Часть вторая.

Германо-польская война

1. Вступление

Германо-польская война не была в подлинном смысле полноценной войной двух политически равноценных сил, одинаково способных решать свои задачи силой оружия.

«Многонациональное государство, не скрепленное узами дружбы и равенства населяющих его народов, а, наоборот, основанное на угнетении и неравноправии национальных меньшинств, не может представлять крепкой военной силы»{8}.

Поэтому «...польское государство оказалось настолько немощным и недееспособным, что при первых же военных неудачах стало рассыпаться»{9}.

Быстрое поражение Польши нельзя, конечно, объяснить одним лишь превосходством военной организации и военной техники Германии. Мы видим, как такое же превосходство на первых порах Японии не дало ей таких результатов в Китае, где широкие народные массы объединились для защиты своей страны и организовали эффективное сопротивление.

Впрочем, военный разгром Польши будет, видимо, еще предметом подробного исследования истории. По своему катастрофическому исходу он находит себе равный пример разве только в разгроме Пруссии Наполеоном I в сражении под Иеной в 1806 году. Тогда Наполеон, считая от его вступления в Пруссию до занятия Берлина, покончил со своим противником в 19 дней. Польская армия была в сентябре 1939 года полностью разгромлена в 16 дней. Во всем безрассудстве и чванстве польской политики в предсентябрьскне дни 1039 года ость вообще много общего с безумием воинственного пыла придворных кругов Пруссии накануне Иены. [27]

Как известно, на прусский ультиматум, требовавший отвода французских войск за Рейн, Наполеон разразился. громким смехом. Он назвал письмо прусского короля «одним из тех скверных памфлетов, какие английское министерство заставляет ежегодно приготовлять за 500 фунтов стерлингов», и ответил на него немедленным переходом в наступление. В итоге, как говорит Меринг, «...юнкерский сброд скорее ввалился, чем вступил в войну; все возрастающей тяжестью своих преступлений он был увлечен на наклонную плоскость, по которой он неудержимо скатывался вниз, в глубину беспримерного позора»{10}.

Все это удивительным образом приложимо к сброду польской военной клики.

О иенском разгроме официальный историк писал: «Подобные события вряд ли можно найти на всем протяжении военной истории»{11}. История нашла еще один пример подобного события в военном разгроме Польши.

Разумеется, когда армия терпит столь катастрофическое поражение, причины всегда кроются в факторах политического, значения. В этом отношении сражение под Иеной было предрешено и являлось с военной точки зрения лишь формальностью.

В 1806 году прусская армия рассеялась, по выражению Наполеона, «как осенний туман». То же повторилось с польской армией в 1939 году. Клаузевиц пишет, что Пруссия не рискнула бы в 1806 году выступить, «если бы она подозревала, что первый же пистолетный выстрел явится искрой, брошенной в минный очаг, от взрыва которого она взлетит на воздух»{12}.

Польская военная клика пошла на такое выступление, потому что зарвавшейся, авантюристической политике не дано предвидеть такие перспективы. Если таким образом исход германо-польской войны был предрешен самим соотношением политических величин, то это, однако, не может ослабить интереса к военной стороне события.

По германо-польской войне, разумеется, нельзя судить о характере большой современной войны, о ее действительном напряжении, длительности и перспективах развития. По краткости и стремительности своего исхода в 16 дней эта война имела скорее характер отдельного похода [28] или камлании, содержанием которой явилась одна общая стратегическая операция, проведенная от начала до конца без перерыва в одном маневренном развитии.

Эта война не потребовала введения в дело всех многочисленных и многообразных пружин современной войны и в этом отношении не раскрыла всего ее многоликого образа.

Было бы поэтому чрезвычайно легкомысленно по опыту германо-польской войны делать какие-либо выводы о всеобъемлющем характере современной войны.

Эта война представляет, однако, несомненный интерес и имеет большое значение с точки зрения таких проблем, как:

а) характер вступления в войну;

б) условия, порождающие маневренную войну;

в) оперативное применение и возможности современных средств борьбы, в особенности авиации и мото-механизированных войск;

г) перспективы маневренного развития борьбы вплоть до достижения решающего исхода;

д) способы ведения операций.

Если германо-польская война пролила известный свет на возможное разрешение этих проблем, то она получает все свое значение для изучения характера современной войны.

С этой точки зрения опыт германо-польской войны тем более важен, что она велась между двумя организованными регулярными армиями, в той или иной мере располагавшими всеми современными средствами борьбы, в особенности на германской стороне.

2. Вступление в войну

Характер вступления в войну определяет обычно основные линии, по которым война развивается, по крайней мере в ее первый период. А так как всякое последующее развитие вытекает из предыдущего, то тем самым характер вступления в войну часто определяет ее линии развития в целом. Чтобы получить правильное представление о войне, нужно уяснить себе, как произошло ее открытие.

В этом отношении германо-польская война представляет собой новое явление в истории.

Политический конфликт между Германией и Польшей, вытекавший из условий Версальского договора, по [29] которому Восточная Пруссия была отделена 6т центральной Германии так называемым Польским коридором, возник уже с конца 1938 года. Его напряжение нарастает долгие месяцы. С лета 1939 года уже назревает вооруженное столкновение. А с конца лета обе стороны открыто угрожают друг другу, говорят о неизбежности вооруженного выступления и готовятся к нему.

Однако, когда 1 сентября германская армия с полностью развернутыми силами открыла военные действия, перейдя границы бывшей Польши на всем протяжении, граничащем с Германией, это все же свалилось как небывалая в тиком виде стратегическая внезапность.

Никто не может теперь сказать, когда же произошли мобилизация, сосредоточение и развертывание — акты, которые по примеру прошлых войн и в частности первой империалистической войны обозначены вполне определенными рамками во времени.

Германо-польская война началась самим фактом вооруженного вторжения Германии на земле и в воздухе; она началась сразу, без обычных для практики прошлых войн предварительных этапов.

История столкнулась с новым явлением. После первой империалистической войны военная литература выступила с теорией, но которой война открывается особо предназначенной для этого «армией вторжения»; под ее прикрытием должны затем развернуться и вступить в борьбу главные силы страны. По этой схеме мобилизация и сосредоточение основной массы сил проводятся уже после начала войны, т. е. еще так, как это происходило в 1914 году. Вступление в войну получает, таким образом, эшелонный характер: сначала выступает армия вторжения, а затем массы главных сил.

«Теория армии вторжения» сразу подверглась серьезной критике. В сущности практически она никем не была принята на веру.

В противовес армии вторжения, как первого эшелона вооруженных сил, германская военная печать писала:

«Стратегия завтрашнего дня должна стремиться к сосредоточению всех имеющихся сил в первые же дни начала военных действий. Нужно, чтобы эффект неожиданности был настолько ошеломляющим, чтобы противник был лишен материальной возможности организовать свою оборону».

Иными словами, вступление в войну должно приобрести характер оглушительного подавляющего удара, использующего, как это писал Сект, «каждую унцию силы». [30]

Для такого удара даже неприменимо положение, что обрушивается в первые часы войны; наоборот, первые часы войны наступают потому, что обрушился этот удар.

При этом отбрасывается старая традиция, согласно которой нужно, прежде чем ударить, предупредить об этом. Война вообще не объявляется. Она просто начинается заранее развернутыми вооруженными силами. Мобилизация и сосредоточение относятся не к периоду после наступления состояния войны, как это было в 1914 году, а незаметно, постепенно проводятся задолго до этого. Разумеется, полностью скрыть это невозможно. В тех или иных размерах о сосредоточении становится известным. Однако от угрозы войны до вступления в войну всегда остается еще шаг. Он порождает сомнение, подготавливается ли действительное военное выступление или это только угроза. И пока одна сторона остается в этoм сoмнeнии, другая, твердо решившаяся на выступление, продолжает сосредоточение, пока, — наконец, на границе не оказывается развернутой огромная вооруженная сила. После этого остается только дать сигнал, и война сразу разражается в своем полном масштабе.

Так началась германо-польская война. Она вскрыла совершенно новый характер вступления в современную войну, и это явилось в сущности главной стратегической внезапностью для поляков. Только факт открывшихся военных действий разрешил, наконец, сомнения польских политиков, которые своим чванством больше всего войну провоцировали, но в то же время больше всех оказались захваченными врасплох.

3. Ошибки польского командования

Польское командование допустило также стратегические ошибки и просчеты, которые не могут быть поставлены в непосредственную зависимость исключительно от внутренней политической гнилостности бывшего польского государства. Они коренятся в поразительном непонимании новых условий, в которых может произойти вступление в современную войну.

В этом отношении войну проиграл прежде всего польский генеральный штаб. показавший пример чудовищного непонимания стратегической обстановки и в корне неправильной ее оценки. Огромную ошибку в оценке стратегической обстановки совершил французский генеральный [31] штаб при вступлении в войну 1870 года. Польские стратеги, однако, далеко превзошли печальные исторические уроки своих учителей. Ошибки польского командования могут быть сведены к трем основным.

1. На польской стороне считали, что главные силы Германии будут связаны на западе выступлением Франции и Англии и не смогут сосредоточиться на востоке. Исходили из того, что против Польши будет оставлено около 20 дивизий и что все остальные силы будут брошены на запад против англо-французского вторжения. Так велика была вера в силу и быстроту наступления союзников. Таким образом, план стратегического развертывания Германии в. случае войны на два фронта представлялся совершенно превратно. Так же оценивались и возможности Германии в воздухе. Наконец, твердо рассчитывали на непосредственную эффективную помощь Англии воздушными и морскими силами. Бесследно прошли исторические уроки прошлого, уже не раз показавшие подлинную цену обещанной помощи Англии, которая всегда умела воевать только чужими солдатами.

Из всех этих ложных расчетов делают еще более ложные выводы. Считают возможным обойтись чуть ли не одной армией мирного времени. С мобилизацией второочередных дивизий поэтому не спешат. Но об этом широко оповещают, объявляя о мобилизации двухмиллионной армии. Такой дезинформацией думали напугать противника. Однако эффект получился совершенно обратный, так как германское командование сосредоточило в ответ еще большие силы против Польши.

2. На польской стороне считали, что в отношении активных действий со стороны Германии речь может идти только о Данциге и даже не о всем Данцигском коридоре и Познани, отторгнутых от Германии но Версальскому договору. Таким образом, совершенно не уяснили себе действительных целей и намерений противника, сводя весь вопрос уже давно назревшего конфликта к одному Данцигу.

Поэтому о Силезском направлении, откуда на самом деле последовал главный удар германской армии, весьма мало заботились.

3. На польской стороне считали, что Германия не сможет сразу выступить всеми предназначенными против Польши силами, так как это потребует их отмобилизования и сосредоточения. Предстоит, таким образом, еще [32] такой начальный период, который даст возможность ноликам захватить за это время Данциг и даже Восточную Пруссию.

Таким образом, мобилизационная готовность Германии и ее вступление в войну сразу всеми предназначенными для этого силами остаются невдомек польскому генштабу.

Поляки не разобрались в стратегической обстановке, и это явилось уже проигрышем, по меньшей мере, первого этапа войны, а то и всей войны.

В этом отношении война для Польши была проиграна еще ранее, чем началась.

4. Польский план стратегического развертывания

Глубокое непонимание всей стратегической обстановки привело польское командование к совершенно эфемерному плану стратегического развертывания. Польское развертывание против Германии было несомненно поставлено в весьма сложные условия.

