Глава II.

Переход от классической стратегии к современной

I

В мирное время цель стратегии — избежать войны или защитить национальные интересы, не прибегая к военным действиям; в период же войны стратегия определяет цель войны, планы и методы ее ведения{10}. Она может накладывать ограничения на военные действия или снимать их, ускорять или замедлять ход событий. Именно стратегия придает военным действиям осмысленный характер. Стратегии приходится иметь дело не только с реальным противником, но и с определенными условиями и со свойственными войне случайностями, с которыми всегда неожиданно сталкиваются воюющие стороны. Трудно найти что-нибудь более динамичное, чем развитие войны и связанной с ней стратегии. Поэтому, когда мы даем определение стратегии, а всякое определение имеет тенденцию не принимать во внимание процесс развития, мы должны опасаться закостенелых догм и доктрин, которые могут сделать наши суждения устаревшими. Наше определение должно охватывать все постоянно меняющиеся концепции и формы стратегии, по мере того как последняя сообразуется с изменениями, происходящими в самой войне. Это, может быть, даже важнее, чем формально правильно оценивать современную эпоху. [38]

Поскольку природа войны изменялась даже тогда, когда страны в отношении источников сырья и других средств жизни были в основном независимыми, война становилась делом все более усложнявшейся стратегии. Неизбежно война превратилась в борьбу за захват тех или иных территорий, за укрепление влияния в этих районах или усиление контроля над ними. Стратегия главным образом имела отношение к созданию армий и развертыванию их на полях сражений при благоприятных обстоятельствах, которые давали наилучшие шансы победить противостоящие армии. Фактически суть сухопутной стратегии (Land strategy) сводилась к тому, чтобы в наиболее благоприятный момент и в самом выгодном месте бросить свою превосходящую армию против армии противника.

С ростом морского могущества появился новый вид стратегии, нацеленной на заморскую экспансию и развитие торговли. Морская стратегия (Sea strategy) не только отличается от сухопутной, но и во многих отношениях сложнее ее. В ранний период морская стратегия в основном имела дело с эскортированием караванов торговых судов, и все наши великие флотоводцы не искали встречи с противником. Цель военно-морской стратегии (Naval strategy) в тот период сводилась к охране торгового судоходства. Эта простейшая форма стратегии начала усложняться с постройкой все более и более крупных кораблей, которые предназначались для борьбы с уступающими им по размерам эскортными кораблями, пока, наконец, не появились мощные флоты, выступавшие друг против друга в морских сражениях. В результате морская стратегия еще более усложнилась, так как один флот, несмотря на свое превосходство, не всегда мог вынудить противника принять бой, а это в свою очередь привело к появлению новых элементов морской стратегии — к блокаде и поддержанию «флотов в готовности». С появлением подводных лодок, мин, а затем и авиации в морскую стратегию была внесена еще большая путаница.

Важным этапом в развитии стратегии явилось комбинированное применение сухопутной и морской стратегии, которое, например, дало возможность Британскому Содружеству наций воспользоваться преимуществами той и другой стратегии и взять верх над другими державами, [39] которые главным образом опирались на сухопутные силы. Однако следует иметь в виду, что естественное сближение сухопутной и морской стратегии не проходило гладко. В течение многих лет точки зрения представителей военно-морских и сухопутных сил неизбежно расходились. Мальборо{11} был первым выдающимся руководителем, который оценил многообещающие выгоды комбинированного применения сухопутной и морской стратегий. Однако споры по этому вопросу не прекращались. Представители сухопутных сил утверждали, что военно-морской флот призван содействовать торговле и обслуживать армию, а представители военно-морских сил считали, что главная цель стратегии — завоевание господства на море. Комбинированное использование обоих видов стратегии давало многообещающие результаты, но зачастую оно не приносило тех непосредственных выгод, которые давало раздельное применение сухопутной и морской стратегий. История знает много войн, которые велись при взаимодействии военно-морских и сухопутных сил, но это была скорее более или менее удачная координация двух видов стратегии, а не одна общая стратегия.

