Глава II

В предыдущей главе мы бросили беглый взгляд на сухопутную сторону великой мировой войны, осветив ее характерные черты и отметив последствия ошибки в оценке одного из технических факторов. В этой главе мы бросим взгляд на морскую войну; и здесь мы встретим аналогичные последствия ошибочной оценки другого технического фактора.

Адмирал лорд Сен-Винцент на заседании палаты лордов обрушился на премьер-министра Питта, который проявлял склонность содействовать опытам Фультона{14}, со следующими, совершенно непарламентскими, выражениями:

«Я считаю вас величайшим глупцом, который когда-либо существовал, так как вы намерены оказать покровительство военному средству, необходимости в котором не ощущают те, кто господствует на морях, и которое, если оно достигнет успеха, их этого господства лишит».

Великий английский министр не был, конечно, глупцом, но лорд Сен-Винцент безусловно оказался пророком. Это оружие, будучи усовершенствовано, спустя, примерно, столетие лишило англичан господства на море.

Однако, за 110 лет, последовавших за тем годом, в котором Фультон со своим «Наутилусом» и своей миной взорвал бриг «Доротею», официальные специалисты английского военно-морского флота, несмотря на усовершенствования подводного оружия, не сумели отдать себе отчет в истине, содержавшейся в нападках лорда Сен-Винцента, так что германская подводная война застигла английский флот врасплох и нашла его неподготовленным. [258]

В течение этого продолжительного периода времени некоторые предусмотрительные люди пытались вызвать внимание к важности подводного средства. Однако, все их слова оказались брошенными на ветер. Один романист — Уэлльс — полностью предсказал подводную войну; но он был романистом, да к тому же полным фантазии, а потому серьезные люди не могли принимать его всерьез{15}.

Незадолго до войны адмирал сэр Перси Скотт — знаменитый реформатор методов стрельбы судовой артиллерии, человек, который прекрасно знал ценность орудий и брони, — писал:

«Ввиду современной мощи подводных лодок, линейные корабли бесполезны как для наступления, так и для обороны; следовательно, продолжение строительства их явилось бы растратой денег, уплачиваемых населением для обороны империи».

Но и мнение сэра Перси Скотта также потерпело неудачу под бурной атакой сторонников ультра-сверхдредноутов. На английских морских маневрах в 1913 г. одна подводная лодка целых шесть раз атаковала адмиральский корабль, и целых шесть раз неосторожный командир подводной лодки получал от адмирала приветствие: «Убирайтесь ко всем чертям». Адмирал Симс писал:

«Вплоть до мировой войны мнение большинства адмиралов и капитанов 1-го ранга было таково, что подводные лодки представляют собой чудесные игрушки, пригодные для чрезвычайно эффектных представлений в тщательно избранных местностях и при наилучших условиях со стороны погоды и моря».

В официальных компетентных кругах утверждали, будто подводная лодка может действовать только в дневное время и при хорошей погоде; будто она бесполезна во время тумана; будто она вынуждена подниматься на поверхность воды, чтобы выпустить торпеду; будто условия жизни в ней настолько неудовлетворительны, что она выводит экипаж из строя за одну неделю; будто у нее нет никаких шансов на успех в открытом море; будто она нуждается, чтобы жить, в корабле-матке и т. д. [259]

Однако же подводная лодка была реальностью, существующей и осязаемой.

И эти курьезные предупреждения не были опровергнуты даже потоплением крейсеров «Хог», «Кресси» и «Абукир», ибо, как говорилось, эти три корабля подверглись торпедированию в совершенно исключительных условиях, особенно благоприятных для действий подводных лодок, и в ограниченном водном пространстве.

Лишь после потопления линейного корабля «Одэшес», происшедшего у северо-западных берегов Ирландии, в нескольких сотнях миль от всех германских баз, начали понимать возможности нового оружия{16}.

