Власть
К концу 1932 года между группировками землевладельцев и финансово-промышленного капитала началась борьба за господствующее положение в нацистской партии. За последние два года ряды партии значительно пополнились за счет людей, оставшихся в результате углубляющейся депрессии без работы, и молодежи, в силу юных лет не получившей еще профессиональной подготовки. Здесь было много представителей высших слоев общества: детей поместного дворянства и молодых специалистов, ухватившихся за возможность заниматься строительством будущего Германии и собственной судьбы. Последние вступали в ряды СС, привлеченные ее элитным статусом, тщательно пестуемым Гиммлером, и элегантной черной униформой со сверкающими двойными молниями. Одних прельщали идеи национализма, других желание сохранить классовые привилегии аристократии. Крупный землевладелец из Бранденбурга принц Ойленбург-Хертефельд в феврале 1931 года разослал собратьям циркуляр, в котором призывал людей своего класса, обладающих качествами вожака, вступать "в партию, которая, несмотря на некоторые социалистические идеи, является полной противоположностью марксизму и большевизму".
На выборах, состоявшихся в июле 1932 года, партия [87] получила 13,7 миллионов голосов, больше, чем коммунистическая и социалистическая партии вместе взятые, однако это не позволило ей завоевать в Рейхстаге абсолютное большинство. К этому времени в партии наметился сдвиг от обездоленных "маленьких людей" и разочарованных солдат удачи в сторону верхних эшелонов. Старый президент, фон Гинденбург, единственное лицо, наделенное конституционным правом назначать канцлера, не доверял "богемному капралу" и его уличным молодчикам из СА, и назначил канцлером фон Палена представителя влиятельных группировок землевладельцев и крупных промышленников, которые поддерживали Гитлера, но одновременно хотели контролировать его. Фон Папен предпринял еще одну попытку руководства правительством, но она оказалась безуспешной и довольно короткой: следующие выборы были назначены на ноябрь.
Борьба за власть в Рейхстаге сопровождалась и борьбой за власть в нацистском движении. Наиболее заметный след оставил круг банкиров и промышленников, собранный весной 1932 года экономическим советником Гитлера Вильгельмом Кепплером. Позже этот круг расширил свое представительство и стал именоваться "Круг друзей Рейхсфюрера СС" Генриха Гиммлера, которому для осуществления его "специального задания" они ежегодно жертвовали большие суммы денег. В 1932 году первые двенадцать членов этого круга представляли наиболее важные группы капитала, а один член — прусскую земельную аристократию. Воплощением духа группы были кельнский банкир Курт фон Шредер, крайний националист, связанный с американским и британским банками Шредера, и Хельмар Шахт, бывший президент Рейхсбанка, имевший влиятельные знакомства в американских и британских банковских кругах. В период, когда Соединенные Штаты занимались финансовыми вливаниями в экономику Германии, Шахт был главным [88] германским представителем американской финансовой империи Джона Пирпойнта Моргана. Важно упомянуть, что еще один член круга представлял Дрезденский банк, имевший самые тесные отношения с Морганом. На основании всего сказанного видно, что нет особых причин сомневаться в выводах Госсвейлера относительно стратегического консенсуса, достигнутого "Кругом" во главе с фон Шредером и Шахтом: развивать германский экспансионизм и колониальные притязания, так грубо попранные в Первой мировой войне, и при помощи американского капитала добиваться германской гегемонии в Европе за счет России то есть большевизма.
В первоначальный круг советников не входили явные представители "IG Farben" или "Дойче Банка", наикрупнейших и наиболее динамичных из "новых" промышленных отраслей, имевших солидный вес. Стратеги "IG Farben", враждебно относившиеся к "капустным" юнкерам и неповоротливым промышленникам, владельцам предприятий тяжелой индустрии, поддерживавшим и пытавшимся контролировать Гитлера, питали неприязнь к дальнейшему проникновению американского капитала и хотели выйти из мирового рынка, возглавляемого США; добиться гегемонии они мечтали с помощью французского капитала в тесном европейском экономическом блоке — но тоже за счет России и большевизма. Похоже, что они поработали с Грегором Штрассером и Эрнстом Ремом, преобразившими СА, благодаря массивным финансовым вливаниям, в отлично организованные силы, проникнутые революционным духом и превосходившие по мощности регулярную армию. За пределами партии линию "IG Farben" поддерживал военный министр правительства фон Папена, Курт фон Шлейхер, которого отличала нетипичная для военного неприязнь к классу землевладельцев. Он, самовольно вызвавшийся быть политическим посредником, пытался объединить [89] Штрассера и Рема с умеренными лидерами профсоюзов. Подобный возврат к социализму и парламентской демократии не только не входил в расчеты реакционного поместного дворянства и промышленников, но и представлял непосредственную опасность, угрожая национализацией, высокими заработками и отчислениями на улучшение условий труда и быта рабочих, что представлялось совершенно немыслимым.
