США: проникнуть за «железный занавес»
24 июня 1956 года в Москве состоялся очередной воздушный парад в честь Дня воздушного флота СССР. На него были приглашены 28 иностранных военно-авиационных делегаций, в том числе и американская, возглавляемая начальником штаба ВВС США генералом Н. Туайнингом. Иностранным делегациям, находившимся на правительственной трибуне вместе с членами Президиума ЦК КПСС, и многочисленным зрителям были продемонстрированы новейшие реактивные истребители, созданные в конструкторском бюро известных советских конструкторов: А. С. Яковлева, А. И. Микояна, П. О. Сухого. Было показано 7 новых образцов, имевшихся в тот период лишь в количестве нескольких экземпляров. Показ новых истребителей вызвал оживленные отклики среди гостей. Отмечалось пилотажное мастерство наших летчиков, четкость организации парада, высоко оценивались характеристики показанных самолетов.
Во второй половине того же дня в Центральном Доме Советской Армии министром обороны Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым был устроен большой прием. После приема все присутствовавшие на нем члены Президиума ЦК КПСС во главе с Н. С. Хрущевым, главы американской, английской и французской делегаций и послы этих стран, а также ведущие авиаконструкторы идут в парк, где под деревьями накрыт праздничный стол. Хрущев произносит один из своих затяжных тостов «в защиту мира» и обращается к генералу Туайнингу. «Сегодня мы показали вам свою авиацию. Хотите посмотреть наши ракеты?» «Да», — следует быстрый ответ. «Так мы вам их не покажем, — продолжал Хрущев под хохот присутствующих. — Сначала покажите свои самолеты и прекратите засылать в наше воздушное пространство нарушителей. Непрошеных гостей мы будем сбивать».
Посол США Ч. Болен был взвинчен. Инцидент постарались загладить в последующие дни русским гостеприимством при поездке по стране. 1 июля, в день отлета делегаций, Н. Туайнинга подчеркнуто торжественно провожали высшие военачальники Советского Союза{352}.
Но чем было вызвано раздражение Хрущева? О каких нарушителях он говорил? Почему на воздушный парад 1956 года приехало доселе невиданное число иностранных военных делегаций? Ответы на эти вопросы находим в происходившем в СССР в 40–50-х годах. Как уже говорилось, в те годы в Советском Союзе велись интенсивные работы по созданию эффективной системы ПВО и испытаниям ядерного и ракетного оружия.
1. Пентагон: секреты электронной войны
С конца 40-х годов, когда в США вынашивались планы воздушно-атомного нападения на СССР, перед американской разведкой встал вопрос, какова эффективность советской ПВО, а в середине 50-х годов в ЦРУ и Пентагон начали поступать сведения о том, что в СССР развернуты работы по созданию ракетного оружия различных классов и назначения. Вставали вопросы: каковы состояние и перспективы разработок в Советском Союзе различных видов новейшего вооружения; что является приоритетным: ракеты или бомбардировщики; насколько развита и надежна советская система ПВО. На первых порах знание возможностей противовоздушной обороны СССР было крайне необходимо для успешных действий американской стратегической авиации в случае глобальной ядерной войны.
Но еще до этого, сразу же по окончании 2-й мировой войны, начались нарушения советских границ американскими самолетами-разведчиками. Так, в апреле 1946 года, когда Советский Союз выводил свои войска из Иранского Азербайджана, американцы стремились держать ход вывода под «своим контролем». 5 апреля этого года два американских самолета нарушили советско-иранскую границу в районе Астара и вторглись в воздушное пространство СССР на 6 километров. Советское правительство по дипломатическим каналам направило ноту протеста посольству США в Москве. Посол Беделл Смит обещал разобраться в инциденте и не допускать подобного впредь. В прессе обеих стран о случившемся не сообщалось, чтобы не возбуждать общественное мнение по поводу недружественного акта в период, когда союзнические отношения еще не прерывались.
Но нарушения советских границ продолжались и в последующие годы. 25 февраля 1947 годабыло отмечено нарушение советской границы близ острова Ратманова (Берингов пролив), 23 декабря того же года — в районе Чукотского полуострова. Советские протесты по этим случаям возымели действие. Американским разведывательным самолетам было рекомендовано в зависимости от начертания границ СССР и стран Восточной Европы не приближаться к ним соответственно на 3, 12, 20 и даже 50 миль от берегов или границ социалистического лагеря{353}.
Так продолжалось до тех пор, пока в 1949 году Советский Союз не стал обладателем атомной бомбы. В том же году в СССР начались исследования верхних слоев атмосферы с помощью ракет. С 1953 года успешно испытывались зенитные ракеты по самолетам, летающим на высоте 7 километров. В 1955-м на вооружение ПВО Советской Армии поступил зенитный комплекс С-25, способный поражать цели на высоте 18 километров. В 1954-м на воздушном параде в Москве демонстрировался межконтинентальный бомбардировщик М-4. В июле 1955-го впервые был продемонстрирован на параде в Тушине новый межконтинентальный бомбардировщик ТУ-95. Этот турбовинтовой самолет по дальности действия намного превосходил М-4. В странах НАТО считали, что в СССР развернуто массовое производство двух стратегических бомбардировщиков ТУ-16 ( «Бэджер») и ТУ-95 ( «Биар») — аналоги В-47 и В-52. Появились новые советские истребители-перехватчики, радиолокационные станции обнаружения воздушных целей и наведения истребителей на цель, на Запад просачивались сведения об интенсивных работах СССР над программами создания ракет стратегического назначения.
Рост оборонного могущества Советского Союза, возрастание его возможностей сорвать воздушно-атомное нападение США и НАТО, нанести сокрушающий ответный удар — вот что беспокоило американские правящие круги. Поэтому разведка советских ПВО и ВВС, ВМФ, а также атомных заводов и ракетных полигонов становилась приоритетной задачей соответствующих органов ВВС, ЦРУ и других заинтересованных организаций США и ряда других стран НАТО. Кроме традиционных средств (агентура, аэрофоторазведка, промышленный шпионаж и др.), новые условия высокой насыщенности флотов и армий радиоэлектронной аппаратурой требовали организации и систематического ведения радиотехнической разведки для контроля за работой радиолокационной сети обнаружения воздушных целей, испытательных полигонов различного назначения (атомных, ракетных, морских, авиационных) и других важных объектов. Тогда-то и начались интенсивные разведывательные полеты у границ СССР с целью сбора необходимых данных.
Соответственно ужесточалась и советская реакция. Уже в течение 1949 года и в начале 1950-го разведывательные самолеты США сопровождались советскими истребителями-перехватчиками. Они не сбивали американских разведчиков, но демонстрировали готовность к этому. Так, 22 октября 1949 года два истребителя Ла-7 совершили четыре захода на RB-29 над территориальными водами СССР и дали предупредительные пулеметные очереди, показывая нарушителю необходимость покинуть опасный для него район{354}. Американская пресса возмущалась враждебными действиями советских истребителей против «безоружных самолетов». Однако наиболее объективно мыслящие журналисты — например, Уолтер Липпман — отмечали, что Советы просто демонстрируют свою решительность и возможность «противостоять американской стратегической воздушной мощи»{355}.
Надо сказать, что аналогичной деятельностью занимались и разведывательные организации Советского Союза, но с меньшей агрессивностью. Военные корабли и рыболовные траулеры, самолеты и океанские лайнеры, оборудованные специальной аппаратурой, вели радиоэлектронную разведку системы ПВО Американского континента, исследовательских центров и полигонов, где испытывались авиационная и ракетная техника, станций обнаружения и разведки.
Для американской разведки первоочередной задачей в конце 40-х годов стала советская ПВО и приграничные аэродромы ВВС.
«Мы ведем разведку русских радиолокационных станций, слушаем, анализируем и записываем их сигналы. Таким образом мы узнаем о достижениях русских в области радиолокации и одновременно изучаем средства ведения радиолокационной войны с Россией. Мы должны обеспечить нашим бомбардировщикам и снарядам возможность пролетать вне пределов видимости радиолокационных средств ПВО противника и в то же время быть в состоянии задержать русские бомбардировщики с помощью наших систем ПВО. Для нас это вопрос жизни и смерти».
Так определил американский журнал «Попьюлар сайенс» в январе 1961 года в статье под названием «Наша тайная радиолокационная война с Россией» то, что творилось в воздушном пространстве у границ СССР в 50-е годы. Позднее это явление получило название «тайная радиоэлектронная война», которая с разной степенью интенсивности продолжалась до последних лет.
«В этом состязании интеллектов главным оружием служат безобидные на первый взгляд черные контейнеры с аппаратурой и острота ума. Радиолокационная война держится в строжайшем секрете, — только иногда газетные аншлаги сообщают о сбитых разведывательных самолетах. Военнослужащие умолкают, когда их спрашивают об этом. Запрещено называть номера частей и подразделений, ведущих радиолокационную разведку»{356}.
Военнослужащие не зря умолкали. Они-то знали, что самолеты-разведчики часто умышленно нарушали воздушное пространство СССР, чтобы заставить работать как можно больше советских РЛС и выявить возможности радиолокационной сети приграничных районов СССР.
Для этого была разработана специальная тактика действий воздушных разведчиков в зависимости от типа разведывательного самолета. Авторы упомянутой статьи растолковывали и это:
«С самолета RB-47, который идет с крейсерской скоростью 850–900 километров на высоте 12 300 метров, горизонт отстоит более чем на 320 километров. Таким образом, этот самолет может безнаказанно летать вдоль границ Советского Союза и изучать работу радиолокаторов, расположенных на территории России на удалении 320 километров».«Не раз, — вспоминает оператор бортовой электронной аппаратуры Брюс Бейли, участвовавший в более чем 400 разведывательных полетах, — в ходе выполнения задания мы делали ложные маневры в сторону советской границы, чтобы заставить Советы включить дополнительные радиолокаторы»{357}.
Обычно самолеты-разведчики летели ниже горизонта видимости РЛС, затем у границ СССР резко набирали высоту. С какой целью? Ответ на это дал уже цитировавшийся журнал «Попьюлар сайенс»:
«Несомненно, что локаторы русских не работают все время. Зачем раскрывать свои карты? Поэтому самолеты радиоэлектронной разведки обманывают операторов радиолокаторов — умышленно летают на близком расстоянии в надежде, что подключаются другие радиолокаторы. Радиолокаторщики уже не попадаются на этот обман, как раньше. Опытный бортовой оператор-разведчик изучает не только сигналы РЛС. Он может перехватить данные секретной радиосвязи. Однако основным назначением самолета радиолокационной разведки является изучение данных, с помощью которых определяются методы подавления радиолокаторов противника»{358}.
Интенсивная разведывательная деятельность американской авиации в приграничном воздушном пространстве СССР началась в 1949 году, одновременно с принятием плана «Дропшот» и определялась специальной директивой ОКНШ. Вот текст препроводительной к этой директиве, направленной в штаб стратегического авиационного командования ВВС США за подписью начальника разведки ВВС:
«Совершенно секретноУправление воздушной разведки
подполковнику Таулеру
Программа электронной разведки ВВС США
1. Комитет начальников штабов отдал распоряжение видам вооруженных сил приступить к осуществлению «агрессивной программы ведения разведки с целью получения максимума сведений об электронном вооружении иностранных государств».
2. Опыт показывает, что наиболее эффективным методом сбора разведывательных данных является воздушная разведка.
3. В результате проведенных двух конференций — одна между представителями стратегического авиационного командования и штаба ВВС США, другая между начальниками заинтересованных подразделений штаба ВВС — была разработана программа по сосредоточению усилий электронной разведки.
4. Прилагаемая директива информирует Командующего стратегическим авиакомандованием о силах и средствах, которые должны быть выведены для осуществления этой программы, и содержит указания и требования, необходимые для наиболее успешного выполнения поставленной задачи.
Рекомендация:
5. Заместителю начальника штаба — начальнику оперативного управления изучить, подписать и разослать соответствующим инстанциям прилагаемую директиву.
С. П. Кейбелл, генерал-майор ВВС США
начальник разведки
3 июня 1949 г.»{359}.
Выполнение этой директивы привело в последующие годы к интенсивным полетам разведывательных самолетов вдоль границ Советского Союза, нередко с вторжением в его воздушное пространство. Журнал «Ю. С. ньюс энд уорлд рипорт» пишет:
«Как показывают документы и интервью участников событий, с 1950 года до конца 60-х годов Соединенные Штаты произвели более чем 10 тысяч и, может быть, до 20 тысяч шпионских полетов вдоль границ Советского Союза и Китая в целях выявления сил и средств системы ПВО... Их задачей было установить дислокацию и расположение радиолокационных станций в советских приграничных районах. Из-за режима секретности, до сих пор соблюдаемого ВВС, ВМФ, ЦРУ и Агентством национальной безопасности — организаций, которые играли ключевую роль в воздушном шпионаже, — точное количество разведывательных полетов, возможно, никогда не будет выяснено»{360}.
Естественно, в Советском Союзе организации и люди, связанные с обороной страны, с первых дней появления воздушных разведчиков у границ страны остро реагировали на полеты американских самолетов. Неоднократно заявлялись ноты протеста, не имевшие, как правило, положительного результата. С 1950 года начался перехват самолетов-разведчиков с целью принуждения их к посадке на советской территории или уничтожения.
За время с 1950 по 1970 год, по признанию «Ю. С. ньюс энд уорлд рипорт», «по меньшей мере 252 американских летчика были сбиты в ходе шпионских воздушных операций, из них 24 погибли, 90 остались в живых, а судьба 138 авиаторов не выяснена до сих пор»{361}. Первой жертвой этой тайной воздушной войны стал самолет RB-29, сбитый советскими истребителями над Балтийским морем в районе города Лиепая. Вот как описывается этот эпизод в советских документах:
«Из журнала нарушений государственной границы. От 8 апреля 1950 года.«8.04 в 17.30 нарушение границы южнее Лиепая. Американский самолет В-29 углубился на территорию СССР на 21 километр. Требованию наших истребителей следовать за ними не подчинился и открыл огонь. После ответного огня ведущего истребителя самолет повернул в сторону моря и скрылся»»{362}.
А вот рапорт ведущего группы истребителей-перехватчиков (были подняты две пары истребителей Ла-11), командира звена старшего лейтенанта Б. Докина командиру части:
«Будучи в дежурном звене в первой готовности в 17.22, получил команду на взлет. После взлета принял команду набрать высоту 4000 метров и взять курс 360 градусов... В 17.30 встретил четырехмоторный самолет с американскими опознавательными знаками южнее Лиепаи 8 километров (на береговой черте. — А. О.), который шел курсом 135 градусов. Увидев самолет, я парой подошел к нему справа сзади и передал второй паре — старшего лейтенанта Герасимова — принудить нарушителя к посадке. Герасимов вышел вперед, и делая глубокое покачивание, развернулся влево. Нарушитель взял курс 270 градусов — и в море и за парой старшего лейтенанта Герасимова не пошел. Тогда я дал предупредительную очередь — 12 снарядов. Нарушитель стал вести огонь по мне. Ведомый лейтенант Тезяев, видя это, дал по нарушителю очередь, который пошел с большим снижением и вошел в облака на Н — 500 метров. Предположительно самолет упал в 5–10 километрах от берега»{363}.
