Содержание
«Военная Литература»
Исследования

Глава V.

Конференция «Эврика»

В конце ноября — начале декабря 1943 г. в Тегеране в здании советского посольства произошло историческое событие — встреча руководителей трех держав антигитлеровской коалиции: главы Советского правительства И. В. Сталина, президента Соединенных Штатов Америки Франклина Делано Рузвельта и премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля. Это было важное дипломатическое событие второй мировой войны, новый этап в международной жизни, в развитии межсоюзнических отношений. Решения этой конференции явились ценным вкладом в международное сотрудничество, в разгром фашистской Германии.

Выдающиеся победы советских армий в 1943 г., как отмечалось выше, вынудили правительства США и Англии пересмотреть свою политическую линию, стратегию и тактику в ходе войны. Недаром президент Рузвельт говорил осенью 1943 г. своему сыну полковнику Эллиоту Рузвельту: «Ведь если дела в России пойдут и дальше так, как сейчас, то возможно, что будущей весной второй фронт и не понадобится»{655}.

Идея встречи «большой тройки» — глав правительств СССР, США и Англии была выдвинута Черчиллем и Рузвельтом в августе 1943 г. во время Квебекской конференции.

Еще 7 августа 1943 г. британский премьер в послании главе Советского правительства предлагал организовать встречу трех в Скапа-Флоу на Оркнейских островах Англии{656}.

В июле того же года президент США предложил Сталину организовать двустороннюю встречу{657}.

Сталин сообщил Рузвельту о своем желании превратить «совещание представителей двух государств... в совещание представителей трех государств»{658}.

Местом встречи он предлагал Астрахань или Архангельск, поскольку Верховный Главнокомандующий Вооруженными Силами СССР в разгар напряженных боев на советско-германском фронте не мог покинуть пределы [171] СССР. Аналогичный ответ был направлен главой Советского правительства Черчиллю.

Рузвельт и Черчилль, находившиеся в то время в Канаде, 19 августа 1943 г. направили главе Советского правительства совместное послание, гласившее: «Мы снова желаем обратить Ваше внимание на важность встречи всех нас троих. В то же время мы полностью понимаем те веские причины, которые заставляют Вас находиться вблизи боевых фронтов...»{659}. Со своей стороны они считали подходящим для встречи «большой тройки» город Фербенкс на Аляске. Если невозможна встреча глав трех правительств, предлагалось созвать в ближайшем будущем конференцию министров иностранных дел.

В ответном послании глава Советского правительства поддержал их мнение «о важности встречи «большой тройки». Однако в момент, когда советские армии «с исключительным напряжением ведут борьбу с главными силами Гитлера»{660}, он не мог выехать в столь отдаленный пункт, как Фербенкс. Сталин считал возможной встречу представителей СССР, США, Англии, ведающих иностранными делами, в близком будущем. Глава Советского правительства считал также необходимым заранее определить круг вопросов, подлежащих обсуждению представителями трех государств.

В послании Рузвельта Сталину президент выдвинул идею встречи «большой тройки» в Северной Африке между 15 ноября и 15 декабря{661}. Глава Советского правительства считал эту дату созыва конференции «большой тройки» приемлемой. «Местом же встречи, — писал он, — было бы целесообразно назначить страну, где имеется представительство всех трех государств, например Иран»{662}. Так впервые появилось предложение о встрече «большой тройки» в Иране.

Через два дня Черчилль ответил согласием отправиться на конференцию в Тегеран, правда предпочитая встречу на Кипре или в Хартуме. От встречи «большой тройки», патетически воскликнул Черчилль, будет зависеть не только быстрейшее окончание войны, но и будущее всего мира{663}.

Министры совещаются в Москве

В конце октября в Москве впервые за годы второй мировой войны состоялась встреча министров иностранных дел СССР, США и Англии. На конференции, происходившей в доме приемов на Спиридоньевке (ныне улица Алексея Толстого), помимо 12 пленарных заседаний имели место личные встречи министров иностранных дел. [172]

Главное внимание было уделено вопросу военного сотрудничества трех держав, тому, какие меры должны быть приняты для сокращения сроков войны против Германии и ее сателлитов в Европе{664}. Советская делегация четко поставила вопрос: будут ли в 1944 г. выполнены данные в начале июня 1943 г. повторные обещания Черчилля и Рузвельта относительно вторжения англоамериканских сил в Северную Францию{665}? Опасения Советского правительства не были беспочвенными.

Черчилль инструктировал находящегося на конференции Идена поставить операцию «Оверлорд» в зависимость от «нужд итальянской кампании», намеревался по-прежнему торчать с английскими и американскими армиями в узком «голенище» итальянского сапога{666}, не выходить в долину реки По. Однако это решение не зависело от Черчилля, а определялось успехами Красной Армии, громившей врага. В конце концов министры иностранных дел США и Англии подтвердили решение Квебекской конференции об открытии второго фронта в 1944 г.

Важным решением конференции явилась декларация о всеобщей безопасности после войны, позднее составившая некоторую основу устава Организации Объединенных Наций.

Державы, участвовавшие в войне против гитлеровской Германии, условились вести ее до победы и продолжать тесное сотрудничество после войны. Для этого они признали необходимым учреждение всеобщей международной организации для поддержания мира и безопасности.

Декларация об Италии, принятая конференцией, определяла политику правительств СССР, США и Англии, которая привела бы к полному уничтожению фашизма и установлению в стране демократического режима{667}.

Декларация об Австрии предусматривала необходимость восстановления «свободной и независимой Австрии». В то же время в ней говорилось о ее ответственности за участие в войне на стороне гитлеровской Германии{668}.

Во время конференции министры опубликовали декларацию Рузвельта, Черчилля и Сталина об ответственности гитлеровцев за совершаемые преступления. США, Англия и СССР, выступив в интересах 32 государств Объединенных Наций, заявляли и предупреждали, что германские офицеры и солдаты, члены нацистской партии, ответственные за зверства, убийства и казни, творимые гитлеровскими войсками во многих странах, захваченных ими, будут судимы и наказаны на месте своих преступлений{669}. Это было грозным предупреждением не только фашистским преступникам, но и тем, кто еще не обагрил свои руки кровью невинных жертв. [173]

Декларация не затрагивала вопроса о главных военных преступниках, подлежавших наказанию совместным решением правительств союзных государств.

Таким образом, по некоторым вопросам Московской конференцией министров иностранных дел были приняты важные решения, по другим — определены основные принципы, по третьим — произошел лишь обмен мнениями.

Покидая гостеприимную Москву и высоко оценивая итоги встречи министров трех стран, Иден говорил: «Пока мы трое вместе — нет ничего, что мы не могли бы осуществить. Если мы не будем вместе, то не будет ничего, что мы сможем осуществить»{670}. Это была справедливая оценка значения совместного сотрудничества СССР, США и Англии. Как бы хотелось напомнить ее современным американским и английским политикам из партий консерваторов и лейбористов, демократов и республиканцев.

Московская конференция способствовала созыву Тегеранской конференции, «явилась, — как писал А. Верт, — ее репетицией»{671}.

Где и когда будет «Эврика»?

Вернувшись в Лондон, Черчилль снова занялся вопросом о встрече глав трех правительств.

В конце сентября он писал главе Советского правительства: «Я обдумывал нашу встречу глав правительств в Тегеране». Что же надумал беспокойный английский премьер?

Условным обозначением этой операции он предлагал древнегреческое слова «Эврика» («я нашел»), а вместо слова «Тегеран» использовать шифр «Каир III»{672}. Черчилль, очевидно, отождествлял себя со знаменитым греческим ученым Архимедом, открывшим важнейший закон гидростатики. Правда, он намеревался совершить в Тегеране не «открытие», а «закрытие» второго фронта. Для охраны делегатов и участников конференции Черчилль предлагал перебросить в Тегеран английскую и русскую бригады.

В ответном послании глава Советского правительства выразил согласие на все условные наименования, на все отвлекающие маневры, кроме переброски английской и русской бригад в район «Каир III», т. е. в Тегеран. Сталин предлагал ограничиться солидной внутренней охраной{673}.

Однако против места созыва конференции в Тегеране выступил Рузвельт, ссылаясь на некоторые особенности Конституции США и предстоящую сессию конгресса. Вместо Тегерана Рузвельт предложил Каир или столицу [174] бывшей итальянской колонии Эритреи Асмару. Рузвельт любезно предлагал главе Советского правительства американский корабль для встречи в каком-нибудь порту в восточной части Средиземного моря. Назывались для проведения конференции и окрестности Багдада. Датой встречи предлагалось 20–25 ноября{674}.

Соглашаясь с датой встречи, глава Советского правительства настаивал на проведении ее в Тегеране, чтобы по телеграфу и телефону руководить военными операциями Красной Армии{675}.

В конце октября Рузвельт направил главе Советского правительства новое послание, продолжая твердо настаивать на созыве конференции в окрестностях Багдада, в Асмаре, Анкаре или Басре, на берегу Персидского залива. «Будущие поколения сочли бы трагедией тот факт, — писал Рузвельт, — что несколько сот миль помешали Вам, г-ну Черчиллю и мне встретиться»{676}.

Хэлл и Иден, в это время находившиеся на Московском совещании министров иностранных дел, убеждали главу Советского правительства выехать на конференцию в один из городов, предлагаемых Рузвельтом. Поскольку Сталин продолжал доказывать, что, как Верховный Главнокомандующий, он не может направиться на конференцию дальше Тегерана, он предложил послать в любое место своего заместителя{677}.

Рузвельт отступил и дал согласие на встречу «большой тройки» в Тегеране, намереваясь прибыть туда 26 ноября и работать в течение 27–30 ноября{678}. Глава Советского правительства принял этот план организации встречи{679}.

В свою очередь Черчилль выразил готовность встретиться «в любом месте, в любое время»{680}. Он предлагал пригласить в Тегеран Чан Кайши, но глава Советского правительства настаивал на встрече руководителей только трех правительств — СССР, США и Англии{681}.

