Глава 13.

У него не было полномочий!

1.

Итак, вечером 21 июня 1941 года великий стратег понял: сейчас нападут! На это в книге «Тень победы» я смиренно заметил: если так, то надо было действовать. Надо было поднимать армию по тревоге. Если иллюзии рассеялись, почему ничего не делал?

Коммунистические идеологи и тут нашли объяснение: так у него же не было полномочий!

Товарищи дорогие, если мы знаем, что дом заминирован и в любое время взорвется, если мы знаем, что в доме люди, то какие нужны полномочия, чтобы поднять тревогу?

Если нам приказано точно держать курс, но видим, что наш корабль сейчас врежется в айсберг, неужели не рванем руль, пытаясь увернуться? Неужели сначала побежим полномочия просить, а уж потом курс менять?

Если знаем, что самолет сейчас врубится в небоскреб, нужно ли спрашивать у кого-то разрешение на то, чтобы включить сирену и выгнать людей из здания?

Допустим, нам известно: безграмотные и безалаберные действия операторов ядерного реактора ведут к взрыву, от которого пострадают сотни тысяч людей, а миллион квадратных километров территории на сотни и тысячи лет будет непригоден для обитания людей и животных, — неужто будем ждать формального разрешения на необходимые действия по предотвращению преступления?

21 июня 1941 года речь шла не о взрыве дома, не о корабле, пусть и громадном, не о небоскребе и даже не о чернобыльском реакторе. Вопрос стоял о жизни десятков миллионов людей, о колоссальных потерях и разрушениях. Скажу больше: это был вопрос о существовании огромной страны и народов, которые ее населяют. Великий гений стратегии, как он заявляет, ясно понимал, что катастрофа неумолимо и стремительно надвигается, но ничего не сделал для ее предотвращения, ибо полномочий ему не хватило.

Отдавать преступные приказы войскам Жуков полномочия имел, а отменить собственные запреты у него полномочий не оказалось.

2.

В ночь на 22 июня Жуков, который якобы полностью понял, что нападение неизбежно, подписывает Директиву № 1: «Не поддаваться ни на какие провокационные действия... никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить». Эта директива прямо воспрещала вводить в действие план прикрытия государственной границы и поднимать войска по тревоге: будет особое распоряжение из Москвы — объявите тревогу, не будет — поплатитесь головами, если объявите.

И на такие действия у Жукова полномочия тоже были, а вот отменить собственные приказы полномочий у него не оказалось.

Этой хитрой грамотой Жуков отмазывал себя от ответственности: с одной стороны, войскам быть в готовности, с другой — никаких мероприятий не проводить! Что бы ни случилось, Жуков в стороне: он дал и такие распоряжения, и прямо противоположные. А командующие на местах в любом случае виноваты: поднял войска по тревоге — расстрел, не поднял — тоже расстрел.

Генерал-полковник И.В. Болдин в 1941 году был генерал-лейтенантом, заместителем командующего Западным фронтом. Он поведал о разговорах с Москвой ранним утром 22 июня. Командующий фронтом генерал армии Д.Г. Павлов кричал в трубку: «Война! Дайте разрешение действовать! Дайте разрешение открыть огонь артиллерии! Дайте разрешение сбивать немецкие самолеты!»

А в ответ: не поддавайся на провокации!

Через некоторое время следует второй разговор с Москвой. Ответ тот же: не поддаваться! Начальник разведки Западного фронта полковник Блохин докладывает: против Западного фронта одновременно действуют в данный момент более тридцати пехотных, пять танковых, две моторизованные и одна десантная дивизии, сорок артиллерийских и пять авиационных полков противника. Это не провокация!

Но Москва твердо стоит на своем.

Через некоторое время третий разговор с Москвой. Затем четвертый.

Вместо командующего фронтом генерала армии Павлова с Москвой говорит генерал-лейтенант Болдин.

Но ответы все те же: артиллерийский огонь открывать запрещено, никаких действий не предпринимать! На провокации не поддаваться! (И.В. Болдин. Страницы жизни. М., 1963. С. 84–85; ВИЖ. 1961. № 4. С. 65.)