И в Советском Союзе, и в США этому инциденту было уделено немало внимания. В середине апреля военно-морской министр СССР И. С. Юмашев докладывал заместителю Председателя Совета Министров СССР Н. А. Булганину о мерах, принимаемых командованием ВМФ по поиску сбитого самолета, следующее:
«Товарищу Булганину Н. А.Докладываю:
После гибели 8 апреля американского самолета В-29 (по данным иностранной прессы, это был не В-29, а самолет военно-морской разведки США «Прайвитер». — А. О.) американцы предприняли активные меры по его поиску, обследовав Балтийское море между островами Готланд и Борнхольм. Поиск указанного самолета в течение нескольких дней большим количеством самолетов дает основание полагать, что погибший самолет имел для американцев особую ценность. Не исключена возможность нахождения на самолете важных секретных документов и ценного секретного оборудования.
Учитывая указанные обстоятельства, полагаю целесообразным провести поиск затонувшего американского самолета и подъем его с целью изъятия документов и секретного оборудования, если таковые будут обнаружены.
Ориентировочные координаты места падения самолета В-29 установлены самолетом-истребителем 4-го истребительного авиаполка. Подполковник Филанович через два часа после падения самолета наблюдал в районе падения — в Ш-56°30'0, Д-20°28'0 большое масляное пятно и в трех милях к северу от него неопознанный плавающий предмет. Можно предполагать, что обнаруженное масляное пятно показывало место затонувшего американского самолета.
Для поиска затонувшего самолета будет произведено обследование водолазами одновременно с двух водолазных станций предполагаемого места падения самолета в районе обнаруженного масляного пятна на глубинах моря 50 и 65 метров.
При неудовлетворительном результате водолазного обследования будет проведено траление придонным тралом и поиск металлоискателями в районе предполагаемого падения самолета, общей площадью 130 квадратных миль, как указано в схеме.
Для производства траления будет выделено 4 тральщика из состава 4-го военно-морского флота.
В случае обнаружения затонувшего самолета будет произведено обследование его на грунте с целью изъятия и подъема на поверхность в первую очередь документов и ценного оборудования, а затем и самого самолета.
Ориентировочный срок траления района — один месяц.
20 апреля 1950 года.
Юмашев»{364}.
Остается добавить, что поиски положительных результатов не принесли ни в 1950 году, ни в более поздние периоды, включая конец 90-х годов.
Однако тогда, в 50-м, американцы поняли, что с ПВО СССР шутить опасно, надо быть осторожнее. 5 мая 1950 года ОКНШ сформулировал цели и порядок проведения воздушных разведывательных операций. Главный упор делался на радиотехническую разведку, которая должна была выявить количество и возможности по обнаружению воздушных целей советскими РЛС. Генерал О. Брэдли, в то время председатель ОКНШ, предложил назвать эти операции «проектом воздушной электронной разведки» (ПВЭР) и поставил разведке ВВС задачу: «добывать максимум сведений об электронных средствах противника». Был определен и порядок проведения этих операций:
не приближаться ближе чем на 20 миль к территории СССР или контролируемым им странам;
самолеты-разведчики, как правило, не должны иметь какое-либо вооружение{365}.
Так начались полеты самолетов радиотехнической разведки ВВС США, продолжавшиеся много лет.
В ходе выполнения разведывательных воздушных операций было немало драматических инцидентов, схваток в воздухе, сбитых самолетов-разведчиков. Однако не всегда воздушные схватки заканчивались победой советской стороны. 4 сентября 1950 года в нейтральных водах Японского моря, у берегов Северной Кореи, истребителями ВМС США был сбит советский бомбардировщик. 2 члена экипажа погибли сразу, третий, лейтенант Геннадий Мишин, был подобран американцами, но скончался от ран. Его останки были переданы в СССР в 1956 году.
18 ноября 1952 года в районе мыса Гамова на Дальнем Востоке произошел настоящий бой между американскими палубными истребителями с авианосца ВМС США, находившимися в 100 километрах от советского побережья, и советскими истребителями МИГ-15 5-го военно-морского флота ВМС СССР. В донесении говорилось:
«В 14 часов 17 минут была обнаружена группа неизвестных самолетов южнее мыса Гамова. В 14 часов 38 минут эта группа самолетов начала движение курсом на север, в сторону нашей территории.В 14 часов 48 минут командир авиазвена капитан Беляков доложил с воздуха, что два самолета заходят в хвост и что вступаем с ними в бой. После этого связь с истребителями прекратилась.
Как установлено, воздушный бой произошел на высоте 8 тысяч метров над морем в 30–35 километрах от побережья мыса Гамова и в 10–15 километрах от нашей морской границы.
Из четырех истребителей на аэродром возвратился один, который во время боя оторвался от своих самолетов. Другой вследствие отказа двигателя упал в море в районе мыса Льва и в воздушном бою не участвовал. Летчик погиб. Остальные два самолета предположительно сбиты американцами»{366}.
Это подтвердили впоследствии и американцы. Правда, и американский самолет, предположительно Р-2 ( «Нептун»), по американским данным, не вернулся на свою базу. В 1952 году американцы потеряли 2 RB-29 вместе с экипажами{367}. Наиболее известным случаем в 1952 году была катастрофа (или уничтожение?) самолета RB-29, вылетевшего с авиабазы Иокота в Японии 13 июня в 10.07 по японскому времени; с ним была потеряна связь, когда по докладу экипажа самолет находился над Японским морем близ советских берегов. После этого RB-29 исчез. Посольство США в Москве направило запрос советскому правительству о возможности наличия в СССР каких-либо сведений о пропавшем самолете, но не получило ответа. Развивать эту щекотливую тему правительство США не стало. В Токио было передано, что госдепартамент не проводил специального расследования, а родственникам сообщили, что самолет пропал без вести. Позднее стало известно, что 25 июня в донесении с Дальнего Востока в Москву указывалось, что 13 июня в 180 километрах от Владивостока был обнаружен американский самолет RB-29, который был сбит советским истребителем МИГ-15 над советскими территориальными водами Японского моря южнее Владивостока{368}.
Главной задачей американцев, как уже говорилось, была разведка радиолокационной сети советских войск ПВО. Выполняя разведывательные задания, самолеты-разведчики на Дальнем Востоке действовали с аэродромов Аляски (Айэльсон, Эльмендорф) и из Японии. Их интересовали районы Владивостока, Хабаровска, Сахалина, Советской Гавани. Дальневосточные районы СССР интересовали американцев прежде всего потому, что здесь границы СССР и США (Аляска) вплотную подходили друг к другу. В связи с этим Пентагон интересовали не только РЛС, но и советские аэродромы на Чукотке и Камчатке, откуда могли взлетать советские бомбардировщики, как поршневой ТУ-4, так и реактивный ИЛ-28. С июля 1953 года разведывательные полеты над Сибирью начали выполняться новыми реактивными самолетами RB-47 на высоте порядка 14 тысяч метров. Они фотографировали аэродромы. Советские истребители ПВО, вылетавшие им на перехват, не могли долго держаться на такой высоте и, как правило, их не доставали. RB-29 и RB-50, обладая большой дальностью действия, но меньшей скоростью и высотой, вели разведку вдоль советских границ на севере.
Если на Дальнем Востоке при проведении разведывательных полетов американским самолетам постоянно приходилось иметь дело с противодействием советских истребителей ПВО, то на северных границах СССР дело обстояло по-другому. Разведчики ВВС США, действовавшие в начале 50-х годов в районе Советского Заполярья, обнаруживали немногочисленные радиолокационные посты на северных рубежах СССР, расположенные на большом удалении друг от друга. Это наводило командование ВВС США и Пентагон на мысль, что именно северный маршрут, кратчайшим путем выводящий в жизненно важные районы Советского Союза, будет наиболее благоприятным для действия стратегических бомбардировщиков в случае возникновения 3-й мировой войны. Генерал Гудпейстер, военный советник президента Эйзенхауэра, считал, что отсутствие советских РЛС на огромных просторах северной Сибири, вплоть до полюса, является наиболее важной оперативной информацией в случае вступления США в конфликт с СССР. «Это было одним из важнейших секретов «холодной войны», — отмечал один из руководителей электронной разведки США. — Мы могли предпринять воздушное нападение стратегическими бомбардировщиками через Северный полюс, и русские не имели возможности узнать об этом»{369}. Только во второй половине 50-х годов началось строительство сети советских РЛС дальнего обнаружения в северных районах Сибири. Однако, как считали в США, ее эффективность на пространстве между Мурманском и Чукоткой была невелика.
Интенсивность американской воздушной радиолокационной разведки с каждым годом нарастала. К середине 50-х годов более 100 самолетов-разведчиков привлекалось к решению этих задач, расширялась и география полетов. На севере и северо-востоке разведку вело 55-е крыло стратегической разведки, базировавшееся на авиабазе Топекс в Канаде, около 30–40 самолетов. Совершенствовалась авиационная техника, радиоэлектронное и фотографическое оборудование самолетов-разведчиков. Если в конце 40 — начале 50-х годов основными самолетами были RB-29 и RB-50, то уже в середине 50-х широко использовались реактивные разведчики RB-47 и RС-135. Разведка ВМС применяла для этих же целей самолеты типа Р-4М «Меркатор», Р-2 «Нептун» и другие. Самолеты имели на борту 100-дюймовые длиннофокусные аппараты для фотографирования портов, заводов, верфей, авиабаз, ракетных позиций; электронная аппаратура позволяла засекать частоты советских и китайских радиолокаторов во всем диапазоне применяемых ими частот, определять их дислокацию. Ежегодное количество разведывательных полетов возросло с 1000 в начале и до 3000 в конце 50-х годов{370}.
Время от времени самолеты-разведчики совершали полеты над территориальными водами СССР или вторгались в его воздушное пространство. Советские истребители взлетали на перехват, стремились принудить нарушителей к посадке или, если те не выполняли команд, сбить их; завязывались воздушные бои, сбивались самолеты, гибли люди. Так, 27 июля 1953 года советский военно-транспортный самолет Ил-12 во время перелета из Порт-Артура во Владивосток был атакован 4 американскими истребителями. Нужно сказать, что в этот день было подписано перемирие между сторонами, воевавшими в Корее, и положен конец этой войне. Советский самолет следовал по установленной трассе, которая проходила над территорией КНР на значительном удалении, до 300 километров, от китайско-корейской границы. Приблизившись к ИЛ-12, американские летчики убедились, что это военно-транспортный самолет, «летящий на восток». Об этом свидетельствуют доклады капитана Пирра и старшего лейтенанта Скарори, чьи истребители атаковали ИЛ-12. Тем не менее американские истребители сбили безоружный самолет в 130 километрах юго-западнее города Дуньхуа. Экипаж и пассажиры — всего 21 человек — погибли{371}.
Через два дня, 29 июля, RB-50, вылетевший из Иокоты (Япония), прошел вдоль Корейского полуострова и пошел вдоль советской границы на север от Владивостока. На борту самолета-разведчика было 17 человек: экипаж и специалисты. Советские РЛС обнаружили самолет на траверсе Владивостока и вели его. В донесении главнокомандующего ВМФ СССР адмирала Н. Г. Кузнецова министру обороны СССР по этому происшествию говорилось:
«Радиолокационные станции флота, продолжая следить за движением неизвестного самолета, в 7.01 обнаружили его в наших территориальных водах — самолет-нарушитель шел в направлении на остров Аскольд на высоте 10 000 метров. Для выяснения принадлежности самолета-нарушителя и цели его появления в наших водах в 7.06 наши два самолета-истребителя были направлены на встречу с ним.В 7.11 ведущий в паре истребитель (летчик капитан Рыбаков) обнаружил на расстоянии 10 километров к югу от острова Аскольд самолет-нарушитель, оказавшийся американским самолетом RB-50 с красными полосами на киле и 4 опознавательными знаками ВВС США. При сближении для опознания наши истребители были обстреляны самолетом-нарушителем, на ведущем самолете-истребителе были повреждены левая лопасть и передняя часть фюзеляжа»{372}.
Американская версия разительно отличалась от советской. По свидетельству второго пилота капитана Джона Роче, их самолет внезапно был обстрелян советским истребителем МИГ-15, который огнем поразил два двигателя RB-50, после чего тот упал в море. Роче был подобран спасательным судном спустя 18 часов после катастрофы. Он оказался единственным, кто остался в живых из экипажа{373}.
Сегодня трудно сказать, кто первый открыл огонь. Обстановка тех дней на Дальнем Востоке была очень нервозной. Только что (27 июля 1953 года) завершилась перемирием Корейская война. В этих условиях события могли принять любой оборот. В данном случае и советские и американские свидетельства показывают меру враждебности обеих сторон и их стремление обвинить в инциденте противника.
Родственникам погибших членов экипажей американских разведывательных самолетов сообщили, что самолеты потерпели катастрофу. Даже много лет спустя власти США скрывали от родных правду. Жена капитана Сэма Буша, члена экипажа RB-29, пропавшего без вести у берегов СССР в Японском море в ходе разведывательного полета, вспоминала: «Мне сказали, что задачей экипажа была разведка погоды». А вот что говорил Гордон Берг, брат Элди Рэя, также погибшего вместе со всем экипажем RB-29: «Элди писал, что они вылетают на серьезное задание и ему страшно... Нам было сообщено, что нет никаких сведений о самолете и о летчиках, оставшихся в живых. Представители ВВС сказали моей маме, что надо примириться с тем, что случилось»{374}.
Но радиолокационная разведка была лишь одним из направлений воздушного шпионажа. Вскоре после ее начала появилось и другое.
После утверждения Трумэном в 1950 году плана проведения разведполетов с проникновением в глубинные районы СССР американские самолеты (и не только разведчики) стали все чаще совершать глубокие вторжения в воздушное пространство СССР. Были случаи, когда их маршруты проходили через несколько регионов. Привлекали и союзников.
В середине 50-х годов самолеты-разведчики RB-47 (или более ранняя модель — RB-45) действовали с аэродромов Великобритании с опознавательными знаками британских ВВС. Так, 17–18 апреля 1952 года три пилотируемых английскими и американскими летчиками RB-45, стартовав из Англии, вторглись в воздушное пространство СССР и прошли по трем маршрутам: через Прибалтику, Белоруссию и Украину. Полеты проходили на высоте 12 тысяч метров, до рубежа Псков, Смоленск, Харьков{375}. Советские РЛС вели эти самолеты, но истребители и зенитная артиллерия не могли их сбить. По мере совершенствования системы ПВО СССР риск подобных полетов все более возрастал, потери росли. Если в 1950 году был сбит лишь один нарушитель, то в 1951 и 1952-м — по два, а в 1953-м — три.
Тем временем в США накапливалось все больше сведений о развертывании в СССР обширной программы строительства новых самолетов, ракет, подводных лодок. Каково состояние и перспективы советских стратегических вооружений, где находятся авиабазы и развертываются ракетные позиции — вот такие вопросы стали главными для политиков и военных в Вашингтоне.
Уже было известно, что на полигоне Капустин Яр, расположенном в низовьях Волги, проводятся экспериментальные пуски ракет. Но каких? Насколько они сопоставимы с межконтинентальными ракетами, которые испытываются в США? Необходимо было проникнуть за «железный занавес». Но как? Зимой 1954–1955 года в Турции, в горном районе близ города Диарбекир, с согласия турецкого правительства была построена специальная радиолокационная станция с большой дальностью действия. В начале лета 1955 года эта станция вошла в строй. Ее данные позволяли получать информацию о том, что происходило в Капустином Яре. К концу 1955 года американцы с помощью РЛС в Диарбекире уже знали, что в Капустином Яре испытываются ракеты, что испытания ведутся интенсивно и достаточно успешно. Американские специалисты считали, что русские вырвались далеко вперед в деле создания стратегического ракетного оружия по сравнению с американцами. Американское общественное мнение все больше приходило к убеждению, что Соединенные Штаты отстают от СССР на важнейших направлениях научно-технического прогресса.
