Замечания о военных действиях кампаний 1796 и 1797 гг. в Италии
I
Первое замечание. 1. Армия, расположенная на позициях по главному хребту Приморских Альп, опираясь своим левым флангом на Аржантьерский перевал, а правым — на Тендский перевал, прикрывает все графство Ниццу. Она удалена на 15–18 лье от моря, то есть на три — четыре дневных перехода. Позади нее имеется большое число хороших позиций, где армия может сосредоточиться и задержать движение противника. Это даст время для отступления по желанию на Геную или на Вар. Театр военных действий здесь достаточно глубок для успешной его обороны.
Армия, расположенная на главном хребте Апеннин, от Танарелло до Сен-Бернара (Танарского), прикрывает часть Западной Ривьеры. Она занимает позиции, удаленные от моря на два дневных перехода. Позади армии лежат Монте-Гранде, Сан-Бартоломео, Рокка-Барбона. Небольшая речка Арозия, протекающая через Пиеве и Альбенга, является хорошим рубежом для обороны. Эта армия, следовательно, может также защищать местность, прикрывать Онелья и отступать по желанию или на Геную или на Ниццу. Но армия, занимающая главный хребет Апеннин от Бардинетто до Бокетта, а именно: высоты Сан-Джиакомо, Кадибона, Монтеледжино, Стелла, Монте-Файоле, прикроет, очевидно, другую часть Западной Ривьеры, до Генуи; но так как эта армия будет удалена от моря только от 2 до 5 лье, она может [300] быть отрезана в течение одного дня и лишена возможности собрать свои силы и отступить. Этот район военных действий опасен, потому что не имеет достаточной глубины.
2. Если бы генерал Болье продумал эти топографические особенности местности, он не двинулся бы на Вольтри для прикрытия Генуи, а направился бы на Акви и на Кайро. Оттуда он вышел бы одновременно тремя сильными колоннами по 15000 человек: левой колонной через Монтенотте, Монтеледжино и Савону, центральной — на Кади-бону и Вадо и правой — на Мадонна-делла-Неве, Сан-Джиакомо и Финале. У него еще сохранился бы резерв, готовый поддержать каждую из этих трех атакующих колонн. Французской армии пришлось бы вскоре отойти от Вольтри и Генуи для обороны этих трех важных позиций. Австрийский главнокомандующий вступил бы в борьбу на местности, в высшей степени выгодной для него, потому что он мог с первого же дня отрезать французскую армию, прижать ее к морю и уничтожить.
3. После сражения у Монтенотте австрийцы собрались на дороге в Монферрато. Они не могли поступить иначе, потому что большинство их сил находилось у Вольтри и Сасселло да еще было разбросано на левом фланге. Но пьемонтская армия под командованием генерала Колли, вместо того чтобы направиться на Миллезимо, должна была бы опереться на Дего и образовать левый фланг Болье. Мысль, что для прикрытия Турина следует оседлать дорогу, ведущую в этот город, была ошибочной: войска, сосредоточенные в Дего, прикрывали бы и Милан, потому что оседлали бы большую дорогу на Монферрато. Они прикрывали бы и Турин, потому что находились бы сбоку от шоссе, ведущего в этот город. Если бы Болье имел в своем распоряжении пять или шесть дней для сосредоточения своего левого фланга, он должен был бы двинуться на Чева для присоединения к пьемонтской армии, потому что союзникам было более выгодно держаться ближе к операционной линии французской армии. Нечего было бояться, что французы войдут в Монферрато, пока войска противника-находились бы у Чева. Объединив свои силы, обе армии союзников численно превосходили бы еще французскую армию. Разделившись, они были обречены на гибель.
4. Дего и Миллезимо были слишком близки от Монтенотте для того, чтобы обе армии, австрийская и пьемонтская, могли там безопасно соединиться. Болье должен был [301] сосредоточить свою армию перед Акви, а Колли, поскольку они хотели разделиться, — на высотах Монтечемоло. Этим они избегли бы сражения у Миллезимо и боя у Дего. Дивизии той и другой армий успели бы прибыть к этим двум сборным пунктам прежде, чем французы смогли бы их там атаковать.
Если вы отброшены от первоначальной позиции, следует собирать свои колонны в достаточном от нее расстоянии, чтобы противник не мог их упредить. Ибо самым опасным положением является то, когда колонны атакуются отдельно одна от другой, до их сосредоточения.
5. Генерал Болье для обороны переправ через По занял позицию на левом берегу этой реки, около Валеджио. Подобная операция не может достигнуть цели при столкновении с подвижной армией. Нужно было стать по обоим берегам По, перебросив два моста на высоте Страделлы и прикрыв их сильными предмостными укреплениями. Только этим можно было помешать французской армии спуститься вниз по правому берегу, и последняя была бы вынуждена переправиться через По выше Страделлы. Это дало бы австрийскому главнокомандующему важное преимущество, так как обеспечило бы его оборону двумя большими преградами — По и Тичино.
6. Генерал Болье захотел оборонять Минчио кордоном. Такая система является наихудшей при обороне. Ему следовало занять Серральо всей своей армией. Он мог там пробыть 70 дней, не боясь эпидемий, так как стоял еще май. В Мантуе он оставил гарнизон из 13000 человек, на Минчио у него было 26000 человек, следовательно, он смог бы сосредоточить армию в 40 000 человек, то есть численно превосходившую французскую, на такой мощной позиции, как Серральо. Он сохранил бы свои коммуникации с Моде-ной и Нижней Италией и мог бы ввезти большое количество припасов в Мантую. Если бы французскому главнокомандующему удалось форсировать этот укрепленный лагерь, ему было бы нелегко обложить армию, занявшую большими силами Сен-Жорж, Через, Пистоле и Праделла. Поступая таким образом, Болье не нарушил бы нейтралитета Венеции. Император потребовал и добился бы, чтобы венецианский сенат сохранил свой нейтралитет, и это дало бы Австрии большое преимущество.
7. Взамен принятия этого решения фельдмаршал Болье мог после переправы через Олио двинуться на высоты Гавардо [302] и занять позицию Сант-Озетто, имея правый фланг на Киезе и левый на оз. Гарда. Французская армия была бы вынуждена занять позицию напротив него, впереди Брешиа. Ей не удалось бы пройти дальше линии Минчио в течение всего времени, пока австрийская армия занимала бы эту позицию или какую-либо другую между озерами Идро и Гарда.
8. Так как австрийский главнокомандующий не мог дать сражения при том плохом моральном состоянии, в котором находилась его армия, ему не следовало возлагать надежд на слабое прикрытие, даваемое ему Минчио. Разбрасывая свою армию вдоль этой реки, он ослаблял себя. Он был бы сильнее, если бы занял прочную позицию на холмах между оз. Гарда и Адидже, перед Риволийским плато, и прикрыл ее ретраншаментами. Болье смог бы потребовать тогда, чтобы венецианцы крупными силами заняли крепость Пескиеру и отказались пустить туда французскую армию, так же как они отказались бы впустить австрийскую. Верона, крепость с гарнизоном из 3000 словенцев, также отказалась бы впустить французов, поскольку она могла не впускать и имперцев{119}. Австрийский главнокомандующий пожертвовал этими великими преимуществами ради усиления своего кордона на Минчио. Он сам нарушил нейтралитет Венеции, заняв Пескиеру.
