Документальная тайная разведка

А. В мирное время.

Назначение документальной тайной разведки — получение секретных документов, касающихся вообще ведения войны, но в первую голову тех материалов, которые подвели бы базу, притом достоверную, под разработку противником планов ведения войны. Таким образом личная тайная разведка во всем ее объеме проверяется данными документальной разведки, материалы же последней должны согласоваться со сведениями личной разведки или же служить основанием для постановки ей дополнительных задач. Только подобной перекрестной проверкой и может быть установлен действительный план развертывания вооруженных сил противника в исходном для первоначальных боевых действий положении.

Как правило, агенты-резиденты шпионской сети не принимают в целях их безопасности участия в документальной разведке, служа в крайнем случае, лишь первоначальным посредником между владельцем секретного документа и руководителем тайной разведки.

Передача документа не должна совершаться на территории того государства, которого он касается. Если в крайности и может быть сделано это исключение для военного агента, то обязательно передача должна быть произведена через посредников.

Если нарушение правил конспирации недопустимо в сношениях с агентами личной разведки, то тем более это является преступлением в отношении агента, работающего по документальной разведке. Посылка письма «до востребования» с вложением в него еще русских денег погубила такого ценного для нас агента как полковника Редля.

Получаемые документальной разведкой материалы, написанные от руки или на машинке, разного рода наставления, брошюры, уставы, книги, чертежи, планы и пр. очень редко представляются в безвозвратное пользование, а в большинстве случаев подлежат быстрому возвращению. Копировать столь драгоценный материал можно только при помощи фотоаппарата.

Очень часто в моем распоряжении документы бывали всего лишь сутки и не было случая, чтобы они своевременно не были на месте. Особенное затруднение представляет фотографирование переплетенных книг. Первоначально их разброшюровывают по отдельным страницам и кладут последние между двумя толстыми зеркальными стеклами одну пару страниц возле другой. Сначала фотографируется одна сторона, а затем другая. Сфотографированную этим способом книгу очень нелегко отличить от оригинала, но переплетение ее в ту же обложку требует большого искусства. Немало затруднений представляет фотографирование планов и чертежей в несколько цветов, так как синий цвет на фотографии почти не выходит. Желтый фильтр — синий цвет выходит как черный.

Можно себе представить, сколько предосторожностей надобно соблюсти, чтобы получить и доставить обратно в срок столь драгоценный материал, а главное сфотографировать его в условиях едва ли не фабричного производства.

Для тех материалов, которые не могут быть в отсутствии даже и столь малый как сутки срок, как, например, интересная текущая переписка секретного характера, их приходится фотографировать самому агенту, приобретая для этого бросающееся в глаза большое количество фотографических пластинок не в том конечно городе, где проживает этот агент.

Путем документальной разведки штабом Варшавского военного округа было приобретено после Русско-японской войны из Германии такое обилие секретных документов, что кажется не было вопроса, какой бы секретности и важности он ни был, чтобы при помощи документов нельзя было бы всесторонне его осветить. Исключением являлось лишь развертывание германской армии в районе ее сосредоточения на нашей границе и постановка первоначальных целей войны, что как и у наших впрочем противников, покоилось на широко обоснованных теоретических данных, впоследствии подтвержденных самой войной. Это впрочем не относится к австро-венгерской армии, о развертывании которой имелись документальные данные, хотя несколько и устарелые.

Обилие секретных документов и желание предупредить покупку их дубликатов заставило меня издать типографским путем в очень ограниченном количестве экземпляров список этих документов, разосланный соответствующим военным округам и военным агентам. Так как есть серьезное основание думать, что список этот при занятии немцами Варшавы попал в их руки, то приведя на память некоторые из документов этого списка, я не разглашу служебных тайн.

Наиболее важной из этих документов я считаю «Справочную книгу германского офицера Генерального штаба» («Handbuch des Generalstabsoffziers») как по обилию сведений о мирной и военной организациях и тактике войск не только германской армии, но и их союзников, так и пообилию справок, сведенных в удобные таблицы. Особенно подробно был разработан вопрос об эксплуатации железных дорог в военное время, явившейся базой для действий германских армий по внутренним операционным линиям в течение Великой войны.

Не меньшее значение имел для нас план мобилизации германской армии — Mobilmachunsplan des deutschen Heeres-для документального обоснования наших расчетов о мобилизации и военной организации германской армии.

Для уразумения основ германской стратегии служило изданное 1 -го января 1910 года Наставление под заглавием «Германские основные принципы высшего командования войсками» (Grundzuge der hoheren Trupplufuhrung), являющееся как бы Полевым уставом для крупных войсковых соединений, начиная с корпуса. Этой книгой Император Вильгельм снабдил представлявшихся ему 1 -го января 1910 года корпусных командиров. Впоследствии ею были снабжены и нижестоящие начальники до командиров бригад включительно. Книга эта представляла такой для нас интерес, что издание ее пришлось повторить.

Для суждения о германской артиллерии служили справочные книги по германской, особенно тяжелой артиллерии, с подробными чертежами и описаниями состоявших в Германии на вооружении орудий, снарядов, трубок, лафетов и пр.

Далее следовали Указания по охране границы и железных дорог в районе корпусов 20, 17, 2, 5, 6, планы приведения в оборонительное состояние (Armierungplan) некоторых пограничных с нами крепостей, серия подробных отчетов о маневрах, полевых поездках, военных и крепостных играх офицеров Генерального штаба, планы перевозок некоторых войсковых частей, ряд наставлений по железобетону, для эксплуатации в военное время железных дорог и пр., и пр.

Все эти ценнейшие материалы, в большинстве своем изданные типографским путем на русском языке, послужили главным основанием для издания Главным управлением Генерального штаба капитального труда — «Вооруженные силы Германии».