Эти условия являются более трудными, чем те, в которых находилось стратегическое развертывание русской армии в Польше в 1914 году. Полякам приходилось против Германии обеспечивать фронт протяжением в 800 км, от Балтики до Бескидов (западные отроги Карпат). Кроме того, на севере оставалась еще Восточная Пруссия, граница с которой составляла протяжение в 300. км.

Изломанное, охватывающее начертание границы, неизбежно вызывавшее развертывание в разных направлениях, и необеспеченность восточной границы с Советским Союзом создавали на самом деле общее протяжение фронта развертывания в 2 500 км. Чтобы полностью обеспечить такой огромный фронт, потребовалось бы по меньшей мере 200 дивизий. Такими силами Польша, конечно, не располагала.

Сложность польского развертывания против Германии определялась и тем обстоятельством, что бывшая Польша за все время своего плачевного существования готовилась к войне не на западе, а на востоке, против Советского Союза. Ее западная пограничная полоса не расценивалась как операционная база. Она являлась скорее тыловой базой, вовсе не рассчитанной на роль театра военных действий. Она не имела никаких укреплений, но зато была обильно насыщена тыловыми базами и складами. К тому [33] же на западе бывшей Польши находились все военно-экономические объекты и центр польской промышленности. В Верхней Силезии находились: 95% польской каменноугольной добычи, 10 цинковых и свинцовых заводов, поставлявших 100% цинка и свинца (108 тысяч тонн в год), и азотные заводы, дававшие 50% всей польской продукции азота. В общем на западе находилась вся экономическая база бывшей Польши. Через западные районы проходили и все пути связи и торговли с Западной Европой.

Таким образом, развертываясь на запад против Германии, поляки принимали войну своим тылом, а не фронтом.

Уже это одно обстоятельство заставляло, казалось, к развертыванию на западе подходить с особой осмотрительностью. Впрочем, если вопрос касался одного Данцига, вое эти условия оставались, разумеется, вне оценки.

Не менее сложными были и сами оперативные условия развертывания. Операционные направления на западе и в особенности в Данцигском коридоре смотрели друг другу в тыл и охватывались. Направление прямо на Данциг было сжато в тисках с двух сторон. Направление из коридора в Восточную Пруссию подвергалось угрозе с тыла из Померании, и наоборот. В этом отношении использование Данцигского коридора как операционной базы являлось исключительно трудной стратегической задачей. О ней Вейган как-то сказал: «Коридор поставит перед польским командованием неразрешимые задачи, так как оборона его — дело совершенно невозможное».

Наконец, развертывание в Познани охватывалось: справа — из Померании и слева — из Силезии. А развертывание на левобережье Вислы в целом охватывалось: из Восточной Пруссии — с севера и из Словакии — с юга. Таковы были общие оперативные условия польского развертывания на западе. Здесь было над чем задуматься генеральному штабу, от которого требовалась особая прозорливость стратегического искусства. Но об искусстве приходится в данном случае меньше всего говорить. К плану стратегического развертывания на польской стороне подошли с убогостью, которая находит себе равный пример в истории разве только в развертывании австрийцев против Пруссии в 1866 году в Богемии, когда армия Бенедека была также охвачена с разных сторон и разбита.

В основу польского стратегического развертывания в сентябре 1939 года был положен наступательный план, [34] ставивший своей задачей захват Данцига и Восточной Пруссии. Стратегическое чванство, лишенное всякой реальной почвы, было этим планом доведено до высшего апогея своей карикатурности.

Польша выставила против Германии около 45 пехотных дивизий. Кроме того, она имела 1 кавалерийскую дивизию, 12 отдельных кавалерийских бригад, 600 танков и всего около 1000 действующих самолетов. Все это составило численность примерно в 1 000 000 человек.

Польша имела около 3 миллионов обученных солдат, более половины которых прошли обучение после 1920 года. Однако огромная часть этого обученного запаса совершенно не была использована. В итоге до 50% лиц, годных для военной службы, остались в сентябре 1939 года вне армии.

Польские силы были развернуты примерно в следующей группировке:

6 пех. дивизий — в районе Гродно, Белосток против юго-восточной границы Вост. Пруссии.

7 — 8 пех. дивизий — к северу от Варшавы, опираясь левым флангом на Модлин, против южной границы Вост. Пруссии.

2 — 3 пех. дивизии — в сев. части коридора, против Данцига.

4 — 5 пех. Дивизии — в южной части коридора в районе Грауденц, против юго-западной границы Вост. Пруссии.

7 — в дивизий — в Познани с назначением действовать на, север во фланг германским силам из Померании или повернуться на юг, в случае германской угрозы из Верхней Силезии.

8 дивизий — прикрывало Лодзь с юго-запада, простираюсь левым флангом до Ченстохова. 5 дивизий — прикрывало Краков.

Около 4 — 5 дивизий было оставлено в резерве в районе Варшавы и Перемышль, Львов.

Кавалерия была распределена главным образом между северными группами войск и группой, сосредоточенной в Познани.

Таким образом, вся польская армия, не считая прикрытия на восточной границе и резерва внутри страны, составила 6 — 7 отдельных групп и была своей основной частью обращена фронтом на север, против Данцига и Восточной Пруссии. Сильная Познанская группа войск составила как бы стратегический резерв и, в мечтах кое-кого из стратегических фантазеров, видимо, должна была победоносно войти в Берлин, от которого ее отделяло [35] расстояние всего в 150 км. На деле эта группа была самим своим назначением обречена на. выжидание. Тем самым поляки сразу отказывались от самостоятельной наступательной инициативы в использовании значительной части своих войск, неизбежно предопределяя, что они будут действовать так, как это продиктует противник. Таков обычный удел тех сил, которые резервируются без определенного назначения и активной цели.

Вся масса развернутых войск была очень плохо управляема, и штабы оперативных групп представляли едва околоченные организмы. Наконец, все войска оставались в открытом поле. Никаких укреплений местности, опорных пунктов и оборонительных рубежей не было, за исключением укрепленного пункта Кульм на р. Висла в Данцигском коридоре и крепости Модлин у слияния рек Висла и Зап. Буг. Не было также сделано ни одной серьезной попытки возвести полевые укрепления в дни, оставшиеся до открытия военных действий. Польский генштаб беспечно заявлял, что в этом-де нет никакой нужды: война будет проведена как маневренная.

Так польская армия шла навстречу урагану, который готовился ее смести.

В представлении некоторых исследователей германо-польской войны польское развертывание рисуется иногда как не лишенное определенного стратегического смысла. Оно расценивается даже как основанное на определенной стратегической перспективе развития войны.

Так, американец Эллиот считает, что поляки строили свое развертывание в трех эшелонах:

1-й эшелон — войска, прикрытия непосредственно у границы, представленные, главным образом, массой кавалерия.

2-й эшелон — три армии — в коридоре, в районе Лодзи и в районе Кракова, общей численностью в 30 пех. дивизий и 14 кав. бригад.

3-й эшелон — главная масса 50 дивизий мобилизуемых восточнее Вислы.

2-й эшелон должен был принять на себя удар н выжидательными действиями выиграть время, пока 3-й эшелон изготовится, сосредоточится на левобережье Вислы и вступит в борьбу.

Ни факты, ни последующие действия польского командования не указывают на то, что такой план развертывания действительно имелся в виду и осуществлялся. [36]

Он требовал, во всяком случае, чрезвычайно развитой мобилизационной системы, которой у поляков как раз не было. Именно мобилизация всех сил в Польше не была организована и явно запаздывала.

Общая мобилизация была объявлена только 30 августа, т. е. накануне германского вторжения. Ей не суждено было осуществиться, под ударами уже начавшейся войны она только внесла страшный хаос. Железные дороги и грунтовые пути стали забиваться призванными резервистами, двигавшимися навстречу уже начавшим отход войскам. Вся эта печальная картина показала, что если наступление состояния войны застает современную армию в неотмобилизованном виде, то вовсе нельзя уже рассчитывать на возможность ее отмобилизовать, сосредоточить и организованно вступить в войну.

В этой обстановке с утра 1 сентября последовало одновременно воздушное и наземное вторжение развернутой германской армии по всему фронту и именно главными силами из Силезии, откуда противника меньше всего ожидали.

Никакого начального периода войны не было. Никаких стратегических предисловий и предварительных действий. Война началась сразу в развернутом виде и полным ходом. Именно этот момент внезапного открытия военных действий широким фронтом и всеми развернутыми силами на польской стороне прогадали.

При уже указанных ошибках польского генштаба это создало обстановку полной стратегической растерянности, скоро перешедшей в общее смятение. Польская армия была захвачена врасплох самой формой внезапного вторжения вооруженных сил Германии, и это нанесло ей непоправимый и самый решительный удар.

5. Германское развертывание

При исследовании событий германо-польской войны возникает, естественно, вопрос, как было возможно почти полуторамиллионную армию скрыто и незаметно сосредоточить на польской границе и развернуть для вторжения по всему фронту.

В сущности ничего особенно скрытого в этом не было. Сосредоточение германских сил нарастало из месяца в месяц, из недели в неделю. Чтобы определить срок его начала, надо обратиться еще к 1938 году, к периоду, последовавшему после присоединения к Германии Чехии и [37] Моравии. Когда силы накапливаются столь постепенно, сначала в одном, потом в другом и затем в третьем районах, — процесс сосредоточения не получает какого-то самостоятельного выражения во времени и поглощается рядом других, сопровождающих его событий.

Опустив поочередно палец сначала в сосуд с холодной, а затем с горячей водой, можно сразу установить разницу в температуре. Но, опустив палец в сосуд с водой, постепенно согреваемой на слабом огне, очень трудно установить постепенное изменение температуры.

Так и сосредоточение, сжатое в коротком времени и создающее исключительное напряжение в работе транспорта, становится доминирующим явлением в данный период и может быть легко засечено.

Однако сосредоточение, производимое постепенно и последовательно и растянутое во времени, очень трудно поддается учету, вернее, рассредоточивает и притупляет наблюдение. А такой именно характер носило сосредоточение германских армий.

Это сосредоточение не было больше одним единым, ограниченным во времени актом, который начинается и кончается в определенные, заранее рассчитанные часы и продолжительность которого может быть противником примерно высчитана.

Сосредоточение приобрел о глубокий характер. Его начала вообще никто не может зафиксировать. Его продолжение оставляет всегда сомнение, подготавливается ли действительное вооруженное выступление или это только подкрепление дипломатической угрозы. Его конец обнаруживает только сам факт вооруженного выступления.

Так современная война начинается ранее вооруженной борьбы. [38]

Разумеется, уже с начала. 1939 года задача польского генштаба заключалась в том, чтобы неустанно следить за накоплением германских сил в Восточной Пруссии, Данциге, Померании, Силезии и Словакии, отмечать каждый новый факт сосредоточения, периодически суммировать все установленные факты и делать из них все необходимые выводы. Если этого не было, то нет ничего удивительного, что в один прекрасный день Польша увидела на своих границах огромные развернувшиеся силы германской армии. Впрочем, одно остается несомненным: при фактической готовности всей военной системы уже в мирное время, при скрыто развернутых командных инстанциях, при коротких путях сосредоточения и широком использовании авиатранспорта — можно в современных условиях очень многое сделать скрыто, легко достигнув большой внезапности. Что же касается быстроподвижных мото-механизированных войск, то при их дислокации на передовом театре угрозу их внезапного сосредоточения следует вообще усматривать в самом факте их существования. Эти войска на моторе, сделав накануне или даже в последнюю ночь марш до 100 км, оказываются на самой границе только в тот момент, когда решено ее перейти и вторгнуться в пределы противника.

