Первая мировая война (1914 — 1918)

«Если в Европе начнется война, — сказал как-то Бисмарк, — то она начнется из-за какой-нибудь проклятой глупости на Балканах». И вот долгожданная «проклятая глупость» случилась. Убийство в Сараеве стало поводом для развязывания мировой войны, к которой Европа последовательно и неукоснительно шла с 1870 х годов.

23 июля 1914 года правительство Австро-Венгрии объявило Сербии ультиматум, часть требований которого были заведомо неприемлемы для Сербии. В частности, Белграду предлагалось прекратить массированную антиавстрийскую пропаганду, распустить националистическую организацию «Народна Одбрана», уволить с официальных постов организаторов антиавстрийской пропаганды, арестовать офицеров-организаторов убийства Франца Фердинанда и допустить официальных представителей Австро-Венгрии на территорию Сербии для расследования обстоятельств подготовки покушения на эрцгерцога.

Для ответа на ультиматум давалось 48 часов. Одновременно правительство Австро-Венгрии начало подготовку ко всеобщей мобилизации.

В Белграде поняли, что игры в «национальную революцию» зашли слишком далеко и пришла пора отвечать за свои слова и дела. Сербское правительство заметалось. Принц-регент Александр обратился к своему дяде — королю Италии, прося его выступить в роли посредника по урегулированию конфликта. Одновременно сербское правительство связалось с Петербургом. «Мы не можем защититься сами, — писал принц-регент Александр в своем личном обращении к Николаю II, — поэтому умоляем Ваше величество оказать нам помощь как можно скорее. Ваше величество столько раз раньше уверяло в своей доброй воле, и мы тайно надеемся, что это обращение найдет отклик в вашем благородном славянском сердце». Вероятно, в Петербурге в каком-нибудь благородном славянском сердце все же возник вопрос — если вы не можете защититься сами, то тогда зачем вы провоцировали войну? Но времени для дискуссий не было — срок, отведенный Веной для раздумий, неумолимо истекал...

На экстренном заседании русского правительства было решено оказать Сербии всестороннюю дипломатическую помощь. По совету России сербы пошли на уступки. Из десяти требований австрийского ультиматума Белград безоговорочно принял восемь, одно — с оговорками. Однако Сербия отказалась удовлетворить совсем неслыханное в международной практике требование: допустить представителей Австро-Венгрии к расследованию на территории Сербии обстоятельств покушения на эрцгерцога Фердинанда. Сербское правительство предложило рассмотреть этот спорный вопрос в международном суде в Гааге.

25 июля, через 30 минут после получения сербского ответа посол Австро-Венгрии в Белграде барон Гизль фон Гизлингер заявил, что этот ответ неудовлетворителен и дипломатическая миссия Австро-Венгрии вынуждена в полном составе покинуть Белград: отношения разорваны...

Последние часы мира в Европе истекают. Сербское правительство ведет постоянные консультации с Петербургом. Русский министр иностранных дел Сазонов обсуждает с французским послом Морисом Палеологом и английским послом Джорджем Бьюкененом текст австрийского ультиматума Сербии. «Это — европейская война», — говорит Сазонов. Только что в Петербурге побывал французский премьер Раймон Пуанкаре. Этот визит продемонстрировал полное единство взглядов Парижа и Петербурга на все европейские проблемы. Обе стороны торжественно подтвердили свои обязательства друг перед другом. Иными словами, Франция и Россия в поддержке Сербии готовы не останавливаться перед европейской войной. Впрочем, если Антанта проявит твердость — войны не будет: германцы побоятся... Англия солидарна с этой позицией: «Если мы будем твердо стоять на позиции поддержки Франции и России — войны не будет, так как Германия сразу смягчит свои позиции».

Из Петербурга в Белград летит телеграмма: начинайте мобилизацию, проявите твердость — помощь будет...

«Твердость»! Это слово витало в умах всех европейских лидеров, забывших, что есть еще и слово «ответственность». «Слабость по отношению к Германии всегда приводит к проблемам, и единственный путь избежать опасности — проявить твердость», — заявлял Пуанкаре. Между тем в Вене «твердые» политики были убеждены, что никакой помощи сербам не будет. «Австрия намеревается предпринять решительные шаги по отношению к Сербии, полагая, что Россия ограничится словесным протестом и не предпримет силовых мер по защите Сербии», — сообщал посол Италии в России. «Россия только угрожает, поэтому мы не должны отказываться от наших действий против Сербии», — полагал начальник австрийского генштаба Конрад фон Гетцендорф.

Германский кайзер и его ближайшие советники активно подталкивали Вену к решительным действиям, уверяя, что Россия к войне не готова: «Для Австрии наступило время, когда решается ее судьба... Мы согласны на любые меры, которые должны быть предприняты, даже перед угрозой войны с Россией... Сербы — азиаты, лживые люди... Австрия должна оккупировать Белград, взять его в залог, чтобы сербы могли выполнить свои обещания».

Венгерский премьер-министр граф Иштван Тиса топал ногами: «Монархия должна принять энергичные решения и продемонстрировать свою способность выживать и положить конец невыносимым условиям на юго-востоке». На юго-востоке была Сербия...

По всем крупным городам Австро-Венгрии прокатилась волна массовых антисербских манифестаций. Сербов именовали не иначе, как «бандой убийц». В Вене толпа демонстрантов сожгла сербский флаг и чуть было не разгромила посольство Сербии. В некоторых городах Боснии и Герцеговины, Хорватии, Воеводины начались сербские погромы. В Боснии при покровительстве правительства создавались добровольческие отряды из числа мусульман, которые устроили настоящий террор по отношению к сербскому населению. Все сербские общества и объединения — культурные, спортивные, просветительские (многие из которых создавались при активном участии сербской разведки и на деньги Белграда) были распущены, а их имущество конфисковано.

28 июля Австро-Венгрия объявила Сербии войну. В ночь с 28 на 29 июля австрийская дальнобойная артиллерия и мониторы Дунайской флотилии начали обстрел Белграда. 1 августа в войну вступили Германия и Россия, 3 августа — Франция, 4 августа — Англия, 5 августа — Черногория. Так началась Первая мировая война — одна из величайших социальных катастроф ХХ века.

«Подавляющее большинство народов сами по себе миролюбивы, но события вышли из-под контроля и камень покатился», — развел руками германский канцлер Бетман-Гольвег — один из тех «твердых», а точнее, твердолобых, политиков, которые только что сами столкнули этот камень с горы, а теперь растерянно наблюдали за вызванной этим камнем лавиной...

12 августа австрийские войска под командованием генерала Потиорека начали широкомасштабное наступление на Белград. Сербская армия во главе с воеводой Радомиром Путником упорно оборонялась. 16 августа произошло кровопролитное сражение на Церском хребте. Австрийцы были остановлены. После четырех дней ожесточенных боев сербы перешли в контрнаступление и к 24 августа отбросили австро-венгров на исходные рубежи.

Потери австрийцев в Церском сражении были столь ощутимы, а победа сербов столь ошеломляюща, что несколько месяцев австро-венгерское командование не решалось предпринимать никаких попыток перейти в новое наступление. До осени 1914 года военные действия на сербском фронте носили позиционный характер. В начале ноября сербские и черногорские войска попытались начать наступление на Сараево. Легко отбив его, австрийцы перешли в наступление. К этому времени сербская армия уже испытывала острейший недостаток боеприпасов — все стратегические ресурсы страны были исчерпаны в годы балканских войн, и за те десять месяцев, которые были у Сербии до начала Первой мировой войны, существенно восполнить убыль боеприпасов и снаряжения было невозможно. В результате уже в ноябре 1914 года на 100 артиллерийских выстрелов австрийцев сербы отвечали одним.

2 декабря австрийцы вошли в Белград. Сербская армия продолжала отступать, и от катастрофы ее спасли только вовремя подоспевшие грузы снарядов и боеприпасов, доставленные из России судами по Дунаю и из Франции через греческий порт Салоники. 3 — 5 декабря на правом берегу реки Колубара разыгралось решающее сражение, в ходе которого сербы нанесли сокрушительное поражение австро-венгерским войскам. Преследуя разбитого противника, сербская армия освободила Белград и полностью очистила территорию страны от войск противника, остановившись на рубеже австро-сербской границы.