Несравнимо беднее были результаты документальной разведки штаба Варшавского военного округа по Австро-Венгрии и ограничивались они лишь несколькими инструкциями по охране границы и пр. Зато несравнимо богаче были плоды глубокой тайной разведки ее Главным управлением Генерального штаба, венцом чего надлежит считать имевшиеся у нас планы перевозок по сосредоточению австро-венгерской армии.

Пожалуй едва ли не самое большое затруднение в документальной разведке представляет определение достоверности полученных документов, дабы не попасть в ловушку. Если легко установить подлинность напечатанной в типографии книги, то далеко не то бывает с той массой документов, которые получаются руководителем тайной разведки, при этом нередко по артиллерийской, инженерной, авиационной и другим специальностям. Если и раньше трудно было справляться с этим делом руководителю тайной разведки, то теперь, когда техника идет гигантскими шагами вперед, разобраться в новинках воздухоплавательного, радиотелеграфного, химического, бактериологического характера подстать только всеобъемлющему уму, опирающемуся на соответствующих помощников-специалистов. Установить достоверность полученного документа даже с чисто стратегической точки зрения под силу человеку, имеющему большую в том практику, ибо никакие теории здесь делу не помогут.

Для иллюстрации можно привести приобретение Главным управлением Генерального штаба документа якобы огромной важности за подписью Императора Вильгельма, касающегося развертывания немецких армий в случае войны. Документ этот был прислан в штабы округов на русском языке. Меня он убедил в своей ложности тем, что развертывание германских армий производилось не в Восточной Пруссии, вполне к тому оборудованной в железнодорожном и шоссейном отношениях, неговоря уже о снабжении, а в Познанской провинции, этим условиям не удовлетворяющей. При этом развертывании немцы почти без боя отдавали нам завислянскую часть Пруссии, когда одна только угроза ей со стороны 2-й армии генерала Самсонова заставила немецких беженцев очутиться в Берлине. Это обстоятельство принудило немцев оттянуть корпуса с своего западного фронта и тем самым парализовать свои там успехи. В этом духе составлен был мною доклад начальнику штаба Варшавского военного округа генералу Клюеву.

Впоследствии я узнал, что такого же взгляда держался и начальник разведывательного отделения штаба Вилен-ского военного округа полковник Ефимов.

Вскоре после этого я имел доклад обер-квартирмей-стеру Главного управления Генерального штаба полковнику Миллеру, только что вступившему в эту должность. Оказалось, что и он держится такого же мнения об этом документе, который у них слыл под кличкой «гелиотропи-ческого», ибо так были в нем названы гелиографические станции. Как могла быть допущена такая ошибка в документе, прошедшем предварительно много инстанций, трудно сказать. Мало того, полковник Миллер сказал мне, что нажим пера в росчерке Императора Вильгельма сделан так, что при обычном подписании его сделать нельзя, а потому эту подпись он считает сфабрикованной. Благодарение Богу, это никоим образом не отразилось на наших стратегических расчетах, и мы лишь даром заплатили за него 35 000 рублей.

Далеко не так легко была ликвидирована история с фиктивными документами в штабе Киевского военного округа. Как сказано было выше, в этом округе разведка велась и штабом округа, и командующим войсками его при посредстве своего адъютанта. Результаты разведки заключались в регулярных сообщениях Государю Императору, а в копиях штабам округов о результатах австро-венгерских совещаний под председательством якобы эрцгерцога Фердинанда с участием начальника Генерального штаба Конрада фон Гоцендорфа и других высших чинов австро-венгерской администрации. Сообщения эти получались якобы от секретаря этих совещаний офицера-славянина, владевшего при том безукоризненно русским языком, а потому писавшего эти сообщения сразу же на русском языке. Как я не уговаривал дать мне в сфотографированном виде хотя бы частичку протокола подобного совещания, этого мне не удалось получить.

Протоколы эти носили фельетонный характер, были занимательны, но не заключали в себе объективных данных и цифр, которые можно было бы проверить. В то время как насущным вопросом нашей тайной разведки в период натянутых отношений с Австро-Венгрией являлось неустанное наблюдение за увеличением штатов приграничных войсковых частей, что по закону могло быть сделано распоряжением одного даже военного министра путем призыва двухгодичных контингентов эрзацрезервистов, то есть годичного избытка призванных в войска молодых людей, в этих сообщениях были или общие, не поддающиеся проверке фразы, или цифры в виде каких-то туманных процентов. Начальнику штаба Варшавского военного округа генералу Клюеву эти сообщения Киевского военного округа нравились, я же соблюдал в отношении их в лучшем случае недоброжелательный нейтралитет.

Как-то были сообщены нам из того же источника фамилии поляков-сепаратистов, которые поднимут у нас в Замостском районе восстание в случае объявления нам войны Австро-Венгрией. По проверке оказалось, что это были действительно повстанцы 1863 года, мирно покоящиеся на кладбище в районе города Замостья.

По-видимому из того же источника были получены еще задолго до Великой войны в период очень натянутых дипломатических отношений с Австро-Венгрией тревожные сведения о якобы принятых ею мерах охраны железных дорог и границы, что вынудило сделать то же и Киевский военный округ, о чем он и поставил нас в известность. Начальник штаба Варшавского военного округа генерал Клюев, прочитав мне в присутствии начальника военных сообщений округа генерала Дернова эту телеграмму, спросил мое мнение — нужно ли то же сделать и Варшавскому военному округу. Я ответил, что хотя обстановка и очень угрожающая, все же я думаю, что делать этого не следует, ибо выставить охрану легко, а снять ее будет затруднительно. Я сознавал, какую брал на себя ответственность, но впоследствии был удовлетворен сознанием верности оценки очень сложной обстановки.