В Белом доме и Пентагоне пришли к выводу о необходимости немедленно приступить к сбору данных о советских программах разработок стратегических средств воздушного нападения. Было решено организовать систематические полеты над территорией СССР в целях сбора сведений о советских вооружениях и вооруженных силах путем аэрофотосъемки и радиотехнической разведки.
В эти годы англичане приняли на вооружение весьма совершенный по тому времени бомбардировщик «Канберра». Поскольку по мере совершенствования советской системы ПВО потери устаревших самолетов-разведчиков росли, было решено использовать для разведки «Канберру». Черчилль дал разрешение, но при условии, что вылет будет не из Англии. В августе 1953 года «Канберра» стартовала с аэродрома Гибельштадт (ФРГ) по маршруту: ФРГ — Чехословакия — Киев — Харьков — Капустин Яр (район Волгограда) — Иран. На пути следования самолет был неоднократно атакован советскими истребителями и обстрелян зенитной артиллерией. От зенитного огня в зоне Капустина Яра «Канберра» испытала такую вибрацию, что фотоснимки получились крайне низкого качества. Получив множество пробоин и вмятин, самолет все же дотянул до Ирана, где и приземлился. Но командир экипажа Б. Амори сказал: «Больше никогда!» С этим согласился и Черчилль{376}. Он опасался контрмер со стороны СССР. И не зря. Риск был немалый.
Командование войск ПВО СССР считало в то время самолет «Канберра» весьма трудной целью для советских истребителей-перехватчиков. Летчикам, вылетавшим на перехват, ставилась задача сбить «Канберру» любой ценой, вплоть до тарана. Полковник Николай Сысоев, командир истребительного авиаполка Бакинского округа ПВО, с которым автору этих строк довелось вместе служить в те годы, вспоминал:
«По идее нам не приказывали таранить «Канберру» в лоб, но рекомендовали, если необходимо, применять таран по наиболее уязвимым местам бомбардировщика, чтобы, повредив его, не погибнуть самому. Но несмотря на стремление командования наводить истребители на цель с помощью РЛС, в ночное время МИГи не перехватывали воздушного противника»{377}.
Другой мой сослуживец, генерал Михаил Шульга, вспоминал, как он, летчик-истребитель, служивший в Грозном в 1954 году, получил задачу на перехват «Канберры», которая совершала пролет из Ирана через Капустин Яр и Грозный с возвращением в Иран:
«Я набрал высоту 16 000 метров и даже поднялся на 16 500 метров. С земли мне скомандовали искать противника выше и правее. И я его увидел, но выше себя. Я пытался увеличить высоту, приготовил оружие к бою, но нарушитель был на 1,5–2 километра выше. Я пытался еще набрать высоту, но характеристики моего истребителя не позволяли этого. «Попробуй еще один рывок вверх», — командовали с аэродрома. Я сделал еще одну попытку, но без успеха»{378}.
Тайная воздушная война в воздушном пространстве СССР и на его границах продолжалась.
С принятием в США стратегии «массированного возмездия» американцам необходимо было установить объекты нанесения ударов на территории СССР, определить порядок их уничтожения, убедиться на практике в реальных возможностях советской авиации и ПВО. С этой целью продолжались систематические разведывательные полеты. Часть самолетов согласно плану, утвержденному Трумэном, предпринимала глубокие вторжения в воздушное пространство СССР. Так, 28–29 апреля 1954 года три американских разведчика (на этот раз это были RB-47) с опознавательными знаками Великобритании, вылетев из Англии (авиабаза Скалторп), повторили маршрут через Прибалтику, Белоруссию и Украину, имея целью разведку аэродромов советских межконтинентальных бомбардировщиков М-4. Однако к тому времени советская ПВО уже получила на вооружение более совершенные средства борьбы с воздушным противником. Самолет, приближавшийся к Киеву, был встречен сильным огнем зенитной артиллерии и, опасаясь быть сбитым, повернул назад. Два других разведчика были атакованы истребителями и вынуждены были повернуть назад, чтобы не подвергать себя дальнейшему риску{379}.
8 мая того же года другие три RB-47, также из Англии, вылетели на фотографирование советских военных объектов в районе Мурманск, Архангельск, Онежское озеро. Им предписывалось, соблюдая радиомолчание, выйти в район Мурманска. Два экипажа после фотосъемок объектов вокруг Мурманска должны были вернуться на базу. Третий экипаж (командир Г. Остин) имел задачу сфотографировать 9 аэродромов на Кольском полуострове, затем выйти в район Архангельска и далее Онежского озера и совершить посадку в Норвегии. В районе Мурманска американский разведчик был встречен тремя советскими МИГ-17. Это был серьезный противник: МИГ-17 мог действовать на тех же высотах и скоростях, что и В-47. Маневрируя, экипаж Остина вынужден был отклоняться от заданного маршрута, что затрудняло выполнение задачи. Близ Архангельска на перехват воздушного разведчика были подняты уже 6 истребителей. RB-47 предпочел покинуть воздушное пространство СССР и направиться в небо Финляндии. Советские истребители открыли огонь, американцы дали ответную очередь, но поспешили пересечь финляндскую границу. Единственно, что они могли тогда доложить своему командованию, — это то, что тяжелых советских бомбардировщиков на северных аэродромах не обнаружено{380}.
Но американская авиация продолжала глубокую разведку для возможного ядерного удара по основным городам нашей страны. Бомбардировщики В-47, стартовав с аэродромов Европы, не раз выходили на рубеж Новгород, Смоленск, Киев. По заключению советских специалистов того времени, не исключалось, что на борту В-47 могло быть и ядерное оружие. Это само по себе уже было опасно, поскольку известны случаи, когда происходил случайный сброс ядерных бомб. Такие случаи тщательно скрывали. Так, 20 февраля 1950 года бомбардировщик В-36 вынужден был сбросить атомную бомбу над Тихим океаном, у берегов Канады. Она была подорвана в 100 метрах над поверхностью океана. Подобный случай повторился в ноябре 1950 года{381}.
Советские РЛС обнаруживали и наблюдали многие полеты, но боевые средства ПВО были еще не в состоянии успешно противодействовать реактивным бомбардировщикам, следовавшим на больших высотах и скоростях. Это еще более укрепляло стремление военно-политического руководства СССР к совершенствованию и усилению советских вооружений. В широком масштабе внедрялись в Войска ПВО страны новые РЛС, разрабатывались подвижные зенитные ракетные комплексы, способные поражать цели на больших высотах; строились новые бомбардировщики, подводные лодки, сверхзвуковые истребители-перехватчики. А это в свою очередь подталкивало американское военно-политическое руководство к еще более интенсивному ведению разведки новых видов оружия в СССР.
Здесь уместно сказать, что руководство США полностью отдавало себе отчет в том, что нелегальное вторжение в воздушное пространство СССР представляет собой нарушение международного права. В этом отношении показателен инцидент 7 ноября 1954 года. В этот день советские истребители сбили американский разведчик RB-29, совершивший разведывательный полет вдоль береговой черты Советского Дальнего Востока в Японском море. 10 летчиков из экипажа выпрыгнули на парашютах и были спасены американскими аварийно-спасательными службами, один человек погиб{382}.
В США началась в прессе кампания, обвинявшая советских летчиков в расстреле ни в чем неповинного самолета. Лидер республиканцев в сенате Уильям Ноуленд явился к президенту Эйзенхауэру с требованием «разорвать дипломатические отношения с Советским Союзом», ссылаясь на требование общественности. Эйзенхауэр осторожно дал понять сенатору, что самолет выполнял задачу отнюдь не «невинного» характера:
«В международных отношениях случаются такие вещи, которые нельзя объяснить словами широкой публике... Мы порой ведем себя весьма агрессивно, но вы ничего не знаете об этом... Я знаю такие вещи, которые не могу позволить себе рассказывать даже жене... Наша разведка действует весьма активно и часто рискованно. Так что всякое может случиться».
Он сказал, что ему известны аргументы тех, кто хочет разорвать дипломатические отношения с СССР, но ведь это будет «шаг к войне», и закончил:
«И если это сделать, то возникнет следующий вопрос: вы готовы к нападению? Что касается меня, то я лично не готов к нападению. Необходимо понять, что может наступить день, когда нам придется вступить в войну. И если народ узнает, что мы ее как-то спровоцировали...»{383}.
Тем не менее, несмотря на полное понимание опасности нарушения советских границ, американская разведка не только не прекращала их, но и продумывала все новые ходы в этом направлении, рассчитанные на увеличение объема разведывательной информации и в то же время снижение риска провала и гибели людей.
В 1956 году на вооружение разведывательной авиации США поступила более совершенная фото — и радиоэлектронная аппаратура. Ею были оснащены самолеты В-47Е и В-47Н. В марте — мае такие самолеты действовали с авиабазы в Туле (Гренландия), совершая полеты над Северным полюсом и Кольским полуостровом, Новой Землей, Беринговым проливом. Каждый день в светлое время вылетали 4–5 экипажей. Их маршруты предусматривали вторжение в советское воздушное пространство. Эти разведполеты подтвердили первоначальные данные, что северные районы СССР имеют слаборазвитую радиолокационную сеть и мало активных средств ПВО{384}. В том же году была проведена операция «Генетрикс»: массированный запуск аэростатов из ФРГ и Турции, маршруты которых проходили через СССР и заканчивались в Тихом океане, где контейнеры с фотоаппаратурой сбрасывались в назначенном районе, где их подбирали специальные команды. Однако эта операция не принесла успеха. Из 516 запущенных аэростатов только 44 дошли до Японского моря. Остальные были сбиты советскими истребителями или не долетели до назначенного района по техническим причинам{385}.
Поскольку запуск аэростатов в воздушное пространство СССР не дал сколько-нибудь ощутимых результатов, ВВС США продолжали и глубокую авиационную разведку приграничных регионов Советского Союза. В марте 1955 года три RB-45 под командованием майора Дж. Андерсона произвели разведывательный полет в ночное время с задачей установить дислокацию и возможности РЛС социалистического блока на территории Чехословакии, Польши и прибалтийских республик СССР. Ночь была выбрана специально, чтобы затруднить перехват разведчиков советскими истребителями, которые противодействовали самолетам-шпионам. Все три RB-45 благополучно вернулись на свои базы.
В апреле и начале мая того же года САК ВВС США осуществляло «проект Сишор» (морское побережье) по специальному заданию ОКНШ. Четыре RB-47Е, оборудованные 100-дюймовыми длиннофокусными фотоаппаратами, выполняли разведывательные полеты над районами Северной и Восточной Сибири. Они действовали с авиабазы Айельсон (Аляска). Главная задача этих полетов состояла в том, чтобы разведать систему ПВО и ВВС на северном, главном для стратегической авиации США, маршруте, выводящем в глубинные военно-промышленные регионы Советского Союза кратчайшими маршрутами.
В марте — мае 1956 года командование САК провело еще одну разведывательную операцию — «проект Хоумран». В течение 7 недель новые самолеты-разведчики RB-47E и RB-47H, действуя через Северный полюс, вылетали на задания практически ежедневно и вели разведку прилегающей к СССР акватории Северного Ледовитого океана и северосибирских районов СССР на пространстве от Кольского полуострова до Берингова пролива. Эту операцию осуществляло специальное подразделение САК в составе 16 RB-47E 10-й эскадрильи стратегической разведки, а также 5 самолетов RB-47H 343-й эскадрильи стратегической разведки. Их обслуживали две эскадрильи самолетов-заправщиков (28 КС-97). Полеты производились с авиабазы Туле (Гренландия) и велись почти в полном радиомолчании.
Руководство разведкой ВВС разделило советское арктическое пространство на три базовых сектора: от Кольского полуострова до острова Диксон (Карское море); от Диксона до бухты Тикси (море Лаптевых); от Тикси до Берингова пролива. Как правило, B-47 вылетали парами на фото — (Е) или электронную (Н) разведку, в зависимости от предназначения самолета. В ходе ежедневных полетов, проводившихся в дневное время американским разведчиком, удалось получить фотографии советского новоземельского ядерного полигона; установить, что радиолокационные станции на севере СССР немногочисленны и удалены друг от друга на значительные расстояния. Аэродромная сеть в этих районах явно не обеспечивала базирования необходимого количества перехватчиков. За все время операции только в трех или четырех случаях RB-47 приходилось уходить от преследования советских истребителей.
Отсутствие эффективной ПВО на севере СССР позволило американцам перейти к более активным действиям. 6 и 7 мая 1956 года по шесть RB-47, взлетев с аэродрома Туле, пересекли Северный полюс и вторглись в светлое время суток в воздушное пространство Советского Союза в районе города Амбарчик. Им удалось беспрепятственно сфотографировать территорию от Анадыря до Берингова пролива, после чего приземлиться на авиабазе Айельсон (Аляска). Всего из Туле за этот период было совершено 156 разведывательных полетов у советских северных границ{386}.
Советские радиолокаторы наблюдали и отслеживали эти полеты, но малое количество истребителей, причем, как правило, устаревших типов, не позволяло вести борьбу с нарушителями хоть сколько-нибудь эффективно. Но правительство СССР не оставило без внимания деятельность американской авиации у северных рубежей нашей страны. Посольству США в Москве была вручена нота протеста, датированная 14 мая. 28 мая президент Эйзенхауэр пригласил на совещание по поводу советской ноты высшее руководство вооруженных сил США и ЦРУ. Было решено прекратить полеты воздушных разведчиков на севере СССР. На следующий день госдепартамент вручил советскому послу в Вашингтоне ноту, в которой выражалось сожаление по поводу того, что навигационные трудности в Арктике могли стать причиной нарушения американскими самолетами воздушного пространства СССР, если таковые и были»{387}.
Таким образом, до второй половины 50-х годов авиация США и стран НАТО вела главным образом разведку приграничных районов СССР, пытаясь получить сведения о противовоздушной обороне и близлежащих аэродромах. Но с течением времени накапливалось все больше информации о работе в СССР по созданию ядерного и ракетного оружия. Однако основные объекты этих программ (испытательные полигоны, позиции для развертывания новых видов оружия и т. д.) находились в глубине советской территории, куда становилось все сложнее проникать воздушным разведчикам Запада. Парад в Москве 1955 года показал, что и в области создания стратегической авиации Советский Союз достиг значительных успехов. Американское общественное мнение все больше приходило к убеждению, что Соединенные Штаты отстают от СССР на важнейших направлениях научно-технического прогресса.
В Пентагоне и ЦРУ пришли к выводу о необходимости немедленно приступить к сбору данных о советских программах разработок стратегических средств воздушного нападения.
Таким средством стал специально сконструированный для ведения фото — и радиоэлектронной разведки с больших высот, недосягаемый для истребителей и зенитной артиллерии того времени самолет, созданный талантливым инженером Кларенсом Джонсоном, вице-президентом самолетостроительной фирмы «Локхид», и его сотрудниками Эдвином Лэндом и Эдвардом Парселлом. Они назвали свое детище «Ангел», а официально У-2 (от английского слова utility — практичный).
