Глава 18.

Необычайное путешествие в Тернополь

1.

«Приблизительно в 13 часов 22 июня мне позвонил И.В. Сталин и сказал:

— Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, немного растерялись. Политбюро решило послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного Командования. На Западный фронт пошлем Шапошникова и Кулика. Я их вызвал к себе и дал соответствующие указания. Вам надо вылететь немедленно в Киев и оттуда вместе с Хрущевым выехать в штаб фронта в Тернополь.

Я спросил:

— А кто же будет осуществлять руководство Генеральным штабом в такой сложной обстановке?

И.В. Сталин ответил:

— Оставьте за себя Ватутина.

Потом несколько раздраженно добавил:

— Не теряйте времени. Мы тут как-нибудь обойдемся.

Я позвонил домой, чтобы меня не ждали, и минут через 40 был уже в воздухе.

Тут только вспомнил, что со вчерашнего дня ничего не ел. Выручили летчики, угостившие меня крепким чаем с бутербродами.

К исходу дня я был в Киеве в ЦК КП(б)У, где меня ждал Н.С. Хрущев. Он сказал, что дальше лететь опасно. Немецкие летчики гоняются за транспортными самолетами. Надо ехать на машинах. Получив от Н.Ф. Ватутина по ВЧ последние данные об обстановке, мы выехали в Тернополь, где в это время был командный пункт командующего Юго-Западным фронтом генерал-полковника М.П. Кирпоноса.

На командный пункт прибыли поздно вечером, я тут же переговорил по ВЧ с Н.Ф. Ватутиным...

Н.Ф. Ватутин сказал, что И.В. Сталин одобрил проект Директивы № 3 наркома и приказал поставить мою подпись.

— Что за директива? — спросил я.

— Директива предусматривает переход наших войск к контрнаступательным действиям с задачей разгрома противника на главнейших направлениях, притом с выходом на территорию противника.

— Но мы еще точно не знаем, где и какими силами противник наносит свои удары, — возразил я. — Не лучше ли до утра разобраться в том, что происходит на фронте, и уж тогда принимать нужное решение.

— Я разделяю вашу точку зрения, но дело это решенное.

— Хорошо, — сказал я, — ставьте мою подпись.

Эта директива поступила к командующему Юго-Западным фронтом около 24 часов. Как я и ожидал, она вызвала резкие возражения начштаба фронта М.А. Пуркаева, который считал, что у фронта нет сил и средств для проведения ее в жизнь» (Воспоминания и размышления. М., 2003. Т. 1. С. 268).

2.

Все вроде бы складно. Но обратим внимание на неприметные мелочи.

Не Москва, выходит, виновата в разгроме 22 июня, не верховное руководство и не Генеральный штаб, а командиры на местах. Не в том, оказывается, причина позорного бездействия Красной Армии, что Директива № 1, подписанная Тимошенко и Жуковым 22 июня в 0 часов 30 минут, категорически запретила командующим фронтами и армиями отвечать огнем на огонь и вообще предпринимать какие-либо действия, а в том, выходит, причина, что глупенькие командующие фронтами «не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, немного растерялись». И вот в помощь им Сталин шлет великого Жукова, который имеет достаточный опыт и никогда не теряется.

Красиво все это звучит... Только такого телефонного разговора у Жукова со Сталиным днем 22 июня не было. И быть не могло.

И вот почему.

Сталин готовил сокрушительный удар по Германии и Румынии. 21 июня 1941 года было принято постановление Политбюро об образовании фронтов. Пять приграничных военных округов тайно разворачивались во фронты.

Этим же постановлением устанавливалось единое командование над семью армиями Второго стратегического эшелона. Командующим «армиями второй линии» был назначен первый заместитель наркома обороны Маршал Советского Союза С.М. Буденный, членом военного совета — член Политбюро Г.М. Маленков, начальником штаба — генерал-адъютант наркома обороны генерал-майор А.П. Покровский. Штаб — в Брянске.

