Предисловие
Каждое литературное выступление Фуллера заслуженно вызывает у советского военного читателя живой интерес. В противоположность подавляющей массе военных писателей буржуазного Запада он не замыкается в рамки опыта минувших войн. Его мысль непрерывно пытается преодолеть границы устоявшихся понятий, вековых традиций и общепринятых военных доктрин.
Фуллер, Лидель-Гарт, Дуэ, Зольдан, Гельдерс составляют целую плеяду трубадуров новой военной техники, певцов "войны будущего".
Нашему читателю нетрудно определить причины появления на свет экстремистских идей, проповедуемых основоположниками «гаражной и ангарной школы мыслей».
Они хотят войны и боятся ее.
Хотят, потому что они являются представителями своего класса, класса, пытающегося в новом туре империалистических войн и в первую очередь против СССР найти выход из общего кризиса капитализма.
Боятся, потому что свежи еще воспоминания о войне 1914—1918 гг., о грозных социальных бурях, ею вызванных. Боятся, потому что видят с каждым днем возрастающее обострение классовых противоречий, нарастание революционного подъема и братской солидарности трудящихся масс всего мира.
Лихорадочно готовясь к войне, империалисты хотят застраховать себя от надвигающегося грозного призрака революции. Историческая неизбежность превращения империалистической войны в войну гражданскую становится все очевиднее, и вполне понятен поэтому «их социальный заказ» военным теоретикам и практикам: сделать войну безопасной для капиталистического строя, сделать ее быстротечной и по возможности не требующей мобилизации массовых армий... [IV]
И Фуллер — признанный глава "гаражной школы мыслей"{1}, и Дуэ — бывший выразителем "ангарной школы мыслей" и все близкие им военные писатели пытаются создать новую «теорию войны будущего».
Они хотят решить войну единым стратегическим взмахом. В 36 часов их малочисленные армии поражают — с земли или с воздуха — политический центр, мозг, столицу противника и вынуждают его подписать мир. Через 36 часов после начала войны она уже закончена. Цели, поставленные войне, — достигнуты. Все решено раньше, чем мобилизационные потрясения, охватывая воюющие страны, начнут грозить опасными социальными сдвигами. Таков идеал войны. Такую войну, войну без массовых миллионных армий, без экономических катастроф и политических напряжений хотела бы вести буржуазия.
И «школы» и «школки» стараются угодить своим хозяевам. Возникающие "теории войны будущего" привлекают к решению поставленных задач все достижения современной науки и техники. Все быстродействующие средства — быстроходные танки, самолеты, электричество, химия — все мобилизуется и включается в систему вооруженных сил, призванную заменить медлительную и чреватую угрозой революции массовую армию.
Фуллеровская «массобоязнь», стремление заменить людские массы машиной — вызывает оппозицию "старой школы". Ее представители начинают серьезно опасаться, что фуллеризм «демобилизует» массы. Не веря в возможность решения войны силами малой механизированной армии, они считают, что «гаражная школа мыслей» создает у массы населения искаженные представления о войне, как об уделе только профессионалов-военных. Они знают, что ближайшая война потребует мобилизации миллионов, и боятся, что фуллеровские идеи сделают эту мобилизацию непопулярной. Один анонимный автор в январском номере журнала «The Army Quarterly» за 1931 г., возражая теоретикам «гаражной школы мыслей», с нескрываемой тревогой пишет: «Подобные идеи через несколько лет могут сделать людей менее расположенными идти на войну, чем это есть в настоящее время..
Автор приведенных строк понимает разумеется, что «люди» (т.е. массы) и без фуллеровских проповедей становятся менее «надежными».
«Инвертордонский инцидент» в сентябре 1931 г., когда 16000 восставших матросов являлись фактическими хозяевами 40 кораблей, большей части британского атлантического флота, — показательный симптом. Мобилизованные массы могут оказаться еще менее «устойчивыми», чем отборные добровольцы-матросы. Они могут выйти из повиновения и обратить оружие против своих угнетателей очень быстро вслед за тем, как их принудят принять активное участие в новой кровопролитной войне. Это отлично понимают уже многие. [V]
Но совсем отказаться от мысли о возможности поднять на войну массовую армию, окончательно сделать ставку только на механизированную армию профессионалов-военных — буржуазия конечно еще не решается.
«Буржуазия пытается всеми средствами создать надежную армию — путем муштровки, жестокой дисциплины, изолирования солдат от населения и запрещения им заниматься политикой, а в некоторых случаях даже путем обеспечения им привилегированного социального положения.Но она не может избежать необходимости военизировать массы, ей удается лишь комбинировать наемные войска с «народными армиями» или же с военными организациями типа милиции.
Остановить процесс разрушения буржуазных армий она не может, она может лишь задержать его» (VI конгресс Коминтерна, тезисы).
Буржуазия не в состоянии помножить усовершенствованную военную технику на массу, цементировать эту массу современным вооружением так, как это делаем мы, так, как это может позволить себе только одна власть в мире — диктатура пролетариата.
Буржуазия ищет путей, позволяющих ей не подвергать себя риску быть сброшенной с трона собственной армией, трудящимися, вооруженными для войны.
Буржуазная литература последнего времени, и при том отнюдь не только военная, содержит очень много подтверждений сказанного выше.
Один из виднейших апостолов буржуазии и организаторов войны 1914—1918 гг. — Ллойд-Джордж — приступил к опубликованию своих воспоминаний об этой войне. «Знали ли мы, — пишет он, — что только одна империя выдержит и что другие самые блестящие империи мира разлетятся играх? Знали ли мы, что революция, голод и анархия пронесутся над половиной Европы и что угроза эта опалит остальную половину беспомощного континента? И разве уже все сказано в этом смысле? Кто может сказать?» Страх перед надвигающейся революцией, мрачное предвидение близкого конца сквозят в каждой строчке мемуаров бывшего английского премьера.
Буржуазии есть о чем подумать.
