Происхождение танка
1. В Англии
Кое у кого из английских офицеров, на которых произвела сильное впечатление оборонительная эффективность пулеметов и колючей проволоки, уже в октябре 1914 года возникла мысль о создании противовеса в виде бронированной машины (данные в этом разделе взяты в основном из книги генерал-майора сэра Эрнеста Д. Суинтона «Очевидец». Лондон, «Ходдер и Стаутон», 1932, с. 80 и далее). Образцом послужил гусеничный трактор «холт». В качестве ходовой части использовалась бесконечная «гусеница», что давало машине потенциальную возможность сокрушать заграждения, пересекать траншеи и под пуленепробиваемой защитой транспортировать оружие в самую гущу противника, где машина могла бы уничтожить пулеметы, недосягаемые иным способом, а также дать возможность своей пехоте миновать открытое пространство, не подвергая себя опасности чрезмерных потерь. Таким образом, путь, избранный этими первопроходцами, был совершенно отличен от того, который избрали немцы со своим химическим оружием; газ можно было почти без промедления применить на поле боя, а вот [55] концепцию англичан предстояло вначале воплотить в осязаемую форму, затем испытать на практике, что неизбежно требовало времени.
Поначалу всемогущий военный министр лорд Китченер отмахнулся от идеи «истребителя пулеметов». В 1898 году Китченер одержал триумфальную победу в сражении при Омдурмане, в верховьях Нила, где англичане разгромили армию махдистов; именно в этом сражении Англия впервые воспользовалась новым смертоносным оружием — пулеметами. Но во время мировой войны, всецело поглощенный своей деятельностью, лорд Китченер, казалось, попросту забыл, насколько губительным может быть это оружие. Возможно, он запамятовал, что вскоре после той битвы сам выражал опасения по поводу того, что может случиться, если англичане, подобно своим беззащитным противникам-туземцам, будут вынуждены идти в атаку на вражеские пулеметы. Так получилось, что опыт Англо-бурской войны не оставил у британского командования особенно отчетливых впечатлений об эффективности пулеметов — с этим пришлось подождать до мировой войны.
В декабре 1914 года в руки премьер-министра Асквита наконец попал меморандум капитана Мориса Хэнки. В нем, среди прочего, настоятельно утверждалось, что англичане должны строить бронированные перевозчики пулеметов на гусеничном ходу. Документ привлек внимание первого лорда адмиралтейства Уинстона Черчилля, который как раз недавно занимался бронированными машинами, обеспечивающими прикрытие авиабазы военно-морских сил под Дюнкерком. Поскольку бронированные машины, являясь колесным транспортом, были привязаны к дорогам, Черчилль хотел, чтобы их оборудовали приспособлениями для наведения мостов, чтобы дать им [56] возможность переправляться через окопы пехоты и преодолевать участки дороги, взорванные немцами. По собственной инициативе он предложил конструкцию транспортного средства с паровым двигателем на основе гусеничной системы Холта, которое могло нести на себе защитную броню, пулеметы и необходимый экипаж. Начальник управления фортификационных работ поддался уговорам и принял проект, и, таким образом, новое оружие постепенно находило все более широкую поддержку.
Между тем английское наступление при Невшапель и Ла-Басси окончилось катастрофой, натолкнувшись на проволочные заграждения и пулеметный огонь. В ответ англичане принялись стягивать еще больше войск, артиллерии и боеприпасов для участия в дальнейших атаках. Иначе говоря, они собирались сражаться наподобие дервишей при Омдурмане. Выражаясь словами фон Шлиффена, это была битва «человека со штыком против летящей пули, мишени против меткого стрелка». В таком случае обе стороны начинают воздвигать все более широкие полосы заграждений, рыть все более глубокие траншеи и блиндажи. Это соревнование все более и более походило на осаду крепости, вдобавок на протяженных участках фронта обе воюющие стороны копали туннели и сражались под землей.
В начале июня 1915 года Эрнест Д. Суинтон, тогда еще подполковник Королевских инженерных войск, представил британскому высшему командованию доклад о своем «истребителе пулеметов» и о том, как его необходимо использовать. Фельдмаршал сэр Джон Френч, в свою очередь, передал это предложение в военное министерство. Этот доклад уже содержал в общих чертах схему самых существенных тактико-технических [57] характеристик созданного позднее образца, и в нем особенно подчеркивалось, как важно хранить информацию в секрете и насколько необходимо добиться внезапности при наступлении по всему фронту. «Эти машины должны быть построены тайно, на родине, и их существование не должно быть обнаружено до того, как все будет готово. Не должно быть никаких предварительных испытаний с участием нескольких машин; результатом их явится разоблачение всего плана» («Очевидец», с. 131).
В феврале 1915 года, после неудачного эксперимента по преодолению препятствий тяжело нагруженным трактором «холт», британское военное министерство уже отказалось от мысли о постройке «сухопутных кораблей». Точная формулировка звучала так: «Об этом не может быть и речи» — слова, хорошо знакомые и нам. Но теперь наконец меморандум Суинтона, а также тот факт, что Королевский военно-морской флот не оставляет своих попыток, подстегнули военное министерство, и в результате были предприняты дальнейшие разработки в сотрудничестве с военно-морским флотом и только что созданным министерством вооружений.
В сентябре 1915 года экспериментальная машина, названная «Little Willie», неудачно прошла испытания. Но эта конструкция создавалась без учета особенностей, позднее изложенных Суинтоном, и более перспективной была деревянная модель новой машины в натуральную величину, которую в это время уже подготовили к осмотру. Это была «Mother», позднее танк «Mark I», который впервые появился на фронте ровно год спустя. Лейтенант Королевского флота В. Дж. Вилсон пишет, как фирма «В. Фостер и Ко» создавала этот аппарат и как он приобрел [58] характерную ромбовидную форму с задранной кверху передней частью и гусеницами, обегающими снаружи вокруг корпуса. Пробные стрельбы проводились по стальной пластине с использованием немецких пулеметов и патронов. Подобным же образом при пробной обкатке был выбран и подготовлен участок земли, оборудованный препятствиями, соответствующими немецким оборонительным сооружениям. Первые ходовые испытания и стрельбы в боевом режиме были проведены уже в январе 1916 года. Англичане захватили несколько немецких 50-миллиметровых орудий, которые были установлены в бронированных башнях, и у них возникла обеспокоенность, что немцы могут ввести в действие орудия малого калибра, обладающие бронебойной мощью, которые значительно усилили бы противотанковую защиту. Следовательно, обсуждались и соответствующие контрмеры. В основу нового состава бронированных войск англичане положили уже существующий в военно-морском флоте дивизион бронемашин. Наконец для маскировки нового оружия было выбрано название «танк» — теперь оно известно всему миру.
2 февраля 1916 года первый танк показал свои возможности перед сановными зрителями. Аудитория включала лорда Китченера, мистера Бэлфура и мистера Ллойд Джорджа. Гражданские министры преисполнились энтузиазма, но лорд Китченер остался скептиком. Он отказывался верить, что войну можно выиграть при помощи машин, которые так легко может подбить вражеская артиллерия. Его точке зрения противоречило мнение ряда фронтовых офицеров, которым новая машина пришлась по душе.
В том же месяце неутомимый Суинтон составил меморандум об использовании танков в будущем. [59] Меморандум этот еще и сегодня стоит того, чтоб его прочесть, поскольку он написан ясно и толково, и то, что говорится в нем о путях развития бронетанковых войск, вероятно, оправдается. Поэтому мы процитируем несколько отрывков:
«Поскольку вероятность успеха атаки танков заключается почти полностью в их новизне и в элементе внезапности, очевидно, что повторение не предоставит такой удобной возможности для достижения цели, как первый непредвиденный рывок. Отсюда следует, что эти машины не должны вводиться в действие малыми группами (например, по мере их производства) и что сам факт их существования должен держаться по возможности в секрете до тех пор, пока все не будет полностью готово к началу крупной операции, объединенной с наступлением пехоты. До какой степени наступление должно потеснить противника — то есть будет ли это поэтапная операция, в ходе которой после артиллерийской подготовки по всей ширине фронта проводится строго ограниченное продвижение и закрепляется территориальный выигрыш, а затем, после необходимой передышки, дающей время для возобновления артиллерийского обстрела очередных позиций противника, следует еще одно ограниченное продвижение и т. д.; или же это будет внезапный и мощный натиск с целью немедленного прорыва оборонительных рубежей противника — это зависит от решения главнокомандующего и стратегических задач ситуации. Но, как известно, поэтапное продвижение имеет тот недостаток, что оно дает противнику время подтянуть подкрепления к угрожаемому участку. Этот метод мы использовали не потому, что он имеет какие-то особенные преимущества. К такому образу действий нас вынуждало то, что пехота [60] — с теми средствами, которыми мы располагали до сей поры, — не имеет возможности, даже неся несметные потери, пробиться через следующие одна за другой линии обороны, защищенные пулеметами и колючей проволокой, из которых только первая может быть полностью уничтожена нашей артиллерией».
