Обеспечение артиллерии боевыми припасами

Обеспечение русской артиллерии к началу войны боевым комплектом выстрелов, положенным по мобилизационному расписанию 1910 г., указано в части I этого труда.

Полевая легкая артиллерия выступила на войну, имея при себе “возимый” боевой комплект полностью{295}. Что же касается запаса выстрелов, положенного содержать в местных артиллерийских парках, то боевые припасы местных парков для легкой, конной и горной артиллерии{296} состояли полностью, выстрелов же для легких 122-мм гаубиц в мортирных местных парках нехватало до положенного комплекта около 12%. Недостаток выстрелов для полевой тяжелой артиллерии — 107-мм пушек и 152-мм гаубиц — был угрожающим, достигая 52% от положенного боевого комплекта. Однако, в первое время войны недостаток этот не беспокоил командование русской армии, уверенное в том, что в маневренных боевых операциях главная роль будет принадлежать огню 76-мм полевых пушек. В течение первого года войны заботы русского командования сводились почти исключительно к обеспечению полевой артиллерии 76-мм патронами. [324] О выстрелах к орудиям более крупных калибров стали беспокоиться лишь с осени 1915 г. с переходом к позиционной войне. Нужда в выстрелах крупного калибра особенно обострилась в 1916 — 1917 гг. войны, когда стали предпринимать попытки к прорывам укрепленной полосы противника.

Начиная войну, верхи русской армии не сомневались в том, что заготовленных запасов 16-мм патронов (по 1 000 на легкую и конную пушку и по 1 200 на горную) должно хватить если не на год, то во всяком случае на первые 4 — 6 мес. войны. Предполагали, что за это время русские заводы успеют развернуть свою производительность, что к весеннему оживлению военных действий израсходованные запасы будут пополнены и русская полевая артиллерия вступит в кампанию 1915 г. вполне обеспеченная боевым комплектом 76-мм патронов. Предполагали, что так будет повторяться и впредь, если бы война затянулась, сверх всякого ожидания, на срок свыше года.

Предположения эти не оправдались. С августа 1914 г., едва начались боевые действия, как из армии, под впечатлением большого расхода снарядов, посыпались самые настойчивые и тревожные требования на пушечные 76-мм патроны.

В конце августа начальник штаба верховного главнокомандующего Янушкевич писал военному министру Сухомлинову, что “вопрос о патронах для артиллерии — ужасный кошмар”{297}, и телеграфировал начальнику ГАУ, что положение в отношении снабжения пушечными патронами “критическое”, что непрерывные бои на фронте “нарушают все теоретические расчеты”, что артиллерия действует чрезвычайно успешно, но “достигает этого чрезмерным расходом патронов”.

Для выяснения вопроса о расходе 76-мм патронов были командированы на Юго-западный фронт из Ставки два генерала, которые, как телеграфировал военному министру Янушкевич,

“имея все цифровые материалы, личными переговорами с начальством тыла убедились в справедливости тревожных симптомов, грозящих катастрофой, быть может, в последнюю минуту поражения противника”.

По подсчету Ставки израсходовано было 76-мм патронов за три недели “в среднем на каждое орудие около тысячи”, т. е. участвовавшими в боях орудиями был израсходован весь комплект выстрелов, рассчитанный на год и не менее как на полгода ведения войны.

Этот подсчет Ставки вызывает сомнения в его обоснованности, так как в то же время (2 сентября 1914 г.) главнокомандующий армиями Юго-западного фронта Иванов телеграфировал военному министру, что за время боев с 10 по 26 августа включительно было израсходовано всего около 720 000 пушечных 76-мм патронов, что составляет в среднем, примерно, по 350 патронов на пушку, или по 22 патрона на пушку в день.

Нельзя не согласиться с Ивановым, что такой расход “должно признать весьма умеренным для указанного периода”. На 5 — 6 недель войны следующего периода Иванов требовал до 1 400 000 легких пушечных патронов, 25 000 горных 76-мм патронов, 75 000 выстрелов для 122-мм гаубиц и по 300 выстрелов на орудие полевой тяжелой артиллерии. [326]

Поддерживая требования Иванова, наштаверх сообщил военному министру, что верховный главнокомандующий считает необходимым принять самые экстренные меры, не останавливаясь ни перед чем, дабы довести ежемесячное изготовление пушечных патронов до полутора миллионов, так как только при гарантии такого обеспечения 76-мм патронами армии могут вести дальнейшие операции с той же интенсивностью, как это имело место до сих пор на Юго-западном фронте.

Вскоре после того, 8 сентября 1914 г., главковерх телеграфировал царю, что главком Иванов вынужден приостановить операции на Перемышль и на всем фронте, “пока патроны не будут доведены в местных парках хотя бы до ста на орудие”.

В то время в распоряжении Иванова, кроме возимого комплекта батарей и полевых парков, оставалось в местных парках лишь около 25 патронов на орудие, а с таким запасом действительно рискованно было вести боевые операции, расходуя возимый комплект и не имея уверенности в своевременном его пополнении из местных парков.

По мобилизационным соображениям 1910 г. признавалось, что 76-мм пушки “обеспечены снарядами, по крайней мере, на год войны”, при установленной норме в 1 000 патронов на пушку{298}. Следовательно, ежемесячная потребность на орудие определялась приблизительно в 80 выстрелов , а на все — около 6 000 легких полевых пушек — до 500000 пушечных 76-мм патронов.

Требование давать армиям ежемесячно по 1 500 000 76-мм патронов и произведенный на Юго-западном фронте расход около 350 патронов на пушку за 16 дней боевых операций служили неопровержимым доказательством грубой ошибочности мобилизационных расчетов мирного времени и необходимости незамедлительного снабжения армий 76-мм патронами сверх установленных норм.

Русские заводы, изготовляющие элементы пушечных выстрелов, могли с первого же месяца войны работать для образования запаса 76-мм патронов, требуемых сверх установленной нормы. Но производительность их была слишком мала, а для ее увеличения необходимо было много времени, так как при подготовке к войне никаких мер к ускорению мобилизации промышленности и развитию ее производства принято не было.

Для начальника ГАУ Кузьмина-Караваева, как он объяснял в своих показаниях верховной следственной комиссии,

“ясно обрисовалось беспомощное состояние армий Юго-западного фронта, имеющих полевую артиллерию, обреченную на бездействие в продолжение многих месяцев”.

Требование высылки по 1 500 000 76-мм патронов в месяц свидетельствовало, — объяснял Кузьмин-Караваев, — что

“штаб и высшие войсковые начальники не знали ни о размере существовавшего запаса на время большой войны, ни о возможном успехе работы по восстановлению нарушенных запасов... Как бы тяжело ни было командующим армиями останавливать свои войска в то время, когда требовались активные действия, но их операции, естественно, должны были основываться на верных данных. [327] Они должны были знать, что обеспечение батарей 76-мм скорострельной артиллерии сводилось к следующему: 1) при выступлении в поход батареи имели по 1 000 патронов на пушку, из коих 428 при себе, остальные 572 будут подаваемы постепенно, до пятого месяца войны; 2) восстановление расходуемого запаса патронов производится в России, и непрерывной работой заводов через год будет приготовлено по второй тысяче на каждую пушку; 3) к дополнительному изготовлению патронов будет приступлено за границей, но этот заказ подвержен многим случайностям, и получение заказываемого начнется, в лучшем случае, через полгода”.

В действительности все 112 местных парков, положенные по мобилизационному расписанию 1910 г., благодаря ускоренному их снаряжению были поданы в тыловые запасы фронтов в течение первых 4 мес. войны; изготовлено же было сверх того русскими заводами в 1914 г. лишь около 470 500 патронов к 76-мм полевым и 145700 патронов к 76-мм горным пушкам.

Подача 76-мм патронов местными парками в действующую армию, как видно из табл. 26, производилась небольшими партиями — от 60 до 120 патронов на пушку в месяц, причем; ни в один месяц 1914 г. количество подаваемых патронов не достигло и 50% требуемого Ставкой количества — 500 000 ежемесячно.

Всего, следовательно, полевая артиллерия в, первые 5 мес. войны 1914 г. была обеспечена приблизительно 1 050 патронами на 76-мм пушку (428 возимого комплекта + 615 подано местными парками) и ежемесячно в среднем около 200 патронов, т. е. не так уж мало. [328]

Катастрофическое положение с 76-мм патронами не должно было иметь места, если бы подача их на фронт происходила сколько-нибудь планомерно по заранее составленным расчетам и если бы в распоряжении военного министра или верховного главнокомандующего оставался резерв в 56 местных парков, предусматриваемый мобилизационным расписанием 1910 г. Но с первых же дней войны все мобилизационные соображения о распределении и подаче местных парков были совершенно нарушены. Взамен нарушенного не было составлено никакого, хотя бы ориентировочного, плана, и в общем в первый период войны по части снабжения действующих армий пушечными патронами царил полный беспорядок.

Элементарно простая и неизменно применяемая во всех случаях военных операций идея резервов оказалась почему-то совершенно игнорированной в деле боевого снабжения. Штаб главковерха даже отказался от предложения ГАУ считать своим резервом остававшиеся к концу августа 1914 г. 35 легких местных парков и предложил направлять их постепенно на театр военных действий по требованиям фронтов и армий. Резерв этот сразу был разобран в действующей армии по частям теми, кто умел быть более ловким в требованиях.

Главным образом, в результате отсутствия правильной организации в деле боевого снабжения и получилось то, что при наличии вообще довольно значительного количества 76-мм патронов на фронтах и в тылу армии нередко их не оказывалось там, где в них была острая нужда, и в то время, как в одном месте достреливались чуть ли не последние пушечные патроны, в другом месте они имелись в избытке и почти совсем не расходовались. Многие части артиллерии из принимавших более активное участие в сражениях, несомненно, испытывали недостаток в боевых припасах, начиная с первого же месяца войны. Им не было легче от того, что где-то в тылу имеются еще склады боевых припасов. Им необходима была немедленная подача выстрелов в их “возимый запас”. Как только возимые запасы начинали истощаться, а на пополнение их выстрелы из тыла (местные парки) не прибывали, наступало в войсках тревожное состояние, переходящее в паническое, по мере того как приближалась необходимость расходования своего последнего “неприкосновенного” батарейного боевого комплекта.

