками права решать вопросы, связанные с союзной стратегией, несмотря на превосходство Соединенных Штатов в финансовом и экономическом отношении, как праздные и не отвечающие действительности. Национальная политика, интересы и позиция Соединенных Штатов во многом отличаются от политики, интересов и позиции Соединенного Королевства и других стран — участниц НАТО или же Британской империи и ее доминионов. Полагают, что Соединенные Штаты как доминирующий партнер будут иметь решающее слово в вопросах политической или военной стратегии союзников и что эта стратегия со временем начнет вращаться вокруг идей Соединенных Штатов — сначала интересы Соединенных Штатов, а затем уже союза.

Вышесказанное ни в какой степени не следует рассматривать как критику Соединенных Штатов. Но рано или поздно нам придется признать тот факт, что Соединенное Королевство не является больше доминирующей державой, и мы должны быть готовы согласиться со своим новым положением в союзе, возглавляемом Соединенными Штатами. Было бы лицемерием по отношению к НАТО, [136] если бы в мирное время английское правительство заявляло о своей приверженности к союзной стратегии, а во время войны попыталось проводить узконациональную стратегию. Несмотря на процесс объединения, протекающий в рамках НАТО и Западного союза, правительства все еще слишком неохотно идут на отказ от своего национального суверенитета в пользу союзнического единства. Это особенно характерно для правительств демократических стран, которые ответственны перед своими народами, в течение столетий живших в условиях монархического режима.

Цель традиционной политики изоляционизма, характерной для Соединенного Королевства и Соединенных Штатов в XIX веке, заключалась в том, чтобы в мирное время избежать военных союзов и содержать минимальные вооруженные силы. Таким путем и Англия и Америка могли отмобилизовать свои вооруженные силы и сохранить за собой свободу действий до тех пор, пока не наступал удобный момент для необходимого и действенного вмешательства. Соединенное Королевство своевременно отказалось от этой политики «свободных рук» в начале нашего столетия. Опыт двух мировых войн показал, что недостаточная военная подготовка как в организационном, так и в численном отношении до начала военных действий едва не привела нас к катастрофе. Если бы Соединенные Штаты до 1914 года связали себя обязательством применить всю свою мощь с самого начала европейской войны, первая мировая война, возможно, никогда бы не началась. Подобно этому, если бы США связали себя военными обязательствами в Европе до 1939 года, без сомнения, второй мировой войны удалось бы избежать. В некотором отношении примечательно, что изоляционизм в Америке существовал дольше, чем в Великобритании, и нельзя не выразить восхищения по поводу того, как быстро и умело Соединенные Штаты изменили свою политику и вошли в новую роль.

VII

Перед союзным командованием в Юго-Восточной Азии в прошлой войне стояли более сложные проблемы, чем в Европе. Штаб союзных войск в Юго-Восточной Азии, безусловно, сталкивался со своими трудностями, [137] связанными с межсоюзническими отношениями. Хотя англичане занимали ведущее положение на этом театре, различные мероприятия, проведенные с целью удовлетворения требований Соединенных Штатов, значительно затрудняли работу. Одна из трудностей заключалась в том, что главнокомандующий американскими сухопутными войсками на этом театре военных действий одновременно был заместителем верховного союзного главнокомандующего, при этом следует учесть, что американские сухопутные войска не подчинялись верховному союзному главнокомандующему.

Союзная объединенная стратегия в Юго-Восточной Азии и на Дальнем Востоке в послевоенный период является еще менее удовлетворительной в силу причин, о которых говорилось выше. Действительно, холодная война и угроза скорее локальной, чем тотальной войны делают выработку и проведение в жизнь объединенной стратегии в этих районах очень трудным делом. В мирное время многие свободные страны Азии проявляют подозрительность в отношении истинных целей политической и военной деятельности западных держав, полагая, что она приносит пользу скорее западным державам, чем азиатским странам. До тех пор, пока эти подозрения не будут устранены, мы не можем рассчитывать на выработку разумной и всеохватывающей объединенной стратегии для этого района, подобной стратегии НАТО.

