Содержание
«Военная Литература»
Исследования

Глава 27.

Дезинформация

Зимой 1941 года Гесс занимался восстановлением функции ноги. Его психическое здоровье тем временем ухудшалось с угрожающей быстротой. Так, во всяком случае, казалось; он жаловался на боли в голове, глазах, животе. Ухаживавший за ним медицинский персонал отмечал у него появление галлюцинаций: он размахивал руками и шептал что-то, обращаясь к голым стенам. Навязчивые идеи насчет яда в пище стали еще более выраженными. Свои бумаги он обвернул в несколько слоев ткани, заклеил и расписался, чтобы спасти от любопытных глаз секретной службы, как объяснил он Фоли. Как записал в дневнике Скотт, он "даже предположил, что плотник, старый, бедный Моксем [устанавливавший бронированные стекла на окна], был переодетым секретным агентом". Хирургу, лечившему его ногу, 4 декабря он сказал, что теряет память.

7 декабря, вскоре после проявления этого нарушения, случилось нападение японцев на Пирл-Харбор, заставившее Рузвельта вовлечь Соединенные Штаты в войну, поскольку Гитлер, оставаясь верным договору с Японией, тотчас объявил Америке войну. Таким образом, надеждам, которые еще мог питать Гесс, наступил конец. Случилось то, ради предотвращения чего и была задумана его миссия. Началась полномасштабная [447] мировая война, и Германия осталась один на один с необъятными просторами и огромными человеческими ресурсами Советского Союза, с одной стороны, и со столь же необъятной экономической, промышленной и военно-морской мощью западных держав — с другой.

Скотт записал, что на другой день Гесс находился "в очень плохом состоянии", и 9 декабря, хотя и чувствовал себя "немного лучше", но пребывал в "истощенном и довольно плаксивом состоянии". Что он думал по поводу Пирл-Харбора, неизвестно, так как записи на эту тему отсутствуют. Однако надежды на доведение своей миссии до конца он не оставил, во л всяком случае так он сказал три дня спустя швейцарскому посланнику, Уолтеру Турнхееру.

Как известно с его слов, о встрече с посланником он попросил после того, как узнал по радио о смерти отца; он хотел, чтобы Турнхеер засвидетельствовал его новое завещание. Потом он сказал ему, что это был только предлог. Он хотел связаться с герцогом Гамильтоном и передать важные сведения королю. Посланник объяснил, что, поскольку не являлся послом, правом доступа к королю не обладал. Тем не менее, пока посланник ждал, он написал пространное письмо Его Величеству, в котором утверждал, что прибыл в надежде установить мир, но не получил такой возможности, но он был убежден, что его миссия еще может увенчаться успехом, если только его сведут с нужными людьми. Написанное на пяти листах письмо он свернул и вложил в конверт с печатями швейцарской дипломатической миссии и британского правительства, предоставленный Турнхеером. В конце письма он констатировал, что прибыл в Великобританию безоружным, рискуя жизнью, в расчете на добрую волю англичан и сейчас он всецело полагается на добрую волю короля. Вместе с письмом он поместил в конверт длинную жалобу на условия его содержания. Как следует из [448] отчета Турнхеера своему правительству, Гесс сказал, что не станет обременять его подробностями всего этого; по словам Фоли, прислушивавшегося в звукозаписывающей комнате к каждому слову, он "поднял вопрос о своих обычных подозрениях на яд. Он пожаловался на нарушения в работе кишечника, потерю памяти и нервное расстройство", но когда посланник спросил, нет ли у него реальных причин жаловаться, он ответил, что нет. "Можно сказать, — записал Фоли в заключении своего отчета, — что у посланника создалось впечатление, что Джонатан страдает от иллюзий".

К апрелю 1942 года вину в попытке отравить его Гесс начал приписывать евреям. К этому времени его снова посетил Турнхеер и сказал, что герцог Гамильтон отказывается иметь с ним (Гессом) что-либо общее, а письмо он сумел передать только личному секретарю короля, но ответа от Его Величества не получил. О своих подозрениях Турнхееру Гесс не сказал, но отдал ему образцы вина и таблеток, которые, как он считал, этот яд содержат. Был ли это известный мексиканский яд растительного происхождения, он не знал и просил проверить и послать результаты анализа германскому правительству, чтобы оно могло применить аналогичные меры к задержанным им британским генералам. Как свидетельствует армейский психолог Дж. Р. Рис, уезжал Турнхеер в полной уверенности, что Гесс помешался.

