Советско-польская война 1920 г. Версальский мирный договор и германо-советские отношения в 1922-1933 гг.
Часть 1
Правда истории не подлежит корректировке. Если, конечно, за правду не выдавалась ложь. Ныне мало у кого вызывает сомнение тот факт, что разгром Польши был осуществлен нацистской Германией при деятельной поддержке Сталина. Это означало, что два величайших тоталитарных государства в мире стали партнерами. Советское руководство было согласно с войной, чтобы поживиться частью ее плодов.
Глава советского правительства и одновременно народный комиссар иностранных дел В. М. Молотов, выступая на сессии Верховного Совета СССР 31 октября 1939 года, неоднократно подчеркивал прочность "новых" отношений между СССР и Германией. В одном случае он говорил о том, что "на смену вражде: пришло сближение и установление дружественных отношений между СССР и Германией", в другом — о наступлении "последнего решительного поворота в политических отношениях между Советским Союзом и Германией:", в третьем — о том, что "новые советско-германские отношения построены на прочной базе взаимных интересов"{1}.
Предвосхищая и как бы подготавливая сталинское определение новых советско-германских отношений как "дружбы, скрепленной кровью"{2}, Молотов превозносил "общую" (Германии и СССР) победу над Польшей, для чего, по его выражению, "оказалось достаточно короткого удара по Польше со стороны германской армии, а затем — Красной Армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора"{3}.
Таким образом, истоки той "дружбы", которую провозгласил подписанный 28 сентября 1939 г. договор о дружбе и границе между СССР и Германией (в ст. 4 данного договора стороны согласились рассматривать осуществленное ими территориально-политическое переустройство в Польше как "надежный фундамент для дальнейшего развития дружественных отношений между своими народами"{4}), берут свое начало в давнем недовольстве, испытываемом Германией и Советской Россией в связи с Версальским послевоенным устройством 1919 года. Это было признано В. М. Молотовым в упомянутом докладе от 31 октября 1939 г.
Не случайно уже после второй мировой войны, в конце ноября 1945 года, утвержденный советской делегацией на Нюрнбергском процессе перечень не подлежавших обсуждению на нем вопросов, составленный по инициативе делегаций от США и Великобритании с целью воспрепятствовать встречным обвинениям защиты против правительств стран антигитлеровской коалиции, пунктом первым предусматривал запрет обсуждению отношения СССР к Версальскому миру, а пунктом девятым — вопроса советско-польских отношений{5}.
Дело в том, что в соответствии со ст. 87 — 93 Версальского договора{6} Польша наделялась особой, ключевой функцией. По оценке доктора исторических наук Ю. Л. Дьякова и кандидата исторических наук Т. С. Бушуевой, она была превращена в своего рода опорный пункт как французской, так и всей "англосаксонской" системы Версаля и не только должна была "сторожить" Германию на востоке, но и препятствовать прорыву Советской России в Центральную Европу{7}. Об этом же писал в книге "Германия между Востоком и Западом" немецкий генерал фон Сект{8}.
Для того, чтобы лучше понять корни ситуации, сложившейся на международной арене в 1939 году и во многом повлиявшей на заключение и содержание советско-германских соглашений, необходим экскурс в историю отношений Польши и России.
В ходе первой мировой войны Польское королевство, являвшееся частью Российской империи, было оккупировано войсками Германии и Австро-Венгрии. Согласно ст. III и IV Брест-Литовского мирного договора от 3 марта 1918 года между Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией, с одной стороны, и Россией, с другой стороны{9}, ратифицированного Чрезвычайным IV Всероссийским съездом Советов 15 марта 1918 года в условиях, когда Советская власть едва родилась и была слабой, территория Польши отторгалась от России наряду с Прибалтикой, Украиной, частями Белоруссии и Закавказья.
Подписанная В. И. Лениным как председателем СНК 2 (15) ноября 1917 года Декларация прав народов России{10}, провозгласив равенство и суверенность народов России, предоставила им право на свободное самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства. Поскольку названная декларация вступила в силу до подписания Брест-Литовского мирного договора, ее действие изначально распространялось и на народ, населяющий Польшу, ибо военная оккупация Польши как части России германскими и австро-венгерскими войсками не означала прекращения распространения российского государственного суверенитета на эту территорию{11}.
Однако 12 сентября 1917 года по соглашению между Германией и Австро-Венгрией приказом германского варшавского генерал-губернатора Безелера на территории Польского королевства был создан Регентский Совет, которому предписывалось осуществлять "верховную власть" в Польше, но на деле он являлся креатурой Германии и Австро-Венгрии и состоял из трех членов, назначенных германским и австро-венгерским императорами. В связи с этим советское правительство справедливо рассматривало Регентский Совет, просуществовавший до 13 ноября 1918 года, лишь как административный орган германской и австро-венгерской военной оккупации. 22 июня 1918 года, т. е. уже после заключения Брестского мира, наркоминдел России Г. В. Чичерин писал представителю польского Регентского Совета: "Поставленная в необходимость признать факт насильственного отторжения Польши от России, Советская Россия в то же время не может признать существующего в Польше так называемого Регентского Совета представителем воли польского народа. Именно потому, что Рабоче-Крестьянское Советское правительство признает за польским народом право на самоопределение, оно не может считать Регентский Совет чем-нибудь иным, как только органом германской оккупации"{12}.
Ноябрьская революция 1918 года привела к свержению кайзеровской монархии в Германии и установлению Веймарской республики. 13 ноября 1918 года Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет заявил, что "условия мира с Германией, подписанные в Бресте 3 марта 1918 года, лишились силы и значения. Брест-Литовский договор: в целом и во всех пунктах объявляется уничтоженным. Все включенные в Брест-Литовский договор обязательства, касающиеся: уступки территории и областей, объявляются недействительными"{13}. В этот же день, 13 ноября, в Польше было сформировано правительство, провозгласившее Польшу независимой республикой и объявившее Регентский Совет стоящим вне закона, а 28 ноября советское правительство де-факто признало Польскую республику как самостоятельное государство{14}. Воссоздание независимой Польши было санкционировано Антантой при подписании 28 июня 1919 года Версальского мирного договора (ст. 87 — 93), но границы Польши, за исключением западной, которая в соответствии с частью 2 статьи 27, ст. 87 и 88 приблизительно соответствовала границе 1772 года{15}, то есть времен первого раздела Польши, детально не регламентировались.
Тем временем Юзеф Пилсудский, член Польской cоциалистической партии, стал главой Польского государства. Он и его окружение трактовали ленинский декрет об отмене тайных договоров XVIII века относительно разделов Польши как автоматическое восстановление Польского государства в границах 1772 года. Такое толкование (по отношению к российской стороне) было, в общем-то, справедливым, ибо текст Декрета СНК от 29 августа 1918 года об отказе от договоров правительства бывшей Российской империи с правительствами Германской и Австро-Венгерской империй, королевств Пруссии и Баварии, герцогств Гессена, Ольденбурга и Саксен-Мейнингема и города Любена гласил следующее: "Статья 3. Все договоры и акты, заключенные правительством бывшей Российской империи с правительствами королевства Прусского и Австро-Венгерской империи, ввиду их противоречия принципу самоопределения наций и революционному правосознанию русского народа, признавшего за польским народом неотъемлемое право на самостоятельность и единство, отменяются настоящим бесповоротно. Статья 4. Все тайные договоры, соглашения и обязательства, заключенные, но не опубликованные в установленном для таких актов порядке, быв. правительствами России с правительствами Австро-Венгрии, Румынии и государств, в состав последней входящих, отменяются бесповоротно..."{16}
Помимо восстановления Польши в границах 1772 года, целям Пилсудского отвечало создание "санитарного кардона" — полосы изоляции, отделяющей Польшу от революционной России. Сторонники Пилсудского добивались объединения с Польшей (в форме федерации или включения в сферу ее влияния) Белоруссии, Литвы, Латвии, Эстонии, большей части Украины и даже Кубани и Кавказа.
