Глава III

Но так не будет, ибо, хотя на суше, на море и в морской глубине не произошло никаких новых событий, такое событие произошло в воздухе — событие, которое, вследствие того, что воздух покрывает и сушу, и море, направлено к изменению не только характера войны в целом, но и специфического характера войны на суше и войны на море. Этим новым событием является решительное самоутверждение воздушного оружия{17} — оружия, которое, родившись вместе с великим мировым конфликтом, не смогло еще оказать на него сколько-нибудь значительного влияния.

Чтобы немедленно получить ясное представление о том, какую всеобъемлющую революцию в характере и в формах войны вызывает воздушное оружие, следует вспомнить о том, что это оружие грубо и неожиданно ломает основные характерные черты, которые война имела с того времени, когда человек начал сражаться с человеком.

До тех пор, пока человек не мог оторваться от поверхности земли, все проявления человеческой деятельности, а следовательно и война, были вынуждены протекать на этой поверхности. Война всегда определялась столкновением двух воль: одной — стремившейся захватить определенную зону, другой — стремившейся не дать захватить ее. Поэтому всякая война состояла из движений и столкновений лишь вооруженных сил{18}, расположенных та поверхности, одна из которых стремилась прорвать другую с целью достичь того, что было расположено позади нее; вторая же стремилась противостоять первой, чтобы защитить все находящееся в своем тылу. Таким образом, линии сил, расположенные на поверхности, имели две функции: первая — стремиться к прорыву линий неприятельских сил, чтоб открыть [272] себе путь к поставленной цели; вторая — стремиться защитить то, что было расположено в тылу самих линий.

Это — основная черта, характеризовавшая войну от ее возникновения вплоть до сегодняшнего дня; таковы были основные функции сил, расположенных на поверхности, вплоть до мировой войны, представлявшей собой наиболее грандиозный пример этой основной черты и двойственной функции сил.

Способность, которую человек сумел завоевать себе, — отрываться от земной поверхности и передвигаться в воздушном пространстве, — разбила вековой характер войны и уменьшила функции линий сил, расположенных на поверхности, именно потому, что этот характер и эти функции зависели от ограничения поверхностью.

Иначе говоря, нет более необходимости прорывать линии неприятельских сил, чтобы достичь намеченной цели. Линии сил больше не защищают того, что находится в их тылу. Достаточно на мгновение остановиться на рассмотрении этого нового положения вещей, созданного появлением воздушного оружия, чтобы убедиться, что роковым образом это оружие должно было вызвать всеобъемлющую революцию в формах и характере войны.

* * *

Сухопутные армии и морские флоты бесповоротно потеряли способность защищать находящуюся в их тылу страну, которой могут быть нанесены удары независимо от их (армий и флотов) существования и от их положения. Поле сражения не может более быть ограничено; оно распространяется на всю территорию и все морские пространства участвующих в борьбе стран. Не может более существовать «никакого различия между сражающимися и несражающимися, так как все граждане, где бы они ни находились, могут быть непосредственно поражены ударами неприятеля. Ни в одном месте нельзя будет жить и работать в относительной безопасности и спокойствии: банк будет открыт для ударов, как и окоп — и, может быть, даже более, чем окоп; над всеми и над всем будет висеть грозная опасность.

Многие считают, что воздушное оружие можно сравнивать, [273] как нововведение, с простым усовершенствованием в оружии, какими были, например, введение огнестрельного оружия в результате изобретения пороха или замена паруса паровой машиной.

Эти люди серьезно заблуждаются. Никогда на протяжении истории человечества не появлялось военного средства, которое можно было бы сравнить с воздушным оружием. Различие между камнем, брошенным пещерным человеком, и снарядом знаменитой Берты — чисто количественного порядка, а не различие по существу. От пещерного человека до Круппа, идет всего лишь лестница простого совершенствования средств, наиболее подходящих для придания метательному снаряду известной живой силы. Но мы все время остаемся в том же самом неизменном кругу идей, а до тех пор, пока остаются в том же самом кругу идей, может иметь место только эволюция, но ни в коем случае не революция. От трирем до больших турбинных кораблей идет лишь лестница усовершенствований, направленных к облегчению поступательного движения пловучего тела. Война, с тех пор как человек начал сражаться, всегда развивалась при посредстве одних и тех же средств, обладавших одними и теми же свойствами, хотя и в различной степени; поэтому в своих общих чертах она всегда оставалась той же самой, тождественной самой себе.

