На кухне антибольшевистских провокаций
Как уже отмечалось, особенно негодовали и злобствовали правящие круги Антанты против большевиков. Именно борьба с большевистской партией составляла [143] основное звено операций объединенных сил российской и союзнической контрреволюции на «внутреннем фронте». Стараясь подхлестнуть антибольшевистскую кампанию, союзные империалисты распространяли всевозможные контрреволюционные версии, прибегали к самой грубой клевете. Еще в середине июня секретарь комитета так называемой точной информации в Англии Гавронский сообщал в Отдел международных сношений Петроградского Совета, что петроградский корреспондент «Морнинг пост», некий Мардона, с самого начала русской революции старался дискредитировать ее и особенно клеветал на Совет рабочих и солдатских депутатов, грубо искажая характер его деятельности.
Но больше всего, конечно, извращалась деятельность большевиков, их программа и тактика, взаимоотношения с другими партиями и массами и т. д. В конце концов этот борзописец прямо заявил: «Единственное спасение России в обильном кровопускании...» В том же духе поставлялась информация и большинством других иностранных корреспондентов.
Реакционная печать Запада словно по команде подхватила гнусную фальшивку о мнимых связях большевиков с правительством кайзера, о 200 тысячах рублях, якобы полученных ими от германских властей для своей «подрывной» деятельности, и пр. Непосредственное участие в фабрикации этой фальшивки приняли и представители союзников в России, а их пресс-центры и пропагандистские бюро энергично содействовали ее распространению в России и за рубежом{268}. Японский военный атташе в Петрограде Исидзака еще в июне сообщал в Токио: «Согласно заявлению одного офицера генерального штаба, в настоящее время агитация крайних ведется на полученные от Германии средства в размере 200 000 рублей. Ввиду этого державы Согласия начали контрпропаганду и тратят на это большие суммы»{269}.
Откуда исходили и как фабриковались подобные документы, достаточно красноречиво свидетельствует следующий весьма любопытный факт. Русский поверенный в делах в Берне А. М. Ону в начале сентября сообщал Терещенко: «По сведениям великобританского [144] посланника, Ленин в настоящее время находится в Берлине»{270}. Что представляли собой эти сногсшибательные «сведения», в комментариях не нуждается. Современному читателю хорошо известно, где находился в тот момент Владимир Ильич. Тогда же подобные провокационные слухи подло использовались против партии рабочего класса. Между прочим, желтая пресса не преминула оповестить, что Ленин переправлен в Германию на немецкой подводной лодке.
Несколько позже те же информаторы пытались выдать общественному мнению еще одну не менее сенсационную новость, будто «крайние русские партии», поддерживающие тайные сношения с Германией (т. е. опять же большевики), всеми средствами стараются облегчить продвижение немцев на Северном фронте и взятие ими Петрограда, чтобы скорее заключить мир. На сей раз соответствующий «выстрел» был сделан итальянской дипломатией, в частности послом Карлотти и поверенным в делах Италии в Христиании (Осло){271}.
Одобряя действия Временного правительства, консервативные и либеральные круги западной буржуазии спешили предупредить, что о полном успехе говорить пока преждевременно и поэтому не следует ослаблять усилий в схватке с внутренним врагом. В тон буржуазии подпевали правые социал-демократы, причем некоторые из них выступали подчас с более злобными нападками на революцию, чем иные буржуа. Так, знакомый уже читателю Б. Торн, приезжавший в Россию в апреле месяце с миссией «доброй воли», заявил в палате общин, что июльский кризис с его многочисленными жертвами якобы явился результатом «необузданной демократии», позволившей Ленину вернуться через Германию и свободно вести повсюду свою «вредоносную» пропаганду{272}.
Ссылаясь на упомянутую фальшивку и ее воздействие на отсталые слои населения и армии, союзные представители усиленно добивались от Временного правительства доведения «глубокого прорыва на фронте Ленина» до полного разгрома сил революции. «Настал психологический момент для нанесения окончательного и [145] сокрушительного удара по врагу, стоящему у ворот»{273}, — доказывал Бьюкенен.
