После штурма

Когда затих вдали рев моторов японских самолетов и перестали падать бомбы, тишина на острове воцарилась далеко не сразу. Повсюду продолжали грохотать орудия и пулеметы. В гавани не прекращались глухие взрывы. На поврежденных кораблях бушевали пожары, которые никак не удавалось погасить. Тонны горючего разлились по акватории бухты и в доках. Пламя взвивалось до небес. Повсюду в воде плавали моряки, отчаяно взывавшие о помощи. На воде горела масляная пленка, и многие погибли, прежде чем их удалось спасти.

Другие оказались блокированными в обломках разбитых кораблей. Взрывы котлов разрушили выходы на палубы. Теперь попавшие в западню люди, зачастую обожженные горевшей нефтью или кипящей водой, отчаянно подавали сигналы в надежде, что кто-нибудь их услышит. В разных местах работали бригады газорезчиков, пытаясь одолеть мощные броневые плиты.

Разрушения на берегу тоже были чудовищными. Аэродромы были завалены обломками военных самолетов, уничтоженных пулеметным огнем японских «Зеро». Пылали ангары и склады горючего. Большая часть казарменных построек Шофилда и Шафтера лежала в руинах. Из разбомбленных казарм войска перешли на запасные позиции на побережье.

Штабы охватила странная нервозность. Невесть откуда появились сообщения, что японцы атакуют снова, что они высадили войска и сбросили парашютный десант.

Ни один из этих слухов не был даже близок к истине. Тем не менее неопределенность в первые часы после нападения привела к возникновению самых невероятных слухов о дальнейшем развитии японского нападения. Повсюду мерещились призраки. Сначала разнеслось известие, что японцы высадились возле Даймонд Хед. Радист одного из кораблей будто бы перехватил сообщение, что японские войска уже заняли пляж Уайкики. Другие утверждали, что японские десантные отряды высадились на севере острова. Якобы ими уже занято все северное побережье.

Говорили о налетах на Шофилд и Уилер Филд. К тому же возник слух, что японские парашютисты высадились на северо-востоке, на пляже Канакули и в долине Маноа. Шепотом передавали подробности: японцы носят на форме эмблемы с восходящим солнцем. Штыки их похожи на пилы. Пленных они не берут.

Паника охватила семьи военных. Матери прятали детей в убежища, брались за охотничьи ружья и кухонные ножи, чтобы отбиваться от захватчиков. Никто не решался пить воду — говорили, что японцы захватили основной резервуар и отравили запасы воды.

Семидесятидвухлетний губернатор Гавайских островов Джозеф Е. Пойндекстер, до тех пор ничего не предпринимавший, все-таки навел во всеобщем хаосе кое-какой порядок. Только в одиннадцать пятнадцать он решился объявить на острове Оаху чрезвычайное положение и отправился на радиостанцию KGU. По дороге туда прямо перед его машиной разорвался шальной зенитный снаряд, второй упал неподалеку, когда он выходил из машины.

Старика буквально трясло, когда он зачитывал по радио свое короткое обращение. Его интонация отнюдь не способствовала подъему настроения у слушателей. Еще во время его речи на радиостанцию позвонил генерал Шорт и в самых энергичных выражениях выразил протест против какого-либо использования радиопередатчика. Следовало считаться с возможностью продолжения японских налетов, а по передачам KGU атакующие самолеты могли с точностью определять свой курс.

Едва губернатор Пойндекстер закончил свое короткое выступление, как в радиостудию вошли двое сотрудников военной полиции и вежливо, но настойчиво предложили губернатору удалиться.

Старик так перепугался, что полицейским пришлось его успокаивать и убеждать, что речь идет лишь о мерах безопасности. Они проводили Пойндекстера к машине, которая быстро доставила его домой. Власть на острове взяло на себя военное командование.

На краю плантации сахарного тростника армейским патрулем были расстреляны полдюжины японских батраков, выходивших с поля с ножами для рубки тростника на плечах. Те ещё ничего не знали о нападении, только слышали взрывы и собрались взглянуть, что происходит. Патруль открыл огонь, не задавая вопросов. Лишь позже выяснилось, что жертвами стали японцы, давно постоянно проживавшие на Гавайях.