И тогда командующий Западным фронтом генерал армии Павлов совершает подвиг. Он больше не спрашивал полномочий. Он просто отказался выполнять приказы Москвы. Взяв на себя всю ответственность, своим приказом по существу объявил Германии ответную войну. Без этого героического решения разгром советских войск был бы более грандиозным. За этот подвиг Павлова следовало наградить второй Золотой Звездой. Но Золотые Звезды достались Жукову, который якобы еще вечером 21 июня знал, что нападение неизбежно, но продолжал упорно требовать от войск на провокации не поддаваться.

22 июня 1941 года в 7 часов 15 минут Жуков написал Директиву № 2, которая разрешала ведение боевых действий, правда, с ограничениями.

В 21 час 15 минут в войска была направлена Директива № 3 за подписями Тимошенко, Маленкова и Жукова, которая требовала от войск Северо-Западного, Западного и Юго-Западного фронтов немедленного перехода в решительное наступление. Войскам Северо-Западного и Западного фронтов ставилась задача «к исходу 24.6 овладеть районом Сувалки». Юго-Западный фронт получил задачу «к исходу 24.6. овладеть районом Люблин».

Жуков объявил после войны: враг был сильнее! Жуков рассказывал, что якобы еще летом 1940 года он понимал, что враг силен, а мы воевать не готовы. Коль так, отдавай приказ на оборону! А если сил нет и на оборону, отдавай приказ на отход. Россия велика, катиться можно аж до Москвы, понемногу изматывая врага. Но в первый день войны Жуков вместе с Маленковым и Тимошенко подписал самоубийственный приказ на захват польских городов Сувалки и Люблин, причем без подготовки, в фантастически короткие сроки. Приказ этот ничего, кроме гибели и позора, Красной Армии не принес и принести не мог. И подписывать такой преступный приказ у Жукова тоже полномочия были.

Можно и тут возразить: время было такое, приходилось подписывать преступные приказы против своей воли... Но сам Жуков это и опровергает. По его рассказам, Сталин 22 июня был якобы растерян, он ни на чем не настаивал, ибо не знал, что делать. Если так, то, не спрашивая полномочий, Жуков должен был взять бразды правления в свои руки и действовать. Но нет.

На умные вещи полномочий у Жукова не было, а на глупые и преступные — сколько угодно.

Если смотреть в корень, то приказы Жукова о том, чтобы вывести войска из укрепленных районов, снизить степень готовности противовоздушной обороны, не поддаваться на провокации и никаких мероприятий не проводить, — это смертный приговор России.

3.

В 1957 году Жуков совершил государственный переворот. Большинство в Президиуме ЦК КПСС (так в то время именовалось Политбюро, т.е. высший орган коммунистической диктатуры) восстало против Хрущева. А Жуков выступил на его стороне. Жуков выгнал с коммунистического Олимпа самых влиятельных вождей: Молотова, Маленкова, Кагановича, примкнувшего к ним Шепилова. И ни у кого стратег полномочий не спрашивал. Он просто и доходчиво объяснил, что Вооруженные Силы находятся под его личным и полным контролем.

Для того чтобы свирепый зверь не бросился на хозяина, его ведут на двух поводках: если он вправо рванет, его слева удержат, бросится влево его оттянут вправо. Именно так коммунистическая диктатура на поводках-растяжках держала Вооруженные Силы. С одной стороны — особые отделы, с другой — политотделы. С одной стороны — контроль ГБ, с другой — контроль партии.

После уничтожения своего друга и кровавого соратника Берии и его окружения, после мощного кровопускания в компетентных органах и их резкого ослабления Жукову позарез был нужен ХХ съезд КПСС. И он его провел в союзе с Хрущевым. На этом съезде народу показали кое-что из деяний товарища Сталина, тем самым мазнули грязью и кровью как мундир недремлющих органов, так и полувоенный френч партии, которую товарищ Сталин возглавлял 30 лет. Оба сдерживающих поводка ослабли, и вот Жуков объявил обалдевшим вождям, что возглавляемые им Вооруженные Силы ни Центральному Комитету, ни его Президиуму больше не подчиняются. И компетентным органам они тоже подчиняться не намерены: прикажет Жуков — танки будут давить и кромсать, а прикажет — замрут, и ни один с места не сдвинется. Объявив, кто в доме хозяин, Жуков начал сгонять с вершин власти неугодных и непослушных. Свержение шло под флагом «восстановления социалистической законности и ленинских норм партийной жизни».