Из послевоенных инцидентов на Дальнем Востоке корейская война 1950 года представляет особый интерес. Здесь вооруженные силы объединенных наций, правда, руководимые американцами, впервые осуществляли операции, применяя объединенную стратегию многих государств. Эти операции показали, как трудно для верховного главнокомандующего увязать изменения в обстановке с директивой союзников, которая по необходимости должна быть приемлемой для всех, а также как трудно для политических руководителей союзников увязать свою приемлемую для всех директиву с изменениями в обстановке. Одно из основных разногласий между союзниками было связано с сильным желанием со стороны многих американских политических и военных руководителей подвергнуть стратегической бомбардировке, включая применение атомных бомб, район к северу [138] от реки Ялуцзян; ему противостояло такое же сильное желание со стороны большинства остальных союзников воздержаться от риска превратить локальную войну в тотальную. Разногласия возникли также в результате попытки военных руководителей Соединенных Штатов продолжить наступление сухопутных войск до реки Ялуцзян, в то время как английские руководители считали, что наступать выше самой узкой части Корейского полуострова неразумно.

Обстановка на Формозе в 1955 году служит другим примером расхождений во мнениях между государствами по вопросам союзной объединенной стратегии, хотя здесь, к счастью., благодаря терпению и настойчивости англичане в конечном итоге убедили Соединенные Штаты, которые хотели защищать прибрежные китайские острова Мацзу и Куэмой, отказаться от этого и таким образом избежать вооруженного столкновения с коммунистическим Китаем, так как названные острова не имеют большого стратегического значения ни для обороны Формозы, ни для вооруженных сил союзников на Дальнем Востоке.

Положение в Индо-Китае также породило, разногласия в области англо-американо-французской объединенной стратегии. В критический период кампании, когда Франция, наконец, обратилась за помощью, столкнулись английская и американская стратегии. К счастью, мудрость-взяла верх и здесь, и Франция, пусть даже на время, вышла из безнадежного положения, при котором ей оставалось капитулировать перед коммунистами. Следует напомнить, что Индо-Китай, расположенный около Китая и Индии, является ключевой позицией в стратегии союзников. Оккупация Индо-Китая японскими войсками после падения Франции проложила путь к падению Сингапура и Бирмы в прошлой войне, и такая катастрофа может повториться.

VIII

В послевоенные годы в военных делах союзники достигли огромных успехов. Никогда в прошлом такое множество наций в — мирное время не соглашалось действовать совместно в военной области, как это имеет место в рамках штаба верховного главнокомандующего [139] объединенными вооруженными силами в Европе. Еще более ободряющим является согласие западных стран формулировать и координировать политику обороны Западной Европы в мирное время. НАТО имеет теперь в Париже Постоянный совет, возглавляемый генеральным секретарем, и совет из 15 постоянных представителей, которые по рангу на одну ступень ниже министров. Генеральный секретарь имеет в своем распоряжении действенный секретариат, который при определенных условиях может стать первоклассным могущественным органом. Ясно, что в мирное время НАТО не может иметь той верховной власти, которую имели в период последней войны Черчилль и Рузвельт, но это положение можно легко изменить при сильном обострении обстановки или во время войны.

Работа Постоянного совета организована таким образом, что решения его принимаются не голосованием, а путем достижения общего согласия; при этом, чтобы убедить всех членов согласиться с мнением большинства, приходится применять различные формы воздействия. Круг вопросов, решаемых НАТО в мирное время, охватывает международную, политическую, экономическую и военную области. Широта его не имеет прецедента. Создание этой организации было вызвано сознанием того факта, что проблема обороны Западной Европы на случай тотальной войны охватывает ныне все стороны национальной и международной жизни. Границы географического района, в которых действует НАТО и штаб верховного главнокомандующего объединенными вооруженными силами в Европе, неизбежно ставят перед нашими государствами ряд трудных проблем. Ясно, что во время войны современные искусственные границы ответственности НАТО утратят смысл и что оборонительная организация и стратегия свободного мира должны быть расширены и распространены на весь мир.

