Замечания о сосредоточении в войну 1866 г.{146}

Февральский номер „Австрийского военного журнала" содержит размышления об операциях войны 1866 года, представляющие тем больший интерес, что до сего времени по этому поводу в печати появилось очень мало сколько-нибудь капитальных и связных трудов. Мы с нетерпением ждем продолжения статьи, так как автор обнаружил как знакомство с фактической стороной, так и верное военное суждение, поскольку последнее не сбивается с истинного пути известной патриотической досадой.

О стратегических комбинациях прусского командования говорится, что они едва возвышались над средним уровнем. Возможно, что это действительно так; в среде противодействующих элементов войны редко удается достигнуть идеала; однако, результат свидетельствует, что и посредственность может достигнуть цели. Соединение прусских армий в надлежащий момент никогда не считалось, по крайней мере прусским генеральным штабом, особенно блестящей идеей или глубоко ученой комбинацией.

Это было разумно проектированный и энергично проведенный в жизнь выход{147} из неблагоприятной, однако неизбежной, первоначальной обстановки.

Автор ставит в упрек прусской стратегии, что к началу кампании прусское войско было разделено на две группы вместо того, чтобы иметь все силы сосредоточенными и именно в Лаузице.

Мы можем опустить то, что при этом говорится о внимании, которое пруссакам следовало бы уделить возможности взаимодействия имперских войск с австрийской армией, так [171] как об этом в Берлине лучше осведомлены{148}. Точно также мы можем ограничиться лишь указанием на то, что в виду запоздалой отдачи приказа о мобилизации прусской армии нельзя было терять ни минуты времени и что к двум районам сосредоточения ведет большее число железнодорожных путей, чем к одному, и что из одной любви к теории о сосредоточении всех сил воедино на практике нельзя приносить беззащитной в жертву вторжения сосредоточившегося на границе противника столь богатую провинцию, как Силезия. Зато было бы, может быть, полезно почерпнуть некоторое поучение из опыта самой австрийской армии относительно последствий, связанных с сосредоточением сразу воедино боевых сил. В большинстве случаев история демонстрирует перед нашими глазами лишь обстоятельства войны, скрывая от нас внутренние предпосылки. Бои и блестящие подвиги образуют светлые пятна, о которых каждый охотно читает; затруднения с довольствием, трудности переходов, бивачные лишения, страдания в госпиталях и опустошение страны является теневой стороной; изучать последнюю трудно и мало привлекательно, но тем не менее крайне необходимо.

Прежде всего, каждая армия хочет жить; она должна иметь возможность есть, пить, отдыхать и передвигаться. Двести тысяч человек плюс многочисленная кавалерия не могут жить исключительно из магазинов, даже если позади них имеется два железнодорожных пути; они не могут постоянно бивакировать, они должны использовать вспомогательные средства страны, в которой они находятся, как в отношении пропитания, так и в отношении хотя бы скудного крова, т. е. должны расквартировываться.

Имея это в виду, главные силы австрийцев перед началом кампании были расквартированы вокруг Ольмюца и Брюна таким образом, чтобы войска преждевременно не выматывались. 1 корпус был выдвинут к Саксонской границе, две пехотные и две кавалерийские бригады — к Силезской; остальные войска располагались на большей половине Моравского маркграфства, на пространстве свыше 100 кв. миль. Квартирный район распространялся от Вейскирхена до Гросс-Мезерича и от Вильденшверта до Лунденбурга; это — расстояние, равное протяжению Торгау — Герлиц или Нейсэ — Герлиц{149}. [172] Следовательно, хвосту армии, чтобы подтянуться к голове, требовалось девять дней, и тринадцать дней{150}, если пункт сосредоточения выносился вперед к Иозефштадту; если сосредоточение началось 18-го июня, оно не могло бы закончиться ранее 30-го июня.

Того же 18-го июня прусские войска достигли Дрездена и Нейсэ; даже от этих, самых крайних, крыльев расстояние до Гичина не больше, чем от Брюна и Ольмюца до Иозефштадта.

Таким образом, удаление, само по себе, не могло бы воспрепятствовать сосредоточению в намеченном сборном пункте; задержка могла бы быть вызвана лишь боями. Само собой разумеется, что расквартированные впереди австрийские корпуса ранее могли достигнуть означенного района, чем расположенные дальше. Но против этих корпусов надвигались две сомкнутые армии, каждая из которых насчитывала более 100.000 бойцов; кронпринц и принц Фридрих Карл могли столкнуться только с этими передовыми корпусами, а не со всеми сосредоточенными главными силами противника, при условии, что обе стороны, как это и имело место в действительности, выступали приблизительно одновременно.