«Германские подводные лодки, — писал адмирал сэр Перси Скотт, — отняли у английских судов свободу движения, не позволяя ни одному линейному кораблю выйти из порта без свиты охраняющих его миноносцев; воспрепятствовали бомбардировке Большим флотом германских портов; потопили 100 тыс. т судов флота; принудили его отправиться на Бермудские острова для проведения артиллерийских учений и вынудили укрыть в Мудросском заливе часть его сил, выделенную для бомбардировки Дарданелл, за исключением тех судов, которые они потопили; таким образом, они в огромной степени уменьшили боевую ценность величайшего в мире флота, который впервые почувствовал себя неспособным обеспечить жизнь Англии».

Игрушка обнаруживала, что она является страшным оружием. Предсказания лорда Сен-Винцента оправдывались. Англия теряла владычество над морем.

Действительно, весной 1917 г., когда подводная война достигла своих наибольших результатов, в морских кругах и в английском правительстве распространилось ощущение возможности проиграть войну в результате подводной войны. [260] В первые дни апреля беседа между американским адмиралом Симсом и адмиралом Джеллико, первым лордом адмиралтейства, закончилась следующими трагическими словами:

— Мне кажется, что немцы выигрывают войну, — сказал адмирал Симс.

— Они безусловно выиграют ее, если мы не сумеем приостановить эти потери и притом в скором времени, — ответил адмирал Джеллико.

— Неужели не существует решения этой проблемы? — спросил Симс.

— В данный момент я не вижу абсолютно никакого, — ответил Джеллико.

Этот разговор дает представление об ужасающем положении, которое все более вырисовывалось, еще более ужасающем, если вспомнить, что именно в эти дни США вступили в схватку. Великий английский флот, бесспорный властитель морей, несмотря на то, что его поддерживали итальянский и французский флоты и несмотря на то, что он уже мог рассчитывать также и на американский флот, дошел до ощущения возможности быть побежденным подводной войной. Этот момент означает для Англии, несмотря на (последовавшую затем. — Пер.) победу, утрату морского первенства.

Германская подводная война не достигла своей цели по следующим причинам:

а) потому, что разрушительному действию подводных лодок противостояла производительная деятельность всего мира, дополненная оборонительной деятельностью союзников;

б) потому, что сами германцы не сумели использовать целиком и полностью в благоприятный момент всех возможностей нового оружия; если бы у германцев было полное представление о ценности подводных лодок, они отпустили бы на это оружие по крайней мере часть тех средств, которые они употребили на создание громадного надводного флота, показавшего себя почти бесполезным, и начали бы немедленно беспощадную подводную войну с таким количеством средств, которое позволило бы им преодолеть мертвую точку и достичь победы; достаточно подумать, что в середине 1917 г., т. е. в момент, когда подводная [261] война достигла своей высшей точки, число германских подводных лодок в английских водах равнялось самое большее 35, чтобы получить представление об эффективности этого оружия;

в) потому, что германцы не решались вплоть до января 1917 г. развернуть беспощадную подводную войну, теряли время в напрасных спорах между политическими и военными властями и между военным и морским командованием и проявили нерешительность даже после того, как было решено развернуть эту войну; они придерживались промежуточного поведения, всегда самого худшего на войне.

Эта задержка позволила союзникам разработать и создать более или менее подходящие оборонительные средства и в то же время помешала Германии своевременно и с полной энергией принять меры к строительству и вооружению новых подводных лодок. Когда сторонники беспощадной подводной войны одержали верх, было уже слишком поздно: строительство было ускорено, но уже ощущался недостаток сырья и квалифицированной рабочей силы. В конце 1917 г. — это, кстати сказать, рисует «согласие», которое должно было существовать между штабом главнокомандующего и флотом, — штаб германского главнокомандующего отказал в увольнении из рядов армии и передаче флоту 2000 человек квалифицированных рабочих, т. е. числа, равного стоимости незначительной операции с узко-тактической целью. Даже в самих экипажах подводных лодок обнаружились недостаточная численность и моральный упадок в результате депрессии, которую испытывали моряки Большого флота во время его расслабляющей бездеятельности.

