А вместо крыльев пламенный мотор
Для начала разберемся с тем, как же наши ВВС были готовы к войне. Резун пишет, что все предвоенные советские самолеты обладали высокой боеспособностью. Для доказательства он приводит утверждения англичанина А.Прайса об И-16 как «самом хорошо вооруженном истребителе 1939 года». Внешне это выглядит убедительно. Однако вникнем в детали.
Во-первых, книга «Wolrd War II Fighter Conflict» практически недоступна российскому читателю, поэтому проверить информацию в контексте очень трудно. А для такой проверки основания есть — цитируемые сведения, мягко говоря, не совсем верны. Например, И-16 никогда не имел броневой защиты вокруг пилота. Даже элементарную 8-мм бронеспинку начали ставить на этот фанерно-полотняный самолет лишь с 4-й версии. Немецкие летчики, иронизируя над И-16, называли его «русь-фанера».
Во-вторых, для сравнения выбирается всего лишь один критерий — мощность вооружения (причем только одной и не самой массовой модификации [256] И-16). При единственно верном комплексном подходе выясняется, что уже к 1938 году «ишачок» безнадежно уступал Ме-109Е (например, по скорости — на 100 км в час). Причем свое превосходство немецкий самолет доказал не на бумаге, а в небе Испании. Тем не менее снятый с производства, устаревший истребитель И-16 Резун называет «самолетом-агрессором, превосходившим по огневой мощи и броневой защите немецкий «мессершмитт-109».
В-третьих, и это, пожалуй, самое главное, ситуация рассматривается вне критически важного, особенно в период предвоенного лихорадочного соревнования конструкторов, фактора времени. В 1938 году И-16 еще можно было считать хорошим истребителем. Через год его превосходство стало иллюзорным. К 1941 году основа советской авиации конца 30-х годов — истребители И-16, И-153, средние бомбардировщики СБ и тяжелые ТБ-3 безнадежно устарели и полностью исчерпали все возможности для модернизации.
Немецкие самолеты, созданные позже наших, напротив, находились на оптимальном для «блицкрига» этапе жизненного цикла. А вот на длительную войну их «запаса» не хватило. Уже в 1943-1944 гг. они исчерпали заложенные в конструкцию возможности улучшения и выглядели уже явно устаревшими. Наше отставание было осознано советскими руководителями с опозданием, что и стало причиной лихорадочной работы по созданию новых боевых машин с начала 1939 года. Нетрудно доказать, что основные усилия были брошены на повышение оборонительного потенциала ВВС, однако эта тема самостоятельного исследования.
Абсолютно бездоказательно заявление «В.Суворова» о том, что советские летчики отрабатывали [257] штурмовые действия в ущерб подготовке к воздушным боям. Недаром он не приводит сколько-нибудь серьезных доводов в подтверждение этого тезиса. А вот свидетельств того, что весной и летом 1941 года новые боевые машины только начали в массовом порядке поступать на вооружение ВВС, более чем достаточно, в том числе у самого Резуна (см. Гл. 22 «Ледокола»). Между тем совершенно ясно, что для освоения новой техники требовалось куда больше времени, чем оставалось до начала июня 1941 года.
Не меньше нелепостей содержит 13-я глава «Ледокола». Здесь автор применяет характерную для него прямую ложь (думая, по всей видимости, что обходится более тонкими методами). По утверждениям Резуна, СССР вступил во вторую мировую войну, имея больше планеров, чем весь остальной мир. Причем их массовое производство началось весной 1941 г., что якобы однозначно свидетельствует о намерении начать не позже лета агрессию против Германии. Между тем известно, что массовое производство транспортно-десантных планеров в Советском Союзе началось только в ноябре 1941 года. Весьма неприятные для Резуна подробности легко найти в книге К. В. Грибовского «Развитие транспортного планеризма» («Машиностроение», 1992 г.).
Если уж Резун решил использовать «авиационные» аргументы, то должен был поглубже ознакомиться с историей авиации и техникой. Все его «познания» в авиации изобилуют ошибками и откровенной ложью:
- В. М. Молотов вылетел на ТБ-7 в Англию в мае 1942 года, а не в ноябре 1941-го. [258]
— самолет «Максим Горький» (АНТ-20) в парадах не участвовал, так как был построен в 1934 году в единственном экземпляре и разбился в 1935 году сразу же по окончании испытаний.
- преподаватель академии комбриг А. П. Лапчинский никогда не был советником Сталина, а его учебники отражали тактику авиации начала 30-х годов.
— не было самолета Ме-209, также, как никогда не существовало и «низконесущих монопланов».
Чтобы убедить читателя в особой роли, которая отводилась авиации в грядущей агрессии, Резун цитирует позаимствованную из книги «Бессмертный подвиг» выдержку из статьи бывшего командующего ВВС РККА Я. Алксниса:
«Весьма выгодным представляется проявить инициативу и первыми напасть на врага. Проявивший инициативу нападением воздушного флота на аэродромы и ангары своего врага может потом рассчитывать на господство в воздухе».