Поиск варианта высотного разведчика начался еще в 1951 году, когда американская фирма «Мартин» пробовала приспособить для этой цели усовершенствованный вариант «Канберры». Однако специалисты разведки в ВВС США пришли к выводу, что двухдвигательный самолет никогда не сможет набрать требуемую высоту. Тогда к делу приступила фирма «Локхид». Осенью 1954 года создатели проекта У-2 обратились к директору ЦРУ А. Даллесу с предложением финансировать и принять на вооружение их проект. Даллес вначале был против. Рыцарь «плаща и кинжала», он считал разведывательную авиацию чисто военным средством. Однако Джонсон и Лэнд убедили его. 24 ноября изобретатели У-2 встретились с президентом Д. Эйзенхауэром. Они аргументированно убеждали его в том, что только такой самолет может обеспечить получение необходимых сведений о продемонстрированном в мае того года на параде в Москве советском бомбардировщике М-4 (по терминологии НАТО — «Бизон»), не рискуя быть сбитым советской ПВО. Президент дал согласие на то, чтобы самолет этот использовался под эгидой ЦРУ, а не ВВС{388}.
Командующий же стратегическим авиакомандованием генерал Лимэй недооценил возможности У-2, о чем впоследствии сожалел. А тогда он сказал офицеру, который характеризовал У-2 как очень эффективное средство фоторазведки: «Молодой человек, если мне понадобится получить фотографии объектов в СССР, я пошлю В-29»{389}.
ЦРУ между тем ставило задачи высотным самолетам-разведчикам. Они должны были в первую очередь проводить полеты над территорией СССР и добывать сведения о советских вооружениях и вооруженных силах. У-2 представлял собой одноместный самолет-разведчик с турбореактивным двигателем J-57 фирмы «Пратт — Уитни». Он был способен совершать полет на высотах до 20 километров, производить аэрофотосъемку с этих высот и вести радиотехническую разведку. Такая высота обеспечивала недосягаемость самолета для советских средств ПВО того времени. Самолет мог пролетать расстояние 4750 миль (8800 километров) без дозаправки и находиться в воздухе около 11 часов.
Конструкторы самолета в феврале 1955 года закончили экспериментальную модель. ЦРУ разработало программы предстоящих разведывательных полетов в интересах заинтересованных ведомств. Руководил программой заместитель А. Даллеса Ричард Биссел.
Первый испытательный полет У-2 состоялся в августе 1955 года, а в мае следующего года был сформирован первый отряд этих самолетов (подразделение «10–10»), который стал дислоцироваться в Англии. Однако вскоре британское правительство, опасаясь осложнения отношений с Советским союзом, потребовало убрать разведывательный отряд из Англии. Он был переброшен в Западную Германию, на авиабазу Висбаден (близ Франкфурта-на-Майне), где готовился к предстоящим разведывательным полетам.
Директор ЦРУ в ту весну был доволен работой своего ведомства. В Западной Германии с помощью немецкой разведки американские разведчики тайно прорыли туннель из Западного Берлина в Восточную Германию, который вывел их к подземным линиям секретной связи между Москвой и Восточным Берлином. Это позволяло прослушивать секретные переговоры с Группой советских войск в Германии и руководством ГДР.
Докладывая Эйзенхауэру о завершении работ над проектом У-2 и в берлинском туннеле, Аллен Даллес сказал президенту: «Я пришел доложить вам о двух наиболее оригинальных проектах: одном очень высоком и другом очень глубоком»{390}. Здесь уместно отметить, что если «высокий проект» — У-2 действовал успешно 4 года, то «глубокий» — тоннель под Берлином — провалился через год: он был раскрыт советской контрразведкой в апреле 1956 года.
Командование ВВС США, отвергшее проект У-2, настаивало перед президентом на том, чтобы для САК был принят на вооружение самолет-разведчик RB-57D. Это был разведывательный вариант английской «Канберры», который по лицензии купили США. Этот одноместный самолет имел два двигателя J-57 фирмы «Пратт — Уитни», поэтому развивал большую, чем У-2 скорость (до 900 км/ч), но по главному параметру — высоте — уступал последнему. Тем не менее Эйзенхауэр разрешил ВВС использовать этот самолет для разведки районов Cоветского Дальнего Востока. Три RB-57D были дислоцированы в конце 1956 года в Японии, на авиабазе Йокота. 11 декабря они произвели вылеты в район Владивостока. Однако вопреки надеждам американских разведчиков на то, что советские РЛС не смогут увидеть RB-57 на значительной высоте (более 17 километров), их обнаружили. Были подняты советские истребители. Американские летчики предпочли держаться подальше от них, за пределами территориальных вод СССР. Нота протеста советского правительства от 14 декабря подтвердила обнаружение попытки нарушить советское воздушное пространство. В ней говорилось:
«11 декабря 1956 года в 13.07–13.21 (время владивостокское) три американских реактивных самолета типа В-57, появившись со стороны Японского моря южнее Владивостока, нарушили воздушное пространство Советского Союза... Ясная погода в районе нарушения и хорошая видимость исключали возможность потери ориентировки летчиками в ходе полета... Правительство Советского Союза настаивает на том, чтобы правительство США приняло меры к наказанию виновных экипажей и в будущем не допускало нарушений государственных границ СССР американскими самолетами»{391}.
Правительство США принесло извинения. Эйзенхауэр запретил самолетам ВВС при разведывательных полетах вторгаться в пределы СССР, но для ЦРУ и его У-2 сделал исключение. Однако каждый их полет проводился только с его санкции. Он одобрил программу У-2 еще в конце 1954 года, рассчитывая на то, что большая высота полета не даст обнаружить их советским РЛС и не будет осложнений с Советским Союзом. Но через год, когда уже шла подготовка к практическому выполнению программы, он сказал ее руководителям: «Все это хорошо, ребята. Я думаю, что страна нуждается в такой информации, и я готов утвердить вашу программу. Но должен сказать вам одну вещь: наступит день, когда одна из этих машин попадется, мы получим бурю»{392}. Он оказался провидцем: через 5 лет У-2, пилотируемый летчиком Ф. Пауэрсом, рухнул с 20-километровой высоты на землю под Свердловском (Екатеринбург), сбитый советской зенитной ракетой.
Но все это будет позднее, а тогда, в 1954–1956 годы, отобранные Р. Бисселом летчики осваивали новую технику. Надо сказать, что эта задача была не из легких. В ходе испытательных полетов только в эти годы погибло 5 пилотов, до 1960 года (полет Ф. Пауэрса) — 15, а всего (до 1974 года) — 25{393}.
В 1956 году Эйзенхауэр санкционировал операции по полетам У-2 в воздушном пространстве СССР и других стран социалистического содружества. Намеревались начать их в июне, но погода в западных районах СССР мешала проведению таких полетов. Поэтому 20 июня летчик Карл Оверстрит совершил полет над Польшей и Восточной Германией: был над Варшавой, Берлином и Потсдамом. Полет прошел успешно. В конце июня погода в СССР улучшилась, но полеты У-2 были отложены в связи с пребыванием в СССР Н. Туайнинга — на воздушном параде в Тушино и в поездке по стране.
2. ЦРУ: что там, за Уралом?
Наконец 2 июля 1956 года Эйзенхауэр утвердил пять глубоких вторжений в воздушное пространство СССР в течение июля в зависимости от метеорологических условий{394}. Первый полет состоялся в День Независимости США — 4 июля. Поскольку это было через несколько дней после отлета Н. Туайнинга из Москвы и хвастливой речи Хрущева на банкете 24 июня, то в Кремле сочли этот полет как акт мести начальника штаба ВВС США. Но это было просто совпадение: решение было принято раньше.
В течение 10 дней отряд У-2 из Западной Германии произвел эти пять глубоких вторжений в воздушное пространство СССР на высоте 20 километров. Один из самолетов прошел над Москвой, в окрестностях которой обнаружил аэродромы базирования бомбардировщиков М-4. Другой сфотографировал в районе Ленинграда верфь, где строились подводные лодки. Фотографии, сделанные фотокамерами с фокусным расстоянием 36 дюймов (90 сантиметров), были исключительно высокого качества. Как вспоминал Биссел, «детали были видны настолько четко, что можно было прочесть хвостовые номера на бомбардировщиках». Успешными были и другие полеты.
Для советской военной разведки эти полеты с самого начала не являлись секретом. Уже первые полеты высотных разведчиков наблюдались советскими радиолокаторными станциями. Так, 4 июля было установлено, что У-2, обнаруженный над Франкфуртом-на-Майне, проследовал через Дрезден и Белосток и в 8 часов 18 минут пересек советскую границу на высоте около 17 километров. Он прошел на этой высоте со скоростью 800–1000 км/ч (с учетом попутного ветра) по маршруту: Бобруйск, Вильнюс, Калининград и ушел в сторону Балтийского моря. Полет над территорией СССР продолжался более 2,5 часа. На следующий день такой же полет был обнаружен по маршруту: Франкфурт-на-Майне, Пинск, Вильнюс, Калининград, Росток, Гамбург. Над территорией СССР самолет находился почти 3,5 часа, углубился на 1000 километров в наше воздушное пространство, совершая полет на высоте 18 километров при скорости 800 км/ч.
9 июня выявлены сразу три глубоких вторжения в воздушное пространство Советского Союза. Самолеты на высоте 16–20 километров появлялись со стороны Западной Германии (Франкфурт-на-Майне, Нюрнберг). Один из них пролетел по маршруту: Прага, Сегед, Львов, Житомир, Киев, Гомель, Бобруйск, Барановичи, Брест, Мюнхен; второй — Щецин, Калининград, Лиепая, Рига, Каунас, Минск, Демблин, Эрфурт; третий — Минден, Щецин, Калининград, Лиепая, Рига, Каунас, Белосток, Лодзь, Берлин, Ганновер. Над территорией СССР они находились 3–4,5 часа, углубились на 700–1400 километров при скорости 800 км/ч. На другой день был засечен еще один высотный разведчик, который на высоте 20 километров при скорости 900–1100 км/ч следовал из Франкфурта-на-Майне через Дрезден, Черновцы, Одессу, Николаев, Керчь, Севастополь, Измаил, Варну, Мишкольц и ушел в ФРГ. На этом первая серия полетов высотных американских разведчиков завершилас{395}.
РЛС Советского Союза и стран Варшавского Договора следили за каждым из них (с некоторыми перерывами) на всем протяжении маршрута, истребители ПВО уходили на цель, но их потолок был ниже высот У-2 на несколько километров, что не позволяло действовать эффективно.
Принимались меры и по дипломатическим каналам. 10 июня 1956 года советское правительство направило ноту протеста правительству США, в которой говорилось, что нарушения воздушных границ СССР американскими самолетами представляют собой «преднамеренное действие определенных кругов США, рассчитанное на обострение отношений между Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки». В этой ноте, как и в нотах прежних лет, в связи с вторжением американских военных самолетов в воздушное пространство СССР подчеркивалось, что подобные действия являются нарушением норм международного права.
В советской ноте говорилось, что нарушение производят «двухдвигательные самолеты ВВС», и американцам стало известно, что руководители Вооруженных Сил и КГБ СССР не имеют точных данных о самолетах-нарушителях, поскольку на У-2 один двигатель. Самолет не имел опознавательных знаков ВВС США, поэтому государственный департамент, отрицая причастность США к фактам вторжения, не опасался быть пойманным с поличным.
Но после июльской серии разведывательных полетов в 1956 году наступила пауза. Это было связано с тем, что президент Эйзенхауэр запретил операции У-2 над СССР до особого распоряжения, чему способствовали события осени этого года, связанные с вторжением англо-франко-израильских войск в Египет, и восстание в Венгрии, подавленное советскими войсками. Правительство США опасалось каких-либо инцидентов в отношениях с Советским Союзом и не хотело давать поводов к этому.
Тем временем зоны действий высотных разведывательных полетов расширялись. Осенью 1956 года одно из подразделений У-2 было переброшено в Турцию, на авиабазу Адана. Оттуда в сентябре — октябре этого года Фрэнсис Пауэрс и его коллеги совершили свои первые полеты на У-2. В дни Суэцкого кризиса они вели разведку Египта, Израиля, Иордании, Саудовской Аравии и Кипра. Руководитель этих операций Ричард Биссел добивался от правительства США разрешения на возобновление полетов над СССР. ЦРУ и стратегическое авиакомандование интересовали полигон Капустин Яр, оборонные предприятия и авиабазы на Украине, Кавказе, в Поволжье. Но президент не соглашался на полеты, ссылаясь на напряженность ситуации в мире. Он разрешил лишь неглубокие вторжения в страны Восточной Европы и только в январе 1957 года дал разрешение на полеты над СССР.
Началась новая серия разведывательных полетов. Но теперь они охватывали все более глубинные районы СССР. Самолеты-разведчики проникали в Казахстан и Сибирь, где испытывались новые виды советских стратегических вооружений. С марта по октябрь 1957 года советские РЛС системы ПВО отметили 5 пролетов У-2: 1 — в марте, 2 — в августе, по одному в сентябре и октябре. В отличие от полетов предыдущего года, самолеты У-2 вели теперь разведку районов Закавказья (март, август), Казахстана, Средней Азии, Сибири (август — сентябрь), советского Севера (октябрь). Они заходили в воздушное пространство СССР на 150–1650 километров на высотах 19–21 километр при скорости 700–900 км/ч. И по-прежнему для активных средств войск ПВО СССР (истребительная авиация, зенитная артиллерия) они были недосягаемы.
Между тем 1957-й год стал годом прорыва СССР в Космос. Успехи советских ракетчиков сопровождались шумной пропагандистской кампанией, широко развернутой правительством Н. С. Хрущева. Это еще больше побуждало американцев усилить нелегальное проникновение за «железный занавес» с целью собрать достоверную информацию. Полеты У-2, обеспечивая получение документальных данных, были одним из важнейших источников сведений о советских программах вооружения. В 1960 году «Нью-Йорк геральд трибюн» писала, что с помощью У-2 США стали получать «более надежные (чем раньше. — А. О.) данные для государственной оценки»{396}. Поэтому в 1958–1959 годы разведчики У-2 сосредоточили свои усилия на разведке районов советской Средней Азии, Урала, Сибири и Дальнего Востока. Подразделения У-2 стали базироваться в Японии (аэродром Ацуги) и на Аляске. Поскольку произведенные и в этот период четыре полета (по советским данным) прошли безнаказанно, американцы все более укреплялись в мысли, что Советский Союз не располагает достаточно эффективными средствами ПВО, а следовательно, и в случае войны массированные удары американской стратегической авиации не встретят серьезного противодействия, особенно на северном направлении. Разведка советского ракетного оружия стратегического назначения показала, что в 1957–1958 годы в СССР было произведено 6 запусков межконтинентальных ракет, а это позволяло сделать вывод о малой вероятности ввода в строй в 1959–1960 годы более чем 100 МБР{397}.
Все это происходило на фоне участившихся случаев обострения международной обстановки. В 1957 году разгорелся турецко-сирийский конфликт, в следующем году американская морская пехоты высадилась в Ливане, обострилась обстановка на Дальнем Востоке вокруг Тайваня. Советский Союз неоднократно требовал прекратить «империалистическое вмешательство», заявляя при этом, что в противном случае СССР вынужден будет применить силу. Однако США не реагировали на эти протесты.
С начала выполнения программы полетов У-2 до 1 мая 1960 года, когда был сбит близ Свердловска Ф. Пауэрс, было произведено около 20 вылетов самолетов-разведчиков. Каждый из них заблаговременно, тщательно готовился группой Биссела с участием представителей Белого дома, ЦРУ, министерства обороны, комиссии по атомной энергии, госдепартамента и других заинтересованных ведомств.