Планы сепаратной встречи в Каире

В тот момент, когда происходила горячая полемика между Рузвельтом, Черчиллем и Сталиным о месте и дате созыва конференции руководителей трех великих держав, британский премьер снова вынашивал планы сепаратной встречи с президентом США. «Бывший военный моряк» предлагал президенту организовать встречу руководителей военных штабов США и Англии, а затем присоединиться к их совещанию и после принятия соответствующих решений совместно отправиться на «Эврику»{682}. [175]

Рузвельт не возражал против такой встречи, например, в Африке, у пирамид, с тем чтобы к концу ее пригласить на совещание Чан Кайши{683}.

Однако, когда Рузвельт предложил пригласить советского военного представителя на объединенное совещание англо-американских военных штабов с целью принять участие в решениях, Черчилль всполошился. Он высказался категорически против такой идеи, необоснованно мотивируя свой отказ тем, что такое приглашение задержало бы их работу{684}. Кроме того, «аргументировал» Черчилль, русские военные не знают английского языка!

Дело было не в том, знают или не знают русские английский язык. В действительности Черчилль и далее хотел продолжать тактику сепаратных действий за спиной союзника, используя отсутствие единства трех государств в коалиционной стратегии. Он понимал, что русские представители помешают осуществлению планов в отношении дальнейшего саботажа открытия второго фронта и в 1944 г., несмотря на решения, принятые в Квебеке.

Правда, Черчилль и Рузвельт для проформы пригласили советских военных представителей прибыть в Каир, где была намечена встреча перед Тегераном. Черчилль надеялся, что советские делегаты приехать не смогут. Так это и произошло. Советская сторона воздержалась от участия в Каирской конференции потому, что там должен был присутствовать представитель гоминьдановского Китая. Участие в ней представителя СССР могло повлечь осложнения в японо-советских отношениях{685}.

Вечером 11 ноября 1943 г. Рузвельт покинул Белый дом и отправился в сопровождении Гопкинса, Леги, Болена на морскую базу «Куантико» в Виргинии. Затем на яхте «Потомак» президент и сопровождавшие его лица прибыли в порт Хемптонроуд, где их ожидал новый линейный корабль «Айова». Здесь к президенту присоединились генерал Маршалл, адмирал Кинг, генерал Арнольд — до 60 человек политиков, дипломатов и военных{686}.

13 ноября линкор «Айова», эскортируемый эсминцами, вышел в Атлантический океан, взяв курс к берегам Европы. В пути Рузвельт продолжал усиленную подготовку к «Эврике» и «Секстанту» (так была зашифрована каирская встреча Рузвельта, Черчилля и их штабов). В океане не обошлось без инцидента: один из сопровождавших «Айову» эсминцев по ошибке выпустил в линкор торпеду, прошедшую от него в двухстах метрах{687}.

Утром 20 ноября линкор «Айова» пришвартовался в Большой гавани алжирского порта Оран, покрыв расстояние 3806 миль. Здесь Рузвельта встретили его сыновья — полковник Эллиот Рузвельт, лейтенант Франклин Д. Рузвельт и генерал Эйзенхауэр. В тот же день вечером [176] президент прибыл на аэродром «Ла Синия». Транспортный самолет президента «Дуглас С-54», за которым неофициально, но прочно закрепилось название «Священная корова»{688}, вылетел в Тунис. За короткое время, проведенное в Тунисе, Рузвельт осмотрел развалины древнего Карфагена, знаменитый амфитеатр, акведук, расспрашивал о пунических войнах, проехал мимо дворца тунисского бея. Он видел недавние поля сражений, сожженные немецкие танки, самолеты поверженного «лиса пустыни» Роммеля, инспектировал воинскую часть летчиков, где служил Эллиот Рузвельт. Затем он вылетел в Египет.

Рано утром 22 ноября самолет Рузвельта коснулся колесами бетонной дорожки каирского аэродрома английских военно-воздушных сил. По прибытии Рузвельт, Гопкинс, Леги разместились в вилле американского посла Арчибальда Кэрка, в Менд, западном пригороде Каира, недалеко от пирамид.

Черчилль отправился в путешествие из Плимута на корабле «Ринаун», который утром 21 ноября бросил якорь в Александрии. Небольшой перелет, и вскоре Черчилль и сопровождавшие его лица, среди них и дочь Сара Оливер, расположились среди раскинувшихся Кассеринских рощ в вилле английского посла в Египте Кэзи, в нескольких километрах от Каира{689}. Недалеко от его виллы уже обосновались Чан Кайши с супругой.

Операция «Секстант» должна была начаться около 22 ноября 1943 г.

Как стало известно из недавно рассекреченных английских документов, английское правительство тщательно готовилось к Тегеранской конференции, вырабатывало планы предварительного сепаратного сговора с США, с тем чтобы продиктовать советской делегации свою программу, связанную со средиземноморско-балканской стратегией Черчилля, с саботажем открытия второго фронта.

За 10 дней до конференции генерал Исмэй — начальник штаба министра обороны получил задание подготовить вопросы повестки дня в Тегеране «для наших переговоров с дядей Джо (т. е. со Сталиным. — Ф. В.), а также для заседаний на конференции «Каир III» военных представителей трех держав»{690}, т. е. Англии, США, СССР.

Буквально через день генерал Исмэй представил проект повестки дня конференции в Тегеране. «Главы английских и американских штабов, — гласил документ, — представят на рассмотрение главы советского Генерального штаба военные планы англо-американских сил на 1944 г.»{691} Поэтому «объектом дискуссий должен быть вопрос о помощи друг другу»{692}, хотя выражалась надежда на новое наступление войск Красной Армии на советско-германском фронте. Предлагалось обсудить в Тегеране и [177] вопрос о вступлении Турции в войну против фашистской Германии{693}.

Перед прибытием английских представителей в Каир, 18 ноября 1943 г., состоялось сепаратное совещание английских политических и военных деятелей на Мальте. На нем присутствовали: Черчилль; А. Брук — начальник имперского генерального штаба; Ч. Портал — главный маршал авиации; Э. Кеннингхэм — 1-й морской лорд; X. Исмэй — начальник штаба министра обороны. Здесь У. Черчилль снова развивал свой неизменный план балканской стратегии. «Новые усилия, — считал он, — должны быть предприняты, чтобы установить контроль в Адриатике. Необходимо провести операции на Балканах»{694}.

В то же время в меморандуме, представленном 20 ноября 1943 г. английскому комитету начальников штабов, Черчилль предлагал не допустить в Тегеране принятия плана открытия второго фронта в Европе. Иными словами, он стремился пересмотреть принятые в Квебеке решения. «Над нами, — писал Черчилль в меморандуме, — нависла тень «Оверлорда»... Ныне мы стоим перед лицом фиксации цели и даты «Оверлорда», что будет мешать планам военной кампании в Средиземном море»{695}.

Для будущей дискуссии в Тегеране Черчиллю был представлен доклад отдела планирования операций при Адмиралтействе, в котором изобретались аргументы в защиту тезиса перенесения операции «Оверлорд» (погода и т. д.){696}. Черчилль предлагал употребить все военные силы на захват Рима, портов на побережье Далмации для продвижения в Югославию{697}.

На заседании англо-американского Объединенного комитета начальников штабов была выработана совместная линия на переговорах с китайской военной делегацией, намеченных на 23 ноября{698}.

В свою очередь в записке английского посольства в Каире, направленной Черчиллю по вопросу повестки дня в Тегеране, предлагалось рассмотреть следующие вопросы: о вовлечении Турции в войну путем давления на президента Иненю; о работе Европейской консультативной комиссии; о проблеме Польши и ее будущих границах. «Лучшим решением, — говорилось в записке, — должна быть «линия Керзона», за исключением Львова, который должен быть оставлен Польше»{699}. Польше предлагалось передать часть Восточной Пруссии, Данциг (Гданьск) и Оппельнскую провинцию в Верхней Силезии. За это от русских потребовать немедленного признания польского эмигрантского правительства в Лондоне{700}.

На документе посла стоит резолюция Идена: «Я согласен с этим»{701}. Таким образом, английские политики накануне каирской встречи с делегацией США готовились [178] навязать в Тегеране свою точку зрения по важнейшим проблемам межсоюзнических отношений.

Каирская встреча Рузвельта и Черчилля, происходившая 22–26 ноября 1943 г., была очередной попыткой сговора английских и американских политиков за спиной союзника — СССР, генеральным смотром «боевых порядков»{702} США и Англии перед Тегераном. Делегация США в Каире стремилась к тому, чтобы обсудить положение на Дальнем Востоке для нанесения решающего удара по Японии{703}. Чан Кайши был явно не у дел и «сильно мешал, — по словам Черчилля, — переговорам английских и американских штабов, пытаясь выдвинуть длинный, запутанный и второстепенный китайский вопрос на первое место в переговорах». Черчилль убеждал генералиссимуса и его жену подольше осматривать пирамиды, сфинкса и другие достопримечательности Египта.

Первое пленарное заседание Каирской конференции, где присутствовали Рузвельт, Черчилль, Чан Кайши, сопровождаемые Гопкинсом, Леги, Маршаллом, Кингом, Арнольдом (от США); Бруком, Порталом, А. Кеннингхэмом (от Англии), состоялось на вилле президента утром 23 ноября. Ему предшествовало совещание Объединенного комитета начальников штабов США и Англии, рассматривавшее повестку дня Каирской и Тегеранской конференций{704}.

Пленарное заседание было коротким: Черчиллю и Рузвельту явно мешало присутствие Чан Кайши. По совету Рузвельта адмирал Маунтбэттэн сообщил Чан Кайши о планах намеченных в Квебеке операций в Юго-Восточной Азии, о ходе военных действий в Бирме. Когда Чан Кайши попытался обсуждать этот вопрос, Черчилль бесцеремонно оборвал его{705}.