II
Второе замечание. 1. Когда французская армия направилась на Чева для атаки пьемонтской армии, дивизия Лагарпа была оставлена для наблюдения за лагерем Акви, где Болье собирал всю австрийскую армию. Казалось бы, естественной позицией этой обсервационной части должны были быть берега Бормиды, перед Дего, что дало бы возможность прикрывать операционную линию на Савонну. Необходимо отметить, что если Наполеон предпочел позицию на Бельбо, перед Сан-Бенедетто, в двух переходах влево от Дего, оставив савонское шоссе открытым, то это потому, что его целью было держать свою армию сосредоточенной, дабы Болье не мог вклиниться между его дивизиями и изолировать их. Лагерь Сан-Бенедетто прикрывал армию, двигавшуюся на Чеву. Если бы Болье направился [303] на Дего, корпус, расположенный в Сан-Бенедетто, атаковал бы его во фланг и в тыл, к тому же сообщение с Гарессио и Ормеа было открыто. Выбор Сан-бенедеттского лагеря для расфложения на нем обсервационного корпуса заслуживает размышления.
2. Дивизии Серюрье и Массена пошли на Мондови. Сил у них было достаточно. Так как в это же время Болье выделил отряд из Акви на Ницца-делла-Палья, то дивизия Ожеро получила приказание двинуться на поддержку Сан-бенедеттского лагеря. После же сражения у Мондови она направилась на Альба, выслав авангард на Ницца-делла-Палья.
3. Говорили, что Наполеону следовало переправиться через По не в Пьяченце, а в Кремоне; это неверно. Предпринятая им операция и так была достаточно смелой, потому что, двигаясь вдоль По от Алессандрии, французы подставляли свой фланг под удары австрийской армии на протяжении 20 лье. Если бы это движение было продолжено еще на 7 лье, то угроза флангу соответственно увеличилась бы. Болье, прибыв в Фомбио, переправился бы через По в Пьяченцу и обрушился бы на двигавшиеся колонны. К тому же Пьяченца расположена на правом берегу, и этот город обладал средствами для устройства переправы через реку. Кремона лежит на левом берегу, и даже небольшого количества находившихся там австрийцев оказалось бы достаточно, чтобы задернуть переправу.
4. Говорят, что если бы французская армия после сражения у Лоди двинулась к Мантуе, она нашла бы эту крепость без продовольствия и без вооружения и могла бы ею овладеть. Подобное предположение очень рискованно. Армия в несколько дней завоевала всю Ломбардию. Ей необходимо было задержаться там для осуществления блокады цитаделей, для занятия важнейших пунктов и организации управления. То, что французы сделали при этих обстоятельствах, является максимумом быстроты и активности; желать чего-то сверх этого — значит требовать невозможного. В течение шести дней, проведенных французской армией в Ломбардии, она удвоила свои возможности, увеличив материальную часть артиллерии, набрав свежих лошадей в кавалерию и подтянув из тылов солдат, отставших в результате форсированных маршей.
5. Восстание в Павии могло иметь большие последствия; энергия и сила, с которыми были применены репрессивные [304] меры, поджог Бинаско, разграбление нескольких домов в Павии, 400 заложников, взятых по всей Ломбардии и отправленных во Францию, прекрасная роль умиротворителей, которую Наполеон поручил епископам и духовенству, — все это достойно похвалы и заслуживает подражания. С тех пор спокойствие этой прекрасной страны более не нарушалось. Доверив функции полиции городской и сельской страже и должностным лицам из местного населения, он навел порядок в стране, сэкономил силы своей армии и приобрел вспомогательные отряды.
6. Сражение у Боргетто было дано 30 мая 1796 г.; атака Вурмзера произошла 1 августа. В этот шестидесятидневный промежуток времени армия переправилась через По, захватила легатства Феррарское и Болонское, форт Урбино, феррарскую цитадель, Ливорно и разоружила эти провинции. Войска возвратились на Адидже, прежде чем Вурмзер был в состоянии начать свою операцию. Значит, время было использовано хорошо. Сила армии, как количество движения в механике, равняется массе, умноженной на скорость. Этот марш не только не ослабил армию, но увеличил ее материально и морально и умножил средства достижения победы.
7. Если бы Наполеон выполнил приказ правительства о движении на Рим и Неаполь с 20 000 человек и об оставлении другой части армии у Мантуи под начальством Келлермана, то Италия и армия были бы потеряны. Без сомнения, сделав это, он только подчинился бы приказу высшей власти, но тем не менее был бы виноват и сам.
Главнокомандующий не может прикрываться приказанием министра или государя, удаленного от театра военных действий и мало знающего или вовсе не знающего положения дел в данный момент. 1) Каждый главнокомандующий, приступивший к выполнению плана, который он находит дурным и гибельным, является преступником. Он должен делать представления, настаивать, чтоб план изменили, и в конце концов подать в отставку, но не стать причиной гибели своих войск. 2) Каждый главнокомандующий, который вследствие приказания свыше даст бой, будучи убежден, что он будет проигран, также является преступником. 3) Главнокомандующий является первым начальником в военной иерархии. Министр и государь дают инструкции, с духом и смыслом которых он должен сообразоваться, но эти инструкции совсем не являются боевыми приказами и [305] не требуют пассивного повиновения. 4) Даже боевой приказ требует пассивного повиновения только тогда, когда он дан старшим начальником, который находится на месте, знает положение вещей, может выслушивать возражения и давать разъяснения тому, кто должен исполнить приказ.
Турвиль с 40 кораблями атаковал 80 английских кораблей. Французский флот погиб. Приказ Людовика XIV его не оправдывает. Приказ короля не был боевым приказом, требующим пассивного повиновения, — это была инструкция. Подразумевалась оговорка: если будут по меньшей мере равные шансы на успех. В этом случае ответственность была бы снята с адмирала наличием приказа государя. Но следовать букве приказа, зная заранее, что предстоит поражение, означало только, что исполнители не поняли духа приказа. Если бы, представ перед Людовиком XIV, адмирал сказал ему: «Государь, если бы я атаковал англичан, вся ваша эскадра погибла бы; поэтому я ввел ее в такой-то порт», — король только поблагодарил бы его, а фактически королевский приказ был бы выполнен.
Оправдывают поведение герцога Орлеанского перед Турином в 1706 г. Историки сняли с него всякую вину. Герцог Орлеанский, принц крови, был потом регентом, нрав имел обходительный, писатели к нему благоволили, тогда как Маршен, оставшийся мертвым на поле сражения, не мог себя защищать. Известно, однако же, что он протестовал, умирая, против принятого решения оставаться на линии. Но кто был главнокомандующим французской армии в Италии? Герцог Орлеанский. Маршен, Фельяд, Альберготти были его подчиненными. От него зависело, запросить или нет мнение военного совета. Он на нем председательствовал. От него зависело, согласиться или нет с решением военного совета. Герцогу не мешали командовать. Никто не отказывал ему в повиновении. 1) Если бы он отдал армии приказ выступить со своих линий; 2) если бы он приказал левому флангу переправиться через р. Дора для усиления правого фланга; 3) если бы он точно приказал Альберготти переправиться через По, а генералы отказались выполнить приказ под предлогом, что они не обязаны ему повиноваться, все было бы хорошо и герцог был бы оправдан. Указывают, однако, что Альберготти не исполнил приказания, которое он получил о выделении отряда на правый берег По. Он позволил себе возражать. Но это случается сплошь и рядом и не является актом неповиновения. Если [306] бы герцог послал определенный приказ, если бы он прискакал галопом в лагерь, поднял солдат и скомандовал: «Голова колонны налево!» — ему бы повиновались. 4) После поражения армия должна была отступить на Асти, чтобы прикрыть Ломбардию и соединиться с армией Медави, одержавшей в тот же день победу у Кастильоне. Принц-главнокомандующий изменил решение и отступил на Пиньероль, потому что считал дорогу в Ломбардию отрезанной. Если верен ходивший тогда анекдот, что герцог Орлеанский был главнокомандующим только по имени и у Маршена имелся тайный приказ короля, дававший ему право командования, то герцог Орлеанский, согласившись на подобную роль в возрасте тридцати двух лет, совершил поступок, противоречащий чести, достойный презрения, позорный для самого последнего дворянина. Окажись французы победителями, кто заслужил бы славу? Граф Маршен был снабжен письмом короля к герцогу с советом, чтобы этот молодой принц отдавал предпочтение мнению Маршена, — вот и все. Герцог Орлеанский признавался главнокомандующим генералами, офицерами и солдатами. Никто не отказывался и не отказался бы ему повиноваться, и он был ответственен за все, что произошло.