Естественно, что реакция отдельных предпринимателей и банкиров была, как выразился американский историк Дэвид Уолтерс, "разнообразной, неустойчивой и противоречивой" и, как это часто бывает в аналогичных запутанных ситуациях, большинство предпочитает поддерживать направление, а не абсолютную политику и склонно к нередкой перемене мнений. Тем не менее главенствующую роль продолжали играть группировки монополистического капитала. Германская промышленность всегда находилась в подчинении у государства, что в наибольшей степени соответствовало прусскому военному характеру. На основе государственного законодательства вместе с банками она образовывала огромные синдикаты и картели, поставленные на службу национальной экономике и способные проникать на внешние рынки правда, за счет германского потребителя, платившего высокую цену за неизбежные промахи и нерентабельность. Это было полной противоположностью характеру англо-американского рынка, где за счет свободной конкуренции и свободного ценообразования потребитель получал максимальный выбор при минимальных ценах.
Банки тоже играли разные роли. В Германии они были активными партнерами поддерживаемых ими концернов со своими представителями в руководящих аппаратах, принимавшими участие в стратегическом планировании. Таким образом, направление развития национальной экономики определял сравнительно ограниченный круг банкиров и директоров гигантских [90] трестов; а поскольку Германия была капиталистической демократией, все подчинялось неумолимой логике — логике капитала. Но после войны успех профсоюзного движения и социалистическая администрация эту логику поколебала. В результате финансовые и промышленные воротилы пришли к единодушному мнению, что профсоюзы нужно либо стереть в порошок (вместе с парламентской демократией, как считали промышленники), либо внедрить в государственную структуру. Еще более единодушны они были в своем стремлении освободиться от бремени военных репараций и других "оков Версаля", ограничивавших численность вооруженных сил, торгового флота и участие в мировой экономике. Существовало и согласие о необходимости расширения на восток, подразумевавшее покорение России и ликвидацию большевизма, об установлении германского порядка сначала на европейском континенте, а потом и в мире. Решить все эти задачи, победив сначала внутреннюю угрозу большевизма, можно было только сотрудничая с националистическим массовым движением, созданным нацистами. В этом тоже никто не сомневался. Единство мнения отсутствовало в другом, не менее важном вопросе реорганизации экономики в том направлении, как это видели "IG Farben" и примыкающее к ней крыло "Дойче Банка".
Для Гитлера экономическая дискуссия была лишь средством для достижения власти. В его мозгу, впитавшем и сознательно или бессознательно запечатлевшем все мечты и чаяния, вбитые в психику нации кайзеровским стремлением к мировому господству, все унижения и жажду мести, порожденные поражением, эта логика капитала терялась. Там главенствующей логикой было мировоззрение, признававшее одного-единственного главного врага еврея, одно-единственное решение через чистую кровь высшей нордической расы. Разумные финансисты и здравомыслящие [91] практики полагали, что все это делалось с единственной целью добиться расположения масс. При этом некоторые из них рассчитывали дешево приобрести еврейские предприятия. То, что в наибольшей степени привлекало их в Гитлере, в его подборе деловых групп, на самом деле было его логикой. Они думали, что если он сам во все это верит, следовательно, на него будет легко воздействовать В первую очередь по этой причине Шахт хотел видеть его в роли канцлера.
Идеалиста Гесса, всего семь лет назад бросившего респектабельную карьеру ради сотрудничества с фюрером, а теперь окунувшегося в атмосферу германского и мирового финансового шторма, оценить несколько труднее. Тем, кто встречался с ним впервые, он казался человеком непробиваемым. Общественность даже не знала его имени. Несомненно, фюрера он уважал, но его отношение к взаимоисключающим требованиям деловых групп неясно, как неясно, какого взгляда он придерживался в своих дискуссиях на эту тему с фюрером. Госсвейлер склонен относить его к крылу Штрассера наряду с Гиммлером и экономическим советником Гитлера Вильгельмом Кепплером, которых он считал законспирированными агентами "IG Farben" на тот случай, если линия группы Штрассер-Рем потерпит неудачу. И Гиммлер, и Кепплер были людьми, достаточно преданными Гессу.