Высшее командование армии, стремившееся все время к поддержанию запаса патронов на одном уровне, волновалось его понижением, ожидая еще более грозного недостатка в будущем. Тревога командования за будущее сказывалась в сокращении масштаба оперативных предположений и в ряде распоряжений, запрещающих войскам расходовать более определенного числа выстрелов в день боя. Неудачи армии на фронте стали объяснять, и часто не без оснований, недостатком пушечных патронов.

Верхи армии, разумеется, должны были знать, как правильно полагал начальник ГАУ Кузьмин-Караваев, чем они могут располагать в отношении обеспечения боеприпасами, чтобы строить свои оперативные соображения на реальных, а не на мифических или на неизвестных данных. Не следует, конечно, предпринимать ту или иную боевую операцию, если войска не обеспечены патронами настолько, что в них не будет недостатка, если заблаговременно не подготовлено непрерывное и достаточное питание армии боевыми припасами. [330] Необходимо также иметь при этом в виду соображения комиссии генинспарта, определявшей еще в 1906 г. норму боевого комплекта выстрелов по опыту русско-японской войны, что стеснение батарей в расходовании боевых припасов действует угнетающим образом на войска и приводит к упущению удобных случаев нанести неприятелю существенный вред внезапным массовым огнем.

Считаясь с этим основным положением и принимая во внимание скорострельность 76-мм пушки, прозванной в армии “мотовкой снарядов”, необходимо было обеспечить батареи, в особенности назначаемые для нанесения решительного огневого удара противнику, достаточно большим количеством патронов сразу же и подавать их батареям без малейшей задержки во все время боевых действий.

В расчетах на молниеносность войны боевое питание армии небольшими порциями (в среднем на 76-мм пушку по 99 — 100 патронов в месяц или по 3 патрона в день) было недопустимо.

В первый месяц войны, когда “возимые” запасы патронов в батареях и подвижных парках были еще полны и в распоряжении армии имелось около 40 местных легких парков{299} , не замечалось стеснения артиллерии в расходовании патронов и успешными ее действиями пехота восторгалась{300}. Когда же “возимые” запасы стали иссякать, а пополнение их из местных парков производилось медленно и понемногу, артиллерия вынуждена была беречь патроны; вместе с тем действия ее стали нерешительными и в общем слабыми.

Бережливость в расходовании боеприпасов доходила в 1915 г. на Юго-западном фронте до скопидомства,— это, с одной стороны; с другой стороны, политика Ставки сводилась к распределению вновь поступающих местных парков не в соответствии с потребностью в боевых припасах, а приблизительно поровну между фронтами и пропорционально количеству артиллерии на том или ином фронте. То и другое привело к тому, что после 5 месяцев войны, к январю 1915 г., остался неизрасходованным значительный запас — около 4 500 000 76-мм патронов, разбросанный по мелочам по обширному (до 1 400 км) фронту русской действующей армии, вместо того чтобы быть сосредоточенным в некоторых пунктах для обеспечения как следует артиллерии войск, действующих в решающих направлениях.

В течение этих 5 месяцев израсходовано было около 2 500 000 76-мм патронов, т. е. лишь немного более трети всего запаса 1914 г. (6 256 000 легких и 803 500 горных 76-мм патронов). Расход произведен крайне ограниченный — в среднем всего 464 000 патронов в месяц, а на одну 76-мм пушку — около 80 патронов{301}, который никак нельзя считать нормальным расходом. [331] Более близким к действительной потребности можно считать расход, произведенный в первый месяц войны (август), составляющий суммарно 1 102 000, или в среднем около 180 патронов на пушку в месяц. Расход же в последующие 4 мес. войны 1914 г. был ничтожный; в то же время и результаты боевых действий русской армии получились ничтожные и скорее даже отрицательные,

Непланомерность и беспорядок в боевом снабжении продолжались в течение не только 1914, но и всего 1915 г. войны. Только с 1916 г. боевое снабжение вообще и вопрос об образовании резерва боеприпасов, в частности, были поставлены на правильный путь.

По боевому опыту Юго-западного фронта в первый месяц войны норма снабжения указана была Ставкой (см. выше) в 1 500 000 76-мм патронов в месяц. Только при таком обеспечении боеприпасами высшее командование армии считало возможным вести боевые операции с тем напряжением, с каким они велись на Юго-западном фронте в августе и в начале сентября 1914 г. Следовательно, запаса в 4 000 000 — 4 500 000 76-мм патронов, с каким вступила русская армия в 1915 год, могло хватить лишь на 3 мес., и притом при израсходовании всего запаса до последнего патрона. На такой риск высшее командование армии не могло пойти, не зная, на что оно может рассчитывать в отношении пополнения боевых комплектов, тем более, что и ГАУ обещало дать на первые 3 мес. 1915 г. совсем немного пушечных патронов. В действительности, как видно из табл. 27, ГАУ дало в эти месяцы всего лишь 1 000 000 с небольшим полевых и около 125 000 горных 76-мм патронов. С такими ресурсами нельзя было решаться на сколько-нибудь серьезные операции, а потому, естественно, все широкие оперативные планы, задуманные высшим командованием, следовало отложить, пока не накопятся достаточные запасы выстрелов.

Только в том случае, если бы русская артиллерия не терпела недостатка в боеприпасах, могли быть реальными шансы на успех боевых действий и русской армии не пришлось бы переживать чрезвычайно тяжелых дней поражения и отступления в 1915 г.

Главное командование русской армии все же задумало в начале 1915 г. вести наступательные операции в двух направлениях: в Восточной Пруссии и на Карпатах. Эти кровопролитные операции разыгрались в феврале и марте и окончились весьма неудачно для русских.

Из Восточной Пруссии 10-я русская армия вместо наступления отступила с потерей целого 20-го корпуса, плененного немцами. Русским не только не удалось перевалить через Карпаты, но пришлось и отойти с них. Ограничение расхода 76-мм патронов и недостаток их играли большую роль, главным образом, в неудаче похода в Карпаты.

Недостаточность боевого питания артиллерии при движении в Карпаты в феврале и марте могла объясняться крайней трудностью организации подвоза с тыла в горы, да еще в пору распутицы, но крайний недостаток патронов в последовавший затем тяжелый отход армий Иванова с Карпат весною и летом 1915 г., т. е. в удобное для передвижения время, был результатом кризиса в боевом снабжении. Один из артиллеристов-участников этой операции на Карпатах пишет, [332] что в его памяти

“еще живы приказы по армиям Юго-западного фронта, коими предписывалось открывать огонь лишь по подходе противника на ближайшие дистанции. Помнятся также и широко практиковавшиеся по печальной необходимости бесснарядные артиллерийские резервы, как следствие желания обеспечить патронами хоть единичные батареи”{302}.

Весною 1915 г. Ставка, по опыту минувших боев, определила ежемесячную потребность в 1 750 000 пушечных 76-мм патронов, а летом того же года по инициативе созданного в Петрограде Особого совещания по обороне она была повышена до 3 000 000 (до 500 на орудие), т. е. в 6 раз больше довоенных предположений (500000 всего или в среднем по 80 патронов на орудие в месяц){303}.

Норма в 3 000 000 была близка к действительной потребности, но ежемесячная подача 76-мм патронов в 1915 г., как видно из табл. 27, в течение января — июня ни разу не поднялась даже до 800 000, и только с июля по декабрь, когда стали поступать патроны по заграничным заказам, ежемесячно подавали от 900 000 до 1 600 000 пушечных патронов.

Ежемесячная подача 76-мм патронов в 1915 г. не достигала не только нормы в 3 000 000, но и установленной весною нормы в 1 750 000. Поэтому патронный голод в питании 76-мм пушек ощущался не только в первый период войны в 1914 г., но, главным образом, в течение почти всего периода интенсивных боев 1915 г.

Нельзя сомневаться в том, что при правильной организации боевого снабжения и при наличии в распоряжении верховного командования резерва, боеприпасов этот голод не давал бы себя так остро чувствовать в 1914 г., но в первой половине 1915 г. катастрофа в питании 76-мм патронами была неизбежна, так как подача этих патронов до осени 1915 г. далеко не восполняла некомплект их в частях артиллерии, принимавших участие в активных боевых действиях армии.

В течение всего 1915 г. продолжалось бережное расходование выстрелов и равномерное распределение вновь изготовляемых боеприпасов пропорционально имеющейся на том или ином фронте артиллерии, а не в соответствии с боевой потребностью; при этом в армиях, не принимавших участия в интенсивных операциях, происходило значительное накопление боеприпасов.

Благодаря затишью операций на фронтах с переходом к позиционной войне и усилившемуся поступлению 76-мм патронов с русских и иностранных заводов, русская армия к третьему году войны стала довольно богата выстрелами к 76-мм пушкам. К февралю 1916 г. на фронтах (кроме Кавказского) состояло в среднем по 1 250 выстрелов на каждое 76-мм орудие; к концу же года — в декабре — запас достиг до 2 700 патронов на 76-мм пушку. [333] В связи с накоплением запаса 76-мм патронов расход их чрезвычайно увеличился в период интенсивных боевых операций первой половины 1916 г.

Во время брусиловского наступления на Юго-западном фронте при прорыве укрепленной полосы у д. Сопанов “одна из батарей ударной группы, за два дня боя, 22 и 23 мая, выпустила свыше 3 000 снарядов”. По сравнению с тратой снарядов французской и германской артиллерии этот расход — по 250 патронов на пушку в день боя — вовсе не является чрезмерным, тем более, что указанный расход относится к частному случаю одной батареи.