В период первой мировой войны морская и сухопутная стратегии находились в тесном взаимодействии. Эта война внесла в стратегию новый и преобладающий фактор: воюющие державы впервые поняли и признали, что они ведут борьбу не на жизнь, а на смерть за сырье, рынки, территории, а также за свое экономическое и государственное существование. Они не собирались определять исход борьбы исключительно по результатам сражения. К тому времени государства стали более демократичными в том смысле, что их руководящие деятели обрели более высокое политическое сознание и все людские и экономические ресурсы направили на создание огромных национальных армий и флотов. Факт поражения [40] они признали лишь тогда, когда эти армии в флоты были полностью разбиты и истощены. Фактически это была тотальная война. Как мы теперь знаем, появление военно-воздушных сил во время первой мировой войны могло бы еще больше усложнить стратегию в целом, но на деле привело лишь к усложнению морской и сухопутной стратегии, дополнив ту и другую проблемами потенциальных возможностей авиации и авиационного обеспечения. Несмотря на великие сухопутные сражения и громадные потери, решающую роль в достижении победы сыграли наши заморские стратегические ресурсы и наша морская стратегия, благодаря которым мы получили преимущества над Германией, экономические ресурсы которой были истощены{12}. Ограниченные виды классической стратегии, имевшие дело с каким-то одним театром военных действий или с одним континентом, переросли в стратегию, охватывающую значительную часть мира. Но и эта стратегия была обновлена. Она охватила еще большие пространства в период второй мировой войны.

Германия начала первую мировую войну из соображений главным образом экономического характера, хотя пропаганда того времени утверждала совсем другое. Замыслы Гитлера по своему диапазону были шире: он начал вторую мировую войну с тем, чтобы завоевать «жизненное пространство» и объединить Европу под нацистским игом. Случилось так, что именно этот период явился кульминационным в эволюции стратегии: сама война революционизировалась и вызвала серьезные изменения в стратегии. За время, прошедшее между двумя войнами, была сформулирована воздушная стратегия (Air strategy), согласно которой военно-воздушные силы должны применяться для ликвидации военного потенциала [41] и действий по тылам противника вне всякой зависимости от боевых действий на суше и море. По поводу этой новой стратегии между отдельными видами вооруженных сил разгорелась ожесточенная полемика, которая проходила еще более бурно, чем некогда споры о взаимоотношении между морской и сухопутной стратегиями. Авторитеты в области военной авиации утверждали, что действия по тыловым районам противника имеют более важное значение, чем авиационное обеспечение боевых действий сухопутной армии и военно-морского флота, в то время как авторитеты в области военно-морских и сухопутных сил продолжали считать эти действия авиации второстепенными, отвлекающими внимание от основной цели войны и даже ведущими к напрасной трате военных усилий государства.

Вторая мировая война опровергла оба эти утверждения. В ходе нее была создана воздушная стратегия, предусматривавшая подрыв военного потенциала противника, кроме действий против его армии и флота. Была создана и воздушная стратегия авиационной поддержки сухопутной армии и флота, особенно при проведении важных операций. Гибкость воздушной мощи определяется диапазоном тех задач, которые она может выполнять, и известной свободой в выборе этих задач. Эта идея гибкости воздушной мощи и вносит сложность в воздушную стратегию. К счастью, именно она сделала практически применимыми те два элемента воздушной стратегии, которые определились в ходе прошлой войны. Однако необходимо помнить, что в будущем эффективно использовать авиацию, снабженную ядерным оружием, управляемыми снарядами, баллистическими ракетами и сверхзвуковыми самолетами, для достижения стратегических целей легче, чем применять ее в качестве непосредственной воздушной поддержки.

Вслед за созданием воздушной стратегии произошла еще одна очень важная перемена. Появление ядерного оружия указало путь к новой воздушной стратегии, которая в случае применения этого оружия могла бы превратить обычную войну с ее долгими, длящимися целые годы кампаниями в такую войну, исход которой определился бы в сравнительно короткое время. Таким образом, в результате второй мировой войны тотальная война и последствия поражения в ней приобрели новые масштабы. [42]

В дополнение к той беспощадной борьбе, которую ведут армии и флоты в сражениях, военно-воздушные силы распространяют военные действия на все население тыла, угрожая самой жизни наций.

