12. За кулисами дипломатии

Одновременно с публичной дипломатической борьбой обеих группировок держав, выражавшейся в речах государственных деятелей и в провозглашении «мирных программ», развивала очень оживлённую деятельность и секретная дипломатия. Правительства США, Англии и Франции, с одной стороны, Чернин и император Карл — о другой стороны, вели через доверенных лиц секретные переговоры, преследовавшие диаметрально противоположные цели. Правительства союзных стран добивались посредством больших уступок Австро-Венгрии её отрыва от Германии, желая этим путём ускорить победу над последней. Чернин же, наоборот, знал хорошо, что Германия, преследуя свои несбыточные цели установления мирового господства, увлечёт за собой в бездну лоскутную империю, но, желая итти с союзницей до конца, он прилагал всяческие усилия к тому, чтобы сделаться «посредником» между Германией и её противниками и предотвратить гибель обеих империй. Император Карл преследовал чисто династические цели. Он и его неофициальные советники хотели использовать сложную обстановку для осуществления несбыточной средневековой мечты о создании в центре Европы автократического католического государства с Габсбургами во главе и под патронатом римского первосвященника.

В то время, когда Чернин препирался в Берлине с Людендорфом и пытался сблизить австрийскую и германскую точки зрения по вопросам войны и мира, вблизи Берна встретились в начале февраля доверенные лица императора Карла и президента Вильсона — известный знаток международного права, друг и наставник императора, прелат Ламмаш и друг президента профессор Джордж Херрон.

При первой встрече Ламмаша с Херроном, состоявшейся 3 февраля, тайный эмиссар Карла поведал ему, что император желает завязать с Вильсоном секретные переговоры без ведома Германии и других союзников Австро-Венгрии. Необходимо, по словам Ламмаша, построить мост между Веной и Вашингтоном, так как от [185] этого зависит судьба всего мира. Чернину доверить нельзя, потому что он находится под влиянием Пруссии и его примирительная речь в делегации была произнесена по личному ультимативному требованию императора Карла. Последний, по словам Ламмаша, горел желанием ввести новую конституцию, избавиться от прусской гегемонии и установить новую политическую ориентацию, особенно сблизиться с США. В этом намерении его поддерживает императрица Цита.

План, разработанный Карлом и Ламмашем, заключался в следующем:

1. Президент Вильсон даёт в послании к американскому сенату оценку речи Чернина и характеризует её как симптом готовности Австрии к примирению. Император пишет письмо папе, сообщая, насколько позволят обстоятельства, о стремлении к объединению народов Австро-Венгрии и к их самостоятельному развитию; это письмо опубликовывается.

2. Император поддержит предложение Вильсона о разоружении и образовании Лиги наций при условии, что мирный конгресс начнёт свою работу именно с этого, а не с географических деталей. Таким образом, вопрос о границах утратил бы свою остроту, и все народы во всём мире, или по крайней мере вошедшие в Лигу наций, получили бы право на избрание своего правительства или хотя бы на автономию. Это облегчило бы переговоры об Эльзас-Лотарингии, Ирландии, итальянской ирреденте и т. п.

3. Переустройство Австро-Венгрии совершается соответственно программе Вильсона: объединение каждой из всех населяющих её национальностей в собственном государстве; объединение южных славян в единое государство, в которое включаются Хорватия, Словения, Босния и Герцеговина, Далмация; образование самостоятельных государств польского, австрийского, трансильванского, венгерского; итальянцы, оставшиеся в пределах империи, образуют независимую провинцию наподобие прежних вольных городов.

Без помощи США в этом деле, говорил Ламмаш, Австрия не может обойтись. У неё есть два серьезных врага: мадьяры, захватившие власть в империи, и [186] Пруссия, командующая Австро-Венгрией в силу создавшегося в ней внутреннего положения.