Однако Антанта не признавала польские права на территории восточнее этнических польских земель.
Вопрос о восточных границах Польши обсуждался на мирной конференции в Париже, открывшейся 18 января 1919 года. На этой конференции была создана специальная комиссия по польским делам под руководством бывшего французского посла в Берлине Жюля Камбона. При подготовке решения вопроса о польско-русской границе эта комиссия исходила из решения делегаций главных союзных держав — Англии, Соединенных Штатов Америки, Италии, Японии, считавших необходимым включить в состав территории Польши лишь этнически польские области.
Часть 2
На основе вышеизложенного решения главных союзных держав Территориальная комиссия Парижской мирной конференции выработала линию восточной границы Польши, которая была принята союзными державами уже после заключения Версальского мирного договора и опубликована в Декларации Верховного совета союзных и объединившихся держав по поводу временной восточной границы Польши от 8 декабря 1919 года за подписью председателя Верховного совета Ж. Клемансо. Позднее, в июле 1920 года, та же линия восточной границы Польши была подтверждена на конференции союзных держав в Спа и явилась основой для ноты от 12 июля 1920 года британского министра иностранных дел Керзона советскому правительству, в которой он изложил примерную линию советско-польской границы, ставшую известной под именем линии Керзона{17}.
Но Пилсудский и его сторонники провели через комиссию сейма по иностранным делам требование отвода советских войск (постановление ВЦИК от 1 июня 1919 года за подписью М. И. Калинина провозгласило образование военного союза советских республик: России, Украины, Латвии, Литвы, Белоруссии для отпора наступлению общих врагов{18}) "за границы 1772 года". Фактически уже с февраля 1919 года шли вооруженные столкновения между Красной Армией и польскими воинскими частями.
В апреле 1920 года польское правительство заключило с одним из лидеров националистического движения на Украине — Симоном Петлюрой договор о совместных военных действиях против России. Пилсудский намеревался утвердить на Украине власть Петлюры, который обещал Польше часть украинской территории (идея Пилсудского о федерации не находила поддержки, не было о ней речи и в договоре с Петлюрой). Сменив рассуждения о федерации на практические дела, Пилсудский пошел силой перекраивать территории соседних народов.
Хроника этой никогда официально не объявлявшейся войны достаточно известна. 7 мая 1920 года польские войска захватили Киев и вышли на левый берег Днепра. 26 мая Красная Армия развернула контрнаступление, пересекла линию Керзона, отвергнув 17 июля предложения английского правительства о содействии в установлении перемирия между Россией и Польшей{19}, и вступила на этнические польские земли. 12 августа 1920 года Красная Армия подошла к Варшаве. Объяснение своего пребывания на польской земле бойцы Красной Армии видели в идее "помощи братьям по классу"{20}.
Россию охватил ажиотаж близости мировой революции. Так, еще 9 мая 1920 года "Правда" публиковала призыв: "На Запад, рабочие и крестьяне! Против буржуазии и помещиков, за международную революцию, за свободу всех народов!". Газеты восторженно писали о штурме Варшавы Западным Фронтом (под командованием Тухачевского), о боях на подступах к Львову, которые вел Юго-Западный фронт (где членом Реввоенсовета был И. В. Сталин), публиковали приказ Тухачевского своим войскам: "Бойцы рабочей революции! Устремите свои взоры на Запад. На Западе решаются судьбы мировой революции. Через труп белой Польши лежит путь к мировому пожару. На штыках понесем счастье и мир трудящемуся человечеству. На Запад! К решительным битвам, к громозвучным победам!"{21}.
На знаменах боевых частей Западного Фронта, на кумаче транспарантов сверкали лозунги: "На Варшаву!", "На Берлин!", собрания и митинги красноармейцев заканчивались хоровым кличем: "Даешь Варшаву!", "Даешь Берлин!"{22}.
В это время германские генералы, переводившие вооруженные силы на полуподпольное существование в виде спортивных обществ, землячеств ветеранов и т. п. и потому обладавшие реальной силой и властью в поверженной стране, решились на военный союз с "советским большевизмом" для разгрома Польши, стремясь ликвидировать последствия Версальского договора и восстановить общую границу с Россией. Эту идею четко сформулировал и всячески поддерживал главнокомандующий сухопутными войсками рейхсвера фон Сект. Разгром Красной Армией польских войск под Киевом и начавшееся их изгнание за пределы советских республик способствовали установлению тайных контактов германских генералов с председателем Реввоенсовета Л. Д. Троцким и созданию предварительных наметок сотрудничества{23}.
Штаб мировой революции — Коминтерн, его Второй конгресс, проходивший в те дни в Москве, назвал "белогвардейскую" Польшу "твердыней капиталистичеcкой реакции"{24}. Коминтерн призывал: "Братья красноармейцы, знайте: ваша война против польских панов есть самая справедливая война, какую когда-либо знала история. Вы воюете не только за интересы Советской России, но и за интересы всего трудящегося человечества, за Коммунистический Интернационал: Красная Армия есть сейчас одна из главных сил всемирной истории. Близко то время, когда создастся международная Красная Армия"{25}. На весь мир был обнародован манифест Второго конгресса Коминтерна: "Коммунистический Интернационал есть партия революционного восстания международного пролетариата: Советская Германия, объединенная с Советской Россией, оказались бы сразу сильнее всех капиталистических государств, вместе взятых. Дело Советской России Коммунистический Интернационал объявил своим делом. Международный пролетариат не вложит меча в ножны до тех пор, пока Советская Россия не включится звеном в федерацию Советских республик всего мира"{26}.
Согласно воззрениям участников определению Коминтерна, демократия — это фетиш, прикрывающий диктатуру буржуазии{27}. Советское государство — государство диктатуры пролетариата (п. 9 главы пятой Конституции РСФСР от 10 июля 1918 года провозгласил задачу установления диктатуры пролетариата "в целях полного подавления буржуазии"{28}. Если к этому добавить, что диктатура как "особая форма государственной власти" есть "власть, опирающаяся не на закон, не на выбор, а непосредственно на вооруженную силу той или иной части населения"{29}, что "научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть"{30}, то нетрудно будет сделать вывод о том, какими методами эту власть намечалось устанавливать (пролетариат — непримиримый враг буржуазии, следовательно, советское государство — враг всех "западных демократий"{31}). Поэтому-то — "пролетариат не вложит меча в ножны:" — в утвержденной 30 декабря 1922 года первым съездом Советов Союза Советских Социалистических Республик Декларации об образовании СССР опять же "перед всем миром" заявлялось, что новое государство "послужит верным оплотом против мирового капитализма" и "новым решительным шагом" в создании "Мировой Социалистической Советской Республики"{32}: намечалось количество советских республик увеличивать до тех пор, пока весь мир не войдет в состав СССР.