Летательная машина не является усовершенствованием; она является новой вещью — вещью, обладающей присущими лишь ей свойствами и допускающей такие возможности, которые до сего времени были недоступны человеку.

Новый и необычный фактор со всеми своими специальными свойствами и со всеми своими своеобразными возможностями вступает в группу вековых факторов, придававших войне ее характер и ее формы.

С этого момента, под влиянием этого нового фактора, кривая, изображающая эволюцию войны, теряет свою последовательность и получает совершенно иное направление. Не может быть более речи об эволюции; речь едет о революции. Горе тому, кто в этот период даст движению по инерции увлечь себя по продолжению прежней кривой: он немедленно окажется за пределами существующей действительности. [274]

Даже одно воздушное оружие, неистово ломая вековую» форму войны, обладало бы способностью прервать последовательность эволюции формы самой войны.

Почти одновременное появление отравляющего оружия{19} неизбежно должно сделать это революционное явление еще более бурным.

* * *

Атака с помощью хлора 25 апреля 1915 г. была названа наиболее жестоким эпизодом мировой войны. Независимо от этого она представляет собой начало эры, характеризуемой применением отравляющих веществ для военных целей.

Вплоть до 25 апреля 1915 г. казалось, что покушение на человеческую жизнь может быть осуществлено — как это имело место с времен глубокой древности — лишь с помощью тел колющих, режущих или контузящих (ударяющих), управляемых руками человека, или же посредством тел, которым сообщена каким-либо образом, некоторая ударная сила. От природного оружия человека — мы могли бы сказать и обезьяны — путем последовательных усовершенствований пришли к современному оружию. От палки и осколка кремня — к штыку. От камня, постепенно заменяя мускульную силу силой упругости сначала твердых, а затем газообразных веществ, — к ружью, к пушке, к пулемету.

Но чтобы быть пораженным снарядом, понимая это слово в его наиболее широком смысле, необходимо находиться в определенный момент на его траектории. Ударное действие снаряда является поэтому мгновенным и линейным. Чтобы быть пораженным действием отравляющих веществ, достаточно находиться в пространстве, занятом некоторым объемом газа в любой момент того периода времени, в течение которого газ сохраняет свою ядовитость. Поэтому действие газа является объемным и продолжительным. Снаряд становится безвредным после того, как он потеряет двигавшую его живую силу; ядовитый газ сохраняет свое действие до тex пор, пока он продолжает содержаться в определенной пропорции в атмосфере.

Разорвавшийся 305-миллиметровый снаряд безобиднее грудного младенца; ипритовая бомба смертельна в момент [275] ее взрыва и может оставаться смертельной в течение нескольких дней. Орудийный обстрел слышен, а газ всегда молчалив и часто невидим.

Траектории снарядов могут быть перехвачены с помощью специально устроенных поверхностей, за которыми человек может укрыться. Газы же проникают, распространяются, просачиваются, отыскивают каждую выемку и каждую извилину, заполняя воздух, без которого человек не может обойтись даже одну минуту; они могут одновременно лишить жизни массы людей на обширных пространствах.

Наступательная эффективность отравляющих веществ поэтому далеко превосходит эффективность снарядов. Если принять во внимание, что все в этом мире совершенствуется, становится ясным, что атака с помощью хлора 25 апреля 1915 г., названная наиболее жестоким эпизодом мировой войны, покажется невинной детской шуткой сражающимся и несражающимся завтрашнего дня.