На следующий день Рузвельт созвал второе заседание Объединенного комитета начальников штабов, избавившись от участия китайской делегации. Главным был вопрос о военных операциях англо-американских войск в Европе и на Средиземном море. На первом месте было обсуждение плана «Оверлорд».

Несмотря на определенное, правда запоздалое, решение Квебекской конференции открыть фронт в мае 1944 г., Черчилль вновь ратовал за свой любимый балканский вариант, забыв о недавнем поражении английских войск по захвату Додеканезских островов — Кос, Самос, Лерос. Он доказывал необходимость захвата англоамериканскими войсками острова Родос, дальнейшего наступления на Адриатическое побережье (якобы для помощи 220-тысячной армии Тито){706}.

Черчилль рисовал мрачную картину трудностей, связанных с осуществлением операции «Оверлорд», ставя ее [179] в зависимость «от слабости врага», а не от степени готовности и решимости союзников осуществить операцию{707}, и заявлял, что Англия может выделить для этой цели всего... 16 дивизий.

Черчилль безосновательно доказывал, что отвод англоамериканских частей из района Средиземного моря вызовет «депрессию у солдат» на итальянском фронте. «Овер-лорд», резюмировал он, нужен, но он ставил его осуществление в зависимость от операций на Средиземном море, т. е. вновь отстаивал балканский стратегический вариант{708}.

В свою очередь Рузвельт отмечал, что «премьер Сталин придает «Оверлорду» величайшее значение, как единственной операции, заслуживающей внимания... Но логичной является проблема, в состоянии ли мы сохранить «Оверлорд» во всей его целостности и в то же время вести операции на Средиземном море»{709}.

Рузвельта, как и Черчилля, беспокоило быстрое продвижение Красной Армии на Балканы. «Что мы намерены делать в этой ситуации?» — вопрошал Рузвельт.

Президент и премьер вновь поручили своим штабам изучить проблему размеров и сроков военных операций в Европе и на Средиземном море в 1944 г.{710} Начальники штабов Англии на заседаниях 24 и 26 ноября, подыгрывая Черчиллю, повторяли: «Погода может вызвать отсрочку операции «Оверлорд», помешать воздушным операциям»{711}. В результате окончательные решения по вопросам союзной стратегии в Европе в Каире не были приняты. Рузвельт считал, что это было бы расценено СССР как недружественный акт.

Прибывший на Каирскую встречу посол США в СССР А. Гарриман, докладывая на штабном совещании, отмечал: советские руководители информированы об «Овер-лорде» и верят в его осуществление. «Они верят, что второй фронт будет открыт»{712}.

Однако Черчилль искал все новые лазейки для осуществления своих планов удушения национально-освободительного движения народов Балканских и других стран Европы. Поэтому он так рьяно отстаивал планы «балканской стратегии» и перенес свои предложения на конференцию в Тегеране.

На первой Каирской конференции между Черчиллем и Рузвельтом также обсуждался вопрос о вовлечении Турции в войну на стороне союзников. Но более детально эта проблема рассматривалась на второй Каирской конференции в начале декабря 1943 г., после окончания Тегеранской конференции.

Вторая встреча Рузвельта, Черчилля и Чан Кайши состоялась 26 ноября. Была выработана заключительная [180] декларация. Правда, было решено не публиковать ее до завершения Тегеранской конференции и одобрения документов Советским Союзом. Декларация, принятая США, Англией и Китаем, гласила:

«Три великих союзника ведут эту войну, чтобы остановить и покарать агрессию Японии... Их цель заключается в том, чтобы лишить Японию всех островов на Тихом океане... чтобы территории, которые Япония отторгла у китайцев, как, например, Маньчжурия, Формоза и Пескадорские острова, были возвращены Китайской Республике»{713}.

Завершив сепаратную встречу в Каире, а она вновь подтвердила различие точек зрения США и Англии по ряду вопросов глобальной военной стратегии между американскими и английскими политиками, Рузвельт и Черчилль направились в Тегеран.

Фашистская разведка готовится... к Тегерану

Ранним утром 27 ноября Рузвельт прибыл на каирский аэродром. В 7 часов утра президентский самолет поднялся в воздух, пересек Суэцкий канал близ Исмаилии, пролетел над древним Иерусалимом, мимо Багдада. Около 3 часов дня, после 6 1/2 часов беспосадочного полета, самолет «Священная корова» приземлился на тегеранском аэродроме, расположенном в нескольких километрах южнее города. Американская служба безопасности обеспечила строжайшую секретность — почти никто не встречал президента, не было выстроено почетного караула. Без эскорта бронемашин Рузвельт проследовал в миссию США в Иране, став гостем американского посланника Луиса Дрейфуса.

Черчилль направился из Каира в Тегеран также на рассвете 27 ноября, но своим путем. В Тегеране его встретили с большей помпой и меньшей степенью безопасности, хотя через каждые 40–50 м были выставлены персидские конные патрули, а впереди неслась, громко сигналя, полицейская машина. Черчилль остановился в здании английской миссии, почти примыкавшей к территории советского посольства в Тегеране. С помощью высоких щитов, перегородивших улицы, и удачного расположения охраны индийской бригады и советских войск безопасности создавался как бы единый изолированный район, обеспечивавший надежную безопасность участников конференции.

Накануне и в период второй мировой войны гитлеровская Германия превратила Иран в плацдарм для враждебных [181] действий против СССР и Англии. Германия наводнила страны Ближнего и Среднего Востока, и особенно Иран, тайными агентами, «инструкторами», число которых к августу 1941 г. достигло 4 тыс. человек. Большая часть их действовала на границе с СССР. Они создавали «пятую колонну» в Иране{714}.

В правительственных учреждениях Ирана подвизались германские «советники» — агенты абвера, гестапо, стремившиеся вовлечь страну в войну против СССР. Немцы имели в Иране тайные аэродромы в пустынях, склады оружия и боеприпасов, организовывали и обучали диверсионные группы, перебрасываемые в СССР. Создалась серьезная угроза фашистского переворота в Иране, опасность для СССР и всей антифашистской коалиции. Неоднократные попытки Советского правительства повлиять на правительство прогермански настроенного Реза-шаха оказались безрезультатными.

Стремясь предотвратить враждебные СССР и его союзникам происки германской агентуры, союзные державы решили ввести в Иран свои войска{715}. В соответствии со статьей 6 советско-иранского договора 1921 г. СССР в августе 1941 г. ввел свои войска в Северный Иран. Одновременно на Юг Ирана были введены английские войска. Реза-шах отрекся от престола и выехал в Южную Африку.

Хотя Иран был основательно очищен от немецко-фашистской агентуры, тайные агенты секретных служб Канариса и Шелленберга, гестапо, ведомства Риббентропа, уйдя в глубокое подполье, продолжали свою грязную работу.

Перед немецким шпионско-диверсионным центром в Иране была поставлена главная задача — нарушать коммуникации от Персидского залива к границам СССР, по которым США и Англия поставляли вооружение и снаряжение для Красной Армии. Немецкие шпионы и диверсанты неоднократно взрывали мосты, туннели, рельсовый путь Трансиранской магистрали{716}.

На севере Ирана тайно подвизался под видом муллы бывший германский генеральный консул в Тавризе эсэсовский агент Юлиус Шульце (Хольтус). В 1943 г. Шульце скрывался у руководителя кашкайских племен Насер-хана в районе Исфагана — бывшей столицы Ирана. Он поддерживал радиосвязь с Берлином. В районе Тегерана орудовал резидент гестапо некий Майер, замаскировавшийся под могильщика на армянском кладбище столицы и в свою очередь поддерживавший связь с Шульце{717}. Хотя иранское правительство приняло некоторые меры в отношении групп Майера и Шульце, арестовало и выслало некоторых лиц из страны, их агенты, в частности Роман [182] Гамота, еще скрывались в Тегеране и могли организовать покушение на «большую тройку»{718}.

Накануне Тегеранской конференции фашистской разведке стало известно о подготовке встречи «большой тройки» (очевидно, сведения об этом просочились через английского посла в Турции Хьюджессена, камердинером у которого служил агент фашистской разведки).

Фашистская разведка разрабатывала секретный план под кодовым названием «Дальний прыжок», предусматривавший убийство Сталина, Рузвельта и Черчилля, намереваясь тем самым изменить весь ход второй мировой войны. Осуществление этого грязного и коварного замысла было поручено убийце бывшего австрийского канцлера Дольфуса штурмбанфюреру СС Отто Скорцени. Руководство всей операцией было возложено на главаря СД (службы безопасности) Кальтенбруннера.

Незадолго до Тегеранской конференции на «помощь» Шульце и Майеру из копенгагенской школы диверсантов в район Шираза были сброшены самые опытные немецкие диверсанты-убийцы во главе с гестаповским штурмбанфюрером Мерцем, снабженные помимо радиопередатчиков большим количеством оружия, бомбами. Диверсанты были укрыты в надежном убежище{719}. Однако немецким агентам не удалось осуществить свой коварный замысел: советская разведка раскрыла планы фашистских убийц.

Из далеких ровенских лесов временно оккупированной Советской Украины, из партизанского отряда Медведева, в Москву поступил сигнал о подготовке покушения на членов «большой тройки» в Тегеране. Раскрыть намерения фашистской разведки удалось легендарному советскому разведчику Николаю Кузнецову через штурмбанфюрера СС Ортеля, с которым он, «Пауль Зиберт», познакомился в оккупированном фашистами советском городе Ровно.

Ортель агитировал Пауля Зиберта — Кузнецова перейти на службу в СС и сделать «блестящую карьеру». Для начала он предложил ему «рискнуть жизнью» — поехать в столицу Ирана Тегеран. В Тегеране, проболтался Зиберту — Кузнецову Ортель, «...соберется в ноябре «большая тройка»: Сталин, Рузвельт и Черчилль». Ортель недавно вернулся из Берлина и получил задание от главы гестапо Мюллера «ликвидировать «большую тройку»{720}.