Следует, несомненно, признать, что германскому командованию удалось в последний период перед 1 сентября с большой быстротой сосредоточить и развернуть мощную армию.

Стратегическая цель германского командования шла, конечно, гораздо дальше Данцига и заключалась в полном разгроме польской армии, возвращении отторгнутых по Версальскому договору провинций и уничтожении всякой угрозы для Германии на востоке.

Для этого было всего сосредоточено: около 55 пехотных дивизий{13}, 5 танковых дивизий, 4 моторизованных дивизии и 4 легких дивизии, т. в. всего 13 механизированных и моторизованных дивизий.

В целом это составило около 1 500 000 чел. и 3500 танков. Воздушные силы образовали две воздушные армии в составе около 2500 самолетов. 1В целом развернутые германские силы имели превосходство над полякам и в соотношении:

по живой силе — 4 : 3

по танкам — 6 : 1

по авиации — 2,5 : 1

Если учесть это соотношение сил, выгоду охватывающего положения и незаконченную мобилизацию у поляков, то на германской стороне были, естественно, большие преимущества. Они вытекали, однако, и из преимущества самой германской военной организации. [39]

Германские вооруженные силы, развернутые против Польши, составили две армейские группы — северную и южную и пять армий, примерно в следующей группировке:

Южная армейская группа «А» под командованием генерала Рундштедта:

14-я армия ген. Листа — в Верхней Силезии, на Краковском направлении.

10-я армия ген. Рейхенау — в районе Крейцбург, на направлении Чецстохов, Радом.

В состав этой армии входила мото-мехгруппа ген.Гота. 8-я армия ген. Бласковиц — в районе Бреславль, на направлении Лодзь.

Всего в состав Южной армейской группы входило около 35 пех. дивизий, 3 бронетанковые дивизии, 3 моторизованные дивизии и 3 легкие дивизии.

Северная армейская группа «Б» под командованием генерала Бок:

3-я армия ген. Кюхлера — в Вост. Пруссии.

4-я армия ген. Клуге — в Померании, против Данцигского коридора.

В состав этой армии входила сначала мото-мехгруппа генерала Гудериана, действовавшая затем на левом фланге 3-й армии.

Всего в состав Северной армейской группы входило около 20 пех. дивизий, 2 бронетанковые дивизии, 1 мотодивизия, 1 легкая дивизия и 1 кав. бригада.

На фронте каждой армейской группы действовала одна из двух воздушных армий, которые были, однако, объединены под управлением самостоятельного командования военно-воздушными силами.

Между Южной и Северной армейскими группами против Познани, вдававшейся выступом в территорию Германии, оставался свободный промежуток протяжением до 200 км, который наблюдался лишь ландвсрными войсками, предназначенными для последующего занятие Познанского района.

В общем весь фронт развертывания пяти германских армий занял протяжение до 800 км и образовал полуокружность, глубоко охватывающую с севера и юго-запада западную и центральную части Польши. Это было обусловлено географическим начертанием границ и давало германским армиям большие преимущества, так как [40] позволяло наступление вести по сходящимся направлениям, отбрасывая части польской армии друг на друга, чтобы их охватить и окружить. С такого охватывающего положения германские армии начали общее наступление.

Подобное же развертывание на широком охватывающем фронте имело уже раз место в истории в австро-прусскую войну 1866 года. Тогда три прусские армии, общей численностью около 300 000 чел., развернулись на фронте в 400 км и с различных направлений из Саксонни и Силезии вторглись в Богемию, достигнув разгрома равной по численности армии австрийцев. Через 70 с лишним лет, с совершенно новыми боевыми средствами, 5 армий, общей численностью в 1 500 000 чел., развернулись на вдвое большем фронте — в 800 км, располагая совершенно новыми возможностями для осуществления концентрического наступления с разных сторон.

В основе германского развертывания лежал единый оперативный план, делавший ставку на быструю маневренную войну. Для этого были свои определенные предпосылки, заключавшиеся в полном отсутствии укреплений мирного времени в западной части Польши, в доступной и в общем открытой местности, в значительном превосходстве в воздухе и в большом ядре быстроподвижных войск. Разумеется, у противника оставался еще целый ряд сильных естественных рубежей и среди них такой серьезный рубеж, как линия рек Нарев, Висла и Сан. Особенно большое препятствие для действий из Восточной Пруссии на юг представляла река Нарев с широкой, лесистой, заболоченной долиной и отдельными укреплениями, оставшимися еще со времен первой империалистической войны. Этот рубеж действительно задержал германцев дольше, чем все остальные. Однако от быстроты и самого способа ведения операции зависело, в какой степени противнику удастся использовать все те возможности, которые ему предоставляли условия местности.

Ставя несколько последовательных задач, оперативный план германского командования целеустремленно вел к окружению и уничтожению всей польской армии.

Предполагалось сначала отрезать польские силы в Данцигском коридоре и занять его совместными действиями 4-й и части 3-й армии Северной армейской группы. 4-я армия должна была форсировать Вислу у Бромберга и по объединении с 3-й армией, наступающей из Восточной Пруссии, продолжать наступление вместе с ней по [41] правобережью Вислы на Варшаву с севера и в обход — с востока.

Между тем, с юга наступление должно было развиваться по оси Ченстохов — Радом, в обход Варшавы с юга. Главная роль возлагалась на наиболее сильную центральную 10-ю армию Рейхенау.

Наступление армии Рейхенау должны были обеспечивать: с юга армия Листа на Краковском направлении, а с севера армия Бласковица, имевшая задачу наступать в общем направлении на Лодзь.

Таким образом, вся польская армия, развернутая к западу от меридиана Варшавы, должна была быть охвачена с севера и юго-запада и окружена на левобережье Вислы. 1В частности действиями 4-й армии из Померании и армий Южной армейской группы польская познанская армия, которая вовсе не атаковывалась с фронта, сразу бралась в клещи с севера и юга. Имелось, также в виду, что словацкие войска должны продлить правый фланг 14-й армии для более глубокого удара в левый фланг поляков, по кратчайшему направлению на Самбор — Львов.

В течение операции, когда некоторым частям польской армии все же удалось ускользнуть от окружения на западном берегу Вислы, охватывающий удар 3-й армии из Восточной Пруссии и армии Рейхенау с юго-запада — с мото-механизированными группами Гудериана и Гота на их заходящих флангах — распространился дальше на восток через р. Вислу до Западного Буга, где и замкнулось кольцо окружения. Это явилось только естественным развитием начального плана, на основе которого развернулась одна единая стратегическая операция, от начала до конца проведенная по одному оперативному замыслу.

Весь германский план являлся, таким образом, широко задуманной операцией по внешним линиям, преследовавшей цели полного окружения и уничтожения противника.

Все стремительное развитие германского наступления, приведшего через 16 дней к полной ликвидации польской армии, может быть в общем разбито на три фазы.

1-я фаза заняла четыре дня, с 1 по 4 сентября, и ознаменовалась на всем фронте германского вторжения решительным пограничным сражением, приведшим к поражению и началу отхода отдельных групп польской армии по всему фронту.

2-я фаза заняла период времени 5 по 10 сентября и ознаменовалась решительным преследованием уже разрозненных групп польской армии, приведя к их окружению в различных районах.

3-я фаза продолжалась с 11 по 16 сентября и ознаменовалась боями на окружение и уничтожение, приведя к ликвидации всей главной массы польской армии.

Рассмотрим вкратце ход событий в эти три фазы.

6. Первая фаза

1 сентября в 5.45 германские вооруженные силы на всем фронте своего развертывания вторглись в пределы [43] бывшей Польши на земле и в воздухе. Если считать все отдельные воздушные и наземные операции, выполнявшие ряд отдельных, но связанных задач, то германское вторжение открылось семнадцатью отдельными операциями, в целом объединенными общим планом нападения.

Две воздушные армии обрушились сразу на аэродромы польской авиации и главнейшие железнодорожные пути, распространив в первый же день свой удар до линии Белосток, Варшава, Виола, Сан. Борьба за господство в воздухе была проведена со всей решительностью.

Уже в течение первых 48 часов после открытия военных действий, было уничтожено не менее одной трети польской авиации, застигнутой врасплох на ее аэродромах. Через несколько дней большая часть ее лежала в обломках у своих ангаров.

Это сразу отдало германской авиации полное господство в воздухе, которым она затем безраздельно владела вплоть до окончания кампании.

Одновременно был парализован железнодорожный транспорт, и с восточного берега р. Висла на запад вскоре не мог приходить ни один поезд.

Польская армия, развернутая на левобережье. Вислы, была изолирована от центра страны и своих источников питания, если такие к востоку от Вислы оставались.

Этот подавляющий удар с воздуха сыграл решающую роль для развития операции и должен рассеять всякие сомнения о значении глубоких самостоятельных действий авиации в современной войне, если только эти действия целеустремленно направлены на те объекты, от которых зависит жизнеспособность и устойчивость армии противника. Именно жизнеспособность и устойчивость, которые по политическим условиям были у польской армии вообще невелики, оказались у нее вовсе парализованными в первые же дни войны действиями германских воздушных сил.

Между тем на земле пять германских армий, поддержанных другой частью авиации, атаковали польские силы по всему фронту. На огромном протяжении произошло пограничное сражение, которое по своему масштабу, решительности, значению и полностью введенным в пего силам приняло подлинный характер нового современного генерального сражения{14}. [44]

Поляки сделали отчаянную попытку принять удар и оказать сопротивление. На некоторых направлениях, в особенности у Млавы и на р. Карта, бои приняли ожесточенный характер. Однако ошеломленные атакой со всех направлений, плохо управляемые и не имея никаких подготовленных позиций (не только в инженерном отношении, но и просто в смысле их заблаговременного выбора), польские войска противостоять германским армиям не могли. Только на путях к Цареву, куда из Восточной Пруссии наступали части 3-й германской армии (правофланговые ее части наступали в Данцигcкий коридор на соединение с 4-й армией, шедшей из Померании) и где условия местности затрудняли быстрое развитие германского наступления, сопротивление поляков приняло сначала более организованный и устойчивый характер. В целом, однако, генеральное пограничное сражение было польской армией проиграно, и после первых 3 — 4 дней она была вынуждена к отходу по всему фронту.

4 сентября германцы взяли Млаву. Были захвачены Данцигский коридор н важный железнодорожный узел Диршау. 4-я армия, предшествуемая на правом фланге мото-мехгруппой Гудериана, форсировала Вислу у Кульмя. Польские силы в Данцигском коридоре оказались тем самым отрезанными. На фронте Южной армейской группы армия Рейхенау взяла Ченстохов и после двухдневного боя прорвала польское расположение на р. Варта. При этом мото-мехгруппа Гота ворвалась уже на третий день в глубину на 100 км, охватив расположение поляков на р. Варта. Этим маневром к юго-западу от Ченстохова была уничтожена 7-я польская дивизия, а командир ее генерал Гонсеровский был взят в плен.