Боевых припасов в русской артиллерии хватало лишь для единичных подобных случаев. Уже 25 мая, при развитии дальнейших действий прорыва у д. Сопанов по овладению соседним участком неприятельской позиции,

“операция артиллерии была недопустимо ограничена боевыми припасами, — как пишет участник боя, артиллерист.— Вследствие этого группа двух легких и горной батарей, развивавших косоприцельный огонь по атаковавшемуся участку, обязана была вести преступно методическую подготовку. Результатом подобных вынужденных действий артиллерии явились огромные жертвы со стороны ведших атаку частей 35-й пех. дивизии...”{304}

Штабом главковерха предположено было произвести летом 1916 г. полное развитие операций на всех фронтах. На время этих операций (2 — 3 мес.) Упартом исчислена была, по опыту интенсивных весенних боев 1916 г. на Юго-западном фронте, ежемесячная потребность в 4 000 000 легких и 300 000 горных 76-мм патронов. Затем, по опыту боев всего 1916 г. на всех русских фронтах, включая не только время интенсивных боев, но и периоды затишья в боевых операциях, Упарт заявил ГАУ, для предъявления собравшейся в январе 1917 г. в Петрограде междусоюзнической конференции, ежемесячную потребность в 3 500 000 76-мм патронов (легких и горных). Эта потребность включала не только покрытие ежемесячного расхода, считавшегося в среднем достаточным, в 2 500 000 — 3 000 000 76-мм патронов (400 — 500 на орудие), но и образование некоторого запаса выстрелов для резерва главного командования (от 20 до 40% ежемесячной потребности).

С января 1917 г. ввиду накопления в резерве значительного запаса — около 16 000 000 — 76-мм патронов признано было возможным временно сократить ежемесячную подачу до 2 400 000, приблизительно по 400 патронов на орудие. Сокращение было допущено и в целях освобождения заводов, металла, рабочих рук для усиления производства снарядов более крупных калибров, которое во все время войны сильно отставало от потребности. Ввиду необходимости иметь постоянное наличие запаса выстрелов сверх нормы, определенной для боевого расхода, считалась более надежным обеспечением ежемесячная подача по 500 патронов на 76-мм пушку (легкую, конную и горную).

Из табл. 27 видно, что подача 76-мм патронов в армию шла небольшими дозами, медленно возрастая до мая 1915 г. — от 100 000 до 530 000 патронов в месяц. [334] В первый же месяц войны армия потребовала 1 500 000 пушечных патронов, а к весне 1915 г. потребность возросла до 1 750 000 в месяц. Следовательно, подача 76-мм патронов почти весь первый год войны удовлетворяла лишь от 1/15 до ? потребности армии.

При таких условиях естественна была как тревога командования за судьбы армии, так и невозможность осуществления сколько-нибудь широких оперативных замыслов.

В конце 1915 г., весь 1916 г. и первые месяцы 1917 г. потребность армии в 76-мм патронах, возросшая до 3 000 000 — 3 500 000 в месяц, удовлетворялась тылом на 50 и до 75%, но благодаря накоплению значительного количества огнеприпасов в резерве высшего командования армия со второй половины 1916 г. и в 1917 г. не испытывала недостатка в пушечных 76-мм патронах, — за редким исключением.

Вообще же для русской армии в период войны 1914 — 1917 гг. доставлено было немало 76-мм патронов — около 60 000 000, но армия получала их в продолжительные сроки, понемногу, и в свое время пушечные патроны не поспевали в армию туда, где в них встречалась острая нужда, в особенности в первые 1? года войны, последствием чего бывал “снарядный голод” и связанные с ним прочие, близкие к катастрофе бедствия, постигавшие русскую армию в 1914 — 1915 гг.

В наиболее благоприятных условиях в отношении обеспечения 76-мм патронами русская армия оказалась к последнему году войны (табл. 28).

Из таблицы этой видно, что если к числу патронов, состоявших на фронтах, добавить патроны, состоявшие в резерве Упарта, то в общем получится, что русская армия встретила 1917 год с большим запасом — до 3000 патронов на каждую 76-мм пушку.

К апрелю 1917 г. накопление запаса еще увеличилось и достигло максимального размера — до 4 000 патронов на 76-мм пушку. [335]

Вследствие значительного расхода 76-мм патронов в периоды июльской и Рижской операций 1917 г. и уменьшившейся подачи их — с 2 847 000 в январе до 50 000 в декабре, — запас патронов к концу ноября 1917 г. упал приблизительно до 2000 на орудие.

Наличие столь больших запасов со второй половины 1916 г. до конца войны — свыше 2 000 и до 4 000 патронов на 76-мм пушку — может навести на мысль, что определенные главным командованием нормы ежемесячной подачи 76-мм патронов от 1 500 000 до 3 000 000 (от 250 до 500 патронов на пушку) превышали действительную в них потребность. К такому заключению можно было притти еще и потому, что произведенный сравнительно небольшой расход 76-мм патронов считался многими из начальствующего состава царской армии, не исключая артиллеристов, “чрезмерным”.

Суворовский принцип “стреляй редко, да метко” служил основой искусства стрельбы русской армии и при скорострельном оружии. К тому же на практические стрельбы артиллерии отпускалось крайне ограниченное число снарядов; в расходовании их приходилось быть чрезвычайно бережливым, чтобы за счет экономии накопить снаряды для так называемых “групповых” стрельб, которые бывали вообще редко. Групповые стрельбы с переходом на поражение и массирование огня производились в исключительных случаях — обыкновенно лишь в смотровом порядке в присутствии высшего начальства, и то на самое минимальное время, оцениваемое несколькими минутами, с тем чтобы не тратить много снарядов. В результате таких условий производства практической стрельбы у большинства начальствующего состава сложилось убеждение в недопустимости большого расхода снарядов во всех случаях.

Забыто было принимавшееся во внимание при определении нормы боевого комплекта наибольшее число выстрелов, сделанное во время русско-японской войны 1904 — 1905 гг. отдельными батареями в односуточном бою, доходившее до 500 на орудие (во время Мукденских боев было израсходовано в среднем по 387 выстрелов на каждую 76-мм пушку).

Подготавливаясь к будущей большой войне на основе опыта войны с Японией, командование русской армией не могло не предвидеть, что расход боевых припасов в предстоящей войне, как общий, так и в отдельных операциях, должен превзойти в значительной степени расход минувшей войны.

Это отмечено было и “Наставлением для действия полевой артиллерии в бою”, утвержденным в 1912 г., в § 99 которого говорилось следующее:

“Боевые припасы являются главным источником боевой силы артиллерии”.

“Скорострельность орудий, дающая возможность легко выпускать большое число выстрелов в ничтожное время, и длительность современных сражений заставляют предвидеть огромный расход боевых припасов. В бою бывают случаи, когда артиллерия не имеет права жалеть снарядов. Поэтому, с одной стороны, необходимо в возможной степени ограничивать расход снарядов, а с другой — обеспечивать непрерывный и обильный прилив их на пополнение израсходованных”. [336]

Словом, расход 1 100 000 76-мм патронов, произведенный в первый месяц войны — в августе 1914 г., не должен бы быть неожиданным для высшего командования русской армии. Между тем “такой огромный расход выстрелов, — как писал бывш. начальник ГАУ А. А. Маниковский{305}, — тогда поразил всех”.

Для исследования причин большого расхода выстрелов артиллерией Ставка командировала на фронт двух представителей генерального штаба, а затем, в конце октября 1914 г., и одного артиллериста.

Представитель артиллерии пришел к выводу, что колоссальные расходы выстрелов имели место в период первых боев в Галиции и на реке Висле, и для удовлетворения этих расходов требовалось в среднем в месяц приблизительно по 600 выстрелов на 76-мм пушку. Главнейшей причиной большого расхода выстрелов он считал{306}

“неумелое применение в бою современной полевой артиллерии; в тактическом и в техническом отношениях со стороны войсковых начальников и отсутствие сведущего руководительства в боевой работе артиллерии”.

Происходило это, по его мнению, от недостаточного знакомства войсковых начальников со свойствами артиллерии: и вследствие отстранения старших строевых артиллерийских начальников от руководства боевой работой подчиненных им частей. В тех же редких случаях, когда старший общевойсковой начальник (командир корпуса) поддерживал своего помощника артиллериста (инспектора артиллерии корпуса), предоставляя ему решение всех специальных артиллерийских вопросов, тогда, в результате такой объединенной и дружной работы, “расход снарядов не поражал своею чрезмерностью”.

По мере значительного ухудшения пехоты, вследствие огромных потерь в кадровом составе, особенно офицеров, возрастали требования, предъявляемые к артиллерии. Эти требования “естественно вызывали огромную трату снарядов”..

При всяком движении вперед пехота требовала самого сильного огня от артиллерии. Приходилось слышать и такое суждение: “Артиллерийская стрельба заменяет нам офицеров”.

Многочисленные случаи отбития яростных атак противника как днем, так и ночью проведены были всецело огнем одной артиллерии, что требовало огромного расхода боеприпасов. Так, например, в осенний период боевых действий 1914 г. на 44-ю пех. дивизию произведено было 30 ночных атак, и “все были отбиты только огнем артиллерии”.

Наконец, одной из причин чрезмерного расхода снарядов можно считать безотказное удовлетворение артиллерией требований на выстрелы в первые два месяца войны{307}. [337]

Все обучение и воспитание артиллеристов в довоенное время было проникнуто идеей бережливости снарядов. В записке одного из видных артиллеристов действующей русской армии имеется, между прочим, довольно резкое суждение по этому поводу. В записке говорилось, что во время войны артиллеристы, отданные в “долгосрочную аренду пехоте”, потеряли “привычку бережливости” под влиянием требований пехотных начальников, стремящихся будто бы “шумом своих орудий заглушить шум разрывающихся, неприятельских снарядов”.

Автор записки до некоторой степени прав, но все же следует иметь в виду, что основное назначение артиллерии — быть помощницей пехоты, исполнять ее требования, устраняя своим огнем все препятствия, встречаемые пехотой в бою, прикрывая и защищая ее своим огнем от излишних потерь, а потому совершенно естественно по существу быть артиллерии “в аренде” у пехоты и забывать о бережливости в период упорных решающих боев.

Сам автор записки говорит, что “потери находились в обратной зависимости от интенсивности артиллерийского огня”: чем меньше стреляла своя артиллерия, тем потери в рядах своей пехоты бывали больше,— и наоборот. Например, приказание одного из командующих армией: “согласно распоряжению начальника галицийской группы ... не жалеть патронов и развить всемерное напряжение для борьбы с неприятельской артиллерией, действующей против 60-й дивизии”,— было вызвано желанием облегчить положение своей пехоты, подвергшейся яростным беспрерывным атакам и артиллерийскому расстрелу со стороны противника.