Исходя из особенностей боевых действий военно-воздушных сил, был сделан вывод, что тыл страны не может больше прикрываться одними только военно-морскими и сухопутными силами. Морская стратегия, правда, давно уже играет значительную роль в жизни и экономике воюющей страны, однако результаты этого влияния сказывались не сразу и часто не были очевидными. Воздушная стратегия со всей ясностью показала, что война сейчас ведется гражданским населением не в меньшей степени, чем вооруженными силами. Это в свою очередь привело к необходимости выработки новой стратегии обороны тыла, создания военных сил и гражданских организаций для проведения в жизнь новых, порожденных современной войной требований.

II

Принципы ведения войны известны каждому командиру. На практике они скорее представляют собой смешение общепринятых действий и действий, необходимость которых диктуется создавшейся обстановкой. Это скорее даже не принципы, а отдельные руководящие положения, и многие командиры с удовольствием узнали бы, что им, хотя и бессознательно, удалось действовать в соответствии с полным кодексом принципов ведения войны. Однако те же самые командиры, добившись успеха, уже меньше беспокоились бы о том, что удача пришла к ним ценой нарушения некоего святого догмата.

Стратегические факторы, которые принято считать никогда не меняющимися и которые известны как принципы ведения войны, коротко можно изложить следующим образом:

а) Выбор цели.

б) Поддержание морального состояния.

в) Ведение наступательных действий.

г) Обеспечение безопасности.

д) Достижение внезапности.

е) Сосредоточение сил.

ж) Экономия усилий, [43]

з) Обеспечение гибкости.

и) Организация взаимодействия,

к) Управление.

Нетрудно привести примеры, которые характеризуют эти принципы как нечто слишком хорошее, чтобы быть истинным, поскольку они могут реально существовать (и это важно отметить) лишь тогда, когда они определены и обусловлены ходом событий. Кроме того, эти так называемые принципы имеют еще две отличительные черты, заслуживающие внимания. Во-первых, они ни в каком смысле не являются абсолютными или постоянными принципами, на которые можно рассчитывать как на существующие сами по себе и только ожидающие того, чтобы их применили: они желательны или становятся желательными, но они никогда не являются абсолютно необходимыми или же легко познаваемыми. Они приближают нас к тем условиям, с которыми приходится встречаться на войне, когда мы стремимся «воспользоваться преимуществами сами и лишить их противника». Эта общеизвестная истина таит в себе основную опасность, поскольку те же самые условия, если смотреть на них с противоположной стороны, могут дать противнику преимущества. Во-вторых, эти принципы имеют тенденцию противоречить друг другу и» таким образом взаимно исключать друг друга. Возьмем хотя бы два примера. Если мы решим предпринять наступательные действия, это вполне может причинить ущерб нашей безопасности, по крайней мере на начальном этапе. Сосредоточение же сил может воспрепятствовать экономии усилий, а в известных условиях даже оказаться гибельным, например, если будет нанесен удар с воздуха атомным, химическим или бактериологическим оружием. Таким образом, в конкретной обстановке командир может заметить десяток выгодных обстоятельств, но воспользуется только теми, на которые он в состоянии влиять.

Указанные принципы фактически являются не столько принципами ведения войны, сколько положениями, трактующими с военной точки зрения различные условия, создаваемые войной. Эти положения лежат в основе того, что происходит на войне, поскольку они представляют собой естественно возникающие преимущества или невыгоды в том виде, как их оценивает командир. Он должен располагать всеми необходимыми сведениями о противнике [44] и о своих войсках, чтобы воспользоваться выгодами реальной обстановки. Это ясно, если рассматривать создавшуюся обстановку с точки зрения ее положительных и отрицательных сторон. Существуя благодаря естественным причинам и даже в силу необходимости, такие условия присущи самой природе войны и как таковые могут быть использованы командиром в большей или меньшей степени. Они становятся фактором, с которым нужно считаться. Но каким бы проницательным ни был командир, он не может создавать эти условия или приспосабливать отдельные их элементы к своим военным целям, если перевес берут другие моменты или если сами условия не благоприятствуют ему. Они становятся залогом победы только в том случае, если диктуются фактическим ходом боевых действий. Возведение их в ранг принципов — плоды трудов военных писателей и академиков, которые, изучая конкретные сражения или войны, приходят к заключению, что победы часто можно добиться путем использования одного или нескольких указанных выше факторов. Они, следовательно, имеют скорее апостериорное, чем априорное значение. Избежать эмпирической оценки боевых действий почти невозможно, и это ведет к тому, что проанализировать можно лишь прошлое, в то время как будущее остается в тумане, Рассуждать подобным образом легко, когда событие уже свершилось, но гораздо труднее придерживаться точно такого же метода при планировании тех или иных действий в силу тесного переплетения различных условий и факторов либо в ходе боя, либо до его начала, в штабе. Факторы, влияющие на принципы ведения войны, меняются в зависимости от обстоятельств и различных непостоянных величин, таких, например, как соотношение численности личного состава и боевой техники воюющих — сторон, географическое положение, соотношение материальных ресурсов, сравнительное количество и качество разведывательных данных, обстоятельства и образ жизни в тылу в сочетании с моральным состоянием населения и войск, соотношение войск, находящихся на фронте и в тылу, а также личные качества командиров, руководящих войсками.

