Военная система и международное положение
Военная система сама по себе не бывает ни хорошей, ни плохой. Все зависит от тех задач, которые выпадают на ее долю, а последние определяются не только политикой, которую предполагают вести, но прежде всего, когда дело идет о миролюбивой стране, стремлениями вероятных противников, их умонастроением, их средствами, их военным потенциалом, их военными доктринами и т. д.{101}.
Удовлетворительна ли французская военная система с этих точек зрения? Вот кардинальный вопрос, возникающий прежде всего.
В общем французская организация вооруженных сил задумана в предположении, что условия Версальского договора будут строго выполняться. Предписанные Германии военные условия договора должны были, по мысли их авторов, создать такое положение вещей, при котором затрата небольших средств на вооружения Франции обеспечивала бы начальное превосходство в силах. Это делало мало вероятным, если не совсем невозможным, возобновление прежней традиционной агрессивной политики ее соседей.
Казалось, что все давало полную гарантию от агрессии Германии, для которой устанавливались: армия с численностью [129] не более 100000 чел., система комплектования с большим сроком службы, затрудняющая образование резервов, строго ограниченное количественно и качественно вооружение.
Впрочем, предусматривалась и возможность того, что все же Германия, вновь охваченная своей безумной агрессивной манией, бросится в авантюру. Тем не менее, даже учитывая полностью большую численность ее населения и ее промышленный потенциал, все же думали, что Франция благодаря начальному превосходству без труда сдержит удар в первой фазе войны. А так как Германии понадобится известное время на восстановление своих вооружений и на обучение личного состава, считалось, что этого времени будет достаточно Франции как для постепенного приведения в боевую готовность резервов (эшелонированных, главным образом, в соответствии с темпом развертывания в начале конфликта военного производства), так и для гарантированного договором прибытия британских и американских сил.
Таким образом, считалось, что сокращение постоянной кадровой армии до крайнего предела и принятие системы последовательной мобилизации, растягиваемой на несколько месяцев, вполне оправдывались. Затем произошли события, которые должны были бы раскрыть глаза на истинное положение вещей, чего, однако, не случилось. Прежде всего американский конгресс отказался ратифицировать торжественные обязательства, принятые президентом США, и таким образом отпала англо-американская гарантия Версальского договора, что являлось потрясением самых его основ. Это событие оставило Францию без территориальных гарантий, от которых она отказалась за обещанную, а затем отказанную англо-американскую помощь.
Да позволено нам будет сказать, что французские правители обнаружили исключительную робость, ограничившись простой регистрацией события, тогда как требовалась более мужественная реакция. Но уже тогда Францию начала захватывать безрассудная мистика пацифизма, увлекшая ее на путь, в конце которого мы неизбежно должны были встретить переживаемый теперь день, когда страна находится в столь опасной, угрожающей обстановке, в какой она никогда еще до сих пор не была. Затем последовал беспрерывный ряд очевидных нарушений Германией военных статей договора. С 1922 г. можно было видеть подтверждение на практике неизбежных последствий военной системы, которую — по слабости или по несознательности [130] — союзники предписали Германии под давлением ужасного путаника господина Ллойд-Джорджа.
Именно «по слабости или несознательности», ибо каким образом тот, кто рассуждает и не совсем невежда по части уроков прошлого, мог не предвидеть последствий? Как можно было не предвидеть того, что навязывание Германии, под предлогом ее разоружения, армии в 100 000 добровольцев с длительным сроком службы было не нем иным, как обеспечением ей возможности сформировать первоклассную кадровую армию и обеспечением возможности, при помощи известных из истории уловок, создать не поддающееся контролю количество запасных, обучая под покровом научно поставленной маскировки призванных на короткие сроки?
Говорят, что маршал Фош выдвигал возражения против такого решения. Во всяком случае твердо известно, что ответственные за договор авторы его, в том числе и французы, прошли мимо возражений и подписались под условиями, выражающими пожелания валлийца{102}. Как объяснить это заблуждение, столь чреватое будущими катастрофами?