НАТО показывает нам наиболее вероятный путь, по которому будет развиваться в Европе союзное политическое руководство и высшее командование, причем достижение единства союзников по военным вопросам представляется идеалом. Мы должны добиваться единства с нашими союзниками с помощью правильно организованного взаимодействия и найти пути к устранению или [140] сведению к минимуму всевозможных задержек, разочарований, избегая создания громоздких организаций, которые часто возникают при такой форме единства. Международная напряженность и угроза войны делают сотрудничество наиболее легким путем достижения единства, так как в этом случае каждый союзник готов пожертвовать своими национальными убеждениями и интересами. С уменьшением же угрозы войны на передний план выступают торговля и другие стороны жизни нации, и достижение военного единства методом сотрудничества становится значительно более трудным делом. Поэтому приходится всегда подвергаться известному риску — достижение единства путем сотрудничества может оказаться слишком медленным процессом, и вполне возможно, что оно будет достигнуто слишком поздно.

Североатлантический союз заложил прочную основу для совместного планирования, взаимодействия и сотрудничества, создав все условия для достижения единства политического руководства и высшего командования. Он был задуман как организация мирного времени, но его можно использовать и как основу для создания союзного руководства и командования в случае войны. Эта организация постепенно стала выполнять политические, экономические, военные и финансовые функции, и этим она резко отличается от подобных союзов мирного времени, существовавших в прошлом. Ее назначение в мирное время состоит в том, чтобы осуществлять планирование, боевую подготовку вооруженных сил и организационные мероприятия на случай войны; во время войны она призвана служить основой организации, которая будет осуществлять стратегическое руководство свободной Европой.

Недавние события, особенно войны в Корее и Индо-Китае, подчеркнули ограниченность военной подготовки союзников. Корейская война показала высшему командованию и политическому руководству НАТО, а также каждому рядовому человеку на Западе, что свободный мир не подготовлен к ведению холодной или локальной войны и что коммунистическая стратегия в отдаленных районах земного шара может серьезно ослабить оборону свободного мира в Западной Европе. События в Индо-Китае и более поздние события на Ближнем и [141] Среднем Востоке и в Северной Африке вновь подчеркнули эту слабость. Мы убедились, что холодная война поставила большую стратегию свободного мира в зависимость как от политических и экономических, так и от военных и географических факторов. Теперь недостаточно одной координации военных операций со стороны высшего военного командования; политическое руководство также должно согласовывать экономическую и внешнюю политику с военными делами.

Главная угроза войны всегда возникает там, где находится центр сосредоточения сил, и сейчас убедительным примером этого служит Европа. Особенно остро реагируют на угрозу незащищенные районы Среднего, Ближнего и Дальнего Востока. Возникновение СЕАТО является показателем того, что Соединенные Штаты, Англия, страны Британского Содружества наций и наши дальневосточные друзья извлекли урок из создания НАТО. Багдадский пакт также является ободряющим признаком эффективности союза между Западом и некоторыми странами Среднего и Ближнего Востока. Оборонительная организация свободного мира, по-видимому, медленно, но уверенно распространяется на весь мир. В широком плане глобальная стратегия концентрируется вокруг двух главных мировых бастионов, которые расположены в Западном и в Восточном полушариях. В дополнение к этому наметились три основные географические зоны — Западная, Восточная и Средняя, что облегчает изучение как союзной, так и национальной стратегии больших и малых стран. Хотя вопрос о форме, в которую должна вылиться глобальная оборона союзников, по-видимому, выходит за рамки настоящего исследования, вполне вероятно, что в силу конституционных и национальных факторов и интересов, а также в силу административных причин ее лучше всего подразделять на три географические зоны. Запад и Восток имеют легко отличимые различия — с точки зрения стратегии они действительно представляют собой два самостоятельных бастиона. Однако, когда речь идет о выработке стратегии для всех районов, Средняя зона представляет особую трудность. Она — ни Восточная и ни Западная, а самостоятельная зона со своими специфическими национальными и географическими особенностями, что делает ее уязвимой. [142]

IX

Существование НАТО и СЕАТО, независимо от их недостатков, означает, что с тех пор, как мировая война стала характерной чертой истории, мы впервые имеем или можем иметь в своем распоряжении готовую военную машину союзников, способную выработать необходимую стратегию для противодействия любой попытке уничтожить какого-либо одного или всех наших союзников.