Однако в июне память Гесса работала достаточно хорошо, чтобы он не забыл заблаговременно отправить поздравление с днем рождения (поскольку почта работала медленно) своему "досточтимому и дорогому другу", Карлу Хаусхоферу. Но ни в поздравлении, ни в его раннем письме Хаусхоферу нет ни малейших намеков на навязчивые идеи; напротив, он просит Хаусхофера не беспокоиться за него:

"Естественно, мое нынешнее положение не из приятных. Но в военное время люди часто попадают в [449] ситуации не очень приятные. Дело не в этом! В чем дело, ты, безусловно, знаешь — но в этом плане можешь быть совершенно покоен!

Полагаю, ты получил письмо, которое я тогда [в мае 1941] оставил для тебя нашему другу Пинчу. Совершенно согласен,'что было не очень логично придавать такому письму более легковесный тон (чтобы смягчить удар), чтобы потом вложить в него копию более серьезного письма фюреру. Но с тех пор прошло уже больше года, и вы все свыклись с тем, что произошло!

Я часто думаю о семинаре с покойным Биттерауфом и о том, что читал о Гнейзенау. Ты заинтересовался этим, как интересовался всем, что волновало меня.

Пусть волны в буре завывают,
Жизнь иль смерть тебе суля,
И выкинут тебя без сил на берег,
Оставайся все же капитаном своего корабля.

Бесспорно, я разбит. Но также бесспорно и то, что я был капитаном своей судьбы. VW. Поэтому мне не в чем себя упрекнуть. VW. Во всяком случае, я рулил. Ты не хуже меня знаешь" что компас, которым мы руководствуемся, испытывает воздействие тех сил, которые работают независимо от нашей воли.

Пусть они будут благосклонны к тебе в грядущем году!

Всегда твой. Р. Г.

Пожалуйста, позвони в Харлахинг и скажи, что со мной все в порядке".

В своем раннем письме, написанном в сентябре предыдущего года, он вспоминал удивительный сон Хаусхофера, в котором тот видел его, идущим по залам, обитым гобеленами, и несущим двум нордическим народам мир, но тогда он не мог раскрыть, что занят подготовкой именно такого дела. "Однажды осуществится и последняя часть твоего сна, столь опасная для моего плана [тогда], — написал он, — и я снова встану перед тобой — вопрос только, когда!" [450]

В его ранних письмах к жене также отсутствует мотив жалости к самому себе и нет и намека на манию преследования. Они скорее имеют философско-фаталистическую окраску. К концу пребывания в Великобритании он сделал заявление о своем заключении. В нем он подтвердил, что симулировал потерю памяти, но страх за свою жизнь и подозрения в том, что его хотят отравить, были реальными. По его тону в целом похоже, что он действительно страдал от психического расстройства. "Люди вокруг меня задавали мне все более и более специальные вопросы, касавшиеся моего прошлого. Мои правильные ответы, по всей видимости, вызывали разочарование, А вот потеря памяти, которую я симулировал, приносила удовлетворение..."

Гесс, несомненно, был человеком странным; был ли он помешанным, это другой вопрос. Из его ранних писем к Ильзе, Карлу Хаусхоферу и доктору Герлу, а также из впечатлений Бивербрука видно, что вначале он был вполне психически здоров и в значительной мере демонстрировал окружающим свои актерские способности. Стоит вспомнить, что майор Шепард охарактеризовал его как: "Он хитрый, проницательный и самоуглубленный... очень вспыльчивый и, чтобы перехитрить его, требуется осторожное обращение..." Полковник Скотт говорил, что он ведет себя, как испорченный ребенок. Не приходится сомневаться в том, что он всех одурачил, внушив мысль, что очень мало знает о планах Гитлера, а также заставил поверить, что прибыл по собственной инициативе. Можно предположить, что и его "психоз" был всего лишь инсценировкой, доставившей ему к тому же немалое удовольствие. Других радостей у него практически не было. В отличие от остальных военнопленных, товарищей по несчастью рядом с ним не было и ему даже не с кем было поговорить; его "компаньоны" и прислуга относились к вражескому лагерю. Разыгрывая спектакль с ядом и своими бумагами, которые, обвернув [451] несколькими слоями ткани, заклеил и поставил подпись, симулируя потерю памяти, он мог взять ситуацию под свой контроль, так не по годам взрослый ребенок берет контроль над взрослыми, обращая на себя их внимание и заставляя плясать под свою дудку. Возможно, к такому типу поведения он пришел постепенно, пережив предварительно реальный страх за свою жизнь и глубокую депрессию после унижения и провала своей миссии. Это вполне соответствовало его духу, его склонности к эксцентричности. Можно себе представить, сколько "WV" проставил бы он в своих письмах домой, если бы мог описать разыгрываемое им представление.