Для создания наиболее выгодных условий для разведки объектов в глубинных районах СССР было решено часть разведывательных полетов проводить, используя авиабазы Турции и Пакистана — в частности, Пешавар. Это объяснялось тем, что, по американским данным, радиолокационное прикрытие советского воздушного пространства на границе с Афганистаном, на участке, ближайшем к Западному Пакистану, было весьма слабым. Кроме того, стартуя из Пакистана, самолеты-разведчики могли быстро выходить к самым важным для американской разведки советским объектам — полигонам для испытаний ракетного и ядерного оружия.
Для проведения разведывательных полетов из Пакистана использовали самолеты У-2, в свое время переброшенные из ФРГ в Турцию на авиабазу Адана, расположенную в малонаселенной местности, где легче было скрыть самолеты-разведчики от посторонних глаз. К тому же на юге Турции были благоприятные метеоусловия, позволявшие совершать полеты в любое время годы.
К тому времени советская разведка уже имела достаточно много сведений о технологии программы полетов У-2. Было известно и то, что советские военные объекты фотографировались самолетами-разведчиками, вылетавшими не только из Пакистана и Японии, а также с аэродромов Аляски.
Полученные в результате полетов У-2 аэрофотоснимки тщательно изучались специалистами ЦРУ. Эти снимки, по мнению американских разведчиков, представляли собой большую ценность. Они позволили вскрыть многие узлы системы советской ПВО, установить местонахождение аэродромов истребителей-перехватчиков, позиции зенитных ракет, многих радиолокационных станций и другие компоненты противовоздушной обороны, особенно вокруг крупных городов СССР. Снимки с У-2 показали, что в СССР развернуто широкое строительство атомных подводных лодок, способных нести баллистические ракеты. В то же время воздушная разведка документально показала, что в СССР не ведется сколько-нибудь значительного строительства стратегических бомбардировщиков. Снимки, выявив места расположения авиационных заводов, позволили сделать выводы о возможностях производства стратегических бомбардировщиков (они, по американским меркам, оказались весьма скромными), получить сведения о примерной численности стратегической авиации и аэродромах ее базирования.
Получение данных о ракетной программе СССР потребовало больших усилий и времени. Только через несколько лет после начала полетов У-2 американское руководство располагало обширной информацией о советских ракетах стратегического назначения. Удалось установить, что на полигоне Капустин Яр испытываются ракеты средней дальности (900–4600 километров), предназначенные главным образом для действий на Европейском театре войны. Испытательный полигон для межконтинентальных ракет был обнаружен летом 1957 года, вскоре после того как У-2 стали производить полеты из Пакистана. Он находился близ населенного пункта Тюратам (Байконур), расположенного на железнодорожной магистрали возле Аральского моря. Отсюда ракеты запускались в восточном направлении по учебным целям на Камчатке, а позднее в Тихом океане. По своему оборудованию и размаху работ Тюратам был сопоставим с американским полигоном на мысе Канаверал, где испытывались межконтинентальные ракеты США. При фотографировании объектов в Тюратаме камера У-2 запечатлела советскую МБР на пусковой установке. Там же было обнаружено оборудование для запусков искусственных спутников Земли.
Вскоре достоверность разведывательных сведений стала подтверждаться на практике. В августе 1957 года с полигона Тюратам была успешно запущена межконтинентальная ракета, а в октябре и ноябре того же года — первые советские ИСЗ. Сомнений в том, что Советский Союз обладает межконтинентальными ракетами, больше не было. Более того, разведка США пришла к выводу, что советские ракеты этого класса по размерам и мощности двигателей превосходят американские МБР.
Сопоставив это с рядом успешных испытаний ядерных бомб, которые были проведены на Новой Земле в последние годы, американцы пришли к выводу, что в области ракетно-ядерного оружия СССР обгоняет Соединенные Штаты.
Вообще в те годы политическим и военным деятелям в Вашингтоне казалось, что экономика СССР развивается весьма успешно: ежегодное увеличение капиталовложений в промышленность составляло 12 процентов, повышался жизненный уровень населения, большие успехи были достигнуты в системе образования и т. д.
Одновременно с 1958 года, по данным разведки США, начали возрастать военные расходы СССР. Развернулось массовое производство ракетного оружия и принятие его на вооружение Советской Армии и Флота. По расчетам Пентагона, к середине 60-х годов СССР мог поставить на боевое дежурство до 500 МБР. Этого, как полагали, было бы достаточно, чтобы внезапным ударом уничтожить основные силы авиации и ракет американского Стратегического Авиационного Командования, которые могли быть на вооружении к тому времени, и разрушить основные города США. Накапливались и сведения о развертывании в СССР работ по созданию зенитного ракетного оружия. У-2 обнаружили полигон ПВО в Сары-Шагане, недалеко от озера Балхаш. Там, как было установлено, велись, и успешно, испытательные пуски зенитных ракет.
Все это очень тревожило Белый дом и Пентагон. В американской прессе поднялась шумиха об отставании США от СССР в ракетных программах. Однако к началу 1960 года американская разведка установила два знаменательных, с ее точки зрения, факта: во-первых, развертывание ракетных позиций в СССР шло весьма медленным темпом; во-вторых, почти все боевые позиции размещались вдоль Транссибирской магистрали. Американцы объясняли это тем, что первые советские МБР были слишком тяжелы и громоздки, поэтому могли перемещаться только по железной дороге, а на позиции доставляться по железнодорожным веткам. Гигантские размеры этих ракет затрудняли их помещение в шахты, и пусковые установки размещались на поверхности. Крупным недостатком советских МБР первого поколения было крайне нестойкое жидкое топливо, которое надо было менять через короткие промежутки времени, что также затрудняло поддержание ракет в постоянной боевой готовности. Эти сведения были добыты в ходе полетов У-2, что, конечно, было большим успехом американской разведки, но не столь полным, как старается представить его американская историография. Безусловно, разведывательные полеты американских военных самолетов У-2, продолжавшиеся в течение нескольких лет, стали сложной проблемой для советской ПВО и ВВС и постоянной, что называется, головной болью для советского высшего командования и политического руководства. Дело в том, что эти полеты проводились как раз в то время, когда советская ПВО была относительно слабой, находилась в стадии перевооружения на современные средства противовоздушной обороны: новые РЛС, высотные самолеты-перехватчики, зенитные ракетные комплексы (ЗРК), средства разведки.
В те годы автор этой книги служил в органах разведки Войск ПВО страны, вначале — в штабе Бакинского округа ПВО, а затем — на Центральном командном пункте и в Главном штабе Войск ПВО страны в Москве. Разведка и радиотехнические войска ВВС и ПВО прослеживали, как уже говорилось, все операции У-2 с самого первого полета 4 июля 1956 года.
Надо сказать, что первые полеты У-2 на такой высоте вызывали сомнения, потому что велись РЛС со значительными перерывами — провалами, поскольку многие РЛС того времени — П-8, П-10 и др. — не имели высотомеров, а определяли только азимут и дальность до цели. Более совершенные РЛС — П-12, П-30, П-35 — могли обнаружить цели на высоте двадцать и более километров, но их было еще недостаточно, и поэтому уверенно, без провалов сопровождать высотную цель не всегда удавалось. Всего за 4 года мы отметили и провели 18 У-2, хотя, по американским данным, их было более двадцати.
Что касается тактико-технических характеристик У-2, то в первые годы мы имели весьма смутное представление об этом самолете. Специалисты и крупные военачальники полагали, что самолет (даже высотный) не может в течение 7–8 часов идти на высоте 20 тысяч метров. Только А. Н. Туполев допускал, что есть такой самолет, и нарисовал его схему, близкую к У-2. Другие полагали, что У-2 может на такой высоте идти только часть маршрута, а остальное время следует на меньших высотах, а следовательно, в досягаемости для наших истребителей. Поэтому везде, где имелись такие истребители, особенно МИГ-19 (потолок — 18 километров), их поднимали на перехват У-2, когда они пролетали в районах базирования.
Случались и курьезы. Так, в феврале 1959 года летчик из Туркестанского корпуса ПВО на МИГ-17 за счет «динамической горки» поднялся на высоту 17–18 тысяч метров и увидел выше, в 3–4 километрах над собой, странный крестообразной формы самолет. Вернувшись на аэродром, он описал его, однако прибывший в полк командующий истребительной авиацией Е. Савицкий посчитал его доклад не соответствующим действительности. «Нет таких самолетов», — сказал он.
Тем временем разведывательные сведения об У-2 накапливались и у нас. Мы уже знали, что У-2 может совершать длительные полеты на 8500–8800 километров без дозаправки и находиться в воздухе 8–10 часов. Были установлены и аэродромы базирования У-2 в ФРГ, Турции, Японии, на Аляске, в Пакистане. К концу 50-х годов стала ясна и схема подготовки У-2 к заданию. Как правило, за несколько дней до боевого вылета У-2 и сопровождавший его С-130 вылетали из Адана (Турция) в Пешавар (Пакистан), где пилот У-2 находился 1–3 дня, выжидая хорошие метеоусловия, а затем вылетал на задание. Выбор Пешавара как аэродрома старта тоже был не случаен. Во-первых, в ТуркВО была слабая радиолокационная сеть, позволявшая пройти через нее незамеченным, во-вторых, этот маршрут кратчайшим путем выводил разведчика в район важнейших полигонов Тюратам (Байконур), Сары-Шаган, Семипалатинск, Капустин Яр и к другим важным объектам.
К 1960 году, с образованием в Советском Союзе РВСН, а также учитывая районы, которые уже были разведаны У-2, становилось все более ясно, по каким маршрутам следует ожидать новых высотных полетов. К концу 1957 года на вооружение ПВО стали поступать подвижные зенитные ракетные комплексы (ЗРК) С-75. Их тактико-технические данные позволяли поражать воздушные цели на высоте 25 километров при скорости 1500 км/ч на дальности 30–40 километров. К 1960 году С-75 имелись уже в ряде соединений ПВО. Петля вокруг У-2 сжималась.
Советское руководство крайне нервно воспринимало полеты У-2, которые добывали сведения, дававшие достаточно верную картину развертывания стратегических вооружений в СССР. И это подрывало шумную пропагандистскую кампанию Хрущева о количестве и точности советских ракет. Ноты советского правительства (а их было три — 10 июля 1956-го, 8 марта 1958-го, 21 апреля 1958-го года) игнорировались США.
Полеты У-2 вскрыли количественное состояние советских стратегических вооружений, однако преувеличили количество боеготовых стартов и не давали качественной картины советских военных усилий и их перспектив. В развернувшейся гонке вооружений СССР создал мощные МБР, способные нести крупные ядерные боезаряды. Воздушные разведчики У-2 засекли первые запуски Р-7, но не обнаружили, что боеголовки, разрываясь в воздухе, до подхода к цели, не поражали ее. Они не смогли установить места дислокации советских ЗУР и их возможности, что привело к инциденту с Пауэрсом. Не были раскрыты и работы по созданию советских стратегических крылатых ракет, работы в области противоракетной обороны и ряда элементов космической программы Советского Сгоюза{398}. В дальнейшем, несмотря на имевшиеся в США данные о ракетно-ядерных вооружениях СССР, к 70-м годам он смог добиться стратегического паритета с Соединенными Штатами, что обусловило разрядку политической напряженности.
Успехи Советского Союза в освоении Космоса свидетельствовали о том, что он уверенно шел к статусу сверхдержавы. В мае 1958 года СССР вывел на орбиту еще один ИСЗ — целую лабораторию с комплексом исследовательской аппаратуры. В 1958–1959 годы были созданы автоматические межпланетные станции для исследования Луны, полным ходом шли работы над пилотируемым космическим кораблем.
Все это болезненно воспринималось американским общественным мнением. За океаном складывалось впечатление, что СССР обгоняет США на весьма важных направлениях технического прогресса. Впечатляющими были рост влияния СССР на страны «третьего мира» и темпы развития стран «социалистического лагеря». По прогнозам американских специалистов, экономический потенциал США и стран Западной Европы в 1960–1970 годах мог возрасти на 40 процентов, Японии — на 55, тогда как СССР — на 70, Африки и Латинской Америки — на 60 процентов{399}.
Особенно беспокоили руководителей военного ведомства и спецслужб программы создания современных вооружений в СССР. Как показали полеты У-2 и сведения, добываемые другими путями, в Советском Союзе развертывались все новые позиции стратегических ракет, строились атомные подводные лодки, начали поступать на вооружение зенитные ракеты, скоростные истребители-перехватчики, войска ПВО широко оснащались средствами радиолокации и радиотехническим оборудованием. Но безнаказанность полетов У-2 свидетельствовала о том, что в СССР еще не было средств для борьбы с высотными самолетами, что советская пропаганда растущего военного могущества Советского Союза явно преувеличивает успехи науки и техники в этой области, хотя высотные разведывательные полеты и показывали интенсивное поступление новых видов оружия в войска.
Руководство ЦРУ отдавало себе отчет в том, что в условиях постоянного совершенствования советской ПВО риск глубоких вторжений в воздушное пространство СССР все более возрастает. Поэтому принимались меры по повышению безопасности полетов У-2. В 1958 году высотные разведчики были оборудованы аппаратурой постановки пассивных помех, чтобы затруднить советским ВВС и ПВО наведение истребителей и зенитных ракет на высотную цель. На следующий год на У-2 был установлен двигатель повышенной мощности J-75 фирмы «Пратт — Уитни», позволивший поднять практический потолок самолета до 22 километров. Маршруты самолетов-разведчиков выбирались в стороне от позиций зенитных ракет, которые были уже известны американцам.
Настораживали и донесения, поступавшие от агентуры из СССР, о том, что советская разведка накапливает все больше сведений о полетах У-2. Ричард Хелмс, один из руководителей высотных разведывательных операций против СССР, вспоминал: «Когда в начале 1959 года я узнал из донесения одного из лучших агентов ЦРУ, внедренных в советскую военную разведку, Петра Попова, что ГРУ располагает разведданными об У-2, я чуть не упал со стула»{400}.
Особенный переполох в Вашингтоне вызвал инцидент с самолетом С-118 летом 1958 года. Этот военно-транспортный самолет (один из двух, которыми пользовался директор ЦРУ Ален Даллес) 27 июня совершал перелет из Висбадена (ФРГ) в Пакистан, на аэродром Пешавар, откуда совершались полеты У-2. На борту самолета, имевшего опознавательные знаки ВВС США, находилось девять офицеров и солдат, трое из которых были сотрудниками ЦРУ. При них были секретные документы, связанные с программой разведывательных полетов над СССР. Перед вылетом самолета из Западной Германии в Висбадене с него сошел заместитель Даллеса генерал С. Кейбелл. На участке маршрута полета из Аданы (Турция) в Тегеран самолет С-118 нарушил границу СССР над территорией Армении.
Автор этих строк служил в то время в разведотделе штаба Бакинского округа ПВО. Вечером того дня меня срочно вызвали на командный пункт округа. Над Арменией шел самолет-нарушитель. Судя по скорости и высоте, это был транспортный самолет. Поднятая на перехват пара истребителей (помнится, это были Як-25) легко вышла на цель. Время было около 22 часов, светила луна. Ведущий пары доложил: «Цель вижу — американский военно-транспортный самолет, на наши сигналы — следуй за мной на посадку — не реагирует, стремится уйти за кордон, в Турцию. Что делать?»
