Содержание
«Военная Литература»
Военная мысль

Учебное пособие для обучения тактике,
или учение о бое{398}

1. Общая теория боя

Цель боя

1. Какова цель боя:

а) уничтожение неприятельских вооруженных сил,

б) завладение каким-нибудь предметом,

в) победа ради лишь воинской чести,

г) соединение нескольких или всех этих целей{399}.

Теория победы

2. Всех этих четырех целей можно достигнуть лишь путем победы.

3. Победа есть уход неприятеля с поля сражения.

4. К этому побуждают неприятеля:

а) слишком крупные потери,

— следовательно, страх перед превосходством противника,

— или заключение, что выполнение задачи обойдется слишком дорого;

б) когда сильно расстроен его порядок, а следовательно, и действенность в целом;

в) когда условия местности стали для него чересчур невыгодными и он, следовательно, опасается чрезмерных потерь при продолжении боя (таким образом, здесь учитывается потеря позиции);

г) когда принятая группировка вооруженных сил влечет за собою слишком крупные невыгоды; [608]

д) когда он захвачен внезапностью или даже нечаянно атакован и, следовательно, не имеет времени установить нужный распорядок и сделать соответствующие распоряжения;

е) когда он замечает, что неприятель значительно превосходит его численно;

ж) когда он замечает, что неприятель значительно превосходит его морально;

5. Во всех этих случаях полководец может быть вынужден отказаться от боя, так как у него нет надежды на его благоприятный исход и он опасается еще худших последствий, чем те, которые уже наступили.

6. Без какой-либо из этих причин отступление не имело бы оснований, и поэтому полководец или начальник, командующий в бою, не примет соответствующего решения.

7. Однако отступление может произойти фактически, помимо воли начальника:

а) когда войска отступают по недостатку мужества или доброй воли;

б) когда их гонит паника.

8. В этих условиях против воли начальника, командующего в бою, даже в случае, если отношения, указанные в пунктах от «а» до «е» складываются благоприятно, может быть, придется признать победу противника.

9. Подобный случай очень возможен при действиях небольших отрядов. Скоротечность боя в этих случаях часто не дает начальнику времени принять какое-либо решение.

10а. При больших массах войск это может иметь место лишь частично и лишь в самых редких случаях по отношению ко всем силам в целом. Однако из того, что несколько частей откроют противнику путь к легкой победе, для целого могут возникнуть невыгоды, указанные в пунктах от «а» до «д», чем может быть обусловлено решение полководца отступить.

10б. Указанные в пунктах «а», «б», «в» и «г» невыгодные соотношения при больших массах, участвующих в боях, выясняются полководцу не в форме арифметической суммы всех 17 сложившихся отдельных невыгод, ибо достаточно полной картины не бывает; эти невыгодные соотношения проявляются там, где они сосредоточиваются на небольшом пространстве и сказываются на значительной части войск; последней могут быть или главные силы, или значительная их часть. По этому важнейшему событию всего боя и принимается решение.

11. Наконец, полководца могут побудить к отказу от боя, а следовательно, к отступлению, и основания внешнего порядка, не связанные с самим боем, например, получение сведений, при которых отпадает цель боя или заметно изменяется стратегическая обстановка. Но это является уже перерывом боя и сюда не относится, ибо это уже не тактический акт, а стратегический.

12. Отказ от боя является, следовательно, признанием превосходства в данный момент противника — физического или морального — [609] и подчинением его воле. В этом заключается первая моральная сила победы.

13. Так как отказаться от боя нельзя иным способом, как покинув поле сражения, то отступление с этого поля и являет собою знак такого признания, своего рода спуск флага {400}.

14. Но признак победы еще не решает вопросов об ее размерах, значении и блеске. Эти три вопроса часто совпадают, но вовсе не тождественны.

15. Размер победы зависит от величины тех масс, над которыми она одержана, а также от количества взятых при этом трофеев. Захваченные орудия, пленные, доставшиеся в добычу обозы, число убитых и раненых входят в это понятие. Таким образом, над небольшим отрядом большой победы одержать нельзя.

16. Значение победы зависит от важности цели, достигнутой при помощи ее. Занятие важной позиции может придать крупное значение победе, ничтожной самой по себе.

17. Блеск победы заключается в относительной многочисленности трофеев по сравнению с силами победоносной армии.

18. Таким образом, бывают разного рода победы, а главное — победы разных степеней. Строго говоря, ни один бой не может закончиться без решения, следовательно, без победы, но словоупотребление и сама природа предмета требуют, чтобы лишь такие результаты боев рассматривались как победа, коим предшествовали бы значительные усилия.

19. Если неприятель делает лишь столько, сколько ему нужно для опознания наших намерений, а получив нужные для него сведения, тотчас же уклоняется от боя, то это нельзя назвать победою над ним; если же он делает больше этого, то, значит, он действительно искал победы, и его отказ от боя должен рассматриваться как поражение.

20. Так как прекратить бой можно лишь при условии, что одна из сторон или обе несколько отведут назад свои войска, пришедшие в соприкосновение с противником, то, собственно говоря, не может быть такого случая, про который можно сказать, что обе стороны удержали за собой поле сражения. Но поскольку, согласно требованию природы предмета и принятому словоупотреблению, под полем сражения следует разуметь только расположение главных сил, ибо лишь при отступлении главных сил появляются первые последствия победы, то, конечно, могут быть и сражения, остающиеся совершенно нерешенными.

Средство к победе есть бой

21. Средство к победе есть бой. Так как указанные в п. 4 под литерами от «а» до «ж» данные обусловливают победу, то они и являются ближайшими целями для боя.

22. Теперь мы должны ознакомиться с боем с различных его сторон. [610]

Что такое отдельный бой{401}

23. Конкретно можно разбить каждый бой на столько отдельных боев, сколько имеется налицо бойцов. Но каждый отдельный индивид выявляется как самостоятельная величина лишь тогда, когда он сражается в одиночку, т.е. самостоятельно.

24. От одиночного боя боевые единицы, подчиненные одному начальнику, восходят к новым единицам, также объединенным командованием.

25. Эти единицы связаны между собой общей целью и планом, но не настолько тесно, чтобы отдельные члены не сохранили известной самостоятельности. Эта самостоятельность все возрастает, чем выше становится ступень единицы. Каким образом происходит эта эмансипация членов, мы будем иметь возможность показать лишь в дальнейшем изложении (§ 97 и следующие).

26. Итак, каждый общий бой состоит из великого множества отдельных боев в нисходящем порядке членов до последнего самостоятельно действующего члена.

27. Но из отдельных, ведущихся рядом боев слагается и бой в целом.

28. Все отдельные бои мы называем частными боями, а целое — общим боем; понятие же общего боя мы связываем с условием командования, объединенного в одном лице, так что лишь то относится к одному бою, что руководится одной волей. (При кордонных позициях эту границу, никогда нельзя точно определить.)

29. То, что мы будем говорить о теории боя, должно быть отнесено в равной мере как к общему, так и к частному бою.

Принцип боя

30. Каждый бой есть проявление вражды, инстинктивно переходящей в него.

31. Этот инстинкт нападения на неприятеля и уничтожения его и есть подлинная стихия войны.

32. Но даже у самых первобытных людей это враждебное чувство не остается одним лишь инстинктом; к нему присоединяется рассуждающий разум, и непреднамеренный инстинкт переходит в преднамеренное действие.

33. Таким путем духовные силы подчиняются разуму.

34. Однако их никогда нельзя мыслить совершенно устраненными и нельзя поставить на их место одно устремление разума, ибо если бы они даже совершенно оказались поглощенными намерениями разума, то вновь разгорелись бы в процессе самой борьбы.

35. Так как наши войны не являются выражением вражды единичного человека против единичного же человека, то казалось бы, что [611] в бою должно было бы совершенно отсутствовать всякое чувство вражды и он должен бы представлять чисто рассудочную деятельность.

36. Однако это вовсе не так. С одной стороны, нет никогда недостатка в коллективной ненависти у обеих сторон, проявляющейся в индивиде с большей или меньшей силой, так что каждый индивид из ненавидящей и ненавидимой стороны является и субъектом и объектом ненависти; с другой стороны, в самом процессе боя у индивидов в большей или меньшей степени разгорается действительное чувство вражды.

37. Жажда славы, честолюбие, своекорыстные побуждения, чувство солидарности и другие духовные силы могут заменить чувство вражды при отсутствии последнего.

38. Поэтому в бою редко или даже никогда не бывает, чтобы единственным мотивом действий сражающихся была воля командующего и предписанная задача; в нем всегда принимают значительное участие и духовные силы.

39. Это участие усиливается еще тем, что борьба протекает в сфере опасности, когда духовные силы приобретают особое значение.

40. Но и руководящий борьбой интеллект не может исчерпываться силами разума, и, следовательно, бой не может быть делом голого расчета, так как:

а) бой является столкновением живых физических и моральных сил, которые подчиняются лишь общей оценке, а не точному учету;

б) духовные силы, вступающие здесь в дело, могут обратить бой в предмет воодушевления, а следовательно, суждение о нем переносится в высшую инстанцию.

41. Итак, бой может быть актом таланта и гения в противоположность расчетливому разуму.

42. Духовные силы и гений, проявляющиеся в бою, должны рассматриваться как особые моральные величины, которые при их значительном неравенстве и эластичности беспрестанно сказываются за пределами расчетливого разума.

43. Задача военного искусства — учитывать эти силы как в теории, так и на практике.

44. Чем больше их смогут использовать, тем сильнее и успешнее будет борьба.

45. Все изобретения искусства, как то: оружие, организация, прикладная тактика и принципы применения войск в бою, являются ограничениями естественного инстинкта, который должен быть подведен окольными путями к более действительному использованию своих сил. Но духовные силы не слишком поддаются перестройке; если мы чересчур хотим их обратить в орудие, то лишаем их порыва и сил. Поэтому им всегда надо предоставлять известный простор как при отдельных указаниях теории, так и в постоянном распорядке жизни армии. Для этого от теории требуется более высокая точка зрения и большая осмотрительность, а от практики — интуиция. [612]

Расчленение боя

97. В п. 23 мы видели, что каждый бой есть многочленное целое, в котором самостоятельность членов неодинакова, уменьшаясь книзу. Теперь мы можем ближе исследовать этот вопрос.

98. Можно с полным правом рассматривать как начальную единицу бой части, которой можно руководить в бою словесной командой, например, батальона, батареи, кавалерийского полка и пр., если эти части действительно собраны воедино.

99. Где словесная команда оказывается недостаточной, прибегают к словесному или письменному приказу.

100. Словесная команда не поддается дальнейшей градации, она является уже частью исполнения. Приказ же имеет свои степени, начиная с высшей, граничащей в отношении определенности со словесной командой, и кончая величайшей общностью. Сам приказ не является частью исполнения, а представляет лишь поручение.

101. Все подчиненные словесной команде не имеют своей воли; но как только вместо нее является приказ, тотчас начинается известная самостоятельность членов, ибо приказ носит общий характер и воля начальника должна дополнить то, чего в нем недостает.

102. Если бы можно было заранее определить и предусмотреть бой во всех имеющих место рядом и следующих друг за другом частях и событиях, если бы, следовательно, план боя мог сразу охватить действия мельчайших частей, подобно устройству бездушной машины, то приказ не имел бы этой неопределенности.

103. Однако сражающиеся не перестают быть людьми и индивидами, они никогда не смогут быть превращены в лишенные воли машины, а местность, на которой они сражаются, редко бывает совершенно голой равниной, не оказывающей никакого влияния на бой. Поэтому не представляется никакой возможности наперед учесть все воздействия.

104. Эта неопределенность в плане возрастает с длительностью боя и числом сражающихся. Рукопашный бой небольшой части почти целиком содержится в его плане; между тем, план огневого боя даже небольшой части благодаря его длительности и привходящим случайностям не может в такой же мере проникнуть во все его подробности. С другой стороны, рукопашная схватка более значительных масс, например, кавалерийской дивизии в 2000-3000 сабель, не может быть в такой степени исчерпывающе охвачена первоначальным планом, чтобы воле частных начальников не приходилось многократно его восполнять. План же большого сражения, кроме приступа к нему, может набросать лить главные его очертания.

105. Так как недостаточность плана (диспозиции) возрастает с увеличением времени и пространства, занимаемых боем, то, как общее правило, более крупным войсковым частям приходится предоставлять и больший простор, чем более мелким; и определенность приказов будет постепенно увеличиваться с уменьшением войсковой части вплоть до частей, управляемых словесной командой.