Сам Фуллер, работая над секретом победы в будущей войне, воспитывая у «молодых военных» веру в новое оружие, впадает иногда в уныние.
«I cannot understand anyone wishing to repeat the last war»{2} — меланхолически замечает он.
Приходится сожалеть, что мы сравнительно мало знаем о том, какие отзвуки русская революция получила в армии Антанты. Ведь именно события последних полутора лет войны, т. е. периода, непосредственно следовавшего за Февральской революцией в России, и создали стойкий испуг перед массовой армией, до cих пор владеющий буржуазией и вряд ли могущий быть завуалированным бойкой проповедью ген. Фуллера. [VI]
Поль Аллар, военный цензор в период 1916—1917 гг. выпустил недавно в Париже книгу: "Подоплека войны в освещении секретных комитетов"{3}. Книга Аллара содержит чрезвычайно интересные сведения о революционном движении во французской армии в период с апреля до июня 1917 г., граничившем с всеобщим восстанием в основном ядре французских вооруженных сил. За этот период восстанием было охвачено 115 армейских единиц, в том числе 75 полков пехоты, 23 батальона военно-инженерных войск, 12 полков артиллерии и т. д. Главнокомандующий Петен подробно докладывал о событиях в армии и перечислял части, выбросившие лозунги: «Долой войну!», «Смерть ее зачинщикам!», и отказавшиеся идти в наступление. На одном из заседаний секретного комитета военный министр Пенлеве сказал: «Мы считали — и с каким беспокойством! — число свежих дивизий между Суассоном и Парижем, на которые можно было бы положиться. В течение нескольких дней, — прошу молчать об этом, — момент, когда можно было опасаться германской атаки, между Суассоном и Парижем находилась всего одна надежная дивизия!» Шестнадцать лет, отделяющие нас от 1917 г, принесли новые значительные изменения Целый ряд революций и восстаний, школа напряженной классовой борьбы и пример победоносного пролетариата СССР — неизмеримо усилили позиции единого фронта трудящихся в грядущей решающей схватке.
Ленинский лозунг превращения империалистической войны в войну гражданскую станет лозунгом дня, как только капиталистические правительства, играя «ва-банк», поднимут на войну свои армии.
Империалисты отчетливо понимают, что эта опасность грозит им при всякой войне, которая потребует мобилизации массовых армий. Они понимают еще лучше, что опасность эта удесятерится, если новый тур войн будет начат ими войной против Советского союза. Они понимают, что войну против первого в мире пролетарского государства трудно будет сделать популярной в широких массах трудящихся. Им очень хорошо известно, что "В результате успешного выполнения пятилетки нам удалось уже поднять обороноспособность страны на должную высоту" (Сталин ).
И все-таки, несмотря на все это, Фуллер получает заказ на выработку «плана безопасной войны». И, верный слуга своей буржуазии, Фуллер добросовестно исполняет приказ. «Теоретические» изыскания неслучайно приводят его к оценке применения «механизированных армий будущего» на северо-западных границах Индии, на театрах севера России и на степных просторах ее южных окраин{4}.
Не случайно разумеется Фуллер, проповедник «гуманных» средств борьбы, рекомендует наиболее смертоносные и разрушительные методы войны против «нецивилизованных варваров». В словаре носителей буржуазной "цивилизации" для большевиков нет другого названия... [VII]
Английский империализм ревниво охраняет свои «права» истреблять заселение «отдаленных окраин» бомбардировкой с воздуха. Английская буржуазная пресса не стесняется прямо упоминать о советских портах, как о возможных объектах такой бомбардировки.
«Каждый раз, когда капиталистические противоречия начинают обостряться, буржуазия обращает свои взоры в сторону СССР» (Сталин ).
Наиболее наглядно Фуллер обнаружил антисоветскую и фашистскую сущность своего «учения» в работе «Зубы Дракона»{5}.
Свирепая ненависть классового врага к единственному и первому в мире пролетарскому государству сквозит там на каждой странице. Открытые призывы к «коренному изменению положения в современной Европе» полностью разоблачают классовый характер его проповедей. «Никакой демократии! Спасение только в установлении фашистской диктатуры — иначе, по словам Фуллера, — «западная цивилизация придет к гибели».
Вдохновитель антисоветской интервенции Черчилль считает, что «если миру суждено еще раз увидеть войну, военные действия будут вестись не тем оружием и не теми средствами, какие были приготовлены для кампании 1919 г., но средствами и оружием, значительно более усовершенствованными, дающими гораздо более гибельные результаты»{6}. И наивным вздором кажутся после такого заявления рассуждения Фуллера о всемогуществе газов, вызывающих зубную боль.
Читающему книгу Фуллера будет совершенно ясно, что английский генерал, разрабатывая теорию современной войны, готовится вести войну не только при помощи малочисленной механизированной армии фашистских наемников-профессионалов, но и массовой, технически оснащенной мобилизованной армией. Между строк, а местами и совершенно открыто, Фуллер рассматривает вопросы ведения войны не только на континенте Западной Европы и в британских доминионах и колониях, — его взоры нередко обращаются на СССР, а кое-какие признаки приводят к заключению, что его внимание привлекают и некоторые проблемы, связанные с гражданской войной и внутри собственной страны...
В самом деле, его «конек» — мотопартизаны — представляют собой военизированных шоферов с их гражданского типа автомобилями. Сам Фуллер признает, что действия мотопартизан на территории противника, вследствие трудности питания горючим, почти невозможны. Тогда зачем уделять им столько внимания и возлагать на них такие надежды? Зачем включать их как почти обязательный элемент в боевой порядок механизированных частей? Это можно объяснить только тем, что Фуллер имеет в виду мотопартизан, привлекаемых к борьбе главным образом в условиях гражданской войны. [VIII]
Для подавления революционных восстаний фуллеровские механизированные части, укомплектованные отборными фашистскими наемниками, будут разумеется привлекаться в первую очереди. В представлении Фуллера не исключены очевидно случаи, когда его танки будут посланы наводить «порядок» и в частях «большой армии», укомплектованной солдатами второго разряда{7}, менее «надежными». Уроки Одессы, Баку и Архангельска не прошли даром. И нет ничего странного в том, что боевое обеспечение такого рода операций Фуллер предполагает возложить на фашистских мотопартизан. Их роль может оказаться особенно значительной в борьбе с безоружным гражданским населением, переставшим повиноваться.
