Содержание
«Военная Литература»
Исследования

20. Халхин-Гол

Высекание искр на Дальнем Востоке не прошло даром. Да и чистку японцы учли. Хасанский опыт. И решили щупать{38} уже не границы СССР, а подступы к ним.

Конницы при Халхин-Голе не было.

Конный генерал Жуков — Сталину, докладывая о Халхин-Голе:

"Если бы в моём распоряжении не было двух танковых и трех мотоброневых бригад, мы, безусловно, не смогли бы так быстро окружить и разгромить 6-ю японскую армию. Считаю, что нам нужно резко увеличить в составе вооружённых сил бронетанковые и механизированные войска".

Производственная практика приводит к правилу, которое не подводит: что не делается быстро, не делается никогда. Если в мирное время это звучит радикально, то в войну приобретает форму императива: окружать и громить медленно невозможно.

Операцию Жуков проводил жёстко. А оправдать жёсткость (подчас и жестокость) во время, в какое писал свои мемуары, после ожесточённой войны и жестокой чистки, было мудрено: страна болела разоблачениями и кипела негодованием.

Между тем, если командира судят за то, что он жертвует батальоном, чтобы спасти полк, это нонсенс. Багратиона не судили за Шенграбенское дело. Его славили. Иногда приходится подставить свои войска, чтобы измотать противника и затем свежими резервами его, измотанного, разгромить. А как будут выглядеть подставленные, можно себе представить.

Вот жуковская жестокость под Халхин-Голом в пересказе генерала П.Григоренко:

Жуков назначал командиров в части и подразделения, и они должны были добраться туда без провожатого до наступления рассвета. Добравшийся вступал в командование. Не добравшийся шёл под трибунал.

Голая степь, спросить не у кого. Да никто и не знает, операция готовится в строжайшей тайне. Указателей на дорогах нет. Идёт или едет такой, согласия у него не спрашивали, когда назначали, а он, может, и не рвался командовать, просто подошёл по рекомендации начальства или по собственному бравому виду, попался новому командующему на глаза, его и назначили. К утру быть в части. А он заблудился, попал в другую. За это под трибунал?

Но на войне как на войне. Жуков не мудрствовал, он руководствовался поговорками и пословицами. "Назвался груздем — полезай в кузов". Производишь впечатление — значит, хочешь его производить. Сам он не только выглядел браво, он бравости этой соответствовал. И от других требовал. Не соответствуешь — значит, обманываешь выправкой. Вояка направление найдёт, днём ли, ночью, как всегда находил его Жуков. Если не нашёл — какой ты командир? Ты и в бою поведешь войска не в ту сторону.

Жуковский метод назначения командиров под Халхин-Голом был скрытым конкурсом на командные должности.

Сурово? А не сурово по отношению к солдатам назначать командирами лизоблюдов, ничего не умеющих, но страстно желающих командовать?

Нелепо идеализировать Жукова. Ещё нелепее изображать его примитивным солдафоном. Гуманистом он, разумеется, не был, он полководцем был. Притом в стране, где десятки тысяч отборных офицеров уничтожены были без вины в мирной обстановке только потому, что умны были. Ему ли, сыну такой эпохи, с его (всё же!) кругозором, церемониться со всякими во фронтовой обстановке?

Он понял и другое: настало время, когда вопрос цены не ставится. Ставится лишь вопрос выполнения.

А с 22 июня 1941 года и способа иного не стало, как сбивать график наступающего вермахта любыми мерами. Поскольку к вождю и не подступиться было с планами маневрирования, если это связано было с временной хотя бы потерей территории, считаться с потерями или даже считать потери стало и вовсе нелепо.

Халхин-Гол — синоним понятия "военное искусство". А искусство — это не совсем то, что мастерство.

Искусство = мастерство + вдохновение.

Халхин-Гол был вдохновенной операцией от начала и до конца — от момента, когда Жуков прибыл в Тамцак-Булак (мои заметки на полях мемуаров маршала — "Цаца и Барманцак". Так назывались озёра, в районе которых концентрировались войска для Сталинградской операции. И окружил Жуков под Сталинградом тоже 6-ю армию... Почти мистические созвучия и совпадения...) и (не без едкости) спросил командира 57-го Особого корпуса Фекленко, считает ли тот, что можно за 120 километров от поля боя управлять войсками, и до момента, когда, докладывая Сталину о завершении операции, упор сделал на трудностях со снабжением, с тысячекилометровым кругооборотом машин и колоссальным расходом бензина, который также надо было доставлять из СССР{39}.

Именно в этой связи единственный раз поминает Жуков командарма-2 Г.М.Штерна, своего начальника и командующего созданным для Халхин-Гольской операции Забайкальским фронтом. Упоминание стоит того, чтобы привести его целиком:

"В преодолении этих трудностей нам хорошо помог Военный Совет ЗабВО и генерал-полковник Штерн со своим аппаратом. Большую неприятность (так в тексте. — П.М.) причиняли нам комары, которых на Халхин-Голе великое множество. По вечерам они буквально заедали нас. Японцы спасались специальными накомарниками. Мы их не имели и изготовили с большим запозданием".

Так-то. В одном абзаце и об участии Штерна в операции, и о комарах. Соизмеримые, так сказать, факторы.

При всём уважении к памяти маршала позволю себе заметить, что это место "Воспоминаний" карикатурно-далеко от истины. Комары и впрямь заедали, но командарм-2 Штерн, тоже заедаемый комарами, руководил не только шофёрами, но и авиацией, и, в конечном счете, всей фронтовой группой Жукова.

Полковник Никитин, читавший нам курс "Автомобильные перевозки", с восхищением пересказывал детали, ныне, вероятно, уже забытые. Прибыв на место и изучив обстановку, Жуков велел ночами забивать колья, создавая у противника впечатление, что переходит к длительной обороне. Отправил и радиодепешу, которую японцы, конечно же, перехватили: "Шлите валенки, рукавицы, полушубки". И — ударил.

Да. Но ударил-то после того, как план его был представлен командованию, рассмотрен и одобрен. А в этом Г.М.Штерн не мог не участвовать, он аналогичную операцию за год до Халхин-Гола разрабатывал и проводил на оз. Хасан в качестве начальника штаба ОКДВА. О вкладе его в замысел Халхин-Гола лишь Жуков мог поведать. Он этого не сделал. Конст. Симонову буркнул об эпизоде сражения, когда потери смутили Штерна, и он заколебался, но предоставил Жукову свободу действий. И всё. Комары, вишь, докучали. И бензину не хватало, ну, Штерн помог...

Толчея на служебной лестнице...

Ожесточение боёв при Халхин-Голе мало чем уступало боям Великой Отечественной. Но отношение к пленным было иным. Наилучшее описание боёв, одновременно образное и краткое, оставлено свидетелем Халхин-Гола Конст. Симоновым:

"Земли и бревен взорванные глыбы; кто не был мёртв, тот был у нас в плену." ("Кукла". Выделено всюду мной. — П.М.)

"Самый храбрый не тот, кто, безводьем измученный, мимо нас за водою карабкался днём, и не тот, кто, в боях к равнодушью приученный, семь ночей продержался под нашим огнём." ("Самый храбрый")

"Там, где им приказали командиры, с пустыми карабинами в руках они лежали мёртвые, в мундирах, в заморских неуклюжих башмаках... Ждя похорон, они смотрели в небо, им птицы не выклёвывали глаз... Ещё вчера в батальные картины художники, по памяти отцов, вписали полунощные равнины и стаи птиц над грудой мертвецов. ...Мы, люди, привыкаем ко всему, но поле боя было слишком страшным: орлы боялись подлетать к нему". ("Орлы")

"Да, нам далась победа нелегко. Да, враг был храбр. Тем больше наша слава". ("Танк")

Под Халхин-Голом уже не хватало командиров, но воевали ещё солдаты и старшины блюхеровской выучки. Им противостояли отборные японские войска.

Г.М.Штерна Сталин принял отдельно. Штерн был ему к тому времени известен и как победитель японцев на оз. Хасан и как главный военный советник СССР в Испании. И Штерн и Жуков за Халхин-Гол одинаково были удостоены (следую штампу) звания Героя Советского Союза.

Воспоминаний Штерна о приёме у Сталина нет...

Жуковский доклад был докладом полководца. Этим докладом комкор Жуков представился Сталину. И Сталин принял доклад и не забыл его.

Со своей стороны, и Жуков был потрясён Сталиным: его негромким голосом, конкретностью, осведомлённостью в военных вопросах (а вот этой фразы Жуков не писал. См. "Воспоминания и размышления", М., 10-е изд., 1993 г., стр. 287), вниманием, с которым Сталин слушал. Но больше всего молвой о нём.

Ещё бы! Страшный человек, сардар. А тут — солдат, на глазах которого Большой Сардар перерезал командармов, чьими подвигами солдат восхищался. Ещё и посадить хотели солдата, и его судьба висела на волоске, и "телеги" катить заставили на бывшего начальника, на одного из легендарных. Как не оробеть?

Но всё обошлось как нельзя лучше.

— Теперь у вас боевой опыт, — сказал Сталин. — Принимайте Киевский округ и свой опыт используйте в подготовке войск.

Киевский округ. Киевский особый. Якировский округ.

И вручил его Сталин Жукову, а не Штерну, командовавшему всем специально созданным для операции Забайкальским фронтом.

А Штерна вернули к его обязанностям начальника штаба Дальневосточного фронта.

Пока ещё ничего, да? Ничего, что покончили с собой Гамарник и Горячёв, ничего, что застрелены Якир, Тухачевский, Уборевич, легендарный рейдер Примаков и учитель героев Вайнер. Найден Жуков, разбил японцев и назначен командующим КОВО. Грамотный Штерн не сгинул, он на Дальнем Востоке...

Страшная быль Сталинграда всё ещё впереди.

21. Киевский особый военный округ. Мудрый стратег тов. Сталин

Лето 1940 года мы с Г.К.Жуковым провели в Киеве: он на Банковой, в штабе Киевского особого военного округа, я в десятке кварталов от него, в нашей крохотной коммуналке на углу Львовской и Обсерваторной, "на западном стратегическом направлении". Июнь был солнечный и тревожный. Шло присоединение братских прибалтийских республик, шло тихо-мирно, а вот с Румынией вдруг сделались осложнения из-за Буковины. Вечерами стали объявлять учебные тревоги. В домах зажигали синий свет, редкие тогда машины скользили с погашенными фарами, выли сирены. Этого я не переносил. Синий свет сильно меня доводил. (Уже взрослым я узнал о магических свойствах синего света, он не меня одного доводил.) Я болел коклюшем и кашлял до рвоты. Мама, возвратясь с работы, брала меня и увозила на Труханов остров — дышать чистым днепровским воздухом, так рекомендовал д-р Векслер (ему, как и большинству киевских евреев, жить оставалось до оставления Красной Армией Киева, чуть больше года.) Так мне удалось разминуться с большей частью учебных тревог. А в начале июля всё успокоилось, и мы выехали на дачу в Пущу-Водицу.

Впрочем, и Георгий Константинович в городе не засиделся. В июне, во время этих учебных воздушных тревог, он объезжал воссоединённые территории западной Украины (теперь это название уже смело можно писать с маленькой буквы.) В районе Тернополя, Львова, Владимира-Волынского, Дубно была проведена крупная командно-штабная полевая поездка со средствами связи, что в переводе со специфического военного языка на разговорный русский означает: штабные маневры.

"Учение показало, что во главе армий, соединений и их штабов стоят способные молодые офицеры и генералы. Правда, они нуждались в серьёзной оперативно-тактической подготовке, так как лишь недавно получили повышение с менее значительных должностей." (Выделено мной. — П.М.).

Толмачить здесь, к сожалению, нечего. Сказанное означает, что во главе армий стоят крепкие хлопцы, не дураки, но и не командиры, коль скоро нуждаются в серьёзной оперативно-тактической подготовке.

Впрочем, штабными учениями дело не ограничилось. В июле был создан Южный фронт в составе трёх армий для оккупации Бессарабии и Северной Буковины. А чтоб румыны не увезли с отнимаемых земель своё добро, на реку Прут, на границу, командующий округом решил высадить воздушный десант в составе двух бригад. Сказано — сделано. Выбросили десант, чем КОВО подтвердил, что не разучился делать это, не все ученики Якира погибли. Посему командующий военно-воздушными силами округа (нет, в означенное время уже Юго-Западного фронта!) генерал-лейтенант Е.С.Птухин отправлен был вскоре в последний полёт к звёздам (арестован 27 июня 1941 года).

А румыны бежали, конечно, бросив оборудование своих фабрик и заводов, и не только его, но и армейское вооружение, так что Верховному Главнокомандованию под Сталинградом три года спустя не надо было гадать, где нацеливать решающие удары.

Но надо же было допустить врага до Сталинграда...

Между тем враг, пока ещё потенциальный, как раз в это время сокрушает на Западе естественного союзника, обойдя танковыми клиньями линию Мажино — ну совсем, как сделал это Жуков под Халхин-Голом, только в грандиозных масштабах.

Тут бы потенциального врага и долбануть с тыла!

Куда там, руки коротки. И не тем заняты. Да ещё после только что завершившейся финской войны...

Недооценил Сталин Гитлера.

А ведь гигантского ума не требовалось, чтобы понять, что Гитлер недолго станет сидеть, как зерно, между жерновами на западе и востоке. Что решительную операцию против Франции начнёт не позднее лета сорокового года. Так нет же, вождь растратил силы и время на территориальное крохоборство вместо того, чтобы решать вопрос радикально и избавить народ от войны, которая никогда не изгладится из памяти. И кто-то ещё говорит о его стратегическом гении!

Думая так, я всё ещё полагал, что мощь первомайских и октябрьских военных парадов демонстрировалась миру как "не тронь меня!", а не как "падите ниц!" Всё ещё исходил из оборонительной концепции, всё верил, что сталинский СССР перед войной был миролюбивой державой...

Как наивно...

Поведение Сталина вдохновлялось иными целями. Чтобы объяснить их, в первом издании этой книги я простодушно отсылал читателя к делавшемуся модным Резуну-Суворову, к стыду своему не предвидя эволюций, которые совершит этот господин Товарищ. После выхода в свет его книжонки "Очищение" (так г-н Резун-Суворов оценивает чистку) своего читателя я уже к нему не отсылаю, а по мере сил объясню всё сам — когда дело дойдёт до секретных протоколов русско-германского пакта.

Но пока мы в сороковом году, и, хотя протоколы уже существуют и действуют вовсю, мы о них ничего не знаем. И когда Жуков писал мемуары, обмолвиться о сталинской агрессивности было ни-ни. Страна не признавалась. И мы, её граждане, с негодованием отвергали такую возможность.

Почему? Ведь тем ответственность мы взваливали на себя. И агрессивную политику можно было именовать не сталинской, а советской. Ведь так не было. Или было? Желали мы захватов? подсознательно? сознательно? Новых советских социалистических республик?

Кто бы ответил честно на эти вопросы? Дети? Мы в своём детском саду № 31 гор. Киева. что располагался на ул. Большой Подвальной, ликовали по поводу воссоединения братских народов и, думаю, ещё больше возликовали бы по поводу воссоединения со всем международным братством рабочих. Детей не судят, особенно если они впитали это из воздуха. Кого судить за воспитание таких политически зрелых детей?

А как ещё могли нас воспитывать после гибели лучших людей государства? После ужасающего головосечения 1937-39 г.г. тихому моему папе предложили вступить в партию. Отказаться? После того, как убили всемогущего Якира, который так стал популярен всего за три года жизни в Киеве? После исчезновения лучших работников трикотажной фабрики им. Розы Люксембург, на которой отец проработал много лет и хорошо знал цену как арестованным, так и заступившим на их место? Мог, конечно. Перестал бы спать ночами и прислушивался к шагам на лестнице, как многие другие, которым тоже предлагали в своё время вступить в партию и которые не вступили. Которым и не предлагали вступать. Которые вступили, но и это их не спасло. Он вступил. Предпочёл отсрочку. (Так он и оставался в партии до самой эмиграции в 1979 году пассивным её членом.)

В комнатенке нашей на парадной стене, где висят обычно портреты предков, повисли портреты Ленина и Сталина, вырезанные из какого-то журнала, возможно, из "Огонька", и я отлично помню не только эти изображения приятного зеленоватого оттенка с заметным типографским растром, но и то, как отец обрамлял их, подложив под стекло и аккуратно оклеив края плотной желтоватой бумагой. Эти фото на стене служили наивным свидетельством благомыслия и благонадёжности нашей семьи. Да она и была благонадёжна. Родители не вмешивались в то, что делала держава с нашим детским мировоззрением. Не мешали ей растить из нас патриотами, управляемыми по радио (телевидению) и готовыми на любые подвиги. Не было у нас в семье разговоров на политические темы. Отец, придя с работы, быстро прочитывал газету от первой строки до последней, внимательно и молча. Эта привычка сохранилась у него на всю жизнь...

Но вернёмся к Жукову. Да не в 1940-й, а ещё на два года раньше, когда

"... мы были готовы помочь Чехословакии. Авиация и танки находились в боевой готовности. В районах, прилегающих к западной границе СССР, сосредоточилось до 40 дивизий. Но тогдашние правящие круги Чехословакии отказались от этой помощи, предпочтя позорную капитуляцию".

Громко сказано. А позволить сорока советским дивизиям вторгнуться в Чехословакию под предлогом защиты чехов — не капитуляция? Это при том, что Хрустальная ночь еще не хрустела битым стеклом, да и по прочим статьям Германия ещё ходит в цивилизованных, а коммунистическое варварство всему миру известно, жажда экспансии тоже, чистка в разгаре, Сталин своих уничтожает, пожалеет ли он чужих?

И просто негде приклеить тот факт, что именно через Бенеша, президента Чехословакии, переданы были Сталину какие-то документы, компрометирующие военных, после чего и развернулась невиданная вакханалия репрессий. Бенеш, конечно, не знал, что это папка фальшивок и что Сталин на процесс военных представить её не решится. Да, может, она для одной только заграницы и была сфабрикована, эта папка. Для её ведома. Чтобы Запад знал о деле. Чтобы авторитетный лидер Европы её представил. Может, и затем, чтоб на помощь Красной Армии в вероятном противостоянии с Германией в связи с Судетской проблемой не рассчитывал. Вот где немцы использовали Сталина – в обмен за дружескую услугу по фабрикации фальшивок.

Недоказуемо? Да ведь само собой напрашивается. Вспомним, как отозвались о больших манёврах КОВО иностранные военные. Франция, генерал Луазо: "В отношении танков Красная Армия стоит на первом месте." Генерал Крейчи, Чехословакия: "Впечатляет новая интересная тактика." Генерал Монти, Италия: "Я буквально в восторге от применения воздушных десантов." И что же, не желать уничтожить такую военную верхушку?

Дьявольский замысел цели достиг. Гестапо с воодушевлением помогало Сталину. Да и Бенеш узнал, к обоюдному удовлетворению и Сталина, и гестапо. Узнал, и на 40 советских дивизий не рассчитывал: "Такой стране верить? такой армии?"

"Воспоминания и размышления" опубликованы в 1969 году, вслед за вторжением в Чехословакию и попранием "Пражской весны". Трудно разобраться в "Воспоминаниях" — где писал Жуков, а где его политправщики, которые и святое и грешное мазали одним цветом...

Но это между делом.

"Летом и осенью 1940 года в войсках Киевского особого военного округа шла напряжённая боевая подготовка. ... При этом учитывался опыт действий немецко-фашистских войск, накопленный в ходе боевых действий против ряда европейских государств. Вторая мировая война была в то время уже в разгаре..."

22. Интерлюдия. Вторая мировая война...

... началась, по общему мнению, подписанием Русско-Германского пакта — так называют его во всём мире — о ненападении.

Смысл пакта ясен был и участникам его и жертвам.

Отныне тыл Германии казался обеспечен. Тыл СССР не вполне: затеянное на Дальнем Востоке волнение ещё клокотало. Битая Япония известна была упорcтвом в достижении целей и преуспевала в Китае (что и спасло Сталина от второго фронта — японского. Япония решила идти на юг, где уже обозначился успех, а не на север.)

Англия и Франция ужаснулись Германии, перед ней Польша распластана была теперь, как жертвенный телец.

СССР после чистки угрозой уже не считался. О войне с вермахтом Красная Армия и помыслить не могла, но для удара в спину Польше немного было нужно. И Гитлер рассудил: захватывать всю Польшу слишком долго, кампания может затянуться, англичане отмобилизуются и атакуют совместно с французами (если вообще осмелятся выступить за поляков, что возможно, но сомнительно). Войны на два фронта Германии не выдержать, это уже было, но больше не будет. Жадный Сталин не сумеет противиться соблазну, он польстится на остаток Польши и прикончит её, избавив Германию от необходимости шагать так далеко. Аграрных восточных районов Гитлеру не надо, пусть Сталин пока забирает их в награду за помощь в молниеносной ликвидации Польши. Её важно разодрать прежде, чем союзники успеют проморгаться. Дальше видно будет.