Даже и после этого в Киевском военном округе все в области тайной разведки шло по-старому вплоть до Великой войны. Лишь полковник Носков, командированный ко мне в Седлец с письмом генерал-квартирмейстера Юго-Западного фронта генерала Пустовойтенко с просьбой снабдить «по-братски» его разведывательное отделение материалами по Австро-Венгрии и Германии, ибо «у него ничего нет», сообщил мне, что вся эта история, тянувшаяся несколько лет, была провокационного характера, и этим провокатором было лицо русского происхождения, проживавшее в окрестностях города Киева. И в данном случае мы отделались сравнительно легко, понапрасну потратив деньги, создав преувеличенную славу в глазах Государя Императора будущему главнокомандующему Юго-Западным фронтом генералу Иванову.

Исходя из трудности оценки достоверности иностранных секретных документов, я всегда снабжал переводы их на русский язык своей оценкой, указывая, в каком виде получен документ, то есть в рукописном, литографированном или печатанном в типографии, и степень достоверности его, что, естественно, может определить лишь лицо, работающее с доставившим этот документ агентом. Я неоднократно предлагал моему начальству такой план введения в заблуждение наших противников, дабы сбить их окончательно с толку. Произвести военную игру в нашем большом Генеральном штабе, взяв за основание ложные стратегические исходные данные, а затем широко торговать этими документами, выдавая их за материалы нашего действительного развертывания армий в случае войны. Если торговля этими фиктивными документами будет вестись всеми заинтересованными военными округами, то в большом Генеральном штабе противника почти что невозможно будет отличить в массе приобретаемых документов подлинные от фиктивных.

Этот остроумный способ применялся до Великой войны начальником разведывательного отделения штаба Виленского военного округа полковником Ефимовым, который продажей немцам фиктивных документов увеличивал почти в два раза отпускавшиеся ему на год суммы на ведение тайной разведки.

Я сравнительно редко прибегал в мирное время к работе с фиктивными документами, но считаю, что в военное время, когда работа более чем на половину ведется двойными шпионами, торговля фиктивными документами является единственным почти средством заслужить доверие противника и постараться вместе с тем ввести его в заблуждение.

К области документальной тайной разведки должно быть также отнесено самое широкое использование прессы противников, особенно печатных органов, выходящих в небольших пограничных городах, всегда склонных больше заниматься мелочами местной жизни, чем общеполитическими вопросами.

Разведывательным отделением штаба Варшавского военного округа выписывалась масса газет как столичных, так главным образом провинциальных на немецком и польском языках, не говоря уже о военных журналах и книгах. Весь этот материал распределялся между знающими немецкий язык строевыми офицерами округа, которые в свободное от службы время делали выдержки из них на русском языке по заранее установленной программе сбора сведений военно-политического характера о наших противниках. Эти данные классифицировались и затем помещались в издававшемся штабом Варшавского военного округа журнале «Военное дело за границей», начавшем выходить вскоре после Русско-японской войны. Этот бескорыстный труд сотни строевых офицеров изредка вознаграждался письменным изъявлением им благодарности окружным генерал-квартирмейстером.

Изданием этого журнала преследовалась цель знакомства широкой массы офицеров с военными новинками наших противников, особенно когда там печатались в переводе разного рода тактические пособия и пр. Были полки, как например, лейб-гвардии Волынский, выписывавшие этот журнал в каждую даже роту.

Если сравнительно легко было использовать для целей тайной разведки болтливость газет в мирное время, то не так уж трудно было делать это и во время войны. Большинство из нас не придавало значения печатавшимся в наших газетах в 1904–1905 гг. телеграммам, отправлявшихся из России на Дальний Восток, вроде таких: «Перевалив через Урал, шлем и так далее», далее следовали указания частей войск и фамилии офицеров.

Не лучше поступали в Великую войну и немцы, помещая в газетах «Списки потерь» на войне и точное указание не только сформированной в военное время войсковой части, но и фронта, где был убит офицер. Ценными оказались и объявления офицеров, особенно из сформированной в военное время части, извещающих о своем вступлении в брак и пр. Все эти сведения вместе с найденными у убитых, раненых и взятых в плен материалами являлись ценным источником для установления организации вооруженных сил противника в военное время.

В. Радиотелеграфная разведка.

Вышеупомянутые главные виды тайной разведки -личная и документальная — страдают одним существенным недостатком — запозданием получения их результатов; опрос пленных, хотя и в такой же степени страдает этим недочетом, но зато касается сравнительно небольшого участка неприятельского фронта, откуда взяты пленные. Все же пленные или, как у нас называют, «язык» были и в Великую войну, да надо полагать, останутся и на будущее время самым надежным средством тайной разведки, позволяющим документально констатировать факт нахождения данной войсковой части противника, но не позволяет предвидеть его намерений. Последнему, самому главному требованию тайной разведки может удовлетворить лишь радиотелеграфная разведка, которая в смысле достоверности, обширности фронта и возможности проникать в намерения противника является непревзойденным до сих пор средством тайной разведки. Это обстоятельство, благодаря умению австро-венгров расшифровывать наши оперативные радиограммы, начиная с 19-го сентября 1914 года, а германцы это делали по-видимому с самого начала войны, превратило ведение ими Великой войны в игру с заблаговременно открытыми картами в то время, как мы все время вели ее вслепую. Более подробно я говорю об этом в своей статье «Радиотелеграфная разведка» в «Вестнике военных знаний» в №№ 1,2, 1931 года. Здесь же я приведу лишь краткое резюме ее.

Еще с 1908 года военно-морская радиотелеграфная станция Австро-Венгрии стала перехватывать иностранные радиограммы и пытаться их расшифровывать. Итало-турецкая война 1911–1912 гг. и Балканская война 1912–1913 гг. дали им еще большую в этом отношении практику и перед Великой войной «расшифровка сербских телеграмм не представляла уже никаких затруднений» для австрийцев, говорит генерал Ронге в своем труде «Военный и промышленный шпионаж».