«Однако танки, очевидно, будут представлять собой силу, способную не только одну за другой преодолевать сравнительно неповрежденные линии обороны, но, как уже объяснялось, чем более стремительным и непрерывным будет их продвижение, тем больше у них будет шансов при этом продержаться достаточно долго и уцелеть. Следовательно, вполне вероятно, что попытку с ходу прорвать оборонительную полосу противника за один день теперь можно рассматривать как реально осуществимую операцию» (»Очевидец», 203–204, 210).
Суинтон заявляет, что на подходящей местности танки могут продвигаться в среднем на двенадцать миль за день. Он ставит целью захват вражеской артиллерии, а поскольку батареи будут размещаться на большой площади, план наступления должен предусматривать маневренные боевые действия, дающие возможность добраться до каждого орудия. Он справедливо считает артиллерию наиболее опасным противником его нового оружия и утверждает, что вражеские пушки должны быть подавлены огнем артиллерии и авиацией. О возможном применении газа и дымовых завес уже говорилось ранее.
Германии повезло, что на начальном этапе военных действий англичане не спешили следовать этим директивам. После успешных экспериментов и демонстраций командование британской армии во Франции представило первоначальный заказ [61] всего лишь на 40 танков. Суинтон запротестовал и добился от военного министерства заказа сразу на 100 танков. Их производством должно было заниматься министерство вооружений.
В конце 1915-го — начале 1916 года в лагере «Сиберия» (Бисли) был учрежден новый род войск — «тяжелое подразделение моторизованных пулеметных войск» — под командованием Суинтона, который теперь получил звание полковника. Первый штатный личный состав был набран в начале марта — офицеры и рядовые были обучены владеть пулеметом, и большинство из них к тому же имели первоклассную подготовку по основам технических характеристик самоходных машин. Лейтенант добровольческих резервов Королевского флота Стерн и лейтенант Королевского флота Вилсон, который уже занимался разработкой танков, были зачислены в штат в звании майоров.
В апреле заказ на постройку танков увеличился до 150 единиц, из которых 75 должны были быть оснащены двумя пушками и тремя пулеметами каждый, а оставшиеся 75 — только пулеметами; их окрестили соответственно «мужскими» и «женскими» танками. Помимо обычных снарядов танковые пушки были приспособлены для стрельбы зажигательными снарядами, рассчитанными на ближний бой.
Новый род войск был поначалу организован в составе шести рот, по двадцать пять танков в каждой. Однако еще прежде, чем первый танк сдвинулся с места, новый командующий войсками во Франции сэр Дуглас Хейг потребовал, чтобы для запланированного им наступления на Сомме ему предоставили танки. Возникла серьезная опасность, что новейшее оружие начнут вводить в действие мелкими партиями, прежде [62] чем оно будет доведено до готовности, так что от фактора внезапности придется отказаться.
Тем временем работа по формированию танковых войск продолжалась. В числе прочих мероприятий капитан Королевских инженерных войск Мартель получил задание построить под Элведеном, в графстве Суффолк, учебный полигон. В течение шести недель работы три батальона саперов занимались созданием точной копии участка поля боя на Сомме. Участок имел более полутора миль в ширину, а в глубину включал в себя передовую линию и несколько дополнительных рубежей англичан, нейтральную полосу и первую, вторую и третью линии немцев, где были размещены препятствия, вырыты ямы, имитирующие воронки от снарядов, и т. д.
Чтобы исследовать целесообразность внедрения беспроводной связи, был испытан радиопередатчик с радиусом действия около трех миль, а также был проведен неудачный эксперимент по сообщению с авиацией при помощи сигнальных фонарей. Связь между танками осуществлялась при помощи металлических дисков и небольших флажков, которыми махали из люка в крыше. Флотские специалисты проконтролировали установку немагнитных компасов, так что танки могли сохранять нужное направление.
В начале июня полностью укомплектованные танки прибыли в Элведен, и можно было приступать к подготовке. А пока продолжалась эта работа, английское высшее командование прибегло к прежней и заведомо неэффективной тактике фронтальной атаки против проволочных заграждений и пулеметов. Крупное наступление силами шести корпусов, несмотря на беспрецедентное количество артиллерийских орудий, участвовавших в нем, принесло ничтожные результаты. [63]
В конце июня британские танковые войска впервые посетил с визитом полковник Ж. Б. Эстьен, создатель французского танкового вооружения. Он настоятельно просил, чтобы англичане ради сохранения секретности не использовали свои танки до того, как будут готовы французские машины.
Когда первая экспериментальная партия в 150 танков была закончена, возник вопрос о том, поступит ли заказ на дальнейшее их изготовление, что помогло бы избежать большого ущерба, связанного с остановкой производства. Однако британское высшее командование, прежде чем размещать какие-либо новые заказы, пожелало провести опыт на поле боя с ограниченным количеством танков. Кроме того, его обуревало стремление поскорее добиться хоть какого-то успеха на Сомме, где до сих пор непомерной ценой достигался незначительный выигрыш, что воздействовало на людей неблагоприятно. В середине августа на фронт отправилась половина роты, вторая половина последовала за ней позже — и это означало, что начался процесс дробления. Немного погодя британское командование запретило в дальнейшем устанавливать на танках радиоприемники на том основании, что возможна интерференция с действующими станциями; подобным же образом применение привязных аэростатов для подачи сигналов танкам было запрещено, дабы они не вызывали на себя огонь. В целом было сделано довольно много для того, чтобы как можно основательнее затруднить развитие нового рода войск, и очень мало для того, чтобы помочь им преуспеть.
Первая из танковых рот, которая прибыла и была размещена за линией фронта в августе 1916 года, должна была вначале провести ряд демонстраций для удовлетворения любопытства [64] различных визитеров, что влекло за собой опасность преждевременного износа двигателей. Вторая танковая рота прибыла во Францию лишь за два дня до того, как ее должны были ввести в бой; половина ее личного состава получила на тренировку в боевой стрельбе всего один день. Третья рота прибыла во Францию 14 сентября, но уже на следующий день, еще до того, как она добралась до фронта, первые две роты были брошены в атаку на Сомме! Битва на Сомме продолжалась уже десятую неделю, и вот сейчас была сделана еще одна попытка вдохнуть в нее новую жизнь силами всего лишь 32 танков. Тем не менее в результате первой в истории танковой операции поступил заказ на изготовление еще тысячи танков.
Хотя теперь, наконец, впервые началось по-настоящему массовое производство танков, один из наиболее выдающихся пионеров танкового производства полковник Суинтон остался не у дел. Командование танками на фронте было возложено на полковника инженерных войск Хью Эллеса, тогда как формирование и подготовку новых частей поручили бывшему командиру пехотной бригады.
2. Во Франции
Во Франции, так же как и в Англии, всего лишь несколько человек задавались одним из наиболее жгучих вопросов, поставленных войной, а именно: как выйти из тупика? (В этом разделе пространно используется работа фон Хайгла «Die schweren franzosischen Tanks; die italienischen Tanks». Берлин, 1925). Они пришли к выводу, что простое наращивание существующих [65] вооружений и применение их во все возрастающих количествах лишено будущего.
Совершенно независимо от англичан французы также очень скоро напали на мысль приспособить какое-либо самоходное транспортное средство для преодоления заграждений из колючей проволоки. Депутат Французского Национального собрания Ж. Л. Бретон в сотрудничестве с майором Буассеном построили четырехтонный трактор для разрезания проволоки, который 22 июля 1916 года был опробован с немалой долей успеха. Затем технический отдел инженерных войск попытался превратить трактор «филтц» — сельскохозяйственную машину мощностью 45 лошадиных сил — в пулеметоноситель. В августе 1915 года 10 таких машин прошли практические испытания, но их невысокая проходимость по пересеченной местности не оправдала надежд.
Усилия французов стали приносить плоды только в начале августа 1916 года, когда Эстьен, в то время полковник, командовавший артиллерией 6-й дивизии, увидел, как англичане использовали гусеничные машины, а именно уже упоминавшийся гусеничный трактор «холт», для перевозки тяжелой артиллерии. Этого было достаточно, чтобы убедить его энергично заняться разработкой бронированных машин на гусеничном ходу.
После того как два его письма остались без ответа, полковник Эстьен представил на рассмотрение главнокомандующего генерала Жоффра третий документ. Мы процитируем его слова:
«Дважды на протяжении года я имел честь обратить внимание Вашего превосходительства на преимущества мобильных бронированных машин, предназначенных для облегчения продвижения пехоты. В ходе последнего наступления [66] я все больше и больше убеждался в том, что такого рода взаимодействие оказалось бы весьма полезным. Я составил новый и более детальный анализ технических и тактических проблем, возникающих при разработке соответствующего транспорта. Он будет иметь скорость более шести километров в час и будет способен содействовать проходу через препятствия наших пехотинцев, даже тогда, когда они вместе с винтовками несут на себе ранцы, а также нашей артиллерии».
В результате 12 декабря 1915 года Эстьен был принят начальником штаба Жоффра генералом Жаненом. В своем изложении Эстьен объяснил, насколько важно, имея большое количество бронированных машин, ввести их в бой одновременно. Это был, по его заверениям, единственный путь, гарантирующий абсолютную внезапность.
