Глава 6.

Совещание в декабре

1

23 декабря 1940 года в Москве открылось совещание высшего командного состава РККА. Оно продолжалось 9 дней без выходных и завершилось вечером 31 декабря.

На совещании присутствовали руководители Наркомата обороны и Генерального штаба, начальники Центральных и Главных управлений, командующие и начальники штабов военных округов и армий, генерал-инспекторы родов войск, начальники всех военных академий, командиры некоторых корпусов и дивизий. Всего 276 маршалов, генералов и адмиралов.

Как и предусматривалось, на совещании присутствовал Сталин и весь состав Политбюро.

Совещание было собрано в обстановке строгой секретности. Генералы прибывали в Москву в закрытых вагонах или на военных самолетах. Их встречали в укромных местах и в закрытых машинах доставляли во внутренний двор гостиницы "Москва". Генералам, которые прибыли в Москву из других мест, выход на улицы столицы был запрещен. Газеты Дальневосточного фронта и военных округов продолжали печатать портреты своих командующих и репортажи об их повседневной деятельности, создавая впечатление, что они находятся не в Москве, а на своих боевых постах. Перед началом заседаний во внутреннем дворе гостиницы генералов сажали в закрытые автобусы и доставляли в Генеральный штаб. Таким же порядком после завершения заседаний возвращали в гостиницу. Понятно, сама гостиница была "очищена от постороннего элемента" и находилась под особой охраной и наблюдением.

Пока существовал Советский Союз, материалы совещания были закрыты грифом "Совершенно Секретно". Если бы Советский Союз не сгнил и не рухнул, то сейчас об этом совещании мы бы знали только то, что рассказал Жуков.

Почему-то ни наших официальных историков, ни наших многочисленных прикормленных друзей за рубежами эта секретность не удивляет. А ведь ситуация невероятная! За шесть месяцев до германского вторжения состоялось совещание, на котором 9 дней сидел Сталин, весь состав Политбюро и все высшее руководство Красной Армии. Они о чем-то говорили, что-то обсуждали, о чем-то спорили. Они готовились к святой оборонительной войне, к отражению вражеского нашествия. И вот война началась, отгремела и завершилась. Прошло десять лет после ее начала, двадцать, тридцать и пятьдесят лет, но нельзя рассказывать о том, как руководство Советского Союза и Красной Армии готовилось к отражению агрессии!

Да почему же!?

И еще: никому из участников совещании рассказывать о нем нельзя, ибо тайна военная, а Жукову — можно.

Но тайна, это нечто вроде воздуха в резиновом шарике. Стоит шарик чуть иголочкой ткнуть, и все содержимое через дырочку вырвется наружу, а шарик лопнет. Стоит какому-нибудь Жукову болтнуть лишнего, и тайна перестанет быть тайной. Но в нашем чудесном государстве этого почему-то не происходило. Жуков открыто рассказывал о совещании высшего командного состава, которое состоялось в декабре 1940 года, но от его болтовни тайна не переставала быть тайной. Материалы совещания все так же оставались совершенно секретными, несмотря на то что Жуков эти секреты открыл всему свету.

Что же это за тайна такая, если ее можно выбалтывать?

2

3 января 1939 года Верховный Совет СССР пересмотрел и утвердил новый текст военной присяги, а также Положение о порядке ее принятия. 23 февраля 1939 года вся Красная Армия была к присяге приведена. Весь личный состав, от рядового до маршала, принимал присягу в индивидуальном порядке. Каждый подписывался под ее текстом. В тот день военную присягу принял и сам Сталин.

И вот через 30 лет, в 1969 году, вышли мемуары Жукова. И Жуков рассказал, что на совещании высшего командного состава в декабре 1940 года обсуждалась вопросы возможного нападения Германии на Советский Союз и отражения гитлеровской агрессии. Все это весьма интересно, но это разглашение секретов, ведь в момент выхода мемуаров Жукова материалы совещания хранились как величайшая государственная тайна, которую предполагалась никогда не раскрывать.