В этом же постановлении говорилось:

«Поручить нач. Генштаба т. Жукову общее руководство Юго-Западным и Южным фронтами, с выездом на место. Поручить т. Мерецкову общее руководство Северным фронтом, с выездом на место».

Постановление Политбюро от руки писал лично Маленков. Жуков находился в кабинете Сталина и доводил содержание документа до всех исполнителей, в части их касающейся. Выезд политических и военных лидеров первой величины к западным границам был решен не 22 июня после германского нападения, а 21 июня, до нападения.

Мерецков немедленно отбыл в Ленинград, Покровский — в Брянск, а Маленкова, Буденного и Жукова задержал Сталин. 21 июня Жуков уже отдавал приказы об исполнении решения Политбюро и сам готовился его исполнять. Поэтому Сталину незачем было «приблизительно в 13 часов 22 июня» звонить Жукову и второй раз сообщать решение Политбюро. Жуков давно об этом решении знал, и Сталин знал, что Жуков знает.

3.

Жуков подозрительно точен: приблизительно в 13 часов... минут через 40 был в воздухе...

Короче, в 14.00 Жуков (по его рассказу) уже летел. Зачем нам сообщают эти подробности? Не все ли равно, в 10 часов позвонил Сталин, в 12 или в 15? Велика ли разница — через 40 минут стратег был в воздухе или через пару часов?

Удивляет тут вот что. Директива № 3, которая, как пишет Жуков, «предусматривает переход наших войск к контрнаступательным действиям с задачей разгрома противника на главнейших направлениях, притом с выходом на территорию противника», — это документ величайшей важности. К исходу 22 июня 1941 года верховное руководство Советского Союза, оправившись от первого потрясения, отдало командующим войсками фронтов первый конкретный приказ: что кому надлежит делать. В своих мемуарах начальник Генерального штаба Жуков вспомнил, что ничего не ел целый день. Он вспомнил про добрых летчиков, про крепкий чай и бутерброды, но забыл привести текст самого важного документа войны.

Из рассказа Жукова мы только узнаем, что:

а) Директиву № 3 он не писал;

б) он ее не читал;

в) Директива № 3 была невыполнимой, т.е. глупой и преступной;

г) он сомневался в разумности Директивы № 3, он предлагал разобраться в обстановке, а уж после того отдавать приказы;

д) решения направить Директиву № 3 в войска он не принимал, все было решено без него, в его отсутствие;

е) подпись стратега появилась под Директивой № 3 не по его воле, а потому, что так приказал Сталин, потому, что дело все равно было уже решенным.

А мы прикинем: не слишком ли легкомысленно ведет себя начальник Генерального штаба, подписывая в первый день войны директиву, которую не читал? Станет ли уважающий себя человек подписывать документ, смысл которого ему передали по телефону в двух словах, не вдаваясь в подробности?

Жуков был якобы не согласен с содержанием директивы, но подписал не глядя. Куда же девалась хваленая принципиальность гения стратегии? И не надо нам рассказывать, что вопрос все равно был решен, потому не имело значения, есть под директивой подпись Жукова или ее нет. Об этом следовало не нам через десятилетия после войны рассказывать, об этом надо было сказать ТОГДА тем, кто директиву сочинил: раз вопрос вами, дорогие товарищи, решен, вы ее и подписывайте. Раз моя подпись все равно ничего не меняет, то давайте без нее обойдемся. Ваших, любезные друзья, подписей достаточно.

4.

Теперь вернемся к поездке Жукова в Тернополь.

Итак, выпив крепкого чая и подкрепившись бутербродами, Жуков, как он сообщает, полетел в Киев. Расчет времени каждый может делать самостоятельно. Сколько времени потребуется винтовому «Дугласу» долететь до Киева? Расстояние — 860 километров. Максимальная скорость 330 км/час у земли, 350 — на высоте. Своих решений не навязываю, считайте сами. Но самолет на максимальной скорости все время не может лететь. Сначала набрать высоту надо, потом — спуск. Вот долетели. Сели. Зарулили. Подождали, пока остановятся винты. Вышли на травку. Подкатили машины. Сели. Поехали. Киев — не Москва. Аэродрома в центре города нет. И путь не близок. Это сейчас асфальт лежит. Тогда не было. Наши дороги, как известно, имеют подкидывающую силу. Не разгонишься. Первый день войны на исходе. Военное положение уже введено. Потому на мостах и перекрестках кордоны НКВД: Стой! Куда прешь?! Документ покажи!