В вопросе о расходовании снарядов приходилось выбирать между снарядами и жизнью людей; желая сохранить людей, не жалели снарядов. Артиллерия не могла и не Должна была жалеть снарядов во всех тех случаях, когда от ее огня в значительной степени зависела участь сражения.

Бывало немало примеров в мировую войну (о них будет сказано ниже), когда многие старшие общевойсковые и пехотные начальники и даже некоторые старшие артиллерийские начальники не умели использовать могущество артиллерии при наименьшей затрате снарядов; бывали и такие примеры, когда снаряды тратились зря. Но все эти примеры не могут служить основанием к тому, чтобы обобщать заключение и считать, что успешные действия русской артиллерии в начале маневренного периода войны сопровождались “чрезмерным” расходом снарядов. Следует, наоборот, признать расход умеренным, в особенности по сравнению с расходом французской и германской артиллерии, а норму ежемесячной потребности в 76-мм патронах, установленную в маневренный период войны от 1 500 000 до 13000 000, т. е. до 500 патронов на орудие, вовсе не преувеличенной.

В 1916 г., в период позиционной войны, когда Упарт вел строгий учет боеприпасам, средний расход 76-мм патронов в месяц, выведенный из расхода за 5 мес. интенсивных боев, составил 2 229 000, т. е. около 370 патронов на пушку в месяц. В начале 1916 г. и затем с августа до конца 1916 г. было затишье в боевых действиях на [338] русском фронте с расходом приблизительно по 5 выстрелов на пушку в день. Это затишье являлось результатом крайнего переутомления враждующих сторон и переходом их к “позиционному сиденью”. Нельзя было рассчитывать на возможность повторения подобных мертвых периодов боевого затишья, а потому расход выстрелов в период затишья не принимался во внимание при определении нормы ежемесячной потребности 76-мм патронов на 1917 г. Напротив, имея в виду, что при совершении прорыва укрепленной полосы противника требуется огромный расход выстрелов, какой и бывал в отдельных случаях в 1916 г., достигая нескольких сотен выстрелов на пушку в день, Упарт исчислил ежемесячную потребность в 3 500 000 76-мм полевых и горных патронов, т. е. в среднем около 600 патронов на пушку, или 20 патронов в день на пушку.

Трудно утверждать, что эта норма отвечает в полной мере действительной потребности в расходе выстрелов, так как в зависимости от наличия пушечных патронов и чрезвычайно изменчивой боевой обстановки расход этот подвергался весьма большим колебаниям — от нескольких выстрелов до нескольких сотен выстрелов в день боя на орудие. Во всяком случае норма эта была установлена Упартом на основании тщательного изучения обширного материала, собранного по данному вопросу к 1917 г. Из материала, относящегося к периоду маневренной войны, наиболее обоснованной является телеграмма главкома Юго-западного фронта от 10 сентября 1914 г., подтвержденная наштаверхом, в которой указывалось, что произведенный на фронте средний расход выстрелов по 22 патрона на 76-мм пушку в день следует признать “весьма умеренным”. Установленная Упартом норма 20 патронов почти отвечает этому расходу и ее можно признать приемлемой для определения ежемесячной потребности выстрелов к 76-мм пушкам как для позиционной, так и для маневренной войны, но в тех, однако, условиях, какие сложились для русской артиллерии в мировую войну. Норма эта была установлена в зависимости от числа действующих орудий, от обширности театра военных действий, от развития транспорта, от развития и направления путей сообщениями пр., а также принимая во внимание расход выстрелов, произведенный в отдельные боевые операции. Средний боевой расход выстрелов на определенные дни интенсивных сражений или на определенный период боевых операций зависит, в свою очередь, от характера боевых столкновений — встречный бой в маневренной войне, наступление на обороняющегося противника, прорыв укрепленной полосы, оборона в условиях позиционной или маневренной войны рации.

Необходимо оговорить, что установление норм среднего боевого расхода выстрелов по опыту войн вовсе не исключает необходимости расчета выстрелов, требующихся для выполнения той или иной операции в каждом частном случае. Эти установленные нормы могут служить лишь отправными данными при составлении расчета общего суммарного количества необходимых выстрелов. [339] Как в бою от артиллерии требуется искусство маневрирования снарядами для сосредоточения огня в важнейшем решающем направлении, так при подготовке боевых операций требуется умелое маневрирование запасами артиллерийских выстрелов для сосредоточения их в необходимом количестве в соответствующих частях артиллерии.

Для определения норм среднего боевого расхода выстрелов к 76-мм пушкам в дни боев маневренного периода можно воспользоваться данными о расходе выстрелов на Юго-западном фронте в августе и сентябре 1914 г. Данные эти весьма различны, так как они относятся к расходу выстрелов в разнообразных боевых столкновениях — и по характеру и по продолжительности, а именно: в день боя тогда расходовалось от 20 до 63 патронов, что в среднем составит суточный боевой расход около 40 патронов на 76-мм пушку.

Для позиционного периода могут служить данные о расходе выстрелов, определенные Упартом по опыту весенних боев 1916 г. на том же Юго-западном фронте. По этим данным ежедневный средний боевой расход определился для 76-мм полевых пушек в 60 и для 76-мм горных пушек в 25 патронов на орудие.

Определившиеся указанные нормы среднего суточного боевого расхода 76-мм патронов весьма невелики, что можно объяснить для маневренного периода большим недостатком патронов, ставившим некоторые части артиллерии в 1914 — 1915 гг. в критическое положение .в отношении боевого питания; для позиционного периода — отчасти экономным расходованием патронов, отчасти тем, что для совершения прорывов укрепленной полосы противника требовался, главным образом, огонь гаубиц и тяжелых орудий, а не 76-мм пушек.

Для расчета количества выстрелов, необходимых для разрушения искусственных препятствий и поражения различных других целей при прорыве укрепленной полосы, нормы среднего суточного боевого расхода были значительно повышены. В 1916 г. Упартом была издана к “Наставлению для борьбы за укрепленные полосы” часть II: “Действие артиллерии при прорыве укрепленной полосы”, переизданная в 1917 г., одновременно с выпуском части III “Действия артиллерии при обороне укрепленной полосы”. В приложении VII части II указан примерный расход снарядов по дням на 76-мм пушку, исчисленный Упартом по данным всех истекших операций, а именно: на день (дни) подготовки атаки и самой атаки по 250 снарядов на пушку (200 гранат и 50 шрапнелей), с оговоркой, что на орудия, разрушающие проволоку, дают снаряды, судя по задаче (обычно около 500); на первый и второй день развития успеха — по 250 снарядов в день (из них 125 шрапнелей); на дальнейшие дни преследования противника — по 25 гранат и по 25 шрапнелей на день (исчислено в среднем за 7 дней). Всего же на 10 — 12-дневную операцию по “Наставлению” исчислено от 1 200 до 1 500 выстрелов на 76-мм пушку, или по 120 — 150 в день (с расходом части боевого комплекта батарей). Приблизительно такие именно расходы и бывали. Например, в боях с 16 по 19 июня 1917 г. артиллерия 6-го и 19-го корпусов израсходовала в среднем по 162 патрона на 16-ым пушку в день. В приложении IV части III указан примерный расход [340] при отбитии атаки по 250 снарядов (в том числе 100 шрапнелей) на 76-мм пушку в день.

Сравним боевой расход выстрелов, указанный в “Наставлении для борьбы за укрепленные полосы”, с данными о расходе выстрелов в позиционный период войны французской{308} и германской артиллерии.

В Шампани в сентябре 1915 г. за 5 дней боя французская артиллерия израсходовала в среднем по 250 снарядов на 75-мм пушку в день. В бою на Сомме в июле 1916 г. средний суточный расход в 3-й германской армии составлял около 350 снарядов на легкую полевую пушку, а французы за один только день боя 1 июля выпустили 270 000 75-мм снарядов, т. е. в среднем около 600 на пушку; расход же 75-мм снарядов за 16 дней операции на Сомме составлял в среднем 283 на пушку в день. Во Фландрии за 14 дней боя в конце июля 1917 г. расход достиг колоссальной величины — около 900 снарядов в день на 75-мм пушку (в этой операции участвовало только 240 полевых пушек на узком фронте в 4 км).

По заявлению полковника французской артиллерии Ланглуа (члена военной миссии в России), сделанному в августе 1916 г., французы считали возможным приступить к наступательной операции под Верденом лишь тогда, когда количество выстрелов на 75-мм пушку на все 20 дней предполагаемой операции будет доведено до 7 200 или по 360 выстрелов на пушку в день. В действительности французами в период с 21 февраля по 16 июня, т. е. за продолжительный период операции (116 дней) было израсходовано в среднем по 87 выстрелов в день на пушку; в некоторых же боях расход достигал 200 — 300 выстрелов в день на орудие.

Что же касается боевого расхода выстрелов в маневренный период войны, определенного Упартом в среднем в 40 патронов на 76-мм пушку в день, то он является явно преуменьшенным по сравнению с расходом французской артиллерии. Французская полевая 75-мм артиллерия израсходовала к концу Марнского сражения в сентябре 1914 г. почти весь свой боевой комплект — около 4 000 000 выстрелов, тогда как русская полевая артиллерия израсходовала за 5 мес. войны 1914 г. лишь около 2 300 000 76-мм патронов. Считая кругло, что в Марнском сражении с 6 по 12 сентября 1914 г. со стороны французов участвовало 3 480 орудий и что расход за все это время был около 1 100 патронов на 75-мм пушку, получим средний ежедневный боевой расход выстрелов до 160 на пушку, превышающий в 4 раза расход, определенный Упартом.

В общем попытки установить определенную норму суточного боевого расхода выстрелов артиллерии не приводят к сколько-нибудь точным положительным результатам. Ввиду больших колебаний в числах расхода выстрелов в зависимости от разнообразия крайне изменчивой обстановки боевых операций, выводить из этих чисел среднее арифметическое было бы неправильным. [341] Такие максимальные числа, как дневной расход французской полевой артиллерии — 600 выстрелов на орудие 1 июля 1916 г. на Сомме и 900 выстрелов на орудие в июле 1917 г. во Фландрии — являются исключением в отдельные дни особенно интенсивной стрельбы. Вообще же говоря, суточный боевой расход на 76-мм пушку не 40 — 60 патронов на пушку, как определял Упарт, а даже по 200 — 250 снарядов, как указано в “Наставлении для борьбы за укрепленные полосы”, можно считать скорее скромным, чем преувеличенным. Установленную же Упартом норму ежемесячной потребности — 600 патронов на 76-мм пушку (или 20 патронов в день) — можно считать достаточно обоснованной и могущей служить основанием для расчета мобилизационного запаса выстрелов к 76-мм пушкам, но лишь в условиях минувшей мировой войны (о чем уже упоминалось выше).