Но вернемся к советско-польской войне 1920 года. Как пишет В. Иванов, в обозах Западного фронта продвигались члены польского ревкома под руководством председателя ВЧК Ф. Э. Дзержинского и польское советское правительство, выпускали декреты и указы для оккупированных территорий, создавали органы Советской власти{33}.
"Поддержка вооруженной рукой дела советизации" — именно такая характеристика советско-польской войны была дана в проекте резолюции, предложенной 23 сентября 1920 года для утверждения участникам Всероссийской конференции РКП{34} — явилась своего рода репетицией событий, последовавших после 17 сентября 1939 года. Не случайно в принятой 29 октября 1939 года Декларации Народного Собрания Западной Белоруссии "О вхождении Западной Белоруссии в состав Белорусской Советской Социалистической Республики" подчеркивалась огромная роль "непобедимой Рабоче-Крестьянской Красной Армии" в деле "освобождения народов Западной Белоруссии от господства помещиков и капиталистов"{35}. Подобная констатация содержалась и в принятой 27 октября 1939 года Декларации Народного Собрания Западной Украины "О вхождении Западной Украины в состав Украинской Советской Социалистической Республики", где со всей прямотой говорилось: ": по указу советского правительства Красная Армия освободила навеки народ Западной Украины от власти польских помещиков и капиталистов"{36}. "Заслуги" Красной Армии в установлении Советской власти на территориях других государств признавались и в Декларации сейма Литовской республики "О вступлении Литвы в состав СССР", принятой 21 июля 1940 г.: "С помощью могучей Красной Армии: народ Литвы сбросил ярмо поработителей и установил в своем государстве Советскую власть"{37}. Но об этом будет сказано позже.
В 1920 году польские рабочие и крестьяне не проявили ожидаемой готовности присоединиться к русским "освободителям от капиталистического ига". Напротив, призыв главы Польской республики Ю. Пилсудского к народу оказать сопротивление Красной Армии был горячо подхвачен поляками. На берегах Вислы, под Варшавой, начался сокрушительный разгром советских войск. Натиск Красной Армии, интернациональной по духу, в пух и прах разбился о национальный патриотизм польского народа, едва обретшего государственную самостоятельность и не желавшего вновь становиться населением окраины Российской империи. Именно в этом усматривают причины поражения Красной Армии в советско-польской войне 1920 г. исследователи последней{38}.
Тот факт, что Красную Армию не стали поддерживать ни польские крестьяне, ни польские рабочие, подтвердили на IX Всероссийской конференции РКП (б) очевидцы. Так, член Реввоенсовета 15-й армии Западного фронта Д. Полуян заявил: "В польской армии национальная идея спаивает и буржуа, и крестьянина, и рабочего, и это приходиться наблюдать везде"{39}.
Красная Армия испытала унижение стремительного отступления. "Правда" писала: ": наша Красная Армия, а значит, и мировая революция, отступает"{40}. 28 августа польские легионы уже подошли к Минску. Советское правительство пошло на мирные переговоры, но уже с позиции побежденной стороны. 12 октября 1920 года РСФСР и УССР подписали с Польшей договор о перемирии и прелиминарных условиях мира{41}, статья 1 которого зафиксировала границу где на 150, а где и на все 200 километров к востоку от линии Керзона. В части пятой этой же статьи содержался отказ России и Украины от всяких прав и притязаний на земли, расположенные к западу от этой границы. В свою очередь Польша отказалась в пользу Украины и Белоруссии от всяких прав и притязаний на земли, расположенные к востоку от этой границы. В статье 2 договора о перемирии обе договаривающиеся стороны взаимно подтвердили полное уважение государственного суверенитета и воздержание от какого-либо вмешательства во внутренние дела другой стороны.
Итак, Белоруссия и Украина лишились своих западных областей. Разумеется, советское руководство было недовольно данной границей, как было недовольно оно и Версальским договором 1919 года. В. И. Ленин, выступая в 1920 году в Москве на совещании уездных, волостных и сельских исполнительных комитетов, назвал Версальский договор "неслыханным, грабительским миром", который "держится на Польше". Он признал, что ": нам не хватило сил довести войну до конца: У нас не хватило сил, мы не смогли взять Варшаву и добить польских помещиков, белогвардейцев и капиталистов, но: Красная Армия показала, что этот Версальский договор не так прочен: Разоренная Советская страна летом 1920 года была, благодаря Красной Армии, в нескольких шагах от полной победы"{42}.
Часть 3
На основе договора о прелиминарных условиях мира 18 марта 1921 года между Россией и Украиной, с одной стороны, и Польшей — с другой, был подписан в Риге мирный договор{43}, в статье 1 которого обе договаривающиеся стороны объявили о прекращении между ними состояния войны. Статья 2 практически повторяла регламентацию границы, установленную статьей 1 договора о перемирии от 12 октября 1920 года, статья 3 была идентична части 5 статьи 1 договора о прелиминарных условиях мира. Статья 4 Рижского мирного договора 1921 года провозглашала, что из прежней принадлежности части земель Польской республики к бывшей Российской империи не вытекает для Польши по отношению к России никаких обязательств и обременений (за исключением предусмотренных названным договором), равным образом из прежней совместной принадлежности к бывшей Российской империи не вытекает никаких взаимных обязательств и обременений между Украиной, Белоруссией и Польшей. В статье 5 обе договаривающиеся стороны обязались взаимно гарантировать полное уважение государственного суверенитета другой договаривающейся стороны и воздерживаться от всякого вмешательства в ее внутренние дела, в частности, от агитации, пропаганды и всякого рода интервенций либо их поддержки. В статье 23 Россия и Украина провозгласили, что все обязательства, принятые ими по отношению к Польше, распространяются на все территории, расположенные к востоку от государственной границы, указанной в статье 2 настоящего договора, которые входили в состав бывшей Российской империи и при заключении данного договора были представлены Россией и Украиной. В частности, все вышеупомянутые обязательства распространялись на Белоруссию. Указанные положения договора приобретали особую важность в свете того, что позднее УССР, БССР и РСФСР вошли в состав единого государства — Союза ССР.
