Часть вторая.

Тайная война

Операция "Утка"{1}

Обстоятельства гибели Л.Д. Троцкого давно привлекают внимание исследователей. Ни для кого не секрет, что Р. Меркадер, нанесший 20 августа 1940 г. смертельный удар альпенштоком вождю IV Интернационала, был не просто фанатиком-одиночкой, а орудием в руках органов госбезопасности СССР{1}. Однако, зная детали операции по устранению Троцкого и имена людей, которые ее подготовили и провели, нельзя сказать, что в этом деле все до конца ясно. Прежде всего следует основательно разобраться в вопросе, какие конкретно обстоятельства обусловили гибель Троцкого.

Вряд ли можно признать убедительной широко распространенную в литературе версию (в последнее время она нашла наиболее яркое отражение в работах Д.А. Волкогонова), согласно которой Сталин и его окружение еще в середине 20-х годов тайно вынесли Троцкому смертный приговор. По их распоряжению спецслужбы ОГПУ-НКВД с первых дней пребывания Троцкого за границей (выслан из СССР в феврале 1929 г.) вели на него охоту и в августе 1940 г. привели приговор в исполнение.

Эта версия при всей ее, казалось бы, внешней логичности порождает целый ряд вопросов, на которые невозможно дать вразумительный ответ. Предположим, что участь Троцкого была действительно давно предрешена. Но не проще ли было в этом случае устранить его в СССР, инсценировав, к примеру, какой-нибудь "несчастный случай", а не высылать его за границу, где ликвидация такой заметной фигуры могла быть сопряжена с проблемами и вызвать международный скандал? Если все же допустить, что устранение Троцкого планировалось провести после того, как он окажется за рубежом, то как тогда объяснить, что это было сделано лишь на двенадцатом году его пребывания в изгнании? Трудно представить, что соответствующим службам могли быть даны [124] неограниченные сроки для выполнения задания. Долготерпение Кремля выглядит и вовсе необъяснимым, если принять во внимание то обстоятельство, что уже с первых дней пребывания Троцкого за границей было ясно, что он ни за что не капитулирует, а будет еще яростнее атаковать Сталина, его окружение и Коминтерн.

С "технической" точки зрения проведение теракта против Троцкого для советских спецслужб, думается, не представляло особой трудности. Первые десять лет пребывания за границей (в Турции, Франции, Норвегии и два первых года жизни в Мексике) Троцкий, как он сам признавал, не имел сколько-нибудь серьезной охраны{2}. Лишь в 1939 г. он укрылся в доме на улице Вены в Койоакане, одном из районов Мехико, который его сторонниками и мексиканской полицией был превращен в настоящую крепость. Однако ни высокая бетонная стена, ни прожектора и сложная система сигнализации, ни взвод охраны его не спасли. Когда потребовалось, его достали и в крепости. И вновь нельзя не задать вопрос: почему Троцкого не трогали, когда устранить его было относительно несложно, а активность начали проявлять тогда, когда условия стали в общем-то неблагоприятными?

К сказанному следует добавить еще одно соображение. Если верить документам, преданным огласке в последние годы, Троцкий долгое время, по крайней мере с 1933 г., находился "под колпаком" ОГПУ-НКВД. В его собственном окружении и окружении его сына Л.Л. Седова постоянно находились агенты советской разведки, благодаря которым Москва была в курсе того, где конкретно находится Троцкий, кто и как его охраняет, что он делает и даже что он намерен в ближайшем будущем предпринять и опубликовать{3}. При наличии такой информации проведение "акции" не представляло проблемы. Тем не менее до 1940 г. ничего не предпринималось.

Ответ на все эти вопросы заключается, по-видимому, в том, что до 1939 г., а скорее всего даже до января 1940 г., никаких решений о физическом устранении Троцкого принято не было и никаких распоряжений на этот счет советские спецслужбы не получали. Легенда о смертном приговоре, вынесенном еще в середине 20-х годов, вышедшая из-под пера Троцкого{4}, ничего общего с тем, что было на самом деле, не имеет. В равной степени представляется несоответствующей действительности и модификация этой версии, появившейся в российской литературе, согласно которой распоряжение "огреть по голове" Троцкого Сталин якобы отдал в 1931 г., а руководители НКВД Г.Г. Ягода, Н.И. Ежов и многие их сотрудники поплатились жизнью не в последнюю очередь за то, что не смогли выполнить эту волю вождя{5}. [125]

Читатель, знакомый с трудами Троцкого, возразит: как же быть с теми случаями, когда жизни изгнанника в 30-е годы действительно угрожала опасность? Ведь сам Троцкий однозначно оценивал имевшие место инциденты как дело рук Кремля.

Оставим эти оценки на совести их автора, который в пылу политической борьбы готов был возложить ответственность за все, что случалось с ним, и вообще за все, что происходило в мире, на Сталина, Коминтерн и их агентов. Как будто не было ни белогвардейских организаций, у которых к Троцкому еще со времен гражданской войны в России был особый счет, ни фашистских спецслужб, проявлявших к Троцкому и его соратникам повышенный интерес, ни испанских республиканцев, горевших жаждой мести Троцкому и его окружению за то, стоившее огромных жертв восстание в тылу республиканских войск в Барселоне, которое ПОУМ, организация "троцкистской ориентации", подняла в мае 1937 г.

Напомним о трех наиболее известных "покушениях советских спецслужб" на Троцкого в 30-е годы.