Но Жуков был незнаком с трудами великого Никколо Макиавелли, который рекомендовал: бей насмерть! Удар должен быть или смертельным — или от удара воздержись.

Жуков этого не знал. Он разогнал большинство Президиума, а меньшинство в лице Хрущева оставил. 22 июня 1957 года Жуков произнес свою историческую речь на пленуме ЦК. Выступление было бестолковым. Жуков наивно раскрыл свои карты. В частности, он заявил:

«На ХХ съезде партии, как известно, по поручению Президиума ЦК тов. Хрущев доложил о массовых незаконных репрессиях и расстрелах, явившихся следствием злоупотребления властью со стороны Сталина. Но тогда, товарищи, по известным соображениям не были названы Маленков, Каганович, Молотов, как главные виновники арестов и расстрелов партийных и советских кадров» (Георгий Жуков. Стенограмма октябрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС и другие документы. С. 157).

Каждый из присутствующих эти слова должен был понимать так: в феврале 1956 года Хрущев и Жуков разоблачили Сталина как величайшего злодея. Но тогда по каким-то соображениям не тронули ближайших его соратников. Теперь, в июне 1957 года, очередь дошла до них, и им тоже припомнили преступления. А что дальше будет? В любой момент Хрущев и Жуков могут вспомнить любого. А ведь все присутствовавшие на пленуме ЦК в июне 1957 года — сталинские птенцы. Каждого лично вождь выбирал. У каждого заслуги перед Сталиным. Каждый кровью измазан.

Тут же мудрейший Жуков об этом и заявил:

«У тов. Хрущева, как и у каждого из нас, имеются недостатки и некоторые ошибки в работе, о которых Хрущев со всей присущей ему прямотой и чистосердечностью рассказал на Президиуме. Но, товарищи, ошибки Хрущева, я бы сказал, не давали никакого основания обвинять его хотя бы в малейшем отклонении от линии партии».

Жукову хватило ума лягнуть даже Хрущева, своего единственного союзника в борьбе за власть. Получилось — все в дерьме, и только Георгий Константинович — весь в белом. Заляпаны все, начиная с Хрущева, но чистенький Жуков его пока великодушно прощает.

Хрущев мог делать выводы из речи Жукова: год назад сподвижники Сталина Молотов, Каганович и Маленков не были названы преступниками, а сейчас Жуков им припомнил преступления. Сегодня Жуков не называет преступником Хрущева, хотя он такой же кровавый соратник Сталина, как и остальные в окружении вождя. А что, если завтра Жуков мнение свое изменит?

В заключение Жуков заявил: «Нужно сказать, что виноваты и другие товарищи бывшие члены Политбюро. Я полагаю, товарищи, что вы знаете, о ком идет речь, но вы знаете, что эти товарищи своей честной работой, прямотой заслужили, чтобы им доверял Центральный Комитет партии, вся наша партия, и я уверен, что мы их будем впредь за их прямоту, чистосердечные признания признавать руководителями». Пленум ответил бурными аплодисментами. А Жуков добавил про провинившихся: «Здесь, на Пленуме, не тая, они должны сказать все, а потом мы посмотрим, что с ними делать» (Там же. С. 161).

Именно на этом в свое время свернул шею Робеспьер. Своих соратников он гнал на гильотину по одному и группами, а трусливое большинство народных избранников отвечало воплями восторга. Каждый дрожал за свою шкуру и, когда выяснялось, что на сегодня пронесло, ликовал и визжал от счастья. И вот однажды Робеспьер объявил: я выявил в нашем кругу еще несколько врагов народа, которым давно пора отрезать головы, завтра мы так и сделаем, но пока имен не называю.

Естественно, что каждый такое замечание принял на свой счет. Потому во все пока еще не отрезанные головы одновременно пришла на первый взгляд парадоксальная мысль: а почему бы Робеспьеру голову не отрезать? Так и порешили.

Жуков пошел по той же тропе: вот этих я выгоняю, но и остальные тоже виноваты, имен не называю, вы сами, товарищи, их знаете, но так уж и быть — на сегодня прощаю, пусть пока числятся руководителями, а там посмотрим.