Эстьену было дано разрешение отправиться в Париж ходатайствовать о поддержке властей, особенно министра обороны, и подыскать промышленное предприятие, которое готово было бы взять на себя ответственность за конструирование, а также весь связанный с этим риск. Фирма «Рено» поначалу отреагировала отрицательно, однако Эстьен связался с М. Брилье, который работал инженером на фабрике «Шнейдер», и сумел убедить его в крайней неотложности этой задачи. Брилье был тем более расположен заняться проектом, что на фабрике «Шнейдер» уже экспериментировали с трактором «холт». Главный инженер фабрики Делуаль и директор Курвиль предложили свою помощь, и буквально в течение нескольких дней команда создала конструкцию, которая годилась для массового производства. Некоторая отсрочка была вызвана новыми экспериментами с трактором «холт», проводимыми Direction des Services [67] Automobiles, но в январе 1916 года Эстьен уже сумел добиться встречи с Жоффром и склонил его на сторону своего проекта. В результате французское высшее командование дало заказ на четыре сотни машин.
Показательно, однако, что технические специалисты оттерли Эстьена в сторону. Он получил назначение обратно в свою прежнюю часть на Верденском фронте, где и застрял на несколько месяцев.
Военное министерство передало контракт на вторую партию в 400 танков конкурентам фабрики «Шнейдер», фабрике «Сен-Шамон», где прославленный подполковник Римальо взял разработку конструкции под свою опеку. Как следствие, машина «сен-шамон» получилась значительно крупнее и почти вдвое тяжелее танка «шнейдер». Она была оснащена выдвинутой вперед и неподвижно закрепленной полевой пушкой, а также вспомогательным вооружением из четырех пулеметов.
В середине июня 1916 года французское Верховное командование узнало, что англичане такжe начали работу над производством танков. Вот тогда и вспомнили об Эстьене и поручили ему отправиться в Англию посмотреть, какого прогресса добились союзники. Как уже говорилось, Эстьен немедленно попытался внушить мысль о том, насколько важно сохранить фактор внезапности, и попросил придержать это новое оружие до тех пор, пока оно не может быть введено в бой одновременно французами и англичанами, причем en masse. После возвращения из Англии он приступил к работе по составлению плана гигантского наступления силами танков обеих армий, многое из которого было действительно осуществлено в 1918 году. Однако у англичан не [68] хватило самообладания, чтобы дождаться, пока французы их догонят.
Когда первые танки были уже почти готовы, Эстьен был назначен командовать новой Artillerie d'assaut (штурмовой артиллерией) под руководством Direction des Services Automobiles. Хотя одновременно ему было присвоено генеральское звание, остается чувство, что с этим человеком обращались несправедливо и постоянно «удаляли его со сцены».
15 августа в Форт-Труа д'Энфер под Марли-ле-Руа собрали первый отряд. Он состоял из чересчур юных офицеров, только что выпущенных из Фонтенбло, и таких же неопытных солдат, многие из которых никогда не видели самоходных машин и должны были сперва обучиться на водителей в школах Шалона и Рупа. В сентябре дождались прибытия первых танков «Шнейдер» и первых танков «сен-шамон», после чего можно было начинать работу. Вскоре оказалось необходимо открыть второй, а затем и третий центр обучения — в Керкотте близ Орлеана и в Шамплене на южной окраине Компьенского леса.
Эстьен разделил машины на батареи по четыре танка в каждой; четыре батареи образовывали группу под командованием капитана или майора, а несколько таких групп составляли группировку. Первая группа танков «Шнейдер» появилась на свет в декабре 1916 года, вторая — в январе 1917 года.
Теперь французы обратились к решению ряда технических проблем, накопившихся в результате того, что проект разрабатывался слишком быстро. К тому же стало ясно, что первоначально заложенная в проекте толщина брони не защищает от бронебойных патронов с усиленным зарядом SmK. Ничего удивительного нет в том, что обещанные [69] даты поставок не могли быть соблюдены, и особенные трудности возникли с тяжелыми танками «сен-шамон», гусеницы которых были слишком узкими и производили чрезмерное давление на грунт, заставляя танки зарываться в мягкую землю и безнадежно в ней увязать. В результате в весеннем наступлении 1917 года участвовали исключительно танки «Шнейдер».
И только теперь, незадолго до первого боевого применения танков, генералу Эстьену пришлось признать, что оба имеющихся у Франции типа машин были чересчур громоздкими. Он принялся за разработку более легкого и скоростного танка, который весил бы не более шести тонн и мог нести на себе пулемет или легкую пушку. Летом 1916 года он опять явился в фирму «Рено» и на этот раз сумел убедить ее принять его проект. Уже в марте 1917 года конструкторы «Рено» смогли продемонстрировать свою прославленную и исключительно удачную модель, а в мае они получили заказ на 1150 танков, из которых 650 должны были быть вооружены 37-миллиметровыми пушками, а остальные — пулеметами. В октябре по настоянию Эстьена заказ был еще увеличен до 3500 машин и разделен между фирмами «Рено» (1850 машин), «Берли» (800), «Шнейдер» (600) и «Делоне-Бельвиль» (280), тогда как американцы подрядились изготовить еще 1200 танков. Вдобавок были заказаны две сотни машин, оборудованных беспроводной связью. В отличие от средних танков легкие танки были разбиты на роты по три взвода, в каждом из которых было по пять машин, что составляло пятнадцать танков на линии фронта и десять в резерве для каждой роты.
Но мы несколько опережаем события. Еще прежде, чем была выпущена первая треть Artillerie d'assaut, раздался призыв поскорее бросить [70] танки в бой. Тот же призыв уже слышался на участке британских войск, и в обоих случаях командование не могло его игнорировать.
Первой мыслью было предпринять танковую атаку под Бовреном в марте 1917 года, но от нее отказались после того, как германские войска отошли на линию Гинденбурга. Вот как получилось, что французские танки получили свое первое боевое крещение на реке Эне 16 апреля 1917 года.
3. Первые пробы, ошибки и опасения
Мы проследили за тем, как развивался интерес к танкам по ту сторону линии фронта, в стане союзников. Теперь обратимся к противостоянию на самом Западном фронте. На основе опыта, полученного в зимней битве, французы посвятили многие недели тщательной подготовке к грядущей осенней битве в Шампани. Англичане проводили подобную же подготовку в Артуа. Существенное отличие от прежних наступлений заключалось в значительном усилении артиллерии, колоссальном увеличении ее боезапаса, в затягивании периода артподготовки и расширении района артобстрела глубоко в тыл позиций противника. Огонь должен был корректироваться с помощью большого числа самолетов, осуществляющих наблюдение с воздуха.
22 сентября начался ураганный огонь, 25-го числа последовала атака. У немцев насчитывалось всего 1823 орудия в противовес 4085 у французов; в Шампани 6 германских дивизий столкнулись с 18 французскими, а в Артуа 12 германских дивизий противостояли 27 дивизиям французов и англичан. И это были лишь передовые силы, а мы [71] должны помнить, что противник обладал многочисленными резервами, тогда как у немцев их почти не было.
Противник обрушил на немцев мощнейший огневой вал (включая химические снаряды в Шампани, причем атака англичан поддерживалась газом из баллонов). Затем последовало наступление пехоты. На обоих участках противник во многих местах вклинился в позиции немцев, причем в Шампани между Тауром и Наварен-Фермом глубина вклинения колебалась от трех до четырех километров, а в Артуа она доходила до трех с половиной километров. К этому времени немецкие войска чрезвычайно растянулись из-за катастрофической нехватки резервов, но ни на одном участке союзники не добились желанного прорыва. Наступление затянулось, по большей части разбившись на ряд локальных стычек, которые в Артуа продолжались до 13 октября, а в Шампани закончились еще на день позже. Сражаясь в обороне, немцы израсходовали 3 миллиона 395 тысяч снарядов и потеряли 2800 офицеров и 130 тысяч рядовых. Противник истратил 5 миллионов 457 тысяч снарядов, причем в это число включены лишь затраты англичан на подготовительный артобстрел, но не учтены боеприпасы, израсходованные ими во время самого сражения. Потери союзников составили 247 тысяч человек — жертвы, абсолютно несоизмеримые с величиной захваченной территории.
Из этих боевых действий союзники извлекли следующий тактический урок: «При дальнейших попытках прорыва мы приложим усилия, чтобы одержать победу с помощью ряда последовательных сражений, а не посредством атаки единым ударом» (Рейхсархив, IX, 101). Вдобавок было сделано заключение, что количество орудий и [72] подвозимых боеприпасов должно возрасти еще больше, но при этом каких-либо определенных выводов относительно эффективности газовых атак сделано не было.
Идея проводить наступление поэтапно — то есть разбить его на отдельные сражения — играла только на руку немцам. Теперь не могло быть и речи о крупномасштабном внезапном ударе, и обороняющаяся сторона имела время, чтобы стянуть резервы и разместить их наготове позади находящихся под угрозой участков, а также оборудовать в тылу дополнительные позиции. Союзники попытались сделать хорошую мину при плохой игре и убедили себя, что обнаружили способ, позволяющий мало-помалу выбить резервы противника, так что в конце концов они смогут прорвать ослабевший германский фронт. Артиллерийская битва между тем выродилась в войну на истощение.