Так как русский шифр был разгадан австрийцами лишь 19 сентября, то есть уже после разгрома нами 1-й, 2-й, 3-й и 4-й армий, то первое наше сражение с ними велось таким образом обеими сторонами почти вслепую, то есть ориентировка о противнике покоилась главным образом на результатах войсковой, то есть открытой разведки. Все же последующие после 19 сентября 1914 года сражения на австрийском фронте, а на германском по-видимому с самого начала войны, велись противниками со знанием наперед наших намерений. Только в этом «предвидении» (?) и надлежит искать причину успеха наших противников, невзирая на геройство наших войск.

Генерал Ронге говорит, что расшифрованная австрийцами наша радиограмма от 25-го сентября 1914 года выяснила отход нашей авангардной 9-й армии, преследовавшей разбитых австрийцев за реку Вислу в виду предстоящего маневра. Радиограмма от 28-го сентября окончательно установила район, куда она перебрасывалась — за реку Вислу ниже реки Сана, а последующие затем до 4-го октября включительно радиограммы выяснили районы перебросок не только 9-й, но 4-й, 5-й, 1-й, 2-й армий, то есть районы перебросок не только Юго-Западного, но и армий Северо-Западного фронта.

Таких невиданных доселе в военной истории результатов в смысле распознания оперативных замыслов противника как в отношении скорости донесений, так и их достоверности, не давал еще ни один способ разведки.

В конце октября 1914 года, говорит генерал Ронге, благодаря расшифровке русских радиограмм «схема расположения русских войск по дням до дивизии включительно мало могла чем отличаться от той, что имелась в Ставке Верховного главнокомандующего или в штабе главнокомандующего Юго-Западным фронтом в Холме».

13-го ноября 1914 года австрийцами была перехвачена радиограмма с диспозицией для начинавшегося 14-го ноября наступления русских армий вглубь Германии. Это ценнейшее как по содержанию, так и по своевременности сведение о могучем кулаке победоносных русских армий уже после полудня 13-го ноября лежало на столе германского и австро-венгерского оперативных отделений Ставки. Мудро использовали немцы это сведение, задумав взять в клещи это наступление 9-й германской армией со стороны Торна и Познани и 4-й австро-венгерской — из-за Вислы со стороны Кракова. Это едва не привело к капитуляции наших 2-й и 5-й армий под Лодзью и благодаря подобным же расшифрованным радиограммам нам не удалось захватить в плен попавшие под Лодзью в мешок германские дивизии.

Таких примеров немало приведено в книге генерала Ронге, причем красной нитью проходит, что в те периоды, когда отказывалось действовать лучшее средство австро-венгерской разведки расшифровка наших радиограмм, как например, в конце Лодзинской операции, когда переменен был нами шифр, у них создается «катастрофическое настроение», ибо тогда они ставились в одинаковое со своим противником положение в смысле ведения боя.

Чтобы судить об интенсивности работы подслушивающих радиостанций достаточно, со слов генерала Ронге, указать, что с 19-го сентября 1914 года по начало 1915 года ими были разгаданы шестнадцать наших шифров, суточная же продуктивность работы по расшифровке достигала семидесяти радиограмм, как то имело место 4-го июня 1916 года.

К марту 1916 года работа по подслушиванию у австрийцев была организована следующим образом. Подслушивающие станции образовали шесть групп: Барановичи, Ковель, Берестечко, Броды, Бржежаны и Коломые, причем каждой группе был приписан определенный участок нашей позиции. В эти же группы включены были и так называемые измерительные радиотелеграфные станции (Messtationen) для определения путем звуковых засечек с нескольких пунктов неприятельских радиотелеграфных станций.

Не менее успешно было организовано австрийцами подслушивание и на итальянском фронте, где каждую итальянскую радиостанцию подслушивали две — три австрийские, на радиоизмерительных же станциях лежала обязанность ежедневно проверять расположение порученных их наблюдению радиотелеграфных станций противника. Дело подслушивания австрийцами на итальянском фронте отчасти облегчалось наличием приобретенных ими двух итальянских шифров «Cifrario rosso» и «Cifrario tascabile».

Продуктивность работы подслушивающих австрийских радиостанций была огромная.

В целях подтверждения блестящей работы австрийских радиостанций генерал Ронге приводит из «Corriere della Sera»oT 19-го августа 1919 г. следующее мнение следственной комиссии о битве при Корфрейте. «Достаточно будет указать на чрезвычайно высокую степень развития службы подслушивания, которая дополнялась достойной удивления дешифровальной службой, благодаря которым удавалось, между прочим, во время отступления находить наши радиостанции и расшифровывать наши радиограммы для определения направления нашего отступления. Захваченные после перемирия в качестве добычи материалы доказали, что противник расшифровал почти все наши шифры, включая самые секретные и самые трудные».

В заключение генерал Ронге не без заслуженной гордости говорит, что как на русском, так и на итальянском фронтах служба подслушивания была верным помощником своего главнокомандования в деле распознания оперативных замыслов своего противника, для чего она умело пользовалась всякой его оплошностью, главнейшие из которых необходимо привести, дабы избежать повторения подобных ошибок в будущем.

До 14-го сентября 1914 года русские радиограммы передавались не сплошь в зашифрованном виде, почему путем сопоставления зашифрованной и не зашифрованной частей радиограммы являлась возможность догадаться о смысле первой части ее, что могло облегчить разыскание шифра. Распоряжение же Ставки от 14-го сентября 1914 года о передаче радиограмм в сплошь зашифрованном виде можно считать запоздалым, ибо 19-го сентября русский шифр был уже разгадан.

Во второй половине октября 1914 года одна из русских радиостанций не получила нового шифра и продолжала работать старым. Сопоставление одной и той же радиограммы, зашифрованной старым и новым шифром, облегчало разгадывание последнего.