В последующие десятилетия память о войне тяготела над советско-польскими отношениями. Старый антирусский стереотип времен самодержавия в Польше не только не исчез, но закрепился, перенесенный на отношения с СССР. События 1920 года объясняют, почему летом 1939 года Варшава неизменно отвечала отказом на все предложения Англии и Франции пропустить через свою территорию советские вооруженные силы в случае агрессии со стороны Германии, чтобы они могли войти в соприкосновение с ее войсками, так как СССР общей границы с Германией не имел. Министр иностранных дел Польши Бек постоянно ссылался на заветы Пилсудского (Ю. Пилсудский умер в 1935 году), согласно которым ни в коем случае нельзя допустить появления чужих солдат на польской территории{44}. (Этим же обостренным ощущением своей национальной независимости, о которое разбилась Красная Армия в 1920 году, объясняется и то, что Польша, несмотря на весь свой антикоммунизм и далеко не дружественное отношение с СССР, осенью 1938 года наотрез отказывалась присоединиться к антикоминтерновскому пакту, считая это равносильным потере своей независимости и подчинению Германии. Таким же образом расценивала Польша и впервые выдвинутые Германией 24 октября 1938 года требования дать согласие на присоединение "вольного города" Данцига, полученного Польшей по Версальскому договору (ст. 104){45} и дававшего ей доступ к Балтийскому морю, к Германии и на предоставление экстерриториальных (неконтролируемых польскими властями) дорог — железной и шоссейной — через "польский коридор" для связи с Восточной Пруссией. Гитлер впервые столкнулся с польским "упрямством", и именно тогда он, по выражению немецкого историка И. Фляйшхауэр, стал "искать пути и средства наказания Польши с помощью России"{46}). Летом 1939-го отсутствие согласия по этому, как его называли, "кардинальному вопросу", явилось одной из причин того, что англо-франко-советские военные переговоры в середине августа 1939 года зашли в тупик. Как пишут авторы "Краткого исторического очерка Великой Отечественной войны", "вместо надежной и реальной помощи своего восточного соседа — СССР, выразившего готовность гарантировать польскому народу сохранение национальной независимости и государственного суверенитета, польские правители предпочли иллюзорные гарантии западных стран — Англии и Франции"{47}.
О том, какие меры предприняло осенью 1939-го советское правительство для "сохранения национальной независимости и государственного суверенитета польского народа", будет подробно сказано в третьей главе настоящей работы. Упомянем здесь лишь, что, отвечая 12 мая 1995 года на вопросы обозревателя газеты "Известия" К. Эггерта, премьер-министр Польши Юзеф Олексы подчеркнул, что поляки до сих пор "не могут вычеркнуть из памяти германо-российскую агрессию в сентябре 1939 года (означавшую со стороны СССР безусловное нарушение Рижского мирного договора 1921 года, равно как и других, более поздних, советско-польских соглашений. — Авт.), Катынь, сталинщину"{48}.
После советско-польской войны 1920 года в Советском Союзе, в свою очередь, сложился стереотип "польской угрозы", укоренилось представление, будто мирная передышка в отношениях с Польшей носит временный характер. Все оперативные планы на случай войны{49} на Западе, включая "План стратегического распределения РККА и оперативного развертывания на Западе" от 1936 г. (он был последним из оперативных планов войны на Западе к моменту советско-германского сближения, произошедшего в 1939 году) строились так, как если бы война ожидалась с одной только Польшей{50}. Эти обстоятельства и повлияли в дальнейшем на внешнеполитические шаги советского руководства, легли в основу советско-германского сотрудничества, о котором речь пойдет ниже.
Версальский мирный договор, подписанный 28 июня 1919 года, превратил Германию в третьеразрядное государство. Германия потеряла 67,3 тысячи квадратных километров территории в Европе и все колонии. Особенно унизительным оказались военные статьи: армия не должна превышать численности в 100 тысяч человек (ст. 160), офицерский корпус — 4 тысячи (ч. 3 ст. 160), на вооружении не должно быть тяжелой артиллерии (ст. 164), авиации (ст. 201), танков (ч. 3 ст. 171), подводных лодок (ст. 191), ликвидировался Генеральный штаб (ст. 160), все военные учебные заведения (ст. 176 — 177), отменялась всеобщая воинская повинность (ст. 173); Германии не разрешалось иметь военных миссий в других странах (ст. 179), ее гражданам проходить военную подготовку в армиях других государств (ст. 179). Требовалось выплатить Антанте многомиллионные репарации (ст. 231 — 244){51}.
То был один из самых суровых военных приговоров в истории. По словам В. И. Ленина, условия Версаля были продиктованы "беззащитной" Германии "разбойниками с ножом в руках"{52}.
Вместе с Германией была унижена и Россия: последней отныне надлежало быть отделенной от Центральной и Западной Европы кордоном из государств, создание которых было узаконено победителями с целью предотвратить опасность проникновения большевизма в Европу{53}.
Образно говоря, поверженная в войне Германия и большевистская Россия стали в те дни париями Версаля.
Россия после гражданской войны, интервенции Антанты и неудачной "польской кампании", выявившей неподготовленность Красной Армии к ведению боевых операций на чужой территории, оказалась, как Германия, в международной изоляции и искала выход из трудного положения в союзе с Германией, нацеленном против Запада и Версаля.
В связи с тем, что в результате поражения Красной Армии под стенами Варшавы надежды на совместный (Германии и России) разгром Польши в 1920 году рухнули, возобладала идея долговременного военного сотрудничества двух стран на основе взаимных интересов и с учетом общих врагов.
Использование разногласий в капиталистическом мире для развития отношений с Германией{54} полностью соответствовало внешнеполитической линии, разработанной ЦК партии большевиков во главе с Лениным. Начало деятельности в рамках достигнутого Россией и Германией в феврале 1921 года тайного соглашения о "восстановлении немецкой военной промышленности" вопреки положениям Версальского мирного договора было санкционировано лично В. И. Лениным{55}, однако процесс активного взаимодействия с рейхсвером разворачивался уже после отхода Ленина в 1922 году от полноценной политической деятельности в связи с болезнью.
Эту традицию тайных дел с Германией унаследовал Сталин. Поначалу (здесь и далее автор излагает события так, как они описаны в книге Т. С. Бушуевой и Ю. Л. Дьякова "Фашистский меч ковался в СССР") встречи военных и политических руководителей двух государств предусматривали возможность установления контактов в случае конфликта одной из стран с Польшей (так и произошло в сентябре 1939 года), служившей опорой Версальской системы на востоке Европы. Далее сотрудничество России и Германии обрастало новыми идеями: Россия, получая иностранный капитал и техническую помощь, могла повышать свою обороноспособность, а Германия взамен располагала совершенно секретной базой для нелегального производства оружия, прежде всего танков и самолетов. (Именно они, как известно, и определили ход сражений второй мировой войны). Глава рейхсвера генерал Г. фон Сект видел в этом союзе возможность обойти наложенные Версальским договором военно-технические ограничения. Русские, по мнению фон Секта, могли бы при необходимости обеспечивать поставки боеприпасов для рейхсвера и в тоже время сохранять нейтралитет, если возникнут международные осложнения{56}. Он-то и начал практическую реализацию сближения с РККА.
Советско-германское сотрудничество постепенно набирало силу. И вот 16 апреля 1922 г. в итальянском городе Рапалло министры иностранных дел двух стран, Г. Чичерин и В. Ратенау, поставили подписи под договором,{57} который, хотя и не имел секретных военных статей, тем не менее его важнейшим результатом стала политическая база для советско-германского военного сотрудничества, начало которому было положено ранее.