Как и следовало ожидать, совершенно не у дел оказалась в эти дни Познанская группа поляков. Она не была атакована о фронта; весь германский удар из Померании и Силезии вовсе ее не затронул, обтекая ее с севера и куга. Познанская группа могла ударить на север, во фланг 4-й германской армии, но там ей пришлось бы встретиться с мото-мехгруппой Гудериана. Она могла повернуться на юг, во фланг армии Бласковица, но эта армия ее уже сама обходила. Разумеется, в том и другом обстоятельстве еще не было ничего страшного, требовались лишь оперативная решимость и определенный план действий. Но не было ни того, ни другого. Каков был план действий польского командования после того как обнаружилось вторжение германцев по всему фронту, остается неизвестным. [45]

Вернее, такого плана вообще не было. Так польская Познанская группа волею судеб осталась пассивным зрителем генерального сражения на границе и вовсе не приняла в нем участия. Она ничего не сделала и, протоптавшись на месте несколько дней, начала медленно отходить на Варшаву когда в сущности было поздно, потому что к этому времени она была уже обойдена с севера группой Гудериана, а с юга армией Бласковица. Таков обычный удел армии стратегического резерва, выдвинутой к фронту с самым неопределенным назначением. Опоздание отхода Познанской армии сыграло решающую роль для всего последующего развития событий и положило в сущности начало назревавшей катастрофе.

Пока что проигрыш пограничного сражения означал для поляков огромное поражение, а в их условиях — и начало развала.

Прежде всего окончательно провалился их план стратегического развертывания, построенный на расчете наступления на Восточную Пруссию и Данциг. Создалась совершенно иная стратегическая обстановка. Со всех направлений нагрянул маневренный вал, и в итоге проигранного пограничного сражения он грозил продолжать свое вращение в глубину. Предстояло принять совершенно новое стратегическое решение, которое в создавшихся условиях требовало, прежде всего, создания фронта, организации сопротивления и остановки надвигающейся лавины. В занятии организованного фронта обороны на выгодном естественном рубеже заключался единственный способ борьбы, который могли избрать поляки.

Совершенно очевидно, что армия, слабо мото-механизированная и слабая в воздухе, не должна допускать своего вовлечения в маневренную войну с противником, сильным своими мото-механизированными войсками и господствующим в воздухе. Единственная возможность борьбы такой армии заключается в использовании естественных препятствий и организации линии обороны. До сих пор это обычно удавалось. Это удалось в 1914 году на Марне, это удалось в Испании в 1936 году на р. Мансанарео. Поляки располагали не менее выгодными рубежами. Линия Нарева, Вислы и Сана являлась как бы естественным барьером. Заняв его, можно было еще остановить вращение германского маневренного вала. Но, во-первых, нужно было этого желать, во-вторых, нужно было за это бороться, в-третьих, нужно было для этого иметь возможности и, в-четвертых, это должен был позволить противник. [46]

Если первые два условия имели субъективный характер, то последние два зависели больше от факторов объективного значения.

Германо-польская война показала, как существенно изменились эти факторы в современных условиях под влиянием новых средств борьбы и их быстродейственности.

Польской армии не удалось создать фронта и остановить вращение маневренного вала. Причина этого заключалась прежде всего главным образом в ее небоеспособности, вытекавшей из несостоятельности польского государства. Но на этом общем фоне, на котором протекала германо-польская война, вскрылись и некоторые новые закономерности в развитии современных операций, проведенных новыми средствами борьбы.

7. Вторая фаза

На 5 сентября весь польский фронт, разорванный и расстроенный, дрогнул и стал отходить. Отход начался без всякого плана, без всяких установленных намерений, без всякой перспективы. Он принял поэтому самый неорганизованный характер и проходил самотеком.

Германские армии повели стремительное преследование, развивавшееся без перерыва на все большую глубину. Были брошены многочисленные моторизованные колонны войск инженерных, понтонных и связи, которые исправляли мосты и дороги, наводили переправы и прокладывали вслед за наступающими частями линии связи. Противнику нигде не была дана возможность собраться, организоваться и создать сопротивление. Он под конец принужден был к бегству и, никем не управляемый, стал рассыпаться под жестокими ударами с воздуха и на земле.

Германские воздушные армии частью сил продолжали подавление польской авиации, тыла, транспорта и центров управления, вынося свои удары все дальше на восток по мере продвижения линии фронта на земле. Однако значительная часть воздушных сил, в целях непосредственной поддержки наземных войск, резко сократила радиус своих действий и перенесла теперь свои удары на отступающие польские войска, нанося им огромные потери. Эскадрильи штурмовиков и истребителей рассеивали отступающие колонны польских войск, отрезая им пути отступления.

Все это привело на земле к событиям, которые определили начало разгрома всей польской армии. [47]

На левом фланге германского фронта, где бои вели лишь левофланговые части 3-й германской армии, наступление развивалось, правда, медленно. 5 сентября был взят Цеханов; но, отступая к Нареву, противник оказывал особенно упорное сопротивление. На своем крайнем правом фланге поляки предприняли даже кавалерийский набег в Восточную Пруссию. Эта попытка была быстро ликвидирована. Тем не менее все это имело для поляков большое значение, так как обеспечивало их наиболее важный правый фланг, где германцы могли по кратчайшему направлению из Восточной Пруссии скорее всего создать непосредственную угрозу Варшаве и всему тылу польской армии. Это обстоятельство, казалось, могло быть выгодно использовано, чтобы создать фронт и к югу от Варшавы.

Однако события на остальных направлениях развивались с такой стремительностью, что возможность эта в условиях общей нераспорядительности польского командования все более терялась.

Положение принимало действительно катастрофический характер.

6 сентября в Данцигском коридоре были взяты укрепления у Кульм и уничтожены, отрезанные с юга, 9-я и 27-я польские дивизии и вместе с ними танковый батальон, два егерских батальона и поморская кавалерийская бригада. При этом было захвачено около 15 тысяч пленных и 90 орудий. Войска 4-й армии, перешедшие через Вислу, соединились с 3-й армией и повели теперь наступление общим фронтом по правобережью Вислы на юго-восток. Им предшествовала мото-механизированная группа Гудериана, которая по тылам 3-й армии, вдоль границы Восточной Пруссии, перешла на ее левый фланг. Она сделала за полтора суток 200 км и 7 сентября сосредоточилась для глубокого удара через Нарев на Брест-Литовск. Таким образом, выполнив свою первую задачу занятия Данцигского коридора и ликвидации сосредоточенных в нем польских войск, Северная армейская группа развернулась для глубокого маневра в обход района Варшавы и течения р. Висла с востока. Этот маневр поэтому и развился несколько позднее.

На фронте Южной армейской группы преследование достигло сразу широкого размаха и большой глубины. Особенно большие результаты были достигнуты центральной армией Рейхенау, предшествуемой мото-механизированной группой Гота. Справа от нее армия Листа взяла 6 сентября Краков и, выбросив вперед свои моторизованные [48] части, Продолжала большими маршами продвигаться К Сану. Восточно-Силезский промышленный район был полностью занят германскими войсками. Слева армия Бласковица, увидев к северу от себя отходящую Познанскую армию поляков, которую она уже опередила с юга, совершила резкое захождение правым плечом на север и полностью обошла противника. Так около восьми польских дивизий и трех кавалерийских бригад, к которым присоединились отдельные польские части, успевшие отойти из коридора, оказались вскоре прижатыми к Висле в районе Кутно и обойденными с севера по правому берегу реки 4-й германской армией и с юга — армией Бласковица. Между тем армия Рейхенау развивала глубокое преследование прямо на восток, северо-восток в общем направлении на Радом, обтекая Силезскую группу поляков с севера. Ей предшествовала группа Гота. Она могла быть брошена с менее глубоким обходом прямо в тыл Познанской группе поляков. Однако такое использование быстроподвижных войск считалось, видимо, слишком ограниченным. При наличии столицы противника в глубине, захват которой должен был; несомненно, иметь решающее значение, группа. Гота получила другое назначение. Еще с р. Варта она была брошена прямо на Варшаву. Она обогнала отступавшие польские войска и опередила фронт армии Рейхенау на расстояние до 150 км.

8 сентября бронетанковые части группы Гота подошли к Варшаве. По пути танковая дивизия генерала Рейнгарта опрокинула 21-ю польскую дивизию и одну кавалерийскую бригаду. Эта танковая дивизия первой прорвалась к Варшаве, проникнув в западное предместье города. Она встретила, однако, возведенные на улицах баррикады, была обстреляна и должна была остановиться. На 9 сентября была назначена атака. Она велась по двум улицам города двумя танковыми полками, поддержанными пехотой стрелковой бригады дивизии. Танки прорвали четыре линии баррикад и подошли к главному западному вокзалу Варшавы. Но здесь они были вновь остановлены препятствиями и огнем. Поддерживающая пехота была слишком слаба, чтобы обеспечить дальнейшее продвижение танков по городу. Поэтому был отдан приказ отойти, и танковая дивизия очистила город. Для самостоятельного ведения борьбы в его пределах новые быстроподвижные средства еще не были приспособлены-. Однако прорыв на Варшаву имел огромное стратегическое значение. Это был первый пример самостоятельного применения бронетанковых [49] войск, выброшенных сильным ядром далеко вперед фронта.

В страну противника и в тело его армии глубоко вонзилось острие бронированных машин. Это внесло ужас и смятение. При первых же сведениях, что на Варшаву мчатся колонны танков, польское правительство еще 5 сентября бежало в Люблин. За ним из Варшавы поспешил Генеральный штаб. Все линии связи оказались прерванными. А польская радиосвязь показала свою полную несостоятельность. После этого никто уже не получал распоряжений, не знал, куда идти и что делать, и оказался предоставленным самому себе. С тех пор польское командование полностью теряет управление и остается штабом без войск. Таковы были стратегические последствия прорыва группы Гота на Варшаву. Эти последствия оказались еще более значительными, когда часть бронетанковых войск из группы Гота спустилась по левому берегу Вислы на юг, обходя район Радома с севера и востока, и когда одновременно другая группа моторизованных войск, также далеко выброшенная вперед, достигла Сандомира на Висле и южнее прорвалась даже на восточный берег реки до Жешува. Этот широкий, глубокий маневр имел огромные оперативные результаты.

Прежде всего у Познанской группы поляков были теперь окончательно перехвачены все пути отхода на Варшаву и она оказалась в полном окружении. Во-вторых, две крупные группы польской армии (Познанская и Силезская) были разрезаны и совершенно изолированы. В-третьих, в районе Радома под ударами с тыла оказались и польские войска, отходившие с р. Варта на восток. Наконец, в-четвертых, создалась уже угроза расположенному в глубоком тылу району Львова.

Однако значительно важнее было то, что благодаря прорыву массы германских быстроподвижных войск в большую глубину польская армия, разорванная на., части и разъединенная, не представляла больше организованной, управляемой массы. Уже три ее группы находились в окружении: одна — в Данцигском коридоре, другая, наиболее крупная, — в районе Кутно, третья — в районе Радома.

Только две группы да флангах — к югу от Нарева и на путях ко Львову — сохраняли еще известную свободу действий, но и они отбрасывались назад под ударами превосходных сил германских войск. 10 сентября германским войскам удалось прорвать линию польских укреплений на Нареве и занять Остров Мазовецкий. После прорыва [50] армии Рейхенау на р. Карта это был второй из двух фронтальных прорывов, имевших место в германо-польскую войну.

Теперь и на правом фланге создалась уже вполне реальная угроза окружения Варшавы с севера и востока. На левом же фланге Силезская группа польских войск, стремительно преследуемых с фронта и угрожаемых справа прорвавшимися моторизованными частями германцев, поспешно отходила к Сану и далее на восток.