Жуков, принимая присягу, клялся "хранить военную и государственную тайну". А завершалась присяга так: "Если же по злому умыслу я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся".

Никто Жукова от военной присяги не освобождал. Он клялся быть верным присяге не до пенсии, а "до последнего дыхания". Я-то, простой советский офицерик, прочитав в 1969 году откровения Жукова про совещание высшего командного состава, решил: злой умысел налицо, вот сейчас Жукова Георгия Константиновича постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся.

Не тут-то было! За нарушение присяги Жукова тут же постигла всеобщая безумная любовь, обожание и обожествление. Я еще тогда подумал: ах, вот где таится секрет успеха и всенародной любви!

3

Как же дошли мы до жизни такой? Жуков демонстративно, на виду всего мира, нарушил присягу, но почему никто не обвинил его в предательстве? Жуков по злому умыслу разглашал военные секреты страны, а его почему-то не объявили во всесоюзный розыск? Куда смотрели наши компетентные органы?

Как объяснить поведение Жукова и поведение руководителей страны, которые попустительствовали изменнику?

Неясности прояснилось после крушения Советского Союза.

Оказалось, что Жуков нас обманул. Он только прикидывался предателем, но никаких военных тайн не раскрыл. В данном случае присяга Жуковым не было нарушена: о ходе совещания высшего командного состава Жуков просто врал. Он рассказывал в своей книге: "Все принявшие участие в прениях и выступивший с заключительным словом нарком обороны были единодушны в том, что, если война против Советского Союза будет развязана фашистской Германией" ("Воспоминания и размышления" С. 191)

Это не так. Ни о каком нападении Германии на Советский Союз речь не шла. Речь шла о нападении на Германию. Вот потому материалы совещания и оставались совершенно секретными до тех пор, пока не рухнул Советский Союз.

Сам Жуков говорил на том совещании о новых приемах нападения. Внезапного нападения. И все выступающие говорили только об этом. Например, начальник штаба Прибалтийского особого военного округа генерал-лейтенант П.С. Кленов, который выступал первым после Жукова, говорил не о простых наступательных операциях, но об операциях особого рода: "Это будут операции начального периода, когда армии противника не закончили еще сосредоточение и не готовы для развертывания. Это операции вторжения для решения целого ряда особых зада: Это воздействие крупными авиационными и, может быть, механизированными силами, пока противник не подготовился к решительным действиям: Механизированные части придется использовать самостоятельно, даже несмотря на наличие крупных инженерных сооружений, и они будут решать задачи вторжения на территорию противника". ("Накануне войны. Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23-31 декабря 1940". Москва. Терра. 1993. Стр. 153-154)

После распада Советского Союза стенограмма совещания была опубликована отдельным томом. Но в наши головы давно вбиты фантастические рассказы Жукова о том, что якобы накануне войны советские генералы обсуждали вопросы отражения германской агрессии. Потому мы не ищем новых материалов о начале войны: и так все ясно. Потому книгу о совещании высшего командного состава мало кто заметил.

А зря. Всю книгу мне не пересказать. В ней 407 страниц. Ее надо найти и прочитать три раза. Или четыре.

4

О характере этого совещания можно судить по короткому обмену репликами. Генерал-лейтенант Ф.Н. Ремизов, командующий войсками Орловского военного округа, начинает свое выступление обращением к народному комиссару обороны Маршалу Советского Союза С.К. Тимошенко:

"Товарищ Народный комиссар обороны, современную оборону мы понимаем прежде всего..

С.К. Тимошенко: Мы говорим не об обороне." ("Накануне войны. Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23-31 декабря 1940". Москва. Терра. 1993. Стр. 170)

После войны была выдумана теория: мы готовились остановить противника не обороной, а нанесением контрударов. Так вот, ни о каких контрударах на том совещании речь не шла. Наоборот, целесообразность нанесения контрударов активно отрицалась. Выступает командующий войсками Уральского военного округа генерал-лейтенант Ф.А. Ершаков: "Я не согласен с контратакой и с контрударом". ("Накануне войны. Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23-31 декабря 1940". Стр. 334)

О контрударах говорили только тогда, когда речь заходила о противнике: мы наступаем, противник стоит в глухой обороне и наносит контрудары. Обсуждались вопросы, не как нам наносить контрудары, а как отбивать контрудары противника.