Договор был заключен при следующих обстоятельствах. В начале 1922 г. советское и германское правительства получили приглашение участвовать в международной конференции, которая открылась 10 апреля в Генуе. Эта конференция была плодом смелой политики британского премьера Д. Ллойд Джорджа, направленной на возобновление связей с Германией и Советской Россией, изгоями в европейском сообществе. Советскую делегацию представляли наркоминдел Г. В. Чичерин, руководитель Наркомвнешторга Красин и заместитель народного комиссара по иностранным делам Литвинов. Однако конференция не оправдала надежд частично из-за твердой оппозиции Франции идеям Ллойд Джорджа (Франция осталась смертельным врагом и Германии Гитлера; прежде всего в ней автор "Майн камф" видел силу, способную воспрепятствовать его экспансионистской политике и завоеванию господствующих позиций в континентальной части Европы), частично из-за того, что Великобритания и Советская Россия не смогли договориться относительно долгов и обязательств. Позиции сторон не возможно было сблизить никакими ухищрениями.
Итак, после того, как советской делегации в Генуе не удалось ничего добиться от западных союзников, она достигла соглашения по тому же кругу вопросов с германской делегацией, подписав его в Рапалло 16 апреля 1922 года. (Ситуация, в которой было заключено данное соглашение, имеет много общего с обстоятельствами подписания советско-германского договора о ненападении от 23 августа 1939 года, в связи с чем последний часто называют "вторым Рапалло"). Дипломатические отношения были восстановлены, взаимные претензии по итогам первой мировой войны были сняты, и, как следствие, военное сотрудничество получило прочный политический фундамент.
Часть 4
По мнению историков Дьякова и Бушуевой, "союз с Россией был единственным средством, с помощью которого Германия могла оплатить за унижение Версалем"{58}. Рапалльский договор, каким бы внезапным и поспешным он ни был, оказался достаточно долговечным. Формально он оставался в силе почти 20 лет — до нападения фашистской Германии на СССР. Георгий Чичерин, заключавший договор, назвал его символом вынужденного сотрудничества обоих международных "козлов отпущения" — Германии и России{59}.
Демонстрация солидарности против союзных держав на Генуэзской конференции (позднее подобной же солидарностью было проникнуто, в частности, Заявление советского и германского правительств от 28 сентября 1939 г., в котором содержался призыв к Англии и Франции прекратить войну с Германией, в противном случае именно они "будут нести ответственность за продолжение войны", а правительство Германии и СССР будут вынуждены консультироваться друг с другом о "необходимых мерах"{60}) была сокрушительным ударом по западным союзникам, и это оказало большое влияние на дальнейших ход международных событий.
11 августа 1922 года, спустя всего лишь четыре месяца после того, как советская делегация на конференции в Генуе внесла предложение о всеобщем сокращении вооружения, было заключено временное соглашение о сотрудничестве рейхсвера и Красной Армии (поистине, германо-советские отношения 1939 — начале 1940 года, о которых речь пойдет позднее, развивались уже по ранее апробированному сценарию).
Сотрудничество обеих стран принимает разнообразные формы{61}: взаимное ознакомление с состоянием и методами подготовки обеих армий путем направления состава на маневры, полевые учения, академические курсы; совместные химические опыты (!); организация танковой и авиационной школ (!); командирование в Германию представителей советских управлений (Управления Военно-Воздушных сил, Научно-технического комитета, Арт-управления, Главсанупр и др.) для изучения отдельных вопросов и ознакомления с организацией ряда секретных работ.
Так, в 1924 году в Липецке была создана авиационная школа рейхсвера, просуществовавшая почти десять лет и замаскированная под 4-ю эскадрилью авиационной части Красного Воздушного флота. Как утверждают Бушуева и Дьяков, многие, если не большинство немецких летчиков (Блюмензаат, Гейнц, Макрацки, Фосс, Теецманн, Блюме, Рессинг и др.), ставших позднее известными, учились именно в Липецке{62}.
По Версальскому договору (ч. 3 ст. 171) Германии запрещалось, как уже было сказано, иметь танки, и рейхсвер должен был обходиться без них. Но дальновидный фон Сект неоднократно проводил мысль о том, что танки вырастут в особый род войск наряду с пехотой, кавалерией и артиллерией. Поэтому, следуя данному тезису, немцы с 1926 года приступили к организации танковой школы "Кама" в Казани{63}. Подготовленная в "Каме" плеяда танкистов, среди которых было 30 офицеров, облегчила позднее быстрое создание германских танковых войск:
Наиболее засекреченным объектом рейхсвера в СССР являлась "Томка", в которую немцы вложили около 1 млн. марок. Это была так называемая школа химической войны, располагавшаяся в Самарской области, в непосредственной близости от территории автономной республики немцев Поволжья.
Между тем ч. 1 ст. 171 Версальского мирного договора запрещала Германии как пользование удушливыми, ядовитыми и тому подобными газами, всякими аналогичными жидкостями, веществами или способами, так и ввоз их в Германию.
В "Томке" испытывались методы применения отравляющих веществ в артиллерии, авиации, а также средства и способы дегазации загрязненной местности. Научно-исследовательский отдел при школе снабжался новейшими конструкциями танков для испытания отравляющих веществ, приборами, полученными из Германии, оборудовался мастерскими и лабораториями.
Бесспорно, что сотрудничество РККА и рейхсвера в трех названных центрах (с кодовыми названиями "Липецк", "Кама" и "Томка") осуществлялось вопреки Версальскому договору, в соответствии со ст. 168 которого местонахождение и создание подобных военных предприятий должно было быть согласовано и одобрено правительствами главных союзных и объединившихся держав.
Советская сторона получала ежегодное материальное "вознаграждение" за использование этих объектов немцами и право участия в военно-промышленных испытаниях и разработках. Начальник вооружений РККА И. Уборевич говорил, что "немцы являются для нас единственной пока отдушиной, через которую мы можем изучать достижения в военном деле за границей, притом у армии, в целом ряде вопросов имеющей весьма интересные достижения"{64}.
До поры германо-советское военное сотрудничество было скрыто от глаз общественности. Только статья в английской газете "Манчестер-Гардиан" в 1926 году открыла его. Следствием разоблачения стал правительственный кризис в Германии: кабинет премьера Маркса ушел в отставку. Социал-демократы в рейхстаге устроили демарш в связи с поставками в Германию снарядов из СССР.
Тем не менее возрождение германских вооруженных сил в Советской России продолжалось до 1933 года. "Именно здесь, в России, — утверждают изучившие огромное число документов историки Ю. Дьяков и Т. Бушуева, — были в значительной степени заложены основы будущих наступательных сил Германии, ставших в 1939 году ужасом для Европы, а в 1941 году обрушившихся на СССР"{65}. Это мнение разделяет В. Иванов: "С горечью приходится признавать, — пишет он, — что большевистское правительство внесло немалую лепту в вооружение Германии для второй мировой войны, обучение ее военных кадров в обход версальских запретов и тем самым прямо повинно в разжигании второй мировой войны"{66}. (Справедливости ради отметим, что рейхсвер параллельно имел тайные связи такого рода и с другими странами). И действительно, в течение шести лет — с 1933 по 1939 год — "из ничего" создать сильный военно-воздушный флот и самое мощное на тот период времени танковое вооружение было не по плечу даже гению в области строительства вооруженных сил.