То же имело место в момент введения нами 17 июня 1916 года нового, очень сложного шифра с 300 шифровальными группами, что настолько затрудняло пользование им. Но некоторые штабы продолжали работать старым шифром, а это значительно облегчало разгадку нового шифра, особенно если принять во внимание, что расположенный в районе 8-й армии гвардейский отряд позволил себе даже скрытой радиограммой сообщить цифровой ключ к этому шифру. 23 ноября 1917 года итальянцами было отдано распоряжение по радио, чтобы каждая радиостанция сообщила центральной радиостанции свое местонахождение, а равно и штаба, к коему она приписана, если она расположена не в одном с ним пункте, что по словам генерала Ронге, дало австрийцам возможность быстро и точно установить распределение всех войсковых частей, а равно и артиллерии среднего и тяжелого калибров.

Из вышеизложенного видно, что новое средство связи — радиография — принесло нам больше вреда, чем пользы, донельзя облегчив противникам проникновение в наши оперативные планы. Не имей мы радиотелеграфии, наши действия были бы несравнимо более успешными, доказательством чему могут служить разгром австрийцев в августе-сентябре 1914 года и успех 1-й армии генерала Рен-ненкампфа в августе того же год в Восточной Пруссии. Эти успешные наши действия совпали по времени с тем периодом, когда австрийцы не умели еще расшифровывать наши радиограммы, а у немцев дело это только еще налаживалось. Отсутствие у нас радиотелеграфии могло иметь последствием тактические неудачи, что несравнимо слабее отразилось бы на общем ходе кампании, чем систематическое проникновение в сокровенные наши стратегические планы.

У нас дело расшифровки неприятельских радиограмм на сухопутном фронте было организовано неудовлетворительно, а потому это новое могучее средство тайной разведки совершенно не играло роли в деле осведомления об оперативных замыслах наших противников. Нельзя сказать, что не было сделано попыток в этом отношении. В конце 1915 года на Северном фронте перехватывались неприятельские шифрованные радиограммы, которые отправлялись затем в Петроград в специальное бюро Главного управления Генерального штаба, в работе коего принимали участие и наши союзники, у которых, как мы это увидим ниже, дело это было поставлено, по крайней мере во флоте, очень хорошо. Ощутительных однако результатов работа этого бюро нам не дала.

Несравнимо лучше и шире было поставлено дело расшифровки неприятельских радиограмм в нашем флоте, что явствует из помещенной в морском журнале «La Revue maritime» от ноября 1932 года, страницы 597–626-е статьи старшего лейтенанта Стеблин-Каменского «La guerre de mines dans Mer Noire» («Минная война в Черном море»), выдержки из коей приводятся ниже.

Расшифровка немецких морских радиограмм ведет начало, говорит старший лейтенант Стеблин-Каменский, со времени извлечения нашими водолазами секретных документов, в том числе и радиотелеграфных шифров, с погибшего осенью 1914 года вблизи Оденхольмского маяка в Балтийском море немецкого крейсера «Магдебург». В 1914 же году по просьбе англичан были командированы для связи с ними капитан I ранга Кедров и капитан II ранга Смирнов, так как у англичан в то время была мысль проникнуть с частью своего флота в Балтийское море. Этим офицерам было поручено передать англичанам и этот морской шифр, который они лично вручили Первому лорду адмиралтейства (морскому министру) Уинстону Черчиллю в присутствии Первого морского лорда (начальника Морского Генерального штаба) принца Людвига Баттенбергского и начальника штаба контр-адмирала Оливера. С этого времени расшифровка немецких морских радиограмм была поставлена рациональным образом, причем мы работали в полной связи с англичанами. Для этого и в Балтийском море, и в Севастополе были построены специальные подслушивающие станции. Следует заметить, что турки во флоте пользовались тем же германским шифром. По словам старшего лейтенанта Стеблин-Каменского, несколько раз немцы и турки меняли свой шифр, не трогая его системы, и всякий раз мы его разгадывали.

Благодаря расшифровке немецких радиограмм в Балтийском море мы были точно осведомлены о составе неприятельских сил и даже часе форсирования Рижского залива.

Не менее поразительны были результаты расшифровки и в Черном море. Так одна из расшифрованных неприятельских радиограмм извещала ночью, что на заре, то есть через несколько часов, две турецкие моторные канонерки, идя из Бургаса в Константинополь, подойдут к европейскому мысу Карабурну. В восемь часов утра бывший в море крейсер «Память Меркурия» сообщил: «Потопил две турецких канонерки».

Так как турки продолжали делать все оперативные распоряжения по радиотелеграфу, то этим же путем мы узнали о гибели на наших минах немецких лодок у Босфора и Варны.

В сентябре 1916 года турки протралили проход вдоль азиатского побережья для большого транспорта, долженствовавшего идти с грузом угля из Зунгудалка, которому об этом пути туда и было сообщено по радио. Немедленно же наши миноносцы забросали минами протраленный канал, а из последовавшей неприятельской радиограммы мы узнали, что транспорт этот затонул на нашей мине.

В декабре 1916 года штаб нашего Черноморского флота получил сведение, что при отступлении нашей армии из Констанцы левый фланг ее обстреливался немецкой канонеркой. В тот же день нами был расшифрован приказ этой подводной лодке вернуться в Константинополь, использовав для этого только что протраленный канал. Немедленно же из Севастополя вышли миноносцы для постановки мин в протраленном канале, а через 48 часов из расшифрованной радиограммы стало известно, что эта немецкая подводная лодка затонула на поставленных минах. Это была последняя немецкая подводная лодка, выходившая в Черное море.

В Англии к расшифровке перехватываемых немецких радиограмм, на основании заметки французского морского журнала 1928 года «La Revue maritine», приступил по просьбе Первого лорда адмиралтейства профессор Альфред Уинг сейчас же после объявления войны. Работа эта и даже самый факт существования ее держались в большом секрете и вся дешифровальная служба известна под названием работы «Комнаты № 40». К концу войны ею занимались около пятидесяти человек, причем в сутки перехватывалось до 2000 радиограмм.