Фуллер проговорился, заметив, что "самой выгодной ареной их действия является собственная страна" (стр. 54). Особенно Англия, прибавим мы, так как далеко не все страны располагают такой богатой сетью дорог, без которых мотопартизаны — вообще бесполезны.
Совершенно ясно при этом, какой классовый отбор придется производить при формировании мотопартизанских отрядов. Под «каждым человеком, умеющим управлять автомобилем», Фуллер вряд ли подразумевает наемных шоферов, рядовых пролетариев. Гораздо ближе к истине будет предположение, что под этим неопределенным понятием ему рисуется образ представителя современной буржуазной молодежи, для которой «лидировать» собственную легковую машину — обязательный вид развлечения и спорта.
Как бы ни вуалировал Фуллер свою «теорию войны будущего», как бы ни прикрывал ее трафаретной фразеологией «чистого» военного искусства — классовый характер ее очевиден и фашистское содержание очень резко выявлено.
Мировая буржуазия боится войны, но она сознает ее неизбежность и готовится к ней. Она готовится к схваткам внутри буржуазного лагеря, готовится к интервенции в СССР и к подавлению революции «у себя дома».
Выполняя социальный заказ буржуазии, Фуллер пытается стать теоретиком приближающихся, последних в истории человечества империалистических войн и последней и решительной схватки своего класса с побеждающей мировой революцией.
Читающему книгу Фуллера необходимо ни на минуту не упускать этого из вида.
Свои теоретические взгляды Фуллер развивает с большой настойчивостью. Его послевоенные литературные работы в основном знакомы уже нашему читателю.
Теория "войны будущего" разрабатывается в них очень последовательно, и многие мысли неоднократно повторяются. Фуллер пропагандирует свои теории и силой убеждения вербует апологетов «новой школы». [IX]
В его работах "Сто проблем механизации", "Реформация войны", "О будущей войне", "Лекции о полевом уставе, ч. II" и других без труда можно найти одни и те же положения, мысли и фразы.
Его «Лекции по III ч. Полевого устава» — попытка систематизировать к свести в одно целое основные идеи из ранее им написанного.
Фуллер предлагает своему читателю "лекции по книге, которой нет, но которая должна быть и несомненно когда-либо будет".
Полемизируя с консервативной военной мыслью, находящейся в плену у прошлого, он настойчиво предостерегает генеральные штабы от постоянной их исторической ошибки — стремления готовить страну и армию не к будущей, а к прошедшей войне.
Маскируя истинные причины своей массобоязни, Фуллер обещает «набросать контуры новой теории войны, вызываемой в жизнь нефтяным двигателем» (стр. 5). Ему очень хотелось бы наводнить поля сражений машиной, заменить ею людские массы. Ему не удается однако развить эту «теорию» до конца. «Масса» (т. е. мобилизованные трудящиеся) не вытесняется с полей сражения в фуллеровских прогнозах, и почтенному генералу не удается свести концы с концами. Об этом — ниже.
Но Фуллер усиленно рекламирует выгодность механизации армии и переход на малую армию. Сущность его идей в известной мере явствует из рассмотрения мероприятий последних лет в британской армии.
Великобритания, судя по официальным сведениям, представленным ею в комиссию по «разоружению», действительно сократила численность вооруженных сил со 176 600 чел. в 1914 г. до 144 500 чел. в 1931 г.{8}. Но... официальные же данные о цифрах военного бюджета показывают рост ассигнований на вооружения за тот же период вдвое: с 285 млн. долларов до 537 млн. долларов. Куда идут эти ассигнования, ясно из сопоставления цифр, свидетельствующих о росте вооружений. Количество пушек увеличилось в Англии с 900 в 1914 г. до 13 000 в 1931г., танков — от нуля до 460, аэропланов — с 230 до 1500{9}.
Разумеется этим далеко не исчерпывается все, что предпринимает Великобритания, готовясь к созданию своей армии для «большой войны». Голые цифры говорят много, но не все.
Однако лживость тезиса об уменьшении численности британской армии становится совершение явной, если взглянуть на организационные мероприятия Англии за пределами своего острова, например — в Индии. Даже по официальным данным численность англо-индийской армии после мировой войны увеличилась со 168 800 до 257 400 чел. Помимо этого в Индии созданы нерегулярные формирования общей численностью свыше 18 000 чел.
Комментарии излишни...
Не верит в самодовлеющую роль малой механизированной армии и сам [Х] Фуллер. Он вынужден говорить об оккупационных операциях, охватывающих значительные территории (очень мало, кстати, свойственные масштабам западно-европейских театров), о жандармских формированиях, предназначенных для «контроля» в занятых областях, о необходимости солидных сил для ведения «длительной обороны»{10} — неизбежного спутника большой войны, спутника, порожденного массовой армией и неразрывно с ней связанного.
Война по фуллеровским взглядам будет развиваться по такой общей схеме.
Вторжение на территорию противника совершается из подготовленной для этого широко развитой базы. Такой базой может быть либо территория своей страны, либо серия портовых баз на берегу противника (чужой берег — граница Британии!).