Тут два варианта.

Первый: Проезжайте!

Второй: Ах, прохвосты фашистские, подпись самого товарища Сталина заделали!

«Профессор диверсионных наук» полковник Старинов рассказывал, что имел множество неприятностей с патрулями НКВД именно потому, что документы его были подписаны маршалом Тимошенко. Вот это и вызывало подозрения. За это его нигде не пропускали. За это его чуть было к стенке не поставили.

Ладно. Въехали в Киев. Как пишет Жуков, «к исходу дня». Когда речь шла о вылете из Москвы, там часы и минуты в рассказе мелькали. Тут ясности поубавилось. И неспроста. Чуть позже увидим причину. Что такое «исход дня», судить не берусь. 22 июня — самый длинный день года. В 4 часа — день в разгаре. Да и нельзя было, вылетев из Москвы в районе 14.00, долететь до киевских аэродромов к 16.00. И к 17.00 тоже сомнительно. А потом еще до ЦК добраться. Потом встретились с Хрущевым. Поговорили. В Москву позвонил, еще поговорили.

Теперь — в Тернополь на машинах.

Кратчайший путь — 431 километр (Атлас автомобильных дорог СССР. М. 1983. С. 21). Стратег должен был пронестись через Калиновку, Васильков, Ксаверовку, Гребенки, Белую Церковь, Шамраевку, Сквиру, Ружин, Казатин, Комсомольское, Корделевку, еще через одну Калиновку, Винницу, Литин, Летичев, Меджибож, Проскуров, Войтовцы, Волочиск и Подволочиск, не считая множества сел и хуторов. Дороги наши в обход не шли, а все норовили через центр, через села, по которым вечером стада гонят, через города, где не каждый перекресток с ходу проскочишь. На правом берегу Днепра села раскидистые. Едешь как по Манхэттену. Только дома ростом пониже. И куры через дорогу бегают. А размах все тот же. Через все эти села и города Жуков как-то уж очень быстро проскочил. В Тернополь на командный пункт Юго-Западного фронта «прибыли поздно вечером».

Дороги булыжником мощены. В лучшем случае. На мощеных дорогах выбоины. На немощеных — глубокая колея в песке. Или в засохшей глине. Мостов много. Мосты деревянные. С дырками. На мостах патрули НКВД. Снова и снова: Стой! Стрелять буду! Кто такие? Предъяви документ!

Прикинем, сколько времени потребовалось Жукову, чтобы просто выехать из Киева? Кто не бывал, сообщаю: город не из малокалиберных. От Центрального Комитета до окраин быстро не доехать. Сколько времени Жукову потребовалось проехать через Белую Церковь? А через Винницу и Проскуров?

Возможно, путь стратега лежал через Житомир и Бердичев на Винницу. Но от этого не легче.

На дорогах столпотворение. На дорогах пробки. Война застала все тыловые дивизии Киевского округа на марше. Прямо на тех дорогах, по которым ехал Жуков, к границам выдвигались 31-й, 36-й и 49-й стрелковые корпуса. В каждом корпусе — по три дивизии. В каждом корпусе по 50 тысяч солдат, 23 тысячи лошадей, 900 орудий и минометов, 2500 автомобилей, 400 тракторов. Вам, случаем, не приходилось обгонять колонны войск на наших дорогах? Вы только постарайтесь себе представить 23 тысячи лошадей на одной дороге. С повозками. С артиллерийскими передками и орудиями. С зарядными ящиками. А если не один корпус на дороге, а два, тогда как? А их не два и не три. Тут же выдвигались к границам еще механизированные корпуса — 9, 19 и 24-й. Это десятки тысяч солдат, тысячи танков и машин, сотни тракторов с орудиями на крюке.

Это цветочки.