Вполне резонно может возникнуть возражение, что шел-де двусторонний процесс, что Красная Армия училась у более подготовленного учителя. Но ведь, с одной стороны, закулисные сделки за спиной мировой общественности носят печать безнравственности, не говоря уже о том, что советское руководство фактически становилось соучастником противоправной деятельности Германии, проигнорировавшей нормы Версальского договора. А с другой, — судьбы советских командиров высшего и среднего звена, стажировавшихся в Германии, окажутся трагическими. Почти все они будут уничтожены, а полученные ими в Германии военные знания и опыт навсегда канут в Лету. (Здесь-то и лежит ключ к разгадке репрессий в отношении многих деятелей РККА{67}). Однако 28 сентября 1939 года, всего лишь через два года после грозного приказа наркома обороны СССР К. Е. Ворошилова N 96 от 12 июня 1937 г., в котором он объявил о раскрытии "заговора предателей и контрреволюционеров, действовавших в интересах германского фашизма", Ворошилов вместе с командармом 1-го ранга Шапошниковым, с одной стороны, и представителями вермахта — с другой, поставят подписи на военных протоколах, координирующих действия советских и германских войск в Польше осенью 1939 года.
Советско-германские договоренности 1939 года ложились на почву, готовившуюся многие годы. Так, в 1930 году, когда отношения между двумя странами уже не отличались особой сердечностью, английский военный атташе в Берлине М. Корнуэль сообщал, что, тем не менее, "военные германские власти намерены поддерживать тесную связь со своим будущим могучим союзником в случае возможного конфликта с Польшей"{68}. 12 мая 1933 г. В. Н. Левичев, военный атташе Советского Союза в Германии, сообщал в письме на имя Ворошилова об обстановке в рейхсвере: ": главной-то основой дружбы, включительно "до союза", считают все тот же тезис — общий враг Польша"{69}. И такой настрой германских военных кругов, сохранившийся даже после гитлеровских "чисток", во многом предопределил, как мы увидим позднее, подписание германо-советского пакта о ненападении 23 августа 1939 г.
Часть 4
Думается также, что, наряду с другими причинами, в гитлеровской идеологии "похода на Восток" получила свое выражение порожденная "Версалем" враждебность Германии к Польше, особенно сильная в военных и правых кругах.
Интересно, что и советское руководство, заключив мирный договор с Польшей в 1921 году и тем формально признав восточную польскую границу, неизменно подчеркивало свое недовольство сложившейся ситуацией. Так, посол Германии в СССР в 20-х — начале 30-х годов фон Дирксен 17 октября 1931 г. писал из Москвы о своей встрече с Ворошиловым, утверждая, что границы с Польшей Ворошилов считает, как это он подчеркивал в разговоре с начальником Генерального штаба рейхсвера Адамом, "неокончательными"{70}, а проводимые в то время СССР переговоры с Польшей и Францией нарком обороны СССР характеризует как "явление чисто политического характера, которое диктуется разумом"{71}. (Запомним эту характеристику и задумаемся, нельзя ли будет подобным же образом охарактеризовать англо-франко-советские переговоры 1939 года. Так, французский исследователь коммунизма Б. Суварин, предсказавший пакт Молотова — Риббентропа за сто дней до его подписания, 7 мая 1939 года на страницах "Фигаро" подчеркивал, что Сталин всегда стремился заключить союз с немцами. А сближение с Лондоном и Парижем было полезно Москве лишь для того, чтобы, ведя переговоры на двух фронтах, успешнее оказывать нажим то на одних, то на других{72}. Но вернемся к этому позже).
12 декабря 1931 года Ворошиловым в беседе с фон Дирксеном были сказаны следующие слова: ": ни при каких обстоятельствах, разумеется, не может быть и речи о какой-либо гарантии польской западной границы; советское правительство — принципиальный противник Версальского договора, оно никогда не предпримет чего-либо такого, что могло бы каким-либо образом укрепить Данцигский коридор (название полосы земли, полученной Польшей согласно ст. 100 — 108 Версальского договора{73} и дававшей ей доступ к Балтийскому морю; нежелание Польши удовлетворить германские ультиматумы о возвращении Данцига послужило одной из причин, побудившей Гитлера начать "польский поход". — Авт.) или Мемельскую границу"{74}. (Мемельская область с 1871 по 1918 г. находилась в составе Германской империи, затем под управлением Антанты и в 1923 году возвращена Литве. Так возник Мемельский вопрос). Не случайно уже в 1939 году у нового посла Германии в СССР Шуленбурга на основании замечаний наркоминдел СССР Литвинова сложилось впечатление, что советское правительство не станет противиться включению Данцига в состав Рейха{75}. Особенность мнения подтверждается беседой, состоявшейся 26 июля 1939 года между заведующим Восточно-Европейской референтурой политико-экономического отдела МИД Германии Ю. Шнурре и советником полномочного представителя СССР в Германии Г. А. Астаховым, в ходе которой Астахов заявил, что "так или иначе Данциг будет возвращен Германскому государству и вопрос о Коридоре быть каким-либо образом разрешен в пользу Германского государства"{76}.
Германское руководство в 1939 году, в свою очередь, также заверяло: "При любом развитии польского вопроса, мирным ли путем, как мы хотим этого, или любым другим путем, то есть с применением нами силы, мы будем готовы гарантировать все советские интересы относительно Польши и достигнуть понимания с московским правительством"{77}. 2 августа 1939 года Риббентроп сделал Астахову "тонкий намек на возможность заключения с Россией соглашения о судьбе Польши"{78}.
Все это заставляет нас еще раз задуматься над тем, насколько объективно советская историография излагала внешнюю политику нашей страны и тем, насколько искренне советское руководство стремилось избежать новой войны в Европе.
Как бы то ни было, однако после 1933 года советско-германская дружба постепенно сходила на нет, основа ее — военное сотрудничество развалилось как будто бы совершенно неожиданно. По свидетельству фон Дирксена, инициатива разрыва исходила от СССР: "Советское военное руководство потребовало, чтобы рейхсвер прекратил осуществление всех своих мероприятий в России..."{79}
Безусловно, приход к власти такой одиозной фигуры, как Гитлер, резко повлиял на внешнеполитический курс обеих стран. Фюрер стал врагом N 1 для коммунистов. Правда, не с подачи Сталина, который еще не определил своего отношения к новому режиму в Германии, а с подачи руководителя германских коммунистов Э. Тельмана после репрессий, которым подверглась его партия; тогда Коминтерн подхватил лозунг Тельмана "Гитлер — это война!". Коминтерн повел пропагандистскую войну против национал-социализма.
Тем не менее советско-германские контакты еще продолжались на разных уровнях, правда, характер их стал иным. В этот период не предпринимаются крупные долговременные соглашения о сотрудничестве, и речь идет исключительно о малозначимых договорах, связанных с покупкой отдельных образцов военной техники и вооружения. Политика улыбок и всякого рода заверений в дружбе носит чисто дипломатический характер. На самом деле стороны проявляют все больше недоверия и подозрительности друг к другу, следя за каждым шагом партнера для выяснения характера перспектив дальнейших военно-политических отношений. И в данном случае действия командования РККА и рейхсвера лишь отражали (в своей специфической форме) те сложные неоднозначные процессы, которые вызревали у политического руководства двух государств при формировании своей внешней политики.