Два крупных поражения подряд и огромные потери (в 1914 году на сербском фронте австрийцы потеряли 227 тысяч человек), которые понесли австрийцы на сербском фронте в течение 1914 года, надолго стабилизировали положение. На время отказавшись от активных действий против Сербии, австрийцы направили часть своих сил отсюда на русский фронт. Сербия получила небольшую передышку.

7 декабря 1914 года сербское правительство опубликовало так называемую Нишскую декларацию, в которой заявило о целях войны: Сербия ведет борьбу «за освобождение и объединение всех наших порабощенных братьев сербов, хорватов и словенцев». О принципах объединения в декларации не говорилось совершенно сознательно: ведь речь шла о создании «Великой Сербии» во главе с династией Карагеоргиевичей, а не о федерации югославянских народов, и в Белграде прекрасно понимали, что эта идея восторга у братьев хорватов и словенцев не вызовет. Приходилось до поры до времени обходить этот острый вопрос.

Из всех политических сил Сербии только социал-демократы продолжали выступать за Балканскую федерацию равноправных демократических республик.

Пока на австро-сербском фронте наблюдалось затишье, а русские войска вели ожесточенные бои в Карпатах с переброшенными из Сербии австро-венгерскими частями, сербское правительство приступило к реализации давно вынашиваемых планов по созданию зоны сербского влияния в Албании. Оно настойчиво добивалось от союзников по Антанте санкций на оккупацию «стратегических пунктов» на территории формально независимой Албании. В июне 1915 года сербские войска вошли в Албанию и заняли ее столицу Тирану. Одновременно в Северную Албанию вошли черногорские войска, занявшие Скутари (Шкодер) и бассейн реки Бояны (Буны). При этом из-за раздела сфер оккупации дело едва не дошло до вооруженного столкновения между сербскими и черногорскими частями.

Эти успехи в решении «национальных задач» были достигнуты на фоне чудовищного разрушения экономики страны. В армию было призвано практически все мужское население Сербии, был реквизирован весь тягловый скот. Посевная 1914 года фактически была сорвана, и уже осенью 1914 года в стране начал ощущаться недостаток продовольствия. К началу 1915 года цены на хлеб выросли в пять раз. Особенно страдало от этого городское население. Города были заполнены беженцами из западных районов страны. Начались эпидемии, к лету 1915 года от болезней умерло около 130 тысяч человек. Впрочем, тяготы военного времени мало касались тех «патриотических» кругов Сербии, которые приложили немало усилий для развязывания войны — здесь вовсю скирдовали деньги, вырученные от военных поставок. Скандал вызвала крупная афера с поставками в армию гнилой обуви, организованная миллионерами-«патриотами» братьями Иличами. Другую группу патриотов-хлеботорговцев за поставки армии гнилой муки только после вмешательства скупщины удалось отдать под суд. (Подробнее об этом см.: Т. Кацлерович. Милитаризам у Србиjи. Афере и скандали. Београд, 1953.)

Населением Македонии война рассматривалась исключительно как сербское дело. Македонцы массово уклонялись от мобилизации, а призванные в армию дезертировали при каждом удобном случае или сдавались в плен. Сербское военное командование считало македонцев настолько ненадежными солдатами, что использовало их в основном для несения тыловой службы.

Дезертиры-македонцы уходили в горы либо бежали в Болгарию. Активизировалась деятельность Внутренней македонской революционной организации (ВМРО). ВМРО создавала в горах вооруженные партизанские отряды, которые нападали на сербских жандармов. При этом часть деятелей ВМРО добивалась образования автономной Македонии, в то время как другая стремилась к объединению Македонии с Болгарией. С молчаливого согласия болгарских властей это крыло ВМРО создало базу на территории Болгарии, откуда македонские партизаны совершали диверсионные вылазки в Македонию.

Болгария медлила с вступлением в войну. Поражение во Второй Балканской войне и национальное унижение, которому подверглась страна со стороны бывших союзников, не были забыты и прощены болгарским обществом. Царь Болгарии Фердинанд после подписания Бухарестского мира, завершившего Вторую Балканскую войну, мрачно изрек: «Ma vengence sera terrible!» («Моя месть будет ужасна!»). Время мести, казалось, пришло, но кидаться в гущу общеевропейской драки во имя германских интересов болгары не спешили.

Несмотря на разгром 1913 года и большие человеческие и материальные потери, Болгария оставалась важным фактором балканской политики. От ее позиции фактически зависела судьба Балкан. Понимая это, дипломатия Антанты и центральных государств развернула небывалую по активности деятельность. Понимая уязвимую сторону болгар, Антанта настойчиво добивалась от сербского правительства уступок в македонском вопросе в пользу Болгарии (как будто это нельзя было сделать год назад!). Сербия должна была вернуться к положениям сербо-болгарского договора 1912 года и вернуть Болгарии предусмотренные этим договором македонские территории. Взамен Антанта предлагала сербам в качестве компенсации территории Боснии и Герцеговины и выход на Адриатику.

Правительство радикалов колебалось. Созвав 16 августа 1915 года заседание скупщины, Пашич ознакомил депутатов с ходом переговоров с Антантой по вопросу о Македонии. При обсуждении этого вопроса даже крайние националисты пошли на попятную, и правительству была предоставлена полная свобода рук. Но и после этого сербские представители на переговорах с Антантой продолжали упираться и мелочно торговаться буквально из-за каждого сантиметра македонской территории.

Пока дипломаты стран Антанты пытались переупрямить сербов, представители Центральных держав вели гораздо более успешные и плодотворные переговоры с Болгарией. Умело играя на национальных чувствах болгар, Германия предложила болгарам не часть, а всю Македонию, и вдобавок — часть сербской территории. К тому времени ситуация на фронтах складывалась вполне благоприятно для Центральных держав: Россия потерпела летом 1915 года поражение, Франция вела изнурительную позиционную войну. Италия, вступив в апреле 1915 года в войну на стороне Антанты, тут же потерпела ряд сокрушительных поражений от австрийцев. Чаша весов, казалось, склонялась в пользу Берлина и Вены. К тому же французские банки еще летом 1914 года отказали Болгарии в финансовой помощи, на чем настаивала Россия, и этот шаг не замедлил отразиться на позиции Софии. Болгария решилась...

6 сентября 1915 года был подписан договор о союзе между Германией и Болгарией. 5 октября австро-венгерские войска под командованием генерала Макензена, прервав долгое затишье, начали наступление на Белград. Спустя несколько дней болгарская армия вторглась в Сербию и Македонию.

Через две недели боев сопротивление сербской армии было сломлено на всех участках фронта. Англо-французский экспедиционный корпус, попытавшийся из Салоник пробиться на помощь сербам, был разгромлен болгарскими войсками и отброшен. К началу ноября Сербии фактически не существовало. Огромные массы населения превратились в кочующих по разоренной стране беженцев, пытавшихся укрыться от надвигавшихся с трех сторон вражеских войск. Правительство металось из одного города в другой и, наконец, перебралось в Черногорию, а оттуда — в Албанию. Зимой 1915 — 1916 годов остатки разбитой сербской армии ценой неимоверных усилий перебрались через заснеженные албанские горы и были эвакуированы кораблями союзников на греческий остров Корфу. Здесь собралось 120 тысяч сербских солдат и офицеров — все, что уцелело от 500 тысячной армии.

Оставшаяся без союзника Черногория обратилась к Австро-Венгрии с предложением мира. В ответ Вена выдвинула требование полной капитуляции Черногории. Черногорский король Николай, не решившись на этот шаг и не видя возможности продолжать сопротивление, покинул страну вместе с частью правительства и военного командования. Деморализованная армия разошлась по домам, часть солдат попала в плен к австрийцам. В январе — феврале 1916 года Черногория была полностью оккупирована австро-венгерскими войсками.

Военная катастрофа вызвала серьезную политическую перегруппировку в сербских правящих кругах. Принц-регент Александр Карагеоргиевич, опираясь на своих приверженцев — тайную офицерскую организацию «Белая рука» — полностью сменил командование армией во главе с Радомиром Путником.

В 1916 году реформированная сербская армия была переброшена в Северную Грецию, где греческие, французские и русские войска совместно с сербами образовали так называемый Салоникский фронт. Позиционная борьба на Салоникском фронте продолжалась до осени 1918 года. 14 сентября союзные войска прорвали Салоникский фронт и начали преследование отступающей и деморализованной австро-венгерской армии. 1 ноября сербские войска вступили в Белград.

Спустя три дня Австро-Венгрия капитулировала.