Германское высшее командование, по существу, усвоило тот же образ мышления и применило его под Верденом после того, как весной 1916 года не удалось захватить город с ходу. «Решение взять укрепления Вердена форсированной атакой основывается на давно признанной эффективности тяжелой и сверхтяжелой артиллерии. С этой целью мы должны выбрать наиболее подходящий участок и нанести артиллерийский удар таким образом, чтобы подготовить успешный прорыв пехоты». Изначально фронт атаки, при всей ее «сокрушительной силе», был ограничен восточным берегом Мёза, и даже там ему мешал северо-восточный выступ Лотарингских холмов (Рейхсархив, X, 58).
Для сражения были подготовлены двенадцать сотен пушек и громадный запас снарядов к ним. Была поставлена задача достичь намеченных целей [73] «при первом натиске», и подчеркивалось, что «ни при каких обстоятельствах атака не должна захлебнуться, чтобы французы не смогли заново закрепиться на тыловых позициях или реорганизовать свою оборону после нашего прорыва». На самом деле, однако, наступление практически немедленно превратилось в поэтапное продвижение — вопиющее противоречие, которое тут же стало очевидно частям, ответственным за приведение плана в действие. Единственно благодаря наступательному энтузиазму войска они сумели пробиться дальше намеченных целей и одержать несколько побед, которые фактически превысили ожидания командования. Одним из подобных эпизодов был захват Форт-Дюамона 25 февраля, на пятый день наступления. Это укрепление было взято штурмом по независимой инициативе трех офицеров, которые предпочли проигнорировать порученный им сектор и цели, намеченные на тот день. Упомянутые офицеры заслуживают, чтобы были названы их имена: капитан Хаупт, первый лейтенант фон Брандис и лейтенант резерва Радтке из 24-го бранденбургского пехотного полка.
Это была кульминация «форсированной атаки», которая затем сменилась войной на истощение. В запасе у III бранденбургского корпуса не было резервов, чтобы развить его успех. 26 февраля высшее командование отклонило требование 5-й армии о присылке подкреплений, которые дали бы ей возможность распространить наступление на западный берег Мёза. К 27 февраля среди наступающих войск появились признаки истощения, сопротивление противника окрепло, и количество жертв стало нарастать. За семь дней битвы с начала наступления немцы потеряли 25 тысяч солдат, захватив в то же [74] время восемь километров территории, 17 тысяч пленных и 83 орудия, но с этого момента любой выигрыш достигался только поэтапным продвижением и непропорционально дорогой ценой. В начале марта наступление захватило западный берег Мёза, а 23 июня в атаке при Флери интенсивно применялся газ, но опять-таки не было достигнуто никаких решающих успехов.
После битвы на истощение при Вердене, продолжавшейся с неослабевающим упорством в течение четырех месяцев, противник в свою очередь перешел в наступление на реке Сомме. Как мы увидим, оно было предпринято с беспрецедентным размахом. Между тем кровопролитная битва при Вердене произвела ужасное опустошение в рядах доселе невредимого ядра германской пехоты и подорвала доверие войск к своему руководству. К концу сражения в бой под Верденом были стянуты не менее 47 германских дивизий, 6 из них в два захода; немцы израсходовали 14 миллионов единиц артиллерийских боеприпасов, захватили 62 тысячи пленных и две сотни орудий. За тот же период французы ввели в бой 70 дивизий, 13 из них в два и 10 в три захода. Неравенство в силах было тем значительнее, что французские дивизии состояли из четырех полков пехоты, а большая часть немецких — только из трех. Убитыми, ранеными и пропавшими без вести Германия потеряла 282 тысячи человек, а Франция — 317 тысяч. Наступление под Верденом связало силы, имеющиеся в распоряжении Германии на Западном фронте, но оставило совершенно нетронутым наступательный потенциал англичан и лишь частично ослабило потенциал французов, что ни в коей мере не могло сорвать давно задуманное противником наступление по обоим берегам Соммы. [75]
1 июля 1916 года англо-французские войска атаковали двенадцать с половиной дивизий германской 2-й армии. Начиная с 24 июня здесь грохотал предварительный артобстрел из 3 тысяч орудий, и теперь в наступление пошла первая волна, состоящая из 17 дивизий, а 11 пехотных и 3 кавалерийских дивизии следовали за ними в резерве. У союзников было 309 боевых самолетов, что делало их хозяевами небес, а «германская противовоздушная оборона ограничивалась рекогносцировкой в непосредственной близости» (Рейхсархив, X, 347). Немцы имели в своем распоряжении только 104 самолета и 844 орудия.
Клубы дыма, пыль и утренний туман скрывали приготовления вражеских сил до тех пор, пока в 8.30 утра они не двинулись вперед. К вечеру первого дня наступления они захватили передовые немецкие окопы на протяжении около двадцати километров линии фронта и продвинулись в глубину до двух с половиной километров. К концу следующего дня эти достижения были еще увеличены. Затем, начиная с 3 июля, натиск несколько ослабел, но потом атаки постепенно вновь набрали силу, что вынудило германскую 2-ю армию потребовать присылки особых пулеметных рот и смешанных пулеметно-снайперских частей. Эти части отлично выполнили свою задачу, и во многих случаях их вмешательство было решающим.
14 июля с началом нового крупного наступления бои разгорелись с новой силой; однако результаты были весьма невелики, причем часть захваченных земель была потеряна, когда 18-го числа немцы предприняли контратаку. 20 июля последовало очередное наступление союзников, в котором они выставили 16 дивизий против 8 немецких; оно тоже было отбито. После яростных [76] локальных стычек противник предпринял мощный бросок севернее Соммы, увенчавшийся незначительным успехом. Сражение продолжало бушевать, союзники предпринимали крупномасштабные атаки 7, 16–18 и 24 августа, но все было тщетно.
К этому времени союзники потеряли 270 тысяч человек, а немцы — 200 тысяч. Противник вклинился в германские позиции на площади шириной в 25 километров и глубиной до 8 километров, но это далеко еще не было настоящим прорывом. В общей сложности в боевых действиях участвовало 106 вражеских дивизий против 57 с половиной немецких.
В ходе этих боев стойкость британской пехоты подверглась суровым испытаниям, и общественное мнение на родине было потрясено. Британское высшее командование сделало надлежащие выводы и решило, что начинать новые атаки имеет смысл только при поддержке нового оружия. Командование отсрочило возобновление наступления до сентября и приняло решение ввести в бой первую из только что прибывших танковых рот.
Итак, 15 сентября сквозь утренний туман двинулись в атаку первые 32 британских танка. Это не особенно много само по себе, к тому же их еще рассредоточили, разделив машины между 4-й армией генерала Роулинсона и резервной армией генерала Гофа. Вдобавок число танков еще более сократилось из-за неизбежных механических поломок. Все это было прискорбно, и все-таки появление даже этих немногих машин позволило англичанам записать на свой счет самый крупный успех за все прошедшее время. Таким было воздействие этого новейшего вида оружия. Наступательный дух британской пехоты немедленно возродился, как свидетельствует [77] знаменитое сообщение, полученное с самолета: «Танки движутся по главной улице Флёр, и им аплодирует британская армия». Общественное мнение также откликнулось на радостные вести, полученные с передовой. Однако само собой разумеется, что горсточка танков не стремилась осуществить прорыв германских позиций, которые выстояли в течение десяти недель тяжелых боев; танков было гораздо меньше, чем требовалось для этой цели.
После первого боевого испытания полковника Эллеса назначили полевым командиром британского танкового корпуса; он занимал этот пост вплоть до конца войны и внес немалый вклад в развитие нового рода войск. Затем британское высшее командование потребовало построить еще тысячу танков.
25–26 сентября 13 танков двинулись по болотистой, изрытой воронками от снарядов земле по направлению к Типвалю; 9 из них застряли в воронках, еще 2 сломались, и деревни достигли фактически только 2 танка. Одной из этих машин при поддержке единственного аэроплана тем не менее удалось захватить более тысячи метров окопов и взять в плен 8 офицеров и 362 солдата; менее чем через час британские пехотинцы сумели закрепить успех, потеряв всего лишь 5 человек.
Но этот бой при Типвале, как и все бои, что происходили затем в течение осени, был проведен малым количеством танков. В наличии имелось огромное количество машин, и, тем не менее, не было сделано ни единой попытки сосредоточить всю эту мощь против единственной цели. В то время как все остальные роды войск, включая авиацию, сосредоточивались на поле битвы во все возрастающих количествах, с танками [78] британское высшее командование поступало совершенно обратным образом, даже несмотря на то, что поначалу одобрило соображения Суинтона по поводу ведения согласованных боевых действий. Суинтон совершенно справедливо писал: «Имея перед глазами пример колоссальной ошибки немцев, которые произвели первую газовую атаку на узком участке, мы шесть месяцев спустя сознательно совершили подобную же ошибку. Мы не воспользовались внезапностью» («Очевидец», 297). Это соответствует утверждениям, содержащимся в одном из британских официальных отчетов, где говорится, что чрезвычайно глупо было таким образом лишаться преимуществ внезапности, и вновь приводится сравнение с тем, как немцы использовали газ во втором сражении при Ипре.