С другой стороны, неплохо было бы узнать, какую информацию хотели раздобыть у него "компаньоны". Несомненно, в самом начале их интересовали планы Гитлера относительно России и вторжения в Великобританию, а также общие сведения о военном производстве, ущербе, нанесенном германской промышленности бомбардировками, о состоянии боевого и морального духа. Однако вскоре было решено, что Гесс не входил в близкое окружение Гитлера и мало что знал. 19 и 20 июня, накануне нападения Гитлера на Россию, "полковника Уолиса" и "капитана Барнеса" убрали, оставив одного Фоли. По всей видимости, Кадоган и "Си" надеялись, что Гесс еще может чтонибудь выдать, в противном случае профессионализм Фоли не пригодился бы. После того, как произошло нападение на Россию и Гесс проболтался лорду Саймону, что вторжение на Британские острова не предвидится, они, вероятно, рассчитывали выведать что-нибудь относительно секретного оружия. Это находит подтверждение в дневниковой записи полковника Скотта, сделанной в ноябре 1941 года после того. как с Гессом пообедал один из офицеров охраны: "...при расспросе "Z" о "секретном оружии" Германии он сказал, что знает о его существовании и о том, что к [452] нему Гитлер обратится лишь в самом крайнем случае, но не имеет представления о том, что это".

Следует вспомнить, как Хор докладывал, что агент Риббентропа, Гардеманн, сообщал о том, что "между 15 июня и 15 июля [1941] планируется испытание на Великобритании новых методов уничтожения, столь ужасных и смертоносных, что все, что было прежде, покажется детскими забавами". Такие же апокалипсические предсказания, не углубляясь только в детали, давал Гесс в беседе с Киркпатриком и Саймоном. Правда, Саймону он сказал, что эти средства еще недоступны. Под новыми "ужасными и смертоносными" средствами разрушения, вероятно, понималась атомная бомба.

Вероятность того, что ученые Гитлера завершат разработку этого оружия прежде британских и американских, представлялась ночным кошмаром и Черчиллю, и Рузвельту. Германские ученые расщепили ядро урана еще до войны, вступив в нее с намерением использовать ядерную реакцию в военных целях. Альберт Эйнштейн, плодотворно работавший в Германии до эмиграции в Америку, накануне войны предупреждал Рузвельта об опасности, ожидавшей мир в случае, если первыми атомную бомбу создадут нацисты. В этом кошмаре личное участие принимал Фрэнк Фоли. Он перевез из оккупированной Норвегии 26 канистр тяжелой воды (замедлителя нейтронов, необходимого немцам для проведения своих ядерных исследований), а до падения Парижа сделал то же самое для Франции. Естественно, что этот вопрос волновал его больше всего, когда он беседовал с Гессом, и, вероятно, по этой причине он продолжал оставаться в Митчетт-Плейс, в то время когда другие агенты были отозваны. Для получения сведений такого характера все средства были хороши, и хотя в то время МИ-6 не имел фармакологического отделения, позаимствовать экспертов они могли и в другом месте. Бивербрук, вероятно, знавший больше, чем говорил, возможно, был прав в [453] своих подозрениях, когда сказал Брюсу Локхарту, что Гессу "наши люди, по всей видимости, давали какие-то наркотики, чтобы заставить его говорить".

На деле же германские ученые отставали. В Берлине 4 июня 1942 года состоялась конференция по данному вопросу, на которой ее председатель Альберт Шпеер, министр вооружения, предложил для развития ядерных исследований огромную сумму, но представитель ученого мира, Вернер Хейзенберг, вынужден был признаться, что они не будут знать, что с ней делать. Пять дней спустя в Осло вылетел Пауль Розбауд, довоенный связной Фрэнка Фоли в Берлине, осуществлявший контакты с ученым миром, и передал новость своему тамошнему связному с СИС: исследования немцев в области ядерного вооружения находятся на предварительной стадии; пока задействованы минимальные ресурсы.

26 июня Гесса из Митчетт-Плейс перевели в Южный Уэльс, поместив на цокольном этаже Мейндифф-Корт — бывшей клиники, куда поступали больные психиатрической больницы Эйбергевенни. Возможно, этот перевод и не имел ничего общего с секретным донесением Пауля Розбауда, поступившим из Норвегии. Дело в том, что уже давно высказывалось недовольство по поводу того, что в случае с Гессом имеет место нарушение Женевской конвенции по военнопленным, так как его содержат в непосредственной близости от военных объектов Олдершота. Кроме того, его здоровье и чувствительность к шуму, доносившемуся с военных плацев, вызывали серьезные опасения. В открытых для широкого ознакомления документах точная причина его перевода в другое место не указана. Но не исключено, что причиной перевода послужило успокоительное известие о германских ядерных исследованиях, сделавшее Гесса бесполезным в глазах Черчилля и "Си". Но это только предположение.