Генерал Журдан говорит в своих мемуарах, что правительство намекнуло ему на желательность дать сражение у Штокаха. Он, таким образом, пытался оправдать печальный исход этого дела; но с таким оправданием нельзя согласиться, даже если бы он получил определенный и формальный приказ, как мы это доказали. Когда он решился дать сражение, он считал, что имеются шансы на выигрыш, но ошибся.
Но не может ли случиться, что министр или государь выразит свое намерение настолько ясно, что будет невозможно подразумевать наличие каких-либо оговорок, что он скажет главнокомандующему: «Вступайте в сражение. Судя по численности и качеству войск противника и позициям, какие он занимает, вы будете разбиты, но безразлично, — такова моя воля». Следует ли пассивно исполнять подобный приказ? Нет. Если главнокомандующий признает полезность и одновременно моральную ценность такого странного приказа, он должен его исполнить; но если он этого за ним не признает, то и не должен ему повиноваться.
Подобные вещи между тем часто случаются на войне: батальон оставляется на месте в трудном положении, чтобы [307] спасти армию, но командир этого батальона получает точный приказ своего начальника, находящегося в данный момент на месте. Этот начальник отвечает на все возражения, если они разумны. Тут налицо боевой приказ, данный присутствующим на месте начальником, и такому приказу надлежит слепо повиноваться. Ну, а если министр или государь находятся при армии? Тогда, если они принимают на себя командование, то сами становятся главнокомандующими. Главнокомандующий же становится тогда подчиненным дивизионным генералом, не больше.
Из этого не следует, что главнокомандующий не должен подчиняться министру, приказывающему ему дать сражение; он должен, наоборот, исполнять такой приказ всякий раз, когда, по его мнению, имеется равенство шансов и равенство возможностей за и против, потому что замечание, которое мы сделали, касается только случая, когда все шансы будут, по его мнению, против него.
III
Третье замечание. 1. План генерала Вурмзера в начале августа был неудачен: его три корпуса, — один под его непосредственным командованием, другой под командованием Кваждановича, третий под командованием Давидовича, — были разделены двумя большими реками — Адидже и Минчио, несколькими горными хребтами и оз. Гарда.
Вурмзеру следовало: пройти всей армией между оз. Гарда и Адидже, овладеть Риволийским плато и соединиться в Инканале со своей артиллерией. 70000–80 000 человек, расположенные, таким образом, с флангами, примкнутыми: правый — к оз. Гарда, левый — к Адидже, при фронте в 3 лье, внушили бы страх французской армии, которая, имея едва 30000 бойцов, не могла бы против них держаться.
Он мог также выйти всей армией по Киезе на Брешиа; артиллерия могла там пройти.
2. Он сделал при осуществлении своего плана ошибку, за которую заплатил очень дорого: это была потеря двух дней на движение к Мантуе. Он должен был, наоборот, перебросить два моста через Минчио, на расстоянии пушечного выстрела от Пескиеры, быстро переправиться через эту реку, соединиться со своим правым флангом в Лонато, [308] в Дезенцано, в Сало и таким образом исправить быстрым исполнением недостатки своего плана.
3. Оперировать по направлениям, удаленным одно от другого и не имеющим между собой коммуникаций, является ошибкой, влекущей за собой обычно еще и другую. Отдельная колонна получает распоряжение только на первый день. Ее действия на второй день зависят от того, что произошло в главной колонне: она либо теряет время на ожидание приказаний, либо действует наугад. В данной обстановке Вурмзер должен был устранить это неудобство и дать приказание Кваждановичу пройти не только к Брешиа, но даже к Мантуе, а сам быстро двинуться с главным корпусом к этой крепости. Кважданович прибыл бы в Мантую, если бы не задержался у Брешиа, заставил бы снять осаду, оказался бы под прикрытием валов этой крепости и жил бы здесь в заранее назначенном и гарантированном от всяких случайностей пункте. Будь Вурмзер разбит до прибытия в Мантую, Кважданович все равно снабдил бы гарнизон продовольствием. Он мог бы удерживать Серральо; образ действий был бы ему в конце концов подсказан обстоятельствами.
Как правило, армия должна всегда держать свои колонны соединенными так, чтобы противник не мог вклиниться в них. Когда по каким-либо причинам приходится отступать от этого правила, нужно, чтобы выделенные части армии были независимы в своих действиях и направлялись для соединения с нею в определенном пункте, к которому они должны следовать, не колеблясь и не получая дальнейших приказаний, чтобы уменьшить опасность подвергнуться атаке по одиночке.
4. В начале сентября Вурмзер перешел в наступление, двинувшись с 30 000 человек в область Бассано и оставив Давидовича с 30 000 человек в Тироле. Ему следовало предвидеть возможность движения французского главнокомандующего в Тироль и предписать Давидовичу не принимать боя у Роверето, а отойти на Бассано, чтобы, соединившись с ним, дать сражение французской армии. Тирольского ополчения было достаточно для наблюдения за долиной Авичио. Или же он должен был поступить так, чтобы оказаться на поле сражения в Тироле, приказав Давидовичу отступать на Калиано и Авичио. Сан-Марко, Мори и Роверето являются хорошими позициями, но они не компенсируют недостаточную численность при атаке их напористым [309] противником. Во всех столкновениях, происходящих в теснинах, разбитые колонны сталкиваются друг с другом и попадают в руки противника.
5. Было слишком поздно, когда Вурмзёр составил план движения дивизии генерала Мессароша на Верону. Это движение французы предвидели. Там был Кильмэн с небольшим наблюдательным отрядом. Вурмзёр сделал бы лучше, оставив эту дивизию в Бассано для поддержки обеих остальных дивизий и, наконец, раз уж он хотел идти на Мантую с частью своих сил, ему следовало придать этой дивизии 2000 человек кавалерии, 30 пушек, понтонный парк, направив ее не на Верону, а на Альбаредо, где она могла бы навести мост и быстро двинуться к Мантуе. Эта крепость была бы освобождена от осады, тылы французской армии были бы сильно потревожены, и даже Верону можно было бы взять с тыла. Усиленный таким образом гарнизон Мантуи мог бы долгое время сохранить за собой господствующее положение. Фельдмаршал смог бы тогда отступить с обеими остальными дивизиями, парками и своим штабом из Бассано к Пьяве. Французская армия была бы вынуждена своим левым флангом держаться в долине Авичио — перед Триентом, своим центром — на Пьяве для противодействия главным силам австрийской армии и, наконец, поспешить по своим тылам к Мантуе для восстановления блокады. Это причинило бы много хлопот небольшой французской армии и могло бы в корне изменить судьбы войны.