Японская семья, укрывшаяся во время бомбежки в лесочке, вновь вышла на дорогу, когда стрельба затихла. Там проезжал со склада при казармах Шофилда грузовик с пехотинцами. Солдаты всмотрелись в лица проходивших мимо японцев и остановили машину. Угрожая оружием, семью выстроили у обочины, сочтя их диверсантами, сброшенными с самолета. Не помогли уверения главы семьи, владельца прачечной, что он живет на Оаху уже тридцать лет и понятия не имеет, кто на кого напал.

Сержант, командовавший этой группой солдат, уже решил, что эти люди по законам военного времени подлежат расстрелу, и притом немедленно, когда внезапно появился какой-то офицер на джипе и приказал вначале доставить пленников в Форт Шафтер, где с ними разберутся. Это и спасло бедолагам жизнь.

В этой атмосфере неуверенности и паники в штаб адмирала Киммеля поступила директива от начальника Генерального штаба Маршалла из Вашингтона. Оно проделало долгий путь, и до последних минут не было абсолютно никакой уверенности, дойдет ли оно когда-нибудь до адресата.

Разносчик телеграмм Тадао Фучиками был сыном японцев, которые родились уже на Оаху. Он совсем не чувствовал себя японцем, и для него было само собой разумеющимся в случае чрезвычайного положения встать на сторону людей, в чьей стране он жил. В то утро он явился на работу в семь тридцать. Прежде чем уложить в сумку поступившие за ночь телеграммы, он некоторое время побродил по зданию, поболтал с телефонистками, полистал спортивную газету. Одет был Фучиками в хаки и носил фуражку с золотым галуном. Верхом на мотоцикле он выглядел почти как офицер. Офицер с глазами-щелочками…

В то утро Фучиками направлялся в округ Калихи, где находился Форт Шафтер. Прежде чем пуститься в путь, он сложил телеграммы по порядку и продумал маршрут. Выехал он до того, как смог точно узнать, что означает стрельба и взрывы в гавани. Прежде всего он доставил несколько частных телеграмм, потом пришла очередь коричневого конверта без пометки о срочности или каких-то других надписей, за исключением адреса — «Командующему».

Пока он доставлял телеграммы, из разговора с адресатами стало ясно, что японцы совершили воздушный налет на Пирл-Харбор. Особого впечатления на Фучиками это не произвело. Ему была поручена работа, и он её выполнит, неважно, налет сегодня или нет.

Он прибавил ходу и помчался по шоссе. В тот день полиции было явно не до него. Недалеко от Форт Шафтера поездка внезапно закончилась — его остановил пикет военных полицейских. Наспех убедившись, что он действительно почтовый служащий, ему разрешили проехать. Но сержант военной полиции предостерегающе поднял палец:

— Тебе лучше не показываться на улице, парень. В своей форме ты выглядишь точно как япошка, спрыгнувший с парашютом.

После такого предупреждения Фучиками почувствовал себя уже не так уверенно. На Мидл — стрит он тоже оказался на волосок от гибели. Небольшой отряд гражданской гвардии, состоявший из вооруженных жителей, которым в исключительных ситуациях надлежало поддерживать закон и порядок, немедленно залег в укрытие, когда к ним подкатил косоглазый мотоциклист. Прогремели полдюжины выстрелов, счастью, все мимо.

Фучиками в ярости соскочил с мотоцикла и как самый настоящий американец с руганью набросился на ополченцев:

— Эй вы, сонные ублюдки, ослепли, что ли? У меня телеграмма для командующего, и если вы не прекратите стрелять, я приведу сюда военную полицию, которая надерет ваши проклятые задницы!

Эта достаточно колоритная речь заставила ополченцев присмотреться повнимательнее. Они убедились, что Фучиками не парашютист, и пропустили его.

У ворот Форт Шафтера Фучиками препятствий не встретил — там его знали. Но и там часовой ему крикнул:

— Тебе лучше залечь бы на дно, сынок! Иначе кто-нибудь примет тебя за самого Тодзио и сделает из тебя решето!

Фучиками последовал его совету после того, как доставил телеграмму. Окольными путями он вернулся на службу и весь остаток дня сортировал письма.

Генерал Шорт вскрыл коричневый конверт, прочитал телеграмму и поморщился. Она была направлена генералом Маршалом на армейский центр связи в Вашингтоне для передачи на Оаху в двенадцать по вашингтонскому времени. Это соответствовало шести часам местного времени.

На телеграфе Гонолулу её получили в семь тридцать три, за двадцать две минуты до того, как над бухтой появились первые японские бомбардировщики.