Не приходится сомневаться в том, что, примерно в то же время, с Гитлером не без помощи Карла Хаусхофера и Гесса пытался связаться Карл Бош, один из основателей "IG", рассчитывавший выяснить отношение фюрера к синтетическому горючему, имевшему немаловажное значение для закрытого экономического блока и на что концерн уже истратил около десяти миллионов. На последующей встрече с техническим директором доктором Бютефишем Гитлер красноречиво рассказал собеседникам о своем стремлении построить автомагистрали и поставить Германию на колеса. [92] После того как партия пришла к власти, "IG Farben" открыла отдел, ставший практически исследовательским институтом, работавшим на военные цели Германии. Однако при отсутствии сколько-нибудь достоверных сведений со стороны банкиров и промышленников, сотрудничавших с нацистской партий, более правдоподобным представляется версия о том, что к концу 1932 года Гесс и Гиммлер выступали скорее как фанатичные приверженцы Гитлера, чем агенты той или иной финансово-промышленной группировки, и могли любую из них заверить в том, что при поддержке СС восторжествует не воля Штрассера или Рема, а воля фюрера. Это дает ключ к пониманию того, почему именно Гесс и Гиммлер, а не Геринг, Штрассер, Рем, Геббельс или другие ведущие фигуры нацизма сыграли главную роль в поисках компромисса между влиятельными группировками.
В это время выборы, прошедшие 6 ноября 1932 года, показали снижение популярности нацистской партии, собравшей всего 2 миллиона голосов, и рост влияния коммунистов. По всей видимости, апогей удачи партии на выборах миновал. В это время промышленники, перепуганные "социализмом" Штрассера и встревоженные открыто революционным духом СА Рема, решили показать, в чьих руках вожжи, и лишили партию финансовой поддержки, изъяв свои вклады. После издержек избирательной кампании партия встала перед лицом банкротства. Во время этого кризиса, спустя четыре дня после подведения результатов выборов, произошла первая известная встреча Гесса, Гиммлера и Кепплера с банкиром фон Шредером. Потом было составлено ходатайство, представленное Гинденбургу, в котором содержалась просьба назначить Гитлера канцлером. Ходатайство было подписано Шахтом, фон Шредером, Фрицем Тиссеном и многочисленными членами круга Кепплера, представителями тяжелой индустрии Рура, [93] крупного землевладения, транспортных и торговых фирм Гамбурга и банков. Представители "IG Farben" или "Дойче Банка" открыто не фигурировали. В результате Гинденбург провел две встречи с Гитлером, но от назначения воздержался; вместо этого в начале декабря президент остановил свой выбор на фон Шлейхере, который, не долго думая, на пост вице-канцлера пригласил Грегора Штрассера.
Но противостояние на этом не завершилось. Так как без Гитлера Штрассер обеспечить единство партии не мог, то Гитлер (после первоначального колебания) твердо решил на компромисс не идти. После яростного спора, во время которого он обвинил Штрассера в ведении переговоров за его спиной, а Штрассер обвинил Гитлера в предательстве идеалов партии, Штрассер в сердцах от предложенного поста отказался; кто знает, может быть, он намеревался поставить Гитлера в трудное положение, возможно, не хотел раскола партийных рядов или просто не обладал должной волей и инстинктом, чтобы бросить последний вызов. Офис партии Гитлер разделил между доктором Леем, гауляйтером Кельна, Геббельсом и Гессом, которому присвоил звучный титул комиссара НСДАП по политическим вопросам, еще одно свидетельство важной роли Гесса в разрешении политического кризиса.
Теперь уже нельзя сказать, в какой степени Гесс был автором, посредником или координатором пущенной в ход стратегии. Кампания имела обоюдоострый характер: с одной стороны, нужно было победить бывшего канцлера фон Папена, чтобы служить вице-канцлером в администрации, возглавляемой Гитлером, с другой стороны, подкупить сына и советника Гинденбурга Оскара, пообещав чин и дополнительные земельные владения и не преминув намекнуть, что его махинации с субсидиями для землевладельцев Восточной Прусии станут известны, если его отец будет оставаться в оппозиции к Гитлеру. Это задание, наряду [94] с подготовкой дезинформации о предполагаемом мятеже в армии и готовящемся покушении на Шлейхера, было поручено Рейнхарду Гейдриху, начальнику секретной службы, взятому недавно Гиммлером. Вторым делом, следовало найти возможность договориться с "IG Farben". Следы этой политики обнаруживаются уже в первый день назначения Гесса. 11 декабря состоялась встреча Шахта, Кепплера, Гиммлера и фон Папена, на которой обсуждался план участия последнего в администрации Гитлера. Не прошло и недели, как Кепплер уже докладывал, что фон Папен на беседу с Гитлером по этой теме согласен. 24 декабря Гиммлер назначил Гесса группенфюрером СС, что приравнивалось к званию генерал-лейтенант любопытный рождественский подарок, смысл которого не вполне ясен.