106. В зависимости от обстоятельств, в которых находится войсковая часть, ей может быть предоставлена различная степень [613] самостоятельности. Пространство, время, характер местности и почвы, природа даваемого поручения должны ослаблять или усиливать определенность приказа для одной и той же части.

107. Помимо этого планомерного деления общего боя на отдельные члены, может возникнуть и непреднамеренное разделение его, притом:

а) так, что преднамеренные деления станут глубже, чем то было намечено в плане;

б) так, что появляется разделение там, где оно вовсе не предполагалось и где все должно было находиться под одной командой.

108. Это непреднамеренное деление возникает из обстоятельств, которые не удалось заранее предусмотреть.

109. Следствием является неодинаковый результат действий частей, которые, предполагалось, будут действовать совместно (ибо они могут оказаться в неравных условиях).

110. Отсюда у некоторых частей возникает потребность в изменениях, которые не входят в план целого:

а) или они хотят уклониться от невыгод, вытекающих из условий местности, соотношения сил и их группировки;

б) или в этих отношениях они имеют преимущества и хотят их использовать.

112. Тогда предстоит задача подогнать эти изменения к общему плану, почему:

а) в случае неудачи ее стараются тем или другим путем загладить;

б) в случае успеха его стараются использовать в той мере, в какой это не грозит опасностью реакции.

113. Таким образом, преднамеренное и непреднамеренное разделение общего боя на более или менее самостоятельные частные бои вызывает смену форм боя как в отношении смены рукопашных схваток и огневого боя, так и смены наступления и обороны в пределах общего боя в целом.

Бой состоит из двух актов: из акта разрушения и из решающего акта

114. Из огневого боя с его началом разрушения и из рукопашного боя с его прогоняющим началом вытекают два различных акта в частном бою: акт разрушения и акт решающий.

115. Чем массы меньше, тем в большей мере эти два акта будут состоять из одного простого огневого боя и одного простого рукопашного боя.

116. Чем массы становится больше, тем больше придется рассматривать эти акты в совокупности, так что огневой бой будет состоять из ряда одновременных и последовательных огневых боев, а решающий — также из нескольких рукопашных боев.

117. Таким образом, разделение боя не только продолжается, но оно все более и более расширяется по мере увеличения сражающихся масс, причем акт разрушения и решающий акт все более разделяются друг от друга во времени. [614]

Акт разрушения

118. Чем целое больше, тем большее значение приобретает физическое уничтожение, ибо:

а) тем меньше становится влияние вождя (это влияние бывает больше в рукопашном бою, чем в огневом);

б) тем менее значительно моральное неравенство; при больших массах, например, целых армиях, остается только национальное различие; при небольших же массах наблюдается различие между частями и отдельными начальниками, наконец, имеют место случайные особенности, которые у больших масс сглаживаются;

в) тем глубже построение, т.е. тем больше резервов имеется налицо для возобновления боя, как мы то увидим впоследствии.

Таким образом, количество частных боев возрастает, а следовательно, — и длительность общего боя; через это уменьшается влияние первого момента, который является столь решающим при изгнании противника.

119. Из предшествующего пункта следует, что чем целое больше, тем больше нужна подготовка решающего акта физическим уничтожением.

120. Эта подготовка заключается в том, что масса сражающихся уменьшается с обеих сторон и соотношение сил изменяется в нашу пользу.

121. Первого достаточно, если мы обладаем моральным или физическим превосходством; второе требуется, если такого превосходства нет.

127. Но не абсолютная величина масс служит препятствием в решающий момент (хотя и эта абсолютная величина небезразлична, ибо 50 человек против 50 могут немедленно приступить к решающему акту, но не 50000 человек против 50000), а величина относительная. Дело в том, что когда пять шестых целого уже померялись силами в акте взаимного уничтожения, то если они даже остались в полном состоянии равновесия, они все же ближе к конечному решению, которое должны принять, и теперь нужен лишь сравнительно незначительный повод для того, чтобы довести дело до решения. При этом безразлично, будет ли оставшаяся часть шестою частью армии в 30 000 человек, т.е. 5000, или же она будет шестою частью армии в 150000 человек, т.е. равняться 25000.

128. В акте разрушения основное намерение обеих сторон направлено к тому, чтобы получить перевес сил к моменту решающего акта.

129. Этого перевеса можно достигнуть уничтожением неприятельских физических сил, но он может получиться и из других условий, указанных в § 4.

130. Итак, акту разрушения присуще естественное стремление использовать все имеющиеся налицо выгоды, насколько это дозволяют обстоятельства.

131. Каждый бой, в котором участвуют более крупные массы, распадается на несколько частных боев (§ 23), более или менее самостоятельных, из которых, следовательно, каждый часто должен содержать [615] акт разрушения и решающий акт, раз мы хотим использовать выгоды, которые получили от первого акта.

135. Каждый из двух полководцев старается уже в акте разрушения добиться тех выгод, которые приводят к решающему исходу, и таким путем сколь возможно подготовить таковой.

138. Таким образом, уже акт разрушения с обеих сторон, но особенно со стороны наступающего, представляет осторожное продвижение к цели.

139. Так как в огневом бою число не имеет решающего значения, то сама собою возникает тенденция обойтись в нем возможно меньшим количеством войск.

140. Так как в акте разрушения главное место занимает огневой бой, то в нем должно господствовать стремление к величайшей бережливости в отношении сил.

141. Так как в рукопашном бою численность войск весьма существенна, то часто придется в момент решения частных боев акта разрушения вводить в дело превосходные силы.

142. Впрочем, в общем и здесь характер бережливости должен преобладать, и, как общее правило, лишь те приступы к решению частных боев можно считать целесообразными, которые вытекают сами собою, не требуя особого численного превосходства.

143. Несвоевременное стремление к решающему акту имеет следующие последствия:

а) если он производится с соблюдением экономии сил, то приводит нас в положение, охваченное превосходными массами неприятеля;

б) если мы применяем надлежащие силы, то сами себя преждевременно истощаем.

144. Вопрос, не время ли приступать к частному решению, очень часто возникает во время акта разрушения; в отношении же главного решающего акта он возникает лишь под конец.

145. Акту разрушения присуща естественная тенденция переходить на отдельных пунктах в решающий акт, ибо каждое преимущество, представляющееся в ходе разрушения, может быть использовано в полной мере лишь через решающий акт, который становится потребностью.

146. Чем успешнее используются средства, примененные в акте разрушения, чем больше сказывается физическое или моральное превосходство, тем сильнее становится эта тенденция целого.

147. При незначительных или отрицательных результатах или при превосходстве сил противника эта тенденция будет на отдельных пунктах проявляться лишь так редко и в столь слабой степени, что для целого она как бы вовсе не будет существовать.

148. Эта естественная тенденция может вызывать в частных боях и в целом несвоевременный приступ к решению, что, однако, далеко не является злом; напротив, это — необходимое свойство акта разрушения, ибо без него многое было бы упущено.

152. Так как акт разрушения, развивающийся успешно, сам собою стремится перейти к решающему акту, то дело вождя скорее [616] сводится к решению, когда и где настало время отпустить поводья и дать простор этому стремлению.

153. Когда тенденция к решающему акту в акте разрушения слабо выражена, то это одно уже может служить довольно верным признаком отсутствия шансов на победу.

154. Следовательно, в подобном случае командиры и полководцы большей частью будут не давать решение, а принимать его.

155. Там, где все же надо переходить и в этих условиях к решающему акту, переход обусловливается категорическим приказом, сопровождаемым всеми находящимися в распоряжении вождей средствами ободрения и увлечения.

Решающий акт

156. Решающий акт есть то событие, которое вызывает в одном из двух полководцев решение к отходу{402}.

157. Мы уже указали основания для отхода в § 4. Эти основания могут возникать постепенно из последовательного накопления в акте разрушения мелких неудач. В этом случае решающий акт не имеет места.

158. Но решение может быть вызвано и отдельным, крайне неблагоприятным событием, следовательно, внезапно, при все еще сохранявшемся до тех пор состоянии равновесия.

159. В этом случае можно видеть акт решения лишь в тех действиях противника, которые вызвали это событие.

160. Обычно же решение назревает мало-помалу в течение акта разрушения, и лишь последним толчком для побежденного является какое-либо особое событие. Таким образом, и в этом случае решение приходится рассматривать как данное противником.

161. Раз решение дается, оно должно быть положительным действием. Таковым может быть атака, но также и простой подход новых резервов, которые до того находились в скрытом месте.

165. При больших массах, состоящих из всех родов войск, решение никогда не будет заключаться в одном рукопашном: бою; для пего потребуется новый огневой бой.

166. Но подобный огневой бой сам примет характер атаки; он будет вестись более густыми массами, т.е. действие будет сосредоточено во времени и пространстве и являться краткой подготовкой самой атаки.

170. К концу сражения забота о путях отступления получает все более и более важное значение; поэтому угроза этим путям может служить существенным средством для достижения решения.

171. На этом основании, где обстановка это позволяет, план сражения с самого начала будет ориентироваться на указанные пути. [617]

172. Чем больше сражение или бой развиваются в духе такого плана, тем больше будет возрастать угроза путям отступления неприятеля.

173. Другое могучее средство достижения победы — это прорыв боевого порядка. Искусственная структура боевого порядка, в котором вооруженные массы вступают в бой, значительно страдает в продолжительной разрушительной борьбе, истощающей их силы. Если это потрясение и ослабление доведены до известной точки, то быстрый натиск сосредоточенными массами со стороны одного из борющихся на боевой фронт другого вызывает большое смятение, которое лишает последнего всякой возможности рассчитывать на победу и требует от него полного напряжения сил для того, чтобы отвести в безопасное место отдельные части и с грехом пополам восстановить нарушенную связь всего целого.

174. Из всего вышесказанного вытекает, что если в подготовительном акте господствует величайшая бережливость в отношении сил, то в решающем акте должно господствовать начало одоления при помощи численного превосходства

175. Если в подготовительном акте должны преобладать терпение, стойкость и хладнокровие, то в решающем акте преобладающее значение имеют отвага и пыл.

176. Из двух полководцев обычно лишь один дает решение, другой его принимает.

178. Так как положительную задачу ставит себе атакующий, то всего естественнее, чтобы он и давал решение, что чаще всего и имеет место.

179. Но если равновесие заметно нарушено, то решение может дать:

а) или полководец, достигнувший известных преимуществ,

б) или тот, кто терпит неудачу.

180. Первый случай — очевидно, самый естественный, и если этот полководец в то же самое время является и атакующей стороной, то это становится еще естественнее; поэтому лишь в редких случаях инициатива решения не будет исходить от этого полководца.

181. Если же преимущества на стороне обороняющегося, то является естественным, что он дает решение, так как постепенно слагающаяся обстановка имеет более решающее значение, чем первоначальная задача атаки и обороны.

182. Атакующий, который терпит заметные неудачи и все же идет на решение, смотрит на это как на последнюю попытку достигнуть своей первоначальной задачи. Если обороняющийся дает ему для этого время, то вполне соответствует природе положительной задачи атакующего сделать такую последнюю попытку.

183. Обороняющийся же, терпящий заметную неудачу и все же желающий добиться решения, делает нечто совершенно противное природе, и на его действия надо смотреть как на акт отчаяния.

184. Там, где все находится еще в состоянии равновесия, успех обычно бывает на стороне того, кто дает решение, ибо в момент, когда [618] бой созрел для решения, когда силы взаимно истощились в борьбе, положительное начало будет иметь гораздо больший вес, чем в начале его.

Разделение актов разрушения и решения во времени

188. Вышеприведенный взгляд, что каждый бой распадается па два отдельных акта, в первый момент встретит много возражений.

189. Эти возражения будут частью исходить из усвоенного ложного взгляда на бой, частью же из того, что понятию отдельного придают чересчур педантическое значение.

190. Слишком большою представляют себе противоположность между атакой и обороной, рассматривают обе эти деятельности как две чистые антитезы или же усматривают противоположность между ними там, где в действительности ее нет.

191. В результате такого взгляда получается, что наступающего рисуют себе с первого до последнего момента охваченным равномерным непрерывным стремлением к продвижению вперед, а приостановку его наступательного движения — как что-то всегда непроизвольное, вынужденное, зависящее от непосредственно встреченного сопротивления.

192. Согласно такому представлению всего естественнее было бы, если бы каждое наступление начиналось атакой, веденной с величайшим напором.