И все-таки тайное уже стало явным. Французы, особенно генерал Эстьен, были вне себя от ярости, полагая, что им теперь придется поплатиться, имея дело с усиленными контрмерами немцев и, вполне вероятно, с немецкими танками. Но в этом случае они слишком хорошо думали о немцах. Наше Верховное командование, правда, распорядилось начать опытную работу над танками и предложило вознаграждение за захват первой британской машины, но на этом в тот момент все и закончилось. Противотанковое оружие для пехоты не только не стали разрабатывать, но и запроса на него не поступило, а 17 ноября командующий группой армий кронпринц Рупрехт издал следующий замечательный приказ: «Пехота мало что может сделать против танков самостоятельно, но, несмотря на это, в ней необходимо воспитать веру в то, что она сможет стойко держаться в полной уверенности, что вмешается артиллерия и устранит опасность». [79] Иными словами, предполагалось, что моральный элемент одержит победу над материальным, по крайней мере там, где дело касается немецкой пехоты.
Артиллерия приняла следующие контрмеры: для борьбы с танками были преобразованы 12 батарей полевой артиллерии и для ближнего боя также были сформированы 5 батарей по 6 полевых орудий в каждой. Они были размещены непосредственно за линией фронта, чтобы обстреливать танки бронебойными снарядами. Саперы тоже трудились не покладая рук. Они копали рвы и танковые ловушки, в подходящих местах устанавливали минные поля и запруживали ручьи, превращая участки земли в топкое болото. Наконец минометы были оборудованы специальными рамами, позволяющими вести огонь по настильной траектории.
Когда отгремели летние бои, Франция и Англия стали готовить на весну 1917 года большое наступление. Они планировали сковать большую часть немецких резервов на участке франко-британской атаки под Аррасом, затем прорвать немецкий фронт в холмах Шампани и между Реймсом и Шмен-де-Дам и, наконец, развить прорыв, бросив в него мощные резервы. Британские танки должны были поддержать атаку под Аррасом, а французские — сделать то же самое под Берри-о-Баком на Эне.
Для сражения под Аррасом 9 апреля 60 имевшихся в наличии английских машин были распределены между различными корпусами. В некоторых отдельных районах они выполняли весьма полезные задачи, но они были слишком рассредоточены, чтобы обеспечить крупномасштабный [80] успех. Однако англичане установили, что немцы не обладают серьезной противотанковой защитой, исключая бронебойные снаряды, которыми располагала их артиллерия ближнего боя. Немцы в свою очередь захватили первый английский танк, очевидно один из первоначальной партии. Они провели испытания брони и выяснили, что из оружия, имеющегося у немецкой пехоты, эффективным против нее являются только патроны SmK, специальные кассетные заряды и минометы, способные вести настильный огонь.
16 апреля 1917 года французские танки отправились получать боевое крещение при Берри-о-Баке. Их разместили на участке 5-й армии двумя группами, имевшими боевое задание прорвать германский фронт одним ударом за двадцать четыре или, в крайнем случае, за сорок восемь часов, а затем сокрушить оборонительные укрепления дальше к востоку. По направлению к германским позициям рельеф постепенно повышался, но не представлял особых трудностей. Территория была ограничена с востока Эной, с запада — высотами Краонны, а по центру ее разделяла долина Эны, речки, достигающей в ширину трех метров и окаймленной заливными лугами и кустарником. Поле боя просматривалось на север и северо-восток с вершины Пруве, господствующей высоты южнее Амифонтена. Единственными препятствиями на пути танков были окопы обеих сторон и воронки от снарядов, но к северу от дороги, связывающей Корбени и Гигникур, даже они почти не встречались. Главную опасность представляли командные посты наблюдения, установленные германской артиллерией.
Наступлению предшествовала четырнадцатидневная артиллерийская подготовка, которая велась [81] из 5350 орудий, после чего у немцев не осталось никаких сомнений насчет ширины фронта атаки и ее целей. Артподготовка дала им возможность эшелонировать оборону в глубину и подтянуть свежие силы — главным образом орудия и пехотные резервы, которые держали наготове для контратаки. 4 апреля и в самом деле последовал успешный контрудар германской десятой резервной дивизии в направлении Ле-Солдат, к юго-востоку от Берри-о-Бака, при котором было захвачено 900 пленных и множество документов, касающихся планируемого наступления. В течение одного этого дня французам пришлось подавлять заградительный огонь, ведущийся с 250 новых огневых позиций. К тому же немецкая артиллерия быстрее, чем прежде, меняла позиции и имела в своем распоряжении более значительные ресурсы. Решительность, с которой Гинденбург и Людендорф сражались на Восточном фронте (как явствует из «маневра Зигфрида»), теперь принесла свои плоды на западе в виде первого крупного успеха. На этот раз не могло быть и речи о том, чтобы застать немцев врасплох.
Для своего наступления французское командование стянуло 16 пехотных дивизий, 2 бригады русской пехоты и кавалерийскую дивизию. Атаку поддерживали около 3800 пушек, более 1500 минометов и никак не менее 128 танков «Шнейдер» — такой мощной концентрации бронетанковых сил до сих пор не видело ни одно сражение. Наиболее важные директивы, касающиеся танковой атаки французов, гласили следующее (в этом разделе цитируется статья подполковника Ферре «Le premier engagement des chars francais» в «Revue d'Infanterie», 1 апреля 1936 года): [82]
«Танки будут сопровождать атаку пехоты, прокладывая путь через заграждения из колючей проволоки и прикрывая продвижение пехотинцев».
«Танки вооружены артиллерийскими орудиями и пулеметами, но их самое мощное оружие — простое продвижение вперед. Они открывают огонь на близкой дистанции — самое большее 200 метров для пушек и 300 метров для пулеметов; с более дальней дистанции они будут стрелять только при чрезвычайных обстоятельствах».
«Танки и пехота остаются в тесном взаимодействии на протяжении всего боя, но танки не ждут пехоту, если видят возможность прорваться вперед; как только атака началась, танки продвигаются вперед к своим целям и останавливаются, только когда встречают препятствия, которые не могут преодолеть собственными средствами. Когда наша пехота догоняет застрявший таким образом танк, она обязана сделать все возможное, чтобы помочь ему преодолеть преграду. Если пехота наталкивается на сопротивление противника, когда танки еще не появились на данном участке, она должна залечь и ожидать вмешательства танков. Танки минуют нашу пехоту и двинутся в расположение противника, подавляя неприятельский огонь. Таким способом танки и пехота окажут друг другу взаимную поддержку в процессе продвижения к их общим целям; они будут ждать друг друга только в том случае, когда их собственные ресурсы не позволят им продвинуться дальше».
23 марта вышел дополнительный приказ, целью которого было устранить неопределенность в только что процитированной инструкции. Тогда стало ясно, что от танков требуется приспосабливаться к тактике пехоты. [83]
16 танков составляли группу. 5 таких групп составили группировку Боссю, сражавшуюся к востоку от реки Мьетты на участке XXXII корпуса, тогда как остальные 3, обозначенные как группировка Шобе, атаковали на участке V корпуса, западнее Ла-Вилль-о-Буа и Мьетты. Сначала продвижение осуществлялось колонной, до момента, когда танки должны были перед боем развернуться в линию с интервалом 45–50 метров между машинами. Каждой группе была придана отдельная рота пехоты, чтобы помогать танкам в преодолении препятствий и в ближнем бою. Атаке предшествовал ползущий огневой вал, который должен был каждые пять минут переноситься вперед на 100 метров.
Танки должны были вступить в действие только тогда, когда наступление достигнет третьей или четвертой линии немецкой обороны, чтобы восполнить убывание артиллерийского огня и помочь пехоте продвинуться вперед. Это означало, что они должны быть введены в бой через четыре часа после начала атаки XXXII корпуса, а для пятого корпуса — через три с половиной часа. За день до наступления танки были собраны в районе западнее и юго-западнее Кюри-ле-Шодар, а на следующую ночь группировка Боссю была приведена в состояние боевой готовности юго-западнее Понтавера, а группировка Шобе — в лесу юго-восточнее Краонны. Отсюда эти два отряда должны были выступить соответственно через тридцать и двадцать минут после начала атаки. Приведем подробности из приказов.
Группировка Боссю должна была двигаться отдельной колонной по пути от Понтавера до Ле-Колера, где ее предполагалось разделить на две колонны — левая колонна, состоящая из первых [84] трех групп, должна была продолжать продвигаться между дорогой, связывающей Ле-Колера и Гигникур, и рекой Мьеттой, тогда как правая, включающая две замыкающие группы, на первом этапе должна была двинуться по дороге Ле-Колера — Гигникур, а затем, после пересечения первой линии немецкой обороны, взять общее направление на высоту Пруве. Подходить к линии фронта следовало колонной по одному, и только после того, как будет пройдена первая немецкая линия, колонна должна была перестроиться в боевой порядок. Танки должны были ждать, пока стихнет огневой вал, занимая в это время рубежи, которых, как предполагалось, они достигнут через четыре-пять часов после начала наступления. Только тогда они должны были атаковать третью немецкую линию и энергично продвигаться к Гигникуру и Пруве; наконец, три группы слева должны были атаковать Провизье. Объекты были педантично распределены между группами; после успешной атаки группы должны были вновь соединиться северо-западнее Гигникура. Позади каждой группы шли ремонтные команды, и за каждой колонной, в свою очередь, следовала группа эвакуации. Группировка Шобе должна была точно так же двигаться гуськом в направлении к северо-западу через ферму Ле-Темпль к Амифонтену. Как только будет пересечена первая немецкая линия обороны, группировка должна была перестроиться в две колонны, а затем после пересечения второй линии развернуться в боевой порядок и перейти в наступление. По окончании атаки она должна была воссоединиться западнее Амифонтена.