В своем стремлении подавить революцию союзники не останавливались ни перед какими средствами. Они замышляли самые чудовищные преступления, вплоть до подлого убийства вождя международного пролетариата В. И. Ленина. Английский и американский послы Бьюкенен и Френсис, признает в своей работе американский историк Вильямс, «настаивали на аресте и уничтожении Ленина». Американский посол, пишет автор, всячески поощрял кампанию, поднятую русской правой прессой, пытавшейся представить Ленина германским агентом и обвинить его в смуте в России и в разжигании антивоенных настроений{274}. Подобные признания содержатся и в работах некоторых других американских историков. Не скрыл этого и сам Френсис, оставивший потомкам свою контрреволюционную исповедь. Еще в мае американский посол страстно желал, чтобы Временное правительство беспощадно расправилось с авангардом русского революционного пролетариата — большевистской партией. Напомним слова Сиссона о том, что у Френсиса не было иной политики, кроме лютой ненависти к большевикам. К осуществлению указанных планов присоединил свои усилия и прибывший вскоре с особой миссией сенатор Рут. Оба они, Френсис и Рут, предлагали устроить суд над В. И. Лениным по обвинению его в «государственной измене» с заранее подготовленным смертным приговором{275}. Керенский, нашедший впоследствии приют в Соединенных Штатах, горько сожалел, что министр юстиции Переверзев провалил «дело» против Ленина, грубо состряпанное ставкой при активном участии самого Керенского и Терещенко, а также военных и дипломатических представителей западных держав.
Требование правящих кругов Антанты побыстрее расправиться с большевиками отражало также их [146] растущий страх и за положение в собственных странах, где становилось все более неспокойно, и причину этого они усматривали прежде всего в активной деятельности русских марксистов.
Особенно напряженная обстановка сложилась во Франции и в Италии. Хотя стачечная борьба французского пролетариата в результате массовых репрессий несколько утихла и восстание в армии было жестоко подавлено, тем не менее положение оставалось весьма острым и давало мало оснований для оптимизма, антивоенные настроения во французской армии по-прежнему являлись грозным призраком. В данный момент особое беспокойство вызывало положение в сражавшихся на французском фронте русских экспедиционных войсках, прибывших в свое время по распоряжению царя. В июле 1917 г. в этих войсках вспыхнуло восстание, грозившее переброситься в недавно «усмиренную» французскую армию.
Не менее напряженная обстановка была в Италии, где с каждым днем усиливались антивоенные настроения, ширилось общедемократическое движение за мир, все больший размах приобретала революционная борьба пролетариата. Общее недовольство политикой королевского правительства резко возросло под влиянием провала предпринятого в мае Трантинского наступления. Оно стоило итальянцам многих людских и материальных жертв, которые по своим размерам приближались к потерям французов во время весеннего наступления. В стране свирепствовал продовольственный и топливный кризис, росла безработица, тяжелым бременем ложившиеся на плечи трудящихся. В этих условиях заметно усилилось влияние пацифистов. Итальянские пацифисты, отмечал в конце июня Гирс, ведут пропаганду о невозможности для Италии выдержать новую зимнюю кампанию и призывают народ потребовать заключения мира еще до наступления зимы. Даже посол пришел к выводу, что Италия стоит на пороге революции, предотвратить которую можно было, по его мнению, только путем более активного ведения войны. Такого же мнения придерживалось и само итальянское правительство.
Все больше проникало в Италию влияние идей большевистской партии, пример ее самоотверженной борьбы [147] против империалистической политики правящих классов. Итальянская партия официальных социалистов объявила себя солидарной с Лениным. 10 июля во Флоренции состоялась конференция партии официальных социалистов с участием ее представителей в палате депутатов. Конференция решила послать телеграмму сочувствия и солидарности В. И. Ленину.
Рост влияния большевистской партии и ее борьбы на итальянские трудящиеся массы отчетливо обнаружился во время пребывания в Италии делегатов исполнительного комитета рабочих и солдатских депутатов Смирнова и Гольденберга. (Эти делегаты были посланы в союзные страны эсеро-меньшевистским руководством Советов с целью подготовки Стокгольмской конференции.) Встречать их на станции в Риме собрались огромные массы трудящихся, которые вопреки ожиданиям русских и итальянских социал-патриотов прибыли с лозунгами: «Да здравствует Ленин!», «Долой войну!»
Все это вызывало еще большую злобу и ярость итальянской реакции. Вот почему она всячески одобряла «энергичные меры» правительства Керенского против ленинской партии и шедших за нею революционных масс. Такое же восторженное одобрение встречали эти меры и у правящих кругов Англии, США и Японии, хотя положение у них было не столь беспокойным. Но причина одна: реакционеры всех мастей считали большевиков основными носителями «революционной бациллы» во всем мире и потому требовали их беспощадного подавления.
В резолюции «Текущий момент и война», принятой на VI съезде большевистской партии, состоявшемся в конце июля — начале августа, подчеркивалось, что империалисты больше всего опасаются развития революции в России потому, что это грозит революционными выступлениями трудящихся масс против войны и империализма в других странах{276}.