Осенью 1931 г., когда Троцкий пребывал на территории Турции, против него действительно замышлялся теракт. Но планировался он не агентами ГПУ, а белогвардейской организацией под руководством генерала A.B. Туркула, того самого, который во главе казачьей бригады будет впоследствии воевать в рядах вермахта против СССР. Советскому правительству стало известно о подготовке покушения. Казалось бы, если в Москве Троцкому был вынесен смертный приговор, то стоило ли мешать его приведению в исполнение, тем более что это могло быть сделано чужими руками. Однако руководство СССР предало планы белогвардейцев огласке и тем самым спасло Троцкому жизнь. А что же Троцкий? Он ухитрился представить случившееся как плод коварной политики Кремля. "ГПУ способно одной рукой подталкивать белогвардейцев к покушению, через своих агентов-провокаторов, а другой рукой разоблачить их, на всякий случай, через органы Коминтерна"{6}, -заявил он. Разъяснять ключевой "аргумент" этого, прямо скажем, абсурдного объяснения происшедшего, выраженный в словах "на всякий случай", Троцкий не счел необходимым.

5 августа 1936 г. на квартиру Троцкого в Норвегии совершили налет квислингисты. Убийство Троцкого в их планы не входило, да это было и невозможно, поскольку Троцкий находился в отъезде. Налетчики рассчитывали добыть материалы, которые позволили бы им скомпрометировать правительство норвежских лейбористов, разрешившее Троцкому пребывание в стране. В Норвегии в это время шла острая предвыборная борьба и "карта Троцкого" активно разыгрывалась правыми силами. Не исключено также, что норвежские фашисты действовали по указке из Берлина. Имеются убедительные документальные подтверждения того, что копия единственного изъятого налетчиками документа (письма Троцкого французским единомышленникам) была сразу же передана в германскую миссию в Осло, а оттуда прямиком [126] переправлена на Вильгельмштрассе{7}. Хотя норвежские власти, расследовавшие данный инцидент, ясно заявили, что говорить о причастности к нему Москвы нет никаких оснований, Троцкий настойчиво повторял, что налетчики рассчитывали учинить над ним расправу, что случившееся — дело рук ГПУ и, может быть, даже плод сотрудничества последнего с гестапо{8}.

Нельзя не отметить, что устраивать такую шумную "выемку" корреспонденции из квартиры Троцкого для советских спецслужб не имело никакого смысла. В период пребывания Троцкого в Норвегии они имели возможность, используя агентурные каналы, знакомиться со всей его текущей перепиской.

Наконец, третий случай. В 1938 г. у ограды дома Троцкого в Койоа-кане (тогда он еще проживал на улице Лондона) прогремел взрыв. Незадолго до этого к воротам подходил посыльный с подарком для хозяев. Охране он показался подозрительным, и его не впустили. Троцкий не сомневался, что впоследствии взорвался именно этот "подарок", и заявил, что это была попытка покушения на его жизнь, организованная Москвой{9}. Но зададим вопрос: даже если действительно посыльный пытался внести в дом Троцкого бомбу, то почему после того, как сделать это не удалось, она была взорвана у ограды? Ведь было ясно, что Троцкий не пострадает, что его охрана после взрыва будет только усилена, и в следующий раз организовать покушение будет значительно сложнее. Взрыв в Койоакане походил не на покушение, а скорее на предостережение, адресованное не только, а, может быть, даже не столько Троцкому, сколько правительству Мексики. Известно, что мексиканские коммунисты настойчиво добивались высылки Троцкого из страны. Отчаявшись повлиять на позицию правительства Л. Карденаса с помощью петиций и демонстраций, некоторые горячие головы вполне могли решиться на этот крайний шаг в надежде дать понять, что вопрос стоит весьма остро и его решение не терпит отлагательства. Настроения, царившие в те дни в среде мексиканских коммунистов, многие из которых только что вернулись с фронтов Гражданской войны в Испании и были потрясены событиями в Барселоне, ярко отражены в воспоминаниях знаменитого мексиканского художника Д.А. Сикейроса, который принимал самое непосредственное участие в борьбе против Троцкого в 1938-1940 гг.{10}

Нельзя не затронуть и еще один аспект версии об имевшей якобы место в 30-е годы охоте советских агентов за "головой Троцкого". Не имея необходимых доказательств, ее сторонники обычно указывают на исчезновение или гибель нескольких соратников Троцкого и преподносят это как свидетельство намерений советских спецслужб расправиться и с ним самим. Однако, если принять этот аргумент, то придется признать, что агенты НКВД действовали весьма странным образом: они охотились за [127] Троцким почему-то не в Мексике, где он проживал с января 1937 г. (что ни для кого в мире не являлось секретом), а в Европе — в охваченной Гражданской войной Испании, во Франции и Швейцарии. Сторонники Троцкого, которых обычно упоминают в этой связи, пропали без вести или погибли в период с лета 1937 по лето 1938 г. именно там, а не рядом со своим лидером. Гражданин Чехословакии Э. Вольф, являвшийся секретарем Троцкого в Норвегии, бесследно исчез в Испании осенью 1937 г.{11} Лидер ПОУМ А. Нин, австриец К. Ландау и сын российского эмигранта-меньшевика P.A. Абрамовича М. Раин без вести пропали в Испании в это же время. Л.Л. Седов скончался в феврале 1938 г. в одной из парижских частных клиник после операции аппендицита. Р. Клемент, секретарь Троцкого в Турции и Франции, при невыясненных обстоятельствах погиб в Париже в июле 1938 г. Наконец И. Раисе (И. Порецкий), один из руководителей агентурной сети НКВД в Западной Европе, отказавшийся возвращаться на Родину и установивший связь с Троцким, был найден убитым в окрестностях Лозанны в сентябре 1937 г.