Поэтому настоящая книга не ставит себе целью истолковать так называемые принципы ведения войны. Некоторые замечания можно даже расценить как противоречащие [45] этим принципам, и в зависимости от меняющихся обстоятельств, возможностей и обстановки может показаться необходимой новая концепция, трактующая по-иному различные действия. В этой связи роль и функции трех видов вооруженных сил согласно новому взгляду на стратегию представляют собой крайне сложную проблему.

III

Современная стратегия охватывает нечто большее, чем практическое искусство командира. Самым существенным дополнением к ней являются проблемы мирного времени. Сюда относится оценка потенциальных возможностей новых видов вооружения; оценка характера угрозы со стороны противника; оценка и завоевание симпатий мирового общественного мнения; оценка проблем холодной войны; определение численности и характера вооруженных сил, необходимых в мирное время, а также степени их боеготовности на случай внезапной войны с особым учетом их сдерживающей мощи; базирование и дислокация собственных вооруженных сил в мирное время; численность и состав резерва мирного времени и величина запасов военных материалов; решение всего комплекса проблем обороны метрополии и их координирование с действиями вооруженных сил; определение места наших национальных вооруженных сил в системе союзной стратегии и координирование связанных с этим проблем.

Ясно, что это расширение сферы, охватываемой стратегией, меняет характер взаимоотношений между политическим и военным руководством при рассмотрении вопросов ведения войны. Политическое руководство должно заниматься самыми разнообразными стратегическими проблемами, а военное руководство — более чем когда-либо раньше принимать во внимание политические проблемы при разработке стратегии. Эти две области неизбежно будут частично совпадать.

Несмотря на общность конечной цели, военные стратеги и политические руководители не всегда приходят к соглашению, и в основном потому, что их методы решения тех или иных вопросов различны. Так, политическое руководство государств, не считая лишь самых могущественных, стремится наложить как можно больше ограничений [46] на военную стратегию. Военную стратегию можно правильно разработать лишь тогда, когда будет точно определена цель войны или цель мирной политики. Если создается обстановка, при которой политическое руководство оказывается застигнутым врасплох, как это уже имело место в условиях холодной и локальной войн и может случиться в тотальной войне, следует принять срочные меры политического характера, чтобы как-нибудь исправить создавшееся положение. Не удивительно, что такие меры нередко оказываются плохо обдуманными и даже препятствуют формулированию правильной военной стратегии.

Военные руководители Запада вполне могли бы сказать своим правительствам: «Мы сейчас достигли такого положения, что в ближайшие пять — десять лет, если, конечно, вы не допустите просчетов, тотальная война маловероятна; если же начнется ограниченная или локальная война, опять-таки из-за вашего просчета, то мы в силах прекратить ее, если вы наберетесь мужества приказать нам это». События последних лет в области холодной войны свидетельствуют об ограничениях, как прямых, так и косвенных, со стороны политического руководства. Холодную войну в основном следует вести на политическом фронте; результаты ее не порождают ни уверенности, ни действенной всеобъемлющей военной стратегии. Главная опасность подобного положения заключается в том, что как политические, так и военные руководители могут рассчитывать друг на друга, надеясь, что именно те, другие, найдут панацею от всех бед.