По крайней мере, таковы были планы высшего командования. В действительности мощнейший [85] подготовительный артобстрел причинил ущерб только первой и второй линиям обороны, и то лишь частично; более дальние рубежи фактически остались невредимыми. 16 апреля танки простояли в боевой готовности до назначенного времени; группировка Боссю сохранила свой численный состав, но группировка Шобе лишилась 8 танков, которые увязли в грунте. Как было обусловлено планом наступления, за ползущим огневым валом следовала только пехота. Она без особого труда захватила первую линию немцев, но со второй вышла совсем другая история. Французы добрались до нее между 10.00 и 11.00 только после ожесточенного боя, в котором понесли тяжелые потери, и успехи их ограничивались участком, тянущимся от лагеря «Цезарь» через ферму Мошан до старой мельницы, расположенной южнее Гигникура; дальше линия описывала входящий угол, огибающий Вилль-о-Буа, который французы занять не сумели. Отсюда и дальше на запад атака не дала заметного продвижения за первую немецкую линию, а у Краонны она вообще провалилась.
Тем временем группировка Боссю в 6.30 отправилась в путь, выстроившись в колонну и растянувшись на 2 километра. Продвигалась она медленно, поскольку дорогу перегораживали пехота и артиллерия. В 8.00 голова колонны достигла моста через Мьетту западнее Ле-Колера; мост обстреливала тяжелая германская артиллерия, но подбит был только один танк. Две машины окончательно вышли из строя, еще две после ремонта смогли вернуться в строй. Сопровождающая пехота подготовила проход через французскую передовую, которая была пересечена беспрепятственно, однако немецкая передовая причинила задержку на сорок пять минут, и [86] первый танк достиг фермы Ле-Колера только в 10.15. Здесь группа пехотной поддержки была уже рассеяна артиллерийским огнем противника и потеряла связь с танками. В 10.00 западная, иначе левая группа перестроилась к атаке. И тут же танк майора Боссю получил прямое попадание в верхнюю часть машины, причем погиб весь экипаж, и танк был охвачен огнем. Таким образом, наступление лишилось командования в решающий момент боя. Теперь мы расскажем, что происходило с отдельными группами.
Спустя несколько минут головная группа пересекла линию фронта немцев, сопровождаемая слабой поддержкой наступающей пехоты; с левой стороны от них французская пехота, по-видимому, продвигалась к Ювенкуру, но справа никто не подходил. 7 танкам удалось преодолеть немецкие окопы, но остальные 7 вышли из строя. Вскоре после 12.00 7 уцелевших машин достигли высоты 78 и пересекли расположенную за ней третью немецкую линию обороны, тщетно сигнализируя пехоте, чтобы та следовала за ними. Два танка к этому времени были выведены из строя, но их экипажи захватили немецкий перевязочный пункт и взяли нескольких пленных. Еще 2 танка были подбиты соответственно в 13.15 и 13.30. Наконец, оставшиеся 3 танка вернулись назад для того, чтобы восстановить соприкосновение с пехотой, и неожиданно встретили 9 танков из следующей — шестой — группы, а также один из своих танков, который успели отремонтировать.
Шестая группа потеряла 2 танка из-за поломок при прорыве второй линии немецкой обороны. На той стороне они атаковали окруженные части немецких войск, которые препятствовали наступлению французской пехоты, затем подверглись [87] артиллерийскому обстрелу с дистанции от 1800 до 2 тысяч метров и потеряли 5 машин и, наконец, развернулись непосредственно справа от остатков головной — второй — группы. В 14.30 13 танков, оставшихся от этих двух групп, отбили мощную контратаку немцев в районе высоты 78. Капитан Шануэн, принявший объединенное командование, решил не лезть на рожон без поддержки, поскольку пехота справа не продвинулась ни на шаг, и вернулся за линию южнее высоты 78, чтобы вывести машины из пределов досягаемости огня противника. Спустя немного времени Шануэну удалось установить контакт с командиром 151-го пехотного полка, который уже достиг участка между фермой Мошан и рекой Мьеттой, и они договорились предпринять атаку с ограниченной задачей отбить обратно высоту 78; штурм начался, и между 17.30 и 18.00 пехота заняла рубеж. По соглашению с командиром полка танки теперь отступили вдоль Мьетты к Ле-Колера; во время атаки они потеряли одну машину подбитой и еще четыре провалились в воронки от снарядов.
Группа 5 начала атаку третьей. Она развернулась справа от группы 6, подождала, пока пройдет огневой вал, и двинулась вперед в 12.00. Французам удалось взять третью немецкую линию и занять ее при помощи поддерживающей пехоты. Атаку продолжили 9 танков, прорвавшихся через заросли на северо-востоке захваченного сектора линии обороны; они достигли железной дороги Гигникур — Амифонтен, не встретившись ни с новыми препятствиями, ни с огнем противника. Здесь французы потеряли один танк из-за артиллерийского обстрела и еще один — из-за поломки. Между тем командир группы 5 установил контакт с командиром [88] следующего за ними полка пехоты, 162-го, только чтобы услышать, что полк слишком серьезно потрепан и не способен продолжать наступление. Вскоре после 17.00 танки отбили контратаку немцев против все того же полка, а затем машины были отведены назад, за расположение пехоты, поскольку наступил вечер.
Четвертой по очереди атаковала группа 9. Ее долгое время задерживали в Ле-Колера другие войска, но примерно в 13.00 13 танков добрались до фермы Мошан и оттуда начали свой бросок. К юго-западу от железной дороги они попали под обстрел артиллерии и были уничтожены; пехота не последовала за ними в атаку.
Наконец, группа 4 наступала двумя колоннами между долиной Мьетты на западе и долиной Эны на востоке. Она воссоединилась на Эне в районе второй немецкой линии обороны. После значительного промедления, понеся потери, 5 головных танков пошли в атаку в 15.00, чтобы поддержать пехоту, которая находилась примерно в 600 метрах к северу и была слишком ослаблена. 2 танка были подожжены, остальные отбили немецкую контратаку и отошли назад. Остаток группы двинулся вдоль Эны и к 15.30 сумел очистить окопы; 2 танка были выведены из строя, но пехота поддержки из 94-го полка смогла закрепить их успех. Затем группа была отведена к первоначальному району сосредоточения.
Теперь обратимся к трем группам группировки Шобе, которые отправились из исходного района в 6.30. Они прошли колонной по одному через ферму Ле-Темпль, но были замечены с воздуха немецким аэропланом, отслежены артиллерийскими наблюдателями и попали под сосредоточенный огонь. Многочисленные задержки в пути были вызваны тем, что пехота вовремя [89] не справилась с расчисткой проходов через французские и немецкие окопы. Танк командира головной группы был подбит и обездвижен, а следующие за ним машины столкнулись с задними. Огонь германской артиллерии постоянно усиливался, и экипажи подбитых танков сняли с машин пулеметы и пошли в бой наравне с пехотой, которая также была в тяжелом положении. К вечеру всего лишь 9 танков группировки Шобе смогли вернуться в район сосредоточения своим ходом; группа фактически была уничтожена, когда с расстояния от трех до шести километров по ней открыли огонь с закрытых позиций одна батарея полевой артиллерии, две батареи тяжелых полевых гаубиц, одна батарея орудий калибра 10 см и две минометные батареи. Под этим огнем танки продвигались вперед с той же скоростью, что и сопровождающая пехота.
В целом наступление 16 апреля 1916 года обернулось дорогостоящим провалом. Общая численность танковых экипажей составляла 720 человек, и 180 из них, то есть 25 процентов, были убиты, ранены или пропали без вести. Из 121 танка, которые отправились из района сосредоточения, 81 был потерян, включая 28 поломанных, 17 просто подбитых и 35 загоревшихся в результате попаданий. Несколько танков загорелись, не получив ни единой пробоины. 20 танков были отремонтированы. Окончательный счет потерь составил 76 танков из общего числа 132, то есть 57 процентов.
После сражения французы сделали из своей неудачи следующие выводы:
а) танки обладали недостаточной маневренностью на пересеченной местности;
б) сопровождающая пехота, по существу, не оказала никакой помощи; [90]
в) ни один танк не был поврежден из стрелкового оружия, и броня оправдала ожидания;
г) с другой стороны, огнем артиллерии было подбито 57 танков: 15 — прямой наводкой и 37 — огнем с закрытых позиций, по большей части из крупнокалиберных орудий. Это произошло благодаря профессионализму немецких артиллерийских наблюдателей, а также потому, что 16 апреля немецкие орудия практически не были затронуты обстрелом французской артиллерии; на будущее требовалось разработать соответствующие меры, чтобы подавить артиллерию обороняющихся, а также обмануть их наблюдательные посты;
д) наибольшие потери французы понесли, когда танки двигались в колонне, а также во время остановок и перестроений. Потери можно было свести к минимуму, если выступить в развернутом боевом строю сразу из района сосредоточения, который, в свою очередь, должен [91] размещаться непосредственно позади исходных позиций пехоты;
е) основные причины неутешительных результатов танковой атаки были связаны с неудачей наступления как такового, что сделало танки уязвимыми. Пехота была измучена и обескровлена предыдущими боями, и люди были не в состоянии развить успех, достигнутый танками на общем направлении на Гигникур и возвышенность Пруве;
ж) танки, даже когда действовали по отдельности, оказались чрезвычайно эффективны против пехоты в открытом поле, как показал молниеносный разгром контратаки противника западнее Гигникура;
з) однако в бою против окопавшейся пехоты окончательный успех возможен только в том случае, если атакующая пехота будет в состоянии немедленно его закрепить, иначе результаты, достигнутые танками, будут стоить настолько дорого, что окажутся попросту бесполезными. Отсюда французы, в свою очередь, заключили, что танки должны сражаться только в тесном взаимодействии с пехотой — убеждение, главенствующее во французской тактике еще и сейчас.