Тем не менее "Комитет двойного креста", старшим [454] консультантом которого значился Фоли, интереса к Гессу не утратил. Во всяком случае, так явствует из рапорта, присланного Риббентропу в мае того года Гейдрихом. Сведения поступили, как писал Гейдрих, через одного его конфиденциального агента от англичанина, выросшего в Германии, имевшего хорошие связи во влиятельных английских кругах и лично знавшего Гесса. Это могло относиться к целому ряду англичан, которые до войны посещали с Гессом одни и те же клиники природной медицины. Агенту Гейдриха англичанин рассказал, что:

"...по желанию Гесса и с разрешения Черчилля он в декабре прошлого года провел с ним [Гессом] в Лондоне четыре дня. Гессу в Шотландии была предоставлена в распоряжение вилла, у него имелась прислуга, и он ни в чем не нуждался. Черчилль распорядился, чтобы Гесса, имевшего звание группенфюрера СС, устроили как генерала. На вопрос агента, не производит ли Гесс впечатление человека, несколько повредившегося в уме, англичанин ответил, что у него такое впечатление не сложилось. Чувствовал себя Гесс превосходно, был оживлен и очень обеспокоен, в первую очередь, по поводу братоубийственной войны между двумя лучшими из белых народов, во вторую — по поводу больших потерь ценного человеческого материала, причиняемого якобы немцам врагом на востоке..."

Они с Гессом, сказал англичанин, оба в черных очках, исходили Лондон вдоль и поперек, и он показал Гессу все, что тот хотел видеть. Расставаясь, Гесс пригласил его к сотрудничеству в деле скорейшего установления мира.

Потом агент Гейдриха и англичанин обсудили ряд других вопросов, в процессе их обсуждения ясно проступили цели "Комитета двойного креста" — если он и в самом деле стоял за спиной англичанина. Англичанин подчеркнул, что его соотечественников особенно волнуют военные победы японцев на востоке и опасность [455] создания японско-китайско-индийского блока, богатого сырьем и дешевыми человеческими ресурсами, который мог бы стать серьезным конкурентом белым народам. Германия и Великобритания должны скорее объединиться, чтобы сохранить в Азии господство белой расы, хотя в настоящий момент он, англичанин, такой возможности не видит. Потом он перечислил три наиболее опасных для Германии вещи. Первое — еврейский вопрос, который следовало решать на внутреннем уровне, не выпуская евреев из Рейха, ибо, объединив свои деньги и связи, они могли использовать это во вред Германии. Данный вопрос, несомненно, был затронут с тем, чтобы выяснить отношение к нему англичанина. Второе — бомбежка Лондона была ошибкой, поскольку пробудила чувство ненависти к Германии, прежде не существовавшее. Третье — англичанин сказал, что за пределами Германии известно о невероятном размахе коррупции в стране, и это сильно вредит ее репутации.

Прежде чем положить отчет на стол Гитлеру, Риббентроп попросил уточнить информацию по источнику. Поскольку к этому времени Гейдрих был убит, обязанность эта была возложена на Шелленберга: агентом был англичанин, имевший "исчерпывающие беседы с Рудольфом Гессом, Уинстоном Черчиллем, Иденом, Гринвудом и другими влиятельными представителями лейбористской партии". Не исключена возможность, что Риббентроп отправил рапорт в штаб-квартиру фюрера, поскольку точно знал, что престарелую тетку Гесса, фрау Эмму Ротхакер, навестил в то лето в Цюрихе агент абвера, сказавший, что прибыл по поручению фюрера с заданием сфотографировать письма, присланные Рудольфом Гессом.

Существует возможность, хотя и маловероятная даже для искушенного ума Гейдриха, что рапорт о Гессе, присланный Риббентропу, имел истоки не в "Комитете двойного креста", а в его собственной штаб-квартире на [456] Альбрехтштрассе в Берлине и предназначался для утечки сведений к русским. Цель этого акта состояла в том, чтобы посеять между Сталиным и Черчиллем семена раздора. Сталин с подозрением относился к Гессу с момента его появления в Шотландии, и официальное молчание вокруг этого происшествия только настораживало его. То же касалось и Рузвельта.