193. По отношению к артиллерии и при таком представлении уже привыкли к известному подготовительному акту; чересчур бросалось в глаза, что в противном случае она оказалась бы большей частью бесполезной.

194. Во всем остальном такое чистое, без примеси, стремление к продвижению вперед считали настолько естественным, что на атаку без единого выстрела смотрели, как на своего рода идеал.

Даже Фридрих Великий до сражения под Цорндорфом смотрел на огонь, как на нечто несовместимое с атакой.

195. Если впоследствии несколько и отошли от такого крайнего взгляда, все же доныне большинство полагает, что чем раньше атакующий овладеет важнейшими пунктами позиции, тем лучше.

197. Однако военная история и знакомство с оружием показывают нам, что полный отказ от огня при наступлении является абсурдом.

199. Наконец, в военной истории встречается бесчисленное множество случаев, когда от добытого уже результата приходилось снова отказываться, понеся крупные потери, так как выдвижение вперед было неосторожно. Поэтому нельзя согласиться и с принципом, приведенным в § 195.

200. Ввиду всего этого мы утверждаем, что все представление, которого мы только что коснулись, о чистой, несмешанной природе наступления, если нам будет дозволено так выразиться, ложно, ибо оно отвечает лишь весьма немногим, редко встречающимся случаям.

201. А раз начинать с рукопашного боя и приступать к решительному акту без подготовки противно природе вещей, то само [619] собою возникает разделение на подготовку решительного акта и на самый решительный акт, т.е. на те два акта, которыми мы занимались.

207. Так как части известного целого (члены первого порядка) становятся все более и более самостоятельными по мере увеличения размеров этого целого, то, несомненно, и единство целого будет меньше на них действовать в смысле ограничения их самостоятельности; отсюда следует, что в пределах частных боев всегда может и будет происходить тем больше решающих актов, чем больше целое.

208. Следовательно, в более крупной части решающие акты не будут сливаться в одно целое в такой мере, как это случается в более мелкой части, так как они больше распределятся во времени и пространстве; но заметное разделение двух различных видов деятельности все же будет наблюдаться в начале и к концу.

209. Но части могут достигнуть таких размеров, деление между ними может сделаться таким значительным, что хотя их деятельность в бою все же будет еще исходить от воли полководца (чем и обусловливается цельность боя), однако это руководство будет ограничиваться одной постановкой первоначальной задачи или в лучшем случае постановкой нескольких таких задач в течение боя; в подобном случае такая часть объединяет в себе почти в полной мере всю организацию боя в целом.

210. Чем крупнее решительные акты, выпадающие на долю части, тем больше будут эти акты предопределять решение в целом; можно даже представить себе такое отношение частей, что в их решающих актах уже содержится решающий акт целого, так что особого решающего акта для целого не потребуется.

211. Если мы представим, что значительному корпусу, составляющему треть или даже половину целого, поручено взять значительный участок неприятельской позиции, то достигнутые этой частью результаты легко могут оказаться настолько важными, что решат судьбу целого; раз этот корпус выполнит свою задачу, то нового решающего акта уже не потребуется. Теперь мы можем вообразить себе положение таковым, что вследствие дальности расстояния и условий местности этот корпус не может получать много распоряжений в течение боя; тогда ему должны быть предоставлены и подготовка и самый решающий акт. Таким путем общий решающий акт может совершенно отпасть и разложиться на отдельные решающие акты нескольких крупных членов.

212. Несомненно в больших сражениях это часто случается, и педантическое представление о разделении обоих актов, на которые мы разлагаем бой, противоречило бы ходу подобного сражения.

214. Раздельность по форме всего яснее проявляется в небольших боях, где простой бой и бой рукопашный стоят в резком контрасте друг с другом. Этот контраст становится менее резким, когда обе сражающиеся части больше, ибо здесь в обоих актах две формы боя, из которых эти акты исходят, снова соединяются, но самые акты принимают более крупные размеры, они занимают больше времени и, следовательно, больше отодвигаются друг от друга во времени. [620]

215. Разделение для целого может тоже прекратиться, поскольку решающий акт поручается членам первого порядка{403}, но даже тогда в целом будут все же замечаться известные следы этого разделения, так как будут стремиться увязать во времени решающие акты этих различных членов; в одном случае будут стремиться к одновременности совершения решающих актов, в других же случаях для них будут устанавливать известную последовательность.

216. Таким образом, различие между этими двумя актами и для целого никогда окончательно не утратится, а то, что из него потеряется для целого, снова возродится у членов первого порядка.

217. Так надо понимать нашу точку зрения; при этом, понимании она, с одной стороны, не окажется лишенной реальности, с другой — будет направлять внимание старшего начальника в бою (будь то мелкий или крупный бой, частный или общий) на то, чтобы отводить каждому из двух актов боевой деятельности подобающую ему роль, дабы не проявлялась ни чрезмерная поспешность, ни упущение и запаздывание.

218. Чрезмерная поспешность будет проявлена тогда, когда не будет дано достаточного пространства и времени разрушительному началу, когда захотят рубить гордиев узел; следствием этого явится неудачный исход решающего акта; этот исход или будет совершенно непоправимым, или нанесет существенный ущерб делу.

219. Упущение и промедление наблюдаются во всех случаях, где не доводят дела до окончательного решения по недостатку мужества или вследствие ошибочной оценки положения; неизбежным следствием этого будет напрасный расход сил, но отсюда может получиться и положительный ущерб, ибо момент зрелости событий для решения зависит не исключительно от длительности разрушения, по и от других обстоятельств, т.е. от благоприятного момента.

План боя. Определение

220а. План боя делает возможным его единство; каждая совместная деятельность требует такого единства. Это единство не что иное, как задача боя; она определяет указания, необходимые для каждой части в целях наилучшего разрешения данной задачи. Таким образом, установление задачи и вытекающих из нее распоряжений и составляет план.

2206. Под планом мы разумеем те распоряжения, которые даются для боя будь то до начала его, в самом начале или в течение боя, т.е. всю сумму воздействия разума на материю. [621]

220в. Но, очевидно, есть существенна разница между указаниями, которые необходимо должны быть и могут быть сделаны заранее, и распоряжениями, вызываемыми лишь в процессе исполнения.

220г. Первое составляет план в собственном смысле этого слова, второе можно назвать вождением.

221. Так как подобные указания в процессе исполнения имеют своим основным источником взаимодействие противников, то мы пока лишь запомним это различие; ближе мы ознакомимся с ним, когда займемся этим взаимодействием.

222. Часть этого плана уже стереотипно предусматривается боевым порядком вооруженных сил, посредством которого большое число членов сводится к немногим.

223. В частном бою боевой порядок имеет большее значение, чем в общем: там он составляет часто весь план, и притом тем больше, чем меньше часть. В пределах батальона в крупном сражении почти не приходится отдавать каких-либо распоряжений, кроме тех, которые значатся в уставе, и разучены на учебном плацу; для дивизии же этого недостаточно, здесь уже необходимы конкретные указания.

224. В общем же бою, который ведет хотя бы самая мелкая часть, боевой порядок редко составляет весь план; во многих случаях план заставляет отказаться от обычного построения, чтобы получилась большая свобода для группировки в соответствии с конкретными условиями. Эскадрон, предпринимающий налет на небольшой неприятельский отряд, может разделиться на несколько отдельных частей с таким же успехом, как и самая большая армия.

Цель плана

225. Задача боя создает единство плана; мы можем рассматривать ее как цель боя, а именно — как то направление, к которому должна тяготеть вся деятельность. >

226. Задача боя — это победа, следовательно, все то, что обусловливает победу и что перечислено в § 4.

227. Все перечисленное в § 4 может быть достигнуто лишь уничтожением неприятельских сил; таким образом, последнее является во всех случаях средством..

228. В уничтожении в большинстве случаев заключается и основной смысл боя.

229. В тех случаях, когда это так, весь план ориентируется на возможно большее уничтожение неприятельских вооруженных сил.

230. В тех же случаях, когда большее значение придается другим объектам, перечисленным в § 1, а не уничтожению сил неприятеля, это последнее как средство занимает подчиненное место; тогда уже требуется не возможно большее уничтожение, а лишь достаточное, после чего уже можно следовать кратчайшим путем к цели.

231а. Бывают случаи, когда перечисленные в § 4 в пп. «в», «г», «д», «е», «ж» условия, определяющие отход неприятеля, могут быть достигнуты вовсе без уничтожения неприятельских сил; тогда преодолевают неприятеля помощью маневра, а не посредством боя. Однако это отнюдь еще не победа; поэтому маневрирование может быть [622] применяемо лишь постольку, поскольку смысл наших действии заключается не в одержании победы, а в чем-то другом.

2316. Правда, в этих случаях применение вооруженных сил все же будет заключать в себе всегда идею боя, а следовательно, уничтожение неприятельских сил, но лишь как нечто возможное, а не как нечто вероятное {404}. Ибо направляя свои намерения на нечто другое, а не на уничтожение вражеских вооруженных сил, мы исходим из предположения, что это другое окажется действительным и дело не дойдет до существенного сопротивления противника. Если мы не вправе сделать такое предположение, то мы не можем и избирать других объектов, а если окажется, что мы ошиблись в нашем предположении, то и весь план окажется ошибочным.

232. Из предыдущего параграфа следует, что во всех тех случаях, когда условием победы является значительное уничтожение неприятельских сил, последнее должно составлять и основной предмет плана.

233. Так как маневр сам по себе не представляет боя, а последний имеет место лишь тогда, когда маневр не достигает ожидаемого успеха, то и законы, регулирующие общий бой, не могут подходить к маневру, а своеобразные условия, играющие роль в маневре, не дают ничего для теории боя{405}.

234. Правда, при практическом выполнении часто наблюдаются смешанные условия, но это не препятствует нам отделить в теории явления, различающиеся между собою по существу. Раз мы знаем свойства отдельных частей, комбинировать их уже нетрудно.

235. Итак, во всех случаях уничтожение неприятельских сил является нашим намерением, и условия, перечисленные в § 4 в пп. «б», «г», «д», <<е», лишь этим вызываются на сцену; правда, раз появившись, они уже выступают в качестве самостоятельных сил, находящихся во взаимодействии с основным намерением.

237. Поскольку можно установить что-нибудь совершенно общее относительно плана боя, оно может заключаться лишь в наиболее действительном использовании собственных сил для уничтожения неприятельских.

Отношение между величиной успеха и его обеспеченностью

238. Так как на войне, а следовательно, и в бою мы имеем дело с моральными силами и воздействиями, не поддающимися точному учету, то всегда сохраняется большая неуверенность в успехе примененных средств.

239. Эта неуверенность еще более увеличивается вследствие множества случайностей, с которыми входит в соприкосновение военная деятельность.

240. Там, где господствует неуверенность, риск становится существенным элементом.

241. Рисковать в обычном смысле означает строить свой расчет на данных, которые скорее невероятны, чем вероятны. Но в широком [623] смысле рисковать означает, однако, исходить из предпосылок, являющихся недостаточно обеспеченными. В этом последнем смысле мы и будем здесь пользоваться этим словом.

242. Если бы во всех встречающихся случаях можно было провести черту между вероятным и невероятным, то могла бы прийти мысль обратить ее в предельную черту риска и, таким образом, считать риск за пределами этой черты, т.е. риск в более узком смысле, недопустимым.

243. Однако, во-первых, такая черта представляет химеру, а во-вторых, борьба есть не только акт рассудка, но и акт страсти и мужества. Эти факторы исключить невозможно, и если бы мы вздумали чрезмерно их ограничить, то отняли бы у собственных сил самую могучую пружину, из-за чего оказались бы в постоянном убытке, так как в большинстве случаев частое неизбежное недохватывание до этой черты можно возместить только тем, что порою мы перейдем за эту черту.

244. Чем благоприятнее предположения, которые мы допускаем, т.е. чем больше мы хотим рисковать, тем крупнее результаты, которых ожидаем от применения тех же самых средств, а следовательно, тем крупнее цели, которыми мы задаемся.

245. Чем больше мы рискуем, тем успех менее вероятен, а следовательно, и менее обеспечен.

246. Таким образом, размер и обеспеченность успеха при тех же средствах находятся в противоречии.

247. Первый вопрос заключается в том, которому из этих двух противоположных начал следует отдавать предпочтение.

248. Здесь ничего определенного установить нельзя; на войне это является самым индивидуальным. Во-первых, решает этот вопрос обстановка, которая может сделать величайший риск необходимостью, а во-вторых, его решают дух предприимчивости и мужество, нечто совершенно субъективное, чего приказать нельзя. Можно требовать от вождя, чтобы он взвесил со знанием дела всю обстановку и средства, которыми располагает, и не переоценивал их действенности; раз он это сделал, то приходится уже предоставить ему самому решить, чего он думает достигнуть ими в зависимости от своего мужества{406}.