Помимо атомного оружия, служащего фактором сдерживания тотальной войны, союзники должны основывать свою объединенную стратегию также на ведении холодной и, возможно, локальной войны, в которой ни один из противников не применяет атомного оружия, за возможным исключением применения его в тактических целях. Поэтому союзникам потребуются их обычные военно-морские, сухопутные и военно-воздушные силы. Численность и боевую мощь этих вооруженных сил трудно предопределить, особенно ввиду отсутствия такого понимания в этой области политики и стратегии между союзными государствами, какое существует между ними в отношении тотальной войны. В самом деле, в зависимости от условий места и обстановки то или иное союзное государство не может быть всегда уверено в том, что оно получит помощь от союзников даже в локальной войне и определенно не получит ее в холодной войне. Более того, трудно предвидеть район, масштаб и характер военных усилий, которые наши потенциальные противники могут приложить в начале такого конфликта, а также как быстро они смогут затем отступить или, наоборот, усилить наступление скорее по. политическим, чем по военным соображениям.

При определении доли каждого государства в союзнических обычных военно-морских, сухопутных и военно-воздушных силах, необходимых для ведения локальной и холодной войн и для предупреждения развязывания этих войн, следует учитывать также потребности в обычных вооруженных силах для ведения тотальной войны и для предупреждения ее развязывания. В этом отношении показательны вооруженные силы союзников, базирующиеся в Европе и на Атлантическом океане. Ясно, что в дополнение к вооруженным силам НАТО [143] каждое крупное союзное государство должно иметь обычные военно-морские, сухопутные и военно-воздушные силы, находящиеся в стратегически выгодных районах, а также удобно расположенные, достаточно мощные и обладающие высокой мобильностью резервы. Чем теснее сотрудничество между союзниками в предоставлении этих вооруженных сил и в оценке проблем локальной и холодной войн, тем большей экономии сил и средств можно достигнуть. Чем глубже осознает агрессор необходимость применить эти вооруженные силы без промедления, тем большую роль они сыграют в деле предотвращения развязывания подобных войн.

Географическая среда, национальные ресурсы, общая топография, доступность, коммуникации, а также политические изменения в соответствующих странах и районах — факторы, которые также могут оказать существенное влияние на союзную объединенную стратегию в отношении стратегических бомбардировок. Географическая среда и национальные ресурсы, кроме того, определяют потребности в морских коммуникациях. Для союзников морские коммуникации имеют жизненно важное значение в большей части земного шара, в то время как для России они играют очень незначительную роль. Поэтому союзная объединенная стратегия должна сохранить за нами морские пути в противовес русской стратегии, направленной на то, чтобы лишить нас этих путей. Морские коммуникации обеспечивают нам превосходство в том отношении, что, имея их, мы сможем создать и использовать военно-морские, военно-воздушные базы и базы управляемых реактивных снарядов вокруг большей части России (в пределах дальности действия нашей авиации) для действий против ее даже самых отдаленных жизненно важных центров. Более того, эти коммуникации позволят нам использовать авианосцы в качестве высокоподвижных баз для базирования бомбардировочной и разведывательной авиации, беспилотных самолетов и управляемых реактивных снарядов при действиях в отдаленных районах земного шара. Морские коммуникации имеют для нас чрезвычайно важное значение и при ведении локальной или холодной войны в отдаленных районах. В этом случае роль географической среды также очень велика в смысле глубины территории, которую союзники, Россия и ее приверженцы могут [144] использовать для заблаговременного предубеждения о воздушном нападении, а также в смысле организации ПВО и наземной обороны. Все эти соображения играют чрезвычайно важную роль при формулировании стратегии союзников.