На англо-франко-советских военных переговорах в Москве в июле-августе 1939 года вопрос о пропуске советских войск через польскую территорию стал воистину камнем преткновения. Польша к советской помощи была расположена не более Чехословакии. И это в виду нависшей германской угрозы!

Все боялись всех. Шла коварная игра натравливания друг на друга. Историки ищут виноватого, но искренним не был никто, все действовали в своих интересах. Всё же важно отметить, что весной и даже летом этого рокового для неё года Польша отказалась быть союзницей Германии в войне против СССР. Этот вариант был для Гитлера наилучшим: провести войска через Польшу к советским границам означало покончить заодно и с Польшей. Но Польша на капитуляцию не пошла. Не верила ни способности Гитлера сокрушить Россию, ни его верности договорам. У Польши просто не было выбора.

Англия и Франция защищали свои приобретения и тоже не во всём были едины.

Италия и Япония захватывали всё в радиусе досягаемости.

Сталин готовил мировую революцию (так он вслух называл мировое господство), а пока желал наложить лапу на Восточную Европу, оставшуюся после Мюнхена, на Балканы, на проливы, на Иран и зону Персидского залива.

Гитлер целеустремлённо шёл к овладению планетой, и союзники его уже тогда были пронумерованы в качестве жертв. СССР был из первых, фюрер не лицемерил в "Майн кампф". И вдруг вмешались Англия с Францией. Такого Гитлер не исключал, но это стало для него новостью крайне неприятной.

Это был первый просчёт фюрера. Европа всё же не смолчала.

Выше я помянул Чемберлена{40}. Дескать, он совершил всего одну ошибку, которой ему не простили. А Сталин просчитался многократно, но — тиран! — остался у власти.

Так вот, в политическом плане Невилл Чемберлен не совершил ошибки, подписав Мюнхенское соглашение.

Знаю, что это утверждение не встретит симпатии у чехов, которых нежно люблю. И не люблю собственной оценки Мюнхена. Хотя бы потому что за него пришлось всё же платить, если не сразу, то потом, к тому же дороже. Но это было потом, это была отсрочка, которую так любят политики. Да и на всю вообще проблему можно было глядеть под иным углом зрения.

Англия идеологически была врагом СССР. В Англии не было и подобия Французской коммунистической партии. В Англии царило предубеждение против коммунизма, а это куда больше, чем неприятие. Династия находилась в родстве с уничтоженным домом Романовых. И Чемберлен был врагом коммунизма. Полноте, какой же здравомыслящий западный политик не был? Черчилль? Да он в 1918-м неистовствовал пуще всех. А теперь пришла пора использовать одного врага против другого.

Мрачная ситуация выбора между гитлеровской Германией и сталинским СССР описана поговоркой — "между Сциллой и Харибдой". Было разумно дать одному чудищу пожрать другое. И Чемберлен не препятствовал повороту Германии на Восток.

Не то Франция. Франция и сегодня не забыла свою Великую революцию и всё ещё празднует День Бастилии. Франция теснее была связана с Россией. Франция, духовно близкая католичке-Польше, чувствовала себя ответственной за её судьбу. Наконец, Франция, как союзник Англии и её форпост на континенте, давила на английскую политику традиционным антигерманизмом.

Чемберлен был профессиональным политиком. Беда его в том, что он не был последователен. Недостаточно твёрд, чтобы противостоять французским партнерам, английским патриотам и всяким оппозиционерам. И принципам порядочности тоже. Гитлер ведь становился омерзительнее с каждым днём. Перед всем этим Чемберлен не устоял.

Мюнхенские соглашения были мудрым шагом в интересах британской короны, они отражали германскую экспансию от Западной Европы на Восток. Если до чистки Гитлер просто не напал бы до СССР, то даже и после чистки трудно было ожидать, что из схватки с Россией вермахт выйдет столь же сильным, как до вступления в неё. За это время Великобритания могла приготовиться к войне. Это было бы мудро. Чемберлен, в отличие от Сталина, оказался хорошим стратегом, но слабым тактиком. Ему бы пропускать Германию на восток, уступая ей территорию за территорией так, чтобы привести рейх к советским границам. Англия перевооружалась и не готова была к войне, такой поворот был ей выгоден. Это могло состояться уже в 1936 году, когда. в обход Версальских соглашений, подписан был Морской пакт, по сути разрешивший Германии строительство флота. Морской пакт вбил серьёзный клин в отношениях между Англией и Францией. Но могло зайти куда дальше. Миротворческие усилия прогерманских кругов не прекращались (даже накалились!), когда бомбы уже сокрушали Лондон и Ковентри. А в 1939-м, в конце августа, обсуждались детали тайного перелёта Геринга для личных и сверхсекретных переговоров на самых верхах английского руководства. Ради этого планировалось под благовидным предлогом удалить с виллы даже прислугу.

Логичность людской деятельности в целом и каждого человека в частности не может не вызвать скептицизма. Многие самоубийцы последний день жизни начинали утренней гимнастикой и приёмом лекарств. Но и при таких абсурдных сочетаниях долговременные движущие мотивы могут и должны быть выделены.

В последний миг что-то заело. Архивы ещё закрыты, и историки до сих пор не возьмут в толк, что происходило в правительстве в роковые и счастливые, как оказалось, для человечества дни конца августа 1939 года. Некоторые полагают, что "...в какие-то критические часы правительство Чемберлена просто потеряло контроль над событиями".

Фраза красива и загадочна. А на деле? Франция увлекла Англию? Значит, отвращение к Гитлеру перевесило неприязнь к Сталину. — Вполне возможно.

Да. Но возможно и другое: Чемберлену могло не хватить ещё одного уикэнда, чтобы покончить с колебаниями. Он ведь очень хотел развязаться со своими обязательствами Польше. Не успел...

Думается, имя Чемберлена будет поминаться не как имя того, кто пошёл на Мюнхен, но того, кто не пошёл дальше.

Гитлеру было безразлично, с какой стороны защитить тыл. Он охотнее сблизился бы с англосаксами и даже принял бы их в арийскую семью, генетику англосаксонскую он уважал и снобски ей завидовал. Но генетика генетикой, а политика политикой, и он зондировал восток.

Никто не проявлял желания сотрудничать с нацизмом, как и с коммунизмом. Какое из зол меньше?

Пока Чемберлен колебался, Сталин сказал "Да!", что и привело мир к одной из высочайших страниц истории — к выступлению англо-французской коалиции в защиту Польши без всяких для коалиции выгод, из чистого принципа и в состоянии полной неготовности к войне{41}.

Дойди Гитлер до советских границ вне состояния войны с Западом, он, естественно, двинулся бы дальше, на восток. (Затем-то и собирался Геринг в полёт.) Но Сталин был уверен, что союзники Польши останутся верны своим обязательствам. Этим показаниям своей разведки ему выгодно было верить, и он им верил. (Кстати, и здесь был на волосок от просчёта...) "Надул Гитлера!" — ликовал он после подписания пакта. Он думал, что получил время для подготовки к вторжению в Европу.

И Гитлер был счастлив. Он опасался союза Англии и Франции с Польшей и Россией, тут-то ему и вовсе не было бы ходу. А Геринг, который собирался лететь на переговоры в Англию, сплясал на столе танец восторга по поводу соглашения со Сталиным.

Пакт был подписан 23 августа 1939 года.

Многие всё ещё любопытствуют: кто же кого надул — Сталин Гитлера или Гитлер Сталина. Над десятками миллионов военных жертв это недостойная постановка вопроса. Вожди обманули друг друга. Но прежде всего обманули свои народы, все эти миллионы натравленных ими друг на друга, умерщвлённых и искалеченных физически и духовно. Уже летом 1941-го победоносного года было немало случаев самоубийств среди солдат вермахта, вовлечённых в скотскую ликвидацию детей и старух на захваченной территории. В ответ вспыхнула ненависть, неописуемая словами и вредящая сознанию. Война вообще худое время для человечности, но эта война такое вызвала озверение, воспоминания о котором даже теперь, много лет спустя, постыдны и вызывают истерическую реакцию.

1 сентября 1939 года Германия вторглась в Польшу. Эту дату принято считать началом Второй мировой войны.

Это не так. Ещё и тогда Европа могла не очнуться от дрёмы, если бы Чемберлен был настолько бестрепетен, что заявил: нам нет до этого дела! пусть раздерут Польшу! пусть упрутся лбами! пусть два демона уничтожат друг друга! Мы выступим в конце.

Он этого не заявил. 3 сентября 1939 года Англия и Франция объявили войну Германии — великий в истории человечества шаг.

Вторая мировая война началась.

Но — без военных действий на западном театре.

И Чемберлен заработал репутацию простака.

Англичане, конечно, не простаки и никогда ими не были. Но бывали рефлектирующими интеллигентами. Симпатичная черта. Когда думаешь, что могло случиться, будь Чемберлен пожиже в принципах, озноб пробирает.

Странная война... А что в ней странного? Ни Франция, ни Англия к началу военных действий готовы не были.

Жуков цитирует показания в Нюрнберге начальника штаба оперативного руководства вермахта генерала Йодля:

"Если мы ещё в 1939 году не потерпели поражения, то лишь потому, что примерно 110 французских и английских дивизий, стоявших во время войны с Польшей на Западе против 23 германских дивизий, оставались совершенно бездеятельными".

Вот как? Но летом 1940 года ситуация повторилась. В стиле Йодля можно сказать: "Если мы повторно не потерпели поражения в 1940 году во время кампании в Европе, то лишь потому, что примерно 110 советских дивизий, стоявших во время войны с Францией и Англией против 30 германских дивизий, оставались бездеятельными".

За цифры не ручаюсь, но сути дела это не меняет. Даже и фраза такая была, возможно, Йодлем произнесена, если не в зале суда, то в кулуарном общении.

Правомерен ли упрёк советским военным, что в 40-м они упустили момент для нанесения удара, потому что существовал эфемерный договор с Гитлером? В той же степени, в какой они вправе упрекать французов и англичан. Красная Армия ни в малейшей мере не подготовлена была в то время к наступательной войне с таким противником, каким виделась (и оказалась!) Германия.

Не военные выбирают момент для удара. Это дело политиков. Просто в 1940-м Сталину это не было нужно. Оказаться в результате победы лицом к лицу с союзниками над разгромленной Германией? Это уже было в 1918-м.

Это повторилось в 1945-м. Но какой же ценой...

Вторая мировая война в том раскладе сил, в каком началась, не привела бы к таким потерям, ударь Франция с Англией по Германии летом 1939-го или СССР по Германии летом 1940-го.

Союзники не сделали этого по неготовности армий и боязни потерь. Сталин не сделал намеренно. Потери его не смутили бы. Он ждал окопной войны на Западе, чтобы, ударив Гитлеру в спину, ворваться в ослабленную Европу, и не сумел перестроиться, когда Франция пала. Он не понял, что очередь за ним самим.

23. Киевский особый военный округ. Мудрый стратег тов. Сталин

"В конце сентября 1940 года из Генерального штаба было получено сообщение о том, что в декабре в Москве по указанию Центрального Комитета партии (выделено мной. Как тут не вспомнить жуковскую колкость о царской армии, где мозгом был Генеральный Штаб... — П.М.) состоится совещание высшего командного состава армии. Мне поручался доклад на тему "Характер современной наступательной операции."

Батюшки, да ведь триандафилловская же тема!

Жуков отмечает, что в материалах, подготовленных для игры Генштабом, были отражены последние действия немецко-фашистских войск в Европе. На западном стратегическом направлении (Белоруссия) "синие" ввели в наступление более 60 дивизий, тогда как восточные "красные" оборонялись силами более 50 дивизий.

Жуков играя за "синих", должен был проиграть.

"Игра изобиловала драматическими моментами для восточной стороны. Они оказались во многом схожи с теми, какие возникли после 22 июня 1941 года, когда на Советский Союз напала фашистская Германия..."

Многоточие не моё — жуковское. Неизвестно, знал ли Жуков, что драматические моменты были предсказаны Тухачевским в его так называемых показаниях, которые опубликованы теперь как "Завещание маршала Тухачевского". Наверное, тогда не знал.

Игра окончилась поражением "красных", за которых играл генерал-полковник Д.Г.Павлов. Сталин был обозлён. Были сделаны толковые доклады, самый острый из них начальником ВВС генерал-лейтенантом П.В.Рычаговым. Толковые доклады раздражали вождя: они обнажали глубину провалов в подготовке войск.

Отрываясь от жуковских воспоминаний, надо отметить не только толковые доклады. Надо отметить и замечания с мест, шедшие вразрез со взглядами Жукова, но послужившие уроком этому военному гению, хотя он никогда не давал повода заметить, что чему-то научился у младших или даже у равных по званию. В данном случае имеется в виду реплика генерал-лейтенанта П.Л.Романенко, командира 1-го мехкорпуса. Окончивший две военные академии, из них академию им. Фрунзе ещё в пору её расцвета, в 1933 году, этот ученик Триандафиллова по сути дела прочёл собравшимся лекцию о правилах применения танковых таранов и взаимодействии родов войск. Особенно упирал Романенко на прикрытие танков с воздуха. Ответа на его выступление не последовало. Летом сорок первого почти все попытки парировать танковые клинья вермахта советскими танками подавлялись немецкой авиацией. Она просто не допускала лишённые воздушного прикрытия советские танковые колонны до поля боя.

На другой день после разбора игры Сталин вызвал Жукова и сказал, что он назначен начальником Генерального штаба вместо Мерецкова.

Мерецкова вскоре посадили. Вождь вспомнил, что тот был начальником штаба у самого Уборевича. Рычагова тоже посадили и уничтожили. И ещё многих. Лучших. В самый канун войны. Уму непостижимо.

"Вечером того же дня я выехал в Киев, чтобы оттуда отправиться в Москву. Откровенно говоря, ехал с тяжёлым настроением..."

Ещё бы. Назначение было такого рода, как и собственные его назначения при Халхин-Голе. К тому же он знал, что ему предстоит в чисто деловом плане. Всегда на глазах. Да на чьих... Очередной кандидат на посадку. При том, что ответственность — вся, а власти — никакой: мозгом армии Генштаб не был.

В КОВО вместо Жукова назначили генерал-полковника Кирпоноса. "Да мне и дивизии вот так вот хватило бы", — сказал он, входя в кабинет командующего округом и проводя рукой у горла. Какое поразительное признание! Это слова талантливого военного, который несомненно сопоставлял себя со своими учителями. Полковнику Кирпоносу за успешные действия 70-й дивизии в войне с Финляндией присвоили звание Героя. Генерал-майором он стал в 1940-м. Из командира дивизии менее чем в год стать командующим Особым военным округом, — таких карьер не знала никакая армия мира.

В Красной Армии такие карьеры стали закономерны.

Капитан Ф.Н.Матыкин, командир батальона, был назначен сразу командиром стрелковой дивизии. Так же и капитан Н.Н.Нескубо, начальник полковой школы. Майору К.М.Гусеву, командиру эскадрильи, присвоили звание комдива и назначили командующим ВВС Белорусского военного округа. Ст. лейтенант И.И.Копец получил воинское звание полковника и был назначен зам командующего ВВС Ленинградского округа, а к началу войны он, уже генерал, командовал ВВС Западного фронта. В первый день войны, узнав о потерях нашей авиации на аэродромах, И.И.Копец не выдержал потрясения и застрелился.

А вестовой Будённого В.И.Книга выдержал потрясение и не застрелился. Он, в награду за выполнение деликатных ординарских поручений, был произведён в генерал-майоры и выпросил командование кавалерийской дивизией, каковую и бросил ничтоже сумняшеся против немецких танков. За гибель 17 тысяч человек он никакого наказания не понёс, поскольку "не рассуждал, а исполнял".

К Кирпоносу вернемся, когда обстоятельства на Юго-Западном фронте осложнятся неразрешимо.

31 января 1941 года генерал армии Жуков Г.К. принял Генеральный штаб РККА.

А маршалы у нас были такие: Первый маршал — Ворошилов, второй — Тимошенко, третий — Будённый, четвёртый — раздавленный чистками Шапошников, пятый — Кулик. Мы, дошкольники, своих маршалов наперечёт знали. Не знали лишь, кто чего стоит.

До начала войны оставался 141 день.

24. Мудрый стратег товарищ Сталин...

... ввёл свой СССР в самый драматический момент советской истории. Но начался он не 31 января 1941 года. Начался он сразу по заключении русско-германского пакта.

СЕКРЕТНЫЙ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ПРОТОКОЛ

При подписании договора о ненападении между Германией и СССР нижеподписавшиеся уполномоченные обеих сторон обсудили в строго конфиденциальном порядке вопрос о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе. Это обсуждение привело к нижеследующему результату:

1. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению Виленской области признаются обеими сторонами

2. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского Государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарев, Вислы и Сана.

Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение независимого Польского государства и каковы будут границы этого государства, может быть окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического развития.

Во всяком случае, оба Правительства будут решать этот вопрос в порядке дружеского обоюдного согласия..

3. Касательно юго-востока Европы с советской стороны подчёркивается интерес СССР к Бессарабии. С германской стороны заявляется о её полной политической незаинтересованности в этих областях.

4. Этот протокол будет сохраняться обеими сторонами в строгом секрете.

Москва, 23 августа 1939 года.

По уполномочию

За Правительство СССР Правительство Германии

(Подпись) Молотов

(Подпись) Риббентроп

* * *

СЕКРЕТНЫЙ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ПРОТОКОЛ

Нижеподписавшиеся уполномоченные констатируют согласие Германского Правительства и Правительства СССР в следующем:

Подписанный 23 августа 1939 г. секретный дополнительный протокол изменяется в п.1 таким образом, что территория литовского государства включается в сферу интересов СССР, так как с другой стороны Люблинское воеводство и части Варшавского воеводства включаются в сферу интересов Германии... настоящая германо-литовская граница исправляется таким образом, что литовская территория, которая лежит к юго-западу от линии, указанной на карте, отходит к Германии...

28 сентября 1939 года.

Молотов, Риббентроп

* * *

СЕКРЕТНЫЙ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ПРОТОКОЛ

Нижеподписавшиеся уполномоченные (те же бестрепетные парни, Молотов и Риббентроп. А повесили лишь одного... — П.М.) при заключении советско-германского договора о границе и дружбе констатировали своё согласие в следующем:

Обе стороны не допустят на своих территориях никакой польской агитации, которая действует на территорию другой стороны. Они ликвидируют зародыши подобной агитации на своих территориях и будут информировать друг друга о целесообразных для этого мероприятиях.

28 августа 1939 года.

(Информировало ли немецкое правительство состоящее в трогательной с ним дружбе советское правительство о целесообразности ликвидации зародышей агитации в виде пленных польских офицеров? Или советское правительство по собственной инициативе соорудило Катынь в виде приятного сюрприза милому союзнику? Впрочем, и Сталину польские офицеры не были нужны.)

СЕКРЕТНЫЙ ПРОТОКОЛ

По уполномочию Правительства Союза ССР Председатель СНК СССР В.М.Молотов, с одной стороны, и по уполномочию Правительства Германии Германский Посол граф фон-дер Шуленбург, с другой стороны, согласились...

Согласились они, читатель, 10 января 1941 г. перекроить территории. Германия отказалась от притязаний на часть территории Литвы, указанную в Секретном Дополнительном Протоколе от 28 сентября 1939 года, но не даром, а за 7.500.000 золотых долларов. Выплату восьмой части этой суммы советская сторона произведёт цветными металлами в течение трёх месяцев со дня подписания Протокола, а остальное "путём вычета из германских платежей золота, которые германская сторона имеет произвести до 11 февраля 1941 года " (курсив мой. Устаёшь от этого курсива. — П.М.)

Значительные услуги сырьём оказывались, стало быть, германской стороне, ежели семь с половиной миллионов долларов, сумма по тем временам нешуточная, были лишь малой долей оплачиваемых услуг и вычиталась уже в течение месяца со дня подписания протокола.

Но и это присказка. Сказка-то дальше.

И какая... ПРО БЕЛОГО БЫЧКА.

Как замечено выше, сразу по заключении соглашения жадный, но весьма переоцениваемый в умственном отношении Сталин накинулся на соседей, возбуждая их — и не только их — ненависть и страх. Первой в списке стояла Финляндия — на неё, первую, он и напал. Эта кампания Красную Армию выставила совсем уж в ничтожном свете и Гитлеру явилась одним из доводов в пользу вторжения в СССР, притом скорейшего. Беспомощное топтание Красной Армии в финских снегах поощряло к молниеносной войне против гиганта, так неуклюже боровшегося с карликом.

За Финляндией календарь приобретений даже в мягких терминах советской идеологии имеет вид лихорадочный:

12 марта 1940 года — Подписание советско-финляндского мирного договора.