Ибо ребячеством было бы предаваться иллюзии: все ограничения, все международные соглашения, которые могут быть установлены в мирное время, будут сметены, как сухие листья, ветром войны. Тот, кто сражается не на жизнь, а на смерть, — а в настоящее время нельзя сражаться иначе, — имеет священное право пользоваться всеми средствами, какими он располагает., чтобы не погибнуть. Нельзя квалифицировать военные средства как цивилизованные или варварские. Варварской будет война, средства же, которые в ней применяются, можно различать одни от других лишь по их эффективности, по их мощи и по урону, который они могут нанести противнику. А поскольку на войне необходимо наносить противнику максимальный урон, всегда будут применяться средства, наиболее пригодные для этой цели, каковы бы они ни были. Безумцем, если не отцеубийцей, можно было бы назвать того, кто примирился бы с поражением своей страны, лишь бы не нарушить формальных конвенций, ограничивающих не право убивать и разрушать, но способы разрушения и убийства. Ограничения, якобы применяемые к так называемым варварским и жестоким военным средствам, представляют собой лишь демагогическое лицемерие международного характера; и действительно, [276] отравляющее оружие повсюду продолжает совершенствоваться и уж безусловно не с чисто научными целями.

Именно вследствие его ужасной эффективности отравляющее оружие будет широко применяться в будущей войне. Таков грубый факт, которому нужно смотреть прямо в лицо, без ложной стыдливости и без расслабляющей, подобно морфию, сентиментальности.

* * *

Маршал Фош писал несколько лет тому назад:

«Самолет дает средство распространять большие количества отравляющих веществ, настигать армии и делать целые области необитаемыми. Химическая война находит в самолете средство для достижения ужасных результатов на обширнейших пространствах».

И действительно, воздушное оружие пригодно для перенесения отравляющего оружия в любой пункт неприятельской территории. Оба эти оружия, связанные вместе, образуют, таким образом, наступательную силу масштаба, превосходящего масштаб всех применявшихся до сего времени средств.

Все знакомы с ужасающими результатами газовых атак, произведенных в мировую войну, и ни для кого не тайна, что в деятельной тишине химических лабораторий всего мира изучаются и экспериментируются способы повышения этих ужасающих результатов как в смысле отравляющей силы, так и в смысле постоянства отравляющего действия во времени и в пространстве.

Несмотря на то, что все стремятся сохранить тайну, чтобы поразить противника внезапностью, существует целая литература, в особенности за границей, которая рассматривает наилучшие способы отравления своего ближнего. Поэтому можно указать на некоторые тенденции.

Кажется, в США — родине наиболее миролюбивых и наиболее гуманных предложений — производились опыты с газами, единственной защитой от которых был бы некий вид полного водолазного костюма, изготовленного из специальных материалов и снабженного прибором для искусственного дыхания. Ядовитое действие этих газов якобы настолько сильно, что они обеспложивают на целые годы даже почву, с которой они вошли в соприкосновение. [277]

Известно существование жидких отравляющих веществ, медленно испаряющихся, способных отравить воздух на целые недели.

Писалось, что с помощью 80–100 т отравляющих веществ можно сегодня окутать смертоносной атмосферой большие города, как Париж и Лондон, и что посредством продуманного сочетания фугасных, зажигательных и химических бомб можно полностью разрушить крупные населенные центры, ибо газ помешает локализации пожаров.

Германцы, всегда романтичные, изобрели систему, которую они назвали «газовым покрывалом». Речь идет о создании, например, над городом невидимого облака из ядовитых газов тяжелее воздуха. Облако, медленно опускаясь на землю, уничтожает все встречное. Таким образом, нет более спасения ни в погребах, ни на балконах небоскребов.

В мировую войну применялись самолеты и газ, но оба эти ужасные виды оружия находились еще в состоянии младенчества, причем не было точного представления об их применении.

Если о газе в настоящем и в будущем можно сказать лишь немногое, то о воздушном оружии можно сказать многое и притом точно.

Мощность летательных аппаратов ныне достигла величины, по крайней мере, вдесятеро большей, чем существовавшая в конце войны. В настоящее время состоят на эксплоатации или будут введены в эксплоатацию в близком будущем самолеты с общей мощностью моторов в 2000–3600–6000 л. с. В этой области, благодаря деятельным заботам Бальбо{20}, Италия стоит во главе всего мира.