Несмотря на это, как утверждает сам исторический отдел французского морского генерального штаба,

«мы проиграли бы войну, если бы германцы проявили большую решительность в своей беспощадной подводной войне и если бы необыкновенная доблесть командиров их подводных лодок не встретила препятствий в виде сомнений и щепетильности кайзера и канцлера».

Отсюда можно заключить, что союзники выиграли войну частично собственными заслугами, а частично — заслугами германцев; из всего этого можно сделать вывод, что непонимание [262] со стороны официальных специалистов действительного лица морской войны отняло победу у германцев и поставило под угрозу победу союзников.

* * *

Вступление в войну США (7 апреля 1917 г.) было вызвано, по всей вероятности, тем обстоятельством, что именно в этот период времени вырисовалась возможность германской победы — опасность, стоявшая не только перед союзниками, но и перед США.

Таким образом, и в этом отношении США приобрели преобладающее положение, имея возможность, с некоторым основанием хвалиться тем, что они также и в отношении морской (войны бросили на чашку весов тот груз, который заставил ее склониться на сторону союзников.

Невозможно было, чтобы после победы США примирились с тем, чтоб играть на океанских просторах второстепенную роль. Соревнование за морское превосходство между США и Англией началось в тот момент, в который США поставили свой флот бок о бок с английским.

* * *

Адмирал Шеер написал:

«До настоящего времени немногие страны могли позволить себе роскошь иметь большие суда и благодаря этому диктовать на море свои законы; подводная лодка одним ударом сделала эту программу тщетной, и страх перед английским флотом, как политический аргумент, исчез».

И именно вследствие этого наиболее богатые страны, могущие позволить себе роскошь иметь большие суда для создания себе из них политического аргумента, питают явную антипатию к подводным лодкам и объявляют их, целомудренно приходя в ужас, «варварским оружием».

Морская война во время мирового конфликта имела одну специфическую характерную черту, которую иногда неверно истолковывают.

Поверхностному наблюдателю могло показаться, что она свелась исключительно к нападениям на морские сообщения [263] и к защите последних. Произошло, правда, несколько морских схваток, не имевших, однако, ни большого ни тем более решительного значения. Это приводит некоторых, может быть слишком многих, к высказываниям о том, что основной задачей морского флота в будущем явится защита своих морских сообщений и нападение на неприятельские. Подобные более или менее глубокомысленные и обширные рассуждения часто приходится читать в газетах и журналах.

В действительности же это совершенно неверно и может повести к серьезным ошибкам.

Во время мировой войны борьба на море развивалась в исключительных условиях. Значительное превосходство морских сил союзников по сравнению с силами их противников и их великолепное географическо-стратегическое положение привели неприятельские флоты к признанию себя побежденными еще до начала борьбы.

Не желая стремиться к самоубийству, флоты центральных империй заперлись в своих укрепленных портах, которые были сделаны недоступными для подводных лодок, и пребывали здесь как бы в засаде, в ожидании благоприятного случая, который, однако, мог бы иметь место лишь вследствие ошибок союзников.

Противники добровольно и автоматически отказались от морских сообщений и укрыли свои грузовые суда в своих собственных или нейтральных портах. Союзные флоты не имели перед собой неприятеля; они имели дело с флотами запершимися, недостижимыми, за которыми они были вынуждены вести наблюдение в течение всего хода войны в надежде нанести им удар в открытом море, если бы те по какой-либо причине отважились выйти в него. Флоты союзников не имели даже случая действовать против морских сообщений противников, поскольку последние добровольно от них отказались. Наоборот, они были вынуждены защищать свои морские сообщения от покушений подводных лодок.

Итак, во время великого конфликта не было морской войны в подлинном смысле слова. Английский Большой флот действовал потенциально, поскольку его потенциальная способность к действию привела противника к решению запереть свои морские силы и отказаться от своих [264] морских сообщений, не дожидаясь, чтобы эта потенциальная способность превратилась в действие.

Если бы у германцев не было сознания решительного превосходства английского флота, это не имело бы места. Поэтому заблуждаются те, кто, поверхностно рассматривая факты, с легкостью утверждают, будто бы во время минувшей войны большие флоты и вообще большие надводные суда не пригодились ни на что или пригодились для очень немногого, и отсюда выводят заключения для будущего.