Следует отметить, что ответственность советских спецслужб за смерть либо исчезновение многих из вышеназванных людей не доказана. С большей или меньшей степенью уверенности можно говорить только об их причастности к гибели Райсса и Нина{12}. Первый был уничтожен как изменник, второй — как руководитель вооруженного восстания в тылу республиканских войск. В остальных случаях существуют лишь предположения, что не обошлось без участия советских агентов. Что касается смерти Седова, то здесь нельзя исключать возможность действительно несчастного случая. Согласно официальному заключению французских медиков, Седов страдал хронической болезнью кишечника, которая после операции начала быстро прогрессировать и стала причиной его кончины{13}.

Как мы видим, аргументы, на которых строится версия о якобы непрерывной охоте ОГПУ — НКВД за Троцким с момента его высылки из СССР, нельзя признать бесспорными. Действительно, бывали моменты, когда Троцкому приходилось скрывать свое место жительства, менять адреса, как он это делал во Франции. Но эти шаги предпринимались им прежде всего для того, чтобы сбить со следа представителей правых организаций и буржуазную прессу, контакт с которыми мог закончиться скандалом, шумной политической кампанией и привести к высылке из страны. Это, нужно сказать, в конечном счете, и произошло, как во Франции, так затем и в Норвегии.

Говорить о подготовке советскими службами акции против Троцкого, приводя тому доказательства, можно, думается, начиная лишь с рубежа 1939-1940 гг. Именно в это время, как теперь известно, руководство НКВД приняло решение о проведении операции "Утка" (устранение [128] Троцкого) и направило в Мексику со специальным заданием группу своих сотрудников во главе с Н.И. Эйтингоном.

Как развивались дальнейшие события, хорошо известно. В ночь на 24 мая 1940 г. на дом Троцкого в Койоакане совершила налет группа боевиков, которой руководил Сикейрос. В операции принимал активное участие также советский нелегал И.Р. Григулевич{14}. Нападавшие буквально изрешетили огнем спальню Троцкого. Однако тот остался жив и даже не получил ранений. После этого была начата реализация запасного варианта операции, в котором ключевая роль отводилась Меркадеру. 20 августа 1940 г. он нанес Троцкому удар альпенштоком по голове. Рана оказалась смертельной. На следующий день Троцкий скончался.

Детали этих покушений подробно описаны в литературе, и потому мы их не излагаем. Для нас важно констатировать факт, что активные шаги, направленные на устранение Троцкого, советские спецслужбы начали предпринимать лишь с конца 1939 — начала 1940 г.

Возникает закономерный вопрос: что же должно было произойти, чтобы они получили соответствующий приказ? Объяснение этому, которое можно встретить в литературе, — Сталин, дескать, был очень встревожен сообщениями о подготовке Троцким книги о нем (версия, которую вслед за западными исследователями повторил Волкогонов), -нельзя признать убедительным. К этому времени Троцкий уже столько всего написал о Сталине, что очередное произведение вряд ли могло прибавить что-то новое к созданному им образу кремлевского руководителя. Если следовать этой логике, то придется признать, что покушения на Троцкого должны были устраиваться после каждой его книги или статьи, в которых он нелицеприятно отзывался о Сталине. Но ничего подобного не происходило. К тому же, как известно, выход книги Троцкого "Сталин" планировался еще в 1938 г., и поэтому следовало бы ожидать (если книга была первопричиной), что еще тогда должны были быть предприняты активные действия по его устранению.

Причины, очевидно, заключались в другом. Они лежали не в сфере публицистической деятельности Троцкого, какой бы политически острой она ни была, а в области "реальной политики".

Мы не беремся категорически утверждать, что те обстоятельства, о которых речь пойдет ниже, являлись единственной причиной гибели Троцкого. Однако обнаруженные в Политическом архиве Министерства иностранных дел Германии документы позволяют выдвинуть предположение, что его гибель, вероятнее всего, была обусловлена непосредственным и активным вовлечением троцкизма, как политического течения, и самого Троцкого, как лидера этого течения, в антисоветскую политику великих держав на начальном этапе второй мировой войны.

Напомним высказывание, содержащееся в воспоминаниях Сикей-роса, которое авторы, касающиеся вопроса о причинах гибели Троцкого, почему-то оставляют без внимания. Сикейрос, как нам представляется, [129] предельно ясно изложил мотивы, которыми руководствовался он и его товарищи, совершая нападение на штаб-квартиру Троцкого. Он писал: речь шла уже не о мщении за "подлый мятеж, организованный ПОУМ в Берселоне", а о том, чтобы "воспрепятствовать яростной пропаганде, которая велась из штаб-квартиры Троцкого, якобы с истинно марксистских, пролетарских позиций против Советского Союза". К этому моменту "стало совершенно ясно", что троцкизм мог оказать определенные услуги "возможной агрессии объединенных империалистических сил против первой страны социализма. Наше стремление ликвидировать этот контрреволюционный политический центр отвечало самой динамике развития международной обстановки, характеризующейся возрастанием угрозы войны против СССР"{15}.

О каких возможных услугах троцкистов империалистическим силам велась речь?