В довершение всего с юга через Карпаты в это время появились словацкие войска. Таково было положение по истечении десяти дней после начала войны. В этих условиях всякая возможность создания фронта была утрачена. К этому грозному положению нужно еще добавить, что никакой помощи со стороны Англии, конечно, не последовало. Начавшаяся в Западной Европе война ничем не могла изменить положения; все связи с Западом через Поморье были прерваны, а незначительные силы польского морского флота уничтожены.

Таково было положение на польском театре войны к 10 сентября, когда германский генштаб объявил, что «бои в Польше подходят к кульминационному пункту».

8. Почему поляки не могли создать фронта

Весь ход событий показывает, что поляки не имели возможности создать фронт организованного сопротивления и остановить вращение маневренного вала германского наступления.

Но все же почему создалось такое положение? Почему не могло быть осуществлено то, что удавалось обычно во всех прошлых и ближайших войнах, в которых маневренный вал наступающего в конечном итоге набегал всегда на организованный фронт, перед которым останавливался. Ведь в войне в Испании это удалось достичь даже ничтожными силами под стенами Мадрида. А всякий фронт, если он только организован, начинает выявлять силу современного огня и создает те условия, которые необходимы для хотя бы временной стабилизации положения. Даже временная остановка наступающего дает такие возможности обороне и так меняет положение, что маневренной войне часто наступает конец и на смену ей приходит тяжелая, изнурительная позиционная борьба. Такова ведь была уже столь установившаяся закономерность в развитии хода военных действий, которая, [51] возможно, не раз ещё восторжествует, если война будет вестись старыми методами.

Конечно, несостоятельность всей государственной и военной системы Польши и небоеспособность ее армии были той решающей причиной, которая определила весь исход германо-польской войны.

Однако этот исход с таким же конечным результатом мог принять и иные формы. Были ведь жестокие поражения л в прошлые войны, когда армия, сохранившая, однако, определенный боевой порядок, была просто разбита своим противником на поле сражения.

Польская армия была разбита иначе. Она в сущности даже не смогла принять положение, в котором могла бы быть разбита как. организованная сила. По истечении десяти дней она была просто разодрана на клочья и схвачена со всех сторон по частям.

Столь катастрофическое положение и потеря всяких возможностей для организации сопротивления могли, конечно, наступить лишь под гнетом таких подавляющих ударов, которые вносят общее смятение и хаос и поражают самый мозг армии, перестающей быть организованной силой.

Перед военным исследованием, естественно, возникает вопрос, как это было возможно и в чем здесь причина?

Отвлечемся на минуту от тех форм, которые приняла война в Польше в сентябре 1939 года.

Предположим, что тыл польской армии не был подавлен о воздуха, что транспорт не был парализован ц центры управления не были выведены из строя.

Предположим затем, что быстроподвижные войска германцев не прорвались к Варшаве и Сандомиру, что они не грозили глубоким обходом Варшавы с севера, что они не обогнали колонны отступавших польских войск и не появились в глубоком тылу на их путях отхода.

Все остальное в сложившейся обстановке оставим так, как это возникло после проигранного пограничного сражения; когда польская армия была вынуждена к отходу по всему фронту{15}. Иными словами, предположим такую обстановку отхода поляков, в которой находились [52] англо-французы после пограничного сражения в 1914 году и слабые отряды республиканской армии Испании, когда они отступали в 1936 году к Мадриду.

В такой обстановке польские войска, хотя и разбитые и подавленные, но теснимые только с фронта, могли относительно беспрепятственно совершить отход и занять, наконец, организованный фронт обороны на линии Нарев, Висла, Сан, а возможно, и западнее, на линии Рава, Бзура, Пилица.

Окружения в этом случае, видимо, не могла бы избежать лишь группа войск, оставшихся в Данцигском коридоре., Однако группа к северу от Варшавы могла бы прочно занять сильный рубеж р. Нарев. Познанская группа могла бы отойти на среднюю Вислу, а Силезская группа — на р. Сан. Тогда фронт был бы организован, а под его прикрытием могли быть отмобилизованы все резервные дивизии и укреплен тыл.

Но вот —

а) управление парализовано и выведено из строя; связи с войсками оно больше не имеет;

б) транспорт парализован; все крупные железнодорожные узлы находятся под систематическим бомбардированием с воздуха, подвоза нет и в тылу общий хаос;

в) а главное — в тело всей армии глубоко вонзились острия танковых соединений; между группами отступающих войск они прорвались в глубокий тыл, вплоть до столицы, далеко обогнали отходящие колонны, всюду вышли им в тыл и опередили их на всех важнейших рубежах вплоть до Вислы и Сана.

В этих условиях все возможности для организации сопротивления отпадают. Фронт не может быть создан потому что он уже взорван с тыла. Нельзя ведь ставить забор, если изнутри подрублены его устои.

Глубокая операция, как одновременное поражение всей глубины — операционной базы противника, как быстрое распространение удара в глубокий тыл, реально показала свое огромное действенное значение. Она создала возможность беспрерывного развития маневренного вала и отняла у отступающего всякие условия для сбора своих сил и организации фронта борьбы.

Решающую роль в достижении этих результатов имел новый способ применения современных средств борьбы, главным образом авиации и самостоятельных мото-механизироваиных соединений. [53]

Германская авиация использовалась двояко: для самостоятельных действий стратегического значения — по аэродромам противника, железнодорожным узлам, путям подвоза и важным военным объектам в глубоком тылу и для непосредственного тактического содействия своим войскам — по живой силе противника.

В зависимости от хода борьбы на земле радиус действия авиации то возрастал, то сокращался. Временами, когда узел боевых событий завязывался на каком-либо участке фронта, вся основная масса авиации появлялась на поле боя и подавляющими ударами с воздуха по боевым порядкам противника помогала сломить его сопротивление.

Ни одно сосредоточение польских войск не могло быть выполнено, оно немедленно обнаруживалось германской авиацией и подавлялось. Так, все попытки поляков организовать контратаку каждый раз срывались. Бомбардировщики и штурмовики рассеивали польские войска, прежде чем они оказывались в состоянии начать действовать или принять бой. От этого особенно страдала польская кавалерия.

Действия бронетанковых соединений, как правило, все время поддерживались авиацией. При этом достигалось самое тесное взаимодействие земли и воздуха. Когда, например, бронечасти группы Гудериана, подойдя к Нареву, были встречены огнем тяжелой артиллерии противника, вызванные из Восточной Пруссии бомбардировщики через 20 минут появились над полем боя. При этом одна группа самолетов «Физелер шторх» опустилась в ближайшем тылу поля боя и действовала с полевой посадочной площадки.

Взаимодействие с авиацией было, несомненно, одной из главных причин успеха германских мото-механизированных соединений. В двух случаях, когда танковые часта атаковали без поддержки авиации, они не имели успеха.

Таким образом, непосредственное содействие авиации успеху наземных войск показало свое огромное значение в современном бою.

Это, однако, ни в какой степени не может быть противопоставлено самостоятельному применению авиации, сыгравшему в германо-польской войне решающую роль.

Первые удары германских воздушных сил были направлены против авиации и тыла противника. При этом первые успехи были достигнуты не в воздушных боях, а в действиях против наземных целей, в бомбардировке аэродромов и военных объектов. [54]

Дальние цели важного стратегического значения то с большим, то с меньшим напряжением находились все время под ударами с воздуха. Транспорт, связь и управление были в такой степени парализованы бомбардировкой, что не могли сколько-нибудь нормально функционировать. Это и создало общий хаос и смятение с тылу. Под воздействие с воздуха были взяты и важные экономические объекты, в том числе нефтяные источники в Галиции. Германская авиация бомбардировала их в течение 10 дней подряд, и в конце концов поляки остались без нефти.

Так был подавлен и парализован весь тыл, и это лишило фронт всякой устойчивости и способности к борьбе. Этот решающий результат был достигнут самостоятельными действиями авиации.

Германо-польская война показала, что если современная война и не выигрывается с помощью одной авиации, то во всяком случае без нее она, безусловно, не может быть выиграна.

Без нее глубокие действия быстроподвижных войск на земле также не могли бы получить своего развития, потому что неизбежно встретили бы в глубине подготовленное, ничем не расстроенное сопротивление.

Между тем германские бронетанковые и моторизованные дивизии встречали каждый раз в глубине уже подавленные с воздуха и рассеянные части противника. Только это давало им маневренную свободу при самостоятельном решении боевых задач в глубине в большом отрыве от остальной массы войск.

Так применение авиации показало свое решающее значение для осуществления новых глубоких форм борьбы, лишивших поляков всяких возможностей для создания организованного фронта сопротивления.

Однако, разумеется, без одновременного применения быстроподвижных соединений для глубоких самостоятельных действий этот результат не мог быть достигнут.

Самостоятельное применение бронетанковых и моторизованных дивизий для решения оперативных задач в глубине, далеко впереди фронта общевойсковых пехотных соединений, впервые получило свое практическое применение в германо-польскую войну и сразу придало борьбе характер глубоко отличный от боевых действий прошлых войн. Теория этого вопроса, как существо новых форм глубокой операции, была разработана еще в предшествующие годы. Эта концепция вытекала из самой природы [55] быстроподвижных средств борьбы и требовала только их соответствующей организации и применения{16}. Оперативное построение германских армий на главных направлениях их наступления состояло из двух эшелонов:

1-го эшелона, который можно было бы назвать авангардным, — из бронетанковых и моторизованнъих соединений, которые самостоятельно ломали первую линию сопротивления противника, обтекали его фланги, прорывались в промежутках и врывались в глубокий тыл, и

2-го эшелона, который можно было бы назвать главным, — из главной массы общевойсковых пехотных соединений, которые быстро следовали за первым эшелоном, принимали на себя борьбу с главной массой противника [56] и довершали его разгром в то время, когда он с тыла был уже атакован прорвавшимися бронетанковыми частями.

Такой характер имело наступление 4-й армии, предшествуемой в коридоре мото-мехгруппой Гудериана, и 10-й армии, предшествуемой мото-мехгруппой Гота.

Польский фронт не был сплошным, и быстроподвижные соединения имели много возможностей для прорыва в глубину в свободных промежутках. При этом они не заботились об очистке территории от неприятеля и уничтожении остающихся очагов сопротивления. Это все предоставлялось следующей позади пехоте.

Быстроподвижные соединения сразу выбрасывались вперед на расстояние до 100 км и устремлялись в глубину противника. Ими руководило одно стремление — все дальше вперед, и это в конечном итоге решало исход дела.

Подвоз и питание не создали непреодолимых трудностей, о которых так много говорили. Доставка горючего и боеприпасов была организована по воздуху, и это сыграло огромную роль. Ежедневно на фронт отправлялись транспортные самолеты «Юнкерс», нагруженные бензиновыми баками, которые сбрасывались на парашютах.

Бронетанковые части обгоняли отходящие колонны противника, расстреливая их на ходу. Они не вступали с ними в затяжные бои, не брали пленных и не оставляли за собой груды убитых и раненых. Они опережали отходящего противника на важных рубежах, выходили на его пути отхода и нигде не давали ему возможности организовать фронт борьбы, потому что всюду оказывались в тылу этого франта. Таким образом они создавали противнику несравненно большую угрозу, потому что лишали его возможности принять сражение с главной массой общевойсковых соединений, наступавших с фронта.

Они упреждали сражение и делали его невозможным или бесполезным.