Действительно, Бальбо распорядился, чтобы фирма Капрони построила образцы самолетов мощностью в 2000{21} л. с., в 3000 л. с. и в 6000 л. с.; некоторые из этих образцов уже готовы, а другие находятся в достаточно подвинувшейся стадии изготовления. Общий вес самолета в 6000 л. с. вместе с нагрузкой достигает около 40 т, из которых более половины полезной нагрузки{22}. Это — крылья, приделанные к четырем железнодорожным вагонам. Эти самолеты — прекраснейшие [278] средства для быстрой и надежной перевозки пассажиров — являются сверхмощными военными средствами, настоящими воздушными крейсерами, вооружение которых предусмотрено в виде двух малокалиберных орудий (одно — в передней, другое — в задней части), от 16 до 24 пулеметов калибра, превышающего нормальный, и с очень большой скорострельностью, и 6 т бомб. При случае эти самолеты могут в своих жизненных частях быть защищены легкой броней; их крупные корпуса{23} допускают посадку в открытом море. Впрочем, многочисленные моторы совершенно обеспечивают их от вынужденных посадок на сушу или на воду как вследствие того, что эти самолеты могут еще продолжать полет после остановки около половины числа моторов, так и благодаря возможности исправления в полете незначительных аварий моторов.

Таковы самолеты настоящего и ближайшего будущего, наряду с которыми самолеты, со славой участвовавшие в войне, поистине кажутся игрушечками; самолеты целиком металлические, а потому независимые от ангаров.

Если кто-либо желает обратиться мыслью к воздушному оружию, то он должен помнить об этих машинах, а не об удивительных, но хрупких аппаратах, состоявших из дерева и ткани, не забывая при этом, что успехи растут ежедневно почти что в геометрической прогрессии. Славный Капрони-300{24} превратился в Капрони-600, Капрони-1000, Капрони-2000 и превращается в Капрони-3000 и Капрони-6000.

Один английский офицер подсчитал, что в настоящее время воздушная армия нормальных размеров может сбросить только за один полет столько бомб, что их вес превосходит вес бомб, сброшенных всеми английскими воздушными силами в течение всей мировой войны, который исчисляется примерно в 800 т.

Действительно, можно подсчитать, что ныне воздушная армия нормальных размеров может перевезти при каждом полете 1500 т бомб, а это равняется нагрузке 150 железнодорожных вагонов.

Можно подсчитать, что английский флот, произведя по одному выстрелу из всех своих орудий, т. е. один залп, может выбросить около 200 т снарядов. Таким образом, coвременная [279] воздушная армия может сбросить за один полет вес бомб, равный приблизительно весу семи залпов английского флота. Но в то время как английский флот может выпускать свои залпы лишь по другому флоту, обладающему способностью противодействия, или против береговых целей, более или менее способных к противодействию, воздушный флот может сбросить свои бомбы в любой пункт на суше или на морских пространствах противника, включая и наиболее чувствительные, наиболее слабые и наиболее уязвимые; в то время как английский флот должен выбросить много стали и мало взрывчатых веществ, воздушная армия может сбросить много взрывчатых и много отравляющих веществ м очень мало стали. Воздушная армия такого рода превзошла бы наступательную мощь английского флота, даже если бы последний мог летать.

Во время войны Тревизо пришлось эвакуировать; он был эвакуирован много ранее, чем на него упали 80 т бомб, которые за все время были на него сброшены. Если бы эти 80 т были сброшены за один налет, по всей вероятности, разрушения Тревизо были бы гораздо более значительны, вследствие вызванных бомбами пожаров, которых не удалось бы одолеть, а также, вследствие вызванного ими чрезвычайно тяжелого морального эффекта.

В настоящее время за один только полет нормальная воздушная армия может сбросить по 80 т бомб на 20 центров вроде Тревизо; поэтому вполне логичным будет утверждение, что такая операция могла бы, независимо от материальных результатов, достичь в районе ее выполнения неисчислимого морального эффекта.