Углубляясь в страну противника, фуллеровская механизированная армия будет бороться с сопротивлением обороны и на пути к намеченным объектам вынуждена будет проводить серию промежуточных операций Это требует организации питания мехармии на территории противника, т. е., переноса базы питания вслед за механизированной армией. Такая подвижная база будет нуждаться в специальных войсках прикрытия. Расположение такой базы на месте неизбежно вызовет необходимость создания обороны на территории ее расположения и в современных условиях — прежде всего обороны противоброневой, с ее сильной артиллерией и инженерными средствами. Подвижная база будет являться одновременно и базой воздушных сил, взаимодействующих с механизированной армией. Воздушная база с ее громоздкими тылами, объемистым имуществом и инженерными средствами для оборудования аэродромов и посадочных площадок также неизбежно потребует расширения территории и солидных сил для наземной и противовоздушной обороны этой базы. Фуллер грозит полной остановкой той армии, которая предпримет вторжение на территорию противника, не предусмотрев всех перечисленных мероприятий. Связывая оккупацию с неизбежной «длительной обороной» и необходимой для ведения ее массовой армией, Фуллер прямо заявляет, что основная проблема механизированной войны — сохранение наступательной подвижности на основе неподвижной укрепленной базы{11}.
Укрепленным базам Фуллер придает огромное значение, сравнивая их с неприступными замками. Организация таких баз, неприступных для танков — по его мнению — одна из важнейших проблем современного военного искусства. Фуллер допускает даже мысль, что их развитие может привести к бессилию механизированной армии решить войну. «Можно почти наверное сказать, что, подобно тому как центральной идеей массовой войны являлось развитие наступательной мощи, центральной идеей механизированной войны явится как раз обратное», пишет он, [XI] плохо связывая это свое заявление с основной мыслью, центральным пунктом своей проповеди всемогущества малой механизированной армии. Там, где центральной идеей является оборонительная мощь, — там не обойтись без обширных территорий{12}, организованных для обороны силами и средствами многочисленных войск.
Фуллер сам таким образом демонстрирует свою беспомощность. Он бессилен предложить своей буржуазии рецепт, позволяющий вовсе отказаться от мускульных армий Вряд ли он может не замечать сам, что, оглушая всех своей проповедью малой армии, он невольно и неизбежно, приходит к утверждению необходимости массовой мобилизованной армии. Разорвать круг этого противоречия Фуллер не в силах, как не в силах капиталистический мир остановить развития глубочайших противоречий капитализма, влекущих его к неминуемой гибели.
Итак, Фуллер предвидит такое развитие противотанковой обороны, которое грозит привести к бессилию механизированных войск. Он видит единственный выход в применении мощных воздушных сил. Только они будут способны, по его мнению, преодолеть огромную силу будущей обороны. Только их атакам с воздуха и будут доступны противотанковые базы в будущей войне. Но для ВВС нужны базы, и не всегда эти базы можно будет располагать на своей территории. Операции ВВС во взаимодействии с механизированной армией — против укрепленных районов, где танки бессильны, и самостоятельные действия ВВС в глубине неприятельской страны потребуют прочных баз и обширных, хорошо обеспеченных районов. Он утверждает, что «... для самостоятельных воздушных операций, т. е. для атаки на гражданское население, первой предпосылкой будет организация длительной обороны»{13}. Певец малых армий не может сказать прямо, что применение сильной авиации без массовой армий невозможно. Но, в противоположность своему итальянскому коллеге, генералу Дуэ, Фуллер считает, что самостоятельно действующая авиация, так же как и механизированные войска, без поддержки крупных масс «мускульной армии» не в состоянии осуществить глубокое и эффективное вторжение на вражескую территорию. Массовая армия и здесь, как грозный призрак, стоит на пути теоретических устремлений Фуллера.
Предлагая свою схему организации вооруженных сил{14}, Фуллер наряду с фашистскими мотопартизанами и линейными механизированными войсками предусматривает и «второлинейные войска», стыдливо умалчивая об их численности и о том, что под этим универсальным термином и он сам подразумевает большую "мускульную армию". Он предпочитает ее, маскировать туманными определениями ее характера, как комбинации «сапер с жандармами», как «второй армии», составленной из «солдат второго разряда». [XII]
В схеме Фуллера фигурируют и воздушные силы.
Мы знаем уже, что Фуллер не склонен недооценивать их значения. Роль самостоятельных действий ВВС достаточно ярко выявлена им в его других работах, например в книге «Зубы Дракона». Британский капитализм, упорно отстаивая перед лицом всего мира в Женевской комиссии по «разоружению» свое право на воздушную бомбардировку, совершенно отчетливо показал, какое значение придается крупным воздушным сипам в лагере буржуазии.
Англия например только за последние 6 лет в пять раз увеличила число своих бомбардировщиков (с 120 самолетов до 600), доведя их процент в своем воздушном флоте до 52.
Фуллер прекрасно знает место ВВС в современной операции.
Но, пытаясь создать свою схему «малой армии», он сознательно говорит о ВВС лишь вскользь и отводит им в начальный период войны очень скромную роль вспомогательного средства для разведки противника{15}. Опять не желая упоминать о массовой авиации и о неизбежно сопутствующей ей массовой армии, Фуллер замалчивает и вопрос обеспечения разведывательной деятельности авиации в начальный период войны.
Ведь авиация должна получить право на разведку. Разведывательным полетам авиации неизбежно должны предшествовать крупные операции воздушных сил, долженствующие обеспечить необходимое, хотя бы местное превосходство в воздухе. Схема Фуллера таким образом должна значительно осложниться. Система военно-воздушных сил выльется в целую армаду воздушных кораблей самых разнообразных типов. Действуя в составе постоянных военно-воздушных соединений — эскадра авиационные силы будут в состоянии достигнуть превосходства в воздухе, прежде всего нападая на авиационные базы противника. Эта сложная проблема самостоятельной воздушной операции ждет еще своего теоретика и тщательной разработки. Фуллер же совершенно обошел ее: в его интересы не входит осложнение соблазнительно простой схемы организации его «малой армии». Агитируя за нее и усердно вербуя сторонников своего «учения», он намеренно упрощает вопрос, замазывая связанные с его теорией мало приятные подробности.