Прямо на выезде из Киева все станции забиты воинскими эшелонами, а все дороги — колоннами войск. Тут разгружались прибывающие с Северного Кавказа дивизии 19-й армии Конева. Кроме того, прямо к местам разгрузки 19-й армии перебрасывались три стрелковые, две танковые и одна моторизованная дивизии из Харьковского округа. Эти дивизии планировалось включить в состав 19-й армии в качестве усиления.

А чуть проедешь вперед, попадаешь в водоворот дивизий 16-й армии Лукина, которая тайно переброшена из Забайкалья. В этой армии одних только танков более 1200. Но и эту армию прямо в местах разгрузки усиливали 217-й стрелковой дивизией из Орловского военного округа и двумя стрелковыми корпусами из Московского. Все эти массы войск запрудили дороги не в день начала войны, а еще 13 июня. Они шли бесконечными потоками к границе. Эти массы войск заторили, заполнили и переполнили все дороги. Сотни тысяч людей и десятки тысяч машин. И у каждого моста — пробка. И уже навстречу толпы беженцев...

Я к чему?

Я к тому, что не мог Жуков «к исходу дня» быть в Киеве, а «поздно вечером» — на 431 километр западнее, в Тернополе, проскочив почти полтысячи километров на машине.

Даже если бы все дороги были пустыми.

Даже если бы его сабля гремела по телеграфным столбам, как по штакетнику.

5.

После смерти Сталина Жуков внезапно превратился в яростного противника сталинизма. Он храбро ринулся пинать сверкающими маршальскими сапогами тень мертвого Сталина: «Мы обязаны из этого извлечь все необходимые уроки, продолжать настойчиво разъяснять антиленинскую сущность культа личности, преодолевая боязнь обнажения фактов, мешающих ликвидации культа личности». Это слова из проекта выступления Жукова на пленуме ЦК КПСС в мае 1956 года (Георгий Жуков. Стенограмма октябрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС и другие документы. С. 137).

Великий стратег яростно и самоотверженно боролся с культом личности Сталина... и раздувал свой собственный. В той же речи на пленуме ЦК, «преодолев боязнь обнажения фактов», Жуков рассказал о том, как глупо Сталин руководил войной:

«Вместо того чтобы немедля организовать руководящую группу Верховного командования для управления войсками, Сталиным было приказано: начальника Генерального штаба на второй день войны отправить на Украину, в район Тернополя для помощи командующему Юго-Западным фронтом» (Там же. С. 141).

Вот оно! Не в первый день войны Сталин отправил Жукова в Тернополь, а во второй! Тогда все сходится. Тогда можно было, прилетев утром в Киев, к вечеру 23 июня попасть в Тернополь.

В 1956 году, не подумав, Жуков «обнажил факты, мешающие ликвидации культа личности»... Потом спохватился: если Сталин приказал ему ехать в Тернополь 23 июня, то кто же вместе со Сталиным несет ответственность за безумные директивы первого дня войны?

Чтобы вывернуться и уйти от ответственности за 22 июня, Жукову потребовалась новая, «более правдивая версия» событий и фантастическая поездка в Тернополь не на второй, а уже на первый день войны. Он вдруг опомнился: ах да! Правильно! Не 23 июня Сталин услал меня в Тернополь, а 22-го! Да, да, припоминаю! Около 13.00 позвонил и отправил меня на Юго-Западный фронт. Я-то упирался: а кто же Генеральным штабом управлять будет? А он мне с раздражением: а ну скорее лети! Мы тут сами справимся!

Под преступной самоубийственной Директивой № 3, которая являлась не чем иным, как смертным приговором Красной Армии и Советскому Союзу, нет подписи Сталина.

Зато есть подпись Жукова.

Потому великий стратег, сгубивший Советский Союз и неисчислимые миллионы его жителей, изворачивается, как змей на сковородке. Ему надо уйти от ответственности за гибель страны и десятков миллионов людей, которых он подставил под гитлеровский топор. Вот потому он в «самой правдивой книге» вспоминает, что целый день (аж до 2 часов дня) ничего не ел. Если бы в правительственном самолете не оказалось бутербродов, то совсем отощал бы. Рассказ про бутерброды нужен для того, чтобы заполнить пустоту, чтобы в мемуарах не вспоминать лишний раз про Директиву № 3 и не публиковать ее текст.