Как бы то ни было, но с 1922 г. факты были таковы. Английский генерал Д. Морган, член междусоюзнической контрольной комиссии, в 1922 г. разоблачил, что численность германской армии не 100 000, а 250 000 чел., что стотысячная армия представляет собою не что иное, как обширные кадры унтерофицеров; что люди вербуются не на 12 лет, а на 6 месяцев и что образуются многочисленные, не поддающиеся контролю резервы{*27}.
Нарушения договора с каждым годом увеличивались и усиливались. Доказательства восстановления военной мощи Германии были в 1925 г. настолько явны, что английское правительство могло объявить в палате общин:
«Все союзные правительства полагают крайне важным выдвинуть на первый план свои соображения о том, что эти многочисленные нарушения и отступления Германии от договора дадут ей возможность в конце концов восстановить армию, основанную на принципе вооруженного народа... Из всех этих нарушений создается серьезная угроза для мира».
В 1926 г. междусоюзническая контрольная комиссия сама официально поставила в известность о новых и тяжелых [131] нарушениях военных статей Версальского договора и прицела недвусмысленные доказательства методического восстановления Германией своей военной мощи.
Таким образом, к этому моменту от Версальского договора уже не осталось ничего такого, что оправдывало бы во Франции идею о наименьшем военном усилии. Но в это время пацифистский натиск на Францию достиг своего апогея. С гулкой женевской трибуны Аристид Бриан{103} объявлял мир всему миру. Франция, все более и более отравляемая, дошла до того, что поверила, будто ничто не сможет сопротивляться столь великому красноречию, будто при звуках, исторгаемых этим новым Орфеем{104}, даже народы Германии освободятся от своих древних инстинктов и самая чистая гармония установится, наконец, во всем мире, откуда навсегда будут изгнаны братоубийственная ненависть и вражда. Доверчивая и милая дружба объединяла французского министра иностранных дел и его коллегу Штреземана, этого «великого европейца».
Мы находились в полном заблуждении. Французское правительство имело наивность поверить германскому обязательству впредь строго соблюдать военные статьи Версальского договора; оно имело наивность без колебаний опереть все будущее страны на такую шаткую базу. Оно настояло на принятии парламентом в 1927 и 1928 гг. законов об организации и комплектовании армии, которые до настоящего времени определяют французскую военную систему.
Редкое явление коллективного ослепления! Правительство, парламент и даже большинство страны, порабощенные фальшивым великим человеком, были увлечены такой идеологией, из которой могло лишь возникнуть то, что надвигается теперь: еще более грозные опасности!
Итак, о французской военной системе, рассматриваемой в свете обстановки, существовавшей в момент ее принятия, можно по меньшей мере сказать, что уже тогда она являлась тяжелым недоразумением.
С тех пор Германия не выполнила ни одного взятого на себя обязательства. Эвакуация до срока Рейнской области, на которую Франция по несознательности согласилась, немедленно же сопровождалась новыми мероприятиями наших соседей по восстановлению вооружений.
С приходом к власти Гитлера уже совершенно открыто, на виду у всего мира и со все ускоряющимся темпом, происходит обучение личного состава, формирование частей и соединений, идет полным ходом производство военной материальной [132] части. Мы видим, как германский народ, объятый каким-то мистицизмом силы, напрягает всю свою энергию, и физическую и моральную, стремясь к какому-то свирепо воинственному идеалу.
Доказывая в июне 1934 г. военной комиссии палаты необходимость отпуска кредитов для усовершенствования оборонительной системы границ, маршал Петэн, тогда военный министр, указывал на значительный рост численности германской армии и полиции. Подчеркнув характерную деятельность военизированных формирований, он сказал:
«Уже Германия располагает военной авиацией, а производство военной материальной части идет с полным напряжением. Германские фабрики и заводы в состоянии снабдить армию в течение трех месяцев всей материальной частью. С точки зрения численного состава Германия достигла уже довоенной мощи».
Каковы же нынешние цели Третьей империи? Каковы у нее концепции о формах операций, которые она, вне всякого сомнения, подготовляет?