Вопрос этот задавался потому, что тогда, в 50-е годы, приказы министра обороны о действиях по нарушителям часто менялись. В некоторых из них указывалось, что в случае невыполнения требований истребителей цель следует сбивать, в другим — предписывалось только принуждать к посадке, а о дальнейших действиях не говорилось. В тот период как раз предусматривалось лишь принуждение к посадке.
Обстановка, однако, требовала принять решительные меры.
Командующий округом генерал-полковник В. Д. Иванов, находившийся на КП, запросил Центральный командный пункт Войск ПВО страны в Москве: как быть, цель уходит в сторону Турции? Оттуда ответ: действуйте в соответствии с обстановкой. И тогда Иванов принял решение: сбить.
Истребители задачу выполнили. Самолет загорелся и начал терыять высоту. Пять членов экипажа выбросились с парашютами. Но в это время пилот майор Лалл удачным маневром сбил пламя и сопровождаемый истребителями посадил самолет на военный полевой аэродром Гиндарх на территории Армении. В самолете находились еще четыре человека. Они были арестованы, самолет взят под охрану.
Местное население, приняв выбросившихся на парашютах американских летчиков за диверсантов, задержало парашютистов и передало их милиции. После первичного допроса в районных отделах КГБ американцев передали в руки межведомственной комиссии (КГБ, МО, погранвойска), прилетевшей из Баку.
Как только об этом стало известно, группа офицеров штаба нашего округа, в том числе и я, а также сотрудники КГБ Азербайджана вылетели на место происшествия. В течение ночи члены экипажа, остававшиеся в самолете, а также задержанные местным населением, были доставлены в Кировабад (ныне Гянджа), а оттуда — в Баку. Разместили американцев в здании КГБ (не в тюрьме) по двое в комнате. В течение девяти дней мы выясняли обстоятельства инцидента. Обращались с ними корректно. Заменили порванную и обгоревшую одежду, оказали необходимую медицинскую помощь, организовали хорошее питание. Даже поздравили с национальным праздником США — Днем Независимости 4 июля.
Все американцы имели удостоверения военнослужащих ВВС США. Согласно их версии, самолет выполнял обычный рейс по обслуживанию американского посольства в Иране и следовал в Тегеран, но, обходя над Турцией грозовой фронт, принял озеро Севан в Армении за находившееся в Турции озеро Ван.
В ходе расследования мы поняли, что не все американцы, находившиеся на борту С-118, являются «офицерами ВВС», а факты свидетельствовали, что в самолете уничтожались какие-то бумаги. Однако прямых доказательств не было. Только много лет спустя выяснилось, что это был самолет ЦРУ, на котором летели в Пешавар три его сотрудника. Старший офицер из числа экипажа полковник Дейл Бреннер уже в 90-х годах рассказал журналистам, что они успели во время захода на посадку уничтожить важные документы по предстоящим разведывательным операциям. Офицер ЦРУ майор Бенни Шуп утверждал в одном из интервью, что он лично успел порвать на клочки и проглотить документ, касавшийся полетов У-2.
Возможно, при более длительном расследовании этого инцидента мы и смогли бы получить все необходимые сведения от экипажа С-118 и задачах, которые он выполнял. Но политическое руководство СССР в тот период не было, видимо, заинтересовано в раздувании этого инцидента. После выяснения обстоятельств нарушения воздушной границы СССР экипаж самолета С-118 был передан на советско-иранской границе представителям США. Секретные документы ЦРУ по программе полетов У-2 только волею случая не попали в руки советской контрразведки.
После этого эпизода, когда выяснилось, что имевшиеся инструкции о действиях по самолетам-нарушителям недостаточно четки, был издан приказ МО СССР № 0049 от 4 июля 1958 года, предписывавший сбивать нарушителя в случае необходимости.
По поводу этого инцидента произошел также обмен нотами между СССР и США. Советское правительство в ноте от 28 июня 1958 года (опубликована в «Известиях» 29 июня) сообщало:
«27 июня 1958 года в 18.30 (время московское) 4-моторный военный самолет с опознавательными знаками ВВС США нарушил государственную границу СССР в районе южнее г. Ереван и углубился в воздушное пространство СССР до 170 километров. Сигналам 2-х истребителей следовать за ними не подчинился. Истребители вынудили самолет пойти на посадку. Он приземлился в 240 километрах от места нарушения границы и сгорел. Девять человек, одетых в форму ВВС США — все военнослужащие ВВС США, — находятся на территории СССР. Имело место преднамеренное нарушение. Советское правительство требует от США принять эффективные меры к недопущению нарушений воздушных границ СССР».
Правительство США 30 июня прислало памятную записку ( «Известия», 4 июля) следующего содержания: «Военно-транспортный самолет ДС-6 следовал из Висбадена (ФРГ) в Тегеран. Последний раз отмечен на связи в Никосии (остров Кипр. — А. О.) в 13.20. Погода была облачная, горы. Самолет заблудился. Нарушение непреднамеренное. Просьба вернуть экипаж и самолет, если можно, или оставшиеся его части».
4 июля правительство СССР пояснило правительству США: преднамеренность нарушения в том, что самолет не подчинился сигналам истребителей.
Через 4 дня, 8 июля, «Известия» опубликовали такую информацию: «7 июля 1958 года в г. Астара состоялась передача представителю армии США экипажа американского военного самолета, нарушившего границу СССР 27 июня 1958 года в районе южнее г. Еревана». Далее шел список экипажа.
Казалось бы, все завершилось наилучшим образом. Но через 2 месяца, 2 сентября, в том же районе произошел новый инцидент. Вновь американский самолет-разведчик С-130 оказался в воздушном пространстве СССР. Вот что рассказывали командир корпуса ПВО, в зоне которого был сбит С-130, генерал В. Д. Созинов (мы работали с ним в штабе Ким Ир Сена во время войны в Корее) и летчик, сбивший самолет, Виктор Лопатков. Четыре истребителя МИГ-17 были подняты на перехват американского разведчика. Два перехватчика слева и справа от С-130 подавали ему сигнал: «Следуй за нами». Он же уходил от них к границе на скорости 300 км/ч. Ведущий истребитель второй пары старший лейтенант Лопатков после предупредительной очереди, на которую нарушитель не отреагировал, открыл огонь на поражение. Самолет, охваченный пламенем, упал на землю. Он продолжал гореть еще около двух часов. Подойти к самолету не представлялось возможным. Генерал Созинов выставил охрану, чтобы избежать жертв среди населения. Были приняты все меры к тушению пожара. Все 17 человек, находившиеся на борту С-130, погибли. Через несколько дней американцам были переданы останки семи тел. Из них смогли опознать только четырех. (Через 35 лет российско-американская комиссия по военнопленным и пропавшим без вести, членом которой являлся и автор книги, еще раз расследовала этот инцидент. Были произведены раскопки, снят телефильм. Все данные 1958 года подтвердились: экипаж погиб.)
Вот что по этому поводу докладывали в 1958 году в ЦК КПСС главнокомандующий сухопутными войсками Маршал Советского Союза И. С. Конев и главнокомандующий Войсками ПВО страны Маршал Советского Союза С. С. Бирюзов:
«2 сентября 1958 года в 15 часов 6 минут была нарушена государственная граница Союза ССР в районе 15 километров юго-западнее Ленинакана.Самолет-нарушитель на высоте до 10 000 метров со скоростью 650–720 км/ч со стороны Турции углубился на территорию СССР до 45 километров. Поднятый летчик-истребитель старший лейтенант Лопатков в 15.10 перехватил нарушителя и в 15.12 сбил его.
По предварительному докладу летчика, четырехмоторный самолет-нарушитель имел американские опознавательные знаки.
Горящий самолет упал на нашей территории в районе Мастара, 20 километров юго-восточнее Ленинакана. Приняты меры к отысканию сбитого самолета. Подробный доклад будет представлен дополнительно».
В советской печати появилось заявление ТАСС:
«Государственный департамент США опубликовал заявление относительно самолета военно-воздушных сил США, нарушившего 2 сентября 1958 года государственную границу СССР и упавшего в районе г. Ереван. В этом заявлении утверждается, что указанный американский военный самолет будто бы был «перехвачен и атакован советскими истребителями в районе советско-турецкой границы, близ Карса (Турция), что вызвало его гибель в Советской Армении». Для подтверждения этих провокационных домыслов госдепартамент ссылается на сфабрикованную американской разведкой «запись» радиопереговоров между летчиками советских истребителей, которые якобы участвовали в нападении на американский самолет <...> »
Подробности воздушного инцидента, которые исследовала специальная комиссия, созданная по этому случаю, были изложены в «Акте расследования...», представленном врио командующего войсками Закавказского военного округа генерал-лейтенантом Иваном Павловским главкому Войск ПВО страны Маршалу Советского Союза С. С. Бирюзову. В нем говорилось:
«2 сентября 1958 года в 14 часов 32 минуты на территории Турции, в 50 километрах южнее Ризе, радиолокационными средствами Закавказского корпуса ПВО была обнаружена воздушная цель номер 7845 — одиночный иностранный самолет на высоте 7500 метров. Из указанного района цель проследовала в северо-восточном направлении, в 20 километрах южнее Батуми развернулась и с набором высоты начала совершать полет вдоль государственной границы Союза ССР <...>В 15 часов 06 минут иностранный самолет на высоте 10 000 метров нарушил государственную границу в районе 20 километров южнее Ленинакана, и следуя курсом 120 градусов, углубился на территорию СССР до 45 километров.
При подходе истребителей к иностранному самолету последний с резким снижением и разворотом вправо стал уходить в сторону государственной границы. Ведущий первой пары истребителей старший лейтенант Л<...>ов подошел к иностранному самолету и дал две предупредительные очереди огнем, на что он не реагировал и продолжал со снижением уходить в направлении государственной границы. После этого, руководствуясь приказом Министерства обороны СССР номер 0049 от 4 июля 1958 года, по команде врио Командующего иад самолет-нарушитель был атакован истребителями, которые последовательно произвели по одной-две атаки. В результате атак истребителей самолет-нарушитель загорелся, начал разрушаться и упал в районе <...> 44 километра южнее г. Ленинакана.
Личным осмотром на месте падения самолета комиссия установила:
— по опознавательным знакам, табличкам на агрегатах и снимкам из фотопулемета, самолет-нарушитель является военно-транспортным самолетом ВВС США типа С-130А «Геркулес». <...>;
— на самолете обнаружены обгоревшие и деформированные останки аппаратуры разведки радиотехнических средств <...>;
— на месте падения самолета обнаружены обгоревшие останки 7 человеческих тел. <... > Возможно, что кроме семи установленных трупов были и другие, но полностью сгорели или перемешались с другими <...> «{401}.
Комиссия пришла к следующим выводам:
«1. Самолет ВВС США С-130А, бортовой номер 60528 преднамеренно нарушил государственную границу СССР и производил разведывательный полет над территорией Советского Союза, о чем свидетельствует наличие на борту самолета разведывательной радиотехнической аппаратуры, маршрут самолета вдоль советской границы и его вторжение в пределы Советского Союза, а также наличие приказа на выполнение оперативного задания.2. Наличие хорошего линейного ориентира — р. Ариа-Чай с каньоном, обозначающей государственную границу, и других хорошо видимых крупных площадных ориентиров и хорошей визуальной видимости в момент нарушения, при наличии на борту самолета современного радионавигационного оборудования полностью исключает непреднамеренное нарушение государственной границы Союза ССР указанным иностранным самолетом.
3. Действие командования 236 иад и 29 ртп ПВО при перехвате иностранного самолета-нарушителя были правильными и соответствовали требованиям приказов по охране воздушных границ Союза ССР»{402}.
После этих двух инцидентов американские самолеты радиотехнической разведки стали действовать более осторожно при полетах вдоль советских границ, но операции У-2 продолжались. Пилоты высотных самолетов-разведчиков все чаще доставляли в ЦРУ и стратегическому авиакомандованию аэрофотоснимки, раскрывавшие высокий темп насыщения советских частей ВВС и ПВО новой боевой техникой и электронным оборудованием. Действительно, в конце 50-х годов на вооружение войск ПВО начали поступать радиолокационные станции П-30, обнаруживающие воздушные цели на высотах свыше 20 километров; с 1959 года авиаполки получили на вооружение высотные перехватчики Т-3 со сверхзвуковой скоростью и потолком свыше 20 километров; в зенитных ракетных войсках появился весьма эффективный ракетный комплекс С-75 с дальностью действия 30 километров и высотой поражения целей — 25 километров при скорости целей до 1500 км/ч.
Решающим этапом необъявленной «воздушной войны» стала весна 1960 года. К этому времени произошел ряд знаменательных событий. В сентябре 1959 года Н. С. Хрущев был с визитом в США. В течение 12 дней он встречался с президентом Д. Эйзехауэром, высшими политическими и государственными деятелями, видными экономистами, высокопоставленными военными, а также с представителями всех слоев американского общества. Визит прошел в атмосфере согласия и дружелюбия. В совместном советско-американском коммюнике, в частности, говорилось: «...Председатель Совета Министров СССР и Президент Соединенных Штатов согласились, что все неурегулированные международные вопросы должны быть решены не путем применения силы, а мирными средствами, путем переговоров»{403}.
В ходе визита Хрущев и Эйзенхауэр имели несколько конфиденциальных бесед с глазу на глаз. Как стало известно впоследствии, они обсуждали состояние советско-китайских отношений, вопрос о Берлине, проблемы взаимного сокращения вооружений. Но Хрущев не затронул ни разу щекотливый вопрос о высотных полетах американских самолетов над территорией СССР. Президент США был приглашен посетить СССР в 1960 году. Улучшение советско-американских отношений сказалось и на общем международном климате: на 16 мая 1960 года было запланировано совещание глав правительств — США, СССР, Англии и Франции. Совещание, как полагали, должно было разрешить многие разногласия между Западом и Востоком.
Казалось, близится разрядка международной напряженности. Но события, происшедшие в апреле — мае, опрокинули надежды мировой общественности. И в центре этих событий оказались разведывательные полеты самолетов У-2.
В начале 1960 года советское правительство объявило, что в СССР создан новый вид вооруженных сил — Ракетные войска стратегического назначения. Это сообщение влило новое вино в старые мехи: высотные разведывательные операции американских спецслужб возобновились. Где развертываются стратегические ракеты СССР? Какие образцы приняты на вооружение? Каковы их боевые возможности и количество? Эти вопросы волновали Пентагон и сводились, в сущности, к одному: насколько ПВО СССР способна противодействовать современной американской стратегической авиации — основы военного могущества США? Дать ответ на этот вопрос должны были новые вторжения У-2 в советское воздушное пространство.
9 апреля 1960 года в 4 часа 47 минут советские РЛС Туркестанского военного округа обнаружили воздушную цель. По первым докладам, цель находилась в воздушном пространстве СССР в 430 километрах южнее города Андижана, на расстоянии 250 километров от советско-афганской границы. Следуя на высоте 19–21 километр, У-2 на скорости 780 км/ч двигался в сторону Семипалатинска. Достигнув Семипалатинского ядерного полигона, самолет-разведчик сделал несколько галсов над ним (наши РЛС устойчиво вели цель); затем пролетел в район озера Балхаш, где находился полигон зенитных ракетных войск — Сары-Шаган, а оттуда проследовал к полигону стратегических ракет — Тюратам и через город Мары ушел в Иран. Весь полет продолжался более 6 часов.
Как же случилось, что нарушитель, находившийся столь длительное время в советском небе, не был уничтожен, хотя, как уже говорилось, и в войсках ПВО, и в ВВС имелись силы и средства, способные сбить этот У-2?