На возражение Херрона, что слова Ламмаша находятся в противоречии с заявлениями Чернина и что Австро-Венгрия едва ли позволит США вмешиваться в её внутренние дела, Ламмаш ответил, что, наоборот, она просит США об этом, просит продиктовать ей такие условия мира. Тогда и Германия не посмеет отказаться от заключения мира, потому что в противном случае Вюртемберг, Бавария и вся южная Германия присоединятся к Австрии. Если же Германия все-таки откажется, то Австро-Венгрия заключит сепаратный мир.

Второе свидание тайных посланцев, происходившее 4 февраля, ничего принципиально нового не внесло. Американец внушал Ламмашу, что в качестве профессора, друга и прелата католической церкви ему нетрудно будет убедить императора, взять инициативу переустройства Австро-Венгрии на изложенных им началах, и тогда поддержка США будет ему обеспечена. Херрон отверг предложение Ламмаша о предоставлении инициативы Ватикану, так как это государственный, а не религиозный вопрос, а также и потому, что папа не является авторитетом для США. Ламмаш в заключение ещё раз настаивал на том, чтобы Вильсон признал заявление Чернина удовлетворительным до того как император приступит к осуществлению предложенной программы реорганизации Австро-Венгрии{238}.

Установленная связь между императором Карлом и Вильсоном через Ламмаша — Херрона осталась тайной для Чернина. Послание президента конгрессу от 11 февраля с его дополнительными «четырьмя принципами» мира послужило основой для отправки императором и его министром формального предложения Вильсону приступить к выяснению некоторых вопросов, связанных с будущим миром. Император Карл обратился 20 февраля к испанскому королю с просьбой передать [187] президенту США секретное послание, выражавшее официальную точку зрения Австро-Венгрии на американскую мирную программу. В переданном документе, датированном 17 февраля, говорилось, что император Карл принимает «четыре принципа» Вильсона, объявленные им в речи 11 февраля, за основу для мирных переговоров.

Император обещал сделать всё от него зависящее с целью склонить всех его союзников к отказу от аннексий, если Вильсон со своей стороны сделает то же самое. Он допускал изменение границ в результате дружественных переговоров, если эти изменения будут произведены «в интересах и на благо заинтересованных народов». Карл при этом выставил свой принцип, который, как он полагал, позволял сохранить лоскутную империю в неприкосновенном виде. Он считал, что мирная программа Вильсона гибка и допускает диференцированный подход к разрешению территориальных вопросов в разных частях Европы. Эта программа допускает дружественные переговоры между любыми двумя соседними государствами по поводу территориальных «изменений границ в интересах и на благо заинтересованных народов». Такие соглашения между двумя государствами ничего общего не имеют «с насильственным перемещением из-под суверенитета одной державы под суверенитет другой». Карл считал, что такие территориальные соглашения должны иметь место в таких «частях Европы, где прежде не имелось определённых границ, как, например, в местностях, населённых болгарами». Но при этом «должен быть сохранён принцип, что ни одно государство не должно выигрывать или терять чего-либо и что довоенные владения всех государств должны рассматриваться как неприкосновенные». Император принимал за основу для переговоров и «четвёртый принцип» президента, желая, чтобы будущий мир не увеличивал, а уменьшал количество причин для возникновения конфликтов.

Император соглашался удовлетворить национальные требования итальянцев в Тироле, но в свою очередь требовал «представления неоспоримых доказательств и выражений народной воли этой части нашей страны».

Признавая принцип полного отказа от аннексий, [188] Карл распространял его и на Бельгию. Он полагал, что такие вопросы, как расширение Сербии и предоставление ей выхода к морю, и многие другие вопросы должны быть детально обсуждены между австрийскими и американскими представителями и подготовлены для представления их на широкую конференцию.

Император одобрял предложения Вильсона о предупреждений будущих конфликтов, о разоружении и о свободе морей. Он считал, что между его принципами и принципами президента существует полная гармония, и выражал надежду, что встреча представителей обоих государств «сможет значительно приблизить человечество к миру, которого страстно жаждут все государства»{239}.