Напротив, именно большие надводные флоты выиграли морскую войну в тот самый момент, в который война была объявлена, без единого выстрела, исключительно в силу их потенциальной способности; и непосредственным результатом этой морской победы было полное прекращение морских сообщений противника и исчезновение неприятельских морских сил с поверхности открытого моря.

Неприятель был таким образом вынужден использовать исключительно подводное оружие. Последнее могло бы опрокинуть создавшееся положение, но это обстоятельство ни в малейшей мере не уменьшает значения морской победы на поверхности воды. Этот урок означает, что морская надводная победа, представляя наиболее действительное и наиболее надежное средство для уничтожения неприятельских сообщений, не дает еще средства для обеспечения собственных сообщений, которые, даже в случае морской победы, необходимо защищать от подводной опасности.

Тот, кто принудил неприятельские морские силы запереться или во всяком случае лишил их возможности выходить в открытое море, может атаковать неприятельские морские сообщения с помощью надводных судов: он вовсе не нуждается в том, чтобы прибегать для этой цели к подводному оружию, и ему даже невыгодно прибегать к этому оружию, потому что морские надводные средства обладают способностью нарушения морских сообщений, значительно превосходящей ту же способность подводных лодок.

Поэтому, хотя подводное оружие и уменьшило боевую ценность надводных флотов, поскольку оно лишило их некоторых из их функций, оно вовсе не уменьшило ее в отношении основной задачи всякого флота, а именно — задачи сражаться и победить противника. [265]

Нормальным случаем явится случай столкновения между двумя противниками, силы которых не разнятся чрезмерно, т. е. таковы, что ни один из двух не чувствует себя вынужденным объявить себя побежденным еще до начала борьбы. В этом случае неизбежно должна будет развиться борьба на море в настоящем смысле слова с целью достижения победы на море.

Термин «господство на море» потерял значение, которое он имел в прежние времена, т. е. значение возможности беспрепятственно плавать перед лицом неприятеля, не способного сделать то же самое. Весьма затруднительно будет довести противника, располагающего надежными базами, до отсутствия у него каких бы то ни было морских сил.

В случае, если какие-либо морские силы в результате борьбы на море будут приведены в состояние значительной слабости по сравнению с противником, их поведение будет аналогично поведению германского флота в великом конфликте, и противнику придется за ними наблюдать. Таким образом, он не будет располагать полной свободой плавания, но в то же время абсолютным образом воспрепятствует неприятельским сообщениям и должен будет защищать свои собственные от подводной опасности.

«Господство на море» понимается сегодня в смысле такого положения вещей, благодаря которому обладают свободой мореплавания, значительно превосходящей свободу противника; это положение вещей аналогично тому, в котором находились флоты союзников в течение войны. Эти флоты, если не обладали господством на море в старинном смысле, все же фактически обладали господством на море, поскольку, препятствуя всяким морским сообщениям противника, они держали в плену неприятельские морские силы, и последние оставались пленниками вплоть до того момента, когда они сдались.

В этом смысле основная задача морского флота заключается в завоевании господства на море посредством борьбы на море. Вплоть до того момента, пока исход этой борьбы не будет решен, ни один флот не рискнет отделить часть своих сил от всей своей массы для обороны морских сообщений своей страны или нападения на сообщения противника. [266] Это произойдет позднее. Тот, кто завоюет господство на море в вышеуказанном смысле, одним этим фактом прекратит неприятельские сообщения, но должен будет в свою очередь защищать свои собственные от подводной опасности.

В этом заключается характерное отличие от прошлого — отличие, не затрагивающее важного значения надводного флота.

* * *

Из взгляда, брошенного на мировую войну, мы можем в конечном счете заключить:

1. Что это была война стран, захватывающая все страны в целом.

2. Что победа осталась за той группой стран, которой удалось сломить материальное и моральное сопротивление неприятельской группы, прежде чем истощилось ее собственное.