Как бы нам ни хотелось провести точную границу между военной областью стратегии и областью политического руководства войной, сейчас такое разграничение на самом решающем уровне было бы крайне опасным. Стратегическое руководство должно тесно переплетаться с политическим на самом высоком уровне. Стремление военных руководителей прошлого свести свои обязанности к эффективному использованию войск, выделенных им политическим руководством, сейчас свидетельствовало бы лишь о крайней косности взглядов. Политические руководители несут ответственность за политику и руководство войной, и само собой разумеется, что эффективная и обоснованная стратегия опирается на эффективную и обоснованную политику. [47]

Военные руководители являются военными советниками политических руководителей, и они должны вместе разрабатывать стратегию. Кроме того, военные руководители обязаны точно придерживаться этой стратегии и эффективно проводить ее в жизнь.

Современная стратегия призвана радикально изменить прежнюю стратегию отдельных видов вооруженных сил — национальную и объединенную стратегию (Combined strategy). Как никогда ранее, тот или иной вид вооруженных сил при решении какой-либо стратегической проблемы вынужден теперь подходить к ней не просто как к проблеме, затрагивающей сухопутные, военно-морские или военно-воздушные силы в отдельности, а как к общей проблеме, касающейся всех трех видов вооруженных сил. Такая проблема должна рассматриваться во взаимосвязи со всем комплексом других проблем. Это означает не согласование ради вежливости, а активную стратегическую политику с современной точки зрения всех трех видов вооруженных сил, разрабатываемую в тесном взаимодействии, без ведомственной грызни. На деле это должно вылиться в создание совместной стратегии (Joint strategy). Стратегические концепции в данный момент представляют собой самостоятельные стратегии трех видов вооруженных сил, согласуемые и координируемые пропорционально размерам тех влияний, которые в тот или иной период являются в верховном командовании или политическом руководстве преобладающими. Попытки добиться целостности и взаимной связи, делавшиеся в прошлом, были малоуспешными — в основу их были положены точки зрения руководителей отдельных видов вооруженных сил, а не совместная точка зрения, основанная на общегосударственном подходе.

При существующих условиях, когда нужны современные виды вооружений, становится все более очевидным, что мы уже не можем позволить себе содержать вооруженные силы такой структуры и таких размеров, как раньше. Если мы будем производить самые современные истребители, бомбардировщики, боевые корабли и бронетанковую технику, а также ядерное оружие, оборонительные управляемые снаряды и баллистические ракеты, нам будет еще труднее сводить концы с концами. Более того, исследовательские ресурсы для нужд обороны, которыми располагает Соединенное Королевство, в лучшем [48] случае составляют одну четверть того, чем располагают Соединенные Штаты Америки или Советская Россия. В этой связи не следует забывать, что объем научно-исследовательской работы одинаков как для создания одной атомной бомбы, одного бомбардировщика, одного авианосца или одной бронемашины, так и для десятка тысяч.

Величайшая финансовая опасность кроется в том, что Соединенное Королевство и Соединенные Штаты по-прежнему будут пытаться экономить на обороне старым и совершенно неудовлетворительным методом: сокращать средства, выделяемые каждому виду вооруженных сил, оставляя общую структуру вооруженных сил неизменной. Это неизбежно приведет к вырождению и упадку.

Хотя различные принципы стратегии вооруженных сил формулируются сравнительно просто, на деле определение стратегии каждого вида вооруженных сил связано с серьезными трудностями, с одной стороны, из-за их обособленности, а с другой, как это ни парадоксально, из-за их все возрастающей зависимости друг от друга, особенно из-за возможностей широкого использования военной авиации другими видами вооруженных сил. Значительное число исследований, основанных на теоретическом анализе и учитывающих уроки истории, посвящено стратегии армии и флота, меньше — авиационной стратегии. В результате были разработаны всесторонне обоснованные стратегические доктрины для каждого вида вооруженных сил. Однако вопросу разработки новых концепций совместной и объединенной стратегии на театрах военных действий уделялось слишком мало внимания{13}. Исторических данных об этих важных видах стратегии на высоком уровне явно недостаточно, и в этом, вероятно, кроется главная причина того, что ясного понимания совместной и объединенной стратегии сейчас нет. Можно без преувеличения сказать, что совместная стратегия представляет собой результат соглашения между стратегиями трех видов вооруженных сил. В еще большей степени это относится к объединенной стратегии, которая также представляет собой результат компромиссного [49] соединения отдельных элементов национальных стратегий союзников, на которые часто очень сильное влияние оказывают различные политические соображения, а также личные достоинства и авторитет союзного руководства, причем в ущерб военным факторам.