Следовательно, речь шла не об необдуманной дерзости. Правда, в то время положение австрийских войск не рисовалось столь ясно, как теперь; имелись предположения, правда ошибочные, что уже в северной Богемии встретятся значительные силы австрийцев; местность могла представить большие затруднения; однако, кто хочет воевать исключительно наверняка, тот, вообще, едва ли когда-либо достигнет цели.

Когда выше мы говорили о жизни армии, мы отнесли к этому понятию и ее движения.

Чем теснее, пространство, на котором скучена армия, тем меньше дорог будет вести от него к намеченной конечной цели. Тогда предстоит сделать выбор — или предварительно перейти к более широкому фронту, чтобы выгадать большее количество дорог, или же удовлетвориться немногими имеющимися и двигаться по ним растянувшимися на несколько переходов эшелонами. Как известно, глубина походной колонны армейского корпуса с его обозами занимает более трех миль; поэтому в один и тот же день два корпуса не могут использовать один и тот же участок дороги, разве что будет [173] допущено движение полем, рядом с дорогой, что может происходить лишь за счет сил войск. Поэтому, переходя в наступление из узкого сосредоточения, теряют — или на протяжении фронта, или на глубине походных колонн — выгоды данного сосредоточения, а именно возможность в первый же день столкновения с противником сосредоточить все силы.

В виду значительной растянутости расквартирования австрийцев в Моравии, можно было предоставить армейскому артиллерийскому резерву и паркам две отдельные дороги в направлении на Пардубиц. Пехотные корпуса и кавалерийские дивизии были двинуты на Иозефштадт по трем, более восточным дорогам{151}.

Уже одно наименование этого продвижения „хорошо организованным фланговым маршем" говорит о том, что в течение его выполнения ожидалась атака со стороны Силезии. Для обеспечения от таковой на границе графства Глатц и были оставлены II корпус и 2-я легкая кавалерийская дивизия; тем не менее, и дороги для марша были избраны настолько близко одна к другой, что поворотом направо можно было в любой момент создать боевой порядок в три линии. Эта предусмотрительность не облегчала марша, наоборот, она в весьма значительной степени затрудняла размещение войск; узкая полоса, по которой в течение двух, трех и даже четырех дней проходили друг за другом эшелоны войск, была совершенно опустошена.

Глубина всего походного порядка армии должна была оставаться неизменной, пока головы колонн продолжали продвигаться вперед; лишь по достижении головами цели марша могло начаться ее сокращение. Еще 24-го июня походный порядок растягивался от Требезова у Скалица до Розинки и Кунштадта, т.е. на 15 миль{152}; с каждым следующим днем его глубина сокращалась на один переход.

27-го июня передовые корпуса, VI и X, завязали первые бои с дебуширующей атакой кронпринца; к вечеру того же дня прочие войска группировались так: III корпус у Милетина, IV корпус у Яромера, VIII корпус у Чаславека, II корпус [174] и 2-я легкая кавалерийская дивизия у Зольница, 3-я резервная кавалерийская дивизия у Гогенбрука — на удалении одного перехода от поля сражения, 2-я резервная кавалерийская дивизия у Голитца — в двух переходах и армейский артиллерийский резерв у Гогенмаута — на расстоянии трех переходов{153}.

Автор размышлений говорит следующее: „В то время, как 28-го июня главные силы австрийской армии были в полной готовности к бою, обе прусские армии находились еще по крайней мере, на расстоянии десяти миль друг от друга".

Это утверждение надлежит исправить в следующем: в течение 28-го июня главные силы пехоты и кавалерии австрийской армии (резервная артиллерия достигла лишь Голитца) безусловно были бы готовы принять бой у Иозефштадта, если бы таковой им был предложен, но наступательное движение на Голитц, на Милетин или на Кенигингоф являлось для них возможным не ранее 29-го июня; в течение же последнего дня обе прусские армии уже достигли Гичина и Градлитца и, следовательно, находились на удалении лишь пяти миль друг от друга.

Фельдцейхмейстер (Бенедек. Редакц.) действовал именно так, как рекомендует автор. 29 го июня, несмотря на утомление войск, он начал наступление и именно „на избранную позицию" на Эльбе против второй прусской армии, которая вошла „в сферу действий австрийской армии", или, как мы считаем правильнее выразиться, в сферу действий которой попали австрийцы. Первой прусской армии в этот день ни в коем случае нельзя было достигнуть.

Что же должно было произойти 30-го июня?