Отношения между размерами успеха и его ценой

249. Второй вопрос относительно подлежащих уничтожению неприятельских сил касается цены, которой покупается его уничтожение.

250. При намерении уничтожить неприятельские силы обычно предполагается, конечно, уничтожить их больше, чем мы жертвуем своими. Однако это условие не является категорически необходимым, ибо могут встретиться случаи (например, при крупном численном превосходстве), когда простое уменьшение неприятельских сил составляет известное преимущество, хотя бы мы купили его еще большим уничтожением наших собственных. [624]

251. Но даже тогда, когда наше намерение определенно направлено на уничтожение большего числа неприятельских сил, чем сколько мы при этом пожертвуем наших, все же вопрос о размере этой жертвы остается открытым, ибо вместе с этим размером, естественно, растет и понижается и успех наших действий.

252. Всякому ясно, что ответ на этот вопрос зависит от цены, которую мы придаем нашим силам, а следовательно, от конкретных обстоятельств; им и следует предоставить решение.

Мы не можем сказать ни того, чтобы общим правилом было возможно более бережливое отношение к своим вооруженным силам, ни того, что необходимо ими жертвовать без оглядки.

Атака и оборона{407}

257. В отношении вида боя существуют только два различия, которые встречаются всюду, а потому носят общий характер; первое исходит из позитивного или негативного характера намерения и дает наступление и оборону, второе — из природы применяемого оружия и дает огневой и рукопашный бой.

258. Строго говоря, оборона должна бы заключаться в одном лишь отражении удара, и ей подобало бы лишь одно оружие — щит.

259. Но это было бы чистым отрицанием, абсолютно страдательным отношением. Между тем, ведение войны — отнюдь не одно страдательное отношение, не одно претерпевание; поэтому в основу обороны никогда нельзя класть безусловную пассивность.

261. Оборона является борьбой, боем в такой же степени, как и атака.

262. Бой можно вести только ради победы, которая, следовательно, является целью обороны в той же мере, как и наступления.

263. Ничто не дает права мыслить победу обороняющегося как нечто негативное; если в отдельных случаях она и приближается к этому, то это зависит от конкретной обстановки данного случая; включать это в понятие обороны отнюдь не следует, иначе такое включение логически отразилось бы на всем представлении о бое и внесло бы в него известные противоречия или привело бы нас снова при строгом умозаключении к абсурду абсолютно страдательного отношения и претерпевания.

264. И все же есть в высшей степени существенное различие между атакой и обороной, которое, однако, является принципиально единственным, а именно: наступающий хочет действия (боя) и вызывает его к жизни, а обороняющийся его выжидает.

265. Этот принцип проходит красной нитью через всю войну, а следовательно, и через всю область боя, является первоистоком всех различий между атакой и обороной.

266. Но тот, кто желает какого-нибудь действия, стремится выполнить какую-либо задачу, и этой задачей должно быть нечто позитивное, ибо намерение, направленное на то, чтобы ничего не [625] произошло, не может вызвать действия. Отсюда атака должна иметь позитивное намерение.

267. Победа не может быть этим намерением, ибо она является лишь средством. Даже в тех случаях, когда ищут победы ради нее самой, ради, например, воинской чести или для того, чтобы ее моральным весом оказать давление на политические переговоры, смысл заключается все же в воздействии победы, а не в самой победе.

268. Намерение победить должно в равной мере быть и у атакующего, и у обороняющегося, но истоки этого намерения у обоих разные: у первого таким истоком является задача, разрешению которой должна служить победа, у обороняющегося же — голый факт боя. У первого намерение приходит сверху, у второго оно вырабатывается снизу. Кто вообще дерется, может драться лишь из-за победы.

269. Из-за чего же сражается обороняющийся, т.е. ради чего принимает он бой? Из-за того, что он не хочет допустить осуществления позитивного намерения атакующего, т.е. прежде всего потому, что он хочет сохранить status quo{408}. Таково ближайшее и необходимое намерение обороняющегося; то, что в дальнейшем с этим связывается, уже не необходимо.

270. Таким образом, необходимое намерение обороняющегося или, вернее, необходимая часть намерения обороняющегося является негативною.

271а. Всюду, где эта негативность обороняющегося имеется налицо, т.е. всюду и всегда, где его интерес заключается в том, чтобы ничего не случилось и все оставалось по-прежнему, она должна его побуждать к бездействию и выжиданию действий противника; но с того момента, как тот начал действовать, обороняющийся уже не может достигнуть осуществления своего намерения одним лишь выжиданием и бездействием. Теперь уж он начинает действовать так же, как его противник, и различие между ними исчезает.

2716. Если приложить это сперва к общему бою, то все различие между атакой и обороной сводилось бы к тому, что последняя выжидает первую, ход же самого боя в дальнейшем этим не обусловливается.

272. Однако этот принцип можно приложить и к частному бою; для членов и частей целого интерес также может заключаться в том, чтобы не наступило никаких перемен, что может и их побудить к выжиданию.

273. Это возможно не только для членов и частей обороняющегося, но и для членов и частей атакующего, и действительно встречается у обоих.

274. Однако естественно, что у обороняющегося это будет наблюдаться чаще, чем у атакующего, что мы яснее увидим лишь тогда, когда рассмотрим индивидуальные обстоятельства, вступающие в связь с принципом обороны.

275. Чем дальше вниз будет опускаться принцип обороны в общем бою вплоть до самых малых членов целого, и чем шире мы [626] распространим его на все члены, тем общее сопротивление будет пассивнее, тем больше оборона будет приближаться к черте абсолютно страдательного отношения, на которое мы смотрим, как на абсурд.

276. Где в этом отношении выгоды выжидательного положения прекращаются для обороняющегося, т.е. где действенность такого выжидания оказывается исчерпанной и где до известной степени достигнута точка насыщенности, мы сможем установить лишь впоследствии.

277. Теперь мы выведем из вышесказанного лишь то заключение, что оборонительное или наступательное намерение отражается известным образом не только на завязке боя, но и проникает в действия сражающихся в течение всего боя, и, следовательно, мы действительно имеем два различных вида боя.

278. Поэтому план во всяком случае должен указать относительно боя в целом, следует ли ему быть наступательным или оборонительным.

280. Если мы пока оставим в стороне все те конкретные обстоятельства, в зависимости от которых решается вопрос о выборе между атакой и обороной, то получим лишь один общий закон, а именно: там, где хотят задержать решение, нужно действовать оборонительно ; там же, где этого решения ищут, нужно действовать наступательно.

Последовательное применение вооруженных сил{409}

291. При общем действии отдельных сил одновременность этого действия сама по себе является основным условием. То же бывает и в бою. Так как число вооруженных сил в продукте их деятельности составляет известный фактор, то при всех прочих равных условиях одновременное применение всех вооруженных сил, т.е. максимальное сосредоточение их во времени против неприятеля, который не применяет их все сразу, даст победу, и притом сперва над той частью неприятельских вооруженных сил, которая введена им в дело; а так как благодаря этой победе над частью моральные силы победителя вообще возрастают, а моральные силы побежденного уменьшаются, то из этого следует, что даже в том случае, если потери окажутся одинаковыми у обеих сторон, такая частичная победа должна поднять общие силы победителя над общими силами побежденного и, следовательно, может обусловить победу и в общем бою.

292. Но заключение, к которому мы пришли в прошлом параграфе, базируется на двух предпосылках, которые не существуют, а именно: во-первых, что нет предела количеству применяемых сил и, во-вторых, что нет предела пользованию одной и той же воинской частью, пока от нее что-либо остается.

293. Что касается первого условия, то самое пространство уже ограничивает число сражающихся, ибо то, что не может принять участия в действиях, должно считаться лишним. Этим ограничивается [627] глубина и ширина построения всех предназначенных к одновременному действию бойцов, а следовательно, и их число.

294. Но еще гораздо более важное ограничение числа заключается в природе огневого боя. Введение в него крупных сил в известных границах оказывает лишь то действие, что усиливает общую силу огневого боя{410}. Следовательно, там, где для одной стороны в таком усилении уже нет выгоды, оно теряет для нее свое значение; таким путем количество одновременно применяемых сил скоро достигнет в этом случае своего максимума.

295. Этот максимум полностью зависит от конкретных условий — местности, морального состояния войск и ближайшей задачи данного боя. Здесь достаточно сказать, что такой максимум существует.

296. Итак, число одновременно могущих быть применяемыми сил имеет свой максимум, за пределами которого уже наступает расточительность.

297. Точно так же имеет свой предел пользование одними и теми же вооруженными силами. Вооруженная сила, участвовавшая в огневом бою, мало-помалу становится не пригодной для дела, но и от рукопашного боя происходит такое же ухудшение. Если истощение физических сил в этом случае меньше, чем в огневом бою, то при неудачном исходе моральное истощение является гораздо большим.

298. Благодаря этому ухудшению, которому подвергаются все уцелевшие вооруженные силы, участвовавшие в бою, в последнем выявляется новый принцип, а именно — внутреннее превосходство свежих боевых сил над уже бывшими в употреблении.

299. Однако приходится считаться и с другим явлением, заключающимся во временном ухудшении бывших в деле вооруженных сил, а именно — в том кризисе, который в них вызывает каждый бой.

300. Рукопашный бой фактически не имеет никакой длительности. В тот момент, когда один кавалерийский полк бросается в атаку на другой, дело уже решено, и с теми немногими секундами, в течение которых происходит действительная рубка, не приходится считаться, как с периодом времени; почти то же бывает и с пехотой, и с крупными массами войск. Но этим дело не кончается; то критическое состояние, которое находит себе разряд в решающем акте, еще не заканчивается вполне с этим актом; победоносный полк, преследующий, распустив поводья, побежденных, уже не походит на тот полк, который стоял на поле битвы в сомкнутых рядах; правда, моральная сила его поднялась, но его физические силы, степень его порядка, как общее правило, подорваны. Лишь благодаря потере моральных сил, понесенной противником, и тому обстоятельству, что он также расстроен, победитель удерживает свой перевес. Появись в этот момент новый противник, нет никакого сомнения, что он при равных качествах войск разобьет победителя. [628]

301. Такой же кризис наблюдается и в огневом бою, так что те самые войска, которые только что победоносно отразили своим огнем противника, все же в это мгновение находятся в заметно ослабленном состоянии в отношении порядка и сил. Это состояние длится до тех пор, пока все пришедшее в расстройство снова не будет поставлено в рамки порядка.

302. То, что мы сейчас говорили о небольших частях, можно распространить и на крупные.

303. Сам по себе кризис в маленьких частях достигает больших размеров, так как он равномерно охватывает всю часть, но зато он бывает кратковременным.

304. Всего слабее бывает кризис целого{411}, особенно же в целой армии, но зато такой кризис бывает и самым продолжительным.

305. До тех пор, пока боевой кризис у победителя продолжается, в этом кризисе заключается средство для побежденного восстановить бой, т.е. повернуть в свою пользу результат боя, если только он имеет возможность подвести свежие войска в соответственном количестве{412}.

306. Это является вторым основанием для последовательного применения вооруженных сил в качестве действующего начала.

307. Но раз последовательное применение вооруженных сил в ряде боев, следующих один за другим, возможно, а одновременное их применение не безгранично, то из этого само собой вытекает, что силы, которые не могут действовать одновременно, могут оказаться действенными при последовательном их применении.

308. Рядом таких следующих один за другим боев длительность общего боя значительно увеличивается.

309. Эта длительность вводит новое основание для последовательного применения вооруженных сил, с которым следует считаться, так как в расчет входит новая величина, эта величина — непредвиденные события.

311. Продолжительность действия вводит в расчет и чистую случайность, а последняя по природе дела на войне играет большую роль, чем где бы то ни было.

312. С непредвиденными событиями вообще надо считаться, что может выразиться лишь в том, что оставляют позади соответственные силы, т.е. резерв в собственном смысле этого слова.

Глубина боевого порядка

313. Все бои, которые даются последовательно, требуют по тем основаниям, из которых они проистекают, свежих вооруженных сил. Эти последние могут быть или совершенно свежими, т.е. еще не бывшими в деле, или такими, которые уже были использованы, но благодаря отдыху более или менее вышли из своего состояния ослабления. Легко понять, что здесь могут быть различные градации. [629]

314. И то, и другое применение, т.е. совершенно свежих сил или сил, уже использованных раньше, но отдохнувших, обусловлено нахождением их позади, т.е. группировкой вне сферы разрушительного акта.