Генерал Шорт распорядился скопировать телеграмму и немедленно отправить её адмиралу Киммелю. Оригинал он отложил в сторону, заметив адьютанту, что предупреждение, к сожалению, запоздало.

В самом деле, американскому Генеральному штабу из расшифрованных японских секретных посланий и имевшихся в его распоряжении донесений о передвижениях войск и кораблей нетрудно было сделать вывод, что японцы готовятся к агрессии.

Тревожный сигнал об этом следовало ещё несколько дней или недель назад передать на ближайшие к Японии военные базы, и в первую очередь — на легкоуязвимую военно-морскую базу в Пирл-Харборе. Причины, по которым этого не сделали и на американские базы поступило только самое общее указание, лежали не только в военной сфере. Ответственность за недостаточные меры по подготовке к обороне в решающей степени должна быть возложена на политическую ситуацию в США.

Когда бесполезная телеграмма Маршалла дошла до адмирала Киммеля, у того уже были другие заботы. Он пытался организовать преследование японцев. И при этом вновь совершил серьезную ошибку.

Адмирал знал о существовании новой радиолокационной системы, но не воспользовался её возможностями. Станция Опана обнаружила приближавшиеся самолеты японцев. Все это время она продолжала работать, отслеживая и улетавшие японские самолеты. Но в центре управления этой информацией не воспользовались. Киммель тоже не считал её заслуживающей доверия.

Как правило в Америке придают огромное значение современной технике, но в данному случае радиолокатором пренебрегли. В дальнейшем ходе второй мировой войны прибору часто приходилось доказывать свои разносторонние возможности. А адмирал Киммель решил положиться только на результаты высланной им авиаразведки.

Это оказалось нелегким делом — большинство остававшихся в наличии самолетов имели повреждения. Однако постепенно удалось найти несколько машин и отправить их на поиски врага.

Первыми стартовали с острова Форд несколько старых летающих лодок. Их даже по тревоге не выводили из ангаров, настолько устарели эти колымаги, использовавшиеся только для перевозки почты и транспортировки грузов. Гидросамолеты не имели вооружения, и экипажам выдали карабины.

Старые неповоротливые машины не смогли обнаружить ни одного японского корабля. В этом отношении их миссия оказалась безрезультатной. Но зато они смогли с уверенностью констатировать, что японская эскадра не притаилась в засаде поблизости от Оаху и не готовится к высадке десанта.

Такая новость могла бы успокоить население, но её не придали огласке. И слухи продолжали разрастаться.

Экипаж одного из катеров береговой охраны утверждал, что японский флот стоит на рейде Барберс Пойнт. К вылету подготовили два В-17 — их тех, что прибыли из Сан-Франциско и пережили налет. Они обследовали местность в районе Барберс Пойнт, но ничего не нашли.

Следующая группа самолетов, отправившихся на разведку, состояла из остатков отряда, прибывшего с «Энтерпрайза». Их спешно подготовили к вылету, загрузили по одной бомбе и снарядили боеприпасами. По настоянию летчиков с В-17, которые видели, как японские агрессоры удалялись на север, машины с «Энтерпрайза» полетели в ту же сторону. В своих поисках они добрались до тех мест, откуда стартовало в атаку японское соединение, но кораблей, конечно, уже и след простыл.

В поисках участвовали несколько оставшихся неповрежденными эсминцев. С ними чуть было не произошла чреватая последствиями схватка: самолеты-разведчики с «Энтерпрайза» обнаружили отправившиеся на поиски эсминцы и приняли их за японские корабли. Они немедленно известили авианосец, но тот уклонился от боя, а при следующем вылете в эсминцах наконец опознали собственные корабли.

Еще полыхали пожары, когда на Оаху принялись определять размер потерь от внезапного нападения японцев. Чтобы разобраться до конца, требовался не один день. Но подвести предварительный итог было необходимо.

Адмирал Киммель скоро понял, что Тихоокеанскому флоту нанесен сокрушительный удар.

Из линейных кораблей не осталось в строю ни одного. «Аризона» взорвалась и выгорела. «Оклахома» опрокинулась. Разбитые бомбами надстройки увязли в илистом дне бухты. «Вест Вирджиния» тоже лежала на дне. «Калифорния» затонула после целой серии тяжелых попаданий. «Невада» пошла на дно во время отчаянной попытки покинуть гавань. Старый корабль-цель «Юта» лежал на дне бухты килем вверх. Повреждения на «Пенсильвании», «Мэриленде» и «Теннеси» были настолько тяжелы, что для их устранения требовался длительный ремонт в доках.