Выгоды внутренних операционных линий бесспорно остаются в силе лишь до тех пор, пока имеется достаточно пространства, чтобы по меньшей мере на несколько переходов выдвинуться навстречу одному из противников, с целью выиграть время, чтобы его разбить и преследовать, а затем обратиться на другого противника, до сего времени лишь наблюдаемого.

Если же это пространство настолько стесняется, что больше уже нет возможности атаковать одного из противников, не подвергаясь опасности одновременно иметь дело и с другим, который может напасть на нас с фланга или тыла, то стратегическая выгода внутренних операционных линий обращается в тактическую невыгоду быть охваченным в бою.

Если бы 30-го июня австрийская армия продолжала свое наступление, то она оказалась бы в положении, довольно [175] близком к тому, которое впоследствии оказалось столь гибельным для нее на высотах Кениггреца.

Мы не утверждаем, что это понятно „каждому профану", но думаем, что каждый благоразумный военный сможет решить, какая сторона находилась здесь в безусловно неблагоприятном положении.

Фельдцейхмейстер должен был убедиться, что обе прусские армии продвинулись вперед дальше, чем он ожидал, и что уже нет времени для выполнения плана, которого он держался с такой железной последовательностью. Ввиду этого он избрал, в соответсгвии с данной обстановкой, правильное решение, — оставить позицию на верхней Эльбе, которую удержать не представлялось возможности, и отдал приказ об отступлении. Причины, заставившие человека такого характера подчиниться этой горькой необходимости, должны были сильно бросаться в глаза. По-видимому, он сделал все возможное, чтобы наверстать драгоценный день, потерянный, по-видимому, вследствие медлительности интендантства. Шесть пехотных корпусов и четыре кавалерийские дивизии с резервной артиллерией, парками и огромными обозами в течение двенадцати дней, почти непрерывно сохраняя боевую готовность, были продвинуты по узкой полосе от Лунденбурга и Вейскирхена приблизительно до Кенигингофа и Милетина. При этом некоторым частям пришлось в означенный срок пройти около тридцати миль, не считая уклонений в сторону от дороги для занятия ночлегов. Так, например, VIII армейский корпус, в десять переходов, без дневок, прошел расстояние от Павловица до Залней, т.е. 25 миль. Все в целом надо признать замечательным достижением, которое к тому же было крайне затруднено применением принципа coude a coude{154}.

Поэтому мы предполагаем, что если бы к началу кампании австрийская армия была собрана не в одну, а в две главные группы у Ольмюца и Праги, то это значительно облегчило бы ее сосредоточение для решительной операции, довольствие, расквартирование и развертывание, независимо уже от стратегических преимуществ, которые с самого начала давало бы присутствие в северной Богемии значительной массы войск. Точно также мы не можем усмотреть выгод, которые создались бы для пруссаков, если бы, как рекомендует автор, более 200.000 человек было стиснуто в лесисто-болотистом районе Лаузица.

Вся кампания, безусловно, приобрела бы другой облик, и даже если бы пруссаки добились такой же победы, то поле сражений нам пришлось бы, вероятно, искать не на карте Богемии, а на карте Силезии. Присутствие прусской армии [176] в Силезии должно было, безусловно, связывать в Богемии значительную часть австрийской армии — в действительности оно приковало к Богемии всю армию. Прямой путь на Вену и единственное железнодорожное сообщение, столь близко проходящее мимо Силезской границы, являлись соображениями, более вескими, чем это, невидимому, полагает автор.

Если в основу германского сосредоточения в одной группе принять размеры австрийского расквартирования, то оно растянулось бы по фронту от Торгау до Герлитца, а в глубину до Берлина и Франкфурта на Одере.

Все доступные для войск дороги из этого обширного района в Богемию сходятся на перевалах через пограничный хребет в узком пространстве в пять миль между Румбургом и Фридландом. Отвесно падающие в Богемию склоны Шандаусских песчаниковых гор препятствуют всякому дальнейшему распространению. При наступлении через эту теснину, головные дивизии могут столкнуться с противником, а следующие за ними, на расстоянии двух-трех переходов, не были бы в состоянии поддержать их.

Всякое тесное нагромождение больших масс уже само по себе является гнусной крайностью. Оно находит себе оправдание и является необходимым, когда оно ведет непосредственно к сражению. В присутствии противника разделяться опасно, но в тоже время невозможно длительно оставаться сосредоточенными.

Трудной задачей искусного руководства армиями является сохранение масс в раздельной группировке, при обеспечении возможности своевременного их сосредоточения.

Для этого нельзя дать общих правил; задача каждый раз будет являться иной.