Осенью 1942 года получили распространение две истории о Гессе. Одна точно имела германское происхождение, вторая — предположительно германское. Согласно второй истории, велись переговоры о приезде к мужу в Великобританию Ильзе Гесс. Слухи об этом появились еще в октябре; причем они казались настолько достоверными, что швейцарская полиция установила наблюдение за второй теткой Гесса, проживавшей в Цюрихе, Хелен Гесс, считая ее возможным связующим звеном между немецкой и британской сторонами, якобы участвовавшими в переговорах. За Эммой Ротхакер, естественно, тоже следили. Далее из слухов вытекало, что Ильзе ездила в Англию и виделась с Гессом. Договорился об этом якобы барон фон Шредер, способствовавший в свое время восхождению Гитлера к власти. Барон представлял интересы германской тяжелой промышленности, а также своих британских и французских коллег в банке Международного урегулирования в Базеле, переживавших по поводу оборота, который приняла война. Цель состояла в том, чтобы вместе с Ильзе Гесс, отчаянно желавшей встречи с мужем, отправить в Англию новые мирные предложения. Из писем Ильзе Гиммлеру, действительно, видно, что она отчаянно хотела увидеться с мужем; но она хотела, чтобы рейхсфюрер сделал все возможное, чтобы вернуть его домой. Не приходится сомневаться и в том, что британские банкиры продолжали встречаться в банке Международного урегулирования в Базеле со своими германскими коллегами. Иначе история не представлялась бы такой достоверной. [457]

Другая история, несомненно, немецкого происхождения, была опубликована в начале октября в шведской газете "Дагспостен". Объявив, что настало время приподнять завесу секретности над Гессом, "Дагспостен" утверждала, что полет Гесса в Шотландию был не его собственной безумной идеей, а составной частью плана Гитлера добиться мира с Великобританией и заставить ее заключить альянс с Германией против Советского Союза. Анти нацистская газета немецких эмигрантов "Ди Цайтунг", выходившая в Лондоне, сообщила об этом 9 октября, добавив, что эта версия "не только в целом, но и в многочисленных деталях совпадает с объяснением, данным раньше "Ди Цайтунг". Далее констатировалось, что хорошо информированные обозреватели в Лондоне считают, что версия "Дагспостен" в целом верна. Когда Кадоган ознакомился с вырезкой, он написал, что не знает, кто эти "хорошо информированные политические обозреватели", но уверен, что они далеко не так "хорошо информированы". Бивербрук, со своей стороны, придерживался взгляда, изложенного в "Дагспостен", о чем поведал осенью Брюсу Локхарту и потом после войны Джеймсу Лизору.

Как явствует из советских документов НКВД по Гессу, ставших недавно предметом гласности (при условии, что они подлинные), Сталин получил от шефа чешской разведки в Лондоне, Франтишека Моравеца, сообщение, в котором говорилось, что полет Гесса не был событием неожиданным, каким его пытаются представить, ему предшествовала длительная переписка Гесса с Гамильтоном, в которой обсуждались все детали полета. Однако сам Гамильтон ее участником не являлся, так как "все письма Гесса... перехватывались разведывательными службами, составлявшими ответы от имени Гамильтона. Таким образом, британцы сумели заманить Гесса в Англию".

Моравец утверждал, что видел эту переписку [458] собственными глазами, в письмах Гесса "ясно говорилось, что цель германского правительства непосредственно была связана с их планом нападения на Советский Союз". Это утверждение позволяет усомниться в докладе. Если Гесс при допросе в Британии ни словом не обмолвился о плане Гитлера напасть на Россию, зачем понадобилось ему раскрывать важнейшую государственную тайну в частном письме, которое может быть перехвачено? Таким образом, история Моравеца, которая будет также обнаружена в бумагах его политического шефа, Бенеша, не вызывает полного доверия. Но Советы, уже во всем сомневающиеся, ей поверили.

Сталин отреагировал 19 октября. "Правда" напечатала гневную статью. Она обвиняла Великобританию в том, что она превратилась в психушку для гангстеров, и требовала предать Гесса как военного преступника суду. Статью передали по московскому радио и даже перепечатали в Лондоне в "Советских военных новостях". Выразив категорический протест, посол Великобритании в Москве, сир Арчибальд Кларк Керр, сообщил и о других версиях историй о Гессе, существовавших в кулуарах советского правительства. Согласно одной из них, Гесс еще до полета состоял в связи с влиятельными англичанами, которые сказали ему, что "если он прибудет со специальной миссией с конкретными предложениями, правительство Его Величества не только пойдет на мир, но и согласится присоединиться к крестовому походу против большевизма"; эта группа англичан, не разоблаченная Черчиллем ввиду их могущества, и сегодня еще считает возможным пойти на компромисс с Гитлером. Вторая история утверждает, что британское правительство выжидает удобного случая, чтобы заключить с Гитлером соглашение, а Гесса оно удерживает как его уполномоченного. Русские, писал в донесении Кларк Керр, оставались глухи ко всем контрдоводам и не уставали спрашивать: "Почему, если эти версии не имеют под [459] собой оснований, дело Гесса окутано покровом тайны?" Он полагал и, по всей видимости, был прав, ибо германская разведка придерживалась этой же точки зрения, что подозрения Сталина были связаны с его разочарованием, что западные союзники не спешат с открытием в Западной Европе так называемого "второго фронта", что могло бы существенно облегчить положение Красной Армии.