7 мая — Указ Президиума Верховного Совета СССР об установлении генеральских и адмиральских званий для высшего командного состава армии и флота.

15-17 июня — Свержение фашистской диктатуры в Литве и восстановление советской власти.

20 июня — Свержение фашистской диктатуры в Латвии и восстановление советской власти.

21 июня — Свержение фашистской диктатуры в Эстонии и восстановление советской власти.

Восстановление... Да когда ж она там была, советская власть? Царская была, а советская?..

22 июня — капитуляция Франции перед Германией.

28 июня — ...

Сделаем перерыв. Слово документам.

ПОСОЛ ШУЛЕНБУРГ — В МИД ГЕРМАНИИ, 23 июня 1940 .

Молотов сделал мне сегодня следующее заявление. Разрешение бессарабского вопроса не терпит дальнейших отлагательств. Советское правительство... намерено использовать силу, если Румыния отвергнет мирное соглашение. Советские притязания распространяются и на Буковину, в которой проживает украинское население.

Я сказал Молотову, что такое решение советского правительства является для меня неожиданным...

Я боюсь, что внешенеполитические трудности Румынии, которая в настоящее время снабжает нас значительным количеством важнейшего для военной и гражданской промышленности сырья, серьёзно затронут германские интересы.

* * *

ПОСОЛ ШУЛЕНБУРГ — РИББЕНТРОПУ, 26 июня 1940 г.

Молотов вызвал меня сегодня днём и заявил, что Советское правительство... решило ограничить свои притязания северной частью Буковины с городом Черновицы...

О дальнейшем урегулировании вопроса Молотов высказал следующие соображения: советское правительство представит свои требования румынскому посланнику в Москве в течение ближайших нескольких дней и ожидает, что правительство Германской империи в то же время безотлагательно посоветует румынскому правительству в Бухаресте (пока ещё в Бухаресте. — П.М.) подчиниться советским требованиям, так как в противном случае война неизбежна...

* * *

ПОСОЛ ШУЛЕНБУРГ — В МИД ГЕРМАНИИ, 27 июня 1940 г.

Молотов только что сообщил мне по телефону, что он вызвал румынского посла к 10 часам вечера 26 июня, сообщил ему о советских требованиях передать Бессарабию и Северную Буковину и потребовал ответа от румынского правительства не позднее завтрашнего дня, т.е. 27 июня (sic!).

* * *

РИББЕНТРОП — СОВЕТНИКУ ШМИДТУ, 27 июня 1940 г.

Нижеследующая инструкция должна быть немедленно передана открытым текстом (! – П.М.) по телефону в Бухарест посланнику Фабрициусу:

"Вам предписывается немедленно посетить Министра иностранных дел и сообщить ему следующее:

Советское правительство информировало нас о том, что оно требует у румынского правительства передачи СССР Бессарабии и северной части Буковины. Во избежание войны между Румынией и Советским Союзом мы можем лишь посоветовать румынскому правительству уступить требованиям советского правительства..."

Франция повержена, но Англия продемонстрировала решимость бороться. Руки Гитлера всё ещё связаны.

Как по-вашему, читатель, кто нарывается? И сколько скрытой угрозы в инструкции Риббентропа советнику Шмидту?

28 июня 1940 года — Возвращение (! — П.М.) Румынией Бессарабии и Северной Буковины Советскому Союзу.

Вот по какому поводу состоялась "крупная командно-штабная полевая поездка штаба КОВО со средствами связи" в район Тернополя и Львова. Вот что означали эти манёвры на северных границах Буковины. Ещё одно запланированное случайное совпадение.

И сразу воздушный десант на границу Румынии.

И — урррра! Мы повернули врага лицом к себе!

22-го июля Гитлер потребовал, а уже 27-го июля получил первый набросок плана превентивной войны против СССР. 31-го фюрер сообщил о своих намерениях ближайшему окружению. Впоследствие план будет назван "Барбаросса".

ДА ЗДРАВСТВУЕТ МУДРЫЙ ВОЖДЬ И УЧИТЕЛЬ ТОВАРИЩ СТАЛИН!

25. Накануне

Как и подобает канунам, Жуков подводит баланс сил. Достоверность советской статистики сомнительна, так что исторически полновесна лишь фраза:

"Вспоминая, как и что мы, военные, требовали от промышленности в самые последние мирные месяцы, вижу, что порой мы не учитывали до конца все реальные экономические возможности страны. Хотя со своей, так сказать, ведомственной точки зрения мы и были правы."

Это правда. Промышленность с подобными задачами справиться не может, пока экономика страны не переведена на военные рельсы тотально, под угрозой поражения. Это задачи чрезвычайных обстоятельств.

Но вождь был деспотически уверен, что реальность воле его покорна.

При внушительной демонстрации мощи вермахта и сопоставлении с нею собственных в Финляндии жалких потуг естественно было ждать большей сдержанности во внешней политике, утайки, по крайней мере, до поры, своих аппетитов.

Этого далеко не произошло.

В ноябре состоялся визит Молотова в Берлин. Одна из грубейших в истории дипломатии катастроф советской стороной зачислена была в разряд триумфов.

Вероятно, желудок Гитлера всё же переворачивался (его собственное выражение) при мысли о походе на Восток. Как бы ни декларировал он англичанам свою ненависть к СССР и жидо-большевикам, воевал-то он с Англией. Воюя, он одновременно всё же зондировал её. Слухи о тяжелом её положении, об угнетённости населения воздушным террором, о не столь уж невероятной смене Черчилля более прогермански настроенным кабинетом не приводили тем не менее ни к каким переговорам. Твёрд оставался британский орешек, островной плацдарм для высадки на континент. Глядя на карту и сравнивая размеры Англии и СССР, можно понять сомнения фюрера.

Почему-то считается, что берлинский визит Молотова был сплошным спектаклем, что вторжение было уже решено и Гитлер просто ломал комедию и усыплял бдительность Сталина. Но, если судить по предложениям, которые Гитлер сделал, и по контрпредложениям СССР, можно прийти совсем к иному выводу: стороны не договорились. Просто Гитлер, искусный дипломат, сумел скрыть разочарование и успешно закруглил встречу.

Гитлер в Берлине предложил Сталину уже не раздел Европы, но раздел мира, с одним ограничением: СССР не будет стремиться к экспансии на запад и юго-запад. Ему предлагается Юг (Иран, Индия, не Турция, нет) и полная свобода договориться с потенциальным союзником по Оси, Японией, о разделе Азии. Несомненно желание Гитлера, заручившись поддержкой СССР, закреплённой уже не двухсторонним пактом, но многосторонним соглашением, разделаться сперва с Великобританией, ликвидировать этот опасный плацдарм, этот вечный соблазн для американцев вмешаться в европейские дела.

И Гитлер предложил Сталину вовлечение в систему Берлинского пакта. Впрочем, "... независимо от результатов этих переговоров, вся подготовка на Востоке, о которой уже были даны устные указания, должна продолжаться", — гласила директива фюрера от 12 ноября 1940 года, в день прибытия советской делегации в Берлин, поскольку фюрер вполне обоснованно не многого ждал от переговоров.

Но действительность превзошла все ожидания.

Сталин очевидно всё ещё полагал, что Гитлер в восторге от пакта и весьма им дорожит. Гитлер воюет с Великобританией, с могучим врагом, и британские самолёты бомбят Берлин. Значит, можно не церемониться фюрером и выдвигать очередные требования, никуда он не денется, не станет же воевать на два фронта.

Таков был отправной момент сталинской стратегии и, соответственно, дипломатии. Это, впрочем, и дипломатией зваться не может, поскольку язык дан дипломату, чтобы скрывать свои мысли. А Молотов стремления Сталина разболтал, следуя инструкциям и не скрыв от Гитлера даже того, что это не его, Молотова, предварительные намётки, но желания самого Сталина, и что губами и языком Молотова на самом деле шевелит Сталин.

И Гитлеру стало ясно что:

а) СССР в войне против Англии участвовать не будет, но Германии желает успеха;

б) СССР не против раздела наследства Англии и, так сказать, благодарен за выход к Индийскому океану в районе Персидского залива;

в) но СССР желает также контроля над Шпицбергеном (железная руда!), над черноморскими проливами и требует(!?) убрать германские войска из Болгарии и Румынии (нефть!).

Если это не апофеоз имперской дури, то читателю придётся, по крайней мере, долго шарить в памяти в поисках аналогичной глупости в истории дипломатии. Предложение вступить в союз со странами Оси было, конечно же, попыткой похоронить СССР его же руками. Но разве не было иного способа дипломатической реакции, как сразу объявить все свои притязания?

Писателю не подобает впадать в менторский тон, и западные авторы легко этого избегают. Нам же, измученным цензурой, видно на роду написано впадать в полемику, греша против стиля. Краткое это покаяние призвано смягчить следующее поучение:

История должна быть ясна. Её недопустимо скрывать за наукообразными фразами. Урок её заключается в том, что задолго до 22 июня 1941 года агрессивное сталинское государство уже вело дипломатическую войну, подкрепляя её угрозами и подбирая стратегически важные крохи со стола воюющего агрессивного гитлеровского государства. Сокрытие или сглаживание этого фразами о миролюбии перекладывает ответственность с вождей на страны и народы, словно законопослушные граждане Германии и СССР, будучи призваны в армию или привлечены к работе на войну, обладали свободой воли и могли по-своему направлять события. За отравление пропагандой детей ответственность несёт режим. Герои, выбравшие путь сопротивления, отмечены историей{42}, но историк не смеет забывать об экзистенциальности жизни, об ограниченности пределов свободы и ответственности граждан за собственные семьи, не то изложение истории превращается в рассмотрение героических судеб и их мотивов.

Хоть следующее заключение и выходит за пределы темы, отмечу, что советская власть совершила роковую ошибку, скрыв сталинскую агрессивность. Будь секретные приложения к пакту опубликованы сразу по смерти Сталина или при разоблачении его культа, отношение Запада к СССР, а с ним история ХХ века и вся картина современного мира могли выглядеть куда стабильнее и краше.

Кстати, именно на сокрытии приложений воспряли новые историки и принялись реабилитировать мудрейшего вождя: он, дескать, не был простаком, лишь чуть опоздал упредить Гитлера. И, чтобы уж совсем убедить, залихватски назначили дату: 6 июля 1941 года. Конкретность!

Понятно, что не все планы и разговоры достигают бумаги. Ведь и Гитлер о подготовке кампании на Востоке дал сперва лишь устные указания. Но в развитие устного указания бумаги уже генерировались. Такие предприятия, как нападение одной огромной армии на другую, — нет уж, увольте, тут без бумаги не обойтись Без большого количества бумаги. Войска должны быть снабжены письменными инструкциями, без которых перепутают районы дислоцирования и маршруты движения и сотворят такую кашу, по сравнению с которой каша отступления 1941-го года покажется стихией порядка. Отсутствие ссылок на документы в противовес конкретной дате, которую лишь из документов добыть можно, изобличает страстное намерение новых, в частности, г-на Резуна-Суворова обелить любимого кремлёвского горца.

В. Резун-Суворов разбит вдребезги Ю.Финкельштейном и Г.Городецким. Серьёзные западные историки книг его не поминают, и он стал просто ещё одним курьёзом перестройки. Но даже это не должно помешать отметить, что в своё время он (в своих целях, конечно) первым выкрикнул широкой публике, как сенсационную новость то, что тогда было достоянием лишь ученых — об агрессивности Сталина и выжидательном характере его политики: пусть Запад истощится войной, подобной Первой мировой!

Уверенность в затяжной окопной войне на Западе стала роковым сталинским просчетом.

А ведь молниеносная кампания летом 1940-го во Франции последовала за молниеносной кампанией в Польше летом 1939-го. Но Сталин не следил за военной стороной дела, он интересовался лишь политической, точнее — географической: изменением границ. Дальше этого он ничего не видел. Непостижима тактическая тупость вождя, ничего не ухватившего ни из долгих и терпеливых пояснений своих командармов, ни из завещания маршала Тухачевского, ни даже из урока военной практики на полях Фландрии и Франции летом 1940 года. А уж как ему старались втолковать, что авиация и танки коренным образом меняют характер военных операций...

Роковой просчёт — не случайная оговорка. СССР тогда устоял, для Сталина просчёт не стал роковым. Но не стал лишь потому, что стал им для десятков миллионов граждан, кровью своей выручивших деспотический режим советского патернализма, павший впоследствии ввиду неспособности обеспечить гражданам достойную жизнь в ординарных условиях.

Долги приходится оплачивать, раньше или позже.

* * *

Итак, если быть проницательным, после падения Франции надо всячески поощрять могучего соседа к высадке в Англии. Подсоблять, держаться скромно и не возбуждать подозрений захватами кусков со стола. Французский шанс провалился — но остаётся британский. Беззастенчивый властелин, сосредоточивший в руках всю полноту власти, не связанный ни моралью, ни оппозицией, в этой обстановке будет помогать смертельному другу Гитлеру увязнуть в схватке, в которой на стороне Англии неизбежно окажется Америка. А уж тогда!..

Если же властелин поступает так, что алчность его очевидна, то какой же он политик?

"В карьере Сталина было мало ошибок, — еще в "Ледоколе", исподволь готовя почву для последующего величания, вещает г-н Резун-Суворов, вынужденный тем не менее признать ошибку своего кумира. — Одна из немногих, но самая главная — это захват Бессарабии в 1940 году. Надо было или захватывать Бессарабию и тут же идти дальше до Плоешти, и это означало бы крушение Германии; или ждать, пока Гитлер не высадится в Британии, и после этого захватывать Бессарабию и всю Румынию, и это тоже было бы концом "тысячелетнего рейха". Сталин же сделал один шаг по направлению к нефти, захватив плацдарм для будущего наступления, и остановился — выжидая. Этим он показал свой интерес к румынской нефти и вспугнул Гитлера".

(Любопытно, что в миру Сталин всё же снискал репутацию политика неторопливого. Несомненно, оценка будет пересмотрена, как уже произошло с гениальностью хладнокровного уголовника, но времени это займёт ещё немало.)

Раздражённый Гитлер был тем не менее дипломат что надо, западный, с улыбочкой, и Сталина через Молотова подсек на блесну, на пустяк. Неизвестно, какими талантами обладал племянник композитора Скрябина, но прозорливость в их число не входила. Когда берлинская встреча заканчивалась, Гитлер превосходно скрыв разочарование, проводил Молотова до массивных дверей имперской канцелярии и, учтиво пожимая ему руку, произнёс:

— Я считаю Сталина выдающейся исторической личностью. Я и сам рассчитываю войти в историю. Поэтому естественно, чтобы два таких политических деятеля, как мы, встретились. Я прошу вас, господин Молотов, передать господину Сталину мои приветы и предложение о такой встрече в недалёком будущем.

С тем и вернулся Молотов в Москву. Этой встречи и ждал Сталин накануне 22 июня, сам её не предлагая: сардар! восточное величие! как можно первому! пусть маленький Гитлер попросит.

Не дождался. Не попросил маленький. 16 декабря, продолжая улыбаться советскому посланнику Деканозову, фюрер утвердил план операции "Барбаросса".

Сталину об этом стало известно. К тому же сократился германский экспорт. Повеяло холодком. Реальность показывала когти.

Тогда и была созвана 18-я конференция ВКП(б). Она длилась с 15 по 20 февраля и утвердила драконовы дисциплинарные меры в промышленности и на транспорте. Была поставлена задача резко увеличить объём перевозок, а также резко (всё резко...) повысить темпы индустриализации на востоке страны. Объём военного производства в 1941 году по сравнению с 1940-м должен был возрасти на 16-18 процентов.

Это был чистый волюнтаризм.

А что в мерах вождя волюнтаризмом не было? Удушение НЭПа? Индустриализация с перевыполнением на бумаге? Голодный ужас коллективизации? Ликвидация лучших людей? Стратегические авантюры?

Задачи 18-й конференции были паническими. Истерия, разыгравшаяся вокруг оборонной промышленности и транспорта, свидетельствовала об одном: идёт тотальная мобилизация ресурсов — организационных, производственных, трудовых! страна срочно, сверхсрочно готовится к войне!

Для внешнего мира Сталин предпринял плоский маневр: удалил из ЦК "антигерманцев" — Литвинова, Лихачёва, Ванникова. Двое последних были арестованы. Это уже были жертвоприношения. Лихачёв — это тот легендарный Иван Алексеевич Лихачев, директор ЗИЛа, именем которого завод и назван был впоследствии, а Ванников — тот самый Борис Львович Ванников, нарком вооружения до войны, нарком боеприпасов в войну, трижды Герой Труда, отец советских атомной и водородной бомб. Из обоих, конечно, выбили нужные признания — и обоих швырнули обратно в их рабочие кабинеты, к письменным столам и телефонам сразу после начала войны и безо всяких объяснений: очень были нужны.

Конечно, репрессированы и Лихачев и Ванников были не как антигерманцы, на хозяйственных постах их симпатии или антипатии не очень были заметны, а как противники диктуемых сроков готовности к войне. Сталин требовал готовности к зиме 42-го года, а Ванников и Лихачев отстаивали в качестве срока зиму 43-го.

Они не были правы. Гитлер не ждал. Якир в выступлении перед бойцами на Киевских маневрах сказал: "Выиграть два-три года...". Но и промышленники знали дело и исходили из реальности. Просто теперь этих лет уже не было. Их расстреляли, эти годы, вместе с теми, кто их выигрывал.

В стране не оставалось мыслящих администраторов. Те, кто выжил, норовили улизнуть из аппарата. Именно так ушёл Цезарь Куников, будущий отец советских десантников, из аппарата Наркоммаша, начальником технического управления которого был в 1937-м. Когда грянул гром войны, нарком боеприпасов Горемыкин вспомнил о Куникове и потребовал себе в заместители. "Какой из меня нарком боеприпасов? Я же пороха не нюхал!" Формула была найдена. Куников отбился, уйдя на фронт, где и погиб — не прежде, впрочем, чем стал знаменит{43}. Ещё бы, человек государственного замеса, что для него война? Всего лишь опасная работа, где надо обеспечить снабжение, коммуникации, всё предусмотреть и наносить противнику ночные удары, теряя своих людей лишь в результате слепых попаданий.

Так он воевал. Так и погиб на своей Малой земле.

Словом, состав ЦК после 18-й конференции изменился не из-за скептицизма его членов по поводу германо-советских перспектив, а по поводу возможности выполнения огромных задач в отведенные для этого сроки.

Тогда же решилась судьба авиаторов, фанатиков неба и противников ускоренной подготовки пилотов. (И судьба самих пилотов тоже.) Наверно, генерал-лейтенантам Арженухину, Героям Союза Рычагову, Птухину, Проскурову, Пумпуру, дважды Герою (до войны!) Смушкевичу невдомек было, что они могут лишиться голов за то, что не желают выпускать из лётных школ цыплят, мишени для коршунов Люфтваффе. А Сталину недосуг было учить генералов морали. Ему противостояли настоящие люди, это он понимал. Потому и ненавидел. Переучивать их на свой лад у него не было ни времени, ни шансов. Проще было убить{44}.

26. Политика и мораль. Гений и злодейство

Агрессивность Сталина не была секретом для мирового сообщества.

Отвечая оппозиции на пристрастные вопросы о причине слишком медленного хода переговоров с СССР накануне событий рокового 1939 года, Чемберлен сказал:

"Мы не собираемся покупать мир ценой таких уступок, которые ведут к дальнейшим требованиям".

Заметьте эти слова, читатель. Это — горькое признание в просчёте с Мюнхеном: мерзавец Гитлер попросту обманул джентльмена Чемберлена и не стал придерживаться данного слова о Судетской проблеме как последнем территориальном притязании Германии. Это также предвидение — скорее, даже знание — территориальных притязаний СССР. Финляндия, Прибалтика, Румыния, Турция трепетали какого угодно соглашения между СССР и любым западным партнёром, так как подозревали, что соглашение это будет достигнуто за их счёт. По поводу чего Чемберлен сдержанно пояснил парламенту: "...заручившись сотрудничеством одной страны, необходимо в то же время не отталкивать от себя и другие страны. Поэтому в деле заключения соглашения с СССР встречаются некоторые трудности". ("История дипломатии", т. 3, 1945).

Ознакомление с секретными протоколами к гитлеровско-сталинскому пакту (так его надо именовать, раз и навсегда отделив от него русский и германский народы) проясняет, с трудностями какого именно рода встретилось британское правительство в переговорах с СССР. От Англии ждали подобных протоколов в её сфере влияния. Между тем, британское отношение к подобным делам выражено было ещё в канун Первой мировой войны тогдашним министром иностранных дел империи сэром Эдвардом Греем, и оно не изменилось, насколько известно, по сей день: "... Великобритания сочла бы для себя вечным позором участие в подобной сделке" ("История дипломатии", т. 3. Цитирование в сталинское время без комментариев такого политического максима выглядит подвигом со стороны авторов книги и объясняет практически полное уничтожение тиража в типографском складе. Такое случалось в советское время. Спохватывались уже после выхода первого завода книги, и остальное пускали под нож.)