Эти события предшествовали хорошо известной встрече Гитлера с фон Папеном, имевшей место 3 января 1933 года на вилле фон Шредера. Гитлера сопровождали Гесс, Гиммлер и Кепплер, но участия в последовавшей продолжительной дискуссии не принимали. Некоторое время на ней присутствовал и хозяин дома. Гитлер начал с открытого изложения своего плана, направленного на радикальное изменение ситуации в стране. Это предполагало удаление с ведущих постов социал-демократов, коммунистов, евреев и восстановление общественного порядка. Затем они перешли к вопросу о промышленности, в этом заключалась причина присутствия фон Шредера; из протокола, составленного позднее, видно, что компромисса с "IG Farben" он достиг ранее. Гитлер согласился на создание национальных индустриальных картелей с более сильным влиянием и на общее стимулирование промышленности посредством государственных контрактов: он обещал увеличить вооруженные силы со 100000 до 300000 человек, заняться сооружением автострад и обеспечить государственные [95] и местные власти кредитами для их строительства, а также правительственное финансирование таких отраслей промышленности, как самолето- и автомобилестроение, и фирм, занятых в этих отраслях.
Это напоминает обещание Гитлера, сделанное доктору Бютефишу из "IG Farben", и, несомненно, представляет собой программу, подстроенную под легкую промышленность, поскольку именно ее представители, а не тяжелой индустрии, намеревались внести основной вклад в государственные дотации.
В заключение Гитлер пообещал "аннулировать Версальский договор и восстановить сильную в военном отношении и экономически независимую Германию...". Тут следует обратить внимание, что порядок изложения имел психологическую подоплеку. После всего сказанного фон Папен заверил, что назначение фюрера на пост канцлера последует незамедлительно. Стороны договорились, что в кабинет войдут фон Папен и барон ультранационалистской прессы Гугенберг. Тогда же Гитлер напомнил фон Папену о тяжелом финансовом положении партии, которое придется поправлять, если они начнут работать в одном правительстве.
Фон Шредер вызвался образовать консорциум для погашения долгов нацистской партии. Он особенно выделялся в этой группе как ведущий представитель гигантского "Дойче банка" (филиалом которого являлся собственный банк Шредера), имевший значительные доли на таких предприятиях современных, динамично развивающихся отраслей промышленности, как "IG Farben", "Сименс", "Даймлер-Бенц" и других. В этом, как и в обещании Гитлера помогать автомобилеи самолетостроению, чувствуется влияние владельцев легкой промышленности. В то же время члены оригинального круга Кепплера пожертвовали 1 миллион марок в фонд СС Гиммлера, что служит ярким свидетельством того, какую важную роль в выходе из текущего кризиса играла преторианская охрана. [96]
В конце месяца президент фон Гинденбург, поддавшись сфабрикованному Гейдрихом слуху об армейском заговоре против фон Шлейхера, предложил Гитлеру сформировать правительство. Свое вознаграждение Оскар Гинденбург получил позже. Таким образом, Гитлер, приспособивший свою политическую платформу под нужды всех промышленных, финансовых и земельных группировок (за исключением представителей еврейского капитала и предпринимательства) и пообещавший "защиту" от большевизма, посредством демократической системы, легально пришел к власти. Формально это был негласный договор между старой прусско-германской правящей элитой и банкирами и промышленниками новой волны, построенный на стремлении восстановить германскую честь, отомстить за Версаль и продолжить прерванный марш к мировому господству. Посвященные не могли не осознавать, что это был пакт о войне.
Сыгравший роль начальника штаба в кампании по усмирению фабрикантов и бдительного стража, предупредившего махинации фон Шлейхера и подкупившего советников президента, Рудольф Гесс не мог не порадоваться победе. Весь этот трудный период смены настроений от восторженности до депрессии и глубокого отчаяния во время кризиса со Штрассером он обеспечивал Гитлеру постоянную моральную поддержку, в которой тот больше всего нуждался. Можно с уверенностью сказать, что по поводу примененных средств угрызений совести Гесс не испытывал. Уже с самого начала, со своего вступления в добровольческий корпус он вел борьбу с вероломным врагом за восстановление отечества; это была гражданская война с "красными"; обе стороны пускали в ход самые жестокие средства: политическое убийство и вымогательства ни у кого не вызывали удивления. Теперь фюрер "находился там, где ему полагалось находиться", и полная победа была не за горами. Все произошло, как [97] по мановению волшебной палочки, и представлялось чудом.
Гесс был одним из первых, кто поздравил Гитлера, когда 30 января тот в должности канцлера вернулся из президентского дворца в отель "Кайзердорф". Нетрудно представить, что он чувствовал, когда они в молчании крепко пожали друг другу руки. [98]