315. Ив этом могут быть градации, ибо сфера разрушения не обрывается сразу, но постепенно сходит на нет.

Полярность одновременного и последовательного применения вооруженных сил

321. Так как одновременное и последовательное применение вооруженных сил одно другому противоположно и обладает каждое известными преимуществами, то на них надлежит смотреть, как на два полюса, которые притягивают на свою сторону решение полководца и тем самым ставят его на точку, где они друг друга уравновешивают; конечно, мы исходим из предпосылки правильной их оценки.

322. Теперь, значит, дело сводится к тому, чтобы ознакомиться с законами этой полярности, т.е. с выгодами и условиями обоих способов применения сил, и через это изучить их взаимоотношения.

329. Там, где нет особого интереса ускорять действие огня, обе стороны будут заинтересованы в том, чтобы обойтись возможно меньшим числом сил, т.е. применить лишь такое количество сил, чтобы слишком незначительным их числом не побудить противника тотчас же броситься в рукопашную.

330. Таким образом, одновременное применение вооруженных сил в огневом бою ограничено недостаточностью выгоды{413} и обеим сторонам приходится прибегнуть к последовательному применению излишних сил.

340. Можно себе представить одновременное введение в бой большой суммы вооруженных сил при помощи большого протяжения фронта двояким образом, а имегаю:

а) тем, что удлиняя фронт, мы заставляем и противника удлинить свой фронт, в этом случае мы не получаем никакого преимущества перед неприятелем, но следствием этого является введение в дело с обеих сторон большего количества сил одновременно;

б) тем, что мы охватываем неприятельский фронт.

341. Одновременное введение обеими сторонами большего количества сил в немногих случаях будет отвечать интересам обеих сторон; притом не может быть уверенности, согласится ли неприятель на это дальнейшее удлинение.

342. Если он на него не пойдет, то или часть нашего фронта, т.е. наших вооруженных сил окажется без дела, или же мы должны будем применить излишнюю часть нашего фронта для охвата неприятеля.

343. Лишь страх перед таким охватом может побудить противника соответственно растянуть свой фронт. [630]

344. Но когда нужно охватить противника, то, очевидно, лучше с самого начала принять соответствующий распорядок, и, следовательно, удлиненный фронт приходится рассматривать лишь с этой точки зрения.

345. Охватывающая форма применения вооруженных сил имеет ту особенность, что она не только увеличивает сумму одновременно примененных с обеих сторон вооруженных сил, но и дает возможность ввести в дело больше сил, чем противник.

348. Второе преимущество охватывающей формы — это более сильное действие концентрического огня.

349. Третье преимущество — это отрезание путей отступления.

350. Эти три преимущества охвата ослабевают с увеличением вооруженных сил или, говоря точнее, с увеличением их фронта и усиливаются с их уменьшением. с 356. Однако у охватывающей формы имеется и своеобразная невыгода, заключающаяся в том, что силы при ней растягиваются на большее пространство, откуда их действенность уменьшается в двух отношениях.

357. Время, потребное для того, чтобы пройти известное пространство, не может быть употреблено на то, чтобы сражаться. А все движения охватывающего, не направленные перпендикулярно к неприятельскому фронту, происходят на большем пространстве, чем движения охватываемого, ибо последний движется более или менее по радиусам меньшего круга, а охватывающий — по окружности большего, что представляет существенную разницу.

358. Отсюда для охваченного вытекает возможность легче пользоваться своими силами на различных пунктах.

359. Наряду с этим, с увеличением пространства уменьшается и единство целого, ибо донесениям и приказам приходятся проходить большие расстояния.

360. Обе эти невыгоды охватывающей формы увеличиваются с расширением фронта. При немногих батальонах они незначительны, при крупных армиях они становятся весьма чувствительны.

364. Раз выгоды охвата при небольших фронтах очень велики, а невыгоды очень малы, и притом первые уменьшаются, а вторые увеличиваются с увеличением фронта, то из этого следует, что может быть такая точка, где они будут взаимно уравновешивать друг друга.

365. За пределами точки расширение фронта не будет, следовательно, в состоянии противопоставить каких-либо преимуществ последовательному применению сил, а напротив, оно приведет к известным невыгодам.

370. Необходимо иметь позади всякого построения не подверженное обстрелу пространство для резервов, для командования и пр., находящихся позади фронта. Если бы они подвергались обстрелу с трех сторон, они перестали бы быть тем, к чему они предназначены.

371. Так как эти элементы при больших массах сами представляют более или менее крупные массы и, следовательно, требуют для себя значительного пространства, то не подвергающееся обстрелу [631] пространство позади фронта должно быть тем большим, чем больше целое; по этой причине фронт должен расти с ростом масс.

372. Но пространство позади значительной массы войск должно быть большим только потому, что резервы и пр. нуждаются в большом пространстве, но оно должно быть еще потому большим, чтобы гарантировать большую безопасность, ибо, во-первых, случайно залетевшие снаряды оказали бы гораздо большее действие на крупные массы войск и обозы, чем на несколько батальонов; во-вторых, бои больших масс гораздо продолжительнее, а потому потери в войсках, расположенных позади фронта и, следовательно, не участвующих в бою, могут за это время стать гораздо более значительными.

380. Из всего до сих пор сказанного об этих двух выгодах охвата вытекает, что небольшие массы с трудом могут достигнуть достаточной длины фронта. Это настолько верно, что, как мы знаем из практики, они большей частью бывают вынуждены отказаться от стереотипного порядка своего построения и растягиваются значительно шире. В крайне редких случаях батальон, предоставленный самому себе, примет бой с длиною фронта своего обычного построения (150 — 200 шагов); он разделится поротно, а роты растянутся стрелковой цепью, оставив часть в качестве резерва; таким путем батальон займет в два, три или четыре раза большее пространство, чем сколько ему, собственно говоря, полагается.

381. Но чем массы становятся больше, тем легче бывает достигнуть необходимой длины фронта, ибо хотя эта последняя и растет вместе с ростом масс, но не в одинаковой мере.

382. Поэтому большим массам нет надобности отступать от нормального порядка построения и они имеют возможность сохранить позади часть войск.

384. У очень крупных масс (в армиях в 100 000, 150 000, 200 000 человек) мы наблюдаем постоянный рост резервов (от ¼ до 1/3). Это доказывает, что силы все более и более превосходят потребности фронта.

387. Первые два преимущества охвата оказывают свое действие в смысле обеспечения успеха, увеличивая наши силы; третье достигает того же, но лишь при крайне коротких фронтах.

388. Оно влияет на мужество сражающихся на неприятельском фронте тем, что внушает им представление о потере пути отступления, что всегда производит весьма сильное впечатление на солдата.

389. Однако это будет иметь место лишь в том случае, когда опасность быть отрезанным настолько близка и очевидна, что впечатление от нее заглушает все законы дисциплины и силу приказания и увлекает солдата совершенно непроизвольно.

390. При большом отдалении, когда раздающаяся пушечная и ружейная стрельба в тылу лишь намекает на это, в солдате может возникнуть беспокойство, но если дух войска не слишком плох, это ему не помешает слушаться приказаний вождя.

391. В этом случае выгода отрезывания, которую имеет охватывающий, уже не должна считаться за такую, которая обеспечивала бы в большей мере успех, т.е. придавала бы ему большую [632] вероятность, а является лишь преимуществом, увеличивающим размер достигнутого успеха.

392. И в этом отношении третье преимущество охвата подчиняется той же антитезе: при коротком фронте оно бывает больше, а с удлинением его оно уменьшается, как то можно наблюдать с очевидностью.

393. Это, однако, не противоречит тому, что более крупные массы нуждаются в более широком фронте, чем мелкие. Отступление никогда не происходит по всей ширине фронта, а ведется по отдельным дорогам; отсюда само собою следует, что отступление крупных масс требует больше времени, чем более мелких; эта большая продолжительность времени требует, следовательно, более широкого фронта, чтобы неприятель, охватывающий его, не мог так скоро достигнуть пунктов, через которые производится отступление.

394. Раз третье преимущество охвата в большинстве случаев, а именно — при не слишком коротких фронтах, отражается (согласно § 391) лишь на размере, а не на обеспеченности успеха, то отсюда следует, что в зависимости от обстоятельств и намерений сражающихся оно приобретает совершенно различное значение.

395. Там, где вероятность успеха и без того незначительна, надо прежде всего позаботиться об обеспечении его; в таких случаях преимущество, влияющее главным образом на его размер, не может иметь особого значения.

396. В тех же случаях, когда это преимущество даже шло бы вразрез с этим вероятием (§ 365), оно представляло бы определенный ущерб.

397. В таких случаях придется постараться выгодами последовательного напряжения сил уравновесить выгоду большего фронта.

398. Итак, мы видим: положение безразличной точки между обоими полюсами одновременного и последовательного применения сил, ширины и глубины фронта не только складывается иначе у крупных и мелких масс, но и меняется в зависимости от обстановки и намерений обеих сторон.

399. Более слабая и более осторожная сторона должна отдавать предпочтете последовательному напряжению сил, а более сильная и отважная — одновремешгому.

400. По своей природе атакующий бывает более сильным и отважным, безразлично по свойствам ли характера полководца или по необходимости.

401. Охватывающая форма боя, т.е. обусловливающая наиболее одновременное напряжение сил у нас и у противника, естественно, подходит для атакующего.

402. А охваченная, т.е. связанная с последовательным применением сил и потому обреченная на охват, есть, следовательно, естественная форма для обороны.

403. В первой заложена тенденция к быстрому решению, к последней заложена тенденция к выигрышу времени, и эти тенденции гармонируют с основным смыслом обеих форм боя. [633]

404. Но в природе обороны заключается еще одно основание, склоняющее ее к более глубокому построению.

405. Одно из самых значительных преимуществ обороны заключается именно в поддержке, которую ей оказывают местность и рельеф, почему местная оборона и является существенным ее фактором.

406. Но ведь можно было бы предположить, что это поведет к удлинению фронта до крайних пределов, чтобы использовать это преимущество в возможной степени: это односторонний подход, в котором можно видеть главнейший мотив, так часто склонявший полководцев занимать растянутые позиции.

411. Надо рассматривать как решительный ущерб для обороны занятие более растянутого фронта по сравнению с фронтом, необходимым атакующему для развертывания своих сил.

412. Как необходимо велик должен быть фронт атакующего, этим вопросом мы займемся впоследствии; здесь же мы можем лишь сказать, что когда атакующий занимает чересчур малый фронт, обороняющийся его за это наказывает не тем, что он сразу придает своему фронту большую длину, но принятием наступательных, охватывающих контрмер.

413. Поэтому можно уверенно сказать, что обороняющийся, чтобы во всяком случае избежать невыгод слишком растянутого фронта, должен занимать возможно меньший, насколько это позволяют обстоятельства, ибо через это он сбережет больше сил позади фронта; эти же последние никогда не могут оказаться без дела, как части слишком растянутого фронта.

414. Пока обороняющийся довольствуется возможно малым фронтом и старается сохранять возможно большую глубину, т.е. пока он следует естественной тенденции своей формы боя, до тех пор у наступающего проявляется обратная тенденция: растянуть свой фронт возможно шире, т.е. охватить своего противника возможно дальше.

415. Но это лишь тенденция, а не закон, ибо мы видели, что выгоды этого охвата уменьшаются с увеличением размеров фронтов, а следовательно, на известной точке уже не уравновешивают выгод от последовательного применения сил. Этому закону подчинены в равной мере как атакующий, так и обороняющийся.

416. Здесь нам надо различить два неодинаковых протяжения фронта, а именно то, которое определяет обороняющийся принятой им группировкой, и то, которое вынуждается у обороны атакующим посредством намеченного им окрыления.

417. Если первое уже столь велико, что все выгоды от охвата флангов или исчезают, или лишаются силы, то последнее отпадает; наступающий должен искать получения выгод другими путями, как мы сейчас увидим.

418. Если же первое протяжение фронта так мало, насколько это только возможно, то наступающий вправе рассчитывать на известные выгоды от охвата флангов и окружения; здесь надлежит определить границы этого охвата. [634]

419. Эта граница определяется (§ 356 — 365) невыгодами преувеличенного охвата.

420. Эти невыгоды появляются тогда, когда стараются осуществить охват противника вопреки чрезмерной растянутости неприятельского фронта; однако эти невыгоды становятся еще больше, как то наглядно видно при чрезмерно широком охвате короткой линии.