Но страны как люди. Не все придерживаются строгих моральных норм. Сталинский СССР подобные сделки позором для себя не считал. 3-й том "Истории дипломатии", изданный в 1945-м, сразу после победы, никаких возражений по поводу некоторых трудностей соглашения с СССР не приводит. Оплеуха проглочена была молча{45}.

***

Ещё при сборе материалов для книги о Куникове, я нехотя стал понимать, что СССР лихорадочно готовился к войне. Это важный момент, и свидетельствую я о нём, как современник: нехотя. Сознание наше так было изуродовано вероломным нападением на нас фашистской Германии, что мы не желали расставаться с мотивом обороны. Мы перестрадали войну со взрослыми, разделив их и понеся свои потери. Наша позиция была психологически удобна: жаль немцев, они пострадали, как и мы, но они сами виноваты, это их Гитлер вероломно начал.

Их Гитлер. И его начало. Вот все, что остаётся нам теперь. Остаётся упрёк тем, кто не дошёл до урн или бросил бюллетень не в ту, в какую надо. (Да разве знаешь, в какую надо...) Где уж говорить о вере и ломке её, когда речь идет о преступниках у власти... Оба ждали момента, чтобы ударить исподтишка, и Сталин был не лучше Гитлера. Он не успевал наверстать время, упущенное расправой с командармами. Как минимум три года мозг его занят был одним: ликвидацией неугодных в самом широком масштабе. Куда там было думать о военной стратегии и тактике... (Интересно, учитывают ли историки такой фактор — время, потраченного правителем на самозащиту, на укрепление личной власти в ущерб государственной безопасности?) Теперь он спешил. Он всё ещё надеялся успеть первым. Нам это делалось ясно по крохам — от людей, занимавших заметные посты в предвоенное время, от старших коллег, из публикаций, проскочивших цензуру, вроде известных тогда лишь в отрывках воспоминаний Б.Л.Ванникова.

Об идеологической подготовке ясное представление даёт стихотворение "Однополчане", принадлежащее Конст.Симонову, одному из наиболее идеологически чутких писателей своего времени: "Пустой консервною жестянкой воды для друга зачерпнём и запасной его портянкой больную ногу обернём. Под Кенигсбергом на рассвете (именно так! — П.М.) мы будем ранены вдвоём, отбудем месяц в лазарете, и выживем, и в бой пойдём".

Если стихотворение это кому-то не покажется странным, пусть приглядится к дате: 1938-й!

Но идеология — это намерение. А реальность? Как быть с утверждением хозяйственников, что СССР мог быть готов к войне в лучшем случае не ранее зимы 1943 года?

Но кто и когда начинал войну, будучи к ней вполне готов? Не было такого в истории. И Гитлер к войне готов не был. Это не помешало ему начать. Чего же требовать от Сталина?

Новоявленный просветитель г-н Резун-Суворов, задним числом проясняя прошлое для доверчивой публики сказками о превентивном ударе 6 июля (чуть-чуть опоздали, совсем немного!), в раже откровения сравнивает государства с бандитскими шайками, а их глав — с главарями. И вот один из них (Сталин) задумал гениальную комбинацию, которая должна похоронить все остальные банды: пусть они там, на Западе, довоюются до упаду, а мы их тогда сзади — — ррраз!..

Майору разведки невдомек, что гений и злодейство — "две вещи несовместные". Что цивилизация не сборище государств-шаек. Что тогда-то и шатается мир и готов пасть, когда к власти приходят бандиты с пещерным мировоззрением, а договорные принципы, заложенные в основу цивилизации, обманываются этими террористами от политики. Договоры с секретными приложениями за счет слабых — это попрание принципов, на которых держится мир. Это игра уголовников в карты на жизни честных граждан, тружеников своих стран, рабочих, крестьян и интеллигенции.

Впрочем, грозный июнь 1941-го даже в свете гениального замысла пахана Сталина для принятия решения не требовал особых моральных критериев. Не предосудительно опережение врага, явно изготовившегося к броску. И можно бы даже поверить этому. В конце концов, зная, как часто переносились сроки всяческих свершений и пусков с более ранних на более поздние (а если директивно, то и наоборот), можно бы предположить, что, уверившись в серьезности германских намерений, Сталин готовит сверх-сверхсрочный превентивный удар. Есть бумаги, нет бумаг — — — но где же удар? Не успел? Просчёт? Опять? Поверх других просчетов и злодейств, затеянных лишь в интересах собственной шкуры? И просчёт опять за счёт народа? А ведь нигде не просчитывался, всюду успевал. Убивал бестрепетно, загодя. Там успевал, а здесь не успел? Единственный раз, когда действительно надо было?

Всё, довольно лжи. Надо было не просчитаться. Надо было учитывать фактор времени, истраченного в ущерб безопасности страны на укрепление собственной безопасности. Надо было победить

Победили, правда. Но какой же ценой! А те, кто видит будущее России лишь цареподобной сатрапией, продолжают восхвалять мудрость уголовника-вождя и гадать о том, что было бы, если бы...

Мы не знаем, что было бы. Мы знаем — что было. Жуков, хоть и предлагал упреждающий удар, в конце жизни сказал, что было бы ещё хуже. Год спустя, в разгар войны, попытка опережения изготовившегося к наступлению вермахта была осуществлена под Харьковом, где Сталин пожелал исправить ошибку 1941 года, ударить первым, перехватить инициативу в кампании 1942 года. Окончилось это приводом немцев на Кавказ и Волгу. И, конечно, ничего не было бы общего с картинкой, нарисованной бойким пером Резуна-Суворова. Уж не говоря о том, что утерян был бы праведный характер Великой Отечественной, который и стал в ярости народной главным фактором победы поверх "гениального" сталинского руководства и даже поверх подлинно обильной материальной помощи союзников.

Это теперь можно сравнивать позиции и находить их симметричными. Да и то, это право имеем лишь мы. Потому что напали всё же не мы. Напали на нас. Мы, народ, не ведали о намерениях вождей. Нас не то чтобы не спрашивали — от нас всё скрывали. В одно прекрасное утро нас бомбили, и это оказалось для нас шоком, несмотря на предупреждения наших разведчиков, отдавших жизни за эти сведения. Потом нас оккупировали. Потом стали убивать — сперва комиссаров и евреев, затем лучших людей без различия, всех, кто не примирился с новым порядком и оказывал покровительство жертвам. Когда бы ни была написана "Священная война", в 1914-м ли или в 1941-м, она звучала из глубины наших душ и сотрясала нас. Она и теперь сжимает горло воспоминанием о тех, кто, меж двух огней, безвестно отдал свои жизни.

Если бы — не было. Было как было. Была война, какой не помнит история. Великая по размаху мужества и бесчеловечия. Отечественная война.

Вполне правдива версия подготовки Сталиным похода на обезглавленную Европу. Его подлинное намерение так прозрачно в территориальном рвачестве 1939-1940 г.г. В 1940-м это намерение могло быть осуществлено, момент был уникален. Голландия, Бельгия, Франция повергнуты и представляют беззащитные мишени. Убрать Германию, которой они принадлежат, — и они станут принадлежать любому. Плюс сама Германия. Что остается? Славянские Балканы? Италия, Испания, Португалия? Крохи!

Но Великобритания — о-о, это иное дело. Это враг упорный и неумолимый. Империя проигрывает сражения и выигрывает войны. Она пока нетронута, и гигантский её военный потенциал ещё и не начал разворачиваться. Не только колоний, но даже метрополии. Нет, надо ждать, если и не разгрома её, то хотя бы ослабления — такого, при каком выигрыш войны даст ему, Сталину, позицию, в которой условия мира продиктует он.

Мания властности...

Выбор времени для удара в спину всегда был предметом особой гордости Сталина. Он не приближался к противнику, не убедившись, что у того связаны руки. И что вообще он глядит в другую сторону. Как и Гитлер. И перед ним Сталин оплошал. Он так был уверен, что Германия провозится с Англией и Францией года три-четыре. Как в Первую Мировую. Насидятся в окопах, наглотаются газов, обессилеют, брататься начнут... Тут я их, миляг, со своими мальчиками и накрою. Ничего что цыплята, толком ни летать, ни стрелять не научены, зато много их, энтузиасты, зато внезапно...

А внезапно напали на него. Необъятный СССР Гитлер счёл более реальной целью, чем крохотную островную метрополию. Но Сталин так не хотел видеть, что Гитлер со своей подготовкой его опережает, уж так не хотел!.. Ну просто поубивал бы тех, кто совал ему факты в глаза.

А те, кто видел реальность, тормошили его не зря: "Товарищ Сталин, вы с Вашими договорами и верой в них прозеваете нападение на Вас ужасного противника!"

Кому он там верил... Но что означало для него признать факт концентрации германских войск на советско-германской границе? Проиграл, опередили! Значит, либо капитулировать и отказаться от притязаний в Европе, либо идти на войну в открытую. Ни то, ни другое не подходило. Отказаться от намерений — это не Сталин. "Иду на вы" — это тысячу раз не Сталин. Остаётся, как и в игре с командармами, делать вид, будто не замечаешь, что тебя не любят, а тем временем лихорадочно и абсолютно тайно готовиться ударить первым.

Когда говорят о неожиданности, кричать хочется. Не было неожиданности! Дети — знали.

Мои дядья не читали классиков марксизма и не имели возможности слушать все выступления вождя, открытые и закрытые. Они верили мирным заверениям правительств. Хотели им верить. А мы, аэропланами бегая в своём детском саду, пели: "Внимание, внимание, на нас идёт Германия! Она нам нипочём, по морде кирпичом!" Взрослые дядья едва не побили меня, малыша, когда вечером 21 июня 1941 года на большом семейном торжестве я в детском неведении своём твердил — им всем вопреки — что война на носу. "Сопляк, ты-то что понимаешь?" Они знали, что есть война. Дети не понимали, не опасались накликать и твердили то, что видели: война катила к границам, приближалась, висела в воздухе.

Потом я прочёл у Клаузевица: "Мне много приходилось заниматься историями войн, и во все времена я видел одно: современники относили войну в неопределённое будущее, тогда как она уже стояла у порога их стран".

Дядья ссылались на "Заявление ТАСС": "Это Сталин сказал!"

А король был гол. Он не успевал.

Он ведь и Бессарабию захватил по инерции, уже в фазе победоносного окончания немцами кампании 40-го года. Захват спланирован был по сценарию, а, когда сценарий изменился, он не смог поверить случившемуся и не успел затормозить: так быстро? а где же окопная война?

Наверно, потом он сокрушался про себя: очень не по Маккиавелли, не удар, а пощёчина, только разъярит врага...

Так и вышло, враг разъярился. Но вождь баюкал себя: не решится Германия воевать на два фронта! Он затвердил это, и одного этого было ему довольно. Какой жалкий пример стереотипного мышления... Это — гений? Он к тому же был убеждён, что слишком велик, чтобы Гитлер начал войну, не переговорив с ним. Ходили слухи... Но шли-то из Берлина. Слухи о "мирной капитуляции" Сталина как последнем его козыре в игре. Будто он готов отдать под контроль Гитлеру разработку сырья и военную промышленность.

"Это маловероятно и документально не подтверждено, — пишут в своей книге Рапопорт и Геллер, — но как же надо было себя вести, чтобы возникли такие унизительные слухи..."

Унижение было на всю катушку. Сталин шёл на него и, кто знает, быть может, поэтому полагал, что владеет ситуацией. Что Гитлера унижением перехитрит, нападение оттянет и ударит первым. Его паническое поведение в первые дни было типичной реакцией разочарования. Он уже считал, что обвёл врага, — и вдруг...

Вл. Карпов недоумевает: гигантские запасы оружия, горючего и боеприпасов на западных границах достались немцам целенькими. Почему их не уничтожили? Другие писатели в наличии этих складов так близко к границам усматривают чуть ли не прямое доказательство, что поход на Германию был назначен на июль.

Запасы, между тем, копились не первый год и далеко ещё не были готовы для завоевания Европы. Когда Первый Украинский фронт уже воевал в Карпатах, базовые склады горюче-смазочных материалов всё ещё располагались в Святошино, под Киевом. Машины гоняли на шестисоткилометровом плече, но, наученные войной, переводить склады поближе к линии фронта не спешили. Таков был страшный урок 41-го года. А к июню 41-го таких уроков ещё не проходили, ни бомбежек не боялись, ни нападения не ждали, готовили оное сами, исподволь, на большую войну, до Гибралтара. Это сколько же всего надо было наготовить на всю Европу при таком-то плачевном состоянии транспорта, аварийности его и напряжёнки в перевозках такой, что на Политбюро это было предметом постоянной склоки, а на 18-й партконференции стало в центр повестки дня. Так что, как ни много завезено было, куда больше оставалось завезти. Да и от Киева до Карпат ближе, чем от Минска до Берлина, а шагать предстоит ещё дальше, до братской Испании, где Гренадская волость и куда ещё так недавно шла всякая помощь. А в последний подготовительный период транспорт — железные дороги в первую голову — занят переброской войск.

Вот какова была ситуация со складами. Тот, кто желает спекулировать на готовности, может объявить их готовыми, это дело личной порядочности историка.

На деле склады лишь комплектовались.

Почему их не уничтожили? Да потому что это означало конец всем планам завоевания Европы. Такова уж инерция большого размаха. Сталин на такое не пошел бы даже под угрозой того, что случилось. Склады на большую войну за месяц-два не развернешь, это работа на годы. Планируешь войну в 42-м — склады закладывай в 40-м. Уничтожаешь склады — войну откладываешь на годы. Ловить удобный месяц или даже неделю для начала и откладывать на годы — это ведь и впрямь нелепость. Вот и не было приказа уничтожить магазины, даже на непредвиденный случай не было. Не было предвидения, не предвидел Сталин, он один. Уничтожив цвет советской нации... Даже при нём некоторое время, недолгое, увы, существовала такая интернациональная общность, как ни странно это звучит. Уничтожив цвет её, Сталин навлёк на страну чудовищную беду.

Многие удивляются: как он мог? такой умный!

Такой ли? Мы склонны переоценивать способности людей, которые нами правят. Особенно деспотов. Был ли он умён во всём одинаково? или всё же главным образом в том, что и впрямь было его сильной стороной — в интригах удержания власти?

Посудите сами.

Поскольку государственную безопасность Сталин понимал как безопасность его жизни и власти, уничтожение любой другой жизни и даже целых государственных институтов не считалось опасным для безопасности.

Но с людьми вместе уничтожались доктрины.

С Тухачевским уничтожена была стратегическая доктрина, гласившая, что главной военной опасностью для СССР является нацистская Германия. Заместитель наркома обороны маршал Тухачевский прочёл "Майн кампф" куда проницательнее гениального вождя.

С Якиром уничтожена была ведущая начало от А.Свечина{46} стратегическая доктрина активной обороны, применение которой сулило вторгшемуся противнику вязкое сражение на неглубоком и заранее подготовленном предполье, насыщенном к тому же партизанами. Затем по истощённому врагу наносился отсекающий удар с широким применением подвижных соединений в соответствии с разработанной лучшими умами РККА тактикой глубокого боя. Эта тактика упорно и тщательно совершенствовалась в соображениях военного товарищества и бережного отношения к человеческой жизни. Это была та война малой кровью на чужой территории, тайной которой владели убитые командармы и которой так никогда и не суждено было состояться.

С Берзиным и Артузовым уничтожена была доктрина веры в бесценную резидентуру, созданную гениями разведки совместно с фанатическими адептами интернационализма и последовательными противниками нацизма. Сталин выполол эту агентуру. Стратегически проиграв по всем направлениям, ослабив страну беззащитным предпольем западных областей Украины и Белоруссии, Сталин не внял и предупреждениям.

Погашено.

И надо же ухитриться, чтобы создать обстановку, при которой государственная безопасность и безопасность главы государства противоречат друг другу. Но тогда один из двух факторов надо немедленно устранить! И лишь в стране неблагополучной, в стране больной не найдется гражданина для немедленного акта.

Смертные приговоры не присущи русской литературной традиции. Она — жить ей вечно — милостью к падшим полна. Автор, выученик русской литературной традиции, отнюдь не чувствует себя уютно, вынося смертный приговор — хотя бы и задним числом, хотя бы и тому, кто повинен в десятках миллионов смертей, а сам почил в постели под присмотром лучших врачей. Но трагизм истории СССР так ни с чем не сравним, сталинское правление так вопиюще, что приличнее расстаться с репутацией, нежели с отказом от внятного проклятия тому, кто перекосил мукой страдания лик всей Земли. Прошлого не изменить, как бы ни хотелось. И всё же глупо не извлекать уроков из истории лишь потому, что мы затвердили красивый сарказм: "Главный урок истории — что она ничему не учит".

Надо полагать, "тонкошеии вожди" чему-то научились. И в этом несомненная разгадка поздней, но всё ещё своевременной смерти Сталина, обстоятельства которой большое вызывают сомнение в скорби, которую так старательно изображали его соратники.

Вероятно, в их интерпретации урок истории звучал так: "Что посеешь, то и пожнёшь" (что и объясняет последующую хрущёвщину.)

* * *

Итак, отвергнув прежние доктрины, вождь руководствоваться стал своей: Германия не осмелиться воевать на два фронта. На волне этой жалкой мыслишки и яростного нежелания видеть реальность, как она есть, вождь не заметил даже того, что в 1941 году Германия войны на два фронта и не вела. Так что ответственность за эту слепоту целиком падает на него и клику окружавших его ничтожных и во всём послушных царедворцев.

А партия — это же нелепость. Миллионы покорных членов. Что они могли? Только умирать, где прикажут. Как и весь народ.

Вождь выкладывался, демонстрируя перед Гитлером простодушие: попустительствовал разведполётам германской авиации, игнорировал предупреждения из самых разных источников, инспирировал унизительное опровержение ТАСС. И запретил малейшее движение у границ. Эта его реакция на гитлеровские приготовления воистину была апофеозом глупости. Демонстративная беспечность лишь укрепляла подозрения Гитлера: "Доверчивый Сталин! На какого глупца рассчитана такая личина??" И впрямь, маньяк, эталон недоверчивости, уничтоживший собственных полководцев, доверяет фюреру! Не смешно ли?

Больно думать о том, как смеялся Гитлер к исходу дня 22 июня 1941 года, узнав о расстрелянных на аэродромах советских самолётах и взятых в плен в исподнем командирах, о захваченных целёхонькими мостах и переправах.

При всём неумении и слабости Красной Армии речь идёт не о сложных маневрах. Армия на границе, на страже своих рубежей. Только и нужно из гарнизонного положения вывести её на эти рубежи. Предупредить о возможном нападении. Отдать приказ о готовности. — И дело вовсе не так радостно складывалось бы для вермахта.

Рапопорт и Геллер считают: главное упущение было в том, что Тимошенко и Жуков не настояли на объявлении мобилизации. "Это не поздно было сделать даже в начале июня. Такая мера безусловно расстроила бы планы немцев и могла вообще предотвратить нападение."

Не думаю, что нападение могло быть предотвращено чем бы то ни было. Рапопорт и Геллер в книге, написанной в 1977 году, всё ещё мыслят в категориях привычного нам оборончества. Но Гитлер-то знал о замыслах Сталина и понимал, что время работает против него и иного пути, кроме сокрушения сталинского СССР, у него нет. Притом срочно, пока англосаксы не высадились на континент. Нападение на СССР было оперативной необходимостью, лишь гениальный Сталин мог этого не понимать в тупой уверенности, что Гитлеру никогда не догадаться о его намерениях.

Но авторы правы в другом: одна лишь моральная готовность армии к нападению агрессора сделала бы невозможным бравурное шествие немцев по полям Белоруссии и Украины.

Сталин не разбудил свою армию для отпора врагу. Даже больше: он велел ей спать.

27. Накануне (продолжение)

Итак, если целью, поставленной 18-й конференцией, была наступательная боеготовность к зиме 1942-го (или 1943-го), многое делается ясно. Прежде всего ожесточённая реакция деловых людей: ведь готовность к войне они с вождём понимали по-разному. И он ни за что на свете не стал бы разъяснять им, что его боеготовность вовсе не значит "малой кровью и на чужой территории", а значит "как угодно и любой ценой".

Они этого не знали и лживый лозунг принимали всерьёз. Лучшие из них были из поколения идеалистов, посвятивших жизнь социальному эсперименту, даже если понимали происходящее куда яснее, чем желал их вождь. Они верили в эксперимент, по крайней мере в чистоту целей. И ужаснулись, поняв, что после окончившегося кошмара Гражданской войны насилие над крестьянством предпринято не ради выволакивания его из тьмы, но, напротив, для закрепления над ним этой тьмы навечно. Они не хотели понимать, глазам верить не желали, что у власти встала посредственность, для которой власть не инструмент истории, а просто — власть, власть!!! И что настало время таких же посредственностей, на всё готовых ради удержания власти как способа существования.