Нужно ли еще подчеркивать, что по вполне понятным причинам Фуллер совершенно обходит и вопрос о том, какие огромные массы населения, и прежде всего промышленного пролетариата, должны быть привлечены к работе на войну. Ведь не говоря уже о самой армии, которая, как бы Фуллер ни маскировал действительность, будет все-таки массовой армией, — за каждым самолетом, за каждым танком и пулеметом действующей армии необходимо встанут грозные в своей численности и, к великому сожалению буржуазии, необходимые массы рабочих рук на заводах, в ремонтных мастерских и на транспорте.... «Грядущая мировая империалистическая война будет не только механизированной войной, во время которой будут использованы [XIII] громадные количества материальных ресурсов, но вместе с тем войной, которая охватит многомиллионные массы населения воюющих стран» (VI конгресс Коминтерна).
Неотвратимая перспектива эта не принадлежит к числу приятных, и Фуллер предпочитает о ней не говорить вовсе. В самом деле — зачем гадать о том, позволит или не позволит собственный пролетариат вести империалистическую войну? Зачем раздражать «общественное мнение» буржуазии лишним напоминанием о близящемся неизбежном конце ее господства? И Фуллер отмахивается от назойливых вопросов и противоречий, неразрешимых для буржуазии.
Фуллер — военный теоретик буржуазии послевоенного периода капитализма. Его теоретические построения не могли не отразить тех противоречий, которые раздирают умирающий буржуазный мир.
Экстремист и новаторствующий искатель новых форм войны будущего и организации современных вооруженных сил, Фуллер смело выдвигает "проблемные вопросы" и зовет генеральные штабы вперед, к новым формам военного искусства. Нужды нет, что его теории недоработаны и не могут быть доработаны. Преодоление противоречий капиталистического общества Фуллеру не по силам. Но ему нельзя отказать в оригинальности суждений.
Совсем иная картина получается, когда мысль Фуллера развивается вокруг вопросов вождения войск. Здесь, в области тактики, он сам в плену у оперативно-тактических идей эпохи мировой войны.
"Окопная беспомощность" наложила неизгладимый отпечаток на его тактическое мышление. Он плохо представляет себе бой как совокупность огня и движения, завершаемого ударом, схваткой с противником, уничтожением его. "Не бейся с врагом, а убей его!" — этот выразительный лозунг японской армии чужд Фуллеру.
Он утверждает, что «... физическое уничтожение, достигшее своего зенита в мировой войне, будет постепенно и все больше заменяться стремлением деморализовать волю противника в ее различных формах и тем не только дезорганизовать его армию, но и повлиять на его народ»{16}. И еще: «Самый бой может быть превращен в произведение искусства, а не в кровавую мазню»{17}.
Фуллер не без задней мысли идеализирует будущую войну с ее «гуманными» средствами борьбы. Черчиль значительно откровеннее.
Разумеется, будущая война с ее неслыханными орудиями истребления будет далека от «гуманности» и вряд ли будет кому-либо напоминать "произведение искусства". [XIV]
Но Фуллеру памятна пехота мировой войны. Он отлично помнит, как она отказывалась идти в атаку, если артиллерия и танки предварительно не превращали в пустыню впередилежащие позиции противника. В своих трудах он много раз возвращается к проблеме «последних 800 ярдов».
Он не верит в возможность пехотной атаки, он не верит в возможность рукопашного (близкого) боя, он не верит в солдата вообще .
Отсюда и стремление решить не только войну, но и бой — помимо воли солдата, без солдата.
Отсюда и ставка на моральное подавление противника, «воли нации».
В самом деле, какое моральное впечатление будет производить танк, если его появление на поле боя не связано с совершенно реальной угрозой учинить «кровавою мазню»? Моральный эффект, произведенный танками под Камбрэ, был весьма обоснован эффективностью их применения в предыдущих боях. И уже конечно не моральный эффект от появления танков привел к поражению Германии. Поражение было ей нанесено не на фронте .
Вуалируя истинное содержание вопроса, Фуллер предсказывает высокую моральную эффективность и своим излюбленным мотопартизанам. Они будут, по его словам{18}, сеять смятение и ужас Нетрудно представить себе, какими способами эти фашистские мотоволонтеры будут сеять ужас. Гитлеровские банды дали показательные уроки для всего мира.
Но их моральное значение вытекает из причин, о которых «гуманный» генерал предпочитает не упоминать. Зовя на войну, лучше не упоминать о крови...
Идейное наследие войны 1914—1918 гг. — тактическая беспомощность владеет Фуллером.
Он пытается заменить войсковой бой моральным подавлением воли. Не веря уже в возможность безнаказанного для офицеров сведения дерущихся частей ближе, чем на 800 ярдов, он мечется в поисках универсального средства замены и находит его в самодовлеющей подвижности. Это — реакция на тяжелые уроки позиционного сидения в окопах на полях Франции.
Участник англо-бурской войны Фуллер не забыл и ее уроков. Ему памятны буры — отличные стрелки и лихие подвижные партизаны. Он не может забыть, как 23 тысячи партизан Девета, Деларея и Луи Бота успешно сражались с двухсоттысячной английской армией. Впечатления, запавшие в сознание Фуллера в его молодости, властно приковывают его ум к идее создания партизанских формирований и преодоления при их помощи всех внутренних противоречий в войне будущего. Заменив буров, боровшихся за свою независимость, фашистскими молодцами, Фуллер намерен преодолеть кризис буржуазных армий.
Нельзя недооценивать значение подвижности и маневра. Германская армия после мировой войны очень ярко подчеркивает важность [XV] тактического маневра. «Всегда надо стремиться использовать подвижность и скорость таким образом, чтобы тактическая цель действий достигалась скорее маневром, чем непосредственно боем», пишет германский военный писатель{19}.
Это конечно верно. Но заменять бой маневром, как это пытается делать Фуллер, — бессмысленно. Его отрицание боя — не случайная нотка. Он не верит в солдата и боится боя. Отсюда растет его тактическая беспомощность, его глубочайшая тактическая пассивность, совершенно очевидная, несмотря на его пышные декларации и трескучую фразеологию.