Вот зачем выдуман разговор со Сталиным «приблизительно в 13.00 22 июня» и взлет через 40 минут.

Сталин, оказывается, гнал Жукова из Москвы. Сталин якобы с некоторым раздражением приказывал: езжай скорее, без тебя обойдемся!

Вот зачем выдумана фантастическая, невероятная поездка до Тернополя: меня, великого, в Москве не было! Не я директиву сочинял! Они без меня обошлись! Это Сталин приказал мою подпись поставить! А я в то время в Тернополь галопом скакал! А я протестовал! А я не соглашался! Но дело было уже решенное! Без меня! Моя подпись ничего не меняла!

Но стратег не подумал о том, что рукописи не горят.

6.

Жуков рассказывает, что 22 июня Сталин был ужасно растерян и не знал, что надо делать. А сам Жуков, понятно, был целеустремлен и собран. Однако почему-то первую задачу командованию ВВС Жуков поставил во второй половине дня. Из-за этого большая часть советской авиации в первой половине дня в боях не участвовала. А когда Жуков наконец пришел в себя и командованию ВВС задачу поставил, советский фронт уже рухнул, германские танки прорвались далеко вперед, теперь уцелевшую авиацию надо было срочно перебазировать на тыловые неподготовленные аэродромы, где не было ни боеприпасов, ни топлива, ни охраны, ни зенитного прикрытия, ни штабов, ни технического персонала. Самолеты улетели на восток, а технический персонал, штабы, средства связи остались на приграничных аэродромах. И попали в лапы Гудериана, Манштейна, Клейста, Буша, Гота. А советская авиация снова в своем большинстве воевать не могла. Пойди повоюй без патронов, без снарядов, без бомб, без штабов и технарей. Все это уравняло силы небольших германских ВВС и гигантской советской авиационной мощи.

Боевая задача, которую Жуков поставил командованию ВВС во второй половине дня, — это еще одно доказательство того, что весь день 22 июня он находился в Москве. Не мог же он ударять «автопробегом по бездорожью и разгильдяйству» и одновременно рассылать приказы подчиненным. Не было тогда таких средств связи. И из самолета не мог он управлять действиями ВВС. С борта можно было передать сообщение, да только не совершенно секретную директиву на боевые действия всей советской авиации. Да Жуков и не вспоминает о том, что с борта самолета слал директивы и руководил действиями всей авиации.

Он только про бутерброды вспомнил.

По рассказу Жукова, 22 июня где-то в районе 14.00 он уже точно летел. А вот «Журнал записи лиц, принятых И.В. Сталиным» фиксирует присутствие Жукова в сталинском кабинете 22 июня 1941 года с 5.45 до 8.30 и с 14.00 до 16.00.

Если Сталин и звонил Жукову 22 июня в 13.00, то не затем, чтобы с раздражением в голосе услать из Москвы, а затем, чтобы потребовать в свой кабинет, где и была Жуковым написана директива, сгубившая Красную Армию.

И не только записи сталинских секретарей уличают Жукова в элементарном передергивании. Стратег сам проговаривался, причем многократно. Он передает слова Сталина 22 июня: «Политбюро решило послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного Командования».

Это написано на с. 268 тринадцатого издания.

А на с. 312 той же книги тот же Жуков сообщает, что «Ставка Главного Командования была создана 23 июня 1941 года».

Как могли члены Политбюро 22 июня назначить Жукова представителем Ставки Главного Командования, если никакой Ставки Главного Командования еще не существовало?

Из этого следует, что Сталин не мог отправить Жукова в Тернополь 22 июня. А из этого, в свою очередь, следует, что 22 июня Жуков находился в Москве и потому несет полную ответственность за безумный поток директив, который извергался из московских кабинетов на генералов, офицеров и солдат Красной Армии.