Однако, как пишет немецкий историк С. Хаффнер, "непосредственно перед уже казавшимся неизбежным столкновением появился еще один резкий поворот в курсе обеих стран: : пакт между Гитлером и Сталиным от 23 августа 1939 г. : Прелюдией к борьбе не на жизнь, а на смерть стало второе Рапалло."{80}
Правила, принятые в научном сообществе, заставляют меня здесь несколько отступить от интриги повествования и сформулировать следующий вывод из содержания настоящей главы: истоки ситуации, сложившейся на международной арене в 1939 году и во многом повлиявшей на заключение и содержание советско-германских соглашений, берут свое начало в давнем недовольстве, испытываемом Германией и Советской Россией в связи с Версальским послевоенным устройством 1919 года, в результате которого Польша должна была "сторожить" Германию, потерпевшую поражение в первой мировой войне, на востоке, а также препятствовать проникновению большевизма из Советской России в Центральную Европу. Кроме того, на внешнеполитические шаги советского руководства, предпринятые им в 1939 году, оказала влияние неудачная для России советско-польская война 1920 года, окончившаяся подписанием 18 марта 1921 года Рижского мирного договора, согласно которому Белоруссия и Украина лишились своих западных областей, граница которых (восточная граница Польши) была установлена Верховным советом союзных и объединившихся держав 8 декабря 1919 года и известна как линия Керзона.
Названные обстоятельства и легли в основу советско-германского сотрудничества (прежде всего военного) 1921 — 1933 годов, противоречившего нормам Версальского мирного договора и осуществлявшегося за спиной у мировой общественности, в результате чего Советский Союз выступил как соучастник противоправной деятельности Германии.
В 1939 году СССР и Германии сравнительно легко удалось, несмотря на предшествовавший этому шестилетний период взаимного отчуждения, вернуться к проведению в отношении друг друга прежней дружественной политики, опиравшейся все на тот же фундамент родственных интересов: обоюдное недовольство Польшей и Версалем. Но об этом речь пойдет далее.
-------------------------------------------------------- {2}Телеграмма И. В. Сталина министру иностранных дел Германии г. Иоахиму фон Риббентропу // Правда. 1939. 25 дек.
{3}О внешней политике Советского Союза: // Известия. 1939. 1 нояб.
{4}Текст договора см.: Правда. 1939. 29 сент.
{5}11 марта 1946 года этот перечень был изменен и стал выглядеть следующим образом: 1. Вопросы, связанные с общественно-политическим строем СССР. 2. Внешняя политика Советского Союза: а) советско-германский пакт о ненападении 1939 года и вопросы, имеющие к нему отношение (торговый договор, установление границ, переговоры и т. д.); б) посещение Риббентропом Москвы и переговоры в ноябре 1940 г. в Берлине; в) Балканский вопрос; г) советско-польские отношения. 3. Советские прибалтийские республики /см.: Зоря Ю., Лебедева Н. 1939 год в нюрнбергских досье. Междунар. жизнь. 1989. N 9. С. 127 — 128/.
{6}Версальский мирный договор: Перев. с франц. М., 1925. С. 40 — 46.
{7}Дьяков Ю. Л., Бушуева Т. С. Фашистский меч ковался в СССР: Красная Армия и рейхсвер. Тайное сотрудничество. 1922 — 1933. Неизв. док. М., 1992. С. 32.
{8}См.: Из книги Ганса фон Секта "Германия между Востоком и Западом" // Там же. С. 342-344.
{9}Текст договора см.: Известия. 1918. 14 марта.
{10}Текст Декларации см.: Известия. 1917. 3 нояб.
{11}См.: Международное право: Учеб. / Отв. ред. Ю. М. Колосов, В. М. Кузнецов, М., 1994. С. 357, 58.
{12}Отношение советского правительства к польскому Регентскому Совету // Известия. 1918. 23 июня.
{13}Постановление ВЦИК об аннулировании Брест-Литовского договора // Правда. 1918. 14 нояб.
{14}См.: Министру иностранных дел Польской республики г. Василевскому — наркоминдел Г. В. Чичерин. 28 ноября 1918 г. // Известия. 1918. 29 нояб.
{15}Версальский мирный договор. С. 16, 40 — 42.
{16}Декреты Советской власти. Т. III. М., 1964. С. 259 — 260.
{17}Линия эта была определена приблизительно следующим образом: Гродно — Валовка — Немиров — Брест-Литовск — Дорогуск — Устилуг, восточнее Грубешова, через Крылов и далее западнее Равы-Русской, восточнее Перемышля до Карпат; севернее Гродно граница с литовцами должна была идти вдоль железной дороги Гродно — Вильно и затем на Двинск /Радиотелеграмма британского министра иностранных дел наркому по иностранным делам Чичерину от 12 июля 1920 года. Известия. 1920. 18 июля.
{18}Сборник декретов 1919 г. М., 1920. С. 145 — 146.
{19}Г. В. Чичерин — лорду Керзону. Радиотелеграмма от 17 июля 1920 г. // Правда. 1920. 18 июля.
{20}В обращении СНК от 20 июля 1920 г. за подписью В. И. Ленина прозвучал призыв к "рабочим, крестьянам и всем честным гражданам Советской России и Советской Украины" устремить "мощь Рабоче-Крестьянской Красной Армии на полный разгром буржуазно-шляхтских насильников Польши" /Правда. 1920. 21 июля/.
{21}Цит. по: Иванов В. Реквием на победных литаврах // Урал. 1994. N 2-3. С. 242.
{22}См.: Там же.
{23}См.: Там же. С. 236.
{24}К пролетариям и пролетаркам всех стран // Протоколы конгрессов Коммунистического Интернационала. Второй конгресс Коминтерна. Июль — август 1920 г. М., 1934. С. 588.
{25}К Красной Армии, Красному Флоту РСФСР // Протоколы конгрессов Коммунистического Интернационала. С. 586.
{26}Там же. С. 556, 563.
{27}См., напр.: Коммунистические партии и парламентаризм // Там же. С. 507; Проект тезисов для коммунистического женского движения // Там же. С. 674.
{28}Конституция РСФСР 1918 года // Образование СССР. Сб. док. 1917 — 1924. М.: Л., 1949. С. 55.
{29}Ленин В. И. Эпидемия доверчивости // Полн. собр. соч. Т. 32. Май — июль 1917. М., 1962. С. 315.
{30}Он же. Победа кадетов и задачи рабочей партии // Полн. собр. соч. Т. 12. Октябрь 1905 — апрель 1906. М., 1960. С. 320.
{31}По мнению крупнейшего мыслителя XX века Бертрана Рассела, высказанному летом 1920 года в результате поездки по Советской России, соглашения советского правительства с капиталистическими государствами могут быть лишь паллиативами и никогда не склонят обе стороны к честному миру /Рассел Б. Практика и теория большевизма. М., 1991. С. 18/. Он же однозначно трактует социалистическую революцию, в том числе и в мировом масштабе, как свержение капиталистических порядков только силой оружия.
{32}Текст Декларации см.: Образование и развитие СССР как союзного государства. Сб. законодат. и др. норм. актов. М., 1972. С. 162 — 164.
{33}Иванов В. Реквием на победных литаврах. С. 243.
{34}Правда. 1920. 23 сент.
{35}Известия. 1939. 30 окт.
{36}Там же. 1939. 28 окт.
{37}Там же. 1940. 23 июля.