Чтобы уяснить себе это, достаточно познакомиться с его теорией наступления и встречного боя Фуллеровская трактовка этих наиболее активных видов боя насыщена пассивностью, нерешительностью.
Фуллер охотно «разводит» противников, не доводя столкновения до» боя. «Если местность неблагоприятна, пишет он{20}, а времени для достижения благоприятного района недостаточно, то та или другая сторона должна отказаться от боя» И далее: «Я не держусь мнения, что большие сражения произойдут уже вскоре после начала войны, вместо этого я предвижу мелкие стычки и маневрирование до тех пор, пока одна из сторон не допустит ошибки; когда же эта ошибка будет обнаружена другой стороной, тогда сражение и произойдет». Пример боя, приведенный на стр. 71, целиком подтверждает и ярко иллюстрирует эту доктрину, кстати очень сильно напоминающую метод вступления английской армии в войну 1914—1918 гг. Фуллеровская теория боя требует от войсковых начальников поистине куропаткинского «терпения».
Теория эта насквозь враждебна той, на основе которой воспитывается наша Красная армия. Вместо топтания и "маневрирования" в ожидании ошибки противника, мы требуем от командиров величайшей активности и смелого наступления, захвата инициативы. В нашем представлении командир сам должен выбрать и заняв, обеспечить местность, где он хочет дать бой.
«Очень трудно найти местность, — пишет Фуллер{21}, — на которой сочетались бы хорошие условия для ведения боя и для отхода (!), поэтому отсюда можно сделать вывод, что сражения, как сухопутные, так и морские — скорее будут исключениями, чем правилом».
Встречный бой, наиболее характерный вид боя для подвижных механизированных частей, Фуллером отрицается На стр. 70 он прямо заявляет, что редко может случиться, чтобы обе стороны решили принять бой.
Встретив противника, необходимо ждать его ошибки, вступая в бой» следует думать об отходе; даже преследуя противника (стр. 63), полезно почаще останавливаться и оглядываться (сборные районы Фуллер именует «объектами») — вот квинтэссенция фуллеровской тактики. [XVI]
И ее не делают более приемлемой пространные рассуждения Фуллера о гибком маневре с целью отрезать противника от его базы и этим лишить подвижности.
Действия по тылам сами по себе, как самоцель, бессмысленны, если они не связаны с боевыми действиями на фронте.
В Красной армии господствует другое учение, прямо противоположное. Сковать противника, изолировать его отдельные группы, бить по частям и, завершая общий разгром, преследовать до решительного результата — вот наша схема, мало напоминающая фуллеровскую.
Тактическая робость свойственна концепции Фуллера и в вопросах оборонительных действий. Хотя им и упоминается{22} метод «заманивания» под удар как способ оборонительных действий, основного содержания, сущности и особенности обороны механизированных войск он не дает. Наиболее активный метод обороны — подвижная оборона — гибкое сочетание действий по фронту с решительным ударом во фланг и тыл{23}. И этот метод, наиболее подходящий для механизированных войск, обладающих величайшей подвижностью и огневой мощью — Фуллером не показан.
Фуллеровские литературные работы дают богатый простор мыслям. Подвижность, маневренность воспеваются им на каждой странице. В этом и заключается между прочим ценность и значение его трудов. Мы всегда охотно работаем над свежими мыслями и теоретическими трудами, пытающимися поднять завесу, скрывающую будущую войну. Для нас особую ценность представляют те работы, в том числе и принадлежащие перу буржуазных военных авторов, которые развивают новые оперативно-тактические взгляды, основанные на опытном материале и на базе современной военной техники.
Нас не может не интересовать и теория мотопартизан Фуллера.
Мы хорошо знаем, как могущественно это оружие против современных громоздких массовых армий{24}.
Но мы решительно отвергаем учение Фуллера в той его части, которая носит на себе печать уроков позиционного сидения. Этой печатью отмечено значительное количество элементов его тактической доктрины, пассивной, беспомощной, резко нам враждебной и совершенно чуждой молодому организму революционной Красной армии.
В работах Фуллера немало ценного. Его литературные выступления по новым и совершенно неосвещенным вопросам, связанным с механизацией [XVII] армии, вызывают заслуженный интерес. Многие из проблем, ими выдвигаемых, заслуживают того, чтобы над ними серьезно поработать. И эта его работа содержит ряд элементов, достойных самого тщательного изучения.
Они должны привлечь внимание читающего эту книгу.
Фуллер строит свои рассуждения на фоне трех возможных комбинаций: столкновения механизированных войск с немеханизированным, полумеханизированным и механизированным противником{25}. Обнаруживая некоторую склонность к схематизму, од решает эти три проблемы в рамках "8 принципов войны", легших в основу английского полевого устава. Схематизм приводит Фуллера к неправильным и им же самим впоследствии отвергаемым выводам.
Говоря о чрезвычайной легкости для танков разбить "простую" пехоту, он совершенно не упоминает о противотанковых средствах пехоты, которые в некоторых случаях сам склонен даже переоценивать. Научно-обоснованной оценки элементов боя Фуллер дать не в состоянии.
В борьбе с полумеханизированным противником он считает основным вопросом — правильное использование местности. Думается, что и в остальных вариантах его схемы местность играет не менее важную роль. Там, где есть танки, местность всегда имеет решающее значение.
Фуллер любит сравнивать механизированные войска с морским флотом. Вряд ли эта аналогия может быть признана удачной, — ведь море всюду проходимо, а местность всегда будет диктовать танкам свои суровые «правила движения». Отсюда — важность проблемы местности и специальной топографической работы над созданием «танковых карт».
Проблему местности Фуллер решает и в другом разрезе путем постановки вопроса о создании танков с повышенной способностью самостоятельно преодолевать препятствия. Им резко ставится вопрос о необходимости введения на вооружение сухопутных крейсеров{26}, могущих без задержки следовать в избранном направлении, минимально считаясь с мелкими препятствиями, предвидеть которые не всегда будет возможно. Их роль для посылки в них партизан (можно и без дорог) и «пиратов» для действий в тылу противника, для глубокой разведки — не может быть переоценена.