5

Первым и центральным докладом был доклад Жукова о способах внезапного нападения на противника. Тема второго доклада — "Военно-Воздушные Силы в наступательной операции и в борьбе за господство в воздухе". Докладчик — начальник Главного управления ВВС Красной Армии генерал-лейтенант авиации П.В. Рычагов. Жуков пишет: "Это было очень содержательное выступление". ("Воспоминания и размышления." Стр. 191) Больше Жуков ничего не сказал. Пришлось ждать еще четверть века, пока не развалился Советский Союз и не была опубликована стенограмма совещания. Суть "очень содержательного выступления" Рычагова сводилась к тому, что "лучшим способом поражения авиации на земле является одновременный удар по большому количеству аэродромов возможного базирования авиации противника". ("Накануне войны. Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23-31 декабря 1940". Стр. 177)

Еще доклад: "Использование механизированных соединений в современной наступательной операции и ввод механизированного корпуса в прорыв". Докладчик — командующий войсками Западного особого военного округа генерал-полковник танковых войск Д.Г. Павлов. Вот только один пассаж из его доклада: "Польша перестала существовать через 17 суток. Операция в Бельгии и Голландии закончилась через 15 суток. Операция во Франции, до ее капитуляции, закончилась через 17 суток. Три очень характерные цифры, которые не могут меня не заставить принять их за некое возможное число при расчетах нашей наступательной операции". ("Накануне войны. Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23-31 декабря 1940". Стр. 255)

6

В те времена по советским уставам полоса обороны дивизии - 8-12 километров. Выступающие на совещании единогласно выступают за расширение полосы обороны. Уж слишком высокая плотность войск в обороне получается. Зачем так много войск ставить в оборону, обрекая их на бездеятельность? Дать дивизии полосу обороны в 30 километров! Дать ей 40! А высвободившиеся войска бросить в наступление!

Рассматривались другие возможности: концентрировать все силы на тех направлениях, где мы будем наносить внезапные удары по Германии, а на второстепенных направлениях не обороняться вообще — на тех направлениях надо просто оголять границу! Выступает начальник штаба Ленинградского военного округа генерал-майор П.Г. Понеделин и, ссылаясь на опыт Гражданской войны, призывает смело снимать войска там, где мы наступать не намерены, чтобы сконцентрировать огромные силы там, где будем наступать: "Вы помните, наши руководители не боялись, идя на оголение целых больших пространств с тем, чтобы собрать нужные войска на нужном направлении фронта." ("Накануне войны. Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23-31 декабря 1940". Стр. 321) Генерал-майор Понеделин не зря говорит о каких-то безымянных руководителях. В ходе Гражданской войны ради создания ударных группировок весьма смело оголял второстепенные участки фронта Тухачевский. За эту "смелость" Тухачевский поплатился величайшим разгромом. Под Варшавой пан Пилсудский внезапно ударил со стороны фланга, который Тухачевский так смело оголил. Но урок Тухачевского ничему не научил некоторых наших полководцев. Вот Понеделин и требует повторить опыт Тухачевского, не называя его по имени.

За несколько месяцев до этого совещания завершилась война против Финляндии. Главные силы Красной Армии штурмовали "Линию Маннергейма" на Карельском перешейке, а Понеделин был командиром 139-й стрелковой дивизии и обеспечивал второстепенное направление. И вот он делится своим опытом: "139 сд построила прочную оборону на фронте 30 километров, имея справа открытое пространство в 50 километров и слева 40 километров". (Там же. Стр. 323)

Не надо думать, что все высшие командиры Красной Армии слепо верили в ценность опыта Гражданской войны, когда ради создания наступательных группировок некоторые полуграмотные стратеги типа Тухачевского оголяли второстепенные участки фронта. Были и у нас толковые полководцы. Против широкого использования старого опыта весьма резко выступал Маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный.