На протяжении 30-х годов Троцкий и его сторонники вели непрерывные атаки на советское руководство и Коминтерн. Цель этих атак, какие бы обвинения в адрес Сталина, лозунги и теоретические постулаты ни выдвигались, была в общем-то одна — добиться отстранения от власти в СССР умеренного крыла большевистской партии во главе со Сталиным, перехода власти в руки ультралевых сил, выступавших под лозунгом "перманентной революции", и подчинения этим силам международного коммунистического движения. Однако добиться успеха троцкистам не удалось. Потенциал "левой оппозиции" в СССР и руководстве Коминтерна путем репрессий был существенно ослаблен. Троцкизм не сумел завоевать на свою сторону большинство членов уже действующих компартий и широкие массы трудящихся в СССР и на Западе. На ультралевые лозунги поддалась в основном лишь часть коммунистической молодежи, которая и составила основу самостоятельных партий троцкистской ориентации, возникших во Франции, Бельгии, Голландии, Англии и в целом ряде других стран.

Нарастание угрозы новой мировой войны порождало у Троцкого и его сторонников большие надежды на то, что достичь поставленной цели им все же удастся. Подобно тому, как первая мировая война вызвала мощный подъем революционного движения, новая война, полагали троцкисты, вызовет революционный взрыв во многих странах, а, может быть, даже в мировом масштабе. В условиях войны, предрекали они, партии Коммунистического Интернационала, как в свое время партии II Интернационала, неизбежно скатятся на позиции национал-патриотизма, а пролетариат отвернется от них и окажет поддержку "подлинно революционным партиям" — организациям троцкистской ориентации. Именно в ожидании такого развития событий Троцкий и его сторонники в 1938 г. форсировали создание IV Интернационала, заявив, что под его руководством в самом ближайшем будущем "революционные миллионы смогут штурмовать небо и землю".

Война и мировая революция должны были, по мысли Троцкого, стать очистительным огнем и для социализма в СССР, освободить его от оков "бюрократического абсолютизма" Сталина. Декларируя [130] необходимость защиты "экономических основ СССР", Троцкий в то же время подчеркивал, что "спасти СССР для социализма может только международная революция", а значит, его вовлечение в войну. Именно война приведет к "политической революции" в Советском Союзе{16}.

Советско-германский договор о ненападении, позволивший СССР остаться вне империалистической войны, нанес очень чувствительный удар по расчетам Троцкого и его сторонников. Не случайно он подвергся резким нападкам с их стороны{17}. В серии статей, опубликованных в "Бюллетене оппозиции", главном печатном органе Троцкого, и на страницах западной прессы, троцкисты резко критиковали договор и пытались доказать, что Советский Союз является не нейтральным государством, а военным союзником Гитлера{18}. Особенно отчетливо такая позиция проявилась в период советско-финляндской войны. В статье, опубликованной в январе 1940 г. в американском журнале "Liberty", Троцкий прямо заявил: "Кремль впрягся в повозку германского империализма, и враги Германии стали тем самым врагами России. До тех пор, пока Гитлер силен, — а он очень силен, — Сталин будет оставаться его сателлитом"{19}.

Такие заявления имели явно провокационный характер, тем более что делались они в условиях, когда в Англии и Франции обсуждался вопрос, как дальше строить отношения с СССР, и имелись очень влиятельные политические силы, которые были готовы использовать советско-финляндскую войну для оказания нажима на Советский Союз и даже для нанесения по нему военного удара. В частности, планировалось произвести бомбардировку и, возможно, оккупацию нефтяных центров СССР в Закавказье и направить в Финляндию 150-тысячный экспедиционный корпус. Рассматривалась также возможность последующего переноса военных действий с территории Финляндии в северозападные районы СССР. Военный нажим должен был, по расчетам западных стратегов, побудить Кремль изменить свой внешнеполитический курс, встать на путь сотрудничества с англо-французской группировкой и объявить войну Германии. Рассматривался и другой вариант, которого, кстати говоря, в Москве опасались больше всего. Объявление Англией и Францией войны Советскому Союзу могло привести к заключению ими мира с Германией (на Западе все еще продолжалась "странная война" и шел активный поиск путей достижения мирного соглашения с "третьим рейхом") и их совместному выступлению против СССР{20}. Именно эту "возможную агрессию объединенных империалистических сил" и имел в виду Сикейрос в своих воспоминаниях. [131]

Цели троцкистов и руководителей англо-французской коалиции — добиться вовлечения СССР в войну — в этот период совпали. Именно это, по-видимому, и подтолкнуло политиков в Лондоне и Париже к мысли о необходимости и возможности использования Троцкого и его сторонников в своих интересах. С помощью троцкистов рассчитывали организовать в СССР политический переворот и отстранить от власти Сталина. Рассматривалась возможность переброски в СССР и самого Троцкого, который должен был возглавить "революционное движение". У тех, кто строил такого рода планы, перед глазами, очевидно, был пример действий германского правительства в 1917 г., когда оно поспособствовало возвращению в Россию В.И. Ленина и его сподвижников. В результате революции, которую они совершили, Россия вышла из войны и Германия была избавлена от необходимости вести борьбу на два фронта{21}. В конце 1939 — начале 1940 г. политики в Англии и Франции тем же способом, но уже с помощью Троцкого и его сторонников, рассчитывали решить прямо противоположную задачу — втянуть СССР в войну и поставить Германию перед проблемой борьбы на два фронта.