{38}Иванов В. Реквием на победных литаврах. С. 244; Яжборовская И. С. Между Киевом и Варшавой (Советско-польская война 1920 года) // Открывая новые страницы: Междунар. вопросы: события и люди / Сост. Н. В. Попов. М., 1989. С. 25.
{39}Цит. по: Там же.
{40}На фронтах революции // Правда. 1920. 3 окт.
{41}Международная политика новейшего времени в договорах, нотах и декларациях. Ч. III. М., 1938. С. 64 — 65.
{42}Правда. 1920. 17 окт.
{43}Документы внешней политики СССР. Т. 3. М., 1959. С. 618 — 642.
{44}См.: Чубарьян А. О. В преддверии второй мировой войны // Открывая новые страницы: С. 60.
{45}Версальский мирный договор. С. 50.
{46}Фляйшхауэр И. Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938 — 1939. М., 1990. С. 110.
{47}Великая Отечественная народная 1941 — 1945: Краткий исторический очерк / Под ред. П. А. Жилина. М., 1985. С. 17 — 18.
{48}Варшава готова возобновить военно-технические связи с Москвой // Известия. 1995. 12 мая.
{49}Оперативный план войны, являясь концентрированным выражением военной доктрины, принятой в государстве, представляет собой стержневой документ, вокруг которого увязывается в единое целое мобилизационный план, тип строительства вооруженных сил, программа развития вооружений и боевой техники, подготовки резервов, планы экономических мероприятий и т. д.
{50}См.: 1937. Показания маршала Тухачевского. Публ. В. К. Виноградова // ВИЖ. 1991. N 8. С. 47.
{51}Версальский мирный договор. С. 63 — 65, 67 — 68, 84 — 87.
{52}Правда. 1920. 17 окт.
{53}Чехо-Словакии были посвящены статьи 81 — 86 Версальского мирного договора 1919 г., Польше — ст. 87 — 93, Восточной Пруссии — ст. 94 — 98, Мемелю — ст. 99. /Версальский мирный договор. С. 38 — 48/.
{54}Впрочем, использование чужих трений и противоречий для достижения собственных целей — не новый прием в арсенале дипломатических средств осуществления внешней политики государств. В конце 1914 года департамент иностранных дел Германии предложил Кайзеру "вбить клин между нашими врагами и как можно скорее добиться сепаратного мира с тем или иным противником". В качестве такого "клина" предлагалось использовать русскую социал-демократию, способную крупными политическими стачками дестабилизировать царский режим. Сотрудничество русской социал-демократической эмиграции, стоявшей на позициях поражения собственной страны в войне как предпосылки революции, с германскими правящими кругами, ранее остававшееся лишь предметом политических спекуляций, ныне документально установлено /см.: Рейхсмарки для диктатуры пролетариата. Достоянием гласности стали новые документы о революции 1917 г. // Аргументы и факты. 1992. N 3/. Как о доказанном факте пишет об этом ознакомившийся с ранее неизвестными материалами Д. А. Волкогонов /см.: Волкогонов Д. А. Ленин. Политический портрет. В 2-х книгах. Кн. II. М., 1994. С. 455/.
{55}См.: Там же. Кн. 1. С. 19 — 20.
{56}См.: Дьяков Ю. Л., Бушуева Т. С. Фашистский меч ковался в СССР. С. 13.
{57}Договор, заключенный между РСФСР и Германией в Рапалло // Известия. 1922. 10 мая.
{58}Дьяков Ю. Л., Бушуева Т. С. Фашистский меч ковался в СССР. С. 53.
{59}Дьяков Ю. Л., Бушуева Т. С. Фашистский меч ковался в СССР. С. 53.
{60}Правда. 1939. 29 сент.
{61}О формах этого сотрудничества также см.: Иванов В. Реквием на победных литаврах. С. 237 — 239; Горлов С. А., Ермаченков С. В. Военно-учебные центры рейхсвера в Советском Союзе // ВИЖ. 1993. N 6. С. 39 — 44; N 7. С. 41 — 44; N 8. С. 36 — 42.
{62}Дьяков Ю. Л., Бушуева Т. С. Фашистский меч ковался в СССР. С. 19.
{63}См.: Дьяков Ю. Л., Бушуева Т. С. Фашистский меч ковался в СССР. С. 19.
{64}Цит. по: Там же. С. 216.
{65}Дьяков Ю. Л., Бушуева Т. С. Фашистский меч ковался в СССР. С. 11.
{66}Иванов В. Реквием на победных литаврах. С. 238.
{67}В деле Тухачевского Сталин и Гитлер впервые "сыграли на пару". По поручению Гитлера начальник политической полиции Гейдрих сфабриковал компрометирующий материал на Тухачевского: якобы во время пребывания последнего во Франции в 1936 году он в конфиденциальных разговорах весьма серьезно развивал тему возможности советско-германского сотрудничества и при Гитлере, так сказать, тему "нового Рапалло". Этот материал через чехословацского президента Бенеша был подброшен Сталину и передан военному суду маршалов /Дьяков Ю. Л., Бушуева Т. С. Фашистский меч ковался в СССР. С. 350 — 354; См. также: Волкогонов Д. А. Триумф и трагедия. Политический портрет И. В. Сталина. В 2-х книгах. Кн. 1. Барнаул, 1990. С. 506 — 508/.
{68}Гораций Гумбольд — Артуру Гендерсону. Сведения, переданные английским военным атташе в Берлине // Дьяков Ю. Л., Бушуева Т. С. Фашистский меч ковался в СССР. С. 110.
{69}Письмо В. Н. Левичева из Германии от 12 мая 1933 г. // Там же С. 291.
{70}Фон Дирксен — фон Бюлову. Письмо от 17 октября 1931 г. // Там же. С. 121.
{71}Там же.
{72}См.: Игнатов А. Человек, предсказавший пакт Молотова-Риббентропа // Рос. вести. 1994. 6 сент.
{73}См.: Версальский мирный договор. С. 49 — 50.
{74}Фон Дирксен о своей встрече с Ворошиловым 12 декабря 1931 г. // Дьяков Ю. Л., Бушуева Т. С. Фашистский меч ковался в СССР. С. 129.
{75}См.: Фляйшхауэр И. Пакт. С. 108.
{76}Меморандум МИД Германии от 27 июля 1939 г. // СССР — Германия. 1939 — 1941. Т. 1. Вильнюс. 1989. С. 23.
{77}Инструкция статс-секретаря МИД Германии германскому послу в Москве от 29 июля 1939 г. // Там же. С. 25 — 26.
{78}Имперский министр иностранных дел — германскому послу в Москве. Телеграмма N 166 от 3 августа 1939 г. // Там же. С. 28.
{79}Цит. по: Дьяков Ю. Л., Бущуева Т. С. Фашистский меч ковался в СССР. С. 25.
{80}Хаффнер С. Дьявольский пакт. Пятьдесят лет германо-русских отношений // Цит. по: Дьяков Ю. Л., Бушуева Т. С. Фашистский меч ковался в СССР. С. 364.
{1}О внешней политике Советского Союза. Доклад Председателя Совета Народных Комиссаров и Народного Комиссара Иностранных Дел В. М. Молотова на заседании Верховного Совета Союза ССР 31 октября 1939 г. // Известия. 1939. 1 нояб.