3. Что сухопутные армии действовали как средство измора стран. Последние постепенно подавали в боевые линии свои ресурсы, превращенные в военные средства. В боевых линиях эти средства расходовались вследствие происходившего здесь страшного износа. По израсходовании они заменялись; и это длилось до тех пор, пока одна из групп, истощенная материально и морально, не была уже более в состоянии уравновесить износ собственных средств.

4. Что морские флоты действовали в качестве органов, ускоряющих или замедляющих истощение; ускоряющих, когда они препятствовали притоку ресурсов, компенсирующих износ; замедляющих, когда они содействовали этому притоку.

5. Что война на суше приобрела позиционную форму совершенно против воли тех, кто вел ее, в результате высокой эффективности, достигнутой огнестрельным оружием малых калибров, — эффективности, которая, создавая громадные преимущества обороне, увеличила трудности наступления вследствие громадного превосходства сил, требовавшихся для его осуществления.

6. Что исход войны на суше был решен лишь тогда, когда, в результате продолжительного и мучительного измора, неприятельские страны оказались не в состоянии поддерживать [267] далее материально и морально свои сухопутные армии.

7. Что исход войны на море, вследствие большого превосходства союзников, был решен еще до ее начала, так что она свелась для союзников к работе по вооруженному наблюдению — работе длительной, тяжелой и утомительной, а для их противников — к продолжительному сидению в засаде.

8. Что союзники, будучи в состоянии воспрепятствовать неприятельским морским сообщениям — сообщениям, от которых, с другой стороны, противник добровольно отказался, — были вынуждены защищать собственные сообщения от подводной опасности, которая в определенный момент оказалась чрезвычайно серьезной, ставя под угрозу даже самый исход войны.

9. Что армии и флоты, вследствие недостаточной оценки технических факторов, вступили в конфликт неподготовленными к действительной обстановке войны и были вынуждены исправлять, материально и духовно, результаты этой неподготовленности в течение самого кризиса.

* * *

Таковы отправные точки, с которых мы должны двинуться в нашу экскурсию в будущее. Мы можем сразу же сказать следующее:

1. Будущая война вновь вовлечет целые страны со всеми их ресурсами, не исключая ни одного.

2. Победа улыбнется той стране, которой удастся сломить материальное и моральное сопротивление противника ранее, чем последнему удастся сделать то же по отношению к ней.

3. Вооруженные силы предстанут тем более подготовленными встретить будущую войну, чем больше будет приближение, с которым будет дан ответ на вопрос: «Что представит собой будущая война?», и с чем большим приближением к действительным потребностям будущей войны будут организованы вооруженные силы.

Я полагаю, что в отношении этих трех пунктов, содержащих совершенно бесспорные истины, мы окажемся единодушны. [268]

4. В отношении, войны на суше, рассматриваемой отдельно, можно сказать, что она будет иметь позиционный характер, подобный минувшей войне, ибо причина, определившая тогда этот характер, остается в силе и на сегодняшний день и даже еще усилилась и продолжает усиливаться.

Со дня перемирия до сегодняшнего дня эффективность огнестрельного оружия, несомненно, продолжала возрастать и с течением времени она еще возрастет. Все совершенствуется. Более того: во всех сухопутных армиях количество ультраскорострельного малокалиберного оружия увеличивается. Значение оборонительного образа действий также продолжало и продолжает постепенно возрастать. Иначе говоря, наступление для достижения своей цели, т. е. для нарушения равновесия с обороной, должно будет располагать еще большим превосходством в силах, чем в прошлом. Одни и те же причины вызывают одни те же следствия. Другие вспомогательные типы оружия также не смогут изменить этого положения вещей, поскольку ими будут обладать как наступающий, так и обороняющийся; последний — именно вследствие того, что он обороняется, — сможет лучше использовать их эффективность.