Когда Понеделин сказал о том, что его дивизия доблестно удерживала 30 километров, имея справа и слева оголенные участки границы общей протяженностью 90 километров, Буденный не выдержал и бросил из президиума: А противник перед вами был?

На это зал ответил дружным хохотом.

Но не все смеялись. Для генерала армии Жукова опыт Гражданской войны был священным. Жуков держался за этот опыт, как слепой держится за стену. И продвигал наверх тех, кто этим опытом дорожил. Через месяц после совещания Жуков стал начальником Генерального штаба. Он не забыл Понеделина, который призывал смело оголять фронт. В своем докладе Жуков требовал собирать для удара гигантскую мощь на узких участках. Помните: "Всего на площади 30 на 30 км будет сосредоточено 200000 людей, 1500-2000 орудий, масса танков, громадное количество автотранспорта и других средств." Для того, чтобы это сделать, надо где-то фронт оголять. Молодец Понеделин!

Должность Понеделина очень высокая — начальник штаба Ленинградского военного округа. Ведь он еще только генерал-майор. Однако Ленинградский военный округ в предстоящем сокрушении Германии будет играть второстепенную роль. И Жуков предлагает Понеделину должность чуть пониже, зато на главном направлении войны, там, где есть возможность отличиться. Понеделин становится командующим 12-й армией во Львовско-Черновицком выступе.

Понеделин действует так, как требуют интересы нападения: силы — в ударный кулак, а границу оголить!

Результат: в июне 1941 года 12-я армия Понеделина была разбита, как все советские войска Первого стратегического эшелона. Сам Понеделин попал в плен. После войны его под конвоем привезли в Москву, судили и расстреляли.

А Жуков, который Понеделина поставил на границу и горячо поддержал идею смелого оголения фронта, остался в стороне. Жуков — герой и великий гений.

7

Доклад "Характер современной оборонительной операции" прочитал командующий войсками Московского военного округа генерал армии И.В. Тюленев.

Ага! Значит все-таки рассматривали вопросы обороны!

Да. Рассматривали. Вот что Тюленев сказал в докладе: "Мы не имеем современной обоснованной теории обороны".

И это чистая правда. Советская военная мысль до декабря 1940 года этим вопросами обороны не занималась. И после декабря — тоже. Ибо Тюленев тут же и доложил, что такая теория нам не нужна. Будем обороняться, но только в редких случаях, только на отдельных второстепенных направлениях. Цель обороны не в том, чтобы защитить страну от агрессора. Цель другая: мы будем проводить грандиозные внезапные наступательные операции на территории противника, для этого требуется собирать огромные силы на узких участках. Чтобы такие силы собрать, мы будем снимать почти все с второстепенных направлений, и вот там, на оголенных направлениях, мы и будем иногда обороняться. Тюленев выразил мысль, с которой никто не спорил: "Оборона будет составной частью общего наступления. Оборона является необходимой формой боевых действий на отдельных второстепенных направлениях в силу экономии общих сил для наступательных действий и изготовления для удара". ("Накануне войны. Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23-31 декабря 1940". Стр.210)

Советское наступление в Европу готовилось не корпусами, не армиями и даже не фронтами. Народный комиссар обороны Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко в заключительном слове призвал присутствующих иметь в виду "возможность одновременного проведения на театре войны двух, а то и трех наступательных операций различных фронтов с намерением стратегически, как можно шире, потрясти всю обороноспособность противника". ("Накануне войны. Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23-31 декабря 1940". Стр.350)

А оборона на главных направлениях не предусматривалась даже теоретически. Только на второстепенных.

На совещании было подтверждено мнение, которое господствовало в Красной Армии с момента ее создание: главное — наступать целыми армиями, фронтами и группами фронтов, но на отдельных направлениях иногда будут переходить к обороне полк или дивизия. Ну, может быть, — корпус. Договорились до того, что к обороне может перейти даже целая полевая армия:

В июне 1941 на Европейской территории СССР в составе пяти фронтов и Группы резервных армий находилось 26 полевых армий. Ситуация, когда две армии рядом могут перейти к обороне на одном направлении плечом к плечу, считалась совершенно невероятной и даже теоретически не рассматривалась.