Не понять этого — значит, ничего не понять в советской истории. Не понять растерянности, в какой встретили расправу над собой тысячи честных, не сомневавшихся людей. Или лишь начавших сомневаться. (Тех, кто уже так сомневался, что ждал лишь случая, чтобы вырвать кормило из рук дорвавшейся до него клики, уничтожили первыми, и вождей не осталось.) Не понять этого — значит, не понять светлой сущности этих людей и их глуповатого, с нашей сегодняшней точки зрения, идеализма.

Смейся же над ними, сегодняшний обыватель! Что ж не смеёшься? Ведь это твой отец или дядя, а твоих предков брат или сын, свалены гнить в братском рву в результате великого вождя неготовности, а их несогласия с тем, что он понимал как готовность. По ним готовность — это лишь в последнюю очередь песня "Если завтра война..."

Готовность — это вопрос времени. Это тренировка солдат. Обучение командиров. Концентрация ресурсов. И, конечно же, знание деловыми людьми характера вождя, который, назначая сроки, спрашивал о готовности не в срок, а ранее. Пятилетка — за 4 года и 3 месяца. Любое строительство — досрочно. А уж подготовка к войне!..

И такие люди уже убиты, что уцелевшие знают чётко: расплачиваться за неготовность они будут жизнями. И жизнями семей тоже.

* * *

Перед самым назначением на должность начальника Генштаба на разборе уже упомянутой штабной игры, где Жуков, руководя действиями "синих", к неудовольствию вождя разгромил "красных", он коснулся строительства укрепрайонов в Белоруссии: слишком они близко расположены к границе и к тому же имеют невыгодную оперативную конфигурацию, особенно в районе сувалковского выступа. То же соображение — строить дальше от границы — он высказал и об УРах на Украине.

Ему резко ответил Ворошилов: "Укрепрайоны строятся по планам Главного военного совета". И — всё. А за этим как бы: "Ишь, умник, лезет не в свои сани!"

И впрямь, это замечание Жуков позволил себе в санях командующего округом. А в санях начальника Генштаба вопроса о переносе УРов вглубь уже не поднимал. Значит, в новом качестве узнал, что УРы строятся не для обороны, а для наступления, а в этом случае их конфигурация выгодна.

Иначе не получается. Ведь в декабре командующий КОВО генерал Г.К.Жуков, подводя итоги военной игры, в которой выиграл, выступая за агрессоров "синих", ставит вопрос о том, что одна из причин поражения обороняющихся "красных" — неоправданно близкое расположение УРов к государственной границе. А всего месяц спустя начальник Генштаба генерал Г.К.Жуков этого вопроса больше не поднимает.

Здесь особенно интересно то, что, значит, и Жуков был "оборонцем". По крайней мере, до назначения на должность начальника Генштаба. Естественно. Он пел со своими бойцами те же песни: "Нас не тронешь — и мы не тронем..." Командующий КОВО генерал армии Г.К.Жуков, как и все остальные командующие округами, готовит СССР к оборонительной войне. В оборонительной войне УРы, конечно, должны быть отодвинуты от границ, чтобы после нападения противника дать время войскам отступить к ним и изготовиться к обороне.

Но начальник Генштаба генерал армии Г.К.Жуков уже не поёт песен с войсками и не полагает, что СССР готовится к оборонительной войне. Он знает, что СССР готовится к войне наступательной. Он фигура такого масштаба, что от него нельзя этого скрыть, иначе он не сумеет делать своё дело. А коль назначение УРов меняется и предназначены они не для изматывания врага, а для подстраховки собственных наступающих войск на случай контрнаступления противника, то, естественно, располагаться должны в зоне стратегического развёртывания.

Думается, не сразу Жукова посвятили в планы. Но 15-20 дней между его назначением и 18-й партконференцией хватило на следующий эпизод. Жуков излагает его в рамках канонизированной версии о миролюбивом и ничего худого не ожидающем СССР:

"Имея при себе перечень вопросов, которые собирался изложить, субботним вечером я поехал к И.В.Сталину на дачу. Там были маршал С.К.Тимошенко, маршал Г.И.Кулик. Присутствовали некоторые члены Политбюро.

Поздоровавшись, И.В.Сталин спросил, знаком ли я с реактивными миномётами ("катюши").

— Только слышал о них, но не видел, — ответил я.

— Ну, тогда... вам надо в ближайшие дни поехать на полигон и посмотреть их стрельбу. А теперь расскажите нам о делах Генерального штаба.

Коротко повторив то, что уже докладывал наркому, я сказал, что ввиду сложности военно-политической обстановки необходимо принять срочные меры и вовремя устранить имеющиеся недостатки в обороне западных границ и в вооружённых силах.

Меня перебил Молотов:

— Вы что же, считаете, что нам скоро придётся воевать с немцами?

— Погоди... — остановил его Сталин.

Выслушав доклад, Сталин пригласил всех обедать."

Эпизод оборван, и возмущённая реплика Молотова повисает таким образом без завершения. Это не недосмотр редактора, в таком виде мемуары переиздавались не раз. Много лет молотовская реплика помогала обманывать советских граждан. Между тем объяснена она может быть элементарными человеческими отношениями — желанием поставить на место зарвавшегося выскочку, хотя бы дать ему почувствовать, что политическая обстановка не по его ведомству. А, может, и неведением того, как много открыл хозяин новому выдвиженцу. Не исключаю, что и сам Молотов в то время не всё знал о намерениях Сталина: как-никак ему играть перед Гитлером, пусть же играет естественно. Не исключаю даже того, что Жуков уже знал, а Молотов нет. Вождь был восточный человек и в высшей степени руководствовался максимами типа не говори другу того, чего не желаешь открыть врагу.

Так или иначе, на версию миролюбия эпизод сработал замечательно. Молотов, возмущение, воевать с немцами, да вы что!.. — Отлично. Мастерская работа.

Но маршал Жуков — не маршал Брежнев. Его заслуги неоспоримы. Ему придумывать незачем. Цензура запретила ему писать всю правду, какую он знал, но можно намекнуть. И за возмущенной репликой Молотова идёт странное и не имеющее продолжения сталинское "Погоди..."

Осмелюсь предположить, что "Воспоминания" рассчитаны были не только на "весь-в-едином-порыве-советский-народ". Они рассчитаны были и на своих. А свои-то — знали. Немногие, но и в их глазах маршал лгуном выглядеть никак не желал, не нужно ему это было. Да и не в его интересах было правду прятать. Он прятал, поскольку велели. Но для своих... И свои, думаю, поняли многозначительное и не имевшее продолжения сталинское "Погоди..." Догадываюсь, и за это пришлось сражаться с цензурой — да и Молотов был ещё ого-го как жив! — за сохранение хотя бы этого не имевшего продолжения "Погоди..." с некоторой надеждой, что хоть потомки постараются расшифровать многоточие...

Во время написания жуковских мемуаров проблема УРов заострена была опубликованной и сразу проклятой властями книгой А.М.Некрича "1941-й, 22 июня". Жуков, не называя Некрича, тем не менее полемизировал именно с ним. Всё-таки он в описываемое время был начальником Генштаба. Неготовность к обороне — это и ему в вину могло быть вменено. И не мог же он тогда признаться — да так и не признался, — что не к обороне готовился, а к нападению. В скупых на детали мемуарах вопросу об УРах он уделил три страницы. В частности, сообщается о том, что на укреплении новых границ ежедневно работало 140 тысяч человек.

Много? Вся госграница! Большого почтения к себе цифра эта как-то не внушает.

На XVIII партконференции из состава ЦК вывели таких гигантов политического мышления, как Литвинов, таких титанов промышленности, как Лихачёв и Ванников, а ввели военных — Тюленева, Кирпоноса, Юмашева, Трибуца, Октябрьского и Жукова.

Был ли Жуков военным мыслителем? Новых доктрин он не создал. Но в масштабах сталинского ЦК, наверно, был.

* * *

Жуков в Главе 9 ("Накануне Великой отечественной войны") резюмирует состояние Красной Армии по родам войск. Резюме выглядит убедительно потому, что в деле конструирования и производства вооружения тексты подтверждены историей.

Но есть у Жукова и забавные места:

"Наркомом вооружения был Д.Ф.Устинов, наркомом боеприпасов Б.Л.Ванников, главными конструкторами артиллерийских систем — генералы И.И.Иванов и В.Г.Грабин. Всех этих людей И.В.Сталин знал хорошо, часто с ними встречался и целиком доверял им".

Доверял, сажал, вытряхивал душу, выпускал...

Кстати, Б.Л.Ванников наркомом боеприпасов накануне войны не был. Наркомом боеприпасов он стал уже во время войны вместо П.Н.Горемыкина. Арестован Ванников был с должности наркома вооружения. Но это уже так, должностная чехарда чистки...

Возвращаясь к резюме Жукова о состоянии войск, следует отметить связь. Для описания состояния связи в словаре есть лишь одно слово — катастрофа.

"Радиосеть Генштаба была обеспечена радиостанциями типа РАТ только на 39 процентов, а радиостанциями типа РАФ и заменяющими их 11-АК и др. — на 60 процентов, зарядными агрегатами — на 45 процентов и т.д. Приграничный Западный военный округ располагал радиостанциями только на 27 процентов... что из этого получилось в первые дни войны — известно".

Да, к сожалению, известно. Это первая после усыпления бдительности (конечно, не считая чистки и ликвидации командарма-1 Уборевича) причина драмы Западного фронта. Дефицит средств связи — один из решающих факторов неготовности к войне летом 1941-го — и позднее.

Есть и такая фраза: "В ленинградской и московской зонах ПВО было дислоцировано до 30 радиолокационных станций РУС-2". Ни слова больше о роли радиолокационных станций нет.

Впрочем, известно, что несколько десятков бомбардировщиков, брошенных лично фюрером в сплошную облачность бомбить обнаруженный с опозданием военный парад 7 ноября 1941 года, были в этой облачности встречены — буквально иголка в стоге сена. Что-то, значит, всё же сработало, оставшееся от Тухачевского со товарищи.

* * *

13 апреля 1941 года. Договор о нейтралитете с Японией.

Выше приведено описание встречи Жукова с министром иностранных дел Японии Мацуокой. Сразу после встречи Жуков позвонил Сталину и доложил. Сталин остался доволен и сообщил о согласии Японии подписать договор.

Есть законная гордость в жуковской подаче деталей заключения договора. Есть логика в визите Мацуоки в наркомат обороны. Японский дипломат был противником любого соглашения с СССР. И уж, по крайней мере, он хотел убедиться, в кадрах ли ещё тот Жуков, который... Многих других в кадрах уже нет. Так что, если нет и Жукова, с нейтралитетом можно погодить.

Здесь же, вероятно, разгадка того, почему соавтор Жукова по Халхин-Голу, командовавший Забайкальским фронтом генерал-полковник Г.Штерн всё ещё оставался на свободе. Его арестовали уже после подписания договора и отъезда японского дипломата.

Жуков не написал — возможно, и не знал — о том, что кровавая война в Финляндии произвела впечатление на японцев: готовность на такие потери ради клочка земли!.. Также вряд ли знал Жуков, какую работу по обработке политических кругов и общественного мнения Японии провёл в пользу договора о нейтралитете Рихард Зорге.

Удивительная фигура — Рихард Зорге. Великий разведчик Зорге. Невозвращенец Зорге. Бездомный, один во всей Вселенной. Вернуться в Германию — быть прощённым и обласканным: он так много знал. Остаться в Японии — быть преданным. Вернуться в СССР — быть замученным на Лубянке...

Он остаётся в Токио и долбит Москву донесениями о поготовке германского вторжения. Вотще. Сообщает точное время. Бесполезно. Сталин игнорирует то, чему не может помешать. Он, как и Гитлер, уверен, что в критической ситуации обстоятельства поддадутся его воле, которую он должным образом напряжёт.

Обстоятельства не поддались.

"Сопоставляя и анализируя все разговоры, которые велись И.В.Сталиным в моём присутствии в кругу близких ему людей, я пришёл к твёрдому убеждению: все его помыслы и действия были пронизаны одним желанием — избежать войны или оттянуть сроки её начала (выделено мной. — П.М.) и уверенностью в том, что ему это удастся".

Эта фраза позволяет нам сохранить уважение к маршалу Жукову. Формулировка не противоречит версии наступательной войны, которую готовил на 1942-43 годы начальник Генштаба генерал армии Жуков.

28. Интерлюдия. XX век. Война идей...

... шла между тем давно и с возраставшей яростью. Всё изрядно перепуталось в европейской идеологической кухне. В начале 20-х годов немногие в Европе могли различить противников и союзников.

Ну, к сороковым-то всё стало на свои места...

Обширно цитирую более чем тридцатилетней давности книгу французов Жака Бержье и Луи Повеля "Утро магов" ("Миф", 1993):

"На Нюрнбергском процессе полковник СС Вольфрам Сиверс ограничился формальной и чисто рациональной самозащитой. Перед камерой казни ему дали возможность вознести какие-то непонятные молитвы. Отдав свой долг неведомому культу, Сиверс хладнокровнейшим образом сунул шею в петлю. Сиверс был генеральным директором научного института Аненербе, за что и получил смертный приговор.

Научный институт для изучения наследственности Аненербе был создан как частная организация профессором Фридрихом Гильшером. Гильшер, духовный учитель и отец Сиверса. Профессор Гильшер никогда не был членом нацистской партии и поддерживал отношения с еврейским философом Мартином Бубером. Но глубинные тезисы Гильшера соседствовали с "магическими" положениями магистров нацизма. Гильшер положил основание Аненербе в 1933 году. Через два года, в 1935-м, Гиммлер превратил институт в государственное учреждение, и с этого времени Аненербе подчинялся Чёрному Ордену (СС) Объявленная программа состояла в следующем:

"Изыскания в области локализации духа, деяний, наследства индо-германской расы. Популяризация результатов исследований в доступной и интересной для широких масс народа форме. Работы проводятся с полным соблюдением научных методов и научной точности" (Тематический план Аненербе).

Аненербе действовал так успешно, что в январе 1939 года Гиммлер просто-напросто ввёл институт в СС, а его руководители вошли в личный штаб рейхсфюрера. К этому времени Аненербе располагал 50 научными институтами... Легко поверить расчётам, согласно которым Германия истратила на работы системы Аненербе куда больше, чем США на атомную бомбу.

Изыскания в области сверхъестественного велись с колоссальным, поражающим воображение размахом. Перечень "научной" тематики, объектов тщательных и дорогих работ, поражает здравый рассудок: братство Креста-Розы, символическое значение отказа от арфы в музыке Ульстера, оккультное значение готических башенок, оккультное же значение шляп-цилиндров Итонского колледжа в Англии...

В 1943 году Аненербе собрал для Гитлера на его вилле под Берлином шесть главнейших немецких оккультистов (Гитлер, естественно, был седьмым, вернее, первым в семёрке — это святое число в магии.), чтобы они своими тайными способами открыли место заключения только что свергнутого Муссолини. Совещания Главного штаба начинались сеансами йогического сосредоточения.

Во время войны Сиверс организовал в концлагерях ужасающие опыты над живыми людьми.

Когда на Нюрнбергском процессе перечисляли преступления Аненербе, подсудимый Сиверс явно не испытывал чувств, которые у нас считаются нормальными, человеческими. Чуждый не только раскаянию, но хотя бы смущению или неловкости, он пребывал где-то в ином месте и слышал другие голоса.

О духовном учителе Вольфрама Сиверса — профессоре Гильшере — неизвестно почти ничего. О нём упоминал Эрнст Юнгер в дневнике, который этот нацист вёл в Париже в годы оккупации. Французский переводчик дневника Юнгера приводит строки, которые для нашей темы имеют капитальное значение.

14 октября 1943 года Юнгер писал:

"Вечерний визит к Бого (Юнгер скрывал высокие персонажи под кличками: Бого — Гильшер, Книеболо — Гитлер). В годы, бедные оригинальными умами, Бого — одно из знакомств, над которым я много рассуждал, не находя решения. Когда-то я считал, что он войдёт в историю наших дней как личность малоизвестная, хотя и наделённая исключительно тонким умом. Теперь я думаю, что он займёт более значительное место. Многие, если не все молодые интеллектуалы, возмужавшие после Великой войны 1914-1918 г.г., были затронуты его влиянием и прошли его школу. Ныне он подтвердил подозрения, которые я давно питаю. Он основал церковь. Сейчас он уже далеко отошёл от догматической части и занят литургической".

Далее Юнгер писал:

"Я наблюдаю у Бого капитальное, характерное для всей нашей элиты изменение. Он всей силой мысли, сформированной рационализмом, ринулся в метафизическое. Такое меня поразило и у Шпенглера. Я помещаю его явление среди добрых знаков наших лет. Можно обобщить, что, если ХIХ век был эпохой рационализма, то ХХ век — время культов. Таков и Книеболо, из-за чего либеральные умы просто не в силах увидеть хотя бы место, где стоит Книеболо".

Уж это точно. Встать на место Гитлера или даже увидеть его и не содрогнуться от омерзения – это не всякому по силам.

Профессор Гильшер к следствию привлечён не был. В Нюрнберг он явился, чтобы свидетельствовать в пользу Сиверса. В показаниях он ушёл в политические абстракции и абсурдные рассуждения о расах и первобытных племенах. Он получил разрешение проводить осуждённого к подножию виселицы. Это с ним Сиверс читал молитвы какого-то культа, о котором умолчал на процессе. Оба скрылись — Сиверс в одну тень, Гильшер в другую...

Полагаю, незачем просить у читателя прощения за цитаты и пересказ. Это более захватывающее чтение чем то, что в состоянии предложить я сам со своим куцым рациональным картезианством. Да и все мы таковы. И авторы книги "Утро магов" правы, когда сокрушённо, не исключая себя, говорят о нашем упорном детерминизме:

"... нам нравится, нам нужно, мы требуем развития событий по прямой, от причины к соразмерному с ней следствию. К сожалению, детерминизм исторических событий более сложен. Вспомните историю религий. Им понадобились столетия, дабы культ принял ясную форму. Ясную? Но в какой из современных религий мало осталось противоречий? Нацизм же имел в своём распоряжении лишь несколько лет. Однако же — мы не устанем повторять — успехи нацизма, как культа, как новой цивилизации, превзошли всё, когда-либо бывшее в истории. Это страшный факт, и мы ощущаем его особое значение. Мы ощущаем его, как удручающе-грозный символ".

Увы, это не всё...

"Нацизм определял наше время, как период, предшествующий новому космическому циклу. Произойдут глубокие мутации, вернётся гигант-маг, осуществится пересмотр творения. Сейчас на Земле сосуществуют расы, появившиеся в разные фазы второй, третьей и четвёртой эпох. Некоторые расы отмечены клеймом вырождения, а другие несут в себе семена будущего. Человечество никоим образом не едино, люди созданы в разное время различными мутациями. Есть и истинная (?? – не знаю. Не учен. – П.М.) раса, призванная познать следующий цикл. Люди этой расы наделены психическими рецепторами, предназначенными поддерживать равновесие космических сил. Их удел — эпопея под водительством высших неизвестных..."

Ну что? Марксизм-то весь на блюдечке: "У богатых отберём, бедным отдадим." Просто. А о нацизме сказать несколько слов перед схваткой, кажется, не мешает...

"...Следовательно, истребление отдельных рас никак нельзя считать преступлением против человечности, так как осуждённые расы находятся вне круга людей!

Вот почему некоторые заседания на Нюрнбергском процессе были лишены содержания — у судей не получался диалог с подсудимыми. В зале трибунала присутствовало два мира, и между ними не было контакта, словно бы по земным законам пытались судить марсиан. Судьи прилежно старались вести себя так, как если бы они не спотыкались о пугающую их реальность. Действительно, в какой-то мере следовало бросить покров на такую реальность, чтобы она исчезла, как исчезают предметы в руках иллюзиониста.

В Нюрнберге речь шла о том, чтобы поддержать идею единой гуманистической картезианской цивилизации, и подсудимых силой втиснули в эту систему. Мы не собираемся отрицать благодеяния Нюрнбергского трибунала. Мы говорим только, что там "погребли фантастическое", и согласны с намерением не отравлять миллионы душ. Мы же — иное. Мы производим наши раскопки для любителей. Они предупреждены и надели стеклянные маски средневековых алхимиков".

Насчёт масок не знаю. Равным образом сомневаюсь в первооткрытии Бержье и Повеля. Советские источники ещё в 1945 году, до трибунала, вполне хладнокровно и, я бы сказал, с профессиональным пониманием социальной сути дела писали, как ещё в 1933 году "...миллионы немцев на митингах слушали возбуждающие речи гитлеровцев о восстановлении великой Германии, о том, что надо вести войну, если хочешь яркой жизни, что мир должен быть продуктом войны (современно звучит, не правда ли? — П.М.), что немец — человек высшей расы — сначала подчинит себе Вселенную, а затем установит в ней мир и новый порядок".