По-видимому, стратегии соответствующих видов вооруженных сил каждого государства, входящего в коалицию, должны быть подобны или даже идентичны стратегиям соответствующих видов вооруженных сил всех других государств. Однако на деле это далеко не так, причем не только в отношении стратегии, но и в отношении привычек, обычаев, потребностей и задач каждого из видов вооруженных сил. При таких обстоятельствах и при отсутствии единой всеобъемлющей стратегии, которая могла бы включить в себя любую другую, согласованное использование стратегических или военных ресурсов является трудным делом. Наряду с национальной стратегией мы должны разработать в мирное время объективную союзную стратегию, в которую национальная стратегия любого союзного государства не просто включалась бы, а была бы подчинена ей, как часть целому. Непрочное состояние мира, в котором находятся государства, достаточно убедительно говорит о том, что мы не можем ждать, пока разразившаяся война заставит, наконец, политическое руководство и верховное командование нашей страны принять необходимые решения. В отношении стратегии решения нужно принять безотлагательно. Существование союзной стратегии гарантировало бы, что такие решения были бы не только быстрыми, но и, насколько это возможно в пределах человеческих способностей, мудрыми и в равной мере экономичными. В наш век технического прогресса подобная союзная стратегия, опирающаяся на достаточное количество сил, в ближайшем будущем, бесспорно, могла бы предотвратить и тотальную, и ограниченную, и локальную войны.

IV

Существуют различные виды стратегии. В основе союзной, или, как ее называют, объединенной, стратегии лежит союзное руководство или союзная оборонительная политика. Национальная, или совместная, стратегия основывается на национальном руководстве и национальной [50] оборонительной политике. Стратегии трех видов вооруженных сил и стратегия обороны метрополии (Ноте defence strategy) — на национальной оборонительной политике. Стратегии театра военных действий и специальных военных объединений, таких, как стратегическая бомбардировочная авиация, — на союзной и национальной оборонительной политике и на стратегиях видов вооруженных сил. И наконец, стратегия отдельного сражения (strategy of the Battle){14} основывается на стратегии театра военных действий (Theatre strategy) и стратегиях соответствующих видов вооруженных сил.

Наша стратегия основывается на политике обороны и охватывает разработку различных национальных военных задач мирного и военного времени, сообразование этих задач с развивающимися событиями и агрессивными намерениями, определение размаха и сроков мероприятий по мобилизации и приведению в действие всего потенциала для нужд войны, выделение и балансирование части вооруженных сил, необходимых для выполнения той или иной конкретной задачи мирного и военного времени, определение средств и методов размещения правильно сбалансированных сил там, где они в нужный момент могут потребоваться, и, наконец, обеспечение обороны метрополии.

Оборонительная политика вытекает из трех соображений: готовность и потенциальные возможности страны, готовность и потенциальные возможности союзников, готовность и потенциальные возможности противника. Она определяется: руководством, политической, экономической и моральной силами государства, его географическим положением и другими обстоятельствами; руководством, могуществом, географическим положением, общностью интересов и взаимным доверием союзных государств и потенциальных союзников; руководством, политикой, географическим положением, наличными и потенциальными силами вероятных агрессоров.

В настоящее время оборонительная политика миролюбивых государств формулируется на основе четырех главных требований стратегии. Во-первых, она должна [51] предусмотреть создание сил, сдерживающих тотальную войну, которую в противном случае может развязать любой вероятный агрессор. В данном случае сдерживающим фактором служит угроза применения ядерного оружия, стратегической бомбардировочной авиации и, возможно, баллистических ракет в наступательных целях. Во-вторых, она должна обеспечить способность эффективно бороться с холодной войной, в которой орудием борьбы, в зависимости от обстановки, могут оказаться политические мероприятия и военная сила. В-третьих, она должна предусмотреть удовлетворение острых запросов локальной войны или ограниченной мировой войны, для чего потребуются обычные сухопутные, военно-морские и военно-воздушные силы (а возможно, и атомное оружие для применения в тактических целях). В-четвертых, она должна дать нам возможность защищать себя и, когда это возможно, правильно использовать любые преимущества, если тотальной войне суждено будет разразиться; в данном случае мы, конечно, полагаемся на запасы ядерного оружия, на стратегическую бомбардировочную авиацию и на баллистические ракеты.