Об этом говорил и Жуков в своих мемуарах: "Генерал армии И.В. Тюленев подготовил основной доклад "Характер современной оборонительной операции". Согласно заданию, он не выходил за рамки армейской обороны и не раскрывал специфику современной стратегической обороны". (Воспоминания и размышления. Стр. 190)

И вот наш великий стратег Жуков на такое положение вещей не реагировал никак. Ни в 1940 году, ни четверть века спустя. "Согласно заданию" стратегическая оборона не готовилась и даже теоретически не рассматривалась. Раз задание никто не поставил, значит Жуков ничего в этом направлении делать не будет. Подход чисто солдафонский: делаем то, что приказывают. То, что не приказывают, то не делаем. Инициативу проявить — не в характере нашего героя. Мог бы Жуков инициативу открыто и не проявлять, а просто намекнуть Сталину о стратегической обороне. Или, на крайний случай, если Жуков боялся сам поднимать этот вопрос, он мог приказать кому-то из подчиненных невзначай об обороне государства заикнуться:

Но не заикнулся никто.

Вывод у меня вот какой: в июне 1940 года, уезжая в Киев, Жуков плакал не оттого, что предчувствовал великие беды. Причина другая. После разгрома 6-й японской армии на Халхин-Голе он рассчитывал получить высокий пост в Москве, а его в Киев отправляют. Как не заплакать? Вот объяснение его горю.

Если же поверить объяснению, которое дал сам Жуков, тогда картина получается куда более мерзкой. Давайте на мгновенье поверим Жукову. В июне 1940 года он "окончательно укрепился в мысли, что война близка, она неотвратима". Он уезжал в Киев "с ощущением надвигающейся трагедии". Он плакал оттого, что понимал неизбежность войны и знал о неготовности страны к обороне. И вот в декабре 1940 года, когда Сталин представил возможность говорить, Жуков ни словом не обмолвился о необходимости стратегической обороны.

Я мог бы применить всякие эпитеты, но воздержусь. Вы уж сами решение выносите, исходя из следующих фактов:

Жуков заявляет, что знал о грядущей трагедии, но никого об этом не предупредил. Он знал, что нападение Германии обернется гибелью десятков миллионов граждан страны, которая доверила ему свою безопасность. Понимая это, он горько поплакал и: успокоился. Жуков знал, что в результате нападения Германии Советский Союз будет разорен и отброшен в Третий мир, но из трусости, из карьерных или еще каких-то соображений он не вспоминал о стратегической обороне, когда была представлена возможность о ней говорить. Жуков хвалился после войны, что все понял еще в июне 1940 года: "с той поры моя личная жизнь была подчинена предстоящей войне, хотя на земле нашей еще был мир". Но Жуков не готовил стратегическую оборону, он даже боялся о ней вспоминать на совещании в январе 1941 года. Свою трусость он оправдывает тем, что ни ему, ни другим генералам такую задачу не ставили.

Храбрость солдата в том, чтобы идти на вражьи штыки. Храбрость генерала в том, чтобы иметь свое мнение и отстаивать его перед кем угодно. Солдат идет на смерть. Но и генерал обязан проявлять солдатское мужество: убейте, но я останусь при своем — нам нужно готовиться к обороне страны!

* * *

Выбирайте одно из двух.

Либо Жуков не стратег, а хвастун. Он ничего не знал и ничего не предвидел. Все свои предвидения он придумал после войны.

Либо Жуков трус. Он все знал, все предвидел, но побоялся говорить.

Я склоняюсь к первому решению: хвастун. Ибо если предположить, что он трус, тогда получается очень нехорошо. Выходит, что трусость Жукова обернулась для нашего народа десятками миллионов ненужных жертв и распадом страны.