Последствия пяти лет войны для Сербии были катастрофичными. Из 800 тысяч мобилизованных в армию мужчин погибли 369 818, то есть почти половина. Общие потери Сербии в войне с учетом потерь гражданского населения составили 1 миллион человек — при том, что перед войной население страны насчитывало 4,4 миллиона человек. Экономика была разрушена, более половины промышленных предприятий вышли из строя. Общий ущерб Сербии, нанесенный войной, превысил 6 миллиардов французских франков.

На пути к Югославии (1918 — 1920)

С самого начала Первой мировой войны часть словенских и хорватских политических деятелей сделала ставку на победу Антанты. Вынужденные в условиях войны бежать из Австро-Венгрии, они создали в Риме (Италия) и Нише (Сербия) два политических центра югославянской эмиграции. В январе 1915 года на базе римского центра был создан Югославянский комитет, в который вошли крупные политические деятели Хорватии, Далмации, Боснии и Герцеговины, Словении.

Перебравшись в Лондон, Югославянский комитет развернул активную политическую деятельность. От имени югославянских народов Австро-Венгрии он вел переговоры с правительствами стран Антанты, с правительством Сербии, устанавливал связи с югославянской диаспорой в США и Южной Америке, содействовал вербовке добровольцев в сербскую армию и сбору средств для Сербии и Черногории. Филиалы Югославянского комитета были открыты в Петрограде, Париже, Женеве, Вашингтоне.

Деятельность Югославянского комитета вызвала самый живой отклик у югославянских народов Австро-Венгрии. С его деятельностью солидаризировались все крупнейшие политические партии Хорватии и Словении.

Несмотря на существовавшие различия во взглядах на послевоенное будущее югославянских земель, лидерам комитета сообща удалось разработать программу создания государства южных славян на принципах федерации. Идея федеративной Югославии была выдвинута в противовес идее «Великой Сербии», которой придерживались правящие националистические круги Белграда.

Естественно, что Югославия могла быть создана только при условии распада Австро-Венгрии. Но эта перспектива не устраивала финансовые круги Парижа и Лондона, тесно связанные с банкирскими домами Вены. Находившиеся под их влиянием правительства Англии и Франции также не допускали возможности распада «лоскутной монархии». Другим аргументом против создания Югославии были опасения Англии и Франции, что это укрепит позиции России на Балканах. Самым же решительным противником создания Югославии являлась Италия, справедливо опасавшаяся возникновения сильного конкурента на Адриатике.

В ходе войны при участии Югославянского комитета в России началось формирование добровольческих частей из числа попавших в плен югославян — бывших военнослужащих австро-венгерской армии. Первоначально военнопленные хорваты и словенцы, изъявившие желание сражаться против Австро-Венгрии, отправлялись из России в сербскую или черногорскую армии. Весной 1916 года, после поражения Сербии и Черногории, в Одессе из числа военнопленных начала формироваться 1 я добровольческая сербская дивизия, а некоторое время спустя — 2 я добровольческая дивизия, образовавшая вместе с 1 й Сербский добровольческий корпус. Части этого корпуса совместно с русскими войсками сражались в Добрудже.

В среде Югославянского корпуса впервые проявились те противоречия, которые в последствии привели к распаду единой Югославии. Дело в том, что солдаты — бывшие военнопленные из числа хорватов и словенцев — преимущественно являлись сторонниками Югославянской федерации. Офицерский же состав был прислан с Корфу и почти целиком состоял из великосербских шовинистов. В результате начался конфликт, особенно обострившийся после Февральской революции в России. Весной 1917 года представители солдат — хорватов и словенцев — и части офицеров корпуса обратились к русским властям с декларацией, в которой осуждался великосербский шовинизм и заявлялось, что личный состав корпуса воюет «за создание Югославии, основанной на принципах демократии и равноправия всех трех народностей». В ответ сербское командование корпуса начало репрессии. Тогда значительная часть солдат и офицеров-добровольцев вышла из состава корпуса и вступила в русскую армию. Перед угрозой полной деморализации и развала командование пошло на формальные уступки: Сербский добровольческий корпус был переименован в Добровольческий корпус сербов, хорватов и словенцев.

Впоследствии часть солдат и офицеров корпуса вступила в Красную гвардию и приняла активное участие в гражданской войне в России на стороне красных. Известны имена красных командиров-сербов и хорватов Олеко Дундича, Данилы Сердича, Августа Барабаша и других. В 1918 году в составе Красной Армии действовало около 20 югославянских воинских подразделений. Впрочем, другая часть бывших военнослужащих корпуса сражалась на стороне белых. Подразделения «белых» сербов и хорватов воевали под Мурманском, Архангельском, Царицыным, Астраханью, Казанью.

В ноябре 1916 года скончался престарелый австрийский император Франц Иосиф. Австро-Венгрия к этому моменту находилась в тяжелом положении. Кампания 1916 года на русском фронте была проиграна, материальные ресурсы страны истощены. 1917 год, четвертый год войны, принес новые бедствия. Остро не хватало продовольствия, голодало не только население страны, но и армия на фронте. Слабость империи была очевидна.

Новый император Карл I перед лицом явно обозначившейся катастрофы начал искать пути заключения сепаратного мира с Антантой. Был отправлен в отставку одиозный венгерский премьер-министр граф Иштван Тиса. В своей тронной речи в парламенте (рейхсрате) 30 мая 1917 года император Карл заявил о необходимости реформ. Вслед за ним выступали лидеры национальных движений Австро-Венгрии. От имени фракции югославян (Югославянского клуба) с речью, получившей наименование Майской декларации, выступил словенский депутат Антон Корошец. Он провозгласил необходимость объединения в единый государственный организм всех югославянских земель, входивших в состав Австро-Венгрии. О выходе из состава империи и создании Югославии в декларации не говорилось, но ее обнародование вызвало широкий отклик. Декларацию поддержала католическая церковь в Словении и Хорватии, сербский митрополит Сараева, ряд югославянских партий и организаций.

С обнародования Майской декларации фактически начался завершающий период борьбы двух течений. Оба эти течения выступали за объединение всех югославянских земель Австро-Венгрии в единое государственно-административное образование, но при этом одни политики видели это образование в составе Австро-Венгрии, другие — в составе федеративной Югославии. Пик борьбы этих течений пришелся на 1917 — 1918 годы, когда империя Габсбургов уже приближалась к гибели.

Сложные процессы протекали и в другой части югославянского политического мира — в правительстве Сербии в эмиграции. Февральская революция в России сильно подорвала позиции Сербии в лагере Антанты. Сербия лишилась своей традиционной внешнеполитической опоры в лице царского правительства. А последующий октябрьский переворот в Петрограде и захват власти большевиками фактически оставил Сербию один на один со всей Европой.

В этой ситуации сербские правящие круги пошли на серьезные переговоры с эмигрантским Югославянским комитетом. В середине июня 1917 года на острове Корфу состоялась встреча премьер-министра Николы Пашича с лидерами Югославянского комитета. Исходные позиции сторон на переговорах принципиально отличались: Пашич и другие сербские националисты стояли за «Великую Сербию», Югославянский комитет — за федеративную Югославию. Но внешнеполитическая ситуация настоятельно диктовала необходимость компромисса: никто в мире больше не собирался радеть за интересы южных славян, и рассчитывать им приходилось только на самих себя.

Долгие и трудные переговоры завершились подписанием 20 июля 1917 года Корфской декларации — политической программы создания независимого единого югославянского государства. Предусматривалось, что будущее государство — Королевство сербов, хорватов и словенцев — будет включать в себя все югославянские земли Австро-Венгрии, Сербию и Черногорию. Конституцию страны должно будет выработать специально созванное Учредительное собрание, однако заведомо было решено, что новое государство будет конституционной монархией во главе с династией Карагеоргиевичей, а не федерацией.

Компромиссный характер Корфской декларации объясняется неравным и шатким положением, в котором находились обе стороны: изгнанное из оккупированной страны сербское правительство располагало армией, Югославянский комитет — определенными финансовыми ресурсами и поддержкой эмиграции и части югославянских политиков Австро-Венгрии. Однако обе стороны были буквально подвешены в воздухе — война продолжалась, и ее итог еще не был ясен — и поэтому нуждались друг в друге. Но равновесными эти отношения не были — все же позиции сербской стороны были сильнее. Ведь правительство Сербии, хотя и в изгнании, было признано государствами Антанты в качестве полноправного союзника и имело реальную военную силу. Поэтому в Корфской декларации перевес получили великосербские тенденции — и это отразилось впоследствии на всей истории межвоенной Югославии.