В подобного рода вещах приходится ограничиваться догадками. Ген. Кюльман считал{*28}, что возросшее с 1914 г. население Германии может дать пополнение, достаточное на 100 дивизий{*29}{105}.
Исходя из этих данных, ген. Кюльман ставит вопрос: «Что будут делать немцы затем?» И отвечает на него так.
Империя может действовать в духе высказываний генералов фон-Зекта и Шлейхера: рядом с имперской армией — рейхсвером — создать милицию, обученную посредством обязательной военной службы. С начала войны имперская армия немедленно начнет боевые действия, при поддержке, по всей вероятности, гитлеровских охранников и других фашистских отрядов и соединений. Затем будет приведена в боевую готовность милиция, получающая материальную часть от промышленности, начинающей работать на полный ход с того момента, когда выяснится, что война неизбежна.
Возможно, однако, что
«официально подтверждаемая разница между имперской армией и милицией есть не что иное, как удобная [133] маскировка для мирного времени. Возможно, что уже с самого начала тотальной войны{106} будет выставлена такая большая масса войск, какая только может быть охвачена кадрами имперской армии».
Подобная система требует производства и хранения еще в мирное время всей материальной части, необходимой почти для 120 дивизий (что очень близко, вероятно, к действительной численности германской армии). Это потребовало бы громадных расходов, — тем более, что материальная часть рискует устареть к началу конфликта. Таково мнение ген. Кюльмана.
Но кто не понимает, что риска устарения не существует для государства, которое, желая войны, наметило уже срок ее начала и соответственно ему организует производство{107}{108}.
На Германию наверняка никто не нападет, никто ей не угрожает. Зато, напротив, ее агрессивные стремления очевидны. Война же с заранее намеченным сроком ее начала является вероятностью, которую было бы безрассудно не учитывать серьезнейшим образом, тем более, что в своей тотальной, целостной, ошеломляющей, молниеносной форме она лучше отвечает вообще германской манере действия и особенно гитлеровскому умонастроению, чем война, теоретически разработанная и рекомендуемая фон-Зектом и Шлейхером.
По мнению ген. Кюльмана, наиболее благоприятным периодом с точки зрения производства материальной части и обучения достаточного числа запасных в целях ведения тотальной войны будут годы 1940–1944. Но нет ничего невероятного, что благодаря обучению в военизированных обществах и формированиях, а также благодаря ряду других способов, используемых Германией для военного образования молодежи, этот благоприятный момент наступит и раньше 1940 г.
Если же Германия будет проводить систему фон-Зекта, то она будет готова к войне в 1935 или 1936 г.
Даже отвлекаясь от относительного качества военного обучения и подготовки во Франции и в Германии, хотя это тоже важнейший момент, можно теперь задать вопрос, каково будет положение современной французской военной системы перед лицом германского тотального наступления или даже просто перед внезапным вторжением мобилизованной имперской армии, ее 40 или более дивизий, при немедленной поддержке почти стольких же гитлеровских [134] дивизий, а затем поддержке национальной милиционной армии, увлекаемой самым горячим воинственным пылом{*30}.
Простого сравнения двух военных систем достаточно, чтобы видеть, насколько необоснованно мнение тех, которые считают, что французская стратегия ожидания способна дать желательные и необходимые гарантии во втором случае. Кроме того, ничто не дает права утверждать, что французская армия будет иметь дело с системой фон-Зекта, а не с тотальной системой. Элементарное благоразумие говорит за подготовку к худшему случаю.
Но софизмы, на которые опираются сторонники системы наименьшего усилия, отражаемой современными французскими военными установлениями, столь зловредны, что они даже доходят до затушевывания опасности в виде массы в 120, а может быть, большего числа дивизий, оснащенных наиболее мощной и современной техникой, — в виде массы, ужасающая тяжесть которой будет давить на французские границы с первых же недель войны.
Необходимо критически рассмотреть эти зловредные софизмы, являющиеся обычными доводами политиков и распространенные ныне до такой степени, что начинают отравлять даже известные военные круги.