Нельзя не отметить, что мысль об использовании Троцкого в борьбе против СССР в этот период возникала не только у политиков Англии и Франции. В декабре 1939 г. Государственный совет Финляндии, например, открыто обсуждал вопрос о формировании русского альтернативного правительства во главе с Троцким или А.Ф. Керенским{21a}.

Приведем выдержки из двух документов, хранящихся в Политическом архиве Министерства иностранных дел ФРГ.

Германский консул в Женеве сообщал в отдел военной разведки внешнеполитического ведомства в Берлине:

"Германское консульство

Женева, 8 января 1940 г.

К №62

...В связи с изложенными в предыдущих сообщениях сведениями о концентрации войск (англо-французских. — О.В. ) в Сирии, вероятно, будут представлять интерес также следующие сообщения и слухи, которые переданы сюда агентами из Франции и Женевы. Согласно им Англия намерена нанести внезапный удар не только по русским нефтяным районам, но и попытается одновременно лишить Германию на Балканах румынских нефтяных источников.

... Агент во Франции сообщает, что англичане планируют через группу Троцкого во Франции установить связь с людьми Троцкого в самой России и попытаться организовать путч против Сталина. Эти попытки переворота должны рассматриваться как находящиеся в тесной связи с намерением англичан прибрать к рукам русские нефтяные источники.

Крауэль" {22} [132]

Несколько дней спустя на стол министру иностранных дел Германии И. фон Риббентропу оберфюрер СС Р. Ликус, ведавший в "личном штабе" министра обработкой информации, поступавшей по агентурным каналам, положил следующее агентурное донесение поступившее из Женевы:

"Об английских планах относительно нарушения снабжения нефтью Германии и России из Женевы секретно сообщают:

Английская сторона хочет предпринять попытку отрезать русских от нефтяных источников и одновременно намерена в той или иной форме воздействовать на Румынию и, вызвав конфликт на Балканах, лишить Германию поставок нефти. Отрезав СССР и Германию от нефти... (англичане. — О.В.) надеются быстро и радикально решить проблему; предполагается, что в резко ухудшившихся условиях эти страны перейдут к открытой борьбе друг против друга...

Далее английской стороной будет предпринята попытка мобилизовать группу Троцкого, то есть IV Интернационал, и каким-то способом перебросить ее в Россию. Агенты в Париже сообщают о том, что Троцкий с помощью англичан должен будет вернуться в Россию, чтобы организовать путч против Сталина. В каком объеме эти планы могут быть осуществлены, отсюда (из Женевы. — О.В.) судить сложно.

Берлин, 17 января 1940 г. Л[икус]" {23}

Сомневаться в достоверности информации, содержавшейся в процитированных донесениях, не приходится. "Личный штаб" Риббентропа тщательнейшим образом перепроверял сообщения внешней разведки и включал их в сводки агентурных донесений для подачи наверх (не только Риббентропу, но и Гитлеру) только в том случае, если их качество не вызывало сомнений. Нельзя не отметить также, что информация по другим пунктам, содержавшаяся в процитированных донесениях, полностью соответствовала действительности.

Германские документы, указывающие на планы Англии и Франции в отношении Троцкого и его "группы", не дают ответа на вопрос, насколько был информирован об этих планах сам Троцкий и каково было его отношение к ним. Вместе с тем имеются основания предполагать, что предложение правительства какой-нибудь великой державы или коалиции держав с их помощью в подходящий момент возвратиться в СССР, чтобы возглавить там борьбу против Сталина, — будь такое сделано — могло быть принято Троцким. Говорить об этом позволяет не в последнюю очередь оценка, которую он давал обстоятельствам возвращения Ленина в Россию. Троцкий однозначно характеризовал действия Ленина как "смелое решение", как умелое использование в интересах революции "ложных надежд" германских властей и считал, что в данном случае имело место "полное соответствие" между целью и средством{24}. Империалистические круги можно и нужно использовать, подчеркивал он. При этом требуется лишь, подобно Ленину, твердо стоять на почве революционной программы, не вступать с империалистами [132] "ни в какие политические соглашения" и быть "безусловно честным и преданным по отношению к рабочему классу"{25}.

В начале 1940 г. Троцкий явно готовился к каким-то решающим событиям, о чем говорит составление им политического и личного завещаний. Их содержание представляет несомненный интерес. Знакомство с завещаниями оставляет впечатление, что, готовя их, Троцкий преследовал единственную цель — убедить тех, кто останется жить, в том, что он был до конца верным делу революции и "безусловно честным и преданным по отношению к рабочему классу". "На моей революционной чести нет ни одного пятна — писал Троцкий. — Ни прямо, ни косвенно я никогда не входил ни в какие закулисные соглашения или хотя бы в переговоры с врагами рабочего класса... Сорок три года своей сознательной жизни я оставался революционером, из них сорок два года я боролся под знаменем марксизма... Я умру пролетарским революционером, марксистом, диалектическим материалистом и, следовательно, непримиримым атеистом. Моя вера в коммунистическое будущее человечества сейчас не менее горяча, но более крепка, чем в дни моей юности"{26}.