Черчилль оставался тверд и писал Идену, что "было бы грубой ошибкой идти у русских на поводу, пока они находятся в нынешнем настроении; и еще менее разумно гнаться вместе с ними за несуществующими химерами...". Но он согласился, что Стаффорд Криппс, бывший посол в Москве, должен подготовить рапорт обо всем, что связано с Гессом, для возможной передачи русским. Тем временем Кларк Керр был проинструктирован напомнить Сталину, что встречавшийся с ним в сентябре лорд Бивербрук дал полный отчет о происшедшем, и что он тогда остался доволен; с тех пор в настроении британского правительства ничего не изменилось.

Правительство Соединенных Штатов поддержало Черчилля, выступив против предложения русских немедленно призвать Гесса к судебной ответственности, мотивируя свой отказ тем, что неразумно судить военных преступников по отдельности, что позволило Идену при ответе на вопросы в парламенте придерживаться твердой линии, однако в этот раз, как и прежде, он не дал никаких объяснений по поводу прибытия Гесса и не сделал достоянием гласности его заявления. Официальный рапорт Стаффорда Криппса, законченный им в начале ноября, освещал официально принятую версию, суть которой сводилась к тому, что Гесс прибыл по собственной инициативе в надежде найти в оппозиции правительства сильную антивоенную группировку и, оказавшись на месте, предпринял попытку довести до сведения общественности позицию Гитлера [460] и его образ мыслей. Но рапорт опубликован не был, а его резюме было отправлено в Москву Сталину.

Официально секретность была соблюдена, так как Сталина попросили не разглашать содержимое меморандума. Однако 3 ноября, за день до передачи его Кларку Керру, в прессу просочилась дезинформация в виде явно сфальсифицированного интервью, данного "Дейли Мейл" бывшим лордом-настоятелем кафедрального собора Глазго, сэром Патриком Долланом. Доллан сказал, что Гесс прибыл, чтобы передать условия переговоров Гитлера тем в Великобритании, кто заинтересован в установлении компромиссного мира; условия включали возврат всех бывших германских колоний, сдачу Германии части ВМФ и ВВС с сохранением минимального количества единиц, необходимого для обороны Британских островов, выплату денежной компенсации нанесенного во время войны ущерба и признание Гитлера "протектором" Британии. Эта информация отличалась от той, которую ранее распространял Доллан в Глазго спустя несколько недель после появления Гесса в Шотландии. Вероятно, на эту мистификацию правительство Британии пошло для того, чтобы Сталин, если не поверит меморандуму Криппса, по крайней мере, поймет, что Великобритания согласиться с подобными условиями не может. Этот пример, если соответствует действительности, демонстрирует степень неосведомленности британских секретных служб, так как о случившемся Сталин знал больше, чем британская общественность или члены парламента.

Весной 1943 года имело место еще одно сенсационное разоблачение: в майском выпуске популярного ежемесячного журнала "Американ Меркьюри" была опубликована статья "Подноготная правда о полете Гесса", перепечатанная в сжатом виде в июльском номере "Ридерс Дайджест". Редактор "Меркьюри" громогласно заявил о "подлинности" используемых в статье источников и назвал анонимного автора "в [461] высшей степени респектабельным обозревателем". Автор также претендовал на "достоверность информации, полученной из германских источников и ссылок самого Гесса". Подобно Доллану и русским министрам, с которыми разговаривал в Москве Кларк Керр, статья утверждает, что Гесс прилетел в Шотландию по приказу Гитлера; о его прибытии заранее знал ограниченный круг лиц, таким образом ничего неожиданного в этом событии не было; на завершающей стадии полета его даже сопровождал эскорт Королевских ВВС. После войны Доллан сделал аналогичное заявление.

Предварительные переговоры, говорилось в статье, начались в январе 1941 года, когда видный и известный на международной арене дипломат передал о желании Гитлера выяснить отношение британцев к вопросу о заключении мира. Запрос был обращен не столько к британскому правительству, сколько к влиятельной группировке, включая герцога Гамильтона. Это наводит на мысль о беседе Гесса с Альбрехтом Хаусхофером, во время которой он попросил разузнать о местонахождении герцога Гамильтона с тем, чтобы "нейтральный знакомый... мог его отыскать и кое-что устроить...". Далее из статьи следовало, что первые попытки установить контакт, предпринятые лично видным дипломатом, успехом не увенчались, так как послания были перехвачены секретными службами.