Так, они показали, что не только бой, но и движение может быть на войне решающим фактором, и своей быстротой заменяли силу тем, что всюду предупреждали возникновение фронта, который требует силы для прорыва.

Мото-механизированные соединения «заменяли действия — угрозой, атаку — маневром и преследование — опережением», — так выразился о них один иностранный обозреватель. [57]

Но, более того, мото-механизированные соединения задавали весь тон операции: они чертили на земле ее yзор, придавали ей новые формы и направляли весь ход ее развития.

И это несмотря на то, что они составляли пока меньшее ядро армии. Но так же, как маленький по своей величине руль большого океанского корабля направляет и поворачивает его огромный корпус, так и относительно небольшое ядро быстроподвижных соединений направляло и поворачивало весь ход операции.

Если продолжить это сравнение, то разница заключалась лишь в том, что руль направляет корабль сзади, а быстроподвижные соединения направляли ход операции спереди.

Действуя впереди, мото-механизированные части дали возможность германскому командованию от начала до конца господствовать над обстановкой, диктовать ей свою волю, держать все время инициативу в своих руках и каждый раз вырывать ее у противника.

Значит ли это, что роль общевойсковых пехотных соединений отошла на второй план? Конечно, нет. Немоторизованные соединения, составляющие пока основную массу войск, сохраняют свое огромное значение. И это в такой же мере показала германо-польская война. Пограничное генеральное сражение было в основном выиграно ими. Без них быстроподвижные соединения не имели бы базы для своих действий. Масса пехоты, следуя за мото-механизи-рованными соединениями, была готова всюду проломить фронт, если бы его создание не удалось воспретить. Она, наконец, завершила разгром противника и тактически, т. е. боем разрешала то положение, которое оперативно, т. е. маневром, было для нее подготовлено мото-механизированными войсками.

Таким образом, оперативное взаимодействие двух родов войск нашло свое разрешение. Это придало борьбе совершенно новые, необычные формы.

Во-первых, наступление, которое в прошлом обычно носило характер равномерного продвижения всей линии фронта на данном направлении, приняло форму глубокого вклинения территорию противника на различных па-давлениях.

Во-вторых, это наступление приняло сразу характер преследования, причем такого, которое обгоняло отходящего, предупреждало его на важных рубежах и выводило в его тыл. [58]

В-третьих, борьба, развернулась не на каком-то общем фронте, как это бывало во всех прошлых войнах, а сразу распространилась на большую глубину; она, стало быть, не носила линейных форм и приняла глубокий характер.

В итоге польские войска были разъединены и разорваны по частям; всюду предупрежденные германскими мото-механизированными частями, они имели их у себя в тылу и потому не были в состоянии принять бой с подошедшей с фронта германской пехотой.

Фронт обороны потому нигде не мог быть организован, и маневренный вал германского наступления мог продолжать свое безостановочное вращение. [59]

Таковы были результаты глубокого самостоятельного применения авиации и быстроподвижных соединений совместно с ней — на основах новых способов и форм ведения операций.

9. Третья фаза (конец войны)

Описание событий германо-польской войны можно было бы, в сущности, закончить днем 10 сентября, когда германские быстроподвижные соединения прорвались в глубину польской территории более чем на 200 км и стали всюду господствовать в тылу польских войск, окруженных отдельными, разрозненными, никем не управляемыми группами.

С тех пор как это случилось, т. е. через 10 дней после начала кампании, катастрофа польской армии не представляла более никаких сомнений и предстала во всем своем объеме.

Все, что произошло в последующие дни, приведя к бесславному концу всего польского государства, являлось неизбежным л закономерным последствием уже создавшегося положения.

Однако для уяснения нового характера вооруженной борьбы огромный интерес приобретает и третья, последняя фаза германо-польской войны, занявшая во времени период с 11 по 16 сентября. По своей связи с предыдущими событиями она явилась эксплуатацией уже выполненного оперативного маневра.

Содержанием этой фазы было грандиозное сражение на уничтожение уже окруженных групп противника.

Это сражение вылилось в совершенно новые формы и вскрыло подлинный характер современной глубокой операции.

То, что противник во многих местах уже прекращал сопротивление и сдавался, не меняет значения последних событий германо-польской войны и только показывает, что новые способы ведения операций ставят противника под конец в такое положение, в котором он больше не представляет организованной силы и не способен на сопротивление.

Польская армия была к 10 сентября окружена отдельными группами, изолированными в различных районах на большой территории.

Последние бои на уничтожение не являли собой обычной картины единого сражения в границах одной общей [60] территории. Общего фронта борьбы больше не было. Борьба распалась на отдельные очаги, оперативно не связанные и вполне самостоятельные но своему тактическому значению.

Таких очагов можно на 10 сентября назвать по крайней мере пять:

1-й очаг — в Данцнгском коридоре, где небольшая группа польских войск была прижата к морю и защищала еще район Гдыня и полуостров Холь.

2-й очаг — в районе Кутно—Лович, где были окружены отборные польские войска, отступившие из Познани. К ним присоединились также остатки войск, которым удалось прорваться из коридора. Наконец, на эту группу отхлынула еще часть войск, которые 8-я и 10-я германские армии гнали перед собой из района Ссрадзь и с р. Варта. Все это составило около десяти пех. дивизий, трех кав. бригад во главе с ген. Бортновским.

3-й очаг — в районе Радома, где было окружено около трех дивизий;

4-й очаг — в районе Варшавы, где значительный гарнизон оказывал упорное сопротивление.

5-й очаг — в районе Львова, куда отошли все войска с краковского направления.

Такие «очаговые» формы приняло новое сражение на своем завершающем этапе.

В ряде очагов поляки делали еще отчаянные попытки к сопротивлению и прорыву.

Однако это им нигде не удавалось. Да и прорываться было некуда. Действия германских войск глубоко наводнили всю территорию Польши; поэтому, прорвавшись из одного кольца окружения, поляки должны были неизбежно попасть в другое.

Первой уже 10—11 сентября сдалась Радомская группа. Здесь было взято в плен около 60 000 поляков, в том числе командиры 3, 7 и 19-й дивизий.

Вслед затем, после ряда безуспешных попыток прорваться на Варшаву, сдалась наиболее крупная группа у Кутно. Она дралась в кольце окружения пять дней и был полностью подавлена огнем артиллерии и неоднократными налетами с воздуха. Здесь было взято в плен 300 000 человек и 12 000 орудий.

Дольше держались группы в Поморье и в Варшаве. Но это были уже отдельные эпизоды во всей эпопее, близившейся к своему неизбежному концу.

Однако последняя фаза войны разыгралась не только на вместе вокруг окруженных трупп польских войск. Она [61] ознаменовалась дальнейшим расширением и развитием германского маневра, который венчал всю кампанию достижением полного кольца стратегического окружения.

Хотя значительная часть польской армии была уже окружена по частям в различных районах к западу от Вислы, тем не менее пути на восток ей не были еще полностью преграждены. Наступление 3-й германской армии из Восточной Пруссии на юг, которое скорее всего могло привести к полному окружению Варшавы, развивалось вообще медленнее вследствие упорного сопротивления, оказанного поляками на р. Нарев.

Поэтому пути из Варшавы «на восток оставались еще свободными. Сама Варшава продолжала упорно держаться, рассчитывая, видимо, сыграть роль ворот для прорыва на восток той части польской армии, которая была окружена в районе Кутно.

Наконец, пути на Люблин и далее на восток и юго-восток, которые были, правда, забиты вереницей беженцев, также могли быть еще использованы для отхода частей польской армии, прорвавшихся через р. Висла на восток.

Хотя германские моторизованные части, подойдя к Львову, в известной степени уже нейтрализовали это направление, тем не менее пути, ведущие на юго-восток в Румынию, оставались единственным спасением для остатков польской армии.

В этой обстановке окружение всей польской армии к западу от р. Висла стало уже невозможным.

Начальный план операции потребовал своего дальнейшего развития соответственно новым условиям создавшегося положения. Поэтому было решено действия перенести на восточный берег Вислы, чтобы там полностью замкнуть кольцо окружения.

Таково было естественное развитие германского плана наступления, как бы еще раз показавшее, что «стратегия есть система подпорок», т. е. система беспрерывного «подпирания» начальных решений соответственно новым данным сложившейся обстановки.

В выполнении нового маневра через р. Висла на восток быстроподвижные соединения должны были опять сыграть решающую роль. Вернее, без них новый маневр едва ли мог рассчитывать на своевременное осуществление и едва ли мог быстро сыграть свою роль.

Германские танковые и моторизованные соединения были теперь свободны для выполнения нового маневра [62] стратегического значения, так как подошедшая пехота взяла на себя ликвидацию внутренних очагов окружения польских войск.

Две крупные мото-механизированные группы: одна — Гудериана — с севера и другая — Гота — с юго-запада, немедленно распространили охватывающий маневр на восток от Вислы и новое наступление навстречу друг другу, чтобы замкнуть окружение в общем стратегическом кольце.

13 сентября германские мото-механизированные части достигли р. Зап. Буг: части Гудериана — в 40 км к северу от Брест-Литовска, части Гота — к востоку от Замостья. При этом части группы Гудериана перехватили к северу от р. Зап. Буг пути отхода 18-й польской дивизии и пленили ее вместе с ее штабом.

Так за 13 дней новые мото-механизированные соединения, действуя без перерыва с начала кампании, вторглись в глубину территории противника на 400 км, а со всеми обходами и поворотами прошли около 600 км. Это составляет в среднем 46 км ежедневно. На самом деле в отдельные дни покрывалось свыше 100 км.

Бронированный мотор на гусеничном ходу блестяще сдал свое испытание.

15 сентября части Гудериана врываются в Брест-Литовск, а части Гота берут Владимир-Волынский. Одновременно на северо-востоке занимается Белосток.

Если в исходном положении фланги германского развертывания отстояли на расстоянии 800 км, то теперь две мото-механизированные группы, заходящие на внешних флангах, отделяло расстояние всего в 100 км. Для пехоты это еще по крайней мере два-три дня марша, но для мотора 100 км уже не составляют прежнего расстояния.

На следующий день, 16 сентября, передовые части обеих германских мото-механизированных групп, продолжая движение друг другу навстречу — одна с севера и другая о юга, встретились у Влодава на р. Зап. Буг.

Так маневренный вал в одном беспрерывном вращении достиг своей конечной цели.

Теперь кольцо окружения замкнулось полностью в стратегическом масштабе, и случилось это не на р. Висла, как первоначально предполагалось германским планом кампании, а в 150 км восточнее, на р. Зап. Буг.

Тем самым был завершен весь план наступления, приведя в одном беспрерывном развитии маневра к своему логическому концу. Этот конец являл собою картину [63] большого стратегического окружения, впервые осуществленного в истории военного искусства в таком виде и в таком масштабе.

Это окружение было в сущности выполнено более для полноты стратегического маневра. Польская армия и без того составляла уже одни осколки. Однако с точки зрения полноты стратегического результата этот маневр имел огромное значение.

Варшава была теперь полностью окружена с востока. Все попытки польских войск прорваться на Седлец были отбиты. В районе Люблин образовался еще один очаг окружения. Наконец, польское правительство и главнокомандующий с Генеральным штабом, рыскавшие по юго-восточным окраинам Польши, были теперь окончательно изолированы от своей армии и территории.

Таковы были результаты последнего маневра германских мото-механизированных соединений, завершившего всю кампанию.