***

Русская армия во все время мировой войны терпела недостаток в выстрелах для легкой гаубичной и для тяжелой артиллерии, в особенности к орудиям крупных калибров. В начале войны этот недостаток не был достаточно осознан, так как полагали, что в полевых маневренных боях главную и почти решающую роль будет играть полевая пушечная артиллерия. К тому же тогда полевой тяжелой артиллерии было очень мало, а тяжелой артиллерии крупных калибров на вооружении маневренной действующей армии вовсе не было. Но со второй половины 1915 г., с переходом к позиционной войне, и до конца войны недостаток гаубичных и тяжелых выстрелов давал себя больно чувствовать и был более ощутительным, чем нехватка 76-мм патронов в первый год войны. Мы видели, что к началу войны некомплект выстрелов к 122-мм легким гаубицам выражался в 12% от положенного на всю войну числа в 1 000 выстрелов на гаубицу и что полевая тяжелая артиллерия вступила в кампанию только с половиною положенных ей комплектов : нехватало 75% выстрелов для 107-мм пушек при установленном комплекте 1 200 выстрелов на орудие и 39%выстрелов для 152-мм гаубиц при комплекте по 1 000 выстрелов на гаубицу.

Такой большой недостаток выстрелов к гаубичной и полевой тяжелой артиллерии должен был бы привлечь к себе серьезное внимание высшего командования с самого начала войны, но оно было озабочено только нехваткой 76-мм патронов и в течение первых месяцев не предъявляло тылу требований на усиленную подачу выстрелов к 107-мм пушкам и к 122-мм и 152-мм гаубицам. С 20 июля до конца декабря 1914 г. подано было, сверх имевшихся в армии к началу войны возимых и парковых запасов, лишь следующее количество выстрелов к 107-мм и к 122-мм и 152-мм гаубицам, за округлением: [342]
к 122-мм легким гаубицам — 94 340 выстрелов
к 107-мм пушкам — 39 260 выстрелов
к 152-мм гаубицам — 31 350 выстрелов

К февралю 1915 г. в армии оставалось:{309}
на 122-мм гаубицу — 540 выстрелов
на 107-мм пушку — 300 выстрелов
на 152-мм гаубицу — 500 выстрелов

Наличие даже такого ограниченного числа выстрелов все же мало обеспокоило Ставку главковерха, и только почти год спустя после начала войны была определена потребность в выстрелах для орудий указанных калибров, все время возраставшая, превосходя ежемесячную потребность на орудие, установленную в 1910 г., от 3 до 7 раз.

Потребность в выстрелах к тяжелым орудиям крупного калибра новейших систем и к старым 152-мм пушкам стала ощущаться со времени осады Перемышля и с переходом от маневренного к позиционному периоду войны. Особенно острая нужда в них сказалась в 1916 — 1917 гг., когда русская армия стала предпринимать прорыв неприятельской укрепленной полосы.

В 1914 — 1915 гг. потребность в выстрелах к немногим имеющимся в действующей армии тяжелым орудиям осадного типа (почти исключительно к 152-мм пушкам в 120, 190 и 200 пуд.) удовлетворялась по мере возможности, без всякого плана и определенных норм снабжения{310}, причем, несмотря на недостаток этих выстрелов, тратились они далеко не всегда целесообразно. Так, например, наштаверх Янушкевич писал 4 апреля 1915 г. главкому Северо-западного фронта Алексееву о недопустимости расхода снарядов крупного калибра, какой был произведен в февральских боях Гродненской крепостью, когда, как оказалось по произведенному, расследованию, снаряды к 152-мм пушкам Канэ и даже к 254-мм (10-дм) береговым пушкам были расстреляны по наблюдательным пунктам и пулеметам — в предположении, что они установлены на колокольне, фольварке или мельнице. При этом, по заверению старших начальников, “стрельба дала прекрасные результаты”{311}.

Интересным документом, характеризующим отношение к вопросу расходования снарядов, может служить доклад в 1916 г. наштаверху командующего крепостными и осадной артиллериями в Москве и окрестностях{312}, в котором говорилось, что Юго-западный фроит просит не высылать с тяжелыми батареями “обыкновенных” снарядов, имеющих разрывной заряд черного пороха, так как на фронте “тенденция их не употреблять, что может привести к быстрому израсходованию фугасных”. Между тем “обыкновенные” снаряды (пороховые) пригодны, если по задаче не требуется применение сильно взрывчатых: для обстрела деревень или других мест, где накапливается противник; для разрушения понтонных мостов; для стрельбы по работам в складах, депо и на переправах, по окопам с козырьками; при ураганном огне вперемежку с “фугасными” снарядами. [343] Немцы при ураганном огне (при обстреле позиций под крепостями Брестом и Осовцом) применяли большое количество старых снарядов некрупных калибров и плохого качества, но производивших сильное подавляющее впечатление.

“Успех дела зависит не только от знания правил стрельбы, — заканчивал свой доклад Лайминг, — но и от правильного применения снарядов в зависимости от имеющихся запасов боевого комплекта”.

На этом докладе имеется резолюция Алексеева, предлагающая сообщить всем, что

“нельзя игнорировать обыкновенные бомбы, иначе нечем будет стрелять: нужно применяться к обстановке, а не предъявлять требования невыполнимые”.

Между прочим, в докладе имеется предположение установить боевой комплект по 750 выстрелов на тяжелую пушку старых образцов.

В марте 1916 г., когда стали получать тяжелые орудия (главным образом по заказам из-за границы), была впервые определена единовременная потребность: на 203-мм гаубицу по 1 000 выстрелов, на 280-мм и на 305-мм гаубицу — по 800 выстрелов. Наконец, основываясь, главным образом, на теоретических расчетах и на возможностях вероятного получения выстрелов по выданным заказам, Упарт определил на 1917 г. как единовременную, так и ежемесячную потребность в выстрелах к тяжелым орудиям крупного калибра, показанную в табл. 29. [344]

В той же таблице показана ежемесячная потребность в выстрелах для легкой гаубичной и для полевой тяжелой артиллерии, окончательно определившаяся к 1917 г.

В табл. 29 сведены для сравнения данные о ежемесячной потребности, исчисленные по мобилизационным соображениям 1910 г. и заявленные конференции союзников на 1917 г.

Предъявляемые Упартом требования в отношении снабжения армии выстрелами к легкой гаубичной и к тяжелой артиллерии ГАУ считало “отвечающими потребности”. Эти требования были не только не преувеличенными, но в общем даже слишком скромными; тем не менее ГАУ удовлетворяло их в весьма слабой степени даже в последние два года войны.

В табл. 30 и 31 указана последовательность подачи во время войны выстрелов к легким гаубицам и к тяжелым орудиям средние и крупных калибров; в этих таблицах, а также в табл. 29 не показаны выстрелы к английским 127-мм (60-фун.) пушкам, к французским пушкам 90-мм, 120-мм и 155-мм и к гаубицам 15-см японским и 234-мм (9,2-дм.) английским, которые получались в ограниченном количестве вместе с орудиями из-за границы. [346]

Из этих таблиц видно, что ежемесячная подача выстрелов к легким гаубицам, достигшая максимума в октябре — декабре 1916г. — от 660 000 до 714 000 выстрелов, — несколько превышала указанную в табл. 29 — 550 000; в большинство же остальных месяцев войны подача выстрелов к этим гаубицам составляла от 6 до 50% потребности. Подача выстрелов к 107-мм пушкам в общем составляла лишь от 5 до 50% и только однажды, в июле 1917 г., поднялась случайно до 115 000 выстрелов, т. е. на 15 000 превысила норму, установленную Упартом. К 152-мм осадным пушкам Шнейдера подавалось ежемесячно от 5 до 60% потребности, а к остальным орудиям 152-мм калибра в общем от 10 до 60%. Что же касается ежемесячной подачи выстрелов к орудиям крупных калибров, то она колебалась от 0 до 50%, доходя в отдельные месяцы до 300% для 203-мм гаубиц (в июле 1916 г.) и до 83% для 280-мм гаубиц (в мае 1917 г.); суммарно же в 1916 — 1917 гг. подано было выстрелов гораздо меньше исчисленной потребности: для 203-мм гаубиц 64 876 выстрелов вместо 144 000, для 280-мм гаубиц 25 875 вместо 115 200 и для 305-мм гаубиц 14 980 вместо 96 000. [347]

Обеспечение выстрелами 122-мм полевых гаубиц в 1914 — 1915 гг. было почти в таком же неудовлетворительном положении, как и обеспечение полевых 76-мм пушек, и поэтому все соображения, высказанные в отношении полевых пушек, могут быть всецело отнесены и к полевым 122-мм гаубицам; но обеспечение этих гаубиц выстрелами оставалось неудовлетворительным и в 1916 — 1917 гг.

Обеспечение 152-мм полевых тяжелых гаубиц было еще значительно хуже; например, к 1915 г. у них оставалось лишь 30%) комплекта выстрелов, тогда как у 122-мм гаубиц имелся запас до 72 %.

Что же касается состояния боевого комплекта 107-мм скорострельных пушек, то к 1915 г. оно являлось безусловно критическим, а в 1916 — 1917 гг. несколько улучшилось (к весне 1916 г. запасы выстрелов на 107-мм пушку увеличились до 2 000, так как в то время на фронте было очень мало 107-мм пушек, когда же пушки на фронте были получены, то число выстрелов на орудие сразу значительно уменьшилось — к январю 1917 г. вдвое).

Осадные 152-мм пушки Шнейдера обеспечены были выстрелами весьма слабо. Например, в августе 1916 г. вновь сформированные батареи лит. “А” (вооруженные указанными пушками) выступали на фронт, обеспеченные лишь по 300 выстрелов на орудие{313}.