6. Движение Вурмзера на Адидже с 16000 человек, оставшимися от его армии, было вынужденным. Его следовало окружить, прижать к реке и заставить сложить оружие, потому что у него не было понтонного парка. Его два понтонных парка и запасные парки были захвачены в Бассано. Ему удалось достичь Мантуи лишь благодаря ошибке одного батальонного командира, эвакуировавшего Леньяго.
7. Фельдмаршал неправильно оставил 1800 человек гарнизона и несколько батарей в Леньяго. Отступать на Адидже, где сосредоточилась вся французская армия, он уже не мог. Ему необходимо было достигнуть Мантуи. Если бы это оказалось невозможным, ему было бы все же легче войти в Милан, чем вернуться в Леньяго. Он себя ослабил и напрасно пожертвовал людьми.
8. Вурмзёр поступил неправильно, рискнув на сражение у Сен-Жоржа, так как ему было выгодней держаться [310] в Серральо, который представляет собой наилучшее поле сражения для гарнизонов Мантуи, когда они многочисленны.
9. Фельдмаршал мог, владея еще Серральо, переправиться через По со всей своей кавалерией, несколькими гренадерскими батальонами и несколькими батареями, имеющими хорошие орудийные упряжки, спуститься по правому берегу этой реки, переправиться обратно через нижнюю По и нижний Адидже и вернуться к Падуе. Французский главнокомандующий узнал бы об этой операции слишком поздно для того, чтобы ей противодействовать. Вурмзер, таким образом, спас бы всю свою кавалерию, значительную часть артиллерии, штаб армии, всю главную квартиру и честь австрийского оружия.
IV
Четвертое замечание. 1. В Брешиа имелся французский госпиталь, склад и только три роты гарнизона. Они попали в плен.
Если бы цитадель была обеспечена от захвата врасплох, этого бы не произошло.
2. Дивизия Соре, бывшая в Сало, должна была держать авангард на оз. Идро, в Рокка-д'Анфо, чтобы наблюдать за шоссе от Киезы до Лодрона. Это помешало бы внезапному захвату Брешиа и Сало. Войска были бы предупреждены за 12 часов и успели бы подготовиться к обороне.
3. Поскольку между озерами Гарда и Идро имеется только одна доступная для артиллерии дорога, проходящая через Рокка-д'Анфо, и именно по этому дефиле нужно было проходить, следуя в Сало, то не лучше ли было расположить дивизию Соре на позиции по оз. Идро, за дефиле Анфо, прикрыв редутами, окопами и двумя вооруженными баркасами выходы из дефиле и оз. Идро? Кваждановичу потребовалось бы 24 часа для того, чтобы овладеть этой позицией. Это дало бы возможность предупредить Брешиа, Сало, Верону и главную квартиру. Позиция, занимаемая дивизией Соре в Сало, не защищала и не прикрывала ничего. Нужно сознаться, что эта дивизия была плохо расположена и занимала не те позиции, которые ей следовало занять для выполнения своей цели: прикрывать местность от Киезы до оз. Гарда. [311]
4. Говорили, что марши дивизии Массена по левому берегу Адидже и дивизии Вобуа по Киезе в сентябре представляли те же неудобства, что и марши Вурмзера и Кваждановича в августе, потому что в обоих случаях колонны одинаково разделялись реками Адидже и Минчио, оз. Гарда и горами. Это утверждение неточно. Эти два марша не только не аналогичны, а противоположны по своему характеру. Вурмзер и Кважданович разошлись у Роверето, где они были вместе, и двинулись по двум расходящимся направлениям, образующим тупой угол, так что с каждым днем они еще больше удалялись друг от друга. На третий день своего марша один оказался в Брешиа, другой — в Риволи. Именно в тот момент, когда им предстояло встретиться с противником и приступить к выполнению операций, выйдя на равнину, они оказались разделенными двумя реками, озером и горами. Обе французские колонны, наоборот, перед началом движения находились одна на Адидже, а другая — в Брешиа. Они шли по сторонам угла, следуя к его вершине, так что на третий день прибыли одна в Мори, а другая — в Сан-Марко. Они сошлись и были отделены только Адидже, через который ими было переброшено два моста — в Серравалле и Роверето. У этих колонн никогда не прекращалась связь между собой. И эта связь становилась все более легкой, коммуникации все укорачивались по мере того, как колонны приближались к противнику. В последний момент они могли голосом сообщаться одна с другой. Обе колонны Вурмзера выходили из гор на равнину, тогда как французские колонны покидали долину и вступали в ущелья, где численность была менее важна. Имея обе целью дойти до Триента, они, естественно, помогали друг другу на марше, поскольку выступали на узкий театр военных действий.
5. Если доказано, что обе эти операции несравнимы, следует ли из этого, что марш французского главнокомандующего был проведен по правилам и не был сопряжен с риском? Нельзя говорить абстрактно, что этот марш был безопасен, но опасность была невелика. Если бы Вобуа не вышел из Брешиа и Лодрона, ему пришлось бы вернуться в Поло, чтобы там переправиться через Адидже. Это повлекло бы за собой опоздание на пять дней. Дивизии Массена и Ожеро шли уже колоннами по одной дороге, в узких ущельях. Дивизия Вобуа явилась бы только лишней помехой. Наполеон дал подробные наставления на все возможные [312] случаи не только генералу Вобуа, но и генералу Сент-Илеру, надежному офицеру, командовавшему авангардом. Он им посоветовал хорошо разведывать местность и не ввязываться в стычки, если противник непредвиденным и неожиданным движением направится навстречу им с превосходными силами. В этих целях им надлежало держать позади парки и обозы, чтобы можно было без затруднений отойти на один переход. Наконец, дивизия Вобуа все время держала связь с армией — сначала через Рива, а затем через мост Сарка. Она посылала и получала сообщения три раза в день.
6. Думали, что если бы Наполеон занял Леньяго как крепость, назначил туда коменданта, адъютантов, артиллерийских и инженерных офицеров, интендантского комиссара, собрал там склады запасов и поставил 4000–5000 человек гарнизона, то коменданту этой крепости не пришла бы мысль ее эвакуировать, а Вурмзер не смог бы ее взять, так как был отрезан от Мантуи, что и привело бы к его гибели. Наполеон это почувствовал и впоследствии распорядился укрепить Леньяго.
7. Если бы с самого начала в Сен-Жорже были возведены циркумвалационные линии, это сильно стеснило бы Вурмзера. В дальнейшем Наполеон распорядился об их сооружении. Они способствовали успеху сражения у Фаворита.
Французская армия, осаждавшая Мантую, независимо от обсервационного корпуса на Адидже и Монте-Бальдо, должна была иметь аванпосты на берегах рек Молинелла и Тартаро. С помощью небольших работ все шоссе из Леньяго в Мантую и всю местность от По до Ревербелла можно было сделать непроходимыми, затопив водой.
8. Раздавались голоса о том, что при марше французской армии через Тироль и ее движении вправо по ущельям Бренты на Бассано создавалось для нее опасное положение; что если бы Вурмзер двинулся на Верону, он отрезал бы ей отступление и окружил бы ее в ущельях Тироля; что эта операция была больше чем отважной, — она была безрассудной и нарушала правила ведения войны.