Все это, заключает Резун, было включено в авиационные уставы 1940-1941 гг. [259]
Но, во-первых, из статьи Алксниса сознательно опущены слова, предшествовавшие указанной цитате, а именно: «Если подходить к использованию авиации с узкой военной точки зрения, т. е. если иметь в виду одни военные победы и поражения, забывая о политических победах и поражениях, то весьма выгодным...» — и далее, как указано выше. А во-вторых, ничего подобного в авиационных уставах не было и в помине. К тому же наша авиация даже организационно не была готова для выполнения подобной задачи, так как ее значительная часть находилась во фронтовом и армейском подчинении и ее силы были распылены.
Впрочем, «Ледокол» пестрит подобным «передергиванием» цитат. Например, Резун приводит следующую выдержку из книги генерала Иванова «Начальный период войны»:
«Немецко-фашистскому командованию буквально в последние две недели удалось упредить наши войска».
Автор «Ледокола» зацепился за слово «упредить». Но в упомянутой книге речь идет о том, что немецко-фашистские войска упредили советские войска в приведении их в боевую готовность, в завершении развертывания для занятия обороны. А не об упреждении перехода в наступление. Но Резун все переиначивает на свой лад. Далее генерал Иванов пишет:
«И.В. Сталин, стремясь оттянуть военное столкновение с гитлеровской Германией, не давал согласия на приведение приграничных округов в боевую готовность, считая, что этот шаг может быть использован фашистскими правителями как предлог для войны».
Резун все это благополучно опускает. Еще круче по наглости «ссылка» на 6-й и 7-й тома сочинений Сталина, где вообще нет ничего из того, что приводится в «Ледоколе» (явный расчет на то, что абсолютное [260] большинство читателей не доберется до первоисточников).
Точно так же «цитируется» английский военный историк Б. Лиддел-Гарт. В цитате которого сознательно «не замечаются» следующие слова:
«Своих генералов Гитлер пичкал сообщениями, будто русские готовятся к нападению, которое необходимо срочно упредить. После перехода границы, немецкие генералы убедились, как далеки были русские от агрессивных намерений, и поняли, что фюрер их обманул».
Это полностью противоположно тому, о чем пишет Резун. Таким же образом искажены высказывания маршала Василевского и других авторов.
Вот в интервью «Московскому Комсомольцу»(29 апреля 2000 г.) Резун ссылается на воспоминания маршала Рокоссовского, где описывается, как он, будучи командиром 9-го мехкорпуса, в начале войны вскрыл «красный пакет», и, как говорит Резун, «о том, что нужно делать, если на нас нападут, там не было ни слова... И если в нем не говорится об обороне, тогда — о чем...» И делается вывод: «о нападении». Нетрудно заметить, какая здесь примитивная натяжка. Открываю мемуары Рокоссовского «Солдатский долг» (изд. 1997, с.32-33), читаю:
«В пакете имелась директива, в которой указывалось о немедленном приведении в боевую готовность и выступлении в направлении Ровно, Луцка и далее».
И это все? Да. Однако никакой странности в том нет. По-настоящему грамотный в военном отношении человек понимает, что корпусу, находящемуся в резерве, невозможно заранее определить конкретную боевую задачу. Он должен выдвинуться в определенный район, где ему в зависимости от обстановки [261] уточняется задача: нанести контрудар и занять оборону.
Кстати, в обращении с первоисточниками подобные подтасовки используют и некоторые последователи Резуна. Например, искатель «золота партии» Игорь Бунич. В ряде случаев он ссылается на некие документы, но никогда не указывает, откуда они взяты. Как без этого судить о достоверности исторических фактов? Тем более что даже подобие доверия к автору подрывается сведениями и утверждениями, несостоятельность и ошибочность которых очевидна даже без сверки с архивами. Так, Бунич пишет об «операции Гроза», которой просто не существовало, и поэтому Сталин не мог ее утверждать 16 мая 1941 г. «Грозой» был якобы назван условный сигнал для введения в действие плана мобилизации. Далее говорится, что «15 мая Жуков представил Сталину проект Указа о дополнительном призыве в армию 800 тыс. запасных под видом учебных сборов...»
На самом деле решение по этому вопросу было принято еще 8 марта 1941 г. А такие «подробности», как наступление танковой дивизии 14-го мехкорпуса на Демблин (в действительности дивизия выходила из Бреста в назначенный район сосредоточения) или то, что Телегин был начальником штаба Жукова, даже неловко опровергать. Хорошо известно, что генерал Константин Телегин был членом военных советов ряда фронтов, в том числе и 1-го Белорусского в 1945 г., когда им командовал Жуков. Можно сказать, что это «мелочи», но они рассыпаны по книгам Бунича и именно на их основе делаются обобщающие выводы, неадекватно отражающие ход войны.
Подобные «мелочи» носят далеко небезобидный характер и у других авторов. В частности, то [262] ли бывший театрал, то ли будущий историк Эдвард Радзинский, ссылаясь на Полевой устав 1939г. Красной Армии, приводит выдержку: «Красная Армия будет самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий». Но отбрасывает одну существенную деталь. Полная цитата начиналась со слов: «Если враг навяжет нам войну, рабоче-крестьянская Красная Армия будет...» Согласитесь, это далеко не одно и то же. [263]