Аналогичные сведения поступили в Москву и по другим каналам. Срочно были приняты меры, обеспечивавшие безопасность «большой тройки».

Такой мерой было бы переселение Рузвельта в здание советского посольства или английской миссии в Тегеране. Дело в том, что американская миссия находилась на окраине города, в нескольких километрах от советского посольства и британской миссии. Это означало, что [183] Рузвельту пришлось бы два-три раза в день ездить в советское посольство, где были намечены пленарные заседания конференции, подвергаясь опасности нападения агентов фашистской разведки. Не подозревая о грозившей ему опасности, Рузвельт сначала отказался от этого предложения, сделанного ему еще перед отъездом из Каира. Он не хотел быть в какой-либо степени связанным, чувствовать себя «гостем» на частице советской или английской земли в Иране.

Однако, когда руководителям Советского правительства стало известно о подготовке покушения на членов «большой тройки», нарком иностранных дел СССР пригласил в советское посольство в Тегеране посла США в Москве Гарримана, сообщил ему о готовящемся покушении и советовал убедить президента переехать в советское посольство в Тегеране{721}.

Гарриман, встретившись с Рузвельтом, настоятельно рекомендовал ему занять подготовленную в советском посольстве резиденцию{722}.

Черчилль также убеждал Рузвельта принять этот разумный совет. Президент согласился и 28 ноября переехал вместе с Гопкинсом, Леги в центральный дом советского посольства{723}. Рузвельту были оборудованы шесть комнат — кабинет, столовая, спальня, кухня. Гостиная президента сообщалась прямо с большим залом, где встречалась «большая тройка». Они были гораздо удобнее помещений миссии США, имели центральное отопление (что для Тегерана большая редкость), а главное, надежно обеспечивалась безопасность участников конференции.

После окончания Тегеранской встречи и возвращения в Вашингтон Рузвельт сделал специальное заявление на пресс-конференции, почему он остановился в Тегеране в советском посольстве, а не в американской миссии (лживая «желтая пресса» США охарактеризовала этот шаг Рузвельта как «похищение президента советским ГПУ»). Президент заявил: главе советского правительства «стало известно о германском заговоре», о возможности покушения, поэтому он просил его (Рузвельта. — Ф. В.) «остановиться в советском посольстве, чтобы избежать необходимости поездок по городу».

Для немцев было бы довольно выгодным делом, добавил Рузвельт, «если бы они могли разделаться с маршалом Сталиным, Черчиллем и со мной в то время, как мы проезжали бы по улицам Тегерана»{724}. Остальные члены американской делегации и технический персонал размещались в миссии США и за городом, в Кемп-парке, где находился американский штаб войск в Иране.

Члены советской делегации, прибывшие 27–28 ноября, разместились близ главного здания посольства [184] в небольшом доме, занимаемом советским послом в Иране М. А. Максимовым. Здание советского посольства в Тегеране, по свидетельству Черчилля, на несколько дней превратилось «в центр всего мира»{725}.

Работа «Эврики»

В воскресенье 28 ноября 1943 г. в 4 часа дня открылось первое пленарное заседание Тегеранской конференции, продолжавшееся три с половиной часа. В большом зале стиля ампир за круглым столом впервые за четыре с лишним года второй мировой войны собрались политические руководители трех держав. В состав советской делегации входили председатель Совета Народных Комиссаров Союза ССР И. В. Сталин, народный комиссар иностранных дел В. М. Молотов и маршал К. Е. Ворошилов.

Делегацию США возглавлял президент Ф. Д. Рузвельт. В ее составе были специальный помощник президента Г. Гопкинс, посол в СССР А. Гарриман, начальник штаба армии США генерал Д. Маршалл, главнокомандующий военно-морскими силами США адмирал Э. Кинг, начальник штаба военно-воздушных сил США генерал Г. Арнольд, начальник штаба президента адмирал У. Леги.

Делегацию Англии возглавил премьер-министр У. Черчилль. В нее входили министр иностранных дел А. Иден, начальник имперского генерального штаба генерал А. Брук, посол в СССР А. Керр, первый морской лорд Э. Кеннингхэм, фельдмаршал Д. Дилл, главный маршал авиации Ч. Портал, начальник штаба министра обороны X. Исмей{726}.

При полной противоположности политических взглядов представителей двух общественных систем, при самом различном понимании целей войны у них была и общая задача — разгром фашистской Германии и ее союзников. При этом СССР стремился восстановить мир на истерзанной германским фашизмом и японским милитаризмом Земле, а США и Англия надеялись устранить своего опасного конкурента.

Поскольку в Тегеране не было утвержденной повестки дня, дискуссии велись свободно, подчас недостаточно систематично, затрагивая разные проблемы. По взаимной договоренности Рузвельт был избран председателем конференции, что он и осуществлял на всех четырех пленарных заседаниях с большим искусством, тактом и хладнокровием.

Рузвельт открыл заседание поздравлением, заявив:

«Я хочу заверить членов новой семьи — собравшихся [185] за этим столом участников настоящей конференции — в том, что мы собрались здесь с одной целью, с целью выиграть войну как можно скорее...»{727} Он предлагал обсудить и другие проблемы, например послевоенного устройства.

Черчилль, взявший слово за Рузвельтом, четким голосом чеканя фразы с мастерством прирожденного оратора, сказал о встрече: «Это — величайшая концентрация мировых сил, которая когда-либо была в истории человечества. В наших руках решение вопроса о сокращении сроков войны, о завоевании победы, о будущей судьбе человечества...»{728}

Если бы Черчилля по-настоящему беспокоили судьбы человечества, британские и американские армии сделали бы все возможное, чтобы своевременно открыть второй фронт, спасти тем самым миллионы человеческих жизней. А пока это были лишь хорошие слова.

Глава советской делегации, приветствуя участников конференции, выразил надежду на ее успех, пожелав «использовать ту силу и власть, которую нам вручили наши народы»{729}.

Важнейшими вопросами, обсуждавшимися в Тегеране, были военные проблемы, и в частности дальнейшего ведения войны — вопрос о втором фронте{730}. Открытие второго фронта означало бы сокращение сроков кровопролитной войны, спасение человеческих жизней, помощь Красной Армии, по-прежнему сражавшейся один на один. Для СССР это был и политический вопрос, связанный с освободительным характером войны{731}. Грубое нарушение Англией и США твердых обязательств об открытии второго фронта в 1942–1943 гг. нанесло огромный ущерб общей борьбе против фашистской Германии и ее союзников. Поэтому на первом же заседании глав правительств в Тегеране советская делегация настойчиво добивалась от правительств США и Англии точного выполнения принятых обязательств и осуществления крупных военных операций в Северной Франции.

«По-моему, было бы лучше, — указывал глава советской делегации, — если бы за базу всех операций в 1944 году была взята операция «Оверлорд». Если бы одновременно с этой операцией был предпринят десант в Южной Франции, то обе группы войск могли бы соединиться во Франции. Поэтому было бы хорошо, если бы имели место две операции: операция «Оверлорд» и в качестве поддержки этой операции — высадка в Южной Франции»{732}.

Советская делегация считала, что наибольший результат с военной точки зрения дал бы удар по врагу в Северной или Северо-Западной Франции, являвшейся наиболее [186] слабым местом германской оккупационной армии{733}.

Несмотря на принятые Рузвельтом и Черчиллем в Квебеке решения об открытии второго фронта в Европе 1 мая 1944 г., британский премьер вновь пытался ревизовать их, отказаться от выполнения или отсрочить операцию «Оверлорд».

Черчилль и в Тегеране отстаивал свою «средиземноморско-балканскую стратегию», настойчиво добиваясь принятия плана вторжения англо-американских войск на Балканы, в Восточное Средиземноморье, даже если это «задержит осуществление операции «Оверлорд» на 2–3 месяца»{734}. В качестве другого варианта Черчилль предполагал правофланговое наступление из Северной Италии на Вену, через Истрию и Люблянский проход.

До начала операций по форсированию Ла-Манша Черчилль убеждал провести операцию на итальянском фронте по занятию Рима. Он предлагал оставить в Средиземном море 20–23 дивизии для Италии и других объектов, в частности для наступления в северной части Адриатического побережья в сторону Дуная{735}. Нетрудно было понять: стремление Черчилля атаковать Германию не с запада, а с юга или юго-востока, склонить союзников предпринять операции на Балканах или в восточной части Средиземного моря распылило бы силы, повело к отсрочке или срыву «Оверлорда». Эти операции, как известно, не могли бы заменить второй фронт во Франции и преследовали не столько военные, сколько политические цели. Черчилль рвался на Балканы, надеясь опередить Красную Армию, задушить демократические движения в Юго-Восточной Европе, создать там прочные плацдармы западного империализма.

Черчилль, говорил Рузвельт сыну Эллиоту, «смертельно боится чрезмерного усиления русских»{736}.

Советская делегация, не допуская отсрочки операции «Оверлорд» до июля — августа 1944 г., что было бы равносильно ее срыву, настаивала, «чтобы май был предельным сроком для осуществления этой операции»{737}.

Черчилль вновь возражал. «Мы не можем гарантировать, — запальчиво говорил он, — что будет выдержана дата 1 мая. Установление этой даты было бы большой ошибкой. Я не могу пожертвовать операциями в Средиземном море»{738}.

Нежелание премьера, английской делегации принять твердое решение о проведении «Оверлорда», назвать точную дату открытия второго фронта вынудило главу советской делегации поставить перед англичанами вопрос: «Верят ли они в операцию «Оверлорд», или они просто говорят о ней для того, чтобы успокоить русских?»{739} Черчилль снова точно не ответил. Не было дано ответа [187] главе советской делегации и на вопрос, кто несет ответственность за проведение операции «Оверлорд», т. е. кто назначен ее главнокомандующим.

— Этот вопрос еще не решен, — сказал Рузвельт.

— Тогда ничего не выйдет из операции «Оверлорд»{740}, — резонно заметил Сталин.