421. Раз эти невыгоды выпадают на долю наступающего, то выгоды последовательного применения сил, которые сохраняет оборона благодаря своему короткому фронту, получают тем большее значение.

422. Правда, может показаться, что обороняющийся, принявший короткий фронт и глубокое построение, не может посредством этого сохранить только на своей стороне выгоды последовательного применения сил, ибо если наступающий займет столь же короткий фронт и, следовательно, не будет окатывать противника, то у обоих в равной мере открывается возможность последовательного применения сил; если же наступающий охватит противника, то последний будет вынужден повсюду противопоставить фронт и, следовательно, будет сражаться на фронте такой же длины (если не считать незначительной разницы между двумя концентрическими кругами). Здесь приходится иметь в виду четыре соображения.

423. Во-первых, если атакующий в такой же мере сократит свой фронт, у обороняющегося всегда остается та выгода, что борьба из области растянутого и быстро решающегося боя переходит в область боя сосредоточенного и длительного, а большая длительность боя в интересах обороняющегося.

424. Во-вторых, обороняющийся, когда его охватывает противник, не всегда бывает вынужден сражаться с охватывающими частями параллельным фронтом, но может ударить им или во фланг, или в тыл, чему геометрические соотношения весьма благоприятствуют; это уже будет последовательное

применение сил, ибо это последнее не требует, чтобы вступающие позднее силы непременно применялись так же, как и предыдущие, или чтобы вообще последующие силы занимали место предыдущих, как мы сейчас подробнее укажем. Без размещения вооруженных сил позади{414} такой охват охватывающего был бы невозможен.

425. В-третьих, короткий фронт с сильными, расположенными позади резервами предоставляет возможность наступающему произвести чересчур широкий охват (§ 420), из которого посредством имеющихся позади сил обороняющийся может извлечь выгоду.

426. В-четвертых, как на выгоду, можно смотреть и на то обстоятельство, что это обеспечивает обороняющегося от противоположной ошибки — напрасной затраты сил на участках фронта, не подвергающихся наступлению.

427. Таковы преимущества глубокого построения, т.е. последовательного применения сил. Они не только уравновешивают [635] обороняющемуся выгоды растянутого фронта, но и заставят наступающего не переступать известной границы охвата, не уничтожая, однако, тенденции к растягиванию фронта до этого предела.

428. Последняя тенденция у наступающего ослабевает или совершенно пропадает, когда обороняющийся сам занял чересчур растянутый фронт.

429. Правда, при таких условиях обороняющийся за недостатком оставленных позади сил уже не может наказать наступающего за чрезмерную растяжку при производстве им охвата, но и без этого выгоды, доставляемые охватом, становятся чересчур ничтожными.

430. Тогда наступающий уже не станет искать выгод от охвата, если обстановка не вынудит его придать особенное значение тому, чтобы отрезать путь отступления противнику. Таким путем тенденция к охвату окажется ослабленной.

431. И она совершенно отпадает, если обороняющийся займет столь широкий фронт, что наступающему будет возможно оставить праздной значительную долю этого фронта, ибо это для него явится существенным выигрышем.

432. В подобных случаях наступающему приходится добиваться преимущества, исходя уже не из растягивания фронта и охвата противника, а из противоположного приема, а именно — сосредоточения своих сил против одного какого-нибудь пункта. Что это равносильно глубокому построению, понять нетрудно.

433. До каких пределов атакующий может сократить ширину своего фронта, зависит:

а) от количества его сил,

б) от размеров неприятельского фронта,

в) от готовности противника к контрнаступлению.

434. При небольших массах невыгодно оставлять незанятой какую-либо часть неприятельского фронта, ибо при легкости обозрения всего боя и небольших расстояниях эти части могут немедленно найти иное применение.

435. Из этого само собой следует, что и при крупных массах и широких фронтах участок, подвергающийся атаке, не должен быть чересчур мал, ибо отсюда, хотя бы частично, мог бы возникнуть только что указанный нами ущерб.

436. Но в общем вполне естественно, что атакующий, долженствующий добиваться преимущества посредством сосредоточения своих сил, ибо на то ему дает право чрезмерная растянутость фронта обороняющегося или его пассивность, может идти дальше в направлении сокращения своего фронта, чем обороняющийся, ибо последний не подготовлен своей растянутостью к активному противодействию посредством охвата.

437. Чем фронт обороняющегося шире, тем больше частей его наступающий может оставить без дела.

438. То же можно оказать в отношении сильно выраженного намерения вести чисто местную оборону.

439. Наконец, и относительно очень крупных войсковых масс. [636]

440. Таким образом, наибольшую выгоду получит наступающий от сосредоточения своих сил, когда встречаются все эти благоприятные условия, а именно — крупные массы, слишком растянутый фронт и сильная тенденция к чисто местной обороне со стороны противника{415}.

444. Из всех этих рассуждений мы видим, как безразличная точка между одновременным и последовательным применением сил занимает иное положение в зависимости от величины расположенных позади частей, от отношения сил, от отваги и осторожности.

Определение пространства

460. Если мы можем не вступать в бой с какою-либо частью неприятельских вооруженных сил, то тем самым мы становимся сильнее в борьбе с другими, будь то при одновременном или последовательном применении вооруженных сил. В таком случае мы вступим в бой всеми своими силами с частью неприятельских сил.

461. Следовательно, в этом случае на тех участках, где мы применим наши силы, мы будем или иметь превосходство над противником, или, по крайней мере, окажемся сильнее, чем этого следовало ожидать по общему соотношению сил.

462. Исходя из предпосылки, что с остальными частями противника мы можем не вступать в бой, силы, занимающие атакуемые участки, можно рассматривать как целое; таким способом происходит искусственное повышение наших сил благодаря большему их сосредоточению в пространстве.

463. Само собою ясно, что это средство составляет важный элемент всякого плана боя; оно применяется наиболее часто.

464. Поэтому важно ближе познакомиться с этим вопросом, дабы определить те части неприятельских сил, которые можно рассматривать в этом смысле как целое.

465. В § 4 мы привели мотивы, определяющие отступление сражающегося. Ясно, что факты, из которых исходят эти мотивы, относятся или ко всем вооруженным силам в целом, или по крайней мере к столь существенной их части, что последняя имеет больше значения, чем все остальные, т.е. решает их судьбу вместе со своей.

466. Легко можно себе представить, что эти факты касаются всей вооруженной силы в целом при небольших массах войск, по не при более крупных. Правда, и здесь мотивы, указанные под литерами «г», «е», «ж», распространяются на целое, но остальные, особенно же потери, всегда касаются лишь известных частей, ибо при более значительных массах крайне невероятно, чтобы потери постигли в одинаковой мере все части.

467. Те части, состояние которых служит основанием для отступления, естественно, должны быть в отношении к целому значительными; ради краткости мы их назовем преодоленными.

468. Эти преодоленные части могут находиться рядом или быть в большей или меньшей степени распределенными среди всей армии. [637]

469. Нет основания считать, из этих двух случаев более действительным, чем другой. Если корпус какой-либо армии совершенно разбит, а все остальные сохранились нетронутыми, то в одном случае это может оказаться лучше, в другом хуже, чем если бы потери были равномерно распределены по всей массе{416}.

470. Второй случай предполагает равномерное применение стоящих друг против друга сил; теперь же мы рассматриваем лишь неравномерное (сосредоточенное на одном или нескольких участках) применение сил, поэтому нас интересует лишь первый случай.

471. Если преодоленные части расположены рядом, то на них можно смотреть в совокупности, как на одно целое, и такой смысл мы придаем нашим словам, когда говорим об атакованных и преодоленных частях или участках.

472. Если удается определить, какова должна быть эта часть, чтобы господствовать над целым и увлекать его за собой, то мы тем самым определили бы, против какой части целого следует направлять свои силы и вести настоящую борьбу.

473. Если отвлечься от условий местности, то для определения той части, которая должна подвергнуться нашему нападению, мы обязаны принять во внимание только ее размер и положение. Прежде всего рассмотрим вопрос о размере.

474. Надо различать два случая: первый, когда мы сосредоточиваем свои силы против одной части неприятельских сил и ничего не противопоставляем другим частям', второй, когда мы противопоставляем остальным частям более слабые силы, дабы занять его внимание. И то и другое, очевидно, представляет собою сосредоточение сил в пространстве.

475. Вопрос о том, каких размеров должна быть та часть неприятельских сил, которую нам необходимо преодолеть, очевидно, равнозначен вопросу, насколько малым может быть наш фронт. Но этот вопрос мы уже рассмотрели в § 433 и следующих.

476. Дабы точнее познакомиться с предметом во втором случае, мы сперва представим себе, что противник столь же положительно и деятельно настроен, как мы, из чего будет следовать, что если мы разобьем более значительной частью нашего целого менее значительную часть его целого, то он отплатит нам тем же.

477. Поэтому, если мы хотим, чтобы конечный успех был im нашей стороне, мы должны так устроиться, чтобы та часть неприятельских сил, которую мы разобьем, была бы больше в отношении целого, чем та часть, которой мы для этого пожертвуем, по отношению к нашему целому.

480. Чем больше наше численное превосходство, тем больше может быть та часть неприятельских сил, с которой мы вступаем в серьезную борьбу, и тем наш успех окажется значительнее. Чем мы слабее, тем меньше должна быть часть, с которой мы вступаем в серьезную борьбу, что согласуется с естественным законом, что слабый должен больше сосредоточивать свои силы. [638]

481. Но при этом мы исходим из молчаливого предположения, что неприятелю потребуется столько же времени для того, чтобы разбить нашу слабую часть, сколько нам для того, чтобы одержать победу над его частью. Если бы это оказалось не так и имелась значительная разница во времени, то он получил бы возможность употребить часть своих войск против наших главных сил.

482. Но ведь победу, как общее правило, одерживают тем скорее, чем неравенство сил бывает больше; таким образом, отсюда следует, что мы не можем сделать ту часть, которой мы жертвуем, произвольно малой, но что она должна сохранить сколько-нибудь сносное соотношение к неприятельским силам, которые она должна сковывать. Итак, сосредоточение сил у слабого имеет свои пределы.

484. Но если бы мы захотели пойти дальше и сделать вывод, что атакующий всегда одерживает победу в тех случаях, когда обороняющийся ничего положительного не предпринимает против слабейшей части атакующего (что очень часто наблюдается), то такой вывод был бы ошибочным; ибо в тех случаях, когда подвергающийся нападеишо не пытается искать вознаграждения за счет слабейшей части противника, то воздерживается он от этого, главным образом, потому, что он все же находит возможность ввести в бой часть своих главных сил, не подвергавшихся нападению, против наших главных сил и тем самым сделать сомнительной победу последних.

485. Чем меньше часть неприятельских сил, которую мы атакуем, тем легче это будет для него, отчасти благодаря незначительности пространства, отчасти же, и в особенности, потому, что моральная сила победы при незначительности масс гораздо меньше: победа над мелкой частью не так-то легко заставляет неприятеля терять голову и мужество и не лишает его способности использовать еще имеющиеся в его распоряжении средства для восстановления положения.

486. Если неприятель поставил себя в такое положение, что он не может ни вознаградить себя позитивной победой над нашей слабейшей частью, ни противопоставить нашему главному наступлению имеющиеся на неатакованных участках излишние силы, или если он вследствие своей нерешительности не надумает сделать ни то, ни другое, лишь в этих случаях атакующий может рассчитывать одолеть его сравнительно малыми силами посредством сосредоточения их.

487. Однако теория не должна изображать лишь одного обороняющегося в невыгодном положении невозможности отплатить должным образом противнику за сосредоточение им сил; она обязана указать на то, что каждая цз обеих сторон, как атакующая, так и обороняющаяся, может оказаться в этом положении.

488. Дело в том, что непропорциональное сосредоточение сил на одном участке, чтобы достигнуть на нем превосходства, всегда базируется на надежде поразить противника внезапностью, дабы он не имел ни времени собрать на этом участке столько же сил, ни возможности подготовиться отплатить той же монетой. Надежда на успех такой внезапности основывается по существу на заблаговременно принятом решении, т.е. на инициативе. [639]

489. Однако это преимущество инициативы имеет свою антитезу, о чем будет еще речь впереди; здесь мы лишь отметим, что оно не составляет абсолютного преимущества, действие которого непременно должно сказаться во всех случаях.