Несмотря на все эти недостатки, обнародование Корфской декларации вызвало волну энтузиазма среди всех югославянских народов. В проигрыше оказалась только черногорская королевская династия — отныне король Черногории Николай оставался королем без королевства. Еще в марте 1917 года в Париже был создан эмигрантский Черногорский комитет национального объединения, который от имени народа Черногории выразил солидарность с принципами Корфской декларации. Черногорский комитет установил тесные контакты с Югославянским комитетом и сербским правительством. В ответ король Николай и эмигрантское правительство Черногории объявили всех черногорцев — сторонников Корфской декларации «изменниками».

Начало 1918 года ознаменовалось вступлением в войну США. Перевес Антанты стал очевидным для всех. Не сомневаясь в победе, американский президент В. Вильсон 8 января 1918 года направил конгрессу США свое ставшее знаменитым послание из 14 пунктов, в котором излагалась концепция послевоенного переустройства Европы. Пункт 10 й гласил: «Народам Австро-Венгрии... должна быть предоставлена наиболее свободная и благоприятная возможность для автономного развития». Так на международном уровне был сделан первый шаг к автономии югославянских народов Австро-Венгрии. При этом речь о распаде империи еще не шла. «В это время мы не имели в виду полного распада Австрийской монархии, — писал в своих мемуарах английский премьер-министр Ллойд Джордж, — а стремились, скорее, к тому, чтобы в ее границах было создано несколько свободных автономных государств по образцу Британской империи».

9 января 1918 года Ллойд Джордж, выступая в английском парламенте, заявил, что «в задачи английской политики не входит разрушение Австро-Венгрии». При этом державы Антанты собирались держать руку на пульсе австро-венгерских событий и направлять их по своему усмотрению: «Необходимо разжигать недовольство наций в Австро-Венгерской монархии, — говорилось в меморандуме международной Комиссии экспертов по изучению условий мира от 22 декабря 1917 года, — но наряду с этим чинить препятствия далеко идущим последствиям, порождаемым этим недовольством и могущим привести к распаду Австро-Венгерской монархии».

Эти планы Антанты явно шли в разрез с устремлениями южных славян. Югославянский комитет сразу же после заявления Ллойд Джорджа выразил свое несогласие с английским премьером, отметив, что английский план противоречит принципам Корфской декларации.

Между тем правительство Австро-Венгрии предпринимало отчаянные усилия по выходу из войны. В Вене уже поняли, что в случае поражения события в стране станут неуправляемыми. Втайне от Германии венские дипломаты вели сепаратные переговоры с Антантой. Особое внимание уделялось переговорам в Брест-Литовске, начавшимся 22 декабря 1917 года. Здесь представители Германии и Австро-Венгрии обсуждали с представителями советской России условия заключения мира. Глава австрийской делегации на переговорах граф Отокар Чернин практически ежедневно получал из Вены телеграммы-напоминания: «От успеха переговоров зависит судьба империи», — писал Чернину император Карл. «Общественность страны ни о чем другом не думает, кроме как о мире», — телеграфировал премьер-министр Австрии Зейдлер. И когда глава советской делегации на переговорах Троцкий произнес свою историческую фразу: «Ни мира, ни войны, а армию распустить» и стало ясно, что переговоры сорвались, в Австро-Венгрии началась невиданная по размаху всеобщая политическая забастовка. Восстали матросы австрийского флота. Начались бунты в армейских частях, по стране прокатилась волна массовых демонстраций и митингов. В середине июня началась вторая всеобщая забастовка. Она совпала по времени с очередным крупным поражением австрийской армии на Итальянском фронте, после чего началась массовая деморализация армии. С фронта дезертировали целые части.

Осенью 1918 года началась агония. 14 — 15 сентября сербские и французские войска прорвали Салоникский фронт и начали наступление в Македонии. 29 сентября капитулировала Болгария. 4 октября правительство Австро-Венгрия направило державам Антанты ноту, в которой предлагало начать мирные переговоры. 5 октября началось массированное наступление войск Антанты на Итальянском фронте.

Это был конец империи. Практически вся территория страны уже вышла из-под контроля Вены. 6 октября в Загребе было образовано Народное вече югославянских народов, в которое вошли представители Хорватии, Словении и Боснии и Герцеговины. 16 октября император Карл издал запоздалый манифест о реорганизации монархии, но этот акт только ускорил распад империи. Народное вече начало формирование собственных органов власти и провозгласило свою программу, целью которой объявлялось «объединение всех словенцев, хорватов и сербов в народное, свободное и независимое государство, созданное на демократических началах». Объединение югославянского населения должно было осуществиться «на всей его этнографической территории, независимо от областных или государственных границ, в пределах которых оно в настоящее время проживает». В конце октября начались массовые восстания югославянских частей австро-венгерской армии. А 29 октября Народное вече в Загребе приняло резолюции о разрыве с Австро-Венгрией, отделении от нее всех югославянских провинций и создании самостоятельного Государства словенцев, хорватов и сербов.

4 ноября Австро-Венгрия капитулировала.

Сразу же после провозглашения независимости Народное вече объявило о прекращении войны с Антантой и потребовало предоставить новому государству право участвовать в мирной конференции. Представлять интересы нового государства на международной арене Народное вече уполномочило Югославянский комитет в Лондоне, имевший свои представительства в других столицах стран Антанты. Внутри страны началось формирование органов местной власти и собственных вооруженных сил — Народной гвардии. Необходимость в собственной армии настоятельно диктовалась сложным международным положением, в котором оказалась страна. Через ее территорию отступали с Салоникского фронта, из Сербии и Черногории массы деморализованных австро-германских войск, занимавшихся по дороге грабежами и мародерством. Банды дезертиров терроризировали население. В ряде городов происходили волнения. Анархия грозила захлестнуть всю страну. В условиях распада Австро-Венгрии и полной дезорганизации ее государственных институтов, итальянская армия оккупировала все побережье Адриатики с городами Триест, Риека, Сплит, Дубровник. В этих условиях Народное вече было вынуждено призвать на территорию страны войска Антанты.

Оккупация Италией обширной приморской зоны вызвала тревогу у Франции и Сербии. Обе страны не были заинтересованы в усилении позиций Италии на Балканах. Поэтому Париж немедленно предпринял энергичный дипломатический демарш против действия Италии, а военное командование Антанты ввело на территорию Государства словенцев, хорватов и сербов французские и сербские войска.

Сербское правительство до 1 ноября 1918 года оставалось на острове Корфу, откуда внимательно наблюдало за событиями на Балканах. 1 ноября сербские войска освободили Белград, а 13 ноября между Сербией и Венгрией было заключено перемирие. Премьер-министр Сербии Никола Пашич на совещании руководителей государств Антанты в Париже потребовал для своей страны территориальных компенсаций за причиненный ей австро-венгерской оккупацией ущерб. Но о присоединении к Сербии всех бывших территорий Австро-Венгрии, населенных югославянами, речь вообще не шла.

Руководство великих держав просчитывало варианты действий. С окончанием мировой войны геополитическая ситуация в Европе существенным образом изменилась. Как фактор европейской политики исчезли Россия, Германия и Австро-Венгрия. Новый расклад сил порождал новые противоречия. Стратегическая важность Балкан заключалась в их близости к Турции и арабскому Востоку, отсюда можно было контролировать всю восточную часть Средиземноморья. Но теперь фактическим гегемоном на Балканах становилась Франция. Недовольные этим Англия и США стремились ограничить французское влияние. Именно при их поддержке началась итальянская оккупация Балкан. Впрочем, санкционировав этот шаг, Лондон и Вашингтон вскоре забеспокоились, что итальянцы хапнут слишком много, а чрезмерное усиление Италии не входило в их планы. В итоге английские и американские войска начали высадку в югославских портах, захваченных итальянцами.

Сложившаяся ситуация настоятельно требовала обеспечить баланс сил на Балканах. Единственным противовесом Италии могло стать крупное государство южных славян, находящееся в тесных союзнических отношениях с Антантой. Это устраивало бы всех, кроме Италии, но о ней в данном контексте речь и не шла. Кроме того, новое государство на Балканах, по замыслу Антанты, должно было стать важным элементом «санитарного кордона» вокруг пораженной чумой большевизма России.