Вне кольца окружения остались лишь две группы войск, составлявшие не более чем обломки былой польской армии. Одна из этих групп на северо-востоке оказалась после занятия Белостока изолированной в районе Гродно и стала переходить литовскую границу. Другая группа на юго-востоке от Львова была уже вовлечена в общую панику, разразившуюся на этом последнем клочке территории развалившегося польского государства.

Все, что оказалось здесь вне кольца общего окружения, устремилось теперь в Венгрию и Румынию.

Первым бежало польское правительство. После долгих скитаний, всюду преследуемое германскими самолетами, оно 17 сентября перешло румынскую границу. Вслед за ним в Румынию прибыл польский главнокомандующий Рыдз-Смиглы{17} со всем генеральным штабом. А за ним бежали чиновники, офицеры, жандармы, буржуазия. Разлетались остатки польской авиации: около 500 самолетов прилетело в Румынию, остальные сели в Латвии и Литве. Только солдаты, предоставленные теперь самим себе, не были склонны покинуть родную землю. Впрочем, часть из них обманом и насильно была все же уведена в Румынию, а на севере — в Латвию и Литву. Даже в Венгрии оказалось около 20 000 польских солдат.

И когда в обстановке этого всеобщего крушения польского государства и его армии утром 17 сентября на востоке [64] с 800-километрового протяжения советской границы показались многочисленные колонны Красной Армии, — это явилось уже могучим актом освобождения от панского гнета народов Западной Белоруссии и Западной Украины, брошенных на произвол судьбы и приобщенных теперь к родной им семье братских пародов Советского Союза.

Остатки польской армии, оказавшиеся на востоке в числе нескольких дивизий вне германского кольца окружения, сдались Красной Армии после ряда боевых столкновений.

Война была окончена.

И хотя Варшава с гарнизоном около 100000 человек капитулировала только 27 сентября и отдельные польские гарнизоны продолжали еще оказывать сопротивление в Поморье, на полуострове Хель, в Демблине и некоторых других местах, — днем окончания всей кампании можно считать 16 сентября, когда у Влодавы на р. Зап. Буг встретились передовые части двух мото-механизированных групп, которые своим охватывающим движением друг другу навстречу замкнули стратегическое кольцо окружения основной части всей польской армии на огромной части территории бывшего польского государства в 185 000 кв. км.

Так рассыпалась эта буржуазная страна, раздиравшаяся внутренними противоречиями, основанная на угнетении населявших се национальностей и не обладавшая ни жизнеспособностью, ни единством для борьбы.

Военные результаты известны и являются лишь формальным итогом; это — разгром всей польской армии, 694 000 пленных, 1 900 взятых орудий, 800 уничтоженных и захваченных самолетов.

По официальным немецким данным, германская армия потеряла всего 10,5 тысяч человек убитыми, 30 300 ранеными и 3 400 пропавших без вести.

Если эти данные верны, то они говорят о том, что новыми средствами и способами борьбы победа может быть достигнута с значительно меньшими потерями, чем раньше.

10. Новые формы борьбы в действии

В сентябре 1939 года на равнинах Польши разыгрались события, совершенно необычные для истории военного искусства прошлого. [65]

Если бы даже эти события произошли на маневрах мирного времени, то и в этом случае они должны были привлечь к себе особое внимание военного исследования.

А германо-польская война была все же войной, хотя она и велась против государства, которое не имело внутренней силы для сопротивления.

Пройти равнодушно мимо событий этой войны, дабы только не потревожить своего установившегося представления о старых «классических» формах борьбы; свести все к тому, что это только частный случай и что ничего нового не произошло; бесстрастно описать события, лишь формально фиксируя факты — это значит ничего не понять в новых проявлениях исторического развития и уподобиться страусу, избрав его тактику, столь удобную для всякого консерватизма.

В итоге можно вовсе утратить ощущение всего нового и утверждать, что вообще ничего нового в истории не случается.

Теория глубоких форм борьбы была сначала встречена с осуждением. Ее сочли романтическим измышлением военных теоретиков.

Когда же эти формы были впервые применены в действии, стали утверждать, что в этом нет ничего нового.

Часто бывает, что новая концепция сначала осуждается как фантазия и поэзия; а когда она потом в том или ином виде осуществляется, начинают равнодушно утверждать. что ничего нового не произошло.

Германо-польская война была, разумеется, в о иной нового типа. Она, конечно, является частным случаем, ибо всякая война есть насквозь конкретный случай, происходящий всегда в особых, только ей свойственных условиях.

Однако в каждой войне вскрываются явления, характерные и закономерные для войн данной эпохи.

Германо-польская война не может в этом отношении составлять никакого исключения и на самом деле не является им.

Наоборот, по яркости и цельности разыгравшихся в ней событий она вскрыла слишком много нового в формах и способах ведения современной войны.

Эти формы и способы оказались для отсталого польского командования совершенно неожиданными. В них-то и заключалась для поляков вся стратегическая внезапность, во власти которой они находились от начала до конца бурной драмы, разыгравшейся в 16 дней. [66]

За это время были применены формы и способы борьбы, которые еще ни разу не были испытаны в действии.

Германо-польская война была первой войной новых форм борьбы в действии.

В этом, несмотря на все ее особые условия, заключается ее историческое значение, ее роль в истории развития военного искусства.

Первое, чем германо-польская война привлекает к себе особый исторический и теоретический интерес, — это ее маневренный характер, в котором она протекала от начала до конца. Опыт этой войны важен в том отношении, что он показал возможность современной маневренной войны вообще и вскрыл условия, которые для этого необходимы.

Не соотношение пространства и численности вооруженных сил оказалось главенствующим фактором, определяющим в этом отношении характер современной войны.

С точки зрения ширины фронта и плотности развертывания условия борьбы в Польше в значительно меньшей степени располагали к маневренному характеру войны, чем в Испании. Фронт в Испании стабилизировался и стал позиционным, имея протяжение в 1500 км, которое занимала армия численностью в 500 — 600 тысяч человек. Фронт в Польше нигде не стабилизировался, — хотя все время сужался и имел под конец протяжение в 400 км (Львов, Брест-Литовск, Белосток), на котором были развернуты армии в 1 000 000 человек.

Таким образом, при почти вчетверо меньшем фронте к концу войны и при вдвое большей армии война в Польше получила все же выраженный и беспрерывный маневренный характер.

Это показывает, что корни маневренной и позиционной войны скрываются в современную эпоху в иных условиях — в средствах борьбы и в формах и способах их применения.

Германо-польская война вскрыла не только условия, в которых современная маневренная война возможна, но также показала:

— возможности, которые для ведения маневренной войны имеются;

— способы, которые нужно для этого применить, и

— формы, которые борьба должна для этого принять. Разумеется, для возможности маневренной войны нужны прежде всего определенные объективные условия, [67] заключающиеся в географическом начертании фронта, характере местности и прерывчатом развертывании.

Однако все эти условия имелись и в Испании, даже еще в более выраженной степени, чем в Польше. Тем не менее война не стала там маневренной.

Кроме объективных условий, для маневренной воины нужны еще возможности для использования этих условий. Они заключаются в современных средствах борьбы. Если вообще имеются объективные условия для маневренного развития борьбы, то война может стать маневренной только при наличии сильной авиации, господствующей в воздухе, при наличии мощных быстроподвижных соединений (танковых и моторизованных), прорывающихся в глубину, и при наличии смело атакующей пехоты, эшелонированной в глубину, поддержанной крупной разнокалиберной артиллерией, танками и самолетами поддержки пехоты и обеспечивающей тем пробивную силу удара.

Однако одних этих средств еще недостаточно, чтобы война при соответствующих для этого условиях стала маневренной. Необходимо, чтобы все эти средства получили новое глубокое применение и чтобы формы и способы борьбы из эпохи отжившей линейной стратегии перешагнули в новую эпоху глубоких форм борьбы.

Только при всех этих условиях и в особенности при последнем условии, имеющем решающее значение, война может получить маневренный характер и превратиться в беспрерывное вращение маневренного вала вплоть до решающего исхода.

Опыт германо-польской войны показывает, что необходимо строго различать условия для маневра вообще и возможности для использования этих условий.

В Испании были условия для маневренной войны, но не было возможностей.

В Польше были условия для маневренной войны, хотя и в меньшей степени, чем в Испании, но там, кроме того, были большие возможности для нее.

Для того чтобы война стала маневренной, нужно и то и другое.

Разумеется, обстановка, в которой условия и возможности маневренной войны могут получить свое реальное значение, весьма различны и не имеют предела по своему многообразию.

В этом отношении опыт германо-польской войны не может быть механически перенесен на все события, которым еще предстояло разыграться на полях сражений. [68]

Однако новые возможности для ведения маневренной борьбы эта война вскрыла, л и этом заключается ее большое значение как воины новых форм борьбы в действии.

Если германо-польскую войну рассматривать с точки зрения общего характера проведенного стратегического маневра в целом, то на первый взгляд ничего нового в такой стратегической форме наступления нет.

Германское наступление, приведшее к разгрому польской армии, являло собой уже известный в истории пример охватывающего концентрического наступления по внешним операционным линиям. Такие операции имели место в ряде войн XIX и XX веков и проводились каждый раз, когда раздельные армии могли с различных сторон охватить и атаковать противника, занимавшего по географическим условиям своего развертывания внутреннее положение. Наиболее типичным примером такого наступления в прошлом веке была австро-прусская война 1806 года, когда три прусский армии с трех разных сторон охватили и атаковали австрийскую армию Бенедека в Богемии.

В войну 1914 — 1918 гг. концентрическое наступление с разных сторон имело место в ряде отдельных операций, однако с весьма различным результатом.

К ним принадлежат: наступление 1-й и 2-й русских армий в Восточную Пруссию в 1914 году, окончившееся поражением каждой из этих армий в отдельности; успешное наступление 11-й германской армии Макензена и 1-й болгарской армии против Сербии в 1915 году; наступление против Румынии 9-й германской армии Фалькенгайна через Карпаты и группы Макензена — с юга через Дунай в 1916 — 1917 гг., закончившееся разгромом румынской армии.

В нашу гражданскую войну 1918 — 1921 гг. такой характер имел ряд наступательных операций, в частности наступление 12-й и 1-й конной армий против 3-й польской армии Рыдз-Смиглы в июне 1920 года и операция тов. Фрунзе в Таврии осенью того же года, приведшая к разгрому Врангеля.

Японцы провели так ряд операций против китайской армии в 1938 году, нигде, однако, не достигнув ее окружения.

Такой же характер наступления двух раздельных охватывающих групп имела операция Красной Армии в Монголии летом 1939 года.

Необходимо, однако, учесть, что в XX веке и в [69] частности в войну 1914 — 1918 гг. наступление по внешним операционным линиям ограничивалось, как правило, масштабом частных, отдельных операций.

В крупном стратегическом масштабе эта форма наступления не могла больше найти применения, потому что образование сплошного фронта, в условиях которого линейная стратегия пришла к своему самоотрицанию, прекратило, как правило, действия войсковых масс в раздельных группах с разных направлений.

Фронт стал сплошным, и развертывание войск приняло характер одной общей непрерывной линии, перехватывавшей весь театр военных действий. Сама целесообразность наступления раздельных групп войск с разных направлений бралась в новых условиях XX века под большое сомнение.

Шлиффен писал, что «больше невыгодно наступать на сильного противника с разных направлений, разделенных большим расстоянием и исключающих взаимодействие разделенных групп войск».