Жуков не понял, что с этого момента все присутствовавшие на пленуме ЦК КПСС (а было их 265 закаленных в подковерных схватках бойцов) стали его смертельными врагами, а бурные аплодисменты — стадное проявление страха. Но именно этот страх сбил их в злобную стаю, именно страх объединил их всех в стремлении от Жукова избавиться.

Жуков возомнил себя хозяином. В своем кругу, даже в семье, он не скрывал, что следующим будет Хрущев. И современные жрецы культа Жукова не скрывают: он намеревался довести до конца линию ХХ съезда КПСС, т.е. разоблачить всех преступников. Но преступниками были все вожди партии — от Центрального Комитета до самых низов и окраин.

Довести до конца линию ХХ съезда означало только одно: Жуков намеревался сменить весь руководящий слой, ибо все руководители были выбраны Сталиным, все были повязаны с его властью кровавой круговой порукой.

Кроме, понятно, великого стратега, который, как он заявлял, никаких преступлений при Сталине не совершил.

4.

Там же на пленуме ЦК КПСС Жукову было брошено обвинение: сам такой! Если порыться в архивах, то под преступными приказами можно найти и твою подпись! На это стратег гордо ответил: «Ройтесь! Моей подписи вы там не найдете!» А дочкам своим, глядя в глаза, великий полководец твердо отвечал, что к репрессиям отношения не имел. Никогда!

И защитники Жукова воспряли: вот он у нас какой чистенький! Просто святой!

Возразим: если преступник отрицает вину, то из этого вовсе не следует, что он чист. Тем более что обвинение ему бросили без доказательств.

«Моей подписи не найдете!» — орал Жуков в июне 1957 года, а в 1953 году сверг Берию за то, что тот хотел прекратить строительство социализма в Восточной Германии. Рецепт Жукова: давить народ танками, пока не поймут преимуществ социалистического способа производства. Он ужасно хотел разоблачить преступления предыдущего вождя: у Сталина был плохой социализм, а у меня будет хороший! Социалистический эксперимент буду продолжать любой ценой и никого из клетки не выпущу!

25 февраля 1956 года в Москве закрылся ХХ съезд КПСС, который якобы осудил культ личности Сталина, а уже 9 марта Жуков отдал приказ о расстреле мирной демонстрации в Тбилиси. В ноябре того же 1956 года стратег подписал приказ любой ценой поставить Венгрию на колени. Заодно — и Польшу.

Если бы осмелился выступить кто-то еще, то их тоже давил бы танками.

Свой первый орден великий спаситель Отечества получил за карательные экспедиции. Убивать русских мужиков — это он не относил к разряду репрессий. Если не считать пенсионных побрякушек, то свои последние награды на боевом посту — четвертый орден Ленина и четвертую Золотую Звезду Героя — Жуков получил 1 декабря 1956 года. Официально — к юбилею, а на самом деле за то, что за четыре недели до этого утопил в крови Венгрию. Это тоже к разряду репрессий он не относил.

Обратим внимание и на мелкую деталь: на пленуме ЦК КПСС «кристально честный военачальник уличил душегубов на основе подобранных ему материалов» (Н. Яковлев. Маршал Жуков. М., 1995. С. 278). Особо обращаю внимание на слова: подобранных ему материалов.

Суть вот в чем: Жуков вовсе не утверждал, что преступных документов не подписывал. На пленуме соратникам по Центральному Комитету он сказал нечто другое: опоздали, ребятки! В 1953 году я сверг Берию, с тем чтобы во главе компетентных органов поставить друга своего Ваню Серова. Так вот он времени зря не терял, на каждого из вас завел папочки и за три года собрал в них бумаги с вашими подписями. И теперь мы с Ваней будем разоблачать всех, кто нам не угоден. А все, что я подписывал, и все, что сам Ваня подписывал, уже сгорело. Так что ройтесь, не найдете!

Но нашли.

Мы несколько забежали вперед. Хронологически мы еще в июне 1941 года. А в 1957 год заглянули только затем, чтобы показать: отменить собственные приказы, которые не позволяли армии защищать страну и народ, у Жукова не было полномочий. Дать приказ танкам ударить по агрессору — нет полномочий, а повернуть танки против соседних народов и верховного руководства страны — так это пожалуйста.