В основе нашей объединенной стратегии лежат следующие положения. Термоядерное оружие привело к такому значительному превосходству наступательных средств над оборонительными, что тотальная война, по-видимому, явится самоубийством для всех воюющих стран и, следовательно, концом цивилизации. Нашим лучшим и единственным средством обороны является стратегия устрашения. Со стороны Запада кульминационный пункт этого устрашения может быть достигнут при наличии баллистических ракет и бомбардировщиков — носителей ядерных бомб, находящихся в постоянной боеготовности и способных нанести смертельный ответный удар. Советский блок должен знать, что мы не только полны решимости нанести эффективный ответный удар, но и в состоянии сделать это. Стратегия устрашения может стать еще более эффективной, если ее подкрепить мощной истребительной авиацией и управляемыми снарядами ПВО, а также организацией эффективной обороны метрополии, что явится показателем нашей решимости не отступать даже перед угрозой водородной войны. Противовоздушная оборона и оборона метрополии, безусловно, заставят агрессора задуматься и усомниться в том, что он в состоянии добиться молниеносной победы путем нанесения внезапного и предположительно смертельного удара.

Соображения, касающиеся ведения тотальной войны, во многом соответствуют тем, которые относятся к проблеме предотвращения такой войны. Большая часть стратегической авиации должна быть предоставлена Соединенными Штатами. Соединенные Штаты и Соединенное Королевство располагают незначительными возможностями для усиления вооруженных сил НАТО. Само существование Соединенного Королевства будет зависеть в основном от эффективности противовоздушной обороны и организации обороны метрополии.

Насколько мы можем предвидеть, при существующем мировом соотношении сил эффективная оборона любой свободной нации Запада невозможна, если ее рассматривать [145] или организовывать изолированно. Оборона союзных наций может быть эффективной лишь в том случае, если она организуется коллективно. Разумеется, невозможно создать изолированную эффективную противовоздушную оборону Соединенного Королевства даже при условии четырехкратного или большего усиления наших средств ПВО и нашей стратегической авиации. Эффективная оборона Германии, Франции или любого другого западноевропейского государства также невозможна, если ее организовывать обособленно. Фактически нельзя изолированно организовать удовлетворительную оборону даже Соединенных Штатов, так как в этих. условиях они окажутся один на один с Советской Россией, контролирующей всю Европу, Африку и, возможно, Азию.

Это не есть преувеличение сложности обстановки, но мы не намерены и преуменьшать трудности, возникающие на, пути примирения различных национальных точек зрения. Если на первое место ставить вопросы союзной стратегии и обороны союзников и разрешать их коллективно, то можно быстрее добиться разрешения тех или иных проблем в изолированных районах. При этом важно, чтобы национальные интересы не входили в противоречие с общей обороной союзников. Проблемы Франции, связанные с Северной Африкой, английские проблемы на Кипре или даже сложная проблема обороны Западной Германии не были бы такими сложными и не вызвали бы такого большого беспокойства, если бы союзники действительно создавали общую оборону, а не только признавали необходимость ее.

Что касается ограниченной глобальной войны, в которой исключено применение атомного оружия в стратегических целях, то в настоящее время союзникам, очевидно, нецелесообразно выделять значительную часть средств для обеспечения своей обороны в случае возникновения такой войны. В любом случае исхода ограниченной глобальной войны не предрешит один сокрушительный удар, и у нас хватит времени для мобилизации и использования всех имеющихся ресурсов. Однако ограниченная глобальная война требует большего объема планирования в национальном и международном масштабах. Если будет достигнуто соглашение о запрещении атомного оружия и будут обеспечены достаточные [146] гарантии соблюдения такого соглашения, то подготовке к ограниченной глобальной войне, очевидно, будет уделяться первоочередное внимание.

Настоящий сравнительно краткий обзор основных проблем союзной объединенной стратегии дает некоторое представление об их многообразии и сложности. Но ясно одно — тотальная война явится войной западных союзников против других коалиций народов и это само по себе должно выковать действенную союзную объединенную стратегию. И хотя многие — как отдельные лица, так и государства — считают, что такая союзная стратегия необходима и что в мирное время следует достигнуть соответствующих международных соглашений, подобные высказывания могут оказаться лишь праздной и не совсем искренней болтовней об отдаленном идеале. Не будем же обманывать себя: союзная объединенная стратегия не просто желательна — от нее зависит само наше существование. [147]