Первое и последнее требования оборонительной политики тесно связаны между собой, потому что. угрозой, удерживающей агрессора от нападения, является вероятность его собственного поражения. Третье требование не так тесно связано с указанными двумя, так как по существу стратегическое применение ядерного оружия маловероятно, чего нельзя сказать о тактическом применении атомного оружия.

А раз это так, то водородная бомба — эффективное средство, удерживающее противника от нападения, — вряд ли сможет помешать холодной и локальной войнам, а со временем, пожалуй, даже ограниченной мировой войне. Применение ее является крайней мерой против тотальной войны. Возможно, лучшим средством против ограниченных, локальных и даже холодных войн было бы англо-американское воздушнодесантное соединение, поддерживаемое выгодно базирующимися морскими силами и готовое выступить там, где это необходимо. Трудность создания таких международных сдерживающих сил очевидна и объясняется политическими причинами. Приведем два примера. Соединенным Штатам пришлось бы согласиться с тем, что Англия пошлет войска на Формозу [52] не только в случае усиления беспорядков, но и с тем, чтобы задушить их в зародыше. В свою очередь Соединенному Королевству пришлось бы согласиться с тем, что Соединенные Штаты пошлют войска, скажем, даже на Кипр. Здесь мы привели наиболее яркие примеры, но ведь имеется много других беспокойных районов, где международные политические затруднения не так уж серьезны; по всей вероятности, эти затруднения можно урегулировать, а указанные международные силы дали бы там самые эффективные результаты.

Холодные, локальные и даже ограниченные войны выдвигают перед западными державами две сложные проблемы. Они ставят современные виды оружия в невыгодное положение и требуют большого количества войск, которые западным державам отмобилизовать значительно труднее, чем коммунистическим странам. Политика холодных и локальных войн, проводимая коммунистическими странами, также заставляет неагрессивные страны Запада задумываться над тем, какую часть средств отвести для холодных и локальных войн, и какую — для тотальной, так как потребности их различны. Таким образом, проблема, как привести в соответствие требования стратегии тотальной войны с требованиями стратегий холодной и локальной войн, остается неразрешенной. Тем не менее оба эти вида стратегии тесно связаны между собой, поскольку и холодная и локальная войны влияют на ту позицию, которую мы занимаем по отношению к тотальной войне. Проигрывать холодные и локальные войны нам также нельзя, ибо они сами по себе могут оказаться решающими как в военном, так и в экономическом отношении, а глобальная война в наше время может не начаться вовсе. Что касается Соединенного Королевства, то поскольку оно скорее всего окажется втянутым в холодную, а отчасти, может быть, и в локальную войну, одно, без союзников, ему следует позаботиться о том, чтобы его вооруженные силы были приспособлены к любым случайностям и одновременно посильно помогать созданию объединенных сил союзников.

V

Многие, в том числе и некоторые выдающиеся люди нашего времени, полагают, что сила и влияние религии превосходят чисто физическую силу и влияние науки. [53]

Этот взгляд выходит из круга вопросов, затрагиваемых настоящей работой, однако нельзя игнорировать силу и влияние политического и военного руководства, которые часто одерживают верх над силой и влиянием стратегии. История неоднократно подтверждала это. Например, победа Веллингтона под Ватерлоо, увенчавшая славой его карьеру, объясняется его талантом полководца и упорством войск, а не примененной им стратегией, которая оказалась ошибочной. Еще одной иллюстрацией являются действия Гитлера после прорыва союзников с нормандского плацдарма в 1944 году. Своим наступлением союзники за несколько недель привели громадные немецкие войска во всей Франции и даже в Германии в такое замешательство, что верховное командование немецкой армии решило, что его стратегия потерпела крах. Лишь благодаря руководству Гитлера немецкая армия избежала разгрома и в ней был наведен какой-то порядок. Войска Гитлера оказывали сопротивление почти до самой его смерти, то есть в течение длительного времени после того, как его стратегия потерпела крах.