Действительно, многие операции, проведенные в войну 1914 — 1918 гг. по внешним линиям, не дали результата, потому что взаимодействие раздельных групп войск, наступавших с разных направлений, не могло быть достигнуто, а находившийся во внутреннем положении сохранял преимущество бить раздельные группы своего противника по частям.

Чем больше возрастали пространственные измерения операции, т. е. чем больше становилось в исходном положении удаление друг от друга раздельно наступавших групп войск, — тем менее можно было рассчитывать на достижение их взаимодействия.

Так, казалось, должно было отмереть концентрическое наступление по внешним операционным линиям, а вместе с таим и возможность окружения («Канны»), к которому такое наступление в наиболее полном виде приводило.

Но вот германо-польская война показала, что это положение существенно изменилось.

На том же самом театре, где в 1915 году совместное концентрическое наступление германской и австрийской армий, одной — из Восточной Пруссии и другой — из Галиции, не достигло результата и не привело к окружению русской армии, — в сентябре 1939 года, примерно в том же оперативном положении, но уже в новых условиях и с новыми средствами борьбы, это было достигнуто против польской армии. [70]

Моторизация и мехaнизация армии, авиация и новые средства связи (радио) сделали концентрическое наступление раздельных групп войск по внешним линиям опять возможным, и притом, как это показали события германо-польской войны, со значительно более быстрым и решающим результатом, чем в прошлом.

Такое наступление получило теперь более стремительное развитие и достигло окружения в наиболее полной и решающей форме.

Основная причина этого заключалась в том, что быстрота современных средств борьбы изменила прежнее значение пространства в операции.

Ранее существовали определенные границы взаимодействия для раздольно наступающих групп войск. Моторизация намного расширила эти границы. Поэтому то, что было раньше невозможным, стало в современных условиях достижимым.

B 1866 году фланговым корпуса прусского развертывания находились на удалении около 400 км друг от друга. И концентрическом, охватывающем маневре они сблизились на поле сражения у Кенигреца на 4 — 5 км, пройдя за 12 дней 125 км, т. е. в среднем по 10,5 км в сутки.

В 1939 году фланги германского развертывания против Полыни находились в походном положении на вдвое большем удалении, в 800 км, друг от друга.

В концентрическом охватывающем маневре части двух фланговых мото-механизированных групп, наступавших одна из Померании, а другая из Силезии, сблизились на р. Зап. Буг на расстояние около 100 км в 13 дней, пройдя за это время до 600 км. Это составляет в среднем около 50 км в день.

Таким образом, примерно в одно и то же время, в 12 — 13 дней, в 1866 году было пройдено 125 км, а в 1939 году около 600 км.

Так изменились в новых условиях темпы развития операции, и это стало возможным лишь с внедрением мотора в армию.

Риск, который заключался раньше в разделении армии на отдельные группы в пространстве, сохранился при определенных условиях и сейчас, но он значительно уменьшился.

События германо-польской войны показали, что большая подвижность современной мото-механизированной [71] армии дает возможность значительно скорее объединить раздельные группы войск в решающих пунктах и тем достичь их взаимодействия.

Развертывание армии в раздельных группах стало, таким образом, менее зависимым от пространства и его емкости.

Превосходство в воздухе дает возможность действовать внезапно. А новые средства связи обеспечивают твердое руководство и постоянное взаимодействие разделенных групп войск. В этих условиях операции по внешним линиям получают новые возможности, обеспечивая проведение быстрых и решительных маневров во фланг и в тыл противнику.

Выдающееся значение воздушной пехоты, позволяющей выполнять внезапные вертикальные обходы путем ее высадки с воздуха в глубине противника, восполняет огромные возможности операций по внешним линиям.

Десант воздушной пехоты в решающем пункте тыла противника может двойной охват, выполняемый двумя раздельными группами войск, быстро и внезапно привести к полному завершению и играет в этом отношении роль замка, который окончательно запирает кольцо окружения.

Между тем занимающий внутреннее положение теряет сейчас те преимущества, которые имел раньше. В пространстве он всегда более ограничен; он всегда занимает более тесное, сосредоточенное положение; вся его операционная база более узка, а коммуникации более тонки. Это в значительно большей степени, чем раньше, увеличивает для него угрозу, в особенности с воздуха, сковывает его подвижность и подвергает большим потерям.

Для находящегося во внутреннем положении становится все более затруднительным выигрывать время и удерживать отдельные группы противника, наступающие с разных сторон, пока будет достигнута решительная победа над одной из них. А ведь только в этом заключается возможная тактика действий находящегося во внутреннем положении. Для него нет ничего более безнадежного, как ввязаться или быть ввязанным в затяжные, бесперспективные бои на одном направлении, пока противник решит свою задачу на другом. Именно это позволит наступающему по внешним линиям сузить плацдарм борьбы, сблизить свои охватывающие фланги и, наконец, полностью захлестнуть противника в кольце окружения. [72]

Конечно, для действии но внешним линиям нужно превосходство в силах и средствах и более высокое искусство управления. Это было решающим условием в успехе германского наступления против Польши.

Но если эти данные налицо, то концентрическое наступление с разных направлений но внешним линиям получает при современных условиях все преимущества.

Впрочем, сама возможность такого наступления зависит в значительной степени от географических условий развертывания.

Однако уже напрашивается вывод, что и при сплошном занятом фронте, требующем прорыва, удары, концентрически направленные с разных направлений, могут в современных условиях получить все преимущества перед таранным проломом фронта, на одном главном направлении.

События германо-польской воины не дают еще оснований для подобного рода утверждений.

Арена германо-польской войны оставила пока этот вопрос нераскрытым, и истории осталось еще в действии это доказать.

Однако одно стало очевидным: ведение решительных операций на окружение и уничтожение обрело новые возможности. Стратегия сокрушения получила новые предпосылки для своего наиболее решительного осуществления.

Значение германо-польской войны заключается в том, что она это показала.

Стратегия сокрушения была всегда высшим проявлением военного искусства во все времена. Однако формы, в которых она осуществлялась, были весьма различны и менялись вместе с изменением общих условий борьбы.

В германо-польскую войну стратегия сокрушения нашла свое осуществление в формах, которые по своему качественному содержанию глубоко отличны от всего того, что знала история войн до этого времени. Это требует своего особого рассмотрения.

Поход германских армии начался с дугообразного фронта общим протяжением в 800 км. Между отдельными армиями- были значительные промежутки: между 3-й и 4-й армиями — 200 км, между 4-й и 8-й — 300 км. По мере концентрического развития операции фронт все сужался. Вся кампания закончилась на линии Львов, Брест-Литовок, Белосток протяжением в 400 км, вдвое меньшем, чем фронт, с которого она началась.

На эту линию фронт был полностью вынесен на [73] шестнадцатый день операции (отдельные пункты были на этой линии достигнуты уже раньше).

Если провести прямую линию от Познали через Варшаву до Брест-Литовска как стратегическую ось, определяющую общую глубину всего похода, то это составит 500 км.

В общем 1 сентября поляки стояли в 150 км от столицы Германии (линия Познань, Берлин). Через полмесяца (16 дней) они находились в 150 км позади своем столицы (линия Варшава, Брест-Литовск).

Это составляет 500 км отнесенного в пространстве стратегического фронта и означает, что средний суточный темп развития операции равнялся примерно 30 км (500 :16).

На основных направлениях передовая линия фронта (ибо фронт борьбы оставался в отдельных очагах и в глубине) выдвигалась на 25 — 30 км в сутки. Это было обычным среднесуточным переходом пехоты, которая, догоняя действующие впереди быстроподвижные соединения, совершала в отдельные дни марши до 50 км.

Когда 16 сентября конечный фронт операции остановился на протяжении 400 км, он имел, однако, еще глубину почти до исходного фронта операции, т. е. глубину в 500 км. В этой глубине во многих и самых различных местах еще продолжалась борьба.

Таким образом, к концу кампании глубина фронта была больше, чем его ширина.

Это явилось совершенно-новым явлением в формах вооруженной борьбы, наиболее образно выразившим ее новый глубокий характер.

До сих пор фронт борьбы всегда равномерно, общей линией пехоты выдвигался вперед, начисто расчищая от противника оставленную позади территорию. Разве только обложенные крепости, остававшиеся в тылу фронта, составляли в этом отношении исключение.

Теперь фронт выносился перед отдельными глубокими ударами быстроподвижных соединений на разных направлениях, оставляя позади себя еще ряд очагов борьбы.

Конец грандиозной баталии в Польше раскрыл в этом отношении совершенно необычную картину глубокого. многоярусного сражения.

16 сентября борьба ведется еще на огромном пространстве в 185 000 кв. км. Очаги ее эшелонированы в глубину на 500 км и образуют по крайней мере пять линий или пять ярусов. [74]

Начиная с тыла, первый ярус образует очаг борьбы у Поморья и в Познани, где германские ландверные войска только занимали эту провинцию.

Второй ярус образует очаг окружения у Кутно; третий ярус — узел у Варшавы; четвертый ярус — очаг в районе Люблии; наконец, пятый ярус — конечный фронт операции на линии Львов, Брест-Литовск, Белосток.

На этих пяти линиях, между ними и рядом с основными очагами борьбы, где борьба пылала ярким пламенем, в разных местах горели еще многочисленные отдельные костры менее крупных боевых событий.

Казалось, огромное пространство было воспламенено в различных местах. И проходит еще несколько дней, пока огонь всюду затухает, оставляя на своем месте пепел и развалины уничтоженной польской армии.

Так выглядела картина нового глубокого сражения, если его огромное поле глубиной в 500 км окинуть одним стратегическим взором с запада на восток.

Это была картина глубокой операции всеобщего ("тотального") уничтожения. Она привела к целой системе Канн: одни из них уже завершились, другие — назревали, третьи — только завязывались.

Эта система сражений на окружение и уничтожение, возникавших и разыгрывавшихся в самых различных местах на пространстве большой глубины, была характерна для новых форм большой глубокой операции. Эти формы, означавшие полное раскрошение армии противника по частям, явились результатам того, что войска и средства борьбы больше не применялись в одной линии приложения боевых усилий, а соответственно своим возможностям и скоростям использовались сразу во всей глубине арены борьбы, т. е. получили глубокое оперативное применение.

Это было первым осуществлением новых глубоких форм борьбы в действии и впервые показало их новое качественное содержание.

В этом заключается значение германо-польской войны для истории военного искусства.

Можно ли сразу все выводы германо-польской войны принять на веру?

Все же победа была достигнута над противником, неравноценным по своей силе, качеству и технике. Все же война велась на. арене, нигде не имевшей заблаговременно укрепленных линий и в значительно меньшей степени располагавшей к позиционной борьбе. [75]

Фронт не был сплошным к началу войны, а неумный противник оделял вое, чтобы его не создать в последующем.

Могли ли новые глубокие формы борьбы оправдать себя в таких условиях при равноценном по своей силе и технике противнике, при границах, опоясанных долговременными укреплениями, при наличии больших резервов в глубине?

Все это история оставляла еще в действии нераскрытым. Все это оставалось еще вопросом. С тем большим нетерпением приходилось теперь ожидать развертывания событий вооруженной борьбы в Западной Европе, где война в сентябре 1939 года только начиналась и где она еще длительный период не собиралась раскрыть своего действительного характера.

Только более чем через полгода на Западе развернулись события, которые показали дальнейшие пути развития нового военного искусства на более высокой ступени большой современной европейской войны.