Во время встречи главы советской делегации с Черчиллем, состоявшейся 30 ноября до общего заседания, Сталин снова спросил, состоится ли операция «Оверлорд». Он отметил: «Если этой операции в мае месяце не будет, то ее не будет вообще, так как через несколько месяцев погода испортится и высадившиеся войска нельзя будет снабжать в должной мере»{741}. В случае осуществления союзниками десанта в Северной Франции, продолжал Сталин, Красная Армия готова была перейти в наступление, «подготовив не один, а несколько ударов по врагу»{742}. Это заявление выбило у Черчилля основу для дальнейшей оттяжки решения об открытии второго фронта, хотя он и уклонился от положительного ответа.

Позиция Рузвельта в поддержку «Оверлорда» была усилена принципиальным согласием Советского правительства вступить в войну против Японии после окончания войны в Европе{743}. Это в значительной степени предопределило его позитивное решение по вопросу об открытии второго фронта на северо-западе Франции, в Нормандии.

Когда руководители трех держав собрались 30 ноября на третье пленарное заседание, Сталин уже знал о решении Рузвельта и Черчилля, подготовленном на сепаратном совещании Объединенного комитета начальников штабов США и Англии{744}. «Операция «Оверлорд», — гласило решение, — состоится в течение мая месяца. Эта операция будет поддерживаться операцией против Южной Франции»{745} (операция «Энвил»). Предварительно это решение было сообщено Рузвельтом главе советской делегации во время завтрака, предшествовавшего заседанию «большой тройки»{746}.

На сей раз Черчилль выступил как ярый приверженец координации операций союзников, ратовавший за то, «чтобы по врагу был нанесен одновременно удар с обеих сторон»{747}.

Для предотвращения переброски немецких войск с Восточного фронта на Западный, а это затруднило бы осуществление «Оверлорда», СССР, верный союзническому долгу, согласился «к маю организовать большое наступление против немцев в нескольких местах»{748}.

Рузвельт сообщил, что главнокомандующий операцией «Оверлорд» будет назначен в ближайшие дни.

Важной причиной, повлиявшей на решение правительства США в вопросе об открытии второго фронта, [188] являлась, как мы отмечали, боязнь опоздать с вторжением в Западную Европу. Кроме того, поскольку Рузвельт считал, что операции на Балканах могут отрицательно сказаться на «Оверлорде», поставить ее под угрозу, он снова неодобрительно отнесся к «балканскому варианту» Черчилля. План британского премьера был отклонен также благодаря энергичным возражениям делегации СССР.

В Тегеране впервые в истории межсоюзнических отношений в период Отечественной войны были согласованы совместные действия и операции армий СССР, Англии и США. Численность армии вторжения во Францию должна была составить 35 дивизий, из них 16 британских и 19 американских. За этими силами последовали бы главные — около 1 млн. человек{749}, поддержанные мощным военно-морским флотом и авиацией.

По предложению Черчилля штабы союзников сотрудничали в деле маскировки операции «Оверлорд». «В военное время, — говорил он, — правда является такой драгоценностью, что ее всегда должен охранять целый отряд лжи»{750}.

В декларации, опубликованной после окончания Тегеранской конференции, руководители союзных держав твердо заявили: «Мы согласовали наши планы уничтожения германских вооруженных сил. Мы пришли к полному соглашению относительно масштаба и сроков операций, которые будут предприняты с востока, запада и юга. Никакая сила в мире не может помешать нам уничтожать германские армии на суше, их подводные лодки на море и разрушать их военные заводы с воздуха. Наше наступление будет беспощадным и нарастающим»{751}.

Тегеранские решения впервые предопределили и скоординировали основы тройственной коалиционной стратегии. Вскоре фашистская Германия ощутила на себе мощные удары союзников.

В Тегеране главы трех правительств обсудили не только военные, но и политические вопросы. Одной из таких проблем было будущее Германии. На заключительном заседании конференции, состоявшемся I декабря, Рузвельт изложил составленный им лично план расчленения Германии на пять автономных государств: Пруссию (в урезанном виде), Ганновер и Северо-Запад; Саксонию и район Лейпцига; Гессен-Дармштадт, Гессен-Кассель и районы к югу от Рейна; Баварию; Баден-Вюртемберг. Кильский канал, Гамбург, а также Рур и Саарская область должны были быть поставлены под контроль Объединенных Наций{752}. Таким образом, Рузвельт предлагал расчленить Германию на пять самоуправляющихся государств и две важнейшие территории под опекой ООН. [189]

Черчилль выдвинул план расчленения Германии на три части: Пруссию, Южную Германию (Бавария, Баден-Вюртемберг, Палатинат (Рейнский Пфальц. — Ф. В.) от Саара до Саксонии) и Рур Черчилль считал возможным сохранить Пруссию в качестве национального государства, а южногерманские государства включить в состав «Дунайской федерации» — воссоздать нечто подобное Австро-Венгерской империи. Англия стремилась поставить Рур под своей контроль и тем самым господствовать в Европе{753}.

Делегация Советского Союза возражала против планов расчленения Германии, тем самым защищая национальные интересы германского народа. СССР боролся за превращение Германии в единое, миролюбивое, демократическое государство. Позиция СССР по германскому вопросу была выражена в приказе народного комиссара обороны СССР 23 февраля 1942 г.: «Было бы смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством... Гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское остается»{754}.

В Тегеране состоялся предварительный обмен мнениями по вопросу о будущем Польши, по проблеме ее границ. Говоря о будущем Польши, ее отношениях с СССР, И. В. Сталин отметил: «Россия не меньше, а больше других держав заинтересована в хороших отношениях с Польшей, так как Польша является соседом России. Мы — за восстановление, за усиление Польши»{755}.

Но Советское правительство отделяло демократическую Польшу от эмигрантского правительства в Лондоне, с которым СССР в 1943 г. порвал дипломатические отношения, поскольку оно присоединилось к Гитлеру в «его клевете на Советский Союз»{756} и продолжало антисоветскую линию в своей политике.

Черчилль говорил о Польше как «инструменте в оркестре Европы», о том, что Англия желает «существования сильной и независимой Польши, дружественной по отношению к России»{757}. Излагая свои идеи о будущих границах Польши, он попытался сделать это с помощью «наглядных пособий». Взяв три спички (одна из них представляла Германию, другая — Польшу и третья — Советский Союз), Черчилль показал, что все три спички должны быть передвинуты на запад с целью обеспечения западных границ СССР{758}. СССР выступил за возвращение Польше земель на западе, вплоть до линии Одера. На востоке линию границы предлагалось провести по «линии Керзона».

Черчилль внес предложение по польскому вопросу, гласившее: «В принципе было принято, что очаг польского государства и народа должен быть расположен между так [190] называемой линией Керзона и линией реки Одер, с включением в состав Польши Восточной Пруссии и Оппельнской провинции»{759}. При этом он надеялся на возрождение Польши с буржуазно-помещичьими порядками.

Излагая советскую точку зрения по вопросу будущих границ Польши, И. В. Сталин разъяснил: «Украинские земли должны отойти к Украине, а белорусские — к Белоруссии»{760}, т. е. между СССР и Польшей должна существовать граница сентября 1939 г.

В Тегеране между Рузвельтом, Черчиллем и главой Советского правительства предварительно обсуждался вопрос о создании международной организации безопасности{761}. Правда, по этому вопросу никакого решения принято не было, но в заключительном коммюнике конференции говорилось о необходимости единства действий держав антифашистской коалиции. «Мы полностью признаем высокую ответственность, — говорилось в коммюнике, — лежащую на нас и на всех Объединенных Нациях, за осуществление такого мира, который получит одобрение подавляющей массы народов земного шара и который устранит бедствия и ужасы войны на многие поколения»{762}.

На конференции была принята декларация об Иране. В ней подтверждалось желание трех стран сохранить полную независимость, суверенитет и территориальную целостность Ирана{763}.

Поздним вечером 1 декабря, после заключительного пленарного заседания, спешно была согласована декларация конференции: Рузвельт и Черчилль, намеревавшиеся остаться на конференции до 3 декабря, изменили решение — в горах Хузистана выпал снег и резко ухудшившаяся погода могла задержать их отлет в Каир, где намечалась встреча с президентом Турции Исметом Иненю.

Декларация гласила: «Мы выражаем нашу решимость в том, что наши страны будут работать совместно как во время войны, так и в последующее мирное время... Взаимопонимание, достигнутое нами здесь, гарантирует нам победу. Что касается мирного времени, то мы уверены, что существующее между нами согласие обеспечит прочный мир...

Мы прибыли сюда с надеждой и решимостью. Мы уезжаем отсюда действительными друзьями по духу и цели»{764}.

Великие державы — СССР, США и Англия сделали еще один важный шаг на пути к победе над силами фашизма, в укреплении антигитлеровской коалиции. вое сотрудничество великих держав росло и крепло. [191] Впервые в истории антифашистской коалиции в Тегеране были согласованы стратегические планы союзников для борьбы с фашистскими державами, одобрено окончательное решение об открытии второго фронта в Европе.

Оценивая итоги Тегерана, Рузвельт отмечал: конференция «является историческим событием, подтверждающим не только нашу способность совместно вести войну, но также работать для дела грядущего мира в полнейшем согласии»{765}.

Черчилль назвал встречу в Тегеране исторической, подчеркнув, что «многое в будущем будет зависеть от дружбы глав трех государств и принятых на конференции решений»{766}.

В свою очередь Иден, выступая в английском парламенте, сказал: «Первым результатом Тегеранской конференции является то, что сроки войны сократятся»{767}. Тегеран показал всю иллюзорность надежд фашистских политиков внести раскол среди союзников.

После успешного завершения Тегеранской конференции Рузвельт выехал в американский военный лагерь в Амирабаде, где выступил перед американскими солдатами. На следующее утро, 2 декабря, он вернулся в Тегеран.