"С тех пор переписку вели британские агенты. Ответы, отправляемые в Берлин, готовились таким образом, чтобы раздуть германские аппетиты и укрепить их в уверенности, что Британия ищет выход из создавшегося военного противостояния. Уловка подействовала..."

Провести переговоры германская сторона сначала предложила на нейтральной территории, говорилось в статье, но секретная служба, использовав имя и подделав почерк герцога Гамильтона и других бывших членов Ассоциации англо-германской дружбы, отвергла это. [462]

Тогда Берлин предложил отправить в Англию своего представителя, и выбор пал на Эрнста Боля, начальника "Иностранной организации" Гесса. Здесь приходит на ум замечательный эпизод, связанный с подготовкой аэродрома в Лимпе, Кент, для приема "Кондора" Гитлера, пилотируемого Бауром. Однако в конце мая 1941 года (после прилета Гесса) подготовка аэродрома была прекращена. Хотя, как следует из статьи, британская сторона не дала положительного ответа, Гитлер решил, что нужно лететь Гессу. После чего в переписке возникла длинная пауза. "Вероятно, невозмутимым британцам потребовалось время, чтобы прийти в себя от изумления". В конце концов, пришло подтверждение, были оговорены детали, и 10 мая Гесс отправился в полет. В поместье герцога Гамильтона, Дангевел-Хаус, его ожидал организационный комитет, состоявший из офицеров военной разведки и секретных агентов. Гесс должен был приземлиться на частную взлетно-посадочную полосу герцога, но вместо этого он выбросился с парашютом в двенадцати милях от условленного места. Это непредвиденное отклонение от плана заставило поделиться сенсационной новостью с миром; в противном случае, все до поры до времени, если не вечно, оставалось бы под покровом тайны.

Айвон Киркпатрик был назван в статье как человек, кому Черчилль поручил отправиться в Шотландию, чтобы прозондировать Гесса, — хотя этот факт не был достоянием гласности. Еще там было сказано, что стенографические записи с мирными предложениями Гесса занимали несколько тетрадей. В статье совершенно справедливо указывалось, что Гесс поначалу был настроен "оптимистично, так как был совершенно убежден, что Британия повержена", и говорил он тоном "великодушного врага, предлагающего противнику, судьба которого предрешена, отсрочку". Однако условия переговоров, предложенные Гессом, не совпадали с указанными в отчетах Киркпатрика или [463] Гамильтона; в них шла речь об уходе немцев из Франции, кроме Эльзас-Лотарингии, а также из Голландии, Бельгии, Норвегии, Дании, Югославии и Греции, в обмен на это Великобритания должна была предоставить Германии "доброжелательный нейтралитет в отношении ее планов в Восточной Европе".

Гесс, говорилось в статье, отказался распространяться о военных планах Гитлера, но остановился на важности восточной миссии и пообещал, что Германия будет полностью использовать продукцию военной промышленности Британии и Франции до тех пор, пока они не перейдут на выпуск мирных товаров. Таким образом западные арсеналы помогут раздавить большевизм. Гитлера он преподносил как человеколюбца, стремившегося прекратить бессмысленную войну между братскими народами.

Эти предложения, как явствовало из статьи, Черчилль передал Рузвельту, который согласился с его решением отвергнуть их; оба они считали, что открытое обсуждение столь сенсационных предложений нежелательно, а "безумное объяснение, данное немецкому народу, непременно просочится за пределы Германии". Они предприняли попытку предупредить Россию о грядущем ударе, но русские лидеры не поверили, и некоторые из советских дипломатов утверждали, что это происки демократов.

Ссылка на промашку Сталина исключает причастность к статье коммунистов. Ссылка на Гитлера (не только Гесса), обманутого британскими секретными службами, исключает германский источник. Необычайное великодушие предложений, отвергнутых Черчиллем и Рузвельтом, указывает на причастность к статье Британии и Америки, заинтересованных в том, чтобы развеять подозрения Сталина на уловки секретных служб и укрепить его в мысли, что западные лидеры отвергли соблазнительное предложение Гитлера принять участие в крестовом походе против большевизма. [464]

Заключительный абзац статьи явно отдавал британским источником (по всей видимости, руку к нему приложил министр информации Черчилля, друг и доверенное лицо, Бренден Брекен), поскольку был продиктован желанием обелить честь герцога Гамильтона; в нем утверждалось, что "ни Гамильтон, ни другие ничего не знали о визите Гесса до тех пор, пока об этом не узнала вся Англия", хотя известно, что это не соответствует действительности, при этом всячески превозносилась деятельность СИС:

"Уже не в первый раз Англия колеблет германскую цитадель дерзкой работой секретных служб... не приходится сомневаться, что когда можно будет все рассказать, достижения секретной службы поразят мир. И среди них особо будет выделяться случай с Гессом".