Работа «Комнаты № 40» была настолько успешна, что о точном часе прибытия и о направлении немецких сил в сражении при Доггер Банке англичане знали еще накануне его благодаря отдававшимся немецким судам распоряжениям по радиотелеграфу. Вообще, начиная с декабря 1914 года немецкий флот не делал передвижений, которые не были бы известны англичанам из отдаваемых немцами по радио распоряжений. Таким образом и Ютландское сражение далеко не было неожиданным для англичан, их ввела в заблуждение лишь перемена главнокомандующим немецким флотом накануне этого сражения позывного своего адмиральского корабля «Д. К.» с позывным порта Вильгельмсгафен «U. W.». Это обстоятельство заставило англичан думать, что адмиральский корабль был на базе. Недоразумение это было однако рассеяно подробным рапортом командира крейсера «Саутчомптон».

Столь блестящих результатов англичане достигли благодаря нахождению в их руках нескольких экземпляров шифров, вероятно, с потонувших германских судов, что дало возможность изучить самую систему немецкого шифрования, которая была очень проста, почему редко к тому же практиковавшаяся перемена ключей к шифру не могла охранить его от следующих английских криптографов.

Лишь в 1916 году немцы стали замечать, что в течение 24 часов всякую немецкую радиограмму могла расшифровать любая немецкая станция, даже не имея дешиф-ранта. Только тогда введен был новый шифр, не имевший прежних недостатков, ключ к коему менялся каждый день. Таким образом Великая война выдвинула наряду с такими боевыми техническими средствами как авиация и химическое оружие на видное место радиотелеграфию не только как могучее средство связи, особенно во флоте, но и как средство разведки, равного коему до сих пор история еще не знала. Как средство разведки радиотелеграфия является связующим звеном между войсковой и тайной разведками. Обладая почти той же степенью достоверности сообщаемых ею сведений как и войсковая разведка, радиотелеграфия дает вместе с тем возможность проникать в тайные оперативные замыслы противника путем чтения его распоряжений, то есть является уже отделом тайной разведки, так называемой документальной разведки, обслуживаемой обыкновенно шпионами. Последнюю она однако превосходит как невероятной быстротой доставки донесений, так и в смысле размеров информируемого ею района, особенно если радиограмма исходит из крупного штаба.

Так как главное затруднение при пользовании этим средством является дешифровка неприятельских радиограмм в большинстве случаев без шифра, то все старания руководителя тайной разведки должны быть направлены на приобретение их какой угодно ценой, с одной стороны, и на привлечение ученых-специалистов к этому трудному, но чрезвычайно важному делу, с другой стороны, как то сделали Англия и Германия в Великую войну, обратившись к сотрудничеству даже профессоров.

В заключение необходимо хотя бы вкратце дать понятие о шифрах. Большой знаток раскола, известный писатель П. И. Мельников (Печерский) в своем романе «В лесах» приводит употреблявшийся в XVII веке и даже ранее простейший шифр, служивший раньше и для наших дипломатических сношений, так называемую «тарабарскую грамоту», который затем был в употреблении наравне с другими у наших раскольников. Пишутся согласные буквы алфавита в таком порядке:

б, в, г, д, ж, з, к, л, м, н, щ, ш, ч, ц, х, ф, т, с, р, п

Для зашифровки употребляют вместо ц букву д, вместо х букву ж и обратно, оставляя на своих местах все гласные буквы (см. ч. III, стр. 17). Само собой разумеется, такой шифр легко поддается расшифровке.

Немцами в их «Справочной книжке» для офицеров Генерального штаба приведен образец шифра, тоже не отличающийся замысловатостью, но зато чрезвычайно простой в обращении. Входной фразой к нему должна служить условная фраза, например, «Wacht am Rhein». Под этой, написанной в одну строку, фразой делается сетка из 12 вертикальных столбцов по числу букв этой фразы, в которые и вписывается в нескольких горизонтальных строках по 12 букв открытый текст донесения. После этого начинают брать буквы, следуя алфавиту, то есть второй ряд, соответствующий первой букве алфавита, а далее шестой, соответствующий ей же, затем третий, соответствующий букве с, и так далее. Выбранные буквы разбивают в группы по пяти, отделяя их тире.

У нас одно время тоже употреблялся этот шифр в разведывательном отделении, но ввиду его простоты было решено потом зашифрованный один раз текст накладывать второй раз на ту же сетку. Все это впрочем не настолько усложняло шифр, чтобы затруднить его разгадку. Повторяю, достоинство этого шифра заключалось в его простоте, ибо надобно было знать только входную фразу. Вскоре шифр этот был нами оставлен.

Можно до бесконечности варьировать с зашифрованными фразами, накладывая их, например, на определенного размера геометрические фигуры, спирали и пр.

Современные шифры более сложны и входные числа к ним меняются ежедневно.

Говоря о шифрах, нельзя не упомянуть о секретных кодах, в которых общеупотребительные слова и фразы обозначаются условными сочетаниями букв и цифр. Коды представляют собой большие уже книги, в переплет коих вкладываются свинцовые пластины, дабы утяжелением книг насколько возможно затруднить их похищение, морским же кодам дать возможность поскорее потонуть, дабы столь секретный документ не попал в руки врага.

Печатание таких кодов должно быть обставлено большими предосторожностями и стоит оно от сотен тысяч до миллионов рублей. Набор кодов и корректура их обыкновенно делится между несколькими особо доверенными лицами, дабы они не могли охватить всей картины. При печатании принимаются все меры, чтобы не было напечатано лишних экземпляров, для чего кроме счетчика в машине, бумага для печатания отпускается тоже счетом. Отправка шифров по местам производится тоже при посредстве особо доверенных лиц.

Чтобы сохранить тайну шифра необходимо точно указать срок вступления его в действие, после чего старый шифр ни под каким видом не может уже более употребляться. В случае пропажи шифра, о чем должно быть немедленно же донесено, вступает в действие также одновременно запасный шифр.