Обращают на себя внимание слова, которыми он заканчивает свое политическое завещание: "Каковы бы, однако, ни были обстоятельства моей смерти, я умру с непоколебимой верой в коммунистическое будущее"{27}. Какие обстоятельства имел в виду Троцкий: смерть от приступа гипертонии, которой он страдал, самоубийство как способ прекращения физических страданий? Именно на них он делает акцент в своем завещании. Но причем здесь тогда "непоколебимая вера в коммунистическое будущее"? Стоило ли ему, Троцкому, снискавшему себе славу "гения пролетарской революции", в случае смерти от гипертонии оправдываться и доказывать, что он ушел из жизни как борец-революционер и коммунист? Видимо, нет. Гипертония, как известно, никак не соотносится с политическими взглядами человека. Да и ветхим старцем, которому только и оставалось, что подводить итоги прожитой жизни и составлять завещания, Троцкий отнюдь не был. В ноябре 1939 г. ему исполнилось только 60. Он еще чувствовал силу, много работал, был весь в борьбе и планах на будущее, связанных с близкой, как ему казалось, мировой революцией. Само по себе составление политического завещания, в котором настойчиво проводилась мысль о верности идеям коммунизма, могло иметь смысл для Троцкого только в том случае, если он готовился начать чрезвычайно опасное предприятие, а обстоятельства его возможного ухода из жизни способны были бросить тень на него, поставить под сомнение его принадлежность к партии пролетарской революции.

О многом говорит дата составления Троцким завещаний -27 февраля — 3 марта 1940 г. Именно в эти дни Англия и Франция ближе всего находились к объявлению войны Советскому Союзу. Вопрос о [134] посылке в Финляндию экспедиционного корпуса западных держав был практически решен. Часть этого корпуса (французские и польские подразделения) была готова в любой момент погрузиться на суда и высадиться в Северной Норвегии. Лондон и Париж оказывали мощный нажим на правительства Норвегии и Швеции с целью добиться от них согласия на пропуск войск через их территорию в Финляндию. Полным ходом шла подготовка англо-французского удара по советскому Закавказью{28}. Одновременно с этим ударом западные державы планировали поднять восстания националистических, сепаратистских сил на Украине, Кавказе и в Средней Азии. К подготовке этих восстаний были привлечены соответствующие эмигрантские организации. Ряд этих организаций еще на рубеже 1939-1940 гг. обратился к председательствовавшему на 20-й сессии ассамблеи Лиги наций К.И. Хамбро, председателю норвежского парламента, тесно связанному с политическими кругами Англии, с провокационным требованием принять решение, осуждающее "порабощение Россией малых государств" (под ними понимались прежде всего Украина и Грузия){29}. Это должно было создать международно-правовую основу не только для официальной поддержки Западом сепаратистских сил в СССР, но и для открытой иностранной военной интервенции против него с целью обеспечения прав и восстановления суверенитета "порабощенных государств".

Английские и французские политики не сомневались в успехе планировавшихся ими военных и политических акций и были твердо убеждены в том, что при первом же серьезном испытании и возникновении экономических трудностей (утрата нефтяных источников, что было способно вызвать паралич всей советской промышленности и сельского хозяйства) и политических проблем (активизация националистических сил) сталинский режим зашатается и в СССР начнется внутренняя смута. 22 февраля 1940 г. главнокомандующий французской армией генерал М.Г. Гамелен предрекал: "Через несколько месяцев (после приведения в действие планов западных держав. — О.В. ) СССР может попасть в столь затруднительное положение, что окажется перед лицом полного краха"{30}.

Троцкий и его сторонники разделяли такой взгляд на СССР, считали, что "правящая советская верхушка" не пользуется поддержкой со стороны народа, что тот при первой же возможности постарается стряхнуть с себя "иго ненавистной бюрократии", что в СССР сложилась революционная ситуация и достаточно малейшей искры, чтобы там заполыхало пламя новой гражданской войны. Большие надежды [135] троцкисты возлагали не только на действия внешних сил, но и на националистические настроения населения отдельных республик СССР. Еще в июле 1939 г. Троцкий призывал к созданию "единой, свободной и независимой Украины" и предрекал в случае войны "национальные восстания в рамках политической революции"{31}. В этих вопросах, как мы видим, Троцкий и западные стратеги обнаруживали поразительное единомыслие.

И все же ведущую роль в надвигавшихся событиях в СССР Троцкий и его окружение отводили "левой" оппозиции. Троцкий был глубоко убежден в том, что она представляла собой мощную силу, и рассчитывал, что в нужный момент по его сигналу она выйдет из подполья и развернет борьбу против Сталина.

Безусловно, оппозиционные настроения в отношении сталинского руководства существовали как в России, так и в других республиках, входивших в состав СССР. Другой вопрос, насколько организованной была эта оппозиция и каким было влияние на нее Троцкого. Хотя с помощью репрессий в 30-е годы Кремлю удалось нейтрализовать открытых и часть скрытых и потенциальных сторонников Троцкого, сама по себе проблема оппозиции, как "левой", так и правой, снята не была. Советский коллаборационизм в годы Великой Отечественной войны — яркое тому подтверждение. В Кремле не без основания опасались (и это отчетливо проявилось еще во время судебных процессов 1936-1938 гг.), что Троцкий как лидер и идейный вождь "левых" в кризисной ситуации мог стать ключевой фигурой при формировании более широкого блока "левых" и правых, тем более что многие их лозунги и программные установки совпадали.

Что же касается существования в СССР зимой 1939 — весной 1940 г. организованной "левой" оппозиции, то такая оппозиция, глубоко законспирированная, по всей видимости, все же была. Хотя захват власти был ей не по плечу, она располагала силами, достаточными для того, чтобы организовать отдельные террористические акты и акты саботажа, которые были способны дестабилизировать внутриполитическую обстановку и иметь серьезные внешнеполитические последствия.