Изучение «четырнадцати пунктов» и «четырёх принципов» Вильсона и официального предложения Чернина — Карла приводит к заключению, что ничего общего между ними не имеется и что они находятся в резком противоречии друг с другом. Карл и Чернин предлагали положить в основу будущего мира Status quo ante bellum (сохранение довоенного положения вещей), в то время как программа Вильсона предусматривала «исправление причинённых несправедливостей в прошлом, как, например, возвращение Эльзас-Лотарингии Франции, восстановление Польши и др. Карл соглашался на некоторое расширение Сербии, но требовал увеличения за её счёт Болгарии. На этой основе, которая означала бы победу центральных держав и которая ничего общего не имела с предложениями Вильсона о «справедливом мире», дальнейшие переговоры были невозможны, если бы с ней даже была согласна Германия, чего на самом деле не было.

Предложение Карла — Чернина находилось в полном противоречии с предложениями Карла же, переданными через Ламмаша, что говорило о неискренности того и другого и вызывало подозрение, что центральные державы ведут секретные переговоры лишь для того, чтобы посеять разногласия между союзниками и нарушить их боевое единство. [189]

Когда Вильсон попросил Вальфура высказать своё суждение относительно полученных им двух предложений, британский министр иностранных дел ответил 27 февраля, что он относится отрицательно к предложению Карла — Чернина, выражающему, по его словам, политику Германии. Бальфур считал, что переданные профессором Ламмашем предложения императора Карла, в которых недвусмысленно признано «право народов выбирать форму правления» и выражено желание применить принцип самоопределения к своим собственным владениям, могут «стать отправным пунктом» для переговоров. Однако и предложения Ламмаша вызывали у Бальфура серьёзные возражения, так как в них не приняты во внимание интересы Италии и интересы других национальностей. Принятие этих предложений, писал английский министр иностранных дел, могло бы посеять вражду между союзниками и заинтересованными славянскими национальностями, о благе которых столь заботится президент. Бальфур считал, что переговоры с Австрией на основе предложений Ламмаша представляют опасность для Антанты. Славянские народы очень часто бывали обмануты обещаниями самоуправления, и они не ощущают осязательной разницы между их настоящим положением, т. е. между их полным подчинением немецкому и мадьярскому меньшинству в монархии, и тем «самоуправлением», которое им будет предоставлено на основе применения принципа самоопределения в той же Австро-Венгрии. Если славянские народы убедятся, что они не добьются радикального изменения их положения, то они не захотят дольше проливать свою кровь за дело союзников, которое станет для них чужим делом. Бальфур признал, что успех Антанты зависит от готовности славянских народностей итти на жертвы. И поэтому не следует преждевременно отталкивать от себя эти народы.

«Будущее войны в значительной степени зависит, — продолжал Бальфур, — от поддержания энтузиазма итальянцев и антигерманского фанатизма славянского населения Австрии. Как итальянцы, так и славяне весьма легко приходят в уныние и скоро вычитывают из речей иностранцев доказательства, что их интересы. забыты и преданы». [190]

Бальфур напоминал президенту, что Австрия может использовать переговоры для того, чтобы «убедить славян, что им нечего надеяться на союзников», так как они сами добиваются заключения мира с центральными державами. В заключение Бальфур сообщал, что следует всё-таки пойти на некоторый риск для того, чтобы установить, насколько Ламмаш выражает взгляды императора и насколько последний готов принять их за основу переговоров. Что же касается австро-германских предложений, поступивших через Испанию, то Бальфур находил, что они целиком противоречат мирным условиям Вильсона, и он не считал возможным «примирить эти разногласия на конференции»{240}.