Снабжение же выстрелами орудий крупных калибров было совершенно неудовлетворительно; эти орудия получали в общем, всего лишь одну десятую того, что им нужно было в действительности. И если бы не кое-какие запасы подходящих снарядов береговых крепостей (особенно Владивостока, откуда снаряды приходилось перевозить за несколько тысяч километров по одноколейной Сибирской железнодорожной магистрали), а также не некоторая помощь со стороны морского ведомства (снабжавшего выстрелами 305-мм гаубицы Обуховского завода), то русская крупная тяжелая артиллерия была бы обречена чуть ли не на полное молчание на фронте.

До самого конца войны давал себя знать снарядный голод полевой гаубичной и тяжелой артиллерии, что всегда влекло за собою значительно ослабленную ее боевую деятельность. Нередко даже легкие полевые гаубицы открывали огонь лишь по особому разрешению с указанием определенного на это и всегда ограниченного расхода снарядов. Русской тяжелой артиллерии разрешалось вести огонь непосредственно перед и во время той или иной операции, тогда как германцы развивали ежедневно усиленную деятельность своей тяжелой артиллерии. Создавшиеся таким образом условия деморализующим образом сказывались на личном составе, обслуживавшем тяжелую артиллерию, порождая в силу бездеятельности скуку и праздность.

С целью накопления более или менее достаточного запаса выстрелов тяжелой артиллерии, необходимого для предположенной весною 1917 г. операции прорыва австро-германского укрепленного фронта, Упарт просил штаб главковерха указать фронтам на необходимость [348] не расходовать без крайней надобности выстрелов к крупным калибрам, так как иначе никакое накопление этих выстрелов немыслимо. Упарт сообщал штабу, что до решительной операции желательно вовсе не расходовать выстрелы к 152-мм пушкам в 200 пуд., Канэ и Шнейдера, к 254-мм (10-дм.) береговым пушкам, к 280-мм и 305-мм гаубицам, так как ожидаемое обеспечение выстрелами тяжелой артиллерии совершенно недостаточно, не удовлетворит минимальную предъявленную норму и может пагубно отразиться на боевых действиях всей группы ТАОН, имеющих весьма серьезное значение для предстоящих операций. Упарт признавал недопустимой трату тяжелых снарядов, подобную произведенной на Северном фронте, когда в одном из последних боев второстепенного характера фронт израсходовал: 5175 выстрелов 152-мм пушек в 200 пуд., 736 выстрелов 152-мм пушек Канэ, 782 выстрела к 280-мм и 984 выстрела к 305-мм гаубицам{314}.

Благодаря принятым мерам, ограничивающим расход снарядов в период “позиционного сиденья”, удалось к 1917 г. накопить довольно большие запасы выстрелов не только для 76-мм полевых пушек, но и к орудиям средних и крупных калибров, вследствие чего русская армия свои попытки прорыва фронта противника в июне — июле 1917 г. ознаменовала невиданной до того мощной артиллерийской подготовкой орудиями всех калибров — до 280 и 305-мм включительно.

По опыту весенних операций 1916 г. Упарт определил средний суточный боевой расход выстрелов на орудие 107-, 122- и 152-мм калибра в следующем размере:

122-мм гаубица — 40 выстрелов
152-мм гаубица — 55 выстрелов
107-мм скорострельная пушка — 40 выстрелов
107-мм пушка 1877 г. — 20 выстрелов
152-мм пушка в 120 пуд. — 40 выстрелов
152-мм пушка в 200 пуд. — 15 выстрелов
152-мм пушка Канэ — 25 выстрелов

Нормы эти много меньше действительной потребности, если их сравнить с данными о расходе выстрелов французской и германской артиллерии.

За недостаточностью опытных данных, Упарт не пытался определить средний суточный боевой расход выстрелов на орудие крупных калибров.

Во французской артиллерии средний суточный боевой расход на 1 тяжелое орудие выражался{315}:
в сентябре 1915 г. в Шампани — 69 снарядов
в июле 1916 г. на р. Сомме — 50 снарядов
в первый день 1 июля 1916 г. той же операции
на р. Сомме — около 125 снарядов

в конце июля 1917 г. во Фландрии — до 200 снарядов [349]

Максимальный расход — 200 выстрелов в день на тяжелое орудие — следует считать исключением и, быть может, правильнее было бы принять для французской артиллерии круглое число 100 снарядов в день на одно тяжелое орудие. Впрочем, ввиду большого колебания чисел расхода выстрелов вывести средний суточный боевой расход снарядов на тяжелое орудие сколько-нибудь точно еще более трудно, чем для полевых легких орудий. И если, например, для французской тяжелой артиллерии этот расход считать приблизительно в 100 выстрелов, то по данным о расходе германской артиллерии норма 100 выстрелов окажется совершенно недостаточной, так как германцы в операциях на р. Сомме расходовали в среднем в день на орудие средних и крупных калибров следующее число снарядов:

— осенью 1915 г. по 325 на легкую полевую гаубицу и по 247 выстрелов на 13-см пушку;

— в июле 1916 на орудие 10,5-см калибра 170 снарядов, на 15-см 119 и на орудие 21-см калибра 51.

В течение войны 1914 — 1917 гг. русская артиллерия получила всего ко всем имевшимся на ее вооружении орудиям около 72 312 000 выстрелов, в том числе: к 76-мм пушкам 60 437 000, к орудиям средних калибров (от 122-мм до 152-мм) около 11 760 000 и к крупным калибрам (от 203-мм до 305-мм) лишь 115 481.

Расход выстрелов русской артиллерии за первые 29 мес. войны в 1914 — 1916 гг. почти всех калибров орудий, состоявших на вооружении, показан в таб. 32. Суммарно, за округлением, общий расход выразился в 34 167 570 выстрелов.

В 1917 г. израсходовано было приблизительно 11 000 000 76-мм патронов, данные о расходе в том же году выстрелов других калибров не отличаются достаточной достоверностью. [350] Большое количество снарядов было уничтожено при взрыве склада боевых припасов на ст. Козово 1 мая 1917 г.{316}. Крупных боевых операций, вызывающих большой расход снарядов, в 1917 г. не было, за. исключением известного неудачного июльского наступления, о котором упоминалось. Во всяком случае в течение всей войны 1914 — 1917 гг. русская артиллерия израсходовала в общей сумме не более 50 000 000 выстрелов всех калибров, включая и химические снаряды.

Расход этот являлся огромным, даже непосильным для того состояния экономики, в каком находилась тогда царская Россия. На артиллерию сыпались упреки, что она не отличается бережливостью в расходовании снарядов. В большинстве случаев упреки эти были совершенно необоснованными. Действительно, бывали иногда случаи “чрезмерного” и притом напрасного большого расхода снарядов, но, как увидим ниже, за весьма редкими исключениями, не по вине артиллерии, а вследствие неумелого использования артиллерии старшими общевойсковыми начальниками.

Если же расход снарядов русской артиллерии сравнить с расходом выстрелов бывших союзников и противников России, то окажется, что русская артиллерия израсходовала в период мировой войны относительно совсем мало выстрелов.

Действительно, во время войны 1914 — 1918 гг. всего было израсходовано выстрелов:

Франция
75-мм калибра около 163 630 000 выстрелов,
155-мм калибра около 28 000 000 выстрелов

Германия
Всех калибров около 271 533 000 выстрелов{317}.
В том числе: приблизительно 156 000 000 77-мм, 67 000 000 10,5 см, 42 000 000 15-см и 7 000 000 21-см. калибра.

Англия
Всех калибров около 170 386 000 выстпелов.
В том числе: приблизительно 99 000 000 76 мм пушечных, 25 000 000 114-мм гаубичных, 22 000 000 152-мм гаубичных и т. д.

Австро-Венгрия
Всех калибров около 70 000 000 выстрелов.

Как видно из таб. 33{318}, в русской действующей армии (в войсках и запасах резерва) оставалось к 15 сентября 1917 г. немало огнестрельных припасов (на орудие).

Словом, к концу войны русская артиллерия была значительно лучше обеспечена боевыми припасами, чем в начале войны, за исключением слабо обеспеченных, но и вовсе не состоявших на ее вооружении в начале войны 152-мм осадных пушек Шнейдера, 203-мм гаубиц Анпра, 280-мм гаубиц Шнейдера и 305-мм гаубиц Обуховского завода. [351] Недостаток же выстрелов и даже “снарядный голод”, ощущаемый русской артиллерией в течение первых двух лет войны, являлись, несомненно, одной из серьезных причин военных неудач на русском фронте и в частности чрезмерных потерь пехоты.

Выше упоминалось, что при тех условиях, какие сложились для русской артиллерии в мировую войну, можно было считать в достаточной степени обеспечивающей ежемесячную потребность норму, определенную Упартом, — 600 патронов на 76-мм пушку, а для орудий других калибров — указанную в табл. 29. Если предположительно принять эту норму за основание для исчисления мобилизационного запаса выстрелов и попытаться, по примеру прошлого, заготовить запас в мирное время на год войны, то пришлось бы образовать мобилизационный запас не по 1 000, а приблизительно по 7 000 патронов на 76-мм пушку. На освежение такого огромного запаса в мирное время потребовалось бы много десятков лет в зависимости от размера ежегодного расхода 76-мм патронов на практические учебные стрельбы.

Между тем элементы артиллерийских выстрелов — бездымный порох, дистанционные трубки, взрыватели — вообще не выдерживают долголетнего хранения. Нельзя предугадывать, сколько времени продолжится период мира и когда может наступить война, а техника артиллерии непрерывно совершенствуется, вследствие чего могут быть приняты на вооружение новые системы орудий (или снарядов), для которых боевые припасы, заготовленные для мобилизационного запаса, могут оказаться непригодными. Словом, содержание такого огромного мобилизационного запаса выстрелов, заготовление которого потребовало бы больших затрат народных средств, явилось бы непосильным и бесполезным бременем для государства. [352]

Наконец, совершенно невозможно предугадать продолжительность предстоящей войны и на какой именно срок нужно заготовить мобилизационные запасы. Готовясь к мировой войне, предвидели, что она потребует колоссальных затрат во всех ресурсах, которые повлекут за собою быстрое истощение и прекращение активности воюющих стран. Предполагали поэтому, что война продлится несколько месяцев — и никак не более года. Даже в первые месяцы войны казалось невероятным, что она может принять затяжной характер; напротив, многие были уверены, что она должна прекратиться в 1915 г. в результате народнохозяйственной разрухи, дававшей себя чувствовать уже с самого начала войны.