То, что происходило в тот день, напоминало театр абсурда. Когда самолет-нарушитель приближался к Семипалатинску, на аэродроме истребительного авиаполка ПВО, ближайшего к Семипалатинскому полигону, находились два самолета Т-3, оснащенные ракетами «воздух — воздух», и летчики, имевшие некоторый опыт в управлении этими истребителями. Но, для того чтобы осуществить перехват, им необходимо было совершить посадку на другом аэродроме, так как на возвращение на свой аэродром не хватило бы топлива. И такой аэродром был при Семипалатинском полигоне. Но режим секретности не позволял садиться на него летчикам, не имевшим специальных допусков, а пилоты Т-3 В. Назаров и Б. Старовойтов таких допусков не имели. Самолет-нарушитель галсировал над сверхсекретным полигоном, а советские асы ждали результатов переговоров командования Войск ПВО страны с правительством СССР о получении пресловутых допусков. Только в 7 часов по московскому времени было получено разрешение на взлет, но было уже поздно. Когда истребители Т-3 прибыли в район Семипалатинска, У-2 был уже в недосягаемости: он летел к другому секретному объекту — Сары-Шаган. У командования войск ПВО появилась надежда: ведь там, в Сары-Шагане, был развернут новейший зенитный ракетный комплекс С-75, тактико-технические данные которого позволяли поражать цели на такой высоте. Но волей случая У-2 вновь избежал угрозы уничтожения. В тот день не планировались стрельбы, и ракет на позиции не было. А техническая площадка, где они хранились, находилась в 100 километрах от позиции ЗРК. Но и там не оказалось подготовленных к боевому применению ракет. Были приняты экстренные меры, и вскоре оснащенные ракеты уже перебрасывались к боевой позиции, но У-2, закончив фотографирование полигона Сары-Шаган, направлялся к полигону Тюратам. К этому времени в высшую степень боевой готовности были приведены значительные силы ПВО и ВВС. Но воинское счастье не сопутствовало в тот день советским авиаторам. Вражеский разведчик был уже над Тюратамом, и выполнив задачу, уходил через Мары в сторону иранской границы. В ближайшем авиаполку ВВС были истребители Т-3, но летчики не имели опыта полетов на этом самолете, и к тому же не было ракет «воздух — воздух»: они еще не поступили на склад. И все-таки Т-3 старшего лейтенанта Кудели взлетел с ракетами от МИГ-19. Но поскольку У-2 уже находился на значительном расстоянии, управление перехватчиком было передано на командный пункт другой дивизии, где не имели опыта управления высотными самолетами: наведение на цель не состоялось. Другой летчик, капитан Дорошенко, на Т-3 поднялся на высоту 17 500 метров и увидел вражеского разведчика, но... выше себя на 3 километра. Подняться выше летчик, по существу, только-только осваивавший новый самолет, не смог. Так закончился этот полный нелепых и драматических событий день.
Для разбирательства причин неудачных действий войск ПВО по самолету-нарушителю воздушного пространства СССР была назначена комиссия, в состав которой входил и автор этих строк, в то время служивший в Главном штабе Войск ПВО страны. Были вскрыты серьезные недостатки в боевой подготовке и управлении силами и средствами ПВО и ВВС. Помнится, что в ходе разбора событий того дня обнаружились немалые упущения в работе радио — и радиотехнических средств. В частности, радиоразведка в Закавказье вскрыла перелет У-2 и С-130 из Аданы (Турция) в Пешавар (Пакистан) за несколько дней до разведывательного полета, однако эти данные из-за ряда случайностей не были доложены командованию. Поистине рок преследовал нашу ПВО в тот день{404}.
Многие генералы и офицеры получили строгие взыскания. Хрущев был возмущен: реальность опрокинула его неоднократные заявления о высокой степени боевой готовности Советской Армии. В Главном штабе Войск ПВО страны были спрогнозированы вероятные маршруты ожидаемых новых полетов У-2 (автор принимал участие в их разработке). Да, урок 9 апреля был тяжелым. Но он не прошел даром. Выводы, сделанные из неудачи, вскоре привели к успеху. Случилось это через три недели — 1 мая 1960 года. Летчик Фрэнсис Гэри Пауэрс, которому суждено было совершить роковой для всей программы У-2 полет 1 мая, был одним из наиболее опытных пилотов команды Ричарда Биссела. Он летал на У-2 с 1956 года. Теперь для выполнения очередного боевого задания он прибыл в Пешавар из Турции 27 апреля. Было известно, что президент Эйзенхауэр распорядился, чтобы полет был совершен 28 апреля. Однако в связи с плохой погодой в районах предполагаемого маршрута А. Даллес просил президента отложить полет на несколько дней. Тот согласился, но с условием, что задание будет выполняться не позднее 1 мая. Эйзенхауэр не хотел получать каких-либо новых протестов от Советского Союза накануне намеченной на 16 мая «встречи в верхах» в Париже. О том, что самолет У-2 может быть сбит, в Вашингтоне и не помышляли. И президент и его окружение были уверены, что в крайнем случае самолет взорвется, а летчик погибнет.
Но все последние дни апреля погода не улучшалась, а уже приближался последний срок. Пауэрс и его начальники нервничали. Наконец в первый день мая метеоусловия позволили произвести планируемую разведывательную операцию.
До начала Первомайского парада оставались считанные часы, когда юго-восточнее Кировабада Таджикской ССР была обнаружена высотная цель. Это был У-2, пилотируемый Фрэнсисом Гэри Пауэрсом. Он имел задание пролететь над территорией СССР на предельной высоте по маршруту: Пешавар (Пакистан), Аральское море, Свердловск, Киров, Плесецк и совершить посадку на аэродроме Буде (Норвегия). Пролетая над пунктами, указанными на специальной карте, летчик должен был включать аппаратуру для аэрофотосъемки и фиксации работы советских РЛС.
...Сигнал тревоги, по которому офицеры Главного штаба Войск ПВО страны должны были прибыть на КП, немедленно был сообщен им по телефону еще до 6 утра. Первые засечки высотной цели, приближавшейся к границе Советского Союза в районе южнее города Душанбе (она летела прямо на север на высоте более 19 километров при скорости 750 км/ч), были получены в 5 часов 36 минут (время московское). Дежурный генерал КП немедленно доложил о нарушении Главнокомандующему Войсками ПВО страны Маршалу Советского Союза С. С. Бирюзову, его первому заместителю Маршалу артиллерии Н. Д. Яковлеву, начальнику Главного штаба генералу П. К. Демидову, командующим истребительной авиацией генералу Е. Я. Савицкому и зенитными ракетными войсками генералу К. П. Казакову.
Когда в начале седьмого все командование Войск ПВО страны и мы, офицеры, входившие в боевой расчет, заняли свои рабочие места на Центральном командном пункте (в то время он находился во дворе дома № 3 Министерства обороны на Фрунзенской набережной), обстановка складывалась достаточно нервозная. Не следует забывать, что это было утро Первого мая. В 10.00 на Красной площади должен был начаться парад, а затем демонстрация. Руководство партии, правительства и Советских Вооруженных Сил, включая С. С. Бирюзова, должно было находиться на трибуне Мавзолея.
К 8.00 утра на КП Войск ПВО страны сделан вывод, что маршрут полета пройдет через район Свердловска, далее — к Белому морю, а аэродром посадки, вероятно, будет в Норвегии.
С земли напряженно следят за неизвестным самолетом. Нервы у всех, кто на аэродромах, ракетных позициях, пунктах управления, штабах Войск ПВО страны и ВВС, на пределе. О полете уже доложено министру обороны, членам Политбюро, Н. С. Хрущеву.
Телефонные звонки от министра обороны Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского из Кремля и лично от Н. С. Хрущева следуют один за другим. Тональность их примерно была следующей: «Позор! Страна обеспечила ПВО всем необходимым, а вы дозвуковой самолет сбить не можете...» На это маршал Бирюзов эмоционально парирует: «Если бы я мог стать ракетой, то сам полетел бы и сбил этого проклятого нарушителя...».
Как часто бывает в критические минуты, различные случайности мешают сбить его то на одном, то на другом участке пути. То ракетный дивизион, зону которого он задевает, в этот день не на боевом дежурстве, то маршрут проходит вне пределов зоны обстрела или в таком створе, когда пуск ракеты невозможен. Истребители его вообще не достают. Все необходимые средства радиолокации и радиоразведки включены. Но самолет молчит. По-видимому, он не использует дальней радиосвязи. В связи с подъемом в воздух нескольких пар истребителей и необходимостью расчистить небо от других летательных аппаратов, дается сигнал для посадки на ближайшие аэродромы всех самолетов, не задействованных в борьбе с нарушителем. Это позволяет радиолокационным станциям надежнее вести цель, летящую уже на высоте более 21 километра при скорости 750–800 км/ч.
Хрущев требует любой ценой сбить самолет. Звонки от правительства то и дело раздаются в накаленной атмосфере Центрального командного пункта Войск ПВО страны. Еще бы! В день всенародного праздника, за две недели до Парижского совещания в верхах в небе СССР летит иностранный самолет-разведчик! Хрущев и его окружение расценили это как политическую провокацию. А что такое У-2 — это уже было известно советской разведке.
Между тем американский самолет-разведчик уверенно идет на север: вот он минует Тюратам, летит вдоль Аральского моря, проходит Магнитогорск, Челябинск. Нарушитель мог быть сбит только высотными перехватчиками или зенитными ракетами, но для этого было необходимо, чтобы У-2 пролетел через районы, где такие средства имелись. Пауэрс приближался к Свердловску. С аэродрома Кольцово (Свердловск) на перехват пошел высотный истребитель Т-3, случайно оказавшийся там в ходе перегона самолета с завода в часть. Его пилот капитан Игорь Ментюков не имел компенсирующего высотного костюма, кислородной маски, самолет не был вооружен. Летчик получает задачу сблизиться с нарушителем и таранить его. Риск был огромным, шансы на успех ничтожны. Ведь надо было точно навести скоростной сверхзвуковой истребитель на цель, шедшую на дозвуковой скорости, и совершить это в считанные секунды, так как дольше действовать на предельной высоте Т-3 не мог. Ментюков набрал нужную высоту, но цели не увидел: наведение не состоялось.
Вот как об этом позднее рассказывал сам летчик:
«Разворачиваюсь, ухожу из зоны огня, — а затем спрашиваю о местонахождении цели. Мне с КП: «Цель сзади». Предпринимаю новый разворот, но чувствую, что падаю. Шел ведь без форсажа, не заметил, как скорость понизилась до 300 км/ч. Свалился на 15 тысяч метров. А с КП: «Включите форсаж». Зло взяло, кричу: «Надо знать, как и на каких скоростях он включается». Разогнал самолет до 450 километров, пробую включить форсаж, хотя он включается при 550 километрах. В это время загорается лампочка — аварийный остаток топлива. Становится ясно — наведение сорвалось. Дают указание — тяните до Кольцово».
(В 1998 году он опубликовал, однако, статью, где утверждал, что именно он сбил Пауэрса...)
Идет уже девятый час утра, на Красной площади вскоре начнется военный парад, а неизвестный самолет летит через центр страны. Каков будет эффект демонстрации советского военного могущества, когда над страной социализма безнаказанно летит разведчик, а советская ПВО не в состоянии его сбить? Это понимали все — от Хрущева до операторов РЛС, следивших за полетом.
Тем временем У-2 входит в зону действия зенитного ракетного дивизиона близ Свердловска. Командующий боевым расчетом начальник штаба дивизиона майор М. Воронов (командир находился в командировке) отдает приказ: «Цель уничтожить». Первая ракета взмывает вверх навстречу нарушителю. За ней должны последовать вторая и третья. Но они не сходят с направляющих. Почему? Произошел крайне редкий случай: кабина наведения оказалась между ними и целью. Причину задержки быстро устраняют. А тем временем первая ракета взрывается позади У-2, и ее осколки пробивают хвостовое оперение и крылья, не затронув кабины. Это случилось в 8 часов 53 минуты. Но падающие обломки У-2, фиксируемые на экране РЛС, воспринимаются как цель. Для нас, находившийся 1 мая 1960 года на КП в Москве, запомнились доклады о пуске ракеты и сообщение, что цель «замигала», то ли применяя помехи, то ли разваливаясь. Нервозность не снижалась.
Между тем там, в небе близ Свердловска, Пауэрс, поняв по вспышке сзади и потере управления, что следует покинуть падающий самолет, был вынужден сбросить «фонарь» и с трудом, уже на высоте менее 10 километров вылез из кабины. Другим способом воспользоваться он не мог, так как взрывом его кресло сдвинулось вперед и ноги оказались под приборной доской. При катапультировании ему могло оторвать ноги. (Такое случалось даже при неповрежденном самолете в прошлые годы.) Как он впоследствии вспоминал, его У-2, потеряв крылья, вертикально падал хвостом вниз. Когда он сбросил «фонарь», гравитация прижала его к сиденью. Преодолевая огромные перегрузки, он пытался покинуть падающий самолет, но был привязан к кабине кислородными шлангами. Наконец он разорвал их и выбросился на парашюте. К этому моменту высота была уже сравнительно небольшой. Едва он оторвался от самолета — еще одна ракета прямым попаданием поразила У-2{405}. При падении фюзеляж, двигатель, крылья и кабина самолета оказались разбросанными по земле на удалении в несколько километров друг от друга.
Но об этом в Свердловске и Москве еще никто не знал. Напротив, в районе исчезновения нарушителя вновь появилась отметка от цели.
Откуда же появилась новая цель? А дело было в том, что после неудачного наведения И. Ментюкова на перехват У-2 была поднята еще пара истребителей МИГ-19 — капитана Бориса Айвазяна и старшего лейтенанта Сергея Сафронова. Вот как вспоминал эти незабываемые минуты Б. Айвазян:
«Взлетели. Пауэрс над нами, но где? Кручу головой — вокруг никого. В те секунды заметил взрыв и пять уходящих к земле точек. Эх, угадать бы тогда, что это был разваливающийся У-2. Я принял взрыв за самоликвидацию ракеты, тут же сообщил на КП. Самолет Пауэрса, понятно, не обнаружили, ведь его уже уничтожили ракетчики».
Но ракетчики и операторы РЛС все еще принимали обломки У-2 за пассивные помехи, примененные летчиком-шпионом. Поэтому для пары Айвазяна задача была все та же: при обнаружении атаковать противника. На очередном вираже, вспоминал Айвазян, вдруг оборвалась связь с ведомым. Сергей Сафронов замолчал. Айвазян увидел в чистом небе необычное облачко и резко спикировал. Это спасло ему жизнь.
В дивизионе, которым командовал майор А. Шугаев, восприняли появившуюся отметку от истребителей за вражескую цель, которая снизилась до 11 тысяч метров. Через считанные секунды она была сбита (по приказу с КП армии ПВО). Увы! Это был истребитель старшего лейтенанта С. Сафронова, поднятый на перехват У-2. Экраны мониторов расчистились. Наступила пауза — стало ясно, что нарушитель сбит. На самом деле прошло уже полчаса после того, как сбили Пауэрса, но майор Воронов и его боевой расчет приняли обломки У-2, которые забили экран, за пассивные помехи, примененные самолетом-шпионом, и майор промедлил с докладом до выяснения обстановки.