В Германии на годы утвердилась цивилизация, тотально отличная от нашей. Мы этого не могли, да и сейчас не можем понять. Но то, что Нюрнбергский трибунал погрёб, раскопано. Нам остаётся лишь с ужасом ждать очередных протуберанцев из этих идеологических чернобылей. Ведь, в конце концов, не всё в этой идеологии абсурдно. Выяснение многих положений (если они вообще выясняемы) — дело смутного будущего. Возможно, люди и впрямь генетически неоднородны и представляют беженцев разных планет и даже разных систем. Но разве истребление муравьями муравьёв или осами ос выглядит привлекательно?

Заметим, что Гитлер не спешил с пропагандой своей идеологии. Всё это он держал в глубокой тайне. Более того, когда миссия Гесса в Англию окончилась провалом, вину за это возложили в равной мере как на неустойчивую психику наци № 2, так и на мистиков-оккультистов, влиянию которых Гесс якобы поддался. Предстояло созидать мир, в генофонд которого определили белокурых. А остальным запретить размножаться, что ли? Или в газовую камеру и в трубу? Не надо преждевременно пугать чернявых, пусть воюют за великую Германию, с ними разберёмся потом.

И Гитлер откладывает пропаганду идеологии до поры, когда мир перед ним будет распростёрт. Поэтому в тайны Аненербе были посвящены далеко не все высшие из высших чиновники рейха. Можно быть хорошим администратором и плохим мистиком. Для мистики у фюрера были другие люди. Вольфрам Сиверс, например.

Это рождало недоразумения. Гауляйтеры юдофилами не были. Но "дистанция огромного размера" пролегает между неприязнью к какой-то этнической группе и нежеланием терпеть её на лице земли. Что и стопорило "окончательное решение еврейского вопроса" в Белоруссии до убийства Кубе партизанами.

ВАЖНОЕ СЮЖЕТНОЕ ЗАМЕЧАНИЕ. Оно касается этого экскурса в идеологию и историю. Не уводит ли автор читателя от вынесенного в заголовок прочтения мемуаров маршала Жукова? — Да, экскурс далёк. Но, во-первых, книга всё же не о Жукове, а, во-вторых, подводя итоги, любой человек стремится ответить на один-единственный, жгучий во всякой жизни вопрос: каков баланс? содействовал ли он силам Добра? или представлял Зло? что получилось в результате? где быть душе?

О, когда дело идёт к концу, маршал чувствует себя куда неувереннее самого грешного монаха. А рассуждать на эти темы у Жукова ни малейшей возможности не было.

Справедливо, кажется, резюмировать:

По сумме знаний, имеющихся в распоряжении у человечества на момент написания этой книги, Гитлер остаётся слугой Сатаны, и повержение его во Второй мировой войне есть правое дело.

А в пределе справедливо видеть в далёком от архангельского лика маршале — Св. Георгия, повергающего дракона.

29. Интерлюдия. ХХ век. Война идей (окончание)

Нам надо вернуться в год 1799-й, в Париж.

"Крупная буржуазия мечтала о диктаторе, о восстановителе торговли, о человеке, который обеспечит развитие промышленности, принесёт Франции победоносный мир и крепкий внутренний "порядок"; мелкая и средняя буржуазия... желала того же... что касается пришлых рабочих, поденщиков из деревень, то для них действтельно был только один лозунг: "Мы хотим такого режима, при котором едят" (Е.Тарле, НАПОЛЕОН).

"Уже к лету 1799 года... мысль о "твёрдом порядке" отлилась, так сказать, в кристально чистые формы. Всё стало ясно, сомнения были отброшены — в повестку дня был поставлен переворот. Смерть Жубера сделала невозможным данный вариант, но ни в малой мере не поколебала идею. ...Сиейес после смерти Жубера вёл переговоры с Макдональдом, Моро... Со своей стороны над идеей переворота задумывались Бернадот, Журдан, по-своему — Лафайет, вероятно — Пишегрю, мало ли кто ещё из генералов.

Когда Бонапарт в октябре, спасаясь от неотвратимо надвигавшегося краха в Египте, приехал в Париж, он отнюдь не был обуреваем идеей государственного переворота, ему было не до того. Он был озабочен мыслью, как избежать возмездия за самовольное бегство из армии, брошенной им на произвол судьбы..." (А.Манфред, НАПОЛЕОН).

Словом, оказывается, Наполеон не был единственным претендентом на роль.

Наполеон, с его уникальностью?

Даже Наполеон с его уникальностью. Не погибни в бою Жубер, имя Наполеона сегодня было бы знакомо лишь узким специалистам по французской военной истории. Одни правят, другие владеют. Гражданам СССР, где правила, по выражению бр. Стругацких, группа "неизвестных отцов" и никто ничем не владел, трудно было расстаться с концепцией правления, объединяющего и Власть, и Деньги. Между тем, это было лишь кратковременное состояние в уникальном веке. Во все времена деньги были сами по себе, а правители сами по себе. Иногда за огромные деньги они покупали власть, как сделал в Риме Луций Лициний Красс. Но чаще Деньги покупали угодных властителей. И у них, у Денег, как правило, был широкий выбор.

Не следует думать, что конкурс на роль в истории отличается от конкурса "Мисс Америка" или "Мисс Россия". Соискатель на пост диктатора не обязан быть светочем мысли или автором платформы. От него ждут защиты существующей платформы. Наилучший кандидат не означает — умнейший. Наилучший — значит, наиболее сообразительный. И обязательно управляемый.

Так ошиблись в своё время с Наполеоном.

Так же — позднее и трагичнее — с Гитлером.

"... Бонапарту не пришлось ничего предлагать или изобретать: он получил всё в совершенно готовом виде. Идея государственного переворота с его участием была ему преподнесена в полностью отработанной, даже отшлифованной форме. Не он принёс Франции идею обновления, мысли об изменении режима. Эта идея уже давно вынашивалась в политических кругах Парижа и существовала во множестве вариантов. Бонапарту предлагали, он поддакивал и принимал" (А.Манфред).

Обновление Веймарской Республики вынашивалось более пламенно, чем обновление Франции во времена Директории. Революция в России внесла дополнительное условие — идеологическое противостояние. Во времена Директории диктатором мог стать кто угодно, лишь бы не Бурбон. В Германии 20-х годов это мог быть не любой не Гогенцоллерн. Нужно было нечто иное.

Война идей шла вовсю, в ней уже были свои жертвы. На улицах германских городов происходили кровавые стычки. Сражались "правые" и "левые". Германская революция была подавлена, вожди убиты, но дело социал-демократии отнюдь не было проиграно. Революция грозно зияла на Востоке.

Владетели денег искали оружия в борьбе с социал-демократией, за которой стояло теперь быстро укреплявшее мощь социалистическое государство, коварно называвшее себя государством рабочих и крестьян. Как грибы, возникали в Германии политические партии. Им нужны были деньги.

Но деньги не вкладывают в пустяки. Вкладчикам надо показать товар.

Товаром стал нацизм. Но изобретателем был не Гитлер. Гитлера высмотрели среди других, поднатаскали и субсидировали. Он не был по-восточному изощрён, не был даже политик. Он был превосходный демагог, но идеологически, в отличие от Сталина, начинал с нуля.

Сталин был человек восточный: никаких идей — и как можно больше власти. Ему в идеологии и трудиться не пришлось, за него всё сделано было марксо-энгельсо-ленинским комплексом политических писателей. Партию он тоже получил целенькой, да ещё с ленинским авторитетным назиданием — крепить единство. Дальнейшее его творчество направлено было на укрепление личной власти и эрудиции не требовало.

Не так обстояло дело у Гитлера. Ему пришлось строить на пустыре. Источники сохранили для нас жалкое место, с которого Гитлер начинал политическое восхождение.

Известно, что образование новой партии начинается становлением идеологической платформы. Она нужна для привлечения масс. Надо представить новую сказку, правдоподобно обещающую МНОГО И СРАЗУ. Нацистам — или тем, кто позднее стал нацистами, — нужна была своя сказка.

Где её взять? Гитлер — не мифотворец, он человек дела, как любой другой оппортунист. Где взять теорию?

Тут мы и подходим к вопросу, который я, быть может, с излишней самонадеянностью взялся прояснить для себя и читателя: о скрытых пружинах исторических процессов.

Социалистическая идея уже овладела массами. Этого нельзя было не учитывать тому, кто желал массы возглавить.

Сталин получил идеологическое наследство и в нём благоразумно старался не менять ни слова. Большевики на материалистической основе марксизма строили царство божье на земле. Подтекста у этой идеологии не было.

Гитлер обязан был противопоставить этой идее нечто не менее заманчивое. Для старта партия Гитлера взяла на вооружение итальянский фашизм с его лозунгами народного государства.

И тут на серенького последователя Муссолини обратили внимание силы Зла.

* * *

Есть вещи, о которых говорить просто неудобно. Но такой вопрос постоянно ставится: действительно ли мы, человеки, суть созданья Божьи, с бессмертной душой, предназначенной Добру — или мы порождения Дьявола, обречённые Злу. (Есть и третий путь, естественно-нейтральный и вполне приемлемый.)

Пока мы живём в мире Бога, так уж, слава Богу, повелось. Но можно представить себе — теперь, после Гитлера, не только теоретически, а в нашем третьем тысячелетии и подавно — альтернативное житие в Дьяволе. Апологеты Дьявола будут убедительны. Они выдадут полный гитлеровский набор, а к нему новейший букет: перенаселённость, загрязнённость, доступность сверхоружия, сращение государственных и мафиозных структур, дела энергетические, генетические, социальные, даже религиозные...

В мире Бога сатанинцы в подполье и вынуждены хотя бы сквозь зубы провозглашать Добро.

В мире Дьявола обстановка изменится: в подполье уйдут богоносцы, а превозносить вслух будут Зло. Добро станет твориться во мраке, Зло восторжествует и выйдет на свет при поддержке государственных институтов. Оно возглавит Беззаконие.

Фантастика? В свете последних событий. увы, вовсе нет. А в 1939—45 годах значительная часть человечества уже жила при первой стадии такой морали, и миллионы в полном согласии с её доктринами были умерщвлены.

Следующая цитата напоминает читателю о существовании демонического, сатанинского движения. "Такое движение, — пишут Ж.Бержье и Л.Повель, — объясняет большое количество страшных событий куда более реалистично, чем делают историки нацизма. Мы считаем, что нельзя ограничивать себя, объясняя нацизм только манией власти и садизмом кучки невротиков или рабским повиновением толпы запуганных трусов".

Бержье и Повель употребляют слова сатанинский, люциферианский, демонический не потому, конечно, что верят в Сатану, или Люцифера, или демонов. Люди издавна привыкли подразумевать под указанными понятиями нечто чуждое, враждебное, зломыслящее против их совести, некий тайный заговор против человечества во имя захвата власти над людьми и во вред им. Зломыслящее может даже прикрыться именем Бога, но — это будет уже другой бог, беспощадный к малым сим. Так что авторы "Утра магов" просто пользуются имеющейся терминологией.

"Осенью 1923 г. в Мюнхене от последствий отравления ипритом на Западном фронте Первой мировой войны умер Дитрих Эккарт, человек незаурядный, поэт, драматург, журналист. Перед смертью Эккарт прочёл молитву собственного сочинения перед чёрным метеоритом, который называл "мой камень Каабы"{47}. По завещанию Эккарта, этот камень получил профессор Оберт, один из зачинателей астронавтики. Раньше Эккарт отослал Карлу Хаусхоферу (о нём позднее. — П.М.) длинную рукопись. Приведя свои земные дела в порядок, Эккарт умер. Но общество Туле продолжало жить. Вскоре оно попробует изменить мир и жизнь в этом мире...

В 1920 г. Дитрих Эккарт и другой член Туле архитектор Альфред Розенберг познакомились с бывшим капралом, маляром Адольфом Гитлером. Первое свидание с этим многообещающим человеком члены общества Туле назначили в "Доме Вагнера" в Байрейте. В течение трёх последующих лет они тщательно формировали Гитлера, руководили его мыслями и поступками. Эккарт обучал Гитлера письменно выражать свои мысли и выступать перед массами. Конрад Гейден пишет: "Эккарт духовно лепил Гитлера". ("Утро магов").

Три года индивидуального обучения — это срок. Эрудита из Гитлера не вышло, но курс в университете Зла он прошёл. Капрала обучили любви к эдельвейсу и музыке Вагнера.

"В 1923 г. Дитрих Эккарт стал одним из семи членов-основателей национал-социализма. "Семь" считается священным числом и избрано было сознательно. Осенью того же года перед смертью он завещал друзьям: "Идите за Гитлером. Он поведёт танец, но музыку написал я. Мы дали ему способы общения с Ними. Не оплакивайте меня. Мне удалось воздействовать на Историю больше, чем какому-либо другому немцу..."

Легенда Туле свойственна германским преданиям. Это недоступный людскому глазу остров где-то на Севере. Туле был якобы центром магической цивилизации и не все тайны Туле утеряны. Особые существа, посредники между людьми и "Тем, что ТАМ", владеют источником Сил. Посвящённые в тайну могут черпать энергию, чтобы дать Германии власть над миром и сделать из неё орудие сверхчеловечества. Настанет день, из Германии двинутся легионы, чтобы смести препятствия на этом пути. Их поведут непогрешимые вожди, черпающие в источнике Сил и вдохновлённые великими древними.

Таковы мифы, изложенные в арийском учении Эккарта и Розенберга, и этим они, пророки "магического социализма", наполнили медиумическую душу Гитлера.

"Кружок Туле тех лет было хотя и сильной, но малой машиной для... для трансформации реального по "законам" ирреального. Авторам кажется, что только в дальнейшем, при вмешательстве Карла Хаусхофера, кружок Туле принял свой окончательный вид тайного общества посвящённых, находящихся в контакте с невидимым, и стал магическим центром нацизма.

По мнению оккультистов, внутренние силы членов группы образуют общую цепь. Но пользоваться ею в целях группы можно только через посредство медиума, который аккумулирует силу и которым управляет маг. В обществе Туле медиумом был Гитлер, а магом Хаусхофер".

Авторы не оккультисты, общеизвестные термины используют для упрощения, а также потому, что многие, наблюдавшие Гитлера, тоже не нашли других выражений.

Герман Раушнинг, канцлер Данцига в бытность оного вольным городом, интеллигентный, литературно одарённый, человек старо-германского аристократического покроя, в эру проблемы "Данцигского коридора" общался с Гитлером и стал его доверенным собеседником. Раушнинг бежал от нацизма до страшных его преступлений и опубликовал в Лондоне книгу "Говорит Гитлер". Ей никто не внял. Инерция спасает человечество, но и губит его...

Говорит Герман Раушнинг:

"Приходится вспомнить о медиумах. В обычное время эти медиумы — рядовые, посредственные люди. Внезапно, так сказать, с неба, к ним падает власть, поднимающая их над общим уровнем, что-то внешнее по отношению к личности медиума, он как бы одержим. Затем он опять возвращается к обыденному. Для меня бесспорно, что подобное происходило и с Гитлером. Персонаж, носивший это имя, был временной одеждой квази-демонических сил. При общении с ним ощущалось соединение банального и чрезвычайного — ощущение невыносимой двойственности. Подобное существо мог выдумать Достоевский: соединение болезненного беспорядка с тревожным могуществом".

Штрассер:

"Слушавший Гитлера внезапно видел явление вождя. Будто освещалось тёмное окно. Человек со смешной щёточкой усов преображался в архангела. Потом архангел улетал и оставался усталый Гитлер с тусклым взором".

Бушез:

"Я видел его глаза, делавшиеся медиумическими... Иногда происходил процесс преображения, нечто, как виделось, вселялось в оратора, из него исходили токи... Затем он снова становился маленьким, даже вульгарным, казался утомлённым, с опустошёнными аккумуляторами."

Читателю обещано показать явление Гитлера. Оно, в отличие от последующего образования, было банально.

"Невольной повитухой национал-социалистического движения стал мюнхенский историк Карл Александр фон Мюллер. Он оказался в тесном общении с молодыми, националистически настроенными офицерами, которые в то время задавали тон в Мюнхене, и на солдатской конференции обратил внимание на оратора выдающейся энергии. Он свидетельствует: "За клоком волос, свисавших на наименее военный манер, я увидел бледное худое лицо с коротко подстриженными усиками и пугающе большими светло-голубыми глазами, глядевшими с холодным фанатизмом". Мюллер подтолкнул своего школьного друга Майра, который сидел с ним рядом: "Ты знаешь, что среди твоих учеников есть врождённый оратор?"

Капитан Карл Майр был главой Abteilung Ib/P (Press and Propaganda) в штаб-квартире группы войск рейхсвера № 4 (Бавария). Он знал того, о ком шла речь: "Это Гитлер из реестрового полка. Эй, Гитлер, подойдите-ка сюда на минутку". Мюллер помнил, что Гитлер "сделал, что ему было приказано, двигаясь неловко — полувызывающе, полусмущённо". Сцена иллюстрирует зависимость Гитлера от офицеров баварского рейхсвера и то чувство незначительности, для преодоления которого будущему фюреру Рейха потребовалось немало лет.

Майр быстро распознал пропагандистские способности капрала Гитлера. В июле 1919 года секция Майра в баварском военном министерстве создала конфиденциальный список агентов в подразделениях. В списке был и Гитлер Адольф. Майр считал его готовым на выступления везде, где идеологический фронт в опасности.

Капрал постепенно стал так полезен, что Майр в общении с ним оставил свои строевые замашки и в письмах обращался "Дорогой г-н Гитлер!" Гитлер стал частым гостем в военном министерстве (Баварии) и членом политсостава в отделе Майра. Однажды в лагере демобилизованных солдат в Лехфельде возникла ситуация, при которой офицеры, казалось, утратили контроль над своими людьми. Моментально там появился Гитлер и восстановил обстановку. Другой агент, Лоренц Франк, доносил начальству: "... В особенности врождённым демагогом является Гитлер. На митинге его фанатизм и общедоступные доводы заставили аудиторию прислушаться к нему".

Майр решил использовать это открытие для более крупных задач. Одной из его обязанностей было наблюдение за политическими партиями в Баварии. В сентябре 1919 года он направил Гитлера на митинг Германской Рабочей партии (Deutsche Arbeiter Partei — DAP) — сборище националистических сектантов, которые, в дополнение к юдофобии, эмоционально проповедовали социализм бедных, употребляя фразеологию типа "разбить ярмо эксплуататоров". Гитлер вскоре стал звездой среди ораторов на митингах ДАП и без особого труда справился с подавлением соперников в пивных барах. В январе 1920 года партия, состоявшая тогда из 64 последовательных сторонников, избрала его главой пропаганды и приняла первую составленную им программу. Позднее партия переименована была в Национал-социалистическую германскую рабочую партию (НСДАП)." (Heinz Hohne, The order of the Dead Head).

То есть, начинал Гитлер рядом с социал-демократами. К ним примкнуть он не мог, все места были заняты. Националистический уклон давал шанс основать собственную партию. Своего, кроме жажды власти, у него не было ничего.

На этой стадии демагог и недоучка Гитлер и попал в поле зрения интеллектуала Эккарта.

Социального заряда лозунгов с пламенными словами о "ярме эксплуататоров" тому Гитлеру было достаточно для удовлетворения жажды какой-то власти. Там бы он и остался. Тот Гитлер не мог достичь власти над Германией, он не обладал идеей, способной зажечь нацию, исстрадавшуюся в унижении побеж-дённой стороны.

Такую идею дал Эккарт с его обществом Туле: "Идите за Гитлером. Он поведёт танец, но музыку написал я".

Слово Ж.Бержье и Л.Повелю:

"В Гитлера набили мысли, далеко превосходившие силу его ума. Его собственные умственные способности почерпнуть нечто подобное путём самостоятельных размышлений были крайне ограничены. Его переполнили. Народу и соратникам, не принадлежащим к обществу Туле, Гитлер сообщал лишь вульгаризованные отрывки. Его увлекали учения, не имеющие стройной координации и оттого ещё более опасные. Он удерживал в себе то, что отвечало его стремлению господствовать над миром и его одержимости биологической селекцией для сотворения человека-бога. И, добавим, ещё одной одержимости — изменить жизнь планеты.

Такое выхлёстывалось наружу, выбрасывалось внезапно.

Раушнингу Гитлер сказал: "Наша революция есть новый этап, вернее, окончательный этап революции, который ведёт к прекращению хода истории."

Как злободневно звучит это сегодня... И ещё тому же собеседнику:

"В сущности, вы ничего обо мне не знаете. Мои товарищи по партии не имеют представления о намерениях, которые меня одолевают. И о грандиозном здании, фундаменты которого, по крайней мере, будут заложены до моей смерти. Мир на решающем вираже. Мы у шарнира времени. На планете произойдёт переворот, которого вы, непосвящённые, не в силах понять... Происходит нечто несравненно большее, чем явление новой религии."