Ни Народное вече Государства словенцев, хорватов и сербов, ни правительство Сербии не возражали против объединения. Но политические партии, группировки и движения имели различные, зачастую диаметрально противоположные взгляды на принципы устройства будущего государства.

Югославянские социал-демократические круги выступали за республиканскую форму правления, за равенство всех народов Югославии и за федерацию демократических республик. Ведущие хорватские политические партии настаивали на автономии Хорватии в едином югославянском государстве. Сербские националисты рассматривали создание единой Югославии как закономерный «военный приз» для Сербии. Население Македонии выступало за автономию или полную независимость страны. В Черногории и вокруг нее шла острая борьба между сторонниками независимости страны и сторонниками объединения со всеми югославянскими народами. Находившиеся в эмиграции черногорский король Николай и королевское правительство пользовались поддержкой Италии, которая рассчитывала сохранить самостоятельное черногорское королевство и использовать его как плацдарм для расширений своего влияния на Балканах.

Этим планам активно препятствовала Франция. К тому времени Парижу удалось полностью подчинить своему влиянию сербский королевский двор, сербское правительство и генералитет, а при помощи военных кредитов — и финансы Сербии. В планах Франции Сербия должна была стать главным проводником французского влияния на Балканах, объединив вокруг себя все югославянские народы.

Намерения Франции не одобрялись США и Англией. Их гораздо больше устроило бы, если бы на Балканах существовало несколько слабых государств, которые было бы легко держать под контролем. Поэтому в черногорском вопросе США и Англия поддерживали сторонников короля Николая. Президент США В. Вильсон даже в случае создания объединенной Югославии предлагал сохранить автономную Черногорию под управлением черногорской королевской династии. Борьба вокруг «черногорского вопроса» продолжалась до самой смерти короля Николая в 1921 году. В январе 1919 года сторонники черногорского короля даже подняли вооруженный мятеж, который был подавлен сербскими войсками.

6 ноября 1918 года в Женеве открылось совещание представителей сербского правительства, Югославянского комитета и Народного веча Государства словенцев, хорватов и сербов по согласованию позиций. После трудных переговоров удалось принять декларацию о необходимости объединения югославянских земель в единое государство.

24 ноября 1918 года Народное вече вынесло решение об объединении Государства словенцев, хорватов и сербов с Сербией и Черногорией. 26 ноября решение об объединении с Сербией приняла Народная скупщина Черногории. А 1 декабря 1918 года от имени короля принц-регент Александр Карагеоргиевич объявил об образовании единого государства югославян — Королевства сербов, хорватов и словенцев. Эта дата и считается датой создания Югославии.

Крушение иллюзий (Национальные проблемы в межвоенной Югославии, 1920 — 1941 годы)

Созданное в декабре 1918 года Королевство сербов, хорватов и словенцев было крупным европейским государством. Его площадь составляла 248 тысяч квадратных километров, население — 12 миллионов человек. Самым большим по численности народом многонационального королевства были сербы, составлявшие 39% населения. Второй по численности этнической группой были хорваты, третьей — словенцы. Кроме этого, в Королевстве проживали венгры, албанцы, македонцы, боснийские мусульмане, цыгане, евреи, влахи, турки, болгары, немцы, итальянцы, румыны. Каждый из этих народов имел собственную историю, культуру, язык, традиции, много веков эти народы жили раздельно и в разных условиях, каждый из них за свою многовековую историю испытал различные политические, культурные, экономические, социальные влияния, каждый находился на своем уровне экономического развития.

Одной из главных черт югославской экономики являлась большая неравномерность в промышленном развитии отдельных областей страны. Наиболее развитыми в экономическом отношении были бывшие территории Австро-Венгрии — Словения, Хорватия и Воеводина. Главные города этих областей — Загреб, Осиек, Любляна, Марибор — являлись крупными промышленными центрами. Сербия оставалась отсталой аграрной страной, к тому же разоренной трехлетней австрийской оккупацией. Промышленность была развита слабо, зато большую роль в Сербии играл местный торгово-ростовщический капитал. Черногория, Македония, Босния и Герцеговина были еще более слаборазвитыми территориями, в Черногории даже сохранялись остатки родоплеменного уклада. Эта неравномерность экономического развития с учетом фактора многонациональности объективно являлась миной замедленного действия, заложенной под фундамент югославской государственности.

Другой миной стало то, что Королевство сербов, хорватов и словенцев было образовано недемократическим путем. Созданное фактически в условиях внешне- и внутриполитического цейтнота, королевство не являлось объединением равноправных народов, и уже на начальном этапе существования Югославского государства существовала большая разница между формальными и фактическими правами населявших его народов. Несмотря на «трехименное» название страны, хорваты и словенцы не пользовались равноправием с сербами, а македонцы, черногорцы, албанцы и мусульмане вообще не принимались в расчет. Вся реальная власть в государстве принадлежала сербской финансовой и политической элите. В результате благое и, несомненно, плодотворное дело создания единого государства южных славян попало в заведомо неблагоприятные условия.

Состоящая из разных по экономическому уровню развития и укладу областей страна не имела на первых порах единого рынка, практически отсутствовал внутренний товарообмен. Не было и единой денежной системы — в стране параллельно обращались несколько валют — сербская, черногорская, австрийская. При этом экономика Сербии и Черногории сильно пострадала от войны и оккупации, а экономика бывших австро-венгерских земель, вошедших в состав Государства сербов, хорватов и словенцев, была дезорганизована. Экономическую базу нового государства фактически предстояло создавать заново. И уже первые годы его существования показали, что способности правящей элиты не соответствуют масштабам государственных задач.

Первым и наиболее острым вопросом, который стоял перед многонациональной страной, был вопрос о национальном равноправии. В Словении и особенно в Хорватии, где были сильны республиканские настроения, вызвал большое недоумение манифест принца-регента Александра Карагеоргиевича, которым провозглашалось создание Королевства сербов, хорватов и словенцев. В этом манифесте ни слова не говорилось о национальных правах народов, вошедших в единое югославское государство. Для охваченной революционным брожением страны это было равносильно спичке, брошенной в бензин.

Практически на следующий день в Загребе и по всей Хорватии начались стихийные акции протеста, участники которых требовали предоставления Хорватии независимости. Это движение возглавила Хорватская народная крестьянская партия и ее лидер Степан Радич. Крестьянская партия организовала кампанию по сбору подписей под петицией о предоставлении независимости Хорватии. Было собрано почти 167 тысяч подписей, и хорватские представители вручили ее в Версале президенту США Вильсону и министру иностранных дел Франции Пишону. Но великие державы проигнорировали югославские проблемы — когда речь шла о переделе мира, будущее балканских народов никого не интересовало.

Между тем лидеры Хорватской крестьянской партии продолжали требовать предоставления Хорватии права на самоопределение. На партийной конференции 2 февраля 1919 года Степан Радич заявил, что его партия выступает за самостоятельную, республиканскую конституцию Хорватии, за провозглашение «миролюбивой крестьянской республики» в составе единой Югославии, пусть и монархической. О выходе Хорватии из состава единого югославского государства речь не шла.

Национальное движение в Хорватии на рубеже 1910 — 1920 х годов было неоднородным. За полную независимость страны выступала только незначительная тогда еще группа экстремистски настроенных хорватских националистов, объединенных идеями Старчевича-Франка (см. главу 1), из которых впоследствии было создано фашистское усташское движение. Эту группа пользовалась поддержкой Италии, которая поощряла вообще все сепаратистские движения в Югославии.

Более популярной была идея вхождения Хорватии в состав единого югославского государства. Но разные слои хорватского общества по-разному к ней относились. Среди широких народных масс, революционизированных процессами распада империи Габсбургов, звучали призывы к созданию автономной демократической республики. За автономию Хорватии выступали и различные круги хорватской политической и экономической элиты, которые в принципе не возражали против единой Югославии, но опасались «белградского гегемонизма». Во всяком случае, существовала вполне реальная почва для обстоятельных переговоров между Белградом и Загребом, которые при наличии доброй воли с обеих сторон имели все шансы на успех. Но в Белграде ни о каких компромиссах и думать не желали. Сербская правящая верхушка рассматривала все югославянские территории, вошедшие в состав Королевства сербов, хорватов и словенцев, как «военный приз», полученный Сербией за ее участие в войне, благодаря которому Сербия наконец стала Великой Сербией.