С точки зрения немцев мы должны добавить следующее:
а) французские танки выполняли свои длинные марш-подходы, следуя со скоростью пехоты, и по дорогам, забитым другими войсками. Без этих маршей и связанных с ними задержек можно было обойтись;
б) французы должны были подготовить целый ряд переправ через Мьетту и собственные окопы, что позволило бы им двигаться в развернутом боевом порядке от самого района сосредоточения; [92]
в) для преодоления немецких окопов французам скорее следовало бы поручить сопровождать танки не пехоте, а инженерным частям;
г) отдельные группы атаковали одна за другой с получасовыми интервалами, начиная с 11.00 и до 15.00, что превращало их в удобные мишени для сосредоточенного огня немецкой артиллерии. Благоразумнее было бы танковым группам двигаться от района сосредоточения в развернутом строю и по расчищенным маршрутам. Это позволило бы провести одновременную атаку силами всех танков и значительно затруднило бы немцам попытки их сдержать;
д) если бы танки были введены в бой раньше, скажем, примерно в то время, когда под ударом оказалась вторая линия немецкой обороны, они бы добились более тесного взаимодействия с пехотой до того, как та была ослаблена продолжительным сражением и потерями;
е) огненный вал явился препятствием на пути быстрого продвижения танков. Необходимо было использовать другие формы артиллерийской поддержки;
ж) несмотря на все ошибки, сделанные при подготовке и проведении наступления, танкам все же удалось продвинуться на два — два с половиной километра дальше, чем пехоте. Своим ходом солдаты не могли за ними успеть, несмотря на слабое сопротивление со стороны немцев и медлительность танков. Единственный вывод, который мы можем сделать: танки — это ударный кулак наступления, и уже перед остальными родами войск стоит проблема — усовершенствовать их настолько, чтобы они могли двигаться с той же скоростью, что и танки;
з) совершить прорыв 16 апреля 1917 года было бы вполне возможно, если бы танки использовались [93] более эффективно и если бы тактика наступления других войск была полностью согласована с тактико-техническими данными нового орудия — танка.
Однако тогда, в 1917 году, немцы, отразившие атаку, находились под впечатлением собственных успехов и в тот момент пришли к другим выводам. В деле борьбы с танками им следовало положиться главным образом на батареи ближнего боя. Вместо этого данные батареи были постепенно расформированы, поскольку немцы уверовали, что имеющиеся на вооружении у пехоты патроны SmK и специальные кассетные заряды, а также артиллерия, особенно крупнокалиберная, стреляющая с дальней дистанции, полностью обеспечат им противотанковую защиту.
Во Франции разочарование по поводу неудачного наступления 16 апреля 1917 года привело к яростной критике, направленной против танков. Однако по прошествии совсем немногого времени значение бронетехники подтвердилось в дальнейших сражениях, и в официальных кругах участие танков оценили уже всерьез, о чем свидетельствует приказ Ставки № 76 от 20 апреля того же года:
«Танки были нашим передовым отрядом, прорвавшим вторую линию обороны противника перед Ювенкуром, и именно они обеспечили ее взятие. Это было их первое появление на поле битвы, и они завоевали для себя почетное место среди собратьев по оружию, показав, чего мы можем ожидать от char d'assaut{3} в будущем».
Теперь обратимся к истории группировки Лефевра, состоящей из двух групп танков «шнейдер» и одной группы танков «сен-шамон». В наступлении [94] 17 апреля в Шампани она не участвовала, а была введена в действие несколько позже, 5 и 6 мая, в сражении у фермы Маннежан и мельницы в Лафо. В процессе наступления несколько частей — а именно 158-я пехотная дивизия, сводная дивизия Брекара и 3-я колониальная дивизия — получили ограниченную задачу продвинуться до северного склона возвышенности Шмен-де-Дам. Из имеющихся в наличии танков 158-й пехотной дивизии были приданы группа танков «сен-шамон» и одна батарея (четыре единицы) танков «Шнейдер»; одна группа танков «Шнейдер» была направлена в дивизию Брекара, а оставшиеся танки стояли в резерве. В этом случае разделение танков было оправдано структурой рельефа. Задачи групп и батарей были подробно оговорены, а 17-й батальон легкой пехоты прошел продолжительную подготовку, обучаясь взаимодействию пехоты с танками. Рельеф плато Шмен-де-Дам исключительно хорошо подходил для танковых операций, поскольку на нем можно было развить большую скорость, а районы сосредоточения были удачно расположены на южных склонах. Он также представлял трудности для немцев в плане наблюдения. Однако были у него и неблагоприятные особенности; в их числе неудобные маршруты подхода и широкая зона, изрытая ямами, оставшимися после того, как французская артиллерия тщетно пыталась расчистить полосу проволочных заграждений, используя взрыватели замедленного действия; для нескольких танков воронки от взрывов оказались роковыми.
Последовавшая за этим атака сама по себе не была особенно успешной, но кое-чего она все же достигла, и за это надо отдать должное в первую очередь именно танковым силам, которые потеряли [96] значительно меньше машин и личного состава, чем на Эне. Более того, и высшее командование, и другие войска были довольны тем, что совершили танки, и это обеспечило перспективу будущего развития нового оружия. И как раньше на Эне, так теперь и здесь стало очевидно, что атака бронетехники может привести к надежным результатам только тогда, когда за ней без промедления следует пехота. И опять этого не произошло, даже несмотря на то, что танки подавали условленные сигналы и при случае даже подъезжали обратно к пехоте, пытаясь заставить солдат занять позиции, которые были уже очищены от противника.
23 октября 1917 года французы, проведя атаку на изгибе оборонительного рубежа при Лафо, добились куда более значительного успеха. На этот раз было брошено в наступление гораздо большее количество танков. Каковы были предпосылки этого события? Во время боев весной 1917 года французы понесли большие потери, и к осени не оставалось иной альтернативы, как только ждать вмешательства американцев, тем временем ограничиваясь только рядом мелких зондирующих операций, которые предназначались для выравнивания линии фронта и проверки новой тактики. Кроме того, французы намеревались к лету 1918 года произвести некоторое наращивание своих вооружений — увеличить вдвое количество тяжелой артиллерии, построить 2–3 тысячи танков «рено» и накопить большие запасы газовых и дымовых снарядов.
Одной из вышеупомянутых операций как раз и было взятие Шмен-де-Дам. Операция должна была начаться с атаки на угол Лафо на участке фронта шириной около 11 километров. Не было и речи о том, что противника можно захватить [97] врасплох, и ко времени начала наступления французы установили, что на немецких позициях появилось 7 свежих дивизий и 64 новые батареи. Немецкие позиции были основательно укреплены, и ширина полосы заграждений из колючей проволоки доходила в некоторых местах до 10 метров. Обороняющиеся войска укрывались в многочисленных блиндажах и убежищах. Последняя линия обороны тянулась вдоль берега Алетты и располагалась дальше, чем объекты атаки французов. С другой стороны, гряда Шмен-де-Дам круто обрывалась к северу, что на многих участках ограничивало глубину немецких позиций и сужало их секторы обстрела, вынуждая артиллерийских наблюдателей размещать посты на передовой.
Французы провели атаку, имея 6 дивизий в первом эшелоне и еще 6 во втором. Со времени весенних боев полностью обновилось снаряжение, войска прошли переподготовку, и особенно тщательно французы отработали взаимодействие с танками и несколько раз проверили местность с помощью разведки боем. Наступлению должна была предшествовать артподготовка, в течение которой 1850 орудий выпустили около 3 миллионов снарядов, в то время как 68 танков шли на штурм.
Танки были организованы в три группы по 12 танков «Шнейдер» в каждой и в две группы по 14 танков «сен-шамон»; некоторое количество машин оставалось в резерве. Каждая группа была укомплектована подразделением боевого снабжения и передвижной мастерской, при этом каждая группировка имела в своем распоряжении ремонтно-восстановительное подразделение. В конце августа в качестве пехоты непосредственной поддержки им были приданы 2 эскадрона [98] спешенных кирасир, прошедших подготовку на взаимодействие с танками, и основной состав наступающей пехоты, натренированный на совместных действиях с бронетехникой. Постоянно изучались фотографии, полученные с воздуха, разведывались и усовершенствовались маршруты подхода.