В действительности же, как мы знаем, воюющие государства оказались более живучими в экономическом отношении и выдерживали непрерывные тяжелые удары небывалой по грандиозности масштаба войны в течение 4 лет.

Готовясь к войне, не предвидели ни ее продолжительности, ни колоссальности масштаба, ни огромного расхода предметов боевого снабжения вообще и в особенности расхода боевых припасов, достигшего таких чудовищных размеров.

Расходы эти покрывались не мобилизационными запасами, заготовленными в довоенное время, а производительностью заводов, мобилизованных и работавших во время войны.

В войнах будущего следует предвидеть еще более колоссальный расход снарядов, так как появились массовые объекты артиллерийского поражения — воздушный флот, танковые и автоброневые части, увеличилась дальнобойность и скорострельность артиллерийских орудий и пр.

Ясно, что при современных условиях вести войну на запасы выстрелов, образованные в мирное время, нельзя. Необходимо заблаговременно подготовить к войне соответствующие заводы и притом так подготовить, чтобы они отмобилизовались одновременно с войсками и вместе с ними же вступили в работу: те — на полях сражений, а эти — на своих станках. Чем скорее отмобилизуются заводы и чем на большую мощность развернут они свою производительность, тем лучше будут обеспечены войска боевыми припасами и могут рассчитывать на скорейшее их получение в необходимом количестве, которое, несомненно, будет значительно превосходить норму ежемесячной мобилизационной потребности, определенную Упартом.

При современных условиях потребность 76-мм патронов будет не 20 на пушку в день, как определял Упарт, а вероятно в 4 — 5 раз больше, и будет близка к норме расхода, определенной “Наставлением для борьбы за укрепленные полосы”.

Исчисленная по современным данным ежемесячная потребность в выстрелах может служить основанием не для заблаговременного заготовления мобилизационного запаса выстрелов на случай и на все время будущей войны, а для определения мобилизационного задания промышленности, которая должна быть так заблаговременно подготовлена, чтобы по возможности удовлетворять установленную потребность с первого же месяца войны. [353]

В мирное время запасы выстрелов заготовлять нужно не на полную мобилизационную потребность всей войны, так как ее определить невозможно, а лишь на первый период войны, пока мобилизованная промышленность не развернет свою производительность и не станет подавать в армию боевые припасы в необходимом и достаточном количестве. И чем короче будет период развертывания производства, или мобилизационный период промышленности, тем меньше может быть размер мобилизационного запаса выстрелов, заготовляемых на случай войны в мирное время.

Скорострельные артиллерийские орудия могут в сравнительно весьма короткий срок расстрелять то предельное число выстрелов, за которым следует порча орудий. Этого не следует забывать при соображениях мобилизационного порядка. Необходимо принимать меры к сбережению орудий от расстрела, но не путем сокращений количества заготовляемых выстрелов и не путем бережливого их расходования во всех случаях. Экономия выстрелов неуместна, когда от артиллерии требуется мощная поддержка и когда от ее поддержки может зависеть участь сражения и потери своей пехоты. В подобных случаях придется использовать в полной мере скорострельность орудий, допускаемую техническими условиями, не особенно считаясь ни с большим расходом снарядов, ни с возможным расстрелом орудий.

Но чтобы армия не терпела во время войны недостатка в орудиях вследствие убыли их от расстрела или от других причин, необходимо при мобилизационных соображениях учитывать потребность в пополнении армии орудиями и заблаговременно подготовлять заводы к производству и к исправлению во время войны такого количества орудий, чтобы своевременно удовлетворять потребность в них армии. При этом еще в мирное время следует образовать мобилизационный запас орудий в таком числе, чтобы ими покрывалась потребность армии в мобилизационный период промышленности, пока она развернет свою производительность (т. е. образование мобилизационного запаса орудий должно производиться на тех же основаниях, как и образование мобилизационного запаса боевых припасов).

Правильная организация является залогом успеха в деле питания артиллерии снарядами, как и во всяком другом деле.

Выше упоминалось, что “снарядный голод” конца 1914 и всего 1915 г. вызван был не только действительным недостатком снарядов, но и отсутствием должной организации. Уже отмечалось, что дело снабжения армии боеприпасами страдало крупными недочетами в течение 1914 — 1915 гг. войны вследствие отсутствия в штабе главковерха компетентного органа, который ведал бы вопросами боевого питания армии. В начале войны на ГАУ со всех сторон сыпались массовые, никем не регулируемые требования снарядов. При создавшихся условиях никакой планомерности в боевом питании не могло быть. Готовые местные .парки с боеприпасами буквально расхватывались наспех и бросались на тот или иной фронт, в ту или иную армию, откуда шли более настойчивые требования. Когда же, через несколько месяцев после начала войны, штаб главковерха распорядился, чтобы местные парки отправлялись в действующую армию не иначе, как по его непосредственному назначению, со стороны [354] штаба замечалось стремление удовлетворять в одинаковой мере требования всех частей фронтов или распределять боеприпасы пропорционально имеющейся на том или ином фронте артиллерии, независимо от возложенных на ее части задач и других оперативных условий, причем идея резервов, столь необходимая в важном деле снабжения снарядами, совершенно игнорировалась почти до конца 1915 г. На театре военных действий в первый год войны также замечался большой беспорядок в отношении снабжения артиллерии боевыми припасами. Собственно говоря, на местах — во фронтах и армиях — каждый создавал тот порядок, который ему нравился: кое-где лучше, кое-где хуже.

Так, например, на Юго-западном фронте в 1914 г. замечены были следующие недочеты: местные парки, отправляемые ГАУ по требованию Ставки в адрес главного начальника снабжений фронта, нередко по прибытии на место назначения не находили там адресата; в то же время командиры парков получали из армий настойчивые требования подачи снарядов, а рядом — приказания начальника артиллерийских снабжений никому не отпускать снарядов без его распоряжения. Командиры парков недоумевали, как поступить. В результате задерживалась отправка снарядов и зачастую они зря катались по линии железной дороги, не освобождая вагонов, в которых был большой недостаток.

В начале сентября мортирный местный парк, отправленный спешно большой скоростью, по прибытий к месту назначения на ст. Здолбуново простоял 2 дня и получил приказание возвратиться в Казатин, а вслед затем ехать в Львов через то же Здолбуново; в результате парк два раз проехал напрасно расстояние от Здолбунова до Казатина и обратно{319}.

В первый год войны каждый фронт и отдельная армия, за отсутствием определенных указаний в “Положении о полевом управлении войск в военное время”, импровизировали свою систему питания снарядами. Принятые разные системы не слишком отличались друг от друга. Организация питания снарядами, установившаяся к июлю 1915 г. на Юго-западном фронте, являлась наиболее целесообразной и в общем заключалась в следующем.

Главнокомандующий армиями Юго-западного фронта взял в свои руки руководство снабжением снарядами. Он указывал, какой армии, когда и сколько их дать, но не всегда в соответствии с поставленной армии боевой задачей, а чаще распределяя снаряды поровну между армиями или пропорционально состоящему в них числу пушек, или согласно требованиям самих армий.

Назначенные главнокомандующим местные парки боеприпасов отправлялись в тыловые районы армий, в пункты, указываемые командующими армиями.

Часть местных парков оставалась в распоряжении главнокомандующего в виде резервной группы, погруженной в вагоны, в готовности к отправлению, и сосредоточивалась у таких железнодорожных узлов, [355] откуда возможна была быстрая передача боевых припасов той или иной армии.

Местные парки, переданные армиям, отпускались в корпуса с разрешения командующих армиями; при получении армиями достаточного количества снарядов часть их отдавалась корпусам, сообразуясь с поставленной им задачей, часть оставалась в армейском тылу, составляя резерв командующего армией. Местные парки располагались в армейском тылу погруженными в вагоны в узлах железных дорог на станциях, ближайших к корпусам.

Передача снарядов из ближайших к корпусам передовых местных парков в войска производилась по правилам “Наставления для действия полевой артиллерии в бою”, изд. 1912 г. (§ 103 — 114), т. е. от местных парков до головного (ближайшего к войскам) эшелона подвижных артиллерийских парков средствами этих последних, а от головного эшелона к войскам — средствами войсковых частей (дивизионными и батарейными резервами). При значительном удалении от войск железнодорожной станции, на которой располагался передовой местный парк, боеприпасы подвозились по грунтовым дорогам особыми конными или автомобильными транспортами до какого-нибудь промежуточного пункта, а от него уже — средствами подвижных парков и затем войск. Так, например, в одной из армий от железнодорожной станции боеприпасы подвозились из местного парка транспортом в 900 повозок около 60 км по грунтовой дороге до передаточного пункта, расположенного от войск в 35 — 40 км, где перегружались в зарядные ящики подвижных парков и доставлялись батареям.

Организация питания снарядами, установленная на Юго-западном фронте, не вызывала нареканий со стороны войск. За редкими исключениями, они получали боевые припасы своевременно, но имели их вообще мало.

С 1916 г. дело снабжения армий снарядами было сосредоточено при Ставке в Управлении полевого генерал-инспектора артиллерии (Упарт), которым в отношении боевого снабжения была осуществлена в полной мере идея резервов: войска имели при себе всегда боевые комплекты пополненными до положенной нормы из армейских резервов боеприпасов; в необходимое время боеприпасы в количествах, достаточных для выполнения оперативных заданий, доставлялись в резервы армий из резервов фронтов, а эти последние снабжались боеприпасами из резерва главковерха, состоящего в непосредственном распоряжении Упарта.

Упарт вел учет боевым припасам, состоящим в запасах армий, в резерве фронтов и в резерве главковерха. Сведения о расходе, приходе и наличии боеприпасов Упарт еженедельно представлял для оперативных соображений наштаверху, от которого получал указания о сосредоточении боеприпасов в резерве главковерха и о направлении их на фронты.