Эта националистическая узколобость в итоге привела к тому, что государственное образование югославян так и не смогло интегрироваться в единый организм. Великодержавная политика Белграда вызвала протест у всех без исключения народов, входивших в состав королевства. Не была исключением даже Черногория. Уже в январе 1919 года командующий сербскими войсками в Черногории полковник Д. Милутинович доносил в Белград: «Недовольство Сербией всеобщее, так как обмануты все надежды: и политические, и экономические...» («История Югославии», М., 1963, т. 2, с. 44).

Население Македонии, где ВМРО продолжала сохранять сильные политические позиции, выступало за автономию страны. Ряд видных деятелей ВМРО обратился к великим державам с требованием решить, наконец, македонский вопрос и предоставить Македонии автономию. Лидеры ВМРО видели свою страну в качестве автономной республики в составе федерации югославянских народов. «Вместо балканского национализма, — писали они, обращаясь к руководству держав Антанты, — который вследствие стремления к захватам и господству над чужими землями и народами привел к разгрому часть за частью всего Балканского полуострова, мы поднимаем старое знамя македонской автономии, знамя балканского объединения и будущего балканского братства».

На почве недовольства политикой правящих сербских кругов среди народов Югославии началось широкое распространение национализма. Ненависть к правящему сербскому режиму на бытовом уровне переносилась на сербский народ, который более чем кто-либо претерпел от идиотской политики своих руководителей. Проявления национализма со стороны других народов, фактически спровоцированные Белградом, плюс великосербская шовинистическая пропаганда, которой на протяжении десятилетий оболванивали сербов белградские правители, — все это привело к тому, что в сознании рядовых сербов сформировался устойчивый стереотип, своеобразный комплекс неполноценности: «все против нас», «нас все ненавидят», «мы — народ-мученик». Между сербами и другими народами Югославии образовалась трещина, а затем пропасть отчуждения, и пропаганда великодержавного шовинизма находила у простых сербов вполне сочувственный отклик: раз «они» ненавидят «наших», значит, мы будем платить им тем же. В результате сам сербский народ становился заложником той антиславянской политики, которую проводила сербская правящая клика, поддерживаемая державами Антанты. Ненависть порождала ненависть — так югославские народы попали в замкнутый круг, из которого не могут выбраться до сих пор.

Парадокс состоял и состоит еще в том, что и сербы, и хорваты, и словенцы, и черногорцы, и македонцы являются христианами, хотя и принадлежащими к двум разным христианским конфессиям, и христианская церковь, казалось бы, должна была сыграть положительную миротворческую роль, выступив как объединяющая, нравственная сила, несущая проповедь милосердия. Но и служители церкви — тоже люди, ничто человеческое им не чуждо, поэтому нравственный уровень церковных деятелей, как правило, соответствует нравственному состоянию общества. И нет ничего удивительного в том, что и сербская православная церковь, и хорватская католическая церковь выступали в числе главных сил, разжигавших межнациональную рознь в Югославии.

В начале апреля 1921 года начало свою работу Учредительное собрание, которому предстояло обсудить проект конституции страны. В состав Учредительного собрания входило 92 депутата от Сербской демократической партии, 91 — от Сербской радикальной партии, 50 — от Хорватской крестьянской партии, 39 — от Союза земледельцев, 24 — от Югославянской мусульманской организации, 27 — от Словенской народной партии и 58 — Коммунистической партии Югославии. Созданная в 1919 году, эта партия всего два года действовала легально и была запрещена в августе 1921 года.

Пестрота состава Учредительного собрания отражала пестроту этнического состава королевства и такую же пестроту взглядов на будущее страны. Старейшая к тому времени Сербская радикальная партия представляла интересы политической элиты старой, довоенной Сербии и стояла на великодержавных позициях. Сербская демократическая партия была создана в 1919 году представителями сербского населения, проживавшего на бывших территориях Австро-Венгрии, и имела свой взгляд на будущее устройство страны, который, однако, являлся только вариантом великосербских устремлений. Представители Хорватии и Словении требовали автономии в составе единой Югославии. Высказывались даже идеи создания федеративного государства под властью династии Карагеоргиевичей. Хорватская крестьянская партия и компартия выступали за республиканскую форму правления.

Наличие столь разных позиций по такому принципиальному вопросу, как будущее устройство страны, очевидно, требовало длительной дискуссии и терпеливого поиска компромисса хотя бы между главными политическими силами. Но не таких взглядов придерживались в Белграде и не так смотрели на судьбу Югославии великие державы. «Все мы согласны, что сильное и справедливое правительство в Сербии необходимо, — еще в 1918 году заявлял мистер Морли, эксперт английской делегации на Парижской мирной конференции, — но еще более необходимо, чтобы это правительство было сильным, чем чтобы оно было справедливым». И сербские правящие круги, опираясь на эту позицию Антанты, изо всех сил старались быть «сильными».

В результате работа Учредительного собрания зашла в тупик. Последней каплей стало предложение правительства принять коллективную клятву на верность королю Александру Карагеоргиевичу. Перед голосованием текста клятвы сторонники республиканской формы правления — депутаты от Хорватской крестьянской партии Степана Радича и Коммунистической партии — в знак протеста демонстративно покинули зал заседаний, при этом коммунисты скандировали: «Да здравствует социалистическая Югославия!»

В условиях бойкота со стороны левой оппозиции правительству удалось провести через Учредительное собрание свой проект конституции. Она была принята 28 июня 1921 года, в памятный для сербов «Видов дан» — день битвы на Косовом поле, и поэтому получила название «Видовданской конституции». За ее принятие проголосовали 223 депутата из 419.

Новая конституция узаконивала неравноправное положение народов королевства в унитарном государстве. Сербское меньшинство становилось господствующей нацией. Права несербов, которые составляли почти 60% населения страны, полностью игнорировались, конституционно закреплялось неравноправное положение Македонии и Черногории. Страна искусственно разделялась на 33 административно-территориальных единицы без учета их национального состава, в каждую из которых король назначал губернатора (жупана). Никаких органов местного национального самоуправления не предусматривалось.

Подобная конституция, вероятно, была бы уместна в государстве, где основная нация составляла хотя бы половину его населения. Для Югославии же эта узаконенная дискриминация большинства населения фактически предрешала скорый и неизбежный распад страны. Более того, Видовданская конституция дискредитировала идею единого славянского государства на Балканах, то есть шла вразрез с принципами славянского единства и тем самым имела ярко выраженную антиславянскую направленность. На этом бесспорном факте активно спекулировали хорватские националисты, чья пропаганда настойчиво внедряла в сознание хорватов мысль о том, что Видовданская конституция и сама Югославия навязаны хорватам иностранными державами исключительно для блага сербов.

Видовданская конституция была дополнена принятым скупщиной 2 августа 1921 года «Законом о защите безопасности и порядка в государстве», который объявлял вне закона Коммунистическую партию. В стране развернулась кампания массовых репрессий против левой оппозиции. Одновременно правительство приступило к реализации курса на сербизацию «освобожденных» территорий. В национальных областях искусственно создавались препятствия росту экономики, развитию национальной культуры и просвещения. В школах и учреждениях вводился сербский язык. Сербы составляли большинство среди армейских и полицейских офицеров, гражданских чиновников. Правительство стремилось усилить экономические позиции Сербии за счет других областей. Национальный банк направлял основной поток кредитов для развития экономики Сербии. Так, в 1926 — 1927 годы Сербия получила 49% всех кредитов, выданных Национальным банком, Хорватия — 23%, Словения — 11,5%, Босния и Герцеговина — 8%. Македония не получала кредитов вообще. Четыре пятых всей транспортной инфраструктуры — железных дорог, шоссе, мостов и др., сооруженных в 1919 — 1929 годы, приходилось на Сербию. Из Хорватии и Словении многие промышленные предприятия и банки в административном порядке переводились в Сербию. Взамен из Сербии присылались учителя, судьи, полицейские, чиновники и даже священники.

Особенно страдало от политики сербизации население Македонии, которую власти переименовали в Южную Сербию. На III конференции Коммунистической партии Югославии, состоявшейся подпольно в январе 1924 года в Белграде, отмечалось, что «сербская буржуазия установила в Македонии свирепый террористический режим, уничтожает или вынуждает к переселению сознательную часть болгарского, турецкого и албанского населения, а на его место доставляет переселенцев из других областей Югославии. Она угнетает все несербские народности, закрывает их церкви и школы, запрещает их печать и преследует их язык. На всякий акт возмущения и протеста доведенного до отчаяния населения сербские власти отвечают кровавыми репрессиями».