О начале наступления возвестил шестидневный артобстрел. В точках, где должны были прорываться танки, проходы через заграждения расчищались снарядами, оснащенными исключительно взрывателями мгновенного действия, которые обычно не оставляют глубоких ям на месте взрыва. Авиация получила приказ сообщать о продвижении наступающей пехоты и бронетехники, а самолетам — корректировщикам артиллерийского огня было поручено наблюдать за передвижениями резервов противника и его противотанковой артиллерии.
Танки были распределены между пятью из шести наступающих дивизий. Офицеры связи танковых сил были прикреплены к командирам пехотных полков, тогда как старшие офицеры-танкисты находились при командирах дивизий и генералах.
Пока французы стягивались в районы сосредоточения в ночь перед началом атаки, они уже понесли некоторые потери. Половина группы 12, которая была придана дивизии, стоящей на правом фланге, а именно 38-й, потеряла боеспособность из-за поломок и попала под огонь немецкой артиллерии; почти то же произошло с группой 8, которая была выделена в распоряжение 43-й дивизии; группа 11, приданная 13-й дивизии, добралась до исходных позиций без серьезных затруднений, так же как и группа 31 (танки «сен-шамон») 17-й дивизии и группа 33 («сен-шамон») [99] 28-й дивизии. Однако из общего количества 68 танков только 52 достигли исходного рубежа, что говорит о том, насколько опасно было заставлять танки выжидать, находясь в пределах досягаемости эффективного огня, даже несмотря на то, что немцы не знали о приближении танков и их артиллерийские удары представляли собой всего лишь беспокоящий огонь, ведущийся по дорогам в ночное время.
Танки отправились вслед за пехотой в 5.05, пока было еще темно, и затем продолжали движение, придерживаясь скорости пехоты. Все танки правофланговой группы — группы 12 — были hors de combat{4} еще прежде, чем достигли первого объекта. Из группы 8 в сражение смогли вступить всего 6 танков, и то лишь после того, как французская пехота начала продвижение ко второму объекту; танки двигались вперед в промежутке между ползущим огневым валом и первым эшелоном пехоты, и несколько машин, которые успели отремонтировать, следовали позади. К 11.00 8 танков из этой группы достигли намеченного объекта и прикрывали пехоту, пока войска закреплялись на местности. Группа 11 согласно плану вышла вместе с 13-й дивизией и сыграла значительную роль в обеспечении ее последующего успеха; цели достигли 12 танков. Группа 31 действовала достаточно хорошо, но группа 33 не сумела добраться до первой линии немецких окопов.
25 октября французы достигли Алетты без всякой дальнейшей помощи со стороны танков. К 1 ноября немцы полностью оставили Шмен-де-Дам и помимо убитых потеряли еще 12 тысяч человек пленными и 200 орудий. Французы потеряли [100] до 8 тысяч человек, или 10 процентов от общего числа участвовавших в сражении. Из 68 задействованных танков 19 были утрачены во время боя, хотя только 8 из них были уничтожены противником, остальные просто застряли; 20 танков дошли до намеченных объектов; 5 танков, оборудованных радио, выполняли связные функции.
Жертвы среди танковых экипажей насчитывали 82 человека, или 9 процентов, — число того же порядка, что и в пехотных войсках. Большинство из них получили попадания, когда находились вне танка или когда высовывались из люка, чтобы определить свое местонахождение.
Из этих событий французы сделали следующие выводы:
а) танки стали эффективно действовать против укрепленных позиций только после того, как преодолели зону воронок;
б) фланговые подразделения были особенно уязвимы и поэтому требовали специального прикрытия;
в) танковые атаки должны проводиться эшелонировано. К объектам нужно направлять не отдельные машины, которые не достигают цели, но всегда одновременно целые подразделения, то есть взводы или группы;
г) попытка связаться с пехотой при помощи флажков оказалась несостоятельной, и единственный эффективный способ связи был устный;
е) танки несли тяжелые потери всякий раз, когда оставались без движения в поле зрения противника, и в будущем это должно допускаться только в случае крайней необходимости;
ж) тесное взаимодействие с пехотой доказало свою значимость — и оно действительно остается фундаментальным принципом французской [101] танковой тактики до настоящего времени (майор Перре. «Les Chars a la bataille de la Malmaison» в Revue d'Infanterie).
В отношении последнего пункта мы должны добавить, что танки, будучи так тесно привязанными к пехоте, как это было 23 октября 1917 года, избежали полного уничтожения лишь благодаря тому, что немцы не имели никакой противотанковой защиты. Единственным эффективным против танков оружием была их артиллерия, а неблагоприятные условия на местности сделали ее применение практически невозможным; иначе эти громадные и неповоротливые мишени разделили бы судьбу танков от 16 апреля. В дальнейшем следование такой тактике будет самоубийственным.
Вот и все, что можно сказать о первых боях французских танков. Вернемся к англичанам, которые запланировали крупное наступление во Фландрии, где в портах базировались германские подводные лодки. О внезапности атаки не было и речи — наоборот, намечалось продвигаться шаг за шагом, причем только после того, как участок будет полностью перепахан артиллерийскими снарядами, отравлен газом и при необходимости поднят на воздух подземными минами. Это должна была быть битва грубой силы, битва на истощение, в которой не было места никакой новой и непроверенной технике, где преднамеренно отвергалась возможность развития любого непредвиденного успеха, который мог прийтись на долю англичан. Таковы были военные перспективы накануне третьего сражения при Ипре.
7 июня 1917 года англичане разбомбили немецкие позиции на Витчетском выступе, разгромили 5 немецких дивизий и достигли реки Лис. Этот первый удар обеспечил прикрытие правому флангу последовавшего затем наступления, [102] которому предшествовали четыре недели артобстрела и которое продолжалось до начала декабря. Британские танковые силы вновь и вновь бросались в бой, но неизменно мелкими группами, получая строго ограниченные боевые задания и часто действуя в самых неблагоприятных условиях местности, какие только можно вообразить, — на почве, которую дожди и снаряды превратили в топкое болото. Под Витчетом у англичан было 76 танков, в третьем сражении при Ипре — 216, но они мало чего добились, и вину за это следует возложить на несовершенную тактику, которую им навязали.
А удалось ли другим родам войск получить заслуженную награду, увенчались ли успехом все их титанические усилия? Около четырех недель велся ураганный огонь, в котором было израсходовано 93 тысячи тонн артиллерийских боеприпасов плюс к этому за четыре месяца тяжелых боев — 400 000 жертв. Такова была цена покорения клочка земли, который протянулся самое большее на 9 километров в глубину и 14 километров в ширину. Немцы и сами потеряли 200 тысяч человек, но они смогли воспрепятствовать прорыву, и базы подводных лодок остались невредимыми. Величайшие жертвы были принесены без всякой пользы, и до британского высшего командования так никогда и не дошло, что с самого начала они готовили наступление тактически неправильно и что было совершенно немыслимо утаить приготовления к штурму такого масштаба, а это давало противнику время для принятия контрмер, поэтому и английские солдаты, после того как они брали с боем каждую пядь земли и платили за нее такую дорогую цену, оказывались перед необходимостью преодоления все новых линий обороны, создаваемых [103] в тылу. Командование так и не признало, что у подобного способа ведения военных действий нет шансов привести войну к успешному завершению.
Всякое представление о внезапности или быстроте должно было отступить перед непоколебимой убежденностью в преимуществе грубой силы и упрямством в применении изначально порочных методов. Рельеф местности, погодные условия, физические и моральные ресурсы армии — и в конечном счете самой британской нации — ничто не имело особого значения перед лицом этой жестокой борьбы. Зашоренные умонастроения высшего командования объясняли отсутствие проницательности и в других отношениях — они ни за что в жизни не желали изменить своей политической линии! Ради всего святого, никакого нового оружия! Это был период, когда британский танковый корпус, так же как и французские chars d'assaut, стояли на грани расформирования, поскольку в сражениях на болотистых полях Фландрии они смогли добиться не больших результатов, чем пехота.
4. Массовое производство
Хотя английское Верховное командование питало неприязнь к каким бы то ни было инновациям в тактике, английские и французские военные заводы были готовы выпускать танки большими партиями, и опыт боев 1917 года осмысливался ими как с точки зрения технической, так и тактической. К лету 1918 года Англия предполагала иметь тысячу полностью готовых к бою танков, а Франция — 3500. К тому же и американцы намеревались предложить фронту 1200 танков, организованных [104] в 25 батальонов. Эти цифры в действительности так и не были достигнуты из-за трудностей с производством, но танковые силы к этому времени настолько выросли, что получили возможность выйти из узкотактических пределов и добиться успехов большого оперативного значения. С технической стороны новые модели представляли заметный прогресс в том, что касается проходимости на пересеченной местности, запаса хода, скорости, качества брони, вооружения и управляемости; к тому же группирование танков в батальоны и роты сделало возможным более жесткий контроль над ними.
Следующая информация даст некоторое представление о тактических и оперативных возможностях танков в 1918 году:
Прежде чем высшее командование сумело разработать план использования танков в 1918 году как для целей обороны, так и наступления, поздней осенью 1917 года произошло событие, которое представило значение танков в совершенно ином свете. Даже по прошествии многих лет этот эпизод стоит того, чтобы обратить на него наше внимание. [105]