Сражение у Роверето произошло 4 сентября 1796 г., а сражение у Бассано — 8 сентября. 4 сентября вечером французы захватили 9000 пленных и вывели из строя половину австрийской армии. 5-го главная квартира Вурмзера была еще в Борго-ди-Валь-Сугана; две дивизии находились [313] на марше к Бассано, а одна дивизия в этот вечер пришла на ночевку в Бассано. В таком положении фельдмаршал не мог предпринять ничего в отношении Адидже. Действительно, французская армия достигла Бассано 8-го на рассвете, а главная квартира Вурмзера прибыла туда лишь накануне, поздно вечером. Операция такого рода может быть обдумана заранее и предначертана целиком, но ее выполнение должно происходить постепенно, сообразно с событиями каждого дня. Предположите, наконец, что Вурмзер прибыл в Верону и переправился через Адидже, — все равно у французской армии оставался бы обеспеченный путь отступления на Киезу и на Брешиа, отстоявшие от нее на три перехода. Эта операция, следовательно, была проведена по всем правилам войны, — она была, правда, смелой, но хорошо продуманной.
V
Пятое замечание. 1. Венский двор не потерял присутствия духа вследствие неудачи второго плана, который был им предписан Вурмзеру. В ноябре Альвинци выступил двумя отдельными армейскими корпусами: одним корпусом через Тироль, под командованием Давидовича, другим — через провинцию Виченца, под своим непосредственным командованием. Нет ничего более ошибочного, чем этот план. Чтобы его исправить, он должен был тотчас же, как только сам овладеет Бассано, а Давидович Триентом, — приказать Давидовичу направиться по ущельям Бренты на Бассано, оставив у Триента тирольское ополчение, и выйти на Адидже, объединив свою армию.
2. Заняв позицию у Кальдиеро, он должен был выставить сторожевое охранение на аркольских болотах и напротив Ронко. Он правильно решил, что эти болота непроходимы, и это решение позволило французам построить там мост и вывести армию по левому берегу на его тылы так, что он об этом не узнал.
3. Коммуникации между корпусом Альвинци и корпусом Давидовича были настолько плохие, что хотя они были отделены друг от друга только 10–12 лье (расстояние от Кальдиеро до Риволи), они не могли сообщаться друг с другом больше восьми дней. Местность к северу от Вероны очень пересеченная. Там нет никаких путей сообщения. [314]
4. У Альвинци на риволийском поле сражения имелось 44 батальона, 24 эскадрона и 130 орудий, всего в строю 50 000 человек. Но 20 его батальонов и вся артиллерия — 25 000 человек — с обозом и парками шли через долину Адидже, а именно: одна колонна силой в шесть батальонов двигалась по левому берегу под командой Вукассовича, направляясь на Киезу, где она была задержана сотней людей, оставленных в этом форту, и оказалась бесполезной; другая колонна, двигавшаяся по правому берегу Адидже, прибыла туда, переправившись через эту реку по мосту Дольче. На протяжении одного лье она шла вдоль подножия Монте-Маньоне, стиснутая между этой горой и течением реки. В некоторых местах расстояние между горой и рекой не больше ширины дороги. Обратный скат Монте-Маньоне почти отвесно спускается к Адидже, здесь не имеется ни одного выхода из ущелья до самого подножия горы. С одной стороны расположено Риволийское плато, с другой — шоссе из Триента в Пескиеру, которое, дойдя до подножия Риволийского плато, проходит затем через остерию-делла-Догана и хутор Инканале. Над этой дорогой господствуют — обратный скат горы, на которой стоит часовня Сан-Марко, — с северной стороны, и обратные скаты Риволийского плато — с южной стороны.
С 24 остальными батальонами, без кавалерии и без артиллерии, то есть менее чем с 25 000 человек, Альвинци перешел через высоты Монте-Бальдо и занял всю местность между Монте-Маньоне и оз. Гарда. Такое расположение противоречило великому принципу, требующему, чтобы армия в любой день и в любой час была в состоянии принять бой. Альвинци, между тем, не был в состоянии драться ни когда прибыл на эти высоты, ни в течение того времени, которое ему требовалось для подхода к Риволийскому плато, ибо для того, чтобы армия была в состоянии сражаться, она должна быть сосредоточена, а 20 батальонов, двигавшихся вдоль долины Адидже, были отделены от остальных сил и могли к ним присоединиться только после овладения Риволийским плато. Для боя армии необходимы кавалерия и артиллерия, а кавалерия и артиллерия, бывшие под командованием Кваждановича, могли присоединиться к армии только через Риволийское плато. Альвинци предполагал, таким образом, что ему не придется вступать в бой на пространстве от Короны до Риволи, а это зависело не от него. Он подставил 24 батальона без кавалерии и без [315] артиллерии под удар всей французской армии силой в 20 000 человек пехоты, 2000 кавалерии и 60 орудий. Это была неравная борьба.
Но фельдмаршал Альвинци полагал, что имеет дело только с дивизией Жубера в 9000 человек, которая, имея назначением охранять всю местность между Короной и Риволи и от оз. Гарда до Адидже, должна оставить по меньшей мере 3000 человек у Риволи, чтобы оборонять плато и мешать Кваждановичу выйти по долине Адидже. Альвинци имел бы, таким образом, 25 000 человек против 5000–6000 человек. Поэтому он выделил дивизию Люзиньяна, которую направил между Монте-Бальдо и оз. Гарда, на Монте-Пиполо, для обхода Риволийского плато. После этого у него осталось не больше 18 000 человек против Жубера, могущего иметь на Монте-Бальдо и Монте-Маньоне только 6000 человек. Эта комбинация была бы очень хороша, если бы люди, наподобие гор, оставались неподвижными, но Альвинци забыл пословицу: «Гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдется». Австрийские тактики придерживались этой ложной системы. Придворный военный совет, составляя план для Вурмзера, предполагал, что французская армия неподвижна и привязана к крепости Мантуя. Такое необоснованное предположение привело к гибели лучшей армии Австрийского дома. Лауер, руководивший операциями Альвинци, вообразил, что дивизия Массена будет сдержана дивизией, выходившей через Кальдиеро, и останется неподвижной, прикованной к валам Вероны, и, наконец, что французский главнокомандующий не поймет, насколько важно упредить австрийскую армию на Риволийском плато.
5. Что должен был делать Альвинци? Двигаться таким образом, чтобы каждый день, каждый час быть в состоянии вести бой. С этой целью он должен был: 1) держать свои 44 батальона в горах между Монте-Маньоне и оз. Гарда таким образом, чтобы они были сосредоточены, имели между собой связь и составляли единую массу; 2) сосредоточить там же свои 30 эскадронов кавалерии, так как мнение, будто кавалерия не может пройти повсюду, где проходит пехота, является предрассудком; наконец, в каждой колонне иметь пушки на лафетах с полозьями; 3) распоряжения для атаки дивизии Жубера отдать лишь в самое утро атаки, после разведки ее расположения, удостоверившись в положении дел сопоставлением разведывательных данных, показаний перебежчиков, пленных и шпионов. [316]
Правила ведения войн?1 требуют не выделять части из армии накануне дня атаки, потому что за ночь положение вещей может измениться или вследствие отступления противника или вследствие прибытия значительных подкреплений, которые дадут ему возможность предпринять наступление и сделать гибельными ваши преждевременные распоряжения.
На войне часто ошибаются в отношении силы противника, с которым предстоит драться. Пленные солдаты знают только свои части, офицеры дают очень ненадежные показания. Это заставляет принять следующую, предусматривающую все аксиому.