В рамках политики насильственной сербизации белградское правительство переселяло в Македонию ветеранов сербской армии, полиции, жандармерии, а также русских белогвардейцев-эмигрантов. Для них выделялись лучшие земли, которые отнимались у местных крестьян. Попытки протеста со стороны македонцев подавлялись карательными отрядами. Такую же политику белградское правительство проводило и в Косово, где большинство населения составляли албанцы. Подобные действия провоцировали межнациональные конфликты в стране.

Ответом на политику сербизации со стороны местного населения стало движение комитаджиев. Так назывались бойцы небольших повстанческих отрядов, которые в 1923 — 1926 годы развернули партизанскую борьбу в Македонии и Косово. Комитаджиев поддерживали все слои населения этих областей. В Македонии повстанческое движение возглавила Объединенная внутренняя македонская революционная организация (Объединенная ВМРО), в руководство которой вошли и представители компартии Югославии. Объединенная ВМРО ставила своей целью добиться автономии Македонии и преобразования Королевства сербов, хорватов и словенцев в федерацию балканских республик. Карательные меры, предпринятые Белградом против македонцев, только обострили положение. «Белградские правители все еще продолжают упорствовать в своих колонизаторских планах, — писала в августе 1927 года газета «Македонско дело», орган Объединенной ВМРО, — для них это большой политический вопрос: речь идет о сербизации и ассимилировании Македонии».

Практические результаты «освобождения и объединения» вызвали большое разочарование и в Черногории. На одном из заседаний скупщины просербски настроенный депутат так характеризовал настроения черногорцев: «В Черногории продолжается анархия. Люди с оружием в руках массами уходят в горы, в том числе те, кто раньше выступал за наше национальное воссоединение с Сербией. Они хотят избежать террора и притеснений со стороны новых органов власти».

Наибольшую остроту в межвоенной Югославии приобрел хорватский вопрос. В 1920 е годы лидером большинства хорватов являлся Степан Радич — глава Хорватской республиканской крестьянской партии (ХРКП), политик-популист, придерживавшийся левой ориентации. Его партия регулярно завоевывала второе место на выборах в скупщину (после Сербской радикальной партии) и образовывала вторую по численности парламентскую фракцию. Радич и его партия последовательно выступали за автономию Хорватии, за преобразование Югославии в федерацию равноправных территорий под властью династии Карагеоргиевичей.

Степан Радич первым из ведущих югославских политиков побывал в СССР, в котором он и его соратники видели союзника в борьбе за равноправие югославских народов. Еще в 1922 году орган Хорватской крестьянской партии газета «Дом», комментируя позицию советской делегации на Генуэзской конференции по хорватскому вопросу, отмечала, что «советская делегация знает в деталях хорватский вопрос и выступает в качестве непримиримого противника белградского деспотизма». А в 1924 году Радич приехал вместе с делегацией ХРКП в Москву, чтобы оформить присоединение Хорватской крестьянской партии к Крестьянскому Интернационалу. В своей статье в «Известиях» 2 августа 1924 года Радич отмечал, что большинство хорватов одобряет этот шаг своего лидера: «Моя поездка в Москву настолько усилила Хорватскую республиканскую партию, что на выборах в скупщину мы могли бы получить большинство голосов».

Возвращение Радича из Москвы в Загреб сопровождалось массовой манифестацией. Многотысячные толпы хорватов, приветствуя Радича, скандировали: «Да здравствует народная Хорватия!» «Да здравствует Советский Союз!» Популярность партии Радича настолько возросла, что только к концу 1924 года в ее ряды влилось более 300 тысяч новых членов. Сербские власти постоянно обвиняли ХРКП и Радича в связях с Москвой, на что Радич отвечал: «Я — за то, чтобы эти связи поддерживать, так как это вопрос нашей (то есть югославской. — Прим. авт.) жизни, а то, что мы делаем — это безумие».

За сотрудничество с Советским Союзом выступали не только широкие демократические круги, но и хорватская политическая и экономическая элита. Газета «Обзор», орган хорватских торгово-промышленных кругов, писала в 1926 году: «Югославия ничего не выигрывает от своей антисоветской политики, а лишь теряет... Интересы Югославии найдут защиту только со стороны Советского Союза. Позиция, занимаемая ныне по отношению к СССР — большая государственная ошибка». В таком же духе высказывалась респектабельная хорватская газета «Югословенски Ллойд»: «Югославия должна искать дружбы с Россией. Путь к этому лежит через восстановление дипломатических отношений».

Правящие круги Белграда вынуждены были считаться с хорватскими политиками, а особенно — с партией Радича. С Хорватской крестьянской партией и заигрывали и запрещали, ее лидера бросали в тюрьму, но игнорировать настроения хорватов было невозможно, и ХРКП оставалась важным элементом политической жизни королевства. При участии депутатов от ХРКП был вскрыт ряд крупных злоупотреблений в правительстве, к которым оказался косвенно причастен и признанный лидер сербских националистов, премьер-министр Никола Пашич — его сын активно разворовывал государственную казну. В результате Пашич был вынужден подать в отставку.

Деятельность ХРКП и ее лидера к середине 1920 х годов перешагнула рамки Хорватии. Фактически ХРКП являлась ведущей легальной оппозиционной партией в стране. Ответом властей явилась кампания травли Степана Радича и его партии, которая велась на протяжении нескольких лет.

20 июня 1928 года произошло событие, ставшее переломным моментом в истории межвоенной Югославии. В этот день сербский шовинист Пуниша Рачич, член тайной офицерской организации «Белая рука», прямо в зале заседаний скупщины во время парламентских дебатов выстрелами в упор смертельно ранил Степана Радича и убил еще двух хорватских депутатов.

Никогда в истории Европы не случалось ничего подобного. Этот дикий акт по существу означал развязывание войны между сербами и хорватами. Хорватский народ получил публичный плевок в лицо, и с этого момента настроения широких слоев населения Хорватии стали приобретать совершенно иное направление. Надежды на создание федерации братских народов рухнули, верх взяли сепаратистские настроения. И эти настроения были очень грамотно использованы хорватскими фашистами — усташами.

Убийство в скупщине хорватских депутатов вызвало широкий международный резонанс. «Убийца Пуниша Рачич был агентом касты руководителей, а покушение в скупщине явилось отражением невыносимых трудностей Югославии» — писала газета французских коммунистов «Юманите». Георгий Димитров, один из руководителей Коминтерна, заявил, что «дерзкое убийство передовых вождей Хорватской крестьянской партии в скупщине ясно иллюстрирует ожесточенность господствующей сербской буржуазии по отношению к растущему недовольству угнетенных провинций против сербской гегемонии и господствующего национального гнета».

В самой Хорватии произошли серьезные волнения и столкновения с жандармерией. Правительство Югославии подало в отставку. Попытка создать новое правительство с участием оппозиционных партий не удалась, так как их лидеры отказались приехать в Белград.

Кризис в стране нарастал. Король Александр Карагеоргиевич спешно выехал в Париж за инструкциями. Лидеры Франции популярно объяснили ему, что если в Югославии не будет обеспечен «прочный режим», то франко-югославский договор о дружбе потеряет всякий смысл. Так как Франция являлась главным союзником королевства, то эта угроза, по существу, означала конец «Великой Сербии»...

В 1920 х годах ни Франция, ни Англия, ни США не были заинтересованы в распаде королевства сербов, хорватов и словенцев. Расклад сил в Европе в то время требовал существования на Балканах крупного государства, находящегося под контролем держав Антанты, которое являлось бы, во-первых, фактором стабильности на Балканах, во-вторых, служило бы противовесом Италии, в-третьих, сдерживало бы реваншистские устремления Венгрии и Болгарии и, в-четвертых, обеспечивало «санитарный кордон» вдоль границ СССР. Сербская правящая верхушка, полностью ориентированная на Антанту, была вполне способна обеспечить все эти четыре условия и, следовательно, вполне удовлетворяла Париж и Лондон. А судьба каких-то там хорватов или македонцев их не волновала — они были отданы на откуп сербским шовинистам, и ни о какой «гуманитарной катастрофе» никто в столицах великих держав тогда и не заикался. Ну, режут славяне друг друга — так они же дикари, им так положено...