Сам несколько нарушая собственную классификацию танков{27}, Фуллер развенчивает (наконец-то!) идею универсального разведывательного танка. При атаке укрепившегося противника он уже не рекомендует посылать в разведку легкие танки. Наоборот — функции разведки выполняет первая волна мощных, хорошо вооруженных, с сильной броней, длинных штурмовых танков. Их разведка не будет прервана слабыми противотанковыми средствами противника — их броне не страшны мелкокалиберные пушки, их не остановят нормальные (созданные пехотой) противотанковые рвы и эскарпы. Они сделают гораздо больше, чем в состоянии сделать легкие [XVIII] разведчики, страдающие от огня всякой пушки, останавливающиеся перед каждым рвом и поэтому, теряя подвижность, быстро выходящие из строя. В иных случаях разведчиками будут крейсера. Разумеется это не устраняет необходимости иметь специальные разведывательные машины — легкие подвижные амфибии. Но «проблема местности» срывает с них ореол универсальной машины, годной на все случай многообразной боевой действительности. Та же проблема ставит перед механизированными войсками еще немало «проклятых вопросов». Форсирование рек — предприятие очень сложное — Фуллером рассматривается недостаточно подробно. Преодоление водных преград неизбежно поставит перед механизацией задачу создания помимо амфибий и мостовых машин подводного танка, способного с задраенными люками передвигаться своим ходом по дну.
В связи с проблемой местности трактуется и боевой порядок механизированных частей. Фуллер образует его из двух «крыльев» — танкового и противотанкового{28}, несколько излишне схематизируя этот принцип. Очевидно учения в долине Салисбери утвердили некоторый шаблон: пехота всегда образует противотанковое крыло. Больше того — Фуллер склонен утверждать, что «соединение танков с пехотой равносильно запряжке трактора в пару с ломовой лошадью»{29}. Он упускает из виду очень большое количество случаев, когда танки не метут обойтись без пехоты. Действия в лесах, на водных преградах, борьба в укрепленных полосах — здесь всюду понадобится тесное взаимодействие пехоты с танками. Категорические утверждения, подобные приведенному выше, свидетельствуют только о схематичности мышления.
Крайний схематизм приводит Фуллера к некоему ложному стандарту и в построении системы охранения. И на марше и на остановках он рекомендует систему кольцевого охранения. В принципе против этого возражать не приходится. Но «проблема местности» и здесь потребует корректив — не везде дороги и местность позволяют иметь охранение со всех сторон, особенно на марше. Это во-первых. Во-вторых — схема Фуллера нуждается в существенной поправке. Она предусматривает единого начальника этого кольца{30}. С этим вряд ли можно согласиться. Ведь централизация всех органов охранения, иногда на очень большом обводе (в зависимости от радиуса кольца) — вещь не легкая и вряд ли нужная. О внезапном появлении противника охраняющие части должны немедленно донести прежде всего тем, кому в первую очередь грозит нападение, а вовсе не начальнику всего охранения, который быть может находится как раз на противоположной стороне кольца и донесение которому все равно запоздает. Если доносить и в один и в другой адрес, то к чему тогда сводится роль начальника охранения? Если ему остается только регулировать смену, усиление и т. д., то его роль с успехом может выполнить и штаб старшего начальника. Думается, что наша система секторального выдвижения и [XIX] подчинения (тоже кругового в принципе охранения значительно более целесообразна.
Фуллер вообще недостаточно критически подходит к безраздельно господствующим в британской армии "8 принципами". Он слепо принимает старую систему охранения и механический применяет ее в новых (подвижных и бронированных) войсках. Ведь старая система охранения с ее авангардами, арьергардами, БО и пр., была рассчитана на выигрыш времени, необходимого для изготовления войск к бою. А механизированные войска по существу всегда готовы к бою. Броня защищает их от внезапного поражения дальним огнем, им не нужны длительные и сложные передвижения, чтобы принять боевой порядок: иногда простой поворот с дороги направо или налево позволяет уже вести атаку на появившегося на фланге противника. В этих условиях за охранением (имеется в виду марш) остаются две основных функции: 1) доразведывать противника и препятствовать его разведке и 2) быть сигнальным средством, звонком, предупреждающим о появлении противника (здесь сознательно не упоминается функция ПО — захватывать, упреждая противника, выгодные рубежи, — это особый вопрос). Нет никакого сомнения, что вопрос походного охранения механизированных войск нуждается в коренном пересмотре.
Другое дело — охранение отдыхающей мехчасти. Там уместно многое из обычной схемы. Охранение, оснащенное всеми средствами ПТО до «возимых крепостей»{31} — вагенбургов — включительно, необходимо конструировать из расчета безопасности и выигрыша времени.
Вообще же охранение мехвойск надо строить главным образом при помощи соответствующих обстановке боевых порядков. Если на марше например противник угрожает с фланга, то охранение может быть создано двояко, в зависимости от основного решения. Если этого противника решено уничтожить, его нужно сковать пехотой, остановить средствами ПТО и разбить главными силами, нанося глубокий охватывающей удар. Другими словами — с угрожаемой стороны надо вести пехоту со средствами ПТО. Если же угрожающий противник не должен отвлекать всех сил от выполнения другой, основной задачи, от него надо заслониться. Это можно сделать либо нанеся ему короткий встречный удар частью своих танковых сил, либо создав из пехоты со средствами ПТО неподвижный заслон. В зависимости от принятого решения и следует строить боевой порядок. Эта гибкость и управляемость мехвойск и являются одной из их главнейших отличительных особенностей. Фуллер недостаточно глубоко проанализировал эту часть проблемы механизированной войны. Развивая свою теорию «выжидания ошибок противника», он прямо рекомендует, в случае если противник Действует в неожиданном направлении и ни один из заранее намеченных планов неприменим, приостанавливать действия и принимать оборонительный порядок{32}. Управления на ходу, [XX] использования природной гибкости мехвойск — Фуллер не признает. Он проповедует инициативу подчиненных, но он не особенно верит в нее и явно опасается ее: лучше остановиться и потерять самое дорогое — время, чем распустить вожжи и предоставить ход событий инициативе подчиненных, — думает Фуллер.