Рузвельта провожали на аэродром Сталин и Черчилль. Два рослых сержанта перенесли его в «виллис», четверо охранников, картинно выхватив автоматы, вскочили на подножки автомобиля, быстро рванувшегося вперед. Рузвельт успел поднять правую руку, изобразив пальцами английскую букву «V» — «виктори» — победа{768}. В тот же день в Каир прилетел и Черчилль.

Советская делегация вылетела в Баку в середине дня, откуда специальным правительственным поездом отправилась в Москву. 7 декабря в советской печати было опубликовано, как это было заранее оговорено, сообщение о состоявшейся в Тегеране конференции руководителей трех союзных держав — СССР, США и Англии.

Попытка Черчилля ревизовать решения Тегерана

В начале декабря, с 4-го по 7-е, в Каире состоялась вторая англо-американская конференция с участием Рузвельта и Черчилля. Вскоре к ним присоединился президент Турции Исмет Иненю. Но сначала обсуждение только что принятых в Тегеране решений шло между президентом США и британским премьером и начальниками их штабов.

По сути дела в Каире Черчиллем и его генералами была предпринята очередная попытка если не отказаться, [192] то ревизовать согласованные планы ведения войны в Европе.

Еще до совещания с участием Иненю, утром 4 декабря, состоялось совещание Черчилля и Рузвельта с руководителями Объединенного комитета начальников штабов, на котором британский премьер атаковал только что согласованные в Тегеране совместные решения о единых усилиях союзников в войне против фашистской Германии{769}.

Черчилль говорил о гигантских трудностях предстоящей операции «Оверлорд», рисовал мрачные картины «жесточайшей битвы огромных масштабов». Он вновь отстаивал мысль об осуществлении наряду с операцией «Оверлорд» крупной десантной операции на Балканы по захвату острова Родос. С захватом этого острова он связывал вступление Турции в войну, что также являлось важным звеном в планах «балканско-средиземноморской» стратегии Черчилля. «Оверлорд» надо предпринимать не в мае, как это было решено в Тегеране, говорил он, а в июле, чтобы усилить операцию «Энвил»{770}. Чтобы успешнее осуществить планы средиземноморской стратегии и для этого высвободить десантные суда, Черчилль и его штабы предлагали американцам отказаться от плана «Бакэнир» — военных операций в Бирме по захвату ее побережья и Андаманских островов{771}. Однако Рузвельт помешал Черчиллю ревизовать только что подписанные в Тегеране решения об «Оверлорде».

Резюмируя свои предложения, Рузвельт настойчиво подчеркивал: «Ничего не будет предпринято, чтобы помешать осуществлению операции «Оверлорд». Ничего не будет предпринято, чтобы помешать операции «Энвил»{772}. Черчилль был вынужден отступить. «Родосский вариант» балканской стратегии Черчилля был снова отвергнут. Правда, Рузвельт пошел на уступки; в записке, посланной премьеру, он лаконично сообщал: «С операцией «Бакэнир» покончено».

В Каире наконец был решен вопрос о назначении командующего операцией «Оверлорд». Первоначально на этот пост предполагалось назначить генерала Джорджа Маршалла — начальника штаба армии США. Однако Рузвельт вопреки советам Гопкинса и Стимсона назначил генерала Дуайта Эйзенхауэра, полагая, что Маршалла целесообразнее оставить в Вашингтоне{773}. Считалось, что Маршалл стоит выше Эйзенхауэра и как военный, и как политик. В отношении генерала Эйзенхауэра в Вашингтоне не было твердой уверенности, что он обладает «качествами государственного деятеля»{774}. Такое несоответствие в буржуазных кругах встречается нередко.

На следующем заседании штабов США и Англии вновь [193] подверглась обсуждению операция «Рэнкин» — занятие Германии в случае ее внезапного поражения. Обсуждалась также проблема оккупации других стран Европы{775}.

Сообщая главе Советского правительства об итогах военных переговоров в Каире, Рузвельт и Черчилль указывали: «Мы достигли следующих решений относительно ведения войны против Германии в 1944 году в дополнение к соглашениям, к которым пришли мы втроем в Тегеране.

В целях... подготовки к операции форсирования Канала наибольший стратегический приоритет будет предоставлен бомбардировочному наступлению против Германии...

...Мы распорядились о том, чтобы были приложены величайшие усилия к расширению производства десантных средств в Соединенных Штатах и Великобритании в целях усиления предстоящих операций по форсированию Канала...»{776}

Однако, поскольку Черчиллю не удалась прямая лобовая атака на тегеранские решения в отношении «Оверлорда» и балканского варианта второго фронта, он предпринимает ее с фланга, через Турцию.

Во время второго каирского совещания, как упоминалось выше, состоялись переговоры Рузвельта и Черчилля с президентом Турции Исметом Иненю.

Еще из Тегерана президент США и британский премьер телеграфировали послам в Турции о своем желании встретиться с Иненю в Каире 4 или 5 декабря{777}. В американских и английских дипломатических и военных сферах гадали: приедет в Каир Иненю или срочно «заболеет»?

Вопрос о вступлении Турции в войну на стороне союзников обсуждался еще в Тегеране. Известно, что турецкое правительство в период временных успехов фашистской Германии занимало отнюдь не нейтральную позицию, а помогало ей. Немецкие военные корабли, подводные лодки вопреки конвенции в Монтрё свободно проходили в Черное море, совершали варварские обстрелы Севастополя, Одессы и других черноморских портов СССР.

Турецкое правительство намеревалось вступить в войну на стороне германских фашистов после падения Москвы. В результате сокрушительного провала операции «Тайфун» — разгрома немцев под Москвой оно изменило свои планы. Затем турецкое правительство собиралось объявить войну СССР после падения Сталинграда Но великие победы Красной Армии на Волге, под Курском и Белгородом, победы армий США и Англии в Африке и Европе постепенно вели к изменению позиций турецкого руководства: чаша весов склонялась в сторону великих [194] держав. Однако турецкие правящие круги еще находились под впечатлением былых «побед» немецкой военной машины. Поэтому они не решались сделать коренной поворот в политике «нейтралитета» и вступить в войну на стороне армий СССР, США и Англии. Они хотели играть в военной политике наверняка. Неудачный опыт первой мировой войны, когда военный министр Энвер-паша и его сторонники поставили на австро-германскую лошадку, дорого обошелся Турции. Она была значительно урезана Англией и Францией по Севрскому и Лозаннскому миру.

Прибыв в Каир на встречу с Рузвельтом и Черчиллем, Исмет Иненю сделал все возможное, чтобы продолжить турецкую политику баланса, не допустить немедленного втягивания страны в войну на стороне союзных держав. Какой-то шутник в Каире комментировал: «Турки носят хорошо настроенные слуховые аппараты, немедленно отключающиеся при каждом упоминании о возможности вступления Турции в войну»{778}.

На первом совещании Рузвельта, Гопкинса, Черчилля, Идена с Иненю, состоявшемся на вилле Рузвельта 4 декабря, британский премьер усиленно доказывал: «Турция должна вступить в войну, присоединиться к нациям, говорящим на английском языке»{779}.

Настойчивость и активность Черчилля обусловливались все тем же желанием — гальванизировать балканский вариант открытия второго фронта при активном участии Турции, использовать ее для борьбы с демократическими силами в Греции, Румынии, Болгарии. «Мне кажется, — говорил Ф. Д. Рузвельт сыну Эллиоту в связи с этим, — это была в некотором роде последняя попытка Черчилля настоять на наступлении союзников с юга, со стороны Средиземного моря»{780}.

Однако турецкое правительство не желало вступать в войну. Иненю заявил: «Турция не готова вступить в войну, военные действия могут закончиться и без сотрудничества с ней»{781}.

На следующий день он продолжал тоскливо тянуть ту же песню — о необходимости тщательной подготовки к войне, но, когда Турция будет готова, он, Иненю, не знает{782}.

Рузвельт не был настойчив в попытках вовлечь Турцию в войну, сочувствовал турецким политикам, их точке зрения «не быть застигнутыми в тот момент, когда у них спущены брюки»{783}. Хотя помощь Турции отвлекла бы союзников от концентрации всех сил на выполнение операции «Оверлорд», ослабила бы силу основного удара.

6 декабря, на третьей встрече с Рузвельтом и Черчиллем, Иненю снова подтвердил отказ Турции от вступления в войну{784}. Он лишь заверял президента и премьера в [195] «лояльном отношении Турции» к союзникам, полагая, что война продлится еще не менее года и Турция, «осуществляя период подготовки», будет иметь возможность помочь им.

При личной встрече с Черчиллем, состоявшейся 7 декабря (Рузвельт уже вылетел рано утром в Тунис и оттуда возвратился в Вашингтон), Иненю заявил, что остается при своем мнении{785}. Конференция в Каире закончилась безрезультатно.

Увертки турецких руководителей, их нежелание вступить в войну объяснялись тем, что они продолжали поддерживать тесный политический контакт с Германией. Турки заверяли немецкого посла в Анкаре фон Папена, что «Турция воздержится от активного участия в войне на стороне союзников»{786}.

Позиция Турции вольно или невольно способствовала «похоронам» средиземноморской стратегии Черчилля. Его последняя попытка открыть «второй фронт» на Балканах провалилась.

Только тогда, когда разгром фашистской Германии стал очевидным и Красная Армия начала освобождать народы Балканского полуострова, а союзники в июне 1944 г. открыли второй фронт в Европе, турецкое правительство сделало новый шаг по пути сближения с США и Англией и 2 августа 1944 г. разорвало дипломатические и экономические отношения с фашистской Германией.

По мере новых успехов армий союзников в Европе турецкое правительство, все более опасавшееся опоздать к столу мирной конференции, 23 февраля 1945 г. объявило войну фашистской Германии. Однако к этому времени советско-германский фронт отодвинулся от Турции на сотни километров: Красная Армия освободила Болгарию, Румынию, Югославию, часть Чехословакии, Венгрии, и турки могли не опасаться «захвата Истанбула» воздушным десантом, немецких бомбардировок.