Вильсон не расходился с Бальфуром в оценке предложения Карла — Чернина и Ламмаша. Не считая их за подходящую основу для переговоров, он тем не менее не хотел обрывать установленных связей и отталкивать от себя императора. На обращение Карла президент ответил через испанского короля письмом от 5 марта 1918 г., в котором он просил императора высказаться с большей ясностью относительно «четырёх принципов», содержащихся в его послании от 11 февраля. «В моём послании от 11 февраля я стремился лишь может быть с большей ясностью, чем раньше, сформулировать принципы, которые я пытался набросать окончательным образом в моём послании конгрессу 8 января сего года». Вильсон отклонил предложение Карла о встрече уполномоченных, так как его мирная программа так подробно изложена, что встреча доверенных лиц ничего к ней не прибавит. Наоборот, президент хотел бы познакомиться с «такой же подробной программой австрийского императора» и тогда он решит, «стоит ли труда интимное и личное сравнение точек зрения».

Касаясь неопределённого замечания Карла относительно Балканского полуострова и Италии, Вильсон просил сделать положительные и конкретные предложения по этим вопросам, а также сделать предложения, направленные на «устранение балканских неурядиц и удовлетворение национальных стремлений тех [191] славянских народностей», которые живут в его империи. Вильсон, далее, запрашивал о конкретных предложениях Карла относительно разрешения адриатического вопроса, уступок, Италии, устранения вражды и противоречий между балканскими государствами, которые, по его мнению, ещё увеличились и углубились во время войны. Он также просил высказать своё суждение относительно разрешения судьбы нетурецких национальностей в Турции. Только имея эти данные, он смог бы решить, как далее содействовать делу мира. В заключение Вильсон заверял Карла, что он не стремится ни к стратегическим, ни к материальным выгодам. Он добивается исключительно «справедливого соглашения, которое даст вселенной справедливый и этим самым также и длительный мир» {241}.

Когда Вильсон вызвал французского посла, чтобы информировать его относительно своих секретных отношений с австрийцами, то он «ожидал бури», но ничего подобного не случилось. Жюссеран сказал, что президент «поступил мудро». Секрет заключался: в том, что в начале февраля 1918 г. доверенное лицо Карла и Чернина, граф Ревертера, и представитель французского правительства, граф Арман, возобновили свои тайные сношения, прерванные осенью 1917 г. 2 февраля Ревертера и Арман вновь встретились в швейцарском Фрейбурге. Посланец Чернина заявил, что австро-венгерское правительство склонно при известных условиях устроить встречу министров обеих стран. «Что думают об этом в Париже?» Полученные до сих пор предложения из Парижа неприемлемы, ибо требование Эльзас-Лотарингии является непреодолимым препятствием. Граф Арман ответил, что Франция настаивает, как и до сих пор, на возвращении этих двух провинций. От обсуждения возможности сепаратного мира с Австрией Ревертера уклонился. Дальнейшее продолжение встреч сделалось беспредметным{242}.

Арман вернулся в Париж, а посланец Чернина остался в Швейцарии ожидать ответа из Парижа. [192]

Через две недели, ему было сообщено, что французское правительство готово поедать уполномоченного для встречи с австрийским уполномоченным, если Чернин примет французское предложение, заключающееся в возвращении Эльзас-Лотарингии. Чернин ответил уклончиво, после чего Клемансо оборвал в начале марта нити, связывавшие Вену с Парижем. Ревертера телеграфировал 4 марта Чернину из Берна: «Клемансо, как он сам приказал мне сообщить, не в состоянии принять предложения вашего превосходительства относительно отказа Франции от каких бы то ни было аннексий. Поэтому, по мнению обеих сторон, какая бы то ни была, встреча в настоящее время была бы бесцельной»{243}.

Англия всё это время не прерывала связей с Австрией. Спустя несколько дней начались секретные встречи (9–14 марта) в Берне генерала Смэтса с представителем Австрии Скшинским, которые были продолжением переговоров Смэтса с Менсдорфом, и они также кончились провалом. Мы не касаемся этих переговоров, так как они выходят за рамки нашей темы. После провала и этих переговоров прекратились секретные отношения между обеими сторонами. Германия закончила свои приготовления к весеннему наступлению на Западном фронте. Она была убеждена, что теперь она сможет навязать свою волю всем своим противникам на Востоке и на Западе.