Однако до сих пор (хотя об удивительной деятельности системы двойных агентов Мастермана известно, что в некоторой степени оправдывает хвастливые утверждения завершающего абзаца) причастность секретных служб к полету Гесса не доказана; нам не дано знать, сколько правды и сколько вымысла кроется в статье "Американ Меркьюри" о предварительных переговорах.

В августе того года, рассказывая о перелете в Америке, Бренден Брекен подтвердил, что Гесс прибыл в "надежде найти предателей, которые могли бы помочь ему свергнуть Черчилля и заключить мир", и что с герцогом Гамильтоном Гесс встречался до войны, что явно противоречило заявлению Синклера, сделанному в палате общин. 1 сентября "Дейли Мейл" преподнесла новую сенсацию: "История, которую ждала вся Британия":

ЕЖЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ ГЕССА В ТЮРЕМНОМ ЛАГЕРЕ:
как он ведет себя, как говорит, как думает

Репортер Гай Рэмси рассказывал о Гессе, что он живет в крыле Мейндифф-Корт, "в окружении [465] благодатных деревьев и ярких цветочных клумб, обрамляющих здание" как "больной в пограничном состоянии", "в пограничном состоянии он находился, правда, еще до того, как покинул Германию". Рэмси утверждал, что, хотя Гесс и любит Гитлера, остальных нацистских лидеров он считает слишком трудными в общении, "необходимость защищать собственное уходящее влияние перед их растущим посеяло в нем ужас, переросший в манию". С медицинской точки зрения, Гесс, по утверждению Рэмси, был параноиком, "он слышал несуществующие голоса... боялся, что ему в пищу подсыпают яд".

Из документов министерства иностранных дел об этой утечке информации следует, что за беседу с репортером "Дейли Мейл" был арестован один из офицеров, охранявших Гесса, и его ждал военный трибунал. Дэвид Ирвинг подтверждал, что в то время из списков охраны Э. Мейндифф-Корт действительно исчезло имя офицера, лейтенанта Мея. Однако, ввиду того, что редактор газеты рискнул опубликовать этот материал, более вероятным представляется, что утечка информации была намеренной, по всей видимости, с подачи Брендена Брекена. (Ссылка на то, что Гесс покидал Германию с уже расшатавшимися нервами, указывает на намеренную подачу лживых сведений; то же можно сказать и о другом явно противоречивом отрывке о причинах визита Гесса:

"Он утверждает, что идея прибыть в Британию принадлежит исключительно ему одному... Его цель состояла в том, чтобы найти предателей, которые пошли бы на некое подобие мира, чтобы Германия могла всей мощью обрушиться на Россию".

После этих двух разоблачений, одно из которых исходило от министерства информации, кабинет пришел к выводу, что настало время раскрыть факты, и 23 сентября Иден распространил в палате общин заявление; в нем излагалась история в том виде, в каком она имеется сегодня в заявлениях и отчетах допросов в папках, открытых для всеобщего ознакомления. Иден [466] принял все меры, чтобы имя Гамильтона не пострадало: когда Гесс впервые представился Гамильтону, "командир авиакрыла не вспомнил заключенного и не знал, что он когда-то видел или встречал Рудольфа Гесса". Это, безусловно, противоречит заявлению, сделанному в Америке Бренденом Брекеном. Как следует из заявления Идена, среди личных вещей Гесса имелись только фотографии его самого и маленького мальчика, а также визитные карточки Хаусхоферов, отца и сына; "никаких других документов или удостоверений у задержанного не было". Тем не менее британская общественность и мир впервые узнали правду о мирных предложениях, с которыми прибыл Гесс.

Вопрос, почему он решил, что Гамильтон способен свести его с ведущими деятелями выступавшей за мир группировки, разрешился для герцога благоприятно; возможно, ответ на него стоит искать в репортаже о Гессе в "Дейли Мейл" Гая Рэмси, где Гесс назван "пограничным больным", параноиком, слышавшим несуществующие голоса.

Сталин так не думал. Когда во время ужина в Кремле в октябре 1944 года Черчилль принял эту линию, сказав, что Гесс "совершенно помешался", и для пущей важности добавил, что его отношения с Гитлером были, вероятно, из области патологии, Сталин поднял бокал и предложил тост за британскую разведывательную службу. Лицо Черчилля приняло изумленный вид. "Которая заманила Гесса в Англию", — продолжил Сталин. "Он не смог бы приземлиться без сигналов. За всем этим должна была стоять секретная служба".

Черчилль возразил: британское правительство о полете заранее ничего не знало. На что Сталин ответил, что русская разведка часто не информирует советское правительство о своих намерениях, пока работа не будет выполнена. [467]

Дальше