Эскадренные миноносцы «Даунс» и «Кессин» были опустошены пожарами, «Шоу» переломился пополам. Легкие крейсера «Хелена», «Гонолулу» и «Рилей» тоже получили серьезные повреждения, и надолго выбыли из строя. «Кертис» и «Вестал» легли на дно с разбитыми надстройками и развороченными палубами.

Все эти корабли за редким исключение в последующие месяцы сумели отремонтировать и вновь ввести в строй. Но на это ушло драгоценное время, которое Япония использовала для своих агрессивных устремлений в южной части Тихого океана и в Юго-Восточной Азии. И в этот решающий час американский Тихоокеанский флот ничего предпринять не мог.

Американским вооруженным силам не удалось помешать и последовавшим непосредственно за Пирл-Харбором атакам японцев на другие американские базы. Японцы нанесли удары по Уэйку, Гуаму и островам Гилберта. Они захватили Филиппины, Сингапур, Малайю, Голландскую Ост-Индию и многие другие территории. Все это происходило без серьезного противодействия со стороны американского флота. Цель, которую ставила Япония при нападении на Пирл-Харбор, была достигнута.

К потерям на кораблях прибавились разрушения на суше.

Американский флот потерял 2008 человек убитыми, 710 человек были ранены. Морской корпус — так именовалась морская пехота, предназначенная для десантных операций, которая чаще всего доставлялась к месту боевых действий на судах — потеряла 109 человек убитыми и 69 ранеными. Армия оплакивала 218 убитых и 364 раненых. Среди гражданского населения было убито 68 человек, ранено — 35.

Взорвавшиеся в Гонолулу и его окрестностях зенитные снаряды причинили, наряду с людскими потерями, общие убытки в размере примерно 500 000 долларов.

К восемнадцати кораблям, затонувшим или получившим тяжелые повреждения в бухте Пирл-Харбора, следует прибавить и потери в оборонительных сооружениях и технике на суше. Полностью были уничтожены 188 самолетов армии и флота. Еще 128 самолетов наземного и 31 морского базирования получили тяжелые повреждения и утратили боеспособность. Оказались совершенно разрушенными аэродромы Канео и Эва.

Учитывая японские потери в 29 самолетов и 55 членов экипажей, успех агрессору достался малой кровью. Даже то обстоятельство, что из пяти подводных мини-лодок не вернулась ни одна и во время операции пропал один подводный крейсер японцев, ничего не меняло.

Итог был ужасающим. Адмирал Киммель, которому предстояло докладывать в Вашингтон, понимал, что отвечать придется ему. Но он не признавал за собой никакой вины и позднее заявил об этом перед сенатской комиссией по расследованию. Случившуюся катастрофу он объяснил недостатком информации и бездействием верховного командования, а также недостаточным вооружением и оборудованием базы Пирл-Харбор.

Удар, нанесенный по Пирл-Харбору, потряс всю американскую нацию. Народ требовал объяснений, как такое могло случиться. Но этих объяснений так никогда и не последовало. Бесконечные разбирательства тянулись до тех пор, пока, наконец, Пирл-Харбор не был предан забвению перед лицом новых событий. Об истинных причинах, по которым Пирл-Харбор 7 декабря 1941 года оказался беззащитным перед японским нападением, рядовой американский гражданин так никогда и не узнал.

Истинными виновниками нападения и его разрушительных последствий были сама правящая верхушка. Пирл-Харбору предшествовали многолетняя политика умиротворения Японии и тайные соглашения с целью натравить её на Советский Союз. Так продолжалось до тех пор, пока Япония в конце концов не решила по тактическим соображениям ударить вначале по США. Американскому народу этого объяснять не стоило.

Изоляционисты, которые до того вели себя довольно шумно, теперь вдруг замолчали. После японской агрессии у них просто не осталось аргументов. Ни генерал Маршалл, ни другие высшие штабные офицеры, отвечавшие за боеготовность американских вооруженных сил, никогда не были привлечены к ответственности за то, что по небрежности и преступной самоуверенности не обеспечили готовности таких баз, как Пирл-Харбор, к отражению внезапно нападения врага.

Эти причины ни в коей мере не могут умалить безграничное вероломство Японии, которая без объявления войны вероломно напала на другую страну. История дала этому свою оценку.