Здесь жирным курсивом надо выделить каждую букву. Это надо читать и перечитывать. Это так похоже на то, что происходит на планете сегодня. Это калибр не капрала Гитлера и его убогого красноречия в примитивных понятиях "ярма эксплуататоров" или "культа силы".

Новая религия... Шарнир времени... Откуда это?

Из Дитриха Эккарта. Из Карла Хаусхофера.

Карл Хаусхофер занимал кафедру в Мюнхенском университете. Один из его студентов, как и сам профессор, член общества Туле, свёл его с Гитлером. Ассистента звали Рудольф Гесс. Он нашёл лидера! Нашёл того, чьими руками чистоплюи, члены ордена Туле, могут сделать чёрную работу.

На Нюрнбергском процессе Гесс{48} в редкие минуты просветления от странного своего психоза давал показания, из которых вытекало, что Хаусхофер был тайным господином. Гесс решился на полёт в Англию после того, как Хаусхофер якобы сказал ему, что во сне видел его летящим. Гесс был последним живым из общества Туле.

После неудачного путча (8-9 ноября 1923 г.) Гитлер и Гесс находились в тюрьме Ландсберг. Хаусхофер навещал ученика почти ежедневно. Там он беседовал и с будущим фюрером. А Гесс в это время изготавливал лидеру партии идеологию. Писалась "Майн кампф". Доверенное лицо Хаусхофера, Гесс следил, чтобы тайное учение не проступило в книге. Да Гитлер к этому и не стремился. Зачем преждевременно пугать чернявых?

Карл Хаусхофер родился в 1869 году. Он часто бывал в Индии и на Дальнем Востоке. В командировке в Японию изучил язык, был принят в элитарное тайное общество "Чёрный дракон", в уставе которого был пункт, по которому неудачная деятельность члена общества влекла за собой самоубийство по самурайскому ритуалу. Во время Первой мировой войны генерал Хаусхофер обратил на себя внимание пророческим даром. Он предугадывал час атаки противника, места падения тяжёлых снарядов, предсказывал погоду. Предсказал он и политические изменения в стане противников Германии. (Вероятно, русскую революцию, в субсидирование которой кайзер вкладывал немалые деньги.) В пору знакомства с Гитлером ему было за пятьдесят, это был обаятельный аристократ, высоколобый, с холёными усами и властным взглядом.

В дальнейшем роль предсказателя принял на себя фюрер. Когда он решил оккупировать Рейнскую область, эксперты считали вооруженный конфликт неизбежным. Гитлер превидел иное и не ошибся. Он точно назвал дату вступления своих войск в Париж, дату смерти Рузвельта. Говорят, ему подсказывал Хаусхофер. (Скорее Гильшер. Жена Хаусхофера не была арийкой, и после прихода к власти былая близость между учителем и учеником совершенно изветрилась.) Судя по вдохновенному сну о миссии Гесса в Англию, Хаусхофер был из тех, кто предупреждал Гитлера о неизбежности конфликта с Россией. Рекомендовал воевать или всего только предупреждал о неизбежности? Впрочем, предупреждение о неизбежности равно рекомендации.

После прихода Гитлера к власти Хаусхофер вернулся к науке. Он погрузился в политическую географию, основал журнал "Геополитика", опубликовал много научных работ, отмеченных узко-материалистическим реализмом. Все члены общества Туле строго придерживались материалистической терминологии, протаскиванию псевдонаучных концепций это служило отлично.

Под профессором геополитики скрывался аристократ, офицер и аскет, отошедший от мира создатель мистической воинствующей идеологии. Через Шопенгауэра он пришёл к буддизму, собирая на всех путях тайны, пригодные для управления людьми. Есть основания считать, что это он избрал свастику символом нацизма.

Тибетский компонент существен в нацизме. Перед захватом Гитлером власти в Берлине жил тибетский лама, прозванный "человеком в зелёных перчатках". Он тоже вещал будущее: назвал, сколько нацистов пройдёт в рейхстаг. Гитлер регулярно навещал "человека в зелёных перчатках". После штурма Берлина среди тел его защитников было найдено около тысячи людей тибетской крови. Они были одеты в германскую форму без знаков различия, в карманах их не было документов.

А вот ещё легенда, ещё один компонент нацизма. (С оглядкой на день сегодняшний, возможно, не только его). Этой легенде вероятнее всего ещё предназначено сыграть свою роль, для человечества вряд ли благоприятную:

Тридцать-сорок тысяч лет назад в Гоби процветала высокая цивилизация. Катаклизм превратил Гоби в пустыню, выжившие бежали на север Европы. Тор, бог нордических легенд, был одним из героев переселения. Этих беглецов из Гоби члены Туле и считали арийским корнем, "основной расой". Хаусхоферовское "возвращение к истокам" означало завоевание Европы и Азии с Памиром, Тибетом и Гоби. Этот район — сердце мира, его обладатель овладеет всей планетой. В плане работ Аненербе появилась доставка из Тибета арийских лошадей для научного изучения и арийских пчёл, собирающих мёд особенного свойства. И те учёные, которым претила вивисекция, занимались этими субъектами. А другие с любовью к подопытным детям ставили на них ужасающие эксперименты, попутно угощая конфетками.

По легенде, с которой Хаусхофер ознакомился около 1905 года, после катаклизма учителя высшей цивилизации, сыны "Разума извне", укрылись в гималайских пещерах. Там они разделились на два пути. Первый путь создал свой центр Агарти — скрытое место Добра — и предался созерцанию, отказавшись от вмешательства в земные дела. Второй путь основал Шамбалу, центр могущества, повелевающий стихиями и народами и ускоряющий ход человечества к шарниру времени. (Вот откуда шарнир времени в лопотании Гитлера перед Германом Раушнингом.)

Посвящённые из общества Туле готовились к власти над планетой. Каждый из семи поклялся покончить с собой в случае неудачи своей миссии, каждый обязался приносить человеческие жертвы.

Приход Гитлера к власти и последующая практика нацизма оттолкнули Хаусхофера. Он удалился от своего крестника настолько, что после покушения на Гитлера даже заключён был в концлагерь, откуда живым вышел лишь случайно.

14 марта 1946 года Карл Хаусхофер в возрасте 77 лет покончил с собой путём харакири. Его жена Марта приняла яд. Крах был налицо. В связи с трибуналом в Нюрнберге Хаусхофера приглашали на беседы и спрашивали о близости с Гессом и Гитлером. Факты Нюрнберга ужасали. Кроме того, погиб единственный сын Хаусхоферов, Альбрехт, видный чиновник Министерства иностранных дел, специалист по Англии, поэт, драматург, фигура ещё более яркая, нежели отец, личный советник Гесса по вопросам внешней политики и в то же время одна из ключевых фигур Сопротивления. Он был привлечён Гессом для налаживания английских контактов в связи с тайно запланированным и нелепым прыжком Гесса в Шотландию. Отлёт Гесса и объявление его предателем осложнили положение Хаусхоферов. После покушения 20 июля Альбрехт скрывался и был схвачен лишь в конце 1944 года. Его вместе с другими узниками застрелили в тюрьме Моабит перед самым её захватом советскими солдатами. В кармане одежды сына великого мага была найдена рукопись поэмы:

Судьба говорила с моим отцом.
От него зависело ещё раз и ещё
Затолкать Дьявола в его темницу.
Но мой отец разбил печати.
Он не почувствовал запаха ада
И пустил Дьявола на волю...

Перечитывая переводы В.Левика, я нашёл стихи Альбрехта Хаусхофера и даты жизни — 1903-1945. Громадное имя верховного мага побуждало Гитлера медлить с казнью и отца, и сына. Альбрехт ощутил приближение возмездия. Но когда русские снаряды сотрясли берлинское небо, участь интеллигента, одного из тех, кто защитил честь германского народа, решилась. Вот его стихи в переводе В.Левика:

Когда почуял деспот Ши-хиан-ди,
что ополчиться на него готово
Духовное наследие былого,
Он приказал смести его с пути.

Все книги он велел собрать и сжечь,
А мудрецов — убить. На страх народу
Двенадцать лет, властителю в угоду,
Вершили суд в стране огонь и меч.

Но деспоту настало время пасть,
А те, кто выжили, учиться стали,
И мыслили, и книги вновь писали,
И новая пришла на смену власть.

Китай расцвёл. И никакая сила
Ни мудрецам, ни книгам не грозила.

Хаусхофер, одарённый сильной психикой, был человеком огромной культуры. Но он встал на нечеловеческий путь, показавшийся ему величавым. Обыденный мир и впрямь нередко и заслуженно вызывает омерзение. Но исправление людских мерзостей нечеловеческим путём приводит к мерзостям вселенским. Играя опасными игрушками, Хаусхофер пренебрёг тем, что они опасны и для него самого. Самые дорогие для него люди, жена и сын, вызывавшие, как и он сам, восхищение его ученика, второго человека в партии, оказались несовместимы с целями этой партии и новым порядком, который она строила. Дар предсказателя не помог Хаусхоферу понять это и предсказать последствия своих деяний и свою судьбу.

Какими маленькими мы оказываемся, воображая себя богоравными...

* * *

В годы, когда Гитлер и его партия начинали искать платформу, Рудольф Штайнер организовал в Швейцарии Антропософское Общество, основанное на мысли, что Вселенная целиком содержится в душе индивида и душа способна на неизмеримо большее, чем признавалось современной психологией.

Антропософия и теософия соотносятся как демократия и тоталитаризм. Штайнер считал теософию неоязыческим учением мира Зла и говорил об опасностях "демонического" века. В собственном учении он утверждал мораль добрых сил.

Нацисты безошибочно сочли Штайнера врагом №1. Первые же отряды штурмовиков брошены были против его последователей. Задолго до прихода к власти, не располагая ещё государственной защитой и, следовательно, сильно рискуя, нацисты 1 января 1924 года сожгли штайнеровский центр в Дорнахе (Швейцария) с его колоссальным архивом.

Эта ненависть делается понятна, когда читаешь труды этого человека. Сразу и чётко личность его характеризуется как Анти-Гитлер.

Штайнер после катастрофы прожил год. Весь этот год, прикованный к постели, он занят был поразительной по интенсивности и разнообразию деятельностью. Мощным выдохом духа назвала этот год его жена Мария фон Сиверс-Штайнер. Какое величие...

Гитлер величия не обнаружил. Он пошло радовался в победах, а в поражениях до омерзения быстро старел.

Случайно ли Хаусхофер-сын погиб в борьбе против идей отца?

Случайно ли руководителем центра Аненербе, повешенным по приговору Нюрнбергского трибунала, был полковник СС Вольфрам фон Сиверс?

Не удивлюсь, если окажется, что ближайший оккультный советник Гитлера и жена Анти-Гитлера были братом и сестрой.

* * *

Пора кончать этот сюжет. Вот бы завершился он и в реальности...

Ясно одно: нацизм возник в Германии, на трупе усопшей монархии, в качестве идеологического противовеса коммунизму после смертельно (и не зря!) испугавшей собственников революции 9 ноября 1918 года. Для масс были сформулированы привлекательные лозунги, отличные от российских, пресловутый суп для нищих, в то время, как сочинители идеологии вдохновлялись Злом, которое до поры держали под спудом. Внешне всё выглядело как социализм с сильной личностью. На личность надели личину, скроенную лучшими портными, знатоками психологии масс:

1. Я понимаю ваши нужды.

2. Лично мне ничего не надо, кроме вашего блага.

Коммунизм, как учение, не имел подтекста. Нацизм родился со злобным демоническим подтекстом.

Было ли Зло тайной для владетелей, приведших Гитлера к власти?

Нет. Как не было в своё время тайной честолюбие Наполеона. "Чепуха, детские игрушки, пусть играют, лишь бы дело делали." — Они надеялись с этим справиться.

Речь не об Эккарте и не Хаусхофере. Те были идейными слугами Зла. Речь о пристойных буржуа, о добрых прихожанах, дававших деньги из лучших побуждений правопорядка.

Советская пропаганда так дезавуировала себя, что ей не верили ни в чём. Был в наше время известен писатель Ник. Шпанов, ещё до войны с точностью до наоборот описавший, как развиваются события после нападения на нас фашистов. У него мы лупим фашистскую сволочь в хвост и гриву (соцреализм!), и бежит она, вся, извините, в соплях, теряя штаны. Так вот, этот Ник. Шпанов на квази-исторической основе (у него и сейчас есть примерные последователи) писал толстенные романы, многие и ныне помнят если не романы, то их запазушный объём — "Поджигатели", "Заговорщики". Романы эти издавались тиражами, от которых у авторов, подобных мне, просто слюнки текут. Эти тома можно было видеть в любом доме. КПСС литературным путём оправдывала заключение сталинско-гитлеровского пакта: "Если бы не мы, то нас. Капиталисты дали Гитлеру деньги, привели его к власти и толкнули на Восток".

Насчёт толкания — возможно. Не любили СССР. Да и за что? И деньги давали, факт. Без условий. Гитлер не связывал себя обязательствами. Просто — давали, косясь на восток. Видные монополисты — А.Фёглер, Г.Крупп, фон Рентельн, Я.Шахт, даже Генри Форд. Почему-то они пребывали в уверенности по поводу своей способности контролировать события...

... пока в одно прекрасное утро не проснулись вдруг в реальности гестапо, в мире, где даже их деньги ничего не могли.

* * *

20 апреля 1939 года войска вермахта под новыми нацистскими штандартами продемонстрировали в честь 50-летия фюрера миру свою устрашающую мощь.

Шесть лет спустя те же штандарты брошены были в слякоть Красной площади в Москве.

Но какою ценой...

30. Канун

Канунили долго и бестолково и, послушные вождю, ко всему оказались не готовы. Канючили разрешения сбивать или хоть отгонять совсем уж обнаглевшие немецкие самолёты, просили подкреплений к границе, повышенной боеготовности, чем-то ещё занимались. Чем? Неясно. Видимо, проигрывали варианты. Но не обороны, а нападения: на севере Европы, на западе, на юго-западе. Ди эрсте колонн марширт, ди цвайте колонн марширт...

"Напряжение нарастало. И чем ближе надвигалась угроза военного нападения, тем напряжённее работало руководство Наркомата обороны. Руководящий состав наркомата и Генштаба, особенно маршал С.К.Тимошенко, в то время работал по 18-19 часов в сутки, часто оставаясь в рабочих кабинетах до утра.

13 июня С.К.Тимошенко в моем присутствии позвонил И.В.Сталину и просил разрешения дать указание о приведении войск в полную боевую готовность и развёртывании первых эшелонов по планам прикрытия.

— Подумаем, — ответил И.В.Сталин."

Да о чём думать-то? Наркомат обороны работает по 18-19 часов в сутки. Он уже воюет!

Не позавидуешь тут наркому и начальнику Генштаба. Они-то знают, что война на носу, а руки связаны. И сказать ничего нельзя, пропалёшь ни за грош, погибнешь за зря, как погибли только что схваченные соколы-лётчики и тысячи достойнейших людей, в своё время учивших наркома и начальника Генштаба ремеслу опережения врага...

До начала Великой отечественной войны оставалось сто шестьдесят восемь часов.

* * *

Незадолго до роковой даты работница Наркоминдела, она же секретная сотрудница НКВД, миленькая Зоя Рыбкина (впоследствии, после неизбежной отсидки, детская писательница З. Воскресенская) на вечере в германском посольстве тихонько шарила по особняку в поисках укромных мест для размещения подслушивающих устройств. Она отметила исчезновение некоторых картин и декоративных деталей обстановки, и затем в щель приоткрытой двери с ужасом увидела, что работники посольства пакуют чемоданы.

О замеченном срочно доложено было по инстанциям.

Реакция — ноль.

До начала Великой отечественной войны оставалось ещё не менее пятидесяти четырёх часов.

* * *

Шли эшелоны в Германию. Древесина, зерно, нефть, сталь, вереницы эшелонов, один за одним. Со своими перевозками не справлялись, но немцам всё поставляли педантично, так что иные квази-исследователи даже усмотрели в этом умысел и изложили оный не как собственную гипотезу, а как реально существовавший план: задушить немцев поездами, забить их железнодорожные ветки, потом шлёпнуть сверху и — всё, каюк.

Плохо, если у исследователя нет фантазии. Но если она в таком избытке, то и вовсе беда. Можно ведь и до того договориться, что массы пленных были не взяты вермахтом, а заброшены нами в тыл врага, дабы отвлечь его на конвоирование, заблокировать дороги, внести путаницу, потом шлёпнуть и — ...

И — долго не получался шлепок.

А времени уже нет. Ни двух-трёх лет, ни двух-трёх дней. Нет и часа. Зерно пошло в солдатские желудки, горючее в баки самолётов, сталь на стволы, а древесина на приклады, разбивающие головы пленным комиссарам.

Война — началась!

* * *

В три часа утра 22 июня нарком госбезопасности Меркулов собрал в кабинете ответственных сотрудников комиссариата и сообщил, что СССР подвергся нападению германских войск на всём протяжении западных границ.

Вождь узнал об этом лишь три четверти часа спустя. И не от тех узнал, кто первыми получил страшное известие, не от опытных царедворцев, несших владыке лишь радостные вести.

Сталина пробудил Жуков.

В это время ни о чём не предупреждённые, ничего не подозревавшие сыны отечества в приграничных гарнизонах и даже на заставах мирно спали в своих казармах.

Их будила — смерть.

31. Начало войны

Поздним вечером в субботу 21 июня 1941 года я с родителями, сестрой и бабушкой, матерью отца, возвращался с большого торжества. В старом семейном гнезде, бывшем и моей колыбелью, в большой квартире на улице Мало-Подвальной, некогда целиком принадлежавшей дяде, старшему брату матери, небедному киевскому купцу, вся семья, братья и сёстры матери и отца, отмечали двадцатипятилетие моего кузена, лейтенанта, вернувшегося раненым и обмороженным с финской войны. Он был в штатском костюме, но в спальне висела на стуле его гимнастёрка с кубарями и орденом, и все ходили смотреть на неё, а младший сын дяди, расстрелянный в 1944 году за отказ вести в атаку взвод, не понимавший по-русски, восторженно пересказывал слышанные от брата фронтовые эпизоды. Стол был домашний, пили в нашей семье по рюмке, говорили много, но о детях не забывали, мы вечно вертелись под ногами и ушки держали на макушке, так что имя вождя прозвучало в беседе мужчин лишь однажды — когда другой дядя, старший брат отца, еврейский писатель, вскоре назначенный на погибель в Еврейский антифашистский комитет, накричал на меня, сопляка, вещавшего войну, и заткнул мне рот авторитетом Сталина, сказавшего ещё неделю назад, что войны не будет.

На Думской площади, у фонтана, где спустя пять с половиной лет поставят виселицы, при огромном скоплении людей повесят и оставят на обозрение германских офицеров, причастных к убийству мирных жителей Киева, мы сели в трамвай № 4 и проехали три остановки до Сенной (Львовской) площади. Был тёплый летний вечер, ясный, безветренный. Небо было тихим и звёздным. Кажется, тогда оно было синее, чем теперь. Мы сошли у Сенного рынка и пошли по чётной стороне Львовской к Обсерваторной (три месяца спустя дядя с бабушкой той же улицей побредут к Бабьему Яру), но не могли перейти дорогу: по Львовской шла на запад колонна крытых грузовиков. Фары их были пригашены. Детство моё выпало на такое время, когда на автомобили ещё оборачивались даже в Киеве. А тут – колонна, казавшаяся бесконечной. Я нетерпеливо дёргался, отец и мать держали меня за руки. Мы стояли, а машины шли и шли, безмолвные, тёмные. Это было необычно и тревожно и длилось минут пятнадцать. Колонна кончилась, мы пересекли улицу и вошли в подъезд. Я стал приставать с распросами, родители угрюмо молчали.

Ослепительным утром 22 июня я проснулся ровно в девять, и, пока ещё потягивался, к кровати подошла бабушка и сказала: "Петенька, война. — С немцами? — Да. Киев бомбили ночью, ты проспал".

В небе было ни облачка. Родители и сестра, несмотря на воскресенье, уже куда-то ушли. Потом ушла и бабушка — к старшей дочери, помочь прибрать после вчерашнего торжества. (Ушла, как оказалось, навеки...) Я кинулся к радиоточке. По трансляционной сети передавали лёгкую музыку. Потом пошли песни: "Наша поступь тверда, и врагу никогда не гулять по республикам нашим." Никто не подходил к микрофону. Страх сказать что-то не то сковал страну.

* * *

Начало...

В постели застало.

Известие о войне пробудило вождя от сна.

А в Наркомате обороны в ту ночь не ложились. Но нарком Тимошенко сам звонить Сталину не стал, подтолкнул Жукова. И тот позвонил. И не смутился, когда начальник охраны сказал, что товарищ Сталин спит.

"Будите немедля. Немцы бомбят наши города!"