В этой связи представляет интерес секретное послание начальника германской полиции безопасности и СД (№ VI С l Az 12167/40 g Pr/Fin), направленное 3 апреля 1940 г. в министерство иностранных дел Германии, а оттуда переправленное в германское посольство в Москве. В нем сообщалось: согласно донесениям из зарубежных агентурных источников "в последнее время много говорится о леворадикальной оппозиции в СССР". Есть все основания предполагать, что "в Советском Союзе действует леворадикальная оппозиционная группа, численность которой постоянно растет". Оппозиция "планирует покушение на немцев в Москве с целью добиться изменения внешней политики Советского Союза". В послании подчеркивалось: существует реальная опасность того, что со стороны оппозиции может быть предпринята попытка повторить [136] историю июля 1918 г., когда в Москве был убит германский посланник В. фон Мирбах. Германская служба безопасности не исключала также возможность проведения теракта оппозицией с привлечением "иностранных кругов", которые стали бы "орудием в ее руках". Указывалось, что под "иностранными кругами" следует понимать "левых" из ряда восточноевропейских стран, прежде всего из Чехии. Чешские "левые" "неоднократно выражали свое крайнее недовольство политикой Сталина", а в последнее время вдруг зачастили в советское консульство в Праге, отмечала германская служба безопасности, добиваясь, по-видимому, разрешения на въезд в СССР{32}.

Напомним, что среди стран Центральной и Восточной Европы именно в Чехословакии, а также в Австрии и Польше троцкистам удалось в свое время завоевать определенные позиции. Легальный их въезд мог являться одним из каналов, по которым должна была производиться замышлявшаяся западными политиками переброска в СССР из-за рубежа "группы Троцкого".

Отступая от основной темы повествования, отметим, что у германских властей было достаточно оснований для того, чтобы ожидать от "левой" оппозиции в СССР неприятностей, считать ее антигермански настроенной, а саму эту оппозицию связывать с персоной Троцкого. Убийца Мирбаха Я.Г. Блюмкин, принадлежавший к партии левых эсеров, в 1920 г. благополучно "всплыл" именно в секретариате Троцкого в роли одного из его ближайших помощников{33}. Сам Троцкий накануне убийства Мирбаха занимал позицию, которую немцы характеризовали не иначе, как направленную на провоцирование конфликта с Германией и на разрыв Брестского мира{34}.

В копилке негативного опыта контактов с "левой" оппозицией в СССР у германских властей был и случай, происшедший в марте 1932 г., когда в Москве была предпринята попытка покушения на еще одного германского посла — Г. фон Дирксена. По чистой случайности посол тогда не пострадал, однако советник посольства Ф. фон Твардовский получил несколько ранений. И.М. Штерн, совершивший покушение, признался в ходе следствия в том, что он принадлежал [137] к "левой" оппозиционной группе и что покушение должно было вызвать конфликт между Берлином и Москвой{35}. Следует отметить, что незадолго до этого Германия предоставила СССР огромный кредит на закупку германской промышленной продукции, а Сталин в интервью германскому писателю Э. Людвигу (псевдоним Э.Л. Кона, эмигрировавшего в 1933 г. из Германии в Швейцарию) заявил о симпатии СССР к Германии и желании сохранить с ней дружественные отношения, что бы ни случилось.

В марте 1940 г. надеждам троцкистов на вовлечение СССР в войну не суждено было осуществиться. Правительства Норвегии и Швеции отказались пропустить через свою территорию соединения западного экспедиционного корпуса, а правительство Финляндии после некоторых колебаний отклонило помощь Лондона и Парижа. Руководство стран Северной Европы прекрасно понимало, какой катастрофой обернется для всего региона его вовлечение в "большую войну". Со своей стороны, правительство СССР, стремясь избежать военного конфликта с западными державами, начало переговоры с Финляндией и 12 марта 1940 г. подписало с ней мирное соглашение.

Однако провал планов создания фронта в Северной Европе не заставил правящие круги Лондона и Парижа отказаться от замыслов нанесения удара по СССР. Военные приготовления на юге продолжались, волна антисоветизма не спадала. Во второй половине марта 1940 г. Франция фактически разорвала торговое соглашение с СССР и объявила советского полпреда "персоной нон грата"{36}. 16 марта Га-мелен подчеркивал в записке к "Военному плану на 1940 г.": "В общем и целом русско-финляндское перемирие не требует от нас изменения принципиальных целей... наоборот, оно побуждает нас действовать еще быстрее и энергичнее"{37}. Начать операцию против советского Закавказья французские военные предлагали в конце июня -начале июля 1940 г.{38}

Знал ли об этих планах Троцкий? В этом вопросе мы можем опять же строить только догадки. Но вновь обращает на себя внимание совпадение некоторых событий, которое позволяет выдвинуть предположение, что Троцкий располагал информацией на этот счет и готовился действовать. 17 апреля 1940 г. французские военные высказались по вопросу о возможных сроках начала бомбардировок Баку, Батуми и черноморских коммуникаций СССР, а через несколько дней, 25 апреля, Троцкий составил свое известное воззвание — "Письмо советским рабочим", в котором призывал их к подготовке вооруженного восстания против "Каина Сталина и его камарильи"{39}. Воззвание было отпечатано [137] затем в виде листовки специального формата. Ее доставку на территорию СССР Троцкий предполагал произвести сразу же после вовлечения СССР в войну, что, по его твердому убеждению, должно было произойти в самое ближайшее время{40}. Вслед за этим в мае 1940 г. Троцкий и его сторонники приняли "Манифест об империалистической войне и пролетарской революции", в котором открыто провозгласили: "Подготовка революционного свержения московских правителей является одной из главных задач IV Интернационала"{41}. Такое заявление было равнозначно официальному объявлению войны правительству СССР.