Ежедневно самолеты вылетают из Лондона и прибывают в Париж, и вылетают из Парижа, направляясь в Лондон. Поэтому неоспоримо, что в какой-либо момент 1000 самолетов, вылетевших из северных районов Франции, могут достичь Лондона, равно как и 1000 самолетов, вылетевших из южных районов Англии, могут достичь Парижа. Неоспоримо, что сегодня самолет может перевезти из Парижа в Лондон минимум 1 т бомб. И также неоспоримо, что 1000 т взрывчатых, зажигательных и химических бомб, сброшенных на Париж или Лондон, могла бы уничтожить мозг Франции или Англии. [280]

Я прошу читателей задуматься над указанными мной цифрами и возможностями, которые представляют действительность сегодняшнего дни, а не предположения, которые смогут осуществиться завтра или через 10 или 20 лет.

Современным, истинным, неоспоримым является следующее обстоятельство: каково бы ни было в настоящее время расположение на поверхности линий сил, т. е. сухопутных армий и морских флотов, самолет дает возможность нанести в любом пункте неприятельской территории удары, превосходящие масштабом своим, все удары, которые до сих пор можно было себе представить.

Воздушное оружие дает способ нанести тяжелые удары наиболее слабым, наиболее чувствительным и наиболее уязвимым неприятельским центрам, а химическое оружие является средством придать этим ударам ужасающий характер.

Это будет жестоко, негуманно, варварски, но это так. Повторяю — сегодня, а не завтра и не через 20 лет. И завтра, если только представилась бы необходимость, никто не отказался бы от использования таких ужасающих ударов, хотя они и могут казаться жестокими, негуманными, варварскими.

До настоящего времени противники покрывались броней и наносили друг другу свирепые удары, стремясь обоюдно разбить броню противника, Однако, пока последняя выдерживала, сердце оставалось в безопасности.

Сегодня уже не то. Сегодня броня потеряла свое защитное значение, так как она не может более защищать сердце, которого воздушное оружие может достичь, а отравляющее оружие — парализовать.

Лорд Ротермир писал:

«Отныне ни одна страна не сможет хвалиться тем, что» она обладает первенством на море; это для нас, англичан, горькая пилюля, но ее необходимо проглотить».

24 июля 1924 г. Болдуин, бывший в то время премьер-министром, произнес следующие слова:

«Легко сказать, как это делают многие, что Англия должна была бы изолироваться от Европы, но мы должны [281] помнить, что история нашего островного положения, закончена и что с появлением самолетов мы перестали, быть островом. Нравится ли это нам или нет, но мы ныне неразрывно связаны с Европой».

Это — вторая горчайшая пилюля, которую англичане должны проглотить.

И действительно, положение таково, что ни один морской флот, как бы он ни был могуществен, не может своими средствами помешать надлежащим образом подготовленному противнику, будь он немец или француз, наброситься с воздуха на Лондон — на великую столицу, до сего времени гордившуюся своей неприкосновенностью, — чтобы; поразить Англию в ее мозг; на английские торговые порты, чтобы поразить ее в чрево; на морские базы, чтобы поразить ее в сердце. Английский флот потерял свою защитную силу: безопасность Англии отныне может быть обеспечена лишь воздушными силами, способными удерживать в отдалении воздушную угрозу.

Одно установление этого факта дает представление о происходящей революции в формах и характере войны и дает полнейшую уверенность в том, что возможная грядущая война, будет по необходимости отлична — и совершенна отлична — от всех предыдущих.

Но эта констатация говорит и о большем; она говорит, что влияние факторов чисто технического порядка, каковы подводная лодка и самолет, проявляется и помимо войны, захватывая область политики. Безусловно интересным было бы исследование политического влияния, оказываемого техническими средствами; для меня достаточно, что я, надеюсь, доказал это; я доказал, что если возможная будущая война будет по необходимости отличаться от минувшей войны, то было бы и высшей степени опасно оставить без внимания или неточно определить военную ценность воздушного оружия, т. е. впасть при оценке его в ошибки, которые имели место в период, предшествовавший мировой войне.

Отсюда вытекает огромное и притом практическое значение тщательного («appassionato», буквально — «страстного». — Пер.) и строгого исследования результатов, которые может дать влияние воздушного фактора на характер и формы войны. [282]