В частности, при наличии границ, проходящих в горных районах, благоприятных для обороны и неблагоприятных для наступления, поскольку они препятствуют широкому развертыванию сил и создают большие затруднения в перевозке военного имущества, наступательные действия представят значительные трудности — даже против неприятеля, намного уступающего в силах. И поэтому — так как одной из двух участвующих в борьбе сторон выгодно будет стремиться оттянуть решение, чтобы дождаться благоприятного для себя момента, — тот, кто будет стремиться к этой цели, использует большую выгодность оборонительного образа действий, и роковым образом непрерывный фронт возникнет и установится автоматически, даже против воли тех, кто будет руководить ведением войны. Для того, чтобы прорвать непрерывный фронт противника и пожать в его тылу плоды тактической победы, потребуется огромное количество средств всякого рода, которое совершенно невозможно будет содержать в готовности уже в [269] мирное время. Поэтому необходимо будет во время войны посредством усиленной производительной работы превратить ресурсы страны в военные средства. Это будет сделано обеими сторонами, а потому нарушить равновесие будет чрезвычайно трудно; оно будет нарушено лишь в результате полного истощения всех ресурсов одной из сторон. Отсюда (следует, что война будет медленной, продолжительной, разорительной.

В общем можно сказать, что, как это случилось в мировую войну, вновь создадутся самой силою вещей непрерывные фронты громадной протяженности, чрезвычайно трудно прорываемые и с большой легкостью вновь восстанавливаемые в случае частичных прорывов. Эти фронты будут постепенно пожирать ресурсы участвующих в борьбе стран и будут держаться до тех пор, пока с одной стороны уже ее будет хватать ресурсов.

Об эти непрерывные фронты ударятся и неизбежно разобьются все идеи и все пожелания о маневренной войне, ибо — какова бы ни была воля более сильного, более подготовленного и более уверенного — тот, кто будет чувствовать себя слабее противника, менее подготовленным и менее уверенным, не преминет использовать могущественное средство, предоставляемое ему оборонительным образом действий, чтобы остановить натиск противника, с целью выиграть необходимое время для усиления, для подготовки и для приобретения уверенности. Такой неизбежно будет воля слабейшего, который, опираясь на помощь оборонительного образа действий, навяжет свою волю сильнейшему, если последний все же не окажется достаточно сильным, чтобы разгромить противника с налета.

Наступательный дух и воля к маневру не могут победить фактического положения вещей. Само собой очевидно, что в сухопутной армии нужно воспитывать наступательный дух, ибо абсурдным было бы обратное, т. е. воспитывать в ней дух покорности. Но также несомненно, что, если я, чтобы дать внешнее выражение своему наступательному духу, неистово брошусь, нагнув голову, на стену, я расшибу себе голову без того, может быть, чтобы мне удалось причинить стене хотя бы царапину.

Так же несомненно, что весьма затруднительно принудить [270] стену к маневру. Если у исполнителя необходима высшая степень наступательного духа, то у того, кто должен решать, еще более необходимо четкое понимание действительности и вытекающее отсюда приспособление к ней. Маневренная война и маневрирование могут развиться лишь после преодоления позиционной войны.

5. Война та море, рассматриваемая отдельно, будет иметь характер, аналогичный минувшей войне, учитывая, что, помимо исключительных случаев, т, е. решительного превосходства с самого начала войны над неприятельским флотом, необходимо будет прежде всего решить исход борьбы на море.

Если между обоими противниками не существует сокрушительной разницы в морских силах, то каждый из них будет стремиться достичь посредством борьбы такого превосходства. Победа на море будет дана именно достижением этого превосходства, которое приведет противника к чрезвычайному ограничению свободы плавания его морских сил. Победитель в войне на море будет обладать способностью прервать морские сообщения противника с помощью надводных средств, в то время как побежденный будет вынужден ограничить свои действия против неприятельских сообщений действиями подводных лодок. Победитель в войне на море будет вынужден защищать свои сообщения от подводной опасности.

Таким образом, в отношении войны на суше и войны на море, рассматриваемых отдельно, поскольку ни одна из причин, определивших их характер в минувшую войну, не исчезла и не изменилась существенным образом, а также поскольку не возникло никаких новых причин, — можно логически сделать вывод, что они будут иметь характер, подобный характеру мотнувшей войны, ибо одни и те же причины вызывают одни и те же следствия.