490. Но если даже не считаться с теми основами успеха внезапности, которые заключаются в инициативе, и если даже нет для нее никакого объективного основания, так что успех всецело зависит от счастья, то все же теория не должна отвергать и этого фактора, ибо война — игра, из которой никак не может быть исключен элемент риска. Поэтому вполне допустимо даже при отсутствии всякого другого мотива сосредоточить свои силы наудачу в надежде поразить неприятеля внезапностью.

491. Если той или другой стороне удастся поразить внезапностью противника, будет ли то наступающий или обороняющийся, сторона, застигнутая таким образом врасплох, окажется до известной степени лишенной возможности отплатить противнику тем же самым.

497. При атаке флангов или тыла необходимо предполагать, что можно принудить неприятеля противопоставить нам в этих местах вооруженные силы; там, где мы не уверены в том, что таково будет воздействие нашего появления, последнее было бы опасно; ибо там, где не с кем сражаться, войска остаются праздными, и если это случится с главными силами, цель окажется несомненно не достигнутой.

498. Правда, такие случаи, чтобы противник оставил беззащитными свои фланги или свой тыл, чрезвычайно редки, однако они встречаются, и притом легче всего тогда, когда противник обеспечивает себя наступательными контрдействиями (Ваграм, Гогенлинден, Аустерлиц могут служить примерами).

499. Атака центра (под которым мы разумеем не что иное, как часть фронта, не являющуюся флангом) отличается той особенностью, что она может повести к разделению частей, которое обычно называется прорывом.

500. Прорыв, очевидно, является противоположностью окружения. Оба действуют в случае победы чрезвычайно разрушительно на неприятельские силы, но каждый по-своему.

1) Охват содействует обеспечению успеха своим моральным воздействием, подрывая мужество противника.

2) Прорыв центра содействует обеспечению успеха тем, что при нем наши силы остаются более сосредоточенными. Мы уже говорили об этом.

3) Охват может непосредственно повести к уничтожению неприятельской армии, если он производится значительно превосходными силами и увенчается успехом. Во всяком случае, если он приводит к победе, то успех первого дня бывает больше, чем при прорыве.

4) Прорыв может вести лишь косвенным образом к уничтожению неприятельской армии и редко проявляет свое действие в значительных размерах в первый же день, а скорее влияет стратегически в последующие дни. [640]

501. Прорыв неприятельской армии посредством сосредоточения наших главных сил против одного участка предполагает чрезмерную растянутость неприятельского фронта, ибо гораздо труднее бывает приковать остальные вооруженные силы неприятеля более слабыми силами, и неприятельские силы, расположенные вблизи направления главного удара, легко могут быть направлены на борьбу с ним. К тому же при атаке, направленной на центр, таковые находятся по обеим сторонам, при атаке же на крыло — лить с одной стороны.

502. Вследствие этого подобная атака центра легко подвергается концентрической контратаке неприятеля.

504. Мы рассмотрели сосредоточение главных сил на одном участке для действительного боя, но, конечно, оно может иметь место и на нескольких участках, на двух, даже на трех, не переставая быть сосредоточением сил против одной части неприятельской армии. Разумеется, с увеличением числа участков сила этого начала окажется ослабленною.

505. До сих пор мы имели в виду одни лишь объективные преимущества такого сосредоточения сил, а именно — более благоприятное соотношение сил на главном участке; существует, однако, и субъективное основание для вождя или полководца избрать этот прием, а именно дабы крепче держать в руках главную часть своих сил.

506. Хотя воля полководца и его разум руководят всем в сражении, однако эта воля и этот разум проникают лишь в крайне ослабленной степени до низших членов его армии, и это имеет большее место, чем дальше расположены части от полководца; значение и самостоятельность подчиненных начальников возрастают, и притом за счет верховной воли.

507. Но не только естественно, но при отсутствии какой-либо аномалии и выгодно, чтобы в руках главнокомандующего оставалась величайшая действенность власти, какую только допускает обстановка.

Взаимодействие

509. Нам остается рассмотреть лишь один вопрос — взаимодействие планов и действий обеих сторон.

510. Так как план боя в собственном смысле может устанавливать лишь то, что можно предвидеть в отношении действий, то сводится он обычно к трем сторонам дела, а именно: а) крупные линии боя, б) подготовка к нему, в) подробности начала.

511. Лишь начало боя может действительно быть полностью установлено планом; течение его уже требует новых, вытекающих из обстановки указаний и приказов, т.е. вождения.

512. Разумеется, желательно следовать принципам плана и при вождении, ибо цель и средства остаются теми же самыми; поэтому, если это не всегда может иметь место, то смотреть на это обстоятельство надо, как на неизбежное несовершенство.

513. Деятельность вождения, очевидно, носит совсем иной характер, чем деятельность создания плана. Последний составляется вне сферы опасности и на досуге; первое протекает всегда под [641] давлением момента. План всегда разрешает вопросы с более высокой точки зрения с более широким кругозором. Вождение определяется ближайшим и самым конкретным, более того — это ближайшее и конкретнейшее часто насильственно увлекает его. Ниже мы будем говорить о различии в характере этих двух деятельностей интеллекта, здесь же мы ограничиваемся тем, что отделим их друг от друга как две различные фазы.

514. Если мы себе представим обе стороны так, что ни одна из них не знает ничего о мероприятиях противника, то каждая будет иметь возможность предпринимать свои меры лишь на основе общих принципов теории. Значительная доля их заключается уже в построении боевого порядка и в так называемой элементарной тактике армий, которая, естественно, базируется лишь на общих началах.

515. Но очевидно, что распорядок, рассчитанный лишь на общее, не может иметь действенности того распорядка, который построен в расчете на конкретные обстоятельства.

516. Следовательно, возможность принять свои меры позже, чем неприятель, уже учитывая мероприятия последнего, представляет огромное преимущество; это преимущество последней руки в карточной игре{417}.

517. Редко или даже никогда не организуется бой без принятия в расчет конкретных обстоятельств. Первое из них, без знакомства с которым обойтись нельзя, это местность.

518. Знакомство с условиями местности присуще преимущественно обороняющемуся, ибо один он знает точно и наперед, на какой местности произойдет бой, и у него есть время соответственно обследовать местность. Здесь коренится вся теория позиции, поскольку она принадлежит к тактике. Если обороняющийся, кроме простого ознакомления с местностью, захочет использовать ее далее для чисто местной обороны, то отсюда будет вытекать более или менее определенное, детальное применение его вооруженных сил; вследствие этого наступающий оказывается вынужденным изучить его и принять в расчет при составлении своего плана.

521. В этом заключается первое проявление внимания со стороны противника к действиям другой стороны.

522. В большинстве случаев в этой стадии и завершаются планы той и другой стороны, дальнейшее уже принадлежит к вождению боем.

523. В боях, где im та, ни другая сторона не является обороняющейся, обе идут друг другу навстречу, строй, боевой порядок и элементарная тактика (как стереотипная группировка, несколько видоизмененная в соответствии с условиями местности) заменяют план в собственном смысле.

524. При небольших частях это случается весьма часто, реже при крупных. [642]

525. Но если действие делится на атаку и оборону, то наступающий оказывается в стадии, указанной в § 522, и в отношении взаимодействия имеет явное преимущество перед обороняющимся, в его руках инициатива действия, а его противник уже должен был обнаружить своими приготовлениями к обороне значительную часть того, что намерен делать.

526. В этом и заключается причина, почему до сих пор в теории смотрели на атаку, как на значительно более выгодную форму боя.

527. Однако взгляд на атаку как на более выгодную форму или, выражаясь более определенно, как на более сильную форму боя, приводит нас к абсурду, что мы покажем впоследствии. А это упускали из виду.

528. Ошибка этого вывода заключалась в переоценке преимущества, указанного в § 525. Оно существенно в отношении взаимодействия, но составляет не все. Преимущество пользования условиями местности как вспомогательной силой, до известной степени подкрепляющей силы обороняющегося, во многих случаях имеет большое значение и при надлежащих мероприятиях могло бы иметь его в большинстве случаев.

529. Но неправильное пользование местностью (крайне растянутые позиции) и неправильная система обороны (полная пассивность ее) несомненно придали этому преимуществу атаки — предпринимать свои шаги «в последней руке» — такое значение, что атака почти исключительно ему обязана теми успехами, которых достигает на практике свыше естественной меры, присущей ей в действительности.

530. Так как участие интеллекта не прекращается с составлением плана в собственном смысле, то мы должны проследить роль взаимодействия и в области вождения боем.

531. Область вождения — это течение или длительность боя', а таковое тем длиннее, чем больше в нем последовательного применения сил.

532. Поэтому при расчете на вождение необходимо глубокое построение.

533. Таким образом, возникает вопрос, что лучше — довериться ли больше плану или руководству.

534. Очевидно, было бы нелепостью умышленно не принимать в расчет какую-либо имеющуюся налицо данную и, если она имеет какую-либо ценность для намеченного действия, не обсудить ее заранее. Но этим сказано не что иное, как только то, что плану следует лишь настолько вмешиваться в действие, насколько имеется у него данных, и что область вождения начинается лишь там, где план оказывается недостаточным. Таким образом, вождение является лишь заместителем плана и в качестве такового должно рассматривался как необходимое зло.

535. Но, конечно, здесь мы говорим лишь о плане мотивированном. Все указания, долженствующие иметь конкретную тенденцию, не могут опираться на произвольные предположения, а должны опираться на определенные данные. [643]

536. Следовательно, где данные прекращаются, должны останавливаться и указания плана, ибо, несомненно, лучше оставлять что-нибудь неопределенным, т.е. под охраной общих принципов, чем определять его, не считаясь с обстоятельствами, которые обнаружатся впоследствии.

537. Каждый план, который определяет заранее слишком много подробностей хода боя, должен поэтому оказаться ошибочным и пагубным, ибо подробности зависят не только от общих оснований, но и от частностей, которых нельзя знать наперед.

538. Если принять во внимание, что воздействие отдельных обстоятельств (случайных и других) возрастает с увеличением времени и пространства, то станет ясно, что в этом и заключается причина, почему очень широко задуманные и сложные движения редко удаются и приводят к гибели.

539. Вообще в этом и заключается причина пагубности всех чересчур сложных и искусственных планов боя. Все они часто бессознательно опираются на множество мелких предположений, из которых большинство не оправдывается.

540. Вместо того, чтобы чрезмерно расширять план, лучше оставлять больше на долю вождения.

541. Но это предполагает (§ 523) глубокое построение, т.е. наличие крупных резервов.

542. Мы видели (§ 525), что атака в отношении взаимодействия распространяет свой план дальше, чем оборона.

543. С другой стороны, обороняющемуся условия местности дают многочисленные основания к тому, чтобы заранее определить ход боя, т.е. своим планом гораздо дальше проникнуть в ход боя. лии «не

544. Оставаясь на этой точке зрения, мы должны были бы сказать, что планы обороняющегося гораздо более исчерпывающи, чем планы атакующего, и, следовательно, последний должен гораздо больше отводить места вождению.

545. Однако это преимущество обороняющегося лишь кажущееся, а не действительное. В самом деле, мы не должны забывать, что мероприятия, вытекающие из условий местности, являются лишь приготовлениями, основанными на предположениях, а не на действительных мерах, принятых противником.

546. Лишь потому, что эти предположения обычно весьма правдоподобны, и поскольку они таковы, они и основанные на них мероприятия имеют ценность.

547. Но это условие, при котором строятся предположения обороняющегося и основанные на них мероприятия, естественно, очень ограничивает последние и вынуждает обороняющегося к величайшей осторожности в отношении своих мероприятий и планов.

548. Если он в них зашел слишком далеко, то атакующий имеет возможность от них уклониться, и тогда у него тотчас появляется мертвая сила, т. е. напрасная затрата сил.

549. Сюда относятся чересчур растянутые позиции и слишком частое применение местной обороны. [644]

550. Как раз эти две ошибки часто обнаруживали невыгоду, вытекающую из преувеличенного расширения плана обороняющегося, и ту выгоду, которую атакующий может извлечь из естественного размера своего плана.

551. Лишь чрезвычайно сильные позиции, и притом такие, которые сильны со всех точек зрения, открывают плану обороняющегося более широкую область, чем область планов атакующего.

552. Но поскольку позиция менее совершенна или даже вовсе отсутствует или, наконец, поскольку не хватает времени хорошенько на ней устроиться, постольку же обороняющийся будет оставаться позади атакующего в отношении определенности своего плана и окажется вынужденным в большей мере довериться вождению боем.