Никто, не исключая даже главнокомандующих армиями фронтов, не имел права обращаться, помимо Упарта, с требованиями к ГАУ, к ГУГШ или к военному министру о подаче боевых припасов. С такими требованиями должны были обращаться только к Упарту, но не иначе, как через начальников артиллерийских снабжений фронтов или через главкомов фронтов (последние обращались обычно к наштаверху, который давал соответствующие указания Упарту). [356]

Требования о подаче боеприпасов в действующую армию предъявлялись только к ГАУ и только от Упарта.

С 1916 г. прекратилось имевшее до того место разбрасывание наспех боеприпасов по тем фронтам или армиям, откуда поступали в ГАУ более настойчивые требования или просьбы “своих людей” (например, от главкома Юго-западного фронта Иванова, служившего раньше в ГАУ и сохранившего там “знакомства” и “связи”). Прекратилось и распределение боевых припасов поровну между фронтами или пропорционально количеству артиллерии, находящейся на том или ином фронте.

Упартом установлен был на театре военных действий определенный порядок питания снарядами, показанный на схеме 2, и с 1916 г. прекратилась импровизация систем питания снарядами, практикуемая фронтами и отдельными армиями в 1914 — 1915 гг.

В каждой армии распоряжением заведывающего артиллерийской частью армии (зач) был образован свой армейский оклад боеприпасов, располагаемый в тыловом районе армии, — обычно при головной станции железной дороги, питающей армию.

В зависимости от глубины армейского района, от протяжения фронта армии, от наличия и состояния путей сообщения и транспорта, от боевых задач, возлагаемых на входящие в состав армии корпуса, и от прочих условий обстановки из армейского (тылового) склада боеприпасов выделялись распоряжением зача вперед, ближе к войскам армейские передовые (промежуточные) склады боеприпасов, большею частью по одному на корпус.

Боевые припасы армейского тылового склада составляли резерв командующего армией и по его указаниям отпускались распоряжением зача на пополнение запаса армейских передовых складов боеприпасов или для образования новых передовых и промежуточных складов в ближайшем тылу войсковых частей, получающих более важную боевую задачу.

При войсках состояли возимые боевые комплекты, боеприпасов в зарядных ящиках батарей, дивизионных резервов и подвижных артиллерийских парков.

Пополнение войсковых боевых комплектов производилось, руководствуясь “Наставлением для действия полевой артиллерии в бою”, изд. 1912 г. (см. схему 3).

Артиллерийские подвижные парки делились, в зависимости от расстояния армейского передового склада от войск, на 2 или 3 эшелона.

Головной парковый эшелон располагался обычно в 3 — 5 км от боевой линии войск, получающих от него боеприпасы. От головного паркового эшелона до войск боеприпасы подавались в зарядных ящиках, посылаемых по мере надобности к головному эшелону из батарейных и дивизионных резервов (отделений боевого питания).

Головной парковый эшелон посылал за боеприпасами свои зарядные ящики назад в промежуточный эшелон артиллерийских парков, располагающийся в 10 — 15 км за головным эшелоном, [357] или непосредственно в тыловой парковый эшелон, если в случае незначительного удаления армейского склада от войск промежуточный эшелон не был образован. Тыловой парковый эшелон располагался обычно на полупути между промежуточным эшелоном и передовым армейским складом боеприпасов, а если промежуточного эшелона не было, то на полупути между головным парковым эшелоном и передовым армейским складом.

Эшелоны артиллерийских парков располагались на удобнейших и кратчайших путях от войск к соответствующему армейскому складу боеприпасов. [358]

Такой порядок питания войск снарядами, установленный “Наставлением 1912 г.” для маневренной войны, был вполне удобен, как показал опыт войны на русском фронте.

Боевое питание войск посылкой за снарядами назад, как требовалось “Наставлением 1912 г.”, отличалось от способа боепитания, установленного во французской армии, в которой, наоборот, боеприпасы подавались войскам подвозом с тыла вперед. Русская артиллерия не могла заимствовать этого порядка у французов, так как не была настолько богато снабжена выстрелами, чтобы подавать их батареям с началом боя во всех случаях, не считаясь с тем, израсходованы ли ими имеющиеся снаряды и нужно ли их пополнение или нет. При относительной бедности русской артиллерии в снарядах считалось более целесообразным и отвечающим экономному расходованию снарядов подвозить их с тыла средствами самих войск, нуждающихся в снарядах.

Для позиционной войны организация питания снарядами была несколько изменена. При прорывах укрепленной полосы противника подача артиллерийских выстрелов к войскам малыми порциями, дающими возможность только поддерживать огонь, вместо того чтобы наносить мощные удары, считалась недопустимой. Поэтому производились заблаговременно расчеты снарядов, необходимых для выполнения той или иной боевой операции, которые и подавались заранее возможно ближе к батареям, как указано на схеме 4. Снаряды, необходимые для предполагаемого расхода на первый день операции, выкладывались накануне на батареях (сверх возимого при батареях боевого комплекта). В 3 — 5 км от батарей устраивались головные склады, обеспечивающие суммарно потребность в снарядах второго дня операции. Подвоз из головного склада до позиций производился средствами батарей (при удобстве подвоза снаряды при батареях не выкладывались, а в головном складе сосредоточивался запас на первые 2 дня операции).

Возле головных складов располагались подвижные артиллерийские парки со своим комплектом боеприпасов.

В расстоянии не более 15 км от головных складов устраивались промежуточные склады, обеспечивающие, в сумме, огневую работу артиллерии еще на три последующих дня (3, 4 и 5-й). Подвоз снарядов из этих промежуточных складов в головные выполнялся средствами артиллерийских парков.

Наконец, в расстоянии не более 30 км от промежуточных складов, обычно возле или на станции железной дороги широкой колеи, располагался армейский передовой склад (местный парк) с двухдневным запасом выстрелов. Из армейского передового склада в промежуточные склады снаряды подвозились транспортами (конными или автомобильными) или по прокладываемой узкоколейной железной дороге. В случаях небольшого удаления (12 — 20 км) армейского передового склада от головных промежуточные склады не Устраивались и совпадали с передовым армейским, в котором в таких случаях сосредоточивался запас выстрелов на 5 дней операции.

При обороне укрепленной полосы разрешалось выкладывать при батареях для отбития атак снаряды на однодневную [360] потребность по расчету, указанному в части III “Наставления для борьбы за укрепленные полосы” (по 250 патронов на 76-мм пушку — см. выше), но с оговоркой, что выкладывание больших запасов на батареях крайне нежелательно, так как хранение в погребах вредно отражается на балистических качествах пороха, а в случае неудачи обороны запасы выстрелов будет трудно вывезти.

Отпуск снарядов войскам из головных складов (головных парковых эшелонов) производился по требованиям войск. Пополнение запасов головных и промежуточных складов производилось по их требованиям из армейских передовых складов.

В армейских передовых складах боеприпасы пополнялись из армейского тылового склада по требованиям передовых складов, но не иначе, как по распоряжениям зача, согласованным с оперативными, указаниями командарма. Подача огнеприпасов из армейского тылового склада в передовые производилась по железным дорогам или транспортами. [361]

В большинстве случаев тыловые и передовые армейские склады размещались при станциях железных дорог, в вагонах на колесах или в вагонных кузовах, устанавливаемых для перевозки на вагонные платформы.

На каждом фронте армий по распоряжению начальника артиллерийских снабжений фронта, основанному на оперативных указаниях штаба фронта, образованы были (см. схему 2) склады боеприпасов армий фронта (один, два или несколько в зависимости от условий обстановки). Склады эти располагались обычно при узловых станциях железных дорог в постоянных помещениях, устроенных еще, в довоенное время, или во временных, устраиваемых в период войны, а иногда в железнодорожных вагонах- на колесах или в вагонных кузовах, как и армейские склады.

Запасы складов фронта составляли его резерв, расходуемый распоряжением начальника артиллерийских снабжений фронта как для пополнения тыловых армейских складов по проверяемым требованиям зачей, так и с целью образования особого резерва огнеприпасов для той или иной армии, необходимого для выполнения боевых операций по заданиям главнокомандующего армиями фронта. Подача боеприпасов из складов армий фронта в армейские тыловые склады производилась по железным дорогам, а в некоторых случаях — автомобильными транспортами, образованными распоряжением Упарта при тыловых артиллерийских подвижных складах на фронтах{320}.

Наконец, в распоряжении Упарта всегда состоял резерв боеприпасов верховного главнокомандующего, расходуемый по указаниям наштаверха, как для пополнения складов армий фронтов, так и с целью сосредоточения на том или ином фронте армий резерва боеприпасов, необходимого для выполнения оперативных заданий, поставленных фронту главковерхом.

Так, например, для прорыва укрепленной полосы австро-германцев, намеченного произвести весною 1917 г. на Юго-западном фронте (в действительности неудачно осуществленного в известном июльском наступлении Керенского), приблизительный расчет необходимых боеприпасов был произведен по директиве наштаверха Упартом совместно с инспартом Юго-западного фронта еще осенью 1916 г., и тогда же началось сосредоточение резерва боеприпасов, в особенности выстрелов для тяжелой артиллерии (ТАОН), в тылу Западного фронта, в районе железнодорожных станций Можайска, Гжатска, Ржева, Вязьмы, Ельни и др., с целью ввести в заблуждение шпионов противника о действительном фронте, намеченном для нанесения главного удара. С этих станций собранный резерв боеприпасов был быстро и скрытно переброшен в июне 1917 г. на Юго-западный фронт.

Резерв боеприпасов главковерха располагался по распоряжениям Упарта, основанным на указаниях наштаверха, или при некоторых фронтовых складах, более удаленных от армейских районов (например, в гг. Орше и Киеве), или в глубоком тылу в постоянных складах ГАУ. [362]

Из резерва боеприпасов главковерха пополнялись распоряжением Упарта склады армий фронтов. Но иногда для ускорения пополнения запаса этих складов боеприпасы доставлялись непосредственно из огнестрельных складов ГАУ в склады фронтов, но не иначе, как по требованиям Упарта, предъявляемым к ГАУ.

Пополнение резерва боеприпасов главковерха производилось также по требованиям Упарта, предъявляемым к ГАУ. Подвоз боеприпасов в склады армий фронтов и в склады, в которых сосредоточивался резерв боеприпасов главковерха (Упарта), производился по железным дорогам.