6 января 1929 года король Александр совершил в стране государственный переворот. Было объявлено чрезвычайное положение, скупщина распущена, к власти пришло правительство во главе с генералом Петром Живковичем, руководителем тайной организации «Белая рука».

Переворот в Югославии с большим удовлетворением восприняли во Франции и Англии. «Трудно найти какую-либо ошибку в действиях Александра или представить себе другой выход из положения», — писала лондонская «Таймс». В Париже и Лондоне переворот признали «сильнодействующим лекарством», которое, однако, было необходимо «как в интересах Югославии, так и вообще в интересах мира на Балканах». Более глубоко в будущее, однако, смотрела советская газета «Правда», писавшая: «Несомненно, реакция отныне с еще большей силой обрушится на трудящиеся массы, а автономистским стремлениям национальных меньшинств, в частности хорватов, будет объявлена беспощадная война».

Через несколько месяцев после переворота были проведены административные реформы. Прежнее название страны — Королевство сербов, хорватов и словенцев — упразднялось. Отныне страна получила официальное название Королевство Югославия. По новому административно-территориальному делению она разделялась на 9 провинций (бановин) и столичный округ. Границы провинций в основном соответствовали историческим областям Югославии.

3 сентября 1931 года была опубликована новая конституция Югославии. От предыдущей она отличалась только расширением полномочий короля, страна по сути превращалась в абсолютную монархию. В отношении национальных прав народов Югославии ничего не изменилось. В стране продолжались убийства противников режима, в основном коммунистов и хорватских политических дейтелей.

После убийства Степана Радича и переворота 1929 года межнациональные отношения в Югославии вступили в новую фазу. Начало стремительно набирать силу новое политическое движение — усташи. В 1931 году усташи окончательно оформились в самостоятельную организацию. Ее лидером («поглавником») стал Анте Павелич. Штаб-квартира движения располагалась в Италии, которая оказывала усташам всемерное содействие. Усташи пользовались сочувствием и в среде легальных хорватских политических партий. Хорватская элита к этому времени уже утратила все иллюзии прежних лет и надежды на свое равноправное с сербами положение в Югославии. И хотя часть деятелей хорватской оппозиции еще продолжала выступать за переустройство Югославии на началах федерации, сепаратистские настроения завоевывали в среде хорватов все больше сторонников.

Убийство короля Александра в 1934 году (об этом см. следующую главу) вызвало перегруппировку политических сил в стране. Укрепились позиции сербской оппозиции, представители которой предпринимали попытки найти общий язык с хорватскими политиками. В свою очередь, правящие круги, напуганные ростом хорватского национализма, пытались привлечь на свою сторону умеренных хорватских политиков. Результатом перегруппировки сил стало пришедшее к власти в 1935 году правительство М. Стоядиновича — бывшего министра финансов, председателя белградской фондовой биржи. Стоядиновичу удалось привлечь к сотрудничеству Мусульманскую партию и Словенскую клерикальную партию, представители которой вошли в правительство. Представители Хорватской крестьянской партии войти в правительство Стоядиновича отказались. Партия сербских националистов — Югославская национальная партия — вынуждена была перейти в оппозицию.

Видя реальную опасность распада страны, правительство Стоядиновича искало компромисса с хорватами. Лидер ведущей политической силы Хорватии — Хорватской крестьянской партии, В. Мачек, занявший этот пост после гибели Степана Радича, требовал от Белграда признания за Хорватией права на самостоятельное устройство, пересмотра конституции и предоставления хорватам равных с сербами прав не на словах, а на деле. Личные переговоры Стоядиновича с Мачеком успехом не увенчались. Тогда югославский премьер попытался найти поддержку у хорватской католической церкви. Летом 1935 года Югославия заключила с Ватиканом соглашение — конкордат, по которому существенно расширялись права католической церкви в Югославии. Тем самым белградское правительство рассчитывало снизить национальную напряженность в Хорватии и Словении и снять с себя обвинения в религиозном притеснении национальных меньшинств. Кроме того, преследовались и внешнеполитические цели — подписывая конкордат, югославское правительство рассчитывало, что это будет способствовать улучшению итало-югославских отношений.

Однако подписание конкордата вызвало резкий протест у сербских шовинистов и у Сербской православной церкви, являвшейся одним из оплотов сербского национализма. Сербское духовенство вступило в открытую полемику с правительством. 19 июля 1937 года, в канун ратификации конкордата в скупщине, в Белграде состоялся массовый крестный ход, организованный Сербской православной церковью. Жандармы начали разгонять процессию, завязалась драка. 23 июля скупщина, несмотря на протесты националистов, большинством голосов ратифицировала конкордат. Престарелый сербский патриарх Варнава на другой день скончался. По Белграду поползли слухи, что патриарха отравили. Это еще больше обострило отношения власти с сербскими националистами и вызвало взрыв религиозного фанатизма. Похороны патриарха вылились в массовую антиправительственную демонстрацию. Сербская православная церковь предала анафеме и отлучила от церкви премьера Стоядиновича и всех министров и депутатов православного вероисповедания, голосовавших за ратификацию конкордата. В итоге противостояние правительства и православной церкви завершилось фактической отменой конкордата. Попытка урегулировать межнациональные отношения в стране провалилась. В результате католическая церковь, оттесненная на обочину политической жизни, стала прибежищем сепаратистских сил, разжигавших национальную рознь в стране. Для Югославии, где католики составляли более трети населения, это было очень опасно.

В канун начала Второй мировой войны, 4 февраля 1939 года, правительство М. Стоядиновича ушло в отставку. Новый премьер-министр Драгиша Цветкович в очередной раз попытался консолидировать югославское общество перед лицом обострившейся международной обстановки. Развал Чехословакии наглядно продемонстрировал югославскому руководству, как будет осуществляться развал Югославии. Самым слабым местом во внутренней политике являлся хорватский вопрос, и правительство Цветковича приложило максимум усилий, чтобы успеть разрешить его.

К этому времени влияние Италии в Хорватии достигло опасного уровня. Помимо поддержки усташей, Рим установил контакты с лидером Хорватской крестьянской партии В. Мачеком. Полностью поддерживая идею хорватской независимости, Италия была готова поддержать восстание в Хорватии и финансами и войсками. В Белграде об этом знали и любой ценой стремились предотвратить такое развитие событий.

Трудные переговоры Белграда и Загреба продолжались в течение всего лета 1939 года. Наконец, 26 августа было подписано соглашение между правительством и коалицией хорватских политических партий, предусматривавшее переустройство государства: Хорватия выделялась в автономную Хорватскую бановину, получавшую собственные органы власти — Хорватский сабор (парламент) и королевского наместника — бана. Законодательные и исполнительные органы Хорватской бановины получали широкие полномочия. Кроме того, В. Мачек становился заместителем премьер-министра Югославии.

Это был крупный, но, увы, явно запоздалый успех Белграда. Если бы подобная схема была реализована в начале 1920 х годов, то, возможно, межвоенной Югославии удалось бы избежать многих проблем в межнациональных отношениях, которые в итоге и привели к распаду страны и сотням тысячам человеческих жертв. Почти двадцать лет потребовалось, чтобы в Белграде сформировалась генерация более или менее ответственных политиков, сумевших понять или хотя бы приблизиться к пониманию роли межнациональных отношений в судьбе многонациональной страны, где ни одна нация не составляет к тому же большинства.

Кроме того, автономизация Хорватии создала прецедент, вызвавший ответную реакцию других национальных движений. Словенские политики потребовали предоставить Словении такие же права, какие получила Хорватия. Оскорбленные сербские националисты заявили, что после разрешения «хорватского вопроса» в стране возник «сербский вопрос», и начали кампанию по «защите сербства», требуя предоставления автономии Сербии. В результате национальные противоречия в Югославии после создания Хорватской бановины усилились.

После подписания сербо-хорватского соглашения в Хорватию вернулась часть лидеров усташской эмиграции, которые развернули широкую националистическую пропаганду. Усташи убеждали население в том, что только создание «независимого хорватского государства» сможет улучшить положение хорватского народа. В свою очередь, сербские националисты заявляли, что в результате предоставления автономии Хорватии экономическое единство Югославии нарушилось и этим объясняется тяжелое экономическое положение страны.

Таким образом, в межвоенный период национальный вопрос в Югославии разрешить не удалось, наоборот — межнациональные отношения в стране серьезно обострились. Это явилось главной причиной слабости югославского государства, к 1941 году оказавшемуся на пороге новой войны.