Невзирая однако на все принимаемые меры по охране шифров техника расшифровки, с одной стороны, и попытки агентурным путем приобрести их, с другой, творят свое упорное дело разгадывания шифров. Без такого дешифровального бюро в настоящее время немыслимо ни одно правильно организованное разведывательное отделение.

Г. Обработка материалов тайной разведки.

Добытые и проверенные данные тайной разведки должны стать базой для издания сборников о вооруженных силах наших противников и военно-статистического описания приграничной с ними территории. Особенное внимание уделяется при этом описанию укрепленных пунктов. Для нужд действующих против них войск должны быть составлены подробные их описания, иллюстрированные планами и чертежами. Перед Великой войной это было по свидетельству даже наших противников блестяще сделано Главным управлением Генерального штаба и соответствующими штабами военных округов. Особенно полно и хорошо были обследованы и описаны германские крепости и укрепления. Мне хочется несколько подробнее остановиться на изготовлении плана крепости Перемышль на основании неудачного и в достаточной уже степени выцветшего фотографического снимка со специальной карты этой крепости в масштабе 1:25000.

Я сознавал необходимость издания этого плана, но руки опускались перед техническими трудностями. Через служившего в Главном управлении Генерального штаба полковника Скалона, впоследствии, говорят, застрелившегося из-за нежелания как эксперта подписать Брест-Литовский мир, я попросил это сделать Главное военно-топографическое управление, но получил отрицательный ответ. Я тогда же сказал полковнику Скалону: «А мы все-таки сделаем этот план», — что и имело место на самом деле.

Я обратился тогда к директору отлично оборудованного в техническом отношении частного заведения графических искусств в Варшаве Б. Л. Вержбицкому. Так как самым главным недостатком сфотографированных частей плана являлась непараллельность всех его сторон и бледность отпечатка, то немало времени потребовалось, чтобы путем последовательного фотографирования добиться параллельности двух сторон и вручную усилить контуры. После этого была построена на основании цифровых указаний на плане географическая сетка, в четырехугольники коей и наклеивались куски сфотографированного плана. Таким образом ошибки не могли выходить за пределы этих четырехугольников. Уменьшенная фотография с этого сделанного из лоскутков плана свела почти на нет зазоры между разрезанными кусками, которые все же пришлось исправлять тоже вручную.

Таким-то тяжелым, кропотливым трудом военных топографов штаба Варшавского военного округа был получен оригинал плана крепости Перемышль, с уменьшенной копии коего и были потом напечатаны 3000 экземпляров в несколько при том красок. О трудности этой кропотливой работы я могу судить по произведенной мной корректуре, когда все время приходилось рассматривать оригинал через лупу. На эту работу понадобился почти год времени. При осаде этой крепости это был единственный ее план, спасший жизнь не одной тысяче людей.

Что касается Краковской крепости, то мне не удалось издать ее точный план. Пришлось ограничиться фотографическими снимками со специальных планов ее в масштабе 1 : 25 000, подняв на них красками укрепления. Наличие клише давало возможность всегда напечатать с них требуемое количество копий.

Планы германских крепостей были изготовлены с немецких оригиналов, а потому и были так точны по свидетельству генерала фон Франсуа.

Все эти перечисленные материалы должны служить основанием для разработки за противника первоначального плана войны и для постановки первых ее задач. Все это должно согласоваться с подготовкой района сосредоточения армий противника в дорожном, артиллерийском, военно-инженерном, воздухоплавательном, интендантском и военно-санитарном отношениях. Затем составляются планы перевозок армий в районы сосредоточения — исходные пункты для начала боевых действий. Постановкой задач сосредоточенным армиям и заканчивается роль тайной разведки мирного времени.

Указанными выше работами занимался у нас особый отдел так называемых отчетных работ, то есть плана войны, выполняемых в остальных своих частях мобилизационными отделениями штабов военных округов. Если эти тяжелые работы делались мобилизационным отделением совместно с заведующим передвижением войск, оперировавшими с совершенно определенными своими данными, то можно себе представить, насколько все это затруднялось для разведывательных отделений неточностью, а иногда и полным незнанием этих данных в отношении противника.

Отчетные работы представляют однако интерес для высших начальствующих лиц, а не для войск. Для их же пользования были изданы штабом Варшавского округа особые схемы пограничной местности Германии и Австро-Венгрии с указанием в первые дни мобилизации расположенных там полевых войск и формирований военного времени. Такими схемами были снабжены все эскадроны и разъезды особой важности, которые были готовы к выступлению через два часа после объявления мобилизации.

Для ознакомления войск с организацией и тактикой наших противников мною были изданы подробные квартирные расписания германской и австро-венгерской армий с указанием начальствующих лиц до командиров батальонов включительно, форм обмундирования, отличительных цветов и пр., что послужило потом хорошим пособием при опросе пленных; ряд пособий для ведения тактических занятий нашими противниками с войсками, серия картин, иллюстрирующих тактические упражнения войск, и пр. Значительную роль в деле ознакомления войск с армиями наших противников играл и вышеупоминавшийся журнал «Военное дело заграницей».

Д. Заключение.

Выше подробно рассмотрены виды тайных разведок: личная и документальная со связующим их звеном войсковой и радиотелеграфной разведками. Каждый из этих видов имеет свои плюсы и свои минусы, но они должны работать независимо и параллельно, взаимно друг друга дополняя и контролируя. Где неблагоприятно складывается обстановка для одной, может выручить другая, всегда преследуя одну цель — проникновение в планы противника. Работа тайной разведки есть та же война, но | в мирное только время и другими средствами, где изворотливость ума, сила воли и мужество играют первенствующую роль! Слишком многим рискует человек, отдавшийся работе по тайной разведке, чтобы можно было объяснить все его деяния лишь простой алчностью к деньгам. Есть немало среди них людей идейных, и является еще большим вопросом, где нужно больше мужества, сражаясь бок о бок со своими товарищами, или же будучи всегда предоставленным самому себе, не имея возможности ни с кем поделиться сокровенными своими мыслями, ежеминутно ожидать в лучшем случае лишения свободы, если не виселицы. Во всяком случае пожертвовавший жизнью за благо своего отечества шпион должен быть рассматриваем как и погибший на поле брани солдат.