553. Это нас снова приводит к тому положению, что обороняющемуся по преимуществу придется придерживаться приема последовательного применения сил.

554. Уже раньше мы видели, что лишь большие массы могут пользоваться преимуществами, связанными с коротким фронтом; теперь мы еще отметим, что обороняющийся должен предохранить себя от чрезмерного, вызываемого условиями местности расширения своего плана и пагубного распыления своих сил путем вспомогательных средств, заключающихся в ресурсах вождения, т.е. посредством сильных резервов.

555. Отсюда естественный вывод, что отношение обороняющегося к атакующему становится тем более благоприятным, чем большими становятся массы.

556. Таким образом, продолжительность боя, т.е. сильные резервы и, по возможности, последовательное их применение, является первым условием вождения боем, и превосходство в этом отношении должно вести к превосходству в вождении независимо от виртуозности того, кто его осуществляет; ибо самое высокое искусство бессильно при отсутствии средств, и очень легко можно себе представить, что менее искусный, но располагающий еще средствами борьбы получит перевес в течение боя.

558. В природе вещей, что определения плана больше касаются членов высшего порядка, а указания вождения  — членов низшего порядка; следовательно, каждое отдельное распоряжение последнего будет иметь меньшее значение, но зато, естественно, они будут гораздо более многочисленными, благодаря чему разница в значении плана и вождения отчасти сглаживается.

559. Далее, в природе вещей, что вождение есть подлинная область взаимодействия и что здесь оно никогда не прекращается, ибо обе стороны стоят лицом к лицу и что, следовательно, взаимодействие или вызывает или видоизменяет большинство решений.

560. Если обороняющийся в особенности должен сберегать свои силы для вождения (§ 553) и в большинстве случаев оказывается в выгоде при их употреблении, то отсюда следует, не только может уравновесить свою сравнительную слабость в отношении взаимодействия планов преимуществами в отношении взаимодействия [645] вождения, но может достигнуть: общего перевеса в отношении взаимодействия.

561. Но каково бы ни было в отдельных случаях взаимоотношение обеих сторон, всегда должно существовать известное стремление оказаться «за рукой» в своих мероприятиях, дабы иметь возможность учесть мероприятия противника.

562. Это стремление и есть подлинная основа значительного увеличения размера резервов, наблюдаемого в последнее время при применении крупных масс.

563. Мы не сомневаемся, что для всех значительных масс наряду с условиями местности резервы являются важнейшим фактором в деле обороны.

Характер вождения{418}

564. Мы уже сказали, что есть различие в характере между указаниями, даваемыми планом, и указаниями, из которых складывается вождение боем; причина тому заключается в том, что условия, при которых работает ум, различны в обоих случаях.

565. Это различие обстоятельств сводится к трем элементам, а именно — к недостатку данных, к недостатку времени и к опасности.

566. Явления, которые при полном обозрении положения и общей связи всего в его целом составляют самое главное, могут и не казаться таковыми, когда этого обозрения нет; тогда другие явления, и притом, само собою понятно, ближайшие будут казаться преобладающими по своему значению.

567. Таким образом, если план боя представляет скорее геометрический чертеж, то вождение им — скорее перспективный{419}, первый — скорее схематический набросок, второй — скорее изображение в перспективе. Как исправить погрешность, мы укажем в дальнейшем.

568. Недостаток времени влияет не только на недостаток обозрения, но и на возможность обсудить обстоятельства. Сравнивающее, взвешивающее, критическое суждение отходит на второй план в сравнении с интуицией, т.е. приобретенной упражнением находчивостью суждения. Это мы должны также отметить.

569. Человеческой природе свойственно, чтобы непосредственное чувство большой опасности для себя и для других являлось помехой для чистого разума.

570. Если таким путем суждение ума всячески стесняется и ослабляется, то на что придется опереться? Только на мужество.

571. В данном случае требуется мужество двоякого рода: мужество, чтобы не поддаться личной опасности, и мужество для того, чтобы рассчитывать на недостоверное и строить на этом свою деятельность.

572. Второй вид мужества обычно называют мужеством разума (courage d'esprit), для первого нет соответствующего закону антитезы названия, ибо и то название неверно. [646]

573. Если мы спросим, что в первоначальном смысле называется мужеством, то окажется, что здесь разумеется личное самопожертвование в опасности, и из этого пункта мы должны исходить, ибо на него опирается в конце концов все.

574. Такое чувство самопожертвования может исходить из двух совершенно разных источников: во-первых, из равнодушия к опасности — безразлично, происходит ли оно из органических свойств данного индивида, или из равнодушного отношения к жизни, или, наконец, из привычки к опасности, а во-вторых, из положительных мотивов: честолюбия, любви к отечеству, всякого рода воодушевления.

575. Лишь на первый вид мужества можно смотреть, как на подлинное, прирожденное или обратившееся во вторую природу мужество, и оно отличается той особенностью, что вполне тождественно с самим человеком и, следовательно, никогда его не покидает.

576. Иначе обстоит дело с мужеством, исходящим из положительных чувств. Эти чувства противостоят впечатлениям опасности, и при этом, естественно, все зависит от их отношения к ним. Бывают случаи, в которых они могут повести гораздо дальше, чем простое равнодушие к опасности, в других случаях впечатления опасности получают перевес над ними. При равнодушии к опасности сохраняется большая трезвость суждения, что ведет к стойкости ; положительные же чувства, вдохновляющие мужество, делают человека более предприимчивым и ведут к смелости.

577. Если с подобными импульсами еще связано и равнодушие к опасности, то мы получим совершеннейшую форму личного мужества.

578. Это до сих пор рассмотренное нами мужество представляет нечто субъективное, оно касается лишь личного самопожертвования, — а потому мы его называем личным мужеством.

579. Но ведь вполне естественно, что человек, не придающий особой цены жертве собственной личностью, точно так же не будет придавать особой цены жертве другими (которые по занимаемому ими положению поставлены в зависимость от его воли). Он будет смотреть на них как на товар, которым он может распоряжаться в той же мере, как самим собою.

580. Точно так же и тот, которого привлекает к себе опасность благодаря какому-нибудь положительному чувству, или будет приписывать то же самое чувство другим, или будет считать себя вправе подчинить этих других своему чувству.

581. Обоими путями мужество приобретает объективный круг действия. Оно уже не только влияет на личное самопожертвование, но и на применение подчиненных вооруженных сил.

582. Если мужество исключает из души все слишком живые впечатления опасности, то оно оказывает влияние и на деятельность разума. Последняя становится свободной, так как освобождается от гнета забот.

583. Но, конечно, мужество не может создать ни сил разума, если последних нет налицо, ни тем более понимания и проницательности.

584. Таким образом, при недостаточном разумении и проницательности мужество может повести совершенно ошибочным путем. [647]

585. Совсем иное происхождение мужества, которое называют мужеством разума. Оно исходит из убеждения необходимости риска, а также из большей проницательности, вследствие которой риск представляется не столь большим, как он кажется другим.

586. Это убеждение может возникнуть и у людей, не обладающих личным мужеством, но оно становится мужеством, т.е. известной силой, поддерживающей человека в момент опасности и затруднений и сохраняющей в нем равновесие своим влиянием на темперамент, будящим и повышающим в нем благороднейшие силы; поэтому-то термин мужество разума не вполне правилен, ибо из самого разума оно никогда не возникает. Но мысли порождают чувства, которые могут усилиться посредством длительного воздействия мыслительной способности; это известно каждому на основании личного опыта.

587. Если, с одной стороны, личное мужество поддерживает и тем самым повышает способности разума, а с другой — рассудочное убеждение пробуждает и оживляет силы темперамента, то оба вида мужества сближаются и могут даже совпасть, т.е. дать один и тот же результат при вождении. Впрочем, это бывает редко; обычно проявления мужества носят известные черты характера его происхождения.

588. Там, где сочетаются выдающееся личное мужество и крупный ум, вождение, естественно, достигает наибольшего совершенства.

589. Что мужество, исходящее из убеждений разума, распространяется преимущественно на риск и заключается в способности ввериться неизвестности и счастью, а не охватывает сферы личной опасности, вполне естественно, ибо опасность едва ли может служить предметом значительной деятельности разума.

590. Таким образом, мы видим, что в вождении боем, т.е. в момент опасности и затруднений, силы темперамента должны поддержать разум, а последний должен в свою очередь их будить.

591. Такое повышенное духовное состояние необходимо для того, чтобы суждение, не имеющее возможности все обозреть, лишенное досуга и находящееся под самым сильным давлением нахлынувших событий, все же могло принимать верные решения. Такое состояние можно назвать военным талантом.

592. Если рассматривать бой с множеством его мелких и крупных членов и связанных с ними действий, то бросается в глаза, что мужество, порождаемое чувством личного самопожертвования, будет господствовать в низших сферах, т.е. будет руководить преимущественно мелкими частями, другой же вид мужества — преимущественно крупными.

593. Чем ниже мы спускаемся по ступеням расчленения боя, тем действие становится проще, тем, следовательно, в большей мере простой рассудок будет достаточен, но тем больше будет личная опасность, а следовательно, тем большие требования будут предъявляться к личному мужеству.

594. Чем же выше мы будем подниматься по этой лестнице, тем значительнее и более чревата последствиями будет деятельность каждого лица, ибо вопросы, зависящие от его решения, находятся более [648] или менее в тесной связи с целым. Отсюда следует, что здесь требуется более широкий кругозор.

595. Правда, чем выше пост, тем шире его горизонт, и с него лучше, чем с низкого, можно обозреть связь всех явлений; но все то, чего недостает в отношении общего обозрения в ходе боя, главным образом здесь-то и отсутствует; поэтому по преимуществу именно здесь и приходится так много делать наудачу, доверяясь интуиции.

596. Этот характер вождения все усиливается по мере развития боя, так как положение дел все больше удаляется от того, которое нам было известно.

597. Чем дальше продолжается бой, тем больше имеют место случайности, т.е. события, не входившие в наши расчеты, тем больше все выходит из колеи нормального порядка, тем больше хаоса и сумятицы появляется то там, то здесь.

598. Но по мере развития боя все более и более накопляются и учащаются решающие акты, и тем меньше остается времени для обдумывания.

599. Таким-то образом и высшие члены мало-помалу, особенно в отдельных пунктах и в отдельные моменты, спускаются в сферу, где личное мужество имеет большее значение, чем рассудительность, и играет почти все решающую роль.

600. Таким путем в каждом бою все более и более исчерпываются все комбинации и в конце концов уже ведет борьбу и действует почти исключительно одно лишь мужество.

601. Мы видим, следовательно, что задача мужества и повышенного им интеллекта — сгладить затруднения, встречаемые в процессе вождения. Насколько успешно они могут с ними справиться — не в этом вопрос, потому что то же происходит у противника, и наши ошибки и промахи в большинстве случаев уравновешиваются его ошибками и промахами. Но что чрезвычайно важно — это не уступать противнику в мужестве и умственных силах, особенно в первом.

602. Есть, однако, еще одна способность, которая имеет в данном случае огромное значение, — это интуиция. Она представляет не только природный талант, но главным образом является в результате практики, знакомящей с явлениями и почти обращающей в привычку открытие истины, т.е. правильность суждения.

603. Наконец, нам остается отметить, что если в вождении обстоятельства заставляют придавать преимущественное значение ближним явлениям по сравнению с явлениями более высокого порядка и более отдаленными, то эта ошибка в обозрении явлений может быть исправлена лишь тем, что действующий, не ведая, прав ли он или нет, старается придать своим действиям определяющее значение. Это достигается тем, что он действительно стремится ко всем тем возможным результатам, которые могут быть достигнуты. Таким путем целое будет увлечено в известном направлении второстепенной точкой зрения при отсутствии более высокой, хотя оно всегда должно было бы быть руководимо с этой последней точки зрения.

Мы попытаемся разъяснить это примером. Когда дивизионный генерал в сумятице большого сражения теряет связь с целым [649] и находится в нерешительности, отважиться ли ему на новое наступление или нет, то, решившись на него, он найдет известное успокоение за себя и за судьбу целого лишь в том, что будет стремиться не только довести свою атаку до конца, но и достигнуть такого успеха, который загладил бы все неудачи, какие бы имели место тем временем на других участках.

604. Подобный образ действия называется в тесном смысле этого слова решительным. Таким образом, взгляд, который мы здесь проводим, заключающийся в том, что лишь таким способом можно господствовать над неопределенностью положения, приводит к решительности ; последняя ограждает от полумер и является самым блестящим качеством в вождении крупным боем{420}.

Примечания