Армия должна каждый день, каждую ночь и каждый час быть готовой к оказанию всего сопротивления, на какое она способна. Это требует, чтобы солдаты постоянно имели при себе оружие и боевое снаряжение; чтобы пехота не отделялась от артиллерии, кавалерии и от своих генералов; чтобы различные дивизии армии были всегда в состоянии оказывать взаимную поддержку, опираться друг на друга и прикрывать друг друга; чтобы в лагерях, на привалах и в походе войска все время находились в положении, наиболее выгодном для любого поля сражения, то есть чтобы: 1) фланги были примкнуты; 2) все орудия могли действовать с наиболее выгодных позиций. Для обеспечения этих условий на марше нужно выдвигать авангарды и боковые отряды для разведки местности впереди, справа и слева на такое расстояние, чтобы главные силы имели возможность развернуться и занять позиции.
Австрийские тактики постоянно отходили от этих принципов, составляя планы, основанные на сомнительных донесениях, которые, будь даже они достоверными в момент, когда составлялся план, теряли эту достоверность на завтра и на послезавтра, когда планы эти нужно было выполнять.
Полководец должен несколько раз в день спрашивать себя: если неприятельская армия покажется у меня с фронта, справа или слева, что я сделаю? Если он окажется в затруднительном положении или на плохой позиции, если он допустил ошибку, он должен ее исправить. Задай себе Альвинци такой вопрос: «Что случится, если французская армия выступит мне навстречу до моего прибытия в Риволи, когда я буду в состоянии противопоставить ей только половину моей пехоты, без кавалерии и без артиллерии?» — он ответил бы себе: «Я буду разбит силами меньшими, чем [317] мои». Каким образом то, что произошло при Лоди и Кастильоне, на Бренте и у Арколе, не сделало его более осторожным?
6. Альвинци вышел из гор в январе 1797 г. Мантуя была в отчаянном положении. Он действовал двумя корпусами: один двинулся на Монте-Бальдо, он им командовал сам; другой — на нижнюю Адидже, под командованием Провера. Успех Провера оказался бы безрезультатным, если бы Альвинци был разбит. Ошибки плана кампании усугублялись еще тем, что эти две атаки были связаны с атакой на Верону, атакой, не имевшей никакой цели, ослаблявшей обе основные атаки, никак их не связывая между собой потому, что местность делала это невозможным. Правда, имелись приказы Вены, что если Альвинци будет разбит, а Провера удастся освободить Мантую от осады, то Вурмзеру надлежит переправиться через По с гарнизоном Мантуи и отступать на Рим. Но поскольку не были обеспечены совместные действия с неаполитанским королем, все это осталось безрезультатным.
7. Провера после неожиданного захвата им переправы через Адидже в Анджияри должен был бы переправиться на правый берег со всем своим корпусом, включая дивизию Баялича, снять мост и направиться в Мантую — свое единственное убежище. Он прибыл бы туда с 20 000 человек. Вместо этого он прибыл туда только с 8000 человек, потому что оставил дивизию Баялича на правом фланге и 2000 человек — для охраны своего моста (они попали потом в плен), а его авангард понес потери вследствие того, что потерял время. Прибыв утром в Сен-Жорж, он должен был войти в крепость до полудня либо через цитадель, где не имелось циркумвалационных линий, либо через Пиетоле, переправившись через озеро, весьма узкое в этом месте. Для этого на пристанях Мантуи имелось более 100 лодок. Он потерял весь день и всю ночь. Начиная с 5 часов пополудни, когда Наполеон прибыл в Фаворита с частью армии из-под Риволи, все изменилось. Провера принужден был капитулировать на следующий день утром. Австрийцы вообще не знают цены времени.
8. Генерал Провера был взят в плен в Коссерия, на следующий день после сражения у Миллезимо. Он проявил-себя мало талантливым. Это было действительной причиной, побудившей Наполеона восторгаться им с целью восстановить к нему доверие. Это удалось. Провера был восстановлен [318] в должности и вторично попал в ловушку у Фаворита. Отсюда следует, что нужно с подозрением относиться к похвалам своего противника, если только они не были высказаны после прекращения военных действий.
VI
Шестое замечание. 1. Высказывалось мнение, что мост через Адидже следовало навести у Альбаредо, а не у Ронко. Это мнение ошибочно. У Кильмэна в Вероне было только 1 500 человек. После переправы через мост у Ронко, перед тем как двинуться на Арколе, к Порчиле была выслана разведка, которая и овладела этой деревней. Туда двинулся Массена, оказавшийся, таким образом, в тылу у Альвинци, углубившись на два лье в его расположение. Если бы фельдмаршал двинулся в тот же день на Верону, что казалось вероятным, французская армия пошла бы за ним следом, и Альвинци был бы прижат к Вероне. Будь мост наведен напротив Альбаредо, на левом берегу Альпоне, эта река или аркольские болота прикрывали бы марш Альвинци и дали бы ему время войти в Верону. Обстановка была очень сложная! Операция с выходом в тылы Альвинци, в Ронко, была смела, но совсем не трудна. Переправа через Адидже в Альбаредо была рискованна и безрассудна; она ставила в тяжелое положение Верону и армию.
2. Почему в первый и во второй день оставили Арколе? Для того, чтобы успеть снять мост у Ронко, в полночь, если известия с Риволи этого потребуют, двинуться на Ровербелла и достигнуть этого пункта раньше Давидовича. Если бы Давидович прибыл к Мантуе раньше французской армии, все было бы потеряно; если французская армия прибыла бы туда раньше Давидовича, все было бы выиграно. Соединившись с Вобуа, главнокомандующий разбил бы Давидовича, отбросил бы его в Тироль и возвратился бы на Адидже прежде, чем Альвинци смог бы переправиться через эту реку.
3. Говорили еще, что следовало перебросить в первый же день мост через Альпоне и выйти на равнину; по меньшей мере это следовало сделать на второй день. Нет. Лучше всего было дать это сражение именно на третий день, когда неприятельская армия оказалась достаточно ослабленной и деморализованной, так что можно было надеяться разбить ее в развернутой линии. И это было сделано вопреки мнению [319] генералов, находивших подобный маневр слишком смелым. После колебаний, продолжавшихся около часа, Наполеон отдал приказ об этом на третий день. Нужно помнить, что французская армия была ослаблена сражением на Бренте и сражением у Кальдиеро. Она насчитывала не больше 13000 человек, а сражения первого и второго дней под Арколе еще уменьшили ее. Нельзя понять маневрирование во время этого сражения, не зная хорошо топографических особенностей Риволи, Вероны, Кастельнуово, Мантуи, Ронко, Кальдиеро, Вилланова и Виченцы.
4. Условия капитуляции Вурмзера беспримерны. Наполеон решился на них из чувства великодушия в отношении этого старого фельдмаршала, который мог быть ему дедушкой, из желания прослыть милосердным к побежденному и, наконец, — выказать все свое негодование в отношении приказа, присланного ему Директорией, чтобы с этим почтенным фельдмаршалом обошлись, как с эмигрантом, захваченным с оружием в руках, так как он был уроженцем Эльзаса.
5. Наполеону следовало бы укрепить Риволийское плато, Корону, гору, на которой стояла часовня Сан-Марко, и Рокка-д'Анфо, надежными фортификационными сооружениями из бревен и даже из камня. Адидже была покрыта плотами с лесом, которые сплавлялись купцами из Тироля в Феррару и Венецию. Известь и камень имеются здесь в изобилии. В Вероне и Брешиа находятся всякого рода подсобные средства. В шесть недель можно было соорудить на Риволийском плато, у часовни Сан-Марко, у Короны и Рокка-д'Анфо четыре форта, вооруженные каждый полутора десятками пушек при 400–500 человек гарнизона; эти форты обеспечили бы все четыре выхода от захвата врасплох. Это дало бы армии больше, чем подкрепление в 15000 человек. Говорят, что после августовской операции Вурмзера, когда стала ясной опасность, которой грозила армии возможность выхода противника со стороны Киезы, Наполеон отдал приказ занять Рокка-д'Анфо, но у инженеров появились слишком широкие планы. Потребовался бы год работы для их выполнения. Но, очевидно, инженеры ошибались: на войне только главнокомандующий может оценить значение некоторых факторов, может своей волей и знаниями, превосходящими знания подчиненных, победить и преодолеть все трудности.