Не вызывает сомнения, что Москва была хорошо информирована о планах определенных кругов Англии и Франции относительно использования троцкистов и о расчетах и действиях последних. "Советскую секцию" IV Интернационала возглавлял агент НКВД М.Г. Зборовский, который в течение ряда лет подробнейшим образом докладывал правительству СССР о том, что происходило в штаб-квартире этой организации в Париже{42}.

Какая-то информация поступала, по-видимому, и от германских властей. Берлин готовил удар в Западной Европе и нуждался в надежном тыле на востоке. По мере сил и возможностей там пытались противодействовать англо-французским планам и не допустить неожиданного поворота политики Москвы в сторону сотрудничества с Лондоном и Парижем. Германская дипломатия не упускала случая лишний раз указать Москве на враждебное отношение к ней со стороны западных держав. По дипломатическим каналам Берлин передавал Кремлю зимой 1939/40 г. информацию об английских диверсионных группах, подготавливавшихся к заброске на территорию СССР, о намечавшейся высадке в Северной Норвегии экспедиционного корпуса западных держав, об англо-французских планах в отношении советского Закавказья{43}. Не исключено, что германское посольство в Москве проинформировало Кремль о подготовке "леворадикальной оппозицией" покушений на германских представителей, надеясь тем самым обеспечить их безопасность.

С началом активных боевых действий в Западной Европе 10 мая 1940 г. возможность англо-французского удара в Закавказье и на Балканах резко возросла. В Кремле не исключали, что в ответ на успешно развивавшееся наступление вермахта западные державы могут попытаться форсировать реализацию планов блокирования поставок нефти в Германию из Румынии и СССР. Возрастала и опасность того, что Лондон и Париж активизируют свои усилия по созданию второго фронта против держав "оси" в Юго-Восточной и Восточной Европе{44}, а, [139] следовательно, и угроза инспирированных ими заговоров и путчей. В этих условиях троцкизм, нацеливавшийся на подготовку вооруженного восстания в СССР и "свержение московских правителей", становился реально опасен{45}.

Действия Троцкого и его окружения давали в эти дни Кремлю более чем достаточно оснований для такого рода опасений. Сразу же после того, как вермахт начал активные боевые действия против западных держав, 11 мая 1940 г., Троцкий предал широкой огласке то, что еще несколько дней назад держалось им в глубокой тайне и предназначалось для использования в "день X" — "Письмо советским рабочим". Оно появилось на страницах издания "Socialist Appeal". Вслед за этим был опубликован вышеназванный манифест IV Интернационала. С этого момента, думается, уже ни у кого в мире не оставалось сомнений в вопросе о том, с кем и какую партию разыгрывают троцкисты. 24 мая 1940 г. была предпринята первая попытка устранить Троцкого, затем в августе того же года вторая.

В заключение нельзя не отметить, что в январе 1940 г., когда в Москве, по всей видимости, стало известно об англо-французских планах в отношении троцкистов, советское руководство попыталось вступить в диалог с Троцким. Германский посол в Вашингтоне Г. Томсен сообщал 22 января 1940 г. в Берлин: на протяжении последних недель в американской прессе упорно циркулируют слухи о "стремлении Сталина договориться с Троцким". Однако диалога, по мнению посла, не получилось. Троцкий выступил в журнале "Liberty" со статьей, в которой заклеймил СССР как военного союзника Германии. С этого момента трагическая развязка стала, очевидно, неминуемой.

24 августа 1940 г. "Правда" сообщила о кончине Троцкого. Редакционная статья называлась "Смерть международного шпиона" и принадлежала, как считают многие исследователи, перу Сталина. С такой характеристикой Троцкого можно спорить и не соглашаться. Но нельзя не признать, что Троцкий активно использовался определенными кругами Запада и, вероятно, не только зимой 1939 — весной 1940 г. В вышедшей несколько лет назад книге известного британского специалиста по истории спецслужб Ф. Найтли приводятся на этот счет весьма красноречивые факты{46}. Оказывается, уже в 1917-1918 гг. британской разведке удалось внедриться в ближайшее окружение Троцкого. Напомним одно имя, которое авторы, пишущие о Троцком, никогда не вспоминают, — Джорж Хилл. Офицер британской разведки, он после революции являлся советником Троцкого, помогал ему создавать военно-воздушные силы Советской республики, систему военной разведки и контрразведки, службу дешифровки. Хилл, в свою очередь, работал в тесном контакте с другим известным британским разведчиком — С. Рейли, [140] который тоже вращался в кругах, близких к Троцкому, и имел доступ к документам из аппарата последнего, когда тот являлся наркомом иностранных дел. Заданием Хилла в 1917-1918 гг. было во что бы то ни стало заставить Россию продолжать войну против Германии и создать в ней антигерманскую агентурную сеть{47}.

Все это порождает много вопросов, на которые пока что нет ответа. Ясно одно: к зиме 1939 — весне 1940 г. спецслужбы некоторых западных держав считали вполне возможным использовать троцкистов в своих политических комбинациях. [141]