Если столь высоки требования к рядовому шпиону, то насколько они должны быть повышены в отношении руководителя тайной разведки. При распространении в настоящее время войны на все области проявления человеческого ума и деятельности это должен быть всеобъемлющий ум, чтобы быть «с веком наравне». Кроме того он должен обладать особым аналитическим умом, дабы в мелочах улавливать общую картину, то есть обладать некоторым даром прозрения. Он должен быть вполне застрахован от разного рода увлечений, свойственных его возрасту, быть своего рода аскетом, находя выход своей энергии в азарте работы по тайной разведке. Но самое главное — он при огромном хладнокровии должен быть абсолютно честным человеком, так как он является бесконтрольным расходчиком отпускаемых на тайную разведку средств. В самом деле, ни один серьезный тайный агент никогда не даст расписки в получении денег, являющейся самой сильной против него уликой в руках руководителя тайной разведкой.

Со мной был такой случай. Агент, доставивший нам огромное количество ценнейших документов, требовал за них около 17 000 рублей, которыми я должен был быть снабжен, идучи на свидание с ним за границей. Так как эта сумма составляла около одной трети годового бюджета на тайную разведку, то я спросил свое начальство, одобрит ли оно мне этот кредит. На самом же деле, если бы агент потребовал в десять раз большую сумму, то и она была бы далеко не чрезмерной. Хотя я просил себе полномочий распоряжаться этой суммой, все же надеялся кое-что выторговать, но никоим образом не в ущерб добрым отношениям с агентом, что я ставил превыше всего. На самом деле мне удалось сговориться с агентом на сумме в 12 000 рублей, то есть сэкономить 5000 рублей. Конечно мое начальство было этим довольно и назначило мне в награду 300 рублей, чем я также очень был доволен.

Этот случай я привожу также и для того, чтобы рассеять легенды, повторяемые даже иностранными специалистами по тайной разведке, о том, что мы якобы платили своим агентам гроши, держа их в руках уплатой первой суммы денег и угрозой их выдать.

Суммы, расходовавшиеся на тайную разведку, назывались у нас «суммами на известное Его Императорскому Величеству употребление». Расход их контролировался генерал-квартирмейстером как непосредственным начальником руководителя тайной разведки, то есть начальника разведывательного отделения, высшей же для них обоих инстанцией был начальник штаба округа.

Это абсолютное доверие начальников по отношению к руководителю тайной разведки я нередко характеризовал своему генерал-квартирмейстеру такими фразами: «Если Вам, Ваше Превосходительство, даже во сне приснится, что Ваш начальник разведывательного отделения нечистоплотен в денежном отношении, то Вы, проснувшись, его смените, так как контролировать его нет возможности».

В таком живом деле как тайная разведка и отношения наверху к своему начальству и внизу со своими агентами должны быть проникнуты доверием к слову, а не покоиться на бюрократической основе.

Выше мною чаще всего приводились примеры из практики тайной разведки мирного, а не военного времени. Причина тому — слабая работа ее в период войны. Если нашу тайную разведку мирного времени на основании утверждений наших противников можно считать хорошо поставленной, то это нельзя сказать про тайную разведку военного времени. Главное тому объяснение — недооценка на верхах этого могучего средства в руках командования. В самом деле с началом Великой войны весь персонал разведывательного отделения Главного управления Генерального штаба с генералом Монкевицем во главе уходит даже не в Ставку Верховного главнокомандующего, чему надлежало бы быть, а в высшие (По смыслу должно быть низшие. — Прим. состав.) штабы, предоставив молодым и совершенно неопытным их заместителям расхлебывать не ими плохо заваренную кашу. Между тем на Главном управлении Генерального штаба лежала чрезвычайно ответственная работа по ведению через военных агентов нейтральных стран тайной разведки в глубоком тылу наших противников.

Для того, чтобы знать как велось это дело, достаточно привести помещенную в копенгагенской газете «Berlingske Tidende» от 10 января 1939 г. рецензию о вышедшей книге норвежского полицеймейстера Joh Sohr «Шпионы и бомбы», в коей говорится об одной сотруднице нашего военного агента в Копенгагене полковника Потоцкого во время Великой войны. Она была кафешантанной танцовщицей, в дни молодости много путешествовала и познакомилась с полковником Потоцким, предложившим ей быть шпионкой в Германии. Для виду она согласилась, но фактически жила в Норвегии, где и читала газеты, делала из них вырезки, записывала их шифрами и два раза в месяц приезжала якобы из Германии с докладом, получая за каждый приезд по 500 крон. Вся эта история длилась в течение нескольких месяцев.

В самой Ставке Верховного главнокомандующего настолько не придают значения делу тайной разведки, что даже не формируют особого разведывательного отделения для общего руководства этим нелегким делом в армиях и для постановки очередных задач Главному управлению Генерального штаба. Этим же обстоятельством надлежит объяснить и полное игнорирование Ставкой радиотелеграфной разведки, когда дело это хорошо было поставлено в подчиненном ей флоте, откуда и можно было бы пересадить его в сухопутную армию.

В результате этого небрежения всю Великую войну мы вели вслепую, и наша тайная разведка являлась плохим помощником в деле осведомления о противнике оперативной части штабов. Блестящий таким образом опыт тайной разведки мирного времени был сведен почти на нет во время Великой войны только благодаря низведению ее опять на роль пасынка, как то было до Русско-японской войны, и полному игнорированию опытных ее работников, которых Ставка расценивала как рядовых офицеров Генерального штаба, не используя их специальных познаний и опыта. За все это небрежение в таком важном и ответственном деле как тайная разведка мы заплатили потом сотнями тысяч жизней, миллионами денег и даже существованием самого государства.