6. Мантуя пала наконец, после восьми месяцев осады. [320]
Итальянские инженеры предлагали отвести воды Минчио и этим способом осушить озера Мантуи; тогда крепость лишилась бы своей главной защиты. Эта операция была предпринята Висконти в их войнах против герцогов Мантуи, но Висконти не владели Пескиерой и, к тому же, миланские инженеры вели работы, исходя из ложных принципов: они пытались преградить Минчио плотинами, снесенными в конце концов рекой. Известно, что не следует прямо противодействовать течению реки. Голландцы подчинили себе океан, лаская его и следуя всём его капризам. Лишь отведя воды в Тартаро и в Молинеллу, можно было достигнуть успеха.
7. Чтобы укоротить линию Адидже, неоднократно предлагался, как эффективное средство, прорыв дамбы правого берега этой реки около Леньяго. Отведенные воды смешались бы с водами Тартаро и Молинеллы и превратили бы в болото всю местность между Адидже (от Леньяго) до По. Но результаты подобных работ были бы гибельны для этой провинции. Во время второго наступления Альвинци и Провера, в январе, такой проект был представлен Наполеону; который счел, что нет налицо обстоятельств, могущих оправдать подобное опустошение. Англичане в Египте действовали не с такой осмотрительностью. Чтобы добиться незначительной выгоды, они разрушили плотину оз. Мадия и впустили воды Средиземного моря в оз. Марьют; это едва не повлекло за собой гибели Алессандрии.
VII
Седьмое замечание. Французская армия, двинувшаяся на Рим, насчитывала только 4000 французов. В ней было, правда, 9000 человек, включая батальоны нового набора, миланские и болонские, которых нельзя было еще выставлять в боевую линию против регулярных войск. Римский двор делал довольно значительные усилия, но они привели к небольшим результатам. Когда нация не имеет кадров и принципов военной организации, ей очень трудно организовать армию. Если Франция в 1790 г. так быстро выставила надежные армии, то лишь потому, что для этого у нее имелась хорошая основа. Эмиграция скорее улучшила эту основу, чем испортила ее. Романья и Апеннинские горы были наэлектризованы; влияние священников и монахов было всемогущим, пророчества, проповеди и чудеса оказывали [321] свое действие. Жители Апеннин от природы храбры, и у них находят как бы искорки характера древних римлян. Однако они не смогли оказать никакого сопротивления горсти солдат, хорошо дисциплинированных и хорошо управляемых. Кардинал Буска всегда ссылался на Вандею. Вандея находилась в особых условиях. Население ее было настроено воинственно, там было много офицеров и унтер-офицеров, служивших ранее в армии, тогда как войска, посылаемые против нее, были набраны на парижских улицах и ими командовали люди невоенные, делавшие одни глупости. Это только закалило вандейцев. Наконец, крайние меры, принятые Комитетом общественного спасения и якобинцами, не оставляли этим людям иного выхода: если все равно умирать, так лучше уж защищаясь. Очень хорошо понимали, что если бы в этой войне против святейшего престола французы понесли сначала поражения и прибегли бы к крайним и кровавым мерам, в Апеннинах могла бы возникнуть Вандея. Строгости, кровь, смерть создают энтузиастов, мучеников, порождают смелые, отчаянные решения.
VIII
Восьмое замечание. 1. Эрцгерцог Карл в кампанию 1797 г., желая прикрыть Вену и Триест, должен был сосредоточить все свои силы в Тироле, где он нашел бы опору в условиях местности и в настроении жителей. Он был бы в состоянии быстро получать подкрепления из Рейнской армии. Покуда он держался в Тироле, ему нечего было бояться, что французская армия двинется на Изонцо. При первом же движении, которое она произвела бы в направлении на Пьяве, он вернул бы ее обратно переправой через Авичио и овладением Триентской областью. Это вынудило бы французского главнокомандующего перебросить всю свою армию и перенести войну в Тироль — операция очень трудная и очень рискованная. Будь главная квартира эрцгерцога Карла вместо Конельяно в Боцене и находись на Авичио те 40 000 человек, которые у него были на Пьяве и Тальяменто, — Вена и Триест были бы идеально прикрыты. Ничто, кстати, не мешало ему вооружить и занять крепость Пальманова и сделать из нее опорный пункт для дивизии в 5000–6000 человек всех родов оружия, имеющей целью наблюдать за Пьяве и Тальяменто.
2. Намерения Наполеона в сражении у Тальяменто не оставляли места сомнениям: он хотел овладеть Тарвисским [322] перевалом. Не в Кодриопо, следовательно, должен был эрцгерцог перенести свою главную квартиру, а на высоты Сан-Даниеле, чтобы в случае нужды можно было произвести отступление на Понтеба и на высоты Тарвиса.
3. После сражения у Тальяменто ему не следовало отступать по ущельям Чивидале и Изонцо на Тарвис, поскольку там уже находился Массена. Такое отступление влекло потерю всех войск, брошенных в этом неправильном направлении, и погубило его армию.
4. После переправы через Изонцо крепость Градиска не могла более защищаться. Батальоны, введенные в эту крепость, приносились, следовательно, в жертву напрасно. Они не замедлили марша французской армии ни на одну минуту.
5. Так как эрцгерцог в апреле очень нуждался в выигрыше трех или четырех дней, чтобы дать время Керпену и Спорку присоединиться к себе, когда он был уже в Мурау, в одном переходе от Шейфлинга, ему следовало воспользоваться для выигрыша времени средством, какое предлагал ему французский главнокомандующий, — переговорами о мире. Он должен был ответить искренним своим согласием, обещанием употребить для этого свое влияние и предложением перемирия, чтобы отправиться в Вену для личного доклада императору. Перемирие было бы заключено. Но он дал ответ двусмысленный, холодный, спустя 24 часа он опомнился и предложил перемирие. Но было уже поздно. Цель эрцгерцога была слишком ясна.
IX
Девятое замечание. 1. Не нарушало ли движение в Германию по двум операционным линиям — из Тироля и через Понтеба — принципа, что армия должна иметь только одну операционную линию? Соединение обоих армейских корпусов в Каринтии, так далеко от исходной точки, — не противоречило ли оно принципу, что никогда не следует сосредоточивать свои колонны перед противником и вблизи от него? Не было ли лучше оставить 7000 или 8000 человек перед Триентом для его обороны и сосредоточить на Пьяве на 10000 или на 12000 человек больше? Этот план позволил избежать перенесения войны в Тироль, — местность трудную для военных действий, — избежать действия факторов, неблагоприятных для соединения, и с самого начала операции сосредоточить все наличные силы. [323]
Ни тот, ни другой из указанных выше принципов не были нарушены. Если бы Жуберу на Авичио было оставлено только 8000 человек, он был бы атакован, и корпус Давидовича прибыл бы к Вероне раньше, чем французская армия достигла бы Виллаха. Для того, чтобы Жубер мог удержаться на Авичио, ему нужно было по меньшей мере 14000 человек. Могло показаться, что лучше было не отбирать у него ничего и, воспользовавшись тем превосходством сил, какое это обеспечило бы ему над армией Давидовича, дать последнему бой, ослабить и оттеснить его за Бреннер. Тироль — трудный театр войны, но он гибелен для побежденного. Шранцузские войска приобрели большое превосходство над германскими войсками.