Маршал Бирюзов снял трубку правительственного телефона и доложил Хрущеву. Хрущев выразил сомнение, но сказал: «Приезжайте и доложите подробно». Бирюзов немедленно приказал группе из нескольких офицеров войск ПВО вылететь в Свердловск, разобраться во всем на месте, обеспечить сохранность обломков самолета и сообщить подробности. Сам он отправился к Кремлю на парад{406}. Когда маршал прибыл на Красную площадь, трибуна на Мавзолее уже была заполнена государственными деятелями, военачальниками, гостями. Его прибытие не прошло незамеченным. В отличие от других военных, он был не в парадной, а в повседневной форме и не занял сразу своего места среди других генералов, а сначала прямо на трибуне подошел к Хрущеву и на ухо доложил ему результат. Тот удовлетворенно кивнул. После этого Бирюзов занял свое место среди военных.
Вылет спецсамолета ТУ-104 в Свердловск (аэродром Кольцово) состоялся около 12 часов. Это был первый самолет, вылетевший из Внукова после запрета на полеты самолетов гражданской авиации, введенного около 8 часов утра 1 мая. Самолет был полон. На нем летели группы аппарата ЦК, военной контрразведки, КГБ, Генерального штаба и Войск ПВО страны. Все они входили в комиссию по расследованию инцидента.
Через два часа были на месте. Пауэрса отправили в Москву. Оставалось найти и собрать разбросанные по полям и перелескам части самолета, позаботиться об их охране, особенно аппаратуры и больших, широких (24 см) рулонов отснятой пленки. Ее тщательно обернули солдатскими одеялами, что потом помогло почти без потерь проявить ее и убедиться в том, сколь важные объекты и с каким высоким качеством были сфотографированы. Двигатель нашли в болоте и с трудом подняли его краном.
Произошел и такой казус: в одной из близлежащих деревень, где народ по-уральски с общим застольем праздновал 1 мая, после взрывов ракет и падения плоскости сбитого самолета люди стали бить ее ломами, разливая имевшееся внутри горючее, которое представляло большой интерес для военных экспертов.
Обеспечив сбор, сохранность и отправку в Москву всех остатков У-2, группа ПВО вернулась в столицу, чтобы готовить выставку трофеев в Парке культуры и отдыха имени Горького.
Комиссия составила первый доклад о тактико-технических данных и оборудовании самолета, целях и задачах, которые решались им в ходе разведывательных полетов. Началось следствие по делу Пауэрса.
Было установлено, то У-2 имел на борту широкозахватный длиннофокусный аэрофотоаппарат «73-В». Он осуществлял семимаршрутное фотографирование последовательно через семь остекленных люков. Это обеспечивало захват местности шириной 160–200 километров, протяженность фотографируемой полосы — 3500 километров. Объектив с фокусным расстоянием 915–944,7 миллиметра позволял с больших высот получать снимки масштаба 220–230 метров в 1 сантиметр. С помощью радиоэлектронной разведывательной аппаратуры, установленной на самолете, можно было получать сведения о системах радиотехнического обеспечения ПВО СССР.
В Вашингтоне Р. Биссел и другие причастные к программе У-2 лица ломали голову по поводу исчезновения Пауэрса. Удивляло молчание Москвы: никакой информации. Через два дня, 3 мая, было обнародовано сообщение НАСА, сфабрикованное в ЦРУ и тайно одобренное президентом. В сообщении говорилось, что с 1956 года по программе изучения метеоусловий верхних слоев атмосферы НАСА использует самолеты фирмы «Локхид» — У-2; один из таких самолетов, выполнявший задание 1 мая 1968 года в воздушном пространстве Турции, пропал без вести около 9 часов утра — возможно, потерпел катастрофу в районе озера Ван: пилот, вылетевший с аэродрома Адана, находясь в районе Восточной Турции, докладывал, дескать, о неисправности кислородного оборудования.
Сообщение это 4 мая появилось в газетах, но особого внимания не привлекло. Руководство ЦРУ напряженно ждало реакции СССР на сообщение, но Москва безмолвствовала. На пресс-конференции в Вашингтоне представители НАСА не дали сколько-нибудь вразумительных ответов на вопросы журналистов.
На следующий день в Москве открылась очередная сессия Верховного Совета СССР. Хрущев в своем докладе на ней обнародовал подробности инцидента с самолетом-разведчиком, умолчав, однако, о том, что летчик жив, а части самолета и оборудование позволяют сделать выводы о характере задач, которые он выполнял.
В тот же день представитель госдепартамента США выступил перед журналистами с заявлением, в котором повторялась версия НАСА, дополненная, правда, тем, что самолет, выполнявший исследовательский полет по программе НАСА, по всей вероятности, случайно пересек советско-турецкую границу и оказался в пределах СССР.
Через час с небольшим после заявления госдепартамента снова выступил руководитель отдела информации НАСА с уточняющим заявлением, что У-2 имел фотокамеры для фотографирования облачности, что это невооруженный гражданский самолет. Он сказал также, что если об этом самолете что-либо известно в СССР, то просит русских сообщить об этом, чтобы не продлевать поиски.
Но в то время, когда в Вашингтоне пытались завуалировать миссию Пауэрса, из американского посольства в Москве поступил сигнал, отбросивший все ложные версии. Он произвел эффект разорвавшейся бомбы. Дело в том, что вечером 5 мая на приеме в посольстве Эфиопии в Москве посол США Л. Томпсон случайно услышал разговор между заместителем министра иностранных дел СССР Я. Маликом и шведским послом. Швед спрашивал, как правительство СССР будет квалифицировать инцидент с У-2. «Не знаю, — сказал Малик, — еще продолжаются допросы пилота». «Допросы пилота...» — эти слова как молния поразили Томпсона. Он бросился в свое посольство и дал телефонограмму с грифом «Вне всякой очереди» в Вашингтон. Она опоздала на 4 минуты: второе заявление НАСА уже передавалось прессе{407}.
Заявления, сделанные в Вашингтоне, только подлили масла в огонь. 7 мая Хрущев вновь выступил перед депутатами и сообщил, что летчик жив и находится в СССР, американские официальные круги признали факт преднамеренного вторжения в воздушное пространство Советского Союза. Президент Д. Эйзенхауэр подтвердил на пресс-конференции 11 мая, что полеты американских самолетов-разведчиков над территорией СССР являются одним из элементов системы сбора информации о Советском Союзе и проводились планомерно в течение ряда лет. Он заявил, что «отдавал приказы о сборе любыми возможными способами информации, необходимой для защиты Соединенных Штатов и свободного мира от внезапного нападения и для того, чтобы дать им возможность провести эффективные приготовления к обороне». Он заявил также, что эти мероприятия необходимы, так как в «Советском Союзе секретность и тайны стали фетишем». На следующий день он отдал распоряжение прекратить полеты У-2 над Советским Союзом{408}.
Инцидент с У-2 имел весьма серьезные последствия: намеченное на 16 мая в Париже совещание в верхах не состоялось, хотя главы правительств США, СССР и Великобритании прибыли в Париж; визит Эйзенхауэра в СССР, запланированный на 10 июня, был отменен, отношения СССР с США ухудшились. Что касается разведывательных полетов американской авиации над СССР, то они были прекращены.
Так закончился первый этап попыток США «открыть небо» над Советским Союзом, проникнуть в тайны программ его вооружения, тщательно охраняемые при развернувшемся состязании в военном могуществе двух сверхдержав.
Небезынтересна судьба самого Пауэрса. Она сложилась достаточно трагично. В августе 1960 года в течение трех дней в Колонном зале Дома Союзов в Москве проходил открытый судебный процесс, на котором он был осужден Военной коллегией Верховного суда СССР на 10 лет... На суде присутствовали его родители и жена Барбара. В феврале 1962 года Пауэрса обменяли на арестованного в США советского разведчика-нелегала Р. Абеля.
По возвращении в США Ф. Г. Пауэрс в 1963 году развелся с женой и в том же году женился на сотруднице ЦРУ Сью Дауни, с которой ранее был связан по службе. Отношение соотечественников к нему вначале было весьма негативным. Его обвиняли в том, что он не взорвал свой самолет после его поражения, не покончил жизнь самоубийством с помощью данной ему иголки с ядом, признал себя виновным на суде.
Однако главное, что волновало ЦРУ и руководство Пентагона, был вопрос, на какой высоте произошло первое попадание ракеты в самолет Пауэрса. На суде в Москве (и раньше, на допросах в КГБ) он говорил, что это произошло на высоте 68 тысяч футов (около 20 тысяч метров). По возвращении в США он продолжал утверждать то же самое, но добавлял, что он специально ввел советское следствие в заблуждение, подчеркивая эту высоту как максимальную для У-2, хотя истинный потолок У-2–22 тысячи метров. Он говорил, что сделал такое признание советскому суду для того, чтобы не подвергать опасности своих товарищей, которые должны были выполнять разведывательные задания после него{409}. Однако военные специалисты в США не хотели ему верить. Они ссылались на то, что У-2 № 360, на котором он летел, до его полета проходил капитальный ремонт и не был столь надежен, как новые самолеты, а поэтому его приборы могли дать погрешность. Некоторые коллеги Пауэрса утверждали, что в разговорах с ними он называл высоту, на которой его поразила ракета, равной 45 тысячам футов (15 тысяч метров).
Конструктор У-2 К. Джонсон, который специально приезжал (инкогнито) в Москву посмотреть на обломки У-2 в парке имени Горького, пришел к выводу, что самолет был сбит на меньшей, чем говорил Пауэрс, высоте. Высота поражения У-2–68 тысяч футов — подверглась сомнению и комиссией Сената, которой Пауэрс давал показания{410}. Этот вопрос обсуждался и десятилетия спустя на конференции «У-2: революция в разведке», проведенной в Вашингтоне в 1998 году{411}. В ней принял участие и автор настоящей книги. Там я познакомился с вдовой Пауэрса, а еще раньше — с его сыном Ф. Г. Пауэрсом во время его приезда в Москву.
Однако еще тогда, в 60-е, ЦРУ вскоре выступило с заявлением о добросовестном выполнении Пауэрсом своих обязанностей в соответствии с контрактом и своим долгом гражданина США. Он был принят на работу, реабилитирован в глазах общественного мнения. Он получил все причитающиеся ему от ЦРУ деньги (2500 долларов в месяц за время нахождения в заключении и по 1000 долларов за месяц службы в подразделении «10–10» с лета 1956 года по май 1960 года, недополученных в соответствии с контрактом). В 1970 году он написал книгу о своем полете. Руководство ЦРУ требовало ознакомить его с рукописью. Но издательство было против. Получив отказ Пауэрса, ЦРУ осталось крайне недовольно содержанием этой книги после ее выхода в свет. Пауэрсу пришлось уволиться из НАСА, где он работал. С 1971 года он работал в телевизионной компании в Калифорнии.
Пауэрс погиб 1 августа 1977 года во время катастрофы вертолета при полете в районе Лос-Анджелеса по служебным делам, при довольно странных (и окончательно не установленных до сих пор) обстоятельствах. Он не дожил до 48 лет. Он был объявлен заслуженным ветераном и с согласия президента США Картера похоронен с подобающими почестями в столице США Вашингтоне, на Арлингтонском кладбище, недалеко от могилы президента Кеннеди...
После международного скандала, вызванного инцидентом с Пауэрсом, программа систематических разведывательных полетов над СССР была прекращена. Но самолеты-разведчики продолжали выполнять задания по разведке Советских Вооруженных Сил без нарушения границ СССР, хотя и это случалось.
Так, 1 июля 1960 года, ровно через два месяца после провала миссии Пауэрса, в Баренцевом море, у побережья Кольского полуострова был сбит самолет-разведчик ВВС США RB-47. На борту его было шесть человек. Вылетев из Англии, самолет вышел на секретный маршрут «Бостон Кэспер», выводящий к советской границе в районе мыса Святой Нос. В 17.28 RB-47 вошел в воздушное пространство СССР. Через несколько минут к нему приблизился советский истребитель МИГ-17. Летчик капитан Василий Поляков дал сигнал «следуй за мной», но RB-47 продолжал движение по своему маршруту. На предупредительные выстрелы Полякова второй пилот RB-47 капитан Брюс Олмстед ответил огнем 20-миллиметровой пушки. В следующую минуту два спаренных левых двигателя самолета-разведчика были поражены очередью Полякова. Самолет потерял управляемость и начал падать в море. Штурман капитан Джон Маккоун и Олмстед катапультировались. Через 6 часов их спас советский траулер. Был также подобран труп командира экипажа майора Уиларда Палма. Остальные члены экипажа погибли.
Маккоун и Олмстед были доставлены в Москву. Началось следствие. Американские летчики утверждали, что их самолет не нарушал границу СССР. Однако, по данным советских РЛС, последняя часть его маршрута проходила над территориальными водами СССР. Американских разведчиков ждал суд. Труп майора Палма в цинковом гробу был отправлен в США. В октябре того же года советский траулер подобрал в Баренцевом море кусок фюзеляжа RB-47 и тело майора Юджина Позы, оператора радиотехнической станции разведки. Он был захоронен на советской территории. (С образованием в 1992 году совместной российско-американой Комиссии при Президентах России и США по военнопленным и пропавшим без вести, членом которой является и автор книги, поиски могилы майора Позы возобновились и ведутся до настоящего времени).
По этому инциденту правительство США вначале объявило, что самолет имел научно-исследовательскую задачу, но дальнейшее расследование установило, что RB-47 вел радиотехническую разведку и находился над территориальными водами СССР. В связи с этим глава советского правительства подчеркнул, что обещания администрации США прекратить разведывательные полеты в небе СССР «гроша ломаного не стоят». Он предупредил правительство Великобритании, откуда вылетел самолет, что подобные «агрессивные акции могу стать опасными для английского народа. По американским данным, RB-47 был сбит над нейтральными водами. На эту мысль наводила и фраза в заявлении Хрущева, что самолет ушел в сторону моря и упал за пределами границ СССР. Но поскольку американские разведчики летали вокруг СССР ежедневно — резкая реакция США на этот инцидент могла осложнить и без того напряженную международную обстановку. Более того, когда в августе 1960 года советник президента по безопасности Гордон Грей предложил Эйзенхауэру спровоцировать захват советского самолета или корабля независимо от места его истинного нахождения, объявить его «нарушителем границ» и развернуть антисоветскую пропагандистскую кампанию, президент отклонил это предложение{412}. Вскоре американский транспортный самолет С-47 нарушил границу в районе Курильских островов. Взаимное раздражение нарастало.
Но все же в январе 1961 года, сразу же по вступлении Джона Кеннеди в должность президента США, двое летчиков сбитого самолета RB-47 были переданы американским властям в знак доброй воли Советского Союза и его стремления улучшить отношения с Соединенными Штатами при новом их правительстве.
Подобные случаи происходили и в дальнейшем. Например, в августе 1962 года У-2 пролетел над Сахалином. На советскую ноту протеста США ответили официальным извинением.
И хотя эпизодические нарушения советских границ американскими самолетами имели место и позднее, такой целенаправленной программы систематической воздушной разведки СССР, какой была программа полетов У-2 или предшествовавшие ей полеты самолетов-разведчиков RB-45, RB-47, «Канберры», после инцидента с Пауэрсом уже не было. Да и необходимость в этом с появлением разведывательных искусственных спутников Земли (американские «Мидас», «Самос», «Феррет» и др.) отпала. Более совершенные средства разведки потеснили авиацию, хотя и сегодня она играет немалую роль.
Так закончилась наиболее интенсивная и полная драматизма тайная воздушная война, которую вели США и Советский Союз в жестком соревновании за превосходство в новейших видах вооружения. Но впереди еще были схватки гораздо более опасные...