Было 3:45 утра. Но только в 7:15 директива наркома обороны №2 — о введении всех имеющихся в пограничной зоне силах против прорвавшейся части противника с целью задержать его дальнейшее продвижение — была передана... в округа! Бог знает, дошла ли она до передовых частей и когда. Бог знает, что думали и как действовали командиры, запуганные репрессиями за "антигерманские настроения", запутанные опровержением ТАСС и суровыми наставлениями "огня не открывать, на провокации не поддаваться" до получения внезапной директивы — "наступать!"

Наступать... Инициатива-то безраздельно была в руках вермахта, наступавшего энергично и с энтузиазмом.

Слово Н.С.Хрущёву:

"Потом уже, после войны, я узнал, что в первые часы войны Сталин был в Кремле. Это говорили мне Берия и Маленков. Берия рассказал следующее. Когда началась война, у Сталина собрались члены Политбюро. Я не знаю, все ли или определённая группа, которая чаще всего собиралась у Сталина. Сталин был совершенно подавлен морально. Он сделал примерно такое заявление: "Началась война, она развивается катастрофически. Ленин нам оставил пролетарское советское государство, а мы его просрали". Он буквально так и выразился, по словам Берия. "Я, — говорит, отказываюсь от руководства". И ушёл. Ушёл, сел в машину и уехал на ближнюю дачу."

Так происходят исторические катастрофы — в миг единый. Так же наступает смерть.

То был момент, которого ждали и не дождались командармы. Момент, когда обалдевший от собственных глупостей вождь сам выпустил бразды и руководство страной могло перейти в более умеренные, а руководство войной в более уверенные руки. Тогда не было бы катастрофических последствий хоть сталинского полководчества, если уж не удалось избежать последствий сталинской дипломатии.

"Мы, — говорит Берия, — остались. Что же дальше? После того, как Сталин так себя повёл, прошло какое-то время. Мы посовещались с Молотовым, Кагановичем, Ворошиловым. Посовещались и решили поехать к Сталину и вернуть его к деятельности... Когда мы стали его убеждать, что страна наша огромная, что мы ещё имеем возможность организоваться, мобилизовать промышленность, людей, одним словом, сделать всё, чтобы поднять и поставить на ноги народ в борьбе против Гитлера, только тогда Сталин вроде опять немножко пришёл в себя. Распределили, кто за что возьмётся по организации обороны, промышленности и прочее"...

А ещё они, возможно, намекнули, с полным, конечно, пока ещё почтением, что, дескать, святу месту не быть пусту, товарищ Сталин, власть валяться не станет, кто-нибудь да подберёт. И что ж он тогда с нами, верными слугами, и с вами самим, наш великий и мудрый, сделает, а?

Даже трезвая оценка Сталина не снимает удивления тем, что война застигла его врасплох в полном смысле слова. Очумевшим. Потеряным. Словно карты, которыми он играл за столом со своими международными партнёрами, вдруг в руках у него превратились в древесные листы или в газетные гранки. Разговоры о маскировке Гитлером его планов, о сокрытии предстоящего якобы вторжения в Англию и обмана Англии концентрацией вермахта на советских границах ничего не объясняют. Неубедительна и версия, по которой концентрация войск была затеяна для оказания военного давления на Сталина, чтобы сделать его уступчивее в переговорах.

Есть астрономы, которые годами наблюдают звёздное небо и делают открытия непосредственным путём, замечая то, чего не замечали до них другие. Есть и другой способ — искать небесные тела по возмущению их траекторий другими небесными телами. Если факты, каждый сам по себе, не объясняют явления, то совокупность фактов позволяет иногда предположить наличие неизвестного факта, который мог бы...

Уязвимость подобного метода в истории несомненна. Уильям Оккам ещё в XIV веке сформулировал краеугольный принцип науки: "Сущности не должно умножать без необходимости." Метод заполнения пустот убедительным казаться не может. Тем не менее, повторяю: Многие утверждения этой книги нуждаются в дополнительных исследованиях. В мозаику вставлены костыли. Но на них держится сюжет истории.

Этот метод и привёл к догадке, что Сталин был уверен: войне будет предшествовать выдвижение требований. Тогда он получал время. Ну хотя бы до срока истечения ультиматума, и того хватило бы на отдачу приказа о боеготовности и занятии рубежей, на взрыв мостов (чего немцы особенно опасались). Что Гитлер собственным умишком способен дойти до такого довода против предъявления ультиматума, Сталин не то чтобы не думал, он и думать об этом боялся. Вдруг мысль сия телепатически проникнет в мозг фюрера? Ведь если соратники без напряжения читают на расстоянии желания вождя, то фюрер может и напрячься. Он, говорят, мистик, маг. Обладает же он способностями, скажем, Молотова. А это оставило бы его, Сталина голым, и беспомощныи.

Он оставил беспомощными свои войска на границе.

Германия не может, не станет воевать на два фронта! Подготовка —блеф, она ведётся лишь для весомого предъявления ультиматума. Вот тогда они с фюрером и встретятся лицом к лицу, великие люди. Непременно встретятся!

Загипнотизированный собственным величием, заласканный подхалимским правительством, он и от Гитлера ждал хоть слова перед действием. Дескать, уж настолько-то Гитлер меня уважает, чтобы открыто заявить претензии, если в аппетитах я переборщил. В неминуемости встречи и прямых переговоров он не сомневался. Да и слухи шли из Берлина, из высоких кругов, близких Герингу, о предстоящем ультиматуме России и о предшествующей предъявлению "войне нервов" в целях деморализации руководства СССР.

Словом, спи, Сосо. Будет ультиматум.

Он и проспал. Думал, что это не война, а всего лишь "война нервов", и дал своим нервам положенный отдых.

Но ведь было опровержение ТАСС от 14 июня. И было не само по себе. Накануне Иден сообщил советскому послу, что в случае нападения Германии на СССР Великобритания готова направить военную миссию и "срочно рассмотреть вопрос об оказании экономической помощи России". В "Большой стратегии" Дж. Батлера сказано, что, как обычно, ответа не последовало. Да вот же он, ответ! Опровержение, возможно, и было ответом — на случай, если англичане предадут своё предложение гласности. И зондажом тоже. Унизительным, но не глупым. И ты, вождь, от того же партнёра получал ответ на подобные запросы в течение часов. (См. эпизод с присоединением Бессарабии и Северной Буковины.) А тут прошло семь полных суток. Для готовности к обороне это вечность. И ты спишь! Не объявил тревогу, не поднял страну на дыбы!

Нет оправдания этому. Готовился ли превентивный удар, как утверждает г. Резун, на июль 41-го года, или готовилось нападение на Германию на май 42-го (что звучит вероятно), нет оправдания трусливому бездействию вождя и пробуждению его от сна грозным рыком войны.

* * *

Ход событий весной и летом 1941-го года достоверен лишь в воспоминаниях очевидцев. Верить можно скорее германским, чем советским источникам. В советских Жуков рылся и сделал знаменательное заявление:

"Между прочим, у нас иногда из историко-исследовательского оборота (?!.. — Не знаю... Вероятно, избранное архивное, разрешённое к частичному цитированию— П.М.) исчезают очень важные документы."

Какой-то документ исчез. Документ, который должен был оправдать Жукова и, естественно, возложить вину на его хозяина. Конечно, всего не сохранить. Да и мало кто заинтересован в вечном хранении улик. Впрочем, документ, фотокопия которого приведена в книге Льва Безыменского "Гитлер и Сталин накануне схватки", возможно, и есть тот, которого не нашёл маршал. После смерти его документ отыскался. Он резюмирует, что у границ СССР уже сосредоточено более 100 немецких дивизий. Возможен внезапный удар по Красной Армии, его нужно предотвратить нанесением собственного удара силами Киевского и Западного военных округов, чтобы не давать инициативы германскому командованию и разгромить германскую армию в стадии развёртывания. На документе нет ни подписей тех, чьи имена стоят под документом (нарком Тимошенко и начальник Генерального штаба Жуков), ни резолюции Сталина. Хотя о превентивном ударе Жуков в конце жизни выразился вполне однозначно и считал, что он привёл бы к ещё худшей катастрофе, этот документ, написанный рукой А.М.Василевского, достаточно энергичен для той ситуации. И даже для того, чтобы объяснить, чем, помимо страстного желания обелить Сталина, вдохновлялся г. Резун-Суворов.

Необъяснимы остаются мотивы страусова поведения самого вождя. Наступать ли, отступать, но не сидеть же в страхе и ждать пассивно. Почему не развернуть прикрытие на границе? Ведь это азбука.

Любая догадка одинаково хороша. Предлагаемые не лучше и не хуже других:

Повторю: Сталин зачарован был догмой, что Гитлер не посмеет воевать на два фронта. Наметив срок — скорее всего, начало 42-го, хотя гражданские и настаивали на зиме 43-го, — он этого срока держался. И, будучи невежественным в военных вопросах, не знал, что делать, когда Гитлер принял свое решение о молниеносной войне и молниеносно стал его осуществлять. Концентрация германских дивизий на советской границе застала Сталина врасплох. Будь он гений, каким иные его рисуют, он взволновался бы самым первым донесением и не позволил морочить себя увёртками. Но вначале он не придал этому должного значения. Время упущено было тогда, а не в мае-июне. В мае-июне Сталин пришёл к тому, к чему позднее привёл Гитлера. Когда ничего иного не остаётся, маньяки действуют волей: "Вот напрягусь — и не наступит!"

Донесения рисовали грозную картину. В них содержались номера соединений и их примерная численность. Готовности (и качеству!) этой концентрации ничего соизмеримого Сталин противопоставить не мог. И решил взять Гитлера беззаботностью. Вот, дескать, вы готовитесь к войне и что-то там не очень убедительно объясняете то грандиозной дезинформацией Англии, то маневрами и накоплением сил ради устрашения нас перед предъявлением ультиматума, — а мы вам верим. Ведь немцы — люди, всему миру известные своей честностью. Мы связаны договором, ни к какой войне не готовимся и не готовы. (А раз так, то уж действительно мёртвый покой на границах!)

В данный момент, разъяснял своему окружению Гитлер. Лихорадочная подготовка СССР к войне в небывалых масштабах стала фактом, который нельзя скрыть. Одно лишь свирепое укрепление дисциплины, при которой произошло фактическое закрепощение работающих за предприятиями, а опоздание или прогул карались тюремным заключением, превращение страны в военный лагерь, создание провиантовых магазинов именно в приграничных районах, 18-я историческая (истерическая!) конференция, подтягивание вторых эшелонов войск... Тем не менее Сталина надо удержать от упреждающего удара. Дадим же ему надежду — ультиматум.

Сталин хотел обмануть Гитлера. Хотел, надеялся, был уверен, что обманет. Ну, сроки оттянет, время выиграет!

Эта его уверенность была банальным просчётом. Гитлер Сталина раскусил, как человека, не вступающего в переговоры и стреляющего без предупреждения. Лживой доверчивостью Сталин лишь усилил подозрения Гитлера. Так было и с командармами, им Сталин тоже улыбался. Расправа его с военными послужила Гитлеру уроком. И он обманул Сталина. Обыграл его. Слом Сталина в начале войны означал проигрыш в единоборстве. Это — жжёт.

Теперь, глядя на кадры, отснятые на мёрзлых подмосковных полях и в степях Сталинграда, мы пожимаем плечами: как мог Гитлер сунуться в Россию? как смел думать, что одолеет её?

Оставляя пока в стороне вопрос о вероятности одоления России вкупе с многократно обкатанным аспектом российских просторов, российского фатализма и воли к сопротивлению вместе с ценой этого сопротивления и вообще всеми прочими факторами, включая разгром РККА в 37-39 годах, обратимся к тому решающему фактору, который и привёл Гитлера к его роковому решению. Этот фактор — Великобритания.

У Гитлера не было сомнений, что вторжение в Англию приведёт его к смертельной войне с империей, которая проигрывает сражения, но выигрывает войны. Даже метрополия при своей малости никому из нацистского руководства слабым противником не представлялась. Оно трезво оценивало британское упорство, хладнокровие и волю к сопротивлению. Это грозило долгим конфликтом. Англия уже воевала, то есть копила силы. Копил силы и СССР, не воюя, и одну из угроз следовало ликвидировать немедленно, ибо время работало на врагов Гитлера, он это знал и в Сталине не обманывался. У Гитлера просто не было выбора. Выбирая из двух зол меньшее, он взялся сперва не за крохотную Англию, а за СССР. Возьмись он за Англию, он оказался бы, пожалуй, ещё в худшем положении, имея за спиной Англии Америку, а за спиной у себя спешно готовящийся к вторжению СССР, армия которого в этом случае владела бы инициативой.

"Война — это по преимуществу список ошибок, — писал Черчилль, — но история вряд ли знает ошибку, равную той, которую допустили Сталин и коммунистические вожди, когда они отбросили все возможности на Балканах (март-апрель 1941 года, когда Гитлер вторгся в Югославию и Грецию) и лениво выжидали надвигавшегося на Россию страшного нападения или были не способны понять, что их ждёт. До тех пор мы их считали расчетливыми эгоистами. В этот период они оказалось к тому же простаками. Сила, мужество и выносливость матушки России ещё должны были быть брошены на весы. Но, если руководствоваться критериями дальновидности, компетентности стратегии, политики, то Сталин и его комиссары показали себя в тот момент Второй мировой войны полностью растяпами."

Если руководствоваться критериями дальновидности и компетентности, трагично, что заговор командармов не состоялся и у кормила России остался низколобый уголовник.

И совсем уже худо на душе, когда думаешь о том, что после Победы правитель страны произнёс холодный тост "за великий русский народ", который продолжал всё так же морить и морочить, а слова о силе, мужестве и выносливости матушки России сказаны не правителем её, а лордом, которому Россия нисколько не матушка, а просто многострадальная союзница в страшной войне на её территории.

СВОДКА ГЛАВНОГО КОМАНДОВАНИЯ КРАСНОЙ АРМИИ за 22 июня 1941 г.

"С рассветом 22 июня 1941 года регулярные войска германской армии атаковали наши пограничные части на фронте от Балтийского до Чёрного моря и в течение первой половины дня сдерживались ими. Со второй половины дня германские войска встретились с передовыми частями полевых войск Красной Армии. После ожесточённых боёв противник был отбит с большими потерями. Только в Гродненском и Крыстынопольском направлениях противнику удалось достичь незначительных тактических успехов и занять местечки Кальвария, Стоянув и Цехановец, первые два в 15 км и последнее в 10 км от границы.

Авиация противника атаковала ряд наших аэродромов и населённых пунктов, но повсюду встречала решительный отпор наших истребителей и зенитной артиллерии, наносивших большие потери противнику. Нами сбито 65 самолётов противника" (ПРАВДА, 1941, 23 июня).

Англичане тоже не были правдивы в сводках. Но это!.. Не думаю, что нацистская пропаганда научилась так врать даже в последние дни войны, как умела советская уже в самые первые. Но узнай население о подлинном темпе продвижения вермахта, о размерах потерь, об отсутствии связи между армиями и фронтами, о реакции самого вождя на весть о нападении, — и не стало бы державы, лишь охваченное паникой стадо.

Слава советской цензуре. Если конец света цензурироваться будет на советский манер, человечеству уготован пристойный уход со сцены. Цензура не дала сработать фактору внезапности. Правда не дошла до масс. Свидетельства беженцев глушились фанфарными маршами и грозными призывами приравнивать паникёров к агентам и диверсантам. Очевидцы, опасаясь стать паникёрами и, таким образом, диверсантами, предпочитали не верить себе и бормотали, что, наверно, это только у них так сложилось, а в других местах...

Слава советской пропаганде. Деморализующее влияние опровержения ТАСС не всё убило, и страна, не подготовленная к вторжению, к сопротивлению оказалась готова. Этот народ веками воспитывался в готовности к борьбе с любым захватчиком любой ценой. И пропаганда этого не упустила, это она развила, создав нетленные произведения искусства, шедевры песенного жанра, великие фильмы.

Дух населения поддерживался, но положения дел на фронтах это не улучшало. Жуков в качестве представителя Главного Командования отправился на Юго-Западный фронт. На Западный посланы были Шапошников и Кулик.

На Западном фронте представителям Ставки ничего сделать не удалось. Шапошников сразу же заболел — он и был тяжело больным человеком, и страшные вести свалили его с ног. Кулик, ноль в оперативном отношении, на несколько минут слетал в Сувалковский выступ, иммитируя бесстрашную деятельность.

Жуков на Юго-Западном фронте сделал всё возможное. Он не позволил отступлению превратиться в бегство. Но и превратить отступление в наступление ему не удалось несмотря на численное превосходство сил Юго-Западного фронта. Ведь это давно уже не был округ Якира, где нарком Тимошенко командовал всего лишь конницей... 26 июня Жуков отозван был обратно в Москву ввиду катастрофического положения на Западном фронте.

Предотвратить катастрофу не удалось.

Авторство в дальнейших мерах по уменьшению её последствий по праву принадлежит прежде всего солдатам и командирам Красной Армии во всех очагах обороны, бездорожью западных областей и лишь в третью очередь Ставке.

Весь ход военных действий на советско-германском фронте на протяжении 1941 года был не чем иным, как срыванием графика наступавшего вермахта любой ценой. В контрнаступления в Белоруссии, на Украине, у Одессы, Смоленска, Брянска под колеса германской военной машины, чтобы затормозить её и спутать взаимодействие частей, бросалось неподготовленное ополчение, людское мясо, зачастую безоружное. К этому, с позволения сказать, способу ведения войны вынудила неготовность к ней.

Но то же можно было сделать и в 1940-м. Даже при неготовности армии потери, людские и материальные, не были бы так тяжки, какими оказались в результате дурацкой демонстрации Гитлеру миролюбия и беззаботности.

В 1941-м положение изменилось. Теперь Германии бить приходилось бы уже не в спину, а в лоб. Жуков в отчаянии предлагал упреждающий удар по изготовившимся армиям вермахта, но можно вполне верить маршалу, когда в конце жизни он в беседе с К.Симоновым сказал, что такой удар в 1941 году привел бы к ещё более тяжёлым последствиям.

Что могло быть тяжелее осады Ленинграда и Москвы?

Немедленное поражение в войне.

* * *

Ожидавшая вторжения Великобритания пристально следила за приготовлениями Гитлера на Востоке. 14 июня, в самый день "Опровержения ТАСС", Разведывательный комитет представил доклад о вероятных аспектах советско-германской войны. В докладе отмечалось, что СССР обладает значительными по численности формированиями, но вооружение устарело, оснащение связью отсутствует, а командование малокомпетентно. Англичане считали, что первая фаза вторжения, включающая оккупацию центральной Украины и Москвы, займёт 3-4, самое большее 6 недель. По докладу, основные последствия для англичан, заключались в том, что от трети до половины немецких сухопутных войск и авиации на протяжении этого времени будут заняты на Востоке, и понадобится некоторое время, чтобы восполнить их и перебросить обратно на Запад. Это значило, что Гитлеру придется на время — вряд ли продолжительное — отсрочить планы вторжения на Британские острова.

О переломе в ходе войне и речи не было.

Да и кто мог ожидать от обескровленного народа таких жертв?

* * *

В непонятной стыдливости редкие авторы поминают — а больше тех, кто отрицает, — что уничтоженные деятели партии и военного руководства представляли из себя лучшее, что оставалось в советском обществе.

Эти люди осмыслили историю и своё участие в ней, не всегда безупречное, и извлекли из этого урок. Они берегли сохранившиеся ещё семена общечеловеческого. В условиях установившейся, как им казалось, государственности, они несли бремя морали, права, образования, воспитания. Их отличала не только государственность мышления, но и способность разбираться в материях, выходящих за пределы каждодневного. Чувство юмора, включая самоиронию. Умение проводить досуг помимо застолья. Манера ходить, говорить, кланяться, интересоваться искусством и играть на музыкальных инструментах.

Это были люди, а не государственные куклы. Ни в коем случае не винтики аппарата. Личности.

Но "... помимо главной, очевидной, безмерно страшной, но всем понятной и объяснимой беды, которая обрушилась на страну в июне сорок первого... помимо этой смертельной опасности существовала другая, дьявольская напасть, невидимая и вездесущая. Еще до того, как пришла явная и объяснимая драма, она высасывала из страны живительные соки, уносила, словно тать в нощи, людей, обезлюживала города и веси, иссушала плодородные нивы и напускала такого дурмана, что лютый враг казался людям самым дорогим и великим другом, а друзья — врагами народа." (Борис Панкин, "Четыре Я Константина Симонова")

С этим лютым врагом своего и всех других народов во главе страны и вступил советский народ в войну.

При блистательных тактиках Тухачевском и Уборевиче, при гениальных стратегах Якире и Блюхере Жуков был хотя и не сверкавшим выдумкой, но не лишённым дарования и отлично подготовленным генералом Красной Армии.

Чистка РККА сделала его единственным, сочетавшим мастерство и решительность.

Единственность сделала его гениальным.

Дальше