Он ограничивает инициативу, считая ее уделом лишь избранных, исключительно из офицерского состава; по его мнению «действующие рядовые все более и более будут превращаться в части машины, тогда как их офицеры будут превращаться в частицы мозга командира»{33}.
Наш ПУ 29 требует «постоянной работы начальствующего состава в области воспитания в армии широкой самостоятельности». Инициатива сверху донизу при твердом руководстве — всегда сулит наибольший успех. И наша Красная армия всемерно поощряет инициативу и воспитывает широкую самодеятельность и бойца и командира.
Требуя «пластичности ума» только от офицеров, Фуллер, говоря о прошлых войнах, осуждает скованность тактической мысли командного состава. «Все командиры были научены думать и действовать одинаково и часто без учета действительной или возможной обстановки. В результате этого любая ошибка или непредусмотрительность могла выбить массы из колеи, как это и случилось в течение первых же недель мировой войны»{34}. Фуллер упускает из вида, что тактика буржуазных армий рождалась снизу, в окопах. Ему совершенно не приходит в голову мысль, что никакая инициатива командиров не могла заменить инстинкта приспособления к новым боевым условиям рядовых бойцов, солдат. Это они писали уставы, это они своей кровью и потом заполнили страницы теоретических курсов военного искусства.
Еще Энгельс в «Теории насилия» заметил, что «солдат опять оказался разумнее офицера, он инстинктивно нашел единственную форму борьбы, возможную под огнем заряжающихся с казенной части ружей, и успешно повел ее вопреки упорству своих начальников»{35}.
Так будет повторяться с каждым нововведением на войне. Инициатива масс всегда подскажет нужное решение. Нужно только уметь ее уловить и разумно использовать. Проблема инициативы — одна из сложнейших в области управления мехвойск. Но эта проблема наилучшим образом может быть разрешена только в нашей армии, где твердое руководство сверху может опираться и на инициативу снизу.
Фуллер вопросам управления уделяет немало внимания. Проблема чрезвычайно сложная, она представляет огромный интерес. Ставя очень интересные отдельные вопросы, Фуллер однако не разрешает их вполне и в их совокупности. Оно и понятно — это удел будущего, когда вождение мехвойск будет базироваться на более обширном опыте и проверенных на широкой практике средствах. Отметим лишь, что его предложение о [XXI] применении буквенного кода, создаваемого для каждого боя и каждый день{36}, его требование отведении на вооружение танков компаса для вождения частей ночью, в тумане в лесу и дыму — заслуживают пристальнейшего внимания и изучения.
Не менее интересны и злободневны попытки Фуллера в области классификации (спецификации) танков и танковой артиллерии{37}, применения прожекторов{38} и в постановке ряда отдельных вопросов, обильно насыщающих настоящую его книгу.
Фуллер — один из виднейших военных теоретиков империалистической буржуазии. В его выступлениях отражены и ее смертельные недуги.
Читая Фуллера, нельзя не чувствовать его бессилия разрешить противоречия капиталистического мира. Он не в состоянии дать законченной теории «войны будущего».
Но некоторые тенденции установить можно. Теории Фуллера дают некоторые основания для выводов о тех путях, на которых империалисты будут искать решений в предстоящей войне.
Фуллер показывает, как при помощи фашистской части современной массовой армии может быть использована и применена новейшая военная техника. Он показывает, что буржуазные генеральные штабы намерены вручить эту технику надежной «малой армии», которой предстоит быть может стать последним оплотом умирающего буржуазного мира.
Эти тенденции нам нужно изучать. Мы должны хорошо знать, что предпринимает буржуазия, готовясь к новому туру войн. Мы должны внимательно присматриваться к ее "теориям войны будущего" и к тем методам, которыми она намерена применять новейшие достижения военной техники, ибо «международный империализм ставит вновь вопрос о разрешении исторического спора между капитализмом и социализмом путем войны... Опасность военной интервенции против СССР стала непосредственной опасностью для всего мирового пролетариата» (XI пленум ИККИ ).
Красная армия, оснащенная современными средствами борьбы, не знает трудностей, свойственных природе буржуазных армий. Пути «овладения техникой» для нас не чреваты опасностями, спасения от которых тщетно ищет Фуллер.
Мы должны как можно быстрее, как можно лучше овладеть техникой, которую в изобилии дает нашей Красной армии могучая социалистическая индустрия Советского союза. [XXII]
"Если принять во внимание, что будущая война будет механизирована до последних пределов, что машине в этой войне будет принадлежать одна из главнейших, решающих ролей, станет совершенно очевидным ,что исход борьбы будет наиболее зависеть от умелого и наиболее продуктивного использования этой машины.Новая техника требует от всех нас постоянной работы над собой, изучения этой техники, ее освоения, приобретения твердых навыков для боевой работы с этой техникой» (Ворошилов ).
Помогут ли нашему читателю в решении этих задач лекции Фуллера? На этот вопрос следует ответить положительно.
Книга Фуллера изобилует интересными мыслями. Однако, как мы видели, много в ее содержании ложного, фальшивого и прямо нам враждебного. Много неверных и дискуссионных выводов.
Читателю придется, работая над этой книгой, мобилизовать свои критические способности и по достоинству оценить выдвигаемые Фуллером положения.
При этом условии чтение книги принесет пользу, познакомит нас с новейшими тенденциями в области развития буржуазного военного искусства и поможет нам в трудном деле освоения новой военной техники.
Книга заслуживает серьезного критического изучения.
Июнь 1933 г.