Пожалуй, самым блестящим примером влияния руководства на характер стратегии является тот факт, что Черчилль сумел поднять Англию на борьбу с угрозой гитлеровского вторжения после событий под Дюнкерком в 1940 году, то есть в самые мрачные дни второй мировой войны. В этом отношении замечательна его речь, произнесенная 4 июня 1940 года:

«Мы будем бороться до конца во Франции, на морях и океанах, мы будем сражаться со все растущей уверенностью. Наша мощь в воздухе будет расти. Мы будем защищать свой остров любой ценой; мы будем сражаться на своем побережье, мы будем сражаться на полях и улицах, мы будем сражаться в горах; мы не сдадимся, и даже если, чего я ни на одно мгновение не допускаю, наш остров или большая часть его будет покорена и народ станет умирать с голоду, наша империя за морями, вооруженная и охраняемая британским флотом, продолжит борьбу до тех пор, пока по божьей воле Новый Свет со всем своим могуществом не придет к нам на выручку и не освободит Старый Свет».

История, бесспорно, покажет, хотя это уже ясно и так, что стратегическое положение Соединенного Королевства в то время не давало никаких оснований для сколько-нибудь [54] успешной борьбы против немецкого вторжения. Хотя противник и допустил ряд серьезных ошибок, Англия пережила стратегическое бедствие по существу только из-за руководства Черчилля.

Во всех приведенных выше случаях сохранялся какой-нибудь элемент, имеющий жизненно важное значение для стратегии. В результате изменений обстановки всегда может появиться возможность возникновения новой стратегии, каким бы невероятным это ни казалось. Материальные факторы стратегии имеют широкий диапазон, факторы политические, психологические и философские также важны и могут становиться решающими. Стратег должен учитывать все то, что отражается на жизни и духовном начале народов — своего собственного, союзников и вероятного противника.

Подобно тому, как под влиянием требований времени организованные вооруженные силы сначала были созданы, а затем увеличены, история диктовала свою волю стратегии, которая призвана руководить вооруженными силами. С военной точки зрения, сменявшие друг друга империи и последовательные этапы цивилизации представляют собой цепь успешных стратегических этапов. Стратегические неудачи влекли за собой исчезновение империй. Как и в прошлом, создавшиеся сейчас условия, а также уроки истории породят союзную стратегию, которая в свою очередь будет оказывать доминирующее влияние на историю нескольких грядущих поколений.

Стратегическая обстановка претерпевает непрерывные изменения не только в военном, но и в политическом и экономическом отношениях. Даже сейчас экономическая помощь, оказываемая другими державами тем районам, где прежде преобладало наше влияние, может нарушить стратегическое равновесие, которое имеет чрезвычайно важное значение для нас и наших союзников.

Западные державы не только поставили соображения военного порядка над торговыми и экономическими интересами, но и намеренно отказались от коммерческих выгод, чтобы добиться военных преимуществ. Сам по себе такой подход является правильным, и он принесет положительные результаты, однако коммунистические державы недавно показали нам (события на Среднем Востоке), что мы, очевидно, недооцениваем связи между экономикой и стратегией. Оказывая экономическую помощь [55] ряду стран и не связывая их принятыми в таких случаях обязательствами, ограничениями и союзами, коммунистические державы закладывают основу не только материальной, но и духовной дружбы и тем самым могут сорвать попытки западных стран разработать эффективную стратегию и добиться международной гармонии, особенно в тех районах, где для Запада добрая воля народов имеет столь важное значение.

Вряд ли нашелся бы человек из нынешнего или из предшествующего поколения, который преуменьшил бы важность проблем, на которых мы только что коротко остановились. Однако здесь следует дать один ценный совет: изучая проблемы современной войны, мы должны помнить принципы, лежащие в основе функций вооруженных сил и, конечно, функций (приобретающих все более важное значение) гражданских органов внутреннего фронта, основой которого является оборона метрополии. С точки зрения стратегии, важна скорее функция, чем сам вид вооруженных сил.

Современные взгляды на стратегию являются прямой противоположностью стратегическим теориям Клаузевица. Современная стратегия — не мертвая схема, составленная путем исследования, — она непрерывно развивается и совершенствуется. Современная стратегия должна вобрать в себя все лучшее из обоих миров: из мира прошлого — уроки истории — и из мира будущего, который нам поможет представить наша проницательность, основанная на теории и практике. [56]