Операция «Цицерон»

После завершения Тегеранской конференции немецкая разведка сделала все возможное, чтобы узнать о важнейших решениях, принятых руководителями СССР, Англии и США.

Часть этой информации, имевшей в то время большое государственное значение, стала известна немецким агентам секретной службы гестапо и абвера, работавшим в аппарате посольства и военного атташе в Турции через их тайного агента Эльяса Базну (получившего от германского посла в Турции фон Папена кличку Цицерон), который [196] устроился камердинером к английскому послу в Турции Нэтчбэллу Хьюджессену{787}.

Факт утечки секретной информации из английского посольства в Турции позднее был признан тогдашним министром иностранных дел лейбористского правительства Бевином. В ответ на запрос депутата английского парламента Шеперда 18 октября 1950 г. о краже секретных документов, включая документы об операции «Овер-лорд», из английского посольства в Турции Бевин ответил: «...никакие документы фактически не были украдены во время войны из посольства ее величества в Анкаре... Но следствие по этому делу показало, что камердинер посла сфотографировал в посольстве несколько секретных документов и продал пленку немцам. Он не мог бы сделать это, если бы посол соблюдал предписания, относящиеся к хранению секретных документов»{788}. Однако на вопрос депутата Патона, «с какой целью весьма секретные детали о военных операциях предоставляются послам в странах, подобных Турции»{789}, ответа не последовало.

Несомненно, английский посол в Турции не имел достаточно полных материалов о Тегеранской и Каирской конференциях. Ему было направлено только краткое сообщение о принятых решениях. Базне удалось сфотографировать это резюме о решениях, принятых в Тегеране и Каире, и продать фотопленки за 300 тыс. ф. ст. (они оказались фальшивыми) Л. Мойзишу, секретному агенту гестапо в Анкаре, занимавшему пост «коммерческого атташе» немецкого посольства в Турции{790}.

Проявив эти фотопленки, Мойзиш, как он пишет в своей книге, увидел, что в его руках «оказались все протоколы Каирской и Тегеранской конференций»{791}. Но это была явная ложь, поскольку в Тегеране и Каире не велись протоколы, а имелись лишь записи заседаний, составленные отдельно представителями делегаций СССР, Англии и США.

Руководитель фашистских разведчиков в Анкаре посол фон Папен писал позднее в своих мемуарах:

«Информация Цицерона была весьма ценной по двум мотивам. Английскому послу были направлены резюме решений, принятых на Тегеранской конференции. Это раскрыло намерение союзников относительно политического положения Германии после ее поражения... Но еще большее и непосредственное значение его информации состояло в том, что в наше распоряжение поступили секретные данные об оперативных планах противника»{792}.

Папен признает, что английскому послу в Анкаре были направлены лишь резюме решений в Тегеране и Каире: «Телеграммы Цицерона говорили о дебатах «большой [197] тройки» в Тегеране относительно формулы «безоговорочная капитуляция»{793}.

В то же время непонятно, почему в Берлине отнеслись с «равнодушием» к такой, казалось бы, ценнейшей информации и не приняли соответствующих мер! Почему «полученные сведения об оперативных планах противника никогда не были использованы» фашистскими политиками, генералами?{794}

Папен высказывает мысль о том, что в высших кругах «третьего рейха» «скрывали от Гитлера плохие новости»{795}. Конечно, решения о новых ударах по фашистской Германии, о ее безоговорочной капитуляции вряд ли могли понравиться Гитлеру. Но, с другой стороны, вряд ли Риббентроп, Кальтенбруннер, через которого шла информация об операции «Цицерон», осмелились бы скрыть от Гитлера столь важные сведения.

Отсутствие должных мер по предотвращению операции «Оверлорд» можно объяснить тем, что фашистские руководители не верили в подлинность информации Цицерона, считали ее провокацией, делом «английской секретной службы» или «ловкой хитростью со стороны врага»{796}.

Тот же Папен указывал: «Гитлер и Риббентроп знали о решениях, принятых в Тегеране и Каире... но особый склад ума помешал им прийти к соответствующим выводам»{797}.

Дело, конечно, не в складе ума, а в ошибочности концепции Гитлера и его окружения, надеявшихся на то, что противоречия между СССР, Англией и США будут расти и второй фронт не будет открыт и в 1944 г.

Отсутствие соответствующих шагов со стороны фашистских политиков и генералов объяснялось, по-видимому, и тем, что германский генеральный штаб не знал об операции «Оверлорд» очень многого. В частности, точное место высадки союзных войск не было известно немцам.

Кроме того, если бы фашистские генералы и располагали какими-то данными об «Оверлорде», они не смогли бы помешать открытию второго фронта в Северной Франции, не имея достаточных сил для противодействия десантным операциям США и Англии. Германское командование имело в Северной Франции, Бельгии и Голландии лишь 45 дивизий неполного состава, из них 22 были укомплектованы 17-летними юнцами и солдатами старших возрастов, плохо вооруженными, без достаточного количества транспортных средств{798}.

К первому июня 1944 г. более 180 немецко-фашистских дивизий находилось на Восточном фронте{799}. Красная Армия на полях сражений воплощала в жизнь решения, принятые в Тегеране, — беспощадно громила врага, создавая предпосылки для успешного наступления армий США [198] и Англии, нанесения ударов по фашистской Германии с востока, запада и юга.

Тегеранская конференция имела большое значение для хода и исхода второй мировой войны. Впервые за время существования антигитлеровской коалиции были согласованы планы ведения войны против общего врага, создавались условия для победоносного ее завершения.

Курс на расширение военно-политического сотрудничества между СССР, США и Великобританией становился все более необходимым и неизбежным. «Боевое и политическое сотрудничество Советского Союза, Соединенных Штатов Америки и Великобритании в годы второй мировой войны является одним из величайших уроков истории, который нельзя предавать забвению»{800}.

Решения конференции встретили горячее одобрение трудящихся СССР, США, Англии и других стран, видевших в укреплении сотрудничества великих держав кратчайший путь к достижению разгрома фашистских государств, к длительному миру.

«Историческая встреча в Тегеране, — писала газета «Известия», — проникнута твердой волей и решимостью союзников в самом скором времени совместными сокрушительными ударами положить конец кровавому неистовству фашизма и открыть человечеству дорогу к длительному периоду мирного сотрудничества»{801}.

Решения, принятые в Тегеране, свидетельствовали о возросшей мощи и международном влиянии СССР, успешно выполнявшего свою освободительную миссию.

На Тегеранской конференции руководители трех союзных держав продемонстрировали возможность и желание успешно, несмотря на наличие значительных, подчас коренных расхождений, прийти к соглашению по основным вопросам обеспечения победы над фашизмом и послевоенного политического мирного урегулирования.

«Непреходящее значение решений, принятых в Тегеране, — отмечено в журнале «Коммунист», — как они видятся сегодня, с дистанции четырех десятилетий и в обстановке резко возросшей угрозы миру и самому существованию человечества, заключается прежде всего в том, что они позволили во имя достижения гуманных, общечеловеческих целей преодолеть барьеры отчуждения в отношениях между тремя великими державами, принадлежащими к противоположным общественным системам. Трехстороннее согласование военных планов, осуществленное впервые за годы второй мировой войны, способствовало [199] значительному приближению ее окончания и тем самым спасению тысяч и тысяч человеческих жизней. В то же время одобренные на конференции основные принципы послевоенного миропорядка... явились весомым вкладом в дело конкретного воплощения принципов мирного сосуществования, в форму межгосударственных договоренностей»{802}. Тегеранская конференция открыла семафор дальнейшим межсоюзническим встречам «большой тройки» — состоявшимся в 1945 г. Крымской и Берлинской конференциям.

Завершающий этап войны

Победы советских армий, одержанные в 1942–1943 гг. над фашистской Германией и ее союзниками, создали все возможности для того, чтобы полностью очистить советскую землю от фашистских захватчиков. Перед советским народом стояла задача освобождения от фашизма народов Восточной и Юго-Восточной Европы, окончательного разгрома Германии и ее сателлитов, ликвидации фашистского «нового порядка» в Европе.

1944 год вошел в историю как год решающих побед Красной Армии над гитлеровской Германией и ее союзниками. Эти наиболее значительные по своим политическим и военным результатам победы определили всю международную обстановку. «Начался завершающий период войны в Европе»{803}.

В итоге зимней и летне-осенней кампаний Советских Вооруженных Сил 1944 г. советская земля была очищена от захватчиков и военные действия перенесены за пределы государственных границ СССР.

В 1944 г. Советская Армия нанесла немецко-фашистским войскам ряд сокрушительных ударов.

Мощный удар по немецко-фашистским захватчикам был нанесен в январе — феврале 1944 г. под Ленинградом и Новгородом. Ленинград был полностью освобожден от вражеской блокады.

В конце января — феврале советские войска разгромили сильную группировку врага на Правобережной Украине в районе Корсунь-Шевченковского, Звенигородка — Умани, Кривого Рога и Никополя, отбросили его за Днестр и в конце марта 1944 г. вступили на территорию Румынии. В апреле — мае 1944 г. советские войска полностью освободили Крым и Одессу{804}.

Летнее наступление Красной Армии началось в июне 1944 г. в районе Карелии. Советские войска разгромили финских союзников Гитлера.

Одну из самых крупнейших наступательных операций [200] Красная Армия осуществила в июне — августе 1944 г. в Белоруссии, полностью освободив Советскую Белоруссию, разгромив группу фашистских армий «Центр».

В июле — августе 1944 г. Советская Армия нанесла удар по врагу под Львовом, отбросив его за Сан и Вислу.

Летние операции советских войск завершились поражением немецко-румынских войск в августе 1944 г. в районе Кишинев — Яссы. Румыния вышла из войны. Блистательные победы Советских Вооруженных Сил в 1944 г. коренным образом изменили политическую и военно-стратегическую обстановку в Европе.