В Германию вступили не по двум операционным линиям, поскольку Пустерталь лежит по эту сторону главного хребта Альп, и как только Жубер миновал Линц, операционной линией его стала та, которая шла на Виллах и Понтеба. Соединение обоих корпусов было произведено не перед противником, потому что, когда Жубер покинул Бриксен, чтобы двинуться вправо на Шпиталь через Пустерталь или по долине Дравы, главные силы армии прибыли в Клагенфурт и патрули их доходили до Линца. Эрцгерцогу, следовательно, нельзя было придумать какого-либо маневра, чтобы помешать этому соединению. Жубер до сражения у Тальяменто оставался в оборонительном положении. После этого сражения он атаковал, разбил и уничтожил большую часть корпуса Давидовича и оттеснил его за Бреннер. Это не связывалось с какими-либо неудобствами, потому что, будучи разбит, Жубер попросту отступал бы с позиции на позицию до самой Италии. Когда он узнал, что армия перешла через Юлийские Альпы и Драву, он начал свой марш на соединение с ней через Пустерталь, что также не вызывало неудобств. Эта операция, выполненная в три приема, также была в согласии со всеми правилами. Она должна была иметь и в действительности имела за собой все преимущества.
2. Спрашивали, почему дивизия Серюрье и главная квартира не поддержали дивизию Гюйо, направившись с поля сражения у Тальяменто на Чивидале и Капоретто; утверждали, что одной дивизии Бернадотта было достаточно для следования за левым флангом армии противника на Пальманова и Герц.
От Чивидале до Тарвиса, проходя через Капоретто, дорога [324] представляет собой дефиле. Дивизии Гиё, насчитывавшей 8000 бойцов и состоявшей из очень хороших войск, было более чем достаточно для оттеснения корпуса Баялича к Капоретто. Но так как направление, которое дал эрцгерцог этому корпусу, было неправильное и повело бы к его гибели, если бы Баялич по прибытии в Капоретто упорствовал в движении на Тарвис, то предполагали, что эрцгерцог одумался и послал ему в Капоретто приказание спуститься к Градиска, чтобы возвратиться в Карниолу. Это побудило Наполеона направиться на Пальманова и Градиска с дивизиями Серюрье и Бернадотта. Из Герца он выслал дивизию Бернадотта в Карниолу, вслед за левым флангом эрцгерцога Карла, а с дивизией Серюрье двинулся на Капоретто. Если бы корпус Баялича, вместо того, чтобы подняться вверх по Изонцо, спустился бы вниз, ища спасения через Герц, он был бы атакован в голову, а одновременно Гюйо теснил бы его арьергард: этот корпус был бы в результате взят в плен. Если бы, наоборот, не стесняясь положением Массена, занимавшим Тарвис, Баялич двинулся туда, — что и произошло на самом деле, — то дивизия Серюрье оказалась бы во второй линии позади Гюйо. Таким образом, Наполеон предусмотрел все возможности.
3. Дивизия Бернадотта двинулась на Лайбах, потому что нужно было подчинить себе Карниолу, захватить Триест и идрийские рудники, изгнать из Карниолы и оттеснить за Драву левый фланг эрцгерцога Карла. Как только эти цели были достигнуты, дивизия Бернадотта двинулась влево на соединение с армией. Французский главнокомандующий хорошо сделал, что не направил ее, — как это сделали бы многие генералы, — через Цилли и Грац на Земмеринг, потому что тогда эта дивизия не была бы в состоянии поддержать армию во всех боях, какие произошли или могли произойти в Юденбурге, в Бруке и т. д. Движение дивизии Бернадотта на Грац, даже если бы оно не вызвало неудобств и принесло некоторые выгоды, нарушило бы правила. Движение же, которое осуществила дивизия, было согласно с принципами сосредоточения, являющимися истинными принципами войны.
4. Наполеон решился заключить Лёобенский договор и остановиться на Земмеринге потому, что, как мы видели, Директория уведомила его в своем письме, что он не должен рассчитывать на совместные действия с рейнскими армиями. Если бы вместо этого правительство сообщило ему, [325] что такие совместные действия будут иметь место хотя бы только в июне, он выждал бы время и не заключил мира, потому что положение его было хорошее. У него в Каринтии находилось под рукой около 60 000 человек, а на Адидже имелись резервы, более чем достаточные для подавления венецианских мятежей и сдерживания тирольских ополчений. Поэтому он стремился вступить в Вену.
5. Приказ, данный Жуберу после сражения у Тальяменто, — вступить в Тироль и двинуться к Виллаху в Каринтии через Пустерталь, был сообщен Лаллеману, французскому посланнику при Венецианской республике, чтобы предупредить волнения, которых опасались. Как только олигархи узнали бы, что Тироль эвакуирован, они сочли бы, что французы разбиты, и прибегли бы к неправильным мерам. У Лаллемана было по этому вопросу совещание со старейшинами, посланными к нему сенатом. Он показал им копию инструкций, данных Жуберу. Это произвело некоторое впечатление, но сообщение запоздало: сенат тайно принял решение уже за 36 часов до этого, уверенный в разгроме корпуса Жубера. Эта задержка на 36 часов была главной причиной гибели Венецианской республики. Вот от чего зависит судьба государств!
6. Иностранные военные, плохо осведомленные о фактах, осуждали Наполеона за то, что он оставил дивизии Виктора и Кильмэна в Комарке и в Романье для наблюдения за армией папы и за Неаполем, что, по их словам, было бесцельно, ибо с этими государствами был восстановлен мир.
Генерал Кильмэн командовал войсками на Адидже; его главная квартира находилась в Вероне, когда мятеж в этом городе и прибытие генерала Фиоравенти вынудили его приказать комендантам фортов запереть ворота. Он покинул Адидже и отступил, чтобы избежать окружения, на Минчио с 6000–7000 человек кавалерии, артиллерии и пехоты, желая защитить Брешиа и сохранить свои коммуникации с Мантуей и Пескиерой. В дивизии генерала Виктора было 8000 человек, из которых 3000 миланцев под начальством генерала Лагоца. Она имела приказ двинуться на Адидже для образования обсервационного корпуса и для того, чтобы сдерживать венецианцев. Виктор выслал вперед генерала Лагоца и замедлил свой марш с французской бригадой на 15 дней либо потому, что действительно не осознал необходимости ускорить свое движение, либо потому, что ему [326] было необходимо это время для выполнения статей Толентинского договора, либо по какой-либо другой причине. Факт тот, что эти 15 дней запоздания явились единственной причиной веронской резни. Может быть, Пезаро и его партия были бы более осмотрительны, если бы увидели дивизию этого генерала расположенной на Адидже, как должно было быть. Это было бы счастьем для сената и спасло бы его от гибели. Папа распустил свою армию. Она была на мирном положении и не причиняла более никакого беспокойства. Болонских войск было больше чем достаточно для занятия Романьи и сдерживания всех недоброжелателей на правом берегу По. Никогда, следовательно, не было мысли оставлять хотя бы одного человека на Рубиконе для службы наблюдения. Впрочем, о датах не спорят. Мир в Толентино был заключен 19 февраля 1797 г., сражение у Тальяменто произошло 16 марта. Лёобенские предварительные условия мира были подписаны 18 апреля. [327]