Победы Красной Армии над фашистской Германией и ее сателлитами, предопределившие исход второй мировой войны, явились решающим фактором, способствовавшим открытию второго фронта в Европе.

«Когда весь ход второй мировой войны коренным образом изменился, когда события повернулись для западных стран так, что если бы они опоздали с открытием второго фронта, то советские войска могли оказаться не только в Берлине, но и в Париже, тогда наши союзники стали поспешно действовать. Тогда-то и был открыт второй фронт»{805}.

Под влиянием побед Красной Армии в европейских странах росло и ширилось антифашистское движение Сопротивления, руководимое коммунистами. Это движение в случае победы могло положить конец капиталистическим порядкам не только в странах Восточной и Юго-Восточной Европы, но и в других странах Запада.

Высадкой своих войск союзники в особенности хотели помешать освободительной борьбе французского народа, поднявшегося на вооруженное восстание против немецких оккупантов.

Кроме того, правящие круги Англии и США не были заинтересованы в окончательном крахе германских монополий, с интересами которых были тесным образом связаны многие английские и американские монополисты. Не случайно после Тегеранской конференции многие видные английские политические и военные деятели заявляли: Гитлер может не выдержать весенней кампании 1944 г., и «Россия выиграет войну без нас». Империалисты США и Англии рассматривали открытие второго фронта в Европе как важное средство в дальнейшей борьбе за мировое господство.

Ускорение открытия второго фронта, особенно для Англии, обусловливалось в это время и военно-стратегическими соображениями. Дальнейшая задержка с открытием второго фронта привела бы к тому, что Англия стала бы объектом массовой бомбардировки снарядами «фау-1» и «фау-2», пусковые площадки которых находились [201] на северном побережье Франции. «Если бы мы не вторглись в Северную Европу летом 1944 года, — писал профессор Гарвардского университета Моррисон, — то Лондон был бы сравнен с землей бомбами «фау-1» и «фау-2».

Все эти факторы заставили Англию и США открыть второй фронт в Европе.

12 февраля 1944 г. Объединенный комитет начальников штабов союзников дал директиву верховному командующему союзными экспедиционными силами в Западной Европе генералу Эйзенхауэру осуществить «вторжение на Европейский континент и, совместно с другими объединенными нациями, предпринять операции, имеющие целью выход к сердцу Германии и уничтожение ее вооруженных сил. Дата вторжения на континент — май 1944 г.»{806}.

10 апреля 1944 г. глава английской военной миссии в Москве генерал Бэрроуз и глава военной миссии США генерал Дин уведомили начальника Генерального штаба Красной Армии маршала Василевского о решении английского и американского военного командования начать 31 мая 1944 г. операцию по форсированию Ла-Манша. С учетом условий погоды и приливов отклонения могли составить 2–3 дня в ту или иную сторону{807}.

В соответствии с договоренностью в Тегеране Советская Армия к моменту высадки союзников готовилась оказать «максимальную поддержку англо-американским операциям»{808}.

Условия для вторжения союзников были весьма благоприятными. Соотношение военных сил было в их пользу. Для проведения операций в Западной Европе только на Британских островах было сосредоточено до 60 дивизий. Кроме того, в США в состоянии готовности к переброске в Европу имелось 50 дивизий{809}. Англия и США выделили 39 дивизий полного состава, 10 отдельных бронетанковых бригад{810}. Союзная авиация насчитывала около 11 тыс. боевых, свыше 2300 транспортных самолетов. Военно-морские силы для десанта насчитывали около 6 тыс. боевых и десантных кораблей, в том числе 6 линкоров, 22 крейсера, 93 эсминца, 255 минных тральщиков и другие суда. Общая численность экспедиционных сил составила 2 876 439 человек. В десанте участвовали суда Голландии, Польши, Норвегии, Франции, Греции и других стран.

В то же время все основные силы вермахта — 228 дивизий и 23 бригады из 325 дивизий фашистской Германии (4,3 млн. солдат и офицеров) находились на Восточном фронте и сковывались боевыми действиями советских армий.

Всего на Западе к началу июня 1944 г. находилось 60 немецких дивизий. Однако для действий против американо-английских [202] войск во Франции, Бельгии и Голландии немцы могли использовать 45 дивизий{811}. Эти дивизии были неполного состава, насчитывали от 8 до 11 тыс. человек и были укомплектованы солдатами старших возрастов и подростками 17 лет без должной боевой подготовки.

К тому же германское верховное командование было введено в заблуждение. Считая маловероятной высадку в Нормандии, оно сосредоточило свои главные силы севернее реки Сены. Наиболее вероятным местом вторжения предполагался район Па-де-Кале.

В Нормандии, в районе высадки морского десанта, на фронте в 70 км оборонялись всего две немецкие дивизии{812}. Вся немецкая авиация на Западе не превышала 500 самолетов.

К моменту высадки англо-американских войск во Франции союзники превосходили противника по людям в 3 раза, по танкам — в 3, по самолетам — почти в 60 раз{813}. Таким образом, «не столько союзники созданием второго фронта облегчили положение советских войск, сколько последние облегчили союзникам его создание»{814}.

Следует учесть и тот факт, что к лету 1944 г. внутренние силы сопротивления Франции, примерно до 400 тыс. человек, развернули активную борьбу{815}. Все эти факторы и обеспечили успех десантных операций союзников во Франции.

Вторжение войск Англии и США началось рано утром 6 июня на северо-западном побережье Франции, в Нормандии. Первыми высадились три воздушно-десантные дивизии, затем морские десанты. Это была наиболее крупная десантная операция второй мировой войны, знаменовавшая открытие второго фронта в Европе.

Высадка союзных английских и американских войск в Северной Франции прошла благополучно. Вторжение оказалось гораздо более легким, чем предполагалось. Союзники переправились с небольшими потерями. Флоту союзников при переходе через Ла-Манш никакого сопротивления не оказывалось{816}.

Характерно, что наряду с вторжением англоамериканских войск началось вторжение целой армии представителей английских и американских монополий и банков в Европу, причем их действия были гораздо быстрее и оперативнее, чем войсковые операции.

Несмотря на сравнительно медленный темп продвижения англо-американских войск, составлявший в среднем не более 4 км в сутки, открытие второго фронта в Европе было серьезным ударом по гитлеровской коалиции.

Советское правительство считало вторжение союзников крупнейшей операцией. «...История войн не знает [203] другого подобного предприятия с точки зрения его масштабов, широкого замысла и мастерства выполнения»{817}.

Около 10 июня союзники высадили во Франции до 400 тыс. войск и много техники{818}. Плацдарм был расширен до 80 км в ширину и 17 км в глубину. К началу июля 1944 г. на континенте, во Франции, было сосредоточено 25 дивизий союзников, которым противостояли 23 немецкие дивизии{819}. При вторжении не были использованы все имеющиеся резервы, в частности французские войска, чему особенно противились англичане.

Но вместо организации широкой борьбы против немецких захватчиков в оккупированных странах Европы английские и американские правящие круги пытались всячески помешать росту освободительного движения народов, боролись за сохранение прежних реакционных режимов в Европе. Более того, действия западных союзников в значительной степени определялись в это время необходимостью борьбы против демократизации Европы и распространения влияния СССР. Империалисты Англии и США особенно опасались прихода к власти прогрессивных сил во главе с коммунистами.

Тем не менее вопреки строгим приказам Эйзенхауэра и английских генералов, направленным на ослабление сил Сопротивления, французские патриоты развернули широкую борьбу против немецких оккупантов, успешно громили их, освобождая целые города и департаменты Франции.

18 августа 1944 г. Компартия Франции призвала парижан поднять восстание против немецких оккупантов. 25 августа 1944 г. Париж был освобожден французскими патриотами. После этого в город вошли английские и американские войска.

«Установлено, что французское Сопротивление, — писал Р. Ингерсолл, — заменило нам лишние два десятка дивизий, а может быть, и больше... Немецкий гарнизон Парижа был разбит еще до появления первого союзного солдата»{820}. Силами французских патриотов были освобождены Бордо, Марсель, Ницца и другие города и населенные пункты.

Второй фронт сковал немецко-фашистские войска в Западной Европе. Вооруженные силы Англии и США оттянули на себя часть стратегических резервов Германии, ранее беспрепятственно перебрасываемых на Восток, против СССР. К концу года союзникам на Западе противостояло 73 немецкие дивизии{821}.

Однако открытие второго фронта в Европе «не привело к значительному ослаблению сил врага на советско-германском фронте, который по-прежнему оставался главным фронтом второй мировой войны»{822}. Тем не менее открытие второго фронта в Европе, согласованные операции советских и англо-американских войск, предпринятые против фашистских агрессоров с востока, запада и юга, дали свои положительные результаты. Германия наконец была зажата в тисках двух фронтов.

Открытие второго фронта было встречено с большим удовлетворением трудящимися всех стран, поскольку это приближало сроки окончания второй мировой войны. На многочисленных митингах и собраниях трудящиеся СССР, Англии, США и других стран приветствовали укрепление боевого сотрудничества государств антифашистской коалиции.

Открытие второго фронта усилило борьбу народов Европы против фашистского ига, приблизило день их освобождения.

Почти одновременно с началом союзнических операций во Франции началось летнее наступление советских войск.

Советский Союз в годы Отечественной войны показал образцы честного и последовательного выполнения межсоюзнических обязательств, союзнического долга.

Это был вынужден признать У. Черчилль, писавший в 1943 г. главе Советского правительства: «...На основании моего опыта, Союз Советских Социалистических Республик никогда не нарушал ни обязательств, ни договоров...»{823}

Однако правящие круги Англии и США вместо спасения жизней русских солдат, а также жизней народов своих стран путем проведения коалиционной стратегии предпочли политику выжидания.

Саботаж открытия второго фронта, грубое нарушение межсоюзнических обязательств являлись продолжением все той же политики максимального обескровливания СССР, спасения фашистских агрессоров от полного разгрома. [204]

Дальше